100 великих катастроф на море

© Е. В. Старшов, 2023

© ООО «Издательство «Вече», 2023

Посвящаю любимым моим родителям – Альбине Федоровне (1947–2017 гг.) и Виктору Васильевичу (1945 г.р.) Старшовым

Когда ты отправишься на Итаку,

Пожелай, чтобы путь был долгим,

И полным приключений, и полным познания.

Не бойся листригонов, циклопов не бойся

И гнева сердитого Посейдона;

Они не встанут на твоей дороге,

Если мысль чиста твоя и благородные

Стремленья волнуют твои дух и тело.

Не встретишь ты листригонов и циклопов,

Не встретишь дикого Посейдона,

Если не таишь их в душе свободной,

Если твоя душа сама их не рождает.

Константинос Кавафис

Предисловие

Корабль издревле сравнивают с живым существом – и неспроста. Можно сказать, что он действительно живет: рождается на верфи, достраивается, начинает совершать плавания. При этом выясняются его особенности, иногда – особый норов: хорошо ли слушается руля, управляется. Иногда ему, как живому существу, с рождения не везет со здоровьем: так, из-за капризных котлов Никлосса и неисправимых заводских недоработок по машинной части наш знаменитый крейсер «Варяг» называли кораблем «с чахоточным нутром», что не помешало ему прославить в веках себя, свою команду и весь русский флот. Потом, после скольких-то лет полезной службы, незаметно подкрадывается корабельная старость (по меркам германского флота рубежа XIX–XX вв. это 20 лет), и вот уже ветераны уступают почетное место в строю молодым, а сами, словно старики пенсионеры, устраиваются «сторожами» – брандвахтами на рейдах, складами и т. п. Потом – «погост», он же «корабельное кладбище». И затем – тихая, незаметная смерть на судоразделочных предприятиях. «Пошел на гвозди» – печально провожают таких «стариков» моряки. Раньше говорили – «на дрова». Таков типичный жизненный путь корабля. В морской литературе есть давнее понятие – «душа корабля». И это не для красного словца. Команда связана со своим судном отношениями, превышающими служебно-технические. Можно был бы сказать – мистическими, если б это слово не было так затаскано. Первый корабль, как первая женщина, остается навсегда – хотя бы в душе. Когда после неравного боя Владивостокского отряда крейсеров с японской эскадрой 1 августа 1904 г. на дно уходил старый броненосный крейсер «Рюрик», в молодости хаживавший даже под парусами, плававшие вокруг него его матросы кричали ему: «Прощай, дедушка «Рюрик»!» Какая ж тут речь о механическом аппарате?..

Прекрасно писал наш адмирал Степан Осипович Макаров (1848–1904): «Тот, кто видел потопление судов своими глазами, хорошо знает, что гибель корабля не есть простая гибель имущества; ее нельзя сравнить ни с пожаром большого дома, ни с какою другою материальною потерю. Корабль есть живое существо, и, видя его гибель, вы неизбежно чувствуете, как уходит в вечность этот одушевленный, исполин, послушный воле своего командира. Корабль безропотно переносит все удары неприятеля, он честно исполняет свой долг и с честью гибнет».

Память о кораблях-героях, вышедших победителями из неравной схватки или ушедших на дно в огне и дыму, не спустив флага, широко известна, и имена их передаются на флоте «из поколения в поколение». Славная гибель в бою – с романтической точки зрения хорошая альтернатива судоразделке.

Но кроме естественного ухода и «смерти» в бою существованию кораблей – опять же как живых существ – грозят и «болезни», порой смертельные (знаменитый корабельный червь, например) и несчастные случаи. Если последние обошлись – это аварии. Если корабль гибнет – это уже катастрофа.

Привести к ней могут разные факторы. Например, природные – корабль может погибнуть в бурю, налететь на камни, мель, даже айсберг, как знаменитый «Титаник». Его может протаранить или потопить кит – бывали и такие случаи! Зачастую играет роль человеческий фактор – небрежность, недосмотр, неправильная оценка ситуации: так английский адмирал Трайон погубил броненосец «Виктория». Роковыми могут оказаться просчеты, допущенные при проектировании и постройке судов, примером чего служит гибель английского броненосца «Кэптен». А бывает поистине роковое стечение обстоятельств, когда сочетаются все факторы сразу. В той же истории с «Титаником», например: айсберг просмотрели; приняли неверное решение уклониться от столкновения, «благодаря» чему распороли обшивку на большем количестве отсеков, нежели это предусматривалось при проектировании; скверная планировка помещений и отсутствие достаточного количества шлюпок намного увеличили число жертв.

Однако все эти жертвы, людские и корабельные, не напрасны, и в этом, как ни парадоксально это звучит, от них польза другим. Подобные происшествия тщательно изучаются, и вынесенные из трагических недосмотров уроки немедленно учитываются как на строящихся кораблях, так даже и на действующих, по мере возможности, конечно. Примеров – множество. Затопление низкобортных «Кэптена» и русской «Русалки» заставило увеличить высоту бортов броненосцев и пересмотреть распределение весовых нагрузок артиллерийских башен. Именно с анализа первой аварии «Русалки» (1869 г.) выдающийся русский флотоводец, боевой адмирал и ученый-инженер С. О. Макаров начал свои многолетние изыскания и опыты по разработке теории непотопляемости корабля, постоянно подкрепляемые новыми бедами – в частности, катастрофами «Русалки» (1893 г.) и «Виктории» (1893 г.). Гибель броненосца «Гангут» привела к отказу от магистральной продольной водоотливной трубы, повреждение которой вело к неминуемому затоплению всего корабля. После гибели «Титаника» (1912 г.) его собрат «Олимпик» был немедленно дооснащен нужным количеством шлюпок, а исследование его столкновения с крейсером «Хок» привело к потрясающему открытию «присасывания» мелких судов к более крупным. И так далее. Не всегда, впрочем, уроки извлекались так, как было нужно: например, пожар в нефтяных льялах достраивавшегося броненосца «Князь Потемкин Таврический» заставил флотское руководство отказаться от внедрения нефтяного отопления на крупных боевых судах, что было шагом назад, задержавшим эволюцию кораблей русского ВМФ. Потом прогресс, конечно, брал свое.

В этом и состоит основной интерес аварий и катастроф на море, что они постоянно двигали вперед развитие кораблестроительной мысли (недаром они изучаются в морских ученых заведениях в рамках различных дисциплин). Не всем им можно присвоить ранг «великих», но что все они оказывались не без пользы – это факт. Кроме того, они всегда показывают нам интересные картины как высот человеческого духа, так и противоположных явлений.

Разумеется, кораблекрушения остаются бесценным источником для историков не только касательно эволюции кораблестроения, но и каких-то мелких подробностей, например торговли, быта, деталей вооружения и т. п. Поэтому несколько глав будут посвящены кораблекрушениям, скажем так, в целом мало примечательным, но знаменитым именно тем, что поднятые древние суда и их груз стали основами целых музеев или экспозиций. Таковы музей кораблекрушений в турецком Бодруме, расположенный в замке крестоносцев-иоаннитов, экспозиция в замке Кирении на Северном Кипре и музей корабля «Васа» в Стокгольме. Отдельно следует отметить, что в данной книге собраны практически все случаи гибели кораблей от внутренних взрывов во время Первой мировой войны, что составляет особый и, надеемся, интересный подраздел.

Также, чтобы наше изложение не было излишне сухим и однообразным, мы не будем сосредотачиваться исключительно на авариях и катастрофах; будет уделено достаточное внимание самим пострадавшим кораблям как инженерно-техническим памятникам кораблестроения, приведены факты из их истории, в случае спасения – краткий рассказ о дальнейшей судьбе. Разумеется, при случае будут сделаны разного рода информативные отступления, которые позволят разнообразить тему, в то же время не отдаляясь от нее: как возникали и развивались разные классы кораблей – мониторы, крейсера, броненосцы, дредноуты; как снимали парусные суда с мели, как при Екатерине II за взятки доставали в Лондоне корабельные чертежи, почему у моряков в обычае делать татуировки и т. п. Просто хотелось бы, чтобы данная книга не выглядела сухим мартирологом типа «взорвался – сел на камни – потонул». Это не сухой справочник для сдачи экзаменов во флотских учебных заведениях. Корабли «живут» в истории, поэтому в рассказы о них органично вплетаются и правители – достойные или далеко не очень; святые и негодяи; философы и пираты, а также изобретения ученых, суеверия народа, торговля купцов и многое-многое иное.

Обычаи, традиции, суеверия: как спастись от кораблекрушения

Непреложная и горькая истина заключается в том, что на протяжении всей человеческой истории корабли тонули, тонут и будут тонуть. И если, с одной стороны, «море слабых не любит», то с другой, разумеется, – всегда предпринимались некие попытки ублажить Владыку вод – будь то хоть греческий Посейдон, финикийский Йамм или русский Царь морской, и его буйную свиту – тритонов, русалок и чудищ. Древнейшим оберегом были рисуемые на носу корабля глаза, всем известные по древнегреческим и китайским изображениям, да и ныне еще их во множестве можно увидеть на лодках Мальты. Их не только рисовали, их порой вставляли из каких-либо материалов, благодаря чему один такой «глаз» обнаружен и хранится в музее кораблекрушений в турецком Бодруме (античном Галикарнасе).

Другой древний способ сделать плавание судна удачным дожил до наших дней – правда, в несколько измененной форме. Еще древние римляне при постройке корабля помещали в степс («гнездо» для установки мачты) новую монету, на которой отчеканенный год обозначал, соответственно, и дату «рождения» корабля. Возможно, они не были в этом отношении первыми, и приоритет следует отдать греко-финикийским морякам флота Персидского царства – был интересный случай, когда на останках корабля обнаружили персидский закладной «дарик» (монета царя Дария); поскольку «дарик» оказался фальшивым, трагическая судьба корабля не кажется удивительной. Ну это так, шутка. Так при чем же здесь современность? А дело в том, что этот обычай перешел в традицию изготовления так называемых закладных досок – сначала медных, позже серебряных. На них гравировали облик строящегося корабля (зачастую в эпоху броненосного кораблестроения, далекий от того, который получится в итоге) и делали соответствующую надпись с перечислением участвовавших в церемонии лиц. Например: «28-пушечный, трехвинтовой крейсер 1-го ранга «Аврора» заложен 23 мая 1897 года в С. Петербурге, в Новом Адмиралтействе в присутствии Его Императорского Высочества Государя Великого Князя Генерал-Адмирала Алексея Александровича» (лицевая сторона). «Управляющий Морским Министерством Вице-Адмирал Тыртов. Командир С. Петербургского Порта Вице-Адмирал Де Ливрон. Главный Инспектор Кораблестроения Кутейников. Главный Корабельный Инженер С. Петербургского Порта Старший Судостроитель Субботин. Строитель Корабельный Инженер Старший Помощник Судостроителя Токаревский» (оборотная сторона).

Закладных досок изготавливали приличное количество, порядка 20. Одну из них прикрепляли к набору строившегося корабля, другие дарили упомянутым на ней высоким гостям и некоторым иным лицам, посылали царю и обязательно сдавали в военно-морской музей, хранящий их доныне (старейшая из сохранившихся – закладная доска брига «Феникс» 1809 г.). Бывало, их не хватало, и тогда следовал «дополнительный заказ».

Закладная доска «Варяга» с надписью «Крейсер 1-го ранга «Варяг» заложен 10/22 мая 1899 года в Филадельфии на заводе фирмы В. Крамп и Ко» размером 113 х 95 мм была помещена, в соответствии с римской традиции, почти прямо под будущей грот-мачтой у переборки 75-го шпангоута (шпангоуты – своего рода «ребра» корабельного набора), разделявшей кормовые артиллерийские погреба. Доска «Авроры» находилась на специальной полочке собранного вертикального киля между 60-м и 61-м шпангоутами. При трагическом восстановительном ремонте 1984–1987 гг., когда легендарный крейсер начисто лишился нижней половины оригинального корпуса, этими данными кто-то воспользовался, и первоначальную доску «не нашли». Поставили новую, соответствующего содержания, с гербом СССР и силуэтом «Авроры»: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь! СССР. Крейсер «Аврора». Восстановлен в 1984–1987 гг. в городе Ленинграде на заводе им. А. А. Жданова по проекту Северного проектно-конструкторского бюро. В ознаменование начала восстановления крейсера «Аврора» как памятника Великой Октябрьской Социалистической Революции».

Римская трирема с «глазами». Античная мозаика

Обряд умилостивления морских божеств обычно состоял в изливании в воду перед отплытием жертвенного вина, а кто побогаче, мог себе позволить кинуть в волны и серебряную чашу. Царю по чину было золото. Флавий Арриан, в частности, пишет о переправе войск Александра Македонского в Азию: «Переправа была совершена на 160 триерах и на множестве транспортных судов. Обычно рассказывают, что Александр, выйдя из Элеунта, высадился в «Ахейской гавани»: он сам правил при переезде адмиральским кораблем и, доплыв до середины Геллеспонта, заколол быка в жертву Посейдону и нереидам и совершил возлияние в море из золотой чаши». Также Александр совершал жертвоприношения перед переправами через реки: «Когда Александр подошел к реке Инду, он… совершил жертвоприношение богам, которым совершал обычно, и устроил у реки состязания конные и гимнастические. Жертвы перед переправой оказались благоприятными». «По словам Птолемея, сына Лага, Александр совершил жертвы перед переправой через Гифас, но жертвы оказались неблагоприятны. Тогда он собрал старейших из «друзей» и людей, ему наиболее преданных, и так как все указывало ему на необходимость вернуться, он велел объявить войску, что решено повернуть обратно». «Он опять на берегу Акесина принес жертвы. Переправившись опять через Акесин, он пришел к Гидаспу… Когда все было готово, воины на рассвете взошли на суда; Александр же принес положенную жертву богам, а также реке Гидаспу, по указаниям прорицателей. Взойдя на корабль и стоя на носу, он совершил реке возлияние из золотого фиала, взывая одновременно к Акесину, Гидаспу (он узнал, что Акесин самый большой приток Гидаспа и что они сливаются недалеко от этого места) и к Инду, в который впадают Акесин с Гидаспом. Совершил он возлияние также Гераклу, своему родственнику, Аммону и прочим богам, которым положено было у него совершать жертвоприношения, и затем велел трубачу подать знак к отплытию. Как только он был подан, все суда двинулись в порядке».

Плавая в дельте Инда, македоняне «вернулись к острову на реке, пристали у самой его оконечности, и Александр принес жертву тем богам, которым принести велел, по его словам, сам Аммон. На следующий день он отплыл к острову на море; пристав к нему, он и здесь принес другие жертвы другим богам и по другому обряду. И эти жертвы, сказал он, он приносит по приказанию Аммона. Проехав через устье Инда, он выплыл в открытое море, по его словам, чтобы увидеть, нет ли где поблизости земли, а мне думается, еще больше затем, чтобы сказать, что он плавал по Великому Внешнему морю индов. Он заколол здесь быков Посейдону и опустил их в море; после этого жертвоприношения совершил возлияние, а золотой фиал и золотые кратеры как благодарственную жертву бросил в воду, молясь о том, чтобы бог в целости провел его флот, который он решил отправить с Неархом в Персидский залив, к месту впадения Евфрата и Тигра».

От Античности до нас дошли гимны греческому богу морей Посейдону, чествующие его и молящие о покровительстве мореплавателям. Вот первый, приписываемый великому Гомеру (VIII–VII вв. до н. э.):

Второй принадлежит авторству мистиков-орфиков, немного моложе по времени (VI–V вв. до н. э.):

Многочисленные дошедшие до нас римские мозаики очень живо представляют обитателей и божеств подводного царства: это Нептун (римское имя Посейдона) с Амфитритой, старец Океан с красными рачьими клешнями на голове, многочисленные нимфы на морских зверях – гиппокампах (полуконях-полурыбах, знакомых нам по петергофскому фонтану «Нептун»), драконах и т. д. Они – словно живые иллюстрации к стихам африканского поэта Драконция, жившего и творившего в Карфагене при вандалах в конце V в.:

Когда дело обстояло совсем скверно, морское божество умилостивляли человеческими жертвами. Один из самых древних рассказов об этом содержится в Библии, в Книге пророка Ионы: «И было слово Господне к Ионе, сыну Амафиину: встань, иди в Ниневию, город великий, и проповедуй в нем, ибо злодеяния его дошли до Меня. И встал Иона, чтобы бежать в Фарсис от лица Господня, и пришел в Иоппию, и нашел корабль, отправлявшийся в Фарсис, отдал плату за провоз и вошел в него, чтобы плыть с ними в Фарсис от лица Господа. Но Господь воздвиг на море крепкий ветер, и сделалась на море великая буря, и корабль готов был разбиться. И устрашились корабельщики, и взывали каждый к своему богу, и стали бросать в море кладь с корабля, чтобы облегчить его от нее; Иона же спустился во внутренность корабля, лег и крепко заснул. И пришел к нему начальник корабля и сказал ему: что ты спишь? встань, воззови к Богу твоему; может быть, Бог вспомнит о нас и мы не погибнем. И сказали друг другу: пойдем, бросим жребии, чтобы узнать, за кого постигает нас эта беда. И бросили жребии, и пал жребий на Иону. Тогда сказали ему: скажи нам, за кого постигла нас эта беда? какое твое занятие, и откуда идешь ты? где твоя страна, и из какого ты народа? И он сказал им: я Еврей, чту Господа Бога небес, сотворившего море и сушу. И устрашились люди страхом великим и сказали ему: для чего ты это сделал? Ибо узнали эти люди, что он бежит от лица Господня, как он сам объявил им. И сказали ему: что сделать нам с тобою, чтобы море утихло для нас? Ибо море не переставало волноваться. Тогда он сказал им: возьмите меня и бросьте меня в море, и море утихнет для вас, ибо я знаю, что ради меня постигла вас эта великая буря. Но эти люди начали усиленно грести, чтобы пристать к земле, но не могли, потому что море все продолжало бушевать против них. Тогда воззвали они к Господу и сказали: молим Тебя, Господи, да не погибнем за душу человека сего, и да не вменишь нам кровь невинную; ибо Ты, Господи, соделал, что угодно Тебе! И взяли Иону и бросили его в море, и утихло море от ярости своей. И устрашились эти люди Господа великим страхом, и принесли Господу жертву, и дали обеты».

Порой жертвы были регулярными: так, древние китайцы ежегодно отправляли богу реки Хуанхэ Хэ-бо очередную невесту, дабы обеспечить себе спокойное плавание по Желтой реке, а также обезопасить поля от разливов и засухи. При этом это было чрезвычайно выгодным делом для устроителей страшного ритуала: по подсчетам Кэ Юаня, из собранного миллиона монет в руках шаманок и старейшин оседало порядка 700 000–800 000 из этой суммы. Шаманка выбирала для Хэ-бо очередную «невесту», ей давали приданое, мыли, наряжали в новые шелковые одежды и на 10 дней отправляли в так называемый «дворец воздержания», где она питалась вином и мясом. Потом ее выводили на берег реки, устраивали жертвоприношение в честь Хэ-бо, после чего «невесту» клали на украшенную постель-циновку и под музыку спускали на воду. «Невеста» постепенно погружалась, уносимая течением…

«Книга вод» Ли Даоюаня рассказывает, как был положен конец этому злодейству: «К западу от Цзимо, в северном течении реки Чжаншуй, во времена Борющихся царств обычно шаманка выбирала жену для Хэ-бо, и на берегу совершались жертвоприношения. Во времена вэйского Вэнь-ди правителем Е был Симынь Бао. Он договорился со старейшинами: «Когда будут посылать жену для Хэ-бо, прошу известить меня об этом. Я хочу проводить девушку». Те ответили: «Хорошо». Когда наступило время, старейшины и чиновники собрали налог с населения на миллион монет. Шаманка ходила по деревням и, выбрав красивую девушку, объявила ее женой Хэ-бо. На свадебные подарки девушке было истрачено тридцать тысяч. Ее выкупали и нарумянили, как полагается для свадьбы. [Симынь] Бао пошел посмотреть на нее. Старейшины, шаманки, чиновники, простой народ – все собрались на это зрелище. За семидесятилетней шаманкой следовали десять молодых учениц. Бао подозвал невесту и нашел, что она некрасива. Он приказал старухе пойти и доложить Хэ-бо, и старуху толкнули в реку. Через некоторое время он сказал: «Почему она так долго не возвращается?» Вслед за этим он приказал кинуть в реку учениц шаманки и старейшин. Затем Бао, наклонившись [над водой], спросил: «Почему же не возвращаются старейшины?» – и решил послать за ними устроителей церемонии. Те начали бить поклоны так, что у них хлынула кровь, и просили не посылать более жены для Хэ-бо. Хотя после этого прекратились ужасные жертвоприношения, но место сохранило название Цзимо – «дорога жертвоприношений».

Можно вспомнить и отечественную историю о новгородском купце Садко, отправленного в бурю к Морскому царю; обратите внимание, что жертва эта вовсе не добровольная, Садко отчаянно пытается избежать злой участи (фрагмент несколько монотонный, но, пожалуй, именно это создает эмоциональное напряжение и подчеркивает тщетные усилия новгородца):

Если читатель подумает, что все это – «серое» Средневековье, аргументированно разубедим его, сказав пару слов о живучести веры моряков в Морского царя. Надо сказать, моряки вообще народ довольно суеверный: из первого, что пришло на ум, – поверье, что судно, чье название начинается и кончается на «А», скорее всего, потонет (вспоминают итальянский корабль «Адреа Дориа», начисто забывая про «Аврору», например); доныне держится стойкое убеждение, что служащие на «Москве» сходят с ума. Ну а вот, собственно, отнюдь не новгородская былина о Садко, а воспоминания мастера Балтийского завода Якова Степанова (1862–1939) о выходе на испытания броненосного крейсера 1-го ранга (а тогда – полуброненосного фрегата») «Владимир Мономах» в 1883 г.:

«У причала завода стоял новенький, готовый к отплытию «Владимир Мономах» – громадный корабль с великолепным вооружением; выкрашенный, прибранный, – он напоминал прогулочную яхту. Многие мастеровые и проживающие в Чекушах петербуржцы приходили на набережную полюбоваться красавцем. Я знал крейсер как свои пять пальцев, ибо мне пришлось осуществить монтаж главных и вспомогательных механизмов. Крейсер уходил в море на следующий день. Предстояли ходовые испытания. Два буксира, развернув корабль, помогли ему выйти на фарватер. Погода стояла отличная… Из двух труб крейсера вырывался черный густой дым, заволакивающий горизонт… «Мономах» проходил Кронштадт. Через несколько часов за кормой остались острова Сескар и Гогланд… В машинном отделении мастеровые-балтийцы добросовестно несли вахту. Свободные от нее находились здесь же – Андрей Кочетов, Александр Фореман, Василий Дмитриев, Александр Оленев, старик Б. Никитин. Все они – опытные механики, машинисты, собравшие собственными руками не одну корабельную машину, – уже не в первый раз выходили в море. Рядом с ними сидели и стояли мастеровые и военные моряки из машинной команды… Ветер усилился настолько, что командир приказал закрепить шлюпки.

«Вот что, братики мои, – донеслись до меня слова Никитина. – Так уж издавна ведется: русский моряк, проходя остров Гогланд, непременно должен бросить в воду несколько медных монет, так делали наши прадеды, деды и отцы», – и он подошел к морякам. Василий Дмитриев достал монеты и тоже опустил их в картуз, за ним последовали и другие. Старик с картузом в руках поднялся по трапу на палубу, подошел к левому борту крейсера и громко крикнул: «Царь водяной! Мы, моряки нового российского крейсера, приносим тебе свой поклон и платим дань за благополучное плавание. Прими, морской властелин, нашу лепту и не взыщи за ее малость. И приносит тебе выкуп бывший моряк Никитин».

Ряд обычаев носил весьма здравомысленный характер: например, у викингов бытовал запрет на то, чтобы два брата находились на одном и том же судне – тогда в случае гибели в пучине одного брата другой мог продолжить род.

Всегда, впрочем, находились люди, стоявшие выше людских страхов и суеверий, смотревшие на морские катастрофы поистине с философской точки зрения. О них – в следующей главе.

Кораблекрушения и философы Древней Греции

В наше время во многих греческих храмах, особенно прибрежных или расположенных на островах, можно заметить благодарственные приношения – серебряные лампады в виде кораблей либо пластины из того же металла с тем же изображением. Это – приношения Христу, Богоматери и святым за спасение на море. Уходя в глубь веков, видим граффити кораблей и надписи на греческом языке в поствизантийской церкви Святого Спаса (1609 г.) бывшей Месемврии, расположенной на острове. Ее исконные обитатели, греки, были выселены оттуда болгарами после Первой мировой войны, и с 1934 г. древний город носит варварски-искаженное наименование Несебр.

Теперь уходим еще глубже и видим, что обычай этот ведется у греков еще со времен Античности, по меньшей мере с IV в. до н. э. Был обычай приносить дары за спасение на море в священную пещеру подземной трехликой богине Гекате на острове Самофракия. И вот что рассказывает древний историк философии Диоген Лаэртский (180–240) о своем тезке, известном кинике Диогене Синопском (412–323 до н. э.) – том самом, знаменитом, жившем в бочке: «Кто-то удивлялся приношениям в Самофракийской пещере. «Их было бы гораздо больше, – сказал Диоген, – если бы их приносили не спасенные, а погибшие». Впрочем, некоторые приписывают это замечание Диагору Мелосскому». Блестяще и вполне логично.

В трактате этого автора «О жизни, учениях и изречениях великих философов» есть немало материалов, посвященных интересующему нас вопросу. Скептик Пиррон из Элиды (360–270 до н. э.) был славен тем, что побывал вместе с Македонским в Индии, и результатом его бесед с брахманами и гимнософистами (то есть йогами, дословно с греческого – «нагими мудрецами», γυμνοσοφισταί) и стал скептицизм. Последний – не только отрицание возможности достоверного познания, но и достижение поистине буддийского бесстрастия. Лаэрций пишет: «В согласии с этим вел он и жизнь свою, ни к чему не уклоняясь, ничего не сторонясь, подвергаясь любой опасности, будь то телега, круча или собака, но ни в чем не поддаваясь ощущениям» – и далее: «Посидоний (Родосский (135—51 до н. э.), знаменитый философ, учитель Цицерона. – Е.С.) рассказывает о нем вот какой случай. На корабле во время бури, когда спутники его впали в уныние, он оставался спокоен и ободрял их, показывая на корабельного поросенка, который ел себе и ел, и говоря, что такой бестревожности и должен держаться мудрец».

О Ферекиде Самосском (580–520 до н. э.) Лаэрций сообщает: «О нем рассказывают много удивительного. Так, однажды, прогуливаясь на Самосе, он увидел с берега корабль под парусом и сказал, что сейчас он потонет, – и он потонул на глазах». Интересно, действительно ль философ разбирался в морском деле или просто «накаркал» беду?

В Древней Греции на Самофракии богине Гекате приносились дары за спасение на море

Римский архитектор Витрувий (80–15 до н. э.) свидетельствует о том, как высоко ценились философские знания на Родосе, благодаря описанию случая кораблекрушения с философом Аристиппом (435–355 до н. э.): «Когда последователь Сократа, философ Аристипп, выброшенный после кораблекрушения на берег острова Родос, заметил вычерченные там геометрические фигуры, он, говорят, воскликнул, обращаясь к своим спутникам: «Не отчаивайтесь! Я вижу следы людей». С этими словами он направился в город Родос и вошел прямо в гимнасий, где за свои философические рассуждения был награжден такими дарами, что не только себя самого обеспечил, но и тем, кто был вместе с ним, раздобыл и одежду и все прочее, необходимое для удовлетворения жизненных потребностей. Когда же его спутники захотели вернуться на родину и спросили его, не желает ли он что-нибудь передать домой, то он поручил им сказать следующее: «Надо снабжать детей таким имуществом и давать им на дорогу то, что может выплыть вместе с ними даже после кораблекрушения. Ибо истинная помощь в жизни – то, чему не могут повредить ни невзгоды судьбы, ни государственные перевороты, ни опустошения войны». А развивавший эту мысль Теофраст, убеждая, что лучше быть ученым, чем полагаться на свои деньги, утверждал так: «Ученый – единственный из всех не бывает ни иностранцем в чужой земле, ни – при потере родных и близких – лишенным друзей, но во всяком городе он гражданин и может безбоязненно презирать удары судьбы. И наоборот, кто думает, что он защищен оградой не учености, а удачи, тот, идя по скользкому пути, сталкивается не с устойчивой, но с неверной жизнью». Не расходится с этим и Эпикур, говоря: «Не многое мудрым уделила судьба, но, однако, то, что важнее и необходимее всего: руководиться указаниями духа и разума»… Ведь все дары судьбы могут быть легко ею отняты; внедренные же в умы знания никогда не изменяют, но непоколебимо остаются до самого конца жизни».

Случалось философам и идти на дно; не сомневаемся, что и это они воспринимали поистине философски. Такой конец постиг знаменитого Протагора из Абдер (485–410 до н. э.), известного крылатой фазой «Человек есть мера всех вещей». Незадолго до кончины он трудился в Афинах, войдя в знаменитый круг деятелей науки и искусства, сплотившийся вокруг Перикла (494–429 до н. э.), подвизался на законотворчеством поле, но, увы, уже приближались темные дни серого безумия афинян, казнивших своего величайшего философа Сократа (399 г. до н. э.). По Диогену Лаэртскому, Протагор написал в начале одного из своих сочинений: «О богах я не могу знать, есть ли они, нет ли их, потому что слишком многое препятствует такому знанию, – и вопрос темен, и людская жизнь коротка». За такое начало афиняне изгнали его из города, а книги его сожгли на площади, через глашатая отобрав их у всех, кто имел». Есть мнение, что Протагору в Афинах грозила смертная казнь или просто самосуд, отчего он решил податься на Сицилию, но до нее не доплыл: «Филохор утверждает, будто корабль его потонул, когда он плыл в Сицилию, и на это намекает Еврипид в своем «Иксионе».

Историческая основа кораблекрушений в греческом эпосе

Весьма любопытную информацию о древних кораблекрушениях дает древнегреческий эпос. Давно прошли те времена, когда мифы и эпос рассматривались исключительно как легенды, не сказать – сказки. На самом деле это – кладезь всесторонней информации, от мировоззрения до быта. Мы еще вернемся к этому вопросу, рассуждая об «Одиссее» Гомера. В реальности Троянской войны (XIII в. до н. э.) большая часть серьезных ученых не сомневается, остро дискутируются разве что действительные места боев и особенно результат. В родосской каменной «Линдосской хронике» жертвователями храма Афины наряду с сатрапом Артаферном, тираном Акраганта Фаларидом, фараоном Амасисом, царем Артаксерксом III и многими другими историческими персонами, в реальности существования которых никто не сомневается, упомянуты и Менелай с Еленой Прекрасной. Кроме того, известно, что в линдосском храме Афины хранилась чаша из электрона (сплава золота и серебра), согласно Плинию, являвшаяся даром Елены Прекрасной, отлитая по слепку с ее персей. Видимо, они того действительно заслуживали, коль скоро об этом пишет Еврипид, упрекая Менелая устами Пелея:

Характерно, что Еврипид, как оказалось, писал не «от себя», но опираясь на конкретно широко известную ситуацию, ибо хранящаяся в Лувре краснофигурная амфора из Памфея (около 530–510 гг. до н. э.) как раз представляет нам этот момент (задолго до Еврипида!), где улыбающаяся Елена противопоставляет мечу схватившего ее Менелая две свои гигантские красы – как правило, древнегреческие вазописцы нечасто изображали нагие женские перси, и если и делали это, то в относительно скромных формах. Не то здесь! Над осиной талией прекрасной Елены царят шарообразные перси величиной более головы их хозяйки, увенчанные ореолами (околососковыми кружками) с Еленину ладонь шириной. Итак, ответ, чем именно была прекрасна знаменитая Елена, найден.

Обратимся же теперь к преданию о возвращении героев Троянской войны на родину, до которой на самом деле добрались очень немногие (древние видели в этом возмездие богов за излишнее кровопролитие и насилия во взятой Трое). В частности, «благодаря» Навплию, сыну Посейдона. Он мстил за своего сына Паламеда: согласно поэмам Троянского цикла, Паламед разоблачил одного из первых «уклонистов» в истории – царя Итаки Одиссея. Не желая идти на Троянскую войну, тот притворился сумасшедшим, стал пахать и сеять соль. Паламед подложил под лемех Телемаха, новорожденного сына Одиссея, и тому пришлось прекратить притворяться. Под стенами Трои Одиссей хитроумно отомстил ему; как именно – предания об этом разнятся, но факт, что Паламед погиб. И вот, когда Троя пала после 10 лет осады, греческие герои стали возвращаться домой, и старый Навплий проделал с ними знатную штуку, которую затем (а то и до него) веками применяли различного рода пираты или прибрежные жители, охочие до добра мореплавателей. К сожалению, многие поэмы Троянского цикла (в то числе «Возвращение») утрачены, и источник этих сведений ныне – трагедия Еврипида (480–406 до н. э.) «Елена». Сначала царь Менелай вспоминает «об огнях коварных старца Евбейского», а затем более подробно об этом сообщает хор пленниц:

Знаменитый механик Герон Александрийский, прославившийся созданием различных причудливых автоматов и даже паровой машины («Эоловых шаров», крутившихся вокруг оси под воздействием нагретого в них воздуха), сконструировал «театр автоматов», в котором был запрограммирован сложный ряд действий и сцен. Немецкий ученый Г. Дильс так описывает его: «(Этот) прибор представляет целую античную драму «Навплий» в пяти актах, в которой все фигуры приводятся в движение автоматически одна за другой при помощи системы зубчатых колес и шнурков. Паламед, сын Навплия, благодаря козням эллинов был побит камнями в Троянском лагере. За это Навплий мстит возвращавшимся домой грекам тем, что ночью устраивает на южной оконечности острова Эвбеи ложный маяк. Все греческие корабли гибнут у опасного мыса. Афина мечет молнию в Аякса. Театр же автоматов представляет эту драму в следующих пяти актах.

Акт 1-й. 12 греков суетятся возле кораблей, готовясь спустить их на воду. Различные мастеровые работают в глубине, они пилят, куют, сверлят и т. д., подобно автоматам Гельбруннского парка, с той разницею, что фигуры греческого театра автоматов приводятся в движение не силой воды, а грузами, которые действовали при помощи шнурков на колеса механизма.

Акт 2-й. Спуск кораблей на воду.

Акт 3-й. Отплытие кораблей. Дельфины ныряют вокруг судов.

Акт 4-й. Буря. Навплий сооружает ложный маяк.

Акт 5-й. Кораблекрушение. Аякс плывет к берегу. Тогда сверху на театральной машине (как это было в древних аттических театрах) появляется богиня Афина, поражающая Аякса молнией. Специальная машина производит обязательный в этом случае гром. Аякс исчезает в волнах, в то время как опускается занавес и скрывает пловца».

Наше «компьютерное» время, окинув подобные творения Герона новым взглядом, увенчало его лаврами первого программиста.

Римский военный и административный деятель Секст Юлий Фронтин (30—103 н. э.) собрал в своем труде «Стратегемы» хитрости древних – греков, карфагенян, римлян и т. п. И вот он описывает близкий способ обманом устроить кораблекрушение, который придумали иллирийские либурны (позже в честь этого племени будут названы легкие боевые корабли римлян): «Либурны, занимая мелководье, выставили из воды только головы, внушив таким образом неприятелю представление, что там – глубокое место; преследовавшая их трирема села на мель и была захвачена».

Воображаемый портрет Навплия. XVI в.

Но не будем углубляться в военное дело, наша задача несколько иная. «Рекордсменом» по пережитым кораблекрушениям, конечно же, был Одиссей. Разумеется, 10 лет добираться с Эгейского побережья Малой Азии (фактически из нынешней Турции) до соседней Греции – это надо постараться. Кто хотя бы поверхностно вспомнит его странствия, может даже недовольно ухмыльнуться: куда все эти циклопы, сирены, лотофаги, волшебницы, цари ветров и нимфы «лезут» в историческую книгу?.. А теперь мы вспомним данное в начале этой главы обещание вернуться к историчности «Одиссеи». Обратите внимание (хотя именно на это обращают внимание реже всего – или даже вовсе над этим не задумываются): все эти чуда чудные, дивы дивные появляются не в повествовании самого Гомера! Это видавший виды моряк за столом у царя феаков вдохновенно расписывает свои злоключения, явно не без помощи замечательного греческого вина! Так теперь это, как говорят в Одессе, две большие разницы!

Средь его приключений отметим легендарное попадание между Сциллой и Харибдой, вошедшее в поговорку. Несмотря на мифологические образы этих исчадий ада, имеется в виду совершенно конкретное место на Земле: Мессенский пролив между Апеннинским полуостровом и Сицилией. Издревле печально «славный» как место кораблекрушений. Согласно легендам, Сцилла, из бывших нимф, имела двусоставное тело – девы и либо рыбы, либо змеи, либо собаки; при этом от ее пояса росло шесть шей с собачьими головами. Напротив нее мифологическая Харибда устраивала водовороты. Если мимо Сциллы еще можно было проплыть, потеряв 6 членов экипажа (что и случилось с Одиссеем), то спастись от водоворота Харибды кораблю было уже почти нереально.

И вот после острова сирен корабль Одиссея потянуло в опасный пролив, хотя гребцы и не гребли; зная, чем все обернется, Одиссей говорит сотоварищам:

Но после отдыха и отплытия разразился шторм:

По пути с ее острова к острову феаков Одиссеев плот настигло новое крушение:

Читатель, верно, согласится, что эти художественные строки почти трехтысячелетней давности, так ярко описывающие кораблекрушение и стойкость человеческого духа, было вполне уместно привести здесь, в этой книге.

Теперь же, после трех своеобразных вступительных глав, пойдут конкретные рассказы о морских авариях и катастрофах.

Катастрофа у мыса Улу-Бурун (XIV в. до н. э.)

Обнаружение древнего торгового судна неподалеку от мыса Улу-Бурун (юго-запад Турции, побережье древней Ликии) порой сравнивают по своей значимости с находкой гробницы фараона Тутанхамона. Останки этого корабля официально признаны старейшим «рэком» в мире (этим английским словом – wrack – принято именовать подобные объекты на дне морском), хотя его оспаривает кораблекрушение из Шайтан-Дереси (XVI в. до н. э., о нем – позже). В 1982 г. его случайно обнаружил ныряльщик за губками Мехмет Чакыр, и уже 23 октября на него совершила погружение первая научная экспедиция под руководством Огуза Ольпена – директора Бодрумского музея подводной археологии (основан Ольпеном в 1962 г.).

15-метровый корабль лежал на донном склоне, так что его нос находился на глубине 61 метр, а корма – 44 метра. С 1984 г. начались подъемные работы останков судна и груза, которыми руководил профессор Джордж Басс, а затем доктор Кемаль Пулак. За 11 сезонов было совершено более чем 22 400 погружений. Исследования показали, что корабль был изготовлен из кедрового дерева около 1400 г. до н. э., имел грузоподъемность 20 тонн и затонул в промежутке между 1316 и 1305 гг. до н. э. Рядом с ним обнаружены обломки весел и 24 каменных якоря. Определить, какому народу или государству он принадлежал, затруднительно, а то и невозможно. Дело в том, что груз был «интернационален» – обнаружено много египетских золотых украшений, греческой микенской керамики, кипрской меди и т. п. (обо всем этом – чуть ниже), поэтому это мог быть равным образом корабль греческий (микенская керамика носит следы ее употребления, но она была широко распространена в Древнем мире), финикийский (корабль изготовлен из знаменитого библейского «кедра Ливанского», но его могли построить и на экспорт), египетский, кипрский (что тоже не исключено, принимая во внимание характер груза), или даже одного из государств Малой Азии – Хеттской империи, Арцавы, Аххийявы или Лукки.

Основным грузом судна была кипрская медь в плоских четвероугольных слитках – одни имели форму подушки, другие, для удобства переноски, – по 4 рукояти. Кипр был весьма славен своими медными рудниками (считается, что он и дал меди ее латинское название – Cuprum) и был видным экспортером этого металла. Явно медь была загружена на Кипре. Ее груз на улу-бурунском корабле составлял 10 тонн, также была погружена тонна олова. Такое соотношение было отнюдь не случайным, ибо для изготовления бронзового оружия и доспехов как раз требовались медь и олово в соотношении десять к одному. Стало быть, это был стратегический груз, объем которого представлял возможность изготовить оружие для приличной по тем временам армии. Заодно такой груз служил прекрасным балластом.

Улу-бурунский корабль

В 149 амфорах перевозили смолу; также обнаружены слитки синего кобальтового стекла в форме блинов – старейшие известные экземпляры. Это был сырец для производства микенских бус. Не менее интересны находки слоновой кости и зубов бегемотов, перевозимых в корзинах, страусовых яиц (в качестве сырца для бус и светильников), нескольких мечей и кинжалов, наконечников копий и, конечно, ювелирных изделий, преимущественно египетских. Среди них выделяется статуэтка богини Исиды (но, возможно, и Астарты) с золотыми головой, руками и ногами, золотая печать царицы Нефертити в виде скарабея (единственный сохранившийся экземпляр в мире), золотая подвеска с голой богиней в египетском головном уборе, золотая нагрудная бляха в виде сокола, золотой кубок, подвески, бусы и пр., а также золотой и серебряный лом.

Обнаруженные на судне рыболовные крючки и свинцовые грузила для сетей свидетельствовали о том, что команда промышляла для себя рыбу во время путешествия; также в рационе древних моряков или в виде товара на продажу на судне присутствовали миндаль, фиги, оливки и виноград.

Турки поступили очень интересно: оригиналы находок размещены в экспозиции, посвященной эпохе бронзового века, а в одном из помещений музея (который расположен в замке Святого Петра XV в., некогда принадлежавшем родосским рыцарям-иоаннитам, поэтому экспозиции «рассеяны» по разным помещениям и башням) представили корабль «в разрезе», в масштабе 1: 1, где показаны размещение грузов и даже представлены будни команды (моряки трудятся, подирают паруса, а микенский купец угощает финикийского вином). Под кораблем показано, как все эти предметы лежали на дне морском – горы амфор, слитки и т. п. (это тоже копии). В общем, весьма наглядно.

Улу-бурунский корабль – самый знаменитый, но далеко не единственный экспонат Бодрумского музея подводной археологии. В залах эпохи бронзового века есть экспонаты, поднятые с места кораблекрушения у мыса Гелидония – первого подобного археологического объекта, собственно, и давшего начало музею. Гелидонский корабль также был найден у берегов древней Ликии, на глубине 26–28 метров, все найденное было понято за одно лето 1960 г. Корабль был 9—10 метров длиной и затонул в XII в. до н. э. Его основной груз также составляли слитки кипрской меди – 34 штуки по 25 килограммов. Были найдены многие бронзовые предметы кипрского производства – топоры, резаки, ножи, иглы, а также египетская бритва и финикийская лампа и печати (одна из них, принадлежавшая, по-видимому, капитану, была на 500 лет древнее самого корабля). Это был финикийский корабль, загрузившийся на Кипре; рядом с ним был найден массивный каменный якорь.

При Шайтан-Дереси в XVI в. до н. э. случилась если не катастрофа, то авария точно: корабль вез большой груз амфор и иных керамических сосудов, которые и были найдены на глубине 33 метров в 1975 г. Однако полнейшее отсутствие останков корабля не дает право этому событию считаться древнейшим кораблекрушением. Полагают, что корабль просто перевернулся в шторм; груз выпал и рассеялся по дну, а сам он остался на плаву в перевернутом состоянии.

В здании бывшей часовни замка хранятся образцы груза и предметы с византийского корабля VII в. (пластина свинца, молотки, кувшины, лампы, кадильница с крестом, замечательные весы с гирей в виде торса и головы богини Афины, цепями и крюками для взвешивания), а также воссозданная в масштабе 1: 1 носовая часть судна с грузом кувшинов и модель всего корабля в разрезе.

Есть в отдельной экспозиции и останки довольно большого корабля, потерпевшего крушение в 1025 г. У турок оно известно как «стеклянное кораблекрушение», так как основную массу груза составили изделия из стекла, произведенные в Фатимидском халифате (потрясает разнообразие форм – порядка 200 видов!). Несмотря на это, корабль, видимо, принадлежал христианину (на борту был еще груз вина, свинцовые гирьки с крестами, византийские печати и, самое главное, свиные кости; мусульмане ж свинину не едят!) и направлялся в Византию. Последняя в те века чуть ли не по расписанию воевала с арабами, что совершенно не мешало обоим государствам торговать. Вообще, при Василии II Болгаробойце (958—1025; правил реально с 976 г.), к правлению которого и относится «стеклянное кораблекрушение», война византийцев с арабами, как пишет О. Г. Большаков в его работе «Византия и халифат в VII–X вв.», была «…таким же обычным сезонным занятием, как сев или жатва. Почти ежегодно, если не было внутренних осложнений (крупных восстаний или жестоких эпидемий), весной, когда верховые животные отъелись на весенних пастбищах, а в Малой Азии еще можно было найти подножный корм, в пограничных округах Сирии собиралось войско для очередного набега. Автор начала Х века Кудама ибн Джа’фар указывает даже точные даты: выступление в поход не позже 11 мая и возвращение в начале июля с расчетом, что поход займет 60 дней. Конечно, такую календарную точность походов в действительности трудно было соблюдать, так как византийская сторона могла внести серьезные коррективы… За три столетия противостояния Византии и Халифата наберется не более сотни спокойных лет». При этом характерен тон послания, с которым халиф ар-Рашид обращается к императору Никифору: «Во имя Аллаха, Милостивого и Милосердного. От Харуна, амира верующих, Никифору, румскому псу. Я получил твое письмо, сын безбожницы…» С другой стороны, продолжается бойкая торговля! Из империи, в частности, вывозится следующее, согласно трактату «Рассмотрение товаров» ал-Джахиза: «Из Рума привозят золотую и серебряную посуду, кайсаровские («царские») динары из чистого золота, лекарственные травы, шелковые ткани, парчу, горячих коней, рабынь, редкостные изделия из латуни, невскрываемые замки, лиры, специалистов по водоснабжению, агрономов, мраморщиков и евнухов… /и/ «абу каламун» – это византийская царская переливающаяся ткань с карминно-красным фоном и различными фиолетовыми переливами по красному и зеленому. Утверждают, что ее цвет меняется в зависимости от времени дня и яркости солнца. Ее цена очень высока». Часто по окончании очередного «сезона» войны устраивался обмен пленными: их подводили с обеих сторон к какой-нибудь пограничной реке в Малой Азии и по одному отпускали переходить по мосту, меняя таким образом равное количество; остаток уводили или ждали, когда привезут еще пленных для дальнейшего обмена. Как-то раз халифу ввиду недостачи пленных византийцев пришлось отдать на размен всех гречанок из своего гарема.

Вот в таких исторических условиях плыл наш корабль навстречу гибели. Он был двухмачтовым, длиной 16 метров, шириной – 5 метров, грузоподъемностью 35 тонн, нес косой «латинский» парус. На корме располагалась каюта капитана, в которой также находились некий высокопоставленный чин, носивший индийский меч с изображением птицы, и купец. Команда ютилась в каюте на носу. Кроме, собственно, восточных стеклянных сосудов корабль вез трехтонный груз битого стекла в мешках, предназначенного к переработке, вино, о чем мы уже упоминали (очевидно, принятое где-то по пути), чечевицу. Моряки коротали время за рыбной ловлей (найдены крючки и грузила) и игрой в шахматы и нарды, питались пойманной рыбой, свининой. Для защиты от пиратов на борту имелось достаточно оружия.

В начале сентября 1025 г. в сумерках корабль встал на якорь около города Лорима (ныне Бозуккале, 24 километра от Мармариса). Ночью что-то случилось с якорем – возможно, начавшийся шторм оборвал якорный канат, судно ударилось о камни и затонуло; команда спаслась. В наше время он был обнаружен на глубине 32 метра, и в 1977–1979 гг. были предприняты работы по подъему его останков и груза. Выяснилось, что его киль изготовлен из вяза, шпангоуты, детали набора и обшивка – еловые. Всего сохранилось порядка 25 % материала корабля (корма утрачена полностью), они были подвергнуты специальной обработке (была извлечена въевшаяся за века соль путем помещения останков в пресную воду на два года, потом их еще 2,5 года пропитывали этиленгликолем) и в период с 1984 по 1990 г. реконструированы.

Что еще интересного нашли на нем? Многочисленные амфоры (в них найдены виноградные и персиковые зерна, бобы и т. п.) с греческими надписями, горшки для приготовления пищи, металлическая египетская бадья, контрафактные исламские копии китайских тарелок эпохи династии Тан (618–907 гг.), медные монеты императора Василия II и золотые – халифа Эль-Хакима, металлический безмен, украшенный изображениями свиней, и свинцовые гири со знаком креста, также стеклянные гирьки для взвешивания драгоценных камней и специй, 4 византийские печати (буллы) с изображениями Христа и Богоматери, Y-образный якорь, балласт. Поднятые арабские сосуды хранятся в отдельной экспозиции, в полном мраке с подсветкой; там же представлен своего рода аквариум, в котором посредством макетов показано, как поднимали этот бесценный груз.

Не исключено, что именно на судне подобного типа погиб бывший константинопольский патриарх Михаил Кируларий (1000–1059) – инициатор раскола 1054 г., «благодаря» которому Восточная православная церковь доныне отделена от Западной католической. Будучи человеком агрессивным и амбициозным, привыкшим указывать византийским василевсам, он в итоге «довыступался». Против него официально готовился грандиозный судебный процесс, однако гибель Кирулария в кораблекрушении 21 января 1059 г. по пути к месту ссылки на остров Имврос сделала этот вопрос неактуальным.

По самой территории замка расставлено множество стеллажей с различными амфорами (также они представлены в так называемой «Змеиной башне»), кругом лежат якоря, древние каменные жернова, алтари, саркофаги и т. п. Кроме еще некоторых любопытных экспозиций, к морскому делу не относящихся (например, выставка оружия в Львиной башне, пыточная камера в донжоне или захоронение правительницы Ады (IV в. до н. э.) – названной матери Александра Македонского и сестры знаменитого карийского царя Мавсола (в древности Бодрум назывался Галикарнас, и там и стояло оно из 7 чудес Древнего мира – Галикарнасский мавзолей, усыпальница Мавсола и Артемисии II), есть одна, поистине не для слабонервных. Недаром она почти всегда закрыта, и что-то разглядеть можно лишь через оконце. Это массовое захоронение казненных крестоносцами галерных рабов.

Оно было обнаружено на глубине 3,5 метра во время раскопок у подножия Львиной (Английской) башни в 1993 г. Ноги всех 14 скелетов были закованы. Из найденных вместе с ними 4 монет три датированы правлением Великого магистра Эмери д’Амбуаза (1503–1512), на основании чего и датируется это злодеяние. Пласт земли со скелетами был целиком перенесен в верхнюю часть замка, где и выставлен в сопровождении соответствующей информации и фотографий.

Катастрофа виновоза у кипрской Кирении (IV в. до н. э.)

С 1974 г. треть острова Кипр оккупирована турками, вторгшимися туда для защиты турецкого населения острова во время попытки присоединения Кипра к Греции хунтой «черных полковников». Там была создана Турецкая республика Северного Кипра, не признанная ни одним государством, кроме Турции, но, несмотря на это, прекрасно развивающаяся. И вот на ее территории в городе Кирения стоит величественный замок, заложенный еще в Античности, но обретший нынешнюю форму во время венецианского владычества (1489–1571 гг.). Он теперь тоже известен как Музей кораблекрушений, хотя, честно говоря, его можно было бы точнее назвать музеем одного кораблекрушения. Экспозиций там много, включая и серьезные (с инвентарем захоронений разных эпох), и познавательно-этнографические (пытки кипрских тамплиеров, королевской любовницы Жанны ль’Алеманы, будни венецианских пушкарей и т. п.). Но «жемчужина» собрания – античное судно и его груз.

Небольшой торговый корабль затонул в полутора километрах от Кирении на глубине 18 метров около 300 г. до н. э., был обнаружен ловцом губок в 1965 г. и поднят вместе с грузом в 1967–1969 гг. Исследования корпуса, груза и оборудования показали следующее: к моменту кораблекрушения судно было уже чрезвычайно старо, так как было построено в 389 г. до н. э. из алеппской сосны и, таким образом, чуть-чуть не дотянуло до своего 90-летнего юбилея. Против морского червя-древоточца корабль был предохранен толстым слоем лака и свинцового покрытия. Набор кухонной утвари, в том числе чаш, деревянных ложек, бутылочек для оливкового масла и солонок, показывает, что команда корабля состояла всего из 4 человек, что, впрочем, было достаточно при длине корабля всего 15 метров. Отсутствие на корабле и рядом с ним скелетов приводит ученых к выводу, что команда спаслась при катастрофе. Обнаруженные 300 свинцовых грузил доказали, что моряки торгового судна заодно промышляли и рыбалкой. О том же, что судно было торговым, свидетельствует его груз: 400 амфор, 29 базальтовых жерновов и 9000 миндальных орехов в маленьких кувшинчиках, признаваемых основной пищей команды. Единственный парус, вероятно, был снят при шторме, поскольку сохранились 100 свинцовых колец, на которых он крепился к снастям, и все в одном месте.

Киренийский корабль

Анализ груза позволил определить последний маршрут старого корабля: свой путь в Кирению он начал с острова Кос, где взял на борт базальтовые жернова (их принадлежность определена благодаря высеченным надписям; они также могли служить дополнительным балластом); затем – предположительно – поплыл на север и приплыл на остров Самос, где мог взять всего 10 амфор чисто самосского типа, а затем пошел на юг и очутился на Родосе, где либо взял остальные 390 амфор, либо все 400, что более допустимо, включая 10 самосского типа (тогда не нужен крюк с Коса обратно на Самос). Далее корабль, скорее всего, шел вдоль побережья Памфилийского (Анталийского) залива, свернул к Кипру после Анамура и, как уже было отмечено, был застигнут бурей уже в виду Кирении и затонул со всем своим винным грузом.

Вообще, стоит отметить Родос как знаменитый винодельческий центр Античности и заодно как виноторговый. Он и обрел свое благосостояние, став процветающим торговым центром благодаря своему расположению на «перекрестке» торговых путей трех континентов – Европы, Азии и Африки: через остров идет торговля с Египтом, Сирией, Палестиной, Пергамом, Сузами, Сицилией, Южной Италией, Карфагеном и т. д. Ю. Б. Циркин, в частности, указывает, что в Бирсе – карфагенском Акрополе – было найдено множество фрагментов родосских винных амфор, в том числе ручек с клеймами, относящихся к 220–180 гг. до н. э. Если говорить о юге современной России и Крыме, то данные археологических раскопок в Северном Причерноморье свидетельствуют об оживленной торговле Родоса с Боспором, Ольвией и в меньшей степени – с Херсонесом Таврическим. На основании амфорных клейм, согласно работе Ю. С. Бадальянц «Торгово-экономические связи Родоса с Северным Причерноморьем в эпоху эллинизма (по материалам керамической эпиграфики)», вырисовывается следующая картина: торговля Боспора, Ольвии и Херсонеса с Родосом имела место с 332 по 30 г. до н. э., при этом самое оживленное время этих связей выпадает на период с 220 по 180 г. до н. э. Более того, с середины II в. до н. э. два Боспорских города – Фанагория и Горгиппия – начинают чеканку серебряных монет с родосскими эмблемами – цветком граната, головой Гелиоса и рогом изобилия между двумя звездами, что свидетельствует об однозначной экономической и политической ориентации некоторых городов Северного Причерноморья на Родос. Интересные данные по родосскому винному экспорту приведены в работе Ю. С. Крушкол «О значении вторых имен родосских амфорных клейм». Во-первых, только родосские амфоры имели клейма на обеих ручках, несших следующую информацию – имя эпонима, равносильное датировке года, так как эпонимы избирались только на год, затем месяц, и имя торговца-экспортера, разливавшего скупленное вино в изготовленные в своих мастерских амфоры, причем среди экспортеров встречались и женщины. Известны имена родосских виноторговцев Античности – Павсаний (один из крупнейших), Аминта, Марсий, Стратон, Дискос (также весьма крупный виноторговец), Истрос, Аристос, Дамократ, Иерон, Кратид, Ксенофан, Пратофан, Архократ, Тимасагор, Филодам, Менипп и Андроник (из них первые трое и двое последних торговали с Северным Причерноморьем). Даже в итальянской Равенне обнаружен могильный камень середины II в. н. э. Тита Юлия Никострата Родосца, согласно археологу Деборе Маускопф Дельяннис, именно виноторговца. Во-вторых, родосское вино не сбывалось однолетним, но выдерживалось; различалось сладкое вино осеннего, полусухое зимнего, ранневесеннего и весеннего и сухое летнего разлива. В каждой партии продаваемого вина обязательно было и сухое, и сладкое, причем разных лет. Клавдий Элиан (около 175 – около 235 н. э.) в своих «Пестрых рассказах» упоминает в числе «известных пьяниц» родосца Ксенагора, по прозвищу Амфора.

Уникальность киренийского виновоза, бесспорно, заключается в том, что это – старейшее из найденных доныне судов этого типа. В своем теперешнем виде оно представляет собой почти полностью сохранившийся днищевый набор. Часть груза киренийского корабля размещена на специально воссозданном фрагменте корабля для того, чтобы создать представление о том, как именно перевозились амфоры. В одном из залов представлена картина, воссоздающая внешний вид судна. Конечно, по масштабности местный Музей кораблекрушений, как он здесь именуется, не идет ни в какое сравнение с Музеем подводной археологии турецкого Бодрума, размещенным в замке Святого Петра, однако будем помнить старое присловье о том, что хоть и мал золотник – да дорог.

Гибель римского флота от четырех бурь (254, 252, 249 и 245 гг. до н. э.)

Когда в 264 г. до н. э. началась I Пуническая война и римляне сошлись в кровавой схватке с карфагенянами на Сицилии, выяснился один коренной просчет римлян: чтобы обеспечить себе победу, было необходимо пресечь поставку на остров вражеских пополнений, оружия, боевых машин, слонов, припасов. Все это поставлялось морем, и нарушить снабжение можно было, разумеется, только флотом, какового у римлян практически не было. По крайней мере в достаточном количестве и нужного типа.

Порой встречается легкомысленное утверждение, что, мол, флота у римлян вообще не было и моряки они были абсолютно никакие, опираясь на один полуанекдотический случай с обучением гребцов на земле (мы к нему еще вернемся). Нет, конечно. Само географическое положение Италии как полуострова подразумевало как минимум давнее развитое каботажное плавание вдоль побережья. Так что были и корабли, и моряки. Вот только нужны были боевые корабли, чтобы одолеть карфагенские конвои. Также и моряки – нужны были уже не «гражданские», а способные к управлению кораблями в бою и при случае могшие принять в нем действенное участие.

Как отмечал историк Полибий (200–120 до н. э.), много «городов приморских отложилось от них (римлян. – Е.С.) из страха перед карфагенским флотом… Кроме того, римляне видели, что Италия подвергается частым опустошениям от карфагенского флота, тогда как Ливия остается совершенно невредимою. Вот почему они решили померяться силами с карфагенянами и на море».

О создании римского военно-морского флота тот же автор повествует: «В это время на римлян в проливе напали карфагеняне; один палубный неприятельский корабль в порыве усердия бросился вперед, очутился на берегу и попал в руки римлян: по образцу его римляне и соорудили весь свой флот, так что, очевидно, не будь такого случая, они при своей неопытности не могли бы выполнить задуманное предприятие. Пока одни заняты были возложенным на них сооружением судов, другие собирали команду и на суше обучали ее гребле следующим образом: они посадили людей на берегу на скамьи в том самом порядке, в каком они должны были занимать места для сидения на судах, посередине поставили келевста и приучали их откидываться всем разом назад, притягивая руки к себе, а потом с протянутыми руками наклоняться вперед, начинать и кончать эти движения по команде келевста. Когда люди были подготовлены, римляне спустили на море едва конченные корабли, а после кратковременных серьезных упражнений суда направились по приказанию консула вдоль Италии».

Разумеется, большую помощь римлянам оказали сицилийские греки – опытнейшие кораблестроители и мореходы, до того веками воевавшие с карфагенянами за обладание Сицилией.

Древнеримский корабль в шторм

Тогда же выдающийся римский полководец, ставший блестящим флотоводцем, Гай Дуилий (он же Билий) придумал прекрасный выход, как одолеть карфагенских моряков. Поскольку римляне были сильны именно в сухопутном сражении, он гениально решил превратить схватку на море в подобие сухопутной. Это получилось благодаря придуманному им «ворону»: «На передней части корабля утверждался круглый столб в четыре сажени длиною и в три ладони в поперечнике, с блоком наверху. К столбу прилажена была лестница, подбитая с помощью гвоздей поперечными досками в четыре фута ширины и в шесть сажен длины. В дощатом основании лестницы было продолговатое отверстие, коим лестница и накладывалась на столб в двух саженях от начала ее; по обоим продольным краям лестницы сделаны были перила вышиною до колен. На конце столба прикреплено было нечто наподобие железного заостренного песта с кольцом наверху, так что все вместе походило на орудие хлебопека; через кольцо проходил канат, с помощью которого во время схватки судов ворон поднимался на блоке и опускался на палубу неприятельского корабля спереди или с боков, когда во избежание бокового нападения нужно было повернуть корабль в сторону. Как только вороны пробивали палубные доски и таким образом зацепляли корабли, римляне со всех сторон кидались на неприятельское судно, если сцепившиеся корабли стояли бок о бок; если же корабли сцеплялись носами, тогда воины переправлялись по самому ворону непрерывным рядом по двое. При этом шедшие во главе воины держали щиты перед собою и отражали удары, направляемые с фронта, а следующие за ними опирались краями щитов о перила и тем ограждали себя с боков».

Дуилий впервые разбил карфагенский флот при Милах (260 г. до н. э.); эта победа была увековечена в Риме многими почестями, в том числе воздвижением самой первой в истории ростральной колонны, то есть колонну украшали ростры – тараны (либо носовые части вместе с таранами) карфагенских кораблей. Теперь читатель знает, почему подобные колонны на стрелке Васильевского острова в Санкт-Петербурге называются именно так, а у кого есть желание и возможность, тот разглядит на них и носы кораблей, украшенные наядами, и другие носы – с таранами, и якоря. В память этого прославленного римского военачальника был назван целый ряд кораблей итальянского военно-морского флота – броненосец 1870-х гг., линкор типа «Андреа Дориа» (1912–1957 гг.), ракетный крейсер (1960–1990 гг.) и эсминец (с 2007 г.).

Потом последовали другие победы, в 256 г. до н. э. римских боевых кораблей у Сицилии насчитывалось уже 300 единиц. И вот, в 254 г. консулы Марк Эмилий и Сервий Фульвий отправились во главе флота к Африке, куда уже были перенесены боевые действия, сложившиеся, однако, для римлян неудачно. Армия консула Регула была разбита, сам он пленен и позже жестоко казнен (о его стойкости веками ходили легенды). Достигнув Гермесова мыса на африканском побережье, консулы разбили флот карфагенян, пленив 114 кораблей с их экипажами, взяли на борт уцелевших воинов Регула из Аспида и отплыли на Сицилию, однако на обратном пути попали в страшнейшую бурю, так что из 364 судов уцелело лишь 80. Виной этому послужило упрямство консулов, не послушавших предупреждений кормчих не плыть в то время вдоль берега Сицилии, обращенного к Африке. Увы, можно быстро создать флот, а вот опытными моряками сразу же станешь! Историк Диодор Сицилийский (90–30 до н. э.) пишет (пер. с англ. – Е.С.): «Трупы людей и животных и деревянные обломки лежали на всем побережье от Камарины до Пахина. Гиерон (греческий тиран Сиракуз. – Е.С.) радушно принял выживших и, снабдив одеждой, пищей и всем необходимым, безопасно переправил в Мессану. После постигшего римлян кораблекрушения Карфалон карфагенянин осадил Акрагант, взял его, сжег и сровнял стены с землей. Выжившие жители нашли убежище в храме Зевса Олимпийского».

Но неутомимые римляне за три месяца восстановили флот, построив 220 кораблей, и были готовы к новым сражениям. На следующее лето 252 г. до н. э. консулы Гней Сервилий и Гай Семпроний повели флот в Африку, однако ничего великого не свершили, кроме мелких нападений, а у острова лотофагов (современной тунисской Джербы) крепко сели на мель, так что их спас лишь прилив и избавление от груза. Возвращаясь через Сицилию в Рим, флот потерял в бурю более 150 судов. Повторная катастрофа заставила римлян пересмотреть тактику и вернуться к сухопутной войне на Сицилии, однако их возрожденный флот блестяще решал поставленные задачи, занимаясь перехватом карфагенских конвоев и осадой вражеских крепостей с моря (например, в осаде Лилибея в 249 г. до н. э. участвовали, согласно Диодору, 240 военных кораблей, 60 легких судов и множество транспортов, а при входе в гавань римляне затопили 15 легких судов, груженных камнями).

Однако в том же году стихия вновь сгубила римский флот. Консул Луций Юний Пул вел грузовые корабли под конвоем из Мессаны, но наткнулся на флот карфагенян; обе стороны изготовились к бою, но тут вмешалась природа – карфагенские кормчие, угадав признаки бури, быстро скрылись за мысом Пахин и переждали ее, в то время как римский флот в очередной раз прекратил свое существование – из 105 кораблей уцелели лишь два и вместе с ними – консул. Наконец, в морском сражении 245 г. близ острова Эгимуры римляне победили карфагенян, но сами после этого были уничтожены бурей.

Упрямство раз за разом губило римский флот, но оно же раз за разом его и восстанавливало. К 243–242 гг. до н. э. римляне снова решили попытать счастья на море и построили флот, как пишет Полибий: «Средств для осуществления плана в государственной казне не было; но они были добыты благодаря рвению и любви к отечеству правителей государства. По мере своих средств каждый гражданин сам по себе или вдвоем и втроем с другими обязывался доставить оснащенное пятипалубное судно, причем издержки на это только в случае счастливого исхода предприятия должны были быть возмещены казною. Таким-то способом быстро было заготовлено двести пятипалубных судов; сооружены они были по образцу корабля [Ганнибала] Родосца; затем римляне выбрали в консулы Гайя Лутация и в начале лета (242 г. до н. э.) отправили флот в море». По Диодору, он насчитывал 300 боевых кораблей и 700 грузовых. Одержанная римским флотом победа решила участь войны, однако четырежды потерянный за войну флот наглядно свидетельствовал: римлянам морскому делу еще учиться, учиться и еще раз учиться…

Катастрофа у Антикитеры (85 г. до н. э.)

Морская пучина порой предлагает исследователям такие загадки, разрешение которых может длиться не один век – и в целом быть столь же далеким от истины, как и в самом начале исследований. Древнее кораблекрушение у греческого острова Антикитера, несомненно, заняло свое достойное место в истории из-за того, что «благодаря» этому несчастному случаю (вот парадокс!) до нас дошел самый необычный из древних механизмов, который в наше время восторженно именуют первым компьютером. Ну, насчет «первый» – это уж точно вряд ли, не на пустом месте он создавался, насчет «компьютер» – весьма поверхностное сравнение, но тем не менее… Хитроумный ящик до сих пор не раскрыл всех своих загадок.

Место кораблекрушения было обнаружено греческим водолазом Ликопандисом в 1900 г. На римском судне нашли много статуй, предметов быта, монет и т. п., и все это было передано в Афины для изучения. В том числе спрессованный бронзовый комок, первоначально принятый за фрагмент металлической статуи (кстати, этот подводный «рэк» не перестает удивлять находками доныне – в июне 2022 г. была обнаружена голова Геракла, идеально подходящая к статуе, поднятой в начале ХХ в.). К удивлению исследователей, комок содержал многочисленные детали некоего механизма; впоследствии была поднята вторая часть.

Как выяснилось, более 30 шестеренок из особо прочного сплава, заключавшиеся некогда в деревянном ящике, приводили в движение указатели трех циферблатов – два на одной стороне (для Солнца и Луны) и один на другой. Сохранившиеся и на 95 % расшифрованные надписи сообщают о возможности наблюдения 42 астрономических явлений. Прибор совмещал в себе как минимум функции астролябии (угломерного прибора для определения долготы на море), календаря и метеорологического указателя. Он отображал годовые положения Солнца указателем с золотой сферой, месячные фазы Луны – указателем с серебряной сферой, показывал пути и скорости передвижения пяти известных тогда планет и позволял определять солнечные и лунные затмения (включая их формы и даже цвет, отчего, как считали древние, зависела погода), при этом прибор даже давал поправку на разную скорость движения Луны по эллиптической орбите. Еще он показывал даты важнейших древнегреческих игр: Олимпийских, Пифийских, Немейских и Истмийских, а также менее известных Галийских, проходивших на Родосе (отметим этот факт; Галия – сестра тельхинов, легендарных мудрецов и колдунов – обитателей Родоса, возлюбленная Посейдона). Это все – как минимум. Не совсем ясно, как именно он функционировал, отчего зависело сообщение указателей меж собой – крутили ли ему ручку, как шарманке (а есть и такое мнение), или достаточно было вручную задать какие-то параметры, и прочее показывалось автоматически… Исследования по-прежнему продолжаются с привлечением все более совершенных методов, включая компьютерную томографию.

Сохранившиеся детали антикитерского механизма

Общепринятая ныне датировка прибора – 150–100 гг. до н. э., хотя в целом она варьируется примерно от 205 до 85 г. до н. э. Последняя дата обозначает год крушения корабля, так как именно этим годом датируются самые новые из найденных на нем монет. Предполагается, что корабль плыл с Родоса; там же, по всей вероятности, и был изготовлен прибор, так как заданные астрономические параметры относятся к 35-й параллели, на которой и расположен остров. Это далеко не случайно – в этом отношении Родос уступал разве что только столице эллинистической науки – Александрии. Родосские моряки славились на все Средиземноморье, и часто со славой участвовали в морских битвах Античности; недаром еще в древности существовала пословица: «10 родосцев стоят десяти кораблей»; сам же Родос звался «царицей морей», а знаменитый географ древности Эратосфен (276–194 до н. э.) принял его за центр своих координат, и еще на закате Средневековья немецкий кардинал-философ Николай Кузанский (1401–1464) упоминал «средний», или же «пятый», климат «диародон», проходивший через Родос с востока на запад (в переводе с греческого «диародон» и значит «через Родос», δια Ρόδου); в этом же климате помещался и Рим. Кроме того, вспомните, что прибор определял даты местных родосских Галийских игр.

Лишнее доказательство – свидетельство Марка Туллия Цицерона (106—43 до н. э.), который учился у знаменитого философа-стоика и астронома Посидония Родосского (135—51 до н. э.), о том, как его учитель соорудил «планетарий». Не тот, который нам сразу представляется, а портативный, вполне в стиле антикитерского механизма. Вообще, Посидоний, срастив философию с религией, доверял астрологии и ворожбе и чаял огненного конца мира, но при этом сочетал глубокое и научное понимание природных явлений. Он вычислил земную окружность в 180 000 стадий, ошибившись всего на пятую часть от истинной цифры, объяснил суточные, месячные и годовые движения вод океана влиянием Луны и т. д.; он признавал безупречность гелиоцентрической системы Аристарха Самосского, на много веков предвосхитившую систему Коперника, и, признавая шаровидность земли, выдвинул предположение о возможности достижения Индии, плывя на запад, предвосхитив замысел Колумба. И вот, на Родосе он сконструировал планетарий, восхитивший Цицерона – тот так свидетельствует об этом чуде науки и механики в своем трактате «О природе богов»: «Если бы кто-нибудь привез в Скифию или Британию тот шар (sphaera), что недавно изготовил наш друг Посидоний, шар, отдельные обороты которого воспроизводят то, что происходит на небе с Солнцем, Луной и 5 планетами в разные дни и ночи, то кто в этих варварских странах усомнился бы, что это шар – произведение совершенного рассудка?»

Что же до Эратосфена, то известно, что в александрийском Мусейоне он установил армиллярные сферы (они же – сферические астролябии) – свое изобретение, позволявшее определять координаты небесных светил (подобная, кстати, венчает здание Академии наук в Санкт-Петербурге). В ее центре – наша Земля. Вокруг нее восемь сфер – Солнца, Луны, пяти известных тогда планет и восьмая сфера – сфера звезд. Сферы вращаются с разной скоростью и при этом звучат – читатель наверняка уже сам вспомнил расхожее выражение «музыка сфер»: эта мысль восходит еще к велемудрому Платону. Эти сферы обозначаются на армиллярии обручами – путями, описываемыми светилами. Еще были круг горизонта, небесный меридиан, проходящие через небесные полюсы колюры равноденствий и солнцестояний, малые круги Северного и Южного тропика. На эклиптике – видимом пути Солнца – часто помещали изображения знаков зодиака. Сферы Эратосфена предназначались, скорее всего, просто для демонстрации мироустройства; Архимед (287–212 до н. э.) улучшил их, так что, вращая обручи, стало возможно получить конфигурацию звезд на небе для заданной даты и даже места. И наоборот – выстроив видимые светила, можно было получить координаты места своего нахождения. Полное описание этого устройства оставил александрийский астроном Клавдий Птолемей (100–170 н. э.) в своем трактате, ныне носящем арабизированное название «Альмагест». Оно слишком обширное и детальное для помещения в нашу книгу, однако текст легко доступен, вот указание на данный материал: книга V, 1, 351–354. Что интересно, примерно в то же время китайский философ и астроном Чжан Хэн (78—139) создал «Прибор круглого неба», хунь тянь, – практически ту же армиллярную сферу; она имела ряд внешних и внутренних медных колец, вращавшихся вокруг своей оси, и на них были отмечены эклиптика, экватор, 24 сезона китайского года, 28 зодиакальных созвездий (опять же китайских, оттого их число не соответствует нашему – 12), планеты и светила. По сравнению с хитрым антикитерским механизмом, однако, даже эти приборы выглядят весьма скромно.

Корабли озера Неми (I в. н. э.)

Два гигантских римских корабля, выстроенные для прихотей полусумасшедшего императора Гая Калигулы (12–41 н. э.; правил с 37 г.) – горькая история на страницах летописи подводной археологии. Погибшие один раз в древности, они вновь сгинули в огне Второй мировой войны – уже навсегда. Перед этим, конечно, они успели раскрыть нам много тайн римского кораблестроения и инженерной мысли, и в этом их непреходящая значимость для общечеловеческой культуры.

Все свое недолгое правление император Калигула провел по принципу «К чему власть, если ею нельзя злоупотреблять?» Жестокий сладострастный тиран, спавший со всем, что движется (включая собственных троих сестер), пиры которого сопровождались пытками, убийца брата и бабки, провозгласивший себя богом при жизни, жрец собственного культа, взявший в коллеги любимого коня по имени Инцитат, обложивший налогами все, что угодно, включая проституток, – вот его образ в одном предложении. По словам историка Светония (70—126), он любил приговаривать стих из трагедии Акция «Атрей»: «Пусть ненавидят, лишь бы боялись!», а отдавая приказ о казни мелкими частыми ударами, распоряжался следующим образом: «Бей, чтобы он чувствовал, что умирает!»