Город дивных историй

Предисловие

Высоко по небу катится в своей повозке, запряжённой парой белоснежных коней, богиня Дивия1. То не Солнце светит, то Луна освещает путь во мраке. Много чего повидала Дивия – и того, что ночью совершается, и того, что днём происходит. И вместе с Солнцем на небосклоне Луна появляется, да не всегда она видима.

Много тайн знает богиня Дивия, много историй – про богов, героев и простых людей. Любит она рассказывать обо всём на свете. Я же беру да записываю. А больше всего богине по сердцу следить за тем, что в Городе дивных историй происходит. Люди ему иное название дали, да в имени ли дело?

А сошлись в том Городе дивных историй боги старинные, ожили сказки в нём – только и успевай читать их. И сплетаются те сюжеты, как ниточки, в верёвку толстую да крепкую. Связала она прошлое и настоящее – не разорвёшь, не разрубишь!

Высоко по небу катится в своей повозке, запряжённой парой белоснежных скакунов, богиня Дивия, многое видит и слышит, о многом может рассказать…

Наладится

Нежно-лососевый шар солнца пронёсся над заснеженным, покрытым чёрной сеткой дорог городом и укатился за Стрелку, напоследок рассекретив место встречи Волги и Оки. Точно такую же траекторию, только в масштабах кухни на восьмом этаже новенькой «свечки», проделал ролл. Он шлёпнулся недалеко от кошачьей миски и был моментально поглощён исчадием ада по кличке Баю-бай.

Неудивительно, почему раньше люди сомневались в том, что солнце взойдёт утром. Ухватит его такой вот чертище – и поминай как звали… Довольный Баю-бай прикрыл глаза и принялся чутким ухом ловить перебранку двуногих.

– Да чтоб их, эти палочки! Почему нельзя вилкой? – раздался грохочущий бас из-за стола.

– Ты бы ещё ложкой предложил! – парировало лирическое сопрано.

– Пусть с этими веточками Дайкоку2 в Киото управляется! – громыхнуло за столом.

– Дай угадаю… «Разрази их гром!», да? Пёрышко, ты становишься таким предсказуемым! – засмеялась обладательница сопрано.

Запахло дымом. Кот открыл глаза и успел увидеть, как палочки превращаются в пепел. Началось… И что им спокойно-то не живётся?!

– Сколько раз просил не называть меня так! – сверкая глазищами, проорал обладатель баса. У него было, конечно, имя, но Баю-бай звал его про себя Грохотом.

– Ой всё! Не всем так повезло с именем, как мне, – отозвалась девушка. Ей Баю-бай клички не давал. Много чести!

– Ну да. Носить то же гордое имя, что и ведро с гвоздями… Всегда мечтал!

Воздух раскалился до предела. Но тут ухо Баю-бая повернулось на 180 градусов и различило знакомые шаги на лестничной клетке. Хвала всемилостивым небесам, пришёл! Сейчас им будет не до перебранок. По крайней мере, друг с другом. Звонок – и девушка пошла открывать. Скорей, скорей! Баю-бай встретил гостя первым и завертелся у его ног. Да, потерька чести. Но так потрясающе пахнет мясом!

– Вечер добрый! – раздался в прихожей знакомый баритон. – Баюша, а я про тебя не забыл.

Пакет с ароматной вырезкой перекочевал на кухню. У кота трещало за ушами, поэтому разговор двуногих он слышал урывками. Да и что у них может быть нового!

Бас: Господин Велесов, неужели снизошли до нашего скромного обиталища?

Сопрано: Пёрышко, прекрати…

Бас: Гррр!

Баритон: Зависть никого не красит, уважаемый! Хотя быть самым главным городским метеорологом тоже неплохо. Признаться, я бы и сам…

Бас: Скучища! Сам грозу предсказал – сам устроил. Детские забавы! Вот вчера прихожу я…

Сопрано: А мне всё нравится!

Бас: Ты ещё вспомни, как ты в школе работала!

Сопрано: Я же просила… Не моя вина, что дети такие пошли, что оторви и брось! Психологом-то, конечно, лучше быть. Сегодня, например…

Баритон: Дорогие мои, я прошу меня извинить, но время – деньги.

Бас: Ну разумеется! И каково оно – быть фермером? Месить навоз…

Баритон: Гммм! Я глава крупнейшей в регионе животноводческой фермы!

Баю-бай довольно заурчал. Вырезка закончилась, и он наконец-то был сыт. Даже на окно еле запрыгнул. Поглядел на огни, обозначавшие Дятловы горы. Красив Нижний3! И днём, и ночью красив. Одно удовольствие смотреть. Даже из окна квартиры. Хоть бы раз прогуляться взяли! Пусть даже на шлейке… Унижение, конечно. Но они-то гуляют по всему городу, а он застрял тут. В одной, пусть и новой, квартире. Даже закат отсюда не видно – лишь его отсвет на тех самых Дятловых горах. Впору стучать носом в стекло, как треклятый дятел…

Одна надежда – на сегодняшнего гостя. Ну-ка, ну-ка, а ведь он как раз и говорит? Опять кошачьи мысли прочитал? Не поворачиваясь к двуногим, Баю-бай прислушался.

Баритон: Что ж вы его не выгуливаете? Засиделся, поди, Баюшка?

Бас: Ты с пути-дороги не сворачивай! Денег дашь?

Баритон: Сомнительно мне. Лада, скажи хоть ты всю правду – дело верное?

Сопрано: Я сама всё и придумала! В школе пыталась, да не вышло. Там программа по литературе, за темы не особенно-то выберешься. А фольклора – с гулькин клювик. Да и кто слушает, что там, на уроках, говорится!

Бас: Вот-вот, а игра – это шанс. Представь: все наши на этих, как их… дисплеях современных гаджетов. Все! Были бы у меня на это деньги, ни на минуту бы не задумался!

Баритон: При всём моём уважении, ты особенно и не задумывался никогда… Вот только не надо меня испепелять! Ты пробовал уже, не вышло.

Сопрано: Ну так как? Дашь денег?

Баритон: Сколько?

Бас: Мы и сами пока не приценивались. Айтишники всякие – они ж каждый день ценник всё выше задирают, разрази их…

Баритон: Так дела не делаются!

Сопрано: Ты не спеши отказываться, милый наш! Мясо – оно ведь тоже каждый день дорожает.

В воздухе кухни, до сих пор пахнувшем соевым соусом, дымом и – немного – сырым мясом, застыло молчание. «Пора спасать положение», – подумал Баю-бай и, тяжело перемявшись с лапы на лапу, прыгнул прямо на стол.

– А ну брысь! – крикнул Грохот и уже занёс ручищу, чтобы сбить наглеца на пол.

Девушка быстро закрыла кота своей изящной ручкой и произнесла:

– Да погоди ты! Он что-то сказать хочет!

Замечание не вызвало у присутствующих смеха. Баю-бай по очереди посмотрел в глаза мужским особям и веско мяукнул. Вернее, хотел веско, а получилось как-то жалобно…

– Совсем не говорит больше, – серьёзно сказал Грохот и опустил глаза. – Пока ты не отказался, подумай… Быть фермером, пусть даже и самым главным, может, и хорошо. Но когда тебя забудут, Велес, ты станешь обычным смертным, как Баюн4 стал обычным котом. Мы ему уже и прививки сделали, представляешь? Ветеринар предложил кастрировать…

Баю-бай выгнул спину и издал душераздирающий вой. Шерсть его встала дыбом, и кота на столе стало как будто в два раза больше. Эх, в былое время он бы им показал!

– Но мы не согласились, разумеется. Он ведь как брат нам, – продолжил Грохот, поглаживая Баю-бая. Кот потихоньку терял устрашающие размеры.

Кухня снова наполнилась молчанием. Баю-бай подумал-подумал – да и решил помурлыкать. Он же вроде как уют дома создаёт. В свободное от созерцания пейзажей время.

– Не хотел говорить, но у меня тоже дела всё хуже… Силы уже не те. Прогнозы перестали сбываться, – опустив голову, пробормотал Грохот. – Может, скоро из тёплого кресла погонят. И кем я пойду – дворником? Представьте себе, Перун5 – дворник!

– Люди даже стали забывать слово «ладно». Меня заменил ОК! – подхватила Лада6. – Я надеялась, что, перебравшись сюда, мы сможем приспособиться… Здесь так ладят старое и новое! Современные дома, а рядом купеческие гнёзда Ильинки. Представляешь, я тут неподалёку видела бельё на верёвке – прямо во дворе многоэтажки… Любопытные здесь жители! Но они тоже – почти не верят.

Лада уронила слезинку. Баю-бай потёрся об её руку. Ничего, всё ещё наладится!

– Потерпи, родная, совсем скоро Масленица. Во всех парках, на Покровке, на Ярмарке – везде будут праздновать. Вот уж где разгуляемся! – поддержал подругу Грохот, приобняв за плечи.

– Ладно, – хлопнув себя по коленям, веско (действительно веско!) произнёс Велес7. – Я дам денег. Но чтобы мой персонаж не уступал Перуну!

– Не беспокойся! Я такую умницу нашла – закачаешься! Она филфак закончила, фольклор там собирала, в ней ещё огонёк не потух. Такой сценарий напишет, что игра кого угодно увлечёт! А деньги… Если захочешь, вернём. Даже не так… Обязательно вернём!

– Пустое! Деньги дело наживное. По рукам! Но с одним условием, – прищурился Велес, и Перун с Ладой затаили дыхание. – Отпустите Баюшу со мной погулять!

На следующий день прогуливавшиеся по Нижневолжской набережной жители и гости города имели возможность (нет – честь!) видеть импозантного мужчину в дорогой дублёнке, который вёл на поводке здоровенного чёрного кота. Баю-бай изо всех сил старался не переходить на легкомысленный бег. В конце концов он сел, чтобы лучше видеть, как нежно-лососевый шар закатывается за Стрелку. Лада кое-что упустила, когда говорила о Нижнем. Это ведь столица закатов, Баю-бай по телевизору слышал.

Кот смотрел на то, как последний луч солнышка разом расцвечивает величественный собор и новый стадион, и думал, что всё точно наладится. Не пропадут насовсем и славянские боги, пока есть те, кто о них помнит. Солнце исчезает – и всегда появляется снова. Главное – верить в то, что за ночью последует рассвет.

Дощечки

Битый фарфор хрустел под подошвами видавших виды сапог Фёдора Артуровича – господина полковника, как его называли в Марковской артиллерийской бригаде. Его в разорённой усадьбе уже поджидал денщик Власка. Под окнами слышались распоряжения офицеров и конское ржание. Прикрыв глаза, можно было представить, что нет никаких «красных» и что скоро можно будет выйти в отставку и махнуть хоть в Бухару, хоть в Хиву – столь милые сердцу восточные сокровищницы. Но нет, он не в 1-м Туркестанском стрелковом полку, и не видно конца-края этой междоусобицы. А что хуже всего, он почти уже и не верит в победу Белого движения. Да и кто сохранил свою веру в неё?

– Вашродь Фёдатурыч, прикажете ли камин протопить? – ворвался в мысли господина полковника голос Власки.

– Пошли кого-нибудь за дровами, – отозвался Фёдор Артурович, выбираясь из морока невесёлых мыслей. – Действительно зябко.

– Да я сам, пожалуй-ка, найду. Прямо туточки. На полу-то, гля-ка, дощечки какие-то! Исписанные, никак. Я их мигом…

– Постой, Власка! Не уподобляйся этим скотам. Посмотри только, что они сотворили с усадьбой!

Фёдор Артурович, неверно ступая в окутавших залу сумерках, пошёл на голос денщика, всё ещё горячо оправдывавшего своё намерение растопить камин «чем Бог послал». Пол был густо усыпан книжными страницами, а в углу громоздилась груда каких-то… деревяшек?

– Огня! – коротко бросил господин полковник, и вот уже подсуетившийся Власка освещает каким-то огарком свою находку.

Взяв в руки одну дощечку и поднеся её к самым глазам, Фёдор Артурович вздрогнул в предвкушении. Чутьё художника-зарисовщика, подвизавшегося на ниве археологии, подсказало ему, что его денщик совершил открытие. Неверное пламя свечи осветило сплошь покрывавшие дощечку буквы. Насколько мог судить Фёдор Артурович, древнеславянские. Разбирать их сейчас нечего было и думать. Вот если бы в мирное время да в компании историка либо слависта…

– Сложи всё это в мешок, – приказал господин полковник. – Головой за эти дощечки отвечаешь! И пошли уже кого-либо за дровами. Зябко!

Мечтами Фёдор Артурович перенёсся в зал Академии наук и уже наслаждался возвышенными беседами об истории отчизны, а Власка, позабыв на время про камин, бережно размещал свою находку в мешке, рачительно проверив оный на предмет прорех. Это ничего, что господин полковник не первым на дощечки наткнулся. Уже завтра он будет уверен, что нашёл их сам. А уж Власка-то позаботится, чтобы его мечтательный барин выжил в бойне, называемой Гражданской войной.

Знатно бы удивился Фёдор Артурович, если бы знал, какой разговор произошёл накануне между его отлучившимся на поиски провизии денщиком и неким громкоголосым громилой… Но лишь звёзды да месяц ведали, о чём шептались те заговорщики.

– Принёс?

– В лучшем виде! Ну ты, Велес, и голова! Даром что скотиний бог…

– Написали всё, как я велел? И не Велес я для тебя, балда, а Власка. Кон-спи-ра-ци-я, Петенька, кон-спи-ра-ци-я!

– Не ругайся такими словами! Я тебе Перун или кто? Не серчай, всё как надо написали. И больше даже! Лада постаралась. Да и я руку приложил. Ярила8 тож…

– Хммм… Теперь уж поздно менять. Сюда давай. Не слишком ли новы?

– Обижаешь! Сделали как надо, сама Яга занималась. А она в старости – хе-хе! – толк знает.

– И её сюда приплели… Хотя мой замысел испортить не под силу даже вам. Ладно-ладно, Петенька, это я любя. Порастеряли мы силёнки, но как покажет эти дощечки мой полковник знающему человеку (уж я-то позабочусь!), так и вспомнят о нас господа российские, по всему миру разбросанные. Бывай здоров, громовержец!

Дощечки (числом то ли 35, то ли 37), найденные в 1919 году полковником Фёдором Артуровичем (Али) Изенбеком, превратятся в «Велесову книгу»9, впервые опубликованную в 1950-х годах в эмигрантском журнале «Жар-Птица». Из Сан-Франциско весть о великом открытии разлетится по всему миру. И возникнет спор о подлинности дощечек, в котором немало копий будет поломано. А что вы хотите? Славянские боги – те ещё сочинители…

Счастливые находки

Тёмно-серый кот солидных размеров развалился на столе и полузакрытыми глазами лениво поглядывал на свою хозяйку. Что сказать про её возраст… Давайте так: это была женщина, давно уже разорившая бы Пенсионный фонд, если бы вознамерилась получить какие-то деньги от государства. Её вполне закономерно можно было назвать бабкой. Сейчас она листала новостную ленту популярной соцсети на ноутбуке и вполголоса комментировала увиденное:

– Ты глянь, у Персика морда аж лоснится! А всего-то месяц у Солдатовых… Вот и Клёпа, королева наша, египетская царица! Ей домик купили специальный, а она опять спит у хозяина в головах. Молодец! Вернее, оба они молодцы – и она, и хозяин. Эх, а вот это мне не нравится: опять приюту нужна помощь, никто не раскошеливается, да и сиротинушек не забирают. Дай-ка я репост сделаю, что ли.

Посыпались лайки, на глазах увеличивалось количество просмотров. Конечно, бабке, будь она честна по поводу своей внешности и возраста, такие результаты и не снились бы, но у неё на аватарке стояла фотография сногсшибательной красавицы, а число подписчиков ежедневно увеличивалось.

– Глядишь, поможет. Ну что, посмотрели в этих, чтоб их, интернетах, а теперь по старинке попробуем. Не все ведь в соцсетях сидят и всю свою жизнь туда выкладывают…

Старушка с кряхтением поднялась с кресла и поковыляла на кухню. Там налила в большую миску воды, что-то пошептала, плюнула – и вдруг на дне появилось отражение совсем другой квартиры. «Кис-кис-кис!» – позвала бабка, и тут же увидела мордочку полосатого котёнка, удивлённо взиравшего на неё. Говорить она с ним стала совсем уж странно: пару раз коротко мяукнула, помурлыкала, прислушалась к ответу. Потом, широко улыбаясь, кивнула, подула на воду и принялась снова шептать и плевать. Проделывала она эти манипуляции добрый десяток раз.

– И не надоело тебе? – раздался голос за её спиной. Его бархатные, вкрадчивые нотки были прекрасно знакомы бабке, поэтому она не обернулась, пока не завершила своего дела.

– Это моя работа. А всё ты, между прочим, виноват, – пробормотала старушка, подходя к печке и отворяя заслонку. – Мышей печёных будешь?

– Корм нормальный купи мне. А то об этих бродяжках заботишься, а я тут голодаю. И почему это я виноват? – ответил кот (а говорил с хозяйкой именно он). Судя по фигуре, он не голодал вообще ни разу в жизни.

– Ешь мышей! – отрезала бабка, накладывая себе из чугунка полную миску запечённых в сметане грызунов. – Кто ещё виноват, если не ты. Мне матушка задание дала – извести добра молодца, а я по пути замешкалась, тебя подбираючи, он и прошёл мимо нашего частокола. С тех пор я кошатница. Все Бабы Яги как Бабы Яги, а я «кошачья бабушка». Узкоспециализированная.

– Зато их не видать и не слыхать, а ты до сих пор небо коптишь, – возразил кот. – Уж сколько веков. Имеешь приличную квартиру, могла бы и ремонт сделать, кстати. Ноутбук она купила, интернет провела, а спит на печи! Хоть бы мебелью приличной обзавелась, что ли…

– Не твоё кошачье дело! Мне нравится так. Прогреет твой ортопедический матрас мои старые косточки? То-то и оно, что нет, – отмахнулась бабка, доела своё кушанье и засобиралась на улицу.

– Куда тебя несёт опять? – пробурчал кот, принявшийся-таки за печёных мышей.

– На работу. Сам знаешь – лучше всего всё делать самой. Пристроенных проверила, очереди за новенькими.

– Корм купи мне! – заорал кот в надежде докричаться до хозяйки, но та уже перенеслась за пределы квартиры номер 13, расположенной в простой панельной многоэтажке в одном из спальных районов Нижнего Новгорода.

Солнце наконец-то поднялось, и его лучи лизнули одну хрущёвку, другую… Ободрав себе язык, дневное светило спряталось за огромную снеговую тучу – досыпать. Оно, может, и неплохо, чтобы с неба одеялко упало: на улице стоял мороз, щипавший не за нос даже, а за всё лицо целиком. «Как в старые добрые времена», – пробормотала бабка. Для её подопечных самое тяжёлое время. Как будто в ответ на её мысли из подвала высунулась небольшая серая голова и послышался жалобный мяв.

Бабка осмотрелась и, никого поблизости не увидев, принялась хлопать себя по бокам. И чем больше она хлопала, тем больше молодела. Превратившись таким образом в ничем не примечательную школьницу лет десяти-одиннадцати, «кошачья бабушка» поманила к себе котика и принялась его гладить. Он замурлыкал, и с каждой минутой ему становилось всё теплее. Но это была временная мера, конечно. Уже через пару минут из-за угла дома вынырнула женщина, везущая перед собой санки с мальчиком лет трёх. «Мать, судя по запаху – прямиком из поликлиники», – быстро прикинула волшебница и обратилась к прохожей с просьбой котика приютить.

– А сама что не возьмёшь? – не слишком-то дружелюбно откликнулась женщина. Вид у неё был усталый, глаза какие-то пустые, уголки губ опущены…

«Тааак, проблемы с мужем», – моментально определила «школьница» и веско произнесла:

– У нас есть уже кот, он никого не примет, забьёт. Возьмите его, тётенька. Коты в дом радость приносят. И семейную гармонию. Правда-правда.

Тут и малыш на санках присоединился: «Мама, мама, давай возьмём кису! Он холёсий!» Вздохнув, женщина кивнула и протянула руки за пушистым комочком. «Вот и пристроила. А ей пусть будет счастье. И мальцу», – проговорила про себя бабка, всё ещё находившаяся «в образе», когда они скрылись в подъезде. Потом прислушалась, подпрыгнула – и исчезла.

Оказалась она в подъезде на другом конце города, где плакал (иного слова и не подберёшь!), сидя в коробке, одинокий котёнок. Чёрный, с белым «галстучком». Видно, кто-то оставил ему еду, но долго малыш тут не протянет. «Чтоб тебя скрутило, гадюка!» – прошептала бабка, снова ставшая собой, мысленно обращаясь к бывшей хозяйке котёнка. На кухне двухкомнатной квартиры в соседнем подъезде схватилась за поясницу пенсионерка, которая как раз думала, как она удачно избавилась от чертёнка, которого принесла её кошка. Остальных двух давно раздала, а этого не брал никто. Примета, мол, плохая. А она не нанималась кормить тут ораву хвостатых! Авось, кому и сгодится. Но боль в пояснице, согнувшая пенсионерку буквой Г, заставила её позабыть обо всём.

Тем временем «кошачья бабушка» прикидывала, как бы найти дом новому подопечному. На улице такие морозы, что он и до ночи может не дожить. Даже в подъезде до костей продирает. Бабка принялась «сканировать» квартиры, вычисляя добрых людей. Не так-то это просто. Иной, может, и кажется добрым, да на душе у него черно, а другой вроде и зол, да только снаружи. «Кажись, есть!» – хмыкнула в конце концов волшебница, подхватила котёнка и начала подниматься на девятый этаж.

Лестница давалась ей нелегко, но иногда надо поразмяться, не всё же на печи лежать да (как это там называется?) те-ле-пор-ти-ро-вать-ся. «Вот и добрались, чернявенький!» – констатировала бабка и начала давать котёнку инструкции на его языке. При этом она невольно морщилась, в который раз думая, что говорит на кошачьем с чудовищным человеческим акцентом. Но что уж поделаешь, в инязе такому не учат. Да и за студенческую скамью ей поздновато.

Удостоверившись, что чёрный котёнок всё понял, бабка спустилась на один пролёт и начала прислушиваться. Вскоре, как бы в ответ на мяуканье, одна из дверей отворилась и удивлённый, немного хриплый мужской голос произнёс: «А ты тут откуда, малыш? Замёрз, небось? Давай ко мне за компанию. Будем с тобой отчаянными холостяками!» Старушка хмыкнула себе под нос: «Найдёшь ты своё счастье, как пить дать найдёшь. И дети твои будущие с этим котом ох как играть будут! А привычку свою окаянную, из-за которой бобылём живёшь, забудешь прямо с сегодняшнего дня».

Третий пункт назначения – квартира на Ильинке, в центре города, в которой неприкаянно шатается из угла в угол взрослая уже трёхцветная кошка. Котят бабке было жалко, но её – ещё жальче. Никак не может понять хвостатая, почему в её доме чужие люди, а хозяйки вот уже две недели нет. И кормушка полная у кошки – нет аппетита, кусок в горло не лезет, даже самый вкусный. Эти непонятно откуда взявшиеся люди посматривают на неё: решают, как с этой «живностью» быть.

Мужчина и женщина уже покачивают головами, отводят глаза. И только девушка лет восемнадцати, по всей видимости, дочка их, чуть не плачет. «Кошачья бабушка», наблюдавшая минут пять эту мизансцену сквозь окно, благо квартира-то на первом этаже бывшего купеческого дома, сразу поняла, что без неё тут не обойтись, щёлкнула пальцами – и превратилась в благообразную старушку. Уже через минуту она говорила открывшему на её стук мужчине, что она-де старинная приятельница его матери и сожалеет о его утрате. А пришла она проследить, чтобы сбылась последняя воля покойной.

– Степанна горячее всего Муську свою любила. Вы-то вон где, а кошка всегда рядом была. Перед самой больницей говорила она мне, что в случае чего Муську родственники должны забрать. Пусть живёт у того, кому глянется, – плела словесные кружева бабка, знавшая уже всю нужную информацию. Были кое-какие преимущества и у неё, «узкоспециализированной» волшебницы.

– Оно, конечно, так. Только куда я её возьму? Возись ещё с ней! Может, бабка, сама и возьмёшь? – сказал мужчина. Старушка отговорилась аллергией.

Вообще же, услышав ответ «безутешного сына», бабка злорадно подумала, как сильно он «обрадуется», когда узнает, что квартиру его мать оставила не ему с женой, а своей внучке – их дочери. Вернее, хотела оставить, а завещание-то не успела написать. Но это дело поправимое. Завтра же им позвонит нотариус, внезапно обнаруживший это самое завещание в своих бумагах. И будет этот юридических формальностей мастер на все сто процентов уверен, что сам и составлял документ. А второй экземпляр в этой вот квартире и найдётся – в коробке с важными бумагами.

– Мама, ну хоть ты скажи! Кошка-то уже немолодая, куда же её? Бабушка её так любила! Вы не знаете, редко здесь бывали, а я-то часто здесь гостила, я знаю, – произнесла с мольбой девушка. Набежавшие слезы бриллиантами сверкали в голубых глазах.

– Мне некогда с этой блохастой возиться! В приют сдадим, если ты так за неё переживаешь. Она, поди, хворая, вон – не ест ничего. Только хлопот с больной кошкой мне и не хватает, – отмахнулась мать.

«Сама ты хворая!» – припечатала про себя бабка, и женщина тут же схватилась за живот. «А вот меньше на ночь жрать надо!» – добавила волшебница. Конечно, опять про себя. Она ведь такая благообразная старушка, надо марку держать.

– Я сама о ней буду заботиться, – решительно сказала девушка и подозвала к себе Муську. Та тут же подошла, потёрлась о её ноги и – о чудо! – замурлыкала.

– Ну раз уж напросилась, то не жалуйся потом, – заявил отец.

– Мама, папа, вы не пожалеете! Я так о Муське заботиться буду, как разве что бабушка могла, – ответила дочь.

Тут бабке оставалось только попрощаться с этой семьёй. «Правильно, правильно, милая, слабых привечать надо. Да и мать с отцом у тебя не самые плохие люди. Только вот забот-хлопот много у них. Но Муська поможет вам, все острые углы в семье сгладит… И у тебя всё сложится. Жить тебе будет где: как приспеет время, съедешь сюда, на свою квартиру, будешь свою судьбу строить, на родителей не оглядываться. И работа будет хорошая, и муж, и детишки. Сердце у тебя золотое, таким всегда воздаётся», – прошептала «кошачья бабушка» и отправилась домой. На сегодня её дела закончились.

– Нá вот! – Бабка грохнула об пол большущей пачкой кошачьего корма. Серый котище, до того спавший без задних ног, моментально оказался на кухне.

– Купила-таки! Ты ж моя хорошая! – замурлыкал кот. Несмотря на сытость, он тут же потребовал насыпать ему полную миску. Как тут устоять, когда такой запах?! А хруст-то, хруст!

– Плохая я. Бабы Яги хорошими не бывают, – возразила старушка. Она устало плюхнулась на стул и принялась помешивать ложечкой остывший чай. Он тут же нагрелся. – Да я ничего за весь день и не сделала. Так, по мелочи. Сейчас чайку попью – и на боковую.

– Ты же настоящие чудеса творишь. Мои собратья без тебя с голоду да холоду сотнями со всеми своими девятью жизнями прощались бы, – возразил котяра, брякаясь на бок прямо рядом с пустой миской.

– Это не я чудеса творю. Я так, помогаю чуток. Знаешь, где настоящие-то чудеса? В сердцах тех, кто животных бессловесных к себе принимает. И кошек, и собак. А что я добра им желаю да пожелания мои сбываются, так это невеликая магия. Ладно, пора и баиньки. А завтра по новой…

В трёх квартирах Нижнего Новгорода той ночью спали-почивали счастливые находки. И представители семейства кошачьих нашли свой дом, и люди обнаружили, сами того не зная, недостающий для полной картины кусочек пазла. А самое главное – «узкоспециализированная» Баба Яга нашла за один день три золотых сердца. И счастья в мире стало куда больше.

В тихом курятнике…

Галку долгие годы причисляли к категории тех, кто воды не замутит. Ну, знаете, пришибленных тихонь, скромных до болезненности. Наверное, на это и рассчитывали родители, когда назвали её Галиной. Вроде имя как имя, только старомодное какое-то. И девочке оно подходило: голубоглазая, темноволосая, носик остренький. Точь-в-точь тёзка-птица. Незаметная, но тоже зачем-то природе нужная.

Галкин дом затерялся среди других жёлтеньких двухэтажек «народной стройки», на которые уже дружно наступали великаны, широкими шагами устремлявшиеся в новую жизнь. Девочка воспринимала свою нехитрую, но наполненную теплом и переходящими из поколения в поколение безделушками квартиру как гнёздышко – вроде неказистое, но такое своё!

И прожила бы Галка спокойную, тихую жизнь, да вмешался случай. На беду девочки, одна из её одноклассниц – Бьянка, представьте себе! – начала ходить на занятия по итальянскому языку. А что поделаешь? Это всё эксцентричные родители, любители пасты, равиоли и, конечно, пиццы! Так вот, Бьянка принесла в класс прелюбопытную новость. Оказывается, «курица» по-итальянски – gallina!

Дальнейшая школьная жизнь Галки была предопределена: отныне и, казалось, навеки она стала Курицей. Любое слово её сопровождалось теперь кудахтаньем хулиганов. Да и остальные не отставали. Особенно злорадно, как казалось Галке, над ней смеялась Бьянка. «Итальянка», подумайте! Занесённая сильнейшим средиземноморским ветром в облупленные стены школы, которая каждый год настойчиво требовала ремонта и, как водится, не получала его. Зато в таком обрамлении сияла прекрасная Бьянка. Яркая – нестерпимо…

Как-то раз Галке приспичило сходить в туалет на уроке. Когда она покидала кабинет, сзади раздалось противное кудахтанье. Недостаточно громкое, чтобы училка сделала замечание, но вполне отчётливое для несчастной девочки с «птичьим» именем. Галке не нужно было поворачиваться: она и так знала, что это Бьянка. Ну сколько можно, им ведь по пятнадцать лет уже! Галка старалась не обращать внимания на глупые подколки, но, когда Бьянка встретила её возле умывальников и поинтересовалась, хорошо ли она почистила пёрышки от помёта, с тихоней начало твориться что-то странное.

Глаза её вспыхнули огнём, а надоевшую школьную форму с потрясающей скоростью покрыли золотые перья. Галка с недоумением отметила, что и хвост у неё вырос! Длинный, раздвоенный. Руки превратились в мощные крылья, ноги – в цепкие лапы. Ей бы испугаться, но, едва бросив взгляд на своё отражение, Галка ухмыльнулась острым клювом: да она – Жар-птица! На Бьянку больно было глядеть. Та сжалась в уголочке, силилась закричать – и не могла. «Кудах-тах-тах!» – выдала Жар-птица. И вспыхнула… Приехали пожарные и скорая, на следующий день завуч прочитала лекцию о вреде курения… И об эпизоде со вспыхнувшим в женском туалете ведром вскоре забыли. А Бьянка в школу так и не вернулась. Ожоги она получила незначительные, но одноклассники многозначительно шептались о том, что у неё «поехала кукуха».

Обнаружив дар превращения в Жар-птицу, Галка наконец-то почувствовала себя – собой. Ей всё больше хотелось блистать: не золотыми перьями, так хоть талантами и нарядами. Непримечательная раньше девочка запела и записалась в театральную студию при местном ДК. Обидное прозвище исчезло само собой. Пришло время попрощаться и со старым гнёздышком: двухэтажка пошла под снос, раздавленная ножищей очередного спешащего великана, и всем её жильцам дали квартиры в доме неподалёку. Девочка не жалела: просторная двушка на семнадцатом этаже – достойное жилище для Жар-птицы. Впрочем, об опасной своей ипостаси Галка (которую, кстати, теперь все звали Линой) старалась не вспоминать. Ну почти…

Только очень-очень плохие люди удостаивались встречи с Жар-Птицей. И все теряли рассудок, не без этого. Однажды за Линой, уже студенткой, увязался прилипчивый алкаш… И, разумеется, никто потом не поверил его рассказам о девушке, превратившейся в прекрасное огненно-золотое чудовище и навсегда разлучившей его с зелёным змием. Откуда в зловонной клоаке старого спального района взяться райской птице? А Лина постепенно вошла во вкус. Каждый вечер она отправлялась на прогулку, и вскоре её район стал самым спокойным в городе. А раз так, великаны взяли его штурмом и быстренько дожали «народную стройку». Какое-то время продержалась старенькая школа, но и её заменило новое здание – оплот современной педагогики. С интерактивными досками, растущими партами и художественно оформленными стенами, на фоне которых крашно пилились шортсы (что бы это ни значило).

Район постепенно полностью сменил лицо. Морщины ухабистых дорог и кривых тропинок разгладились, надулись губы модных кофеен, взлетели широкие брови экзотических цветников. Было бы всё это великолепие без ночных рейдов Жар-птицы? Вряд ли. Лине нравилось думать о себе как о супергероине. Был, правда, небольшой нюанс: наряду с рухнувшим уровнем преступности в городе резко возросло число людей с психическими нарушениями. Чуть было новый «жёлтый дом» открывать не пришлось. Конечно, в другом районе, попроще. Но тут случилось непредвиденное… В отлакированную обыденность ворвалась сказка. Вполне себе бытовая.

Жар-птицы – они ведь тоже люди. В смысле, женщины. И вот однажды поймал простой менеджер Иван, за низкие показатели продаж нежно именуемый коллегами дурачком, Лину в силки. Сплёл их добрый молодец из комплиментов да букетов, прогулок под луной да долгих переписок. И вот уже Жар-птица… в курятнике. С цыплятками. А почему бы и нет, если с милым рай и в шалаше. И на насесте… Оказывается, и на семнадцатом этаже его можно организовать, было бы желание.

Одна беда: не знал Иван, что под нежным и покорным ликом его Галочки диво предивное скрывается. Опостылела дурачку своя курочка, захотелось паву заморскую очаровать… Но на то Иван и прозвище получил, что ума был недалёкого. Спалила его Жар-Птица, во всех смыслах спалила. Лишь удивиться успел добрый молодец, золотую летунью узревши…

Живёт Галина тихо, растит своих цыпляток, ждёт своего часа, когда можно будет снова засиять. Грезит после бессонных ночей о золотых своих перьях, пробует голос за мытьём посуды да навещает изредка Иванушку-дурачка. Всё-таки жалко его, не чужой человек. Был…

Собачья погода

Небесный душ пробрал бабку до костяной ноги, которая тут же нещадно заныла. Вот тебе и польза скандинавской ходьбы! «Я бы посмотрела на Хель с этими проклятущими палками!» – пробормотала вполголоса бабка, ускоряя шаг. Шлёп-шлёп, шлёп-шлёп-шлёп, шлёп-шлёп-шлёп-шлёп…

У самого выхода из парка спортивную старушку настиг звук скрипящей двери. Когда-то её избушка вот так оповещала хозяйку о незваном госте. Бабка обернулась – никого. «Уже мерещится!» – констатировала она. Но звук повторился. На этот раз физкультурница посмотрела себе под ноги: а ну как палки скрипят? И тут же обнаружила источник ностальгического звука – за ней шла мелкая мокрая псина и скулила.

– It is raining cats and dogs, – выдала вслух бабка, вспомнив недавно начатые и благополучно заброшенные курсы английского, и тут же перевела: – Собачья погода то есть. Тя с какого облака сюда зашвырнуло?

Собака молчала, но хвост её стал похож на взбесившийся маятник. А глаза…

– Пойди к кому другому, а?

Но никого больше в парке, увы, не было. Собачий взгляд не отпускал. И скулит опять – тоненько, жалобно…

– Не моя ты специализация! Я по кошкам только. Понимаешь меня?

Собачьим бабка не владела, кошачий это существо тоже вряд ли поймёт.

–– Ищи кого другого! – нарочито грозно сказала бабка, отворачиваясь от мокрой просительницы, и в ускоренном темпе пошлёпала домой.

Это всё палки, чтоб их! Если бы не они, перенеслась бы она в один счёт к уютной своей печке. А с ними почему-то не получалось. Вот и пришлось пешкарить. Бабка не оглядывалась, чтобы собака не подумала, что она её с собой зовёт.

– Псины мне только не хватало! – бормотала она, пытаясь побороть неприятное чувство. Но что-то так и зудело слева в груди. Добравшись до подъезда, бабка обнаружила сюрприз: в дверь вперёд неё рванула та самая собака. Забежала и глядит: заходи, мол.

– Я ж те говорю: не моя ты специализация! Да и не примет тя мой! Може, и выгонит даже. И меня вместях с тобой!

Преданное, влюблённое выражение не сходило с собачьей морды. И хвост-маятник туда же…

– Ладно, иди, – плюнула бабка и добавила, насупив брови: – Только чур пеняй сам на себя!

Поднявшись с охами по лестнице и отомкнув все запоры (и обычные, и заговорённые), она вошла в своё жилище.

– Особого величания ждёшь? Заходи! – прикрикнула бабка на собаку, и та, жавшаяся на пороге, шустро забежала следом.

Вот и печка, к которой бабка кинулась прогревать промёрзшие косточки. Особенно ногу… Собака пусть обождёт, попривыкнет слегка. И знакомство новое заведёт. Словно в ответ на бабкины мысли в прихожей раздалось оглушительное шипение – как будто жбан квасу на раскалённую каменку в бане плеснули.

– Что, гостя нашего приветствуешь? – как ни в чём не бывало отозвалась бабка, обосновываясь на печи. – Потчуй его теперь. Мыши в сметане ещё остались у тебя, поди?

– Ты чего это, старая, совсем со своими палками ополоумела? – промяукал котяра, тёмно-серая шерсть которого так и стояла дыбом.

– Баба Яга меняет профессию, – выдала старушка.

– Чегоооо?!

– Да что ты воешь? Пошутила я. Не меняю – расширяю профиль. Одних кошек спасать мелковато по новым-то временам.

– Но он здесь не останется?

– А, так это кобель? Нет, почто он нам? Пристрою завтра… Ну или послезавтра.

Ягу на тёплой печке сморило. Сквозь сон она слышала, как кот заставляет пса есть мышей, а тот, видать, отказывается… «Да чтоб тебя, жри корм! От сердца отрываю!» – услышала бабка и улыбнулась, поворачиваясь на другой бок. Костяная нога почти совсем ныть перестала.

На следующий день Яга принялась пристраивать брошенных собак. Алгоритм-то уже отработан: соцсети да личное общение с горожанами. В ход пошли любимые образы – от школьницы до благообразной старушки. И про кошек не забыла. Бабка и не заметила, как день пролетел. Кажется, она шла на рекорд: десяток хвостатых за сутки! И это всё – лично! Только один непристроенным остался – вчерашний.

Оказавшись снова в своём жилище, Яга замерла на пороге. Уж больно нечаянно подслушанный диалог бы прекрасен.

– Ты ешь, ешь. Это я их натрескался уже за столько-то веков, а на самом деле она неплохо готовит. Мыши в сметане – деликатес.

– Чав-чав-чав!

– Правда вкусно, что ли?

– Р-р-р-р-р-р!

– Да ладно-ладно, я не претендую. Ты это, неплохой пацан. Придёт, скажу, чтобы не отдавала тебя. Вдвоём это… веселее, вот.

Так в многовековой истории Яги-кошатницы открылась новая страница. Оказывается, полезная всё-таки скандинавская-то ходьба. Да и от собачьей погоды бывает прок…

Возвращение легенды

Накладывая золотистые тени, Лина заметила, что рука у неё дрожит. А косметику, как выяснилось, давно пора отправить на свалку. Тени частично осыпались, частично залегли в складках век, тушь засохла (пришлось даже на неё поплевать, как когда-то мама на «Ленинградскую»), а любимая красная помада оказалась внезапно непоправимо исковерканной. Видимо, кто-то из детишек успел добраться до неё первым и до отказа вывернул, не снимая колпачка… Ну ничего, помаду можно добыть ватной палочкой. В целом, кто будет её макияж рассматривать? Ночью-то? Главное – Лина выберется наконец из своего гнёздышка, ставшего с лёгкой руки её бывшего мужа курятником. Всё остальное явно мелочи.

Звонок в дверь. А вот и няня! Совсем незнакомому человеку Лина деток не доверила бы, но это же её соседка ещё по старому, двухэтажному, дому. Случайно встретились, слово за слово… И вот уже забывшая вкус и запах свободы Лина, чмокнув клюющих носом сына и дочь, выбирается на улицу. Официальный повод, озвученный няне, – встреча с подругами. Но на самом деле она не дружит и не дружила никогда и ни с кем. На просторы ночного города Лину тянула жажда сильных ощущений.

Что и говорить, Заречку10 было не узнать. Это раньше здесь приходилось пробираться чуть ли не наощупь, рискуя провалиться в люк или нарваться на весёлую (а то и, наоборот, мрачную) компанию. Теперь всюду были фонари. Да и публика стала куда чище. В этом была немалая заслуга самой Лины. Сколько асоциальных граждан она обезвредила! При этой мысли Лина почувствовала приятное покалывание в руках. Что ей сейчас действительно нужно – так это какой-нибудь одурманенный любитель «мадемуазелей». Она не торопилась и с предвкушением сворачивала в самые сомнительные переулки. Кажется, где-то тут была «капельница»… Надо же, закрыли! Но не успела Лина расстроиться, как вспомнила про баню. Вот уж куда не могла зарасти народная тропа!

И точно: в баре, расположенном сбоку от помывочного центра района, горел свет. Оттуда доносилась вечная классика 90-х и отзвуки мужских разговоров. Лина заглянула в это заведение, заказала какой-то пенный напиток, пригубив его только для вида, и достаточно быстро вышла, не забывая волнующе качать бёдрами. Её надежды оправдались: один из завсегдатаев последовал за ней. Оставалось только свернуть в тёмный переулочек…

– Мадам! – окликнул Лину на удивление трезвый голос.

Она, конечно, обернулась. Покалывание в руках превратилось из приятного в почти нестерпимое… Вот только мужчина и не думал нападать.

– Не губите! – при этих словах Лина замерла и попыталась вглядеться в лицо незнакомца. – Мы с Вами, мадемуазель… то есть, прошу прощения, мадам, уже встречались. Благодаря Вашей… скажем, процедуре я завязал с зелёным змием, и, хотя ноги по-прежнему несут меня в злачные места, я не могу проглотить ни капли алкоголя. И не я один!

– Не один?

– После пребывания в «жёлтом доме» я и мои… коллеги изменились, поверьте! Бармен был несказанно рад продать хотя бы Вам бокальчик пенного. Знаете, что пользуется теперь спросом в этом богоспасаемом заведении?

– Что?

– Лимонад. А ещё, представьте, кислородные коктейли!

Лина задним числом поняла, что показалось ей в баре таким странным. Запах, вот что! И разговоры, пожалуй, были нетипичными – слишком мирными, что ли…

– Так вот! Мадам, я хотел бы Вас искренне поблагодарить!

– На здоровье! – пробормотала Лина.

Покалывание в руках исчезло. А благодарный «клиент» между тем продолжал:

– Не могу пожелать Вам удачной охоты, мадам! Уверяю Вас: здесь обитают исключительно трезвенники. И преступлений нет. Со-вер-шен-но!

Лина кивнула и пошла в никуда, спотыкаясь на каблуках, ставших вдруг неудобными.

– Мадам, Вам, может статься, стоит попробовать себя в шоу-бизнесе! – бросил ей вслед мужчина.

Лина только покачала головой: яркие птицы нынче не в чести. Изо всех утюгов звучат только невнятные завывания… Она ещё немного пошаталась по району, почти с ненавистью поглядывая на энергосберегающие фонари, и вернулась домой. Детки, конечно, спали, и Лине оставалось только отпустить няню. Без всяких переживаний о том, как та дойдёт до дома…

Собираясь смыть с лица косметику, Лина неожиданно издала какой-то приглушённый клёкот. Чёрно-золотые ручейки стекали к подбородку и капали в раковину. С ними, кажется, её покидало что-то важное.

На следующий день, отводя своих цыпляток (ещё одно дурацкое слово, оставшееся на память о муже!) в садик, Лина столкнулась с непредвиденным. Дети из разных групп, объединённые на лето, все как один замолчали и посмотрели на её Петю. И воспитательница с доброй фамилией громко произнесла:

– А вот и Петя, который всех бьёт!

Недоумению Лины не было предела. Её Петя был настолько миролюбивым, что не обижал даже свою сестру-двойняшку Настю, а та бывала иногда совершенно несносной. Правда, он очень любил обниматься… С разбегу. Наверное, это можно было бы принять за удар… Но неужели взрослый человек не видит разницы?!

– И меня бьёт! И меня! – заголосили дети, все как один старше Пети.

– А что, если тебя, Петя, сейчас побьют все эти ребята, которых ты обидел? – повысила голос воспитательница.

У Лины потемнело в глазах. На днях она читала новость о том, что в соседнем городе после точно таких же слов детсадовцы избили мальчика… Детей так легко настроить против кого-то! Первым её порывом было забрать Петю и Настю и больше никогда не приводить их в это, с позволения сказать, образовательное учреждение. Глаза защипало… Ну уж нет, она не будет плакать! И ей надо на работу, в конце концов.

– Петя, ты кого-нибудь стукал? – тихо спросила Лина, опустившись на корточки рядом с сыном.

– Мам, я тока онимай, – произнёс Петя.

Поцеловав взволнованного сына, Лина поднялась и произнесла, обращаясь к воспитательнице:

– Давайте-ка отойдём в сторонку!

«Милая» женщина только хмыкнула, но всё же проследовала за беседку, чтобы поговорить с «мамочкой», как того вообще-то и требует этика педагога, без свидетелей.

– Ваш Петя роняет детей! Что я скажу их родителям?!

– Он их бил? Кулаками? А может быть, ногами…

– Нет, но он так обнял Машеньку, что она упала! Это недопустимо! Сделайте что-нибудь со своим сыном! Я понимаю, он растёт без отца…

Никогда ещё Лина так быстро не покрывалась огненными перьями. Даже, кажется, в случае с Бьянкой в школьном туалете, когда девочка по прозвищу «Курица» узнала, что она на самом деле Жар-птица.

– Ещё раз обвинишь моего сына или ещё кого-то из детей в том, чего не было, тебе не поздоровится! Спалю! – пророкотала Лина, сверля воспитательницу золотым взглядом.

Та только кивнула и, поражённая увиденным, поспешила вернуться к детям.

– Мася, я не хотей тебя обидеть! – услышала Лина голос своего сына. – Я босе не буду так онимать!

Перья скрылись, клюв снова разделился на нос и рот. Вдох – выдох… Всё, можно выходить. Возле беседки бегали довольные и счастливые дети. Петя играл в песочке с какой-то девочкой (кажется, Машей), а воспитательница глядела на них с невероятным умилением во взоре.

«Я вернулась!» – подумала Лина, и улыбка тронула её губы.

Не в ладу

Яблоня была невероятно, просто сказочно притягательна. Убранная белыми цветами, как непорочная невеста, она так и звала подойти – полюбоваться на её наряд. Поэтому Лада, путь которой через пустырь лежал направо, повернула налево. Пройти мимо такой красоты было невозможно! А какой аромат…

И тут Лада чихнула. Раз, другой, третий. В носу зачесалось, глаза заслезились, голова стала тяжёлой, особенно лоб. Не веря себе, девушка подошла поближе – и от чихания всё перед глазами закружилось. «Аллергия!» – ошарашенно прошептала Лада и, не оглядываясь на яблоню-невесту, побежала прочь. Прямо на высоченных каблуках, которые, конечно, подвели: девушка споткнулась и рухнула на землю.

К симптомам аллергии прибавилась саднящая боль от содранной коленки. Ладони были все в грязи, но, к сожалению, Лада осознала это уже тогда, когда принялась вытирать струящиеся по лицу слёзы. Девушка быстро огляделась. Никого! Это хорошо, но всё же стоит встать и попытаться привести себя в приличный вид. Ей надо на работу, в конце концов.

Зеркальце, которое Лада достала из новенькой бежевой сумочки, изрядно пострадавшей от падения, явило замарашку с растрёпанными волосами, которые она с такой тщательностью укладывала не один десяток минут – совсем недавно, когда день ещё не был потерян окончательно и бесповоротно. На щеках – грязь, глаза красные, из носа течёт. Не девушка – мечта! В изгвазданном плаще, разодранных колготках… Супер, один из каблуков сломан. Левый как раз – виновный в падении хозяйки. Рассматривая «павшего бойца», Лада случайно зацепила взглядом часы: уже почти девять! Ещё десять минут – и начнёт звонить администратор центра. Или директорша, с неё станется. Возвращаться домой было некогда, идти на остановку – тоже. В довершение всех несчастий оказалось, что и такси вызвать не удастся: смартфон приказал долго жить.

Лада усилием воли подавила желание разрыдаться в голос и доковыляла до дороги. Интересно, кто-то ещё сейчас голосует вот так – вытянув руку навстречу потоку машин? Впрочем, потока-то и не было никакого. Теряя последнюю надежду, Лада уже собиралась возвращаться домой («Пусть хоть увольняют, плевать!»), когда рядом с ней притормозило чудо отечественного автопрома. Водитель белой «девятки» приветливо махнул девушке, и ей ничего не оставалось, как забраться на переднее сиденье раритета для бедных и назвать адрес, по которому её ждал разнос за опоздание.

Сначала Лада не обратила внимания на то, как выглядит её спаситель, но, когда он молча протянул ей вынутую из бардачка упаковку влажных салфеток, всё же посмотрела ему в лицо. Молодой человек лет двадцати пяти, голубоглазый и русоволосый. Нос картошкой к тому же. Ничего особенного… Разве что молчаливый, что Ладе действительно понравилось. Другой бы на его месте забросал случайную пассажирку вопросами, а этот – ничего. Хотя его взгляды, явно заинтересованные, она на себе всё же ловила.

Доехали быстро: девушка едва успела стереть с лица грязь и пригладить волосы. «Спасибо!» – бросила она на прощанье, протянув водителю три сотки. Примерно во столько ей встало бы такси. Он пытался было отказаться, но Лада обожгла его взглядом, и деньги он всё-таки взял.

Администратор Алёна, конечно, принялась охать и ахать, увидев Ладу. Но разводить трагедию было некогда – перед кабинетом ожидала женщина «элегантного возраста». Оставив плащ Алёне, Лада натянула улыбку и пошла извиняться перед новой клиенткой за своё опоздание. Конечно, не лучшее начало первичной сессии, но не отменять же её? Директорша по головке не погладит!

Клиентка, назвавшаяся Прасковьей Никитичной, ободряюще улыбнулась в ответ на Ладино извинение, и немедленно перешла к перечислению своих бед. Они были вполне привычными и сводились к банальному одиночеству: дети живут своей жизнью в другом городе, звонят только по праздникам, муж давно умер. Одно счастье в жизни – любимая кошка Пуся, которая, как на грех, не так давно окотилась.

– Я почти всех раздала, один остался… Вот за него сердце болит. Стара я уж больно за двумя хвостатыми приглядывать, – закончила свой монолог Прасковья Никитична

– Вы ко мне пришли, чтобы поговорить о котёнке? – удивилась Лада и тут же одёрнула себя: это непрофессионально!

– И о нём тоже, дочка… Прости, что я так, по-простому. Сама-то я деревенская. Вместе с мужем в город перебралась, жили неплохо. Да вот одна осталась – и не радует меня ничего. На свет белый глазоньки не глядят. И у света-то ко мне, видать, счёты. Сколько годов живу, а такого ещё не было: выхожу тут из подъезда, а у меня слёзы градом. И чишу, как кошка. Аллергия, будь она неладна!

– Аллергия?! – вздрогнула Лада.

– Главное, никогда ведь не было… Вот думаю: может, в деревню обратно податься? Удобства там какие обустрою, денег хватит. К земле меня тянет…

– К земле? – автоматически переспросила Лада.

– К ней, родименькой! К корням своим, – с особой теплотой в голосе произнесла Прасковья Никитична.

Лада встала и, повернувшись к клиентке спиной, посмотрела в окно. Никаких яблонь. Вообще ничего, кроме асфальта, асфальта и ещё раз асфальта. И под окнами ни одного цветочка…

– Знаете что? А поезжайте! – неожиданно произнесла Лада, обернувшись. – Поезжайте, милая Прасковья Никитична, в деревню. Там и воздух, я думаю, лечебный.

– А котёнок? Кошку-то я с собой заберу, я к ней привязалась, а мальца – нет, не потяну, стара…

– Приносите его мне. Я как раз собиралась кого-то завести, – сказала неожиданно для самой себя Лада.

– Так я прямо сегодня, дочка, можно? – обрадовалась Прасковья Никитична.

– Я до шести работаю. Приносите к концу дня – сразу заберу его домой.

Ещё пять минут старушка рассыпалась в благодарностях, а потом ушла, пообещав оставить хороший отзыв в «Книге жалоб и предложений». Лада улыбнулась, подумав, что, пожалуй, это не она клиентке помогла, а наоборот. Наконец-то ей стало понятно, откуда она взялась, эта аллергия.

Конечно, мало приятного чихать от цветения деревьев. Но уж совсем за гранью – страдать от таких симптомов, будучи богиней плодородия. Лада вздохнула: устать считать века жизни и при этом выглядеть молодой и красивой девушкой – неправильно. Она пережила своего любимого – Сварога, а сын её Перун, казалось, годился ей в отцы. Теперь он жил один, если не считать Баюна, и Лада лишь изредка наведывалась к нему.

Когда-то у неё были крылья, которыми она могла закрывать глаза, а на голове сияла золотая корона. Как богиню земных плодов чтили Ладу… А теперь – что? Аллергия на цветение? Лада поняла наконец, что существование ей не в радость. А почему, почему? Она забыла про свои корни, про то, что она, Лада, и есть жизнь. Асфальт и бетон задавили её, высокие каблуки оторвали от земли…

Остаток дня у Лады было прекрасное настроение. В её голове сам собой составился план по возвращению себя – жизни. И когда Алёна в конце рабочего дня протянула ей котёнка (сама Прасковья Никитична, по словам администратора, ушла – опаздывала на поезд), Лада радостно прижала его к сердцу. И почему-то она совсем не удивилась тому, что у входа в центр её ждала белая «девятка». С тем самым курносым водителем, который – вот совпадение! – оказался Никитой. «Наверное, это судьба», – подумала девушка, садясь в машину. Если кто-то, несмотря на веяния времени, верен «Ладе», это определённый знак для богини, носящей то же имя…

***

Летом под окном у Лады и Никиты расцвели розы. Котейка, названный Прошей, рос с какой-то сверхъестественной скоростью. Светло-серый полосатый красавец был баловнем, но при этом удивительным умником. Когда же Лада, носящая теперь одежду ярких зелёных и жёлтых оттенков, убегала на работу в своих любимых балетках, а Никита уезжал на всё той же белой «девятке», Проша подходил к миске с водой, чтобы пообщаться со своей благодетельницей. В настоящем облике она теряла миловидность Прасковьи Никитичны, зато обретала шарм «всамделишней» Яги.

– Глянь, твой отпрыск вон как вымахал! – снова и снова говорила старая своему котяре, лениво развалившемуся на столе.

– Угу, – ответствовал тот.

– Чтобы больше без сюрпризов, понял?

– Это всё весна, март! И кошка такая пушистая была, беленькая… Сколько уже можно меня укорять?!

– Ладно-ладно, зато хорошему человеку помогли. И не просто человеку – целой богине. Проша, ты там приглядывай за ней!

Проша важно кивал и шёл любоваться на цветы. Всё-таки это хорошо – жить под крылышком у богини плодородия. А уж быть в ладу с собой он ей поможет.

Светлый всадник

Благоухающая поджаренными на прогорклом масле пирожками автостанция глядела на Лину и притихшего Петю сварливой бабой. А может быть, дело было в хнычущей погоде, которая всё никак не решалась разреветься. На мокром месте были и глаза у Лины.

Дорога, которую протоптало приложение, огибала автостанцию и обширный зелёный полукруг. Путь лежал вдоль трассы, по чумазой обочине. Лина, крепко держа Петю за руку, обходила самые грязные участки и поминутно сверялась с картой. Скоро должен быть поворот налево… А вот и он – с видавшим виды указателем.

Ипподром предстал перед Линой во всём своём вели… убожестве. Казалось, жизнь, которая когда-то бурлила здесь, навсегда покинула это место. Всё, что не заросло, покрылось ржавчиной. Будка КПП была заперта, зато ворота, как оказалось, просто отодвигались. Надо было идти вперёд – куда-то, где их дожидались готовые прокатить лошадки. И тренер, который не откажется заниматься с Петей… При этой мысли Лина почувствовала, как щиплет глаза.

Против непонятного недуга, который внезапно делал её сына, такого ласкового и нежного, неуправляемым, не могла помочь ярость Жар-птицы. Плакать, конечно, тоже было бесполезно, тем более что слезы, едкие до невозможности, прожигали в щеках дорожки, которые очень сложно было потом вывести. Последняя, быть может, надежда таилась здесь и отбивала копытами успокоительный ритм.

Нервно теребя лямку экосумки, хранящей в своих недрах мелкие яблоки, воду и – на всякий случай – запасную толстовку для Пети, Лина шла вперёд и вперёд. Слева одна за другой тянулись конюшни, возле которых можно было увидеть прохаживающихся в загонах лошадей. Получается, ипподром всё же не вымер. Хотя явно знавал лучшие времена…

Пара-тройка встреченных людей на вопрос о катании на лошадях развела руками. Звонить не хотелось. Лина загадала про себя: если она найдёт искомое место без дополнительной подсказки, всё сложится.

Ряд конюшен закончился. Оставалось любоваться на поле, которое когда-то было ухоженным и использовалось, наверное, для скачек. Вон и трибуны вдалеке – печально понурившиеся, как нищие на паперти. Лина прикрыла глаза и представила это место полным азарта, блеска, эмоций. Вспомнились кадры из фильмов про скачки. Захотелось, пряча от солнца лицо под широкими полями невесомой шляпки, болеть за любимую лошадку, в порыве страсти прикладывая к губам пальцы в изящной перчатке…

Но тут Петя потянул Лину за руку:

– Мам, кататься! Кататься!

Пришлось стряхнуть с себя приятный морок и двинуться в обратный путь – мимо конюшен, где их, кажется, никто не ждал.

У последнего здания, расположенного ближе всего к воротам, Лина решила попытать удачу ещё раз. И – о чудо! – вышедшая оттуда именно в этот момент девушка подтвердила, что они пришли по адресу.

Внутри конюшни в стойлах было столько лошадей, что Лина даже растерялась. Пете предложили познакомиться с некоторыми из них. И покормить, конечно. Опасения, что он будет баловаться и кричать, быстро рассеялись: Петя не боялся красивых, грациозных животных, но и не панибратствовал, изо всех сил стараясь правильно держать ладошку с яблоком и счастливо смеясь, когда тёплые губы осторожно брали лакомство.

И девушка, которая сопровождала новичков в конюшне, решила, что этому смелому и доброму мальчику можно немного прокатиться на самой послушной лошадке – белой красавице Зарянке. Петя, замирая от восторга, позволил надеть на себя большой чёрный шлем. Со всей серьёзностью он учился чистить бока лошади и причесывать ей гриву.

Лина с Петей вышли из конюшни раньше, чем Зарянка, и познакомились с тренером. Он оказался длинноволосым блондином с удивительно яркими голубыми глазами. А что самое главное – он излучал уверенность в себе. И в том, что всё получится.

– Зови меня Свят, – пожав Пете руку, произнёс тренер, и мальчик в ответ прошептал своё имя.

Потом Лина без страха смотрела на то, как её сын, такой маленький и хрупкий, скачет на высоченной Зарянке. Почему-то её не волновала возможность падения. Как-то не верилось, что мужчина с необычным именем Свят позволит хоть чему-то пойти не так.

– Он неплохо держится в седле, – сказал тренер на прощанье Лине. – Приходите в следующее воскресенье в то же время. И не переживайте: всё будет хорошо.

Лина почувствовала, как в её глазах разгораются золотые искры, и поспешно опустила голову. Впервые она ощутила желание превратиться в Жар-птицу не из-за ярости или злости. Насмешки одноклассников, неудачный брак с Иванушкой-дурачком, эпизоды охоты на нетрезвых граждан в закоулках – вот, собственно, и весь опыт общения Лины с мужским полом. Небогато, что и говорить. Она думала, что сильные и добрые мужчины вымерли. А тут вдруг – Свят!

Шагая рядом со счастливым Петей по подсказанной местными короткой дороге к автостанции, Лина обернулась и увидела, как по ипподрому скачет на Зарянке Свят. На минуту он показался ей воином в старинном снаряжении, рассеивающим Тьму. В этом обмане зрения было виновато внезапно выглянувшее из-за туч солнце. И всё же, всё же…

Провожая взглядом фигурки молодой женщины и мальчика, всадник задумался. Впервые за многие века он встретил ту, в глазах которой вспыхнули золотые искры. Святовит11 (он же – Свентовит), почитавшийся когда-то западными славянами как бог Белого света, боялся сглазить, но всё же надеялся, что наконец-то нашёл своих…

Пёс и Кот идут по следу

Глядя на перекрученную бабку, котяра ухмыльнулся в густые усы. Триста лет в обед (на самом деле больше, но желающих спорить нет), а всё туда же. Хочет, чтобы спина гнулась во все стороны. И ноги. Тут главное, чтобы в узел не завязалась. А то как он будет её распутывать? У него – лапки. И у Пса… Нет, у того не лапки, а просто лапы. Но он точно не помощник. Придумала тоже, старая: асаны! Сейчас какую-то хитромудрую выполняет. «Мудрасана» называется. Пытается Ягуша сложиться в тридцать три погибели. Смотреть и страшно, и смешно. И при этом даже прыснуть не моги: кто её знает, может, и в диванную подушку превратит. Не выходя из дзена. Лучше бы убраться подобру-поздорову. Да и Пёс под дверью уже сидит, в глазах у него: «Гулять-гулять!»

– Ладно, я сам с тобой выйду, – буркнул Кот.

Раньше он был просто так, с маленькой буквы. Но раз уж у Яги их теперь стало двое, то пришлось ей называть котяру не просто «ты», а по… имени, получается? А это уже заявочка на большую букву. Заглавную.

Последнее соображение прибавило Коту веса в собственных глазах, и он решил добавить:

– Пока Яга в этой… как её… мудрюсене, я тут за главного. Пошли!

Хвост Пса заметался, как зажатый в углу грызун. Рад, выходит. А слова кошачьего от него не добьёшься! И зачем только на него мышей, запечённых в сметане, переводят?! Но тут Пёс, как будто услышав мысли своего благодетеля, умильно повернул голову и тоненько заскулил. «Благодарит!» – решил Кот и, задрав голову ещё выше, открыл дверь одной левой передней. Устав работать при своих питомцах привратницей, Яга заколдовала её так, чтобы сама отворялась – от прикосновения лапы. Правда, только кошачьей. Пёс был слишком дурашлив и ненадёжен.

Уже через две минуты спесь Кота сдуло непутным ветром. То есть непопутным… Пёс так припустил от подъезда, что Кота, старавшегося от него не отставать, почти моментально замучила одышка. И лап у него стало как будто очень мало. Как иначе объяснить, что Пёс на своих четырёх несётся как угорелый, а его благодетель плетётся в хвосте? Очень скоро оказалось, что бежит друг человека (ясно же, что не кота!) не к ближайшим кустам. И даже не в парк. А куда-то во дворы, к детской площадке. Вот беспредельщик! В песочницу норовит справить свои дела, что ли? Это как-то… приходится признать, что по-кошачьи. Приплыли! Кот сразу почувствовал себя никудышным воспитателем.

– Стой! В кусты давай, в кусты! – завопил усатый.

Но на его утробный вой отозвался не Пёс, а мальчик, вскарабкавшийся на горку.

– Мама, там кися за бакой безит!

Пёс нырнул под лавку, Кот влетел за ним.

– Петя, ну что ты придумываешь? – раздался женский голос.

Почему-то Кот вспомнил, что очень любит поохотиться на досуге на воробьёв. И даже рискует напасть на наглую ворону иногда. Кажется, всегда на одну и ту же… Странные ассоциации, конечно. И с чего бы?

– Ты на солнышке перегрелся? – продолжил голос. – Пойдём домой тогда. Настя, собирай игрушки!

– Мам, ну ещё чуть-чуть! – отозвался тоненький девчачий голосок.

– Хорошо. Но только десять минут, не больше!

Ну вот, опять… Кот, пытаясь сосредоточиться, прикрыл глаза. И тут же перед его внутренним взором возникла Жар-птица. Вот на чей клёкот походил женский голос! Кот затаил дыхание. Не может быть!.. Открыв глаза, он натолкнулся на красноречиво вопивший взгляд Пса: «Это я, я, я её нашёл!»

Дальше – дело техники. Дождались, когда двуногие соберут свои пожитки, проследили до подъезда. И – бегом домой, к Яге. Та благополучно распуталась сама и лежала в позе трупа. «Шавасана» называется. Её старушка, что и говорить, больше всего любила. Мир и покой снизошли на кошачье-собачью благодетельницу – ровно до того момента, как оба четвероногих ворвались к Яге. Пёс просто лаял, а Кот пытался его переорать.

– Жар… Гав-гав-гав! Птица! Ррррр! Она… ГАВ! В соседнем… Ууууу! Живёт.

Яга не была бы Ягой, если бы не поняла, что Кот имел в виду. Глаза её радостно вспыхнули, а потом взор старушки затуманился.

– Раз в сто лет рождается Жар-птица. Несёт она свет, но он может быть нестерпимо ярким. И опасным. Для всех, – произнесла она наконец.

На следующий день Пёс привёл Ягу к подъезду высотки, где на 17-м этаже свила себе гнездо Жар-птица по имени Галина. Ещё через два дня Прасковья Никитична (одно из любимых воплощений хитрой старушки) знала все радости и горести матери-одиночки. А через неделю Лина уже, отчаянно труся, стучала в дверь кабинета психолога по имени Лада…

Судьбоносная встреча

Ветер затаился. Солнышко спряталось в облаках, стараясь не отвлекать Лину своими лучами. Казалось, все вокруг следят за тем, как она идёт по данному Прасковьей Никитичной адресу. Вроде бы ничего такого, а с другой стороны… Родители Лины никогда не обращались к психологам. И ничего, вырастили её и с ума не сошли. С третьей стороны, ситуация у Лины была не совсем обычной. Даже не так… Экстраординарной, вот. Насколько глубоко будет копать психолог?

При мысли о раскопках в её голове Лина поёжилась и почувствовала покалывание по всему телу. Это могло закончиться плохо, поэтому она постаралась успокоиться. В конце концов, Прасковья Никитична рекомендовала этого психолога. А если что-то пойдёт не так, всегда можно уйти. Тут главное – успеть.

Так и получилось, что накрученная собственными мыслями Лина вошла в кабинет психолога с красивым, древним именем Лада в полном душевном раздрае. Больше всего ей хотелось развернуться и уйти. И наврать милой Прасковье Никитичне, что всё прошло отлично, что проблем больше нет… Вот только на самом-то деле они никуда не денутся. Придётся остаться. Пусть приступает к раскопкам этот психолог. Или психология. Кто её знает, как правильно…

После обмена приветствиями Лада неожиданно задала самый простой вопрос:

– Лина, как у Вас дела?

Казалось бы, можно ограничиться обычным «нормально» или даже «хорошо». Но разве она тогда сидела бы здесь? И Лина, наверное, впервые в сознательной жизни ответила на этот вопрос правдиво:

– Я боюсь.

– Кого? – сразу же отозвалась Лада. Интересно, почему она спросила именно так? Бояться ведь можно не только кого-то, но и чего-то. Но при этом она угадала.

– Вас. И себя.

– Почему – меня?

В голосе психолога слышалось искреннее удивление. Кажется, такого ответа ей ещё не давали.

– Есть кое-что, о чём Вам не следует знать, – тщательно подбирая слова, отозвалась Лина.

– Я не заставлю Вас говорить что-либо против воли. Я здесь не для этого… Для начала разберёмся, для чего здесь Вы.

– У меня проблемы с сыном. Он иногда не слушается, бывает неуправляемым. Знаю-знаю, я должна была не сама приходить, а его привести. И не к Вам, наверное, а к детскому психологу. Или даже… к психиатру.

Лина остановилась, чтобы перевести дыхание. Покалывание снова дало о себе знать. Надо быть осторожнее…

– Вы очень правильно сделали, что решили обратиться к психологу. И я рада, что Вы пришли именно ко мне.

– Вас рекомендовала моя новая знакомая Прасковья Никитична. Сказала, что Вы ей очень помогли.

– А она разве ещё в городе? – Искреннее удивление проглянуло сквозь профессиональную маску психолога, но она быстро вернулась к теме разговора. – Впрочем, это сейчас не так важно. Главное – Вы здесь. Давайте поговорим о Вашем сыне…

И тут Лину прорвало. Слова лились сплошным потоком. А по щекам прокладывали дорожки слёзы, которые она даже не пыталась остановить.

– Это я виновата в том, что Петя стал таким. Он родился чудесным здоровым мальчиком, развивался как надо. Так же, как его сестра Настя. Они двойняшки. Никаких проблем в родах. Никогда никаких претензий у врачей. До двух лет… А потом Настя быстро начала говорить фразами, сейчас она уже почти как взрослая общается. А Петя… Он добрый, ласковый, тянется к другим детям, но они не хотят с ним общаться. Он плохо говорит, непонятно, но главное – как будто иногда не слышит, что ему говорят. Не понимает. Петя на своей волне… И я знаю, что это моя вина. Мальчик должен расти рядом с отцом…

Лина почувствовала, что ничего не может больше сказать: в горле стоял ком, грудь разрывалась от жжения… Нет, только не это, не сейчас!

– В разводе нет ничего страшного, – начала Лада, но успокоить клиентку не успела.

Глаза Лины вспыхнули золотым огнём, руки – нет, уже крылья – в один миг покрылись нестерпимо яркими перьями, и изо рта, превратившегося в клюв, раздалось гневное:

– Я не развелась с ним! Я его спалила!

Остатками разумного, человеческого, сознания Лина поняла, что совершила ошибку. Сейчас психолог впадёт в ступор. Из которого выйдет не скоро. Вполне возможно, с помощью медиков. В специализированном учреждении. Жалко её…

Но тут произошло нечто странное: девушка не остолбенела и не упала (Лина видела и такую реакцию на своё перевоплощение), а спокойно подошла к ней… и обняла. Как ребёнка – нежно, ласково. Объявший всё существо необычной клиентки огонь начал утихать. Как будто благодатный дождь пролился на выжженную солнцем землю. Лина почувствовала, как в её душе прорастают побеги дивного дерева. Возможно, на нём со временем появятся золотые яблоки…

– Как… Как Вы это сделали? – прошептала Лина, разглядывая свои руки, которые снова были покрыты ровной, чуть смугловатой кожей.

– Может, я и не очень хороший психолог. Зато не самая плохая богиня, – ответила Лада, чьё лицо расцвело искренней улыбкой.

– Богиня?!

– Иронично, что мне не верит Жар-птица, – ещё шире улыбнулась Лада. – Может, перейдём на «ты»?

– Почему я… такая? – решилась спросить Лина.

– Я бы сказала, что ты – избранная. Но это было бы неправдой. Всё гораздо сложнее… Раз в сто лет воплощается Жар-птица в самой достойной. В той, кто с честью понесёт эту ношу на мощных крыльях. В той, кто больше не может терпеть несправедливость… В той, кто способен с ней бороться.

Лина вспомнила травлю в школе и тот момент, когда впервые превратилась в огненную птицу, не выдержав издевательств одноклассницы Бьянки. Возникли перед глазами и перевоспитавшиеся встречи с ней асоциальные граждане. А что дальше?

– Я не уверена, что справлюсь! Борьба с несправедливостью – это очень серьёзная миссия. А я такая… вспыльчивая!

Лада снова улыбнулась – тепло, по-матерински.

– Я помогу, не переживай. А пока давай-ка выпьем чайку.

Выйдя из психологического центра, Лина даже не удивилась безоблачному небу. Ей было так легко, что казалось, сама природа с ней созвучна. А в кабинете Лада, напротив, погрузилась в размышления: чьё появление предвещает возрождение Жар-птицы?

«Придётся вмешаться»

Небо рыдало навзрыд, размазывая по изрезанному морщинами дорог городу потоки коричневой туши. На что оно обиделось? Да кто его знает! Может, его полнили тучи? Или просто не было настроения? В таком случае небо можно было назвать зловредным, ведь оно, разрыдавшись, испортило день более чем миллиону нижегородцев, а главное – коту по кличке Баю-бай (в прошлом широко известному как Баюн).

Конечно, смотреть из тёплой и сухой квартиры на ливень за окном – одно удовольствие. Но это если ты из-за него не лишился возможности выбраться в парк и вальяжно пройтись (пусть и на шлейке) по дорожкам, пугая невежественных собак одним взглядом. Они-то гуляют, пёсьи дети, но его, благородного представителя семейства кошачьих, под потоки воды не затащишь, нееет!

Невесёлые мысли прогнал звонок в дверь. Хозяин, которого Баю-бай звал Грохотом, пошёл открывать, сам же кот остался на подоконнике: много чести этой пигалице! Вот если бы пришёл господин Велесов, никогда не забывающий прихватить с собой ароматную вырезку, тогда другое дело… Пожалуй, можно подремать – под небесные рыдания самое оно.

Однако чуткое ухо невольно ловило звуки ожившей квартиры: вот с металлическим стоном раскрывается зонт, разбрызгивая во все стороны влагу, вот пигалица шлёпает мокрыми ступнями на кухню и ставит чайник. А вот и Грохот подоспел – предлагает свои безразмерные тапочки. Басом, само собой. Гостья же отвечает лирическим сопрано – отказывается. Ясно: поспать не дадут!

Бас: Ты уж прости за это… безобразие, Лада. В последнее время у меня не очень получается. Сначала неделю жарища, сам чуть не растаял, а ни одной мало-мальской тучки дозваться не мог. Ну и… осерчал я. Немножко.

Сопрано: Немножко?

Бас: Ладно-ладно, потерял контроль, с кем не бывает!

Сопрано: А прекратить это, как ты выразился, «безобразие» никак нельзя? Чтобы домой добраться, надо ладью мастерить…

Бас: Да кабы я мог!

Сопрано: Нашу игру – ту, на которую мы просили денег у Велеса – вчера начали рекламировать. Разогревают аудиторию. Совсем скоро всё изменится, Пёрышко.

Бас: Гррр! Скорее бы!

Сопрано: Сил у нас прибудет. Только вот куда мы их денем?

Бас: Спрашиваешь! Эх, развернёмся! Для начала грозу устрою: такую, что весь город задрожит. Нет, вся страна! Потом соизволю умилостивиться, конечно. А у тебя снова отрастут крылья. Ты только представь – простор небес и свобооода…

Сопрано (глухо): А потом?

На кухне воцарилось молчание. Баю-бай даже успел погрузиться в сон, но, к сожалению, недолгий – тишину прервал Грохот. От того, как он шарахнул по столу кулаком, глаза кота распахнулись сами собой.

– Ты мне тут не дури! Для чего всё задумывалось? Чтобы силы нам вернуть! А теперь ты – на попятный?! Я, что ли, заниматься буду этой игрой? Я в этом понимаю ещё меньше, чем в метеорологии!

Баю-бай хотел бы оставаться безучастным, но – не смог. Гостья устроила в его уютном обиталище дождь. Как будто того, что на улице, – мало! Поэтому кот спрыгнул с подоконника и принялся тереться о её ноги. И мурлыкать, само собой. Уговаривая себя, что ему просто не нужна здесь лишняя влага. Вроде сработало – наклонилась, погладила. Хотя нет… Слёзы так и капают. А Грохот как будто и не видит ничего, истукан: пыхтит, как печка в бане, разве что паром не исходит…

– В общем, никаких чтобы мне бабских штучек!

«Придётся вмешаться», – понял Баю-бай и зашипел. Да так, что Грохот подпрыгнул.

Подняла круглые, испуганные глаза и богиня. И тут до «радушного» хозяина наконец-то дошло, что он умудрился её обидеть. Дорожки, оставленные солёным дождиком, не рассмотреть мог разве что слепой.

– Ты прости меня, Ладушка! Раскричался я, раздухарился… У тебя, может, случилось чего?

Гостья снова опустила глаза, сосредоточившись на пальцах, сжавшихся в тугой замок, и тихо произнесла:

– Я влюбилась, Пёрышко.

– В Велеса, что ли? Ну что ж, совет вам да…

– Нет, не в него. В Никиту.

Грохот почесал в затылке и в конце концов вынужден был признаться:

– Не помню такого. Среди наших вроде никого с таким именем не было…

Лада решилась поднять лицо и твёрдо произнести:

– Он не наш. Он – человек.

Баю-бай с тревогой посмотрел на Грохота: а ну как снова бахнет по столу кулачищем? Но тот только стоял с разинутым ртом. Истукан, как есть истукан!

– Люди бывают разными, Пёрышко. И он… хороший, понимаешь? Добрый, ласковый, заботливый. Никита поддержал меня, когда было особенно тяжело.

– Мм?

– Плохие дни случаются не только у тебя. Неверие в свои силы – это же страшно. Особенно для нас, богов. Мы бессмертны, пока в нас верят. Мы живём этим. Но что, если мы перестанем верить сами в себя?

Грохот только вздохнул.

– Никита спас меня. Я люблю его. И не представляю, каково мне будет без него. Выйдет игра, вера в нас возродится с новой силой – и наше бессмертие больше не будет под угрозой. А Никита – смертен. И мне придётся смотреть на то, как он покидает этот мир. Если я к тому моменту не сбегу, чтобы он не понял, почему я не старею…

– Что тебе в этой смертной жизни?

– Люди умеют любить так, что сердце заходится от нежности… Я не смогу объяснить тебе, но поверь – богам такое неведомо. И я пришла сказать тебе, что я не брошу игру, я доведу это дело до конца. Но я попрошу убрать оттуда мой персонаж. Меня можно заменить Макошью, Летницей, Деваной… Кто знает – может, так удастся кого-то из них возродить.

– А ты – уйдёшь?

– Да, Пёрышко. Так будет лучше.

Грохот опять почесал в затылке, потоптался на месте и пробормотал:

– Да как так-то?! Ты можешь хотя бы не торопиться с этим? Может, что-то изменится. Насколько я знаю людей, их любовь переменчива. Есть же ещё время до выхода игры?

– Пара месяцев точно есть, – отозвалась Лада.

– Вот и хорошо. Давай попьём чайку, посидим по-родственному…

Гостья ушла примерно через час, когда наконец-то прекратился ливень. Напоследок Баю-бай подошёл с ней попрощаться и вдруг учуял странный запах от её сумки. И увидел несколько светло-серых волосков, в которых ему почудилось нечто родное. Когда за девушкой закрылась дверь, Баю-бай размышлял о своей находке так и эдак, пока сон не смежил его веки прямо у порога. И уже сквозь сон он услышал сказанные Грохотом по телефону слова: «Велес, Лада-то у нас зачудила. Надо что-то делать!» Город за окном осветила вспышка молнии. Громыхнуло так, что Баю-бай подпрыгнул. Как ни крути, Перун и без всякой игры силён…

Букет из папоротника

Легенде филфака Ване Петрову (по версии некоторых преподавателей, Пете Иванову) вовсе и не надо было снова тащиться в деревенскую глушь. Проходил уже фольклорную практику, после первого курса бабок в одной деревне пытал – еле ноги потом унёс. За шпиёна приняли и чуть телефон, на который он их надтреснутые голоса записывал, не отняли («Чё это ты там пишешь? А за мной потом придут!»). Но отчитаться за практику в сентябре удалось. К счастью. А теперь, когда Ваня закончил аж третий курс, сам чёрт ему был не брат. Живи да радуйся. Тем более что родаки настаивают, чтобы на работу пока не устраивался. Доучиться, мол, надо, догрызть гранит науки, раз начал. Знали бы, как именно Ванюша это делает, забрали бы его от греха да на другой факультет устроили. Ибо ставили ему хорошие оценки не за знания да умения, а за одну лишь принадлежность к мужскому полу. И за обаяние, не без этого. А раз так, то зачем учиться-мучиться? Хватит, и так вон после первого курса подвиг совершил – на практике. Уберёг для науки бредни полоумных ведьм. И телефон заодно.

И век бы Ваня не сунулся больше в те проклятущие края, где ни интернет, ни даже сотовая связь не ловит, если бы не верный друг – Ярик. У него, рубахи-парня, всегда доводы весомые находились. И не в определённых градусах исчисляемые: была в Ярике удаль молодецкая, заразительная. Как засмеётся – у всех улыбки на лицах расцветают, даже у самых стойких недотрог. Со сколькими прынцессами Ваня с его помощью познакомился, и не сосчитать. Так что он в некоторой степени был Ярику обязан. И когда тот позвал филфаковского знакомца в какую-то глухую деревню на атмосферную вечеринку, отказаться было тяжело. Да и зачем? Сессия позади, родаки даже рады будут его на время сбагрить, девушки постоянной нет. Живи да радуйся. Продвигай внутренний туризм.

Если бы Ваня знал, что придётся чуть ли не полдня пёхом добираться до места назначения, он, может, отказался бы. Или попытался бы найти машину в крайнем случае. Хотя дороги-то всё равно не было. Гремящий всеми запчастями пазик, который, по всей видимости, намеревался не сегодня-завтра отдать концы, высадил Ярика с Ваней на опушке какого-то непроглядного леса и скрылся, пыхтя и отфыркиваясь, за поворотом.

– Тут недалеко! – заверил приятеля Ярик и, легко закинув на спину немаленьких размеров рюкзак, потопал вперёд. В глушь. Возможно даже, к медведям.

– И как ты жил в такой дали?! – взвыл через час Ваня, который уже ног под собой не чуял. Он держался-держался, стараясь соответствовать Яриковой физподготовке, но не век ведь идти по этим дебрям!

– Я много где жил, – пожал плечами Ярик. – Там, куда мы идём, родственники мои обитают. И знакомцы. Добрые и не очень.

– Веселуха, – мрачно констатировал Ваня. – То есть ещё и на батл можем нарваться?

– Бой то есть? Нет, биться не придётся. На этот раз. Не бери в голову.

Ещё через полчаса Ваня просто сел на ближайший поваленный ствол и потребовал устроить привал – перекусить, а то и вздремнуть. Ярик молча вынул из рюкзака колбасу и батон. Пенного, как оказалось, он взять не догадался. Или специально не стал? По пьяни, может, здесь и совсем пропадёшь. Как он вообще ориентируется, абориген фигов?

– Я по солнышку иду, – ответил на прямой вопрос Ярик и пошёл дальше.

Пришлось и Ване присоединиться. Хуже этой дороги в никуда (которой, строго говоря, и вообще не существовало) могло быть только одиночное путешествие по ней. Ну уж нет. Назад уже не повернуть, а впереди, глядишь, ждёт тёплый приём.

– А кто там у тебя, родители? – сделал ещё одну попытку завести разговор Ваня.

– Нет, там бабушка, дедушка, ещё несколько дальних-предальних родственников. Скорее, даже земляков, – отозвался Ярик.

– А с тоски не сдохнем там? Как эта деревня хоть называется-то?

– Да никак. Там и есть-то всего одна изба, – ответил Ярик.

Ваня шёл и диву давался: как это он согласился ехать неизвестно куда да ещё и непонятно к кому? Решил, что раз Ярик так зазывает, то будет нехилая вечерина. Ну, девочки хотя бы. А тут один-единственный дом. Даже изба. От этого слова у Вани до сих пор паника просыпалась: а ну как выскочит какая-нибудь старушенция да давай выпытывать, кто, откуда и почему. И к кому приехал, что самое главное. Всё по классике: «Чьих будешь?» А потом телефон отнимать начнёт, шизофреничка…

Шли до самых сумерек. Телефон разрядился в самый неподходящий момент, так что Ваня даже не знал, который час. С Яриком разговаривать ему уже не хотелось. Друг называется! Но когда между деревьями забрезжил свет, Ваня готов был стать Ярику даже братом. Лишь бы накормили да спать уложили в этой – пусть уж будет! – избе.

– Вечер добрый! Встречай гостей, бабушка! – громко произнёс Ярик, отворив без стука дверь и перешагивая через порог.

Ваня глазам своим не поверил: освещала избу не лампа, а самая настоящая лучина, которую он только в фильмах до этого и видел. Да и вообще здесь ни один предмет не напоминал, что Киевская Русь осталась давно в прошлом. Ну или не Киевская, а хотя бы царская Россия. Деревянные лавки, грубо отёсанный стол, занимавшая чуть ли не половину избы печь… Для полной картины не хватало только икон в красном углу. А когда откуда-то из-за печи появилась согбенная старушенция с длинным крючковатым носом, Ваня начал лихорадочно вспоминать, как там надо креститься. Что-то было такое про два пальца. Или три? Но едва бабка взглянула на него горящими, как головёшки в печи, глазами, мысли о молитвах и прочих атрибутах православной веры напрочь вылетели у него из головы.

– Добрый-добрый, коли не шутишь! А я уж заждалась. Что-то поздно ты нонче, – произнесла старушка ожидаемо скрипучим голосом, который и слышать-то было больно.

– Мы заждались, – поправил её невесть откуда высунувшийся дедулька, который ростом явно не вышел. Однако лицо его освещала добрая улыбка.

– Дедушка! – воскликнул Ярик и бросился обниматься.

Дюжий парень оторвал старичка на добрый метр от пола, Ваня чуть не присвистнул. Хотя да, в Ярике дури много… А старушка всё также въедливо изучала студента. Тот даже подумал, что можно предложить ей подрабатывать в больнице в качестве аппарата МРТ. На полставки.

– Драсти, – выдавил из себя Ваня. И даже голову опустил. То ли кивнул, то ли поклонился.

– Кто это с тобой, Ярила? – поинтересовалась-таки старушенция, скептически хмыкнув в ответ на невразумительное приветствие.

Ваня удивился. Он всегда думал, что Ярик – это сокращённое от «Ярослав». А его друга, оказывается, зовут так же, как языческого бога? Выходит, это не такое уж новое веяние: родителям только дай над именем ребёнка поиздеваться!

– А это Ваня, бабушка, – ответил Ярик, опуская старичка на ноги.

– И что, человек хороший? – прищурилась бабуля.

– С другими не вожусь! – улыбнулся тот.

– Ну добро, добро, – проговорил дедулька. – Поснедаете ли?

– А то!

Судя по тому, как забурчало у Вани в пустом желудке, предлагался ужин. Какая-то каша из чугунка, краюха свежего хлеба… Негусто, зато сытно. Друзья-приятели после долгой дороги проглотили предложенное угощение вмиг.

– Ну, бабушка, дедушка, пора нам. Уже и солнце село, – проговорил Ярик. – Благодарим за хлеб да за соль, а нам путь-дорога в лес лежит.

– Спасибо! – пробормотал Ваня. Старушка посмотрела на него как на врага, даже отплёвываться начала.

Ярик быстро вывел друга из избы. Лишь отойдя на приличное расстояние, Ваня решил поинтересоваться, чем так обидел бабулю. Вроде поблагодарил…

– Ты бы ещё крестом себя осенил! – сказал Ярик. – «Спасибо» – это ведь сокращённое «Спаси Бог». А бабушка у меня Бога, которому вы молитесь, не признаёт.

– Атеистка, что ли? – догадался Ваня.

– Можно и так сказать.

А ведь Ярик-то и сам вряд ли крещёный, пришло на ум Ване. «Бога, которому вы молитесь», – ишь как! Хотя… Ваню вон в младенчестве крестили, а он ни одной молитвы не знает и даже крестик не носит. За что ему периодически достаётся от бабушки, конечно. А семья Ярика, выходит, в высшие силы не верит. Зато честно. Кто его знает, как правильно…

Гораздо больше религиозного вопроса Ваню сейчас занимал очередной поход в лес. Куда это Ярика несёт опять? Только вроде пришли, сейчас бы на боковую. А может, всё-таки вечерина? Пати посреди леса? А что, рееально атмосферно. Будет что девкам на филфаке рассказать. Эх, жаль телефон-то сел, ничего на него не снимешь… Что же он, дурак, на зарядку его в избе не поставил? Хотя да, там ведь и электричества-то нет. Придётся запоминать получше.

То ли каша с хлебом была такой сытной, то ли в крови бурлил адреналин, но Ваня не чувствовал усталости, следуя за Яриком куда-то вглубь леса. Окутавшая всё вокруг тишина была какой-то давящей, как будто в темноте притаился кто-то – и задержал дыхание, чтобы не спугнуть незваных гостей. «Хорошо, что Ярик со мной. Вернее, я с ним», – подумал Ваня, стараясь ни на шаг не отставать от друга. Но где же вечерина? Где народ?

– Ярик, нам далеко ещё? – не выдержав неизвестности, прошептал он.

– Почти пришли. И советую не болтать, лес этого не любит.

Ваня послушно замолчал. Сейчас он был готов поверить в живые деревья, коварные топи и даже в белок-людоедов. Мало ли. Обстановочка, так сказать, располагала. По крайней мере, деревья действительно норовили подставить своими корнями подножку, а ветвями – порвать одежду и расцарапать лицо. И когда между деревьями замерцал огонь большого костра, Ваня был готов обогнать Ярика, лишь бы поскорее оказаться под защитой. Звери, как известно, пламени боятся. Да и деревья тоже. Но увиденное возле костра, освещавшего большую поляну, несколько поумерило пыл студента-филолога. Может, это, конечно, была и вечерина, но уж слишком, того, атмосферная. Парни и девушки в русских национальных костюмах водили хоровод под какую-то старинную песню. И делали это так умело, что загляденье просто.

– Это ансамбль какой, что ли? – спросил Ваня Ярика шёпотом. Ему не хотелось нарушать ход этого любопытного шоу а-ля рюсс.

– Это девки и парни из деревни, что неподалёку.

– И что, все поголовно песнями и плясками занимаются? Или цивилизация до них не докатилась? – продолжал вызнавать Иван.

– Не докатилась, тут ты в точку. Эта поляна – волшебная. В ночь на Ивана Купалу здесь гуляют парни и девки, которых и на свете давно нет.

– Что-то не похожи они на призраков. Или зомби, – с сомнением отозвался Ваня.

– Ишь ты, слова какие! Ты ими тут лучше не бросайся, не наши это названия. Эти красавицы и добры молодцы поживее тебя будут. И для них с восходом солнца обычный день начнётся. Там, во времена царя Гороха. А ты вернёшься в свой двадцать первый век, —терпеливо объяснил Ярик.

– Интересная идея для вечерины. Только что ж ты меня не предупредил, я бы хоть во что-нибудь более подходящее приоделся…

– А ты и так во всём подходящем, – успокоил его друг.

Ваня хотел опровергнуть его слова, продемонстрировав свои джинсы… Но их не было. Были порты, как на парнях вокруг костра. И рубаха белая с вышивкой. И лапти. Вполне удобные, кстати. Ярик, оказавшийся одетым точно так же, только рассмеялся.

– Там бабушка твоя ничего в кашу не подмешивала? Ну, грибов каких-нибудь?

– Это она, конечно, запросто. Но ты ведь мой гость, а против самого Ярилы даже Яга не попрёт… И вообще, хорошие у нас отношения. Раз в год навещаю, аккурат вот перед праздником. Ночь-то самая что ни на есть моя. Я тебе не стал всё это заранее объяснять, ты бы только пальцем у виска покрутил…

– Яга? – переспросил Ваня. – Вот уж не знал, что у Ярилы именно она бабушка. Это с какой стороны? А дедушка кто – леший?

Ваня потихоньку щипал себя за ляшку. Не помогало. Видимо, всё-таки грибы. Тогда можно ничему не удивляться. Ну, друг у него языческий бог. Ну, родственники у него из славянской мифологии. И, получается, не атеисты, а совсем наоборот. Ну, волшебная поляна. Только колобка не хватает.

– Вот ты даёшь! Я же говорил тебе – мы с Ягой дальние-предальние родственники, даже скорее земляки. А бабушкой я её ласково зову. От кого она ещё приветливое слово услышит? А дедушка – это ж домовой. Не узнал? Леший совсем другой. И боюсь, тебе с ним повстречаться сегодня придётся. И ещё кое с кем. На пути к цветку папоротника.

– Так, стоп. Почему «тебе», а не «нам»? – насторожился Ваня. Всё остальное куда ни шло, но вот идти искать, где цветёт папоротник, ему не улыбалось. По крайней мере, в одиночку.

– Моё место здесь, у костра. Меня уж ждут. А цветок надо отыскать именно тебе. Для того я тебя сюда и привёл. Мне-то он без надобности, а ты парень хороший, тебе такой, как у вас говорят, артефакт не помешает. Удачливым он тебя сделает, а главное – счастье подарит, когда ты его избраннице своей преподнесёшь. Всем ты взял, а вот любви сердечной нет у тебя пока. Вот я и решил поспособствовать, – сказал Ярила, поглядывая с нетерпением в сторону костра.

– А меня спросить? Я хоть отказаться могу? – попытался отбиться Ваня.

– Нет. Где ж это видано, чтобы человек от своего счастья отказывался? – отрезал Ярила.

Ваня спорить не стал. Только полный дурак будет злить бога, пусть и языческого. Не Тор, конечно, и молота нет, но такой здоровяк и голыми руками уделает – мама не узнает.

– А если я не найду этот цветок? Или если меня эти твои лешие с ещё кое-кем прибьют? – решил уточнить Ваня прежде, чем шагнуть в неизвестность.

– Не найдёшь цветок – при своём останешься. Назавтра и не вспомнишь ничего. А вот ежели прибьют… Знаешь, здесь места хорошие. Воздух чистый. Навсегда здесь остаться – мечта. Ежели захочешь, в лесу будешь жить. Или в озере, если русалка тебя у себя оставит. Или вот хоть к бабушке Яге в избушку податься можно. А я тебя навещать буду, – будничным тоном рассказывал Ярила, словно не замечая, что у его собеседника давно уже глаза на лоб полезли.

– Ну, я пошёл? – пискнул Ваня. – Куда хоть идти-то?

– Тебе сердце укажет. Три совета тебе на дорожку дам: о плохом не думай, будь смелее да твори добро. Как найдёшь цветок, срывай да сюда возвращайся. До рассвета успеть надо, а то зря всё. В добрый путь!

И Ярила ушёл к парням да девкам – через костёр прыгать. А Ване оставалось только шагнуть в неизвестность. «Ну что ж, сердечный навигатор, давай, строй маршрут. Туда, где цветёт папоротник», – подумал студент. И тут же появилась в нём тяга направо пойти, да подальше от костра, в самую темень.

Идти в темноте всегда страшно. Кто его знает, что там притаилось. Даже если и ничего – жутко. А если ты знаешь, что там нечисть всякая бродит, да ещё и по твою душу, то вдвойне. Так, кто там кроме лешего? Водяной? Ярик, Ярила то есть, про озеро упоминал. И про русалку. Ага. Ещё болотные огни бывают. Или это не отсюда? Вурдалаки. Кикиморы. Ещё Лихо какое-то одноглазое. Больше никто не вспоминался Ване. Да и без того всякой нежити хоть отбавляй. Вообще ему предстоял нехилый квест. Жаль, что крестик на шею не повесил, а здесь и взять негде. Хоть какой-то оберег был бы. Или это по-другому работает? Как Ваня всегда говорил своей бабуле, «Бог – он не в церкви и не в кресте, а в душе». Вот если было бы действительно так. «Господи, пронеси!» – взмолился про себя филолог-недоучка и бодренько зашагал по лесным дебрям.

Деревья теперь не цеплялись за его одежду, а корни у них как будто вообще исчезли. Ване даже подумалось, что ветвистые ему сочувствуют. Интересно, скольких охотников за волшебным цветком они за свой долгий век повидали? А сколькие здесь навсегда остались? Думать об этом не хотелось. Да и в конце концов, он ведь везучий. И опыт борьбы имеется. Правда, с преподами, но некоторые из них вполне могли дать фору тому же Кощею. Или кикиморе, в зависимости от пола. Эта мысль Ваню развеселила. И потому, скорее всего, он и пропустил момент, когда появился перед ним гигантский мухомор, который к тому же мягко светился. Студент на него попросту налетел.

– Куда торопишься, добрый молодец? – густым басом поинтересовался мухомор.

– Я с Ярилой тут… За цветком папоротника, – пролепетал Ваня. «Грибы, это всё грибы. А этот, видать, у них главный», – пронеслось у него в голове.

– А здороваться тебя не учили?

– Добрый вечер… То есть доброй ночи, господин мухомор. То есть Ваше Грибное Величество, – Ваня прямо старался, чтобы получилось пораболепнее. Лесть всякий любит. Даже мухомор. Что он, не человек, что ли?

Гигантский гриб засмеялся, шляпка затряслась, а ножка ходуном заходила.

– Величеством ещё не величали. Ну раз ты с вежеством, да ещё и смелый такой (до сих пор порты, я смотрю, сухие), то проходи. Только ты не туда идёшь. Тебе вооон туда надо, – выдал мухомор, отсмеявшись.

Он кивал шляпкой в сторону, куда Ване совсем не по сердцу было идти. Чего это он? И тут в голове студента, где чего только не было, всплыли смутные воспоминания с лекций по фольклору. Да это же не просто гриб, а сам леший, хозяин леса. Хочет, чтобы путник заблудился, да так тут и остался. В числе его подданных. Ну вот уж нет!

– Благодарю тебя… то есть Вас, Ваше Грибное Величество! С превеликим удовольствием пойду куда скажете! – громко произнёс Ваня и повернул туда, куда указывал леший, с твёрдым намерением вернуться на прежний курс, как только мухомор скроется с глаз, обманутый его покорностью.

Однако гигантский гриб и не думал исчезать. Ваня затылком чувствовал, что тот стоит и смотрит. Чем смотрит – это вопрос, конечно. Однако смотрит, это точно. «Ну, навигатор, меняй курс. Вернуться вряд ли получится», – подумал Ваня. Но сердце на этот раз молчало. Оставалось идти в заданном направлении. Скоро Ваня совсем перестал ориентироваться в этом странном лесу. Хорошо, что лёгкий ветерок вскоре донёс до него запах, который безошибочно можно было определить как речной. Или озёрный. Вода, в общем, рядом была. И кто-то живой. По крайней мере, неподалёку серебряным колокольчиком раздавался смех. Ваня поспешил на этот звук – и увидел удивительной красоты блондинку, которая сидела на низко склонившемся к воде стволе плакучей ивы. Он даже засмущался сначала: прикрывали грудь девушки только распущенные волосы. Для русалок в славянской мифологии всякие там ракушки на интересных местах не предусмотрены. Как, кстати, и хвост. Это её естественный вид, так сказать, а что естественно, то не постыдно. И чего она смеётся так?

– Грибное Величество? Ой, да правда ли? Вот затейник! – заливалась русалка. Беседовала она, как успел разглядеть Ваня, с какой-то мелкой нечистью, при его приближении сиганувшей в прибрежные кусты.

– Доброй ночки, красавица! Смотрю, слух обо мне уж до тебя дошёл? – как можно непринуждённее завёл светскую беседу студент.

– Да уж, слухами лес полнится. Развлечений-то у нас раз-два да обчёлся. Только раз в год кто заглянет. Как и ты вот, цветок всё ищут. А я тебе так скажу: нет его. Не цветёт папоротник. Это всё Ярила развлекается, – защебетала русалка, стараясь принять позу попривлекательнее. Глаза её горели зелёным огнём, как изумруды.

«Ей бы смартфон. Один в один как инстадивы. Только бледновата, но, может, это новый тренд», – подумал Ваня. И в следующую секунду уже звонко смеялся на весь лес: русалка не удержалась-таки на стволе дерева и бултыхнулась в озеро.

– Чего зубы сушишь? Ты бы попробовал сам, на дереве-то… Лучше помог бы. Я на берегу посидеть хочу, – проворчала блондинка.

Ваня бросился помогать. Надо же добрым быть, так и Ярила говорил. Сейчас он русалке услугу окажет, а она ему, глядишь, и дорогу верную укажет… Но не успел он подать красавице руку, как та вцепилась в него с нечеловеческой силой и затянула под воду. Ваня даже испугаться не успел, зато воды наглотался вволю. А русалка всё тянула и тянула его вниз. Свет луны, проникавший в толщу воды, уже мерк перед глазами незадачливого помощника, когда он ощутил сильный рывок и кто-то потянул его наверх, да так лихо, что он чуть ли не пробкой вылетел из озера.

Оказавшись на берегу, Ваня проворно отполз подальше от воды и принялся откашливаться и отплёвываться. А в озере происходила интересная сцена, достойная пера как минимум Гоголя. Русалка визжала, пытаясь вырвать из рук ещё одной представительницы прекрасного пола свои длинные волосы, а та, не торопясь разжимать ладони, важно отчитывала её, не роняя почти царского достоинства:

– Не годится добрых молодцев в озеро заманивать! Он зла не замышлял, помочь тебе хотел, а ты как всегда! Или мало тебе тех, что уже загубила? Учить тебя да учить!

– Водяница12, дорогая ты моя, отпусти! У меня всей красы – только волосы. Выдернешь же, так что я причёсывать буду? – перестав визжать, заканючила русалка.

Ваня тем временем разглядел вторую незнакомку получше. Её кожа тоже была бледной, да и одежды на ней заметно не было. Русые волосы как будто и не были под водой и плавными мягкими волнами закрывали тело. Однако кое-что отличало её от русалки, пытавшейся Ваню утопить. Глаза её были не зелёными, а голубыми, да и лицо было добрым, открытым. Очевидно, именно она и спасла добра молодца. А теперь занималась воспитательной работой среди невоспитанной нечисти.

– А вот не будешь всякой ерундой страдать! Я мужу скажу, чтобы работу тебе нашёл какую-никакую. Нечего тут прохлаждаться!

– Водяница, милая, только ему не говори! Он уж и без того на меня осерчал. И на то посмотри, что ты-то мужняя жена, а я девка. Мне бы только смешки да потешки. Не неволь! – молила русалка.

Ване вспомнилось, что не только обычные русалки в русских водоёмах обитают: есть в реках да озёрах ещё и водяницы – крещёные утопленницы, которых водяные в жёны берут. Это дамы степенные, замужние. И русалок, как оказалось, они неплохо строят. Отпустила наконец-то водяница неудачно попавшуюся ей на глаза нежить, и Ваня поспешил свою спасительницу поблагодарить. А заодно и дорогу спросил к цветку папоротника. Важно отвечала ему жена водяного, но ласково. И путь указала, и удачи пожелала.

Как только озеро осталось позади, сердце проснулось и снова потянуло вперёд. Ваня чуть было не начал упрекать свой внутренний навигатор за то, что бросил в сложный момент и завёл неизвестно куда, но потом сообразил, что всё это – проделки лешего. Вот уж кто запутает, так запутает. Лишь бы опять на дороге не встал. Неизвестно ещё, сколько идти до того самого папоротника, что имеет свойство зацветать, а управиться надо до восхода солнца. Ваня уже привык к темноте, и света луны ему теперь вполне хватало, чтобы видеть препятствия. И убеждаться в том, что заблудиться в этом лесу – плёвое дело. Одно дерево похоже на другое. Стволы здоровенные, неохватные, кроны могучие, но хоть бы листик прошуршал…

Тишина, от которой за шиворот от страха и нехороших предчувствий заползал холодок. Из той нечисти, которой изобиловала славянская мифология, Ваню больше всего беспокоили вурдалаки. Те же вампиры, вот только без того лоска, который западным кровососам придали всякие книги и фильмы. Восставшего из могилы мертвяка встретить ночью в лесу Ване совсем не улыбалось. Вряд ли вурдалак в этих краях может приходиться ему родственником или знакомым (а это любимые жертвы страшной нечисти), но всё равно ожидание подобной встречи не может вызывать приятных ощущений. Студент дошёл до того, что человеческие фигуры стали ему мерещиться за каждым деревом. И он постоянно вздрагивал, дёргался, а ноги отказывались ему служить. В какой-то момент Ваня решил, что от встречи с реальным вурдалаком ему даже легче станет. Хоть какая-то конкретика, по крайней мере. Но лес вокруг по-прежнему был пуст. Или казался таковым.

Вдруг впереди послышался стон. Ваня тут же определил его как женский. Хотя, может, это опять какая-нибудь нежить балуется? Есть же некие ауки, которые специально с дороги сбивают, голову морочат путникам да в глухую чащу заманивают. Однако тут не «ау!» раздавалось, а именно жалобный стон. Какому-то живому существу было плохо. Возможно, девушке. Может, на неё вурдалак напал? От этой мысли Ваня еле подавил желание развернуться и побежать куда глаза глядят. Разве не он только что жаждал встречи с кровососом? Получите, распишитесь!

Махнув рукой на самосохранение, Ваня бросился на выручку. И что же? Стонала берёзка, чей тонкий ствол опасно согнулся под упавшим здоровенным дубовым суком. Вот-вот затрещит! Размышлять о том, как это дерево может просить о помощи, было некогда, и Ваня, поднатужившись, приналёг на обломок дуба. Думал, спина сломается. Но ничего, выдержал. И берёзку от непосильной ноши освободил. Едва перевёл дыхание да пот со лба стёр, глядь – стоит перед ним девушка в белой сорочке. Стройная, чуть ли не прозрачная. А волосы – зелёные. И глаза тоже. Но не того ядовитого оттенка, что у русалки, а нежного, как первые листочки весной. Как Ваня разглядел всё это в темноте, он и сам сказать не мог.

– Благодарю тебя, добрый молодец, что от верной смерти спас, – тихо произнесла девушка, заметно смущаясь. – Осерчал на меня леший, вот и задумал погубить.

– Так я ж не тебя, я берёзку…

– То и была я. Не встречал ты, верно, берегинь до сей поры. Мы в деревьях обитаем, а как погибнут они – и мы пропадаем.

Ваня, помятуя о встрече с русалкой, постарался вспомнить, а не опасны ли берегини. Но выходило, что это добрые духи. Помощницы. Да и не может такая искренняя, чистая красота зло в себе содержать. Русалка, если разобраться, и на вид порочная, завлекающая, а эта случайная знакомая совсем другая.

– Ты за цветком пришёл, – констатировала берегиня, осмелившаяся-таки посмотреть прямо Ване в глаза. – И скоро подойдёшь к тому самому месту, но берегись: ты сам накликал себе врага. И последнее испытание.

– Это как это? – опешил Ваня.

– О ком думал – тот и явится, – коротко пояснила берегиня, но этого студенту хватило, чтобы его прошиб холодный пот. Говорил же ему Ярила, чтобы о дурном не думал!

– Что же делать? Может, ты знаешь, как его одолеть?

– Тебе его не убить, да и незачем душу свою марать. А чтобы он тебя коснуться не мог, дам я тебе оберег из своих ветвей. Только смотри – не снимай, пока цветок не сорвёшь!

И берегиня надела Ване на голову венок, приятно пахнущий свежими листьями и древесным соком.

– Благодарю тебя, берегинюшка! Век помнить буду! – растроганно произнёс студент.

– Поторопись, скоро рассвет, – только и молвила берегиня. И вмиг превратилась в берёзку, которая на прощанье помахала Ване длинными ветками.

Смело зашагал он вперёд и вскоре увидел между деревьями огонёк. Не иначе, это и был цветок папоротника. Тут Ваня остановился и огляделся: нельзя было бросаться к своей цели, берегиня же предупреждала об опасности! И точно – из-под тени деревьев, очевидно, не дождавшись его, медленно вышел высокий, широкоплечий мужик, который как-то дёргано, странно двигался. Как большая марионетка, подумал Ваня. Когда Луна осветила лицо незнакомца, тускло блеснули его глаза. Нельзя было не заметить и землистый цвет кожи, и засохшую у угла рта струйку крови. Несомненно, это и был вурдалак.

Ванино сердце по диагонали ухнуло в правую пятку. А ну как оберег не сработает?! Наверное, словесная дуэль сейчас не помешала бы. Но кровосос молчал, и это было в нём, пожалуй, самым страшным. Ване хотелось убежать со всех ног, но это было бы глупо. Вот он, цветок, в нескольких шагах. И небо уже начинает светлеть. По второму разу, даже оторвавшись от преследования вурдалака, можно это место и не найти. Оставалось стоять и ждать. Чего только?

Вурдалак приблизился к Ване и протянул руку. Студент схватился за венок на голове и взмолился про себя: «Берегинюшка, не подведи!» Десяток сантиметров, не больше, оставался ожившему мертвецу, чтобы схватить Ваню за шею. Но – о чудо! – этого расстояния он одолеть никак не мог. Из пасти вурдалака нестерпимо несло, глаза таращились на несостоявшуюся жертву и, как показалось Ване, были наполнены недоумением. Мгновение, ещё одно – и чудовище отступило. Всего на шаг, но студент уже понял, что оно не сможет напасть, и смело направился к огоньку, по-прежнему мерцавшему в зарослях папоротника. Вот он, заветный цветок. На лилию похож вроде. А вдруг его будет сложно сорвать? Может, и здесь какая-то хитрость?

Но нет, стебель цветка поддался легко. Теперь оставалось вынести его из леса и вручить… А кому вручить-то? И тут перед мысленным взором Вани возникла берегиня. Красивая, добрая, ласковая… Чего ж ещё искать? Ей он и вручит цветок! Вот она обрадуется! Только один-единственный цветок, пусть даже и самый редкий на свете, дарить как-то не с руки. И Ваня сорвал ещё несколько листьев папоротника – получился букет. Просто и со вкусом.

Глянув на небо, он понял, что пора торопиться. Надо ведь ещё успеть вернуться к костру, где его ждёт Ярила! Ваня повернул назад, отметив про себя, что вурдалак так и остался стоять в нескольких шагах от того места, где только что цвёл папоротник. Кручинился поди, бедолага. Или клял последними словами удачливого парня, кто знает. А теперь – обратно к берегине! Да побыстрее! Только вот где она? Вот вроде здесь стояла. Вон и дубовый сук, который Ваня со ствола берёзки сбросил. Или это не тот? И сердце не молчит, да что толку от него?! Отстукивает только: «Бе-ре-ги-ня! Бе-ре-ги-нюш-ка!», а дорогу не подсказывает. Метался-метался Ваня по лесу, но понял в конце концов, что другая цель ему нужна – костёр Ярилин. И тут же верное направление ему на ум пришло. Значит, туда ему и дорога. Вздохнул добрый молодец, да делать нечего.

Ярила стоял у костра, который уже почти потух, и смотрел на горизонт. Вот-вот первые лучи солнца из-за края земли вырвутся. Но их опередил Ваня – с букетом из папоротника.

– Добыл-таки! – одобрительно хмыкнул Ярила и так хлопнул по спине друга, что тот чуть не рухнул.

– Добыл, – печально отозвался Ваня.

– А по тебе и не скажешь. Чего кручиниться вздумал?

– Я его вручить хотел девушке одной…

– Ну так вернёшься в город – и вручай на здоровье. А говорил, нет у тебя никого на примете!

– Я берегине хотел…

– Это ты брось, – нахмурился Ярила. – Добру молодцу девица нужна, а не берёзка, пусть даже и самая стройная.

Вздохнул Ваня, но перечить не стал. Кто он такой, чтобы с богом спорить?

Месяц поспешал за месяцем. На Ивана Петрова надивиться не могли преподаватели. Лучшего студента и придумать нельзя: все лекции посещает, литературу по списку читает, на экзаменах его заслушаться можно. Диплом вызвался писать по фольклору, защитил его блестяще, потом в магистратуру поступил, а там и аспирантура не за горами. Родители души не чают в своём внезапно взявшемся за ум сыне, для его публикаций в научных журналах отдельную полку завели. А сам Иван что ни лето, то в глухие деревни отправляется – слушать легенды да сказки, песни да поговорки. Никто его не гонит: ласково, уважительно он со старожилами беседу ведёт, низко им кланяется. По крохам народную мудрость собирает, заботливо записывает и сохраняет. Оживилась кафедра на филфаке, где раньше мухи с тоски дохли. Наперебой зазывают Ивана Петрова в фольклорные экспедиции, а он не отказывается. Словно ищет чего, да найти не может.

На самой верхней полке в его шкафу лежит нечто, завёрнутое в пожелтевшую газету. Объёмное, но лёгкое. Никому Иван свою тайну не рассказывает и не показывает. А родители тем временем и беспокоиться начали: слишком уж сын в науку ушёл, с девушками совсем не знакомится. Уж и жениться ему пора. А он ни о каких знакомых барышнях и слышать не желает. Подглядела мать: как Есенин, с берёзками сын обнимается. Но это когда думает, что никто не видит, конечно.

И вот однажды осенью в солнечный воскресный день раздался звонок в дверь. Иван пошёл открывать. Лихих людей он не боялся. Было в его жизни кое-что и пострашнее. Открыл – и замер. На пороге Ярик стоит, которого Ваня уже лет пять не видел. А рядом с ним…

– Ну, здравствуй, что ли! Принимай гостей! Чего стоишь столбом? – весело прикрикнул на старого знакомца Ярик.

– Входите, – чуть слышно произнёс Ваня, провёл гостей на кухню и в комнату к себе бросился.

Дрожащими руками снимая газетную обёртку с заветного букета, он вслушивался в голоса, звучавшие в квартире. Вроде не показалось… Хоть бы это происходило на самом деле! На подгибающихся ногах Ваня вышел из комнаты и не помнил потом, как на кухне очутился.

– Вручаю тебе, избранница моя, цветок папоротника! – выдохнул он, вставая на одно колено перед девушкой с длинными, отливающими золотом волосами.

– Да будет по сему, добрый молодец! – улыбнулась она и приняла букет.

Словно только что сорванные, радовали глаз зелёные листья папоротника, а больше всего – огоньком горящий среди них цветок. Самый редкий на свете.

– Ну что, счастлив ли? – заговорщицки подмигнул Ване Ярик.

– От всей души благодарю тебя, Ярила! Только ведь ты говорил…

– Я говорил, что добру молодцу девица нужна, а не берёзка. Вот она – твоя девица. Доказал ты своё чувство, за столько лет случайную знакомую не забыв. А как я её из леса вывел, про то тебе знать не следует. Есть у богов, даже полузабытых, кое-какие привилегии…

А потом была свадебка. И дружка жениха никому не давал ни на минуту дух перевести, весельем каждого до краёв наполняя. А за окном весело шумели золотыми листьями красавицы-берёзки. Новобрачную поздравляли, сестрёнку…

Встреча заклятых сестёр

Автобус бесконечно полз в вязкой жаре, но это было не самым худшим в сложившейся ситуации. Кот готов был сидеть в этой парилке хоть десять дней, лишь бы на свободе. Однако нет, пассажиры должны быть максимально обезопашены (обезопасены?) от хвостатых. Вон Пёс, несмотря на его небольшой размер, не только при ошейнике и поводке, но и в наморднике. Кот подозревал, что последнее не было обязательным, просто их хозяйка решила как-то скомпенсировать любимому (он в этом не сомневался) питомцу пребывание в тесной переноске. У него, чего доброго, ещё мяустрофобия разовьётся…

О, ура-урра-уррра! Конечная! Сейчас старуха выпустит его наконец-то на волю. Но не тут-то было. Вместо того, чтобы сразу куда-то пойти, они просто пересели в ещё один автобус – поменьше, пошумнее и подушнее. Пазик называется. Прекрасно! Замяучательно! Кот утробно заурчал, выражая неудовольствие. Но хозяйка сделала вид, что ничего не заметила. Мощи бессердечные! Чтоб тя скрючило, йогиня просветлённая (вернее ягиня, конечно). Чтоб тя ломота в костяной ноге не отпускала веки вечные! Чтоб тя…

Перечисление, пусть и в уме, ожидающих старушенцию кар оказалось весьма увлекательным занятием. Очнулся Кот уже в тот момент, когда пазик притормозил в какой-то подозрительной глуши и выплюнул любительницу хвостатых прямо в кусты. Пазик скрылся за поворотом, напоследок выпустив облачко выхлопных газов.

– Ну хоть теперь-то ты можешь сказать, куда нас притащила? И вытащи меня из этой проклятущей темницы, умоляю!

– Родственницу я приехала навестить, – неохотно пробормотала старуха.

– Дальнюю, судя по пути-дороге?

Хозяйка вопрос проигнорировала, но переноску всё же открыла. И, к удовольствию Кота, забросила в кусты. Всё равно, мол, здесь потом пазик ловить. Ошейник, поводок и намордник отправила туда же. И прошептала пару-другую слов заветных, чтобы лихой человек на дармовщинку не позарился.

Пёс бежал по еле заметной тропинке впереди, чувствуя себя, вероятно, весьма неплохо. Вслед за ним шагала старуха, припадая на костяную ногу. Замыкал процессию Кот, который уже немного жалел об утраченной переноске. Вообще лучше, когда тебя несут, чем самому плестись…

– А эта родственница твоя поближе к городу ничего найти не могла? Таунхаус хотя бы…

Хозяйка промолчала, но сделала это так красноречиво, что и Кот счёл за лучшее придержать свои мысли при себе. Тем более что чем дальше они шли, тем больше он превращался в себя прежнего. Это сейчас он городской, а ведь совсем недавно, буквально век-полтора назад, проживал он не в деревне даже, а в одиноко притулившейся к лесу избушке. Но там Яге было негде развернуться, проявиться во всей красе в своей «узкой специализации», вот и подалась она туда, где брошенные кошачьи на каждом углу.

Когда солнце начало садиться, Кот, чьи шаги становились всё вкрадчивее, с удивлением обнаружил себя поймавшим какого-то грызуна. Есть, правда, не стал, но облизнулся. За что немедленно себя отругал. Сырая мышь, не запечённая даже?! Что за дикость!

К счастью, впереди показался одинокий огонёк. Жильё! Какая-никакая, а цивилизация! Вот только Пёс почему-то его восторга не разделил: остановился, поджал хвост и тоненько заскулил. Да и Коту стало не по себе. Шерсть встала дыбом, когти сами собой выпустились из-под мягких подушечек, а глаза засверкали.

Только Яга не спасовала: решительно толкнула дверь плечом и ввалилась в избу.

– Здравы будьте, хозяева!

Кот, бросив уничижительный взгляд на затрусившего и решившего остаться снаружи Пса, вошёл следом. Изба освещалась лучиной (давненько он такого не видел!). А за грубо вытесанным столом сидела карга с длинным-предлинным носом и нечёсаными седыми лохмами. В какой-то чёрной рванине, что, если подумать, было неудивительно. Кот невольно оглянулся на свою благодетельницу и хмыкнул в усы: и она незаметно сменила удобный спортивный костюм на какой-то невразумительный балахон. Зато яркий, броский. Теперь она куда больше походила на хозяйку избушки. Прям-таки фамильное сходство прослеживалось… Близкая, выходит, родственница-то. Ближе некуда!

Между тем карга не проронила ни слова – лишь сверлила непрошенную гостью бездонными чёрными глазами. Молчание прервал выкатившийся откуда-то из-за печки старичок:

– Ягуша! Радость-то какая! Сейчас я тебе кашки спроворю…

– Доброй ночи, Домушка! Благодарствую, но я не голодна.

Старичок исчез за печкой. А хозяйка избушки наконец-то соизволила издать скрипучее:

– Чего припёрлась тогда, мелочь?

– С тобой вот пообщаться. Новостями поделиться. Кое-что в городе произошло…

Карга треснула по столу так, что Кот нырнул под лавку и затаился там. Всё, что произошло дальше, он не видел, зато слышал прекрасно.

– Не интересуют меня новости из твоего города. Гори он синим пламенем! И ты, недоделанная, не интересуешь…

– Про пламень-то ты прямо в точку попала, сестрица. Только не синий он, а красный. Самый что ни на есть красный.

– Брешешь!

– Брешут собаки! А я как есть говорю: возродилась Жар-птица.

– Откуль тебе то ветер принёс?

– Своими глазами видела. Мой Пёс её нашёл, мой Кот мне объяснил. А потом уж и я пообщалась.

– Ох уж мне эти твои блохастые! Вечно ты всякими глупостями занимаешься, нет бы помочь…

– Добрых молодцев изводить? Так тут ты вроде как сама неплохо справляешься. А если тебя мои зверушки не устраивают, так я пошла тогда, пожалуй…

– Постой! Говоришь, балакала с Жар-птицей? И как она, сильна ли?

– Она мужа своего, Иванушку-дурачка, извела. Места себе не находит, мается. Я её к Ладе отправила, только надолго ли та её успокоит, мне неведомо…

Избушку огласил протяжный вздох. Двойной. Коту стало совсем не по себе. Вздыхающая Яга – само по себе не слишком хорошо. Две вздыхающие Яги – предвестник чего-то крайне нехорошего. Чего не переждёшь под лавкой…

– Сильна, значит. И огонь её внутрях жгёт… Жди беды.

– А тебе что ж, не всё равно? Ну, сгорит город. Так ты вроде не против…

Кот почувствовал нотки издёвки в голосе своей хозяйки. Не укрылись они и от Яги (впрочем, и не должны были).

– Сама знаешь: гневная Жар-птица – для славной битвы. Коли случится так, всех заденет. И меня в моей избушке не обойдёт.

Помолчали. Карга первой подала голос, в котором уже не было первоначальной враждебности:

– И кому ты уже о Жар-птице сказала?

– С тебя начала. Даже Ладе я в своём облике ещё не явилась, иную личину использовала. Перуна я через Баюна найду, Велес тоже где-то там околачивается.

– Мало… Ярилу я подтяну, он ко мне, бывает, заглядывает. А я к нему – в мысли. Балуюсь…

– Может, и ещё кто обнаружится. Главное – начать. Чувствую: не отсидеться мне на этот раз на вторых-третьих-десятых ролях. Собирайся, сестрица.

– Куда это?

– А я, по-твоему, в такую глухомань забралась, чтобы новостями тебя порадовать? Вместе нам надо держаться. Сообща. Ты не боись – у меня в городе-то избушка. С печью. Будет где тебе косточки погреть.

Снова тишина – густая, хоть ложкой ешь. И снова прервала её хозяйка избушки:

– Твоя правда. Домушку-то можно взять?

– А то как же! Всё помощь. Хотя бы по хозяйству.

– И избу мою?

– Вот тут, сестрица, извини. Непривычный там, в городе, народ: куриные ножки только в жареном-печёном виде принимать желает. Да и переодеться тебе надо будет. А пока – на боковую. Утро вечера мудренее. И мудрёнее, как водится…

Ошарашенное солнце провожало взглядом необычную туристическую группу: две старушки в спортивных костюмах (та, что в чёрном, постоянно одёргивает то куртку, то штаны), дедушка в камуфляже, здоровенный котяра и мелкая псина, пытающаяся слиться с окружающей зеленью. Держись, город, к тебе две Яги идут. С самыми боевыми намерениями…

Искушение

Бывают дни, когда ничего не хочется. С самого пробуждения. Может быть, сказывается усталость. Может быть, тебе просто наскучило всё, что как нельзя более устраивало месяц за месяцем. А может, виновата облачная погода? Да, это небо давит на тебя, не даёт вдохнуть как следует, расправить плечи. Не хватает воздуха…

Именно в таком настроении проснулась воскресным утром Лада. Можно было поспать подольше, чем она и воспользовалась, но, кажется, переборщила. Голова была тяжёлой, внутри неё как будто расползался какой-то удушающий туман. С трудом встав, Лада добралась до зеркала и убедилась, что выглядит не лучшим образом. Хорошо, что Никита, у которого сегодня на работе дежурство, её не видит. До вечера есть время привести себя в порядок.

Выпив чашечку зелёного чая с мятой и не почувствовав бодрости, Лада с тоской посмотрела на требовавшую уборки кухню. Не сегодня! Не хватало ещё возить тряпкой и впускать в свои уши противный вой пылесоса… Как-нибудь потом. Котёнок Проша потёрся об ноги, и Лада рассеянно погладила его шёлковую, приятную шёрстку. Пожалуй, именно из-за питомца прибираться приходится чаще… Поймав себя на этой мысли, девушка тряхнула головой и отправилась в ванную – приводить себя в какой-никакой порядок. Может быть, на прогулке удастся проветриться. И прогнать ворчливое настроение…

Но на улице было не лучше, чем дома. Свинцовым куполом давило небо, ветер где-то затаился – и Лада почувствовала нечто сродни удушью. Посаженные под окном цветы застыли, словно мёртвые, искусственные… Может быть, прогуляться в парке? Однако бродившие там по дорожкам сонные, заторможенные люди очень быстро начали раздражать Ладу. Нет, так не пойдёт. Пожалуй, лучше вернуться домой…

– Извините, девушка, не подскажете, где здесь ближайшее кафе? – внезапно раздалось сзади, и обернувшаяся Лада наткнулась на молодого человека.

На голове незнакомца как будто полыхал огонь. Конечно, она уже много раз видела рыжих людей, но подобный оттенок встретился ей впервые. А глаза! Такие беспокойные, как будто тоже охваченные пламенем… Осознав, что она слишком долго рассматривает молодого человека, Лада поспешила ответить:

– Как выйдете из парка, поверните налево и пройдите до конца дорожки, потом…

– Пожалуй, я не смогу найти кафе сам, – мягко прервал её объяснения незнакомец. – Не отправиться ли нам вместе? Угощаю Вас любым напитком на Ваш вкус, прекрасная леди!

«Этого ещё не хватало!» – подумала Лада… И тут же обнаружила, что снисходительно кивает. Оставалось сдаться своему чутью, которое сработало быстрее, чем разум. В конце концов, это просто попытка избавиться от удушающей атмосферы странного воскресенья. Выйти из парка недолго, до кафе рукой подать. Мысль об освежающем лимонаде – в меру кисловатом, чуть-чуть сладком, с мятой и льдом – дала надежду на избавление от плохого настроения. Был бы дома Никита, Лада пошла бы с ним, это ясно. Но он работает… Даже не позвонил, кстати. С чего бы это?

А незнакомец между тем представился. Его имя оказалось весьма своеобразным. Видимо, родители были железнодорожниками.

– Представьте себе, Локомотив! Можно, конечно, сократить до Моти, но я предпочитаю отзываться на Локи.

– Прямо как…

– Да-да, прославленный трикстер13. Стараюсь соответствовать.

– Вы получается, шутник?

– Обычно да. Но иногда я могу быть удивительно серьёзным. Могу ли я узнать Ваше имя?

– Лада. Родители, видимо, были автолюбителями, – пошутила девушка.

В кафе оказалось, что у Локомотива потрясающий аппетит: суп и паста исчезли почти моментально. При этом ел молодой человек аккуратно, и Лада вынуждена была признать, что он умудряется не чавкать и не сёрбать. Не то что Никита.

Сама девушка потягивала через трубочку свой любимый лимонад и присматривалась к новому знакомому. Что-то было в его улыбке особенное: может, хитреца, а может, этакая ироничность. Приглядевшись, Лада рассмотрела вокруг губ Локи тонкие серебристые шрамы. Что-то ей это напомнило, какую-то старую историю… Но расправившийся с пастой молодой человек, промокнув губы салфеткой, как раз в этот момент решил возобновить разговор:

– Итак, Лада, чем занимаетесь?

– Я психолог. Только не пугайтесь, ладно? Без спроса я никому в голову не лезу…

– Меня не так просто испугать. Только, может быть, перейдём на «ты»?

При этих словах он как бы невзначай коснулся своими тонкими, ухоженными пальцами тыльной стороны её ладони. Лада мгновенно отдёрнула руку, но не потому, что не одобрила подобной фамильярности. Просто её кожу… обожгло. Это что, шутка такая?! Лада решила сделать вид, что ничего не случилось. И даже согласилась перейти на «ты». С неё не убудет.

– А ты чем на жизнь зарабатываешь, Локомотив?

– Зови меня Локи. Я помогаю решать проблемы.

– Консультируешь?

– Можно и так сказать. Считай, мы с тобой коллеги.

Брошенный молодым человеком взгляд заставил Ладу вздрогнуть. Ей показалось, или он её тоже… обжёг?

– Давно ты в этом городе? – решила Лада сменить тему.

– Пару дней. Искал кое-кого…

– Кого? – отозвалась девушка. Ей хотелось и в то же время не хотелось знать ответ на свой вопрос.

– Тебя, – спокойно произнёс молодой человек.

– Зачем? – прошептала пересохшими губами Лада.

– Догадайся!

И тут волосы Локомотива вспыхнули. Нет, не под действием солнечного луча. И нет, это не фигура речи. На его голове бушевал огонь. Который почему-то видела только Лада.

– Локи! Настоящий! – выдохнула она.

– Собственной персоной.

– Я должна была догадаться – по шрамам…

– Увы, недостаточно вынуть нить, которой тебе зашили рот. Даже молодильные яблоки Идунн14 не помогли. Зато у меня всегда с собой напоминание о том, что надо быть настороже.

– Так зачем тебе я? – спросила Лада. В том числе и чтобы отвлечься от желания погладить кончиком указательного пальца серебристые шрамы.

– Чтобы сделать тебя счастливой, богиня.

Это прозвучало так обыденно и в то же время так волнующе! Волна огня прокатилась по всему телу Лады.

– Хочешь ли ты вернуть свои крылья, Лада? Я помогу. Всё, что я хочу взамен, – твоя взаимность.

Локи говорил вкрадчиво, не по-деловому. Но, по сути, он предлагал ей сделку. Цена которой была непомерно велика.

– Я люблю Никиту. Да, он человек, но он дорог мне.

– Правда? Любишь? Брось, знавал я одну богиню страсти нежной… Богам не свойственно любить.

– Люблю! – отрезала Лада и встала из-за столика, показывая, что разговор закончен.

Локи позволил ей уйти, но когда она открывала дверь кафе, произнёс:

– Если передумаешь, просто шепни моё имя огню.

Лада вернулась домой и приняла холодный душ. Но огонь, казалось, поселился в глубине её сердца. Не исключено, что именно он был повинен в том, что той же ночью Ладе приснился Локи. Он просто улыбался и открывал для неё свои объятья.

Трикстер поселился в её снах, и Лада каждый вечер придумывала себе дело за делом, чтобы не ложиться в постель. А каждое утро ей не хотелось просыпаться: улыбка Локи привлекала её, как ничто другое за всю долгую – многовековую – жизнь.

Впервые за всё время отношений Никита начал раздражать Ладу. Как так получилось, она и сама не могла объяснить. Но из десятков, сотен мелочей сложилось нечто мешающее любви и, казалось, загораживающее её. А может быть, дело было в том, что Никита не был способен зажечь в ней огонь?

Сам он не понимал, что случилось. С того дня, как во время работы у него украли телефон (Никита подозревал в этом незнакомого рыжего парня, который какое-то время отирался возле него), всё пошло наперекосяк. Лада дулась не пойми на что. И только Проша, ласкаясь, подбадривал Никиту: мол, всё образуется. Наладится…

Проша недаром был отпрыском некоего непростого Кота. Он сразу заподозрил неладное и тут же сообщил о странном поведении Лады куда следует. Яга-то точно знает, что с этим делать!

Баю-бай снова в деле

Быть котом неплохо. Особенно если с лёгкой руки всесильного скотовода тебя наконец-то начали выводить на улицу. О, как прекрасно усмирять одним взглядом нахально тявкающих потомков грозных волков! Да и некоторые люди Баю-бая побаивались: не каждый день встретишь столь царственной стати кота. В их глазах читалось уважение, часть которого доставалась и тому, кого считали его хозяином и кого сам он милостиво именовал Грохотом.

Когда-то (благословенные были времена!) этого бородача почитали больше, чем самого Баю-бая, но теперь он мог рассчитывать только на кресло метеоролога… Зато в него по-прежнему хоть чуть-чуть, да верили. А вот кот с тех пор, как его объявили «сконструированным персонажем национального бестиария», то есть ненастоящим, придуманным, стал сдавать свои позиции.

Самой страшной потерей был, конечно, голос. О, какой он обладал силой! Очаровать, убаюкать – и выпустить железные когти… Мррр, великолепно! Конечно, его ловили, было дело. Клещи да прутья пускали в ход добры молодцы, причём только оловянный и брал его. Тогда приходилось всяким царькам сказки сказывать да хвори их успокаивать. Но это так, издержки производства, как теперь людишки говорят. Однако век человеческий недолог, сами двуногие легковерны – и Баю-бай, всесильный Баюн, снова оказывался на свободе. Голос его на несколько вёрст раздавался… Эх, было время!

Баю-бай прервал свои думы, который опять каким-то неведомым образом скатились в беспросветный мрак. Прогуляться бы сейчас, размять лапы, но за окном опять дождь. Дорожки в парке, что именем Маяковского назван, залиты водой. Да и Грохот сейчас на работе. Упивается, небось, тем, что опять ему удалось грозу устроить – игру они какую-то там с девчонкой, что Ладой зовётся, задумали. У Велеса денег попросили. И нет её ещё, игры-то, не вышла, говорят, пока, а силушка у богов уже копится, молвой людской привлечённая. Только ему-то, Баюну, какая разница? Остаётся ему свой век доживать, кошачий. Исчерпает все девять жизней – и привет. Поминай, как звали-величали…

Спрыгнув со своего любимого подоконника, кот подошёл к миске с водой. Не ключевая, конечно, но и не из-под крана. Балует его Грохот – какую-то особую покупает, в бутылках стеклянных. Наклонился Баю-бай, значит, над миской, и вдруг узрел в неё не своё отражение, а чью-то чужую, хоть и смутно знакомую, морду. Ошибки быть не могло: на него смотрел некто тёмно-серый, с оранжевыми глазищами. Баю-бай зажмурился, потом снова взглянул в миску. Так и есть – этот, другой, на месте.

– Ты кто? – вопросил Баюн, принимая максимально воинственный вид.

– Наконец-то я тебя отыскал! Ну ты, братец, даёшь! – отозвался тот, в миске. – Али не признал?

– Замухрыш, ты, что ли?

Ответом Баюну было злобное шипение.

– Я – Кот. С большой буквы. По важному поручению, между прочим.

– Кто это Замухрышу мог что-то важное доверить? Врёшь, поди!

– Яга, – веско промурлыкал Кот, якобы пропустив своё прозвище мимо ушей.

– Точно врёшь. Единственный, кого Яга привечала, – это я.

– А я не про твою злобную каргу. Ещё одна имеется, узкоспециализированная, нашему кошачьему народу опора и поддержка.

– Как же, как же… Была у Яги сестрица, род их позорившая. Ты, значит, к ней прибился. Ну что ж, поздравляю. Я уж думал, тебя нет давно. Сгинул, думаю, Замухрыш…

– Ты это брось! По важному делу я, говорю. Ты там скажи Перуну, что Жар-птица объявилась и что моя Яга по этому случаю всех собирает. И пусть Велеса прихватит. Запоминай адрес…

– Ты притормози, Замухрыш. Во-первых, какое Перуну да Велесу дело до какой-то птицы? А во-вторых, и хотел бы я сказать что-то Грохоту – не было бы с того толку никакого…

Коты умеют весьма выразительно вздыхать. И, по аналогии с «рукой – лицом» лапой морду прикрывать умеют. Что братишка Баюна и продемонстрировал. А потом принялся разъяснять громиле непонятливому:

– Во-первых, явление Жар-птицы всех касается. Даже твоя старая знакомая карга из лесу выбралась на пару с домовым. Грядёт зло неминучее, всех заденет. А во-вторых, уж ты-то хоть с людьми, хоть с богами разговаривать мастак. Уболтаешь-убаюкаешь любого. Так что нечего тут отговорки искать!

Баюн думал было отойти от миски. Не так уж ему хотелось пить. Потерпит. А с другой стороны, вдруг дело действительно важное?

– Ты лучше через Ладу попробуй. Была она тут у нас, я шерстинки на её сумке знакомые заприметил. Твой, выходит, отпрыск у неё обретается? Вооот, я так и думал. Всё к ней! Она вам и Грохота подключит, и Велеса. Уговорить-уболтать она их лучше меня сможет. Прощевай!

– Что-то ты темнишь, братец… Лада про Жар-птицу знает, да про то, что Яга силы собирает, не ведает. Другие горести у неё: ноченьки спокойно не спит, ворочается, на Никиту своего смотреть не желает. Проша мой Яге рассказал, а та и не знает, что стряслось нежданно-негаданно и что с этим поделать. Так что Лада пока не в счёт. Скажи Перуну про Жар-птицу, а? Может, на нас с тобой сейчас всё и держится…

Теперь настала очередь Баюна вздыхать.

– Не поймёт меня Грохот. И Велес. И вообще никто. Окромя кошачьих, и поговорить не с кем…

– Как так?

– Потеряли в меня веру люди… Никаких сказок и песен моих не слышат, один мяв. Не ты теперь Замухрыш, выходит, а я. Ты-то хоть при деле. А я просто – кот. С маленькой буквы…

Подручный Яги потрясённо молчал какое-то время, потом, как следует подумавши, ответил:

– Ты эти пораженческие настроения брось! По сравнению с тобой я – котёнок. Всегда на тебя равнялся и равняться буду. И тебе дело найдётся. А пока давай адрес – Яга сама к Перуну нагрянет, раз так. Знакомство возобновят.

Вечером Баю-бай снова сидел на подоконнике, но не просто смотрел в окно, а старался проникнуть взором куда дальше. И казалось ему, что прямо на него смотрит его братишка по кличке Замухрыш – мелкий, да ухватистый. Что ни говори, а быть котом неплохо…

Пока хоть в одном очаге огонь теплится…

Наличие русской печки в советской панельной многоэтажке – несколько странновато. Домоуправляющая компания явно не обрадовалась бы, узнай она, какое, с позволения сказать, устройство заменяет хозяйке квартиры №13 разом и плиту, и батареи центрального отопления, и кровать. Но Яга умела напустить пыли в глаза кому угодно, и даже проверяющие состояние газового оборудования, регулярно тревожившие её покой, ничего странного в этих чертогах не видели. Разве что кот (даже прямо-таки Кот) великоват…

Зато любовно обставленная в русском вкусе квартира не понравилась старшей сестре Яги, гордо носящей то же имя. Даром что прикатила из несусветной глухомани, а туда же – барыня! И светло-то ей было, и шумно, и «псиной воняет». Даже близость парка не спасла ситуацию.

– Три жалких прутика в четыре ряда! – вынесла вердикт гостья, когда радушная хозяйка показала ей место своих прогулок.

– Ну и сиди дома! – отрезала городская Яга.

Она-то расстаралась: освободила чулан, расширила как следует, печку туда ещё одну поставила и лавку для спутника своей сестрицы разлюбезной не забыла. А той, видишь ли, всё не по нраву. Ну и бес с ней! Чай, не отель пятизвёздочный. Плюнула хозяйка – и по своим делам пошла. И без того день потеряла, бездомных четвероногих, поди, прибыло…

Между тем Яга из глубинки (пожалуй, будем, чтобы не путаться, называть по праву её старшей) вскарабкалась на печь и затаилась. Ждать ей было не привыкать – бывало, неделями да месяцами поджидала добра молодца али красну девицу. А про последнее время и речь молчит! Позвала её сестрица-бездельница для битвы, там уж и разгуляется Яга-старшая, позабавится…

А вот Домушка её любимый на месте сидеть не слишком-то привык. Некогда ему: в хозяйстве всегда работа найдётся. Дров, там, наколоть, воды натаскать, мышей приструнить, за пауками приглядеть, чтобы паутины лишку не плели… Уют – он и в избушке на курьих ножках уют. В гостях-то, конечно, не принято порядок наводить, но раз уж они тут надолго, отчего бы и не постараться? Яга-младшая ничего вроде, спокойная да ласковая, не заругает.

Начать Домушка решил с дров. Поискал-поискал топор – не нашёл. Ну ничего, у него всегда инструмент с собой. Открыл котомочку, пошарил там – и выудил. Ничего, что топор котомочки побольше будет. Тут уж старичок слова знал заветные. Бросил хозяйский (почти) взгляд во двор: вон и сухая берёза. На целую поленницу хватит! Только надо ещё пилу прихватить…

Неожиданное препятствие ждало домовитого старичка: дверь не желала отворяться. Никак, замок снаружи навешен? Кто ж гостей-то запирает?! Может, подналечь как следует… Дверь жалобно затрещала, но её от незавидной участи спас Кот: подошёл и, с укором глядя на домового, коснулся препятствия лапой. Всё, путь свободен. Заговорённая дверь-то, вот оно в чём дело!

Во дворе было тихо и пустынно. От жары, видать, все попрятались. Домушка размахнулся и с неожиданной силой ударил по сухому стволу топором, потом ещё и ещё раз… С глухим стуком упала мёртвая берёза на землю. Принялся старичок ветки безлистные обрубать, а там и очередь пилы подоспела.

– Это безобразие! Тихий час!

– У меня ребёнок спит!

– Я буду жаловаться в администрацию!

– Лучше в полицию! У меня там зять работает…

Домушка с удивлением огляделся. Из окон высокого да обширного терема высунулся десяток голов, которые наперебой орали – надо сказать, производя куда больше шума, чем топор на пару с пилой. Пришлось старичку берёзку поверженную во дворе оставить, а самому в сенях схорониться (Яга-младшая говорила, что это «подъезд», но «сени» как-то привычнее). Подождал немного, но вернуться к работе не решился. Лучше в дому какое-никакое дело подыскать.

Встретил его в хоромах Яги всё тот же Кот. У него Домушка и спросил, где вёдра взять. И коромысло. Не у Пса же интересоваться, тем более что он с самого приезда гостей где-то схоронился. Кот, ни одного мява не проронив, открыл ближнюю дверь и, запрыгнув на край огромного корыта, аккуратно сдвинул лапой какую-то железку. И вот она – вода. Домушка тут же вздохнул с облегчением: таскать, значит, не придётся. И хорошо, а то, если честно, ни одного колодца он поблизости не углядел. Отхожее место, как выяснилось, тоже имелось. Пауков Яга-младшая, видать, сама в страхе держала – ни одного Домушка не отыскал. И приложив ухо к полу, он услышал только голоса человечьи, а вот мышиного писка да шуршания не было совсем.

Хозяйственный старичок ходил туда-сюда по квартире, подыскивая себе дело. Набрёл на стол, облокотился, глядь – загорелось окошко волшебное, а там – лиц видимо-невидимо. Подобрался поближе, ладонью опёрся, и как поскакало перед глазами… Выручил опять Кот: оттёр Домушку в сторону, лапу на камешек какой-то положил – и давай малое колёсико на нём вертеть-крутить. И так ладно это у него получалось! Да и камешек непростым оказался: нажмёт на него где-то спереди Кот – вот и лицо в окошке крупнее стало. Отступил хвостатый. Пропускает, значит, домового к окошку-то. Пробуй, мол. Ничего, мол, премудрого. Что ж, Домушка и попробовал…

Вернувшаяся к вечеру Яга-младшая обнаружила гостя за своим ноутбуком. Он (Домушка, в смысле) глядел уже совершенно стеклянными, немигающими глазами в монитор, по которому бежала лента, наполненная чужими летними впечатлениями.

– Гляжу, ты уже с технологиями знакомишься, Домушка? – одобрительно хмыкнула хозяйка, чуть не насильно усаживая гостя в своё компьютерное кресло. – На людей посмотрел, пора и себя показать.

– Они меня тоже… увидят?

– А то! Причём таким, каким ты сам захочешь…

Домушка сильно приукрашать себя не стал. Баловство это! Если правду Яга-младшая сказала, все, кроме совсем уж дремучих сущностей, в этой Паутине запутались. Может, и своих отыскать удастся. Не пригодилась его помощь в хозяйстве-то, но он даром хлеб есть не будет – соберёт всех сородичей, по свету белому разбросанных. И не думали, поди, обе Яги (хоть старшая, хоть младшая), что не простой Домушка к ним прибился, не обычный домовой присоседился. Был он когда-то первым, единственным, всех остальных «домовых хозяев», из-под кустов повылезших, делу своему обучившим. За то ему почёт и уважение. И сила не скудеющая, ибо в кого – в кого, а в домового вера не ослабнет, пока хоть в одном очаге огонь теплится…

Кстати, об огне Домушка не забыл. Яга-младшая, правда, сказала ему, что в дровах не нуждается – ей привозят (и в этом как-то замешана та самая Паутина), да объяснила, что шуметь нельзя – по часам «от сих до сих». Но на то он и хозяин, чтобы на других не полагаться. На следующий день, поглядев на ходики, снова взял Домушка топор и, не спеша выйдя во двор, расколол берёзу на удобные полешки, потом в горницу перетаскал, в углу сложил. И ветки прибрал – пригодятся. Хозяйство порядок любит. А теперь пора приниматься за Паутину…

Ответ на многие вопросы

За городом легче дышится, особенно если проехать не одну сотню километров. Больше простора: всюду поля, обрамлённые лесами, да пастбища, по которым гуляет вольный ветер. Не так уж часто можно увидеть стадо коров, но, если уж оно встретится, пробуждается в человеке чувство древнее, от предков доставшееся. Теплом от домашнего скота веет, спокойствием. Рогатые кормилицы глядят ласково, но подойти и не думай, если сноровки не имеешь. А ну как боднёт такая чёрно-белая красавица? Оттого и опаска в человеке, особенно современном.

Однако тот, кто только что подъехал к животноводческому комплексу, коров да быков не боялся. Впрочем, и человеком назвать его можно было с изрядной натяжкой. Выглядел он совсем по-людски: одежда, дорогая, но удобная, брендовые кроссовки с белоснежной подошвой, часы на запястье… Однако в глазах его, если приглядеться, плясали не поэтические «искры», а самые настоящие языки огня. Да и рыжие волосы, уложенные с нарочитой небрежностью, казалось, вот-вот вспыхнут. С губ его, вокруг которых внимательный зритель мог бы обнаружить серебристые шрамы, не сходила лёгкая усмешка. Он не имел никакого отношения к животноводству. И к бизнесу, пожалуй, тоже. Но сегодня он собирался заключить весьма важную сделку.

Уверенными шагами посетитель направился к административному зданию. И это казалось работникам комплекса столь естественным, что никто и не подумал не только его останавливать, но и спрашивать, чего, собственно, ему надобно. Лишь секретарша гендиректора – стройная брюнетка в черно-белом костюме – не осталась равнодушной к вторжению незнакомца:

– Добрый день! Господин Велесов занят.

– Могу предположить, что он ожидает важного гостя, – откликнулся посетитель, бросая на секретаршу взгляд, от которого ей внезапно стало не по себе.

«Жарковато сегодня», – подумала девушка, но тут же прогнала посторонние мысли и вернулась к исполнению своих обязанностей.

– Мне об этом не известно. Если Вам необходимо видеть господина Велесова, я могу передать ему от Вас записку.

– А берестяные грамоты принимаются?

– Господин Велесов предпочитает бумажные носители, – отозвалась девушка, намеренно пропустив неуместную шутку посетителя мимо ушей.

Ухмылка незнакомца стала шире, но возражать он, как оказалось, и не думал. Порывшись в кармане, он достал металлическую визитницу.

– Будьте так добры, милая леди, передать ему мою карточку.

– Да, конечно.

Получая из рук незнакомца визитку, секретарша не смогла сдержать любопытства: ей было интересно, как зовут этого необычного посетителя. Когда изо дня в день видишь лишь приевшиеся физиономии начальника производства, главного бухгалтера и многочисленных деловых партнёров шефа, молодой человек, не обременённый деловым выражением лица, поневоле привлечёт твоё внимание. Кто же это? Но визитка не приоткрыла завесу тайны, а скорее усилила недоумение девушки. Дело в том, что прямоугольный кусок плотного картона не содержал ни одной буквы, да и цифры на нём отсутствовали. Зато на нём, словно живые, извивались языки пламени. Вот до чего полиграфия дошла!

Однако господина Велесова необычная визитка не столько удивила, сколько обрадовала.

– Танечка, пригласите сюда, пожалуйста, этого посетителя. И можете отправляться домой. Сегодня Вы мне больше не понадобитесь.

– Может быть, кофе? Чай? Или коньяк?

– Не переживайте, Танечка! Я сам попотчую дорогого гостя.

Ободряющая улыбка шефа успокоила секретаршу, начинавшую переживать, что она слишком невежливо обошлась с молодым человеком, который оказался для господина Велесова «дорогим гостем». В конце концов, она действовала по инструкции. Да и шеф её ни о каком важном визите не предупреждал. И всё же… Кто это?!

А незнакомец уже входил в директорский кабинет, где его радушно встречал хозяин:

– Здравствуй, здравствуй! Давненько не виделись! Проходи, присаживайся.

– Хорошо устроился, Велес! Божественно, я бы сказал…

– Да и ты, как я посмотрю, не бедствуешь. Чем обязан?

– Я пришёл сделать тебе интересное предложение.

Посетитель откинулся на спинку кресла, глядя на хозяина кабинета сквозь полуприкрытые веки. Ухмылка на его бледном лице приобрела несколько зловещий оттенок. Но этого господин Велесов как будто не замечал: он достал из заветного шкафчика бутылку и неспеша наполнил два стакана жидкостью цвета червонного золота. Закуска, которую гендиректор извлёк из небольшого холодильника прямо на тарелке, перекочевала на небольшой стеклянный столик. Очевидно, колбасное ассорти выполняло роль дежурного угощения. Но, несомненно, ежедневно обновлялось.

– Да, действительно интересно, что ты мне можешь предложить, – спокойно произнёс господин Велесов, присаживаясь в кресло с другой стороны столика и протягивая гостю стакан.

– Я слышал, одна богиня зачудила. Решила, видите ли, отказаться от своего хммм… статуса ради любви к смертному, – сказал гость, пригубив стакан между фразами.

– Откуда ты знаешь про Ладу?! – воскликнул Велес, разом теряя лоск успешного бизнесмена.

– У меня есть, скажем так, свои каналы получения информации, – ответил его собеседник.

– И всё-таки – что ты можешь мне предложить, Локи? – нетерпеливо спросил Велес.

– Не «что», а кого. Богиня останется в ваших рядах и обретёт крылья. Думаю, тебе это будет дей-стви-тель-но интересно.

Трикстер как будто сосредоточил взгляд на своём стакане, жидкость в котором оставалась почти на том же уровне, но Велес чувствовал, что на самом деле Локи смотрит на него. Прямо в душу.

– Как тебе это удастся? Перун бессилен, а он всё-таки её ближайший родственник. Она к нему всегда прислушивалась, а тут вдруг – взбрыкнула…

– Считай, что мне это уже наполовину удалось, – деланно безразличным тоном произнёс Локи и, выдержав небольшую паузу, продолжил: – Силы мне сейчас не занимать, и хоть она ни в какое сравнение не идёт с моим прежним могуществом, мне по плечу выполнить свою часть сделки.

– Откуда? – только и смог спросить Велес.

– Надо поблагодарить такую занятную штуку, как комиксы. Сами по себе они мало бы что смогли, но вот их экранизации… А уж сериал! Я обрёл нешуточную армию поклонников. И, надо заметить, поклонниц. Чуть было не превратился в брюнета, но изначальная природа, знаешь ли, берёт своё…

– А Тор15… тоже здесь?

– Давай взглянем правде в глаза: он никогда не отличался особым умом. Он просто наслаждается славой у англоязычной аудитории, и его совершенно не заботит налаживание контактов с коллегами. Он не амбициозен, и поэтому его здесь нет.

– То есть ты, получается, амбициозен…

– Ну да. Я же ещё не сказал тебе, чего я хочу в ответ на моё интереснейшее предложение.

– И чего же? – Велес снова занял место за столом, как бы подчёркивая, что вот теперь-то пошёл настоящий деловой разговор.

– Во-первых, Лада станет моей женой. Блондинки, знаешь ли, моя слабость…

– Она никогда не согласится! И к моему мнению, знаешь ли, не прислушается.

– Это уже моё дело. И, повторяю, оно уже наполовину сделано. Сейчас меня интересует твоё согласие.

– Допустим, – после недолгого раздумья проронил Велес. – Что ещё?

– Во-вторых, я хочу принять участие в небольшой заварушке, которая у вас тут намечается. И играть в ней не последнюю роль, разумеется. Со времён Рагнарёка16 я как следует не веселился…

– Откуда?..

– Здесь, я, пожалуй, скрывать ничего не буду. Заодно и развею твои сомнения в моих возможностях. С некоторых пор у меня есть доступ в сны Лады, а в них фигурирует некая крылатая дамочка. Жар-птица, насколько я понимаю. А её появление никогда не проходит без некоторых… происшествий.

– Не знаю, к чему тебе участие в битве, но, если ты так хочешь, не мне тебя отговаривать. А третье условие? Их ведь всегда три…

– А в-третьих, мне нужны деньги. И жильё. Не какое-нибудь, а Ваше, господин Велесов.

– Квартира или дом? – скрипнув зубами, поинтересовался хозяин кабинета.

– Пожалуй, свежий воздух будет более для меня полезен. К тому же, насколько я знаю, там есть камин… Родная стихия Хаоса взывает ко мне, сам понимаешь.

– По рукам! – решился господин Велесов, доставая из ящика стола ключи от дома.

– Никудышный из тебя бизнесмен! Даже сроки не оговорил, – ухмыльнулся Локи и выудил из-за пазухи некий документ. – И договор надо бы подписать.

Господин Велесов, внимательно прочитав текст, поставил свою солидную, без лишних финтифлюшек, подпись ручкой с золотым пером. Подмахнул договор и Локи.

– Думаю, ты не станешь затягивать дело, – произнёс господин Велесов. – Насколько я знаю, у тебя не лучшие отношения с Тором, а мне с ним делить нечего. Да и свой громовник у нас имеется, силушку набирает…

Локи шутливо поднял обе руки, на указательном пальце одной из которых висела связка ключей. Трикстер всегда выполнял условия договора. Но чаще всего – по-своему…

Вечер рыжеволосый хитрец встречал у камина. Он смотрел на пламя с неизменной, фирменной усмешкой. И думал о том, как ему повезло, что Велес отвечал на звонок Перуна, волновавшегося за Ладу, именно на этом самом месте. Его, Локи, основной «канал получения информации» был очень прост. Огонь – ответ на многие вопросы. В том числе и на этот.

Вторым «каналом» была река Сновидений. Пожалуй, пора наведаться в гости к одной богине. Пока – только в сон. А потом – и не только…

Зверь

Посреди подсвеченного фонарями и вывесками тёмного неба переливалась, словно празднично убранная ель, телебашня. Пожалуй, именно из-за неё хозяин квартиры в центре Нижнего Новгорода в последние годы разочаровался в своём жилище. Впрочем, чего он хотел? Престижная недвижимость не всегда самая удобная. Пластиковые окна не могут полностью заглушить лязганье и звяканье ходящих по Белинке трамваев. Да и вечная пробка – так себе соседка…