Брехня

Глава первая. Находка

Рыба в реке была. Не могла не быть. Она шевелила плавниками в глубине и уж точно время от времени поднималась к поверхности, чтобы блеснуть чешуей или плеснуться в отдалении. Глотала мутную воду, пропускала через жабры стоки близкой столицы, но не клевала. Ни со дна, ни в полводы, ни в наброс. Ни на тесто, ни на червя, ни на опарыша, ни на ручейника, ни на муху. Ни на прикормленном месте, ни в стороне.

«Зажралась», – с тоской подумал Илюха Разливахин – слегка обрюзгший рукастый мужичок из близлежащего городка.

День не задался с самого начала. Секильда и та долбила поплавок от безделья, а не от бескормицы. Леска кудрявилась от ветра, потрескавшаяся бамбуковая удочка тяжелела от влаги, предутренний озноб сменялся досадой, досада – комом в горле. Поэтому, когда укутавший реку ночной туман рассеялся, церковные луковицы, кресты и жестяные крыши на противоположном берегу сверкнули утренними бликами, а на близком понтонном мосту появились первые пешеходы, Илюха плюнул, бросил в воду оставшееся тесто и начал сматывать удочки. Уже скинув дождевик и упаковавшись, он взял старенький спиннинг, и решил слегка покидаться, рассчитывая не на удачу, а на полное невезение, которое следовало вычерпать без остатка, чтобы не осталось на другой раз. Удачи и в самом деле не прибыло, зато, словно в насмешку, на пятой проводке вслед за блесной пришла щука. Остановилась мутной торпедой в пяти шагах от низкого берега, замерла, обмахиваясь плавниками, словно задумалась, куда ж девалась кривая железная рыбка? Илюха едва не заскулил от обиды, затаил дыхание, изогнулся, отпустил катушку и блямкнул блесну к самому рыбьему носу. Щука открыла пасть, выпустила неслышное рыбье «дурак», с разочарованием развернулась и степенно ушла в глубину. «Килограмм на пять», – затосковал Илюха, скинул сапоги, расстелил дождевик и опрокинулся на спину не для того, чтобы высмотреть что-нибудь в утреннем пока еще не выгоревшем от солнца небе, а чтобы отстоялась муть, поднявшаяся в душе.

Земля слегка холодила спину, но озноб уже сменился блаженной негой, в ушах жужжала и стрекотала полевая насекомость, сквозь луговую свежесть пробивалось что-то церковное, неужто донесло запах от монастыря, до него же за километр, нос щекотала принесенная ветром травина. Илюха закрыл глаза и подумал, что дурак, конечно, а кто же еще? Зачем «ложку» бросал? Никогда щука не брала с этого берега на «ложку». А была ли у него другая блесна? Была…

Зажмурившись еще крепче, он стал вспоминать все запомнившиеся ему уловы, и незаметно для самого себя как будто окунулся в детство, когда в охотку было залезть мальчишеской оравой с бреднем, собранным из распоротых картофельных сеток, в какой-нибудь заиленный пруд и набить алюминиевый трехлитровый бидон упругими карасями почти без воды. Притащить его домой к мамке и наказать ей пожарить рыбу в сметане или хотя бы в майонезе. И вовремя улизнуть, когда она начнет ругаться, что у нее и без этой рыбы забот хватает, сам поймал, сам и чисти. А потом побежать на укромный пляж подглядеть за купающимися девчонками. Затем залезть в придомовой садик к молодой еще Маньке и оборвать у нее вишню. А уж под вечер заскочить домой, резануть ржаного хлеба, щедро посыпать его сахаром и накапать сверху чая из заварочного чайника. И снова на улицу. Какая там рыба? Это уже перед сном…

Еще не открыв глаза, Илюха потянулся в карман за исцарапанной нокией, поднес ее к носу и нажал кнопку. Сквозь ресницы ударило слепящее солнце. Илюха повернулся на бок, похлопал заспанными глазами, прикрыл телефон замызганной кепкой и разобрал черные цифры на сером экране – десять часов. Неплохое начало для последней майской пятницы. Кряхтя, он поднялся, прихватил рыбацкую амуницию и поплелся домой.

Уже перебравшись по понтонам на другой берег и дойдя до магазинчика, от которого начинался родной посад, Илюха вздумал было открыть брезентовую сумку, чтобы проверить, на месте ли и другая блесна, и резиновая китайская рыбка, и прочая снасть, но вместо этого полез в карман, заначенных трех сторублевок в котором почему-то не оказалось. Это удивило Илюху до такой степени, что он поставил сумку на асфальт, прислонил удочки к стене магазинчика и тщательно обыскал себя, ощупывая швы и даже выворачивая карманы наизнанку. Сторублевок не было. Когда же Дашка успела их вытащить? Ведь специально пришлепнул мокрой рукой, чтобы не шуршали в карманах, с вечера были на месте, а в ночь, когда выбирался на рыбалку, проверять было некогда. И выпасть не могли, вот он, клапан, на месте, это что же такое получается? И в сапогах нет. И в сумке. И… Да нигде нет! И что теперь? Утро пятницы. Это как же без эпиграфа? Впереди три дня. В понедельник на работу. Ну, Дашка…

Илюха скрипнул зубами, с тоской заглянул в низкую дверь магазинчика, на полках которого поблескивало то самое, что могло скрасить три предстоящих дня или хотя бы один из них, и зашагал к дому. Идти пришлось недолго, родная улочка неподалеку скатывалась с откоса, загибаясь возле все той же реки, но близость жилья отягощалась накатывающейся тоской. Последняя оставшаяся от отпуска пятница и предстоящие два выходных грозились пролететь впустую. Весна – впустую. Вся жизнь – впустую. Даже кошки, разлегшиеся во дворе вросшего в землю двухэтажного дома, смотрели на Илюху с презрением, хотя неизменно терлись о ноги, если он возвращался с уловом. Прямо как бабы. Нет, о ноги тереться необязательно, но ёшкин же кот… Вот всегда так…

Ковыляющая с бидоном через заросший травой дворик крашеная под блондинку уже далеко немолодая бабка Маня из второго подъезда почему-то погрозила Илюхе пальцем точно так же, как она ему грозила лет сорок назад, он отмахнулся, поплевал через плечо от сглаза и, сбивая росу с подорожника, повернул к гаражу. Громыхнул ключами, отодвинул, приподняв от земли, просевшую створку. Поставил в правый угол удочки, бросил сумку, скинул и повесил на гвоздь дождевик, споткнулся о заржавевший, но еще годный велосипед «Прогресс», пнул с досады переднее колесо спящего вечным сном мотоцикла «Урал» и замер, услышав звяканье в коляске. Бутылки! А Дашка-то – вынесла я твои склянки, на помойку вынесла. Нет веры бабам. Ну хоть что-то…

Через пять минут брезентовая сумка наполнилась пыльной стеклотарой. Конечно, цена на нее была уже не та, но на пиво хватит, а там уж как-нибудь. Чихнув несколько раз от паутины и плесени, Илюха запустил руку уже в самое нутро коляски, нащупал два подгнивших валенка, ткнул их в раздражении кулаком и замер. Внутри одного из них булькнуло что-то родное. Он ткнул еще раз, затем наклонился, подтащил к себе разношенное голенище, сунул в гнилое нутро руку и достал то, чего достать никак не мог не только в собственном гараже, но и нигде вовсе и ни за какие деньги. Мать твою… «Божья роса». Местного разлива. Уже лет пять, как комерса, что окучивал эту ниву, прижучили. Сан Саныч Шмаль, хороший был мужик. С понятиями. Жаль только пропал он с концами после то ли наезда какого, то ли внеплановой проверки. А с пару месяцев назад, как раз в конце марта, и вовсе сгорел его законсервированный заводик. Знатная была водка, не жулил Саныч, хотя и использовал привозной спирт. Воду подтаскивал с какого-то проверенного родника. Илюха еще подрабатывал у него сначала на пятьдесят втором, а потом на газели, развозил беленькую по окрестным деревенским сельпо. Два года баранку так крутил, как раз до скончания бизнеса… Когда же он успел ее заначить? Мотоцикл-то как раз те пять лет и стоит. Неужели пьяным был? Случалось, что он не только дня, недели не помнил. Виданное ли дело, при водке обретаться, и отдачи не почувствовать? Но кто бы мог подумать? Или это Дашка? Да нет…

Через несколько секунд Илюха стоял у входа в гараж, рассматривал, повернувшись спиной к собственным окнам на втором этаже, чтобы не запалить находку, найденное чудо, жмурился от удовольствия и нащупывал в кармане сотовый телефон. Так. Дашка, коза в бусах, в загон тебя, и звонить не буду, подотрись моими сотенными. А ну-ка. Вот и Лешкин номер. Весну же проводить сначала надо, потом только лето встречать!

Спрятав бутылку в глубокий карман, Илюха развернулся, с ядовитой усмешкой взглянул на освещенное утренними лучами солнца открытое окно, в котором колыхалась кружевная занавеска, и нажал на вызов другана. Прошла одна секунда, другая, и из родного окна раздался звук Лехиного рингтона.

«We all live in a yellow submarine

Yellow submarine, yellow submarine…»

Глава вторая. ООО

Всякий посетитель, если бы он зачастил с доносами или прошениями в первый отдел городского управления внутренних дел, мог бы заметить, что пятница в нем разительно отличается от всех других рабочих дней недели. Голоса сотрудников в пятницу, как правило, звучали гораздо веселее, чем в прочие дни, а дела решались не в пример быстрее. Более того, уже с обеда веселье сотрудников начинало сменяться понятным раздражением – к черту условности, сколько раз приходилось задерживаться и перерабатывать, отчего не отпустить служивых по домам уже с обеда?

Полковник Васин, которого подчиненные, чтобы не проводить досадных параллелей, предпочитали величать Николаем Николаевичем, относился к пятнице явно с противоположным знаком. Еще с вечера четверга он начинал если и не рыть землю, то уж припоминать все недельные прегрешения и недоработки подчиненных ему, как он сам говорил – «обалдуев», то есть отмечать проколы, которых в подобных подразделениях случалось немало, и планировать пятничные наказания, нагоняи, матерные возгонки и прочие акты административного воздействия. По его представлению в пятницу сотрудник должен был отправляться восвояси в тонусе, чтобы в понедельник возвращаться слегка злым и умеренно бодрым. Однако в последнюю майскую пятницу этого года, а именно двадцать четвертого числа, ожидаемый начальственный порыв Васина засбоил с самого утра. В отделе милиции появился неожиданный визитер. Или даже, следуя свежим разговорным веяниям, визитерка.

– О-о-о, – мечтательно закатил глаза Вадим Перепелец (как он сам подчеркивал – через четыре «Е») по прозвищу Пепелац, не просто повторяя гласную букву, а как бы выпуская колечки сигаретного дыма.

– Ты о чем? – не понял Димка Травин – не последний опер данного подразделения, хотя и самый молодой.

Действительно, пятница никак не располагала к труду и обороне, но день только начинался, а его сосед по кабинету – обладатель пшеничной шевелюры, нагловатых зеленых глаз, ослепительно белых зубов и обаятельной улыбки, уже второй месяц как прикомандированный к их управлению внутренних дел старший лейтенант – покоритель женских сердец и веселый гуляка по характеру и текущей жизни – явно выпадал из рабочего настроения. Точнее, он в него и не погружался. Даже для видимости. Собственно, близкое лето и солнечная погода этому как раз и способствовали.

– Ты блондинку у Васина видел? – мечтательно закатил глаза Пепелац.

– Ну? – сдвинул брови Димка. За прошедшие два месяца деления на двоих со старлеем крохотного кабинета он уже понял, что говорить тот может только о женщинах, хотя стройная девушка, прошедшая вместе с Васиным в его кабинет, а затем отправившаяся рядом с ним по коридорам как ослепительная яхта рядом с приплюснутым дебаркадером, и в самом деле заслуживала если не обстоятельно разговора, то уж во всяком случае протяжного вздоха. Пусть даже Димка успел разглядеть гостью только сзади. К счастью, Василиса у отдела не крутилась, а то бы быстро свернула Димке голову даже за вздох, а уж тем более за пристальный взгляд туда, куда не надо.

– Не просто О-о-о, – закинул руки за голову старлей, – а даже Ол-Ол-Ол! Всё с большой буквы. Я бы сказал – All-All-All. Что в переводе с англо-саксонского означает – всё-всё-всё.

– Еще раз для тупых, пожалуйста, – хмуро попросил Димка. – Ну или для сермяжных и посконных. Что тебя так впечатлило?

– Во-вторых, имя, – взгромоздил на угол стола щегольские остроносые ботинки Пепелац. – Ольга Олеговна Олейникова. Я подсмотрел на пульте. Сообщение из главка. Оказывать всяческое и безотлагательное содействие. Причем в порядке безусловного, держите меня, приоритета и, думаю, повышенной секретности. Васин шипел над пультом, как шмат масла на раскаленной сковороде. Она из Москвы, Димка. Подполковник полиции. В полупрозрачном шелковом платье, блин. Я бы даже наплевал на двусмысленность и сказал бы – подполковница! Как думаешь, за что ей плечи звездами украсили? Ей же вряд ли больше тридцати?

– Я ее видел только со спины, – вздохнул Димка. – Со спиной у нее все в порядке.

– Оборотная сторона ничуть не хуже, – хмыкнул старлей. – Так за что нынче дают звания? Прости за риторический вопрос.

– Как за что? – не понял Димка. – Ты меня удивляешь. За выслугу. Или ты генералок в том же возрасте не видел?

– Ага, – кивнул Пепелац и намотал на палец висевшую на шее золотую цепь. – Теперь уже и не развидеть… Хотел бы я посмотреть на эту выслугу. У меня этой выслуги хоть залейся, но ни одного джипа вроде тех, которыми девчонки едва за восемнадцать рулят, что-то не наблюдается.

– Выслуга бывает разной, – с укором посмотрел на Перепельца Димка. – Зеленых пацанов за рулями внедорожников я тоже видел. И не только зеленых. Вот, спроси у своего приятеля из администрации, откуда у него такая машина?

– Из автосалона, – зевнул Пепелац. – А вот откуда у него деньги… Я другими делами занимаюсь, Дима, и деньги в чужих карманах не считаю. Тем более у близких мне людей. Но, знаешь, заполучить такую цыпочку в близкие люди я бы не отказался. Понятное дело, скорее всего, у нее уже есть какой-нибудь покровитель. Но, возможно, у нее нет доброго друга? Мечты, мечты, где ваша сладость…

– Это все во-вторых? – уточнил Димка.

– Теперь о во-первых, Димкин! – оживился старлей. – Скажу тебе начистоту, она жутко красива! По-настоящему. Не смазлива, и именно красива. И не только с лица. Со всех сторон. И с тыла, и с фронта, и с флангов. Я бы даже сказал неприлично красива… Знаешь, что это значит?

– Нет, – буркнул Димка, старательно вынося на отдельный листок список неотложных дел по материалам, срок по которым истекал.

– Она не должна уйти от нас безнаказанной, – фыркнул старлей, сбросил ноги со стола, выпрямился, громыхнул ящиком и тут же пшикнул в рот каким-то аэрозолем.

– От нас? – удивился Димка. – Прости, приятель. Я несколько занят. К тому же я не член клуба одиноких сердец старлея Перепельца. Да и, признаться, с трудом представляю, как ты будешь ее охмурять? А субординация?

– Субординация? – хмыкнул попытавшийся смахнуть с лица остатки сонливости Пепелац. – Забудь про субординацию. Она против харизмы – пустое место. Меня другое мучит, что она у нас забыла?

Димка с тоской потянулся к дыроколу, чтобы поместить в скоросшиватель только что составленный им список, и еще раз с раздражением покосился на соседа по кабинету. Старлей с самого утра не открыл еще ни одной папки и на мученика совсем не походил. Мало того, он опоздал на работу на пятнадцать минут, умудрился провести в полудреме последующий час, а затем еще полчаса весело рассматривал собственную физиономию в квадрате зеркала и гадал, кто оставил ему на скуле отпечаток намазанных помадой губ – Галочка или Верочка? После этого Пепелац набрал приятеля из городской администрации – юриста Жиклерова – и начал обсуждать с ним планы на ближайшие выходные. Нет, Димкин сосед по кабинету не хитрил, не ухищрялся, не измудрялся. Он так жил. Чем бы Пепелац ни занимался, что бы ни обсуждал, в какие бы передряги ни попадал, не только муки, но и даже легкого раздражения на его лице никогда не появлялось.

– Обычно все неприятности и проверки начинаются с понедельника, – блаженно зевнул во второй раз старлей. – Однако сегодня пятница. О чем это говорит? Ситуация из ряда вон выходящая. Непонятная срочность и нераспознаваемая обязательность. Заметил? Васин вокруг нее на цыпочках увивался. И какого черта она обходит все кабинеты? Знакомится с личным составом? За тобой никаких грешков нет? А то я б даже нагрешил немного, чтобы под этакую проверку загреметь. Даже твои грешки присвоил бы. ООО. Просто общество с ограниченной ответственностью! Мечта!

Димка снова с досадой посмотрел на пачку лежавших перед ним дел. Работы не убывало никогда, и как только Перепелец успевал разгребаться с материалами? Никак не меньше Димки был нагружен, а сдавал все вовремя. Даже больше, чем следовало. Вот, подсмотрел, как зовут проверяющую. А ведь точно проверяющая. Прежде чем Димка нырнул в свой кабинет, успел разглядеть встревоженное лицо Васина. По всему коридору разносилась его скороговорка с запинками в местах, где тот извлекал из нее матерные слова, то есть, почти через слово. Да, было бы любопытно взглянуть в лицо той, перед кем Николай Николаевич так трогательно отчитывался… Но уж если она зацепила Пепелаца… Значит, ООО? Вот бы с ней отправиться на Голубые озера вечером… Прости, Василиса. Даже не собирался. Только представил, только представил.

– Пепелац? А ну-ка, выскочи в коридорчик на пару секунд, – рявкнул открывший дверь в кабинет Васин, и скорчивший гримасу старлей поднялся, щелкнул каблуками и исчез, непостижимым образом просочившись мимо начальника в коридор. – Заходите, Ольга Олеговна. Да, здесь наши оперативники обитают. Не все, конечно, но некоторые. Вот, наш самый молодой сотрудник. Лейтенант Травин. Дмитрий Игоревич. Старательный и шустрый. Надеюсь, что хотя бы он именно то, что вам нужно.

«Хотя бы?» – поморщился Димка.

– Я уж сама разберусь, что мне нужно, – раздался низкий с легкой хрипотцой голос, и в кабинете появилось ООО. Стройное, лет тридцати или около того светловолосое создание в легком, словно воздушном платье на первый взгляд с несколько простоватым, но изящным лицом и внимательным темным взглядом из-под диковинных желтоватых очков как будто вовсе без оправы. Взглядом, который пронзал насквозь. Пепелац был прав на все сто. А может быть, даже на двести процентов. Вместо внешней эффектности визитерка предъявила простоту, пронзительность и глубину. Причем предъявила с такой убедительностью, что вытянувшийся у стола Димка качнулся словно от порыва ветра и поймал лопатками стену.

– Годится, – кивнула она через секунду. – Не так, чтобы то, что мне надо в полном смысле этого слова, но сойдет. Да и надо же хоть на ком-то остановиться? Если что… подучим.

– Значит так, – нахмурился Васин. – Лейтенант Травин! Слушай мою команду! Переходишь на три дня в распоряжение Ольги Олеговны.

– На трое суток, – поправила полковника девушка, снимая очки. – До утра понедельника должны закончить. Но это крайний срок. Если повезет, можем закруглиться и за сутки. Или даже раньше.

– Если не повезет, – неожиданно для самого себя ляпнул Димка.

– На трое суток, – повысил голос Васин и пристукнул каблуком по кабинетному ламинату. – И должен ходить за ней… за Ольгой Олеговной, как пес на поводке. В режиме К9, блин! Я договорился, в служебной гостинице двухместный номер вам выписан. Не волнуйся, кровати там раздельные. В общем, она тебе все сама расскажет. Считай, что ты в командировке. В срочной.

– Николай Николаевич, – растерянно поднял пачку дел Димка, в ужасе прокручивая в голове страшные фразы о раздельных кроватях в двухместном номере и представляя вопрошающий взор Василисы – «Да хоть в разных зданиях, это же… катастрофа!»

– Товарищ полковник…

– Пепелац! – крикнул через плечо Васин и кивнул появившемуся старлею. – Возьми эти дела, если есть что срочное, займись.

«Вот они, мои грешки, – ехидно подумал Димка, – присваивай!»

– «Этот поезд в огне, и нам не на что больше жать…» – со злой усмешкой начал напевать Пепелац.

– Цыц! – рявкнул полковник, показывая старлею кулак.

– Вот это и это, – выдернул из пачки два подгорающих материала Димка. – Тут работы на половину дня. Там все расписано.

– Что б тебя… – улыбнулся старлей. – Хороших выходных и безопасного понедельника. Средства защиты есть?

– Они ему не пригодятся, – процедила сквозь зубы Ольга Олеговна. – Если только мотоциклетный шлем на башку. Травин! За мной!

– Что Василине передать? – оскалился Пепелац в Димкину спину. – У него девушка есть, Ольга Олеговна. Очень строгая и весомая девушка. Я бы даже сказал, непростительная. И он собирался с ней отдохнуть на выходных.

– Передайте ей, что он умер, – отрезала Ольга Олеговна.

Глава третья. Два совета

– Это как это? – спросил Илюха.

Дашка стояла в дверях кухни, засунув руки в муке в карман на клеенчатом фартуке. В домашнем халате, с короткой желтоватой челкой над глазами, пучком на затылке и выбившимися локонами на висках. С бровями вразлет, которые в таком блондинистом варианте, без туши, Илюхе нравились даже больше. Не со слишком тонкими и не со слишком полными губами. Все еще стройная и довольно упругая в свои почти пятьдесят. «Пока смерть не разлучит нас». Нет, никто таких слов в загсе хренову тучу лет назад им не говорил. Но они всегда звучали у Илюхи в голове.

Телефон лежал под вешалкой в коридоре на трех сырых сторублевках. Ну, точно, здесь же висели с утра и штаны. Встал он в половине четвертого. Глаза-то только в гараже продрал, могли сторублевки выпасть? Могли. Или не могли? Клапан-то на месте? Или он его потом застегнул? Может, они к ладони его прилипли, когда он их прихлопывал? А телефон откуда?

Илюха вытащил из кармана старый и испытанный сотовый и снова набрал Лешку. Изделие китайского легпрома задергалось и послушно принялось издавать привычный Лешкин рингтон.

– Ты чего делаешь-то? – спросил Илюха жену, потому что первый вопрос показался ему самому слишком невразумительным.

– Пельмени леплю, – спокойно ответила Дашка.

В голову Илюхе сразу полезли разные картины. Реклама из телика, где весь день проскучавшая у окна молодая жена, увидев усталого мужа, возвращающегося с работы, высыпала на стол покупные мороженые пельмени и припудрила их мукой. Анекдот про рыбака, который заканчивался фразой – «А мой дурак на рыбалку пошел». Но в первую очередь он вспомнил совет того самого Сан Саныча Шмаля.

– Главное, Илюха, это стабильность! – говорил владелец водочного производства, когда Разливахин подвозил его до дома на служебной газели по причине сдачи Шмальского БМВ в ремонт.

– В стране, что ли? – с хохотком откликался на очередное вразумление Илюха, потому как и тогда тоже была пятница, а в ящике с ключами постукивали завернутые в тряпицу очередные умыкнутые им поллитровки «Божьей росы».

– Забудь про страну, – негромко, так, как умел только он, смеялся Сан Саныч. – Если в ней и есть чего стабильного, то об этом лучше особо не распространяться. Роток на замок. Когда соберутся крючить и подвешивать, начнут с тех, кто на заметке стоял, а заметки, боюсь, уже составляются. Так что болтать попусту не следует. Я о семье говорю.

Что там Шмаль выдал про страну и про крючить, Илюха особо не понял. А вот про семью ему стало интересно. Хотя бы потому, что у самого Сан Саныча никакой семьи вроде не было, а у Илюхи ровно наоборот. Красавица и огонь-девка Анна Ильинична на обучении в торговом институте в Москве и Дарья Никитична Разливахина собственной персоной его законная жена – ягодка опять, домохозяйка и она же дежурный техник в ближайшем ЖЭУ, где слесарил и неизменный друган Илюхи Леха – если с полным уважением, то Алексей Алексеевич Попов.

– И чо там? – поинтересовался Илюха. – В семье, то есть?

– Два правила, – стер с лица усмешку Шмаль. – Если хочешь, чтобы у тебя все было в порядке, никогда не спеши. Не торопись, короче. Спешка сам знаешь, где нужна.

– При ловле блох и при поносе! – загоготал Илюха затертой присказке.

– Именно, – кивнул директор. – Считай про себя до… пятидесяти хотя бы. А лучше до ста. И думай, что делать. И не лучше ли не делать ничего. Понял?

– Понял, – кивнул Илюха. – Как не понять. Досчитать до ста. Только тут ведь какое дело, пока до ста досчитаешь, уже ни скандала, ни драки не получится. А выхлоп-то куда девать? И как же это… обида, если что. Или там… правда?

– Правда? – удивился Сан Саныч. – Ты зачем женился, дорогой Илья Степанович? Чтобы у тебя правда была или жена? И кто тебя кормит, дорогой? Правда или жена? Я уж не спрашиваю, с кем ты в постель ложишься…

– Это разве делится, что ли? – удивился Илюха. – Черт. Даже не знаю. Ну ладно. Это ведь первое правило? Хотя, было бы неплохо, чтобы она тоже до ста считала, а не за сковородку или за скалку хваталась. А второе какое?

– Второе еще проще, – вздохнул Шмаль. – Не задавай вопросы, на которые тебе могут ответить что-нибудь такое, что тебе не понравится.

– То есть? – вовсе вытаращил глаза Илюха.

– Что есть то и есть, – буркнул Сан Саныч и посмотрел куда-то в сторону, словно разглядывал что-то, чего Илюха не мог увидеть при всем желании. – Просто прикинь, какой ответ ты можешь получить. Ну, мало ли. Вдруг ты в рот женушке своей какую-нибудь сыворотку правды влил? Или даже не ты влил, а кто-то? И что она тебе скажет? И как ты будешь с этим жить? Ты хочешь с ней разбежаться? Диван пополам двуручной пилой хочешь распиливать? Телевизор? А?

– Упаси боже, – пробормотал Илюха. – Она скорее сама меня распилит.

– Ну, вот и думай, – прошептал Сан Саныч, уже собираясь выйти из газели, потому что остановил ее Илюха прямо у его дома. – Думай, что она тебе может ответить. И надо ли это тебе. Понял?

– Ну как же? – принялся чесать в затылке Илюха, щурясь на своего начальника. – Как же жить-то? С неотвеченными вопросами?

– А вот так! – понизил Шмаль голос, уже вылезая из машины, но обернулся, прежде чем захлопнуть дверцу. – У нее же ведь тоже к тебе может быть ой как много вопросов… И вот еще что. Запомни вовсе самое главное. Для твоего счастья многого не нужно, всего лишь не быть дураком и следовать двум правилам. А вот у баб правил вовсе нет. У них вся жизнь – бои без правил. Но это не значит, что их за это надо порицать. Жалеть их надо, Илья.

– И… – хотел что-то сказать Илюха, но Шмаль уже закрыл дверцу и зашагал к своему коттеджу.

Разговор этот продолжения не имел, но осадок в душе Илюхи оставил. Разливахин, правда, и думать не стал в эту сторону, не хотелось ему баламутить то, что осело и улеглось, но зарубку на сердце тогда сделал. И теперь он косился на Дашку и в самом деле боялся услышать ответ на тот самый прямой вопрос, который висел у него на языке.

Он успел досчитать до пятидесяти пяти, когда Дашка шевельнулась и с фирменной усмешкой выдала:

– Деньги лежали на галошнице. А телефон я нашла на скамейке у подъезда, когда за мукой ходила. Не включала, может, запароленный, хотела написать объявление, да на дверь повесить, но не успела. Пельменями занялась. Чей хоть он?

– Разберусь, – пробурчал Илюха, подхватил Лешкин телефон вместе со сторублевками и сунул его в карман. – А стираешь чего?

– Тюльку из спальни решила постирать, – спокойно ответила Дашка. – Серая уже от пыли стала.

Илюха сделал шаг по коридору и посмотрел через горницу на открытую дверь во вторую комнату. Тюли на окне спальни и в самом деле не было. Карниз, правда, оставался на месте, но дубовым был тот карниз, местного производства. На нем можно было вешаться. Выдержал бы.

«Девяносто два, – продолжал считать про себя Илюха. – Девяносто три».

– Чего делать-то собираешься? – почесала мучной рукой нос Дашка, отчего тот сделался белым. – Я хотела после обеда к мамке съездить. Я велосипед возьму?

«Девяносто восемь, девяносто девять, сто, – закончил отсчет Илюха. – Никогда она раньше про велосипед не спрашивала. Перебор. В обратную сторону что ли отсчет брать?»

За окном спальни, которое как раз выходило на другую сторону дома, засвистела сирена скорой помощи и тут же смолкла. Послышались голоса и даже как будто чей-то стон. На лице Дашки не дрогнула ни одна мышца.

– Ну так чего? – спросила она.

– Не знаю пока, – вздохнул Илюха. – Велосипед бери, чего не взять. А я пойду покурю.

– Ты же бросил! – словно ожила Дашка, то ли удивляясь, то ли собираясь закатить скандал. – Уже лет пять как!

– Иногда надо, – вдруг совершенно спокойно сказал Илюха. – Для сердца. Чтобы… чего не вышло. Я только одну.

За окном снова завелась какая-то машина. Наверное, та самая скорая. Уже не глядя на жену, Илюха сбросил с ног сапоги, сунул ноги, не меня носков, в стоптанные кроссовки и вышел из квартиры. Когда он спустился на первый этаж, покинул подъезд и присел на скамейку, сердце и в самом деле билось в груди так, что захотелось окутать его клубами уже забытого дыма. Но сигарет не было.

Мимо скамейки просеменила пергидрольная Манька, цокая языком и жадно встряхивая тюлевую штору с позвякивающими на ней зубастыми прищепками. Где-то в горле образовалась несглатываемая горечь, и Илюха потянулся к карману, вытянул оттуда ту самую заветную и только что обретенную бутылочку «Божьей росы» и попытался сорвать с нее пробку. У него ничего не вышло. Он с недоумением вытаращился на бутылку, встряхнул ее и снова попытался скрутить пробку, накинув на нее для верности грязный носовой платок. Пробка проворачивалась в ладони вместе с бутылкой, но с места не сдвигалась ни на миллиметр.

«Захрясла!» – понял Илюха и вдруг подумал, что следовать двум правилам не так уж и сложно. Куда как сложнее выполнять то, что Сан Саныч к счету не представил, но почему-то упомянул – не быть дураком. Как будто это зависит от человека. Щелкнул пальцами, и ты уже не дурак.

Илюха покачал головой и, шелестя сторублевками, зашагал к магазинчику.

Глава четвертая. Притирка

– Садись, – сказала Ольга Олеговна.

– Куда? – не понял Димка, окидывая взглядом стоянку возле отдела. Прижимаясь к близким трамвайным рельсам, на ней грелись под почти летним солнцем кореец Васина, китайское не пойми что Пепелаца, Матиз хозяйки из прилегающего дома и уродливый Уазик с какой-то шишкой на крыше – на вид чуть длиннее обычного.

– Сюда, – отчеканила Ольга Олеговна и шагнула к Уазику. – Не тяни резину, лейтенант. Никогда «буханку» не видел?

– Так вы на нем? – поразился Димка, забираясь в кабину и озирая салон, набитый какими-то древними приборами.

– Взяла то, что было, – с какой-то странной усмешкой пробурчала подполковница, разыскивая в сумочке, что скорее напоминала офицерский планшет, ключи. – У него, кстати, центрального замка нет, а передние двери вообще не запираются. Ладно, вот и ключи. Хотя можно завезти и отверткой, если умеючи. Так что велика вероятность, что дали то, чего не жалко. Как тебе удобно, так и думай. Ничего, что я на ты? Но по легенде в прошлой жизни это был топопривязчик УАЗ-452Т-2. Или что-то в этом роде. Я в механику не погружалась, но он служил чем-то вроде передвижного топографического пункта, такой увеличенный до размеров автомобиля курвиметр. Или ты и этого слова не знаешь? Плюнь, не забивай голову ерундой. Короче, когда-то эта хрень помогала определять координаты для запуска всякой разрушительной военной фигни. А теперь – наше средство работы и передвижения. Нам что надо? Проходимость и объемистость. С объемистостью, правда, пока не очень.

Она оглянулась в салон и смешно сморщила нос.

– Гирокомпас, вся фигня. Уже не работает давно, а просто так не выкинешь. Ладно, решим и эту проблему. А может, и не будем.

– А это что? – Димка ткнул пальцем в торчащий между сиденьями крашеный в военный цвет стальной лючок. – Я что-то такого прибамбаса не видел на буханках. Тоже какой-то гирокомпас?

– Нет, – посмотрела на него как на тяжелобольного и вздохнула Ольга Олеговна. – Не скажу, что там было раньше, а теперь здесь термос.

Подполковница нажала сразу на две кнопки, повернула крышку, притопила ее, повернула еще раз, откинула и из нержавеющего нутра вытянула обычный икеевский серый термос.

– Кофе. Будешь?

– Попозже, – кашлянул Димка. – Может быть. Куда мы едем?

– Куда скажешь, – ответила Ольга Олеговна. – Главный ориентир – дело Шмаля. Слышал о таком?

– Елки-палки! – удивился Димка. – Так это вам к Пепелацу надо было. Он как раз и прислан был сюда из столицы два месяца назад, когда кто-то запалил законсервированный заводик Шмаля. А сам Шмаль пропал аж пять лет назад. Меня тогда и в отделе еще не было, учился я.

– Ну и как? – со странной улыбкой посмотрела на него Ольга Олеговна. – Выучился?

– Вроде бы, – насторожился Димка.

– Тогда имей в виду, лейтенант, – понизила Ольга Олеговна. – Я тебе объяснять причины своих поступков не обязана. Если я решила выбрать тебя, значит, у меня были для этого основания.

– Какие… – начал было вопрос Димка, но тут же осекся.

– На первый раз сочтем, что ты оступился, – вздохнула подполковница. – Поэтому разъясню. Два пункта. Первый – все, что мы делаем, является абсолютно секретным. А теперь подумай, Травин, можно ли что-то доверить вашему Пепелацу? И еще одно прикинь, с чего бы это он не вернулся туда, откуда был к вам прислан, а осел здесь? И последнее, а что, если я его работу проверяю? И не только его?

– Я понял, – помрачнел Димка. – Только вот что… Он, конечно, тут недавно и вообще… прикомандированный. Только я ни под кого из ребят копать не хочу.

– Тебе и не придется, – отрезала Ольга Олеговна. – Просто выполняй мои указания. Доносы писать не заставлю, кляузничать – тоже. Остальное – по мере поступления. Работы у нас много, но должны успеть. Может, и раньше управимся. Не шутила я по этому поводу. Вторым пунктом на сегодня, хотя я и не знаю, сколько их будет, у нас тот самый сгоревший два месяца назад заводик Шмаля. Дальше посмотрим.

– А первым? – насторожился Димка.

– Твой дом, – развела руками подполковница. – Ты же в частном секторе проживаешь? Мне нужен не просто молодой и шустрый, а молодой и шустрый в полицейской форме. Так что, дорогой, придется тебе переодеться!

– Еп… – сцепил зубы Димка. – Там же… моя Василиса!

– Вот и прекрасно, – улыбнулась Ольга Олеговна. – Заодно и спасем твою будущую семейственность! Что там у вас было запланировано? Голубые озера? Или воскресный шопинг в славном городе Рязани? Пусть видит, что тебе никакой отдых в эти три дня не светит. Заодно и продемонстрируем, какая я стерва. Успокоим твою Василису, обеспечим тебе алиби и последующее сочувствие. Это кстати лучший способ борьбы с ревностью, предъявить подруге объект ненависти. Ложная цель, называется. Да, если есть, возьми халат, чтобы форму не изгадить, резиновые сапоги и лопату. Васин сказал, что ты в частном секторе обитаешь, должна быть лопата. Пригодится она нам. Если нет, купим. Рукавицы у меня есть.

***

На деревенской улице, которыми городок был окружен, словно столовая скатерть бахромой, проходимость Уазика оказалась вполне к месту, хотя и имелась там всего одна большая, уже подсыхающая лужа. Пока Димка натягивал полицейскую форму, которая состояла из неудобных ботинок, брюк, кобуры с ремнем, рубашки с галстуком и фуражки, копался в чулане, разыскивая лопату, халат и резиновые сапоги, да пихал все это, исключая шанцевый инструмент, в рюкзак, куда сунул и нормальную смену приличной одежды, Ольга Олеговна, снова нацепив на нос очки, разговаривала у калитки с вышедшей туда же Василисой – Димкиной девушкой, а по сути гражданской женой. Выглядела Василиса скромно, но не в смысле довольно яркой внешности, а в смысле представленного темперамента, хотя в глубине ее черных глаз посверкивали искры. С тугой черной косой, высокой грудью, основательным станом и глазами миндалинами в правильном месте округлого и румяного лица ей подошло бы стоять на сцене в длинном сарафане (тем более, что сарафан был уже на месте) и исполнять песню «Гляжу в озера синие, в полях ромашки рву». На ее фоне Ольга Олеговна казалась видавшей виды столичной стервой не слишком высокого роста, пусть и высшего разряда. Тем не менее Василиса слушала ее внимательно, время от времени переводила взгляд на их средство передвижения и кивала. В конце разговора, когда Димка уже тащился к уазику, подполковница выудила из планшета рулончик пятитысячных купюр и вручила его Василисе, сказав, как успел расслышать Димка, «если ваш лейтенант поможет мне разобраться с очень важным делом, я ему добавлю еще столько же».

Василиса кивнула Ольге Олеговне, обняла Димку, ткнулась носом в его лоб, поскольку была чуть повыше избранника, и сказала, что потерпит без Голубых озер, тем более, что в саду есть уличный душ, да и погода пока что не так чтобы была очень жаркой. С тем и ушла.

Димка забросил рюкзак между гирокомпасом и какими-то коробками, вставил туда же лопату и с некоторым недовольством спросил:

– Это из каких же фондов?

– Из генеральских, – вздохнула Ольга Олеговна и добавила, явно намереваясь закрыть тему. – Дальше, дорогой мой Дмитрий Игоревич, без реверансов и рефлексии. Я должна решить очень серьезную проблему. Так что разъяснения будешь получать только в необходимом объеме. Это кто?

– В смысле? – удивился Димка и тут же начал крутить головой.

– Если я задаю вопрос, значит, на него надо отвечать, – процедила сквозь зубы Ольга Олеговна, снова надевая очки. – Причем отвечать без глупых уточнений.

Димка поморщился, но тут же проследил за взглядом начальницы и обнаружил, что смотрит она на высокого мужчину в черной рубашке и черных брюках, который стоял возле такого же черного японского внедорожника примерно в сотне метров от обляпанного грязью топопривязчика. Абсолютно лысая голова чернорубашечника поблескивала на все еще утреннем солнце почти так же ярко, как и золотая цепь на его шее. Пожалуй, та казалась толще цепи Пепелаца раза в три. Припаркован придорожник был возле трехэтажного особняка. Тот еще достраивался, и та самая лужа собственно появилась не без помощи тяжелой строительной техники, занятой на этом строительстве.

– Это Жиклеров, – скривился Димка. – Глеб Афанасьевич. Юрист из городской администрации. Дом вот тут строит. Обещал асфальт положить, но потом. А то разобьют дорогу же…

– На бандита похож, – прищурилась подполковница. – Где-то я это уже слышала… Глеб Афанасьевич… Ну точно. Из вашего кабинета и долетало.

– Да Пепелац… – Димка поджал губы. – Перепелец. Вадим Георгиевич. Они приятельствуют с Жиклеровым. Договаривались о чем-то на выходные.

– Похоже, мы ему интересны, – заметила Ольга Олеговна, снимая очки. – Вот и полный комплект. Хорошо.

– Чего полный комплект? – сдвинул брови Димка.

– Не бери в голову, так, техническое… – пробормотала Ольга Олеговна, извлекая из сумки нечто напоминающее миниатюрный шокер. – Значит, ты говорил, что Пепелац прибыл сюда как раз по поводу того пожара?

– Ну да, – кивнул Димка, глядя, как Жиклеров садится в крузак, разворачивается и уезжает. – Завод же вроде как должен был отойти к городской администрации, во всяком случае намечались какие-то торги, а тут пожар. Но так ничего и не узнали. Замыкание проводки или что-то в этом роде.

– Вот и узнаем, – хмыкнула подполковница. – Где он находился?

– С другой стороны города, – ответил Димка. – На территории бывшего «Станкостроителя». Там полно арендаторов, чуть ли не в каждом цеху. Станкостроитель-то гикнулся уже давно. Так что… Но хозяйство Шмаля в стороне располагалось, поэтому никто кроме него не пострадал. Правда, Шмаля уже пять лет как…

– Ладно, – оборвала Димку Ольга Олеговна. – Поехали. Посмотрим на пепелище.

Глава пятая. Назадсмотрящий

На входе в магазин Илюха притормозил и глубоко вдохнул. Ошибки он допустить не мог. Триста рублей по нынешним временам считались так себе суммой. Можно, конечно, было взять поллитровку, а если чего попроще, то даже и ноль семь, а что дальше? Завалиться под кустом сирени в родном дворе? Чтобы потом та же Манька не только презрительно морщилась при встрече, но и сплевывала под ноги? Нет уж. Не в этот раз. Тем более, что бултыхалась в кармане благословенная «Божья роса». Нет, все дальнейшие шаги следовало делать выверенно, с максимальной осторожностью и с полным уважением к сущему. А то еще чего не хватало, залить глаза, да пойти к Дашке на разборки. Нет, в отношениях с женой следовало выдержать паузу и легкий холодок. А там уж жизнь встряхнет, и все яйца сами по ячейкам разбегутся. Главное, чтобы не побились при этом. Хотя змеиные, где-то слышал Илюха, мягкие.

Он даже не мог представить, откуда к нему пришла эта мысль про змеиные яйца, поэтому встряхнул головой и вспомнил про дочь. Ощутив явную потребность разбавить не только трезвость, но и душевную смуту, Илюха выцапал из кармана собственный телефон и прямо у магазина позвонил Аньке. Дочь, которая должна была обретаться в Москве еще месяца полтора, – отвечала на его вопросы сонно и выглядела слегка раздраженной. Илюхе даже послышался где-то в отдалении мужской храпаток, но Анна Ильинична тут же успокоила папочку, что никакого храпа нет, просто она чуть простыла и похрюкивает. В подтверждение своих слов она прокашлялась, и храп и в самом деле прекратился. Илюха хотел было возмутиться, но тут же вспомнил про два Шмалёвских правила и просто поинтересовался, когда счастье объявится в родных пенатах? Счастье сообщило, что маменьке уже давно весь расклад выдала, в июне сессия, а там как пойдет, есть вариант отдыха… с подружками в Анапе или южнее, договоримся. Пока, папочка. В телефоне раздались гудки.

Илюха стиснул в кулаке сотовый, медленно досчитал про себя до двадцати одного, зачем-то сказал «очко», потом зашел в магазин, который по какой-то неведомой ему самому причине называл не так, как написано на вывеске, а «Красное и черное», и купил четвертинку, скромный батончик якобы колбасы и половинку хлеба. Как раз триста рублей и растратились почти без остатка. Илюха высыпал мелочь в карман, где она зазвенела о покатые бока «Божьей росы», вышел из магазина и потопал к мастерской справного мужика и художника Андрюхи, что обитал неподалеку от ворот местного кремля.

Все дело было в том, что в свое время художник этот, которого Илюха назвать другом все же не мог, а числил если и не приятелем, то просто уважаемым мужиком, был каким-то там спортсменом, и с тех пор сохранил широкие плечи и крепкие лапищи, пожимая которые, Илюха, который и сам был никак не из мелких и изнеженных, всякий раз морщился, потому как косточки его при этом похрустывали.

Открыв калитку в каменной арке, Илюха обогнул запущенный старинный дом, на первом этаже которого обитали какие-то, судя по стеклотаре, вечно пьяные архитекторы, поднялся на второй этаж и постучал в обшарпанную дверь. Андрюха оказался на месте. На деревянной подставке у него стояла свежая картина, несколько холстов замерли вдоль стен, вывернутые тыльной стороной на случай нечаянного зрителя, еще что-то висело на стенах.

– Илюха? – удивился художник, откладывая кисть и прихлопывая вымазанный краской фартук на коленях. – Ты чего это?

– Привет, – протянул ему ладонь и привычно поморщился от крепкого рукопожатия Илюха. – Дело есть.

– Какое же? – еще сильнее удивился Андрюха.

– Выпить хочешь? – спросил Илюха. – Закусон с собой.

– Блин, – смягчил сорвавшееся с губ ругательство Андрюха, с которым, что Илюха твердо помнил, ему еще ни разу не удавалось выпить. – Ты не в ту дверь зашел, Разливахин. Какого лешего? Я же работаю!

– Извини, – заторопился Илюха. – Это я для порядка. Ну, мало ли. Дело-то в другом. Есть один казус, тебе понравится, думаю. Всех забот – одна минута, зато потом сможешь похвастаться, так и так, был еще такой случай… Только дай мне пять минут, отдышаться, я же все-таки постарше тебя лет на пять…

Андрюха недовольно засопел. Не любил он, когда кто-то вторгался к нему посреди, как он сам говорил, мазни. Илюха об этом знал, потому лишь мельком бросил взгляд на большой холст, над которым Андрюха трудился вот прямо сейчас. Там была изображена заснеженная поляна почему-то с едва различимым розовым оттенком, туманные деревья без листьев, серое небо, дом или амбар в отдалении непонятной архитектуры и невидимая, но явно ощутимая тоска в одном флаконе с покорностью судьбе. Точно в настроение Илюхи. Он уже хотел спросить о чем-то у Андрюхи, но поймал недовольный взгляд художника, развернулся и уперся взглядом в другую картинку, что висела на стене, отчего тут же сказал:

– Ой!

По всей видимости, это было то самое единственное слово, которое Андрюха готов был услышать.

– Чего ойкаешь-то? – спросил он.

– Обалдеть… – выдохнул Илюха.

На не очень большой картине был нарисован Сан Саныч Шмаль. Сходство было удивительным. Профиль, тяжелый с горбинкой нос, маленький подбородок, тяжелые веки, розоватость пронзенного мелкими сосудиками лица. Вылитый директор водочного бизнеса. Правда, зимой и летом Шмаль рассекал в какой-нибудь бейсболке, лысая голова у него мерзла даже в помещениях, а тут на голове у комерса имелся какой-то странный то ли клоунский, то ли ночной колпак с завязками, но все равно это был он. На остальное можно было даже не смотреть, хотя, конечно, внимания заслуживали и угловатый кружевной воротник на шее Шмаля, и пижама в горошек черного и кремово-белого цвета на всем его теле, да и красная подушка под его пятой точкой. Несколько удивляло, что сидел Сан Саныч вовсе не в директорском кресле, а ехал куда-то на веселом, несколько карикатурном слоне, который в свою очередь тоже чем-то неуловимо напоминал Шмаля, и смотрел Сан Саныч куда-то назад, что истине никак не соответствовало, потому как бывший начальник Илюхи никогда не оглядывался.

– Это же Шмаль! – выдохнул Илюха. – Сан Саныч! Вот, автор вот этого, его работа!

С этими словами Разливахин извлек из кармана и поставил на стол бутылку «Божьей росы».

– Одно лицо! – потрясенно пробормотал он в полной растерянности и, нащупав табуретку, сел.

– Это, который, что ли, пропал пять лет назад? – удивился Андрюха.

– Ага, – кивнул Илюха, продолжая завороженно смотреть на картину. – И у которого два месяца как заводик закрытый на Станкостроителе сгорел. Он тебе позировал, что ли?

– Да я его вообще никогда не видел, – отмахнулся Андрюха. – Слышал что-то, а в лицо никогда. Мне, кстати, до этого никто об этом не говорил. Иногда находили сходство кое с кем, – художник закатил на мгновение глаза, – мол рожа такая же отвратительная, но так ведь и это обманка. Первый эскиз-то от двухтысячного, я тогда его и в лицо не знал.

– Не, – замотал головой Илюха. – Точно Шмаль. Как называется картинка-то?

– Назадсмотрящий, – поскучнел Андрюха и, не дожидаясь вопроса, прокомментировал, – если есть впередсмотрящий, должен быть и антипод. Вот. Считай, что я закрыл тему. Назадсмотрящий.

– А… почему на слоне? – поднял брови Илюха.

– Потому что Россия – родина слонов, – устало объяснил художник.

– Да? – удивился Илюха.

– Ты это… – вздохнул Андрюха. – Давай, что у тебя за дело.

– Так вот, – кивнул на бутылку Илюха. – Ты, конечно, можешь не пить, но… Вон у тебя какие ручищи. Помоги открыть. У меня что-то не выходит. И я сразу уйду! Неволить тебя не стану. И пить тоже здесь не буду. Ни глоточка. Даже не нюхну.

– Детский сад же, – поморщился Андрюха, взял бутылку, обхватил пробку кольцом стальных пальцев и повернул.

Пробка не стронулась с места. Андрюха удивленно поднял брови и зажал пробку уже всей пятерней. Результат был тем же. Художник почесал в затылке и взял с верстака тряпицу. Обмотал пробку тканью, зажал бутылку между колен и с покрасневшим от натуги лицом сделал еще одну попытку.

– Вот! – торжествующе воскликнул Илюха.

– Твою же мать, – процедил сквозь зубы Андрюха. – Да я у обычного бутылька уже горлышко свернул бы. Что-то тут не так. А ну-ка погодь…

В течение последующих пяти минут художник сначала поцокал по горлышку стеклорезом, затем поводил по бутылочному боку надфилем. А после этого завел машинку вроде той, которой ювелиры надписывают металлические подарки, и маленьким колесиком попытался процарапать этикетку, стекло и пробку.

– Хрен! – почему-то радостно сказал Андрюха и схватился за ноут, что стоял неподалеку. – Смотри!

Илюха шагнул поближе и уставился на приятную сердцу картинку. На кирпиче лежали газетка, яичница, стоял стакан, наполненный на треть водкой, папироска и две рыбки, одна, правда, обглоданная до кости. Неплохой закусон, оставленный в небрежении. Мухи уже ползали по нему.

– И чего? – не понял Илюха. – Архивное, что ли? Фотка или натюрморт?

– Эх… – махнул рукой Андрюха. – Имитация! Фаберже. Ювелирная работа. Стакан с водкой из хрусталя. Остальное, что из камня, что из серебра и эмали. Понял?

– Нет, – покачал головой Илюха.

– Это не водка, – понизил голос Андрюха. – Приглядись! Этикетка, пробка, стекло – все из одного материала. Словно в форме отлито. Раскрашено как-то и все. Ты где это взял? Ты же, кажется, работал там когда-то? Не из кабинета упер? А если это такой выставочный экземпляр? Ну, не Фаберже, а что-то в таком же роде.

Илюха ответил не сразу. Он еще раз попытался вспомнить, откуда у него эта бутылка, но так и не смог. Ни одной картины не вставало в мозгу, а те, что вставали, неизменно заканчивались откупориванием похожих бутылок и провалами в памяти.

– Подожди, – замотал он головой. – А это как же?

Илюха встряхнул бутылку. Содержимое ее, подступающее почти к пробке, слегка всплеснулось.

– Тоже хрусталь? Только жидкий?

– А вот этого я уже не знаю… – задумался Андрюха. – Но одно тебе скажу… Раритет это. Я ведь по любому должен был царапину оставить. Даже на хрустале. Тут и алмазный резец не нужен. Аномалия это какая-то, приятель. Так что ты уже держи меня в курсе. Самому интересно. А хочешь я тебе за эту бутылку дам две… нет, три обычных?

– Нет, – поспешил спрятать бутылку в карман Илюха.

Слишком часто он оказывался у разбитого корыта, хватаясь за заманчивые предложения. Тот же ваучер когда-то обменял на бутылку красного, а мог бы, как Леха, на две бутылки беленькой.

Всплывший в голове Леха вконец испортил Илюхе настроение, поэтому он сразу заторопился и метнулся к выходу:

– Ты прости меня, Андрюха, что оторвал тебя от работы. А ведь скажи, интересная штука… Я еще подумаю над твоим предложением…

Глава шестая. Сан Саныч

Они отъехали от дома Димки где-то в одиннадцать. Всей езды через город до пепелища на месте бывшего заводика Шмаля было километров пять, но Ольга Олеговна завернула к подвернувшемуся по дороге фастфуду, купила чего-то умеренно съедобного для себя и для Димки, припарковалась тут же и даже расстелила салфетки, после чего отыскала пару стаканов и наполнила их горячим кофе из термоса. Кофе оказался недурным, а сахар, без которого Димка кофе представлял с некоторым трудом, нашелся в бардачке в бумажных пакетиках. Минут через десять столичная стерва уже казалась лейтенанту вполне себе компанейской девчонкой. Хотя какой-то стальной отблеск в ее глазах как будто предостерегал и явно намекал, что воспринимать это самое компанейство лучше всего на безопасной дистанции.

– Отчего же не пошли за столик, – мотнул головой в сторону полууличного ресторана Димка. – Время потеряем? Или со своим термосом нельзя?

Даже в машине, поедая не слишком изысканную еду, подполковница умудрялась оставаться предельно аккуратной и собранной. Вдобавок она не делала ни одного лишнего движения. Допив кофе, Ольга Олеговна посмотрела на спутника и сказала:

– Торопиться – не значит суетиться. Делай все медленно, но точно, и будет тебе счастье. Ресторан – это лишние телодвижения. Не волнуйся, в моей жизни тоже случается расслабуха. Но не теперь. Поел? Отлично. По нужде не нужно? Тогда поехали.

Территория бывшего Станкостроителя располагалась на противоположном краю города между узкоколейкой и довольно широкой рекой. Уазик, на котором, как проверил Димка, имелись вполне себе полицейские номера, погромыхивая, переполз железнодорожный переезд, миновал секретный военный заводик, секреты которого были известны всему городу, прокатил между магазинчиками и частными домовладениями и, повернув направо, въехал на некогда охраняемую территорию. Предприятие, которое не так давно обеспечивало огромными станками изрядную часть международного сообщества, сгинуло в известных обстоятельствах смутной эпохи, и теперь его многочисленные цеха и конторские здания служили оплотом частного и не вполне частного бизнеса. Подполковница чувствовала себя за рулем вполне уверенно, ловко объезжала по разбитой дорогое облепленные разнокалиберными вывесками бывшие цеха, пока уазик не выкатил на заросший еще прошлогодним бурьяном пустырь. Справа метрах в двухстах высилась небольшая горюче-смазочная база, а слева из молодой крапивы торчали черные межоконные простенки сгоревшего и обрушившегося здания. Уазик медленно пополз по разбитому асфальту.

– Пять лет назад, говорят, тут очередь из газелек стояла, – заметил Димка. – Фуры тоже теснились бы, но уж больно небольшой объем производства получался. Якобы была хорошая водка.

– Водка – она и есть водка, – не согласилась Ольга Олеговна. – Если плохая, значит, не водка. Минут пять мне дай, надо подышать немного…

Она остановила машину на замусоренной и наполовину затянутой прошлогодним вьюном, а наполовину засыпанной пеплом парковке. Открыла дверцу, не захлопывая, отошла от уазика шагов на десять, остановилась и замерла. Ветер теребил платье, обнажая загорелые ноги. Откуда-то появившаяся пчела или шмель зажужжала над головой. Ольга Олеговна оставалась неподвижна. Только теперь Димка разглядел, что она обута в цветные, почти детские кроссовки. Почему-то это заставило его улыбнуться.

Он осторожно выбрался из машины, не стал хлопать дверью, прошел к руинам здания, которое протянулось через всю площадку метров на пятьдесят. Да, для серьезного производства площади были маловаты. Сейчас от строения остались лишь полуобрушенные стены, нигде не превышающие рост Димки. Их оголовки казались оплывшими. Середина сооружения была завалена рухнувшей кровлей, превратившейся в труху, несущие стены внутри здания были оплавлены еще сильнее, чем наружные. Но даже на этом фоне выделялся левый дальний угол производства. Там зияла черная яма, занимающая квадрат метров десять на десять.

– Что можешь сказать об этом предприятии? – спросила подошедшая сзади Ольга Олеговна. – Я в курсе, что пять лет ты еще не работал в отделе. Но история громкая, может, что-то долетало?

– Кажется… – Димка наморщил лоб, – здесь работало человек двадцать. Пепелац как приехал, первую неделю то и дело созванивался с этим… Жиклеровым, они обсуждали все это, составляли какой-то отчет. Из этих двадцати вкалывали в самом цехе не более десяти. Остальные вокруг. Погрузчики, техники, бухгалтерия, водители, экспедиторы. Да и этот десяток поделить на две смены. Здесь не нужно было много народа, почти полная автоматизация. Васин сказал как-то, что сюда многие хотели попасть. Что Шмаль не крысил. Платил честно. Ну и весь социальный пакет опять же. Хотя, конечно, главный стимул – водка.

– Что? – грустно засмеялась подполковница. – Так какое главное проклятье над этой страной? Дураки? Дороги? Воровство? Водка? Или же все-таки то самое – ресурсное?

– Норвегии оно не мешает, – пробормотал Димка. – А так-то, я боюсь, что список можно продолжить… Главные пункты вы даже еще не обозначили.

– Возможно, – кивнула Ольга Олеговна, шагнула вперед, протянула руку и обломила край оплывшего кирпича. Он раскрошился у нее в тонких пальцах, маникюра на которых не было или он соответствовал цвету ногтей. – При какой температуре плавится кирпич?

– Не знаю, – пожал плечами Димка и потянулся к телефону. – Можно нагуглить…

– Не надо, – сдвинула брови Ольга Олеговна. – Тысяча двести градусов. Нужно, конечно, еще и время… Но я не понимаю, чему здесь было гореть с такой температурой…

– Здание же двухэтажным было, – сказал Димка. – Второй этаж каркасный, надстроенный, мало ли… Запихнули какую-нибудь химию между щитов…

– Да нет, – пробормотала подполковница. – Обычная стекловата. Даже не базальтовая… Дешевый ДСП, листовой шифер… Никакой экологии. Для эпохи дикого капитализма простительно. А там что?

Она показала на черный квадрат.

– Этому пятну уже лет пять, – сказал Димка. – Я тут бывал уже после закрытия, пацаны залезали внутрь, курочили там, цветмет подворовывали. Васин сказал, что, когда тут начались проверки, беспредел всякий, в какой-то момент Шмаль понял, что не выберется. Ну, перешел кому-то дорогу, не знаю. Кстати, вроде как со стороны администрации его делом как раз Жиклеров занимался. Давил на него, у него тогда еще Туарег был. Ну так его машина тут прописалась просто. Не уезжала со стоянки. Это мне все Васин выдал, когда отправлял сюда мальчишек гонять. Это он по пятницам злой, с понедельника по среду мировой мужик. Только Шмаль не поддался на наезд. Если он был, конечно. Уволил всех с хорошим выходным пособием, остаток средств сбросил на благотворительность, а в тот же день или вечер исчез. Хватились его где-то через пару недель. Не пришел на вызов в налоговую, телефон не отвечал. Приехали сюда, сбили замок, а в том помещении, которое, как говорят работники, всегда было заперто, дверь оказалась открыта. Ну, там вроде как оборудование какое-то стояло, но оно не использовалось для разлива там или еще чего. Запасное вроде. Бухгалтер говорила, что на балансе оно у нее числилось, как запасное. Ну так не оказалось его. Только стальная плита по размерам комнаты. Черная, не очень ровная.

– Расплавилось? – удивилась Ольга Олеговна.

– Ну, скажете тоже, – хмыкнул Димка. – Сталь же. Это даже я знаю. Плавится где-то при полутора тысячах. Тогда бы здесь ничего не осталось уже пять лет назад.

– Возможно-возможно, – задумалась подполковница. – А чего же эту плиту не прибрал какой-нибудь вторчермет?

– Да кто его знает? – пожал плечами лейтенант. – Сразу не решились сунуться, а потом, как его вывозить? Пилить, что ли? Да и городу вроде как все это принадлежит… Что делать будем?

– Работать, – сказала Ольга Олеговна, запрыгивая на обрушившийся простенок и окидывая взглядом сухой бурьян. – Значит так, Дима. Надевай свой халат, сапоги и вытаскивай из машины картонную коробку с желтыми наклеенными кругами. Только очень осторожно. Представь себе, что это фамильный хрусталь. Потом скажу, что делать. Пока будешь трудиться, я тоже переоденусь. Я думаю… мы тут за час или пару часов управимся.

Димка кивнул и отправился к уазику, гадая, чем ему придется занимать здесь час или два. Хорошо хоть день выдался нежарким, не придется потеть в халате.

Картонная коробка с наклеенными на бока желтыми кругами оказалась неожиданно легкой. Внутри что-то не позвякивало, а как будто шуршало. Когда Димка поставил ее на асфальт, подполковница подошла и рассекла упаковочным ножом стягивающий картонные створки скотч. Внутри было два отделения. В одном лежали завернутые в полупрозрачную бумагу желтые шары, похожие на елочные украшения, только большего размера. А во втором стояли желтые же пирамидки вроде тех, что выставляют на дорогу при аварии, разве что меньше раза в четыре.

– И что это? – в недоумении уставился на подполковницу Димка.

– Это буйки, – она показала на шары, потом на пирамидки. – Это метки. Вот сейчас, Дима, и проверим, на что ты годишься. Значит, порядок действий такой. Берешь буек, – Ольга Олеговна достала из коробки один из шаров, развернула его и показала Димке стальной штырь, на который шар был насажен. – Вот тумблер, включаешь, втыкаешь в землю. И так четыре раза. Там, там, там и там.

Она начала крутиться и показывать предполагаемые точки размещения буйков.

– По углам площадки с отступом метра два, не страшно, если в бурьяне. И по внешним углам здания пару буйков. Тоже по паре метров возьми в сторону. Короче, у тебя должен получиться прямоугольник, в который впишется полностью и пожарище, и вся автостоянка.

– А это зачем? – спросил Димка, показывая на пирамидки и удерживая врученный ему буек, который после включения начал мерцать желтым и едва слышно гудеть.

– А потом побудешь немного локатором, – улыбнулась подполковница. – Отмеряешь полосу в метр и идешь с одной стороны на другую. И еще метр. И так, пока все автостоянку не обойдешь. Потом внутри периметра здания. Там постарайся ноги себе не сломать. Идешь и расставляешь пирамидки. А я переоденусь и чуть прогуляюсь, надо… Нужда образовалась. Понятно?

– Понятно, – сказал Димка и тут же поправился. – То есть, не совсем. Что это за штуки, и куда ставить пирамидки?

– Меньше лишних вопросов, – с легким раздражением скривила губы в улыбке подполковница. – Пирамидки ставишь там, где тебе захочется их поставить. Не смотри на меня так. Делай, и все поймешь. А штуки эти очень секретные. Потому и приехала я сюда через пять лет, что раньше этих штук у нас не было. И, пока будешь тут ходить, приготовь мне ответ на вопрос, что здесь делал два месяца назад ваш Пепелац.

Димка хотел было ответить подполковнице сразу, тем более, что ответ был простым, ничего тут не делал Пепелац, постоял возле пепелища, которое пожарка даже заливать не стала, дала прогореть, и пошел в отдел писать отчет, переговариваться с Жиклеровым, может они и сдружились именно на этом деле. а потом и застрял в городе. Но Ольга Олеговна уже нырнула в уазик и даже задернула на окнах выгоревшие зеленые занавески. Так что Димка еще раз присмотрелся к включенному бую, раздумывая, не проломится ли шар, если надавить на него, запихивая штырь в землю, и потопал к углу автостоянки.

На первый взгляд работа оказалась несложной. Шары на штырях сидели прочно, а те уходили в землю легко, словно были не тупыми с нижнего края, а тонкими и заостренными. Когда Димка, нацепляв на халат прошлогодних семян череды, добрался до дальнего угла здания и воткнул под кустом репейника четвертый шар, ему показалось, что в голове у него что-то загудело. Или вдруг загудел весь этот приличного размера квадрат с автостоянкой и сгоревшим зданием. Затем он вернулся к коробке, подхватил сразу с десяток пирамидок и снова пошел к дальнему углу бывшей автостоянки. За стеклами уазика ничего видно не было, да и из открытой двери машины не доносилось никаких звуков, но Димка то и дело посматривал на нее, раздумывая, ушла уже подполковница по срочной нужде или все еще продолжает смену одежды.

Он отшагал уже больше половины автостоянки, когда вдруг гул в его голове сменился звонкими ударами метронома. Димка сделал еще пару шагов, и неприятный эффект исчез. Он вернулся на прежнее место, где ничего не было, кроме налетевшей грязи и опавшей листвы, стук возобновился. Димка подумал и поставил под ноги одну из пирамидок. В то же мгновение звук в голове прекратился, а пирамидка, лейтенант специально ее потрогал, отчего-то стала такой тяжелой, что никакой порыв ветра ее с места не стронул бы.

Пожав плечами, Димка продолжил прогулку по выделенной им самим территории. Всего ему пришлось поставить еще только три пирамидки. Одну в бывшем гараже возле остова сгоревшей и раздавленной балками газели. Одну в дотла прогоревшем кабинете директора. И одну в приемной перед этим кабинетом. Когда он ставил последнюю, ему послышался сначала какой-то треск, а потом свистящий звук, как будто кто-то открыл большой баллон газировки и стравил рвущийся из-под крышки газ.

Димка выбрался из руин и увидел подполковницу. Она выбиралась из бурьяна в сотне метров от асфальтовой полосы. На ней был серо-желтый комбинезон с кучей карманов и почему-то черными погонами без каких-либо знаков различий. Выглядела в этом костюме Ольга Олеговна еще соблазнительнее, чем в платье. На мгновение Димка представил, как этот комбинезон можно было бы снять, подумал, что если бы Василиса увидела представленную ей «стерву» в новом одеянии, то вся проделанная с нею психологическая подготовка пошла бы насмарку, а потом разглядел на скуле у подполковницы ссадину и как будто ожог на подбородке и шее.

– Упали? – позволил он себе вопрос, опуская в коробку не пригодившиеся пирамидки.

– Десять баллов твоему отделу за проницательность, – хмыкнула Ольга Олеговна, снова ныряя в машину. – И минус пять баллов за отсутствие такта.

– Как успехи? – спросила она через пару минут, выбравшись наружу с каким-то прибором, напоминающим небольшой планшет с парой антенн и рукоятью, как у лупы. На подбородке, шее и лбу у нее уже красовались три пластыря телесного цвета.

– Четыре штуки захотелось поставить, – пробормотал Димка, решив, что все это не его дело, пусть она хоть вся в бинтах появится после очередной нужды. С другой стороны, а что он скажет Васину, если с ней что-то случится?

– Отлично, – кивнула Ольга Олеговна и направилась к руинам. – Начнем с помещений. Проверяем каждую точку. Пирамидки собираем сразу, буйки в самом конце.

Подполковница оказалась не только изящна в новом одеянии, но и довольно ловка. Она умудрялась прыгать с камня на камень, не подвергая обувь опасности быть вымазанной или порванной. Димка ковылял за нею в сапогах.

– Так, – остановилась она возле пирамидки, установленной в бывшем кабинете Шмаля. – Почему здесь две рядом?

– Не знаю, – с интересом посмотрел на нее Димка. – Мне так почудилось. Если что, здесь, кабинет директора, там – приемная.

– Ладно, – она подмигнула лейтенанту. – Заодно и проверим.

Ольга Олеговна подвела прибор к верхушке пирамидки и нажала на серую кнопку на рукояти. Раздалось короткое гудение…

– Калибровка, – пробормотала подполковница. – Ну вот. Сразу в яблочко… Что здесь было?

– Здесь? – не понял Димка, пирамидку он поставил в углу некогда просторно кабинета. – Кажется… сейф.

Покореженный железный ящик лежал на боку в двух шагах. Обе его дверцы были открыты.

– А та, – Димка махнул рукой через стенку, – возле стола секретаря. Даже скорее на его месте, но там ничего не осталось.

Он выдержал паузу, потом поморщился и спросил:

– А можно посмотреть?

Она задумалась на одно мгновение. Затем кивнула и шагнула в сторону, держа сканер (Димка решил обозвать прибор именно так) над пирамидкой.

Лейтенант приблизился и наклонился на экраном. На нем были изображены пять бутылок. Ну точно, пять бутылок водки! Они, правда, представали силуэтами, но можно было даже разобрать надпись – «Божья роса».

– Как-то так, – не отрывая взгляда от экрана, заметила Ольга Олеговна, поднимая сканер. – Ну точно, стояли в верхнем отсеке сейфа. Хотя, какой это сейф… Так, железный ящик. Идем дальше.

У второй пирамидки сканер показал уже четыре бутылки. И размещались они где-то на уровне ног секретарши.

Димка недоуменно хлопал глазами.

– Одной не хватает, – пробурчала себе под нос подполковница. – И, скорее всего, пятая пропала уже здесь… Перед транспортировкой… Собственно, это было ясно с самого начала. Как раз одна… Она-то нам и нужна… А ну-ка, пойдем туда. Там ведь гараж?

– Да, – растерянно пожал плечами Димка.

– Вот и она, – выдохнула Ольга Олеговна, проверив последнюю пирамидку в здании. – Сейчас… Какое-то время хранилась в этой газели… Ну что же, мы уже близки к цели.

Она посмотрела на последнюю пирамидку. Лицо ее стало жестким.

– Может быть, там? – спросил Димка, ничего не понимая.

– Вряд ли, – тихо ответила она и пошла к центру автостоянки. – Возьми лопату.

Когда Димка прибежал к ней с лопатой, она уже стояла со сканером над пирамидкой.

– Что там? – спросил он и заглянул через ее плечо.

На экране был изображен человек. Его тело было изломано, словно кто-то скомкал его.

– Са-са… – прошептала подполковница.

– Что? – не понял Димка и сразу вспомнил утреннее от Пепелаца – «Ол-Ол-Ол».

– Сан Саныч, – объяснила Ольга Олеговна. – Мы были знакомы. Правда, очень давно. Ладно. Считай, что я здесь не просто так в степени. Александр Александрович Шмаль.

– Копать? – спросил Димка, раздумывая, что Васин точно будет не рад очередному висяку.

– Нужды нет, но… копай, – тряхнула она головой так, что светлые локоны рассыпались у нее по плечам.

«Бетон же», – подумал Димка, но начал сгребать листья и прочий мусор. Вскоре лопата звякнула. Под грязью оказался канализационный люк. Димка подцепил его краем штыка и с трудом сдвинул. Уцепился за край и оттащил в сторону. Солнечный лучи проникли внутрь.

В колодце ничего не было. На глубине примерно двух метров лежал засохший ил и были видны отверстия для стока. Даже фекалиями из него не пахло. Пять лет прошло.

– А где тело? – удивился Димка и посмотрел на сканер.

– Почему-то тебя не удивило, что бутылок водки на месте не оказалось, – негромко ответила Ольга Олеговна. – А тело должно лежать? Закрывай люк, а то еще провалится кто-нибудь. Чуть позже я тебе все объясню.

– То есть, тело здесь было, – попробовал догадаться Димка, задвигая люк на место. – И бутылки водки тоже были. Ну, про тело понятно, а водка нам зачем?

– Это особенная водка, – задумалась подполковница. – Очень важная водка. Значит так… Нам надо проверить дом Шмаля и найти недостающую бутылку. Ты, кстати, прав насчет двадцати человек. Если точнее, всего в фирме числилось двадцать два работника. Водителями у Сан Саныча были двое. Разливахин Илья и Пескарев Игорь. Последний умер от инсульта пару лет назад… Хотя, от пьянства, конечно. Начнем все же с Разливахина. На удачу. Адрес я знаю. Так, ты что?

Она посмотрела на Димку, который растерянно чесал в затылке.

– Хорошая штука, – кивнул он на коробку с пирамидками. – Нам бы такую в отдел!

– Это вряд ли, – усмехнулась она. – Давай, Дима. Собирай шары, потом снимай халат, и поехали. У нас еще много работы. Чего еще?

– Вы спрашивали, что здесь делал Пепелац, – вспомнил Димка.

– Не надо, – сказала Ольга Олеговна. – Я уже знаю, что он здесь делал.

Глава седьмая. Стечкин

У каждого должен быть друг на крайний случай. У Илюхи таким другом был его бывший одноклассник – Борис Анатольевич Стечкин. Ростом Борька был примерно с Илюху, но за прошедшие с окончания школы почти сорок лет не скукожился, не обрюзг, не стоптался, а как бы ни прибавил роста и ни раздался в плечах. Чем он там занимался первые тридцать лет после получения аттестата зрелости, Илюха так и не выяснил, потому как выпивать ему со Стечкиным в серьезных объемах еще не приходилось, но в последние лет десять, как тот вернулся в родной город, Борька обзавелся слесарной мастерской и даже небольшой кузней, а дружбу начал водить одновременно и с полицией, и с местными бандитами, причем нередко и те, и другие выпивали у него в хозяйстве одновременно, благо постоянной хозяйки Стечкин так и не заимел, а временных спроваживал без церемоний. К этому всему можно было бы добавить, что и мастерская, и кузня его примыкали к двухэтажному особняку, а руки и частично другие части тела, что высовывались из той же летней майки Борьки, были обильно покрыты синими татуировками.

Собственно, и в этот раз Илюха бежал к Стечкину не за какой-то крайней помощью или неотложным содействием. Скорее, он шагал к нему, чтобы подивиться вместе со старым приятелем, с которым и особых причин для встреч как-то не случалось, обнаруженной диковиной. По всему выходило, что если уж сам художник Андрюха – очень авторитетный мужик – заинтересовался его бутылкой, то Стечкин точно без внимания ее не оставит.

И уж самой тайной мыслью, которая зудела где-то под ложечкой, было хотя бы на пять минут встать вровень с серьезным и даже, как говорил тот же мерзавец и бывший друг Леха, опасным человеком.

Борька пропустил Разливахина через чугунные диковинные врата своей усадьбы не сразу. Сначала из черной коробки, установленной над звонком прозвучал недовольный голос:

– Какого хрена?

Илюха слегка опешил от такого вопроса и пока придумывал ответ, прозвучал другой вопрос:

– Илюха, в пень через колоду, ты что ли?

Разливахин поворочал головой, наконец догадался посмотреть вверх, увидел камеру и с облегчением помахал рукой:

– Я, Борь! Есть срочное дело!

– Заходи, – прозвучало в ответ. – Только во дворе Чук и Гек, не бойся. Иди прямо в мастерскую. У меня вчера клинеры были, генеральную уборку творили, так что я пока не суюсь в хоромы, пусть подольше чистота будет, а то жил как в говне. У тебя, кстати, выпить есть что? А то мне в бар топать по чистому неохота…

– А то! – робко протиснулся в приоткрывшуюся калитку Илья, потому как представлял себе, что это такое – Чук и Гек.

Обе собаки – напоминающие уменьшенных до минимальных размеров монстров – были стаффордами пепельно-серого с белым окраса. Илюху они уже ждали прямо за калиткой. Который из них Чук, а который Гек Илюха отказался запоминать еще при первом знакомстве. Все, что он знал, так это то, что надо дать себя обнюхать, а потом уже отправляться туда, куда тебя позвали. Так он и сделал. Пока два пса, состоявших словно из одних мышц, обнюхивали гостя, судорожно пытавшегося закрыть за собой калитку, чтобы не пострадал никто за пределами усадьбы Стечкина, Илюха изо всех сил старался их не бояться. А когда обнюхивание закончилось, и охранники побежали по своим делам, продираясь между зеленых столбов туи, Илюха с облегчением выдохнул и зашагал по гранитным плиткам на зады.

Стечкин был небрит и хмур. Судя по стоявшему между станков разобранному дивану, накрытому пледом, он действительно спал в мастерской. Приобняв Илюху, Борька похлопал его по спине и протянул руку, в которую Разливахин тут же вложил четвертинку и пакет с колбасой и хлебом. Пакет Стечкин бросил на стол, на котором и этого хлеба, и слегка подвядших на блюдах кусков колбасы и сыра было предостаточно, а пробку с четвертинки сорвал и тут же опрокинул ее в украшенный золотыми зубами рот.

– Все, – с облегчением выдохнул он, бросая пустой бутылек в мусорный бак. – Я снова жив и готов… к обороне. У нас с тобой, друг мой Илюха, говорящие фамилии. Я – Стечкин, – тут Борька изобразил стреляющего из пистолета ковбоя, – а ты Разливахин. Только разливаешь ты что-то в мелкую посуду.

– А вот! – с хитрой улыбкой протянул Стечкину бутылку «Божьей росы» Илюха.

– Так это же совсем другое дело! – обрадовался Борька. – Мать моя женщина, светлая тебе память, это ж та самая! Родная! Патриотическая, можно сказать! Где взял?

– Было, – неопределенно ухмыльнулся Илюха. – Последняя.

– Крайняя, – поправил его Стечкин, любовно поглаживая бутылку. – А дело-то у тебя какое?

– Так вот же, – подмигнул школьному приятелю Илюха. – У тебя в руках.

– Ну? – не понял Борька и строго посмотрел на Разливахина. – И чо?

– А ты открой, – посоветовал Илюха. – Сразу и поймешь!

– Это что? – напрягся Стечкин. – Не то, что в самолеты запрещают проносить? Ты что притащил-то?

– Боря, – замотал головой Илюха. – Я ж работал водилой на этом заводике. Пять лет назад, да. Это я сейчас на швейке. Это Шмалёвская водка, только она какая-то… премиальная, что ли. Я только что был у художника Андрюхи, ну, ты знаешь. Он открыть не смог! Силы не хватило! Захрясло или что, но внутри-то настоящая водка!

– Андрюха не смог открыть? – усомнился Стечкин. – У него же лапища, как у медведя, только без когтей.

– Зато у тебя когти, – хихикнул Илюха. – Станки в смысле. Может, зажать в тисках, да… спилить горлышко. У тебя болгарка есть?

– Болгаркой? – ошалел Борька. – Бутылку водки? Ты охерел, что ли? А ну-ка…

Он снова схватил бутылку, крутанул ее один раз, другой, согнулся над диваном, напрягся, даже сунул в рот, попытался прикусить пробку и с ошалевшим выражением лица снова посмотрел на Илюху:

– А я думал, что ты гонишь!

– Диковина! – подтвердил Разливахин.

– А если по-гусарски? – прищурился Стечкин. – Знаешь, как гусары шампанское открывают?

Борька выдвинул ящик, встроенный в стол, погремел вилками и ложками, вытащил широкий нож, отставил в одной руке бутылку «Божьей росы», примерился другой и звезданул по горлышку широким лезвием.

Ничего не произошло. Не только не отлетело ни осколка, даже искры не посыпались. Борька ударил раз, второй, третий, а потом растерянно посмотрел на Илюху:

– Это херня какая-то, братан. Может, она не стеклянная?

– А какая? – спросил Илюха. – Ты посмотри, внутри-ка плещется же. И как это достать?

– Дед бил-бил, не разбил, – пробормотал Стечкин. – Бабка била-била, не… Знаешь, что? У меня в баре в доме несколько пузырей абсолюта, я ради такого случая чистые носки надену и пройду. А пока что…

Он вдруг перехватил бутылку за горло, как гранату, размахнулся и запулил ее в дальний угол мастерской, где стоял небольшой горн, наковальня и даже не слишком большой кузнечный ковочный пневматический молот. Илюха зажмурился, но уже в следующее мгновение открыл глаза и с удивлением стал наблюдать, как бутылка отлетает от наковальни к стене, затем летит в боковину молота, бьется о стену, как-то странно гудит, но не разбивается!

Стечкин и Разливахин переглянулись. Оставшаяся невредимой бутылка, покатилась к молоту и замерла.

– Это, – Борька прокашлялся. – Я что-то забыл. А что с этим… Шмалём стало-то?

– Пропал он, – пожал плечами Илюха. – Пять лет уже как. Сначала там налоговая ему счет выкатила, а уж что дальше, я не знаю. Я тогда пил.

– А то ты сейчас не пьешь, – ухмыльнулся Стечкин, сходил за бутылкой и удивленно воскликнул. – Ни царапины!

– Ага, – согласился Илюха, хотя еще пять минут назад не был уверен, что это возможно. – Потому и не пью. Как это пить?

– Знаешь, – Борька задумался. – Я пару раз ходил к этому Сан Санычу, пацаны мол хотят плечо подставить. Он отказался. Уж не знаю, кто у него был крышей, но кто-то очень серьезный. Я было психанул, но большие люди мне сказали – не трогай, себе дороже станет. Очень авторитетным был человек. До сих пор не знаю, кто же его сковырнул. Любопытно. Он же был… как этот бутылек!

– Что делать-то? – поинтересовался Илюха.

– Попробуем его победитом! – прищурился Стечкин.

В следующие полчаса Борька испробовал едва ли ни все способы расправиться с таинственной емкостью. Он зажимал «Божью росу» в патроне токарного станка, стучал по ней и ручным молотом и паровым, зажимал в тисках и подступал к ней с болгаркой, ничего не помогало. Победитовый резец перегрелся и поплыл, молоты звенели без толку, а самый твердый диск болгарки разлохматился и стерся.

Илюха подошел к тискам, в которых бутылка была зажата с прокладкой из старой камеры, чтобы не выскользнула, и осторожно потрогал горлышко. Бутылка даже не нагрелась!

– Знаешь, что? – обернулся Разливахин к Борьке, который хмуро жрал черный хлеб с колбасой, заедая все это крупно порезанным помидором. – Это не настоящая бутылка, потому что это нарушение законов физики. Этого не может быть! На ней нет даже царапины! Делаем вывод, внутри – ненастоящая водка.

– А мне плевать, – зло сплюнул Стечкин. – И на законы физики, и на водку. Тут ведь как. Или я ее, или она меня. Так что, присядь-ка, Илюша, на диван. Так риску меньше. Прикройся станком. А я парень бедовый, мне насрать.

– Ты чего удумал-то? – забеспокоился Илюха, присаживаясь на диван.

– Видел? – покопался за диванной подушкой и выудил оттуда здоровенный пистолет Борька. – Это тебе не Макаров какой-нибудь. Это Стечкин. Настоящий. Тезка, можно сказать. Никогда меня не подводил. А знаешь ли ты, что я бью без промаха?

– Нет, – пролепетал Илюха.

– За то и ценят, – хмыкнул Борька, стискивая пистолет сразу двумя руками. – За то, что никто не знает, и за то, что без промаха.

Выстрел ударил по ушам. Илюха вздрогнул, но мастерская уже наполнилась гудением вновь не поврежденной бутылки, и только через пару секунд Разливахин понял, что услышанные им еще и странные щелчки были ударами пули по бетонным стенам. Она отскочила от бутылки и, срикошетив несколько раз, вонзилась в дощатый потолок.

– Вечер обещает быть томным, – оскалился Борька и снова прицелился.

Илюха зажал уши и зажмурился, а когда открыл глаза, удивился какой-то странной тишине. Он посмотрел на Борьку, не увидел его, а когда привстал – обмер. Стечкин, так и не выпустив пистолет из руки, лежал на бетонном полу. Во лбу у него образовалась дыра, из которой медленно сползала полоса крови. Глаза у Борьки были удивленными и как будто счастливыми, на лице застыла улыбка.

С минуту или с две Илюха испуганно таращился на тело своего одноклассника, раздумывая словно откуда-то издалека, что вот, секунды назад это был серьезный авторитет, и вдруг стал не пойми что, потом поднялся на трясущихся ногах, проковылял к тискам, с трудом отжал их и спрятал бутылку в карман. Медленно прокрался мимо мертвого Стечкина, вышел из мастерской, позволил Чуку и Геку себя обнюхать еще раз, проковылял по газону к задней границе усадьбы Стечкина, отыскал калитку, выбрался в крапиву и бурьян, и засеменил куда глаза глядят, лишь бы подальше от Борькиной улыбки.

Глава восьмая. Пепелац

Ольга Олеговна не стала переодеваться, так и села за руль в комбинезоне странной расцветки с черными погонами без знаний различия на плечах.

«Войска НАТО, блин», – подумал Димка, не очень представляя, как выглядит форма или хотя бы камуфляж войск НАТО.

На выезде, уже у угла бывшего шестого цеха, он вдруг высмотрел тойоту Жиклерова. Ну точно его, ошибиться было невозможно, номер из трех семерок в городе был только у него. Крузак стоял в метре от узкой асфальтовой полосы прямо на молодой траве. Левая дверь его была открыта.

– Это… – посмотрел на подполковницу Димка. – Это же…

– Правильно мыслишь, – кивнула Ольга Олеговна. – Тот самый автомобиль, возле которого стоял лысый качок с золотой цепью. Похоже, не оставляет нас вниманием. Как его?

– Жиклеров, – выдавил из себя Димка. – Глеб Афанасьевич. Юрист городской администрации.

– Если там такие юристы, то я не представляю, на чем ездит мэр, – засмеялась подполковница. – На золотой тачке, внутри которой как минимум золотой унитаз и туалетный ёршик от Луи Витон. А городок-то вроде маленький. Не по чину берут?

– Луи Витон разве выпускают такое? – удивился Димка.

– Если очень попросить, выпустят, – процедила сквозь зубы Ольга Олеговна. – Ты чего напрягся-то? Сам же говорил, что не только сосед твой по кабинету занимался Шмалем, но и Жиклеров? А что, если его интерес еще не иссяк?

– Это ведь он… – Димка запнулся. – Он убил директора завода?

Она посмотрела на лейтенанта чуть внимательнее, чем прежде. Даже выпятила губу и дунула на съехавший на глаза светлый локон. Ответила как будто с неохотой:

– А если и он? Ты ведь уже понял, главное – та бутылка. Надо ее найти, остальное факультативно.

– А почему машина брошена? – спросил Димка.

– Я что, сторож твоему Жиклерову? – удивилась подполковница. – А если он по нужде отошел? Может, по очень большой нужде? Или сидит где-нибудь в засаде и думает, чего это взрослая женщина и юный лейтенантик хренью всякой маются?

– Я не юный, – вздохнул Димка.

– Вот заведешь детей, тогда будешь не юным, – отрезала Ольга Олеговна.

– К вам на работу можно перевестись? – вдруг спросил Димка.

– Ты о чем? – удивленно подняла она брови, выруливая с территории Станкостроителя.

– Я не дурак, – твердо сказал Димка. – Ну, может, звезд с неба и не хватаю… Простите, конечно. Не в этом смысле. Вы же из этих… Как их. Как в кино. Людей в черном. С инопланетянами работаете? Я там не знаю, как насчет науки и техники, но у нас не может такого быть. Я насчет этих… буйков и пирамидок. Прогресс не обманешь, здесь все по-другому.

Ольга Олеговна поглядывала на лейтенанта и то ли сдерживала улыбку, то ли думала о чем-то.

– Я к чему, – продолжал Димка. – Хотелось бы узнать, что мы делаем? Рептилоидов там ловим или еще что? Вы же потом все равно достанете какую-нибудь фигню, щелкните чем-нибудь, и я все забуду. Ведь так?

– А если не так? – усмехнулась Ольга Олеговна и показала Димке шокер. – Если я достану вот такую хрень, нажму на кнопку, и ты исчезнешь. И никаких проблем. А?

– Это вряд ли, – хрипло сказал Димка. – Вы засветились. Телефонограмма. Васин. Пепелац. Вас видели. Машина, опять же. Да и зачем вам это? Я же… полезный.

– Полезно, что в рот полезло, – мрачно проговорила подполковница, притормаживая перед железнодорожным переездом.

– Ну хоть кратко, – попросил Димка. – Зачем нам эта особенная водка?

– Ладно, – она как будто задумалась на минуту. – Ты «Пикник на обочине» читал?

– Читал, – улыбнулся Димка. – В детстве, правда, но читал. И кино смотрел. Но в кино все по-другому, конечно. Мне, правда, больше понравился «Понедельник начинается в субботу», и еще…

– Дима! – перебила его Ольга Олеговна. – Не отвлекайся. Так вот. По поводу «Пикника на обочине» и всяких инопланетных штуковин. Это недопустимо. Понял?

– В смысле? – удивился Димка. – Книга, что ли?

– Книга замечательная, – вздохнула подполковница. – Недопустимо, чтобы хоть что-то оставалось. Неважно, тайным было посещение или явным, ничего не должно остаться. Ни окурка, ни гаечки. И если там рептилоид пописал на кустик папоротника, будь добр, выкопай этот кустик и забери с собой. Ясно?

– Это что… кодекс что ли какой? – не понял Димка.

– Непреложное правило, – отрезала Ольга Олеговна. – А теперь представь, что тот же Шмаль не только водку штамповал, но и изготавливал на том расплавленном оборудовании что-то особенное. Ну… не знаю. Элексир жизни. Холодную плазму. Топливо для звездолетов. Нескончаемые элементы питания. Вечные батарейки, блин! И маскировал их под свою «Божью росу». А?

– Божья роса, – осторожно хмыкнул Димка. – А Шмаль-то с юмором был. Прилетало ему от священников, прилетало. Уж не знаю, как уладил, но кое-кто до сих пор посмеивается.

– Васин, например, – вздохнула подполковница. – Хвастался такой бутылкой в кабинете. Правда, там была настоящая водка. Бережет…

– Так Шмаль был рептилоидом? – прошептал Димка. – И почему его тогда убили? А если… Жиклеров тоже рептилоид? За каким…

– Дима… – поморщилась Ольга Олеговна. – Ладно. Для начала забудь про рептилоидов. Я не скажу, что их не бывает, но я не встречала. Так что это вымышленные персонажи хотя бы на данный момент. А теперь представь такую картину. Мы, земляне, развились до серьезного уровня. Ну, можем путешествовать к звездам. И обнаружили там планетку, населенную людьми. Похожую на Землю. Да и мы сами внешне ну точно тамошние обитатели. Но вот ведь какая незадача, планетка та находится на карантине. То есть, обитатели ее разумны, но как бы не всегда. Воюют друг с другом, убивают себе подобных. И межзвездное сообщество не рекомендует завязывать с этими… идиотами контакт. Настоятельно не рекомендует, а это, я тебе скажу, очень серьезно и с тяжелыми последствиями, если что. То есть настоящие санкции, а не всякая… Однако, – подполковница хмыкнула. – Однако у нас же как… Есть США. Есть Россия, слава богу, хотя… Ну ладно, предположим, что Россия все еще на коне. Гагарин, Королев и тому подобное. И есть Китай. И у каждого свой интерес. И вот все они запускают тайные миссии на эту планетку. Ну, там, для общего контроля и на всякий случай. Мало ли. Важно же застолбить полянку?

– Ну? – затаил дыхание Димка.

– А потом оказывается, что одна сторона не просто сидит на этой планетке, а потихоньку роет яму под конкурентов, – вздохнула Ольга Олеговна. – И даже начинает их убивать разными способами. Зачищать территорию. К примеру… бороться… как это… с англосаксами. Ну просто потому что так надо. Потому что пацаны. За державу обидно и все такое. И условные англосаксы решают прекратить операцию. Тайную миссию отозвать, впредь соблюдать межзвездный кодекс, следы пребывания зачистить. Возможно, ликвидировать конкурентов-идиотов. Если нарываться будут, конечно. Это понятно?

– Понятно, – прошептал Димка. – В общих чертах. А Китай тогда что делает? Условный, конечно.

– Китай-то… – хмыкнула подполковница. – Китай… в стороне. Или даже сидит на горе и смотрит, как две другие стороны покусывают друг друга. Хотя, кто его знает, может, у него под рукой имеется специальная кнопка, чтобы прищучить и тех, и тех?

– Не сходится, – замотал головой Димка.

– Что не сходится? – не поняла Ольга Олеговна.

– Если у нас это так и тянется, ну… США, Россия, Китай. Исламские страны и так далее… Мы же сами должны быть на карантине!

– Важное замечание, – согласилась Ольга Олеговна. – А что, если мы плюем на этот карантин? Отчего, если нам на собственную планету плевать, не плюнуть на все остальное? А? Ты чего поскучнел-то? Не нравится? Так не бери в голову, фантазия все это. Неужели думаешь, если бы я была из какой-нибудь серьезной команды, то на этом барахле бы сюда приехала?

– Так откуда вы? – удивился Димка.

– МВД РФ, – отрезала Ольга Олеговна, останавливая уазик у винного магазина. – Подполковник полиции с богатым воображением, но со скудной фантазией. Вот деньги, купи три коробки приличной водки. По ноль пять. Не самой дорогой, но и чтобы не барахло. Если сам не разбираешься, спроси у продавца. И тащи их в машину. Пригодятся.

***

– Почему мы подъехали к гаражам? – спросил Димка, когда Ольга Олеговна остановила уазик возле вросших в землю кирпичных строений.

– Потому что Разливахин Илья Степаныч живет вон в том доме, – показала она на обшарпанный двухэтажный многоквартирник, окруженный цветниками и окольцованный разбитым тротуаром. – В его возрасте должен быть уже гараж. В большинстве случаев. Как раз чтобы хранить такие вещи, как раритетная бутылка «Божьей росы». Скажем так, это свойственно большинству аборигенов.

– Разве… аборигены их не выпивают сразу же? – поинтересовался Димка.

– Как правило, – согласилась подполковница, выходя из машины. – Но в конкретном случае это непосильная задача даже для аборигенов. Пять минут.

Она сама вытащила из коробки один из шаров, включила его и, не втыкая в землю, медленно пошла вдоль гаражных ворот, поглядывая на сканер. Через две минуты остановилась:

– Здесь!

Димка подошел к облупившимся воротам, посмотрел на экран. На нем явственно выделялась бутылка водки.

– Вскрывать?

– Нет, – задумалась Ольга Олеговна и посмотрела в сторону дома. – Она пролежала здесь примерно пять лет. Но сегодня ее изъяли…

– А если ее все-таки откроют? – нахмурился Димка.

– Исключено, – покачала она головой. – Нет таких технических средств. Но если бы случилось чудо и ее бы открыли… Тогда, дорогой мой, этого города уже не было бы на карте… Если что, не волнуйся, никакой радиации от этого артефакта не исходит. Там в салоне есть пакеты, возьми один, маечку, да положи в нее три… нет, четыре пузыря. Пошли, поговорим с народом.

***

На скамейке у первого подъезда сидели двое. Пожилая селянка с обесцвеченными волосами и одутловатый мужичок с костылями. Одна нога его была заключена в свежий гипс. Оба с презрением посмотрели на подполковницу и с опаской на лейтенанта.

– Здравствуйте, уважаемые, – поздоровалась с аборигенами Ольга Олеговна. – Мы из полиции. Вот, лейтенант Травин, первый отдел. Я подполковник полиции Олейникова. А вы, кто будете?

– Травин, – показал удостоверение Димка, звякнув бутылками, на что аборигены, сидящие на скамье дружно повернули головы.

– А что случилось? – надул губы мужик с гипсом, но старушка тут же саданула его локтем в бок и приподнялась:

– Живем мы тут. Правда, в другом подъезде. Я – Мария Константиновна Приокская, вот социальная карта, бесплатный проезд, да. Пенсионерка, слава богу. А это Леха. То есть, Попов Алексей Алексеевич. Мне не родственник никакой, если что.

– Манька! – запротестовал Леха. – Ты бы прикусила язык-то!

– Простите, – покачала головой Ольга Олеговна. – Нам нужен Разливахин Илья Степанович.

– Дашка! – тут же визгливо заорала Манька, подняв лицо ко второму этажу. – А ну-ка подь сюда! Тут из милиции. За Илюхой пришли!

– Не шумите, – строго предупредил бабку Димка.

– Допрыгался со второго этажа? – язвительно посмотрела на Леха Манька. – А если он руки на себя наложил?

– С чего бы это Илье Степановичу накладывать на себя руки? – удивилась Ольга Олеговна, глядя на перекошенную физиономию Лехи.

– Известно отчего, – уперла руки в бока Манька. – От любви!

– Что случилось? – выскочила из подъезда, запахивая халат, светловолосая женщина.

– Дашка! Это за Илюхой! – снова уселась на скамью старушка.

– Ой! – наполнила глаза слезами, поднесла руку к губам женщина.

– Спокойно! – повысил голос Димка.

– Ничего страшного не случилось, – как можно мягче улыбнулась Ольга Олеговна. – Вы жена Разливахина?