Узоры Тьмы

Глава 1. Столичная жизнь

Слухи

Тринта полнилась слухами. Вместе с опадающей золотой листвой, они невесомо влетали в город, невидимой лёгкой паутинкой липли к лицу, едва уловимым запахом перезрелых овощей с рынка касались обоняния горожан… и ветерком разносился чуть слышный шёпот – Эрион… Эрион, вы слышали, в Эрионе то?

Что именно "в Эрионе"точно не знал никто. Откуда-то объявились великие колдуны и наслали мор. Да не мор! Прокляли они наместника, и тот теперь лежит и гниёт в своем дворце, а гарнизон взбунтовался! Да прекратите вы глупости говорить, как Высокородный то человечью хворь подхватит? Так в том и дело, не человечью, говорю ж, колдовскую!

Не так всё! Ноддские лодьи в порт зашли и всех вырезали! Да не ноддские вовсе! Летающие лодки предатели угнали и теперь мятеж учиняют! А колдуны помогают им, ибо обещаны им земли к востоку от столицы для своего колдовского княжества, где люди и жить не смогут!

Болтали о многоголовых чудовищах, что выходят на дорогу в северных лесах тянувшихся до самых росских княжеств, об огнях, что видели в проклятых развалинах городов Древних. Говорили о том, что Печальная Королева собирает свои слёзы в хрустальный сосуд, а как сосуд наполнится – передаст его верным людям. чтобы закляли теми слезами императорский дом, и тогда в империи наступит вечная осень…

И почти беззвучно, только самым доверенным и близким шептали – восстал Белоголовый. Неспокойно у заброшенных гробниц и в развалинах храмов Древних Богов.

На рынках и в лавках вроде бы не верили, но купцы, поглаживая окладистые бороды, понемногу начали поднимать цены, а хозяева некоторых аристократических столичных особняков вдруг решили, что этот осенний сезон в столице неблагоприятен для их здоровья. Те, у кого были покровители из Высокородных, осторожно выспрашивали, что говорят об обстановке наги-исчислители.

Что говорили между собой высокородные в городе не знали.

Однако, с особым вниманием следили за всем, что происходит вокруг императорского дворца, провожая внимательными взглядами каждый паланкин и каждого гонца-мьюта.

Эрион…

Эрион…

Чем холоднее становился осенний ветер, тем больше страха звучало в голосах.

Из Эриона вестей не было.

___***___

Тринта. Тени в лавке

Воргор Тенеброд уже и забыл, когда последний раз выходил из лавки.

Прошли те дни, когда приходилось самому добывать нужные ингредиенты. очень редкие ингредиенты, вы уж поверьте. Это только кажется, что настоящего серьёзного заказчика удовлетворят, к примеру, чаши для зелий из черепов какого-нибудь бродяги, помершего, захлебнувшись блевотиной.

неееет.... Чтобы предмет сработал как надо, требуется вложить искусство в каждый этап изготовления. Начиная с подбора и обработки материала.

Поэтому и пришлось Воргору, который тогда ещё не был Тенебродом, спешно покинуть далёкий, ныне уже потерявшийся в тумане воспоминаний, Зольт. Славный был город. Большой, торговый, богатый, растянувшийся вдоль полноводной реки – он идеально подходил для того, чтобы добывать редкое и необычное сырьё для изготовления предметов силы.

Да, тёмной силы, но что с того? Это не просто приносило хороший доход.

Он появился сам собой, когда Воргор осознал, как мало тех, кто решается бродить в Тенях… Так высокомудрые маги-белоручки называли работу с материалами, ингредиентами, процессами их получения, подготовки и обработки, для изготовления по-настоящему могущественных предметов для обращения к Тьме.

Он подробно изучил свитки, некогда найденные в Брошенных башнях. Беседовал с одним из Двенадцати – тем, со странными очками, и тот объяснял ему, почему силы в наибольшей мере воздействуют именно на судьбы тех, кто соприкасается с необработанными, неорганизованными силами, что вырываются из сырья в момент, когда его покидает жизненные эманации.

Что-то было о том, что уловить и обработать, заключить в предмет удается лишь часть этих эманаций, а остальные мечутся, бушуют и тем ужасающе искажают Пути Судеб всех, кто окружает Тенеброда.

И именно эти искажения служат знаком того, что Тенеброд отныне может заходить в самые странные пространства и создавать столь странные предметы, что их предназначение оценят лишь истинные Искатели Могущества.

Так же это значило, что отныне он может создавать новые предметы по заказу самых взыскательных клиентов, которым требуются поистине дивные вещи.

Воргор понял, что тропы Теней открылись ему, когда с восторгом смотрел на своего сына, вдумчиво чертившим ножом неведомые знаки на телах своей матери и младшей сестры.

Женщина еще вздрагивала в экстазе, силилась что-то сказать, и Воргор ласково отвел руку сына. Нагнулся, чтобы расслышать чуть слышный шепот.

Поморщился – кровавые пузыри некстати лопались на губах умирающей, мешали слушать.

Три слова, она все повторяла три коротких незнакомых слова, но Тени подсказали их значение и место в процессе.

Он дослушал, кивнул и разрешил терпеливо ждавшему разрешения сыну закончить начатое. Сам тщательно перерисовывал знаки на пергамент.

Когда тело жены перестало дрожать, пришло время обработать полученный материал.

Его хватило на целых пять предметов, в том числе, чётки. Очень лёгкие, с непривычным для непосвященного узором на светло-коричневатой поверхности. Знаток же сразу опознал хорошо выделанную человеческую кожу.

Обычный человек испытывал бы сожаление, поскольку Воргору пришлось спешно покинуть город и оставить сына в живых, а это можно было считать неосмотрительным – мальчик страшно кричал и всё смотрел на отца белыми, без зрачка, ставшими нечеловеческими, глазами, когда его уводили стражники, но некто шепнул ему на одной из тенетроп, что так должно быть.

И Воргор, как и положено безутешному вдовцу и любящему отцу, чей сын внезапно сошёл с ума и в припадке безумия убил и освежевал мать и сестру, рвал на себе волосы и в голос выл.

Ночью забрал из тайника материалы и готовые предметы, и покинул город Зольт.

В хижине на глухом горном перевале он отточил своё мастерство и, осторожно используя возможности своих заказчиков, обосновался в столице Империи.

И уже более никогда сам не искал материал. Теперь материал доставляли в его лабораторию.

А он брал на себя то, что не решались заказчики, какими бы могущественными они себя не считали.

Поскольку Воргор Тенеброд плевал на закон Последствий. Он с нетерпением ждал, когда же ему придется заплатить настоящую цену.

Похоже, времена эти приближались. Тени шептались, тени танцевали, над немыслимыми пространствами Того, что лежит МЕЖДУ – Тенеброд не знал, как это еще назвать, да и не всё ли равно… поднимались ветры, на перекрёстки странных дорог, которыми ходил Тенеброд и другие, похожие на него, выходили охотиться порождения сил, для которых не было называний в человеческих мирах.

Мир простецов ещё ничего не знал, но те, кто знал и чувствовал уже явственно видели Знаки Изменений и готовились…

Каждый к своему и каждый по-своему.

Тенеброд проверил записи в книге, куда вносил все заметки о заказах, над которыми работал и ингридиентах, которые ему должны были доставить в ближайшее время.

Понять их мог лишь сам Воргор, но всё равно, никаких намёков о заказчиках в этих книгах не было.

Гархард Корчевник должен появиться завтра к вечеру, принести внутренности эфипа. Безгубый клялся, что скоро придёт караван. в котором ему тайно доставят глаза степного волка. Материал редкий, капризный, хранить нужно бережно, ну да, Воргор умеет.

Этот заглянет дня через три.

Заказанные изделия ждут хозяев, но – за ними придут лишь когда в город заползут тени, да-да, когда наступит время теней, лишь тогда Воргор Тенеход принимает посетителей.

Воргор подвигал плечами, поудобнее устраиваясь на стуле с высокой резной спинкой, закрыл глаза, успокоил дыхание, и скользнул в Тени.

Этот мало кому доступный мир знающие называли по-разному – тонкий мир. астрал. всё это были старые слова. пришедшие еще из языка Древних. Воргору было все равно, как называть, главное, именно здесь он обретал те умения, благодаря которым стал Тенебродом.

Воргор скользил по призрачным улицам призрачной Тринты едва уловимой тенью, позволял холодному ветерку, что постоянно дул в этом странном мире, гнать себя вдоль полупрозрачных, подрагивающих стен. Силой мысли представил, как поднимается над городом – и, взлетел.

Сверху Тринта казалась сплетением дымных щупалец, которые оплетали сгустки тёмной с фиолетовыми, красноватыми, или гнилостно-жёлтыми прожилками. Между сгустками и щупальцами тянулись полотнища равномерно серого пространства, на первый взгляд, пустые, но тенеброд то знал… знаааал… И проносился над ними, скользя в потоках чего-то такого, что сам он ощущал, как пахнущий чуть залежалым мясом, ветерок.

Вот, впереди и чуть правее, целое скопление чёрно-желтоватых сгустков, опутанных фиолетовой сетью, императорский дворец. Окутанный магической защитой, которой уже не одна тысяча лет, и каждый дворцовый маг добавляет к ней что-то своё. Даже отсюда, из междумирья, внутрь не заглянешь, вон, подрагивают, ждут добычу, едва заметные ворсинки сторожевых заклинаний, текут эманации ритуальных жертв, навсегда прикованных к этому месту.

Но дворец Тенеброда и не интересовал. Всё, что ему было надо, он об императорской семье знал и так, безо всякой магии. Не открывая глаз, Тенеброд хихикнул.

Это только простецы верят во всемогущество магов и считают, что те получают все, что пожелают, просто, щёлкнув пальцами и прошептав что-то непонятное. Знали бы они, сколько сил и времени ушло у Тенеброда только на одну Чашу Заклятия, которую можно использовать лишь один раз и только для вполне определенного ритуала…

Нет-нет, он даже вспоминать не будет, какого именно, это дело заказчика, только его, Высокородного… Тсссс

Правда, интересно, отчего для чаши понадобился именно детский череп.

Тенеброд больше не думал, не оценивал то, что видел. Он позволил ветру поднять себя над городом. Ветры междумирья несли его к белёсому небу, исходящему завитками грязносероватого дыма-тумана. Горизонта в этом мире не существовало, непостижимым образом Тенеброд видел весь континент – вот танцует чёрное с красным на юге, там Эрион, там море, тело Воргора подрагивает на стуле, с юга так сладко пахнет кровью.

И – чем-то ещё. Невыразимо древним и тёмным настолько, что он тихо стонет от восхищения.

А там, за светящимися зеленоватым владениями Печальной Королевы, встаёт волна тьмы, полная серебряных просверков и надвигается на Империю.

Тенеброд чуть заметно, нет-нет, здесь не стоит привлекать привлекать внимание, посматривает в другую сторону, и ветерок несёт его к прозрачно-голубоватому с золотыми сполохами. Росские княжества, страна ноддов – здесь надо быть осторожнее, Тенеброд не понимает здешних троп, тени здесь иные и слишком близок Север, а то, что происходит на Севере Тенеброд не понимает совсем, и он туда не ходит.

Но сейчас невольно всматривается во тьму, которая ползёт по белой равнине и слышит шорох льда…

шорох льда…

Что-то рождается-проявляется там, и это нечто – Тенеброд решает, что приближаться не стоит.

Он осторожно собирает себя обратно в тело, потягивается, хрустит пальцами. Ах как интересно, опасно, но – он чует выгоду. Очень большую выгоду.

Горные колдуны и тихие незаметные посланники Ордена Демиургов, посредники, трущиеся вокруг Высоких Домов, гнёзда некромантов…

Всем им будут, непременно, понадобятся изделия Тенеброда

. ___***___

Из лавки донёсся тихий нежный перезвон. Будто детские пальчики коснулись хрустальных пластин, подвешенных на драгоценной серебряной нити в храме Милостивой Матери.

Воргор запахнул поплотнее тёплый халат и поспешил в лавку.

Лицо его как всегда, изображало почтительное внимание, как и положено лавочнику. Однако, Тенеброд был встревожен. Мало кто был способен войти в лавку в неурочное время. Те, кто о Тенеброде знал – знал и время, когда можно приходить. Остальным бы просто не пришло в голову войти в неприметную дверь неприметного дома в самом конце улицы, где держали лавочки и жили торговцы пряностями и экзотическими лакомствами.

Никакой серьёзной магии, что вы, за этим в столице Империи следят строго! Просто легчайшее прикосновение т е н и к двери, но для большинства и этого достаточно.

Лавочка у Тенеброда была маленькая, чистая, светло-радостная, как окошки пробивали – хозяин лично следил, место под каждое сам намечал, умильно улыбался и всё объяснял, что любит свет и чтоб внутри покупателю, значит, уютно было и благостно, товар то какой! лучшие специи со всего света, приправы наиредчайшие, такие только в возвышенном состоянии духа оценить можно!

Не врал. Не всё говорил, так у каждого купца и тайны, и приметы свои.

Войдя в лавочку, первым делом окинул Тенеброд прилавок, у которого стоял нежданный посетитель, да пол под прилавком.

На пол приказал он мастерам пустить доски редкого северного дерева. Здесь, в сердце империи мало кто знал свойства этого дерева. Например, не держались на них, п л ы л и тени тех, на ком были чары, либо заклинания для изменения образа… Ну и еще немало интересного заметить можно было, надо лишь уметь смотреть.

Вроде бы, все в порядке было, но стоило Воргору глянуть на неприметного, неброско, но добротно одетого человека, как он подобрался.

Человек был настолько неприметен, что это требовало либо огромного мастерства, либо использования чар, какими владели единицы истинных мастеров. А содержать таких умельцев могли лишь богатейшие Высокие Дома, либо…

Неужто, ДВОРЕЦ? Это означало очень выгодный заказ. И было смертельно опасно.

– Чем я могу служить почтенному господину…?, – Воргор подвесил вопрос в воздухе, пусть неприметный сам представится.

Тот, однако, молча протянул Воргору небольшой свиток, плотно перетянутый чёрным шнуром, на конце которого покачивалась глиняная печать.

Герб на печати Воргор узнал, а потому просто взял свиток, развернул.

Прочитал – всего несколько строк.

Очень медленно свернул и вернул посетителю. – Передайте, что я возьмусь за заказ. Но, – он помедлил, подбирая слова.

От этого заказа отказаться нельзя…

Но после выполнения таких заказов даже истинные мастера своего дела, случалось, исчезали. Нельзя чтобы такое произошло с ним.

– Но передайте тому, кто вас послал, что цену я оговорю лично с ним и ни с кем более. Посетитель выпрямился, убрал свиток и бесшумно вышел.

Это магия, дорогой

Ниула выгнула спину и крепче сжала ногами бёдра Горана.

– Не спеши, куда ты торопишься.... � – и сама медленно подалась ему навстречу, остановилась, подалась назад, дразня, распаляя всё больше и больше.

Наконец, Горан, коротко вздохнув, прижал её к себе, навалился сильным большим телом и Ниала, закрыв глаза, расслабилась, позволила себе целиком отдаться наслаждению…

Потянувшись, она подошла к столику, рассеянно отщипнула виноградину, налила в кубок лёгкого таллского вина.

– Милый, хочешь? – посмотрела вполоборота на Горана.

Приподнявшись на локте, лейтенант любовался ладной миниатюрной фигуркой ведьмы.

– У тебя юное тело девочки, которая лишь недавно осознала свою женственность и красоту. В постели ты творишь вещи, секрет которых знают лишь немногие служительницы храмов Богини Тёмной Любви, – задумчиво заговорил Горан, – а когда я смотрю в твои глаза, порой, мне становится страшно. А я, знаешь ли, видел многое.

Ниула улыбнулась. Лейтенант был неглуп.

Отпила глоток – терпковатый напиток приятно освежал, и было так приятно чувствовать это простое, совсем человеческое, удовольствие, что она закрыла глаза.

Нет, неправильно, он умён. Это гораздо интереснее, но и опаснее, чем просто неглуп. Верность умных людей сложнее сохранять.

С весёлым удивлением Ниула поняла, что ей не просто полезна, но и приятна преданность этого умного, умеющего быть нежным любовником, верным другом и жестоким врагом, человека. И, кроме того, он так мило злился, стоило ей начать заигрывать с его другом, Золтаном.

– Мне приятно это слышать, воин, – не дождавшись ответа, она наполнила второй кубок.

Сев на край кровати, протянула Горану.

Лейтенант одним сильным текучим движением сел, принял бокал, прежде чем отпить, легко поцеловал ведьму в плечо. Зажмурился, чувствуя губами тёплую гладкость нежной кожи, вдохнул её запах.

Ведьма, как есть, ведьма, сводит с ума, а я с удовольствие схожу.

Он прислонился к спинке кровати, поёрзал, устраиваясь поудобнее. Что-то пробурчав, сунул под плечи подушку.

Ниула смотрела на него с улыбкой, молчала. Горан одним глотком осушил половину кубка, одобрительно поднял бровь.

И, замолчал. Взгляд сделался отсутствующим, он машинально крутил в руке кубок, следил, как закручивается по стенкам вино.

– Скажи мне, что такое магия?

Ниула выпрямилась от неожиданности, по-кошачьи легко забралась на кровать, села на колени, с любопытством посмотрела на любовника,

– С чего, вдруг, тебя это заинтересовало, мой воин?

– Ниула, я не первый год живу на свете. Мы с Золтаном повидали всякое, и в "тени"попали совсем не за смазливые мордахи, – Горан хмыкнул, – и не по протекции, к нам, знаешь ли, по протекции не попадают.

– Ииииии?, – Ниула провела кончиками пальцев по бедру лейтенанта. Но тот не откликнулся на ласку, хотя, обычно, ему было достаточно малейшего намека.

– Помню, был маленький ещё совсем, в деревеньке поблизости жил старик, которого все считали колдуном. Мы с братом часто бывали в деревне, все знали, что мы сыновья господаря, но в горах люди друг к другу относятся не так, как в городах....

Горан хмыкнул,

– И, уж, точно, не как Высокородные. Ну вот, колдуна этого мальчишки боялись, говорили, что тот закрутить может, глаза отвести, и что любая шалость ему известна. Корову он найти умел. Правда, умел. Потом, в отцовский крепостец, – Ниула заулыбалась, услышав, как Горан ввернул это словечко, совсем горское, непривычное, особенно, здесь, в столице, – раз в несколько лет приезжал мольфар. Отец его всегда с почётом принимал. Потом, уединялся с ним в хозяйском особом покое, запирал дверь и советовался. Мольфар предсказывал ему виды на урожай, предупреждал о недоброжелателях из соседских господарей.

– Но, увы, – хмыкнул лейтенант, – не смог предсказать собственную глупую смерть от случайного камня, который попал ему точно в висок. Просто, сорвался с горы, разогнался, отскочил от скалы и, – памм, – он гулко щелкнул ногтем по кубку. Тонкостенный кубок загудел.

– Никто не может точно предсказать свою смерть, – рассеянно ответила Ниула.

– Потом, уже когда я служил в "тенях", нас однажды отправили подавить восстание одного маленького племени. Было это далеко отсюда, на юге, жило это племя работорговлей, контрабандой и набегами, и никому до них не было дела, пока они не оседлали караванную дорогу. И так внаглую, что купцы решили. что дешевле будет один раз скинуться и заплатить наместнику, чем откупаться от этих дикарей. Наместник поделился с полковником, и, вот, тяжелая пехота отправилась восстанавливать мир и покой в империи.

Ниула с интересом слушала. Раньше Горан так не говорил, предпочитал делать комплименты, или подшучивал над Золтаном, а о своём прошлом и "тенях"говорил скупо, отшучивался.

– Это был мой первый боевой поход с "тенями", я всё больше смотрел за ветеранами, не сразу даже понял, что с нами идёт человек, одетый как местный, из кочевников, а по внешности, откуда-то, вроде,из северян. Спросил десятника, тот шепнул, колдун, мол, полковник в помощь нам дал. Я во все глаза смотрел на него, всё думал, что ж он такое сделает. Смотрю, он так руки в стороны разводит, – и Горан широко расставил руки, будто пытался что-то поймать, – а мы всё идём. А уж должны подойти к стоянке шайки этой, её разведчики наши нашли. Думаю, увидят же нас, тут и положат, а колдун это всё идёт, солнце печёт, тень густая под деревьями, и уже навесы между деревьями видны, рощица редкая, они просто палок нарубили, к створам прислонили, да всякое тряпье сверху накидали. Вижу, дозорный их в кустах прячется, смотрит прямо на меня, я за метательный нож схватился, а он – смотрит мне в глаза, и будто не видит…

Горан замолчал.

– И чем же кончилось дело, – отпила маленький глоток вина Ниула, поморщилась, – Тебе не кажется, что вино слишком тёплое?

Не дожидаясь ответа, приложила палец к кубку Горана. Лейтенант отпил и вскинул на ведьму удивлённый взгляд.

Та шаловливо улыбнулась и пожала серебристо-белыми в свете осенней луны, плечами.

– Мы вырезали всех. А они нас так и не увидели. Но обратно колдуна мы несли на носилках. По очереди, тяжёлый оказался, – Горан допил вино и со стуком поставил на пол рядом с кроватью, – Но никогда я не видел ничего и близко похожего на то, что устроила той ночью ты.

Ниула поводила по ободку кубка пальцами, послушала низкое гудение.

– Понимаешь, милый, магия это, – боги, как сказать простецу так, чтобы он понял?! – она разная. Некоторые люди умеют черпать обрывки знаний, договариваться с какими-то силами, присущими определенному месту, видимо так делал твой деревенский колдун. Кто-то может изменять картину реальности, это тяжело и требует большого расхода жизненных сил, такое мог колдун, с которым ты ходил в поход. Это называется "отвести глаза".

Ниула медленно легла, положила голову на бедро Горану, раскинула руки. Лежала, задумчиво гладила его по широкой груди. Смотрела, как текут по потолку тени.

– И всегда это договор.

– С кем? – Горан осторожно, чтобы не потревожить ведьму, сменил позу.

– С кем-то, – пожала плечами Ниула, – С силами. Существами, которых люди называют духами. Или, демонами. Или, богами. Некоторые привлекают их внимание ритуалами, жертвами…

Она помолчала,

– А других не спрашивают. Ты, вдруг, просто обнаруживаешь, что через тебя в мире кто-то действует, – она смотрела в тени на потолке, и становились они всё темнее, и уже казалось, что нет никакого потолка, а только непроглядная тьма, в которую она взмывала, или падала? И некто, там, по ту сторону темноты, – и чтобы выжить, начинаешь с этим неведомым договариваться. если повезёт, ты получаешь толику его силы. Это может быть и очень больно, ведь, как тебе сказать… Ты пытаешься сделать то, что не можешь осуществить своими силами. Ты призываешь в этот мир силы, которых в нем нет. Или действуют они не так, как нужно тебе. И всегда за это расплачиваешься.

Она с улыбкой повернулась к Горану. Лейтенант смотрел на неё серьезно, кажется, даже, с сочувствием,

– И кто он, твой кто-то?

Она похлопала его по плоскому животу,

– А вот этого, дорогой, тебе знать не надо.

Конечно, Горан умница и предан ей настолько, насколько это, в принципе, возможно для горского обедневшего дворянина, но не, думала Ниула, именно поэтому, не стоит ему знать всего. Хотя, то, что он и Золтан решились сопровождать её в столицу, говорило о многом. Ниула и сейчас вспоминала разбойничий свист, храп загнанных лошадей, хохочущую в небесах кровавую луну.

Такая луна много говорила знающим.

Ниула осторожно тянулась своими нечеловеческими чувствами к Эриону и отдёргивала свои колдовские щупальца – город погружался в иномирье, реальность дрожала, текла расплавленным стеклом, бурлила, и уже многие, многие судьбы переплавлялись в чудовищном костре, который разжигал кто-то неведомый.

Силы этого неведомого ведьму пугали.

Глава 2. Встречи

Тринта. Осенний вечер

– Вечер совершенно очарователен, – Ниула надеялась, что ее мягкий протяжный горский акцент звучит достаточно естественно, а восхищение при виде домашнего мьюта, тихо скользившего между гостями с подносом, не слишком наигранно. В конце концов, мьют, действительно был качественно выполнен и явно стоил хозяевам немало.

Хозяйка дома, точнее, напомнила себе Ниула, поместья, отсалютовала бокалом милой, но простоватой провинциалке, и нацелила все свое внимание на вновь прибывших гостей. Среди которых, как заметила Ниула, минимум, двое, были в парадной форме императорской свиты.

Что ж, Лорис не обманул, здесь, действительно, собирался цвет города.

Подождём.

И Ниула, опершись на мраморные перила, окинула взглядом город.

С огромного, написавшего над садом, балкона открывался прекрасный вид на восточную часть Тринты. Столица прекрасно выглядела на фоне багряного заката, глубокие черные тени скрывали нищие домишки окраинных кварталов, прятали оборванных нищих, что жались холодными ночами к трубам городского водопровода, подающим горячую воду в богатые кварталы, ну а сборщики Ночной Подати, храмовые проститутки и грабители без лицензии и так охотно прятались в тенях и ждали, когда ночь наполнит долину до краёв.

Но как тревожно-прекрасны были в багряном свете висячие сады и устремленные ввысь башни дворцов городской знати, изогнутые крыши храмов Сновидца! Как блистали полупрозрачные сферы колдовских обителей Высокородных!

И как грозно нависал над столицей Град Императора, святилище власти, на которое даже Ниула опасалась смотреть своим истинным зрением, настолько густа была сеть магической защиты, окружающая стены и башни этого грандиозного творения забытых ныне цчёных, магов и зодчих.

Даже жаль, что рядом нет Горана, или Золтана. А лучше, их обоих, это отлично дополняло бы образ недавно прибывшей в столицу богатой, но не слишком знатной землевладелицы с Северных Отрогов. Ради него Ниула даже немного поработала над цветом глаз, хотя терпеть не могла искажений собственной внешности.

Но была вынуждена признать, что в сочетании волной чёрных волос и белой кожей, серые глаза придают ей то самое очарование с оттенком загадочности и лёгкой ниткой беззащитности, которого она и хотела добиться.

– Тоже предпочитаете любоваться пейзажем, а не вести светскую беседу в душном зале?

Ниула помедлила. Чуть-чуть. Неторопливо повернула голову. Поначалу осмотрела зал. Действительно, гости всё прибывали, шум голосов превратился в равномерный гул, а запахи осенних цветов перебивали наплывавшие из открытых дверей ароматы вечерних духов.

Ниула чуть сморщила носик. В этом сезоне в моде были тяжелые запахи, напоминавшие ведьме о Чёрном континенте, а вспоминать его она не любила.

Да. Тот самый, невысокий, очень прямой, чуть простоватый если не знать, как смотреть, человек средних лет, среднего телосложения, светло-карие глаза смотрят спокойно и доброжелательно.

– Да, столица прекрасна с высоты. Впрочем, – Ниула показала веером на строгий фиолетовый китель, – судя по вашему мундиру, вы можете наслаждаться и более впечатляющими видами.

Человек негромко рассмеялся, встал рядом, облокотившись на перила. Всмотрелся в густеющие сумерки.

– Вот там, видите? Острый, как наконечник копья, шпиль. Мне нравится встречать там рассвет. Особенно, весной.

И, без перехода,

– С вами хотят встретиться, госпожа Леденика. Но может быть, вы предпочитаете другое имя, более краткое и древнее?

– И что же за тайный воздыхатель хочет меня видеть, господин, который не счел нужным представиться?, – Ниула не пыталась изобразить удивление. В конце концов, для того, чтобы наладить нужные связи, она и приехала в столицу. Правда, привлечь внимание удалось даже быстрее, чем она рассчитывала.

– Разес Форрош, к вашим услугам, – чуть склонил голову человек в мундире.

– Если вы сейчас скажете что-нибудь вроде “отказ не принимается”, я расстроюсь, – она разложила веер и попыталась разогнать облако ароматов, наплывающее из зала. – Право, это невыносимо, такие духи надо запрещать указом Императора.

Форрош подал ей руку,

Очаровательная госпожа, вам предоставился случай высказать пожелания тому, кто может поспособствовать их исполнению.

___***___

С затаенным самодовольством Ниула отметила, что была права. Портшез Форроша, ждал их в не у ворот особняка, а в конце длинной тихой и пустынной улицы, по которой посланник неведомого заинтересованного лица предложил прогуляться. Идущих за ними людей Ниула, конечно, ощутила, но не увидела. Что говорило об их прекрасной выучке.

Беседовали о пустяках и в портшезе, который ровным, необычайно плавным шагом-бегом влекла шестерка гигантских мьютов.

Их стоимость и кондиции Ниула тоже оценила, и уверилась в своей первоначальной догадке.

А когда портшез остановился у ворот скромного двухэтажного особнячка в глубине купеческой части столицы, поздравила себя. Мало кто мог обнаружить совершенную в своей неприметности магическую защиту, защищавшую особняк. Наверняка, в соседних домах день и ночь настороже хорошо обученные и хорошо вооруженные люди.

Ну, ведите меня, благородный Форрош, думаю, у архиепископа Нажара немало дел даже сейчас.

Форрош склонил голову и изобразил светскую гримаску уважительного удивления.

Ниула подала ему руку и приподняла подол платья.

Ну неужели вы думали, я совсем ничего не знаю о том, что происходит в столице империи?Ничуть. Вы умны. Кстати, господин архиепископ любит умных людей, так что, думаю, он не ошибся с выбором.

___***___

Думаю, я не ошибся, когда встретиться с вами, – порывисто потирая руки, повернулся от камина Нажар.

Архиепископ оказался несколько ниже ростом, чем представляла Ниула, а, вот, его образ в тонком мире, ей удалось составить достаточно точно, поздравила себя ведьма и решила наградить себя за это.

Нагнувшись к столику с закусками, пошевелила тонкими пальчиками, выбирая пирожное,

Благодарю вас, ваше преосвященство, вы очень добры. И проницательны.Бросьте. Здесь можете называть меня просто господин Нажар. Тем более я, как видите, не в облачении.

Архиепископ провел рукой по широкой груди, обтянутой мундиром полковника тяжелой пехоты. Того же полка, в котором служил Горан, отметила про себя Ниула и подумала, совпадение ли это.

Именно так зовут меня друзья, и – губы архиепископа тронула лёгкая улыбка, – и самые преданные сотрудники. Не люблю таких людей называть слугами. Это не отражает всей сути, не находите?

Ниула вежливо промокнула уголок рта салфеткой. Пирожное было восхитительным.

Поскольку мы с вами знакомы совсем недавно, господин Нажар, и друзьями стать не успели, предположу, что это предложение стать вашим сотрудником.

Нажар опустился в кресло у камина, снова протянул к огню большие сильные руки.

Конечно, сейчас вся Тринта обсуждает эрионские события. Собирается Большой Императорский совет, Ближний круг и вовсе заседает почти непрерывно. Маги из Академии и куча придворных индюков не могут понять, как они прозевали такое событие. Вояки потрясают кулаками и грозят карами врагу. Какому, во имя всех небес, врагу? Этого они тоже еще не знают. Но, – Нажар назидательно поднял палец, и продолжил, явно кого-то копируя, – будут обладать самыми точными сведениями и представят Божественному план искоренения угрозы. Разведка сохраняет многозначительное молчание.

Он глянул на Ниулу и Форроша,

Разумно, не находите? Молчание то сохранять.

Форрош вежливо хмыкнул.

Ниула наслаждалась теплом камина, лёгким вином и сейчас рассеянно обдумывала, что выбрать – прозрачно-солнечный королевский виноград, или ещё одно пирожное?

Форрош перехватил её взгляд, хмыкнул и пододвинул блюдо с пирожными.

Это подлый приём, – возмутилась Ниула.А что думают братья Божественного? – невинно спросила она у архиепископа.Который из них? – сложил пальцы домиком сановник, – тот, что уже более десяти лет назад погрузился в изучение Путей Души и тратит своё состояние на монастыри, храмы и приюты, или другой, тот, что объявил себя воплощением некоего Видарги – бога плотской любви древнего народа Южных Пустынь? Если не путаю, народ этот зовётся хинту.Женщины у них, надо сказать, просто жуткие, – тихо обронил Форрош, глядя в свой кубок.И который из братьев больше путешествует? – Ниула всё же взяла виноградину.Это первый правильный вопрос, – отсалютовал своим кубком архиепископ, – жду второго.

Ниула положила виноградину в рот. Медленно прожевала. Чудесно.

Что говорят наги-исчислители?

___***___

Форрош проводил её до дверей. Из темноты бесшумно возник портшез, остановился. Мьюты по-птичьи согнули ноги, опуская его так, чтобы человеку было удобнее сесть, но чтобы бахрома, украшавшая дно портшеза, ни в коем случае не коснулась камней мостовой. Такие мелочи замечали только посвящённые, они говорили о мастерстве создателей мьютов, и о состоятельности их владельца.

Ещё Ниуда заметила, что ни на самом портшезе, ни на одежде мьютов не было никаких знаков их хозяина.

Интересно… Либо эти носилки в столице знают все – тогда это молчаливый символ всевластия.

Либо Нажар не хочет привлекать к себе внимания.

Надо будет подумать.

Форрош галантно подал ей руку,

– Вы произвели благоприятное впечатление на архиепископа. Более того, вы его серьезно заинтересовали, а это не так просто.

Ниула мило улыбнулась, подобрала правой рукой подол платья и поставила ножку на ступеньку портшеза.

Форрош задержал её руку в своей,

– Однако, не стоит обольщаться. Считайте это советом нового, но преданного друга.

– Преданного кому, благородный Разес?, – все так же мило улыбаясь, Ниула освободила руку, – Впрочем, не отвечайте сейчас, не стоит.

Форрош склонился в глубоком поклоне, задвинул тяжелые занавеси портшеза. Ниула услышала, как он отдает мьютам короткую команду, носилги слегка качнулись.

Сидя в темноте и тишине портшеза, Ниула слово за словом вспоминала разговор с архиепископом.

Говорил он резко, точными короткими фразами, не стеснялся в оценках. Его слова позволяли создать довольно подробную картину того, что сейчас происходило в Империи и на её границах, после появления Белоголового.

– Братья императора выжидают, – архиепископ ходил перед камином, делал три шага, резко разворачивался на каблуках, остро смотрел то на Ниулу, то на Форроша, – как и его супруга. Дома Высокородных внешне замкнуты и хранят нейтралитет, заявляют о том, что единственная их цель – служение Империи и Императору, как главе Высоких Домов. Однако, совершенно ясно, что проблема наследников заботит и их. Проще говоря, высокородные понемногу вымирают. Детей рождается все меньше, что добавляет напряженности.

Отвечая на незаданный вопрос Ниулы, архиепископ развел руками,

– Непонятно, кто займет престол, если прервется правящая династия. У братьев Императора тоже нет наследников.

– Армия… Хм, армия, – помолчал Нажар, – она кажется могучей и несокрушимой. Тем более, что всем известно – лишь у империи есть оружие, оставшееся от древних. Гораздо реже вспоминают, что наши полки и легионы разбросаны по всей империи, все чаще ими командуют не высокородные, и даже не старая знать.

Ниула вспомнила, как дернулась щека епископа, коглда она спросила,

– В вашем расgоряжении лучшие наги-исчислители. Вся императорская Академия, в которой немало прекрасных учёных и мощных магов-прогностиков. Неужели они не могут обеспечить вас хотя бы прогнозами.

О, да, он заметил это "вас", хотя и не подал виду, думала Ниула, поглаживая пальцами нежные кружева платья. Прикосновение лёгкой ткани успокаивало, правильность и продуманность сплетения нитей помогали направлять мысли – древняя практика, которую Ниула освоила много веков назад. Даже, в другом воплощении, одном из тех, что сохранились в памяти.

– Расскажите мне о Двенадцати магах, – архиепископ внезапно расслабился, сел в кресло, вальяжно откинулся на мягкую спинку. Не глядя, протянул за спину кубок из горного хрусталя.

Глядя в темноту, которая для нее темнотой вовсе не была, Ниула хмыкнула. Кубок был тончайшей работы, таки стараются не возить с место на место даже те, у кого есть всё. Такие вещи перестают быть просто вещами, становятся знаками для тех, кто способен их прочитать и понять. Значит, он мне его показал не просто так.

Как и редкостного мьюта, что выступил из теней и налил Нажару некий густо-чёрный напиток из каменной бутыли. Тягучий, с густым травяным ароматом. Нажар потом потягивал его весь вечер. Очень интересный напиток, надо будет вспомнить, что же это такое.

И зачем он показал ей мьюта с телом прекрасного юноши и гладкой плоской поверхностью вместо лица.

Такое не демонстрируют просто так, первому встречному.

Ниула откинулась на пахнущие дорогими благовониями подушки. Достаточно ли откровенна я была с ним?

Решила, да, вполне. Тем более, она, действительно, ничего не скрывала.

Всегда предпочитала простоту и прямодушие.

В них никто не верит.

– Я не буду утомлять вас историей магии и подробностями легенд, что ходят о любом знающем. Думаю, вы осведомлены не хуже, а то и лучше меня. Что именно вы хотите знать?

– Что говорят Свитки Итилора?

– Ничего, с того дня, как произошло жертвоприношение, ни-че-го, – отщипнула виноградину, как шаловливая девчонка, кинула в рот, прожевала, – узор вероятностей настолько спутан, что свитки совершенно бесполезны.

– Я знаю, что один из магов погиб в то же время, когда появился Белоголовый.

– Да. Ла Грис. Погиб вместе с охраной. Ноддскими наёмниками, между прочим.

Нажар лишь отмахнулся,

– Вы сами понимаете, для Белоголового даже сотня ноддских наёмников, мелкая помеха, не более, а этих было скольок? Человек пять, он их даже не заметил.

– Что, что ещё? Говорите что думаете. рассуждайте. Эрион отрезан, у меня нет новостей оттуда. Подозреваю, что скоро мы потеряе и всю провинцию. Как поступят маги?

Ниула повертела свой кубок, протярнула Форрошу,

– Будьте любезны, налейте ещё этого чудесного вина.

Охладив бокал прикосновением пальцев, отпила глоток.

– Ваше пресосвященство, если вы думаете, что венадцать магов это какая-то организация, цех, гильдия, то глубоко заблуждаетесь. если уж сравнивать, то мы, скорее, жертвы кораблекрушения, которые нашли сундук с вещами, которые помогают выживать. Мы можем ненавидеть друг друга, но вынужденно сотрудничать.

– Правда, сейчас, – она помолчала, покачала бокал, – похоже, сейчас кто-то решил, что наши пути расходятся. Я точно знаю, что погиб Альбер. Маленький самодовольный, но очень умный крысёныш. Покушались и на меня, и сделал это Тимор, думаю, вы и о нем слышали.

Нажар нетерпеливо повёл подбородком,

– Рассуждайте. Говорите всё, всё сказанное останется в этой комнате.

разумеется, нет, подумала Ниула,

– Конечно, ваше преосвященство. Да, вы же знаете, что далеко не все мы живём в Эрионе? Серебряноглазый толстячок Лим. Трусоват, изучает магию земли, прекрасно умеет создавать иллюзии. Сам ни во что вмешиваться не будет. Бреннан. Прямодушен, жесток, аскетичен. Ценит чистое знание. Понятия не имею, на чьей стороне он может выступить. И, кстати. о каких сторонах и какой ситуации мы говорим?

– Продолжайте, сейчас это неважно.

– Дочь Цветов. Элиа. Злопамятна, тщеславна, прекрасно умеет использовать всё, что связано с растениями. Излишне расчётлива. Будет ждать самого выгодного предложения и до последнего колебаться. Варт – повелитель железа. Скорее всего, он просто затворится в своем Железном Замке и будет смотреть, как рушится мир. Или, возрождается. Ему просто интересно, как можно будет применить железо.

Форрош хмыкнул,

– Я его понимаю. Пожалуй, мы можем спеться.

Ниула отсалютовала ему бокалом,

– Югге. Ничего не могу о нем сказать. Разве что, он не человек.

– Даже, так? – удивлённо поднял бровь архиепископ, – это очень интересно, у меня не было таких сведений.

Ниула не стала уточнять, что и сама этого точно не знает. Неважно, она привыкла доверять своим ощущениям, а Югге всегда казался нелюдью.

Нажар расспросил обо всех. Слушал, коротко хмыкал, задавал короткие точные вопросы. Ниула отвечала неторопливо, тянула вино, посматривала на Форроша, который тихо сидел в углу и что-то набрасывал угольным карандашом в маленьком альбоме для набросков, который незаметно достал из своей сумки. Ведьма обратила внимание на потёртую истрёпанную кожу переплёта. Альбом явно был давним спутником агента архиепископа.

Да, на него, и правда, работают интересные люди.

Вспоминая разговор, Ниула всё думала, что же именно хотел узнать архиепископ.

Она постучала тонкими пльчиками по гладкой коже сиденья.

Похоже, его преосвященство выясняет, кто может стать его союзником.

Вот, только, союзником в чём?

Степи. Место падения "Парящего"

Штормер вскочил, поморщился от боли в ноге, ожог хоть и поджил, но двигаться всё ещё было больно. Особенно, если резко двигаться.

Гудели корабельные колокола, рявкал боцман, топали тяжёлые матросские башмаки.

Опираясь на трость, Штормер захромал к двери. Колокола могли звенеть только, если дозорные увидели явную опасность. Или, воздушный корабль.

Неужели… Штормер не позволял себе надеяться. Слишком давно он был старпомом на «Парящем», в кровь и плоть его вошел Устав экипажа летающего города. Всегда и везде небоход должен рассчитывать только на себя и свою команду.

И всё же, всё же…

Короткий стук в дверь и тут же в дверном проеме возник вестовой.

– Мастер Штормер, на горизонте замечен корабль, заходит с заката!

– Опознать удалось?

– Никак нет!

– Что ж так, а? – пробурчал Штормер.

Вестовой позволил себе стать «вольно» и даже чуть развести руками. Знал что старпом не любит излишнюю официальность.

– Далеко было, да и солнце как раз садится…

Штормер только вздохнул. Купола наблюдательных пунктов, где были установлены мощные зрительные трубы, нападавшие уничтожили в первую очередь. Для главного даже воздушной лодки не пожалели, обрушили прямо на купол.

Небоходу стоило только закрыть глаза, и он видел, как из тьмы прямо в красные огненные языки, валится чёрная туша летающей лодки. С жутким визгом – будто демон умирает – съезжает по неимоверно прочному хрусталю, изготовленного Древними, и на месте купола вспухает оранжевый шар. Его огненной ярости купол не пережил.

Штормер ходил туда, трогал рукой скользкие зеленоватые потёки, удивлялся, что они тёплые, будто под застывшим стеклом спит кто-то живой. Но никого живого там не было. Старпом мог только молиться Звёздному Кормчему, чтобы они умерли быстро, испарились в огненном шаре.

Но той ночью он о них не думал. Тогда его заполняло холодное бешенство, которым он задавил страх. Когда увидел мёртвого капитана, когда мчался через погибающий город, падая, когда он содрогался от толчков двигателей, которыми никто не управлял, уворачивался от падающих балок – он копил его в себе.

Люди видели его форму и вставали рядом. Чтобы выжить.

Они выжили. Хвала Кормчему, они наткнулись на выживших из отдыхавшей смены и звено охранников Сердца Города, хорошо тренированных, хоть и растерявшихся без командира, парней.

Штормер безжалостно бросил их вперед, приказав убивать всех, кто покажется подозрительным. Быстро осмотрел остальных – пятеро мужиков. Селяне… С ними трое баб, детвора, мальчишки лет по десять.

На соседней улице кричали коротко и страшно. Там убивали.

Взревело пламя, но быстро стихло, лишь трещали стены домов и лопалась черепица. И уходили драгоценные мгновения.

Ткнул пальцем в двух мужиков покрепче. Боятся, но хоть какое-то дреколье в руках держат.

– Ты и ты, вперед, за теми в синих куртках. Остальные за мной.

Парни из охраны не подвели, взяли в кольцо клинков троих налётчиков, налетевших из проулка. И дали Штормеру проскочить мимо.

Об одном молил тогда Штормер Звёздного Кормчего. Убереги от нечестивых Хранителей Сердца Города.

Не допусти, чтоб попали они в руки тех, кто осквернил город.

А если решит Кормчий испытать детей своих, ибо неведомы смертным маршруты его, пусть хватит Хранителям решимости исполнить то, что велит Кодекс и лишить себя правых рук и глаз, дабы не удалось нечестивым овладеть силами Сердца Города.

Кормчий был милостив, Хранители выжили.

Выжили и переселенцы.

Штормер ходил, вглядывался в трупы, залезал в развалины домов – и всё яснее понимал, что не нападавшим нужны были не пассажиры. Хотя, среди них было несколько купцов, богатых настолько, что путешествовали они инкогнито, и каждого сопровождали отлично выученные теллохранители.

Глядя, как толстый одышливый Свами Саватар плачет над телом смуглого остролицего мечника, как бережно складывет ему руки на груди – обязательно правая поверх левой, левая должна сжимать родовой кинжал, Штормер думал, что не случись этих купцов и их охраны, или же, струсь купцы, прикажи им запереться и охранять господ, и всё могло сложиться иначе.

Но купцы, хоть и кутили с того дня, как сняли на троих домик на тихой улочке, оказались мужиками не робкими. И, когда охрана купола управления легла уже пости вся – подоспели и врубились в нападавших с тыла.

Снова вскипела кровавая каша… всё это Штормер узнал много позже, а тогда он с холодным любопытством следил, как вспыхивают и гаснут один за другим магические огни на Алтаре Управления. Так же холодно и трезво он повторял Великую Молитву на избегание Катастрофы. И, следуя ходу её, передвигал указанные в молитве рычаги, сдвигал штурвалы, щёлкал костяными переключателями.

И всё время смотрел на центр алтаря, на Великий Указатель Горизонта.

Божественная линия, что указывала положение города относительно поверхности земли, колебалась, но не уходила в красные отклонения, означавшие катастрофу.

Видимо Кормчий решил, что испытаний достаточно. Штормеру удалось удержать город в небе и даже посадить его.

Выжившие необходим пробирались к запасному пункту управления, как то и приписывал Великий Кодекс, и насмерть встали у его ворот. Они поступили как должно погибли, но защитили Хранителей Сердца и того, кто за штурвалом.

До сих пор душа Штормера наполнялась благоговейным ужасом и восторгом, когда он вспоминал, как вёл пылающий город сквозь ночь, слушая рёв пламени и крики умирающих.

Он сумел вывести город к предгорьям и опустил его посреди степи, как можно ближе к горам – второй его заботой были пассажиры.

Великий Кодекс предписывал делать все, что можно для сохранения их жизней, если только это не грозило Сердцу.

В горах у них была хоть и призрачная, возможность спастись.

Он услышал, почувствовал нутром, как содрогнулась земля, когда гигантская туша города опустилась на степь.

И двинул на себя неприметный рычаг, расположение которого знал лишь капитан, и он.

Штормер и сам не знал, как именно, но рычаг этот отсылал весть о том, что с "Парящим"стряслась беда.

___***___

Значит, весть дошла до Больших Мастерских, думал небоход, глядя на летающую лодку, на бортах которой развернули полотнища с эмблемой гильдии Небесных Мастеров.

Лодка сделала круг над городами.

Над тем, что осталось от города, с болью подумал Штормер.

Он смотрел, как его, да, теперь, его, матросы поднимают на мачтах сигнальные флаги, извещающие экипаж лодки, что город по-прежнему во власти Экипажа и завет Звёздного Кормчего исполняется.

Лодка села на центральной городской площади, её Штормер приказал очистить в первую очередь, бесшумно откинулась часть обшивки, выпуская из нутра небесного корабля настороженных, поводящих стволами оружия древних, штурмовиков со знаками Больших Мастерских на шлемах.

Штормер вышел навстречу, вытянулся, расправив плечи, как того требовал Устав Небохода.

Лицо его было бесстрастно, хотя, сердце бешено колотилось, в груди рос холодный ком....

Штормер сглотнул, надеясь, что этого никто не заметит.

Он знал, что предвещает появление штурмовиков.

В глубине тёмного проема колыхнулись тени.

На сходни ступил Ремонтник.

Штормер впервые видел так близко настоящего Ремонтника, по Уставу с ними общались только капитаны и старшие механики. Но и капитан, и механик ныне лежали в ледяных сркофагах в глубине города, рядом с Сердцем.

С высоты своего гигантского роста Ремонтник обводил взглядом город. Мазнул взглядом по руинам жилых кварталов, остановился на миг, всмотрелся в почерневшие зубья, оставшиеся от купола управления. Движением, от которого к горлу Штормера подступила тошнота, по-совиному повернул голову назад, и – голова совершила полный круг – снова всмотрелся в город.

Лишь после этого перевел взгляд неподвижных прозрачных глаз на Штормера.

Небоход был не в силах оторвать от него взгляд, даже если бы захотел. Светло-коричневый плащ ремонтника полностью скрывал тело, полы его, тихо шурша, мели дерево сходен. На широких манжетах поблёскивали золотые знаки Бесконечности, Штормер знал, чт они сиволизируют вечное возвращение того, что должно служить к службе.

Острые кончики воротника сходились точно под острым подбородком серо-голубоватого лица. В череп ремонтника уходили две полупрозрачные трубки, по которым пульсировала травянисто зеленая жидкость. Трубки медленно пульсировали, отчего казалось, что к Ремонтнику присосались гигантские черви.

Впрочем, может так оно и есть, – подумал некстати небоход, но тут же прогнал непрошеную мысль.

– Это ты посадил город? – голос Ремонтника был неожиданно глубок и мягок. Неужели. в нем действителньо звучат сочувствие и интерес?

Штормер не разрешил себе венрить в это.

Лишь сделал короткий шаг вперед и коротко поклонился,

– Это заслуга всех, кто следует пути Звёздного Кормчего, как и велит Устав.

– Что ж, это хороший ответ, – неимоверно длинная рука вытянулась, бескостные, но могучие, будто рычаги гигантской машины, пальцы сомкнулись на плече Штормера.

– Но сейчас мы с тобой, небоход, должны найти ответ на главный вопрос.

Штормер молчал. Пусть ремонтник сам произнесет это, и тем вовлечет в происходящее все силы Больших Мастерских, а не только Капитанов.

И Ремонтник сказал,

– Нам надо узнать, зачем они напали на город. И представляет ли нападение угрозу для Больших Мастерских.

Веди меня к мёртвому капитану.

У дверей зала, в который перенесли погибшего капитана и тела других погибших, Ремонтник остановил Штормера. развернулся к нему всем телом, положил на грудь широкую нечеловечески горячую ладонь,

– Дальше вам нельзя. Ждите. Я выйду, и мы будем говорить.

По бокам двери встали два штурмовика. Остальным Ремонтник приказал оставаться возле лодки.

Рядом на лавку присел Свами Саватар. Повздыхал, заелозил по лавке, придвинулся.

Штормер уже знал, о чем спросит купец. И не знал, что ответить. Прибытие Ремонника всё меняло.

– Господин капитан, вы бы это, – склонившись к уху Штормера зашептал купец, – спросили у, ну… у того, – Свами украдкой кивнул на закрытую дверь, – что с пассажирами то дальше будет. Ну с нами, вот. Мы ж честную цену заплатили.

Из-за двери раздался очень спокойный негромкий голос капитана.

Купец икнул, посерел и с неожиданной прытью исчез.

Штормер прислушался.

Капитан говорил очень спокойно, чуть медленнее чем обычно, иногда замолкал. А, вот, голоса Ремонника не слышалось.

Мёртвый капитан всё говорил и говорил, и Штормер, вдруг, понял, что у него стекленеют глаза и отвисает челюсть. Навалилась тяжёлая сонливость, всё вокруг казалось неважным. Жалко было штурмовиков в тяжёлых доспехах и жароких шлемах.

Неужели, они не хотят хоть немного поспать?

Мысль эта отчего-то встревожила Штормера, он посмотрел на штурмовиков – те стояли неподвижно, уставившись бессмысленными глазами в никуда. Слушали, как и он голоса.

Голоса?!

Штормер прислушался сквозь дремоту.

Да, кроме голоса капитана слышался ещё чей-то. Незнакомый голос, который говорил странные незнакомые слова.

Что было дальше, старпом и сам не очень хорошо понимал и помнил. Он струдом поднялся, на подгибающихся ногах добрёл до двери и ударил в неё всем телом.

Ввалился в зал – тёмный, полный медленных теней, сумрака и покоя.

Ремонтник стоял в глубине холодного полутёмного зала. Он склонился над телом одного из убитых налётчиков. Лишь сейчас Штормер сообразил, что их тела тоже перетащили в зал – где их ещё хранить, чтобы не воняли?. Трубки, исходившие из головы Ремонтника, сейчас червями присосались к глазам мертвеца.

Но не это было страшно.

Мертвец сидел, улыбался, и говорил.

Ремонтник раскачивался в такт непонятным словам, и руки его летали над пультом, который он извлёк из складок своего плаща.

Не понимая, что делает, не давая себе и мига на раздумье, Штормер запустил подвернувшуюся под руку тяжелую глиняную кружку прямо в голову мертвеца.

Мертвец дёрнулся и загудел.

Ремонтник резко выпрямился, шланги змеями взвились над его головой и нырнули под воротник плаща.

Великан неуловимым движением достал оружие древних, казавшееся несоразмерно маленьким в его руке, направил короткий широкий ствол на труп. Резко хлопнуло, серая голова исчезла в серо-кровавом облачке.

Тело мягко упало со стола.

Штормер обессиленно привалился к двери.

Ноги не держали.

___***___

Ремонтник ходил по «Парящему» три дня.

Что произошло там, в зале, во что превратился мертвец, он так и не сказал.

Лишь молча вручил Штормеру погоны капитана, отвел его в центр управления, где возложил его ладонь на шар Главной Управляющей Машины, и накрыл своей рукой.

Шар налился успокаивающим зеленым светом, принимая нового капитана.

– Теперь ты допущен ко всем Таинствам Капитанов, и вскоре постигнешь их, – задумчиво проговорил ремонтник.

– Что будет с городом? Что делать с пассажирами?

Ремонтник помолчал. Он смотрел на вечернюю степь, но, казалось, видел что-то совсем иное.

– Вскорости мы пришлем летающие корабли и заберем купцов. Переселенцы же пусть устраиваются вокруг города. И защищают его даже ценой собственной жизни. Увы, но Небесные Карты пришли в негодность и неведомы ныне маршруты Звёздного Кормчего.

Наутро его летающая лодка растаяла в золотом рассвете.

А в святилище Сердца Города остались трое Хранителей Сердца, погруженные Ремонтником в глубокий молитвенный экстаз Сохранения Ритма.

И – четверо штурмовиков для охраны Сердца.

О том, что же произошло в зале, Ремонтник так и не сказал ни слова.

Глава 3. Следите за окружающим

Тринта. Горан.

Стены узкого коридора давили. тёмный серый камень, будто оживлённый колдовской силой, сам цеплялся за грубую кожу куртки, сковывал движения. Пот заливал лицо, Горан едва успевал отбивать удары. Правда, и нападавшим это мешало не меньше, а то и больше. Что, особо не развернёшься? – злорадно подумал Горан. .

Вот кто-то попробовал уколоть не подшаге, Горан лёгким движением, самым кончиком сабли, сбил удар, ушел чуть в сторону и пнул каблуком выставленную ногу. Там где колыхались факелы взвыли от боли, ногу убрали.

Горан уже не различал лиц, не считал, сколько их. Лишь короткими экономными движениями отбивался и мечтал, чтобы в правой руке у него был верный горский боевой нож. тот самый, при виде которого надушенные равнинные хлыщи морщили носики и гнусавили о варварской грубости.

Правильно гнусавили то – совершенную чуть изогнутую форму клинок горского ножа приобрёл ещё в те времена, когда предки хлыщей в своих лесах творили непотребства с медведицами, или кто там у них ещё водился…

Горан ухмыльнулся – раз мысли его понеслись вот так, значит, скоро духи, что ведут его род по тропам и перевалам времени, подхватят и его и направят его руку.

Ему стало совершенно всё равно, что будет дальше, и он заорал так, что эхо ошалело заметалось под низкими сводами, – Кровь богам! Честь предкам!

По-змеиному изогнувшись, он пропустил над собой клинки и рубанул нападавших по ногам.

Лишь в последний миг, вспомнив наказ капитана, развернул клинок.

Крайний слева споткнулся, упал, тот что наседал следом, подался вперед, не успев остановиться, и Горан тут же с наслаждением рубанул его по шлему.

Зазвенело почище колоколов большого собора.

Человек схватился за голову и со стоном повалился на колени.

Ещё один выбыл. Добивать, правда, некогда.

Однако. тот что справа оказался парнем не промах и уже атаковал плечо Горана.

Лейтенант едва успел опустить плечо и развернуть назад, пропуская клинок впритирку.

Проклятье!

Противник не попытался уколоть еще раз.

Вместо этого двинул Горана кулаком в грудь. Лейтенанта мотнуло, воздух со всхлипом вышел из лёгких. Не раздумывая, он откинулся назад, перекатился через голову и тут же из растянутой стойки "ласка охотится"выбросил саблю в длинном выпаде. Противник, однако, не попался на укол, отбил клинок и почти достал обратным уколом сверху-сбоку.

Лишь сейчас Горан заметил, что его постепенно оттеснили в самый конец коридора. А, перекатываясь, он влетел в вытянутый овальный зал, колонны которого подпирали сводчатый потолок.

Теперь попробуют окружить, прикинул Горан, но, хоть, света подольше, вон, меж колоннами парят, покачиваясь, колдовские летающие лампы. Что тоже неплохо, эти светильники не любят боевую магию, могут взорваться и задеть того, кто сплёл заклинание.

Однако, из коридора танцующим б о е в ы м шагом вышел лишь один противник. лица под маской не видать, куртка и свободные брюки чёрно-серые, руки в боевых перчатках со стальными накладками на ладонь и фаланги. Вот почему удар такой силы получился.

Нападавший медленно поднял саблю, коснулся клинком лба, приветствуя Горана, как равного.

Горан только пот со лба отёр,

– Вот, только, без этих танцулек…

И встал в защитную позицию.

Ему надо – пусть он и приходит.

Обманчиво плавное текучее движение, и чёрно-серый пятнистый человек уже рядом, его сабля плетёт смертельное кружево, выискивает малейшую щель в защите.

А Горан устал, он так устал…

Чтобы отбить удары, парировать уколы приходится делать движения все более размашистыми, руки уже не справляются, а каждый такой взмах – это открытое тело. Пусть на миг, но – и чёрно-серый человек углядел, ударил, когда Горан широким движением попробовал увести саблю в сторону. Горан неуловимым движением ушел в сторону и коротко пнул противника каблуком под колено.

Удар бросил человека в маске на колено, он отчаянно пытался закрыться, но клинок Горана уже опускался на незащищённую шею.

Господа! Слушайте и исполняйте!

Между колоннами быстрым, но исполненным достоинства – того достоинства, что даёт ощущение собственной важности, его обожают дворцовые слуги и мелкие дворянчики на третьестепенных должностях – шел высокий, затянутый в красную дворцовую ливрею, человек с лошадиным землистым лицом.

Горан выдохнул, протянул руку противнику,

– В этот раз ты меня едва не достал.

Противник стянул маску, скомкал, вытер вспотевшее лицо,

– Ну в конце-концов это ты меня едва не зарубил.

– Все потому, что ты слишком надеешься на клинок, друг мой Томаш, и забываешь что драться можно не только им.

– Это вы, дикие горцы, дерётесь как варвары! Варвары и есть!, – Томаш махнул рукой.

Кому-нибудь другому Горан такое не спустил бы, но Томаш был своим – и не потому, что знатного рода, а потому, что вместе не один раз дрались, куролесили и прикрывали друг другу спину. Почти как с Золтаном. Кстати, интересно, как там Золтан со своим заданием справился?

– Кто из вас господин лейтенант, называемый Гораном из Долины Сеницветов?

– Это я, скороход, – Горан расплылся в искренней улыбке, – и я искренне надеюсь, что мне просто послышалось неуважение в твоём голосе, когда ты упомянул моё родовое имя. Правда же, показалось?

В голосе его было столько неподдельной надежды, что придворный посерел ещё больше, и молча закивал.

– Это очень хорошо. Что же за важное дело заставило вас прервать тренировку офицеров тяжелой пехоты Его императорского Величества?

– Вас ждут в канцелярии двора Его Императорского Величества, – произнося это, гонец высоко задрал подбородок, к нему вернулась важность, удалось расправить грудь и выглядеть, как и надлежит выглядеть посланцу такой могущественной инстанции, как Канцелярия Императора.

– И по какому же делу меня вызывают?

– Мне велено передать лишь то, что я уже передал. И то, что прибыть надлежит немедля, – с нескрываемым злорадством ответил гонец, и дёрнул подбородком, обозначая поклон, – Слушайте и исполняйте!

___***___

Каждый раз, подходя ко дворцу, Горан задирал голову и долго смотрел на нависающие над городом башни. И каждый раз у лейтенанта кружилась голова. Хоть и считал он себя человеком не робкого десятка, а становилось не по себе. Не по-людски дворец был устроен, не могли башни, исходя из одного гигантского ствола, расходиться в стороны, изгибаясь, будто шеи сказочного многоглавого дракона, о котором рассказывали ему перед сном сказки бабушки да кормилицы.

Тогда маленький Горан не пугался. Наоборот, сладко замирало сердце, когда он представлял себя сказочным богатырем, что волшебным мечом снесет головы чудовища и спасет селения от потоков ядовитой крови, приказав богатырскому своему коню ударить копытами и пробить колодец до сердцевины земли, куда и уйдёт черная кровь.

А, вот, башни дворца пугали.

Поскольку держались они неведомым колдовством и в столице поговаривали, что и и сами маги Императорской Академии тайну этого колдовства забыли.

Сегодня ему было не до того.

Вызова во дворец он ждал с того момента, как они с Золтаном, убедившись, что Ниула удобно устроилась в небольшом особнячке, который, оказалось, она как-то давно, по случаю, прикупила в столице .... тут Золтан саркастически хмыкнул, а Горан откашлялся, так, вот, как они отправились в штаб тяжёлой имперской пехоты, располагавшийся через два квартала от дворца. Здание штаба примыкало к вытянутому массивному прямоугольнику казармы, сложенного из дикого камня.

Ещё по дороге они с Золтаном долго обсуждали, как объяснить штабным своё появление. В конце концов, решили говорить почти правду – оказались отрезанными от казарм полка, поскольку находились не в расположении, были свободны от службы, решили доставить сведения о возможном захвате города, поскольку видели признаки оного, и решили в бой с вероятно превосходящими силами противника не вступать, как и надлежит «теням»

Шито, конечно, было белыми нитками, однако, лейтенанты тут же перешли к самой важной части – Ниуле, которую они вывезли из Эриона дабы представить пред недремлющее ока имперской разведки! Тут они вытянулись по стойке смирно и принялись пожирать глазами начальство.

А, поскольку начальство их имело прямое отношение к той самой имперской разведке, то, устало откинувшись в кресле, приказало не валять дурака и присаживаться.

Говорили лейтенанты с господином полковником недолго, но он вытряс из них всё, что можно, пообещал, что с госпожой Ниулой поговорит сам, и выдал бумагу о переводе в резерв охраны замка его Императорского величества. Пока – без определения обязанностей.

Заставил их прочитать эту фразу и, молча, поднял бровь. Мол, понятно, что к чему?

Горан и Золтан были парнями неглупыми и всё поняли. В конце концов, на то они и «тени». Которых, кстати, в Тринте, официально, вообще, быть не должно.

Так, с чего же этот вызов?

Впрочем, Горан особо не переживал и голову себе не забивал.

Придёт время – скажут сами.

В гигантской полутёмной прихожей пришлось ждать.

Наконец, он предстал перед очередной канцелярской крысой в мундире, высокомерно процедил имя, звание и замолчал. Пусть сами ищут.

Делопроизводитель, однако, ничего искать не стал, лишь показал пером на неприметную дверь слева от своей конторки.

Вот, это было уже интересно, дверку эту он, оказывается, раньше и не видел. Хотя, был в Канцелярии не впервые.

Значит, отводили от неё глаза, как и от многого в замке.

А сейчас почему-то разрешили увидеть.

___***___

Комнатёнка оказалась маленькой, захламлённой, стояли в ней колченогие стулья, изрезанный стол, будто из таверны его притащили, в углу прислонился к стене светильник, в каких зажигают волшебные свечи в церквях Матери Мира. Окон лейтенант не увидел, тусклый свет исходил от колдовского шара, висящего в центре низкого давящего потолка.

Впрочем, прежде всего Горан замелил человека, который сидел на одном из стульев, положив ноги в армейских сапогах на изрезанную столешницу. Посмотрев на серо-стальной мундир полковничий родного полка вытянулся и застыл, как и надлежит согласно устава, вперив взгляд в пространство перед собой.

– Лейтенант, вы знаете, кто я?

– Так точно, ваше преосвященство!

– Вольно, лейтенант. Садитесь, – архиепископ толкнул ногой один из стульев к Горану.

Лейтенант осторожно сел, проверил. Вроде, не шатается и не рассыпается.

– Как думаете, лейтенант, зачем я вас вызвал? И, обращайтесь ко мне "господин полковник". Я действительно полковник вашего славного полка и имею прямое отношение к тому подразделению, в котором вы служите.

Горан счел за лучшее не говорить о том, что давно это знает.

Впрочем, подумал лейтенант, скорее всего, такой хитрый лис, как Нажар, и это прекрасно понимает и сказал просто, чтобы посмотреть, как я себя поведу.

Изображать туповатого служаку, или показать, что я не совсем простак, которого держат только за то, что хорошо с клинками управляюсь?

– Думаю, господин полковник, из-за моей связи с госпожой Ниулой.

Сказал, и замолчал.

Молчал и Нажар, задумчиво выбивал замысловатый ритм на столешнице, рассеянно смотрел на шар под потолком.

– И что же мне от вас требуется, господин немногословный лейтенант?

– Не могу знать, господин полковник!

– Предположите, – теперь Нажар смотрел на Горана с весёлым интересом.

Горан позволил себе пожать плечами,

– Видимо, негласное наблюдение и доклад в случае, если я замечу нечто, что может заинтересовать господина полковника.

– Лейтенант, вы явно неглупый человек… Как думаете, господа Ниула в состоянии узнать, что за ней наблюдает обычный человек?

Горан решил, что вопрос этот ответа не требует.

– Это вы правильно молчите. Я буду удивлён, если она уже не просчитала и этот наш разговор.

Он вытянул ноги, закачался на задних ножках стула.

Горан зачарованно смотрел на хлипкие ножки.

И чуть не вздрогнул, когда Нажар резко подался вперед и передние ножки сухо и мрачно стукнули в пол. Словно пасть горного людоеда щёлкнула.

– Поэтому, вы должны следить за тем, чтобы с головы госпожи Ниулы ни единый волос не упал. Наблюдать вы должны за своим окружением. И, тут вы правы, если почуете хоть что-то что покажется вам подозрительным, или просто необычным, доложите мне. На рыбном рынке найдёте лавку с вывеской, на которой нарисован морской зверь с восемью щупальцами, разрывающий огромную рыбу. Хозяин лавки – эфип, так что не перепутаете. Спросите его, нет ли свежей ледяной рыбки горячего копчения. Три с половиной штучки нужны. Так слово с влово и спросите. Он ответит, что ледянк никто никогда не коптит. Вежливо извинитесь и уйдёте. С вами свяжутся. Повторите.

Горан повторил. Слово в слово.

– Прекрасно, лейтенант. Идите.

Горан щёлкнул каблуками, развернулся. Уже, когда взялся за ручку, в спину раздалось,

– Да. И не вздумайте ничего у него покупать. Цены совершенно нечеловеческие.

Эрион. Время змеиных свадеб

Исчислитель закрывал глаза и видел сплетающиеся тела. Тёплые, гладкие, нежно-желтоватые у юных дев, коричневые, подобно высохшей на жарком солнце, глине, у мужей. Слышал шепчущие голоса, томные зовы, представлял, как открывает свой разум разумам своего гнезда и сливается с ними в экстазе, который и представить себе не могут младшие расы.

Это помогало уходить из реальности, которая становилась всё более затруднительной, непредсказуемой, и потому вызывала у Исчислителя неудобство. Досадно было уже то, что ему не удалось ускользнуть, когда летающие корабли тех, кого все без исключения посчитали императорской гвардией, присланной для укрепления гарнизона, выпустили из трюмов хорошо подготовленных мятежников.

Исчислитель даже зашипел от досады – они, действительно, были имерскими гвардейцами, полковник Ингвар считался одним из наиболее способных офицеров, к нему присматривались. Об этом Исчислителю не раз говорили те питомцы родного гнезда, что жили в Императорском Дворце.

Раздвоенный язык исчислителя беспокойно ощупал холодный влажный воздух. Как же они просмотрели такой вариант развития событий. Он ломал все их планы, ставил под угрозу само существование расы нагов.

Наг замер, позволяя промелькнуть перед внутренним взором варианты будущего, которые оформились в его могучем сознании. И – отогнал их. Все они были хрупкими, как первый осенний лёд, в них не было логики.

И это заставляло его чувствовать непривычную беспомощность.

Бесшумно открылась дверь, в проеме появились молчаливые воины – они так же носили форму и доспехи императорской гвардии. Но сняли плюмажи со шлемов и знаки с рукавов курток. Вместо них грубыми мужскими стежками была вышита руна «Иса».

Руна льда пугала Исчислителя.

А бояться он не умел, поскольку человеком не был.

___***____

Его вели в главное здание дворца наместника, и Исчислитель отрешенно вдыхал прохладный свежий воздух, горьковатый, напоенный последними вздохами опадающих листьев. Он смотрел на огненные верхушки деревьев и восхищался сложнейшей невыразимой человеческими словами математической красотой их очертаний.

Сегодня листья не шептали – хрустели и потрескивали, прихваченные нежданным морозцем. Наг стрельнул языком, попробовал воздух. Воздух был холодным, каким он никогда не помнил воздух Эриона. А в небе вместо тяжёлых набухающих тяжёлыми дождями туч, ползли медленные серо-стальные облака, какие бывают в северных краях.

Исчислитель попробовал осмыслить новое знание, сложить с тем, что было известно ранее, и невольно выпрямился.

Это было очень плохое знание.

В спину легонько ткнули тупыам концом копья, и наг быстрее заскользил по дорожке.

Песок под короткими. расходящимися над самыми ступнями, ногами нага был мокрым и холодным.

___***___

Исчислитель не сразу узнал человека в простой стёганой серой куртке-поддоспешнике, сидевшем за столом наместника в зале, где высокородный Градинор еще недавно предпочитал заниматься послеобеденными делами. Исчислитель бросил взгляд в огромное окно – сад почернел, скрученные нежданным морозом листья сухо шуршали, катились по тропинкам, пытаясь спрятаться от порывов ветра.

Человек за столом ждал.

Молча махнул рукой, отпуская охрану.

Встал.

Кажется, он стал выше ростом, и раньше широкие плечи расправились, будто человек сбросил груз прожитых лет. Борода стала не пего-седой, как тогда, когда купец Фродд пришел по вызову наместника, а снежно-серебряной, такими же стали и волосы, перехваченные простым серебряным обручем со вставками голубовато-льдистых неведомых камней.

Лицо отвердело, глаза ушли глубже в глазницы, и, показалось, нагу, светились собственным холодным светом.

Фродд подошел вплотную,

– Ты будешь говорить со мной, змей, – слова падали медленно и бесстрастно. Он не спрашивал, говорил очевидное. И в словах этих была сила, которую узнал не сам исчислитель, а древняя часть его памяти, в которой хранилось всё, что когда-либо происходило с его предками.

– Я буду говорить с тобой, тот, кого я называл человек Фродд. Как мне называть тебя теперь?

– Это неважно. Важно, что ты мне скажешь. расскажи, что вы, змеи, видите в будущем? Как будет вращаться Колесо Мира? Прочно ли держит в зубах свой хвост Мировой Змей?

– Ты знаешь многое, Безымянный и задаешь вопросы так, как их задают Ищущие Пути. Тогда, ты должен знать, как надлежит вести беседу.

Фродд подошел к двери, что-то коротко бросил и почти тут же вернулся к столу с подносом. Исчислитель ощупал языком воздух.

Ах, тёплое молоко и свежий, сваренный в молоке рис. И яйца. Как давно он не ел птичьих яиц.

Себе Фродд налил чистой воды в простую деревянную чашу.

Наг чинно отпил молока, вытянул, пробив скорлупу, три яйца и сложил руки на груди.

– Я готов говорить.

– Тогда, говори.

Исчислитель говорил медленно, подбирая понятные и однозначные слова. Слишком многое для народа нагов зависело от этого разговора.

Он говорил об изменившемся рисунке мира и сплетении сил, которое пока не могут считать даже в Гнезде. О том, что империя гибнет, но мало кто в ней это понимает, поскольку, она кажется незыблемой, но теперь все может измениться.

Об Императрице, что не может дать наследника, и вырождении Высокородных. О новом тёмном культе, что наверняка уже гнездится в сердце империи, и выжидающих Великих Магах, среди которых нет единства.

Сероглазый человек слушал, лицо его скрывали тени, лишь светились неярким, как зимнее утро, светом его глаза.

И чем дольше говорил Исчислитель, тем яснее понимал, что все его слова – пустота. Что исчисления разбиваются, предсказания теряют смысл, поскольку во всех них есть одна ошибка, меняющая всё.

Все они считают купца Фродда – человеком.

Исчислитель замолчал.

Сероглазый человек подался вперед и тихо попросил,

– А теперь расскажи мне то, что ты не рассказывал высокородному Градинору.

___***___

– Что сказал тебе змей?

Фродд медленно поднял голову, выходя из задумчивости. В дверях стоял Ингвар.

Фродд слегка улыбнулся, пошёл ему навстречу, раскрывая объятья.

– Прости, я задумался. Однако, как и в молодые годы, ты единственный, кому удается подкрасться ко мне незаметно, – обняв старого товарища, он похлопал его по спине. Как всегда, в кольчуге, скрытой под такой же серой стёганой курткой, как у самого Фродда.

Ингвар внимательно всматривался в лицо купца.

Да, полно, купец исчез.

За те недолгие недели, что прошли с захвата города, Фродд изменился, столь же стремительно, сколь и неуловимо.

Для тех, кто его не знал.

Ингвар же подмечал каждое изменение, и они радовали, но и тревожили его. И, потому, он чувствовал себя неуютно. Воспитанный в строгих обычаях ноддов, Ингвар терпеть не мог того, что не понимал. А причину тревоги он понять никак не мог.

– Ты задумался, мой конунг, значит, твои думы были глубоки и полезны, – Ингвар был не только хорошим воином. Десятилетиями он служил Империи, где умело сказанное слово часто значило больше, чем остро отточенный клинок и разило столь же смертоносно.

– Садись. Мы будем говорить.

Фродд вытянул ноги, откинулся на стуле.

Ингвар осторожно уселся на стул по другую сторону стола. Осмотрел огромный зал, неодобрительно посмотрел в окно от пола до сводчатого потолка – боги, неудивительно, что его люди захватили город в считанные часы. Серьезное сопротивление оказали лишь два взвола тяжелой пехоты, и то, только потому, что возвращались с учений и увидели, как люди Ингвара режут дворцовую охрану.

Пехота погибла достойно.

– Змеи не могут понять, что происходит, – жёстко улыбнулся Фродд, – веками они занимались лишь тем, что подталкивали империю туда, куда нужно им, и настолько погрузились в свои игры, что просто не принимали в расчёт другие силы. Тем более, тех, кого считали тупыми северными варварами, живущими с клинка.

Он потянулся всем своим сильным телом, глаза сверкнули в полумраке,

– Кое-что они угадали, например, то, что в столице есть те, кто так же, как и мы хочет вернуть Богов Севера. Однако, Исчислитель уверяет, что сами они Высокородным об этом не говорили. Им выгодна грызня между императором и его братьями.

– А, императрица? – спросил Ингвар, – что говорят змеи о ней? Подходит ли она нам?

– Змеи думают не так, как мы. И не так, как обычные люди, – хищно улыбнулся Фродд, – потому не приняли в расчёт её древнюю кровь. Да, императрица исполнит то, что ей предначертано. И, тогда мы двинемся к Вратам, не беспокоясь о ттом, что оставляем за спиной.

И столько силы и убежденности было в его словах, что Ингвар, не раздумывая, встал и преклонил перед конунгом колени.

– Встань, друг мой. Займись приготовлениями к завтрашнему обряду. Надо показать славному городу Эриону, нашу силу и даровать им счастье.

Уже в дверях, Ингвар остановился,

– И всё же, конунг. Не стоит ли отправить людей за Северянином? Я знаю, что вы решили удалить его из города, но сейчас…, – полковник взглянул на Фродда.

Тот выпрямился в кресле,

– Не трогать. Не сметь. И не забывай, что в нем тоже течёт кровь Севера, – Фродд говорил очень спокойно, но Ингвар почувствовал холодок в затылке.

Впрочем, Фродд тут же заговорил обычным дружеским тоном,

– Его задача ещё не выполнена. Но ты прав, я удалил его, поскольку в тот момент он мог помешать. Как и порождение Машины. Эта непредсказуемая сила была здесь совсем некстати. К счастью, Тимор был достаточно убедителен.

___***___

Слабые пальцы больного солнца коснулись крыш Эриона. И, вместе с ними, над городом поплыли тяжёлые гулкие удары.

Били в гигантские барабаны, которые с вечера северные варвары устанавливали на огромной центральной площади. Там же они возводили непонятное сооружение из брёвен чёрного дерева, груз которого обнаружили на купеческих кораблях. Таскать брёвна приказали всем, кого увидели на улицах.

Кто-то отказался – его равнодушно зарубили, тело запретили убирать.

Отупевшие от холода и серой мглы горожане тупо пошли таскать брёвна.

Мерные удары стихли, и Эрион заполнил густой протяжный рёв.

На площади трубили в рога.

Рёв перекатывался по домам, лез в уши, снова заговорили барабаны, их медленный глухой бой выбивал из головы мысли, чувства, надежды и страхи, погружал в серое ничто, среди которого существовала только площадь, куда надо было идти.

И город потёк по улицам.

Шли, шаркая и оступаясь, вели детей и стариков.

Нельзя было не идти.

___***___

По углам площади возвели четыре широких помоста, в середине которых лежали огромные валуны. По углам помостов в жаровнях горели синеватые голубые огни. Кружились вокруг жаровен ноддские жрецы, развевались серо-белые одежды, плыли над площадью шёпоты, взлетали в воздух струйки сизого дыма.

Площадь заполнялась народом.

Стояли молча, смотрели.

Ждали.

На горожан внимания не обращали, им просто дозволяли быть и свидетельствовать.

Жрецы шептали и кружились, высокие светловолосые воины почтительно подавали им изогнутые ножи, те проверяли что-то, водили лезвиями в дыму, и лезвия отзывались холодным свечением.

Чернело небо над Эрионом, затихал ветер, казалось, и неумолчное море замерло, боясь нарушить то, что должно было свершиться.

Воины привели на помосты четырех обнажённых девушек с полными ужаса и ожидания глазами. Бережно положили на камни и привязали их руки и ноги крепкими ремнями, вделанными в помост.

Ласково зашептали им что-то жрецы.

Замолчали.

Взвыли трубы, и на пирамиду чёрного дерева, возвышавшуюся в центре площади, Фродд и Ингвар подняли закутанного в чёрную накидку нага.

Исчислитель медленно моргал своими желтыми глазами, внимательно смотрел по сторонам, трогал воздух раздвоенным языком.

Думал.

Голоса жрецов плыли над площадью, то чуть повышались, то делались едва слышны. Фродд встал на краю пирамиды, поднял руки. Его голос сплелся с остальными, взлетел над ними, зарокотал над площадью. Движения жрецов сделались немыслимо слаженными, теперь единое существо в четырех телах кружилось в углах площади, раскрывало четыре рта, четырьмя голосами взывая к кому-то – тому, кого звал пятый.

Или – единый. Тот что говорил голосами остальных.

Люди на площади покачивались, невнятно мычали, и бессловесный зов поднимал к тяжёлым чёрным тучам с оранжевыми животами, набухающими небесным огнём, заклятье жрецов.

Четыре ножа одновременно взлетели и опустились вместе с рукой Фродда.

Одновременно жрецы запустили руки во вспоротые животы жертв и бережно разложили у их ног внутренности. Девушки жадными глазами смотрели в небо, ожидая того, кто появится из туч и избавит их от боли, даст награду, обещанную награду.

Вознёсся над городом голос конунга, ударил в подбрюшье туч, и они отозвались.

В тучах показался проём. Колодец в радостное синее небо.

Там, высоко в небе плыли льдисто-белые замки с тонкими, уходящими куда-то в иные миры, шпилями. В голубом небе появилась золотая точка.

Она росла.

Золотые, красные, огненно-жёлтые, чёрно-зеленые гигантские перья заполнили небо.

Из туч на Эрион спускалась огромная птица с головой прекрасной девы.

Она медленно взмахивала крыльями, и ветер от этих взмахов заставлял людей падать на колени.

Птица чуть слышно пела, но песню её слышал каждый, и она наполняла сердца людей тёмной радостью, а души – вожделением. Город Эрион простирал руки к той, кто подарила ему радость и забвение, и прекрасное девичье лицо улыбалось.

Фродд одним движением, будто наг ничего не весил, поднял его над головой, даря птице.

Исчислитель взглянул в глаза, полные неги и вожделения.

Увидел голубое небо и ледяные замки.

И, наконец, всё понял. Он пожалел, что не умеет смеяться, как смеются люди. Но не успел ничего никому сказать.

Потому что птица нежно взяла его тело мягкими лапами.

И оторвала голову.

Глава 4. Дрожь миров

Эрион. Носилки мага Тимора

Мьюты подняли носилки мага Тимора над своими плоскими головами, крепко упёрлись ногами в камни площади, застыли. Тимор застыл, впитывая эманации, заполнявшие площадь. Если бы он был человеком, наверное, он сказал бы, что трепещет от восторга и ужаса.

Но в полном смысле человеком он давно уже не был, хотя, подобно некоторым другим Великим магам, помнил свои полностью человеческие воплощения. да и в этот мир пришел, как человек.

Он оценил жестокое изящество, с которым северные знающие использовали главную городскую площадь, центр города, окруженного холмами и морем, сердцевину чаши, самой природой предназначенную для сбора энергий. Самые древние уголки его памяти отозвались на ритм барабанов.

Но то что он увидел потом – как только на вершине пирамиды появился тот, кого он знал как Фродда, Тимор подался вперед и не спускал с него глаз.

Жесты.

Слова.

Глаза.

Движения губ.

Глаза....

Он смотрел прямо на мага, и Тимор понял, что не в силах отвести взгляд.

Впервые за много веков маг понял, что мог с самого начала неверно оценивать ситуацию.

В следующий миг сознание расколол удар энергий, сместивший реальность и пространство. Маг почувствовал содрогание мира и увидел то, что люди воспринимали как птицу с головой прекрасной женщины.

Тимор видел иначе. Ткань реальности истончалась, расплетался узор, его нити колыхались в пространстве, куда снисходил кокон энергий, вокруг которого вились тончайшие щупальца. Нити-щупальца захватили волокна растерзанной реальности мира и потянули к себе, насыщая новой чужеродной сутью.

Тимор гортанно крикнул.

Носилки плавно заскользили к дому мага.

Тимор глубоко задумался.

Он уже забыл, что такое – не знать, что будет завтра.

У ворот дома его ждал посыльный. Тимор коснулся его сознания, посыльный в ответ глянул магу прямо  в глаза, слегка улыбнулся, передавая слова конунга.

Конунг ожидает высокомудрого мага Тимора сегодня после захода солнца в своих покоях и будет благодарен, если маг Тимор примет его приглашение.

Понимающе и, показалось Тимору, слегка снисходительно.

Это тоже было неприятно и непривычно.

Фродд прислал к нему боевого мага просто для того, чтобы тот передал приглашение во дворец. Это демонстрация уважения, или силы? Этакое ненавязчивое напоминание – помни, что я знаю и могу многое?

Возможно, возможно, думал Тимор, меряя шагами свой кабинет.

Посмотрел на укрытое покрывалом колдовское зеркало. Не хочется признаваться даже себе, но не хватает Альбера. С ним можно было говорить откровенно, изворотливый осторожный ум коротышки подсказывал ему порой интересные мысли и предостерегал от опасностей, о которых другие и не думали.

Но именно потому он и испугался, когда Тимор рассказал ему о предложении Фродда. Рисковать было нельзя, к тому же, Хранителем Традиций заинтересовалась Ниула. А её Тимор всегда слегка опасался, слишком правдоподобно изображала она пресыщенную нимфоманку, озабоченную лишь новыми молодыми парнями в своей постели. Возможно. Кто-то подзабыл, но не он. Тимор отлично помнил, как она действовала там. На острове, когда дрожала сама реальность.

Однако, то, что происходило сейчас было коверкало ткань реальности куда сильнее.

Надо сегодня вечером постараться выяснить, понимает ли это конунг.

Тимор отпил глоток прохладной воды.

Надо же, конунг.

Он снова вспомнил холодную дрожь, которая пробрала его до костей, когда он увидел Зов-птицу, спускавшуюся на город сквозь прорыв в ткани мироздания.

Кто же ты на самом деле?

Тринта. Дурные сны ведьмы

– Тихо, тихо. Госпожа, вина Тиллы коварны,  – Горан удержал Нуилу за плечо. Ведьма тяжело дышала, на столе, потрескивая, оседал сплющенный выбросом колдовской силы, кубок.

Горан сидел, опираясь на спинку кровати, и сильно, с нажимом, растирал сведённые судорогой плечи любовницы.

Он задумчиво смотрел на исковерканный металл,

– Если я не ошибаюсь, кошмары тебя не мучают. Своими силами ты владеешь мастерски. Так, что это было?

Ниула молчала. Успокаивала дыхание и вспоминала то, что увидела на границе реальностей. И думала, что с Гораном ей повезло. Большинство бы просто удрало подальше, увидев, как от вроде бы случайного движения руки разбуженного человека сминается и подлетает над столом тяжелый серебряный сосуд.

– Что-то… Нечто…, – ведьма зябко передёрнула плечами, и Горан накинул на них одеяло, – кто-то привёл в наш мир нечто чужеродное и перекроил узор реальности. Ты много где бывал, наверняка видел и места, которые считают проклятыми. Так, вот, теперь весь наш мир может стать таким.

Горан вспомнил жёлтую пустыню и три огромных чёрных пирамиды, что вращались одна над другой в выцветшей пустоте. «Тени» потеряли троих, маги Академии, которых они сопровождали – четверых, но проникнуть в тоннели, о которых говорили маги, так и не удалось.

– Что теперь будет? – тихо спросил Горан и поцеловал тёплое плечо ведьмы.

– Я… я не знаю,  – с удивлением ответила Ниула.

Летающая лодка Ремонтника

Подняв летающую лодку в воздух, Ремонтник приказал рулевому держать курс на Большие Мастерские и как можно быстрее развить самую высокую скорость. Своей личной печатью он снял все ограничения, кроме одного – сохранность знания, которое содержит его мозг и его записи.

После чего заперся в своей каюте, приказал его не тревожить, и сел за рабочий стол.

Двигая тонкой стальной трубкой, он с огромной скоростью покрывал лист за листом знаками, прочитать которые могли только Мастера. Записывал всё, что запомнил, начиная с того мига, как ему дали задание посетить попавший в аварию город и провести инспекцию.

Постепенно рука все чаще останавливалась, непроизвольно сжимались пальцы, безупречный строй воспоминаний ломался.

Ровный тёплый свет потолочных светильников начал раздражать, в уголках глаз появлялись юркие чёрные червячки, которых не могло быть.

Ремонтник понимал, что это действует яд, который запустил в его тело мертвец, потому раз за разом сосредотачивался, давая команду встроенным в его организм механизмам. Защитные фильтры пока справлялись, но Ремонтник знал, что времени у него осталось совсем немного.

Если бы это был просто яд вроде тех, что используют при нападениях дикари. Тот кто послал нападавших, знал силы Больших Мастерских и вместе с ядом использовал то, что разрушало мозг Ремонтника. Они называли это магией, ведовством, а Ремонтник  – богомерзким Искажением Законов Миростроения. Оно проникало в мозг и разрушало его безупречную работу, путало воспоминания и шептало, шептало такие вещи….

Наконец, Ремонтник дописал последний лист, свернул страницы и вложил в стальной цилиндр, покрытый знаками Больших Мастерских. Запечатал личной печатью и открыл дверь.

– Пришло время. Идите за мной и выполните, что должно, – обратился он к высокому воину со знаками Старшего Оберегающего. Протянул ему цилиндр,  – здесь мой отчёт на случай, если я не смогу сам передать увиденное Совету.

Воин почтительно принял стальную трубку, спрятал под доспехом.

Ремонтник прошел на корму, согнувшись, спустился по лестнице, которая упиралась в запертую дверь. Приложив ладонь к замку, открыл её.

В центре небольшого помещения стояло кресло, над которым нависала сложная конструкция из прозрачного колпака, к которому тянулись с потолка шланги и трубки, и отполированного до зеркального блеска металлического круга, из которого так же выходили трубки и толстые иглы.

Ремонтник сел в кресло, положил руки на подлокотники.

– Приступайте.

Где-то в лесах на границе Империи

Вихорь молча посмотрел на Бранимира. Тот чуть заметно покачал головой и показал ладонью, мол, пригнись, не вылезай. Бесшумно снял плащ, сложил под корнями старой ели и растворился в вечерних сумерках.

Вихорь и сам многое знал и умел, но Бранимир мог такое, отчего у молодого ведуна пропадал дар речи. Вот, сейчас, широкоплечий, обманчиво неспешный Проводник сам стал тенью, пропал, хотя Вихорь внимательно смотрел и на него, и на подступы к странному молчаливому не то хутору, не то крохотной рыбачьей деревушке на краю лесного озера. Уже не первый день они шли глухим чернолесьем, Бранимир выбирал такие тропы, на которых и в ярмарочное то время человека не встретишь, а сейчас, когда долгие неторопливые осенние дожди начинали плакать над северными землями, и подавно.

Вихорь и сам не всегда точно знал, куда именно ему надо попасть, вело необъяснимое чутьё, которое с малолетства взращивали в нем ведуны Китежа. Сейчас оно требовательно вело парня к тому, что он должен увидеть, сберечь, пока мир не распался.

Откуда в нем крепла эта уверенность, Вихорь и сам не знал. Просто, понимал, что это его задача, цель, часть Пути.

Деревушка то вся была – три длинных дома на высоких сваях, стоявшие у самой воды, будто нелепые водяные птицы. Но хоть и у воды, а жильём должно было пахнуть. Но – отчего-то не пахло. Но и сладковатого мертвячьего запаха не было. Не пахло и бедовым дымом, чёрным и горьким, каким пахнут пожарища.

Можно было бы обойти, но что-то заставила Вихоря настоять.

Может то, что накануне ночью проснулся он от неимоверно яркого сна, в котором над землей шумели крылья огромной птицы, и несла эта птица забвение и беду, горькую, как посмертие изгоя.

Он встрепенулся, утишая дыхание, посмотрел на Бранимира. И наткнулся на мрачный, всё понимающий взгляд.

Молча, не сговариваясь, они развели костер и до утра сидели, глядя в пламя, позволяя огненной пляске выжечь из душ то, что пришло к ним в эту ночь.

На рассвете Вихорь спросил, когда они уже седлали коней,

– Когда-нибудь чуял такое?

Бранимир, подтянул подпругу, одним сильным движением закинул могучее тело в седло своего скакуна. Отер лицо от мелкой водяной пыли,заполнявшей лес,

– Было. Не здесь, далеко. Плохой то знак, кто-то очень сильную тварь позвал.

– Что после было?

– Там «после» уже не было.

Тронул коня пятками, замолчал.

Сейчас конь чёрной тенью стоял под деревьями. Неподвижно, сам стал частью леса.

Вихорь успокоил дыхание, потянулся сознанием к тоскливым хижинам, вымокшей поляне, представил, как скользит лёгкой птицей-призраком, едва касаясь травы. И сумел почуять возвращение Бранимира. Проводник возвращался так же тихо, но движения были иными – что-то он увидел в селении и теперь, похоже, настороженно всматривался, вслушивался в молчащий лес.

Вынырнул из сумрака, посмотрел на Вихоря. Тот одними губами шепнул,

– Ничего.

Бранимир погладил коня, что-то шепнул на ухо, и поманил Вихоря за собой.

На тропу выйти не дал, лишь показал подбородком, глянь, мол, сам. Вихорь присмотрелся. Чуть сощурился, одновременно глядя как бы поверх луж. И увидел тонкую плёнку гнилостного оттенка. Увидеть такую может только знающий. Как и он, Вихорь, и был. И Бранимир, значит, тоже. Впрочем, это парень и так понял.

Значит, был тут кто-то тёмный. Но откуда? В росских княжествах их давно вывели, а кто выжил – сам ушел и предпочитал селиться подальше от границ, не любили тут шуйников, да и народ всё больше был ушлый и суровый.

А, раз не почуяли они с Бранимиром их присутствия, значит… Вихорь сглотнул.

Значит, ничего хорошего они не увидят.

Под ложечкой противно засосало.

Бранимир бесшумно взлетел по хлипким на вид ступеням, Вихорь в который раз подивился тому, как умеет тот становиться призраком – вроде есть человек, а будто и нет его.

Сам, впрочем, тоже поднялся так, что и одна ступенька ни скрипнула, ни один листочек, прилипший к подгнившим доскам, не шелохнулся.

Прислушался, положив руку на рукоять ножа. За щелястой дверью тишина. И, первый раз за всё время, потянуло непонятным, но чужим для этого места, запахом. Нечеловеческим каким-то, но и не мертвечиной. Волосы на загривке от этого запаха встали, как у собак, что почуяли опасного зверя.

Вихорь глянул на Проводника. Бранимир сосредоточенно слушал, полуприкрыв глаза. Лишь белки виднелись, от этого парню стало не по себе, значит, не только в явном мире проводник место щупает. И как он сам то не додумался, ведь поминал Бранимир чёрных вдов.

Его спутник открыл глаза, потянул из заплечных, наискось закрепленных на широкой спине, ножен короткий меч. Поднял на уровень плеча чёрно-дымчатый клинок с вытравленными неизвестными мастерами знаками. И осторожно толкнул свободной рукой дверь.

Вихорь поднял руку, попросил обождать. Закрыл глаза, перестраивая взор. Медленно открыл, глянул внутрь. Заполнявшая длинную комнату тьма теперь казалась сероватыми сумерками. Ни единого движения. В глубине жила – сложенный из тяжёлых камней давно остывший очаг, возле державших крышу столбов свален немудрёный скарб жителей рыбацкой деревушки…

Рыбацкой! А где ж их лодки? Впрочем, это потом.

Где же люди?

Бранимир шагнул внутрь.

Уже не таясь, прошагал до дальней стены. Постоял там, судя по звуку, что-то ворочал.

Наконец, позвал.

– Ведун. Иди сюда. Это тебе тоже запомнить надо. Не только то, что тебе старцы, да отшельники-молчальники поведают.

Вихорь подошел.

Здесь они были.

Деревенские.

Лежали, спелёнатые, будто мухи, приготовленные пауком про запас.

Высохшие. Сухие совсем, не смотря на мелкий дождь и сырость от озера.

Бранимир присел, тронул одного за плечо. Развернул лицом – не старый ещё мужик. Чёрный провал рта, глаза как серые камешки в жару. Рядом еще одна куча тряпья – баба лежит. Старая совсем, а как высохла, так совсем на вязанку хвороста похожа стала.

Молча посмотрели друг на друга, Бранимир ткнул пальцем с начала в одну сторону, потом, в другую.  Вихорь кивнул и выскользнул наружу.

Сошлись у причалов.

Лодок не было.

Бранимир шел, отряхивая руки.

– Что заметил?

– Женщин нет. Мужиков, мальцов, всех высосали. А девочек и молодух забрали, – тихо сказал Вихорь,  – кого помоложе, обратят, остальных, на корм.

– И лодок нет. Скорее всего, или здесь кого зачаровали, или с ними уже шли. Их на вёсла и посадили. Сами то чёрные вдовы воды не любят.

Вихорь кивнул на хижины,

– С ними что делать будем?

Отъезжали уже ночью. За спиной играли на стылой воде огненные полотнища горящих хижин.

Бранимир ехал молча, думал.

Так выпить деревеньку могло только целое гнездо чёрных вдов. А эти твари не любили уходить далеко от обжитого логова. Тем более, к холодам. Но сейчас стронулись, будто звала их какая-то сила.

Проводник глянул на Вихоря.

Парень тоже был задумчив, хотя. Это Бранимир точно знал, врасплох его не застанешь.

Прислушался к ночному лесу.

Опасности не чуял, твари ушли за озеро, и это тоже было странно, чёрные вдовы боялись проточной воды, селились в лесной глуши, да и сто им было делать там – к северу, где ещё холоднее. Сами твари холода не чувствовали, но кормились то они от людей и существ с горячей кровью, хоть и пили не её саму, сосали жизненные силы, души, чувства.

Мир стронулся, потёк, ровно воск в жару.

Или, скорее, чёрный лёд, какой приходилось Проводнику видеть далеко отсюда – в иных мирах и временах там, где с неба светят лишь колючие злые звёзды и скользит меж белых сугробов поток чёрного льда, которого нельзя качсаться.

И если всё так, то паренька надо обязательно провести по всем местам, какие вложили в его память старшие.

Чтобы он увидел и запомнил.

И принёс туда, куда лежит его Путь.

И если отправили его в путь хранители Китежа, значит, и в этом мире придётся Китежу уходить туда, где не дотянуться до него те, кто пришёл в сюда.

Значит, придётся Вихорю искать его в других мирах и временах, храня в своей памяти то, что он увидит.

– Довольно. Там заночуем, – Бранимир остановил коня, повёл его к разлапистой ели, под нижними лапами которой могли бы спокойно  улечься и пятеро,  – утром на тракт выйдем, там узнаем, что в мире творится.

Впрочем, он и так это хорошо представлял.

Глава 5. Порождения

Далеко на Севере

Йахыыг много лет гонял тут оленей. Всякое видел. Столбы света видел. Большие шкуры небесных животных, что развешивали в небесах духи – видел. Смотрел, жевал задумчиво полоску мороженого мяса, ножом кость обтачивал, нужные вещи дел