Вторая Красноярская шатость (1717–1722 гг.). Как казаки переупрямили губернатора Сибири Матвея Гагарина и самого Петра I
© Быконя Г. Ф., Чернышева А. А., подготовка текста документов, комментарии, исследовательский анализ, 2023
© Ульверт А. В., макет, 2023
© Издательство «РАСТР», 2023
Введение
В ремя правления Петра I с 1689 по 1725 г., 350-летие которого вся страна отмечала в 2022 году, – одно из самых значимых в истории России.
Великий преобразователь круто развернул свою страну лицом к Западной Европе, с неукротимой энергией, нередко творчески, проводил в жизнь ее позитивные достижения раннебуржуазного типа. Заложенный им модуль развития России оказался очень живучим.
В специальной литературе и в общественном мнении до сих пор нет единого мнения о характере преобразований Петра Великого и его личности, масштабности и влиянии реформ на жизнь страны, особенно на ее окраинах.
В частности, с начала XXI века обострился спор о положении казачества Сибири в Петровскую эпоху. Одни утверждают, что казачеству удалось сохранить прежние вольности казачьего круга в выборности членства и командных должностей, старшинства, значительной самостоятельности в принятии решений во время военных действий, в распределении служб, коллективной ответственности за материальные и служебные нарушения отдельных своих членов. Другие авторы пишут, что «государева служилая рать», как именовало себя организованное Москвой Сибирское казачье войско, к концу правления Петра I попало под жесткий контроль как центральной власти, жестко регламентирующей походную жизнь казаков, наказами казачьим «есаулам», так и местных воевод-комендантов, которые с одобрения свыше сами «прибирали на казачью службу», а местные «казачьи войска» все последовательней использовали универсально в военных, управленческих, хозяйственно-организаторских целях, даже в качестве рабочей силы для казенных и личных нужд.
Из следственного дела о прежде неизвестной Второй Красноярской шатости видно, что на сибирской окраине, с одной стороны, усиливалась роль зараженной крепостническим духом коронной уездной администрации из дворян, с другой – верховная власть сохраняла курс на социальное сотрудничество между низами и короной. Основатель регулярной армии Петр I хотя и считал наличие казаков и стрельцов анахронизмом, но вынужден их сохранить, оставляя им и всему трудовому населению самоуправление, вплоть до права не подчиняться местной власти.
Проволочки со строительством Саянского острога, доказательства ненужности других острогов в центре Саян и Засаянье (Туве) на огромном отдалении от зоны русского расселения красноярцы усилили легальным отказом от воеводства кичливому и корыстному коменданту Д. Б. Зубову. Следуя традиции изложить свои мотивы «противностей», с группой из четырех человек отбыл в Тобольск руководитель движения красноярский дворянин Илья Нашивошников-Суриков, родной брат Петра, пращура великого художника Василия Ивановича Сурикова.
Портрет Петра I.
Гравюра Якоба Хоубракена с портрета Карела де Моора, 1718 г.
Действия красноярцев привлекли внимание Петра I к некомпетентной, авантюрной, с карьерной подоплекой активной военной деятельности в Южной Сибири, к недоступности «бухарского песошного золота», к утопичности получения прямого доступа к китайскому золоту в Засаянье из-за недооценки М. П. Гагариным численности и специфики вооруженных сил Джунгарии и Цинского Китая. Все это повлияло на решение царя отказаться от активных военных действий в Южной Сибири и перейти к мирным переговорам с Джунгарией и Цинским Китаем об установлении границ. В ходе расследования нередко слишком доверявший своим помощникам Петр I простил М. П. Гагарину масштабное казнокрадство, ограничившись взысканием 200 тыс. рублей, но за вину в провале восточного направления внешней политики первый губернатор Сибири в прямом смысле заплатил своей головой – казнен через повешение.
Участники же Красноярской шатости вновь не пострадали. В ходе шатости в 1718 г. новая губернская реформа усложнила управленческую структуру с введением провинций, сословных надворных судов, прокуроров. Новая администрация Сибирской губернии и ведомств губернского уровня не сразу разобралась в своих отраслевых компетенциях. Усложняла дело и следственная комиссия гвардейца майора И. В. Лихарева, имевшая широкие полномочия.
В событиях Второй Красноярской шатости, как в капле воды отражается солнце, отразились соотношения нового и старого порядка в Петровскую эпоху. При всей нетерпимости к казнокрадству, лени, всему, что мешало «регулярству» и «государственной пользе», Петр I сохранил от старофеодального порядка сословность и местное самоуправление.
По сути дела, имели место не только «бунт», по коменданту Д. Б. Зубову— «государственная измена», не чисто народное антифеодальное движение, как трактовали многие советские историки события подобного типа, а и своеобразная форма социального сотрудничества с центральной властью.
В традиционную эпоху большинство трудового населения, как мелкие собственники-труженики, а рядовое казачество – это крестьяне с наделом, с их наивным монархизмом являлись массовой социальной опорой власти, царя-батюшки. Русские, особенно казаки в Сибири, с XVII в. традиционно считали себя обязанными блюсти «государеву пользу», препятствовать ошибочным действиям местных властей. Как мелкие собственники-труженики они были не против власти, а против злоупотребления ею. Неслучайно красноярцы просили алчного службиста, не нюхавшего пороха стольника Д. Б. Зубова заменить прежним своим комендантом В. Е. Козловым.
Вторая Красноярская шатость долго оставалась неизвестной и поэтому почти не изученной историками. На следственное по ней дело первым обратил наше внимание Николай Николаевич Покровский, замечательный историк, археограф, знаток старопечатной книги, академик Российской академии наук. В действиях казаков в шатости он увидел проявление во многом сохранившихся казачьих вольностей[1]. Г. Ф. Быконя первым в документальном сборнике о Красноярске дал беглый обзор происходящих событий Второй Красноярской шатости и привел несколько документов о ней из следственного дела[2]. К 300-летию основания Саянского острога авторы этих строк опубликовали общую статью о руководителе Второй шатости Илье Михайловиче Нашивошникове-Сурикове и ходе «бунта». В ней и отдельных статьях А. А. Чернышевой сопротивление казаков неоправданному строительству трех острогов при и за Саянами, вплоть до официального отказа всех «градских жителей» подчиняться коменданту, трактуется как осложненный внешнеполитическими задачами особый этап народного движения против произвола местной власти[3]. В капитальном исследовании о формировании российских границ в Южной Сибири до Енисея в 1620–1720 гг. барнаульские историки В. Б. Бородаев и А. В. Контев убедительно доказали, что доступ к китайскому золоту был главной целью закрепления России в Засаянье через основания трех крепостей[4]. Историк В. Г. Дацышен охарактеризовал геополитическую обстановку в Засаянье и серьезность территориальных претензий Цинского Китая в Южной Сибири[5]. Археолог и историк С. Г. Скобелев провел реконструкцию Саянского острога и на судьбах русских острогов в Южной Сибири тоже пришел к выводу о преждевременной попытке России закрепиться в Засаянье[6].
Основным источником является следственное дело «О противностях Ильи Нашивошникова с товарищи», которое проводилось в 1718–1722 гг. в Красноярске, Тобольске, Енисейске и Москве при расследовании деятельности первого губернатора Сибири князя М. П. Гагарина. В этом архивном объемистом томе в 326 листов к красноярцам относились первые 152 листа. Хранится оно в делах страшного в петровское время Преображенского приказа, этого главного сыскного ведомства, которым долго заведовал преданный Петру I князь-кесарь Ромодановский[7].
Формировалось оно по мере развития следственных действий. Причем Зубов, рассчитывая не выносить сор из избы, только через полгода – 4 марта 1718 г. – рапортовал Тобольску об отклонениях при возведении Саянского острога, квалифицированных им как «государственная измена» {№ 5}.
В делопроизводственном отношении это архивное дело сложное по роду, виду, типу и состоит из именных, сенатских указов, губернаторских указов-промеморий, доношений снизу, межведомственной переписки, допросов на уездном и губернском уровнях участников с обеих сторон, доносов, рапортов приказчиков присудов, проездных указов, коллективных челобитных, переписки между Петром I и губернатором Гагариным; экстрактов по отдельным сюжетам обвинения Сибирской губернской канцелярии с Преображенским приказом, Енисейской провинциальной и Красноярской уездной канцелярий.
По данной теме также использованы материалы РГАДА и опубликованные документы из портфелей Г. Ф. Миллера и сборника о русско-китайских отношениях XVII–XVIII вв.[8]
Из-за задержек расследования конфликта сторон, ведомственных проволочек между общим губернским аппаратом Сибири и ведомственным отраслевым Тобольским надворным судом и передачей решения в центр почти все дело дошло из копий, с них копий с пересказами-экстрактами других документов, самих экстрактов.
В Тобольске велось следственное дело «О противностях Ильи Нашивошникова с товарищи» Фрагмент гравюры с изображением Тобольска и русских судов на реках Тобол и Иртыш. Из книги „Tree Years Land-Travels of His Excellency Eysbrant Ides from Mosco to China“ (London, 1705)
Структура дела: материалы из Красноярска о начале конфликта по Саянскому острогу и отказу от воеводства Зубову в 1716–1718 гг.; допросы челобитчиков в Тобольске в середине 1718 г.; розыск енисейского коменданта Беклемишева в сентябре – декабре 1718 г.; материалы о попытках продолжить расследование красноярского «возмущения» и обстоятельств незаконного убытия домой главных зачинщиков под чужими именами в 1719–1722 гг.
Номера публикуемых документов заключены в фигурные скобки {} и даются не по хронологии, а по тематическим разделам книги и не совпадают со временем их появления. Пунктуация современная; исправленные явные ошибки в передаче слов не оговариваются; место появления документа в г. Красноярске не обозначается; для передачи устной речи сохраняется палатализация глухих согласных и звонких («г» в «х», «з» в «с», гласных «о» в «а» и др.); «ъ» опускается; уточняющие смысл вставки публикаторов в текст документа и комментарии обозначены литерами Г. Б. и А. Ч., (и) – мелкие вставки публикаторов не оговариваются. Начальная буквенная нумерация листов дополнена арабскими цифрами, поставленными поздними архивистами.
Глава первая
Предыстория второй красноярской шатости
Геополитическая ситуация на юге Красноярского уезда ко второму десятилетию XVIII в
С петровского времени началось активное включение Южной Сибири, в том числе бассейна Среднего и частично Верхнего Енисея, в состав Российского государства. Разновременность присоединения отдельных частей Сибири неслучайна и объясняется демографо-экономическими возможностями Российского государства, внешнеполитической обстановкой на юге Сибири, формами общественного развития сибирских народов, особенностями русского хозяйственного освоения Центральной Сибири.
Специфические черты русского освоения Южной Сибири четко проявились в заселении бассейна Среднего и Верхнего Енисея. Территорию Приенисейского края накануне прихода русских занимали этнически пестрые группы, стоящие на различных уровнях социального развития.
Южнее Красноярска в ХVII в. по левой стороне Енисея обитало несколько тюркоязычных племен из потомков древнекыргызского каганата, сложившегося в VIII в. после разгрома уйгуров северо-западными тюрками. По р. Каче обитали качинцы, южнее, в междуречье Верхнего Чулыма и Енисея – алтысары, в минусинских степях – езерцы, по р. Белый Июс и верховьям Томи – сагайцы, по р. Абакан и его притокам – алтырцы и бельтиры. По правой стороне Енисея кочевали самодийские, угорские и кетоязычные племена, по р. Мане – кашинцы, в междуречье Маны и Верхнего Кана – камасинцы, по Енисею в районе Караульного острога – яринцы, в низовьях р. Казыр – байкотовцы, по р. Туба – тубинцы, у подножий Саян – моторы. У этих племен (всего 15–18 тыс.) было кочевое охотничье-скотоводческое хозяйство.
В XVII в. ведущее место занимали кочевые тюркоязычные группы, известные у русских как «енисейские киргизы». Их численность, согласно подсчетам киргизского историка А. А. Арзыматова, не превышала 10 тыс. человек, а хакасского ученого В. Я. Бутанаева – до 30 тыс.[9] У енисейских киргизов над черными людьми – «карачу» стоял аристократический род – сеок, насчитывающий не более 1500 человек[10].
В политическом отношении все население входило в потестарного типа четыре княжества (улуса): Езерское, Алтырское, Алтысарское и Тубинское. Сколько-нибудь прочного единого политического объединения до 60-х гг. XVII в. у них, по-видимому, не существовало. Князь, у русских «князец», каждого улуса вместе со своими родовичами имел бесправных данников – «киштымов» – из числа соседних мелких иноплеменных групп. Своими «киштымскими землицами» на севере енисейские киргизы считали территорию даже до Казачинского порога, разделявшего Красноярский уезд с Енисейским. Киштымы выплачивали киргизским улусам дань, или албан, прежде всего пушниной. Такой архаичный тип социальных отношений (этническая эксплуатация) структурированно был трехступенчатым, так как, в свою очередь, киргизские улусы зависели от более сильных соседних военно-кочевых потестарного типа образований – монгольского государства алтын-ханов и Джунгарии. Албан, который выплачивался джунгарским хунтайджи и северо-западным алтын-ханам, киргизские князцы также выколачивали из своих киштымов.
Изменения в характере хозяйственной деятельности и стремление властей увеличить сбор ясака усилили движение русских с севера на юг, в таежные, подтаежные и южные зоны Енисея. С запада и юго-запада по Томи и Чулыму в эти же районы с начала XVII в. пытались проникнуть томские и кузнецкие служилые люди, промышленники и крестьяне.
Появление и закрепление России на Среднем Енисее вызывали все возрастающее противодействие у киргизских князей и их своего рода сеньоров, которые пытались отстоять свое право на грабеж коренного населения края. Киргизские «князцы», явно и тайно поощряемые северо-монгольскими ханами и Джунгарией, втягивали в вооруженную борьбу с русскими черных енисейских киргизов и своих киштымов. Эта борьба чаще всего носила характер грабительских набегов на русские селения, а также на те ясачные племена, которые попали в зависимость от России. Иногда она выливалась в крупные организованные походы против русских укрепленных пунктов. В зависимости от расстановки сил киргизская верхушка часто меняла свою политическую ориентацию. Нередко она с киштымами присягали на подданство и одновременно вносили ясак России, а албан – алтын-ханам и Джунгарии.
Красноярск, ставленный в 1628 г. «у киргизских людей за хребтом», прикрывая Енисейск, Томск и отчасти Кузнецк, вынес на себе основную тяжесть борьбы со степью. В «бунташный» ХVII в. царское правительство еще не имело в Сибири значительных военных сил. Поэтому оно часто ограничивалось активной обороной, организуя на границе с «немирными киргизскими землицами» цепочку укрепленных острогов-крепостей, которая постепенно передвигалась к югу. Вместе с тем центральные и местные власти проводили политику, направленную на привлечение верхушки данников киргизов и их самих на свою сторону. Гибко использовались противоречия между северо-монгольским государством и Джунгарией (Ойратия), а с ними – Цинского Китая, который тоже претендовал на господство в районе Верхнего и Среднего Енисея.
С 90-х гг. XVII в. начинается решающий этап в борьбе России за включение юга Енисейской Сибири в свои пределы. Рост населения восточных уездов Сибири вызвал острую нехватку продовольствия. Ленско-Илимский земледельческий район не всегда обеспечивал служилых и промысловиков хлебом. Енисейский район часто не мог дать нужное количество продовольствия, поскольку наиболее благоприятные в земледельческом отношении земли не были освоены. В Красноярском уезде по-прежнему не хватало своего хлеба. Неслучайно в конце XVII в. начался в крупных масштабах сдвиг русского населения Енисейского края на юг и юго-восток.
Вместе с тем в России к концу XVII – началу XVIII в. возросла потребность в пушнине. Из-за перепромысла зверя ее поступление все сокращалось, а «заморская торговля», Азовские походы, особенно длительная Северная война и хозяйственные предприятия Петра I, поглощали громадные средства. Центр все настойчивее требует от сибирских воевод упорядочения сбора ясака и «приискания новых землиц». Это заметил еще С. В. Бахрушин: «В XVIII в. пушнина продолжает играть значительную роль в истории распространения владычества в Сибири»[11]. По-новому в это время Петр I пытается подойти к рудным богатствам Урала и Сибири. Так, в 1697 г. на севере Киргизской землицы на р. Каштак, притоке Кии, была обнаружена серебряная руда. По именному указу Петра I там поставили Каштацкий острог и в течение двух лет с помощью нанятых греческих рудознатцев во главе с греком Левандиани пытались наладить выплавку серебра. Для обеспечения безопасности рудознатцев правительство потребовало энергичных действий против енисейских киргизов. С 1701 г. с Аргуни начал формироваться Нерчинский горный округ, давший к концу века серебра на более 80 млн руб.
Изменившаяся внешнеполитическая обстановка в Южной Сибири позволила вести России более активную политику. Место побежденных алтын-ханов заняли джунгарские хунтайджи. Неоднократные переговоры и соглашения с главой енисейских киргизов Иреняком и затем его сыном Корчуном в 70–90-х гг. XVII в. показали бесперспективность мирного исхода русско-киргизских отношений при зависимости князцов от Джунгарии. Самые сильные из этих князцов, не желая видеть реальной расстановки сил, продолжали ориентироваться на Ойратию, бесплодно истощая тем самым силы своего народа.
Ослабевшая Джунгария, потерявшая часть Восточной Монголии и теснимая с юго-востока Маньчжурским государством, а с юга – казахами, не могла в это время оказать киргизским князцам действенную помощь. Это было важно для России, которая не хотела войны ни с Джунгарией, ни с ее главным врагом – Цинским Китаем, будучи традиционно заинтересованной в добрососедских, в первую очередь торгово-экономических, связях с обеими странами. Мало того, хунтайджи Цеван-Рабдан (как и его предшественник Галдан) стремился к сохранению мирных отношений с Россией, так как настойчиво искал у нее военной помощи против растущей агрессии Цинской империи. Правда, центральное правительство в 90-е гг. XVII в. не смогло заставить воевод Средней Сибири действовать согласованно. Именной указ от 1697 г. о строительстве острога на Абакане, о чем просили еще в 1690 г. жители Красноярского уезда, остался невыполненным. Только к началу 1701 г. воеводы Томска, Кузнецка и Красноярска согласовали свои действия. В результате ответных походов на Абакан объединенных томских, красноярских и кузнецких отрядов во главе с красноярским сыном боярским К. Самсоновым (всего 728 служилых) и томским сыном боярским С. Лавровым (515 чел.) были разгромлены основные силы киргизских княжеств.
В 1701 г. Джунгария признала русско-монгольский договор 1663–1665 гг. о сферах влияния на Верхнем Енисее. На территории современной Хакасии вновь официально установилась система двоеданства.
Время, однако, показало, что киргизская знать не собирались выполнять торжественно принятые обязательства, особенно в отношении выплаты ясака. Не прекращались мелкие набеги на ближние русские селения и «землицы» данников России. Вместе с тем не только хунтайджи, но и джунгарские зайсаны стали понимать безнадежность вооруженной борьбы с Россией. Джунгария в это время продолжала вести тяжелую борьбу с Цинским Китаем, с казахами и тяньшанскими киргизами. В этих условиях хунтайджи с некоторыми киргизскими князцами решает временно отказаться от борьбы с Россией за верховья Енисея, по-прежнему рассчитывая опереться на нее в борьбе с главным врагом – маньчжурской династией. Своеобразным выражением этого отказа была попытка в 1703 г. переселить енисейских киргизов во внутренние районы Джунгарии. «И приехали до 2500 калмыков в Киргизскую землицу, и киргиз де к себе загнали всех», – сообщали оставшиеся. Однако уведены были далеко не все, но с этого времени русские не встречали на своем пути организованного вооруженного сопротивления местных племен.
Увода избежала почти половина жителей юга Средней Сибири: часть киргизов и их улусных людей, кочевавших по Среднему Абакану, 300 луков тубинцев, койбалов и моторов и их многочисленные киштымы, 300 ясачных кузнецких бельтир, сагайцев, живших в верховьях Абакана, обитатели почти 700 урянхайских (саянских) кибиток. Князья основных землиц находились в сговоре с хунтайджи, и их улусы «откочевали», а «князцов» прочих улусов и их киштымов «взяли к контайше», то есть увели насильно. На территории Красноярского уезда многие левобережные киргизы ушли или были уведены князьями, а основная масса их киштымов, особенно на правобережье Енисея, осталась на месте.
После увода части енисейских киргизов у местного населения Минусинской котловины значительно усилились прорусские симпатии. «Остальцы» стали переходить в российское подданство. Противодействие некоторых оставшихся «князцов» было сломлено в 1704–1705 гг. походами томских, кузнецких и красноярских казаков. «Возвращенцы» уже только с Россией связывали свои надежды жить на родине и заниматься мирным трудом. Поэтому они и трудовое коренное население вновь обратились к русским властям с просьбой построить на их земле острог, «чтоб им жить под великого государя державой безопасно».
Правительство Петра I, осведомленное о событиях в Присаянье, требует от местных воевод выполнения указа 1697 г. об основании острога на Абакане. Воевод обязывали выделить 1000 чел. служилых людей с «огненными, полковыми и железными припасами к городовому строению» (400 служилых из Томска, 300 – из Красноярска, 200 – из Енисейска и 100 – из Кузнецка).
Макет Абаканского острога
Хакасский национальный краеведческий музей имени Л. Р. Кызласова
Для «того острожного строения, надсмотру над служилыми людьми и пашенными крестьянами» повелевалось послать из Сибирского приказа особый «наказ», в котором предписывалось «на р. Абакан в пристойных местах, где б от внезапного неприятельского приходу было безопасно и к селению крестьян, осмотря пригородные и хлебородные места в близости к лесам и ко всяким местам… поставить острог».
Сборными пунктами для служилых людей были Томск и Красноярск.
Через полгода интенсивной подготовки весной 1707 г. из этих городов выступила почти тысяча служилых с различными припасами. Томские и кузнецкие служилые люди во главе с Ильей Цицуриным пошли «сухим путем» через степи с обозом из 15 телег. Енисейские и красноярские служилые разделились на две группы. Основная масса служилых во главе с енисейским сыном боярским Василием Чемесовым поплыла вверх по Енисею, красноярцы – на восьми парусных дощаниках, енисейцы – на девяти. Так как казенных дощаников не хватило, то многие поплыли на своих лодках и «каюках». По доношению И. Цицурина, красноярские служилые прибыли на 80 судах, а енисейские – на 50.
Небольшой же конный отряд в 70 человек во главе с красноярским сыном боярским Кононом Самсоновым 9 июля направился по правой стороне Енисея «…тайгою, ельником, грязями, камениями и степью» кратчайшим путем к р. Котку-Карасу, которая впадает слева в Енисей против р. Бирь «у камня Батенев бык или Иржи». Там он должен был встретиться с отрядом И. Цицурина. От устья Маны К. Самсонов приказал «ополчаться войсковым ополчением… а при ночевке учинял по воинскому обыкновению табор, ставил отъезжие и становые караулы», так как дальше вверх по Енисею пошли «немирные киргизские землицы».
На одиннадцатый день пути отряд К. Самсонова, переправившись через Енисей недалеко от камня Батенев бык, соединился с томскими и кузнецкими служилыми людьми. После длительного обсуждения, где заложить острог, 21 июля объединенный отряд, соблюдая все меры предосторожности от нападения, медленно двинулся вверх по Енисею. Еще на подходе к р. Абакан «для обыска» места под «острожное строение» был дослан специальный отряд из 80 человек. 27 июля И. Цицурин и К. Самсонов уже были в назначенном месте и четыре дня ждали дозорщиков, которые, вернувшись, объявили, что на р. Абакан, особенно в ее устье, «место низменное и места для хлебного обзаводу нет».
Посоветовавшись вновь «меж томскими, кузнецкими и красноярскими людьми», И. Цицурин с К. Самсоновым решили «отступить» от р. Абакан и ставить острог ниже по Енисею. Место было выбрано «на 20 верст от устья Абакану… пониже камня Турану на правой стороне во близости к лесам и к селенью пригодное, а во близости того места есть хлебородные места малое число». Однако на пути к намеченному месту им предстояло преодолеть Енисей. К. Самсонов в донесении сообщает любопытные подробности о переправе: «…делали 29 лодок и на те лодки тес тесали и делали паром и переправлялись за реку Енисей августа 2 числа». На следующий день прибыли по Енисею остальные енисейские и красноярские люди, которым И. Цицурин тотчас «учинил смотр». Вместо 200 енисейских служилых насчитывалось уже 170. Все красноярские и енисейские казаки имели пищали и по 1 фунту свинца и пороха.
Одновременно с постройкой острога Илья Цицурин и Конон Самсонов заботятся о «приведении под высокую государеву руку немирных землиц». Они посылают шестерых красноярских служилых людей во главе с Романом Торгашиным в окрестные улусы. К 30 августа Торгашин привозит в острог «лучших людей» 20 человек. В результате переговоров «лучшие татары» обещали платить по 6 соболей с человека, дали двух заложников – «аманатов» из «лучших родов», договорившись менять их ежемесячно.
С основанием Абаканского острога (с. Краснотуранское, ныне в зоне затопления Красноярского водохранилища) в подданство России были приведены оставшиеся после угона енисейские киргизы из ближних к укреплению улусов Тубинской землицы. Судя по значительным масштабам экспедиции, мерам предосторожности в походе и при строительстве острога в верховьях Енисея местные и центральные власти со строительством Абаканского острога не считали край присоединенным. Поэтому там «…на житье до указу» оставляли значительный по тем временам гарнизон в количестве 375 человек. Одновременно в новопостроенный острог разрешили переселиться всем «охочим казачьим детям и отставным служилым» с семьями. Однако служилые тоже не верили в «замиренность» Киргизской землицы, поэтому местные власти не смогли выполнить ни эти, ни более мягкие предписания относительно службы и поселения в Абаканском остроге. Дело закончилось обязанностями Красноярского казачьего войска ежегодно посылать в острог 100 казаков-годовальщиков[12].
«Новая ландкарта разграничения между Российской Империей, Сибирскими Землями и Китайскими Владениями»
«Атлас Всероссийской Империи. Собрание карт И. К. Кирилова» (СПб., 1722–1737 гг.)
Это издание с измененным названием авторской карты геодезиста П. Чичагова. На карте представлена геополитическая обстановка в Южной Сибири, которая разрешена только в 1728 г. Кяхтинским миром.
Красноярский острог накануне Второй шатости. Управление и социальные отношения
Красноярский острог, основанный в 1628 г. 303 казаками во главе с сыном боярским Андреем Ануфриевичем Дубенским, был выдвинут далеко на юг от основного ареала русского расселения в Енисейской Сибири. Почти 100 лет острог оставался в основном военным щитом, прикрывавшим русское население Томского, Кузнецкого, Енисейского уездов и Среднего Енисея от набегов князей енисейских киргизов, которых направляли северо-монгольские алтын-ханы и калмыцкая Джунгария (Ойратия).
В 1631 г. Красноярский (в первые годы и Новокачинский) острог стал центром уезда, в состав которого вошли населенные земли, простиравшиеся на юг от Казачинского порога (Подпорожной слободы) до Западного Саяна, на востоке – до р. Уды и на западе – до Чулыма. С 1629 г. Красноярский уезд подчинялся разрядному городу Томску, а в 1677 г. вошел в состав Енисейского разряда. С 1708 г. – уезд Сибирской губернии; в 1713–1715, 1722–1782 гг. – уезд (дистрикт) Енисейской провинции Сибирской губернии, с 1783 по 1797 г. – Томской области Колыванской губернии Колывано-Воскресенского наместничества.
Вся полнота власти в городе и уезде по-прежнему принадлежала воеводе (с 1713 г. – коменданту), которого присылал центр из числа родовитых российских дворян в дворцовых чинах стольников, окольничих и даже бояр.
В помощь воеводе для ведения письменных дел давался «дьяк с прописью» или же подьячий, который заведовал делопроизводством особой приказной избы. Дела в ней разделялись на три стола. В одном были сосредоточены «книги денежного и товарного приходу», а также челобитные, выписи и «иные какие дела»; в другом (хлебном) – «хлебного приему и расходу книги и в приеме хлебных запасов и соли, и великого государя в жалованье красноярских всяких чинов служилым людям и во всякие неокладные расходы»; в ведении третьего (ясачного стола) был «денежный расход до ясачного сбору в соболиную казну». Грамотных людей, знавших делопроизводство, всегда не хватало, поэтому пищиков, младших подьячих, а нередко и старшего подьячего воевода подбирал из местных ссыльных или казаков. Так, с 1650 г. в Красноярской приказной избе сидел ссыльный подьячий Посольского приказа Василий Еремеев, служивший до этого шесть лет казаком в красноярском гарнизоне. Еремеев вызвал жгучую ненависть многих красноярцев, неоднократно писавших на него «изветные челобитные», обвиняя в различных «обидах» и «измене».
Герб Дубенских, утвержденный департаментом геральдии Сената после 1788 года по проекту потомков основателя города
Андрей Ануфриевич Дубенский
Автограф Андрея Дубенского
Реконструкция Виктора Бахтина
Через казачьего голову и атаманов конных и пеших казаков воеводе подчинялось все Красноярское казачье войско. Для сельского населения уезда представителями воеводской власти выступили особые приказчики присудов – мелких административно-территориальных единиц уезда. Приказчиками воевода назначал обычно за мзду местных дворян и детей боярских, то есть казачью старшину. Караульной службой и вообще порядком в самом городе ведал особый городничий из местных же казаков. Воеводская администрация во всех конкретных вопросах, особенно связанных с несением повинностей и служб, опиралась на выборную по слободам, присудам, селениям и городам сословную общинную администрацию в лице крестьянских и посадских старост, сотских, десятских, мирских раскладчиков и целовальников.
Воеводы в своей деятельности, с одной стороны, руководствовались особыми наказами центральной власти, а с другой – местными условиями и обстоятельствами. Вся Сибирь вошла в состав Российского государства, когда в нем утверждалось крепостничество. На далекой восточной окраине центральная власть волей-неволей оказалась не только в роли публичной власти, но и коллективного крепостника-помещика. Чтобы пресечь или хотя бы ограничить служебные злоупотребления, присылаемым в Сибирь чиновникам из «природных» дворян центральная власть не разрешала заводить вотчины или поместья, промыслы, заниматься торговлей. Казачьей и имущей верхушке сибирского общества запрещалось иметь крепостных людей и скупать земли. С другой стороны, соблазнительной выглядела возможность монопольно получать все доходы от богатейшей Сибири. Ведь одна пушнина, по подсчетам красноярского историка П. Н. Павлова, в лучшие годы давала до 24 процентов всего государственного бюджета страны. Поэтому сибирский воевода не только занимался текущим управлением в уезде, но и, в отличие от российских воевод, выступал в роли доверенного приказчика казны и организатора государственного хозяйства своего рода уездных вотчин, в котором, по справедливому мнению советского историка П. И. Малахинова, руками пашенных крестьян, посадских и казаков выращивали хлеб, гнали вино, варили пиво, вываривали соль, в кузницах и мастерских изготавливали сельскохозяйственный инвентарь и прочие «зделья» из железа, меди и олова, торговали казенным вином, табаком, солью и собранными на таможнях различными товарами.
Вдали от центра такие широкие функции воевод приводили к разнузданному произволу и насилию и придавали Сибири черты своеобразной казенной вотчины. Вместе с тем нельзя согласиться с мнением некоторых историков о том, что в Сибири административный гнет стоил крепостного права. Реальная жизнь вносила свои существенные коррективы, да и сама центральная власть мало доверяла воеводам, почти ежегодно их сменяла, поощряла челобитчиков, «наряжала» строгие розыски по жалобам с мест. Воеводы подчас и шагу не могли ступить без служилой «верхушки» города и уезда, которая входила во все звенья местного аппарата управления.
На штатной казачьей службе были почетные звания дворян и детей боярских московского и сибирского списка, которые с конца XVII в. добивались передавать от отца к сыну. В Красноярске дворянами и детьми боярскими в начале XVIII в. служили представители 15–20 семей, в том числе Нашивошниковы-Суриковы, Елисеевы, Еремеевы, Дардаевы, Терентьевы, Цыренщиковы, Замятнины, Иконниковы, Красиковы, Толщины, Жаровы, Юшковы, Таракановские. В 1720 г. им принадлежало 17 дворов. По-прежнему сибирские дворяне и дети боярские выступали низшей администрацией: в крестьянских волостях-присудах они были приказчиками и комиссарами, на границе ведали караулами, на таможнях отвечали за исправный сбор торговых пошлин, в ясачных волостях собирали ясак, знающие грамоту сидели в канцеляриях. Их административно-полицейские функции, особенно у живших в городах, с ростом населения расширялись. Некоторые из служилой и имущей верхушки имели значительные хозяйства, используя труд пленных иноземцев и кабальных русских. Однако они не имели статуса российских дворян, кроме состоящих в московском списке.
Макет Красноярского острога, XVII в.
Красноярский краевой краеведческий музей
В приказной избе
Репродукция картины С. В. Иванова
Живя в городе и уезде, красноярские казаки составляли одну общую организацию общинного типа и делились на пешие и конные десятки, полусотни, сотни. Служилые регулярно собирались на свои казачьи круги, ежегодно распределяли между собой разные службы: участие в военных походах, ясачный сбор, таможня, годовая служба, сопровождение казенных грузов, караулы при учреждениях, на винокурнях, заводах, мельницах и так далее. Причиненный казне материальный ущерб мог возмещаться сообща. Казачий круг распоряжался общим и выморочным имуществом, свободными сельскохозяйственными угодьями, отведенными казакам. Выбираемый казачий голова утверждался воеводой и подчинялся ему. Казачьи дети, пройдя специальную подготовку у выбранных для этих целей отставных детей боярских, обычно заступали на места и оклады своих отцов.
Эскиз В. И. Сурикова «Красноярский бунт 1695 года»
Русский музей
Казаки не платили прямой налог и получали годовое казенное жалованье деньгами, хлебом, солью, но достаточное только холостым. Из-за военной опасности и тягот службы в конце века немногие – каждый десятый красноярский служилый – вместо хлебного оклада занимались хлебопашеством (от 15 до 40 десятин всех угодий, и за излишки вносили отсыпной хлеб). За доходы от лесных и рыбных промыслов и торговли они платили 5-процентный сбор и таможенные пошлины.
Представляя ветви законной власти и управления, защищая свои должностные и имущие права, уездные казачьи войска Сибири нередко легитимно вступали в конфликт с воеводами. Столица шла на это, чтобы в отдаленной окраине контролировать, как бы снизу, деятельность воевод. Поэтому русские, в первую очередь казаки, в Сибири с ХVII в. традиционно считали себя «государевыми людьми», обязанными блюсти «государеву пользу», препятствовать ошибочным действиям местных властей, защищать свои права от крепостнических замашек присылаемых дворян.
В историю народных движений XVII в. в Сибири город вошел как оплот массовых выступлений казачества. «Государевы слуги» – красноярские казаки надолго получили прозвище «бунтовщиков». В 1631 г. казаки из-за несвоевременной доставки хлеба убили атамана Якова Кольцова и даже намеревались расправиться с енисейским воеводой. В середине 1660-х гг. 30–40 бессемейных казаков самовольно ушли в Забайкалье, а некоторые из них дошли до Амура и обосновались в вольном Албазинском остроге.
Самым длительным в истории Сибири вооруженным выступлением была так называемая Красноярская шатость 1695–1700 гг. Казаки, поддержанные частью посадских и некоторыми ясачными из подгородных улусов, отказали от воеводства «лихоимцу» Алексею Башковскому и послали выборных в Москву просить хорошего воеводу. Но им, как бы в издевку, назначили родного брата Алексея – Мирона. Выражая общее мнение, казак Игнатий Ендауров на увещевания Башковского не уподобляться примеру разинских бунтовшиков заявил: «Степан де Тимофеевич пришел на князей и на бояр, и на таких же воров, как и ты, Мирон». Красноярцы несколько раз изгоняли присылаемых из Москвы воевод. Одного из них, Семена Дурново, они чуть не убили. Восставшие «драли» его «за волосы, и под бока, и по щекам били», затем посадили в наполненную до половины камнями лодку и оттолкнули от берега.
Длительное время город и уезд были во власти восставших. Выбираемые на общих сходах доверенные «судейки» судили, собирали налоги, оброчный хлеб, ясак и таможенные пошлины. В столицу отправлялись собранные казенные суммы и пушнина. Среди руководителей движения заметную роль играли дети боярские Еремеевы, атаманы Аника Тюменцев и Михаил Злобин, пятидесятники Петр Муруев и Ларион Ростовцев, десятник Тимофей Потылицын. Из рядовых казаков выделялись Федор Чанчиков, предки нашего гениального земляка-художника Петр и Илья Суриковы-Нашивошниковы, Артемий Смолянинов и Данила Старцев.
Во время восстания красноярские казаки «пересылались» с жителями других острогов Сибири, где в те же годы происходили народные волнения. Только при многоопытном и умном воеводе П. И. Мусине-Пушкине, который фактически оправдал красноярцев, обвинив своих предшественников «во многих неправдах», восстание прекратилось. Лишь четверых зачинщиков разослали по сибирским городам, но в 1704 г. их вернули по просьбам всего войска. Виновных же воевод, братьев Башковских, сослали, конфисковав имущество. По обоснованному мнению историка Н. Д. Зольниковой, молодой Петр I старался избавиться от погрязшей в лихоимстве и произволе старой сословной администрации.
Во втором десятилетии XVIII в. положение казачества ухудшилось. После губернской реформы 1708–1710 гг. с ликвидацией Сибирского приказа административно-территориальный контроль приблизился к населению Сибири из Москвы в Тобольск. Значительно усложнилась в XVIII в. структура управленческого аппарата, которая состояла из казенных учреждений и подчиненных им выборных органов казачьего, городского и сельского самоуправления. У казаков больше стало, кроме военных, административно-расправных, хозяйственно-распорядительных, фискальных служб. Введенные коменданты вмешивались в казачье самоуправление, пытались иррегулярных казаков военизировать: требовали большей дисциплины, за свой счет унифицировать вооружение, форму. Рекрутские наборы затрагивали не в штате «казачьих детей». Слухи о объявленной в 1717 г. подушной реформе могли серьезно изменить прежнюю сословную организацию, сократить штаты и превратить в налогоплательщиков многих казаков. В Сибири из-за казаков процент неподатного населения оказался необычно большим – до 30 процентов, а в Красноярске – более 70 процентов, в то время как во всей России прямые налоги не платили лишь около 2 процентов населения. По мнению центральной власти, это было недопустимо в условиях огромных расходов на длительную Северную войну 1700–1721 гг. и на другие реформы. Правда, Петр I, несмотря на нелюбовь к казачеству, все же понимал, что в условиях России только казаки с малыми затратами на них могли обеспечить минимум безопасности страны в приграничных территориях и решать публичные и эксплуататорские задачи на ее окраинах.
Русская латунная пушка на деревянном лафете, XVII в.
После строительства в 1707 г. Абаканского острога Красноярск казался не нужен как крепость с крупным гарнизоном в 849 штатных служилых людей. Начался легальный переход городовых и деревенских казаков на юг. Отставных казаков, казачьих детей и тяглых людей тоже привлекали свободные нетронутые южносибирские черноземы, минеральные ресурсы и богатые промысловые угодья Сыдо-Ербинской и севера Минусинской котловин. По сравнению с ландратской подворной переписью 1710/13 гг., когда было 1217 душ мужского пола (д.м.п.), город потерял почти весь естественный прирост. Сократился приток переселенцев – стало меньше почти на 50 подворников. С учетом реконструкции недостающих и частично обгоревших листов первой подушной переписи 1720 г. с ее ревизией 1722 г., в Красноярске насчитывалось 369 дворов и до 1250 душ муж. пола, или 2500 душ обоего пола, считая соотношение полов как 1 к 1. Но город и в 1722 году по-прежнему оставался преимущественно служилым, всего 1055 д.м.п., в том числе дети боярские с дворянами составляли 47 человек, конные казаки – 297, пешие казаки – 397, отставные казаки— 245, казачьи дети – 132, духовные лица – 21, канцелярские служители – 16. У них было также 20 дворовых людей и 12 работных и закладных людей. Тяглых же налогоплательщиков (крестьян, посадских) насчитывалось всего 51 д.м.п., кроме 9 временно живших и 113 не установленных д.м.п.
Описания острога в годы Второй шатости не дошли до нашего времени, но по рапорту воеводы Льва Поскочина 1698–1699 гг., ответам на анкеты В. Н. Татищева и Г. Ф. Миллера в 1735–1738 гг. и рисунку в феврале 1735 г. участника его экспедиции И. Люрсениуса можно представить его внутреннюю структуру и внешний облик. Лев Поскочин, ставший красноярским воеводой после Мирона Башковского в августе 1698 г., закончил постройку нового острога и оборонительных крепостных сооружений. В 1698–1699 гг. размеры малого города в окружности составляли 190 сажен. Малый город, расположенный на мысу Енисея и Качи, имел форму неправильного четырехугольника, стены которого следовали естественным очертаниям мыса. Въезд в город был через шестигранную Спасскую башню, на которой находилась часовня, что крайне удивило ученого Мессершмидта, и колокольня с вестовым колоколом, присланным из Москвы. В 1693 г. на Спасской башне при воеводе П. С. Мусине-Пушкине были установлены «часы боевые». В малом остроге находились административные здания (амбар для хлебных запасов, съезжая (приказная) изба, двор воеводский, тюрьма), соборная церковь, пороховой погреб, амбар для соболиной казны. В течение всего XVII в. малый острог оставался укрепленной резиденцией воевод. Возле малого острога слобода (посад), где находились дворы служилых людей, немногих посадских и крестьян, была окружена острожной стеной и называлась «большим острогом», или «нижним городом». «Тому острогу 2 башни проезжие, а крыты башни драницами без шатров. По тому же острогу 4 ворот проезжие, да калитка, да бык выводной». Окружность большого города с трех сторон составляла 838 сажен. Больше всего была укреплена южная сторона.
Красноярский острог на чертеже С. Ремезова
Первое графическое изображение Красноярска (09.01–10.02.1735)
Иоганн Вильгельм Люрсениус. Подлинник тушью не сохранился. Гравированную медную копию выполнил в марте 1770 г. Алексей Колпашников
Центром всей жизни в большом остроге была «площадь, что на торгу», на которую выходили Спасские ворота малого острога. На площади стояли «гостиный двор» и таможня. На этой площади красноярцы собирались на мирские сходки.
Для защиты от врагов Красноярск был снабжен артиллерией: «пушек медных – восемь, калибром 2 фунта, пушка медная – одна, калибра 4 фунта, пушек чугунных – две, калибром 3 фунта; пушка чугунная – одна, калибром 2 фунта; пушка чугунная – одна, калибром ½ фунта; пищалей за-тинных – шесть. И оные пушки в станках и на колесах.
Мушкетов годных к стрельбе с кремнями – сто тридцать восемь, пушка чугунная негодная горелая – одна, карабинов годных к стрельбе с кремнями – десять, мушкетов негодных горелых стволин – тридцать три, карабинов негодных горелых стволин – двенадцать, пушечного и ручного пороху – сто девяносто пуд три фунта с полфунтом. Пушечных ядер калибром 3 фунтов – пятьдесят семь, двухфунтовых тысяча триста пятьдесят семь, полуфунтовых – сто двадцать четыре. Пуль свинцовых – сто пятнадцать, дроби мелкой железной – девяносто одна, свинцу – шестьдесят шесть пуд, пыжевиков – тринадцать, ложек пушечных – тринадцать, фитилей – два пуда двадцать пять фунтов, трещеток – три, барабанов – тринадцать, багров пожарных – четыре, а оные багры – с цепями и веревками, вил пожарных – четыре, копей на ратовищах – четыреста тридцать пять. Пять сум от пушек пороховых, кремней мушкетных и карабинных – двести. Да в кузнице казенных же материалов, которыя числятся с артиллериею, а именно: двои меха кожаные, да наковальни железные, четыре молота больших, два молота средних, один молот маленький, се-меры клещи больших и малых, две гвоздильни, две сечки наковальныя, два боротка, одно зубило.
В городе Красноярску имеетца две церкви. Каменного строения церквей и домов, и торжищ в Красноярску не имеетца. Деревянного строения домов и улиц имеетца в городе Красноярску, а именно: от Спасской башни вверх по Енисею реке до Покровской башни по правую сторону улицы 32 двора… по той же улице по левую сторону 27 дворов. (Прежде район ул. Гостинской и Береговой, а ныне Карла Маркса и Марковского от ул. Просвещения до 9 Января. – Г. Б.) От Спасской башни по второй улице сына боярского Ивана Беляевского вверх по Енисею по реке до песку, по правую сторону 21 двор… по той же улице по левую сторону 11 дворов (район прежней ул. Гостинской, ныне ул. Карла Маркса до ул. Парижской Коммуны. – Г. Б.); от Малого города от Наугольной башни от Енисея реки и вверх по берегу по правую сторону 19 дворов (район ул. бывшей Песчаной, ныне ул. Урицкого. – Г. Б.); от Спасской же башни по Качинской улице (район между бывшей Воскресенской и Благовещенской, ныне пр. Мира и ул. Ленина до ул. Парижской Коммуны. – Г. Б.) до Алексеевской башни по правую сторону 29 дворов, по той же улице по левую сторону 29 дворов; от Енисей реки, соборной церкви в приходе до Качинской большой улицы поперег города Красноярска по правую сторону 10 дворов, по той же улице по левую сторону 14 дворов (район бывшей Благовещенской, ныне ул. 9 Января. – Г. Б.); от Енисея же реки от Ерлыковского свозу (пер. Причальный. – Г. Б.) поперег (города) до Качинской же улицы по правую сторону 10 дворов, по левую же сторону 17 дворов (район бывшего пер. Дубенского, ныне ул. Парижской Коммуны. – Г. Б.) от Енисея же реки от песку по улице вдовы Резвихиной до Качинской улицы по правой стороне 13 дворов, по той же улице по левой стороне 18 дворов (район бывшего пер. Покровского, ныне ул. Сурикова. – Г. Б.); от Енисея же реки поперешной же улице от песку ж до Качинской улицы по правой стороне 21 двор, по той же улице по левой стороне 20 дворов (район между ул. 9 Января и Парижской Коммуны. – Г. Б.); от Енисея же реки поперег к Качинской улице подле острога по правую сторону 12 дворов (район между пер. Дубенского и Покровским, ныне ул. Парижской Коммуны и ул. Сурикова. – Г. Б.).
План Красноярска, выполненный геодезии капитаном С. Плаутиным. 1746 г.
Планировка города с ХVII в. осталась прежней. Реальная застройка доходила до намеченной площади (на плане – № 3)
План «Двойного острога» Красноярска середины XVIII века на современном плане
По-под горою от устья Качи по улице до Сиротинина свозу по правую сторону 10 дворов, по той же улице по левую сторону 12 дворов. На оном же под горою от устья Качи речки вверх по Енисею реке по берегу по правой стороне 17 дворов. Да за городом за Качей речкой от устья вверх по той же речке по правой стороне 5 дворов. В том числе при базаре таможня, а под горою ратуша. Итого в городе Красноярску обывательских домов всякого чина людей 350 дворов… Улиц больших проезжих имеется две, малых – девять. Торгов имеетца один, где стоит таможня, и площадь состоит одна же»[13].
Южная сибирь в планах Петра I
В торое десятилетие XVIII в. после строительства Абаканского острога казалось переломным. Но события последующих лет показали, что до полного замирения с населением Северного Присаянья еще далеко. Повторялись набеги киргизов на ясачные землицы. Неспокойно было на границе соседнего Кузнецкого уезда, куда неоднократно приезжали за ясаком киргизские князцы и джунгарские зайсаны. С 1713 г. Джунгария вновь стала претендовать на территорию по Верхнему Енисею, Томи и Иртышу[14]. В то же время правительство получало донесения из Красноярска и других восточносибирских городов о враждебных военных демонстрациях со стороны Цинской империи. Тревожная обстановка сказывалась и на сборе ясака. В те годы в Красноярском уезде собирали едва половину окладной пушнины. Судя по выпискам из ясачных книг, в 1717 г. вместо 246 сороков и 30 соболей взято 140 сороков и 10 соболей, а в 1718 г. из 218 сороков 8 соболей недобрано 135 сороков 21 соболя[15]. Ясачные Кайсотской, Саянской, Канской, Камасинской и Удинской землиц часто откочевывали за «Камень», то есть за Саянские горы в Монголию. Если в 1709 г. числилось в уезде 1746 ясачных людей, то в 1718 г. их было 1573. В 1717 г. гарнизон Канского острога усиливают за счет переселения 20 семей беломестных казаков[16].
Решение этих в Южной Сибири местных геополитических и фискальных задач в это время Петр I стал жестче подчинять общегосударственной цели – достаточному финансированию победоносного завершения затянувшейся Северной войны. Близкий к царю энергичный, властный и корыстолюбивый сибирский губернатор М. П. Гагарин, под чьим началом оказалось больше половины всей России от Урала до Тихого океана, под этим флагом выдвинул проект военного включения в состав России всей Южной Сибири. В первую очередь это касалось территорий по Верхнему Иртышу и Оби до Средней Азии, богатой «песошным золотом». Для военно-кочевых правителей убедительным, по мнению кн. Гагарина, обоснованием российских прав на эти земли будет утверждение: кто владеет устьями рек, тому должны принадлежать и их верховья. Это обстоятельно осветили в документальной монографии о формировании российской границы в Южной Сибири за столетие до 1720 г. барнаульские историки[17]. Они пришли к выводу, что главная цель планируемых острогов в Верхнем Прииртышье, а также на Большом Енисее в Саянах и за Байкалом в Тункинской долине и на Селенге – выход в золотодобывающие районы к бухарскому и китайскому «песошному золоту». Из-за неверных в столичных верхах географических представлений о Южной Сибири, сопредельных с ней странах и сложной геополитической обстановки, переоценки своих и недооценки сил кочевых правителей, а также планов Маньчжурии этот утопичный проект губернатора М. П. Гагарина ввел в заблуждение Петра I. Великий реформатор в 1714–1720 гг., даже когда находился за рубежом, лично следил за реализацией этого проекта в Южной Сибири.
М. П. Гагарин, продвигая свой проект, в 1714 г. донес, что в 15 днях пути от Тобольска у калмыцкого городка Эркет (Яркенд) по р. Дарья (Амударья) в землях контайши жители добывают «песошное золото». Мол, во время большого половодья погружают в мутные воды попоны, ковры и сукна, на которых оседает золотой песок. Доступ к этому «бухарскому золоту» можно получить не только через беспрепятственную караванную торговлю. Если поставить по Верхнему Иртышу от соленого Ямышева озера несколько острогов с набранными в Сибири 2–3 полками для гарнизонов, то можно «замирить» контайшу, который якобы с 30 тыс. человек кочевал в тех местах. М. П. Гагарин заверял, что способен обойтись силами своей губернии, нужно только прислать в сформированные из казаков полки офицеров и инженеров.
Интерес Петра I к этому проекту М. П. Гагарина был подкреплен через год известием о китайском золоте. В 1715 г. в Тобольск явился служилый Федор Трушников, которого М. П. Гагарин отправлял в 1713 г. в Китай для разведывания путей. Предприимчивый тобольский дворянин привез 200 лан (22 фунта, или 8,8 кг) золотого песка, купленного в китайской провинции Шаньси и у оз. Кукунор по 7 руб. за лан (10 золотников).
Копии различных документов, снятые по требованию Г. Ф. Миллера в Красноярском архиве в 1735 и 1741 гг. (два указа за апрель 1716 г. и указ от 6 июня 1717 г.), свидетельствуют, что сибирский губернатор М. П. Гагарин с одобрения Петра I в 1715–1716 гг. предписывал коменданту В. Е. Козлову тщательно обследовать русло Енисея в Саянах, «проведать про р. Кандарь» и наметить места под три острога: «город рубленный или земляной» вблизи или у Саян, а также города на «Большом пороге» и за «Каменем» в устье реки «Кемь» (Хемчик) – притоке Верхнего Енисея (см. {№ 2, 3, 4}).
Считалось, что именно через верховья Енисея ближе всего до китайского золота, поэтому в 1717 г. В. Е. Козлову, а затем сменившему его Д. Б. Зубову велено после тщательной разведки мест поставить эти крепости. Предполагалось, что саянские остроги станут первыми в саянском коридоре к китайскому песочному золоту и к широким торговым связям с соседними странами вплоть до Индии. При этом планировались также русские поселения в этом районе из переселенных с соседних уездов[18].
С апреля по июнь 1716 г. это обследование провел отряд в 30 человек во главе с красноярскими детьми боярскими Андреем Еремеевым и Иваном Нашивошниковым. В своем «доезде» они дали первое подробное географическое описание Енисея в Саянских горах. Перечислив все препятствия на водном пути, указав ширину Енисея и характер местности, где решено ставить остроги, казаки отмечали, что «Большой Саянский порог… большими судами и легкими лодками» вверх и вниз «никоторыми мерами невозможно» пройти. «К городовому же строению у того порогу, – говорилось в «доезде», – место каменное и меж камен разселины шириной по сажени и по две и больше, а лесу на строение довольно, а стоячего острогу (защитных тыновых укреплений. – Г. Б.) ставить нельзя, для того, что место каменное». Волок же для обхода Большого порога составлял 145 саженей, или почти 309 метров. От порога до устья Кеми казаки добирались еще пять дней. Они сообщали, что «устье Кеми не на выходе Саянского камени… а до выходу Камени половина дня… где Енисей шириной в 130 сажен». По их мнению, острог ставить в устье тоже нецелесообразно – небольшую степь длиной в одну версту и в ширину 300 сажен окружали безлесные горы, а по берегам реки и островам рос только «тополиник» {№ 4}.
Был также составлен чертеж обысканных мест, который не сохранился, но сведения из него были использованы петровским геодезистом П. Чичаговым (о нем и его карте см. в главе четвертой).
Несмотря на явную непригодность в природно-климатическом отношении условий для размещения планируемых острогов, Гагарин, вероятно, это скрыл от Петра I. Царь же одобрил этот авантюрный, но столь заманчивый и многообещающий в экономическом и внешнеполитическом отношении проект. Красноярцам и жителям соседних уездов предстояла малопривлекательная перспектива продления на длительное время беспокойной и опасной для жизни службы.
Документы
ПРИКАЗ СИБИРСКОГО ГУБЕРНАТОРА МАТВЕЯ ПЕТРОВИЧА ГАГАРИНА КРАСНОЯРСКОМУ КОМЕНДАНТУ В. Е. КОЗЛОВУ ОБ ОРГАНИЗАЦИИ ИМ ПОИСКА МЕСТ ПОД СТРОИТЕЛЬСТВО ТРЕХ ОСТРОГОВ-КРЕПОСТЕЙ У САЯНСКОГО КАМНЯ, НА БОЛЬШОМ ПОРОГЕ И В УСТЬЕ Р. ХЕМЧИК
(Л. 228) 1716 году апреля в день [1]
По указу великого государя и по приказу губернатора Сибири князя Матвея Петровича Гагарина [2] в Красноярск коменданту господину Козлову [3].
Посланы к тебе два указа против именного указу его царского величества, дабы тебе ехать в скорости ис Красноярского в Абаканский город [4], и из Абаканского, буде можно, ехать тебе и осмотреть место у Саянского камени, чтоб в близости того камени на реке Енисее зделать острог, или рубленую, ли земляную крепость[5]. И велеть счислить, что от Абаканского до того места, где быть крепости, во сколько дней большими, також и малыми лехкими судами, будет ходу. А естли от Абаканского Саянской камень не в близости или за какими делами ехать будет из Абаканского тебе самому не можно, то послать для того осмотру места, выбрав умного человека, кому бы мочно в том верить. И велеть осмотреть ему, чтоб в близости от Саянского камени осмотреть место, где делать город против именного великого государя указу.
Да ему ж, каменданту (Л. 228 об.) господину Козлову, послать в самых лехких судах из Абаканского, выбрав дву человек нарочитых людей, умных и заобычайных, и при них тридцать человек или сколько можно по твоему рассмотрению, в том числе дву человек подьячих добрых, и послать их вверх по Енисею до реки Кеми (Хемчик), которая впала в реку Енисей выше Саянского камени. И велеть тем людем записывать имянно во сколько дней дойдут от Абаканского до Саянского камени, где быть крепости; и что дней Саянским каменем пойдут рекою Енисеем, сколко дней до первого порогу. Також велеть описать имянно велик ли Первой порог и мошно ль подыматца великими судами. И осмотреть им велеть у того порогу место, где б над тем Большим порогом зделать город или острог. И коликая широта реке Енисею, где назначено будет место быть крепости у Саянского камени, тако ж и где порог, тако ж и других порогов нет ли выше того порогу. Тако ж и прошед рекою Енисеем Саянской камень, коликая широта реки Енисею по выходе из Саянского камени, какия реки в реку (Л. 229) в Енисей впали, где какия реки впали, и что расстояния река о реки, все велеть тем людям описывать имянно до реки Кеми. Тако ж велеть записывать имянно сколко порогов, тако ж и иных переборов по Енисею реке, идучи вверх до реки Кеми.
И на той реке явить тем посланным, что имянном указ(ом) великого государя велено на усть(е) той реки Кеми, в удобном месте на Енисее, зделать город, чтоб к ним ходить рекою Енисеем судами, дабы те люди осмотрели место на той реке удобное к городовому строению. И осмотря место, и описав, и зделав чертеж, ехали б в Абаканской.
Да им же велеть осведомитца о реке Кандаре [6], что расстояния будет от от устья реки Кеми до устья реки Кандары, из которой стороны те реки впали в Енисей реку, тому зделать велеть чертеж [7].
И как ты сей указ получишь, то против прежних посланных указов и по сему указу чинил без умедления с превеликим радением. И что против тех и по (цар)скму указу учинено будет, о том писать к губернатору князю Матвею Петровичю Гагарину в скорости.
ЛОФ АРАН. Ф. 21. Оп. 4. Кн. 20. Док. № 111. Л. 228–229. Это копия, снятая для Г. Ф. Миллера в Красноярске в 1739 г. Впервые опубликовано в 2015 г.[19]
Комментарий
[1] Содержание документа автор этих строк в 1981 г. подробно пересказал в своей монографии[20]. Обследование шло несколько недель с апреля 1716 г. Первые же публикаторы установили, что в другой публикации датировку ошибочно указали 10 апреля[21]. Копию для коменданта Д. Б. Зубова, хранившуюся в Красноярске, тоже сняли для Г. Ф. Миллера[22].
[2] Князь Матвей Петрович Гагарин (ок. 1659–16.03.1721) – сын князя Петра Афонасьевича Гагарина из рода Рюриковичей по линии Владимира Мономаха. Жена – Евдокия Степановна Траханиотова. Сват канцлера Г. И. Головкина и вице-канцлера П. П. Шафирова. В Сибири начал служить в 1691 г. товарищем воеводы у родного брата Ивана в Иркутске, в 1693–1695 гг. был воеводой в Нерчинске.
В боярских книгах он показан стольником еще раньше – в 1686 г. В 1695 г. Гагарин стал вторым воеводой при брате Иване в Иркутске, но в 1696 г. начато следствие по их финансовым злоупотреблениям, а в Якутске – у кн. Ивана Михайловича Гагарина. Однако они смогли оправдаться, судя по тому, что в 1701 г. Петр I, увлеченный развитием речных путей, поручил 40-летнему Матвею Петровичу надзор за деланием шлюзов в Европейской России. После взятия Азова и выхода в Азовское море в 1696 г. Петр I решил соединить Дон с Волгой. Главным начальником работ был назначен М. П. Гагарин, заведовавший также и «перекопными» работами в Вышнем Волочке для соединения Балтийского моря с морями Каспийским и Черным посредством каналов. С 1701 по 1707 г. Гагарин трудился над выполнением предписания Петра I о делании шлюзов. Приставив Гагарина к своему любимому делу – расширению и упорядочению водных путей, Петр I тем самым приблизил к себе князя.
Герб князей Гагариных
Один из вариантов герба князей Гагариных, как и других потомков Стародубских князей, восходит к гербу князя Михаила Григорьевича Ромодановского (1689). На нем был изображен дуб с желудем, под которым кабан или медведь. Кроме того, в нашлемнике печати князя находилась рука, державшая меч. Стародубские удельные князья покровительствовали выходцам из Великого Новгорода, предкам Андрея Дубенского, основателя Красноярска.
Подлинный автограф М. П. Гагарина, первого губернатора Сибирской губернии
Петр I после казни М. П. Гагарина все его изображения приказал уничтожить. Damnatio memoriae (с лат. – «проклятие памяти») – особая форма посмертного наказания, применявшаяся в Древнем Риме к государственным преступникам. Любые материальные свидетельства о существовании преступника подлежали уничтожению, чтобы стереть память об умершем.
В 1706 г. как знаток Сибири князь М. П. Гагарин назначен «начальным человеком» Сибирского приказа, а с ним в товарищах были дьяки Иван Чепелев и Афонасий Герасимов. Согласно царскому указу, ему велено писаться «генеральным президентом и Сибирских провинций судьею».
В мае 1707 г. Гагарин был одновременно назначен московским комендантом, и как раз в это время приказано «Кремль и Китай фортификовать» – справедливо предполагая намерение Карла XII идти из Саксонии через Польшу для вторжения в Россию.
В бытность московским комендантом Гагарин, кроме исполнения своих прямых обязанностей, должен был немало времени и внимания уделять шведским пленным. Размещение в 1708–1709 гг. шведских пленных в Можайске, Серпухове и в подмосковных селах и деревнях, а позже в Сибири, назначение их к городским работам и приглашение на русскую службу также возложено было на кн. Гагарина.
При учреждении в 1708 г. губерний в самую большую, Сибирскую, Петр I назначил «московского коменданта и генерал-президента, Сибирского провинциального судью» кн. Гагарина. Он прожил в Москве весь 1710 г. и половину 1711 г., несмотря на то что 6 марта 1711 г. получил официальное звание Сибирского губернатора.
До 1718 г. князь заведовал всей Сибирью. Идя навстречу давнему желанию Петра I получать больше доходов от Сибири, М. П. Гагарин пытался реализовать свой проект включения территорий до верховий рек Южной Сибири в состав России. Цепочка ряда крепостей с гарнизонами на Оби, Иртыше, Енисее и Селенге должна была обеспечить безопасность южных границ, расширить торговые связи и особенно получить доступ к желанному бухарскому «песочному и китайскому золоту». Это было явной утопией из-за неправильных территориальных представлений центральной власти о том регионе и недооценки сил Джунгарии и алтын-ханов, не говоря уже о Цинском Китае. Из-за явной пробуксовки проекта, саботирования, вплоть до отказа от воеводства коменданту Д. Б. Зубову красноярскими казаками, финансовых злоупотреблений, произвола, в частности, присвоения подаренного иркутскими купцами Екатерине I крупного алмаза, разочарованный Петр I в конце 1718 г. велел расследовать деятельность Гагарина. Несмотря на его повинные речи и возвращение в казну более 200 тыс. рублей, первого сибирского губернатора в 1721 г. повесили в Москве по личному приказу Петра I.