Граф Суворов

© Иван Шаман, 2024

Глава 1

28 июля 1942 г. эры Саха – 2024 г. от р. х. Зимний.

– Берите его под руки, – донесся сквозь шум в ушах беспокойный женский голос, и я с удивлением понял, что жив. Получилось? Черт возьми, неужели и в самом деле вышло? Тантрические и йогические практики, Шамбала, неужели все это было не зря?

Меня окутал запах тонких дорогих духов, и я с огромным трудом открыл глаза, пытаясь сморгнуть густую пленку, но ничего не получалось – все было словно в дыму. Понятно только, где верх, где низ. Белые стены, желтые пятна ламп, суетящиеся рядом силуэты…

– Ваше величество, в коридоре чисто. – Ага, вот это зелено-серое пятно – мужчина с уверенным голосом. – Я вынужден вас поторопить.

– Сейчас, Гавриил… сейчас. Сажайте его на кресло, – распорядилась женщина, и я почувствовал, как на спину давят металлические перекладины. Хотелось спросить, что здесь происходит, но, когда едва разобрал тихий стон, я понял, что он идет из моего горла. – Тише, сынок, все будет хорошо.

– Государыня, прошу, быстрее, – проговорил мужчина, меня чуть наклонило, а затем затрясло. Похоже, меня посадили на инвалидное кресло и вывезли в коридор. Так, надо хоть глаза протереть, иначе ничего не видно. Я попробовал поднять руку, ушло море усилий, но только пальцы дернулись.

Нет, так не пойдет. Это что, я потратил почти двадцать лет жизни, чтобы достигнуть перерождения, а вместо заслуженной награды попал в тело инвалида, не способного даже пальцем пошевелить? Индусы, конечно, придумали замечательную религию, но на такое я не подписывался. Успокоиться, отринуть мирское…

Я погрузился в медитацию легко и даже не задумываясь, духовным взором окинув свое тело. Из семи чакр легко отзывалась только одна – Сахасрара, хранилище души и путь к перерождению, последняя из целей развития пути йога и внетелесная чакра, развитие которой обычно занимает десятилетия.

Остальные шесть находились в зажатом, зачаточном состоянии, которое даже у новорожденного лучше. Такое ощущение, что доставшееся мне тело никогда не жило, а после появления на свет лишь медленно умирало. К слову, сейчас этому самому телу лет пятнадцать-шестнадцать.

Идти путем напряжения тонкого тела через чакру пророка к Основе пришлось несколько минут, но ничего принципиально важного за это время не произошло. Мое тело все так же тряслось в инвалидном кресле. Люди, которые меня везли, бежали, так что меня приходилось придерживать на поворотах, но, когда я наконец сумел влить хоть каплю праны в Муладхару, нам навстречу выскочило несколько человек.

– Суворовцы идут! В сторону! – крикнул уже знакомый голос, выдергивая меня из медитации, и в то же мгновение по ушам ударил грохот выстрелов. Открыв глаза, я попробовал сосредоточиться на происходящем. Пятна все так же плясали, мешая видеть, но в этот раз я сумел рассмотреть короткую схватку.

Пятеро солдат в красных мундирах с гербовым щитом на левой стороне груди выскочили наперерез нашей группе. Меня с матерью тут же заслонил мужчина в толстом металлическом доспехе, окрашенном в зеленый маскировочный цвет. По нему ударили очереди, пули выбивали искры из стального титана, но вот он поднял толстую трубку, и она грохотнула.

Однозарядная? Что за чушь? Такой же бред, как и яркая форма вместо камуфляжа. Удивился я, глядя на то, как защитник выбрасывает из ствола гильзу и заряжает новую пулю. Новый залп, и рыцарь идет вперед, обстрел прекращается, его зажали перекрестным огнем, не позволяя приблизиться, и когда я уже попрощался с только обретенной второй жизнью, на спине защитника загорелось два огненных цветка.

Рев двигателей мгновенно заглушил хлопки выстрелов. Гавриил сорвался с места и влетел в колонну, за которой скрывалось двое противников. Покрытая лепниной в виде львиных голов, колонна не выдержала такого издевательства и рухнула на гвардейцев Суворовых. Последний из солдат выскочил из ниши в противоположном углу и нацелил на нас автомат. Но в то же мгновение у меня за спиной раздался яростный крик, и боец завопил, объятый пламенем.

– Ваше величество, вы не должны! – раздался обеспокоенный женский голос. – Инквизиторы нас почуют!

– Если я не защищу своего сына, это сделает кто-то из вас? – гордо спросила женщина, называвшая меня сыном. Так-так, а мама у меня, значит, маг? Нет, я, конечно, совсем не против появиться в мире, где, кроме духовных практик, существует вполне реальная магия, но к такому жизнь меня не готовила.

С другой стороны, прислушавшись к себе, я понял, что жизнь меня вообще мало к чему готовила, огромный пласт воспоминаний просто исчез, и с каждой секундой провал становился все больше. Только сконцентрировавшись, смог вспомнить, что я вообще из России, но ни имени, ни родственников в голове не всплыло.

И, что хуже всего, я понял, что знания о тантра-йоге тоже стремительно улетучиваются. Словно вчерашний сон, быстро бледнеющий перед глазами после резкого пробуждения. Проститься со столь ценными знаниями я был совершенно не готов, а потому подключил весь свой неразвитый мозг, чтобы запомнить самое важное.

Чакры, пути развития, медитации и оздоровительные практики – я раз за разом повторял про себя все, что знал, невольно вливая энергию в Набхи и Джалу. Пусть основные силы и уходили на перезаписывание памяти в силе третьего глаза и разума, Аджне, я невольно прокачивал прану по всем чакрам, все лучше ощущая тело.

Даже очередная схватка не могла отвлечь меня от столь важного занятия, и я лишь отмечал грохот пуль и всполохи. Резкая боль в левой щеке заставила меня невольно поморщиться, но глаз я не открыл, заставляя тело отринуть внешние раздражители. Но продолжилось это недолго. Раздался грохот, и меня опрокинуло, выкинув из кресла.

– Сынок! – крикнула мать, бросившись ко мне.

– Государыня, назад! – выкрикнул Гавриил. – Мы должны сохранить вашу жизнь!

– Я не уйду без сына! – закричала она, но защитник сгреб ее в охапку, нарушая приказ, и прикрыл собой. По спине доспеха тут же загрохотали выстрелы, высекая искры.

– Это в клятву не входило! Демидовы защитят вас, а вашего сына заберут другие, – снова возразил Гавриил и, не слушая возражений, побежал с женщиной на руках к балкону. Раздался звон бьющегося стекла, с той стороны полыхнули огни двигателей, а в длинном коридоре, посередине которого я валялся, продолжилась отчаянная перестрелка.

Мимолетный запах духов сменился едкой вонью пороха, не в силах подняться, я валялся, прижавшись щекой к холодному мраморному полу, и с удивлением обнаружил, что предпринятые мной меры по накачке чакр праной оказались эффективны. Руки хоть и плохо, но уже начали двигаться.

Мышцы, пусть и на минимальном уровне, у тела все же сохранились. Вероятно, его как-то обслуживали, может, даже делали физиотерапию для коматозников. Судя по убранствам дворца, моя мать могла себе это позволить. Одни гобелены и картины стоили целое состояние. Только вот меня это нисколько не радовало. Будь здание чуть меньше, возможно, нам удалось бы покинуть его вместе.

– Смерть заговорщикам! – закричал один из нападавших, бросившись вперед, но не сумев продвинуться и пяти метров. Сразу несколько пуль ударили в гвардейца Суворовых, и тот рухнул, протянув вперед руки. Словно завороженный, я смотрел, как из раскрывшейся ладони ко мне выкатывается шар гранаты с выдернутой чекой.

Полметра, если она взорвется на таком расстоянии – мне точно конец. Зарычав сквозь зубы, я выгнулся всем телом. Мышцы, не привыкшие даже к минимальным нагрузкам, отозвались болью, но я продолжил ползти. Выбросил вперед руку и едва дотянулся кончиками пальцев до сферы. Еще чуть! Влить энергию души в чакру тела. Есть!

Обхватив ладонью гранату, я с победной улыбкой бросил ее в сторону врага. Ну, как бросил – постарался. Замах был отличный, но не то скорость не набралась, не то пальцы разжались не вовремя – граната упала на спину мертвому герою и, чуть прокатившись, осталась с другой стороны.

Взрыв потряс зал, заставив вековую пыль, скопившуюся под потолком, спуститься вниз, заволакивая коридор плотной пеленой. Стрельба не прекращалась ни на секунду, но у обороняющихся нашлось преимущество – они прекрасно знали залы дворца, и вскоре враги начали падать один за другим.

Короткими перебежками защитники начали двигаться ко мне, оттесняя оставшихся врагов. Подскочивший охранник тут же закинул автомат за спину и, подхватив меня под мышки, усадил обратно на кресло.

– Нужно отступать к внутреннему двору, – крикнул он остальным. – К судну ее величества, пока дорогу еще не перекрыли! За мной!

Я вновь оказался живым грузом, но только сейчас понял, насколько бережно меня везла мать. Теперь меня не просто мотало из стороны в сторону – меня кидало, чуть не вышвыривая на поворотах. Я же, не теряя времени, продолжал записывать память и восстанавливать тело.

К моему стыду, за короткое время схватки я снова потерял кусок памяти, и не абы какой, а почти десять последних лет жизни. Остались только основы практик и заточенные под возвышение и превращение в… что за черт? Почему я не помню? В просвещенного? Нет, это предыдущая ступень. Пророка? Будду?

Выдохнув, я зажмурился и выгнал посторонние мысли. Все хорошо, я спокоен. Я камень, лежащий на вершине горы, мои грани точит небесный ручей, палящее солнце и вольный ветер дают мне свою силу… Нет! Не выходит! Как они мне могут дать силу, если все нижние чакры представляют из себя жеваную скукоженную изюминку, которую сейчас распирает от заемной силы души?

Вновь глубоко, с шумом вдохнув и выдохнув, я выгнал посторонние мысли. Все хорошо. Мое духовное зрение со мной, техники развития – тоже. Я сведу на нет любую промашку, стоит только найти спокойное место и немного времени. Заново проходить проторенной дорогой всегда легче, теперь мне понадобится лет пять. Не больше.

– Шлюз! Быстрей! – крикнул мой сопровождающий, и двое охранников бросились к толстой металлической двери, угадывающейся даже под дорогим орнаментом. Зачем такая перегородка во дворце, я понял спустя несколько секунд, когда с той стороны раздался гул, а над вратами загорелась красная лампа.

Охранник невольно подвинулся, и через небольшое окошко моим глазам предстало невиданное зрелище. С расчерченной желтыми символами стартовой площадки в небеса поднимался гигантский корабль. Шесть спаренных турбореактивных двигателей с ревом взбивали воздух, выплевывая струи фиолетового огня. Яркая извивающаяся ящерица через весь корпус, герб с тремя сопками и название – «Хозяйка Урала». Корабль явно уходил на форсаже, выжигая все на земле, иначе бы стоящие по краям лавочки не загорелись. А через мгновение стала понятна причина такой спешки.

Огненные шары ударили по кораблю, но за мгновение до этого я успел заметить разрывы гранат активной защиты. А спустя всего мгновение на корабле заработали системы ПВО, и несколько скорострельных многоствольных пулеметов ударило куда-то вверх сплошной стеной пуль, сбивая вражеские снаряды и ракеты.

Быстро поднимающийся корабль вскоре исчез из нашего поля обзора, а когда сопровождающий подошел ближе к окну и подкатил меня, я с трудом разобрал крошечную точку стартовавшего корабля, за которым гналось несколько таких же. И тут я понял, что ошибся в оценке размеров корабля. В сравнении с преследователями он оказался крошечным.

В небесах, степенно держась выше истребителей и штурмовиков, сияя выхлопами сотни малых курсовых и десятком основных двигателей, шел настоящий титан. Залп его главных орудий мы услышали даже сквозь закрытые створки шлюза. Синие росчерки снарядов ударили вслед за беглецами, но крохотный шлюп резко ушел в пике, и вместо него под удар попали несколько истребителей преследователей. Беглец же нырнул вниз и внезапно пропал с короткой вспышкой, уничтожившей половину врагов.

– Что это было? – ошарашенно проговорил стоящий у меня за спиной боец. – Они не могли… не посмели бы.

– Капитан, у пирса еще осталась прогулочная яхта! – крикнул один из охранников. – Если сумеем ее поднять и будем держаться у земли…

– Так и сделаем! Какая температура? – ответил сопровождающий.

– Восемьдесят. Семьдесят пять… шестьдесят, – начал отсчитывать охранник.

– Нет времени ждать, пока она опустится! Пару минут перетерпим, – скомандовал капитан стражи. – Экстренное открытие шлюза!

– Есть экстренное открытие! – кивнул охранник. Ударом приклада он сбил декоративную лепку на стене и дернул оказавшийся под ней красный рычаг. Механизм ворот взвизгнул и начал медленно раскручиваться. В щель же ударил перегретый воздух, мгновенно испаривший влагу в коридоре.

Жар обжег щеки и заставил зажмурится, но храбрецы натянули свои кепки на уши и, прикрывая лица руками, бросились к стоящей чуть в стороне от прохода яхте. Суденышко сильно пострадало из-за экстренного взлета шлюпа, но сейчас его красота не имела никакого значения, главное, чтобы работали системы.

– Придется потерпеть. Держитесь, – проговорил капитан стражи и, наклонив кресло-каталку назад, так, чтобы оно стояло только на больших колесах, вывез меня наружу. Что сказать, я держался. Не только потому, что тело не могло ничего другого, и не потому, что я отстранился от жара, в мгновение высушившего мою кожу. Просто выхода другого не было.

Я до последнего задерживал дыхание и решился, только когда воздуха в легких вообще не осталось, а мы уже стояли у медленно опускающегося главного трапа. Стоило вдохнуть, и я мгновенно обжег нос и слизистую, хотя вдыхал очень медленно. Перед зажмуренными глазами начали плясать круги, когда я услышал раздавшийся сверху рокот.

– Это корвет ведьмы! – крикнул охранник, и в его голосе послышалось отчаянье, смешанное с благоговейным ужасом. Грязно выругавшийся капитан схватил меня и без всяких церемоний закинул на плечо, а затем прыгнул на так и не опустившийся трап, тут же приказав подниматься.

– Двигатели на форсаж! – сказал он, пристегивая меня к одному из боковых кресел у входа. Наши глаза на мгновение встретились, я чуть улыбнулся своему спасителю и тут понял, что сделал глупость. Капитан отшатнулся, с удивлением глядя на меня, затем резко нахмурился, осматривая с ног до головы, и без слов бросился в рубку.

– Закрывай, быстрей! Ну же! – причитали охранники. Мотор, отвечающий за трап, вероятно, повредили при взлете другого корабля, но, отчаявшись, солдат выдвинул из стены ручку и начал ее вращать. Подействовало – дверь пошла куда быстрей, и он даже успел перекрыть проход, до того как гул снаружи стал нестерпимым.

Яхта дернулась, поднимаясь над землей, но в следующее мгновение раздался грохот взрыва, и нас повело в сторону. Через иллюминатор напротив я видел, как снаряд разнес один из четырех двигателей. Стоило судну выправиться, и два других сопла вывели из строя. Нос яхты опасно накренился, и мы рухнули на землю.

Солдаты, не успевшие пристегнуться, повалились на пол. Раздались крики и мат, а затем несколько снарядов ударило по корпусу. Взрывы шли один за другим, вскрывая броню слой за слоем, словно снимая скорлупу с яйца, и, когда наступило затишье, я понял, что мы остались беззащитны. Еще один снаряд – и нам конец.

Когда снаружи раздался удар, я зажмурился в ожидании взрыва, но вместо этого крышу пробило ярко-голубое свечение в виде длинного искривленного клинка. Я своим глазам не поверил, но оно очертило ровный круг, и в следующую секунду вслед за вырезанным куском брони в салон прыгнула черноволосая женщина в красном комбинезоне, в сапогах со здоровенными каблуками и с победной ухмылкой на устах.

– Смерть ведьме! – заорал один из моих охранников и бросился на нее с саблей. Но она лишь оскалилась и шагнула в сторону, а нерадивый солдат рухнул, проскочив в сторону. Сделав пару шагов по инерции, он словно споткнулся и рухнул на пол, а отрубленная голова покатилась дальше.

Вновь загрохотали выстрелы. Ведьма прикрылась от пуль огненным щитом, прыгнула на стену и побежала, словно гравитации для нее не существовало. Я же начал отстегивать сковывающие меня ремни. Сидеть на открытом месте, когда вокруг все умирают, не самое умное занятие.

Первая из застежек поддалась, когда со стороны рубки раздался скрежет металла, и, оглянувшись, я увидел, как ведьма скрестила мечи с капитаном. Женщина давила, заставляя упасть его на одно колено, но из-за спины защитника стреляли двое выживших. Отвлекшись всего на мгновение, ведьма тут же была отброшена и пролетела мимо меня, перекувырнувшись в воздухе и приземлившись на ноги. Как ей это удалось, на таких-то шпильках, я слабо себе представлял, но женщина уже бросилась обратно.

Теперь в ее щит било сразу несколько автоматов, время от времени грохотала ручная ракетница. Такая же, как у Гавриила-паладина, защищавшего мою мать. Капитан умудрялся перезаряжать ее не глядя и каждый раз отбрасывал противницу на пару метров. Но сила все равно оставалась на стороне ведьмы.

Взмах электрического меча, и мне под ноги падает обрубленная рука со все еще зажатой в ней ракетницей. Двумя взмахами ведьма разрубила последних защитников и теперь стояла над упавшим на колени капитаном стражи.

– Зря ты встал у меня на пути, дядька. Где эта грязнокровка? – зарычала она, приставив клинок к шее стражника, он невольно скосил глаза на меня. Но оглянувшаяся ведьма лишь усмехнулась. – А, живой труп, не дождавшийся своего трона. Лучше бы она убила это мертворожденное дитя еще пятнадцать лет назад и не мучила всю империю. Ничего, я сделаю это за нее.

– Ты не посмеешь, – прохрипел капитан, заставляя ее вновь повернуться. – Когда падает клинок, силы нет.

– О чем ты бормочешь, убогий? – скривилась ведьма. – Вы все здесь – трупы, и если ты мне не ответишь…

– Катись в бездну, кровавая шлюха, – усмехнулся капитан и смачно харкнул ей в лицо кровью. Дернувшаяся ведьма ударила капитана в грудь, погрузив меч по самую рукоять, но солдату именно это и было нужно, он схватил ее за руку, не давая вынуть клинок. – БЕЙ!

Дважды меня упрашивать не пришлось. Упав на пол, я подхватил ракетницу и зажал спусковой крючок поверх скрюченного пальца командира. Отдачей меня отбросило назад, вывернув руку, но снаряд ушел точно в цель. Снаряд, рассчитанный на пробивание штурмовых щитов и легкой бронетехники, врезался в выставленную левую руку, прошил насквозь ладонь и, пройдя лучевую кость, взорвался, оставив стоять только половину от ведьмы. Судя по шикарной заднице – лучшую.

– Клинок, – прохрипел капитан, пытаясь вынуть оружие у себя из груди. – Вытащи. У клинка должен быть хозяин.

– О чем ты? – каркая, спросил я. Первые слова в новом теле и в новом мире.

– Вытащи, я уже мертв, – вновь попросил капитан стражи. Последняя воля умирающего не то, что можно оставить без внимания. Держась за кресла, я на негнущихся ногах дошел до капитана и уцепился за рукоять. Потянул на себя и тут же чуть не рухнул от прошедшей по телу волны. Мышцы свело судорогой, будто ударили током, а когда я очнулся, от оружия осталась только отметина на запястье.

Капитан еще тяжело дышал, когда снаружи раздались крики и шипение горелки. Дрожащими пальцами я вытащил из портупеи охранника снаряд к ракетнице, разломил ее надвое и навел прицел на люк входной двери. Умирать второй раз за несколько часов я не собирался, а бежать было некуда. Но когда дверь отлетела в сторону, капитан с хрипом повернулся на бок и положил свою ладонь на оружие, заставляя опустить ствол.

А в следующее мгновение я понял, что только зря бы стрелял. Штурмовой отряд с огненным цветком на щитах ворвался одновременно в люк и дыру сверху. В и без того тесной каюте стало не протолкнуться, и на меня посмотрело сразу несколько вороненых стволов. Только стрелять они не спешили.

– Брат? – с хрипом позвал капитан, и через строй штурмовиков вышел молодой, чуть моложе него, мужчина с острыми, даже неприятными чертами лица, лишь отдаленно похожий на главу охраны. – Ты здесь, брат?

– Да, здесь, – ответил мужчина. Уверенно пройдя мимо меня, он наклонился над умирающим. – Ты верно служил до самого конца. Твоя честь не задета.

– Как и твоя. Последняя просьба. Поклянись, Роман, – прохрипел капитан.

– Все, что в моих силах, – ответил его брат, скосив на меня взгляд.

– Теперь ты первый. Возьми в род, защити его… теперь он мой сын, любой ценой, – сказал капитан стражи и наконец отпустил мои руки.

– Сын? – не сразу понял мужчина, но затем в его глазах отразилось понимание. Он взглянул на меня, нахмурился, несколько секунд решая, что делать, но затем его брови взлетели, и он сжал губы в тонкую полосу.

– Операция закончена, – уверенно сказал он, поднимаясь. – Ведьма мертва, как и все наши враги. С телами пусть разбираются инквизиторы. Все на выход.

– Есть! – тут же ответил ему десяток луженых глоток. И уже спустя секунду мы остались наедине.

– Идем, племянник. Или тебе нужно отдельное приглашение? – сурово спросил Роман. Перехватив ракетницу, он зажал курок и медленно отпустил его, разряжая револьвер. – Посмотрим, на что способен обладатель клинка.

19:28, июль 2024 г. от р. х. Зимний императорский дворец.

Император мрачно осматривал доставшийся ему кабинет. Трупы уже убрали, но следы крови еще не успели стереть с мраморного пола, а венецианскую мебель придется менять всю – ее посекло осколками при штурме. Дворянское собрание, почти единогласно принявшее его правление, лишь отстранилось от разбирательства между родственниками, и вассалы сражались до последнего.

– Докладывайте, – негромко проговорил он, садясь в кожаное кресло. Ожидавшие его разрешения главы семейств стояли, склонив головы. – Ну?

– Гарнизон гвардии… – начал было Нарышкин, но тут же под яростным взглядом из-под бровей замолчал.

– Что с сестрой и трупом? – государь пытался держать себя в руках, и отговорки подчиненных только больше выводили его из себя.

– Им удалось взойти на борт «Хозяйки медной горы» и стартовать, – тихо, выдавливая из себя каждое слово, проговорил граф Бестужев. – Наши гончие повисли у них на хвосте, но ваша сестра… боюсь, они использовали врата.

– Врата?! В центре столицы? – государь с трудом сдержался, чтобы не вскочить с кресла. Неслыханно… его бедная сестра настолько обезумела, что решилась использовать врата резонанса в семейном гнезде. Дуреха, что ж ты делаешь. – Воздушные патрули в месте открытия врат утроить. Дарников и гвардию не отпускать. Не хватало нам еще повторения тунгусского инцидента. Что с тайной канцелярией?

– Большая часть перешла на службу вашему величеству. Однако нашлись отщепенцы среди… – выступивший вперед Нарышкин начал зачитывать донесения о взятии под контроль гарнизонов и военных частей по всей империи.

– Насчет Суворовых, ваше императорское величество. Мы не можем им доверять. Старший погиб, защищая императрицу и ее сына. Успел забрать с собой княжну Долгорукову, а после сам был повержен братом, – чуть замявшись, ответил граф Нарышкин. – Ваше величество, учитывая, что генерала Мирослава здесь нет, мы подозреваем, что они ведут свою собственную игру.

– Это ты говоришь после того, как брат брата во имя мое убил? – яростно спросил император. – А ты бы пожертвовал своим сыном? Или братом? Я лично его отпустил покаяться перед родителем. А еще слово клеветническое услышу… С Демидовыми что? Какой флот оказался в руках Уральской республики?..

19:40, июль 2024 г. от р. х. Село Новокончанское, резиденция Суворовых.

Двое мужчин в военных кителях сидели в темном кабинете с зашторенными окнами. Подавители были включены на максимум, охрана бдела, а до ближайшего неприкрытого места больше километра, и все равно они предпочитали говорить шепотом.

– Император тебя отпустил? – сухо спросил старик с полностью седой головой. – Ты должен был присутствовать на совещании. Шкурой чувствую – попробуют лизоблюды против нас настроить его величество.

– Не мог оставить… его, – нахмурившись, ответил Роман. – Я детей не убиваю.

– Верно… все верно, – мужчина повернулся к окну. – Уверен, что свидетелей нет? Не говори. Пока я могу лишь догадываться, как и ты. Подтверждений нет. Иначе ментат сможет вытащить даже из подкорки.

– Так что мне делать? – спросил Роман, глядя на отца.

– Ребенок нам нужен. Должны пройти документы, что мы взяли приемыша. Ты знаешь, где их оформить… заберешь примерно такого же возраста и телосложения, – решил глава Суворовых. – Отправим его под Новгород. А с этим… прежде поговорить надо. Пойдем, посмотрим на нашего нового «наследника».

Глава 2

19:45, июль 2024 г. от р. х. Село Новокончанское, резиденция Суворовых.

На протяжении двух часов я не понимал, что будет дальше. До последнего не веря в то, что от меня просто не избавятся. Вначале – на борту странного абордажного судна. А затем, когда мы приземлились на площадке чьего-то дворца, в приемной. Ратники доставили меня от дверей до дверей, но еще почти час мужчины о чем-то спорили, запершись в кабинете, и, лишь придя к соглашению, вышли.

– Значит, вот он каков, сын Бронислава, – мрачно проговорил седой мужчина с тростью, к которому меня привели. Я все еще не мог прийти в себя, поддерживая слабое тело за счет праны и открытого канала в бесконечность, но долго такое продолжаться не могло. Если умирающего в пустыне бросить в холодное озеро, он будет счастлив, но недолго.

– Отец, ты что, всерьез хочешь взять его в семью? – удивленно спросил вытащивший меня командир штурмовиков, с которым мы так и не удосужились познакомиться ближе. Всю дорогу до загородного поместья он сидел, молча сжав зубы, а меня просто пристегнули к одному из кресел в десантном отсеке. – Что ты планируешь делать?

– То же, что сделал ты и что сделаю я, если понадобится. Проклятье Суворовых… – многозначительно произнес седой мужчина, и я не сдержал своего удивления. Что еще за проклятье и какого черта? Но крепкий старик, видно, истолковал мое выражение лица по-своему. – Да, юноша, перед вами опальные князья Суворовы, бездетники. И да, это нас называют бескровными, но дух наш крепок.

– Отец, не стоит изливать желчь на постороннего, – попробовал вмешаться капитан.

– Оставь, Роман. Этот мальчик твой племянник. Таково было желание Бронислава, и все наши гренадеры приняли его без вопросов. Если хочешь, чтобы проклятье перестало висеть над нашим родом, сделай уже мне внука! Убили Юльку, ты и рад! Теперь хоть в борделе со шлюхами кувыркайся, – гневно сказал глава семейства, ударив тростью по мраморному полу. – А до тех пор он твой родственник. Происхождение же никогда не имело значения, неважно, сын полка или последний наследник чуждого рода.

– На каждое правило найдется свое исключение, отец. Если мы примем его в род, он может стать последним. Стоит его врагам узнать, что он тут… – покачал головой Роман Суворов, а я понял, что для них происхождение моего тела секретом не является, в отличие от меня самого.

Судя по словам окружающих, обращенным к моей «матери», я стал наследником правящего рода, да еще и сверженного, а учитывая, что Бронислав защищал меня, а Роман, наоборот, шел с нападавшими, они служат разным государям. Признай я сейчас при них себя царевичем, попробуй качать права, и они обязаны будут сдать меня своему господину, пока же я просто найденыш.

– Это было последнее желание Бронислава, и я его исполню, – снова стукнул тростью старший Суворов. – Так же, как исполнил бы твое. Но и об осторожности забывать не стоит. Кто, кроме наших ратников, видел, что ты забрал мальчишку с собой? Доложи по сути.

– Так точно, – уверенно ответил Роман, невольно вытянувшись. – Во время штурма мы прикрывали княжну Долгорукову с позывным Ведьма. По приказу его высокопревосходительства и следуя общему положению империи, усмирили бунт черносотенцев и отрезали пути к отступлению лидерам меньшевиков, вошедших с ними в сговор. Однако в процессе на подмогу к Ведьме не успели и по прибытии обнаружили ее мертвой.

– Свидетелей не осталось? – мрачно посмотрел из-под мохнатых седых бровей на сына Суворов.

– Никак нет. Более того, мы к ее убийству отношения не имеем, – четко, по-военному ответил Роман. – Пока вскрывали внешний люк шлюпа – все уже было кончено.

– Хочешь сказать, что Бронислав убил твою невесту? – с удивлением поднял брови старик. – Не будь это предательством, я счел бы подобное за подвиг.

– Боюсь, что нет, отец. Юноша, покажите ему свои запястья! – приказал мне капитан, и я поднял руки открытыми ладонями вверх. И тут же с удивлением уставился на появившуюся на тыльной стороне татуировку в виде клинка. День открытий! Не помню, чтобы у мальца были татуировки, родимые пятна или другие отличительные черты.

– Знак мечника? – хмыкнул старик Суворов и, шагнув ко мне, взял руку жесткими мозолистыми пальцами. Я словно в тиски попал, хотя тут больше не вина деда, а общая слабость организма, который удавалось держать в вертикальном положении только постоянным подпитыванием праной.

– Сила никогда не ошибается, – сухо заметил Роман.

– Ну, с этим я мог бы поспорить, сынок, – снова хмыкнул глава семейства. – Уж сколько ублюдков, садистов и маньяков с силой мне пришлось повидать. Юлианна была далеко не худшей из них. Но раз в нашем роду появился дарник, то и его воспитанием придется заняться со всей строгостью.

– Отец… – попробовал вновь возразить Роман, но под строгим взглядом князя лишь вытянулся по струнке.

– Не спорь. Это шанс и для этого малыша, и для нас, – чуть смягчившимся тоном произнес Суворов. – К слову, юноша, как вас называть? Оставить имя, данное вам матерью, неуместно. Это вызовет слишком много вопросов. Дать новое без богослужения мы не сможем…

– Если позволите. Вивек, – попробовал предложить я, но старик тут же поморщился, явно давая понять, что такого выбора у меня не будет. – Викториан?

– Да-да, Максимилиан Цезарь, – хмыкнул Роман, уловив настроение отца. – Может, Борислав? В честь приемного отца?

– Ратибор или Яромир? – пробормотал князь, глядя на меня.

– Я не против, чтобы мое имя было попроще. Алексей, Александр… может, Николай? – решил я пойти в другую сторону.

– Деда вспомнил? – недобро сверкнул глазами старший Суворов.

– Не пристало позорить имя великого предка, – покачал головой Роман.

– Какого предка? Александра Васильевича? Так он же не ваш предок, как я понял, – с удивлением произнес я, глядя поочередно то на Романа, то на его отца.

– А может, шкет и прав. Худой, можно сказать, что и тощий, немощный… каким был в начале своего пути предок, – недобро усмехнулся глава рода. – Пусть будет так. Я, Мирослав Васильевич Суворов-Рымникский, нарекаю сего отрока Александром Брониславовичем Суворовым. Не посрами гордого имени. А теперь – иди.

– Позвольте, – сказал я, и на меня недовольно посмотрели уже оба мужчины. – Кхм. Хоть предок и говорил держать живот в голоде, а голову в холоде, вряд ли он говорил о полном голодании, а у меня с утра ни крошки во рту не было.

– Хм, а малец и в самом деле не дурак. И кое-что слышал. Денщика ему выбери, неболтливого, – распорядился Мирослав. – Со знанием языков, истории и прочего. Из офицеров.

– Слушаюсь, отец. Есть у меня один на примете, – кивнул Роман. – Вернусь через полчаса. Идем, Александр.

Почти секунда потребовалась, чтобы понять, что обращаются ко мне, а потом еще три, чтобы, чуть пошатываясь, двинуться следом за «дядей». Тело слушалось, хоть и совершенно отвратительно. Прокачивая энергию по меридианам, я смывал боль с дубеющих мышц и невольно разрабатывал суставы.

За сегодняшний день я прошел больше, чем это тело за всю свою жизнь, но, если бы о нем не заботились, дело обстояло бы еще хуже, так что я был благодарен сбежавшей матери за лечение и уход. С другой стороны, у меня с каждой минутой возникало все больше вопросов, и, если их не решить, станет понятно, что я для этого мира совершенно чужой.

Как ни крути, а в моем мире летающих кораблей не было, как и князей, родов, Российской империи и много чего еще. В то же время, оглядываясь по сторонам, я с удивлением узнавал вполне привычные предметы повседневного обихода. Сотовые телефоны, планшеты, компьютеры. Не точь-в-точь, и привычных марок я не узнавал, но никаких голограмм, проекций или левитирующих столов я не заметил.

Роман регулярно порывался идти быстрей, но сбивался с шага, понимая, что я просто за ним не успею. Когда я пошатнулся, сумев совладать с перенапряжением тела, он наконец не выдержал и, коротко выругавшись, показал мне на стул, стоящий в коридоре.

– Жди здесь, – приказал он, а затем, не дожидаясь ответа, направился все ускоряющимся шагом в прежнем направлении. Догнать его у меня в текущем состоянии не было ни единого шанса, так что я послушно присел и начал восстанавливать в голове картину произошедшего по минутам.

Итак, я сын какой-то госпожи, очевидно, из правящей династии, которая попыталась сговориться с черносотенцами и меньшевиками. Раз войска штурмовали дворец, а ей пришлось бежать, бросив единственного сына, – значит, переворот удался. Или не удался, смотря с чьей стороны смотреть.

Хорошая новость заключается в том, что я не только выжил, но даже получил временное убежище. Стоит отблагодарить за это храброго Бронислава и его брата. Ведьму они, судя по всему, не любили, раз Суворов-старший так легко отнесся к ее смерти. Можно сказать, оказался ею удовлетворен. Почему? Сложные отношения между обычными, пусть и наследственными, военными и дарниками?

Странное слово, хотя в этом мире много непривычного. Но вот, если смотреть в окно, перед домом на стоянке несколько машин, я, кажется, даже марки могу различить. Среди привычных «Мерседесов» и «Порше» главенствовали с трудом узнанные «Москвичи», «Чайки» и «Волги», которые я опознал только по логотипам. Хищными формами они ничуть не уступали самым современным иномаркам.

Значит, здесь история пошла по другому пути, но общего было слишком много. А соответственно, разделилась она относительно недавно, лет сто назад, может, чуть больше. Остался ли род Романовых у власти? Что вообще произошло в мире за это время? Вопросы сыпались один за другим, но единственное, что я сейчас мог, – вновь и вновь насыщать свои чакры праной.

Я, не став терять времени, вернулся к Основе. Первая, или седьмая, чакра – базовая при изучении духовных практик. Практики, старающиеся все объяснить наукой, связывали ее с гормональным фоном, репродуктивными функциями и либидо. Теоретики и мечтатели – со стихией земли. И те и другие были одинаково далеки от истины, но в чем-то правы.

– Вот он, Василий, – раздался уже знакомый голос Романа, и, открыв глаза, я увидел двух военных. По сравнению с приземистым и широкоплечим Василием мой дядька выглядел худым, хоть и поджарым. – Знакомьтесь, приемный сын Бронислава, Александр, твой денщик и воспитатель – Василий Строганов. Верный слуга семьи и мой товарищ.

– Здравствуйте, – я попробовал подняться со стула, чтобы пожать здоровенную лапищу, но в глазах потемнело. Пришлось прогонять энергию через глаза и шею, чтобы не упасть без сознания.

– Здравствуй, дружочек, – пробасил мужчина слегка за сорок, с явной сединой в черных коротко стриженных волосах и бороде. – Где ж тебя такого тощего подобрали? С улицы, небось?

– Ну да, ты почти угадал, – хмыкнул Роман. – Вверяю тебе жизнь племянника. Все, мне пора, отец ждет.

– Я вас не подведу, ваше сиятельство, – козырнул мужчина.

Мы вместе проводили взглядом быстро удаляющегося по коридору дядьку, и только когда он скрылся, Василий повернулся ко мне и чуть присел, чтобы наши глаза оказались на одном уровне.

– Ну что, шпаненок, идти можешь? – с ласковой улыбкой спросил мой денщик.

– Это вы сейчас меня оскорбить попытались? – оскалившись, спросил я, чем заставил Василия отступить на полшага и усмехнуться.

– Эк как, – крякнув, усмехнулся денщик. – Похоже, не на помойке нашли. Тем лучше, и как же мне к вам обращаться? «Ваше сиятельство», как к Роману Мирославовичу? Не выйдет у нас с вами так разговоров, особенно учитывая, что я старший, да еще и кровник вашего дядюшки.

– В таком случае можно на ты. Но только без посторонних, – решил я.

– Ну спасибо, облагодетельствовал, – рассмеялся Василий, но глаза его оставались совершенно серьезными. – Идем, Александр, я помогу.

Честно признаться, помощь его оказалась совершенно не лишней. Пусть дух мой был тверд, тело оставалось перегруженным, и, когда я уже решил, что хватит издевательств над организмом и пора передохнуть, денщик распахнул передо мной двери в большую светлую комнату. Кровать, тумбочка и письменный стол с компьютером, а еще две двери.

– Это ваша временная спальня и кабинет, до официального признания, – разъяснил Василий, помогая добраться до кровати. – Я уже распорядился, так что вскоре принесут еду. Если есть вещи – можете сложить их в шкаф.

– Только то, что на мне, – честно признался я.

– Тем легче, не придется привычные джинсы менять на форму. У нас с этим строго, – ответил Василий, отойдя к двери. – Правда, твоего размера вряд ли что-то найдется, прикажу ушить. Рубаха, ночнушка…

– Стой. Не надо ушивать, лучше пусть принесут халат и кимоно, на два размера больше, – решил я. – В таком виде мне людям лучше не показываться.

– И откуда тебя такого умного взяли? Верно все говоришь, и с такими манерами, и в таком виде – лучше, чтоб никто посторонний тебя не видел. А то скажут еще – Суворовы бродяжек в род берут. Недалеко от истины, конечно, – поморщившись, произнес Василий, явно эта тема ему не доставляла удовольствия.

– О чем это ты? – спросил я, но в этот момент в двери тихо постучали, и денщик, приоткрыв створки, внес поднос с большой миской, накрытой крышкой, со столовыми приборами и парой глубоких тарелок. В животе предательски заурчало, и я, сам не знаю как, тут же оказался за столом.

– Куриный бульон, картофельное и фруктовое пюре, – прокомментировал Василий, указывая на блюда. – Лучше для восстановления нет. Не торопись.

– Спасибо, – поблагодарил я, подвигая к себе ароматно пахнущую жидкость. Ну, приятного мне аппетита. Судя по состоянию тела, есть ему стоит с крайней осторожностью, иначе вырвет, но я могу чуть повлиять на этот процесс, задействовав чакры воды и огня. Утихомирить кишки и желудок, подавив ненужные сейчас рефлексы, и все равно есть придется очень маленькими порциями.

– Не торопитесь, ваше сиятельство, отбирать никто не станет, – усмехнувшись, повторил Василий, видя, как я осторожно вливаю в себя первую ложку.

– Вместо того чтоб издеваться, лучше расскажи про мою новую семью, – попросил я. – При чем тут беспризорники?

– Интересно, как ты можешь про Суворовых не знать? – саркастически хмыкнул денщик. – Да не давись ты. И не боись, паря, нет в этом ничего плохого. Наоборот, хорошо, что спрашиваешь. Верно, толк из тебя выйдет, коли во время тренировок не издохнешь. А про деток, старая это история.

Про Александра Васильевича ты, поди, слышал? Да кто не слышал из тех, кто на русском говорить умеет? Великий полководец – слуга царю, отец солдатам. Некоторые его в величайшие прочат, с Македонским, того же имени, сравнивают, да только был за ним один большой грех – за время всех подвигов и свершений детишек настрогал мало, – начал рассказывать Василий. – А потому уже внук его чуть династию не закончил. На смертном одре назначил своего адъютанта наследником. Принял в семью.

– Как так можно, постороннего человека, – не поверил я. – Ладно ребенка, но взрослого, да еще и перед самой смертью…

– Там все просто было, и хорошо. Адъютант был на пятнадцать лет моложе, своих детей не имел, а потому, взяв имя Василия Константиновича, стал продолжателем военного дела Суворовых. Да только и ему не повезло – оказался бездетным, – продолжил денщик. – Так что отец вашего приемного деда и сам из сирот. Выбрал его Василий Константинович в петропавловском военном приюте и сделал наследником, передав все премудрости.

– Выходит, и дядька мой с отцом? – удивился я, даже забыв донести до рта ложку.

– Нет, эти родные, рожденные в браке. Да только у Бронислава Мирославовича своих детей не было. В приюте были у него любимчики, уже пятьдесят лет как готовят там наследников Суворовых, – объяснил Василий. – Со всей страны самые умные, ловкие и целеустремленные сироты в Суворовский приют собираются. До последнего они считали, что кто-то из них станет наследником. Так что примут они тебя, Александр, нерадостно.

– Так, может, и не нужно? – нахмурился я. – Не в том смысле, что я боюсь агрессии, просто зачем их травмировать лишний раз? Все уже решено.

– Все, да не все, – улыбнулся Василий. – Дядька твой пока тоже бездетный, а выпуск в классе приюта только через год. Как раз в колледжи и военную академию отбор будет. И у тебя тот самый год есть, чтобы прийти в норму. А заодно и показать остальным, что не зря тебя выбрали.

С одной стороны, глупость чистой воды. На кой черт мне кому-то что-то доказывать? С другой – он прав, мне и в самом деле предстоит привести свое тело в норму. А заодно подучиться, выяснить новейшую историю государства Российского и разночтения между мирами. И проще это сделать среди сверстников, чтобы не выглядеть белой вороной.

Прикончив половину бульона, я прислушался к организму. Тепло разливалось по всему телу, наполняя энергией каждую клеточку. Естественно, для восстановления этого недостаточно, но, благодаря моим знаниям, я сумею разогнать метаболизм до необходимого уровня. Нужно только время, еда и медитация.

– Давай-ка я мерки с тебя сниму, да спать, – посоветовал Василий, видя, что меня начинает морить.

– Еще бульона, – решил не отказываться от оставшейся пищи.

– Не волнуйся, отбирать еду у тебя никто не станет, – хмыкнул денщик и начал мерять меня, пока я продолжил есть. В результате удалось запихнуть в себя еще несколько ложек бульона и одну ложку пюре. Организм, получавший еду разве что с молоком матери, от такого обжорства сходил с ума, но я заставил его пустить в оборот все до калории.

– Чего пожелаете на утро, ваше сиятельство? – с насмешкой спросил Василий.

– Книгу по современной истории, – ответил я, почти проваливаясь в сон. Едва голова коснулась подушки, как изможденное тело отрубилось, но я не собирался тратить драгоценные часы зря и воспользовался техникой внетелесного взора. Глядя на свое новое тело со стороны, я без отдыха и промедлений правил энергетические потоки. Разглаживал и укреплял чакры, насыщая их праной. А главное – изучал свое новое вместилище.

Мне постоянно что-то мешало. Общая неправильность происходящего и факты, идущие вразрез со всеми оставшимися в голове знаниями. Удивительно, еще суток не прошло, а мне уже пришлось избавиться от большей части опыта моей прошлой реинкарнации. В самом деле, к чему мне двадцать лет хождения на работу по девять часов в день и пять дней в неделю?

Я бы еще подумал, будь там что-то действительно важное или интересное, но правда состояла в том, что только потрясение в зрелости заставило меня пересмотреть свои взгляды на жизнь, уйти в другую религию и обратиться к духовным практикам. Вот только что за потрясение – я не помнил, лишившись воспоминаний об этом куске жизни во время схватки во дворце. Впрочем, сейчас это уже не было главным.

Постоянно отмахиваясь от посторонних отвлекающих факторов, я все никак не мог определить, что же меня так раздражает, мешая прийти к гармонии, пока не отринул зашоренный взгляд и не обнаружил, что все известное мне до этого момента… ложно. Ведь чакр было не семь, а… восемь?

С огромным удивлением я обнаружил новое средоточие, расположившееся чуть выше сердца, на внешней стороне грудины. Я отчетливо чувствовал неправильность такого расположения. Остатки воспоминаний кричали о том, что подобное невозможно, и все же я видел своим внетелесным взором новое средоточие праны, которое оказалось заполнено больше чем наполовину.

Стараясь выбросить из головы эту странность, я продолжал работать с телом, настраивая его на восстановление и ускорение метаболизма. В ближайшие несколько суток мне, скорее всего, даже в туалет ходить не придется – каждая калория уйдет исключительно в рост мышечной массы, укрепление костей и сухожилий, а главное – развитие мозга.

Двигаясь снизу вверх, я расширял каналы для циркуляции праны, и к моменту, когда мое верхнее средоточие души оказалось опустошено, а я в полубредовом состоянии забылся беспокойным сном, в каждом средоточии плескалось хоть немного силы. Вот только выспаться мне решительно не удалось.

В коридоре раздался звонкий цокот каблуков по мраморному полу и громкая многоголосая ругань, из которой до меня доносились только отдельные выкрики.

– …Да как он посмел?! – выделился из общего гомона возмущенный женский крик.

– Оленька, успокойся, – тут же ответил ей другой, более низкий, но тоже взвинченный до предела. – Мирослав, не смей повышать голос на дочку! Она в своем праве. Это и ее сын тоже.

– ТИХО, БАБЫ! – не выдержав, приказал глава рода, в этот момент дверь в мою спальню распахнулась, и на пороге появилась целая процессия. Три распаленных краснощеких женщины в дорогих вечерних платьях, Мирослав Васильевич и мой денщик.

– Вы что… вы как… – пробормотала влетевшая в комнату женщина, даже девушка, уставившаяся на поднявшегося с постели меня. – Вы ЭТО хотите наследником Бронислава назначить?! Не бывать такому!

Глава 3

Со стороны ситуация, наверное, выглядела забавно: в комнату к тощему пацану врывается целая толпа из роскошно одетых барышень и щеголяющих современными костюмами кавалеров. Словно в палату к больному приехала делегация парламента или государственной думы. Вот только мне было совершенно не до смеха.

– Приветствую, ваши светлости, – прохрипел я, укладывая ладонью разлохмаченные волосы.

– «Ваши светлости»?! Нет, вы слышали? – возмущенно повернулась девушка к остальным. – Да он даже наших имен не знает. Как вы вообще этого дистрофика во дворец пустили?

– Этот «дистрофик» твой приемный сын, и я его уже в семью принял, – сказал Мирослав, ударив тростью о пол. – Имя дал и свое слово.

– А я не приняла, – веско сообщила стоящая рядом поджарая женщина в деловом платье и накинутом поверх плеч пиджаке. – Дорогой, я твою поспешность прекрасно понимаю, и все же это нерешенный вопрос. Мой отец будет против такого нарушения дворянского уложения.

– Людмила, это решение главы семьи! – снова нахмурившись, произнес Мирослав, но женщина мягко оборвала его, положив руку на предплечье.

– И они не могут расходиться с уложением и законами империи. Бронислав мог признать его хоть сыном, хоть наследником, но должен был это сделать перед дворянской комиссией, тогда никаких вопросов не могло даже возникнуть. А теперь в связи с его скорой и, безусловно, очень трагической кончиной это недоказуемо, – уважительно, но настойчиво поправила она супруга.

– Последняя воля священна, – мрачно сказал Мирослав, но ладошку жены не сбросил. – Однако идти против воли государя мы не станем. Как и против законов. Александр предстанет перед комиссией, а я буду его официальным опекуном до совершеннолетия.

– Меньшиковы воспротивятся! – гордо вскинув голову, сказала моя «мать».

– Верно, – кивнула Людмила. – Дорогой, ты же не хочешь ссориться с министерством народного просвещения? Отец под ваши нужды целую программу суворовцев создал, на интернат деньги выделяет, который ваше имя носит. Императоры последние пятьдесят лет выделяли средства из казны, а теперь ты хочешь одним своим действием все это погубить?

– При чем тут это? – гневно взглянул на жену Мирослав.

– Как при чем? Понимаю, ты все время в войсках, на фронте да на смотрах, но о таких простых светских вещах даже ты должен догадываться, – улыбнулась Людмила. – Тысячи сирот по всей стране вдохновляются шансом стать приемниками великих князей. Состязания между лицеями и интернатами уже стали народным видом спорта, любимым во всех регионах, а если ты в обход всех механизмов назначишь этого наследником…

– Не признают, – мрачно проговорил Мирослав, похоже, смирившись. Вот так слово главы рода, приплыли. Но, похоже, разочаровался я в старом вояке рано. – Значит, нужно сделать так, чтобы признали финальный отбор текущего курса только через полгода, время есть.

– Мама, вы что? Всерьез думаете это отродье в семью принять? – ошалело спросила Ольга.

– Ну, дорогая, посмотри на этого бедного мальчика, боюсь, тут ничего не исправить не то что за год, за всю жизнь, – с улыбкой покачала головой Людмила.

– Я пройду и экзамены, и испытания, – твердо как мог произнес я, встретившись с насмешливым взглядом женщины. Не знаю, может, она что-то в моих глазах увидела, может, почувствовала, но невольно отвернулась. – Я не боюсь и сделаю все от меня зависящее, чтобы оправдать доверие деда и последнюю волю отца.

– Да какой он тебе отец?! – снова вспыхнула Ольга. – Бронислав просто гордец, ставивший службу выше семьи, и вот результат! Я его не признаю!

С этими словами девушка выскочила из комнаты, и большая часть людей ушла вслед за ней, что наводило на мысли о будущих больших разборках, которые, скорее всего, выйдут далеко за рамки рода. Людмила задержалась всего на секунду дольше, поцеловав супруга в щеку, и тут же последовала за дочерью, оставляя на пороге моего временного жилища лишь Мирослава, Романа и денщика Василия.

– Она права, отец, – проговорил дядька. – Если пойдем против уложения о дворянстве – его просто не признают наследником Бронислава. Не станут принимать в обществе, и даже в армии он будет назначен на дальние рубежи, откуда, скорее всего, не вернется по приказу тайной канцелярии.

– Ссыкуха мелкая, – мрачно выругался Мирослав, выдохнув и постучав тростью по полу. – Еще и Людмила на ее стороне.

– Так родня, хоть и дальняя. Обе Меньшиковы, – пожал плечами Роман.

– Радуйся, что твою невесту Броня с собой забрал. И ты внезапно овдовел, не женившись, и претензий никаких не будет. Бронислав долг свой исполнял и уже умер, иначе войны родов было бы не избежать, – проговорил Мирослав, одарив Романа взглядом из-под бровей. – Хорошо, что они тебе Ольгу сосватать не смогут.

– Да, обложили нас Меньшиковы, спору нет, – нехотя согласился дядька.

– А в чем дело? Как у них так вышло? – спросил я, до последнего не решаясь вмешаться в разговор старших.

– Так уж повелось, что жены у Суворовых живут дольше мужей, вот и выбирал я себе супругу по расчету, ну и она меня. Да только просчитались немного оба. И я Вторую мировую пережил, и она не сумела детей нарожать. А так бы была матриархом без всяких оговорок, – с грустной усмешкой проговорил Мирослав. – Меньшиковы при дворе всегда отвечали за науку и образование, воспитание молодежи, но и о службе военной не забывали. Где, как не там, себе приемников искать? Вот и подсуетился тесть, создал интернат и училище нашего имени, раструбил по всей империи.

– Значит, Суворовы – род несамостоятельный? – осторожно поинтересовался я. – И возможность стать княжичем – все это ложь?

– Мы офицеры, верные слуги царя, – тут же ответил Мирослав, гордо выпрямившись, хоть для этого и пришлось опереться на трость. – Что государь велит, то и делаем и на том стоим. В войсках наш авторитет непререкаем! Да только жизнь не война, она куда сложнее. Васька, что хочешь делай, но первые испытания малец должен пройти без сучка!

– Слушаюсь, ваше высокопревосходительство, сделаю все от меня зависящее! – вытянувшись, отрапортовал денщик.

– Ну и славно. А ко второму этапу мы, может, что и придумаем, – выдохнув, произнес Мирослав. – Есть у меня еще друзья в армии и среди дворян, помогут. Все, поправляйся, Сашка. Докажи, что Бронислав не зря за тебя жизнь отдал.

– Докажу, ваше сиятельство, – сказал я в спину князю и его сыну, а те, даже не оглянувшись, вышли и прикрыли за собой дверь. Я же про себя выругался, все к одному, что в том мире, что в этом.

Сколько во мне осталось воспоминаний от прошлой жизни – рос безотцовщиной, пробивался везде сам, да только зубы себе обломал, потому и ушел в йоги. И здесь, представлявшаяся такой близкой мечта, почти недостижимая, из беспризорника и сироты стать не абы кем, святейшим князем, на поверку оказывается все тем же, пропагандой, развернутой во всем государстве.

Нет! Я мириться с таким не могу и не стану. Если уж мне выпал шанс – добьюсь того, чтобы все меня наследником Суворовых признали, а после всю эту кодлу переверну и заставлю чертову социальную лестницу работать. И академию, и кадетский корпус переведу из рук Меньшикова в род.

– Да, задачку нам генерал задал, – вздохнул Василий, садясь на стул рядом с кроватью. – Ты же даже в табеле о рангах путаешься. Князя то светлостью, то сиятельством величаешь. Такого в приличном обществе не поймут. А в офицерском клубе и на дуэль вызвать могут.

– Не научили, – развел я руками и тут же покачнулся, теряя равновесие.

– Ну ничего, эту оплошность мы быстро исправим, – усмехнулся Василий. – Князь приказал тебя подготовить к первому испытанию, так что, ежели мозги на месте, это дело мы не профукаем. И сильно повезло, что до него почти месяц. Все успеем.

– А что за испытание-то? Экзамен? – заинтересованно, но устало спросил я.

– Точно так, – улыбнулся Василий не слишком ровными зубами. – По истории государства Российского, по этикету, баллистике, инженерному делу и многому другому. Я, как услышал, какой учебник ты хочешь, с чего-то решил, что об испытаниях вступительных ты знаешь. Но так даже лучше. Отдыхай, утром начнем.

Начали мы и в самом деле утром, но отдыхать я не собирался, пусть тело уставало всего за несколько часов и требовало перерыва, разум мой сиял, словно звезда, и постоянно рвался вперед. Благо мне для этого создали все условия, и, хотя я старался заниматься за столом, вечером приходилось читать в кровати.

Хорошая новость заключалась в том, что информация во многом была для меня смутно знакомой и ложилась легко. Объединение славянских племен на территории Киевской Руси, возвышение Москвы, крещение – все это не отличалось от скудных оставшихся в голове воспоминаний из прошлой жизни. Разве что акценты ставились иные.

В учебнике по истории почти тридцать страниц занимало объяснение, почему государь – богоизбранная фигура. Род Романовых чуть не к Иисусу сводился, через родство с Рюриковичами, византийскими царями и даже тремя римскими папами. Зачем такое нужно в современной монархии, я понял далеко не сразу.

Учебников по попаданству в княжескую библиотеку, к сожалению, не завезли, а потому расхождение с моей родной историей пришлось искать самостоятельно. Впрочем, нашлись они довольно скоро и совсем не в той плоскости, которую я себе представлял. Все свелось к одному человеку, о котором я даже не слышал, но который оставил в истории мира существенный след.

Кирилл Васильевич Струве, увлеченный астроном и ученый, прославился не своими изысканиями, а тем, что весной 1885-го года в бытность свою чрезвычайным посланником и полномочным министром в США встретился с разочарованным жизнью и обществом молодым хорватским электриком и изобретателем Николаем Милутиновичем.

Незадолго до этого Николая дважды обокрала энергетическая компания Эдисона, вначале не выплатив премиальные на двадцать пять тысяч долларов, а затем обманув молодого инженера и присвоив его патенты на пятьдесят тысяч. На этом фоне Николай согласился на щедрое предложение русского посла и переехал в Санкт-Петербург, где немедля получил в распоряжение императорскую инженерную лабораторию при академии наук.

Обладая почти неограниченным бюджетом, ученый раз за разом поражал коллег своими изобретениями как в сфере связи, так и в электродвигателях. Так что никто не был удивлен, когда очередное изобретение, казавшееся чудом, и в самом деле стало таковым. После передачи электричества по воздуху, радиоволнам и прочим уже привычным мне вещам Николай представил публике «резонатор».

Следствием его экспериментов в 1908-м году стал Тунгусский феномен, и церковники всей страны отчаянно хотели свалить на изобретателя все катаклизмы и катастрофы, от неурожая до создания большевицкого движения. Но тронуть его никто не посмел, ведь благодаря изобретениям империя вырвалась на передовые научные и технологические просторы. А полное имя инженера – Николя Тесла.

Резонатор же стал не просто очередной игрушкой для аристократии, а настоящим спасением – источником почти бесконечной энергии, возникающей будто из ниоткуда по велению бога и его волей. На его основе ездили автомобили, летали корабли и двигались тяжелые доспехи. А еще он стал основой для «магии». Вот только подробно о свойствах и схеме работы резонанса ни в одном из учебников не говорилось.

– Василий, а что такое «резонанс»? – спросил я, когда понял, что в книгах этой информации нет.

– Интересные у тебя вопросы, Сашка, – хмыкнул мой учитель-воспитатель-телохранитель и нянька в одном флаконе. – Не знаю даже, как ответить. Мы его просто «Волей» зовем, так проще и понятней. У каждого, кто военную кафедру окончил, есть экзамен по «Воле», а по завершении тебе дают вот такой ключ.

С этими словами Василий чуть расстегнул ворот рубахи и вытянул цепочку, на которой вместе с жетонами висел небольшой кристалл чистого голубого цвета. Повернув его против часовой оси, он расстегнул цепочку, но, к моему удивлению, не снял с шеи, а растянул, как поводок.

– Руки не тяни, – хмыкнул Василий, отодвинув мою ладонь. – А то долбанет, словно током. У каждого человека свой заряд, индивидуальный.

– И что это? Ключ? – спросил я, показав на кристалл.

– Ключ, батарейка и много чего еще. Но главное – резонатор, подчиняющийся воле владельца. Чем сильней воля, чем ближе ты к резонатору, тем больше силы от него можешь получить, – загадочно объяснил Василий. – Многие связывают эффект резонанса с древностью рода… голубой кровью аристократии, но по мне так это брехня, и дело не в крови, а в воспитании, впитанном с молоком матери.

– Что-то я не заметил, чтобы у князя много силы воли было, – буркнул я, вспоминая, какую выволочку тому устроила супруга.

– Вот тут ты неправ, Сашка. Жены в роду Суворовых – это святое. Вот начнется война, тебя отправят на фронт, а кто на хозяйстве будет? – с издевкой спросил денщик. – А война, она такая, не на один год может затянуться, как Вторая мировая, которая двадцать лет по Европе гуляла, пока бриты с нашими не договорились.

– А что маги? Я сам видел, как Ведьма огненными шарами кидалась и пули в воздухе останавливала. Или это тоже «резонанс»? – поинтересовался я.

– Магия, скажешь тоже, – хмыкнул Василий, но, прежде чем ответить, надолго задумался. – Хотя и так это назвать можно. Дарники – избранники царя и бога, те, кто своей волей могут резонировать со вселенной через кристаллы. Высшее проявление воли – изменение свойств материи и энергии. Хотя и рядовые офицеры могут многое. Ты уже прочел про крейсер «Петр Великий»?

– Нет, пока не дошел, а что там? – удивленно спросил я.

– Величайший скайшип второй половины двадцатого века, – с гордостью, будто сам его строил, сказал денщик. – Двенадцать полковых резонаторов – и это только движительная часть! Три шестиствольных башенных ставосьмидесятимиллиметровых орудия, две палубы для оборонительной авиации, восемнадцать скорострельных орудий ПРО.

– Как эта дура летала? – ошарашенно спросил я, представляя помесь гигантского дирижабля и корабля. Вместо ответа денщик порылся в стопке книг и открыл фотографию. Увиденное и в самом деле впечатляло, скрестить в воображении ужа и ежа не самое сложное, труднее сделать так, чтобы от этого был хоть какой-то прок. А военные всегда были людьми очень практичными и далекими от глупой траты средств.

«Петр Великий», линейный воздушный крейсер Российской империи, представлял из себя пятипалубную колбасу, ощетинившуюся десятками пулеметных башенок и увешанную дополнительными пластинами брони. Три башни, как и сказал Василий, шестиствольные, располагались по краям. Две снизу и одна в передней полусфере.

– И как это летало? Не самолет же, да и сбить, наверное, никакого труда не составляло. Пара ракет… – проговорил я, изобразив взрыв, раздвинув ладони в стороны.

– Не будь на борту его императорского величества, вместе с князьями Меньшиковыми, Демидовыми и Кутузовыми, наверное, так бы и случилось, – подумав, сказал денщик. – Но вместе они с легкостью сбивали любые ракеты, выводя их из строя еще на подходе, а ваш дед, князь Суворов, с его боевой эскадрильей легко устранял всякое сопротивление маневренной авиации.

– Выходит, Мирослав – пилот? – проговорил я, хотя чему тут удивляться, мужчина до сих пор выглядел поджарым и жилистым, даже бремя мирной жизни его не разморило и не заставило заплыть жиром. – И как мне научиться пользоваться собственным резонансом?

– Кристалл выдает только тайная канцелярия при поступлении на действующую военную службу, – сказал Василий, странно на меня посмотрев. – Уж это каждый ребенок в империи знает: хочешь водить машину, летать или претендовать на личное дворянство – иди в армию.

– А, в этом смысле как-то не подумал. Значит, обучение владению резонансом начнется только в академии? А как же магия, есть какие-то боевые факультеты? – спросил я, пытаясь сменить тему.

– Нет, в академии учат техников, пилотов истребителей и шагающих машин, офицеров младшего командного состава. Магию же, как ты упорно называешь дар, невозможно выучить. Только почувствовать самостоятельно, а затем найти наставника, который и поможет тебе развить уже имеющиеся способности, – ответил Василий. – Но обычно дарники по этому пути идут сами, ведь ни один род не захочет раскрывать семейные секреты перед посторонними.

– А как же Суворовы? Передачи резонанса от старшего к младшему нет, магии – тоже. Дара, я имел в виду, – тут же поправился я, видя, как денщик нахмурился.

– Опытный штурмовик в хорошем доспехе куда сильней и полезней, чем простой дарник, – ответил Василий и, выбрав одну из книг, отдал ее мне. – Вот список наиболее популярных и актуальных моделей. Все они сейчас в войсках.

Пролистав пару страниц, я понял, что передо мной нечто среднее между энциклопедией и каталогом для заказов. Доспехи самых разных категорий и цены очень отличались от привычной брони пехотинца, напоминая скорее средневековые рыцарские латы, снабженные прыжковыми ранцами или просто штурмовыми щитами и огнестрелом.

Следом за индивидуальной броней шли легкие бронеходы, тоже на двух ногах, но больше похожие на страусов. А в конце каталога я нашел странную помесь паука и слона – «Мамонт», шестиногое нечто с башенной пушкой весьма немаленького калибра. Среди характеристик у каждой машины и доспеха, кроме перечисления оружия и брони, шла приписка «емкость резонатора», значения в которой колебались от сотни для брони до десятков тысяч у «Мамонта».

– А у тебя сколько резонанса? – спросил я у денщика, показав на цифры в книге.

– В приличном обществе за такой вопрос могут на дуэль вызвать, а в не очень приличном – просто по морде дать, – усмехнулся Василий, покачав головой. – Мы с тобой это на уроках этикета разберем. А на цифры ты не смотри, у «Мамонта» двенадцать членов экипажа, десять из которых – инженеры с большой емкостью. Тут не все так просто, но изучать тебе это рано, лучше сосредоточься на табеле о рангах.

Спорить со старым солдатом было бесполезно, тем более что статус мой из наследника вдруг стал совершенно неопределенным, так что я с головой погрузился в учебу, отбросив мысли о пропавшей «маме» и постепенно наращивая физические нагрузки. К концу отведенного месяца я с уверенностью мог отличить благородие от светлости, Габсбургов от Гугенотов, а штурмовой индивидуальный доспех «Ратник» – от общевойскового «Витязя».

Но, загружая мозг, я не забывал и о теле. Ежедневная разминка к концу месяца перешла пусть в слабую, но зарядку, я уже без особого труда мог не только самостоятельно дойти до ванной, но и сделать десяток отжиманий и три подтягивания, что в бесконечное число раз больше того нуля, которым было тело в коме.

Благодаря плавной накачке чакр праной, я сумел сделать невозможное – восстановить мышечный тонус и укрепить скелет, нормальное кровообращение и даже чуть продвинуться в раскрытии верхних источников, формируя энергетические связи в лобной доле и зрачках, готовясь к раскрытию третьего глаза. Единственное, что меня сильно смущало, – восьмая, неизвестная мне чакра, которую я совершенно не мог контролировать, но которая постоянно отбирала часть прокачиваемой энергии.

В назначенный день я проснулся ни свет ни заря, пролистал конспект, освежая в памяти все самое важное, а когда уже начал одеваться, в комнату буквально влетел Василий, на лице которого выражение ужаса сменялось брезгливостью и непониманием.

– Что случилось? – спросил я, глядя на непривычно мечущегося денщика.

– Меньшиковы случились, – мрачно ответил воспитатель. – Экзамен перенесли, теперь он из двух частей будет, из теории и практики.

– Мало им использования имени Суворовых, они еще и подлость задумали? – поморщившись, спросил я, представляя, какие интриги закрутились ради того, чтобы не допустить меня в наследники Суворовых.

– Практика в этом году будет в виде поединков, – еще более мрачно ответил Василий. – И ее у тебя шансов сдать никаких.

– Вот как, – проговорил я, закрыл глаза и толкнул в них энергию. – Говоришь, нет шансов? Это мы еще посмотрим. Едем!

Младшее императорское военное училище имени А. Суворова.

Два респектабельных господина сидели друг напротив друга в кожаных креслах, наслаждаясь настоящим бразильским кофе и кубинскими сигарами.

– К чему такие сложности, отец? – не слишком довольно спросил младший у старшего. – Сестра говорила, что он хлюпик, едва держащийся на ногах. Юлька – дура, полезла на рожон и погибла. Остался только Роман.

– В том и дело. Ольгу мы за него выдать не сможем. Она вообще оказалась порченой, хоть брак и не был консумирован, – поморщился старший. – Нет, теперь у нас только один вариант – сделать их наследником нашего выпускника. Обязанного и преданного лично нам, а не Суворовым.

– «Сын полка» все равно не пройдет отбор, – не слишком переживая, отмахнулся младший. – Я отобрал лучших из лучших.

– И ты об этом позаботишься, – настойчиво проговорил старший, недовольно бросив сигару в стакан с виски. – Ты меня понял, сын?

– Да, отец. Я все сделаю, – пообещал младший. – Есть у меня несколько претендентов. Поставлю их в паре, а после того, как его вырубят, щенок больше не поднимется.

Глава 4

1 сентября 2024 г. Петроград.

На экзамен мы отправились на обычном авто, и это стало моим первым выездом из особняка в нормальных условиях с начала новой жизни. Хотя назвать обычной «Волгу» с гербом Суворовых на дверях и капоте я мог только на фоне лимузинов «Чаек» и спорткаров «Москвичей», расположившихся на стоянке дворца.

Владения рода военачальников располагались за городом, рядом с военными частями и аэропортами, так что мне повезло воочию лицезреть новейший воздушный крейсер в двойном камуфляже. Снизу – синий, сверху – серо-зеленый. Учитывая размер судна, даже издали было заметно, что корпус разделен на секции, преломляющие изображение. Не цифровой камуфляж, но для таких крупных целей его, скорее всего, и невозможно применить.

Линкор произвел неизгладимое впечатление, но, кроме него, глазеть было решительно не на что, стоило удалиться от военных частей, как мы погрузились в леса и только спустя почти час выехали на окраины Петрограда. Тут все было, как я помнил из прошлой жизни, разве что дороги лучше и освещение ярче. Но, может, так все воспринимает мое новое тело? В конце концов, всем известно, что в молодости и воздух чище, и трава зеленее. Да и орки не чета нынешним.

Однако и в Санкт-Петербурге мы не задержались, проехав по кольцу и выйдя к заливу. Ледяной ветер тут же ударил в окно, и мы влетели в плотный молочный туман, стоящий стеной у побережья. Фары едва выхватывали несколько метров дороги, но это только помогло мне отвлечься от окружающего и сосредоточиться на собственном теле. У меня был только один шанс на победу.

– Задремал? – донесся сквозь медитацию голос Василия, и я мгновенно открыл глаза. Тут же пришлось зажмуриться, чтобы перенастроить восприятие и отложить активацию праны. – До экзамена почти час, но за пятнадцать минут нужно быть в аудитории, иначе исключат.

– А ты не пойдешь? – удивился я, самостоятельно вылезая из авто. Можно было дождаться, пока мне откроют дверь, но, судя по тому, что мы остановились в дальней части стоянки, – это неуместно. – Не хочешь, чтобы машину с гербом видели на территории интерната?

– Все верно, Сашка. Я сам здесь учился двадцать лет назад, так что, если меня заметят – будет много вопросов, – ответил денщик, вручая мне тощую черную сумку через плечо и телефон с открытой картой навигатора. – В папке документы на поступление, пока ты Александр Брониславович Иванов. Не делай удивленные глаза, твое сиятельство, мы все здесь Ивановы, пока не достигли совершеннолетия, кроме тех, кто из дружины.

– И много детей сюда попадает после гибели родителей? – на всякий случай уточнил я.

– Слишком много, – со вздохом сказал Василий. – Империя очень зла, раскинулась между тремя океанами и пятью морями, мы всегда воюем. Так что сложить буйную голову можно в любой момент.

– Не похоже, что жители Петербурга обеспокоены, – заметил я, намечая себе маршрут. – Может, я просто не заметил.

– Да нет, ты все верно сказал. Но для того мы и служим государю и отечеству, чтобы люди в тылу жили с улыбками на лицах и не волнуясь о завтрашнем дне, – ответил Василий с явным чувством гордости за выбранное призвание. – Все, иди, а то опоздаешь. Ни пуха ни пера.

– К черту, – на автомате ответил я и в быстром темпе направился к открытым воротам интерната. Охранники на входе лишь скользнули по мне взглядами, но даже не подумали задерживать. Потеряться на облагороженной территории суворовского интерната было делом довольно проблематичным – чистые дорожки, ухоженная зелень, в основном представленная хвойными. И таблички указателей на каждом перекрестке.

Только раз я вздрогнул и чуть сбавил шаг. Когда казавшаяся статуей трехметровая фигура в доспехах вдруг сменила позу и проводила меня взглядом окуляров камер, спрятанных под непробиваемым стеклом. Все же, несмотря на всю схожесть наших миров, я никак не мог привыкнуть к достаточно крупным отличиям.

– Кто, куда? – спросил вахтер, когда я без проблем добрался до указанного в документах корпуса.

– Александр Иванов, на вступительный, – ответил я, показывая бумаги.

– А не рано вам, Александр? – удивленно спросил мужчина в форме, сверив данные на светящемся чуть зеленоватым экране планшета. – Тут указано, что вам шестнадцать, а на вид не больше двенадцати. Подделал?

– Никак нет, телосложение такое, – ответил я, не стараясь вдаваться в подробности. – Разрешите идти, или еще оскорбительные вопросы будут?

– Прошу прощения, – нахмурился вахтер, быстро вбив мое имя в компьютер. – Брониславович? Экзамен через двадцать минут, аудитория 302, прямо по лестнице и направо. И на вашем месте я бы поторопился.

– Благодарю, всего доброго, – ответил я, проходя через турникет, над которым загорелась зеленая лампочка. Как все же интересно, мы ведь приехали сильно заранее, и время у меня еще есть, неужели перенесли экзамен на полчаса? Взбежав по лестнице, я легко миновал скопление народа и, не обращая внимания на любопытные взгляды, протиснулся к нужной аудитории.

– Эй, шкет, ты чего здесь забыл? – окрикнул меня парень, когда я уже заглянул в приоткрытую дверь и убедился, что в аудитории пока пусто. Оглянувшись, я уперся взглядом в крепко сложенного парня с пушком под носом. Лет семнадцать, не меньше, как и его дружкам, стоящим рядом. – Аудитории для переводных на втором этаже.

– Благодарю, но я переводиться не собираюсь, – вежливо ответил я, оценивающим взглядом окинув стоящую и сидящую в коридоре группу. Человек двадцать, разбившихся на группки по интересам и явно давно друг с другом знакомых. К моему удивлению, были тут не только парни, но и девушки. Очень симпатичные, на что мое новое тело, насыщенное гормонами, тут же отреагировало, и пришлось его приводить в чувство, пуская энергию в мирное русло.

– Это же аудитория для сдачи промежуточного экзамена в кадетский колледж? – на всякий случай уточнил я, привлекая еще больше внимания. Теперь на меня смотрели не только ближайшие к двери парни, но почти все, кто был в коридоре.

– Верно, – ответил тот же парень, двинувшись ко мне. – Только тебе-то это зачем, а, дистрофик? Или это тебя старшаки подговорили нас так оскорбить?

– С чего вдруг? – подняв бровь, поинтересовался я.

– Мы лучшие из лучших, – уже с нажимом проговорил парень, подойдя ближе и нависая надо мной всем телом. Ого, а он на полторы головы меня выше, оказывается. Хорошо хоть, я успел тело чуть подкачать, а то коленки бы начали предательски дрожать. – И, как лучшим, соревноваться с таким дистрофиком нам позорно.

– Коля, успокойся! – сказала, подходя к нам, девушка с огненно-рыжими волосами и веснушками по всему лицу, которые только делали ее привлекательней. А уж формы и вовсе умопомрачительные. Встав между нами, она отодвинула громилу ладошкой.

– Благодарю, сударыня, но вы зря переживаете, конфликта не будет, и помощь мне не нужна, – с улыбкой проговорил я.

– Помощь? Тебе? Пф-ф, больно надо, – сказала девушка, гордо вскинув носик. – Если этот придурок драку устроит – нам всем недопуск выпишут. А ты, дохля, лучше улепетывай отсюда, сегодня не только теория будет.

– Я в курсе, еще раз спасибо, – вежливо ответил я, и девушка, фыркнув, отошла к своим подругам. Но сделала она это, ТАК виляя бедрами, что никаких сомнений в том, какое именно впечатление она хочет произвести, не оставалось. Собственно, не только я, но почти все парни в коридоре забыли о чуть не случившемся конфликте и провожали ее пятую точку долгими вожделенными взглядами.

– Хороша Маша, да не наша, – спокойно сказал я, встав у дверей, так, чтобы видеть одновременно все возможные точки, с которых меня неожиданно могли ударить или спровоцировать. Мое тело не в том состоянии, чтобы легко выдержать подлую атаку. Пока не в том состоянии, как только я разовью чакры земли и огня, любой противник поймет, почему воинствующих монахов боялись везде, от Ирана до Японии.

– Стройся! – донеслось от лестницы, и подростки засуетились, сбиваясь в две шеренги по росту. Я, совершенно не стесняясь, пошел в самый конец, но обнаружил, что не самый низкий, за мной встала тонкая чернявая девочка в нестандартной для интерната форме. Как и моя, она выделялась качеством пошива, но, в отличие от моей, не болталась на фигуре как мешок.

– Господа абитуриенты, – донесся до меня громкий приятный мужской бас, и в просвет между спинами первого ряда я сумел разглядеть мужчину в сером костюме-тройке, с аккуратной прической и странным зажимным пенсне на носу. Это он таким образом свою элитарность или интеллектуальность пытается подчеркнуть? Зря, смотрится довольно комично, но на лицах студентов не видно и следа улыбки.

– Сегодня знаменательный день, со всей страны собралось больше пятисот воспитанников, но только сорок получат места в суворовском кадетском колледже, – продолжил спикер, окинув стройные ряды внимательным взглядом. – Добиться этой величайшей чести можно лишь одним способом – трудолюбием и самоотверженностью! Проявите свои лучшие качества. С богом!

– Служу отечеству! – раздался нестройный глас, который я едва успел подхватить. Интересно-то как, пять сотен? Толпа, конечно, порядочная, но даже все собравшиеся в коридоре на такое количество не тянули. Значит, экзамены будут проходить где-то еще, а потом нас соберут вместе. Все чудесатее и чудесатее.

– Седьмая группа, заходим, – раздался женский голос, и мои товарищи по экзамену начали втягиваться в аудиторию. Судя по тому, как они рассаживались, все получили инструкции, так что я не стал ломать систему. Вот только входил я по росту, и теперь мне остались только две передних парты. Подумав секунду, я выбрал ту, что дальше от преподавателя, уже сидевшего за кафедрой.

– Напоминаем, что пользоваться телефонами, камерами и наушниками для сдачи экзамена категорически запрещено, – поднявшись со своего места, сказал молодой мужчина лет тридцати в строгой военной форме. – Пойманные на списывании будут немедленно отстранены от дальнейшего прохождения испытаний и отчислены. Выход в туалет только в сопровождении одного из экзаменаторов. Вопросы?

Вопросов не нашлось, да и что можно было спрашивать, когда все интуитивно понятно. Все сидели с постными лицами и просто ждали.

– Раз вопросов нет, приступим. Раздайте конверты, – распорядился военный, и в аудиторию вошли две девушки, несущие пухлые сумки. Передо мной, как сидящим на первой парте, тут же лег желтый непрозрачный пакет, запечатанный полиэтиленом. – До звонка не вскрывать!

Несколько нервничающих студентов, уже потянувшихся к конвертам, тут же отодвинули руки.

– В пакете содержится все, что вам нужно. Ваш билет со списком вопросов. Бумага, линейка и ручка для ответов. Как только вы выполните все задания – сложите все принадлежности обратно в пакет, напишите на его внешней стороне свое ФИО и вложите документы абитуриента. Бумага гербовая, так что не пробуйте мухлевать, – строго объяснил экзаменатор. – После окончания экзамена все пакеты с документами должны быть запечатаны и сданы, независимо от степени вашей готовности. Приготовились!

Все в напряжении замерли, и даже мне понадобилось несколько секунд, чтобы сбросить навязываемое напряжение и, глубоко вздохнув, полностью прийти в себя. Молодец экзаменатор, здорово накачал аудиторию. Так что, стоило прозвучать звонку, как десятки рук разорвали упаковку на конвертах.

Мне понадобилась вся выдержка, чтобы не следовать примеру других студентов. Спокойно разорвав угол прозрачного пакета, я извлек линейку и уже ей, словно ножом для бумаги, распечатал остальные документы. Разложив их в нужном порядке, я проверил слова военного, выделил себе пару листов, с помощью линейки отчертил у них заголовки и крупно написал сверху – «черновик».

Для ответов мне хватит других листов, а вот сделать математические задачи без дополнительных проверок я даже не рассчитывал. Ведь к этим вопросам я готовился слабо, а в списке обнаружилось сразу четыре задачи на геометрию и алгебру. Хотя вернее было бы их назвать баллистикой.

Всего в списке заданий было десять вопросов. Три по истории, четыре по математике, два по праву и дворянскому уложению и один на знание военной техники. Русский язык, естественно, будет оцениваться по самим письменным ответам, а литература – по смежным ответам с историей.

Тезисно набросав ответы по освобождению от татаро-монгольского ига и крещению Руси, я чуть не застопорился на взятии Парижа в 1966-м. Вторая мировая тут проходила по совершенно другим правилам и привела к событиям, которых в моем мире не было и не могло быть по определению.

Чего стоит только то, что Гитлер не стал фюрером. После распространения эффекта резонанса проигравшая с разгромным счетом Пруссия надолго затаилась и только к 1925-му году при поддержке Гуго Стиннеса избрала рейхспрезидента Пауля фон Гиденбурга, графа Вальдека. Но настроения народа и жажда реванша победили и в этом мире, и Третий рейх во главе с президентом пошел отвоевывать свои земли.

Российская империя в этот момент была занята как внутренними проблемами, так и войной с Японией на территории Манчжурии, так что заключила соглашение о ненападении как с тройственным союзом, так и с Атлантическим альянсом. И только когда война пошла по уже совсем мерзкому сценарию – вмешалась.

Быстро, беспощадно, с применением передовых воздушных судов, отрядов дарников и штурмовых доспехов. Немалую роль сыграла и реактивная авиация, и диверсионные группы. Да и пропаганда с умелым использованием народных настроений позволила существенно сократить жертвы среди граждан империи. В результате в Париж российские войска входили под салюты и восторженные крики, как после победы над Бонапартом.

Закончив расписывать исторические события и чуть добавив свое мнение по их поводу, я перешел к правовым вопросам и дворянскому статусу. Но здесь все оказалось до банальности просто – расписать клятву дворянина перед императором и ответную клятву государя. Помню, когда только изучал этот вопрос, сильно удивился, узнав, что это не одностороннее обещание и император тоже берет на себя множество обязательств.

Второй вопрос касался разницы между боярскими и дворянскими родами, личное и родовое дворянство, а также примеры личных титулов, переходящих в фамильные. Судя по всему, тут подразумевалось перечислить все достижения А. Суворова, но я пошел дальше, вспомнив о Меньшиковых и Демидовых, бесспорно, сильнейших неимператорских родах России.

Задачи на математику шли подряд, больше относились к геометрии и тригонометрии и стали настоящей головной болью, которую в прямом смысле пришлось заливать энергией, стимулируя мозг, чтобы вытащить из него все нужные формулы. Получилось, я даже дважды перепроверил на черновиках, но ответы сошлись и легли на бумагу. Остался только дополнительный вопрос по военной технике.

Хмыкнув, я с благодарностью вспомнил Василия, подсунувшего мне журнал с доспехами, ведь именно в нем я видел нужную модель – легкий бронеход «Славянка». Больше похожий на страуса, он имел двух членов экипажа – водителя и командира-наводчика, – причем так, чтобы оба были дарниками с емкостью резонанса не меньше двух тысяч.

Это не позволяет бронеходу летать, но вот бегает он со скоростью под сотню километров в час по пересеченной местности, преодолевает водные препятствия глубиной не больше двух с половиной метров и несет на себе как пушечное, так и ракетное вооружение, способное уничтожать даже самую тяжелую наземную технику. Закончив описание, характеристики и тактику применения, я схематично зарисовал машину.

Подписав желтый конверт, я аккуратно сложил листы, прибавил к ним собственные документы и рекомендации. В отдельный пакетик сунул ручку, карандаши и линейку и только после того, как запечатал сверток, поднял голову. Удивительно, но, судя по напряженным лицам, я справился одним из первых. Даже те, кто закончил, то и дело возвращались к написанному, перепроверяя себя.

С другой стороны, некоторые из парт оказались пустыми, сдать работу раньше срока претенденты не могли, так что оставался один вариант – студентов выгнали за списывание, а я так увлекся, что даже этого не заметил. И вообще, воспринимал все происходящее скорее с интересом, чем с переживаниями.

Нет, поступить, безусловно, было нужно, но я и так все написал на максимум и накручивать себя лишний раз не собирался, тем более что мне еще предстоит «практика». Вместо того чтобы скучать, я погрузился в медитацию и начал накачивать праной все доступные чакры и связывающие их меридианы.

– Внимание, пять минут до конца экзамена, – строго произнес военный, выдергивая меня из медитации. – Подготовьтесь к сдаче работ.

Ему пришлось повторить трижды, и все равно у некоторых из студентов проверяющие забирали конверты чуть ли не силой. Ребят понять можно, для них это, возможно, самый важный в жизни момент. Сдать экзамены, чтобы получить шанс не просто стать кем-то значимым, а возвыситься, сразу перепрыгнув пять ступеней табеля о рангах, и получить дворянство.

Вот только и я сдаваться не собирался. Если моя оценка верна, они все получат достойную работу и будущее. А вот я, если не пройду экзамен, рискую оказаться на улице и даже без поддержки государственных институтов. Кто его знает, что будет дальше, возможно, мной заинтересуются в тайной канцелярии, и тогда меня просто убьют. К открытому противостоянию я не готов. Пока что.

– Построиться в колонну по три! – приказал военный, когда последние документы были собраны и нас вывели в коридор. – В малый спортзал для проведения следующего испытания шагом марш.

По дороге студенты обсуждали попавшиеся вопросы и задания, а я поблагодарил судьбу за малый рост – хоть я и плелся в конце, но зато не приходилось искать дорогу. На меня совершенно перестали обращать внимание, все были заняты собственными переживаниями, и только когда в спортивном зале началась жеребьевка по весу, обо мне снова вспомнили.

– С девочками я тебя поставить не могу, – нахмурившись, проговорил экзаменатор, после того как я встал на весы и они показали всего пятьдесят пять кило. – Пойдешь в легкой категории, но на твоем месте я бы вообще от испытания отказался, если хорошо сдашь письменный экзамен – поступишь на инженерный.

– Благодарю за заботу, но все в порядке, – улыбнувшись, проговорил я. – Если надо, можете и против бугаев ставить.

– Иногда глупость невозможно отличить от храбрости, – вздохнул тренер и ткнул пальцем в нужную группу. Нужно признать, что даже среди попавших в легкую категорию я смотрелся настоящим дистрофиком, на тему чего один из парней немедля пошутил, но его ткнул локтем сосед, и юморист отвернулся.

– Повезет кому-то, первый бой халявный, – не сдержался другой парнишка, чуть выше меня, но с жесткой рельефной мускулатурой.

– Надейся, что не тебе, – разминая плечи, улыбнулся я, но случилось ровно наоборот, и через минуту после жеребьевки мы уже стояли в двухметровом круге.

Глава 5

Поджарый парнишка напротив ухмылялся во все тридцать два зуба, видно, уже представлял, как повалит меня одним ударом и пройдет в следующий поединок. Естественно, доставлять ему такое удовольствие я не собирался, но, судя по резким поставленным движениям, полным новичком в рукопашных схватках он не был.

– Эй, на меня смотри! – возмущенно выкрикнул противник, когда я прикрыл веки, чтобы активировать насыщенные энергией зрачки. Мир тут же переменился, стал расплывчатым, без четких очертаний, а со всех сторон ко мне шло свечение.

Одна из техник уровня мастера и разновидность внетелесного зрения, смешанная с перенасыщением праной глазных яблок. Из-за неразвитости организма приходилось действовать почти наугад, лишившись нормального зрения, но зато я получил шанс на победу, главное, чтобы остальной организм не подвел.

– Да эта сопля глаза от страха закрыла, что сейчас бить будут, – раздался рядом уже знакомый юношеский бас, но я не позволил себе отвлекаться на провокатора.

Противник шагнул вперед, затем сместил центр массы на заднюю ногу и, прижав локти к бокам, с громким уханьем ударил голенью мне в ухо. По крайней мере, попробовал, как только я увидел начало движения, незаметно сместился к сопернику. Удар вышел смазанным, удалось поймать его на предплечье, и в то же мгновение я ткнул костяшками под колено.

Парень вскрикнул, рухнув на пол, но тут же вскочил, прыгая на одной ноге. Наступать на вторую он не мог, она словно отсохла, и стоило мне сделать шаг вперед, как противник бестолково замахал руками в попытке меня отогнать. Быстро, слишком быстро для моего нового тела, но мне снова удалось поймать удар на плечо и вбить кончики пальцев под ребра.

– Стоп! Бой окончен, – подскочил к нам экзаменатор, когда противник, тихо хрипя и подвывая, свалился на пол и прижал ноги к животу, одновременно закрывая локтями голову. Я и не думал бить лежачего, но у окружающих это, похоже, было в порядке вещей. Что ж, в принципе, разумно. Солдат, в отличие от воина, должен побеждать любыми способами. В том числе бить лежачих и убивать безоружных.

– Что ты с ним сделал? – строго спросил мужчина, осмотрев скукожившегося на полу ученика.

– Все с ним в порядке, через пять минут будет как новенький, – с улыбкой ответил я, закрыв глаза и постепенно выводя энергию из радужки. А то начнет сиять, и я раньше времени раскрою свои способности.

– Сестра! – громко позвал преподаватель, мир вернулся к привычному многоцветию, и я вновь мог рассмотреть не только потоки праны, но и человеческие лица. Подбежавшая медсестра наскоро осмотрела пациента, подергала конечности, размяла мышцы, убирая застой крови, и парень начал розоветь на глазах.

– Бой завершен техническим нокаутом, – сказал, внимательно посмотрев на меня, экзаменатор. – Победитель – Александр Брониславович Иванов. Можете отдыхать.

– Не требуется, ваше благородие, прошу выделить второго соперника, – по форме обратился я к учителю. Тот помрачнел еще больше и вновь показал на скамейки для ожидающих своей очереди.

– Дождемся, пока пройдут первые отборочные бои. Не будете же вы биться с проигравшими? – едко поинтересовался экзаменатор, и мне не оставалось ничего другого, кроме как занять свое место в первом ряду. Что тоже оказалось неплохо, я мог присмотреться к возможным противникам и их тактике.

С первого взгляда стало понятно, что все бойцы делились на три больших школы по предпочтениям, а скорее по тренерам и наставникам. Вероятно, программу подбирали не индивидуально, а как в любой армии или школе – по группам и классам, делая лишь небольшое отличие по уровню владения рукопашным боем и телосложению.

Со своей колокольни я мог разделить всех сражающихся на чистых боксеров – они почти не работали ногами, но при этом старались прикрывать голову и отлично контролировали дистанцию, не позволяя противнику отойти и постоянно блокируя удары предплечьем и локтями.

Вторая большая группа – бойцы смешанного стиля, армейский рукопашный бой они использовали с применением бросков, захватов, ударов коленями и ногами, стараясь держать расстояние и выматывать противника, отсушивая мышцы. Пара удачных ударов по бедру, и вот хромающий враг уже не может держать идеальный блок.

Третьи, и это самое странное, использовали непривычную для меня тактику, которую с первого взгляда можно было принять за неумение, но в которой прослеживалась четкая система. Минимум прямых ударов, низкая пружинистая стойка, замахи, требующие времени, но со сложно контролируемой траекторией.

Почти пять минут мне потребовалось, чтобы понять, что они вообще не бьются врукопашную – скорее это сабельный бой… без сабель. Глупо и не слишком эффективно, но, если вспомнить, как Ведьма нашинковала вооруженных огнестрелом гвардейцев, все вопросы отпадали сами собой.

– Брониславович, к барьеру, – приказал экзаменатор, и я с готовностью вышел в круг. – Правила те же, по лицу не бить, по голове – допустимо. Проигрыш можно признать, просто выйдя из круга или постучав ладонью по полу.

Пока тренер объяснял, в круг вышел мой второй соперник, и у меня засосало под ложечкой. Происходящее все больше и больше напоминало грубую подставу. Изменение в регламенте экзаменов, перенос времени первого теста, а теперь еще и это. Мой противник был на голову выше и килограмм на тридцать тяжелей.

Парень в зелено-красных цветах интерната с черным орлом в значке на груди выглядел полностью уверенным в своих силах, но в глазах не было и следа презрения или наглости. Легкая злоба – возможно, но скорее он негодовал на преподавателя, а не на меня, не то не видев предыдущий бой, не то посчитав это случайностью и не воспринимая меня как соперника.

Что ж. Это его и погубит.

Закрыв левый глаз, я заполнил его праной и уже через мгновение понял, что не зря перестраховался. Противник сделал резкий подшаг и обрушил на меня град ударов, ушедших в пустоту. Я отступил на полшага, и его кулаки буквально взбили воздух, оставляя после себя соленую взвесь пота.

Миг, и мне приходится вновь отступать, дожидаясь, пока глаз привыкнет, но я уже вижу сокращение его меридианов, плотную энергию, которая толчками расходится по всему телу. Быстрый, техничный и умелый противник, который без труда уложил бы моего первого соперника за пару секунд. Разница в классе понятна даже постороннему.

И все же мне удается обходить его по кругу, все время оказываясь чуть-чуть дальше, чем достают его молниеносные кулаки. Во время первого удара парень не сдерживался, и мне удалось замерить максимальную дистанцию, на которую он дотягивается, после чего за руками я следить вообще перестал, наблюдая только за ногами и тазом, не позволяя ко мне приблизиться.

– Добей соплю! – раздался гневный возглас от студентов, и уже знакомый мне бугай тут же получил затрещину от соседа, но напряжение и в самом деле нарастало. Будь я хоть на треть так же развит, как мой соперник, сумел бы его вымотать и тогда выбить силой, но сейчас мое едва окрепшее тело было самой большой проблемой. Я выбьюсь из сил раньше, а значит, придется отвечать ударом на удар.

Я замер на месте, и обрадованный противник яростно впечатал кулак в мою голову. Попробовал, ведь я не защищался, но вместо этого его рука прошла по касательной, едва задев волосы, а мои пальцы впились ему в шею, точными нажатиями перекрывая кровоток и блокируя нервные окончания.

Его второй удар вышиб из меня дух, чуть приподняв в воздухе, и, хоть я сумел в последнее мгновение подставить руку, кости затрещали. Я отшатнулся, чуть не выйдя из круга, но противник лишь тупо махал кулаками, не в силах сдвинуться с места и постепенно синея. Несколько секунд он стоял, мотая головой, а затем рухнул на пол и начал дрыгать ногами. Черт, неужели я перестарался?

– Врача! – выкрикнул экзаменатор, подскочив к студенту. В движениях тренера явно чувствовалась многолетняя практика, так заблокировать парня, чтобы он не дергался, это надо сильно уметь. Коленом он прижал грудь, а руками схватил голову. Через несколько секунд к нам подбежала уже знакомая медсестра, с беспокойством прощупала шею парня, но я уже видел, что кровь начинает проходить дальше, а энергия – течь по меридианам. Полчаса – и он придет в норму сам.

Но врач так долго ждать не собиралась, раскрыв свой рюкзак-чемоданчик, она тут же извлекла шприц и, наполнив его каким-то прозрачным лекарством, ввела прямо в шею моего прошлого соперника. Парень тут же расслабился и порозовел, мышцы отошли от судороги, а сам студент почти мгновенно отключился, крепко заснув.

– Что это было, Иванов?! – заорал тренер, подскочив ко мне и возвышаясь на три головы, да я за этим бугаем даже лампы не видел. – Какого хрена ты себе позволяешь?

– Прошу прощения, ваше благородие, не понял вопроса, – вытянувшись по струнке, сказал я.

– Не понял? Не строй из себя идиота, прекрасно ты все понял! Ты чуть не убил Боброва! – продолжил орать экзаменатор.

– Никак нет, он полностью в порядке и без вашей помощи пришел бы в себя через полчаса – час максимум. А вот я бы сотрясением после встречи с его кулаком вряд ли отделался, – не улыбаясь, но с трудом сдерживая сарказм, ответил я, глядя прямо в глаза тренеру и не отводя взгляда.

Несколько мгновений мы стояли друг напротив друга, а затем он вздрогнул и отступил на полшага. Я не понял, что произошло, а потом как понял. В пылу схватки, отходя от удара соперника, я забыл убрать энергию из левого глазного яблока, и сейчас моя радужка чуть светилась.

– Бой завершен… техническим нокаутом. Победил Александр Брониславович Иванов, – сумел выдавить из себя экзаменатор. – Я обязательно сделаю пометку в вашем деле о том, что вы калечите соперников на простом экзамене!

– Прошу прощения, ваше благородие, но я могу с этим согласиться только после проведения всестороннего медицинского осмотра проигравших, – сказал я, не собираясь спускать ему явную подставу с соперниками.

– Смеете перечить преподавателю? – усмехнулся мужчина. – Это я тоже занесу в ваше личное дело!

– Безусловно, сразу после того, как в ваше занесут подсуживание и подбор противников вне весовых категорий. Посмотрим, сколько вы после такого продержитесь на службе, – громко и четко произнес я, заставив экзаменатора побледнеть. Страх или гнев? Не так важно, главное, что, судя по эмоциям, я полностью угадал, а значит, здесь происходит масштабная провокация, направленная лично на меня.

– Я требую смены экзаменатора в связи с предвзятостью судьи, – еще громче произнес я, и на меня начали оборачиваться не только ближайшие студенты, но и преподаватели, стоящие в противоположном конце спортивного зала.

Поднялся ропот, вначале тихий, но постепенно становящийся все громче. Обсуждали происходящее сидящие на лавках претенденты, негромко переговаривались тренеры и проверяющие. Похоже, мое поведение совершенно поломало стройную схему, построенную чьей-то невидимой рукой. Василий утром упоминал Меньшиковых, борющихся за наследство Бронислава, могла ли это быть его юная вдова или матриарх семейства Людмила?

Внезапно все шепотки стихли, будто отрезало, и, проследив за общими взглядами, я увидел мужчину в пенсне, несколько часов назад проводившего нам инструктаж перед письменным экзаменом. Преподаватели и студенты, мимо которых он шел, вытягивались по струнке и старательно кланялись.

– Что здесь происходит? – спросил он с насквозь лживой улыбкой.

– Господин замдиректора, у нас бунт, – замерев в положении руки по швам, проговорил экзаменатор. – Воспитанник калечит других студентов, да еще и на преподавателей смеет рот раскрывать!

– Вот как, и где же этот хулиган? – с едкой ухмылкой спросил замдир.

– Вот он, ваше высокородие, – показав на меня, произнес тренер. Надо же, значит, у нас тут целый статский советник, никак не меньше. А это нечто среднее между полковником и генералом, с таким не забалуешь. А по виду молодой, не больше сорока… получил из-за врожденного титула?

– Этот? – с удивлением посмотрел на меня заместитель директора интерната. – Очень интересно, я-то уж подумал, что у нас тут жертва. И что, кого он может бить? Девочек обижает да таскает за косы?

– Никак нет, ваше высокородие, уработал Боброва, так что его в лазарет унесли, а до этого одного из сибирских, – вытянувшись по струнке, ответил экзаменатор. – Александр Брониславович Иванов, согласно документам.

– Вот как, – новым взглядом окинул меня замдир.

– Точно так, а еще у него левый глаз странный, – снова вставил тренер.

– Странный? Молодой человек, взгляните на меня, – потребовал мужчина, и я легко согласился, благо свою оплошность я уже исправил и энергию скрыл. – Ничего необычного не вижу. Жаль. Что ж. Вы выиграли два боя, третий я подберу сам и надеюсь, ни у кого сомнений по поводу моей непредвзятости не возникнет? Возвращайтесь к своим делам, у нас тут не балаган!

Одного приказа хватило, чтобы у всех в зале нашлось чем заняться, даже студенты, перед которыми мы стояли в паре метров, внезапно начали отворачиваться и смотреть куда угодно, только не на нашу троицу. Заместитель директора протянул руку, и экзаменатор без подсказок вложил в нее планшет со списком учащихся.

– Так-так. Бобров отпадает, сколько он боев до этого выиграл, два? Один? Плохо, пойдет на переэкзаменовку через месяц, с остальным потоком. Терять такой талант нельзя, – проговорил управляющий, делая пометки на полях. – Даниил Кин?

– Здесь, ваше высокородие! – вскочил со скамьи парнишка, которого я раньше не примечал. Замдир кивнул с легкой улыбкой, и студент с готовностью выбежал вперед, встав в очерченный круг. И только когда он поклонился мне, прижав ладонь к кулаку, я понял, что попал.

Да, парень был низкорослый, чуть выше меня, но при этом очень жилистый и с явно очерченной мускулатурой. Фамилия и разрез глаз кричали о том, что передо мной азиат, а то, с какой плавностью он двигался, говорило, что он еще и мастер единоборств. Учитывая его пятнадцать-шестнадцать лет, явный талант, отточенный многолетними тренировками. Такого и против взрослого поставить не стыдно.

Подняв взгляд на управляющего, я заметил едва промелькнувшую улыбку. Либо в курсе, либо в доле, поэтому преподаватель вел себя пусть и подобострастно, но достаточно уверенно. Этот азиат уделает меня в десяти случаях из десяти и даже не вспотеет. По крайней мере, в этом уверены и заместитель, и тренер.

А вот сам парень трезво оценивает свои шансы и смотрит на меня настороженно, не спеша бросаться в бой. Это с одной стороны хорошо, даст мне время для маневра, а с другой – почти ничего не решает. Уровень подготовки не просто разный, он как небо и земля, меня от одного удара пополам сломает. Значит, нельзя ему дать этот удар провести.

Стоило прозвучать свистку, как противник шагнул вперед и тут же ударил, без оттяжки – прямым пяткой в голову. Я едва успел уклониться, и то лишь потому, что начал двигаться еще до того, как нога противника оторвалась от пола. Стоило наметить движение корпусом, как соперник тут же отскочил, обозначив удары по корпусу.

Хорош, чертовски хорош, гад. И сам это прекрасно осознает, но не зазнается, на рожон не лезет и глупых шансов мне не дает. С таким противником можно долго играться, и, будь у моего нового тела хоть треть нужной силы, я бы не отказал себе в удовольствии славного поединка.

Следующий удар я попробовал поймать встречным, кости у нас примерно одной твердости, сломаться не должны, но противник так рисковать не стал, в последнюю секунду сам отступил, внимательно наблюдая за моими движениями. Видно, искал систему или стиль, которыми я вынужден был бы пользоваться. Прости, Кин, но у этого тела не то что стиля, даже рисунка боя пока нет, мышцы не успели закрепить.

Обескураженный тем, что не может разгадать мою схему, он двигался очень осторожно, обходя меня по кругу. Стоило обозначить движение, и он тут же отвечал ударом или сменой стойки, перетекая из одного восточного стиля в другой. И в самом деле достойный противник, жаль, я не могу дать ему бой и должен победить.

Глубокий вдох, накопленная энергия медленно спускается по позвоночнику, наполняя чакру земли, а затем поднимается выше, через воду к воздуху и огню. Тело начинает болеть от переполняющей его праны, мышцы дергаются в перенапряжении, но у меня просто нет другого способа выиграть.

Видеть, чувствовать, двигаться путем победы. Все, что мне остается.

Наблюдавший за трансформацией Даниил прыгнул вперед, не дожидаясь ее окончания. Красиво растянувшись в воздухе, он ударил мне в голову пяткой, стараясь попасть в висок, чтобы гарантированно вырубить. Вот только Кин привык сражаться с противниками на голову, а то и на две выше себя и взлетел слишком высоко.

Перехватив его ногу, я дернул на себя, работая всем телом и добавляя сопернику и без того немалое ускорение. Вскрикнувший от неожиданности Даниил перекувырнулся через плечо и встал у самой границы круга, но я уже атаковал сам. Удар двумя руками выглядел со стороны смешно, будто я пытаюсь вытолкнуть противника согнутыми в костяшках пальцами, но на самом деле был страшен.

Кин успел отбить левый, идущий к шее, но правой рукой я попал чуть выше солнечного сплетения и тут же отскочил, чтобы не попасть под ответный замах. Даниила скрутило, но надо отдать должное, он остался стоять и даже двинулся на меня, едва переставляя ноги.

Его удары потеряли изящество из-за поломанной стойки. Диафрагма зажалась, и легким не хватало кислорода, но он все равно продолжал наседать, взбивая воздух кулаками и не позволяя мне расслабиться ни на минуту. Впрочем, у меня этой минуты как раз и не было, тело оказалось предельно перегружено, все меридианы вошли в красную болевую зону, отбросив на грань забытия.

Даниил бился на морально волевых, сам не понимая, что делает, он прогонял скудно поступающую энергию по телу, разминая сведенные мышцы и восстанавливая кровоток, так что либо я свалю его прямо сейчас, либо упаду сам.

Глубоко вдохнув, я прикрыл руками голову и ворвался в ураган из ударов. Обрадованный шансом, Кин тут же огрел меня по ребрам и ниже, отбивая печень, но я протиснулся еще ближе и сумел поймать его за шею. Противник тут же обрушил удар локтя на мое плечо, вырываясь, но все было кончено.

– Что ты сделал? Бейся как мужик! – зарычал Даниил, бешено вращая глазами.

– Предпочитаю биться как воин, – хрипло ответил я, глядя на дергающегося, но еще стоящего в круге Кина. – А мужики пусть с мужиками дерутся.

В очередной раз попытавшись сдвинуться, Даниил не рассчитал усилия и рухнул на пол, а через мгновение возле него уже стояла никуда не отходившая медсестра, которая вколола ему лекарство.

– Интересно, очень интересно, – проговорил заместитель директора, глядя на меня. – Знаете, молодой человек, будь вы нашим воспитанником, я бы вас даже наградил за незаурядные таланты, но, учитывая состояние ваших противников, об этом не может быть и речи. Бой выигран Александром Брониславовичем Ивановым, занесите это в таблицу экзамена. Вы свободны, молодой человек, ждите в общей аудитории.

Позволив себе улыбку, я отошел в сторону и только после этого сообразил, что забыл поклониться преподавателю. Ну и фиг с ним, его проблемы. После устроенных подстав и ненужных интриг у меня пропало всякое желание с ними общаться. Таким людям не место среди преподавателей. Даже с учетом того, что это заведение не принадлежит Суворовым, а лишь носит их имя, сама такая практика убивает весь смысл. Нет, все сорняки надо выкорчевывать с корнем.

Спустившись в холл, я сел на свободное кресло и тут же провалился в целебную медитацию. Духовных сил хватило на то, чтобы начать циркуляцию по малому и большому кругу меридианов, ускоряющим заживление и вывод ядов из мышц, а после я оказался заперт в источнике души и наконец сумел забыться сном. Вот только пробуждение вышло не самым приятным. Я почувствовал приближение нескольких негативных контуров и вынырнул в реальный мир за мгновение до того, как до меня дотронулись.

– Просыпайтесь, а то всю жизнь проспите, – донесся до меня ехидный голос замдира интерната. Несколько секунд мне потребовалось, чтобы сосредоточить взгляд. Напротив стояли двое охранников, управляющий и Василий, держащийся почему-то чуть в стороне.

– Приветствую вас, – хрипло пробормотал я. – Что произошло?

– Кроме того, что вы заснули в здании академии? – приподняв бровь, поинтересовался замдир. – Давайте перечислим. Вы прошли первый вступительный экзамен, победили двух потенциальных чемпионов рукопашного боя, а одного из них убили.

– Что? Не может быть! – возразил я, наскоро прокрутив все бои в голове.

– К сожалению, это факт. Даниил Кин умер полчаса назад, не приходя в сознание, – сказал замдир, внимательно глядя на меня. – Медики зафиксировали нарушение резонанса души и тела, так что вашу судьбу будет решать высочайшая комиссия. Полиция уже выехала из Петербурга и будет здесь через час. Но прежде я даю вам шанс сознаться во всем и облегчить свою вину.

Глава 6

– Мне сознаваться не в чем, – спокойно и уверенно сказал я, взвесив каждый удар, который совершил во время испытаний. – Я никого не убивал.

– Думаете, в это поверят следователи? – усмехнувшись, спросил замдир. – Даниил был выдающимся студентом, номинантом Суворовской премии, и он скончался после вашего боя, не приходя в сознание. Как только приедет полиция, вас немедленно арестуют. Но у вас еще есть шанс во всем признаться, тогда род Меньшиковых и я лично сделаем все, чтобы облегчить ваше положение.

– Признаваться не в чем, – отчеканил я, глядя прямо в глаза обвинителя. Умные, наглые и давно верящие в безнаказанность. В голове словно что-то щелкнуло, и картина окончательно сложилась воедино. Меньшиковы, уж не те ли, которыми пугала моя «бабка» главу семьи?

Все же род Суворовых несамостоятелен, и вот еще одно тому доказательство. Если придется, они готовы будут сдать даже приемного сына. Хотя кто я им такой на самом-то деле? Может, им даже лучше будет меня… стоп. Отставить панику. Если бы меня хотели кинуть, за спиной замдира не маячил бы Василий.

– Я не виноват в смерти студента, – холодно проговорил я, прикидывая все варианты, которые у меня остались. – Даже если бы своими ударами я сломал ему ребра – бил выше сердца, осколки костей не могли в него войти. Могло разорвать желудок, но тогда он бы не скончался, а мучался до сих пор. От шока бы не умер, гарантирую.

– Значит, вы признаете, что могли убить Кина? – удовлетворенно улыбнулся Меньшиков, выпрямляясь и совершенно теряя ко мне интерес. – Под стражу его, до прибытия следователей. Оформите протокол на территории академии и проследите, чтобы его взяли в наручники.

Отдав распоряжения охране, замдир тут же удалился, не удостоив меня даже прощальным взглядом или нотацией. Вероятно, посчитал вопрос решенным. В конце концов, что ему может сделать какой-то ученик, даже не прошедший испытания? И тут он был совершенно прав по всем пунктам. Ученик не может.

– Вставай, паскуда! – рявкнул на меня охранник, схватив за руку. Сопротивляться я не стал, и не только потому, что сил после схваток не осталось. Нет, пока я в зоне видимости охраны, сделать ничего не смогу. Василий, все так же маячивший за спинами местного ЧОПа, считал так же. По крайней мере, вмешиваться не стал, выразительно покачав головой.

– Спокойно! Я сам пойду, скажите только куда, – вывернув худую ладонь из жесткого захвата охраны, сказал я, но дальше сопротивление оказывать не стал, спокойно пройдя до небольшой комнатушки, подсобки, где меня и заперли. Не пришлось даже долго ждать, спустя всего несколько минут с той стороны раздалось шуршание, и дверь распахнулась.

– Уходим, быстро, – оглядываясь по сторонам, проговорил Василий.

– Нельзя, – коротко ответил я и усмехнулся, когда денщик уставился на меня недоуменным взглядом. – Они ровно этого и добиваются. Обвинить меня в убийстве, сделать так, чтобы я сбежал, а после весь род Суворовых показательно выпороть за укрывание преступника.

– Да нет, – нахмурился Василий. – Как это связано?

– Связано, уж поверь. Лучше скажи, связь с дядькой Романом у тебя есть? – спросил я, выйдя из подсобки и вливая прану в глаза. Как я и думал, два источника ауры, скорее всего, охрана, нашлись за ближайшим углом.

– Есть, – кивнул денщик и достал короткий смартфон из кармана. Несколько нажатий клавиш, и вот уже на той стороне раздались гудки.

– Я занят, – раздался недовольный голос Романа из динамика. – В чем дело, только коротко!

– Меня и род Суворовых обвиняют в убийстве, – быстро сказал я, и на том конце раздалось ошарашенное покашливание, будто дядька подавился. – Нужен судмедэксперт, военный и патруль военной полиции. Похоже, Меньшиковы хотят прижать через меня весь род Суворовых. Я никого не убивал.

– Еще бы, – мрачно ответил Роман. – Выдвигайтесь к трупу и удерживайте взлетную площадку, будем через полчаса.

Какими силами удерживать взлетную площадку, хотел бы я знать? Только вот ответить дядьке не успел – он бросил трубку. Выполнить поставленную задачу мы, естественно, не могли, а вот отвлечь «противника», применив военную хитрость, вполне. Осталось ее придумать.

– Так, – пробормотал я, глядя на охранников, спрятавшихся за углом. Затем вернулся в подсобку, бегло осмотрев полки. – Так… Силой мы их не возьмем. Но… скидывай куртку. Завернем внутрь несколько пакетов и подушек так, чтобы казалось, что ты несешь тело. Сумеешь пробежать до машины, не рассыпав по дороге?

– Обижаешь, твое благородие, – усмехнулся денщик, рассовывая туалетную бумагу по рукавам. – Могу еще пропетлять по территории, чтобы они хоть вид сделали, что за мной гонятся.

– Спасибо. А я им устрою веселое времяпровождение на месте, – усмехнулся я, взяв с одной из полок молоток. – Встречаемся у посадочной площадки, когда дядька прилетит. Удачи.

Василий коротко кивнул и, подхватив получившийся манекен, выскочил в коридор. Охранники тут же напряглись, но, прежде чем поднимать крик, выждали несколько секунд, явно давая фору.

– А ну, стой! – закричал один из них, отходя от стены. – Стоять, кому сказано! Держи его!

ЧОПовцы бросились вдогонку за денщиком, а я еще выждал минуту, прежде чем выйти из подсобки и направиться за ними следом. Молоток я аккуратно спрятал в рукав, шел не спеша, спокойно и максимально естественно. Несколько раз даже останавливался, чтобы прочесть расписание или понаблюдать в окно. Нашел на планах много важного.

Василий отрабатывал свою роль на все сто. Выскочив через главный вход, он чуть не сломал турникет, так что с криками за ним погнался еще и вахтер. Потом денщик бросился к спортивному городку и теперь метался из стороны в сторону, уходя от выпадов десятка охранников, из которых в курсе происходящего были только двое, а остальные и в самом деле пытались его поймать.

Не увидеть такое шоу мог только слепой, так что спустя всего минуту по лестнице сбежал обеспокоенный замдир, ведь в его планы поимка Василия совершенно не входила. Как, впрочем, и в мои. Проскользнув за спиной Меньшикова, я поднялся на второй этаж, мельком огляделся и тут же нашел нужное.

Цвет пожарной тревоги оставался в обоих мирах одинаковым – красным. Как и общее устройство. Ударом молотка я разбил защитное стекло и дернул рычаг. Тут же по зданию разнеслась сирена, а спустя несколько мгновений с потолка ударили струи холодной воды.

Многоголосый гомон студентов слышно было даже через вой динамиков, но, к моему величайшему удивлению, никакой паники не последовало. Более того, группы ровными рядами, быстро, но не спеша, вышли в коридор и начали спускаться по лестнице. И я решил последовать их примеру, но на первом этаже свернул по указателю «медпункт», который нашел на плане.

Когда я уже был в нескольких метрах от кабинета с красным крестом, дверь распахнулась, и наружу вышли несколько врачей в сопровождении настоящего богатыря. Этот мужчина поперек себя шире явно не был медработником, и мне едва удалось спрятаться в открытом туалете, когда его взгляд из-под кустистых бровей скользнул мимо. К счастью, в руках у врачей были только чемоданчики с лекарствами.

Дождавшись, пока охранник пройдет мимо, я выскользнул в коридор и забрался в кабинет медпункта. Но стоило мне зайти, как я растерянно застопорился на входе. В нос ударил характерный запах лекарств и спирта, а вместо ожидаемой каморки с одной койкой передо мной открылся настоящий госпиталь, за стеклянными дверьми и стенами которого располагалось по крайней мере три десятка кушеток, операционная и пара диагностических кабинетов.

– Где же ты, Данила, – пробормотал я, перебегая от одной двери к другой. В медчасти пожарная тревога не работала, наверное, у них был свой контур, а кроме того, с кроватей не убрали пациентов. Так что мне пришлось не только отслеживать пустые места, но и вглядываться в обеспокоенные лица лежащих.

Тело Кина нашлось на дальней кушетке, закрытое с головой простынями. Скинув покрывало, я поморщился от начавшего распространяться запаха, естественные газы и жидкости уже начали выходить из тела, так что в ближайшие несколько часов амбре от него будет то еще. Парень действительно был мертв, и с этим ничего не поделать.

Но и оставлять это безнаказанным я не собирался. В первую очередь проверить опустошение чакр. Энергия жизни выходит не одномоментно, и по меридианам можно определить, как именно умирал человек. Особенно по застою праны в местах переломов или глубоких ран.

А тут… грудная клетка была проломлена в нескольких местах, да так, будто по ней врезали кузнечным молотом со всего размаха. Я так ударить не мог при всем желании, или переломал бы все пальцы. Кроме того, разрывы меридианов в местах переломов оказались чистыми, энергия не вытекала из ран и не рассеивалась вокруг. А значит, нанесли эти повреждения уже после смерти.

Оставался открытым вопрос, как именно его на самом деле убили. Судя по деградации чакр, источник огня закрылся первым. Удавили подушкой? Если он не успел прийти в сознание после нашей схватки, то вполне возможно, даже следов могло не остаться. По крайней мере, на руках отметин от веревок нет. Только как доказать, что я к его смерти не причастен?

– Ты тут полежи, никуда не уходи, – проговорил я, накрыв тело простыней. Несколько секунд постоял, подумал, а затем со вздохом вернулся к умершему и с кряхтением поднял: – Извини, придется тебя побеспокоить, пойдем прогуляемся.

Даниил хоть и был достаточно щуплым парнем, но мне пришлось сильно напрячься, чтобы перенести его в палату, где пациент спал, и положить под кушетку. Выдернув простыню из-под матраса, я расправил ее по всей длине, прикрыв тело так, чтобы это не вызывало больших подозрений.

Убедившись, что со стороны труп не видно, я пробрался обратно к выходу, и как раз вовремя – сирену наконец выключили, остатки воды стекали по лестнице, а лужи хлюпали под ногами. Выглянув в окно, я с удивлением увидел построившиеся ровные ряды кадетов и детдомовцев, которые с интересом смотрели в мою сторону. Могу поспорить, что некоторые меня даже разглядели. Вот только их отвлекли.

Вначале я увидел, как студенты начали озираться, задрав головы, а затем рев двигателей стал слышен даже через тройной стеклопакет. Уже знакомый штурмовой шлюп рухнул с небес на посадочную площадку, лишь в последнюю секунду затормозив и выбросив столбы пламени из всех двигателей.

Поднявшийся ветер срывал с ближайших студентов форму, а у девушек задирал юбки до самой шеи. Некоторые предусмотрительно успели схватить подолы руками и оттянуть их вниз, но дам, невольно продемонстрировавших своим одноклассникам белье, оказалось больше половины. Судя по тому, как спустя всего секунду девушки набросились с кулаками на стоящих рядом парней, те от комплиментов не удержались.

К сожалению, мне этим зрелищем наслаждаться было некогда. Едва увидев знакомый герб Суворовых, я бросился к многострадальной кладовке, в которой меня запирали. Пришлось постараться, но, закрыв замок, я сумел с третьего раза захлопнуть дверь так, чтобы казалось, что я никуда не выходил. Предосторожность оказалась не лишней, не прошло и минуты, как снаружи раздался топот множества ног и голоса.

– …расследование берет на себя военная полиция, – услышал я конец фразы Романа, судя по всему, он с кем-то спорил.

– Ваше сиятельство, это никак невозможно, – ответил ему уже знакомый голос заместителя директора кадетского корпуса. – Заведение пусть и называется Суворовским училищем, но входит в структуру министерства просвещения, руководство и владение им вверено в руки рода Меньшиковых высочайшим императорским указом…

– Вы правы, ваше сиятельство, однако здесь воспитываются кадеты. Военные, получающие при выпуске чин юнкера. А значит, все они военнообязанные. Так что и расследование будет проводить армия. Здесь? – голос раздался прямо за дверью, и я инстинктивно подобрался.

– Я уже говорил, убийца сбежал вместе с бывшим воспитанником училища… – раздраженно заявил замдир.

– Открывайте, – не слушая его, приказал Роман, и дверь распахнулась.

– Здравия желаю, ваше сиятельство, – гаркнул я, отчего один из охранников позади Меньшикова аж подпрыгнул. Нервы у мужчины ни к черту, впрочем, оно и понятно, обстановка в корне изменилась. Служащие и воспитатели были окружены гренадерами рода Суворовых в полной боевой выкладке. Будто они на штурм собрались.

– Это ваш убийца, князь? – хмыкнув, спросил Роман, оценив мою стать с ног до головы. – И кого же он прикончил?

– Прошу прощения, граф, но ваша назойливость и самоуправство выходят за всякие рамки. Если вы немедля не прекратите, мы будем вынуждены остановить сотрудничество, а училище легко сменит название с Суворовского на Меньшиковское или Царское, – едко усмехнувшись, заявил замдир. – Это владения нашего рода…

– Нет, – коротко прервал его Роман. – Как вы верно заметили, это царская земля, выделенная для училища по приказу и милости его императорского величества. А раз так, то и правила к данному учебному заведению будут применены как по всей империи. По прибытии полиции мы будем готовы с ними сотрудничать.

– Принадлежность училища чистой воды формальность, – нахмурившись, сказал Меньшиков. – Стоит нам попросить, и земля вместе с заведением и учителями…

– Ну так попросите, а до тех пор дело и служба государевы, – уверенно сказал Роман. – Где тело?

– В медблоке, ваше сиятельство, – тут же ответил Василий. Он умудрялся улыбаться и выглядеть при этом уверенно, даже несмотря на скованные руки. – Если его не перепрятали.

– С чего нам что-то прятать? – недовольно фыркнул замдир, чуть отойдя с прохода. – Прошу за мной.

– Тебя это тоже касается, – коротко сказал Василий, проходя мимо, так что я последовал за процессией, а охранники будто забыли о моем существовании.

Встретившиеся нам студенты постарались как можно быстрей убраться с дороги, но долго провожали процессию заинтересованными взглядами, а некоторые даже пытались увязаться за нами, но им быстро объяснили, что так делать не стоит. А когда мы подошли к кабинету, пара гренадеров даже встала у дверей. Но куда удивительней был вид, открывшийся нам внутри.

– Это еще что такое?! – гаркнул Роман на двух врачей, тащивших тело по коридору. Заместитель директора устало вздохнул и прикрыл рукой глаза.

– Чертовы энтузиасты, – проговорил Меньшиков. – Нет противника страшнее, чем союзник-идиот. Куда вы несете тело? Зачем?

– Ваше сиятельство! – выкрикнул медик, вытянувшись по струнке и бросив ноги Даниила, отчего те с грохотом упали на каменный пол. – Мы относим его на место. Кто-то пытался спрятать тело под кроватью одного из пациентов.

– Может, он вообще сам сбежал? – ехидно спросил Роман, обернувшись к директору. – Ничего умнее придумать не могли?

– Тело на кушетку, я должна его осмотреть, – раздался из-под брони уверенный женский голос. Ну да, в таких доспехах все гендерные отличия мгновенно стираются. Граф кивнул, подтверждая приказ, и пара гренадеров тут же забрала Даниила у медиков и перенесла на кушетку.

– Сколько времени понадобится на экспертизу? – спросил Роман, когда девушка, сняв шлем и перчатки, начала прощупывать тело Даниила, светить фонариком с проводом, тянущимся к шее, и простукивать кости.

– Не понадобится, ваше сиятельство, – мрачно ответила медик. – Резонатор показывает смерть от удушения, кости грудины сломаны посмертно, нет ни синяков, ни кровоподтеков. На шее только два следа, но они не могли стать причиной смерти, трахея не задета, гортань свободна.

– Я советовал бы вам следить за словами и как следует думать, что именно вы говорите, – вкрадчиво произнес замдир. – Иначе из ваших слов может показаться, что вы кого-то обвиняете в подлоге и инсценировке.

– Никак нет, я лишь констатирую факты, – уверенно произнесла женщина. – Есть следы от ударов, но все они крайне поверхностные, небольшие синяки, не способные привести к гибели. Переломы нанесены уже после смерти, которая наступила во сне. Возможно, из-за передозировки снотворного или по другим причинам. Точно может определить только детальная токсикология и вскрытие.

– Я не позволю вам вскрывать моих студентов, – сохраняя лицо, проговорил Меньшиков, но при этом я заметил гневный взгляд, брошенный в мою сторону. Ну да, это же я подсказал, что сердце могло остановиться из-за пробитых ребер, а господин заместитель директора либо не сообразил впопыхах, либо отдал приказ кому-то не слишком умному, но сильному и исполнительному.

– Не ваших, а наших, – коротко сказал Роман, взглянув прямо в глаза Меньшикову. – Ваше сиятельство, с этого момента род Суворовых берет этого мальчика под свою опеку. Расследование будет проведено совместно армейской и гражданской полицией, а виновные предстанут перед судом.

– К счастью, у нас уже есть главный подозреваемый, – настойчиво проговорил Меньшиков, указав взглядом на меня.

– Константин Авраамович, вы же понимаете, что этот молодой человек мог убить пострадавшего только с помощью кувалды? – усмехнувшись, спросил Роман, покосившись на меня. – Будьте уверены, никто не снимет с него подозрений до конца тщательного расследования.

– А до тех пор? – недовольно выгнув бровь, спросил Меньшиков. – Вы предлагаете оставить преступника на свободе?

– Еще раз, у нас в стране презумпция невиновности, пока не доказано обратное – он невиновен. Но раз вас этот вопрос так беспокоит – он останется под самой надежной охраной из возможных. Под вашей, – с ухмылкой проговорил Роман, и у меня брови на лоб полезли не меньше, чем у слушавшего нас замдира. – Мне доложили, что молодой человек с честью прошел первое испытание и должен получить допуск ко второй части.

– Совершенно верно. Через несколько месяцев, сразу после посвящения в юнкера, – подтвердил Меньшиков, кивнув каким-то своим мыслям. – Рад, что ваш разум преобладал. В училище невиновному ничего не угрожает.

– Надеюсь на это, но, чтобы не возникло никаких непредвиденных обстоятельств, за ним присмотрит мое доверенное лицо. Снимите наручники с Василия, – кивнул Суворов на моего воспитателя. – Он может вести дополнительные занятия по рукопашному бою, в свободное время студентов.

– В нашем заведении учащиеся свободным временем не располагают, – даже с некоторой гордостью заявил замдир.

– Ничего страшного, значит, каждый заинтересованный сам будет его искать, – пожал плечами Роман. – До встречи, князь. А вас, молодой человек, я прошу пройти для дачи показаний.

Глава 7

– …значит, они изменили регламент и время экзамена? – переспросил Роман, когда мы с Василием в подробностях рассказали о сегодняшнем дне. – Испытания в училище Суворовых – всеимперское мероприятие, а значит, они могли отдавить ноги кому-то, кроме нас. Это хорошо… но недостаточно. Наш род служит императорской семье на протяжении последних трехсот лет и не вмешивается в политику.

– Даже если на самом деле все остальные роды нас просто используют? – нахмурившись, поинтересовался я.

– Именно. Мы в первую очередь слуги царя, а уже потом самостоятельный род, награжденный потомственным титулом графов. И каждое поколение Суворовых этот титул должно подтверждать на военной службе, – пояснил Роман. – Отец служил еще Николаю, Бронислав, как старший сын, – первенцу императорской крови. А я, как второй, – сегодняшнему императору.

– И сейчас это на руку роду не играет, – предположил я. – Вы же сражались друг с другом! Брат против брата.

– До такого, к счастью, не дошло, но да, если бы пришлось, я обязан был бы убить или пленить Бронислава. Или он меня. Такова служба и дело государевы, – мрачно заметил Роман. – Но, как бы я ни горевал о смерти брата и невесты, во всем есть плюсы. В ближайшее время ни у кого не возникнет сомнений в моей лояльности императорскому роду. Как и в лояльности отца. А значит, меня выслушают.

– Получается, мне придется учиться с остальными сиротами, чтобы выявить проблемы с обучением и злоупотреблением властью при Меньшиковых? – спросил я.

– Кажется, у тебя это не вызывает большого возмущения, – хмыкнул Роман, оценивающе взглянув на меня. – Я-то думал, ты чуть не в истерике будешь биться.

– С какой стати? – не сумев сдержаться, усмехнулся я. – Обдумав все как следует, я, наоборот, считаю, что должен остаться здесь. Доказать своим примером, что я и в самом деле заслуживаю права стать наследником рода Суворовых. Заодно увижу, как готовят в училище, и пропитаюсь его духом.

– Похвально. Решение, достойное мужчины, – уважительно кивнул Роман. – Но на твоем месте я бы не стал недооценивать подлости Константина Авраамовича. После того как Меньшиковы породнились с выходцами из святой земли, их методы утратили благородство. Они больше служат себе, а не родине.

– Подлостей от одногруппников я не жду, они могут быть жестоки, но вряд ли сильно продумают свои «пакости», а со всем, что может быть серьезнее… – я выразительно посмотрел на Василия, и тот кивнул.

– Подниму старые связи, выясню, кто из моих однокашников остался в училище, – задумчиво проговорил денщик. – Устроиться бы на официальную службу. Может, контроль от армии?

– Посмотрю, что можно сделать, – кивнул Роман, сделав себе заметку.

– Ваше сиятельство, скопировали данные с камер, – произнес козырнувший гренадер, подошедший к нам. – Выяснилось, что совершенно случайно записи именно с экзаменационного зала и медчасти пропали вместе с кристаллами.

– Паскуды, – выдохнул Роман, сжав планшет так, что пластик затрещал. – Значит, они сознательно идут на дальнейшую конфронтацию. Думают, им это сойдет с рук? Посмотрим. Одного они точно не учитывают – в жандармерию идут из армии, а не из учебки. Встретьте полицейских как положено и продублируйте все материалы.

– Разрешите идти? – спросил я, поднимаясь.

– Да, конечно. Александр, тебе придется показать всем, чего стоит наследник Суворовых. Я на тебя рассчитываю, – хмуро посмотрел на меня дядька.

– Не подведу, – коротко ответил я, направляясь вслед за денщиком. До самого училища нас сопровождала группа гренадеров, но в здании мы разошлись в разные стороны. Военные отправились в медицинский блок, мы же с наставником пошли в административное крыло.

Под чутким руководством Василия я получил документы о распределении и проживании. Мне, как и остальным воспитанникам Суворовского училища, полагалось койко-место в общежитии. Остальное должно было выявиться по результатам экзамена, о которых нам объявят на общем построении.

Несмотря на то, что я знал общую численность претендентов, больше полутысячи человек, когда всех нас собрали на плацу, это все равно вызвало оторопь. Может, дело было в том, что вместе с нами вышли все действительные студенты Суворовского? Или в том, что стадион был зажат между учебными корпусами, и поэтому казалось, что нас собралось несчетное количество.

– Смирна! Светлейший князь, Авраам Иосифович Меньшиков, министр просвещения Российской империи! – громыхнул голос из колонок, и перед нами на небольшую трибуну вышел седой мужчина в деловом костюме. В отличие от деда Мирослава, он обходился без трости, а на его губах застыла вежливая улыбка. – Ваше сиятельство, студенты Санкт-Петербургского младшего императорского военного училища имени Александра Васильевича Суворова построены.

– Вольно! – приказал мужчина, но никто и не подумал расслабиться. – Дорогие студенты, в этот, безусловно, важный для каждого из вас день я счастлив объявить, что первый промежуточный экзамен пройден вами успешно. Каких бы результатов вы ни добились – вложенные вами усилия не пропадут зря, и каждый из вас сумеет найти свое место в жизни. Будь то государева служба или дружины родов. К моему великому сожалению, этот замечательный день был омрачен смертью, не побоюсь этого слова, выдающегося студента, воспитанника Дальневосточной школы-интерната для одаренных детей-сирот. Сегодня нас покинул Даниил Борисович Кин. Почтим его память минутой молчания.

Министр демонстративно склонил голову и сложил руки на груди, словно в молитве. По рядам студентов прошел шорох, многие последовали его примеру, а я поймал на себе несколько десятков ненавидящих взглядов. Еще бы, именно меня пытались выставить виноватым в произошедшем.

– Пока длится расследование, мы не можем никого обвинять. Тем более что не всегда самый явный виновник оказывается и осужден. Такова наша жизнь, и связи вместе с предрассудками имеют свою силу. – Это он так намекает на то, что мне помогает военная полиция только из-за связи с Суворовыми? Кажется, я начинаю этих тварей искренне ненавидеть. – Пока же, несмотря на пополнение, я прошу всех студентов относиться к своим новым товарищам точно так же, как и к старым, не делая разницы. Всем воздастся по делам их.

О-о, вот теперь концентрация ненависти стала такой, что я чувствовал ее кожей. Потеряв возможность на законных основаниях отстранить меня от учебы или сделать инвалидом, Меньшиковы хотят решить проблему чужими руками. А у горячих на голову подростков хватит мозгов подписать себе волчий билет или даже сесть в тюрьму ради отмщения за погибшего товарища.

И ведь возразить нечего, по формальным признакам он не соврал ни в единой букве – все так. Даже если дали бы мне сейчас слово на трибуне, единственное, что я мог бы сделать, – это бесполезно оправдываться. Пока не будет железных доказательств, Меньшиковы – хозяева положения и прекрасно это осознают. Но это только до поры до времени.

Я сломаю эту систему, правда, для этого придется ее возглавить, пройдя насквозь. И первый шаг – на общих условиях отучиться в славном императорском младшем училище, по какому-то недоразумению носящему имя Суворовых, хотя невооруженным взглядом понятно, кто здесь заправляет. Стать лучшим из выпуска, сдать все экзамены и после этого уже предъявить за все грехи.

– Еще раз поздравляю всех студентов с прохождением экзаменов. А теперь слово заместителю директора училища. Константин, прошу, – министр сошел с трибуны, и на его место встал уже знакомый мне Константин Авраамович, его сын. Интересно, а куда самого директора дели, и есть ли он вообще? Что-то мне подсказывает, что дружное семейство Меньшиковых просто не допускает к своей кормушке посторонних.

– Приветствую вас, кадеты! – громко проговорил Меньшиков.

– Здравия желаем, ваше сиятельство, – отозвался нестройный хор голосов.

– С сегодняшнего дня начинается ваш марафон по становлению верными слугами его императорского величества, настоящими воинами и героями! Ура! – выслушав от нас троекратное приветствие, замдир продолжил: – Сейчас новеньких разберут по группам в соответствии с успеваемостью. После этого до вечера у вас будет свободное время. Остальным предстоит вернуться к обычному распорядку дня и занятиям. Свободны!

После этих слов Меньшиковы, как и почетные гости, удалились со сцены, и только после этого начали расходиться студенты. Но не по одному, а выстроившись правильными квадратами, следом за своими командирами и старостами групп. Лишь сдававшие экзамен кадеты стояли на месте, дожидаясь приказов.

– Здравствуйте, учащиеся, – сказал вышедший на освободившуюся трибуну щуплый мужчина с козлиной бородкой. – Большая часть из вас меня хорошо знает, меня зовут Федор Леонидович Ульянов, и я куратор первого курса. Сейчас произойдет переформирование групп. Нам необходимо уравновесить способности вновь поступивших, чтобы не тормозить учащихся.

Послушание, прилежность, последовательность – вот три добродетели, которые от вас требуются. Слушайте и выполняйте приказы, усердно учитесь на занятиях и практиках, двигайтесь вперед, не забывая ни о знаниях, ни о физической подготовке. И тогда вы не вернетесь в приюты, а спокойно окончите училище, получив офицерское звание и шанс на личное дворянство, – чуть картавя, произнес мужчина. – Или, как говорил мой предок, учиться, учиться и еще раз учиться.

А теперь распределение. Лучшие двадцать пять студентов по итогам экзаменов. Первая группа. Агофонова, Бобров, Банников, Гундяева, Иванов А. Г., Иванова А. З. Иванов… – перечислял куратор, и стало понятно, что большая часть названных – сироты, даже не получившие фамилий.

То, что в первой двадцатке оказался мой второй противник, не сильно удивило. Куда больше возмутило то, что в ней не было меня. Как и во второй, и в третьей. И это походило на какой-то бредовый кошмар. Пусть даже все мои ответы на письменном экзамене плохи, хотя я в этом очень сомневаюсь, за рукопашные схватки мне не могли дать меньше половины баллов. Сам Меньшиков говорил, что я победил.

Однако на плацу почти не осталось студентов, а мои инициалы все никак не хотели называть. И с каждой фамилией куратор излучал все меньше энтузиазма, глядя на последних из нас с откровенным пренебрежением и даже жалостью. А когда до нас дошла очередь, нам назначили букву «У».

– Стройся! Стройся, убогие, – скомандовал куратор, и первому в строю тощему рыжему парню под два метра ростом выдали белый флаг с едва заметным желтым символом «У».

– Это чтобы нам сдаваться было проще? – недовольно спросил кто-то неподалеку, а в ответ раздались не слишком уверенные смешки. Несмотря на распределение, у многих еще сохранялось приподнятое настроение.

Я то и дело ловил обрывки разговоров, в которых слышалась гордость от поступления. Училище ежегодно поставляло выдающихся воинов, которые занимали видные места как в спорте, так и на государственных постах. Попасть сюда считалось большой удачей и сулило отличную карьеру.

Но даже эти неунывающие голоса притихли, когда мы прошли мимо учебных корпусов, мимо новых пятиэтажных общежитий и наконец оказались возле деревянного барака, которому в обед тыща лет. Под осыпавшейся штукатуркой выглядывали сгнившие бревна, а когда мы вошли внутрь, даже у самых восторженных вырвались недовольные матюкания, и было с чего.

Строение подлежало сносу еще в прошлом столетии. В нос ударила отвратная вонь плесени. С потолка сыпалась труха, смешанная с паутиной. У стен тут и там стояли подпорки, удерживающие просевшие балки. К тусклым лампочкам прямо поверх стен шла витая толстая проводка, местами потрескавшаяся от времени.

– Занимаем места! – крикнул сопровождающий, и поток подростков внес меня в ближайшую комнату без дверей. Подошвы ботинок тут же погрузились в грязь, и я увидел стоящие вдоль стен трехъярусные металлические кровати с продавленной сеткой и изъеденными мышами матрасами.

Как в таком месте вообще жить можно?

– Мое! – тут же выкрикнул один из собратьев по несчастью, забирая себе нижнюю койку ближе к окну. Услышав такой призыв, все бросились занимать места, и в этом был смысл, хоть и небольшой. В таком помещении даже минимальная проветриваемость – уже повод бороться за место.

Сохранять здоровье в бараке, полном плесени и мусора, почти невозможно. Могу поспорить на все что угодно – большинство из моих одногруппников подхватят простуду в течение пары недель. А те, кто продержится дольше, начнут слабеть просто из-за условий сна и влияния спор. Желания раньше времени лезть в драку не было никакого, но и оставлять все как есть я себе позволить не мог. Мне нужно нормальное место для сна.

– Кто старший? – громко спросил я, и ко мне повернулось несколько голов. – Меня зовут Александр Брониславович. Иванов, как и многие из вас. Так что я спрашиваю еще раз, кто хочет быть старшим взвода?

– Ты че, красный? Тебе больше всех надо? – с ухмылкой спросил первый занявший кровать.

– Судя по всему – да. Мне надо больше всех, – ответил я, подходя ближе. – Подъем! Построились!

Что-что, а подчиняться командному голосу их научили, и меньше чем через десять секунд передо мной уже стояло пять человек, деливших со мной комнату. А еще через пару мгновений до них начало доходить, что построил их такой же тщедушный подросток, как они, и самый здоровый, занявший второе козырное место, пошел на меня с кулаками.

В отличие от него, я к такому повороту событий был полностью готов, так что стоило противнику ударить – перехватил руку и, выведя на болевой, пнул под колено, а затем повернул к остальным, удерживая пальцами за ноздри и вывернув его голову назад.

– А-а, отфусти! – заорал, захлебываясь, парень, но достать меня не мог, как и оторвать мою руку от своего лица.

– Еще раз спрошу. Кто главный? – проговорил я, осматривая ошарашенных одногруппников. – Ну?

– Ты главный, – нехотя ответил занявший место снизу у окна парень.

– Догадливый, – усмехнулся я, отпуская здоровяка, рухнувшего на пол и схватившегося за нос. – А теперь хором, кто главный в взводе?

– Старший взвода, Иванов Алексей Борисович, – нестройным хором ответили одногруппники, и я недовольно покачал головой.

– Александр Брониславович, – поправил я. – И чтобы дважды эту тему не поднимать, дальше у меня к вам вопросов не будет. А теперь распределим обязанности, кто будет мыть полы, кто выбивать матрасы и скрести стены.

– Ты чего, старшой? – удивленно уставился на меня догадливый. – Вечер на дворе, мы все после экзаменов вымотались, спать надо.

– Как звать? – спросил я, глядя прямо в глаза парню.

– Леха, – ответил, неуверенно улыбнувшись, парень. – Шебутнов.

– Ого, даже с фамилией. Очень приятно познакомиться, Леха, – сказал я, протягивая ему ладонь. Рукопожатие оказалось крепким, но не ломающим, хотя парень явно хотел показать, что тоже может побороться за лидерство. – Ты заболеть хочешь?

– Что? Нет, – тут же ответил Леха, скосившись на все еще валяющегося в грязи здоровяка. – Я понятливый.

– Ну, раз понятливый, слушай, – усмехнувшись, проговорил я. – Ты выбрал кровать возле окна, матрасы отсюда видно, что дырявые, поеденные мышами, влажность в комнате повышенная, спор и бактерий выше крыши, еще и грязь на полу. Если не приберемся и не выбьем матрасы – завтра половина сляжет от переохлаждения, а впереди зима. Если не сделаем сегодня, дальше будет хуже.

– Чего? – недоуменно спросили сразу несколько одногруппников, и я тяжело вздохнул, а затем пнул лежачего здоровяка.

– Встать! Построиться! – приказал я. – На первый-второй рассчитайсь! Первые номера, белье с кроватей снять, матрасы отнести в ближайший спортгородок и выбить от пыли и насекомых! Вторые номера – отскребаем грязь с пола и выкидываем в окно. Шебутнов, найди мне совок, дрова и спички. Начали!

Вначале пришлось действовать добрым словом и пинками, что-то мне подсказывало, что просто личный пример подростки воспримут как слабость или и вовсе попробуют свалить на меня все обязанности. Но живительные пиздюли, прописанные несколько раз самым нерасторопным, заставили всех приступить к работе.

Избавиться от мышиного дерьма в тряпье оказалось не так сложно, тем более что белье нам досталось хоть и старое, но чистое и целое. Местами явно штопаное. Вещей у моих одногруппников почти не нашлось – максимум небольшие мешки, и все равно на их фоне я выделялся качественной формой и нормальными ботинками. Это и сыграло со мной злую шутку.

Когда мы уже заканчивали с подготовкой комнаты, доски пола и потолка были очищены до белых прожилок, а вся грязь оказалась за окном, в дверях показались несколько учащихся со старших курсов.

– Выдаем форму, – улыбаясь, сказал один из них. – Раздевайтесь, снимайте свое старье, мы вам принесем новое.

– Не раньше, чем новое принесете, – спокойно сказал я, пряча в руке скребок, которым только что убирал стену.

– Ты че вякнул, урод? – набычившись, спросил один из старшаков.

– Спокойно, спокойно, – все так же улыбаясь, проговорил первый. – Ребят, никаких конфликтов. Вы же молодцы, комнату свою выскребли прямо на загляденье. Вот мы вам и хотим добро сделать. Принесем вам новую форму, с нашивками. Еще и ботинки, белье нижнее.

– Так мы не против, – ответил я, ступив ему навстречу. – Приносите.

– Ты, кажется, не догоняешь, малец. Дело-то добровольное, не хочешь менять свое старье на форму училища, так и ходи, – пожал плечами говоривший.

– Не хочу, – усмехнулся я, сравнивая его явно поношенные ботинки с моими. – А вот тебе новая форма точно не помешала бы, может, сам сходишь да оденешься?

– Я щас этого урода прямо здесь закопаю, – двинулся было вперед бычара, но его снова остановили. Говоривший старшак взглядом показал на мои сжатые кулаки.

– Молодые, глупые, не понимают, от чего отказываются. Пойдем отсюда, – улыбнувшись, сказал он, и вся группа скрылась в коридоре. На всякий случай я влил прану в среднее ухо и тут же услышал, как старшие переговариваются.

– Чего ты взъелся, добудем мы тебе ботинки, видел, какое у дрыща новье? Поди, еще и дорогие, – снова хмыкнул говоривший. – Придем ночью, у них даже дверей нет.

– Нам собираются устроить темную, – сказал я, усмехнувшись. – Это хорошо.

– Чем же? – удивленно посмотрел на меня Леха.

– Да хотя бы тем, что мы должны с самого начала обозначить свое место, – ответил я, усмехнувшись и осмотрев своих одногруппников. – Или вас устроит, что вместо «лучшего училища в империи» и шанса стать Суворовыми вас закинули в эту развалюху? Меня – нет.

– Даже худшие из выпускников выйдут унтер-офицерами и штык-юнкерами, – проговорил отошедший от побоев здоровяк.

– Отлично, но я не собираюсь ориентироваться на худших и вам не советую, – сказал я, осмотрев попавших в один отряд со мной студентов. – Шебутной, надо выяснить, что с кормежкой, а то, чувствую, в нашем бараке до этого не дойдет. А спать на голодный желудок для молодого организма вообще противопоказано.

– Думаешь, уже пора? – удивленно посмотрел на меня Леха.

– Раз старшаки так быстро свалили – значит, торопились. А куда они могли спешить? Только на ужин, – пожав плечами, заявил я. – Приведите себя в порядок, и идем следом. Нужно успеть поесть, пока еще солнце не село.

Мои догадки оказались совершенно правильными – учащиеся старших курсов и в самом деле тянулись от нашего барака к небольшому двухэтажному зданию. Судя по веселому гомону и приятным запахам, идущим с той стороны, именно там располагалась большая столовая, рассчитанная на все училище. Но и тут без неприятностей не обошлось.

Зайдя в здание, я быстро понял, что заниматься самообслуживанием не выйдет – полупустые прилавки оказались закрыты с нашей стороны стеклом. За полками на раздаче стояли дородные тетки, поперек себя шире, уж им-то голод не грозил при любом раскладе, а вот нам, как опаздывающим, достались хоть и не объедки, но крайне малый выбор.

От риса и картофеля – по паре ложек, от мяса только подливка и печенка, которую я без раздумий и попросил. При этом тетки на раздаче смотрели на меня чуть ли не с откровенным пренебрежением, как и на остальных из корпуса, занятого группами «Т»-«У»-«Ф». Грустные одногруппники пытались брать что повкуснее, но морщились от «изобилия».

– Всем взять печенку, – негромко, но так, чтобы наши услышали, приказал я. – Зелень и по яйцу. Даже если кому-то не нравится желток – есть все. На хлеб не напирайте.

Послышались не слишком довольные высказывания, но моим советам все же последовали. А Шебутнов и вовсе полностью скопировал мой выбор, набрав больше печенки, как и здоровяк. А вот от зелени многие кривились. Ничего, я вас научу витамины любить. Даже если они противные.

Поставив на сдвоенный поднос рядом с чаем стакан крутого кипятка и поблагодарив поварих, я отошел от раздачи и тут же столкнулся глазами с ранее появившимися в нашей комнате старшаками. Нас ждали неприятности. И это хорошо.

Административный корпус.

– Все сделано, господин, – поклонилась девушка, которую иначе как соблазнительной назвать было нельзя. В свои шестнадцать юная ведьма обладала такими формами, что сам князь подумывал взять ее… в фаворитки. Если не найдется партии повыгодней, и тогда ее можно пристроить как шпионку, обязанную жизнью.

– Они надежны? – любуясь формами девушки, спросил Меньшиков.

– Настолько, насколько может быть надежна челядь, – гордо ответила ведьмочка, бессовестно выставляя свои прелести в лучшем свете.

– Хорошо. Ангелина, справишься с этим заданием, и, считай, потомственное дворянство у тебя в кармане, твой род станет нашими вассалами и никогда ни в чем не будет нуждаться, – улыбаясь, проговорил заместитель директора. – Но если ты меня подведешь…

– Не подведу, господин! – поклонилась Ангелина, да так, что пышная грудь чуть не вывалилась из декольте. Замдир усмехнулся, вид действительно потрясающий, и она точно это знала. Может, выдать ее за какого-то старика-инвалида и пользовать в свободное время? Не худший вариант.

Глава 8

– Эй, меньшой, чего встал? Проходи – садись, – гадливо улыбаясь, предложил уже ставший знакомым старшак, показав на свободное место напротив. Единственная проблема – для того чтобы туда приземлиться, нужно было пройти мимо него. Что ж, идея понятная и совсем не новая. Подыграем.

– Благодарю, – усмехнулся я и направился к указанному месту на скамейке. Когда я проходил мимо, старшак будто невзначай выставил ногу в проход. Не подготовься я, скорее всего, полетел бы лицом вперед вместе со всеми набранными продуктами. Но я даже поднос держал чуть на вытянутых руках, так, чтобы оставался зазор между ним и телом, и этот маневр прекрасно видел.

Не говоря ни слова, я с наслаждением опустил подкованную подошву на подставленную голень, выворачивая ее под неестественным углом. Старшак завопил, ухватившись за ступню, а его товарищи с недоумением смотрели на заводилу.

– Тварь! Он мне ногу сломал! – сквозь слезы и сопли взревел парень. Тут же мне навстречу вскочил его одногруппник. Попробовал вскочить. Поставив поднос на соседний столик, я плеснул агрессору в лицо подготовленным кипятком и с размаху впечатал граненый стакан в ошпаренное лицо.

– Наших… – попробовал выкрикнуть другой из старших, но слова застряли у него в горле вместе с вонзившимся ребром второго подноса, который я держал под первым. Задыхаясь, он рухнул обратно на скамейку, а оказавшийся рядом противник попробовал ударить меня из положения сидя.

Поймав его удар металлическим подносом, я тут же ответил точным уколом между ребер и, когда последний из навещавших нас старшаков, держась за грудину, остался сидеть на месте, быстро отошел за несколько столов от них и сел ужинать. Не прошло и минуты, как ко мне присоединился Шебутнов, а затем и остальные одногруппники.

– Мощно ты их. Не боишься на гауптвахте поселиться? – спросил Леха, когда я уже доедал второе. Супчик оказался на редкость жидким, или, может, предыдущие группы просто съели всю начинку, а нам достался разбавленный водой бульон без следов мяса? Неважно, пока печень должна дать мне достаточно питательных веществ.

– Если там кормят так же погано, как здесь, не боюсь, – с ухмылкой ответил я, тщательно прожевывая каждый кусок, но при этом не медля. – Сегодня воспитателям и учителям будет не до нас. Большой день, поступление, начало года. Поэтому все проблемы со старшими надо именно сегодня решить. Пока жаловаться не начали.

– На нас не донесут, – уверенно сказал Шебутнов, уплетая за обе щеки. – Пока мы сами не донесем, будут молчать.

– Я бы на твоем месте не слишком верил в чужую честность. Особенно у таких типов, – ответил я, приступая к приторно-сладкому, с тремя ложками сахара, крепкому чаю. Энергия для тела, любыми способами. Я закономерно опасался, что, получив отпор, малолетние дебилы сами побегут закладывать нас учителям. Но вместо этого к нам направилась целая делегация из студентов на несколько лет старше. У всех на форме красовались буквы «У» и цифры отрядов.

– Ты не слишком наглый, малец? – не здороваясь, спросил чернявый парень лет восемнадцати, с короткой стрижкой-ежиком и нашивкой «3у1». Похоже, последний курс. – Двоих покалечил, и за что? Они тебе ничего не сделали.

– Мне что, ждать, чтобы они или кто-то другой посмели на меня или моих ближников руку поднять? – усмехнулся я, взглянув прямо в глаза старшего. – Убьют, тогда жаловаться и приходите? Нет уж.

– А ты борзый, – не тушуясь, ответил собеседник. – Я Дикий, старшой третьего барака. Если не хочешь проблем – советуйся вначале со мной.

– Вот как, – я чуть отодвинулся, прихлебывая чай. – И по какому же поводу мне с тобой советоваться, Дикий?

– Да хоть по твоим муткам. Еще раз без моего разрешения полезешь на старших, огребешь от меня, – оскалился он, и я с удивлением увидел, что двух зубов в его улыбке не хватает. Когда-то Дикий поймал нехилый хук слева.

– А что, если и тебе я окажусь не по зубам? Тоже попробуешь подножку подставить или драться полезешь? – усмехнулся я. И, хотя мне совсем недавно хватило сил для того, чтобы раскидать четверых, такая речь от тощего пятнадцатилетнего дрыща вызвала у окружающих только поистине лошадиное ржание.

– Не будешь слушаться, быстро поймешь, что твое место у параши. Усек, деточка? – проговорил Дикий, оскалившись. Он упорно косил под крутого и, наверное, в их компании таковым был, но я успел увидеть мелькнувший в глазах парня страх. Мы оба знали, что сильным он может быть только по меркам таких слабаков, как в группах «У».

– Хочешь, чтобы с тобой советовались? – спросил я, перехватывая инициативу. – Почему нет. Скажи, Дикий, как перевестись из класса «У» в более сильные. Не в «А», так хотя бы в «Б» или «Г».

– Что, в герои захотелось? – удивленно переспросил Дикий. – Нет, деточка. Вы все здесь уроды, как и мы. Худшие из лучших, и вам ничего не светит. Это только первая пятерка борется за место под солнцем, с нашего конца до них даже не доплюнуть.

– Еще раз назовешь меня деточкой, я тебе этот чай за шиворот вылью. Хоть он и вкусный, но очень сладкий, отстирываться неделю будешь. Даже если меня здесь положишь. И позора не оберешься, – усмехнувшись, сказал я и, когда старший подался вперед, демонстративно поднял стакан.

– А ты суров, де… парень, – хмыкнул Дикий, явно не сомневающийся в моей способности исполнить угрозу. – Да только посмотрим, сколько ты таким грозным будешь ходить. Пока живи… до завтра.

Старшаки поднялись со своих мест, поглядывая куда-то мне за спину, и, когда отошли на десяток шагов, я позволил себе обернуться. Так и есть, возле раздачи стояло несколько преподавателей, а за ними тянулась целая вереница нерадивых учащихся последних букв алфавита, не догадавшихся самостоятельно выйти к ужину.

– Это было опасно, – заметил Леха, выдохнув. – Они бы нас в блин раскатали.

– Они еще попробуют. Не эти, так другие. Ночь в любом случае будет веселой, – ответил я, посмотрев на одногруппников. – Надо выяснить расписание. Преподаватели на собрании его не озвучили, и на бараке я его не видел, но это не значит, что его нет. Просто на нас клали с большой колокольни.

– Если бы ты со старшаками не сцепился, ничего бы не было, и нам бы все так рассказали, – заявил худой, чуть ли не тощее меня, парень со светлыми, серого мышиного цвета, короткими волосами.

– Ну так походите и выясните. Отбой будет не раньше чем через час, а мне надо вернуться в комнату, пока нам подлянку там не устроили, – сообщил я, поднимаясь со своего места и двигаясь прямо к мужчине в опрятном, хоть и потертом гражданском кителе. Уже не военная форма, но еще и не деловой костюм.

Судя по большим фиолетовым мешкам под глазами и худому лицу, преподаватель на полставки. Или просто не слишком усердный работник, на что намекал застоявшийся запах алкоголя. Ну а чего я ожидал от учителей для худшей группы?

– Господин преподаватель, разрешите обратиться? – вытянувшись по струнке, спросил я.

– Разрешаю, – мельком оценив меня, ответил мужчина. – Не вижу ваших знаков различия. Представьтесь.

– Курсант 1У5, старший взвода, Александр Иванов, – отчеканил я, чем вызвал еще более недоуменные взгляды окружающих студентов. – А вы?

– Артиллерии подпоручик, обер-офицер запаса, Михаил Иванович Гаубицев, – ответил мужчина, и в его глазах я на мгновение заметил смешливые искорки. – А ты какую фамилию взять на совершеннолетие хочешь, курсант?

– Суворов, ваше благородие, – отчеканил я, и несколько человек аж задохнулось от моей наглости, а офицер закашлялся.

– Достойная цель, да только неосуществимая, – горько усмехнулся он. – Так что подумай еще немного. Чего тебе надо было?

– Хочу узнать способ перевестись в старшие группы, где числятся подающие надежды, – не кривя душой, сказал я.

– По итогам первого полугодия по успеваемости будет переформирование. Но на твоем месте я бы на успехи не рассчитывал. Как видно, и снабжение, и обучение младших групп идет по остаточному принципу, – обвел он рукой столовую. – Лучшие группы занимаются и едят в одном здании. Общие у нас только экзамены и полигоны.

– Выходит, если я хорошо сдам промежуточные испытания, меня переведут в старшую группу? – на всякий случай переспросил я.

– Выходит, что так. Но я бы на это особенно не рассчитывал. По крайней мере, за пятнадцать лет моей службы в училище таких случаев не было ни одного, – теряя ко мне интерес, ответил преподаватель и прямо при нас приложился к горлышку фляги, от которой пахнуло дешевой сивухой.

Потрясающе. Если у нас такой самоотверженный кадр в наставниках, да еще и такие условия жизни, неудивительно, что большинство студентов тут не вверх идут, а катятся по наклонной. Могу поспорить – выпускники худших групп уходят из военной академии прямо в войска и там тянут лямку младшего офицерского состава до победного.

Ух, какие у меня шикарные перспективы открываются, аж жопу печет от возможного стремительного роста. Если Василий проходил обучение в этом замечательном заведении больше десяти лет назад, возможно, он просто не в курсе всей происходящей тут жести. А может, ему повезло попасть в элитные группы. В любом случае я оказался в самом низу исключительно из-за неприязни Меньшиковых.

Что это значит? Для начала то, что сдачу экзаменов мне придется пройти с большим запасом в плюс. Как по физической подготовке, так и по теоретическим знаниям. И сделать это максимально публично, привлекая как можно больше внимания, чтобы результаты не могли быть оспорены.

А для этого нужно в первую очередь продолжать развивать доставшееся мне тело. То, что сейчас я побеждаю из-за противников, которые меня тупо недооценивают, не дает мне права расслабляться. К окончанию четверти я должен нарастить мышечный корсет и выдавать все возможные нормативы.

Как это сделать – отдельный вопрос, который я сознательно отложил до лучших времен. Слишком много пока неопределенности. Пока я даже близко не могу себе представить, что в состоянии сделать Меньшиковы. Ясно, что убить меня они не могут, пока идет расследование жандармерии и охранки, – это лишь еще больше наведет подозрений на род, а им это совсем не нужно. Значит, постараются ослабить, искалечить чужими руками или…

– Встать! – гаркнул я, едва заглянув в комнату. Сидящий на корточках с голой жопой пацан тут же вскочил, инстинктивно натягивая брюки, но прекратить срать уже не смог. И хотя ни капли на пол не попало, по комнате разнесся характерный запашок говна. – Ну че, обосранец, так и будешь тут стоять?

– Пошел на хер, обмудок! – завопил срывающимся голосом мальчонка с буквой «Ф» на рукаве и выскочил вдоль по коридору к общим душевым. Вслед за ним тут же понеслось улюлюканье и обидные крики. М-да, такую мелкую и отвратительную пакость князья, естественно, придумать не могли. Это самодеятельность кого-то из местных «авторитетов», но никак не аристократов.

– А если бы он успел насрать? – услышал я за спиной смутно знакомый голос и, обернувшись, увидел Боброва из группы «А», в которую я и должен был по всем показателям попасть.

– Тогда бы я заставил его сожрать собственное дерьмо, а потом вылизать пол дочиста, – жестко ответил я, посмотрев прямо в глаза неожиданному гостю. – Что здесь забыл? Хотел удостовериться, что твое указание выполнят?

– Ты меня сейчас в подставе обвинил? Хочешь сказать, что это я пидора натравил? – набычившись, спросил Бобров.

– Если не ты, то чего ждал? – усмехнувшись, спросил я. – Мог бы и сам дристуна спугнуть, чтобы неповадно было. А так…

– Я только подошел и в невинность играть не собираюсь, – оскалился в ответ Бобров. – Твои проблемы – только твои, меня в них не вмешивай.

– Тогда какого черта тебе здесь нужно? – проговорил я, опершись о дверной косяк, но при этом держась так, чтобы можно было в любую секунду перейти в контратаку или отступить в глубь комнаты.

– А что с тебя можно взять, кроме ботинок? – усмехнулся Бобров, скрестив руки на груди. Почти минуту мы стояли, буравя друг друга взглядами, и наконец он не выдержал. – Не знаю! Ясно тебе? Не знаю, на кой черт я в вашу помойку уродов приперся. Черт дернул.

– Ну, раз ты совесть чертом называешь, может, оно так и есть, – без тени улыбки ответил я бывшему сопернику. – Только ты сам знаешь, что это я должен быть в «А» группе по результатам экзаменов, а совсем не в «У».

– Может, ты весь письменный на двойку написал? – пожал плечами Бобров, повернувшись вполоборота. – А боевку нам назначили так, для общего развития.

– Если ты пришел спросить, не убивал ли я Кина, нет, не убивал. Вырубил, как и тебя, а потом какой-то придурок проломил ему ребра кувалдой, – произнес я, внимательно глядя на реакцию соперника. – Тебе сильно повезло, что жертвой выбрали его, а не тебя. Иначе сам бы примерил деревянный макинтош.