Оливер Таккер и Архитекторы сновидений

Глава 1

Профессия антикварий – сама по себе сложная и многогранная, тут тебе и археология в полевых проявлениях, и немалая эрудиция с широтой кругозора, достойной университетских профессоров. Но только Оливер Таккер смог поднять её на совершенно новый уровень, присовокупив к перечисленным качествам алчность, азарт и отвагу. В своей, теперь уже далёкой, молодости Оливер снискал себе славу самого отпетого искателя приключений. Бросаясь с головой в очередную авантюру, он, а точнее его жизнь, нередко становилась объектом разнообразных пари, но несмотря ни на что, сумел-таки дотянуть до сорока, с небольшим, лет.

Рэвенвальд был выбран мистером Таккером неспроста. Когда-то, он частенько бывал здесь проездом, и этот город как нельзя лучше подходил его запросам в отношении анонимности. Золотые прииски во времена его молодости активно появлялись вдоль всего устья реки Снежная, или как её называли местные – «Лисий хвост», расположенной восточнее Рэвенвальда, и привлекали желающих испытать своё везение со всей северной части королевства. Если описать одним словом всех тех, кто приезжал старателем в эти края, то самое ёмкое будет, пожалуй, слово сброд.

Драгоценный металл добывали в этих краях и раньше, но после строительства железной дороги, проложенной поблизости, и присвоения деревне Рэвенвальд, статуса города, народ повалил валом. Пёстрые компании искателей лёгкой наживы вперемешку с тёртыми профессионалами, разбавленные лихими людьми всех мастей и видов – вот то общество, которое надолго оккупировало город. Затеряться среди такой толпы, особенно при незамысловатых запросах местных стражей порядка, было проще простого, и Оливер не только сумел отсидеться здесь пару раз, скрываясь от неуёмных обманутых оппонентов (благородство это совсем не свойственная ему черта характера), но и даже приобрёл в собственность целый дом, первый этаж которого впоследствии обустроил под антикварный магазин.

Жизнь бурлила вокруг со страшной силой! Страсти вокруг драгоценного металла во все времена отличались особой остротой, и сокровища реки Снежная не стали исключением. Грабежи, убийства, предательства – всё это на какое-то время стало привычной атмосферой в городе. Местные жители порой боялись показываться на улице, а власти лишь беспомощно разводили руками, призывая к терпению. Неизвестно сколько бы это ещё продолжалось и чем закончилось, но река внезапно перестала давать золото, и за пару лет город сумел стряхнуть с себя наваждение золотой лихорадки и вернуться к более спокойному темпу течения жизни. Хоть и, не освободившись целиком от пережитков былого.

Да, время берёт своё. Когда руки потеряли былую хватку, а седина посеребрила виски, Оливер, разменяв четвёртый десяток, осел подальше от городской суеты и страстей, и чтобы хоть как-то занять себя, начал потихоньку издавать ежемесячный альманах о профессии кладоискателя и коллекционера, попутно продавая и обменивая экземпляры из своей коллекции.

Благо у него осталось достаточно связей, чтоб находились и новые клиенты, охочие до разных диковинных ценностей, и искатели приключений, не желавшие увязать в рыночных делах, и тратить своё время на поиски клиентов, заключение сделок и прочую нудную работу, предпочитая оставить её старому Оливеру за небольшой процент. Но то ли сокровищ в земле осталось немного, то ли перевелись те отчаянные ребята, готовые рискнуть своей головой, отправляясь за пределы изведанных территорий ради «золотого города» – на витринах магазина всё реже появлялись действительно ценные экспонаты, и ежемесячная почтовая рассылка Оливера становилась всё скуднее.

На сегодняшнее утро у Оливера Таккера не было каких-то особенных планов, и поводов менять устоявшийся распорядок также не находилось. Всё как обычно: физическая разминка, холодный душ, плотный завтрак, прогулка. Ещё в молодости он сделал для себя вывод, что лень и праздность в вопросах собственного здоровья убивают человека не хуже тропической лихорадки, а поэтому каждое утро он всецело посвящал собственному организму.

Покончив с утренним ритуалом, он решил наведаться в городскую конюшню, навестить своего скакуна и как следует выгулять его, совершив прогулку верхо́м по окрестным лесам. Лошади были ещё одной страстью старого искателя приключений. С раннего детства Оливер питал уважение, граничащее с восторгом по отношению к этим животным. И если для кого-то лошади были средством перемещения из пункта А в пункт Б, то для Оливера они всегда олицетворяли собой совершенную силу и преданность, грацию и стойкость. Было в них нечто древнее, что погружало маленького Оливера в фантазии о первобытных охотниках, древних первооткрывателях, храбрых воинов, ведь у всех у них лошади всегда были самыми верными спутниками.

Каель – чистокровный верховой конь воронёной масти, завидев своего хозяина, громко заржал и принялся бить копытом, предвкушая прогулку.

– Сколько он у нас тут живёт, столько не могу налюбоваться на вашего жеребца. Здравствуйте, мистер Таккер, – смотритель городской конюшни, Харви Морган, вышел поприветствовать Оливера.

– Доброе утро, Харви, как сегодня наш герой, готов немного прогуляться?

– О, Каель в полном порядке! А как может быть иначе? Он получает такой уход и питание, согласно вашим распоряжениям, что даже я иногда начинаю ему завидовать! – добродушно улыбнувшись, ответил конюх, и направился к отдельному стойлу. Содержание представителя этой породы лошадей стоило немалых затрат, но отказать себе в этой слабости Оливер не мог. Высокий, статный, мускулистый конь, без лишнего жира, выносливый и быстрый – как тут было устоять!

Седловкой Оливер предпочитал заниматься сам, и дело тут было не в доверии, а скорее в самом Каеле, который, во время подтяжки подпруги, частенько набирал побольше воздуха, чтобы увеличиться в объёме. Как результат – подпруга вроде бы затянута по всем правилам, но при езде лошадь «сдувается», подпруга провисает, и всадник неожиданно для себя вылетает из седла.  Согласитесь, перспектива не самая приятная. Выведя скакуна на улицу и давая ему освоиться в упряжи, Оливер обратился к Харви:

– Что нового в городе?

– Ох, мистер Таккер, всего так сразу и не упомнишь! – Харви поднял глаза к небу, словно там находился ответ. – Ах да! Вот же! Недавно случилось престранное происшествие! Представьте себе, группа старателей отправилась на Снежную и, так и не вернулась, почти…

– Как это – почти? – Оливер приподнял бровь.

– Было-то их пятеро, а нашли только одного, да и тот мёртвый оказался.

– Чего же тут странного? У этих ребят всегда так, то переругаются из-за добычи, то ещё из-за чего повздорят, бывает и нож в дело пустят.

– Вот тут-то и оно, – Харви сделал заговорщический вид и перешёл на шёпот, испугано, полядывая Оливеру за плечо, – тут–то и оно, бедолагу, ну, того, которого нашли, вовсе не зарезали. Сейчас на прииске никого нет, они отправились туда одни, почти две недели от них не было вестей, ни тебе за провизией прийти – ничего. Вот несколько наших ребят и отправились их проведать, мало ли чего там у них – это вы правильно подметили, мистер Таккер. Да только не человек их погубил, это я вам точно говорю, нет-нет…

Харви сделал паузу, словно бы раздумывая, стоит ли ему рассказывать дальше. Убедившись, что его слушают, шмыгнул носом и решил продолжить:

– Был среди них один, то ли Джеки, то ли Джонни, болтливый малый. Напился перед отправлением и всё трепал, что, дескать, есть у них какой-то прибор мудрёный, механический – золото искать. И станут они богаче всех, кто тут работал, вместе взятых. Ну, его, этого паренька, и нашли, мёртвого, с горлом и глазами, набитыми золотыми самородками. Но это ещё не всё, когда его привезли в участок и сделали вскрытие, доктор Уоррен сообщил, что бедняга умер от разрыва сердца, что–то его очень напугало!

Оливер, поначалу было заинтересовавшийся историей, но смекнувший в какую сторону движется развязка, только вздохнул и похлопал Харви по плечу:

– Не волнуйся, у страха глаза велики, а то, что народ любит приукрасить действительность тебе известно не хуже, чем мне.

Харви, или как его ещё называли Малыш Харви, был человеком, которого природа  с самого рождения не одарила сильным интеллектом. При его росте под два метра, могучем телосложении и возрасте за 30, он по-прежнему оставался ребёнком лет десяти. Но он умело ладил с животными и по этой причине слыл отменным грумом на всю округу.

Харви не сдавался:

– Нет-нет, мистер Таккер! Верно, я вам не сказал, куда они пошли. Они мыли золото неподалёку от Ивовой заводи. А там и люди пропадают и развалины эти в лесу!

Развалины, Оливер что–то слышал о заброшенном монастыре, точнее о том, что от него осталось. Когда-то тут уже было поселение, на берегу реки. А потом произошла какая-то беда и деревушка опустела. Быстро заросла лесом и скрылась из виду. Прошло время – и не годы, не десятки лет, а несколько столетий, прежде чем эти леса вновь услышали человеческие голоса. Голоса первых жителей Рэвенвальда. Строить начали западнее, прижимаясь ближе к торговому тракту, впоследствии ставшем основой для железной дороги.

– Ладно-ладно, не переживай ты так, – Оливеру не хотелось расстраивать Харви, – а что же стало с остальными старателями?

– Пропали, пропали – как сквозь землю провалились, и вещи свои оставили!

– Интересно, – Оливер задумался, теперь эта история не казалась ему такой простой. Ведь если компаньоны этого Джеки–Джимми просто разругались, убили его и скрылись, то почему же тогда ничего с собой не взяли?

Харви, словно почувствовав размышления Оливера, запричитал ещё сильнее:

– Э, нет, нет, мистер Таккер, не ходите туда! Плохое это место, плохое! Гиблое! И себя погубите и Каеля, зря я вам это рассказал, зря! – Харви начал глухо подвывать, стуча себя по голове кулаком.

– Ну-ну, будет тебе, – попытался успокоить его Оливер, – обещаю, что не пойду туда, перестань. Вечером же приведу тебе Каеля обратно, вот увидишь.

Харви кое-как удалось взять себя в руки. Вытирая свой нос рукавом, он серьёзно добавил:

– Буду ждать вас, берегите себя! И не рискуйте зря!

– Обещаю, не буду! – не сдержал улыбку Оливер, вскакивая в седло, демонстрируя при этом завидную ловкость, уже не свойственную людям его возраста.

Бывало, Оливер Таккер почти решался взяться за старое, начинал лихорадочно перебирать свои путевые записи в поисках направления новых поисков. Ведь сорок два года это ещё не тот возраст, когда можно записывать себя в старики! Неужели он не способен на большее, чем прогулки верхо́м? В какой момент он начал больше заботиться о личном комфорте, спокойном времяпрепровождении? Куда пропал, исчез и испарился былой запал, что толкал его в водоворот невероятных событий? Куда подевалась та отвага, с которой Оливер мог вот так запросто взять и отважиться на переход через пустыню в поисках таинственного оазиса, или же отправиться высоко в горы по следам древней легенды о затерянном храме? Безрассудство, исключительное везение и чёткое понимание своих преимуществ в этом, бывшие всегда главными козырями в любых ситуациях, даже самых, казалось бы, безнадёжных – где они сейчас? Когда и куда всё это делось, а главное, было ли?

 Ему снились далёкие берега неизвестных стран, проступающие сквозь утренний туман своими причудливыми формами, созданными разнообразной растительностью и останками древних городов. Снились одетые в вечные снега, горы, высота которых была столь огромной, что перелететь их не мог ни один дирижабль, а смельчаки, рискнувшие преодолеть их самостоятельно, пропадали без вести.

Во сне Оливер вновь переживал свои былые приключения. Вот он бежит сквозь запутанную систему подземных пещер острова Юкаама, а за ним гонится чуть ли не всё племя кровожадных троглодитов-каннибалов, у которых он выкрал их древнего идола из чистого золота. Или вот он сплавляется в лодке по горной реке, вместе со своим проводником, который впоследствии загадочным образом исчез. Жители деревни, откуда был родом этот парень, говорили, что его забрал лесной дух, за нарушение какой-то древней клятвы. Ну, клятва ни клятва, а Оливер тогда чуть не расстался с жизнью, когда несколько дней кряду выбирался из джунглей со сломанной ногой и рукой, после падения с большой высоты в овраг. Тогда он даже был готов поклясться, что всю дорогу его преследовало нечто, но напасть так и не решилось. И даже теперь, когда прошло так много лет, он иногда ощущает этот взгляд в спину, во время своих прогулок по лесу. Только сейчас он не испытывал и тени того страха, а наоборот, старался отдаться этому чувству, чтобы хоть ещё раз в жизни испытать будоражащее возбуждение от встречи с неведомым.

И неизвестно, сколько бы он так продолжал грезить и копаться в прошлом, если судьба не решила пойти ему навстречу; ведь, как известно – желаниям свойственно сбываться, а мысль, порой, становится чересчур материальной.

Глава 2

Своё начало река Снежная берёт высоко в ледниках Северных гор, где вечные снега лежат белоснежными шапками на вершинах столь прекрасных сколь и недосягаемых, что ни один смельчак, решивший покорить их, так и не вернулся оттуда живым. Устремляясь в долину, река вбирает в себя множество малых притоков и по мере продвижения на юг, набирает силу, раскидываясь рукавами по всей округе, питая своей влагой древние леса, стоявшие здесь ещё задолго до появления первого человека.

Холмистая местность у основания горной гряды порождает живописные меандры с крутыми берегами, и грозные пороги. Ниже по течению потоки воды замедляют свой ход, русло становится шире, разделяется на отдельные водотоки, пока окончательно не теряется в лесной глуши, питая собой многочисленные болота и озёра.

Своё прозвище «Лисий хвост» река получила у местных жителей из-за цвета, в который окрашивается вода весной. Тающие снега вымывают железо в горах и несут его вниз по течению, окрашивая реку оттенками бурого – от рыжего до, почти чёрного цвета. А там, где есть железо, есть и золото. Но не только это роднит реку с лисами. Снежная умеет преподносить сюрпризы не хуже этих коварных и хитрых животных. Порой в половодье, за одну ночь уровень воды в реке может подняться так резко, что под толщей воды оказываются целые острова, а там, где вчера была отмель или реку можно было перейти вброд, бушует настоящий горный поток. Как правило, именно после таких явлений, когда уже уровень воды падает до обычного, на перекатах и наносах оседает большое количество золотого песка, который так усердно собирают приезжие старатели, и из-за которого так много жизней оборвалось на берегах этой красивой, но очень своенравной реки. Дань, которую платят люди за сокровища Снежной несоизмеримо больше того, что им удаётся найти, но, увы, блеск драгоценного металла ослепляет, а жажда наживы толкает на самые ужасные преступления.

Любопытство, подогретое рассказом Малыша Харви, пустило свои корни в мыслях Оливера. Иногда в окрестных лесах исчезали люди, но это было скорее редкостью, чем правилом. А исчезновение целой группы – это уже событие куда более занимательное. Что же они там такое нашли, что так сурово расправились со своим компаньоном? Ведь всем в о́круге известно, что добыча гораздо богаче выше по течению, а не ниже, куда направлялась группа. Или они специально хотели попытать счастья на непопулярном месте?

Занятый этими мыслями Оливер незаметно для себя достиг берегов Снежной, и недолго думая повернул Каеля в сторону лагеря старателей, благо расстояние было не столь велико и заняло бы не более двух часов неспешной езды.

Тропа, по которой ехал Оливер, была проложена совсем недавно. Сразу, как только уровень воды в реке упал, в город приехали искатели счастья и золотого песка, именно в это время вешние воды приносят с собой кварц и золото. В этом году отважных золотодобытчиков было меньше чем в прошлом, а в прошлом меньше чем в позапрошлом. Река с неохотой расставалась со своими сокровищами, и количество добычи из года в год снижалось как количественно, так и качественно. Уже давно была закрыта регистрационная контора, отвечавшая за межевание участков реки и ручьёв, просто за ненадобностью, места хватало с избытком, минули те времена, когда на один участок претендентов было по несколько человек и споры решались на ножах. Пресечение подобных бесчинств, способных утянуть Рэвенвальд в пучину кровавого хаоса, было вверено отделению городских стражей. Тут же махровым цветом расцвела коррупция, но убийства прекратились. И за последние два года смерть в Рэвенвальд наведывалась только по естественному или же несчастному случаю. До недавних событий.

Солнце, изредка пробивавшееся через низкие облака, подсвечивало пейзаж бледным подобием жёлтого цвета. Ветер, то стихавший, то налетавший внезапно как голодный зверь, стремился забраться за воротник, поднимал рябь на воде. Чуть поодаль от того места, где Оливер свернул с главной дороги и направился вдоль берега, река раздавалась в разные стороны целым веером больших и малых ручьёв, образующих некое подобие дельты, а затем вновь воссоединялась в единое русло. Чёрные, отполированные потоком за долгие годы валуны, торчащие из воды и покрытые водорослями, словно были созданы для того, чтоб служить местом отдыха самым разнообразным сказочным чудовищам из глубин речного омута. А ивы, склонившиеся над самой водой, могли бы послужить прекрасным убежищем сладкоголосых дев, увлекавших свои печальным пением потерявших бдительность путников.

Ближе к Ивовой заводи Каель начал вести себя странно. Зная повадки своего скакуна, Оливер был готов поклясться, что лошадь кого-то почувствовала. Она то и дело подёргивала ушами и поворачивала их в сторону лесной чащи, подбиравшейся всё ближе к воде. Да и самому ему казалось, что пару раз он видел кого-то боковым зрением, но стоило повернуть голову, как виде́ние исчезало.

Тропа взяла чуть правее, нырнув под сень деревьев, увлекая Оливера за собой, и выпустила его на большой поляне, которая, по всей видимости, и была обустроена под лагерь. В центре виднелись следы кострища, рядом с которым располагался шалаш из еловых веток, трава всюду была утоптана, а на дальнем краю располагались несколько односкатных укрытий.

Спешившись, он обошёл поляну по кругу и обнаружил ещё одну тропинку, ведущую вглубь леса. Обступаемая со всех сторон зарослями кустарника она петляла и исчезала в ельнике. Проехать здесь верхо́м было затруднительно, поэтому Оливер привязал Каеля, а сам, сломав ветку и сделав себе подобие шеста, направился посмотреть, не кроется ли там разгадка исчезновения группы старателей. Миновав ельник, тропа начала подниматься наверх, пока порядком запыхавшийся Оливер не оказался на краю обрыва, высотой около пяти метров.

В низине перед ним, расстилалось болото, покрытое прошлогодней травой с редкими узловатыми деревьями и каменными нагромождениями, своим видом очень напоминающими остатки печных труб. Найдя подходящее место для спуска и подойдя поближе, он убедился в своей догадке. Перед ним было то, что осталось от старого поселения, канувшего в лету много веков назад.

Котлованы, оставшиеся от домов, наполненные водой чёрной, словно безлунная ночь, как слепые глаза отражали проплывающие в небе низкие серые облака. Безмолвие, хранимое этим местом, действовало угнетающе. Казалось, что все звуки, которым был наполнен этот негостеприимный, но всё же весенний лес, пропали единым разом. Густая, тягучая как трясина, тишина раскинулась над этим царством теней прошлого. Кое-где по земле стелился туман, окутывая вуалью корни деревьев, тянущих свои изогнутые сучья вверх, то ли предупреждая, то ли угрожая незадачливому путешественнику, рискнувшему посетить это место.

Оливер поёжился от сырости. Проверяя шестом путь перед собой, он аккуратно двинулся вперёд. Иногда он натыкался на участки примятой травы, как если бы кто-то здесь недавно проходил, но явной тропы уже не наблюдалось и он пробирался наугад, взяв за ориентир то, что виднелось впереди. А впереди, почти в самом центре болота маячила огромная конструкция, вернее то, что от неё осталось. Старый монастырь, раскинув, словно птица два своих крыла, соединённых с главным зданием длинными крытыми переходами, стоял на пригорке и был виден издалека. Стены его, покрытые мхом и вьюном, пошли трещинами, а неподалёку от закрытой двустворчатой деревянной двери зиял тёмный провал. Крыша местами обвалилась и теперь торчавшие по периметру башенки были очень похожи на клыки.

Как заворожённый смотрел он на руины древней обители и чем ближе он подходил, тем тревожнее становилось у него на душе. Звенящую тишину вокруг нарушали лишь чавканье грязи под ногами и глухие удары его сердца. Страх, внушаемый этим зданием, был совершенно безосновательным с точки зрения здравого смысла, но вполне обоснованным с позиции животных инстинктов, которым чужда логика, а ведомо лишь предчувствие опасности. Как под гипнозом он продвигался по болоту, уже не глядя себе под ноги, не сводя глаз с чернеющего провала в стенах древней обители. И вот уже липкий страх начал наливаться ледяным комом в животе. Оливер, было, хотел повернуть назад – всё его существо протестовало дальнейшему продвижению, но его держало ощущение, что если он развернётся, то тот ужас, таящийся, где то впереди, непременно бросится ему на спину. Поэтому он продолжал двигаться вперёд изо всех сил стараясь взять себя в руки. Туман, что раньше едва прикрывал корни деревьев, начал подниматься и вот уже заслонил собой небо. Обступая стеной со всех сторон, белая мгла подгоняла Оливера всё вперёд и вперёд навстречу разверзнутой пасти древних руин, наполненной тьмой и копошащимся в ней живым ужасом. Ужасом столь явным, что его можно было почувствовать даже на расстоянии.

Не выдержав напора, Оливер бросился бегом к ближайшей стене. Спотыкаясь и падая, не находя смелости даже обернуться, он добежал до стены монастыря и прижался к ней спиной в надежде почувствовать безопасность хоть с какой–нибудь стороны. Никогда в жизни ему ещё не было так страшно. Привыкший относится скептически даже к своим прошлым переживаниям и встречам с необъяснимыми явлениями, сейчас он был готов разрыдаться от навалившегося бессилия и парализующего ужаса. Стоило ему закрыть глаза, как перед ним вспыхивали кошмарные виде́ния, наполненные столь отвратительными и пугающими сюжетами, что он предпочитал не моргать как можно дольше.

Трясущимися пальцами он ощупывал холодную шершавую поверхность каменной стены монастыря, и когда обнаружил, что провал, ведущий внутрь здания, находится от него всё на расстоянии вытянутой руки, то чуть не подпрыгнул от страха. Не отрываясь от стены, он попятился прочь, ожидая, что кто-нибудь или что-нибудь вот-вот выскочит из-за угла и утащит его туда, откуда нет никому возврата.

И когда крик отчаяния был готов вот-вот вырваться из его груди, наваждение исчезло так же внезапно, как и появилось. Оливер, судорожно сглатывая пересохшим горлом липкую слюну, осмотрелся по сторонам. Мгла не исчезла, она просто обступила пригорок, на котором сейчас он находился, со всех сторон; но теперь через неё уже проглядывали стволы деревьев, и возвращение способности ориентироваться в пространстве придало Оливеру уверенности. Сделав несколько глотков из фляжки, он уселся прямо на землю и попытался проанализировать сложившуюся ситуацию. Если не считать приступа паники, то дела обстояли вполне себе сносно. Возможно, на болоте произошёл выброс какого-то газа, что и послужило причиной подобного поведения. Однако в эту версию никак не вписывалась пелена тумана, взявшегося ниоткуда и застилавшая теперь всё вокруг.

Глядя на клубящуюся завесу Оливеру, мерещились очертания людей, готовые того гляди выйти из-за полога, но не решавшиеся на это и отступавшие обратно, растворявшиеся, чтобы вновь появиться чуть поодаль. Иногда, когда туман делался прозрачнее, сквозь него, как через мутное стекло можно было разглядеть очертания домов и улиц. Вот мимо, проехала деревенская телега, запряжённая худой до невозможности клячей, а вот двое прохожих о чём-то споря, указывают на старинный монастырь. Вот девочка, с куклой, зажатой подмышкой, бежит по своим делам. Внезапно она остановилась и стала пристально рассматривать то место, где сидел Оливер. Она была настолько отчётливо видна, что Оливер смог разглядеть её лицо. Чуть курносый носик, щёчки, перемазанные сажей, волосы, свалявшиеся в грязные сосульки, лежали на худых плечах, укутанных дырявым шерстяным платком. Затаив дыхание Оливер ждал, что же будет дальше, но девочка, постояв так некоторое время, отвернулась и побежала дальше.

Не желая испытывать судьбу, он аккуратно поднялся и, стараясь двигаться как можно тише направился к пролому в стене, в надежде хоть там найти убежище от любопытных взглядов призрачных фантомов, а заодно обдумать возможные варианты выхода из сложившейся ситуации.

Глава 3

Развалины монастыря встретили его холодным сумраком. Несмотря на то что крыша здания была разрушена, потолок первого этажа оказался цел. Помещение достаточно просторное, чтобы в лучшие времена вместить человек триста, сейчас находилось в крайне плачевном состоянии. Пол был завален разным мусором, обломками старых скамей, прошлогодней листвой, остатками разнообразной растительности, обычной для болотистой местности, судя по всему, вода иногда поднималась выше того уровня на котором она находилось сейчас и заливала помещение.

Пролом, через который Оливер пробрался внутрь, был единственной прорехой в стене, не считая незначительных трещин, протиснуться в которые могли разве что мелкие грызуны. Окна, составленные из цветной слюды, выложенной в форме незатейливых витражных рисунков, по большей части остались целы и пропускали в помещение отсветы белого свечения, исходившего от клубящегося снаружи тумана.

Постоянно оглядываясь на дыру в стене, через которую он пробрался, Оливер не спеша двинулся вдоль рядов, почерневших от времени скамеек, разглядывая в неверном свете остатки настенной росписи. Сюжеты, представленные здесь, вполне соответствовали типичной росписи храма в честь Великой Благодати. Облупленная краска, потускневшая за прошедшие столетия, местами обвалилась и теперь изображения, описывающие спасение людей после появления второй луны в небесах, внушали скорее не надежду, а страх – молящиеся люди остались кто без головы, кто без рук, а спускающиеся спасители своим ликом теперь походили скорее на порождения тьмы.

Все двери в помещении оказались запертыми изнутри, как седи бы кто-то старался отгородиться от внешнего мира. Вернувшись к пролому в стене и убедившись, что ситуация снаружи не изменилась, Оливер присел на старую скамью и стал обдумывать свои дальнейшие действия. Выходить в клубящийся туман, наполненный не пойми кем, или чем, ему совсем не хотелось, но и оставаться здесь надолго не получилось бы. Во-первых, у него не было с собой, достаточного количества воды и провианта для длительного ожидания, а во-вторых, неизвестно, что тут творится ночью. Проверять Оливер этого не хотел.

В задумчивости он шарил взглядом по старой каменной кладке пола, и тут его внимание привлекло нечто, на что он сперва не обратил внимания. Следы. Следы, оставленные не одним человеком, а целой группой людей, вереницей тянулись вглубь зала в сторону старого алтаря, расположенного точно посередине помещения.

Проследовав тем же путём, что и загадочные визитёры, Оливер добрался до центра зала и сделал ещё два неожиданных открытия. Старая каменная кафедра была сдвинута со своего места, а под ней открывался узкий проход, ведущий вниз. А ещё рядом лежал рюкзак, оставленный здесь кем–то, кто рискнул отправиться вниз.

Недолго думая Оливер принялся проверять содержимое своей находки. Приятным итогом этого не самого благородного занятия стали две фляги с водой, одна полупустая фляга рома, вяленое мясо, сушёные ломти яблока, моток прочной верёвки, спички, масло и добротный охотничий нож.

Допитый ром тут же отогнал все дурные предчувствия и пробудил дремлющую жажду приключений, которая так терзала Оливера последнее время. Кто знает, что за тайны хранят в себе недра древнего монастыря и раз уж любопытство завело его столь далеко, да и путь через болота был отрезан, то, возможно, стоило поискать выход в самом неожиданном месте.

Старая тряпка, отломанная ножка от скамейки, масло, зажжённая спичка и вот, Оливер уже стоит с пылающим факелом в руках на первой ступени лестницы, ведущий вглубь подземелья.

Спуск по старой каменной винтовой лестнице занял прилично времени. То тут, то там попадались следы тех, кто побывал тут незадолго до Оливера – грязь с ботинок, сломанная масляная лампа и прочий мусор. Когда ступени, наконец-то, закончились, Оливер оказался в начале длинного коридора, высеченного выложенного из того же камня, что и всё строение наверху. Сквозь крошащуюся каменную кладку сочились тонкие ручейки воды и убегали в трещины на каменном полу. Насекомые – жуки и черви, прятались в свои убежища в стенах и на потолке, как только на них падал свет от факела. Сырость и спёртый воздух, побеспокоенные лишь недавно за столько лет, всё ещё висели липкой обволакивающей пеленой, заполняя собой каждый миллиметр пространства вокруг.

От центрального коридора во все стороны разбегались боковые ходы похожие на тот, по которому не спеша пробирался Оливер. Чтобы не потеряться, он делал небольшие зарубки с указанием направления своего движения, дабы смог вернуться, если заплутает.

Любой человек, который хоть раз бывал под землёй, в пещерах или гротах, с уверенностью подтвердит вам, что время в таких местах течёт иначе, чем на поверхности. Неизвестно сколько пришлось плутать Оливеру, по этому подземному лабиринту, если бы в какой-то момент до его носа не донёсся новый запах, запах, который сопровождает разложение любого не погребённого тела. Через несколько поворотов открылась и причина всё возрастающего трупного зловония. На пересечении двух коридоров лежало мёртвое тело и судя по одежде, это был один из пропавших недавно старателей. Голова его была неестественно вывернута, из чего Оливер предположил, что этот человек, либо упал с большой высоты, либо кто-то очень сильный постарался прервать его жизнь таким зверским способом. Врождённое чувство приближающейся опасности вытеснило остатки хмельной бравады. Кто-то убил этого человека и значит, некто, возможно, всё ещё находится в этих мрачных тоннелях, и нет никаких гарантий, что при встрече не попытается проделать подобное ещё раз.

Прислушиваясь к каждому шороху, Оливер двинулся дальше. Через некоторое время коридор стал расширяться, а потолок уходить вверх, пока не закончился внушительного размера залой, по своей обстановке, очень похожей на ту, которая осталась наверху. Такая же круговая расстановка скамей, такой же алтарь и кафедра в центре. Только стены были не расписаны со всем старанием, что прослеживалось наверху, а были задрапированы полотнищами из грубого холста, на которых всё ещё можно было разобрать неуклюже намалёванные религиозные символы. Но не это привлекло внимание Оливера, весь зал был заполнен паствой этой загадочной обители. Вернее, тем, что осталось от этих несчастных. Десятки скелетов, словно замерли здесь в своём последнем движении. Кто-то стоял, обхватив голову руками, кто-то на коленях застыл в поклоне, едва касаясь головой земли, вот скелет побольше прижимает скелет поменьше к своей груди и отворачивает его от алтаря, будто хочет укрыть от чего-то. Кто-то упал навзничь, а кто-то прижался к стене, отворачивая голову. А в центре, у распростёртых останков сидел одинокий мертвец, склонив голову на грудь и прижав к себе кожаную сумку. Ошарашенный увиденным, Оливер чуть не выронил факел. По воле судьбы он бывал в разных местах куда более пугающих и отвратительных, но никогда прежде ему не доводилось видеть столько боли и отчаяния, запечатлённых в этих позах. Что-то очень ужасное произошло здесь, нечто невообразимое, что могло заставить остаться здесь всех этих несчастных.

Стараясь никого не коснуться, Оливер приблизился к алтарю и едва наклонился, чтобы поближе рассмотреть сумку, которую держал сидевший перед ним мертвец, как услышал позади себя шорох, нарастающий с каждым ударом ускоряющегося сердца.

Темнота, оставленная в коридоре, оживала и текла к нему по полу настоящим потоком, как только она достигла области, освещаемой факелом, Оливер увидел, что это не тьма движется к нему, а потревоженные насекомые, покинувшие своё убежище в стенах лабиринта. Огибая пятно света, они наполняли собой помещение, забиваясь во все углы, карабкаясь на застывшие скелеты, набиваясь им под остатки истлевшей одежды, от чего казалось, что мертвецы оживают и начинают шевелиться. Причина столь необычного поведения насекомых не заставила себя долго ждать. Вдалеке, там, где тоннель уходил за очередной поворот, начало нарастать свечение болезненного молочного цвета. Оливеру не пришлось утруждать себя размышлениями о причине свечения, он догадался мгновенно – белая мгла, окутавшая болота преследует его здесь, глубоко под землёй!

Не в силах даже закричать от ужаса, Оливер, издав сдавленный хрип, попятился, опрокидывая всё на своём пути. Упёршись спиной в стену и понимая, что он только что угодил в западню, из которой судя по всему, ему не выбраться, начал судорожно смотреть по сторонам в поисках хоть какого-нибудь убежища. Заметив небольшую дверь, слева от себя, он бросился к ней, давя насекомых, заполонивших весь зал, к счастью, она оказалась не заперта. Забежав внутрь и едва успев навалиться на дверь спиной, Оливер почувствовал глухой удар с обратной стороны. Потом ещё один, а потом всё стихло, даже шелест потревоженных обитателей сырого подземелья прекратился так внезапно, что тишина, навалившаяся со всех сторон, отдалась резким звоном в ушах.

Помещение, в котором оказался Оливер, не имело другого выхода и по своим размерам напоминало скорее каменный мешок, три на четыре шага площадью с высоким потолком, терявшемся, где то очень высоко, так, что свет от факела не мог достать до него. Понимая, в каком затруднительном положении он оказался, Оливер сел напротив двери и постарался успокоиться, привести в порядок мысли, твёрдо памятуя о том, что паника сгубила гораздо больше людей, чем причина, вызвавшая её.

Тем временем, белёсое свечение, поначалу проникавшее лишь на уровне пола, поползло вверх, пока не высветило контуром дверь, и, прекратив своё движение, начало пульсировать, попадая в такт бьющемуся сердцу Оливера. Вслед за этой дьявольской пульсацией донёсся нарастающий гул, перерастающий в нестройный хор человеческих голосов. Кто-то там, за дверью, переговаривался, иногда ругался, но всё же в этом гомоне было больше стенающих и молящих голосов. Над ними явно доминировал мужской голос, полный твёрдой уверенности, воли и страсти. Из обрывков слов можно было разобрать что-то об усмирении гордыни, покаянии и терпении.

На непослушных ногах Оливер приблизился к двери. За ней действительно были люди, много людей! Осторожно приоткрыв дверь, он выглянул наружу. Зал, ранее заполненный застывшими покойниками, был полон людей, самых настоящих из плоти и крови! Повсюду вдоль стен горели свечи, установленные на кованых подсвечниках в человеческий рост, было душно, пахло потом и ладаном. Собравшиеся устремили свои взоры к центру зала, где за кафедрой стоял высокий мужчина, лет сорока, одетый в фиолетовую мантию и энергично жестикулируя, читал проповедь.

– И да отвернётся Великая Благодать от того, кто впал в грех гордыни и возвысил себя выше остальных, отдавшись во власть тёмных сил! Искупление грехов не доступно тем, кто несёт в наш мир свою ересь, попирая законы мироздания, едва уцелевшие в период великой беды! Да будет наказан, отлучён и предан огню, всякий, дерзнувший нарушить законы Благодати и угрожающий своими делами и помыслами всем оставшимся в лоне великой церкви!

На все эти гневные призывы и угрозы толпа отвечала, кто ругательствами – сомневаясь в заступничестве, кто просто исступлённо рыдал, но большинство подхватывало части фраз и дружно скандировало их, наполняя всё пространство вокруг почти осязаемой злобой.

Не веря своим глазам, Оливер чуть было не шагнул вперёд. Его остановил вид этих людей, а точнее, их одежда, приглядевшись получше, он увидел, что все они были одеты так, как одевались крестьяне несколько столетий назад. Они были одеты, так же как и те, кого он видел ещё, будучи у стен монастыря – те фантомы, что являлись на границе белой мглы. А проповедник тем временем продолжал, гневно потрясая кулаками и побагровев лицом:

– Нет места убийцам и святотатцам среди благочестивых! Гоните прочь и побивайте камнями всякого, кто скажет, что механизмы неопасны вам! Ибо они опасны, они смутят ваш рассудок и растлят вашу бессмертную душу, так же как это произошло с Таккером Старшим, будь он проклят во веки веков! Его страсть к изучению сокровенных тайн природы есть не что иное, как посягательство на саму Великую Благодать, давшую нам жизнь и хлеб, свет и тепло! Он лжец, лжец и еретик!

– Мой отец не еретик! – раздался голос из толпы.

Тут же вокруг нарушителя спокойствия образовалась пустота, все старались отодвинуться подальше от него.

– Мой отец не еретик и никогда им не был! А ты и твои люди, вот настоящие грешники и святотатцы! Вы, убившие всю мою семью! И ты заплатишь за это! – говоривший был молодым человеком, едва ли достигшим двадцати лет. Одет он был в лохмотья, измазан грязью.

Проповедник замер на секунду, уставившись на говорившего, словно на нечто совершенно из ряда вон выходящее, а потом заорал:

– Стража! Убейте его! Это колдун, он сам явился к нам, убейте его!

При этих словах началась такая паника, что трудно было сказать, что вообще происходит, среди мечущейся толпы Оливер разглядел и людей, в стальных панцирях – видимо, местная стража, они пробивались сквозь толпу, орудуя палками и кулаками, прокладывая дорогу к юноше. А молодой человек, совершенно не скрываясь, прорывался к проповеднику, который, в свою очередь, продолжал изрыгать проклятия и обвинения. Ненависть, пылающая в глазах этой пары, трудно было описать словами, казалось, что она вот-вот выплеснется наружу и затопит собой всё вокруг.

Оливер был настолько шокирован этим зрелищем, что не сразу понял, что его кто-то зовёт. Голос раздавался из-за спины, детский вкрадчивый шёпот, перекрывавший собой весь тот шум, что доносился из зала:

– Оливер, помоги мне, – прошептал некто.

Оливер оглянулся и встретился взглядом с маленькой чумазой девочкой, стоявшей у дальней стены и прижимавшей к себе куклу.

– Помоги мне, пожалуйста, – прошептала девочка, не открывая рта, – забери меня отсюда.

– Как тебя зовут? – не найдясь что сказать, спросил он

– Кассандра. Забери меня отсюда, – продолжила девочка, не открывая рта.

Тем временем шум за дверью нарастал, и вопли проповедника были наполнены уже не угрозой, а страхом и отчаянием. Оливер, не обращая на них внимания, слегка наклонивший стал медленно подходить к девочке, не сводя с неё глаз. Девочка стояла совершенно спокойно и с любопытством разглядывала его.

– А как ты сюда попала? – дрожащим от догадки голосом, поинтересовался Оливер скорее не из-за желания узнать ответ, а увидеть, как эта девочка разговаривает, не открывая при этом своего рта. Он увидел.

Кукла развернула к нему свою голову и улыбнулась:

– А я всегда была здесь.

Совершенно не думая о последствиях, подстёгнутый лишь инстинктами и страхом, Оливер вылетел из комнаты в залу. Перепуганные люди толкались и дрались как озверевшие, кто-то упал на колени и тут же был повален на пол и затоптан, отовсюду неслись рычание и стоны, плачь и проклятия. Возле кафедры разворачивалась отдельная трагедия, юноша и проповедник вцепились друг другу в горло так сильно, что у обоих кровь пошла ртом.

Решившись пробиваться, во что бы то ни стало к выходу, Оливер с размаху толкнул заграждавшего его путь мужчину, занятого избиением лежавшей на полу женщины и словно провалился в пустоту. Его руки коснулись ветхой одежды, под которой был укрыт лишь застывший в немой позе скелет, вместе с которым со всего маху повалился на пол.

Приподнявшись на ушибленных локтях и оглядевшись по сторонам, щурясь от набившейся в глаза пыли, он с удивлением обнаружил, что всё происходившее здесь мгновение назад – исчезло как наваждение. Он лежал на полу в зале, освещённым едва заметным пульсирующим свечением, исходившим от остатков тумана, стелившегося по углам и исчезающем в трещинах в стенах. Повсюду, как и прежде стояли замершие в разных позах мертвецы, застигнутые неведомой трагедией сотни лет назад. Звенящая тишина наполняла всё вокруг, прерываемая только частыми ударами его сердца и хриплым дыханием, вырывавшимся со свистом из пересохшего горла.

Видя, как тает светящийся туман, и темнота выползает из всех углов, Оливер очень проворно для своего состояния достал спички из кармана и ловко запалил факел, который до того у него был заткнут за пояс. Осмотревшись вокруг, он убедился, что всё осталось без изменений, за исключением тех несчастных, что он, сшиб в поисках убежища и теперь лежавших бесформенной грудой праха. Даже насекомые куда-то подевались. Пошарив у себя на поясе, он нашёл флягу с водой и принялся жадно пить из неё большими глотками, так, что вода потекла по его подбородки и шее, затекая за воротник.

Освежившись и продолжая всматриваться по сторонам, он поднялся, и всё ещё испытывая напряжение в ногах не спеша двинулся к сидячему мертвецу, зажимающему сумку своими костлявыми руками.

– Так что же тут произошло? – скорее сам себя спросил Оливер, осматривая останки. Одежда, в которую когда-то был одет этот несчастный, была очень похожа на ту, в которой был молодой человек, так бесцеремонно нарушивший проповедь. А тот, кто лежал перед ним, по всей видимости, был проповедником, потому как в складках одежды по-прежнему был отчётливо виден фиолетовый цвет.

– Так вот чем дело кончилось, – задумчиво произнёс Оливер. – Что же ты такого натворил?

Едва он коснулся сумки, прижатой мертвецом к груди, как нижняя челюсть скелета сорвалась со своего места и с громким стуком упала на каменный пол. От неожиданности Оливер покрылся ледяной испариной и чуть не выронил факел.

– Проклятье, – прошипел он, разозлившись на самого себя и не успев добавить к сказанному крепкое ругательство, так и вертевшееся на языке, как замер, вслушиваясь в тишину.

На какой-то момент ему показалось, что из комнаты, в которой он прятался от белой мглы, донёсся шорох, словно там кто-то был.

Резко развернувшись к проходу лицом, он как можно выше поднял факел над головой, стараясь высветить как можно больше вокруг себя. Света от факела не хватало, чтобы разогнать темноту, заполнившую его недавнее убежище, а подходить ближе и выяснять источник звука совершенно не хотелось. Так замерев на месте, не сводя глаз с дверного проёма и вслушиваясь в тишину, он просидел довольно долго. Списав это на нервное напряжение и разыгравшуюся фантазию, Оливер решил вернуться к своему занятию и посмотреть, что же находится в сумке, столь ревностно охраняемой покойником, что он не выпустил её из рук до самой свой смерти и даже после неё. Нечто как магнит тянуло его к этой сумке, в душе́ Оливера яростно боролись между собой желание заполучить её содержимое и желание как можно скорее убраться отсюда – никогда ранее он не попадал в подобные передряги, события, произошедшие с ним не укладывались в голове и не находили никакого объяснения. Пот струился по его лицу, застилая глаза, когда он начал не спеша разводить костлявые руки. В то же мгновение шорох, за его спиной раздался гораздо ближе и громче. Не раздумывая, Оливер схватил сумку и не оглядываясь бросился к выходу.

Забыв обо всех предосторожностях, он нёсся по тёмным коридорам, освещая дорогу начинавшим угасать факелом, надеясь лишь на то, что не проскочит нужный поворот и не пропустит оставленных им самим отметин на стенах, иначе он рискует остаться здесь навсегда. Сердце его наполнилось ребяческой радостью, когда он сумел разглядеть впереди ступени лестницы, по которой он спустился в это забытое богом подземелье. Но радость оказалась недолго и сменилась диким ужасом, чуть было не парализовавшим его на месте – из глубины лабиринта, оставленного за спиной, до него отчётливо донёсся детский голос: «Оливер, помоги мне. Пожалуйста!». Бросив факел, он влетел на лестницу и помчался наверх, перепрыгивая через ступеньки, отталкиваясь руками от стен, стараясь как можно скорее оказаться на поверхности. Задыхаясь от усталости, Оливер практически вывалился наружу. Последний рывок и он покинет это место. Он поднялся на ноги, всё вокруг плыло перед глазами, а сердце колотило изнутри в рёбра с такой силой, что казалось, будто оно решило их проломить. До выхода, зиявшего в стене светлым пятном спасения, оставалось уже совсем немного, как его левая нога неаккуратно подвернулась на чём-то скользком и Оливер, падая, со всей силой приложился головой о край скамьи. Мир вокруг полыхнул яркой вспышкой света и погрузился во тьму – сознание покинуло его. Вырвавшись, на короткое время, из беспамятства он обнаружил себя уже ползущим по болоту в сторону от развалин монастыря. Руки, изодранные в кровь, непереносимая головная боль, грязь, холод, затем снова провал, и вновь ползком по ельнику в сторону поляны старателей; провал в памяти, Каель, рядом с ним стоит человек, другой спешит к Оливеру: «Мистер Венфорд! Вот он! Да что же это такое!». А дальше ничего, пустота.

Глава 4

Сначала вернулось обоняние, растревоженное запахом аммиачной соли, вслед за ним вернулся слух:

– Мистер Венфорд, мистер Венфорд! – раздалось над самым ухом Оливера, – кажется, мистер Таккер приходит в себя!

Это был голос Малыша Харви. Вслед за этим открытием в голове внезапно пронеслась мысль: «А что же с Каелем?». В следующий миг голову заполнили такой водоворот мыслей, что Оливеру показалось, будто его голова сейчас взорвётся как перезревший арбуз. Он застонал.

– Оливер, ты меня слышишь? – раздался другой, но, тем не менее знакомый голос.

Оливер попытался разлепить веки. Свет резко резанул по глазам, но вскоре зрение начало возвращаться, и теперь вместо невыносимого белого пятна он сумел различить лица склонившихся над ним людей. Одно из них было с массивным подбородком, взлохмаченными бровями, из-под которых на него глядели по-детски наивные глаза. Другое же лицо принадлежало пожилому джентльмену, оно было гораздо худее, аккуратно подстриженные бородка и усы обрамляли узкие губы, на крючковатом носу красовалось пенсне, обладателя сего лица звали Адам Венфорд.

– Харви? Адам? – прохрипел Оливер.

– Дай ему воды, Харви, а то мы так ничего не разберём, что он нам говорит, – наигранно небрежно сказал Венфорд, продолжая внимательно разглядывать Оливера, – ну и напугал же ты нас.

С Адамом Вефордом он познакомился около года назад, когда тот только приехал в Рэвенвальд. Венфорд купил себе дом на окраине города и когда начал в нём обустраиваться, впервые заглянул в антикварную лавку Оливера. Профессор Венфорд тоже был джентльменом преклонных лет, на 3 года старше, занимался преподавание психиатрии в одном из крупнейших университетов королевства, вёл практику в клинике, но совсем недавно был отстранён от дел, по причине «несоблюдения врачебной этики и проведение псевдонаучных изысканий». Собственно, дело заключалось в том, что помимо официальных теорий, принятых в научных кругах, он допускал, а порой ставил во главу угла, нематериальную, духовную составляющую причину психических расстройств. Почти все его труды были направлены на изучение отклонений, связанных со сном, таких как его полное отсутствие, сомнамбулия или же, что интересовало его больше всего, полное отсутствие сновидений. Уделяя этой теме особое внимание, он использовал различные оккультные практики в целях исцеления пациентов, которых называл «пустыми». Суть его теории, если очень коротко, заключалась в том, что, по его мнению, сновидениями можно управлять, создавать и переносить в сознание извне! Естественно, учёный совет не стал мириться с подобными действиями, и было принято решение ограничить профессора Адама Венфорда в научной деятельности. Известие об отчислении из университета он принял стоически и даже пообещал доказать правоту своих взглядов. В Оливере Таккере он нашёл благородного слушателя и что немаловажно – образованного слушателя, с широким кругозором и не чурающегося разговоров о сверхъестественном. Тем более что у Оливера было немало историй на эту тему, да и среди вещей, выставленных на продажу, были довольно редкие книги по философии и ведовству. Оливер Таккер же, в свою очередь, всегда был рад помочь хорошему человеку если не ради выгоды, то чтобы хоть как-то развеять скуку. Так они и сдружились – профессор-изгнанник и отставной искатель приключений.

Напившись воды, Оливер почувствовал себя несколько поувереннее и самостоятельно сумел приподняться на локтях, оглядываясь по сторонам. Профессор проследил его блуждающий взгляд:

– Не утруждай себя, ты у меня дома, – отойдя к одному из стеклянных шкафчиков, он достал оттуда какую-то склянку, – лучше расскажи, как ты себя чувствуешь?

– Что со мной произошло? – неуверенно поинтересовался Оливер, пытаясь остановить карусель у себя в голове, и понять, где заканчиваются воспоминания и начинается бред.

– Это мы хотели узнать у тебя, – не отвлекаясь от разглядывания этикетки на склянке, задумчиво протянул профессор. – Мы нашли тебя неподалёку от Снежной, на поляне, ранее служившей лагерем для исчезнувших старателей. Малыш Харви пришёл ко мне утром следующего дня после того, как ты уехал прогуляться верхо́м, но так и не вернулся. Он рассказал, что ты вроде как заинтересовался несчастьем, случившимся с одним из тех горе-золотоискателей, и направился к Ивовой Заводи.

Оливер перевёл взгляд на Харви, всё это время сидевшего рядом с его кроватью:

– Да-да, мистер Таккер! Извините меня, не нужно мне было вам этого рассказывать! Это я во всём виноват, это я вас втянул вас в это дело! Нечистое это место, плохое, я же вас предупреждал, – затараторил тот.

Профессор Венфорд накапал содержимое склянки в маленькую рюмочки и поднёс Оливеру:

– Вот, выпей это, для твоей головы будет то, что нужно… мы направились туда и вскоре обнаружили Каеля, но тебя нигде не было. Мы обыскали всю поляну, берег и как только собрались углубиться в чащу, несмотря на протесты Харви, то ты объявился собственной персоной. Вид у тебя был, прямо скажем, удручающий. Голова разбита, весь в грязи, руки изодраны в кровь! Может, расскажешь, где ты умудрился довести себя до такого состояния?

Оливер как мог, попытался пересказать свои злоключения, рассказ давался с трудом, одна мысль никак не хотела увязываться с другой, а порой, слушая себя, он и сам сомневался в правдоподобности описываемых событий. Даже у наивного Малыша Харви лицо порой вытягивалось от удивления и принимало недоверчивое выражение. Профессор же внимательно слушал Оливера, лишь изредка задавая уточняющие вопросы, и что-то записывал в свой дневник. Окончательно запутавшись в своём рассказе, Оливер угрюмо подытожил:

– Бред какой-то.

– Ну, почему же, всё вполне объяснимо. Ты попал на болото, надышался испарениями, которые часто бывают в подобных местах и как результат – галлюцинации и спутанность сознания.

– Сумка! – Оливер резко поднялся на кровати. – Где мои вещи? Я забрал у него сумку!

С этими словами он начал оглядываться по сторонам. Малыш Харви осторожно указал ему, где лежали потрёпанные вещи, перемазанные грязью и кровью.

Едва не упав, раскачиваясь из стороны в сторону, Оливер добрел до своих пожиток и принялся в них рыться.

– Тебе нужно успокоиться и вернуться в кровать, в твоём состоянии тебе требуется покой, – попробовал запротестовать профессор, но Оливер, не реагируя на его слова продолжал раскидывать свои вещи, а затем уставился выпученными глазами на Харви.

– Где она?

– Клянусь, мистер Таккер, я не трогал ваших вещей, здесь всё, что было с вами, когда мы вас нашли, ваша одежда и ваша сумка, это она? – перепугался Малыш, протягивая сумку Оливера.

– Нет! Нет! Это моя сумка! А где сумка мертвеца?

Тут вмешался профессор Венфорд:

– Уймись, Оливер! Иначе я вколю тебе снотворное. Малыш Харви не врёт, все твои вещи перед тобой!

Причитая Оливер сел на пол и полез в свою сумку, а через секунду отбросил её в сторону, словно нашёл там ядовитую змею:

– Кассандра, – задыхаясь от страха, прохрипел он, отползая в сторону, пока не упёрся спиной в стену.

Тишина воцарилась в комнате. Оливер сидел у стены, поджав ноги, Малыш Харви переводил испуганный взгляд с профессора на Оливера. Первым в себя пришёл Венфорд и медленно подошёл к сумке. Подняв её с пола, он заглянул внутрь, нахмурился, а затем вытащил то, от чего Оливер тихо запричитал, а Малыш Харви громко икнул. В его руках была кукла, несколько потрёпанная на вид, но в целом сохранившаяся довольно неплохо, если, конечно, она пролежала под землёй столько лет, сколько в своём рассказе предполагал Оливер.

– Интересно, – протянул он, – ну, и какие у кого будут мысли на этот счёт?

Свет, падавший из камина, играл на кукольном лице переливами жёлтого и оранжевого, а тени подрагивая, дополняли объём, и профессору иногда начинала казаться, что лицо у неё и впрямь как живое. Как у ребёнка, который спит, готов проснуться и вот-вот откроет глаза. Искусная работа неизвестного мастера впечатляла его. Столь лаконично, но при этом очень натурально переданные черты человеческого лица завораживали. Задумавшись, он не заметил, как за спиной у него появился Оливер, так тихо он подошёл:

– Я, пожалуй, пойду домой, мне уже лучше, верни мне куклу – почти шёпотом сказал он.

Как под гипнозом Венфорд протянул ему игрушку, хотел было что-то возразить, но слова застряли у него в горле, а тело занемело и не хотело двигаться, так он и стоял неподвижно, с протянутой рукой, пока Оливер не спеша оделся и молча не покинул его дом.

Когда дверь захлопнулась, профессор моргнул и растерянно посмотрел на Малыша Харви, забившегося в угол и не сводящего с него глаз.

– Чёрт знает что такое… Куда он пошёл?

Харви только нерешительно пожал плечами и показал на дверь:

– А можно я тоже пойду домой?

– Что? А, да, кончено ступай, – рассеяно смотря на пустую сумку, ответил Венфорд.

Когда его жилище покинул и Малыш Харви, профессор опустился в кресло и, закурив сигару, попытался сложить воедино всё произошедшее начиная от рассказа Оливера, заканчивая этой нелепицей, что произошла только что. Из рассказа получалось, что Оливер нашёл на болотах какие–то руины, скорее всего, это развалины монастыря, того самого, что много веков назад собрал вокруг себя в этих местах небольшое поселение, а затем вместе с этим поселением сгинул при туманных обстоятельствах. Где-то в руинах Оливер нашёл эту куклу, причём это место рассказа прямо-таки изобилует подробностями, тянущими на шизофрению, если бы не одно но. А заключается оно именно в том, что буквально несколько минут назад, он – профессор психиатрии Адам Венфорд, подвергся самому настоящему гипнозу, иначе как объяснить случившееся? Притом, гипнотизёр оказался очень умелым, но кто это был? Ну не Малыш Харви – это точно, остаётся Оливер Таккер, однако и за ним подобных наклонностей раньше не наблюдалось и интереса к этой теме, насколько было известно Венфорду, тот не испытывал. Или всё же рассказ не настолько галлюцинация и имеет с реальностью гораздо больше общего, чем разум позволяет принять?

– Что за чепуха! – выругался профессор. – Адам, послушай себя – кукла гипнотизёр! Завтра же утром схожу к Оливеру и узна́ю, что это было!

Наводя порядок в кабинете, профессор не переставал время от времени высмеивать собственную впечатлительность и деревенские суеверия и лишь где-то на самом краю его сознания, беспокойным колючим комочком засела мысль, что вся его бравада вызвана лишь тем, что он столкнулся с чем-то гораздо более реальным, чем хотелось бы верить. Весь его прошлый опыт применения оккультных методов в попытках лечения расстройств сна, казался теперь ему ребячеством, хоть и черпался из древних книг и ветхих рукописей. Но там это было пространное объяснение неведомого, которое можно было трактовать, в общем-то, как угодно. А тут…

Остаток ночи он провёл в попытках заснуть, а когда всё же в предрассветных сумерках ему это удалось, то сон, вопреки ожиданиям, не принёс столь желанного облегчения и отдыха. Адаму Венфорду снилось, что он пари́т над морем, в котором вместо воды, волнами перекатывается абсолютная пустота цветом ночного неба. Словно живая она тянет к нему свои щупальца из обрывков чёрного тумана, в попытках схватить и увлечь в глубины безумия и ужаса, таящиеся под бесконечным покровом тьмы. Голоса, нашёптывали вещи настолько омерзительные и богохульные, что произнеси их он вслух, то кара небес непременно обрушилась бы на него со всем своим неистовым и праведным гневом. Затем море сменилось пепельно-серой равниной, которую насколько хватало глаз, заполняли существа, лишь отдалённо напоминавшие своим видом, что когда они были людьми. Все до единого с лицами, осунувшимися от голода. Глаза их не выражали ни единой мысли или эмоции, словно кто-то или что-то забрало у них то, что принято называть искрой жизни или душой. И над всем этим царством безмерной тоски, высоко в небесах, цвета запёкшейся крови, парили создания. Как хищники они выбирали себе жертву и затем обрушивались вниз, хватая кого-нибудь из толпы, и взмывали вверх. Ужас, захлестнувший профессора, был вызван даже не видом существ, а молчанием и покорностью жертвы и тех, кто её окружал. Лишь слабый шелест ветхих тряпок, в которые превратилась одежда несчастных, нарушал гробовую тишину.

После пробуждения голова профессора гудела как с похмелья в молодости, а душу переполняло тревожное предчувствие неминуемой беды. Попытка позавтракать не увенчалась успехом, кусок не лез в горло, и лишь кофе сумело прижиться в его желудке, отогнав слабость и немного умерев головную боль.

День выдался пасмурным, дул не сильный, но промозглый ветер, а мелкая холодная морось, сыпавшая с низких серых облаков, нёсшихся по небу, выдавливала любое тепло из-под одежды. На окнах кое-где хлопали не закрытые ставни, да поскрипывали калитки частных домов. На улице не было видно ни единой живой души, городок будто вымер или затаился. От майской благодати не осталось и следа, даже мир словно потерял всю свою гамму ярких красок, присущих этому времени года и наполнился унынием глубокой осени. От этого нехорошее предчувствие профессора лишь усилилось. Надвинув котелок так, чтоб его не снесло случайным порывом ветра, профессор Венфорд направился в антикварный магазин Оливера Таккера.

Прибыв на место, он обнаружил Оливера за составлением нового каталога. Повсюду валялись какие-то бумаги, наброски рисунков, старые справочники. Сам Оливер, прибывая в очень возбуждённом состоянии, что писал на листке пергамента, то и дело оглядываясь на куклу, которая к тому времени заняла почётное центральное место на витрине, среди прочих экспонатов.

– А, Адам! Проходи! – радостно воскликнул Оливер, не поднимая головы.

– Я рад, что тебе уже лучше…

– да-да, конечно, – Оливер, наконец, посмотрел на Венфорда. Затем опять оглянулся на куклу, – Ты только посмотри, какая красотка! Готов поклясться, что я выручу за неё кругленькую сумму! Я немедля внесу её в свой каталог и устрою внеплановую рассылку. Подумать только, столько лет пролежать под землёй и ни единой царапинки! Правильно я сделал, что подобрал её!

– Но ведь ещё вчера тебя удар чуть не хватил от страха, когда ты её увидел, – удивился Венфорд, разглядывая черновик нового каталога.

Среди записей и зарисовок, то и дело встречались загадочные символы, вставленные в текст, напоминавшие некий шифр, происхождение которого он никак не мог вспомнить.

– Что за вздор? Я ещё в состоянии контролировать свои действия и не впал как ты в старческий маразм! – неожиданно злобно процедил сквозь зубы Оливер, сжав кулаки так, что костяшки на них побелели, а глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит.

Профессору пришлось приложить немалые усилия, чтобы сдержать нахлынувшее негодование, но справившись с гневом, он хладнокровно ответил:

– Что ж, раз ты чувствуешь себя так хорошо, то я не буду тебя отвлекать, всего доброго.

– Да, да, всё хорошо. Спасибо, что зашёл, приходи в любое время, дружище, – любезно попрощался Оливер.

Венфорд, ещё более удивлённый, замер в дверях и обернулся. Оливер с азартом продолжал составление каталога, напевая весёлую детскую песенку себе под нос, а от былого гнева, готового затопить всю комнату, не осталось и следа.

Шокированный результатами своего визита, он ещё некоторое время стоял на улице рядом с дверью, пытаясь утихомирить тот ураган эмоций, что бушевал у него внутри, пока ветер трепал его седые волосы. Но как истинный джентльмен, он сумел взять себя в руки и, вернув цилиндр на положенное место, направился в сторону конюшен, дабы повидать Малыша Харви и порасспросить его кое о чём.

Глава 5

– Нет, нет и ещё раз нет, мистер Венфорд! – Малыш Харви испуганно смотрел на профессора. – Вы же сами видели, что это место сделало с бедным мистером Таккером! Он не послушал меня, а я же его предупреждал, я говорил ему, чтобы он держался подальше от Ивовой заводи.

– Послушай, Харви, ведь ты же не побоялся поехать туда со мной в прошлый раз, с чего ты решил, что в этот раз с нами может что–то случиться? – продолжал настаивать Венфорд, делая самое добродушное лицо. – Неужели ты не видел, как изменился мистер Таккер после своего возвращения, неужели мы так и оставим его  в таком состоянии? Вдруг ему угрожает опасность, а мы так и будем сидеть сложа руки и смотреть на это?

Малыш Харви, не зная, куда деваться начал нервно топтаться на месте и теребить в руках кепку, глаза его намокли от выступивших слёз, а профессор всё продолжал давить:

– Я мог бы справиться и один, но ты же самый лучший знаток здешних мест, ты лучше всех знаешь, куда не сто́ит соваться, да и две пары глаз всяко лучше, чем одна!

– То–то и оно, что я знаю, куда не нужно соваться, – плаксиво протянул Малыш Харви, шмыгая носом.

– Я видел его сегодня и поверь, ему сейчас совсем не до своего верного друга! Ты подумал, что станет с Каелем, если мистер Таккер не поправится? – это был последний аргумент в арсенале профессора, но, как оказалось, самый действенный.

– Хорошо, – вытирая скомканной кепкой нос, ответил Малыш Харви, – я поеду с вами, но обещайте, что вы найдёте способ вылечить мистера Таккера, поклянитесь.

– Клянусь, Харви, я сделаю всё, что в моих силах! – профессор довольный похлопал Харви по плечу, – давай не будем откладывать наше путешествие, ещё только полдень, и я думаю, что мы успеем обернуться до темноты.

Пока Малыш Харви седлал коней и наскоро собирал провиант в дорогу, Адам Венфорд задумчиво курил сигару и пытался выстроить в голове план дальнейших действий и определить, что же конкретно им предстоит искать. Ведь, если на какой-то момент допустить, что все слухи об этом месте не такая уж и выдумка, а кукла действительно как-то сумела изменить поведение Оливера и повлиять на разум самого Венфорда, то разгадку можно поискать у того, кто из рассказа Таккера был обвинён в ереси и колдовстве, у того самого молодого человека, который сцепился с проповедником. Ему не давала покоя сумка, та самая, которая потерялась, и которую Оливер так отчаянно искал, пока не наткнулся на куклу. Ведь если откинуть все наваждения, то кукла и сумка были единственными материальными предметами.

– Чёрт знает что… – буркнул профессор, не веря собственным размышлениям, – преподаватель психиатрии собрался охотиться за призраками прошлого.

– Вы что-то сказали? – Малыш Харви, вёл к нему двух запряжённых, отличных лошадей, мощных, широкогрудых – в самый раз для переезда по пересечённой местности.

– У тебя всё готово? Тогда в путь.

Поляна, на которой когда-то располагался лагерь старателей, и на которой они в прошлый раз нашли израненного Оливера, осталась без изменений. После недолгой перепалки, возникшей из-за того, что Малыш Харви вновь заупрямился и никак не хотел идти в сторону болота, они продолжили свой путь пешком, внимательно осматривая окрестности. Довольно скоро они вышли к тому самому месту, где начинался обрыв, а внизу, раскинулось то самое болото, подёрнутое туманом, медленно стелившимся у самой земли и цепляющимся за остатки печной каменной кладки разрушенных домов. В самом центре этого мрачной низины возвышался заброшенный монастырь, точно такой, как и описывал его Оливер. От этого вида даже Венфорду стало не по себе, в голову лезли обрывки рассказа Таккера, его полный нечеловеческой злобы взгляд, туда же примешивались обрывки сна, виденного прошлой ночью. Что уж говорить о Малыше Харви, тот трясся, словно лист и постоянно оглядывался по сторонам, жалобно по-детски всхлипывая, когда они, спустившись, стали осторожно пробираться к центру трясины.

Добравшись до развалин, они присели на пригорке и огляделись по сторонам.

– Мистер Венфорд, а что мы должны искать? – первым нарушил молчание Малыш Харви.

Профессор, почесав щёку и оставив на ней полосу грязи, задумчиво посмотрел на возвышающиеся стены:

– Сумку, старую сумку, я думаю, она всё ещё здесь.

Тот скепсис, с которым он слушал рассказ Оливера, понемногу испарялся из его рассуждений. Было в этом месте нечто неправильное, что никак не укладывалось в голове, но что именно Венфорд никак не мог сформулировать, мысль постоянно ускользала от него. И глядя на клочки тумана, медленно плывущие над чёрными окнами болотной воды, он вдруг почувствовал себя очень одиноким перед той бездной неведомого, что всегда была рядом и теперь просочилась в его жизнь и навряд ли уйдёт из неё. Все те знания, что он собирал всю жизнь, которыми гордился и на которые всецело мог положиться, постепенно покрывались такими же тёмными пятнами, как омуты, окружавшие их сейчас со всех сторон. Внезапно в его памяти всплыли все те суеверия, над которыми он насмехался совсем недавно, страшные истории из его детства, от которых он отмахнулся, повзрослев. Взглянув на Малыша Харви, он невольно пожалел, что взял его с собой, тот был сильно напуган и до того похож на маленького ребёнка, несмотря на свою комплекцию и небритый подбородок, что профессору захотелось непременно извиниться перед ним. Но не успел он открыть рта, как внутри монастыря раздался громкий удар, как если бы что-то упало на каменный пол. От неожиданности оба вскочили со своих мест и замерли прислушиваясь. Холодный пот прошиб Венфорда по всей спине. Медленно взобравшись по склону, они, стараясь не издавать ни звука, двинулись к пролому в стене. Малыш Харви, аккуратно отодвинув профессора за свою широкую спину, первым заглянул внутрь и тут же отшатнулся назад, чуть не сбив Венфорда с ног.

– Там, – только и сумел он выдавить из себя.

– Что, там?

– Он там, сидит.

Не дожидаясь объяснений, кто именно там сидит, профессор сам заглянул внутрь.

Свет, пробивавшийся сквозь трещину в потолке, неровно выхватывал из темноты остатки прежнего убранства зала. Скамейки, подсвечники, старая пожухшая листва. Медленно струясь по полу и извиваясь как змея, свет падал и на старую каменную кафедру, привалившись к которой сидел человек. Профессор замер, разглядывая незнакомца. Тот сидел без движения, одет он был в старые лохмотья, а на голову надвинут капюшон.

– Это мертвец, – зашипел опять за спиной Малыш Харви, – помните, мистер Таккер рассказывал про него, вон, и сумка при нём.

Венфорд присмотрелся получше, действительно, человек прижимал рукук своей груди, но плохое зрение не позволяло увидеть, что именно он держит.

– Давай попробуем подойти поближе, раз он мёртв, значит, нам нечего бояться, – предложил профессор, хотя последнюю часть фразы произнёс с некоторой неуверенностью.

Не сводя глаз с кафедры, он медленно вступил под своды церемониальной залы, за ним, охнув, последовал и Малыш Харви. Пройдя несколько шагов они, действительно, смогли убедиться, что перед ними всего лишь чьи-то останки, из-под капюшона виднелись кости черепа, выделенные временем.

Аккуратно приблизившись вплотную, Венфорд принялся осматривать находку:

– Видишь, Харви, тут нечего бояться, – произнёс он, – лучше зажги пару факелов и осмотрись по сторонам, может быть, найдётся ещё что-то полезное.

Пока Малыш Харви понуро бродил по залу, стараясь держаться как можно дальше от зияющего прохода под кафедрой, профессор попытался разжать костлявые руки, вцепившиеся в то, что действительно оказалось старой торбой и так ревностно оберегалось покойником. Наконец, у него получилось освободить сумку и, усевшись рядом на полу, он принялся изучать её содержимое.