Сны библиотеки

Размер шрифта:   13
Сны библиотеки

Запись 1. Сон в шкатулке

В глубокой тишине за витражными окнами мягко подшёптывал ночной ветер. Настолько его мольбы были слабы и разбиты, что разноцветные колоритные стёкла, изображавшие прекраснейший сад, слегка подрагивали. По всему продолговатому помещению темнился плотный мрак, и только блеклый свет полной матово-белой луны мерно плыл сквозь окна единым источником малого света. Крошки сверкающей пыли поблёскивали в бледном луче, похожие на жадно крутящихся насекомых. На аккуратных стенах висели богатые портреты различных размеров в золотых рамках, хотя из-за ночи это было сложно заметить. На высоком потолке мерцали подвешенные звезды и кристальный полумесяц. Угловатой улыбкой игрушка покачивалась, отбрасывая сияние по стенам помещения.

Немногочисленная старая мебель, поскрипавая в безмолвии, состояла лишь из мягких кресел, диковинно вырезанных табуретов и длинных письменных столов. Освещённые луной и ставшие искривлёнными силуэтами на стенах, словно гончие, бдительно следившие за каждым шагом жертвы. Лишь из одной детали состоял весь зал – деревянные стеллажи, полностью забитые стопками книг.

Их было достаточно много, чтобы человек среднего телосложения едва мог протиснуться. Невероятно высокие, как многоэтажные здания, и хрупкие, они закрывали собой потолок. Соединённые к их концам лестницы отливали ржавым серебром. По полкам ползали здоровенные мотыльки, а у книг, казалось, имелись светящиеся глаза.

И в отливе мерцающих звёзд зашевелился беленький огонёк жизни. Между столом и книжными стеллажами, на полу в лунном пятне лежало то, что не принадлежало этому миру. Тоненькое, будто стебелёк подснежника, тельце, свернутое в клубочек, едва виднелось из-под груды разбросанных книг. Ещё совсем сонно подымаясь, с её плеч попадали раскрытые письмена. Сидя на коленях, всё её худенькое тело в сарафанчике с клетчатой рубашкой было скрыто за длинными волнистыми волосами. Сияющими, прозрачными и ярче чем любого приведения.

Оглядевшись миниатюрной головкой по сторонам, девочка надрывно произнесла:

– Безликая Секция.

Каждая буква зигзагами вытягивалась в надпись над овальной аркой, ведущей вглубь. Правда, она была настолько искривлена в сторону, будто перегнутая баранка. Ниже – прибитая дощечка со сводом правил:

«Не шуметь! Иначе вам зашьют рот».

«Не трогать мотыльков и не сдувать пыльцу! От вдыхаемого яда ваши лёгкие станут трухой».

«Не отвлекать Надзирательницу по пустякам! Для неугодных вечность быть в подвале».

Беленькая девочка в туфельках прошлась по комнате, жмурясь от лунного неподвижного света. На поверхности столов лежали заготовленные листы и перья с чернилами. Одни из мотыльков размеров с ладонь взрослого человека, спокойно пролетел мимо девочки и сел на исписанный листок, а после, держа в лапках, улетел в дальней конец коридора. Заинтересованно проморгав серыми глазами, она проследила за насекомым.

Красочный мотылёк подлетел к столику регистрации, вежливо уложил лист и резко вспыхнул разными цветами, похожий на сигнал. Так оно и было. Как только он отлетел, остальные, шелестя крылышками, подлетали, делая тоже самое. У каждого было своё неповторимое свечение. От их кристальной пыльцы образовался радужный перелив. Девочка выворачивала шею, рассматривая это сказочное зрелище. Но тут неожиданно позади раздался царапающий звук: перья для письма сами окунались в чернильницы, быстро царапая строки на новой бумаге.

Девочка не испытывала страха. Она смело подошла к столу, стараясь прочитать, что писало это перо. Но как только она встала рядом, нечто прекратило писать. Почерк был неразборчив, полон не состыковывающихся закорючек, мало походивших на буквы.

Ещё не до конца понимая, девочка спрятала руки за спину и непонимающе наклонила голову.

– Почему вы больше не пишите? – мягко спросила она пустоту. Перо застыло в воздухе. – Вы не знаете, что писать? АЙ!!

Ни с того ни сего остриё пера глубоко оцарапало ей руку, бешено завертелось в воздухе, противно вереща. Из раны текла кровь. А столы стали так сильно дрожать, что книги выпадали с самых верхушек.

– А ну прекратили заниматься ерундой! – требовательно вскрикнул скрипучий суховатый голос. – Немедленно взялись за работу! Работайте! Эй, ты! Подойди сюда, девочка.

Как по щелчку пальцев землетрясение прекратилось, затихнувшие перья снова царапали листы, а мотыльки забирали их к столу. Прижимая повреждённую руку к груди, она пошла на зов.

– Ты правила читала? – грубо спросил скрежетающий голос, когда малышка подошла. – На первый раз это прощается, но если нарушишь тишину, отправишься в подвал.

Она замерла на месте, во всю вылупив глаза: за столом стояла высокая, кривая и жуткая женщина в рваном строгом платье и с птичьей рогатой головой. На зазогнутом клюве болтались очки, а через стекла злобно сверкали узкие ястребиные глаза.

– Простите. А вы не знаете, где я нахожусь? – вежливо спросила девочка, поглаживая влажную от крови руку.

Женщина-горгулья щёлкнула клювом.

– Средний уровень. Безликая секция библиотеки Либрариум. – Заучено пояснила она, пока за ее столом набирались стопки листов. – Я Надзирательница этой секции, Аглинесс. А вот вы, юная леди, ни только не выполняете работу, так и ещё и мешаете делать её другим!

– А что это за работа? – наивно вопросила девочка.

Надзирательницы не дружелюбно сощурилась и, не шевеля жуткой головой, задвигала кривым нескладным телом. Выпирающие из-под платья кости громко и противно хрустели. Пока костлявая длинная рука что-то искала под столом, птичьи глаза не переставали вгрызаться в девочку с красным кровожадным сиянием.

Потом та, зависая, положила перед ней чистый листок и перо. Она непонимающе скривила брови.

– Здесь пишут свои мысли, – объяснила Аглинесс. – Здесь каждый высказывает свои желания, проблемы и всё, что пожелаешь. А после мы делаем их книгами. Они такие же, как и ты. Вот, бери листы.

Малышка сомнительно скривилась, когда рядом цокнула чернильница. От них воняло тухлятиной и не понимая зачем, она окунула конец пера во внутрь, желая что-нибудь записать. Однако вместо чёрной жидкости на лист упала красно-тёмная капля. С испугом отшатнувшись, она ошарашенно посмотрела на Надзирательницу. Но Аглинесс, уже потерявшая всякий интерес перебирала различные по окраске и толщине книги, укладывая их на тележку. Одна из книг осталась лежать нетронутой. Страшная горгулья, хрустя грязными когтями, перечитывала всё, что собрала, пока гостья, тихо открыв книгу, пролистала содержимое.

Как и ожидалась, всё было неразборчиво. Читая строки, глаза по какой-то причине начинало едко щипать. Единственно, что удалось разобрать, это:

«Мама сказала мне, что там безопасно. Она поклялась! Я не знала того человека, однако мама уверяла – он безопасный. МНЕ БОЛЬНО!!! Живот болит… Мама сидела и просила прощения! Я ненавижу боль! Оно шевелиться!! В кишках завёлся червяк. Я его ненавижу, но в комнате очень тесно, мне нечего есть».

«Я знаю Сэма. Он живёт в стенах и под моей кроватью. Сэм одолжил тесак… ни червяка, ни мамы, ни картинного мужчины больше нет… И теперь я в гостях у Сэма».

Удивлённо раскрыв рот, девочка перевернула книжку. У неё было диковинное название: «Джоана Амерс» и, начиная обращать внимания на дальние, уже уложенные книги, было заметно, что ни одного свойственного названия на них не было.

«Алекс Купер», «Лилиана Филипс», «Гаррет Левитт», «Ная Голдблюм», «Алиса Сесиль». Всё это имя каждой книги.

Аглинесс поправила очки и развернулась к застывшей девочке. Раздраженно щёлкнув клювом, она нагнула тонкую шею с ломающимся звуком.

– Страницы всё ещё пусты, моя дорогая, – с нажимом заметила горгулья. И грязный клюв снова щёлкнул. – Что, интересная книга? – заметила она, издевательски усмехнувшись. – Совсем новенькая, хотя я неоднократно перечитываю их. Нельзя, чтобы истории были нерассортированы. Но, увы, я не любитель детской литературы.

Белокурая девочка ещё раз прочитала название, оглянулась на летающие в воздухе перья, а потом на сухопарую фигуру Надзирательницы, бдительно смотревшую на неё, ставшую подозрительно близко. Под острым клювом разглядывались мелкие гнилые зубы. От самой птицы ужасно воняло, сморщенная морда покрывалась гнойными волдырями. Платье отвисло от выпирающих костей, болтаясь на плечах.

– Подождите, но вы сказали, они такие же, как я, – тихо подмечала девочка, не зная, куда деть бегающий взгляд. – Детская литература…, – задумавшись, она покосилась через плечо на столы и проглотила воздух: за столами сидели прозрачные, едва уловимые тени без черт. Набравшись, смелось, девочка обратилась к язвительно ухмыляющейся птице. – Эти книги пишут… дети?

– Эти книги и есть дети, – незначимо уточнив, сказала Аглинесс, отмахнувшись сухопарой кистью. – И как ты могла уже заметить, благодетельных сказок здесь никто не пишет, – скрипя костями, вся сгорбившись, Аглинесс, хромая, вышла из-за стойки, возвышаясь над ошарашенной девочкой. – Мы и тебя книгой сделаем. Потому пиши свою историю.

Женщина горгулья оказалась два с половиной метра ростом. От человеческого тела в ней было только истощённое туловище. Руки и ноги, обтянутые серой кожей, слегка покрытые оперением, точно сломанные, волочились и, казалось, могли сломаться. Выйдя на обозрения, сомнений не осталось, что она всего лишь старый стервятник с козлиными рогами на крупной голове.

Кончик пера ненастойчиво опустился, прочертил линию. Однако ни слова она не написала. Вздохнув, девочка убрала перо в сторону.

– Я не могу писать про себя, потому что даже не знаю, как меня зовут, – призналась она, поднимая глаза на жуткую Надзирательницу. – Мне нужно узнать хотя бы своё имя!

Храбрость маленького ребёнка не произвела на Аглинесс никакого эффекта. Наоборот, казалось, она перестала её замечать. В пустых глазах ничего не отражалось. Аглинесс двигалась, как заедающая картинка. Ничего не ответив, она подтянула к себе тележку и ласково прошлась по книжным корешкам когтями.

– Миссис Аглинесс, как мне узнать, кто я? – настойчиво спросила девочке, привлекая внимания. – Я должна выйти отсюда.

Колючие отростки на птичьем загривке зашевелись, а из приоткрытого клюва вырвалось тяжёлое дыхание.

– Можешь выйти, если хочешь, – сказала Аглинесс. – Но по правилам комнаты можно покидать в строгом порядке и в определённое время.

– Почему? – спросила девочка. – А что будет, если выйти «не вовремя?».

Горгулья, хрустя костями, развернулась, и впервые в её ястребиных глазах загорелся не добрый огонёк. С лукавой улыбкой в птичьей пасти.

– Боюсь, будут большие проблемы, милочка, – усмехаясь, объяснила она. – Коридоры патрулируют, а того, кто нарушает установленные Хозяйкой этажа правила, ждёт не завидная участь. Ну, всё ещё хочется выйти?

Большие проблемы – это не объяснения. Уставившись в тёмный коридор, будто норка здоровенно крота, девочка поймала на себе голодные мимолётные взгляды кого-то, кто там был, потом широченною хищную улыбку и лающий смех. Нечто и близко не похожее на женщину-птицу ползло по той стороне с весёлой улыбкой, изредка заглядывая в комнаты. Оно было довольно толстым, что стена покрылась трещинами. Однако, когда всё стихло, девочка решительно ступила вперёд.

– Да! – ясно ответила она, тряхнув длинными волнистыми волосами, завалившимися на маленькие плечи. – Я хочу узнать, кто я.

– Имя – ключ к твоей реальности, – прокряхтела Аглинесс. – А любой ключ желает, чтобы его нашли. Обычно попавшие сюда уже не заморачиваются ни над именами, ни над чем либо ещё, потому что оно им не нужно, – высказавшись, она подогнала дряхлую тележку. – Хорошо. Реальность того мира корнями пробирается в наш. А ты, возможно, подойдёшь Хозяйке. Она давно ищет подходящий ключ. Бери тележку.

Ухватившись маленькими пальчиками за ручку и встав на цыпочки, девочка немножко прошлась к выходу под тяжестью громыхающей тележки.

Аглинесс отошла в сторону, с неровным передвижением, освобождая дорогу.

– Отвези её в секцию Подъёма, – приказала Надзирательница. – Пока ты будешь везти, большинство сторожевых обойдут тебя стороной. Однако это никак не гарантирует безопасность в коридорах. Там куча всего, чего твой детский ум не выдержит.

Разразился отвратительный смех, похожий на кудахтанье. Без света комната дрожала и холодела, пока круглая луна не двигалась, падая на передние углы стеллажей и столов с безликими детьми.

Не понимая ни единого слова злобной Аглинесс, девочка, не осознававшая себя, упрямо вытянув нос, я тяжестью покатила тележку во тьму неизвестности. Туда, где горели огромные глаза мёртвых, словно гирлянды, а издевательские улыбки, не принадлежащие людям, следовали по пятам.

Запис

Продолжить чтение