Вторая жена

Вторая жена

Пролог

– Убери эту тряпку, кукла! Хочу посмотреть на тебя! – его голос хриплый. Пугающий… Он и есть само воплощение опасности.

Мои руки дрожат, не слушаются. Делаю над собой усилие, чтобы выпустить ткань из рук. Я сейчас сама как безвольная тряпка. Другого выхода нет.

– Открой глаза, – очередной хлесткий приказ.

Смотрю на него и обжигаюсь. Голодный волчий взгляд щупает меня, оценивает, ставит на место.

– Теперь подошла и опустилась на колени.

Выворачивая свою силу воли наизнанку, я делаю то, что он велит. В глазах собираются слезы. Больно и обидно. Как я могла так вляпаться…

Захват на подбородке заставляет запрокинуть голову. Большой палец трогает мои губы, задевает зубы, размазывает слюну, пошло и двусмысленно.

– Я обещал тебе, что накажу этот дерзкий рот, если снова попадешься на мои глаза? – усмехается жестко, – я всегда выполняю свои обещания, кукла…

Я поехала на отдых с друзьями в живописную кавказскую республику, а в итоге вляпалась в огромные проблемы. Чтобы не сесть в тюрьму, мне придется отдать себя грозному и порочному мужчине.

Я думала, что наша ночь вместе станет моей расплатой за свободу. Но как только Алихан Камилов понял, что до него у меня не было мужчины, он решил не отпускать меня и сделать своей женой. Вот только у него уже есть одна жена…

Властный ГГ

Волевая героиня

От ненависти до любви

Принуждение

ХЭ

Вопреки традициям и стереотипам

Горячо и эмоционально

Глава 1

– Васька, я ж говорила, что поездка пойдет тебе на пользу, – довольная и сытая, откидывается моя подружка и по совместительству однокурсница Кира на спинку удобного кресла. Кирилл тоже явно сыт и доволен. А что еще надо трем молодым студентам? Это такой кайф – наконец вырваться из опостылевшей серой Москвы на юг после долгой холодной зимы, насладиться майским голубым небом, чистейшим воздухом, сказочно красивыми горными пейзажами…

– Честное слово, ребят, спасибо вам большое! Спасибо, что вытащили! Думать не думала, что в такие удивительные места можно поехать так задешево!

Идею полететь на Кавказ, в эту республику, подкинула Кира. В отличие от нас с Кирюхой, она была заядлой путешественницей и объездила чуть ли не полпланеты.

– Отель брать не будем, снимем жилье через специальное приложение по обмену. Машина тоже не нужна. Общественный транспорт ездит почти везде, а куда не ездит, договоримся. Вон, Васька своей голливудской улыбкой улыбнется какому-нибудь джигиту – и будет нам счастье…

– Какая там улыбка, – смущенно пропищала я.

– Не скромничай, – вмешался Кирилл, не скрывающий своего интереса ко мне. Но это был как раз тот вариант, когда ни за что… Мы просто друзья…

Мне вообще было пока не до всех этих шур-мур, хотя не спорю, парни на меня реагировали живо. И так проблем в семье выше крыши… Мое поступление стало не только рубежным в плане взросления моментом, но еще и навсегда теперь будет ассоциироваться со страшной утратой в нашей семье – скоропостижно скончался любимый папа… Мать два года не могла оправиться от его смерти. Да и что говорить, кто мог это принять? Никто не ожидал, что энергичного мужчину в полном расцвете сил постигнет внезапная смерть от инфаркта прямо на работе.

Мать не умела и не хотела жить одна. Потому совсем скоро на горизонте появился этот гадкий Леонид – мой нынешний «папочка», – и жизнь стала просто невыносимой. Настолько, что этим летом я решила не возвращаться в родной Нижний, чтобы не делить одну жилплощадь с отчимом, и пересидеть каникулы в университетской общаге в Москве.

Про то, что поездки на Кавказ нынче стали повальной модой, я была наслышана, но даже представить не могла, как здесь красиво и дешево. За эти три дня мы успели съездить в горы, посмотреть удивительные аулы-селения, увидеть самый глубокий в мире каньон. Ощущение, что слетали на другую планету! Еда – сытная и вкусная. Люди по большей части приветливые и гостеприимные, готовые радушно распахнуть для тебя двери собственного дома. Конечно, попадались отдельные бескультурные экземплярчики, но где таких не бывало.

А еще в эту поездку я много фотографировала. Фотография – моя страсть. И свой фотоаппарат-зеркалку я берегу. Это последнее ценное, что подарил мне отец. На семнадцатилетие. С тех пор фотография стала моей настоящей одержимостью. Ей я посвящала все свое свободное время и мечтала когда-то стать фотографом, хоть и училась на менеджера-управленца.

Сегодня поездка оказалась вообще удивительной. Мы посетили древнейший город России на берегу моря, надышались чистейшим воздухом, прикоснулись к истории. Вернулись обратно в столицу республики только к вечеру. Жуть какие голодные, зато совсем не измотанные от полученных эмоций. Кира в свойственной ей манере широким жестом позвала нас, уже вывернувших свои карманы под конец поездки под ноль, в ресторан. Мы с Кирюхой сначала не придали этому никакого значения. Везде, где мы были за эти дни, как минимум так же бюджетно, как в университетской столовой. Но когда оказались внутри помпезного здания ресторана в центре города, я слегка опешила. Этот полудворец-полубастион, мягко говоря, мало тянул на обитель скромных студентов.

Толкнула подругу в бок, указав на цены в меню, а она лишь отмахнулась.

– Орлова, не будь такой нудной, а? Пацан сказал – пацан сделал. Это ж я вас сюда потащила. Значит, моя проблема. За все плачу я.

В отличие от меня и Кирюхи, Кира и правда была из обеспеченной семьи и ни в чем себе не отказывала. Куча модных вещей, телефоны последней модели, новенький мини-купер, который она гордо парковала прямо у входа в универ. Пригласить нас в ресторан и заплатить за это она и правда была в состоянии.

Я решила-таки отпустить ситуацию. На худой конец, что я там наем… Мы даже взяли на троих бутылку грузинского вина, которое позволило немного расслабиться, послав по телу мягкое тепло. Народу в зале было мало, свет приятно приглушен. На сцену вышел молодой мужчина, второй присел за рояль. Заиграла живая музыка. Не мой, конечно, репертуарчик – все больше шансон и что-то из маминых песен под коньячок, но сейчас очень зашло! Не отдых, а сказка… Всё могло бы закончиться прекрасно, пока…

Пока в зале не появилась компания шумных мужчин человек из пяти-шести. Они уселись за столик напротив и тут же начали громко говорить, совершенно не обращая внимания ни на музыкантов, ни на других гостей. Гогот, звонки по телефону, бесцеремонное обращение с официантом. Бесило… Как же бесило, какими невоспитанными бывают люди!

– Вот же уроды, а?! – громко возмутилась Кира, когда гомон мужских басов за столом рядом стал просто нестерпимым.

– Тише, – толкнула я ее в бок. Вид этих самцов, явно не работавших научными специалистами в расположенном рядом краеведческом музее, внушал только страх и волнение, – пойдемте лучше отсюда, а? Поели же уже.

– Ничего я не поела! – продолжала бузить Кира, отталкивая мою руку. – Я, может, еще десерт хочу! И «Тропикану-женщину» Мел…зе заказать! А тут эти уроды…

За последние минут сорок, пока мужчины находились в ресторане вместе с нами, перевернув с головы на ноги его камерность, она как с цепи сорвалась. Уже несколько раз выходила в уборную, то и дело бросая какие-то колкости, проходя мимо брутал-компании. К счастью, ее выпады почти невозможно было расслушать на фоне какофонии происходящего в зале, но и это не спасло ситуацию… Потом она порывалась набрать каким-то распальцованным друзьям, которые бы «приехали и быстро все порешали», от чего мы насилу ее отговорили.

Но все это было цветочками. В конечном итоге Кира встала и, совершенно забыв под градусом о страхе и осторожности, не обращая внимания на наши очередные одергивания и тшикания, решительно направилась к их столу.

– Уважаемые! – услышала я ее бойкий голос за спиной и зажмурилась от страха, вжавшись в свое сидение. – Не могли бы вы потише!? Мы здесь вроде бы отдыхаем!

Мужчины, видимо, настолько опешили от такой дерзости, что и правда замерли на пару мгновений.

Я даже от удивления обернулась и посмотрела на происходящее. Обернулась и замерла. В этот момент среди группы огромных мускулистых мужиков мои глаза встретились с глазами одного из их компании – самого огромного и грозного, как мне показалось. А может это просто глаза страха так велики… Но я не ошибалась в другом. К моему дичайшему ужасу, он тоже смотрел на меня. Не просто смотрел, прожигал то место, где я сидела. Дыхание сперло. Мне было не просто страшно. Я готова была сейчас пробкой вылететь в окно и унестись отсюда как можно дальше!

– Отдыхаете, краля? – хмыкнул один из мужиков, сидевший с краю, ближе всего к Кире. – С этим задротом-очканавтом?!

Компания уродов разразилась дружным гоготом.

– Идите лучше к нам, покажем, что такое отдыхать, – похлопал себя по коленке этот мужик.

Кира только успела взвизгнуть, когда он бесцеремонно сгреб подругу и насильно посадил на себя, не дожидаясь ее ответа.

Она брыкалась и огрызалась, но его это только забавило. Чудовищнее всего оказалось то, что всем, кто находился в зале, включая еще пару посетителей, официантов и музыкантов, было совершенно наплевать на то, что происходило… Вмиг из томного и уютного этот вечер превратился в похожий на сюрреалистичный кошмар. Внутри все похолодело. Нужно было что-то делать.

Перевела глаза на Кирилла, который сидел бледный и вжавшийся в стул похлеще, чем я. Надеяться на то, что в мальчике-одуванчике сейчас проснется рыцарь, не приходилось.

Не знаю, откуда во мне проснулись дерзость и уверенность в себе. Просто, наверное, понимала, что отступать некуда. Что выхода другого уже и так нет, да и был ли он? С того момента, как эти упыри зашли в зал, мог ли наш ужин закончиться иначе… Я встала и решительно направилась на помощь подруге.

– Немедленно отпустите её! – произнесла твердым, но неизбежно дрожащим голосом.

– Это кто там вякает? – отреагировал лапающий подругу. – О-о-о, Хан, смотри, какая цыпа, а? В твоем вкусе! Куколка, у нашего друга сегодня день рождения. Будешь его подарочком?

– Немедленно отпустите её, вы слышите? Я сейчас полицию позову – будет вам подарочек! – продолжала напирать я. Сейчас, когда я уже перешагнула черту дозволенного, смелости поприбавилось еще больше. Не зря говорят, что главное – ввязаться в бой, а там уже всё пойдет само собой.

Мои глаза снова встречаются с Его глазами. Вблизи он еще более грозный, пугающий, брутальный… Я смотрю в этот чернеющий омут, наполненный похотью и яростью, – и тону в нем. От страха и… какого-то дикого, заставляющего задыхаться волнения…

– А что твой дружок отсиживается, пока ты пришла спасать эту соску? – спрашивает он меня хриплым, почти утробным голосом, от которого по телу мурашки. – Не западло с таким?

Для Кирилла это, видимо, стало сигналом к действию. Представляю, как ему было страшно, но он все-таки встал и подошел, ссутулившись. Еще бы. Как после такого очевидного проявления трусости продолжать распушать передо мной хвост?

– Господа, девушки ясно дали поняя… – не успевает договорить, потому что один из толстых лбов в этот момент быстро встает и одним движением отправляет однокурсника в нокаут.

– Что вы творите?! – кричу я, подбегая к нему и пытаясь приподнять за голову.

– Спокойно, цыпа. Ничего с ним не будет, да. Поспит немного только. Ты лучше давай к нам за стол. Расскажете о себе. Откуда такие красивые… – ржет качок, только что вмазавший Кириллу.

– Кто вам вообще позволил так себя вести?! Мы вообще-то не в ауле, да даже если бы и в ауле! Это территория России! Здесь единые законы действуют! У нас правовое государство, а не анархия с произволом преступников! Я сейчас же звоню в полицию! – Хватаю телефон, начинаю нажимать трясущимися пальцами 112.

Не успеваю сказать «алло» после пары гудков, потому что в этот момент тот с демоническим взглядом встает и подходит вплотную ко мне. Я замираю, уже даже не слыша, есть ли ответ в трубке.

Он под два метра ростом. Такой высокий, что приходится сильно запрокинуть голову, чтобы его разглядеть. Хочется вжать себя в панцирь, как черепахе. Спрятаться. Но я смотрю. Специально смотрю на него, не отводя глаза. Потому что не позволю сейчас сломить себя окончательно.

– Тебя мама не учила, что так нельзя смотреть на мужчину? – говорит с жесткой усмешкой на полных порочных губах.

Я нервно сглатываю растущий комок в горле.

– Меня учили, что настоящие мужчины не пользуются своим физическим превосходством над женщинами и не унижают их…

Всё, я точно перегнула палку. Сейчас он мне устроит…

На удивление он не проявляет агрессии. Он просто продолжает нагло, вальяжно, пошло разглядывать мое лицо, шею, грудь. И какого черта я напялила белую футболку в обтяжку…

– Дерзкая… Твое счастье, что сегодня здесь тебе попались мы. Иначе бы уже порвали.

– Счастье? – не выдерживаю и хмыкаю я.

Он пропускает мой сарказм мимо ушей или делает вид, чтобы не обострять. Не обострять? Эта глыба из мышц? Да я наивна, если считаю так…

Трогает меня за щеку, заставляя дернуться.

– У тебя пять минут, кукла, чтобы свалить отсюда вместе со своей соской-подружкой и задротом-друганом. Вон, он как раз в себя пришел.

Я резко оборачиваюсь на Кирюху. Он и правда сейчас приподнимается, держась за голову и постанывая.

– Бека, пусти эту шкуру, прыгающую на твоих коленках. Мало, что ли, дешевых шлюх вокруг… И заплатите за заезжих туристов. Пусть будет компенсацией за испорченный вечер в нашей гостеприимной республике. Мы всегда рады туристам… Уважающим наши законы и порядки.

– Не надо ни за кого платить… – цежу я сквозь зубы, но не успеваю договорить.

Упырь делает так, как велит этот демон, в буквальном смысле швыряя подругу на пол.

Я подрываюсь к ней, помочь встать, от нервов сама спотыкаюсь, чуть не падая, но демон подхватывает меня под локоть. Дергаюсь от его прикосновения, как от ожога. Наши глаза снова пересекаются. Готова поклясться, его зрачки сейчас расширяются.

– Пиз…й отсюда быстрее, кукла. И мой тебе совет, не попадайся больше мне на глаза. Попадешься, – проводит пальцем по моим губам, – накажу этот дерзкий рот, усекла?

Глава 2

Хорошо, что мы успели провести здесь три замечательных дня до вчерашнего паршивого вечера. Иначе бы наш короткий красивый отдых был бы испорчен в самом начале. А теперь даже и улетать не так жалко. Когда тебе где-то хорошо, оставлять всегда тяжело. Но прелесть всего хорошего в том, что оно имеет срок годности. Сказка на то и сказка, чтобы рано или поздно заканчиваться. И пусть у нас она заканчивается далеко не самым приятным аккордом, это ничуть не умаляет красивейшей природы, уникальных мест, которые останутся в нашей памяти навсегда, спонтанного и незапланированного общения с добрыми отзывчивыми людьми, которых мы встретили в республике. Я, конечно, не про вчерашних козлов. Бандитские морды есть в каждом городе. И боятся их вот так же многие. Такие эпизоды ничуть не должны омрачить общего впечатления от нашей поездки.

– Товарищи, собрались? Время поджимает! – бодро вещает Кира, словно бы накануне ничего не произошло.

Про вчерашнее мы предпочли не вспоминать. Каждый с утра сделал вид, что неприятного инцидента в ресторане не произошло. Да и не было времени это обмусоливать. Такси в аэропорт приехало с опозданием, поэтому вниз мы неслись как угоревшие. Ехали тоже на иголках, не отрывая глаз от стрелки на часах.

– Быстрее, ребят! – вещала Кира. – Нас никто ждать не будет!

Как это всегда бывает, когда опаздываешь на свой рейс, мы неслись в аэропорт уже взмыленные, изможденные, тащившие свою поклажу, словно бы она весила тонну.

Подбегаем к своей стойке. Как назло, работница смотрит паспорта и распечатывает электронный билет со скоростью черепахи, вальяжно сканируя глазами наши лица и фото первых страниц в паспорте.

Интересно, что в нас может быть подозрительного? Едва ли мы тянем на преступников…

– А можно побыстрее? У нас самолет вот-вот улетит! – раздраженно фыркает Кира.

Получив заветные посадочные талоны, бежим к новому кругу ада Данте – таможенникам. Кирилл проходит первый, терпеливо останавливаясь нас ждать. Свои вещи на ленту интроскопа кладет Кира, разувается. Контроль здесь всегда очень серьезный. Все еще помнят те времена, когда наш Кавказ то и дело светился в террористических сводках… Правила безопасности никто не отменял – и правильно, хоть дико раздражает и в целом удлиняет процедуры досмотра. Мне самой как законопослушному гражданину так приятнее и спокойнее.

– Блииин, Вася, – говорит подруга мне, уже пройдя рентгеновский сканер, – я обещала отцу коньяка местного купить! Забыла! Вот дубина, а?! Слушай, ты ж еще не прошла досмотр! Можешь быстро сходить?! Мы тебя подождем с Кирюхой…

– Кир, блин! Ты сама говорила, мы вот-вот улетим! – возмущаюсь я.

– Василис, ну не будь врединой, а?! Вон же киоск с сувенирами – это три минуты! Там очереди нет… – смотрит на меня умоляюще.

– Девушка, вы проходите или остаетесь? – говорит раздраженно таможенник.

Я понимаю, что если сейчас откажу подруге, это будет просто абзац. Она просто вынесет всем мозг и точно месяц не будет со мной разговаривать. Зла и возмущения не хватает, но делать нечего. Как-никак, я ей должна. Кира сама, можно сказать, организовала и продумала всю поездку и не раз платила за меня… Даже вчера собиралась, если бы не… Да и что мне стоит – киоск и правда в десяти метрах.

– Вот, возьми деньги. Купи не самый дорогой, но и не самый дешевый. Только быстро, Вась. Давай, я в тебя верю!

Срываюсь с места. Как назло, передо мной вырастает из ниоткуда какой-то старик. Он подробно расспрашивает продавщицу обо всем на свете, вызывая мой недовольный шип. Оборачивается на меня с укором, но я даже не реагирую на это показное раздражение. Быстро хватаю первую попавшуюся бутылку и несусь обратно к таможенникам.

Ставлю на ленту свою ручную кладь в виде большого рюкзака, разуваюсь, чтобы пройти на личный досмотр…

– Девушка, – слышу, как меня окликает женщина-сотрудник в темно-синей форме, – сюда пройдите.

Растерянно оборачиваюсь. Вижу, что она и еще один работник службы безопасности смотрят на экран с фото содержимого моего чемодана. Перешептываются.

– Откройте ваш рюкзак, – приказывают строго.

Я раздраженно делаю то, что мне говорят. Времени совсем мало. Настолько, что ни Киры, ни Кирюхи уже нет в поле видимости. Мда, не хватало еще мне тут застрять из-за их дурацкого коньяка и этих таможенников-перестраховщиков.

– Осторожнее, пожалуйста, там мой фотоаппарат. Он… дорогой.

Женщина раскрывает мою сумку еще шире и вытаскивает оттуда всё содержимое – книги, косметичку, кошелек…

И… оказавшийся у нее в руках пакет среди моих вещей мне совершенно не знаком. На вид это тоже что-то вроде резиновой косметички. Но я точно знаю, это не моя вещь и не Кирина… Ну и, конечно, явно не Кирилла…

Открывает молнию и…

– Пройдемте с нами, – слышу ее голос – бесстрастный и грозный, как сама Немезида.

Я чувствую неладное. Ноги подкашиваются. Успокаиваю себя, что ничего нет и быть не может в моих вещах. Я-то точно знаю… Это какая-то ошибка и сейчас все прояснится. Правда, когда мы оказываемся в закрытом помещении с завешанными жалюзи окнами, совсем становится не по себе.

Внутри еще две женщины и мужчина. Они приказывают мне встать в сторону и начинают внимательно изучать мои вещи, снова вываливают содержимое, в том числе той чужой косметички.

– Это не мое… – шепчу я дрожащим голосом, когда понимаю, что внутри что-то нехорошее…

Это какая-то специя, словно бы похожая на сухую траву. В голове пробегает ужасная мысль. Наркотики? Это могут быть наркотики? Никогда не знала, как они выглядят. Никогда даже не думала о такой гадости!

– Фатима, как думаешь, сколько здесь? Граммов двести? На сколько тянет?

– Да, это точно 228 (прим. статья Уголовного кодекса России, предполагающая наказание за хранение и распространение наркотиков). Не меньше шести, но не больше пятнадцати, – усмехается мрачно, – успеешь выйти, красотка, до пенсии. Правда, такого ангелочка на зоне быстренько в грязь окунут…

Это они о чем сейчас? О годах в тюрьме?! Я в ужасе мотаю головой, автоматически пятясь назад. Все это время зажатая в моей руке бутылка коньяка падает на пол и расплывается рыже-прозрачной вонючей лужей.

Что это вообще за кошмар? Может, это розыгрыш?

– Дай-ка мы и тебя проверим, красавица! Кто знает, где ты еще что решила провести… Раздевайся… – говорит мне толстая гадкая баба, которая стоит ближе ко мне.

В ее глазах я читаю смесь презрения и даже ненависти. Она ненавидит сейчас меня за то, что я моложе и симпатичнее или потому, что в ее голове уже преступница… Она еще в зале на меня так смотрела, что хотелось провалиться под землю…

– В смысле, раздеваться?

Вторая хмыкает.

– Так, как ты перед своими еб…рами раздеваешься, давай быстрее, или, может, тебе показать? Артур, покажи даме, как раздеться.

– Нет! Не трогайте! – закрываюсь я, вытягивая руки, уже вся трясясь, начинаю стаскивать с себя одежду. Не верю в происходящее. Кисти дрожат. Щеки горят. Остаюсь в одном белье. Меня мутит от бьющего в нос терпкого запаха алкоголя на полу.

– Дальше! – приказывает толстая.

– В смысле?

– В смысле все с себя сняла, как иначе нам тебя проверять?

Я не выдерживаю, губы начинают дрожать. Стаскиваю трусы и лифчик. Хватаю свою толстовку с пола, пытаюсь нелепо прикрыться.

– Иди-ка сюда, красавица, к столу, – говорит плотоядная гадина, натягивая на руку резиновую перчатку.

– А дай-ка я сам такую красотку пощупаю, – слышу гадко-возбужденный голос мужика, – сам проверю, что где она может прятать…

Меня сейчас вырвет от ужаса, унижения и отвращения. Просто вырвет.

Прижимаюсь спиной к холодной стене, отступать уже некуда. Господи, как со мной такое вообще могло приключиться. Что это вообще за кошмар?

Одна из них бесцеремонно тянет меня за локоть к столу, почти швыряет на него, нагибает – и я оказываюсь совершенно голой, повернутой к ним задом. Щеки горят унижением, страхом, ужасом…

В дверь сильно стучат, не для разрешения, скорее для информирования. Не дожидаясь реакции моих экзекуторов, она тут же распахивается настежь.

Я пользуюсь их замешательством, резко подрываюсь и снова вжимаюсь в стенку. Бесшумно вскрикиваю, когда поднимаю глаза в надежде, что сейчас скажут, что это злой розыгрыш, но вместо этого утыкаюсь взглядом в до боли знакомые глаза вчерашнего демона… Нет, спасения не будет. И сказки тоже…

Глава 3

– Это она? – спрашивает он спустя пару мгновений разглядывания меня.

– Да, только сцапали. Двести марихуанны. Говорит, не её, – усмехается Фатима, – что они еще скажут. У всех ответ один.

Тон толстухи сейчас иной. Словно бы на несколько тональностей выше. Она тает перед этим… Понравиться так хочет или боится?

Демон тоже усмехается, чуть заметно, жестко. Его наглые глаза продолжают шарить по моим голым ногам и бедрам. Он успел разглядеть меня, когда заходил и я стояла раком у стола? Я цепляюсь за ткань толстовки еще сильнее. Словно бы это могло меня от них спасти.

– Проверяли? – спрашивает он сухо, кивая головой в мою сторону, словно бы я не человек, а сумка.

– Не успели, вы зашли, Алихан Идрисович. Хотите посмотреть? – семенит перед ним услужливо Фатима.

Меня передергивает от унижения. Я для них сейчас ничто. Вещь, которую теперь даже унизить невозможно. Я и так низведена до уровня таракана.

Он замирает, словно бы размышляя.

– Нет, не нужно. Сам проверю. Выйдете все, – говорит он приказным тоном.

От этого его «сам проверю» щеки жжет напалмом. Нет, не может быть уже хуже. Не может быть унизительнее. Почему? Почему это сейчас со мной?!

Блюстители безопасности послушно направляются на выход. Я боковым зрением выхватываю завистливо-ненавистный взгляд той, что назвалась Фатимой, злорадный – второй бабы и злобный – мужика.

Дверь за ними хлопает. Резко вздрагиваю, почти вскрикиваю от этого громкого звука. Просто нервы сейчас на пределе. Я вот-вот расклеюсь совсем. Каждое движение вызывает по телу настоящую боль…

Мужчина, которого, как я только что услышала, зовут Алихан Идрисович, делает несколько шагов ко мне. Смотрит тяжело, словно бы прикладывает болезненно.

– Наркоманка или курьерша? – спрашивает он, закуривая. Пуская первый белый клуб дыма мне в лицо, от чего я сразу начинаю сильно кашлять.

Я дергаюсь, пытаясь посмотреть ему в глаза на равных. Вчера это получалось легче и лучше.

– Ни то, ни другое! Что бы там ни было, мне это подкинули! – говорю срывающимся на полуплач голосом.

Он усмехается, обдавая меня очередным густым облаком дыма.

– Мне можешь не пиз..ть… – по тону я понимаю, он совершенно мне не верит…

– Я не вру! – продолжаю гнуть свое.

Уголки его губ поднимаются слегка наверх. В глазах загорается огонь ярости, как вчера. Сейчас вместе с ним я вижу другую эмоцию – азарт. Так вот, что это было вчера, а я от страха и не разглядела… Он решил «задержать меня» в республике? По спине пробегает холодок. Господи, неужели происходящее – его рук дело…

– Это… вы? Я поэтому здесь?

Застывает. С таким выражением лица, что либо хочет показать свое презрение, либо хочет уничтожить, втоптать в пол, как насекомое…

– Идиотка… – качает головой, вздыхая. – Охреневшая дерзкая идиотка, язык которой давно следовало бы вырвать! Я владелец этого аэропорта. И знаю обо всех эксцессах, которые здесь происходят. Давно у меня не было вот таких отшибленных тупиц, самонадеянно решивших протащить дурь в ручной клади…

– Я ничего не протаскивала!

– Хватит нести пургу! Вернулась к столу и легла на него животом, живо! – приказывает мне хрипло.

Я начинаю задыхаться от возмущения. Снова делаю пару шагов назад. Он сейчас о чем?

– Это зачем? Вы же понимаете, я ничего нигде не прячу! Что… что вы собрались делать?!

Снова цинично хмыкает.

– Что полагается. Проверю твои дырки на предмет наличия запрещенных веществ. Знаешь, многие курьеры провозят наркоту именно там…

От его гадких слов хочется морщиться. Они в буквальном смысле словно бы бьют по мне, физически.

– Быстрее. Или я позову их обратно и посмотрю, как это сделают они.

Я не выдерживаю и начинаю плакать. Сжав кулаки, все еще сильно прижимая толстовку к телу, выполняю его приказ.

Хочется умереть. Раствориться в воздухе.

Чувствую его взгляд, тяжелый, стекающий по моей спине на бедра, ягодицы, ниже…

Это невыносимо.

Не прикасается. Просто смотрит, как я покорно лежу перед ним.

Слышу в спину жесткую усмешку.

– Выдохни. Я таким не занимаюсь. Много чести.

Я расцениваю его унизительные слова как разрешение встать из постыдной позы. Снова отскакиваю к стене, повернувшись к нему лицом.

– А ты идиотка малолетняя, ничего не соображающая. Они за то, что тебя раздели и так унизили, сами в суд пойдут. Это срок. Сексуальные домогательства. Ты женщина – мужчины при обыске здесь находиться не должны.

Краснею, понимая вдруг, что он прав. Но что я могла поделать? Я одна, в чужой республике, на меня накинули какие-то чудовищные обвинения, срок впаяли… Хочу только надеть поспешно толстовку, продолжая прикрываться, как могу, но он осекает.

– Убери эту тряпку, кукла! Я тебе не разрешал одеваться.

– Вы же сказали, что…

– Ко мне это не относится, – усмехается цинично и снова закуривает. Уже третью сигарету за это время.

– Хочу посмотреть на тебя… – его голос хриплый. Пугающий… Глаза – черная лава. Глаза чернеют.

– Зачем…. Дайте мне одеться, пожалуйста…

– Убирай тряпку, кукла. Хватит пререкаться. Много времени тратишь… Я не совсем хорошо тебя рассмотрел вчера. А сейчас самое время… Это в твоих интересах вообще-то.

– Вы… Вы будете меня насиловать?

Алихан лишь хмыкает, занимая выжидательную позу.

– Начинаю уставать от тебя. Все-таки позову таможенников… Разбирайся с ними сама.

Отчаянно отрицательно верчу головой. Алихан пугает до чертиков, но мысль о тех гиенах вызывает судороги.

Я в тупике. Руки дрожат и не слушаются. Жмурюсь до рези в глазах. Делаю над собой усилие, чтобы выпустить ткань. Она опадает на пол безвольной тряпкой. За последние полчаса я пережила самое жуткое унижение в своей жизни. И мое падение продолжается.

– Открой глаза и посмотри на меня, – очередной хлесткий приказ.

Очередное усилие над собой. Поднимаю на него глаза и обжигаюсь. Голодный волчий взгляд щупает меня, оценивает, ставит на место.

– Руки вытяни вдоль туловища. Поздновато для скромности, – еще более хрипло.

Делаю, как он велит, снова чувствую себя товаром, который рассматривают, как на торгах. Он изучает медленно, вальяжно, совершенно бесстыдно задерживаясь на каждом участке моего тела.

– Теперь подошла и опустилась на колени, – очередной приказ бьет хлыстом.

– Что?! Что вы хотите от меня?.. Пожалуйста… Не нужно…

– Даю тебе выбор, кукла. Быть послушной… И тогда для тебя все может закончиться не самым плохим вариантом.

Выворачивая свою силу воли наизнанку, я делаю то, что он велит. В глазах собираются слезы. Больно и обидно. Как я могла так вляпаться…

Захват на подбородке заставляет запрокинуть голову. Большой палец трогает мои губы, задевает зубы, размазывает слюну, пошло и двусмысленно.

– Я обещал тебе, что накажу этот дерзкий рот? – усмехается жестко. – Я всегда выполняю свои обещания, кукла…

Глава 4

– Что… что вам от меня нужно? – получается жалко, пискляво, ничтожно.

Мужчина хмыкает.

– Мне от тебя? Да, в общем-то, не особо что-то экстраординарное… Уверен, тебе от меня нужно больше…

Не выдерживаю-таки и начинаю плакать бесшумно. Он подцепляет подушечкой большого пальца мою слезу. Поджимает челюсть.

– Не разводи рыданий, словно целка. Бесите, гребанные актриски погорелого театра. Подружку где потеряла? Та вчера тоже играла невинную простоту, а сама лезла в штаны моему другу в туалете.

Если бы не ужас происходящего, я бы сейчас либо рот разинула от удивления, либо начала пререкаться с ним. Не верю, что это так, Кира, может, не из робких, но вот чтобы самой клеиться к мужикам… Впрочем, зачем вспоминать о том, что было. Ужас со мной происходит сейчас… А сейчас я голая, на коленях перед этим злым взрослым мужиком…

Он нагло трет мои вспухшие губы, бесцеремонно приоткрывает их пальцем и просовывает его внутрь.

– Соси, – приказывает жестко, от чего мои щеки становятся пунцовыми.

Грязной, уже пользованной – вот какой я себя чувствую.

Падаю вниз. Всё ниже и ниже. И не за что зацепиться…

Когда палец погружается в мой рот глубже, невольно закашливаюсь.

– Что, не сосала никогда?

Я нервно сглатываю и отрицательно качаю головой. Что с того, что я навру? Может, он пощадит, если узнает правду.

Отступает. Я невольно перевожу дух, поднимаю на него полные надежды глаза. Сработало? Он оставит меня в покое? Всего-то надо было сказать, что я не та, за кого он меня принял?

С минуту он смотрит на меня изучающе. Словно бы приценивается, что делать дальше.

– Быстро напялила на себя тряпки свои. И за мной. На выход, – слышу приказ.

– К…куда? – всхлипываю, но при этом молниеносно выполняю то, что он говорит. Хотя бы есть возможность прикрыться наконец… Спрятать свое тело.

Алихан оборачивается на меня в самых дверях.

– У тебя два варианта, кукла. Первый – пойдешь со мной, ляжешь под меня и раздвинешь молча ноги. Второй – пойдешь с ними, в следственный изолятор с другими бандюганами. Там тебя тоже быстро пристроят под кого-то и ноги раздвинут. Не станешь сама раздвигать – помогут…

Попыталась сглотнуть, но в горле так пересохло, что получилось только закашляться. Он предлагал мне невозможный выбор. Оба варианта чудовищны…

Его мало беспокоила моя реакция. Алихан просто распахнул дверь и переступил порог, больше не оглядываясь на меня. Это означало, что у меня есть только пара секунду принять решение.

Я взяла себя в руки, вжала голову в плечи, только чтобы избежать зрительного контакта – унижения со всеми участниками этого жуткого маскарада, и… поплелась за ним.

В ушах гудело, потому я точно не помню, правда ли его опасливо окликали мои экзекуторы, или же это просто игра моего до чертиков напуганного воображения.

Глава 5

– Садись, – распахивает мне дверь пассажирского сидения рядом, но речь не о галантности сейчас. Указывает на мое место, как щенку. Сажусь, не с первого раза получается захлопнуть дверь, потому что силы меня совсем покинули. Страшно, унизительно…

Майский воздух южной столицы упоительно ароматен и нежен. Только то, что еще пару часов назад вызывало во мне трепет, теперь вызывает острый спазм горечи и сожаления. Как? Как это могло со мной произойти? Как я так вляпалась? Неужели не было иного выхода?

Мы стартуем с места на его огромном внедорожнике со звериным рыком. Его машина как продолжение его самого. Большая и опасная.

Не разбираю дороги сквозь пелену ужаса. Только сейчас понимаю, что мои вещи, включая телефон и фотоаппарат, так и остались там, в кабинете досмотра. В Москве меня никто не ждет, мать в Нижнем вообще не в курсе, что я уехала отдыхать, да ей и не до меня… Зато что подумали Кира с Кирюхой после того, как я так и не появилась? Искали ли они меня? Не подняли ли на уши всю полицию? Хорошо это или плохо? Я знаю, что не виновата, но таможенники уверены в обратном. Так может и не стоило друзьям сейчас поднимать шум вокруг меня? Но как это исправить, да и как проверить? Я без связи. Я вообще без всего. Даже моих документов при мне нет. Если этот Алихан рядом окажется каким-нибудь маньяком-убийцей, ничего ему сейчас не помешает прикончить меня и выкинуть в канаву…

Подумала об этом и снова закашлялась от паники.

– Выпей, – протянул он новую бутылку воды, не сводя взгляда с дороги.

– Спасибо… – произнесла еле слышно.

Наверное, это слово и заставило его соизволить перевести взгляд на меня. Чувствую его, не поворачивая головы, когда обхватываю губами горлышко пластика. Страшно, лишь бы не поперхнуться. А он все смотрит и смотрит, словно забыв про дорогу. Так пронзительно, что в душу заглядывает.

Не помню, как мы оказались на закрытой территории жилого комплекса. Заехали на паркинг. Зашли в лифт. Не смотрю на него, дырявлю глазами пол. Кажется, что мы едем до нужного этажа вечность. А он всё продолжает смотреть.

Лифт пищит, двери разъезжаются. Выходим на лестничную площадку. Я словно растворяюсь в воздухе, уменьшаюсь до масштабов молекулы. Поворот ключа в двери. Мрак большого просторного помещения… Все как в тумане – расплывчатом, призрачном. Только дикое биение сердца настоящее.

– Впереди справа ванная. Иди помойся и сразу в спальню. Это налево, – хлещет он меня своими циничными приказами.

Говорит – и внутри все обрывается окончательно. Нет, он не пойдет на попятную. Не пожалеет меня. Не простит. Не спишет «долг». Я здесь только потому, что он захотел унизить меня, получить сатисфакцию после вчерашнего… Просто развлечься… На самом деле, я еще вчера понимала, что тот его взгляд на мне называется не иначе, как «хочет поиметь». Женщины всегда такое чувствуют, даже неопытные…

Залезаю под душ и дергаюсь от озноба. Вода сейчас не согревает, хоть я настроила кипяток, а заставляет трястись так, что зуб на зуб не попадает.

Но я все равно упорно растягиваю момент возвращения на бесконечность. Потому что за пределами душевой кабины только мое окончательное падение…

Слышу грубый нетерпеливый стук в дверь.

– Ты заснула?

Оставляю вопрос без ответа, но все-таки выключаю душ. Тру себя до красных пятен на теле, натягиваю большой махровый халат чуть ли не до ушей. Это явно его халат. Я в нем просто тону.

Когда выхожу наружу, Алихан уже на кровати и голый. И только его бедра прикрыты полотенцем. В комнате запах геля для душа – видимо, есть вторая ванная и он воспользовался ею. Какой-то шикарный и до невозможности брутальный – с нотками уда – аромат. Дорогая недоступная роскошь, которая сейчас не впечатляет, а заставляет снова понять, что я в жуткой реальности чужого всевластного мужчины.

Он щелчком включает одну из прикроватных ламп, освещая комнату теплым интимным светом. Морщусь, потому что при свете становится до безумия стыдно.

Тьма могла бы поглотить мой позор. Сейчас же мне придется смотреть ему в глаза.

– Снимай, – очередной приказ, против которого нет смысла бунтовать. Но я все равно мешкаю. Тяну, сама не понимая зачем.

– Василиса, – произносит он мое полное имя впервые и заставляет вздрогнуть. Мы не представлялись друг другу. Мы не знакомились, как нормальные люди. Но он, конечно же, многое теперь обо мне знает. Мой паспорт у него. Чего еще я хочу? – не испытывай мое терпение. Ты сделала свой выбор на таможне. Ты ведь понимаешь, что мы не в шахматы сейчас играть будем? Не усложняй.

Облизываю пересохшие губы. Нервно сглатываю.

Он прав, конечно. И нечего сейчас надеяться на чудо.

Развязываю пояс халата и скидываю его с себя.

Снова чувствую, как меня трогают глазами.

Этот Алихан умел так смотреть… Наверное, произойди наше знакомство в другой ситуации, да хотя бы встреть я его на улице республики, я бы точно не забыла такого мужчину. Я ведь фотограф, мои глаза автоматически цепляют в человеке харизму. В этом ее было столько, что можно захлебнуться… Но сейчас думать о том, насколько он харизматичен и потенциально мог бы меня волновать, просто кощунственно…

– Сюда иди, – хрипло говорит, хлопая по постели рядом, не отрываясь от моего тела.

Вожделение в этом взгляде могло бы дико будоражить, если бы не мой тотальный страх. Он сковывает. Заставляет в горле пересохнуть.

Я забираюсь на кровать как бревно, на негнущихся ногах.

– Полотенце убери. Сама, – опять приказ с небрежным кивком в сторону своих бедер.

Не дышу, когда тяну руку к махре, прикрывающей его достоинство. А потом резко дергаюсь и отворачиваюсь, когда вижу его там…

Никогда не думала, что мужская плоть может быть такой… Огромной… Господи… Это просто невозможно! Вот такое просто не может поместиться в женщине!

Он самодовольно хмыкает и хватает пальцами меня за подбородок, заставляя снова повернуть голову на него.

– Что такое? Не видела обрезанного? – спрашивает еще более хрипло, чем минуту назад. – Не отжарили вас с подружкой, пока тусили в республике?

Я дергаюсь от горячего прикосновения его пальцев, от его грубости, и от этого моя грудь третьего размера колышется. Вижу, как взгляд Алихана становится почти шальным, кипящим, опускаясь на неё. Кира говорила мне, что мужики с ума сходят от моих «сисек», как она выражалась, все время повторяя, что мне стоит носить декольте на все зачеты и экзамены к преподам-мужикам.

Вскрикиваю, когда вмиг оказываюсь на спине, погребенная под его огромным телом. Алихан не придавливает меня, но фиксирует так, что сразу понимаешь – не сбежать.

Наши взгляды снова встречаются.

Пальцы вновь нагло трогают мои губы, открывают их, проталкиваются внутрь.

– Соси, – пошлый, до невозможности порочный приказ, заставляющий внутри что-то сжаться от примеси почти животного интереса и стыда. Мы делаем какие-то неправильные вещи. Притом это он пачкает меня своим пороком. И назад пути нет.

– Глубже соси. Это тебе не стручок твоего друга-борща. Если ты палец мой не можешь принять, на что вообще ты годна? – каждое слово – стигмой по коже, раскаленным железом.

Что-то говорит на своем хрипло, убирает руку, тут же обхватывая ею грудь, щипая за сосок, заставляя выгнуться, а потом сминает полушария, накрывая мои губы жестким, пожирающим поцелуем. Пьет меня. Его язык такой же наглый и беспардонный, как пальцы минуту назад.

– Отвечай, – снова жесткий приказ, прямо в губы.

Я размыкаю глаза, чтобы встретиться с черной бездной его взгляда, лоб в лоб, слишком близко. Хочется закричать.

Только разве это поможет? Что мне остается делать, как не слушаться этого страшного человека? Делаю неловкую попытку податься ему навстречу и сама поцеловать. Ему, видимо, сейчас надо именно это. Потому что в ответ слышу рык и еще больше напора. Теперь лапища Алихана гуляют по всему моему телу, изучая, клеймя. Он разводит мои ноги так же резко. Шлепая по внутренней стороне бедра, не давая возможности привыкнуть к его резкости и порывистости.

Трогает там, между ног, заставляя подскочить в попытке отстраниться. Но все такой же жесткий, почти мертвецкий захват возвращает меня на место.

На секунду он замирает, словно бы в раздумьях. А потом слышу звук разрывающегося пластикового пакета и понимаю по тому, что он немного отстранился, что это он презерватив раскатывает по себе. Господи, неужели…

Тогда еще не понимаю зачем, но он плюет себе на руку и смазывает меня там. А потом… Потом я чувствую, как тело простреливает самая сильная, агонизирующая боль, какую я чувствовала в своей жизни.

Он оказывается внутри одним махом, а я громко кричу, не выдерживая и захлебываясь в первых всполохах рыданий. Хватаю его за плечи, впиваясь в них ногтями.

Алихан замирает, пристально смотря на меня. Переводит глаза вниз. Я морщусь. Снова возвращает взгляд к моему лицу.

– Глаза открой, – слышу его приказ сквозь пелену боли. И в нем… удивление? Да, урод! Ты только что лишил меня девственности!

– Почему не сказала, что целка? – к хриплым ноткам добавилось тяжелое, свистящее дыхание. А я вдруг поднимаю, что он сейчас дико себя сдерживает. Как же это пугает. Ощущение, что между ног вбили кувалду. Хочется отстраниться от него и просто свернуться калачиком, но разве кто-то мне даст это сделать?

– Вы… я думала, вы и так поняли…

Он хмыкает, совершая первый жесткий толчок, и я снова вскрикиваю.

– Хватит мне «выкать», Василиса. Мой хер в тебе. Что может сблизить людей больше?

Многое… Например, чувства. Нормальные взаимоотношения. Явно не то, что сейчас между нами. Явно не ситуация, когда он имеет мое тело только потому, что у меня нет другого выхода… Об ужасе происходящего я еще подумаю, но сейчас не до того… Мне бы выжить под этой глыбой.

– Теперь терпи, – снова хрипит и начинает двигаться быстро и порывисто, впиваясь жесткими пальцами в мои бедра и явно отбрасывая любые угрызения совести. Его губы оказываются на моей шее, грудях, цепляют соски, снова поднимаются по груди и шее, накрывая теперь губы.

Поцелуи уверенные и умелые. И запах-пьянящий. Наверное, если бы не все сопутствующее, я бы хотела, чтобы моим первым был такой, как он.

Только нежный, заботливый, внимательный.

Но это всего лишь моя нелепая иллюзия. Алихан не такой. Он как зверь. Нет, с его стороны нет предумышленного насилия. Просто ему плевать. Он берет. А я лежу под ним, прикусив губы, даю ему возможность себя целовать, а сама думаю, как же это может кому-то нравиться… Как про это могло быть написано столько романов, снято столько фильмов… Неужели все дело в том, что мужчины сознательно вводят женщин в заблуждение, чтобы обмануть, что секс – это здорово…

Он совершает последний резкий рывок, по-звериному то ли стонет, то ли рычит. Замирает, запрокинув голову в экстазе. Мне даже страшно поднять на него глаза. Они лишь слегка приоткрыты, на ресницах застыли капли слез. Между ног дико саднит.

Вижу, как его мышцы играют, переливаются, словно бы по ним бегает одна волна удовольствия за другой.

Наконец, он откидывается на постели, громко падая рядом так, что огромная массивная кровать жалобно скрипит.

Я подбираю ноги, скручиваюсь в клубок.

Начинаю дышать только тогда, когда он уходит в ванную.

Смотрю вниз и вскрикиваю, потому что вижу кровь. Очень много крови. Беру салфетки с тумбочки, вытираю что могу… Но она все равно вся разводами по бедрам, на постели…

Плевать… Надо мне быстрее отсюда выбраться, пока он не передумал меня отпускать… Быстро натягиваю разбросанные по комнате вещи. Стараюсь не думать о боли, которая в буквальном смысле жжет меня между ног. Мне сейчас архиважно закрыться от него, спрятаться. И не за простынями постели, где еще пару минут назад он меня поимел.

Когда он, наконец, выходит из душа, небрежно, медленно, обмотав полотенце на бедрах, я уже сижу наготове, вытянутая в струну. Губы поджаты. Терплю боль. Голова кружится, но плевать. Главное, побыстрее закончить этот кошмар…

– Я… могу идти? – спрашиваю тихим хриплым голосом, когда натыкаюсь на его вопросительный взгляд.

– Вы… Ты… получил, что хотел… Я могу идти? – скашливаю дрожание в голосе. Только бы сейчас не разрыдаться при нем.

Уголки его губ слегка подрагивают, и мне на секунду кажется, что он сейчас засмеется, но вмиг лицо становится все таким же каменно-статичным.

– Куда это ты собралась? В ментовку сдаваться с повинной? – спрашивает небрежно.

Не обращая на меня никакого внимания, не стесняясь, скидывает с бедер полотенце и, сверкая голым накачанным задом, начинает одеваться.

– Вы… Вы получили, что хотели… Таков был уговор….

Алихан совсем не обращает внимания на мои слова. Он застегивает джинсы, надевает ремень и футболку.

Мне кажется, я слышу звонок в дверь. На секунду в душе зарождается дикий ужас, что он не последний, кто меня сегодня поимеет. Я помню, как Кира в прикол говорила о том, что они любят «тройнички» или что похуже… Он ведь ни слова не произнес о том, какие у него вообще на меня планы…

Алихан возвращается спустя пару минут, и я чувствую, что вместе с его приходом в комнату просачивается аромат свежеприготовленной еды.

Подходит к кровати, на краешке которой я сижу. Кидает на нее чистый комплект белья. Одним мажущим движением касается моей щеки пальцами и хмыкает.

– Доставщик принес пиццу. Поешь и отдыхай, кукла. Уговор был в том, что я спасаю тебя от тюряги с похотливыми уродами. Ты спишь на просторной кровати в большой квартире за железной дверью. В холодильнике основные продукты. Будь благодарной…

Разворачивается и идет на выход.

Как только дверь хлопает, заставляя меня зажмуриться, я слышу, как в замке поворачивается ключ.

Губы снова начинают дрожать, а к щекам приливает жар.

А разве это не тюрьма? А разве он не похотливый урод? Что меня ждет?

Он не отпустил меня… Этот дурной сон будет иметь продолжение – и какое, я пока понятия не имела…

Глава 6

– Хватит рыдать! Вся комната от тебя сырая! – грохочет он, хмуро смотря на меня. – Раньше надо было рыдать, когда вписывалась в эту лажу! Жопой своей думала, когда наркоту совала в сумку?!

Алихан вернулся в квартиру только на следующий день ближе к обеду. За все это время я даже не встала с постели, не было сил даже помыться. Из меня словно бы выкачали всю энергию, все эмоции. Одно чувство – испариться, расплавиться, больше не существовать… К еде, которую он оставил на столе в комнате, я даже не прикоснулась. В горло не полезло.

– Я не вписывалась никуда! – отвечаю, приподнимаясь на руках, все еще захлебываясь в своей истерике. Слезы в очередной раз обрушились на меня градом предательски в тот момент, как только я услышала, как в двери опять повернулся ключ. – Меня подставили! Я бы сама никогда… Я вообще… я… – поднимаю на него глаза. Вижу его нечетко, размыто от слез. – Может это вообще вы меня подставили! Специально всё это сделали, чтобы отомстить…

Не успеваю даже среагировать – он настолько быстро подлетает ко мне, хватает за шиворот, встряхивает, как котенка.

– Ты что сейчас заявила, сучка?! – выплевывает в лицо. – Ты вообще понимаешь, что за такие слова наказывают?!

– А вы меня разве уже не наказали? – парирую, понимая, что уже не просто играю с огнем. Я в него влезла. В самое пекло! Но на душе такая агония, что даже если он сейчас меня расчленит ножом, мне будет плевать…

Он придвигается близко-близко. Смотрит на меня, как зверь. Я даже своими расширенными от страха и рыданий глазами вижу, как раздуваются его ноздри. По-животному.

– Ты понятия не имеешь, как я могу наказать, малолетка гребанная! И запомни, овца, чести много, ради тебя влезать в такое говно! Я с дурью дела не имею, усекла?! Это грязь, не достойная уважающего себя человека! Еще раз посмеешь такое вякнуть, я тебя прямо так голой на улицу выкину!

Отшвыривает обратно на кровать, как тряпку. Между ног все еще горит. Сейчас, когда вынужденно пришлось шевелиться, я почувствовала это с лихвой.

Он только сейчас, видимо, замечает, что к еде, которую поставил накануне, я так и не притронулась.

Плюхается на кровать, сильно сопит.

– Ты решила мне еще голодовку объявить, что сейчас в тепле сидишь, а не по кругу херы сосешь за решеткой? Почему не поела?!

– Оставьте меня, – шепчу дрожащими от продолжающихся слез губами. Мне так жаль себя сейчас. Так жаль. Как я могла так налажать…

Я вздрагиваю, когда чувствую его руку у себя на бедре. Сжимаюсь, боюсь, что он опять начнет приставать, но он просто держит руку, словно… Словно бы это жест утешения, что ли…

– Идиотка… – шепчет он раздраженно, но уже более спокойно. Вздыхает глубоко. Встает и отходит, берет телефон.

– Что любишь? – слышу непонятный вопрос и поднимаю на него глаза. – Что ты хочешь сейчас поесть, Василиса? Хватит уже испытывать мое терпение. Жду от тебя нормального ответа, иначе закажу на свой вкус и затолкаю еду тебе в рот вместе со своим членом.

– Салат… – тихо отвечаю я, веря в его угрозу, – с курицей… Типа Цезаря… – всхлипываю, вытирая сопливый от слез нос.

Он хмыкает, делая онлайн-заказ.

– У тебя пятнадцать минут до того, как принесут еду. Сходи в душ, переоденься. Я принес тебе домашний костюм. И выходи в гостиную. Хватит уже страданий. Ими не поможешь, ни в чём…

Дверь за ним хлопает. Словно бы меня сейчас ударили по щеке. Но обострять сейчас и правда не хочется. Может быть, мы сейчас поговорим, и он отпустит…

Принимаю душ, сразу чувствуя облегчение. Папа всегда говорил – вода смывает половину проблем. В моем случае едва ли возможно отмыться… Но легче становится определенно. Нахожу на банкетке пакет с белым мягким спортивным костюмом, носки и даже тапочки – сапожки из пушистого флиса. Странно, словно бы женщина выбирала. Такое мужики купить неспособны, особенно такие, как Алихан…

Когда выхожу в зал, уже чувствую доносящийся с кухни запах еды. Прохожу дальше. Вижу Цезарь и еще море всего – мясо всех видов, несколько салатов…

Алихан повернут ко мне спиной и разговаривает по телефону. Моего появления он пока не заметил.

– Какой нахер обыск? Они берега попутали?! – раздраженно ревет он в трубку. – Это мое дело, Бека! Я закрывал глаза в их интересах и на большее! Но этого не спущу! Это не только моя репутация, понятно?! Это вопрос справедливости!

В трубке доносится ответ, который я не могу расслышать.

– Нет, это не обсуждается! Я сам решу, кто виноват, а кто – нет. И про нее тема закрыта. Она теперь моя ответственность, – слушает монотонное журчание в трубку. – Да. Вечером буду. Поговорим с ним, но это ничего не изменит. Я своего решения не поменяю. И то, что этот пиздюк остался без яиц, его личная вина…

Алихан оборачивается. Осекается. При мне он говорить явно не настроен…. Почему-то мне параноидально кажется, что речь сейчас обо мне…

– Мне нужно идти. Короче, не е…и мозг. Вопрос плевый. Решишь сам. Не решишь – тебя вместо неё отправлю, усек?! Вот и хорошо! – добавляет, понизив голос и отвернувшись, но положив трубку, снова смотрит на меня.

– Так лучше, – оглядывает меня сверху вниз, явно замечая, что я не только помылась, но и расчесалась, скрутив волосы в жгут. Кивает в сторону стола, – тарелки над раковиной. Накрой на стол. Я не официант…

Я тоже, конечно…

Но молча делаю то, что он говорит. Потому что наверняка тот факт, что еда уже стоит на столе и открыта, говорит о невиданной со стороны Алихана галантности.

Даже стаканы нахожу и ставлю на стол. Он уже за ним сидит. Наклоняюсь, чтобы поставить и немного морщусь. Между ног саднит.

– Больно еще? – спрашивает он, видя мою реакцию.

– Да… – отвечаю, наполняясь страхом. Зачем он спрашивает? Снова я не переживу…

Он видит мои полные ужаса глаза. Поджимает челюсть.

– Извини. Я не хотел… так, – отводит взгляд, – я правда решил, что ты…

Его извинения почему-то режут больнее грубостей. К глазам подступают слезы, и я резко отворачиваюсь.

– Через пару дней заживет. Перестань переживать, Василиса. Даже если бы я всю ночь тебя готовил, все равно было бы больно. Такова физиология. Женская и мужская. Женщина отдает, мужчина берёт…

Этот разговор выводит меня из той крохотной зоны комфорта, в которую мне удалось попасть. Невольно сглатываю ком в горле. Кладу на тарелку мясо, чтобы уйти от его взгляда.

– С твоей стороны было глупо не сказать, что ты девственница, – говорит тихо, придвигая ко мне аппетитную тарелку, – бери побольше. Мясо только с мангала. Лучший шашлык в республике.

– А когда лучше было сказать? Когда вы положили меня животом на стол или когда заставили встать на колени? – в груди так жжет, что эти острые слова сами вырываются наружу, непроизвольно.

Алихан прищуривается. Чуть вскидывает бровь.

– Нормальная девочка изначально не могла оказаться в такой ситуации. Ты чем думала, когда сюда тащилась, Василиса? Когда поздно вечером шла в этот ресторан, к мужикам задиралась? Еще и с такими мразями в одной компании… То, что ты здесь, результат твоих действий, а не моих. Я просто взял, что плохо лежало… И то потому, что ты сама на это пошла. Пытаешься жить взрослой жизнью, неси ответственность по-взрослому.

– Кто ж знал, что у вас здесь… так… – продолжаю я, но понимаю, что морально не готова сейчас продолжать вести этот спор. Опускаю глаза.

– Как «так»? – зато Алихан, походу, к словесной баталии готов. Но потом вдруг сам отступает. – Ешь, остынет.

Только поднеся кусок ко рту, понимаю, как же зверски я голодна.

Лучше набью рот едой. Так хоть можно еще лишнего не сболтнуть. И правда, есть хотелось жутко.

Он одобрительно смотрит на то, что ем я с аппетитом, и это словно бы его примиряет. Мельком замечаю, что лицо сейчас не такое напряженное. Мы поглощаем еду. К слову, очень вкусную. Молчим.

– Так как у тебя оказался тот пакет? – спрашивает он. – Сейчас только правда, Василиса. Это ты таможенникам могла пи…ть. Здесь ты говоришь мне только правду. Обо всем, это ясно? – берет за подбородок – заставляет посмотреть в глаза. – Это первое правило. Я задаю вопросы. И ты честно на них отвечаешь. Какими бы они ни были. Неважно, нравятся они тебе, смущают ли тебя, злят или раздражают. Поняла?

– Поняла, – тихо отвечаю ему. – Я невиновна, Алихан.

Произношу его имя и сглатывая нервно. Может, мне кажется, но когда я говорю «Алихан», он глубоко вдыхает, а его ноздри расширяются. Словно бы принюхивается, как зверь, который знакомится с чем-то новым. Я и сама словно пробую это неизвестное, экзотическое для меня имя на язык. Он демиург моей жизни последние сутки, а я впервые произнесла его имя вслух…

Не хочу сейчас фиксироваться на этом моменте. Он просил правды – я взахлеб хочу ею поделиться. Мне отчаянно хочется, чтобы он поверил. И не только потому, что отчаянно рвусь к свободе. Я уже возненавидела это презрение в глазах всех тех, кто поймал меня с этим проклятым грузом.

Алихан внимательно меня слушает, не перебивая и продолжая есть. Его брови нахмурены.

– Если все это правда, а это правда, потому что ты вроде понятливая и усекла, что врать мне нельзя, то очевидно, подставили тебя твои друганы, Василиса… Потому и говорю, как можно было довериться таким мразям…

Я задумчиво качаю головой. Думала ли я о таком? Конечно, думала. Но только не верю я в это. Не могло так произойти… Они мои друзья, да и как я сама, такие же неместные туристы, ничего и никого не знающие в республике… Я же их не вчера встретила. Мы вместе в универе учимся, какие у нас могут быть криминальные дела… Где мы, студенты, и весь этот мир…

– Был еще таксист… Он закрывал багажник с нашими вещами, когда мы уже погрузились… У Киры должен быть его номер. Она ему звонила.

– Твоя Кира не выходит на связь, – обрубает он меня страшной информацией, от которой по душе холодок.

– В смысле?

– В прямом…

– Не может быть. Кира москвичка, она из хорошей семьи. Не может взять и пропасть просто так… Не думаю, что это из-за этой ерунды… Она вряд ли причастна…

– За эту ерунду, как ты говоришь, можно получить до двадцатки грина на черном рынке. А еще срок от шести до пятнадцати лет.

Это я уже знала… Благодаря таможенникам на страже безопасности родины…

– Кирилл?

– Кирилл тоже пропал. Мобильный отключен, – произносит Алихан, не сводя с меня острого взгляда. – Странная история, не находишь?

Я молчу, пытаясь понять, что делать.

– Можно позвонить на домашний… Они оба московские. В моем телефоне их стационарные номера.

– Василиса, я не лошпед, чтобы ты меня учила, как искать людей. В розыске они. Пропали. И самое странное, непонятно, когда… Зону таможни они прошли, посадочные тоже пробили. После посадки контроля уже нет. За исключением подсчета пассажиров экипажем. На борту все было штатно. Но в Москве на таможне они уже не появились…

Чем больше слушаю его, тем более страшно мне становится. Куда я вляпалась? И что теперь делать?

Алихан считывает мое смятение.

– В коридоре твои вещи. Те, что конфисковали на границе. Кроме дури, разумеется. Там же твой телефон. Я тебе его не верну. Не потому, что прессую. Тебе, как ты должна была понять, во всех смыслах сейчас небезопасно набирать кому-либо или появляться в соцсетях. Не забывай, что тебя поймали с наркотой федералы.

– Федералы? – не понимаю, о чем он.

– Таможенная зона – это не сфера моей ответственности. Это уже органы. А я только владею зданием аэропорта и имею на них… относительное влияние…

– То есть я пока не смогу вернуться домой? – —опасливо спрашиваю его.

Алихан хмыкает.

– Василиса Орлова в розыске, если ты до сих пор не поняла. Я не могу взять и удалить эту информацию, пойми. Пытаюсь организовать так, чтобы ты так же числилась пропавшей, как и твои друзья. Это лучше, чем пойманная с наркотиками и совершившая побег. Потому что если к этому прибавить еще и пропажу твоих друзей, то тебя точно закроют. Чувствуешь разницу?

Я молчу, судорожно анализируя глубину задницы, в которой оказалась. Тело знобит.

– И что мне делать?

Алихан снова хмыкает и снова оглядывает меня. Теперь уже по-мужски. Его взгляд темнеет, зависая на моей шее и стекая к груди. Время любезных разговоров, видимо, прошло.

– Пойдем в спальню, Василиса.

Глава 7

Думал о ней весь день. Думал и возбуждался. И бесился. Не ожидал я такого. Не время сейчас, а тут… Грянула громом, нежданным.

Дура. Когда пересекся в ресторане с дерзкими глазами этой девчонки, еле сдержался. Ладно, не мальчик уже. Захотел телку – бывает такое. Очень давно такого не было, чтобы посмотрел раз на какую-нибудь случайно – и простреливает всё тело. Перетерпел. Идиотка набитая. Плохо, конечно, что приперлась в этот гадюшник, где если и бывают женщины, то только проститутки или шальные туристки, сознательно ищущие себе на голову приключений, а на второе место, чем думают, твердый член. Но списал на подружку. Та-то точно шлюха конченая, раз поперлась к Беке в туалет. Потому и приказал отпустить и не наказывать ни ее, ни эту шкуру. Пусть идут, дурехи. Будут знать, как приезжать и испытывать судьбу в страну гор.

«Искать приключения» – зло повторил про себя, думая про Василису. А она реально зачем сюда приперлась? Она что, совсем на голову отшибленная? Лететь к нам. С такой внешностью. Девственницей. Да если бы в тот вечер мужики знали, что она нераспакованная, за нее бы точно была перестрелка. Подумал о ней и о других мужиках – лапающих эту шикарную высокую грудь, это аппетитную задницу, от которой сразу встает, сжимающих тонкую талию с прорисованным рельефом мышц – нет, не сухих натренированных, а красиво, томно тянущихся двумя параллельными полосками вдоль пупка… В горле запершило…

Но каково же было мое удивление, когда увидел ее белоснежную макушку торчащей на таможне в зоне контроля. Я как раз приехал на работу. Опоздал, голова железная. Кукла не отпускала. Так, сука, возбудился накануне, что всю ночь проститутку жарил с крашеными белыми волосами. И вдруг глаза сами инстинктивно цепляют картину внизу. Что-то происходит, судя по количеству столпившихся людей… А среди толпы – она… Та самая дерзкая девчонка из ресторана. Судьба прям, мать его…

– Мага, пойди узнай, что происходит на третьем пункте досмотра.

Когда доложили, внутри все закипело от ярости на неё. Конченая овца. Все-таки ошибся на ее счет. Ангельскую внешность и смелость в глазах принял за честность, а это она играла. Телка оказалась гребанной наркокурьершей, да еще и какой на голову отшибленной. Небось сама обкуренная и невменяемая, раз так нагло пыталась дурь протащить. Небось перед отъездом еще и всю ночь кувыркалась с кем-то… Даже интересно стало. Дикое желание снова посмотреть в эти дерзкие, бесстыжие глаза…

А потом я зашел внутрь и… опять замешательство. Мало того, что я просто ох…л от того, что делали эти упыри, нарушая все правила и законы, так еще и она… Просто актриса прирожденная. Не туда ты полезла, девочка. С твоей внешностью бы Голливуд покорять, а ты так дешево продалась…

«Я… не такая… Я невиновна… Что вы будете делать»…. Сука, лучше бы просто опустила голову и молчала. Тогда бы не наказывал, не унижал еще больше. Но мне пиздеть – страшное дело. Это вся республика знает. И за меньшее языки вырывал. А она даже сейчас играть продолжает. Пойманная с поличным… Так еще и совершенно голая. Играет испуг, страх, ужас, а сама… Сама дурь везет, безвольно раздевается перед чужими людьми… Как можно быть такой бесхребетной? Взять и позволить себя раздеть за пять минут? Как можно в наше время не знать своих элементарных гражданских прав? На хера они в школьные программы включают все эти науки, если люди элементарному не учатся – уважению к себе и своей чести? Хотя какая честь у этой шлюхи… Она явно была готова уже дать этому отростку в присутствии двух баб.

Это за сколько бы в тюрьме она сломалась? Что бы там с ней делали? Наверняка ничего из того, что она уже не проходила. А я еще и поверил в ресторане, лох, что она не такая… «Не такие» бы раком не стояли перед мужиками по первому требованию.

Не знаю, зачем решил забрать. И понимал ведь, сколько дерьма за собой тащу. А хотел. Хотел её. Хотел вытащить отсюда, отмыть и вы…ать. Наказать. Спасти. Не знаю сам, что хотел от неё. От того и бесился так сильно. Странное чувство, почти животное. Я вроде давно научился своих демонов при себе держать, но с ней как крышу сорвало. В глазах налилось все кровью и желанием. Только я накажу её. Только передо мной ответит… Хотел ее жестко, чтобы сначала кричала от боли, а потом… Потом сама начала течь на меня. Как все они… Чтобы бл…дская натура в итоге взяла верх над всеми остальными инстинктами…

Дорога до квартиры с ней рядом прошла как в тумане. Как в тумане шли наверх, как в тумане ждал ее в спальне. Тумане дикого, адского желания. Трахну ее – а потом подумаю, что делать дальше. И с ней, и с тем, какие последствия будет иметь то, что я преступницу увел с собой. Но кто же, сука, знал…

Целка? Как?! Как такое было возможно при всех обстоятельствах?!

Ушел от неё от греха подальше. Пусть отдыхает. Переборщил… И я подумаю обо всем, всё обмозгую. Давно голова не была в такую кашу, словно бы час на ринге мозги выбивали.

Только все равно ничего не понятно. Я и не представлял, какой шлейф дерьма будет за этой странной историей. После вчерашнего такая эпопея разыгралась – покруче любого детективного сериала… И мне бы не ввязываться в это, слить её и отойти. Даже мог бы адвоката хорошего оплатить или большую взятку дать в ментовке, чтобы не жестили с ней. Да только нет уже. Поздно. Знаю, что думаю о ней… Она в квартире… Со вчера… Надо нормально с ней поговорить. Её сейчас спасет только правда. Правда мне.

Не ожидал, когда пришел, застать ее в той же позе, зареванной, даже не прикоснувшейся к еде за весь день.

Злость охватила. Бабы визжат от меня. Никогда не натыкался на невзаимность и отчуждение, а эта смотрела, как на зверя. Шугалась.

Теперь уже этого не переиграть. Как не переиграть и прочего дерьма нашего знакомства…

Обрадовался, что не стала артачиться и нормально поела. И даже поговорили нормально. Только мало мне с ней разговоров. Это, сука, какое-то наваждение. Никогда со мной такого не было.

Я сижу с ней рядом и дурею – хочу ее под собой, на себе, везде хочу. Меня все в ней возбуждает – как дышит, как ест, как украдкой бросает на меня взгляды, губы закусывает, несмотря на страх, все равно находит силы пререкаться.

Хочу сжать эту шикарную задницу и грудь. Хочу трахать этот невинный рот. Только я. Моя она теперь. Я ее порвал. Порвал и подгоню под себя. Давно не чувствовал такой азарт, такой огонь, такой интерес. За это чувство многое можно заплатить – и даже во все это дерьмо влезть. Словно бы жизнь снова по жилам потекла. Представляю, как вставит после первого ее оргазма… А я так отчаянно хотел, чтобы она для меня кончала…

– Пойдем в спальню, Василиса, – еле сдерживаю похоть. Еле терплю, чтобы не разорвать бесформенный костюм, который Сабина для нее купила, чтобы снова полюбоваться на белоснежную кожу.

И посмотрю сейчас. Она моя. Она всецело зависима от меня. Не лишаю себя удовольствия. Эта девочка мне дорого обойдется. Я только за сегодня проблем огреб больше, чем за весь последний год. Имею право.

Закрываю дверь, видя, как она замирает на середине комнаты.

– Раздевайся, Василиса.

Нравится говорить ее имя. Именно полное, не это нелепое – Вася, как у мужика. Она из сказки.

Ее потряхивает, но она послушно выполняет приказ, стягивая с себя одежду. На этот раз не надо объяснять, чтобы и белье стянула. Девочка понятливая, сама все делает.

Подхожу вплотную со спины. Впиваюсь жадно глазами в это совершенное тело. В памяти все блеклое по сравнению с реальностью. Ее запах, мягкость, чистота сводят с ума. Откидываю длинный каскад волос на одно плечо, провожу по позвоночнику кончиками пальцев. Она ведет плечами. Зябко и страшно кукле. Ничего, согрею.

Опускаю руки на ягодицы и еле сдерживаю стон. Пиздец. Шелковая кожа под пальцами заставляет блаженно зажмуриться. Положил бы ее животом вниз, поставил бы раком, сначала бы целовал, а потом… Сцена у стола из вчера навязчивым клипом в голове… Ох, Василиса, лучше тебе пока не знать, что с такими сладкими попками делают такие испорченные мужики, как я…

– Красивая, – не выдерживаю, шепчу хрипло вслух, – не была бы такая красивая, х.. бы ввязался в это дерьмо.

Она еще не понимает степени палева вокруг. Не понимает, куда попала, что разворошила. И не нужно ей понимать. В её глазах я пока плохой похотливый мужик, который забрал ее невинность. Она пока не знает, что я единственный её защитник. Или понимает. Потому и выполняет все беспрекословно, хоть в глазах и ужас.

Разворачиваю к себе порывисто и еще больше зверею. Глаза сразу впиваются в покачивающуюся грудь. Натуральную, высокую. С ярко-розовыми сосками, которые к центру почти красные, как ее губы. Такая красотка должна всё время голой передо мной ходить. Просто преступление прятать это произведение искусства. Моё. Для меня.

Хочу ее сиськи. Хочу их трахнуть. Зажать их, мять, обладать. Трогаю их жадно, накрывая своими смуглыми руками на фоне белого бархата ее кожи, цепляю пальцами соски, поднимаю глаза на ее лицо и…

Бл… Опять вся в слезах. Что за бред, она теперь все время лужи будет наливать, стоит мне только к ней прикоснуться?

Она молчит, прикусив губу. Дрожит вся.

Вместе с возбуждением по телу прокатывается раздражение. Я насильник в ее глазах. Бесит.

– О чем рыдаешь, кукла? Что сделано, то сделано. И наркоту уже не выкинуть за забор, и целка твоя к тебе обратно не вернется, – рычу, обхватывая ее за лицо и притягивая к себе, – думать надо было раньше головой, а не тем, что между ног. Сама приоритеты своей жизни расставила…

Замираю, касаясь ее лба губами. Капец она горячая.

– Ты горишь, – шепчу все еще хрипло, но намного мягче.

Не шевелится, как каменная. Только дрожать продолжает. Наверное, это от озноба. А может и от страха. Хер поймет этих баб, что с ними происходит.

– Хватит уже ссаться меня, Василиса. Давай, иди в постель ложись. Сейчас разберемся, что с тобой.

Подталкиваю ее к кровати, откидываю одеяло и укладываю, накрывая им сверху. Вижу, как продолжает дрожать дико, просто бьется.

– Не трону тебя сегодня, успокойся уже! – раздраженно гаркаю, понимая, что да. Не трону.

Быстро набираю Сабину.

– Привет, на квартиру старую приезжай. Прям сейчас. Срочно нужно. И аптечку с собой прихвати. Или что там у тебя есть. Нет, медсестры не надо точно. Лишние глаза ни к чему.

Глава 8

То ли это агония жара, то ли стресс от переживаемого, но последние часы я в бреду. Помню все обрывками, кривыми и рваными, алогичными, сквозь пелену сна и бодрствования.

Помню женщину – даже в своем состоянии ловлю себя на мысли, что она очень красивая и породистая. С высоким открытым лбом, подчеркнутым темными, собранными в высокий хвост волосами. Она смотрит на меня серьезно и сосредоточенно. Меряет температуру, проверяет давление.

– У нее лихорадка, сделаю укол жаропонижающего. Все нормально будет.

– Точно? – слышу грубовато-хриплый голос Алихана чуть позади.

– Бывает такое. И от стресса, и от… после первого полового акта. Женщины по-разному стресс переносят. Ты иди давай, нечего тебе здесь делать. Я с ней побуду.

От этих слов становится одновременно и страшнее, и легче. Не хочу его видеть, боюсь его. И в то же время эта женщина мне тоже совсем незнакома, чтобы ей доверять.

Не успеваю сосредоточиться на этой мысли, проваливаюсь в забытье. Не знаю, сколько продолжается мое состояние, но когда прихожу в себя, то взгляд проясняется. В комнате уже глубокие сумерки. Женщина сидит чуть поодаль, в кресле перед включенной лампой, читает книгу. Она не сразу замечает, что я проснулась, и у меня появляется возможность ее рассмотреть.

И правда очень красивая. Восточная красота, знойная. И в то же время тонкая, рафинированная. На ней темное широкое платье в пол, но оно только украшает ее фигуру – судя по комплекции, скорее сочную. На ухоженных руках с маникюром красивые кольца из серебра – аксессуары крупные, прямо под нее. Рядом краем глаза цепляю какую-то на вид очень дорогую сумку, наверное, это кожа змеи или крокодил, судя по выделке.

– Привет, Василиса, – обращается она ко мне мягким голосом, заметив, что я ее рассматриваю, – как ты сейчас себя чувствуешь?

– Получше, – отвечаю я хрипло, – кто вы?

Женщина встает, грациозно положив книгу на столик, подходит ко мне и улыбается.

– Меня зовут Сабина. Я сестра Алихана. Я знаю, что с тобой произошло. Ты можешь мне доверять.

Я смотрю на нее подозрительно. Хоть и с интересом. Теперь я вижу сходство между ними. Она такая же статная, как он, породистая. Хоть по глазам кажется, что постарше. Я не знаю, сколько лет Алихану, но у Сабины взгляд печальнее, осмысленнее, что ли. Или просто он всегда на меня смотрит волком… Красивая. Ослепительно красивая. Именно такая, какая есть, вся. И так ей идет ее скромное, но стильное одеяние. На такую женщину точно оборачиваются. Ее красота зрелая, но годы, как кажется, ей только к лицу. Какой же она, наверное, красавицей была в молодости. Ловлю себя на мысли, что жуть как хотела бы ее пофотографировать. Запечатлеть эту идеальную, спокойную благородность.

И почему я об этом думаю сейчас? Просто концентрируюсь на чем-то единственно красивом в этом мире ужаса, в который попала… Или это болезнь…

– Я сделала тебе укол ипуброфена. Он действует не только как жаропонижающее, но и обезболивающее. Но по идее, время действия должно было пройти. Как там? – кивает головой в сторону моего паха.

Я сразу напрягаюсь. Становится гадко на душе. Не хотела, чтобы она знала.

– Не переживай и не стесняйся, Василиса. Я не только женщина и тоже через это проходила, я еще и гинеколог. Брат попросил меня посмотреть тебя и поговорить. Он очень волнуется за то, чтобы ты чувствовала себя хорошо.

Тут я не выдерживаю. Сначала усмехаюсь. Потом начинаю смеяться истерично, заливаясь, переходя почти на рыдания. Заботится обо мне? Этот насильник?

На удивление Сабина спокойно сносит мою истерику. Протягивает стакан с водой. Дает прийти в себя. В итоге я чувствую себя неловко от своего взбрыкивания. Вот уж точно мудрая женщина…

– Давай отбросим сейчас все обиды и переживания. Если захочешь, мы об этом обязательно поговорим. Сейчас мне и правда важно посмотреть тебя и если нужно – помочь. Нужно понять природу твоего жара, одно дело – просто стресс, другое – воспаление…

Я не хочу этого, но молча соглашаюсь. Она права. Как минимум мозгами понимаю, что Алихан не оставит меня в покое в ближайшее время, пока я не придумаю, как бежать отсюда. Я не хочу той дикой боли. И хочу понять, как ее избежать…

Сабина надевает перчатки. Действует очень деликатно. У нее мягкие руки, и я и правда расслабляюсь.

– Все нормально, дорогая. Понимаю, для любой девушки в твоем положении пережитое – шок и стресс, но это наша физиология, от этого никуда не уйти. Никаких повреждений нет. Все скоро заживет…

Собираюсь с силами, сглатываю и все-таки спрашиваю. Она ведь специалист…

– Это… это всегда будет так больно?

Сабина переводит на меня глаза и так искренне улыбается, что я почему-то сразу настроена верить ее ответу.

– Ты что? Понятно, первое время тебе нужно будет привыкнуть к новому состоянию своего тела, привыкнуть к мужчине, но ни о какой боли больше не может идти речи. Напротив, женщинам это очень нравится… Все происходит в голове, Василиса. Ты должна принять его мозгами, дать разрешение своему телу познать мужчину. И тогда все изменится. Секс превратится для тебя из страшного кошмара в наиприятнейшее занятие, которым будет хотеться заниматься снова и снова. За Алиханом всегда была репутация женского сердцееда, так что, думаю, у вас все будет хорошо. И да, я купила тебе таблетки… Начинай их пить. Сейчас самое время. Прочитай инструкцию, не пропускай, если не хочешь забеременеть.

Дергаюсь от ее последних слов, как от пощечины. О чем она? Что может быть между нами хорошего? Какие таблетки?! Она говорит о нас как о паре. А мы… А я просто его рабыня, пленница… И пока понятия не имею, что мне делать.

– Вы знаете, как я сюда попала? – задаю вопрос в лоб. Он режет мое горло, но иначе не могу…

Сабина не напрягается, но ее лицо становится более серьезным. Такое обычно у тех, кто понимает и принимает всю правду, без прикрас.

– Можно встречный вопрос, Василиса? Он удерживает тебя здесь силой?

Я прикусываю губу.

– Ну, и да… и нет…

– Не может быть такого. Лукавишь сама себе. Ты добровольно сюда поехала или он притащил тебя силой?

– Он поставил меня перед выбором…

– И ты сама его сделала?

Прикусила губу. Она права. Я сама выбрала пойти с ним, а не в тюрьму. Я сама опустилась перед ним на колени… Он не принуждал меня ни к чему…

Отворачиваюсь, потому что к глазам подступают слезы.

– Василиса, послушай меня, дорогая, – она накрывает мою руку своей, – я прожила несколько больше, чем ты. И точно знаю – все в жизни очень условно и относительно. Я понимаю, что сейчас у тебя, возможно, все не так, как ты представляла, но ты должна думать не о том, что могло бы быть, а о том, что точно не произошло, потому что стало именно так. Я знаю, что ты попала в большую опасность. Да, именно опасность. И Алихан считает именно так. Конечно, он теперь не верит в твою виновность, но, как я поняла, ситуация приобрела гораздо более сложные масштабы. И думаю, что этот подклад в твою сумку – это только часть общей, более сложной истории. Люди просто так не пропадают. И счастье, что Алихан оказался на работе в тот самый момент, когда тебя взяли. Разве это не судьба, что вы встретились накануне? Разве не стоит за это благодарить Всевышнего? Ты в тепле, безопасности, под его защитой. Думай об этом. Сосредоточься на настоящем. С Алиханом нет смысла думать слишком много – он подумает за тебя. И защитит. Поверь, я знаю своего брата. Он может быть грозным и жестким снаружи, но у него доброе сердце. И к тебе он относится не как к ничтожеству, иначе меня бы здесь не было… Знаешь, жуть как хочется попить кофе. Ты будешь? Я пойду сварю, а ты подходи, если хочешь поболтать…

Глава 9

Я все-таки вышла к Сабине. И мы еще проболтали с ней как минимум с час. Удивительно приятная женщина. Грамотная, спокойная. С такой говорить – одно удовольствие.

Она расспрашивала меня про жизнь в Москве, делилась своими впечатлениями от столицы, куда, оказывается, ездила часто. У Сабины была своя сеть гинекологических клиник, и она часто посещала различные бизнес-тренинги и лекции профессоров в сфере медицины. Из контекста я поняла, что она не только любит брата, но и во всем на него полагается, что ее бизнес – во многом его заслуга. Как-то незримо из разговора стало ясно, что мужа у нее нет, как и детей. Я, конечно же, не стала ничего расспрашивать. Я вообще не спрашивала ничего об их семье, не касалась темы Алихана сама. Мне казалось, сделай я этот шаг, это даст им основание решить, что я смирилась со своей ролью безвольной пленницы, но это не так. Сомнения, подозрения, переживания продолжали грызть меня со всех сторон. В моей ситуации нельзя было верить никому. И я не верила.

– Как самочувствие? – тронула мой лоб, проверив, нет ли температуры.

В этот самый момент зазвонил телефон.

– Да, Алихан, – ответила Сабина, пристально следя за моей напряженной реакцией на его голос, – еще спит. Я снова дала ей жаропонижающее. Угрозы жизни нет. Все нормально. Но девочке нужно еще отдохнуть… Пусть отлежится пару-тройку дней.

Он что-то ответил в трубку. Судя по тону, слегка раздраженно.

– Я понимаю, но ничего поделать с этим не могу. Как есть, так есть.

Положила трубку, перевела на меня пристальный взгляд.

– Он не приедет. Ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. Отдыхай. Я организую тебе питание и все, что нужно, из предметов гигиены. Я думаю, Вася, этого времени тебе должно хватить, чтобы взвесить все за и против своего положения, выстроить свою женскую стратегию. Знаешь, какую главную мудрость я вынесла за эти годы? Не стоит злить мужчин и пытаться с ними соперничать. Они все равно возьмут свое, но сделают тебе больнее. Не предумышленно. Потому что мужская ярость жестокая. Они делают, а потом думают, и часто не тем местом, если их выбесить. Сила женщины в хитрости и гибкости. Умей подстраиваться. Это даст тебе фору анализировать. Это смягчит их злость и ярость. Это в конечном итоге сделает тебя победительницей.

Я молчала, поджав губы. Ее этика женского подчинения, возможно, понятная местному менталитету женщин, была для меня чужда, даже отталкивала. Я ломала себя. Мою прострацию сейчас, то, что я еще не выскочила в окно, пытаясь всеми способами сбежать от этого человека, объяснял лишь страх оказаться в еще большей опасности, чем с ним, под ним… Да, я ставила во главу угла расчет, а как бы поступили вы на моем месте? И да, мысль о том, что это расчет, спасала меня и от осознания того, что все происходящее сейчас здесь – не по моей воле. Да, я легла под него. Да, я приняла его помощь. Но только потому, что один выбор был хуже другого. Он воспользовался. Я тоже пользуюсь и рассчитываю, что выгодно для меня. Дашь на дашь.

Сабина встала, взяла свою красивую сумку, закинула туда телефон. На комоде у входа я увидела ключи от автомобиля, судя по знаку, знаменитой элитной немецкой марки. Да, женщина производила впечатление очень успешной. Неужели и водит сама?

Она проследила за моим взглядом и улыбнулась.

– Как станешь получше себя чувствовать и Алихан решит ваши проблемы, возьму тебя с собой, вместе время проведем – —съездишь, клинику посмотришь, проедемся по магазинам. Договорились?

– Спасибо за помощь, – только и смогла ответить я.

Сабина усмехнулась.

Уже в дверях повернулась ко мне и многозначительно сверкнула глазами.

– Наших мужчин испокон веков называют орлами. Орлы – тотемные животные нашей республики, нашего народа. Они и правда бесстрашны. Гнездятся выше всех, летят, широко раскинув крылья. Хищники, наводящие ужас даже на огромных животных. Но знаешь, кто все же сильнее орла? Тот, кто его приручил, Василиса. Поверь мне, нет чувства большего упоения своей властью, когда ты выставляешь руку, а орел несется с огромной высоты, пикирует вниз, хищно смотря на этот мир, готовый вцепиться своими когтями и клювом в любую жертву, а в итоге… В итоге он покорно садится на твою выставленную вперед руку…

Глава 10

Через пару дней мне гораздо лучше. По крайней мере, физически. Я исправно пью таблетки, которые мне оставила Сабина. Легкое обезболивающее и витамины. На противозачаточные смотрю косо, но потом все-таки плюю и пью. В конце концов, это мое здоровье и мои интересы. Она права, организм испытал такой стресс, что без дополнительной подкормки не справиться.

Сабина звонит стабильно на домашний по два раза в день, осведомляется о моем здоровье. Она приезжала вчера, чтобы убедиться, что со мной и правда все хорошо. У нее был прием на работе, времени особо поболтать не нашлось, но пышки с картошкой и тыквой, которые она мне привезла, были просто объедение. Алихан не появляется и не звонит, слава Богу.

Уже третий день. Принимаю душ, смывая с себя остатки токсинов после болезни – говорят, что с потом из тела выходит весь яд. Для того и нужна температура. Самоочищение организма.

Выхожу из ванной, в гардеробной, помимо полотенца, нахожу свежее белье и меняю его на кровати. Беру тряпку в ванной и прохожусь по поверхности мебели в комнате – убираю легкую пыль. Когда под рукой нет телефона, а нервы ни к черту, нужно себя занять. Я даже набираюсь смелости и выхожу к полудню за пределы спальни. Удивленно рассматриваю просторную гостиную с парой-тройкой иллюстрированных габаритных книг на полках, скорее для интерьера, на кухне в холодильнике стандартный набор свежих продуктов. Есть хочется, потому жарю себе пару яиц и режу огурец.

Даже чай нашла и заварила. Попила.

Кидаю глаза к двери, непроизвольно трепеща от мысли, что он может показаться. Натыкаюсь на свой рюкзак. А я и забыла, что Алихан его принес… Подхожу, открываю его, словно бы это портал в мою старую жизнь. Беру фотоаппарат и… невольно начинаю плакать. Сердце сжимается от боли. Объектив разбит… Как и моя жизнь…

Устала слоняться по этому безликому дорогому дому. Было видно – здесь все время не жили. Это словно бы огромный номер в отеле. Интерьер продуман, но души в нем нет, как и индивидуальности хозяина.

Тянуть больше нет смысла. Снова захожу в ванную, ловя свое отражение в зеркале. Вот чего я все это время боялась и чего избегала. Посмотреть на себя и посмотреть правде в глаза. А правда такова, что я в полной заднице. Проанализировав все факты, переспав с ними, так и не найдя в собственной голове никаких логичных ответов, я поняла, что стою посередине болота и каждое лишнее мое движение просто сильнее меня в него втягивает. Страшно…

Что я имела в преимуществе? В чем было мое спасение? Как ни крути, как ни строй из себя поруганную честь и жертву насилия, только этот непонятный устрашающий мужчина мог дать мне какую-никакую защиту. Как ни крути, был бы он моральным уродом, он бы уничтожил нас с Кирой еще в тот вечер в ресторане. И уж точно не присылал бы свою родную сестру меня выхаживать.

Бледная, осунувшаяся. На королеву красоты, конечно, сейчас я тянула мало. Отсутствие косметики делало меня вообще похожей на какого-то тинейджера.

В этот самый момент услышала, как ключ в двери поворачивается. Сердце ухнуло прямо в пятки, ударившись о пол. Судорожно схватилась за раковину, готовясь к встрече. И все равно не получалось приготовиться.

– Василиса, – спустя пару минут услышала голос Алихана, который, видимо, уже успел зайти в спальню и меня там не застал.

– Добрый день, – ответила я тихо, выйдя из уборной. Сознательно выбрала нейтральное приветствие, потому что опять колебалась, называть его на «вы» или на «ты».

– Как ты себя чувствуешь? – просканировал меня внимательно, проигнорировав приветствие, но это ничуть не задело.

– Спасибо, в отношении физического состояния вполне сносно. Видимо, это был результат стресса.

– А в отношении морально-психологического? – спросил, подняв бровь. Его губы чуть дернулись в подобии улыбки, но она тут же схлынула с лица.

Я пожала плечами, печально улыбнувшись. Не хотела ершиться и юлить. Я и так для него как на ладони. Я и так полностью от него завишу.

– Будет зависть от того, что мне скажете вы… Как скоро отпустите…

Алихан снова внимательно на меня посмотрел. Хмыкнул без улыбки.

– Здесь платье. Переоденься. Поедем поедим, – произнес он, протягивая белый твердый бумажный пакет, который я только заметила у него в руках, – ты ведь наверняка хотела бы пройтись и подышать свежим воздухом.

– Разве… разве это не безопасно? Выходить из этого дома…

– Со мной – да.

Когда я появляюсь в гостиной уже одетая, он разговаривает по телефону, но словно бы рапортуется, зависая на мне глазами. Мне и правда идет. Платье цвета темной морской волны в пол. Струящийся шелк, закрывающий меня от горла до пола. Никогда не думала, что такие вещи мне пойдут или что их приятно носить, но на поверку оказываюсь словно бы в коконе из мягкой ткани. И я правда чувствую себя в этом наряде женственной и красивой. Не нужно ни мини-юбок, ни открытых декольте…

– Волосы собери, – хрипло выдает он мне, – и накинь шаль. В пакете тоже должна быть.

Делаю, как он говорит. Перспектива покинуть эту квартиру за все это время – уже подарок, так что хоть в парандже.

Когда ловлю свое отражение в зеркале на выходе, сама поражаюсь, как красиво выгляжу. Никогда не думала, что закрытое платье в пол и платок на голове могут превратить обычную девушку в настоящую принцессу. А ведь раньше мне казалось, что мусульманки репрессированы, покрываясь… И словно бы прячут свою красоту.

Мы спускаемся вниз к паркингу в тишине. И я уже не удивлена, что он продолжает нагло меня рассматривать.

Помогает сесть в машину – и снова в этом жесте не заискивающее ухаживание, а наоборот, превосходство, обозначение, что он главный, мужчина…

Спустя двадцать минут мы паркуемся у ресторана. По дороге не говорим. Я с интересом разглядываю пейзаж за окном. В этой части столицы я не была. Но когда понимаю, что мы едем к морю, на душе появляется какая-то неконтролируемая радость. Проходим к столику – и я буквально охаю, когда вижу, что мы в отдельной кабинке, на скале, а внизу – плещущееся море.

– Спасибо, – вырывается самопроизвольно.

– За что? – не понимает Алихан.

– Люблю море… Давно на нем не была… В эту поездку видела только издалека, не было времени приехать специально…

Он смотрит на меня. Я опять чувствую. Но не хочу поднимать глаза и видеть в них что угодно, но только не свою свободу… Воспользуюсь этим моментом и просто буду смотреть на море… Вот у кого истинная свобода…

Снова даю ему право заказать и делать выбор за меня. Мясо я люблю, и он точно его закажет – это главное.

– Готова поговорить? – спрашивает он.

Я киваю.

– За этим ведь мы здесь.

Теперь кивает он.

– Готов ответить на твои вопросы, Василиса. У тебя явно они есть. А потом ты послушаешь меня.

– Не наоборот?

– Задавай, – повелевает он.

– Мои друзья нашлись?

– Нет.

Печально киваю, думаю.

– Только это тебя интересует? О себе спросить не желаешь?

Желала, конечно. Но боялась…

– Я… я все еще наркокурьерка?

Алихан хмыкает.

– Нет, Василиса. Этот вопрос я как раз уладил. Теперь ты тоже пропавшая без вести. Но ты ведь понимаешь, что это означает?

Я смотрю на него, закусывая губу.

Приносят еду, которая источает дико аппетитные ароматы. Но я сейчас так волнуюсь, что даже чувство голода отступило.

– Василиса Орлова не может теперь просто взять и появиться из ниоткуда. По крайней мере, пока все не станет ясно с твоими друзьями. Я уже молчу о том, что наркотики в твоей сумке – это не только статья. Кто-то ведь их подложил. В чем-то ведь был умысел… Ты можешь быть в опасности. И степень этой опасности и ее природа мне пока непонятны…

– Что это означает?

– Это означает, что домой ты не вернешься. Пока… Ты ведь сама понимаешь?

Я сглатываю. Но как ни странно, такого ответа я ожидала и даже мысленно была к нему готова.

– Больше ничего не хочешь узнать? – с интересом смотрит на меня, разглядывает. Испытующе…

Я молчу, тяжело вздыхая.

– Почему не спрашиваешь, звонила ли тебе мать? Твой телефон все еще у меня....

В горле скребет. Потому что я почти наверняка уверена, что не звонила.

– Не звонила потому что, – отвечаю тихо и отворачиваюсь.

Алихан пристально меня разглядывает. Как же тяжело от этого постоянного взгляда весом в сто пудов.

– Я навел справки о тебе. Ты не дворняга и не сирота. Нормальная семья из провинции. Отец недавно умер. Мать бухгалтер. В чем дело, Василиса? Что ты не поделила с матерью?

«Это она со мной. Жилплощадь моего отца», – хотела сказать, но не нужно ему копаться в моем сердце и в моей истории.

– У матери своя жизнь. Она недавно вышла замуж и мало интересуется моей. Это лето я планировала провести в общежитии в Москве. Про поездку я ей не говорила. До поездки мы с ней тоже не созванивались месяца три. Так что… Думаю, это не самая большая проблема – то, что она не звонит…

– В чем тогда проблема? Что тебя так сильно расстраивает в том, что ты не сможешь вернуться в Москву? Почему туда так спешишь?

– Пока не могу вернуться… – добавляю я, словно бы от этого моего замечания что-то изменится.

Он хмыкает, специально игнорируя мою ремарку.

– Ешь, Василиса. Мясо остынет. Разговор от нас никуда не убежит.

Я делаю, как он говорит, потому что и сама не очень хочу его продолжать. И в то же время эта тема жжет меня, выворачивает наизнанку. Это убивает – в одночасье стать из живого субъекта просто объектом, местоположение которого определяет совершенно чужой человек. Никем…

– Очень тяжело вот так в один момент взять и оказаться словно бы на другой планете.

– Мы не на другой планете. Мы оба люди, говорим на одном языке – русском. Пусть я с акцентом, но все отмечают, что мой русский хороший. И да, ты сама при нашей первой встрече красноречиво сказала, что мы на территории Российской Федерации.

Последнее он добавляет с легкой усмешкой. Что бы Алихан ни говорил, его зацепила та наша перепалка. Он все равно сейчас самоутверждался.

– Вы понимаете, о чем я говорю… У меня вообще-то была своя жизнь. Мне двадцать лет. Мечты, цели, планы… Моя учеба… Я перешла на третий курс… Вы сказали, что я пока не смогу вернуться, но ведь этот момент настанет, да? Настанет день, когда я окажусь на свободе?

– На кого ты учишься? – опять полный игнор главного моего вопроса.

– На менеджера.

Он снова хмыкает. Как же раздражает это его самоуверенное хмыканье.

– И что это, по-твоему, означает?

Я тушуюсь на секунду. Дурацкий вопрос.

– Я буду управленцем, – твердо отвечаю я.

– И чем ты собралась управлять? – ирония в его вопросах только усиливается.

Снова запинаюсь. Не это ведь сейчас важно. Молчу на его вопрос.

– В нашей стране семьдесят процентов выпускников институтов – менеджеры. Включая нашу республику. Все хотят управлять, а быть управляемыми – не очень. А ведь на вторых и держится система. Управленец имеет силу только тогда, когда есть чем управлять… Иначе он просто клоун, а не управленец. Вот и растим в основном клоунов. Что мы, что вы…

– Вы сами только что разделили – «мы», «вы»… Мы же Россия… – подцепляю я его.

– Россия слишком большая, Василиса. И да, преимущество нашей страны в том, что у нас очень много культур и обычаев. Национальности разные, религия, взгляды на жизнь. Вот в чем наш потенциал и главная сила. Вот только легких путей по жизни ищут все, вне зависимости от того, из Москвы они или откуда подальше, какого происхождения и вероисповедания. А где легкий путь – там почти всегда самообман и жажда к халяве. Так и с учебой. Почти никто не хочет думать и работать. Все хотят денег и безделья. В этом как раз ни разница менталитетов не помешает, ни национальностей.

Слушаю его и невольно удивляюсь, откуда такая грамотность. И поставленная речь, и словарный запас. Алихан немногословен. Но если отвечает, то емко и по делу. Его типаж сейчас, кажется, кардинально отличается от того обезьяноподобного образа, в котором мы встретили его в компании друзей…

– О чем так задумалась?

– Вы слишком грамотны для того бандюгана, которого мы встретили в первый вечер. Странное ощущение. Словно бы это были не вы… – отвечаю в лоб.

Он смеется, показывая свои идеальные белые зубы. Смеется опять только поверхностно. Словно бы механически. Его душу этот смех не трогает.

– Забавная ты, Василиса. Видишь, это опять вопрос восприятия и культуры. Я не меняюсь и не играю с тобой, чтобы ты понимала. Просто ты опять анализируешь все через призму своего менталитета. У нас во главе угла стоит уместность. То, что я позволяю себе с друзьями – это одно. То, что я позволяю себе в компании женщины, которую определяю для себя не как блядь, другое.

Вздрагиваю от этого его определения почему-то. Слово «на б» он произнес с таким черным потемневше-порочным на мгновение взглядом, что по телу пробегает озноб. И все равно, это не помешало мне дальше идти на обострение…

– То есть уместно вести себя по-хамски в присутствии незнакомых русских девушек за другим столом? В присутствии своих сестер бы вы так себя не вели?

Алихан становится суровым и на секунду просто рассматривает меня.

– Ты не услышала главного, Василиса. Уместность. Начнем с того, что наши сестры не пойдут в такое заведение поздно вечером. У этого ресторана весьма красноречивая репутация. Нормальные женщины туда не ходят. И не будут обострять так, как вы с подружкой. Нормально делай – нормально будет. И да, мужчины там могут себя вести плохо. Очень плохо. Ты маленькая еще девочка, пока даже не понимаешь значения этого «плохо», – его свинцовый взгляд на мне. Тяжелеющий на глазах, загорающийся теми же искрами, что и там, в тот первый вечер. Страшно…

«Зачем Кира нас туда потащила?» – в сотый раз проносится отчаянная мысль в голове. Но потом здравый смысл подкидывает и другую мысль – а что бы я делала, если бы мы не встретились накануне и он не захотел мне «помочь»… Наркотики были у меня в сумке, это данность. И она явно не была связана с походом в ресторан и неприятной встречей с этими мужчинами…

– Ешь, Василиса. Остывает.

– Не люблю, когда меня называют Василиса. Я Вася.

– Ты Василиса. Вася тебе не подходит.

Усмехаюсь.

– А что еще мне подходит, не подходит? Может, еще есть какие-то предпочтения по тому, как следует дышать? Глаза тоже как-то по-особенному надо закрывать и открывать? Смотрю, вы тоже прирожденный менеджер, да? Решили начать управлять мной?

Он улыбается. Темной, нехорошей улыбкой.

– Забавная ты, конечно. Дерзкая, слишком. Но как котенок. Царапаешься, совершенно не понимая, зачем и что за это будет… На первых порах прощу тебе. У тебя многое сейчас будет в первый раз. Учить придется… Мы перешли с тобой на «ты». Напомнить, при каких обстоятельствах?

От его двусмысленных слов внутри все переворачивается. Самое странное, что, помимо жуткого раздражения, его слова порождают необъяснимое волнение. Знаете, такое, на грани. Мне словно бы хочется нарочно его провоцировать, нарочно ждать его реакции и…

– Мне есть, кем и чем управлять, Василиса. Лучше скажи мне, ты сама выбрала эту профессию? Это то, чем ты мечтаешь заниматься по жизни? Твое призвание? Я видел профессиональный фотоаппарат среди твоих вещей. Это хобби?

Я не хочу говорить ему, что мое призвание – это фотография. Не его это дело. Равно как и выбор учебного заведения. Пошла, потому что прошла по баллам, потому что все идут… Дурацкие вопросы задает…

– Зачем эти расспросы? Я вроде же не на допросе. Или все как в тюрьме? Хотя почему как… Я и так в тюрьме… В одиночной камере…

Предпочитаю прервать этот диалог, отвернувшись к окну.

– Ты разве в тюрьме? По-моему, ты отдалась мне ради того, чтобы туда не попасть…

– Я и не на свободе… За все это время я первый раз вышла на улицу, с вами. Понимаю, возможно, ваши женщины привыкли жить только дома, но я… мне сложно… Я хочу учиться, я…

– Видишь, опять стереотипы и разница культур… Во-первых, наши женщины – тоже не дети подземелья. Это нелепый стереотип, который ты сама прекрасно бы развенчала, вспомнив про мою сестру. Во-вторых, я не планирую держать тебя взаперти. Именно поэтому мы сейчас здесь. Я тебе уже говорил про уместность. Так вот, мы в нужном месте. Хочу, чтобы тебя все увидели здесь, со мной.

От его слов внутри почему-то начинает клокотать. С одной стороны, мне страшно, с другой… Не знаю, что с другой. Сложно пока понимать эти эмоции…

– В ресторане почти никого. И мы в отдельной кабинке.

Алихан хмыкает над моей наивностью.

– Ты не в Москве, Василиса. Хотя и в Москве у многих заведений то или иное реноме, и уважающий себя мужчина свою женщину не приведет туда, где обычно собран весь эскорт. Здесь у каждого места свое значение. Потому и говорю, что в том ресторане вашей компании появляться было нельзя. Ты просто не понимаешь масштаба последствий, если бы тогда я не понял, что ты не шлюха, и приказал вас не трогать. То же самое и здесь. Здесь тоже люди определенного круга. Поверь, достаточно, чтобы увидели и усекли, что ты… – последнее он не договаривает, и мне чисто интуитивно вот от этой самой недоговорки становится очень не по себе.

Нервно облизываю губы, и это мое действие не остается без его внимания. Горячий взгляд теперь стекает на мою грудь, плотно обтянутую шелком платья. Даже в таком скромном наряде чувствую себя перед ним раздетой. И что это за мужчины за такие, эти кавказцы? Почему умеют посмотреть так, что внутри все переворачивается, и сразу вспоминаешь, что ты женщина. Всего лишь женщина…

– Десерт заверните с собой, – говорит он жестко официанту, а у меня по телу дрожь. Мы явно планировали провести здесь дольше, чем проводим. А я вдруг отчаянно боюсь сдвигаться с места, потому что не знаю, чего ждать после нашего диалога почти на повышенных тонах…

– Поехали. Дома сделаешь нам чай.

К пакету не притрагивается, явно давая понять, что завернутую еду на вынос должна брать я.

Как же бесит его показная доминантность.

Обратно едем тоже в тишине. И мне вдруг очень грустно, что я потратила драгоценное время на свежем воздухе на разборки с ним вместо того, чтобы наслаждаться красотой моря и его ароматом – здесь оно особенно терпкое, пряное, пахнущее свежестью и солью. Раньше мы выезжали к морю с семьей – еще когда папа был жив, – пару раз в Турцию, один в Египет, в Крым и Сочи почти все детство, но только здесь я почувствовала, что море, оказывается, имеет такой сильный аромат, особенный. Здесь оно словно бы живое.

Путь с паркинга до двери в лифте снова проходит под его внимательный взгляд.

Заходим внутрь. Я делаю пару шагов в сторону спальни, чтобы снять с себя, наконец, слишком нарядно-помпезное платье и опять зарыться в мнимый уют домашнего костюма, но не успеваю, потому что чувствую его руку на животе.

– Не спеши, – шепчет хрипло…

Глава 11

Я замираю и сжимаюсь. Я еще не готова к сексу… Не готова повторить все то, через что прошла. И пусть Сабина говорила, что теперь будет иначе… Я не верила… Пусть мозги подсказывали, что я должна, чтобы сделать свое положение лучше…

Алихан разворачивает меня на себя и опять долго смотрит.

– Красивая, – шепчет хрипло, – пиздец какая красивая. Покрытая еще красивее. С ума по тебе сошел, Василиса…

Шепчет горячо. Слишком горячо. Так откровенно, что это смущает меня, дезориентирует. У этого мужчины всё через край – он делает больно, не стесняясь. Не стесняясь, заставляет чувствовать себя королевой красоты своими прямыми комплиментами. Я не встречала такого раньше. Это как лед и пламень одновременно. Это пугает меня и дезориентирует.

От прикосновений шаль спадает на плечи, он вовсе ее скидывает и распускает волосы. Его пальцы обводят мои скулы.

– Не бойся меня сейчас, понятно?

Не успеваю ответить.

Он стремительно приближается к лицу и глубоко целует.

Его язык горячий и умелый. И сейчас мне почти не страшно. Рваное дыхание и дико бьющееся сердце под рукой говорит о том, что ему не наплевать на меня. Я пока не понимаю, плохо это или хорошо. Но не отталкиваю. Чтобы оттолкнуть, надо самой твердо стоять на ногах, а я, очевидно, упаду. Потому что в одночасье потеряла все точки опоры.

Снова разворачивает меня спиной к себе, дергает за молнию, тут же оставляя в одном белье. Спасибо Сабине, благодаря ей я сейчас не голая перед ним. Впрочем, этот вопрос тоже стремительно им решен – он поддевает лифчик, следом за ним отправляются и трусы.

– Не бойся, – снова повторяет сипло и целует в шею, когда чувствует, что я опять дрожу. По телу почему-то бегут мурашки.

А я боюсь все равно.

Ойкаю, когда Алихан вдруг подхватывает меня на руки и несет на кровать.

Его шея такая большая и сильная. И мне приходится ее обнять, чтобы не потерять равновесие. Его запах не отталкивает. Теперь он знаком. Хоть это все равно запах чужого человека.

Кладет аккуратно на кровать, нависает сверху, полностью одетый.

Его глаза снова везде и снова слишком рядом. Какие они глубокие. Теперь я понимаю, что именно страшно в этом взгляде, – в нем страшно утонуть, захлебнуться…

Когда взгляд мужчины стекает мне между ног, автоматически зажимаюсь и скручиваюсь. Воспоминания первого раза накрывают холодным ушатом воды. Я невольно жмурюсь и группируюсь, пока не чувствую на коленке горячую руку.

– Тихо, кукла, – говорит возбужденно, – не трону тебя сегодня. Смотреть хочу. Тебе понравится, просто доверься…

Самонадеянно. Как довериться ему? Просто, Василиса. Так же просто, как доверилась в первый день. Не успеваю подавить скептицизм, как его руки ложатся на мои плечи. Ласкают кожу, обводят мои контуры. Медленно, плавно, расслабляя и дезориентируя. Он умеет так прикасаться? Я словно бы зависаю на этой мысли, словно бы с интересом смотрю на это со стороны…

– Тебя мужчина касался? Вот так… Как я сейчас… Чтобы голой была… – спрашивает мне в губы, хрипло дыша.

– Только ты, – так же хрипло отвечаю, от чего его пальцы сжимаются на моей талии сильнее.

– Сосунки с института разве во время медляков залезть под юбку не пытались? – продолжает свой допрос, не останавливая движений.

– Во-первых, я не ходила по институтским дискотекам, не моя сфера интересов. Во-вторых, кому бы я позволила…

Алихан хмыкает.

– А мне позволила, значит?

Я открываю глаза и впервые вижу его улыбку. Впервые эта улыбка искренняя. Только удивительно то, что он не губами улыбается. Он улыбается глазами. Они теперь словно бы подсвечены золотом изнутри. Притягивает, завораживает…

– Ты не спрашивал… – тихо отвечаю я, вздрагивая, когда его пальцы трогают меня там, между ног, где все еще до предела чувствительное, – сам взял.

На последних словах его кадык дергается. Смотрим друг на друга. Тело горит.

– Вранье, – сжимает мои половые губы и клитор там, и меня подбрасывает, как на углях, – я дал тебе выбор… Ты могла сказать, что невинна. Почему молчала до последнего?

Я зависла на его словах, зацепилась за свои новые ощущения. Он специально отвлекал меня разговорами, заставляя мое тело работать автономно от разума, это как укол в руках опытной медсестры – она обязательно найдет способ сделать его так, что ты сама не заметишь…

– Это бы ничего не изменило, ведь так? – отвечаю, впервые сама поднимая на него глаза и заглядывая в самую душу. – Ты бы все равно меня не отпустил…

Мои слова звучат как приговор самой себе. Я устала. Я боюсь. Я деморализована ситуацией, в которой оказалась. И эти умелые прикосновения, его руки – именно такие – заботливые, ласкающие, нежные, этот одержимо-сладкий взгляд, который заставляет внутри все сжаться – это сейчас слишком сильно, чтобы я знала, как правильно реагировать… Как противостоять этому…

– Скоро сама не захочешь, чтобы отпускал…

Его слова звучат как неизбежность и ответ на мой риторический вопрос. Алихан все решил за меня. Возможно, еще тогда, когда наши глаза впервые встретились. Понимаю, звучит бредово, но чувствую именно так…

Вскрикиваю от умелых действий. Просто не могу ни на чем сосредоточиться – его пальцы творят дикие вещи, неизвестные ни моему разуму, ни моему телу…

– Ласкала себя сама раньше? – снова хриплый вопрос, вторящий прикосновениям – запретным и тягучим…

– Нет… да… Не знаю… – рассыпаюсь на эмоции. Я и правда не знала. Трогала, конечно, как все. Изучала себя. Но это уж точно не было и в половину так, как сейчас…

– На меня смотри, – приказывает Алихан, и в этот самый момент его пальцы начинают вторгаться внутрь. Я сжимаюсь по наитию. Он шипит.

– Даже для пальцев узкая… – это уже не хрип, а просто рваный шепот.

Я слышу порочные хлюпающие звуки – господи, что это? Первая мысль – кровь, откуда там такая влага, но когда опускаю глаза на его пальцы, понимаю, что я вся во влаге…

– Мокрая девочка… – шепчет он страстно. – Очень мокрая…

От его слов мне одновременно стыдно и странно.

Очередной резкий толчок, очередной мой вскрик-реакция.

Хватаю его за шею и впиваюсь в них ногтями, потом откидываю руки в конвульсии и тут же цепляюсь за запястья – то ли чтобы он остановился, то ли чтобы не останавливался…

Умелые движения рук цепляют и клитор, и губы, и ритмично проталкиваются внутрь. Я дергаюсь, трепещу, разлетаюсь.

Лицо Алихана очень близко. Он жадно пьет мои эмоции, следя за моей агонией не отрываясь.

Мне вдруг становится очень страшно, словно бы я потеряла контроль над собой.

И в тот же самый момент чувствую, как это состояние пугающей невесомости переходит в сладкое, тягучее тепло, растекающееся по всему телу. Мои ногти впиваются в его руку еще сильнее – и в этот самый момент я понимаю, что тепло сменяется пленительно-сладкой конвульсией. Закатываю глаза, принимаю его рваные, резкие поцелуи, сама подставляя под них лицо.

Голова в водовороте. Мысль о том, что я перед ним совершенно голая и открытая, а он полностью в одежде, только усиливает остроту момента.

Собираю себя спустя лишь пару минут. И снова натыкаюсь на его улыбающийся взгляд.

– Понравилось? – спрашивает тихо.

– Это… был оргазм?

Хмыкает, молчит, изучая.

– Очень красивая, когда кончаешь. Еще красивее… Глаза можно обжечь… И не только глаза, – переводит взор на свой пах.

Я вижу через дико натянутую ткань его возбуждение. Сглатываю нервно. Он ведь не получал никакой разрядки… Все-таки продолжение в виде секса будет?

Опять страх и недоверие… Опять воспоминания о том чувстве страшной рези между ног.

Алихан следит за моими глазами, но в этот самый момент отвлекается.

– Секса не будет, Василиса. Выдохни и не порть себе кайф. После оргазма тело расслабляется, как ни от чего другого. Прочувствуй этот сладкий момент. Второе правило, кукла, – я всегда выполняю свои обещания. Забыла, что ли? А я говорил тебе в аэропорту. Впредь будь внимательнее ко всему, что я тебе говорю.

Встает, поправляет волосы.

Я словно бы сбрасываю с тела наваждение. И да, мои ноги все еще ватные, а по конечностям бегают мурашки, но я уже снова в реале…

Прикрываю простыней свою наготу, пытаясь собрать по осколкам и избавиться от головокружения.

А какое было первое правило? Ах, да. Всегда говорить только правду, когда он спрашивает. Может, тетрадь завести? Конспектировать слова «хозяина моей жизни»?

Внутренней усмешки не получается. Потому что, к величайшему сожалению, он и правда ее хозяин… пока… Хозяин, которого я не выбирала…

– Это ничего не меняет, – отвечаю я, когда он стоит уже в дверях, – то, что сейчас было, не меняет…

Он усмехается, поднимая палец к своим губам и жестом показывая, чтобы я умолкла.

– Приходи в себя, Василиса. И выходи на кухню. Чай мне заваришь. Кое-что нужно обсудить…

Глава 12

Я появляюсь на кухне спустя пять минут, уже одетая в спортивный костюм. Тело все еще подрагивает от пережитого, ноги трясутся. Не могу на него смотреть сейчас. Хочу, чтобы ушел. Мне сейчас еще более стыдно, чем в первый день.

Быстро занимаю себя приготовлением чая. Получается неуклюже, я даже рассыпаю заварку, уронив плошку. Так сильно нервничаю, что всё валится из рук.

– Осторожно, не поранься, – говорит он, видя скол от фарфоровой банки из-под чая на мраморной столешнице, – сядь лучше, не нужно ничего. Чай – предлог. Я дал тебе возможность задавать вопросы. А теперь буду говорить я.

Звучит таким тоном, словно бы речь о послании Президента и он должен сообщить нечто судьбоносное. К горлу подступает волнение в виде дикого пульса.

Послушно сажусь, утыкаясь ему в грудь. Выше поднять глаза не решаюсь.

– Еще только предстоит разобраться, что произошло с твоими друзьями, Василиса. И если от наркокурьерства отмазать тебя я смог, то от подозрений в сопричастности к чему-то нехорошему в случае, если федералы найдут тебя, не спасу.

– И что мне делать?

Алихан хмыкает. Его взгляд тяжелый, внимательный.

– Тебе – подчиняться. Больше ты ничего сделать не можешь.

– И в чем будет заключаться это… подчинение? – сглатываю нервно. – Я буду жить в этой квартире, стану вашей любовницей? Вернее, рабыней… Это ведь не разговор, а приговор… У меня нет выбора…

На моих губах задерживается печальная усмешка. Я знала, что к этому все и идет…

Он выдыхает и чуть заметно усмехается.

– Ты умная девочка. И прекрасно понимаешь, что пропадешь без меня. В этом мире никто, совершенно никто тебе не поможет. И мы оба это знаем. Да, это выбор без выбора, Василиса. Я сам прекрасно это понимаю. Но не я тебя перед ним поставил. Давай честно – мне слишком дорого обходится решение твоих проблем просто ради благотворительности. Я не святой и им быть не собираюсь. Всё имеет свою цену. Изначальной ценой был просто секс. Но ставки повысились. Потому что теперь речь не только о дури у тебя в сумке… Случилось еще кое-что, поменявшее ситуацию еще сильнее…

– И что это?

Он продолжает тяжело смотреть и молчит.

В глазах невольно собираются слезы отчаяния. Я в полном дерьме… Он, черт возьми, прав.

Поднимает мою голову за подбородок и направляет на себя, смахивая слезы.

– Не стоит меня бояться. Это больше не имеет смысла. Боятся, чтобы избежать. А я в твоей жизни теперь неизбежен. Теперь тебе нужно только уважать и слушаться…

– К чему вы клоните? – пытаюсь понять его иносказания. Пусть бы прямо так и сказал – я стану его постельной утехой или что там… Как это у них называется…

Алихан подцепляет мое лицо за подбородок пальцами и заставляет посмотреть на себя.

– Факт того, что до меня ты была девственницей, многое для тебя поменял. Ты легла под меня девушкой, отдала мне себя. И это я сделал тебя женщиной. Своей женщиной… Теперь ты моя… А Алихан Камилов никогда не отдает то, что принадлежит ему! Поэтому ты станешь моей женой, Василиса! Не дешевой подстилкой, не содержанкой, а женой. Чувствуешь разницу?

Он не предлагает. Он констатирует. Ставит перед фактом. Я не совсем понимаю его слов… Понимаю только, что… это свяжет меня с ним намного сильнее…

– Я… не совсем понимаю… Зачем… я… Это ведь на время, да? Какой срок, скажите… Я… Ведь вы сказали, что решите мои проблемы, что я смогу уехать…

Продолжает буравить меня глазами.

– Ты не услышала главного, – поучает меня, – смотри на меня. Ключевое здесь было то, что ты теперь принадлежишь мне… И этот факт не имеет срока давности.

Он чеканит свою правду стигмой по моей коже. Я не понимаю его пока до конца, не понимаю…

– Объясняю, Василиса. Ни один мужчина к тебе больше никогда не прикоснется. Вопрос теперь не в спасении Василиса Орловой. Ее больше не существует. Зато существует моя жена…

– О чем ты говоришь?! – я срывалась то на ты, то на вы… Не могла сформулировать суть… – Как я могу просто взять и исчезнуть?!

Его взгляд железный. Гвоздяший. Приговаривающий без права на помилование.

– Ты уже исчезла. Пропала без вести… Теперь у тебя новая жизнь. И лучше тебе не усложнять и принять свою судьбу…

Воздуха в легких не хватает. Перед глазами черные мошки…

– Завтра с утра ты примешь ислам, а послезавтра мулла проведет обряд никяха. Это закроет все вопросы. И для тебя, и для меня. Мы поменяем тебе фамилию и имя. Ты снова станешь свободным самостоятельным человеком, но уже в новой своей жизни. Как Камилова…

– Я не хочу… Я не согласна! Я не согласна на смерть Василисы Орловой… – шепчу, задыхаясь от подступающих слез.