Троянский конь

Пролог
Богиня раздора Эрида никогда не бывала на празднествах богов, будучи гневной и жестокой, оттого и боялись её, и уклонялись от приглашений. Но затаив обиду, она решила отомстить, прокравшись на торжество. Эрида бросила между Геры, Афины и Афродиты золотое яблоко с вырезанными словами: «Прекраснейшей».
Гера уверенно схватила его: «Я достойна его более всех». Афина возразила: «Нет, мне оно принадлежит». Афродита же заявила: «Мне уготовано быть его владелицей». И разгорелась яростная перепалка. Уразумев свою неспособность к решению, богини обратились к Зевсу, дабы он вынес вердикт. Однако властитель грома, проявив прозорливость и избежав столь рискованного решения, поскольку Гера – его супруга, а Афина и Афродита – дочери его, передал сей выбор Парису, которого знал как честного и справедливого.
Парис, некогда обещавший за победу над его быком золото и сдержавший это слово перед Аресом, увенчанным победой, был известен своей праведностью. Гермес и богини устремились к нему, и, объяснив суть дела, поставили перед ним нелегкий выбор.
«Я – Гера, – прозвучал её голос, – отдай мне яблоко, и взамен станешь властелином Азии и Эллады». Афина приблизилась: «Я дарую тебе славу величайшего полководца и великолепие блистательных побед». А Афродита прошептала завораживающе: «Золотое яблоко обретёт меня, и я обещаю любовь самой прекрасной из женщин».
Так Парис, будучи простым пастухом и не обнаружив ещё своего царственного происхождения, трепеща перед ликами богинь, вынес решение, определившее судьбы его собственные и Трои. Яблоко Раздора обрело новую госпожу – Афродиту, и разразилась великая Троянская война.
Афродита, радостная, взяла подарок и зажгла в Парисе надежду на грядущее. Она открыла ему тайну: величайшей красотой обладала Елена, супруга царя Спарты Менелая. Помогая исполнить своё обещание, Афродита направила Париса в Спарту.
В Спарте Париса встретили с честью невиданной. Елена, поражённая его очарованием, почувствовала, будто неведомая сила тянет её к нему. Магия богини объединила их, и пламя любви вспыхнуло. Не устояв перед чувствами, Елена покинула дом своего супруга и последовала за Парисом в Трою, нарушив клятвы и память предательства.
Побег стал гневным кличем Менелая, правителя Спарты, который призвал греческих владык к объединению и возрождению утраченной чести. Этот акт, подобно искре, зажег пламя политической вражды и жажды власти, глубоко укоренившейся в сердцах предводителей. Личный выбор Париса, как неумолимый рок, вызвал цепь катастрофических последствий, связывая судьбы героев и целых народов. Великая Троянская война, эпопея мужества и чести, приблизила могучих воинов Греции к неприступным стенам Трои, где судьба мира будет решена в столкновении непокорных амбиций и благородных стремлений. История, написанная в крови и горечи, стала символом вечной борьбы за честь и свободу, оставив неизгладимый след в наследии человечества.
Десятилетняя осада явилась сценой для героических подвигов и измен. Завихрившись в водовороте войны, не только смертные, но и сами боги, встали на защиту своих фаворитов, усугубляя людскую боль. В этом противостоянии сошлись пути судеб, раскрывая одновременно жестокость и величие далёких времён.
Глава 1
Олимпийский дворец – это не только дом богов, но и центр самой вселенной, где каждое мгновение ощущается как дар вечности, а каждый вздох – как вдохновение, дарованное небесами. Он предстает перед глазами как воплощение божественного великолепия и величественной гармонии. Его стены, сверкающие белизной мрамора, возвышаются ввысь, увенчанные куполами лазурного цвета, словно небо само обитает здесь. Золотые колонны поддерживают крышу, украшенную замысловатыми фресками, рассказывающими о подвигах бессмертных обитателей Олимпа.
Здесь, в обители незыблемого мира, звучат тихие мелодии арф, шепот вечно текущей реки, и в воздухе витает аромат амброзии.
В центре дворцового зала, где каждый элемент архитектуры полон величия и истории, зреет особая атмосфера. В факелах, установленных по периметру стен, будто пульсирует сила, создавая мистическую ауру, усиливающую присутствие вершителей судеб.
Зевс облачен в величественную тогу из тончайшего шелка, его цвет – глубокий синий, как вечернее небо над миром. Волосы его – серебристые, как молнии, плещутся вокруг его главы, подобно лавине, сошедшей с вершин небес. В правой руке он сжимает скипетр – символ царской власти, а его глубокие глаза, словно грозовые тучи, просвеченные электрическими вспышками, смотрят вдаль, пронизывая время и пространство. А восседает громовержец на золотом троне, сияющем, как тысячи солнц, и украшенном искусными гравировками, рассказывающими истории легендарных побед и великих деяний. Каждая резьба берет свои корни в древних мифах, передавая величие и традиции, которые собирались веками.
На лицах собравшихся отражается благоговение и трепет. Боги и богини склоняются перед ним не только по воле закона, но и по зову уважения и любви к своему правителю.
На мраморных плитах Олимпийского дворца, под сводами высочайших небес, раскинулся стол, достойный богов. Великолепие его было неописуемо, словно сам Зевс велел собрать лучшие дары со всего света. Стол сиял золотом и серебром, украшаясь сверкающими светом факелов и солнечными зайчиками, отраженными в хрустальных бокалах.
На скатерти из тончайшего шелка, искусно расшитой узорами оливковых ветвей, разложены блюда, источающие ароматы, которые могли бы вызвать зависть даже у Морфея. Здесь смоковницы, собранные на вершинах Кавказских гор, соседствуют с плодами чудесными, источающими сладость южных ветров. Фрукты изысканных форм и оттенков, нежные сыры и медовые соты, сверкающие, как кусочки янтаря, составляют натюрморты, которые запечатлевает своими кистями вдохновленный Аполлон. Рыбные блюда с далёких морей, уложенные на огромные листья славного инжира, дополняют нарядный пир.
Вокруг искусно накрытого стола, словно величественные светила, собрались боги, каждый воплощая свой аспект божественного порядка. Посейдон, владыка морей и океанов, Аид, властитель мертвых, величественная Гера – хранительница брака, Деметра – богиня плодородия, Аполлон – бог солнечного света, Арес – бог войны, и другие бессмертные.
Глаза Зевса, полные грозового неба, обвели собравшихся, прежде чем он заговорил. Каждое его слово катилось эхом среди колонн, возносясь к куполу, покрытому изображениями великих деяний.
– Сыны и дочери Олимпа, – начал громогласный владыка, – настал час вынести решение, которое определит судьбы и смертных, и бессмертных. Кончина Эпохи Героев ознаменовала перемены, которые необходимо обдумать. Мы должны решить, каким будет будущее для людей и какова наша роль в их судьбе.
Гера, восседающая рядом с Зевсом, величественно вознесла своё царственное чело. Её голос, едва уловимый, будто шёпот звёзд, разливался в ночном небе. Она явила собой совершенство величия и царственного великолепия. Её волосы, цвета насыщенного каштана, были изысканно уложены, подчёркивая её высокое положение. Черты её лица, строгие и величавые, с высокими скулами и ясным подбородком, источали мягкую, неизменную силу. Её глаза, подобно двум загадочным озёрам, таящимся в темноте, сияли многовековой мудростью. Одеяние Геры, сотканное из тончайшей ткани и украшенное изящными узорами, струилось подобно ручью, ниспадающему к земле, подчёркивая её несравненное величие.
– Что же нам делать с их дерзостью? Они возомнили себя равными богам, стремятся познать тайны, которые не предназначены для смертных умов.
Аполлон, чей величавый облик вознесен до недосягаемых высот, возразил. Его волосы, золотистые и солнечные, словно источают сияние, нежно распадаясь мягкими локонами на плечи. Лицо, идеальное в своих пропорциях, с высоким лбом и прямым носом, источает вечную молодость и спокойствие. Глаза, подобные лазури небес, устремлены вдаль с проникновенной мудростью и величием. Телосложение его – квинтэссенция силы и утонченной грации – раскрывает мускулатуру, безупречно вылепленную, будто рукой великого ваятеля.
– Может, их устремления – это отголосок нашего величия? Всё больше в сердцах людей звучит музыка и поэзия, искусство становится их языком. Должны ли мы не помогать им в этом пути, а наоборот, внушать страх и покорность?
Афродита поднялась, её голос был чист и спокоен, словно эхо в храмовых стенах. Богиня любви и красоты, благоухала, как весенний цветок, своим совершенством поражая. Волосы её, шелковым водопадом золотистых волн, стекали на плечи, мерцая в солнечных лучах. Лицо ее – божественное творение искусства, с нежной кожей, розовыми губами и слегка задорным выражением, пленяет своей неземной прелестью. Глаза, искрящиеся, как звезды, смотрят с легкой насмешкой и обаянием, разливая вокруг ауру привлекательности и загадки. Тело ее, изящное и стройное, окружено нежными тканями, невесомыми и сверкающими, как морская пена.
– Мудрость рождается в испытаниях. Если мы предоставим людям свободу выбора и познания, возможно, они приблизятся к той гармонии, которую мы ценим превыше всего. В этом состоит истинное руководство.
По залу прокатилась волна одобрения и несогласия.
Зевс, подняв руку, привлекая внимание всех олимпийцев, собравшихся на совете, вновь заговорил.
– Я глубоко обеспокоен тем, что люди в Элладе и за ее пределами стали пренебрегать нами, забывая о благодарностях и не принося достаточных жертв. Ради решения данной проблемы я призвал верховного мага Авалора, чьи планы готовы вернуть нам былую честь.
Зевс взмахнул рукой, и величественные двери, украшенные золотом, распахнулись. В зал вошел высокий, худощавый мужчина в длинном одеянии. Его седые волосы спадали на плечи, лицо с крючковатым носом и длинной бородой, серые глаза светились мудростью. В правой руке он держал жезл с большим синим камнем, излучающим голубой свет. Подойдя к столу, маг поклонился, стукнул жезлом о пол и заговорил:
– Уважаемый Зевс Кроносович, – при этих словах лицо Зевса исказила тень недовольства, Арес стукнул посохом, Гермес подавился кусочком плода, Гера нахмурилась, Афина вооружилась, Афродита улыбнулась, Дионис захлебнулся вином, и лишь Аполлон, Аид и Артемида остались неподвижными. Маг лишь улыбнулся и спокойно продолжил: – Я хотел показать вам, откуда начали приходить ваши беды: люди забыли о вас и перестали поклоняться. Обратимся к прошлому, чтобы понять, с чего всё началось. Помните небольшую войну, где некоторые из вас выступили против воли Верховного Бога?
– О какой войне ты говоришь? – воззвал Посейдон, властелин морей и океанов, в облике своем величественном, достойном бессмертного правителя. Высокий и крепкий, он носит длинные волнистые волосы цвета морской пены и бороду, густую, как бурлящая пена прибоя. Его глаза глубоки и изменчивы, как само море, сверкающее оттенками лазури и изумруда. На его плечах свободно легла мантия из прозрачных голубых тканей, похожая на тонкую рябь на воде. В руках он держит трезубец, символ власти, сверкающий золотом и морским бризом, в мгновение покоряющий или разъяряющий стихию.
Маг ответил:
– Почтенный Посейдон Кроносович, речь идет о Троянской войне, в которой ты, вопреки запрету Зевса, принимал участие и защищал греков.
– О, Авалор, – воскликнул Зевс с величавым гулом в голосе, – не подобает в этих священных чертогах упоминать имя нашего отца, Кроноса. Ибо тебе ведомо наше отношение к нему.
Старец кивнул.
– Прошу прощения. Мое длительное пребывание среди людей сегодняшнего мира сказалось на мне. У них принято обращаться друг к другу по имени и отчеству.
– Это похвально! – заметил Посейдон. – Но каждый раз, когда ты упоминаешь о моём отце, я невольно возвращаюсь мыслями к долгим годам, проведённым в его утробе, которые не были самыми лучшими мгновениями в моей жизни – и это подтвердят мои братья и сестры.
Остальные боги кивнули в знак согласия. Авалор поднял ладони, извиняясь.
– Я понимаю… Это не повторится.
– А при чём здесь Троянская война? – спросил Аид, изящно направляя беседу в старое русло. Аид, властитель подземного мира, окутан завесой мрака и таинства. Его облик строг и холоден, словно выточен из живого мрамора с оттиском вечности. Высокий и худощавый, он напоминает статую, замершую навеки. Волосы и борода у него угольно чёрные, как ночная бездна, а глаза, скрытые под напряжёнными бровями, сверкают мудростью и проницательностью цвета обсидиана. Одет в длинные мантии глубокого тёмного оттенка, расшитые драгоценными камнями, которые словно звёзды сияют на облачении за пределами жизни. В руках его сверкает скипетр с единственной вспышкой рубина – символом его неумолимой власти.
– Да при том, что греки о себе всегда были чрезвычайно высокого мнения. Вспомните Ахиллеса, – отозвался маг, поднимая руку в драматическом жесте. – Того, кто, опьянённый своей силой и славой, дерзнул приставить меч к шее статуи самого Аполлона. Считая себя равным бессмертным, он не ощутил страха перед возмездием.
– Ахилл был храбр в своих деяниях, как и безрассуден. Его дерзость… – Аполлон закрыл глаза, словно в попытке подавить поднимающееся в нем пламя воспоминаний, – …была почти достойна уважения, если бы она не была столь опрометчивой. Его голова кружилась от собственной силы, и всё же, он оставался смертным. Гордыня – та нить, что связывает многих героев, даже самых великих. К слову, я бы никогда не допустил, чтобы ему это сошло с рук, но, увы, мне не позволили, – негромко сказал он, бросив многозначительный взгляд на Геру. Гера, уловив его взор, приподняла брови, и её глаза засверкали грозовыми огнями. Аполлон язвительно усмехнулся и вновь обратился к магу: – Продолжай, я внимательно слушаю.
– Благодарю, – сказал маг и продолжил: – Как я уже отметил, дерзость становилась их второй натурой. После завоевания Трои, не только Ахиллес, но и весь греческий народ начал воображать себя равным богам, – маг, поглаживая бороду, внимательно изучал лица собравшихся, погружённых в раздумья. – Я полагаю, что пришло время сбить их надменность.
– И какую стратегию ты предлагаешь? – полюбопытствовал Зевс.
– Нужно обеспечить их поражение в этой войне, – ответил Авалор.
– И каким образом ты предлагаешь это сделать? – спросил Зевс и круговерть молний осветила его благородное лицо.
Старец поднял голову и, не дрогнув, посмотрел в глаза бога богов.
– Я предлагаю ввести в Трою нового героя. Его зовут Антон Коняхин, и он рожден в далеком будущем, в городе Москва. Его появление здесь может стать решающим.
Зевс удивленно вскинул бровь.
– Антон Коняхин? Почему именно он, из всех возможных людей и времен?
Маг склонил голову и ухмыльнулся едва заметно.
– Антон – человек необычайных талантов и знаний, которые превосходят силу героев нынешних. Он вырос в мире, где его разум и изобретательность были его мечом и щитом. В его времени люди покорили небеса и обрели знания, сродни божественным.
Зевс задумался.
– Дай мне знать больше об этом человеке, – вдруг приказал он. – Если он может стать ключевым фактором в этой войне, я должен понять его истоки и истинные способности.
– Видишь ли, великий Зевс, – начал маг, – Антон овладеет искусством дипломатии и мастерством убеждения. Он способен вдохновить людей во тьме и безысходности, даруя надежду и новые замыслы. Это качество недоступно даже многим полубогам.
Зевс кивнул.
– Очень интересно. Но как он примет свой жребий и покинет свое время, свое место? На что он согласится ради судьбы, которая ему не предначертана?
– Я уже видел, что его сердце тянется к великим подвигам; его зовет благородство, – ответил маг, крепко сжав посох. – Он отправится в Трою, как только откроются врата времени. Антон примет свою судьбу с честью, когда узнает, что его решение может предопределить рассвет новых легенд.
– Значит Антону, так или иначе, предстоит вписать своё имя в анналы истории… – с этими словами волна молний разорвала небеса, подтверждая решение Зевса.
– О, супруг мой, какая сила может быть у них? – прервала Гера с презрением.
– Безусловно, они смертны, лишены способности летать и управлять погодой, как это присуще богам, но у них в арсенале есть ядерное оружие. Это вам не мечами махать или стрелы пускать, – хитро ответил маг, поглаживая бороду. – Отвечая на твой вопрос, Гера, скажу, что в это время вас, богов, практически позабыли. Они воспринимают вас как миф, как колыбельные сказки. Но Антон помнит о вас. Он, конечно, не осознает, что это не мифы, а далекое прошлое, но он увлечён вашим миром.
– Покажи его! – возгласил Зевс.
Маг взмахнул посохом, и на стене возникло изображение, подобное окну в текущую реальность. Все взоры устремились на долговязого, нескладного человека, вооруженного палкой, с усердием упражняющегося перед зеркалом. На человека, нелепо выглядящего в своей попытке выглядеть внушительно. Его рост был непропорциональным – длинные, тонкие ноги казались прикрепленными к слишком массивной верхней части тела. Он был худощав в плечах и руках, кости отчетливо проступали под тонкой кожей, но выпуклый, рябенький живот, напоминающий перезревший арбуз, резко контрастировал с общей худобой. Это был «пивной» живот, очевидно, результат любви к обильным трапезам, а не к физическим упражнениям. Его движения во время тренировки с палкой были неловкими и нескоординированными. Мышцы были дряблыми, под кожей проступали целлюлитные бугорки, и вообще создавалось впечатление, что он давно забыл о физической активности.
Мужчина, не старше тридцати лет, имел короткую, почти под ноль, стрижку темных волос, которые блестели от какого-то геля. Его лицо, несмотря на неудачные попытки казаться суровым, выражало скорее досаду на собственное несовершенство. Карие глаза, выразительные, но немного грустные, беспорядочно бегали по-своему отражению в зеркале, окруженном старыми, потемневшими рамками. Одежда его состояла из белой сорочки и черных брюк, уже потерявшего форму и цвет после многочисленных стирок. На ногах старые, кожаные туфли. Возрастом явно не уступающим самому владельцу. Вся сцена выглядела комично и трагично одновременно, подчеркивая бесполезность его усилий.
– Какой-то он немного тщедушный, не находишь? – заметил Зевс.
– Мышцы – дело поправимое, – спокойно ответствовал маг. В тот миг Антон, вращаясь вокруг своей оси, попытался совершить удар, но не удержал равновесие и упал на деревянный пол, задевая зеркальную поверхность палкой. На звук разбитого стекла примчались люди, обрушившие на Антона потоки упрёков.
– О да, вот это техника и сила: с таким героем хоть на подвиги! – рассмеялся Арес. Бог войны, представлял собой идеал силы и агрессии. Он олицетворяет мощь, заключённую в грациозной и гармоничной форме. Его доспехи блестят, подобно кровавому рассвету, а шлем с густыми перьями символизирует его непобедимость. Лицо Ареса – как маска решимости с пронзительными глазами, полными свирепости и боевого огня. На его поясе висят меч и щит, его постоянные спутники в битвах, готовые к новым подвигам.
– В каждой слабости таится могучая сила, – невозмутимо парировал Авалор.
– Интересная философия, но ускользает от меня её смысл, – улыбнулся Арес, пожимая плечами.
– Позвольте показать вам другое зрелище, – сказал маг, вновь взмахнув посохом, и изображение унесло зрителей в просторный зал с рядами столов, где пары молодых людей вели беседу, а пожилой мужчина неспешно шагал меж ними, что-то рассказывая. – Это университет, где их просвещают наукам, – пояснил маг. Антон, поднявшийся во весь свой рост, нахмурив лоб, вступил в полемику с учителем, чей малый рост заставлял его взирать на Антона с изумлением. Преимущество в росте было очевидным.
– Маг, а где звук? Остаётся лишь гадать, о чём они говорят? – осведомился Зевс.
Авалор кивнул, развернул посох в воздухе – и стали явными голоса.
– Все верно говоришь, молодой человек. Как зовут тебя, гигант ты наш? – спросил учитель с улыбкой, на что прозвучал ответ:
– Антон Коняхин, – представился будущий герой из современности.
– Вот это Конь! – раздался чей-то возглас из глубины задних парт.
И по залу покатился звонкий смех, эхом отозвавшийся в зале Олимпа.
– Этот твой Антон там во славе безмерного уважения купается, – промолвил Арес, не сдержав смешка, и присоединился к смеху остальных богов. Даже Зевс позволил себе улыбку.
– Не совсем это я хотел показать вам, – проронил маг. – Однако такова воля судьбы.
Зевс внезапно утратил веселость и, грозно оглядевшись, заставил всех замолчать. Он обратился к Авалору:
– Ты по-прежнему веришь, что Антон справится с задачей?
– Да, я верю в него, хотя на первый взгляд он кажется неуклюжим простаком, – произнёс маг, лёгким движением посоха развеивая изображение, и добавил: – Но в сердце его хранится отвага льва, и исполнен он мудрости и благородства.
– Что думают остальные? – обратился Зевс к богам Олимпа. Наступила тишина.
– Я бы и должности виночерпия ему не доверила, – с возмущением произнесла Гера. – Более того, война завершилась как должно, и суть проблемы лежит в другом.
– Троянцы пожали то, что посеяли. Их гордость и дерзость требовали возмездия. Война всё расставила по своим местам, – заметил в свою очередь Арес, и его голос громыхал эхом в зале.
Аполлон, с любопытством улавливая двусмысленность, наклонился вперёд, его золотые локоны мерцали в свете факелов:
– О какой дерзости идёт речь? – спросил он немного дерзко, его взгляд отражал уверенность в собственной значимости. – Возможно, это про недостаток поклонения тебе в Трое? Подумать только, такой великий город, и обошли тебя вниманием…
– Только в Трое тебя и чтут, светлый друг! – кинул Арес, шипя. Аполлон вскочил, но Зевс остановил их громом голоса, заставив небеса задрожать:
– Довольно! Говорите по существу или покиньте зал совета! – оба бога заметно успокоились и вернулись на места.
Аполлон воскликнул:
– Троянцы живут мирно, чтят богов, развивают своё хозяйство. Тогда как греки повсеместно навязывают свои взгляды, стремятся к завоеваниям, потому соглашаюсь с магом относительно Трои. Что касается героя – лишь в его выборе остаётся вопрос.
– Твоему коню не по плечу такие тяготы, маг, – усмехнулся Арес, чем вызвал смех Афины и Геры. – Касательно Троянской войны я уже высказался.
– Каковы ваши мысли, боги? – молвил Зевс, обращая свой взор к остальным.
– Не припоминаю, кто из них звал меня в своих мольбах – греки или троянцы, – задумчиво произнёс Посейдон, изучая сияние своего трезубца. – Но мне ясно помнится, как оракул готовился разоблачить Одиссея и его троянского коня, тогда я и послал морского змея, чтобы удушить его, – и Посейдон кивнул, словно подтверждая собственные слова. – Да, так и было.
– Посейдон, я вижу, ты забыл, как тот же Одиссей, возвратившись после Троянской войны, перед отплытием на Итаку, обронил речь, в которой не только умалчивал о твоей помощи, но и вовсе заявил, что не нуждается в ней, – напомнил Гермес, встрепенувшись.
– Кстати, верно сказано, гонец, – кивнул Посейдон, – Вот каковы благодарности от греков за мою помощь: греки мне действительно уже кажутся дерзновенными.
– Но не забывай, это всего лишь один человек по имени Одиссей. Не следует из-за ошибки одного возмущаться против всех, – отметила Гера.
– Сестра, ты права, – согласился Посейдон, – Зевс, брат мой, – продолжил он, обращаясь к нему, – Все же, я больше располагаюсь к грекам, нежели к троянцам.
– Что ж, брат, каждый волен в своем мнении, – заключил Зевс и обратился к остальным, – Кто еще желает высказаться?
– Я, как твой вестник, оставляю всё на твое усмотрение, – спокойно произнёс Гермес. Зевс одобрительно кивнул.
– Мой лук и мои амазонки всегда поддержат Трою, – с вызовом произнесла Артемида. Арес, Гера и Афина бросили недовольные взгляды в её сторону, но промолчали.
– Отец, я верю в Авалора, ибо ненавистны мне войны. Если его стремление предотвратить кровопролитие, то я всей душой поддержу его, – произнесла Афродита.
– Я услышал тебя, дочка, – кивнул Зевс и обратился к Аиду. – А ты что скажешь, брат мой, покровитель царства мертвых? Почему молчишь?
– Что говорить, – отозвался он с безмятежным лицом. – Ты знаешь, что мне так же безразличны дела живых, как и им вспоминается моё царство лишь тогда, когда смерть уже на пороге. Решайте, как вам угодно. Я останусь беспристрастным.
– Нейтралитет – это слабость, – провозгласил Арес, его слова разносились с силой грозы. Лишь легкая улыбка перерезала лицо Аида, глаза же оставались в непроницаемой строгости.
– Арес, ты намерен обсуждать со мной слабость? – его голос звучал, словно эхо подземных глубин.
Арес был готов ответить, но Зевс жестом остановил его, жёстким голосом молвив:
– Арес, прекрати это, довольно смуты среди богов! Это твое последнее предупреждение.
Арес кипел внутренне, но не выдал эмоций, только кивнул сдержанно.
– За сказанное! – вскричал Дионис, осушив кубок своего вина, и его тост развеял напряжение, озаряя лица богов улыбками.
– Вот и Дионис, неизменно в своей стихии: явился с превосходным вином и напустил на нас речей невпопад, – наигранно подметил Зевс, искрясь легкой усмешкой и вызывая радостный смех окружающих. – Скажи, появишься ли ты когда-нибудь на совете без следа вина, Дионис? И неужто стоит так упиваться своим напитком?
– Истина в вине! – ответствовал он, и, взмахнув рукой, наполнил кубки вином.
Арес, взяв свой кубок, покрутил его в руках и заметил:
– Еще один философ. Думаю, вы сработаетесь вместе, – его взгляд скользнул от Диониса к Авалору. Осушив кубок, добавил со снисхождением: – Вино отменное, а философ так себе.
Боги, собравшиеся в зале, с улыбками скользнули взглядами к Дионису. Тот в ответ едва заметно улыбнулся и, подхватив кубок, внезапно метнул его прямо в Ареса. Арес, словно молния, выхватил меч и ударом разрубил летящий сосуд. Кубок, взлетев, устремился к дальней стене зала, где, расколовшись, рассыпался на осколки.
В зале раздался оглушительный гул, возмущённых богов.
Могучий кулак Зевса с грохотом обрушился на массивный стол, и высоко в воздух взметнулись подносы и кубки. Однако ни один плод не покинул границу подносов, ни капля вина не покинула чаши; вся утварь, словно по волшебству, вновь опустилась на первоначальные места, с мягкой грацией подчёркивая своё божественное происхождение.
– Покинь залу, Арес! – прогремел мощный голос Зевса, оглашая своды зала ударом грома. Маг Авалор, внимая этому могуществу, прикрыл уши руками, а Гермес встрепенулся на своём месте. Арес, невозмутимо поднявшись, перевёл взгляд на Герy и, получив от неё одобрительный кивок, спокойно удалился.
– Не тревожься, о супруг мой, оставь его, – молвила Гера, обращаясь к громовержцу.
– Я спокоен, – отозвался Зевс. – Продолжим наш совет.
Остальные боги также высказались, расходясь во мнениях: одни поддержали Геру, Афину и Ареса, другие – Аполлона, Афродиту и Артемиду. Так возникли две коалиции. Но нашлись и те, кто предпочёл остаться в стороне, как Аид, Деметра, Гефест и другие.
– Внемлите словам моим, – возгласил Зевс, – в дни Троянской войны я воспретил богам вмешиваться, предоставив смертным самим вершить свою участь. Однако некоторые из вас осмелились ослушаться, и мне не подобает ныне карать вас, ибо минуло много времени. Теперь же, с моего позволения, Авалор свободен воплотить наши мечты, и боги, осмелившиеся помешать ему, познают ярость моего гнева. – В подтверждение его слов грянул такой оглушительный гром, что колонны задрожали. – Это всё, вы можете идти. А ты, маг, останься, – Авалор, почти покинувший зал, остановился. Когда все вышли, Зевс вновь заговорил:
– Со времён великой битвы с титанами минуло много веков, и некоторые боги решили, что я утратил былую мощь. Будь на чеку, маг, ведь кто-то осмелится ослушаться меня. Что до Антона, он должен быть основательно подготовлен. Зеркала здесь способны отвечать, и весьма ядрено, – улыбнулся Зевс. – Ему надлежит завоевать доверие Дома Приама. Помни: если почуешь неладное среди богов, сразу ко мне, но и они знают это, так что их действия будут хитры.
– Как скажешь, Зевс. Не переживай об Антоне: у него есть знания и мастерство, только тело его подводит. Но у меня есть план, и если я прав, он станет одним из лучших воинов. Перенесённый в Трою, он предотвратит победу греков, – заверил маг.
– Так тому и быть! – провозгласил Громовержец.
***
Вокруг квадратного стола собрались Посейдон, Арес, Гера и Афина, погружённые в молчание и в раздумья о вышедшем совете и его значении для каждого из них. Тишину нарушил только Арес:
– Не бывать этому – я ни за что не допущу триумфа троянцев.
Посейдон, медленно проводя ладонью по своему трезубцу, заметил:
– Зевс не шутит, и на сей раз нам придётся худо, если вмешаемся.
Гера, резко глянула на Ареса, и его сознание уловило её мысль: «Надо убедить Посейдона, иначе дело плохо», на что Арес кивнул ей и ответил:
– Громовержец ослабел. Разве ты не видишь, дядя? Теперь он лишь напрасно метает молнии и сотрясает сооружения. – С этими словами Бог войны внезапно вонзил свой меч в сердце стола и окинул всех таинственным взглядом. – Впоследствии, Посейдон, тебе суждено стать Верховным Богом.
Глаза Посейдона, оторвавшись от любования трезубцем, пересеклись с Аресом, полные крайнего изумления.
– Что ты говоришь, племянник? Неужели это возможно? Каким образом эти опасные помыслы зародились в твоём разуме? – с изумлением покачал головой Посейдон.
– А почему бы и нет? – вступила в разговор Гера, – Мы, как боги, свободны поступать по своему усмотрению. О чём разглагольствует Зевс? Не трогайте людей, там не показывайтесь, тут не вмешивайтесь. Сплошные запреты, потому нас и позабыли. Как смертным верить в нас, если мы не проявляем себя? С тобой, Посейдон, мы изменим это и укажем человечеству его место. Они станут бояться, и, разумеется, почитать нас.
– Опасные речи вы изрекаете, – заметил ошеломлённый Посейдон, – Как вы себе это представляете? Мы не можем просто так ворваться на Олимп и броситься на громовержца.
– Пока не можем, – спокойно ответил Арес.
– Что ты замыслил, Арес?
– Нас слишком мало, нам нужна поддержка.
– Привлечь других богов будет нелегко, – заметила Афина, – Разговоры об этом могут стать опасными.
– Одних богов может оказаться недостаточно, – задумчиво добавила Гера.
– На что ты намекаешь? – с удивлением спросила Афина.
– Говори прямо, сестра, что ты задумала? – нетерпеливо потребовал Посейдон.
– Терпение, боги, терпение, – загадочно ответила Гера.
Глава 2
В черном костюме с бардовым галстуком, шаркающей, подергивающейся походкой, в вечер четырнадцатого дня весеннего месяца на открытую площадку перед дворцом Правосудия вышел секретарь судебного заседания Антон Коняхин.
Кличка – Конь, прицепилась к нему с раннего детства. Поначалу он гневался из-за этого, но позднее принял как данность.
Знакомые, впервые услышав это странное прозвище, недоумевали: как это – человек и конь? Однако с течением времени становилось очевидным, что оно подходит ему предельно точно. И это объяснялось не только звучанием фамилии.
Со временем Антон сам лично убедился в этом. Работая в огороде у своего дяди, он трудился с такой же выносливостью и терпением, какие присущи благородным жеребцам. Люди начали приходить к нему за советом и помощью, и никто не удивлялся, что его кличка стала его визитной карточкой. Да и сам Антон начал ощущать себя как будто частью чего-то древнего и могучего, частью великой истории, где он – это и герой, и его верный конь одновременно.
Антон мчался по жизни, словно скакун, который не знает преград, стремясь вперед с неукротимым рвением.
Люди, наблюдая за ним, начинали понимать, что это прозвище стало отражением его сущности, наполненной как дерзостью, так и благородством. Мудрость и сила, которые он воплощал, порой казались невообразимыми, как и сама судьба, ведшая его по этому извивающемуся пути. Так звание «человек и конь» стало не простым словосочетанием, а гимном той гармонии, что соединяет дух и тело, мощь и изящество в одной уникальной личности.
Когда Антон стал взрослым мужчиной, и кличка уже не возбуждала в нем ни досады, ни протеста. Наоборот, он увидел в ней некую силу, которую несет это слово. Конь. Кто, как не конь, известен своей стойкостью и преданностью, своей способностью нести тяжелые грузы и никогда не жаловаться? «Пусть зовут так», – однажды решил он, «значит, видят во мне нечто большее».
Так шли годы, и Конь, ставший настоящим лицом правосудия города, продолжал жить и идти по своей дороге, сохраняя в сердце ту простую истину, что неважно как тебя зовут, важно, какой след ты оставишь в этом мире.
Антон с детства сталкивался с влиянием ожиданий окружающих, что неизменно сформировало его выбор в пользу карьеры в юриспруденции. Хоть Антон и преуспел в своей профессиональной жизни и добился определённого успеха в юридической сфере, занимая должность секретаря судебного заседания, а позднее и помощника судьи, он продолжает испытывать внутренние сомнения о своей профессиональной реализации.
Его увлечение древним миром и философией приводит его к размышлениям о счастье и личной удовлетворённости. Антон старается следовать философии, которая утверждает, что истинное счастье приходит от занятия любимым делом и получения за это вознаграждения. Он убеждён, что настоящий успех достигается через следование своему призванию, и работа, которой он не испытывает страсти, может привести к неудовлетворённости и ощущению потраченной впустую жизни.
Эти размышления побуждают Антона задуматься о смене профессионального пути и возможности поиска работы, которая больше соответствует его интересам и внутренним стремлениям. Его текущая ситуация представляет собой классический пример конфликта между внешними ожиданиями и внутренними желаниями, что делает поиск баланса и личной гармонии его главным приоритетом.
На улице было промозгло и ветрено, серые тучи висели низко, будто пытаясь сгуститься у Антона над головой. Он шел, засунув руки в карманы куртки, и мысли не давали ему покоя, вихрем кружась в сознании. Разбитое зеркало и уничижительный комментарий Марины не оставляли его даже на мгновение.
Антон остановился у прилавка с газетами, машинально рассматривая их, но на самом деле не видя ничего. Это была местная лавка, и продавец знал его в лицо. Улыбнувшись про себя суровому взгляду продавца, Антон сделал вид, что просматривает заголовки.
В сознании Антона промелькнули воспоминания о недавнем разговоре с Мариной. Её пренебрежительная усмешка, слова, которые она бросила, как будто это пустяк, ранили его больше, чем он был готов признать. Он вспомнил, как только удивлённое выражение её лица остановило его от более резкого ответа.
«Всё, что произошло, всего лишь случайность», – пытался он себя утешить, но обида продолжала мучить его как заноза.
Тяжелый вздох вырвался у него из груди, и он решил двигаться дальше, прочь от асфальтированной улицы и сувенирного киоска. Медленно, словно ведя диалог сам с собой, он направился к парку, где шаткие силуэты деревьев колыхались под невидимыми руками ветра.
Парк, казалось, был единственным местом, способным немного облегчить душевное состояние Антона. Здесь, среди согнутых под ветром деревьев, он мог быть сам собой. Закалившись в одиночестве, Антон находил утешение в простом наблюдении за окружающим миром: птицы, между делом преследующие друг друга в сумерках, блестящие капли дождя, оседающие на листья.
С каждым шагом его гнев утихал, и он почувствовал, как вновь обретает прежний покой. На краю парка находилась укромная лавочка, где Антон обычно проводил время, читая или просто размышляя. Заняв свое излюбленное место, он позволил себе на мгновение забыть о работе, колких словах и раздробленных осколках зеркала.
Антон понимал, что жизнь продолжает двигаться вперед. И в гармонии, среди шепота листвы и глухого ропота ветра, он услышал себя подлинного и нашел в себе силы простить и забыть.
Антон выбрал действительно простой и приятный способ скрасить свой день – просмотр фильма и небольшое угощение. Несмотря на то, что до получки оставалась неделя и бюджет был ограничен, он решил выбраться в кино, понимая, как важно иногда сделать небольшой перерыв и отвлечься от повседневных забот.
Он сел в такси, полагая, что этот день заслуживает небольшой роскоши и комфорта. Водитель, почувствовав спешку и энтузиазм пассажира, быстро выехал на нужный маршрут. Антон тем временем думал о том, какой фильм выбрать – что-то легкое и забавное, или, возможно, с интригующим сюжетом, который заставит его на время забыть о всех неурядицах.
Иногда такие спонтанные решения и моменты могут не только изменить настроение, но и создать приятные воспоминания, которые будут греть душу еще долгое время. Пусть этот вечер станет для Антона именно таким.
Вступив в кинотеатр, Антон приблизился к афише и заметил надпись «Троя». Сердце его наполнилось радостью – это был один из его самых любимых фильмов. Приобретя билет, пиво и начос, Антон направился в зал. Там, уютно устроившись в последнем ряду, он стал хрустеть чипсами и запивать благородным пенным.
Зал медленно наполнялся людьми, и в воздухе витал приятный запах попкорна. Антон предвкушал удовольствие от фильма, который он смотрел уже не раз, но каждый раз находил в нем что-то новое. Свет начал гаснуть, и экран залился яркими красками.
Началась эпическая история о героях и мифах Древней Греции. Антон был поглощен происходящим на экране, его мысли унеслись в мир давно ушедших эпох. Казалось, что каждый кадр приносил с собой что-то знакомое и одновременно удивительное.
Зарядившая его история о героях Древней Греции и события, приведшие к разрушению величественного города, всегда завораживали Антона. Воображение перенесло его назад, в эпоху, когда мужество и коварство переплетались в смертельной схватке.
Тогда, много лет назад, Антон впервые открыл для себя мир античных трагедий. Тогда, когда он впервые прочел Илиаду Гомера. Этот текст поразил его до глубины души. В нем оживали герои, боги и простые смертные, каждая строка манила в свои тайны, каждый сюжет раскрывал неведомые горизонты.
Антон помнил, как зачитал книгу до дыр, как во время лекций по вечерам мысленно переносился в каменные залы Трои. Гектор, Ахиллес, Одиссей – эти имена стали ему родными. Он заслушался рассказами в интернете о находках археологов, мечтал о собственных экспедициях и открытиях. История Трои и великая поэма Гомера стали его путеводной звездой, вдохновившей на долгие годы.
Сидя в темноте кинотеатра, Антон улыбнулся. Его душа замирала в предвкушении любимых сцен, вновь прожитых эмоций и сладостной ностальгии по утраченной юности. Фильм начался, и он целиком погрузился в происходящее, отдавая дань уважения своему вдохновению и неугасимой любви к великому городу, пережившему века – легендарной Трое.
Вдруг в зале кинотеатра воцарился бурный чёрный ураган, лишая возможность различить хоть что-то. Начался хаос: грохот, панические крики, люди в ужасе бросились прочь, устремляясь к двери, ведущей наружу. Антона тоже охватило желание бежать, но неведомая сила приковала его к месту. Внезапно его подняло в воздух, закружило и с невиданной скоростью швырнуло в неизвестность. Антон не знал, куда его унесло: вокруг царила мрачная тьма, но он каким-то образом понял, что попал…, нет, не попал, а прямо врезался в пространственно-временной континуум. Полный мрак чередовался с ослепительно белым сиянием, снова тьма, вновь вспышка света, и Антон потерял сознание….
***
Антон проснулся и осмотрелся. Каким-то странным образом он оказался на природе.
Ночь опустилась, утопая в густом мареве звезд, мерцающих на бархатном небосводе. Лес вокруг источает тихий шёпот, словно делится сокровенными тайнами среди листвы. Здесь, вдали от городских огней и суеты, царит безмятежная тишина, прерываемая лишь редкими стрекотаньями насекомых и трелью ночных птиц.
В центре этой умиротворяющей картины разгорелся костёр, на котором жарились пару зайцев, насаженных на два вертела. Живот заурчал, и рот наполнился сладким соком предвкушения. Антон сглотнул, отгоняя мысли о голоде и скользя взглядом дальше.
С другой стороны костра сидел худощавый человек, который время от времени переворачивал ужин на огне и улыбающимися глазами смотрел на Антона. Длинная седая борода доходила у него до груди. Человек облачен был в длинный балахон синего цвета, на голове колпак, а дополнял образ жезл, который лежал рядом и светился синим светом. Что-то было странное в его лице. Что именно, Антон не мог понять.
Антон удивленно смотрел на старика, который, казалось, читал его как открытую книгу. В мрачном свете костра, окруженного таинственным сумраком леса, незнакомец выглядел почти нереально. Антон скрестил руки на груди, стараясь не показать своего беспокойства, и спросил:
– Где я? – выпалил он, наконец, решившись задать главный вопрос, мучивший его с первой минуты пробуждения.
Авалор чуть разгладил бороду и посмотрел на Антона с каким-то особенным вниманием.
– Ты был избран, чтобы помочь восстановить баланс между мирами. В наших краях начинается великий разлом, и только тот, чье сердце чистое, может остановить надвигающийся хаос.
Антон вздрогнул; он никогда не считал себя особенным или каким-то избранником. Жизнь его была вполне обычной, но внутренний голос подсказывал, что он уже не в силах вернуться к прежнему существованию. Эти земли были чужды и загадочны, но в глубине души он чувствовал, что это его новое призвание.
– И как я могу помочь? У меня нет ни меча, ни волшебства, – с сомнением проговорил Антон.
Авалор протянул руку, и в воздухе появилось небольшое, но яркое пламя, танцующее на его ладони.
– У тебя есть сердце, Антон. Это самый мощный инструмент из всех. Но сперва ты должен научиться доверять своим инстинктам и раскрыть дремлющие в тебе силы.
Антон молча кивнул, чувствуя, как искорка надежды зажглась в его груди. Впереди была неизвестность и опасности, но магия этого странного мира будоражила его кровь.
«Маг?» – промелькнула мысль у Антона. Человек в балахоне улыбнулся, будто услышал его мысли. «Да не, бред какой-то», – подумал Антон и спросил:
– Кто вы?
– Меня зовут Авалор, и да, я маг, – просто сказал он, и, не обращая внимания на недоверчивый взгляд Антона, продолжил, – Мы в полдне пути от Великой Трои.
– Великая Троя? Это же миф?
Авалор кивнул, продолжая улыбаться своей загадочной, почти детской улыбкой.
– Мифы часто скрывают в себе истины, Антон, – произнес он с легкостью. – Великая Троя – это не просто город. Это перекресток судеб и магии, место, где пересекаются миры.
Антон даже не знал, как реагировать на такие слова. Его здравый смысл противился вере в сказки, но что-то в этом человеке и окружающей его атмосфере заставляло верить.
– Ну да, конечно, Троя, маг, – произнес Антон, – Это какой-то розыгрыш? Где тут скрытая камера? Куда мне помахать?
Старик рассмеялся, посмотрел на зайцев и принюхался, – Ммм, какой аромат: видать, ужин готов, – с этими словами он снял с костра зайцев и одного протянул Антону. Тот не стал себя уговаривать и взял вертел. – Я знаю, ты очень голоден, и голова болит от перемещения. Поешь, и станет лучше, – Антон хотел что-то сказать, но маг его остановил: – А вопросы потом…
Коняхин не стал возражать, и они принялись за еду. От мяса шел аппетитный запах. Подрумяненная корочка выглядела очень аппетитно. Мясо было очень сочное и вкусное, оно таяло во рту, а сок тек по щекам. Антон поглощал кусок за куском и не мог остановиться, пока не съел все до косточек. Пока они были заняты мясом, маг установил на костёр котелок. Когда они закончили с трапезой, налил ему и себе по чашке горячего напитка из каких-то трав, который напоминал по вкусу зеленый чай. Подкрепившись как следует, ополоснув чашки водой из бурдюка, маг убрал их обратно в котомку. Потом он достал кисет с трубкой, набил табаком и, закурив, довольным голосом протянул:
– Хорошо-то как, не правда ли?
– Да, мясо было очень вкусное, давно я такого не ел. И боль в голове прошла, – признался Антон.
– То-то же, – сказал маг, – Антон Коняхин, да-да, я знаю тебя, и всю твою прожитую жизнь видел. Как ты страдал, не находя своего места в том мире, и как ты увлекался этим. Вот и случилось то, чего ты так желал – окунуться в этот древний мир.
– Хорошая попытка, но я в это не верю. Мы сейчас где-то в Подмосковье на природе, а информацию, которую вы сказали, можно было легко выяснить, – предположил Антон, – Так что нужны более веские доказательства.
– А жезл, – улыбнувшись, маг взял его в руки, – Это не доказательство?
– В любом большом магазине электроники, можно купить подобное, да и работает оно на батарейках!
– Ну да, ну да, в магазине электроники, значит, говоришь? – пробормотал маг, и вдруг поднял вверх посох и что-то прошептал. От посоха вверх поплыли синие лучи, и, дойдя до определенной точки, рассредоточились в разных направлениях вниз. Таким образом, образовался большой синий купол вокруг собеседников, диаметром в двести метров. Глаза Антона расширились, а маг спросил: – Такое можно купить в вашем мире?
– Очень красиво, но это всего лишь разновидность фейерверков, которых я видел очень много, – стоял на своем Антон.
Маг опустил посох. Купол исчез.
– Знаешь, – сказал маг, – Я и не полагал, что ты такой упёртый, – затем он улыбнулся и направил посох в Антона. Тот ошарашено смотрел, как его в воздух поднимает неведомая сила: метр, пять метров, вот уже десять метров, – Ну а теперь веришь? – услышал он снизу голос.
– Верю, верю, ещё как верю, – испуганно прокричал Антон сверху. А маг разразился громким хохотом, и через мгновение Антон уже лежал на земле.
– Но как? Как такое возможно? – удивлялся Антон, распростершись на земле. Казалось, он и не желает даже на сантиметр отрываться от земли.
– Ну, объяснять тебе, откуда взялась магия и как она работает, я тебе не буду: все равно не поймешь, – сказал маг, прекращая смеяться, – К тому же, ты же хочешь быть воином, а не магом. Да, кстати, как тебе твое новое тело: ощутил разницу?
– А что с моим телом не так? – удивленно спросил Антон, вставая. И в этот миг его озарило, о чем говорил маг. Его тело изменилось. Оно стало подтянутым, мощным, крепким. Под кожей проступали бугры мышц. Он невольно стал поигрывать стальными мускулами. Неуклюжесть и вовсе пропала, как и выпирающий живот. Он чувствовал такую силу, что, казалось, сможет переворачивать танки, и между тем, несмотря на то, что он прибавил в весе за счет мышц, чувствовал такую легкость, что можно стоять над метровым снегом и не проваливаться.
– Таких результатов, я и за двадцать лет в тренажерном зале не добился бы, – прикинул он.
– Возьми это и покажи, что умеешь, – приказал маг и кинул ему одноручный меч. Антон поймал его с поразительной ловкостью, он даже с недоверием посмотрел на руку свою. – Твоя рука, твоя, – успокоил его маг.
Антон закружился в боевом танце. Глаза его выражали глубокое удивление, а вот конечности двигались с грацией опытного воина. Все те движения, где бы он их не видел, будь то в кино, или в книгах, но которые не мог раньше повторить, хоть и долго тренировался, сейчас выполнялись так легко и просто, будто практиковались Антоном с детства. Молниеносные выпады, обманные маневры, стремительные контратаки, Антон был в кураже, и взгляд его, излучавший крайнее изумление, сменился удовлетворенностью.
– О, какой молодец! – аплодировал довольный маг, – Теперь противников можно подбирать посерьезнее, Антон – Гроза зеркал! – шутил маг, – Ну, все, все, присядь, надо продолжить разговор, – скомандовал он, и Антон остановился.
– Только скажи, что надо сделать, – с непоколебимой решимостью заверил Антон, – И ты не пожалеешь. Я буду обязан тебе всю жизнь за то, что ты вытащил меня из того мира.
– Будь самим собой: все, что мне нужно от тебя, – сказал маг, прикуривая трубку и пуская дым. – Завтра мы выдвигаемся в Трою.
– Значит, она все таки существует, – задумчиво пробормотал Антон, устраиваясь поудобнее у костра, напротив Авалора. – А я думал, это все миф. Надеюсь, я могу помочь троянцам в Троянской войне? Или она нескоро будет? В какое время я вообще попал?
– Именно этого я и хочу от тебя. А что до времени, послезавтра царь Приам хочет отправить сыновей к царю Спарты Менелаю для заключения мирного договора.
– А, это именно тот момент, когда Парис украдет Елену?
– Совершенно верно, и я хочу отправить тебя с ними.
– Ого, – присвистнул Антон, – Где я, и где они.
– Ну, конечно, ты думаешь, они цари и принцы, зачем ты им? Но и ты царевич Антон своих земель, – рассмеялся маг.
– Кто я? – поперхнулся Антон, – Разве? Маг, я уже ничему не удивлюсь. Как ты это им преподнесешь?
– Это уже моя забота. Главное, чтобы ты втерся к ним в доверие.
– Я приложу все усилия. Какую роль я должен сыграть? Предотвратить похищение Елены? Но ведь это не изменит сути: независящая от нее война неизбежна, и кража Елены не окажет влияния. Агамемнон жаждет только войны.
– Ты сам ответил на свой вопрос. Да, война неизбежна, но кража лишь приблизит её, – произнёс маг, испуская клубы дыма. – Да будет так.
– А как мне вести себя с царевичами? – спросил Антон.
– На равных, ни перед кем не склоняй головы, – наказал ему маг, – Я буду за тобой приглядывать, не переживай.
– Значит, ты оставишь меня с ними и уйдешь? Ведь я совсем ничего не знаю об этом мире.
– Антон, мне предстоит много забот, и часто придётся покидать тебя, но, разумеется, я буду возвращаться. Что же касается знаний, ты не так уж незнаком с этим миром. Вон сколько книг ты прочёл, даже Илиаду осилил, – с улыбкой молвил маг.
– Между прочим, это одна из причин, почему я поддерживаю троянцев, – заявил Антон.
– Пожалуйста, поведай мне, что побуждает тебя быть на их стороне, ведь мне очень любопытно, – настоятельно просил маг, его интерес подобно искре пронизывал беседу.
– Из всего, что мне известно, к Гектору я проникся глубокой симпатией и уважением. Он, предчувствуя свою гибель в дуэли с Ахиллесом, все же храбро вышел на встречу с судьбой. Какое же колоссальное мужество это требует! – А Ахиллес… Знаешь, Авалор, скажу так: быть отважным нетрудно, когда ты лев, – маг кивнул, проникнувшись словами Антона, – ведь Ахилл был почти бессмертен. Тут нечего добавить. Где же тут правосудие, когда он бросает вызов Гектору – простому смертному? Где слава в том, чтобы победить более слабого? Нет, здесь нет благородства. Если жаждешь славы, сражайся с теми, кто сильнее, или хотя бы равен тебе. Это несправедливо!
– Не справедливо! – согласился старик.
– А когда я прочитал Гомеровскую «Илиаду», я пришёл в крайнее раздражение. Возмущение охватило меня, когда в повествовании о подвигах Гектора отведены лишь несколько абзацев, тогда как героизм одного из греков занимает многие страницы. Я понимаю, что автор – грек, но нельзя же так явно демонстрировать пристрастие.
– Да, у Гомера прослеживается некоторая предвзятость, – признал маг.
– Более того, не следует забывать о численном превосходстве греков; у них в рядах были многие герои: Диомед, Агамемнон, Менелай, Одиссей, Ахиллес, Аяксы и другие. А кто был у троянцев? Гектор, Парис, да и Эней. И я еще умолчу о вмешательстве богов…
– Говори тихо, и не упоминай имен богов, – предостерег маг, голос его был вполголоса, но обладал неоспоримой убедительностью. Мягкое свечение разлилось по окружающему пространству, создавая купол, скрывающий их разговор от посторонних ушей.
Антон настороженно кивнул.
– А боги и, правда, существуют?
Маг на мгновение закрыл глаза, позволяя воспоминаниям нахлынуть на него. Недавно он действительно встречался с богами – величественными, пугающими, непредсказуемыми. Их присутствие ощущалось словно мощный прилив, захлестывающий все человеческие чувства.
– Да, – произнес он, открыв глаза и посмотрев прямо на молодого человека. В его взгляде была смесь и благоговения, и тревоги. – Боги живы. Я не только видел их, но и говорил с ними.
Глаза Антона вспыхнули интересом. Он много слышал легенд о богах, правящих в отдаленные эпохи, и о том, как они покинули этот мир, позволив людям самим направлять свою судьбу.
– И каковы они? – спросил он, пытаясь сохранить спокойствие, хотя внутри него все бурлило от волнения.
– Они величественны, – маг ненадолго замолчал, подбирая слова.
Антон наклонился ближе, боясь пропустить ни единого слова. Маг рассказал о встрече, когда он оказался среди богов.
– Почему же они ушли от нас? Почему позволили нам забыть о них? – спросил Антон, стремясь постичь то, что лежит за пределами человеческого понимания.
– Люди должны были научиться созидать и ошибаться, думать и познавать, не полагаясь на высшую силу, – объяснил маг. – Так был задуман великий эксперимент.
– Правда? – не смог сдержать восторженной дрожи в голосе он. – И как они выглядят?
– Как люди, – ответил Авалор, задумчиво глядя сквозь купол.
Антон, опасливо понижая голос до шёпота, спросил:
– И что ожидать от встречи с богами? – осторожно продолжил расспросы Антон. – Они добры или жестоки, наши высшие существа?
– Боги, как и люди, разные, – объяснил маг. – Среди них есть те, кто благоприятствует, а есть такие, кто враждебен миру человеческому. Главное – помнить: их природа не человеческая, их путь может показаться странным и непостижимым.
– Ого! Хотя чему тут удивляться, если и Троя была реальностью, и временные путешествия возможны, то и боги, наверное, существуют. К тому же я хотел сказать, что большинство богов поддерживало греков – и это, как по мне, несправедливо.
– Так и есть, Антон Коняхин, – ответил маг, выпуская клубы дыма. – Так и есть. Надо сказать, боги в курсе, что я тебя отправил в этот мир и в это время. – Челюсть Антона отвисла от удивления.
– Да ну, – едва слышно произнес пораженный Антон. Ему казалось, что он был случайным гостем в спектакле богов, где сценарий уже был давно написан, и его роли в нём не должно было быть. – Но почему? – вырвалось у него. – Почему я? Почему здесь? И вообще, я теперь хочу обратно домой…
Маг загадочно улыбнулся.
– Боги, особенно греческие, не всегда справедливы в нашем понимании. Всё, что происходит, это великая игра, и каждый из нас – лишь фигура на этой доске. Боги следят за греческой армией, но это не значит, что их выбор – неизменная истина.
– Если боги знают обо мне, если они допустили моё присутствие здесь, значит, у меня есть шанс изменить что-то. Я могу стать больше, чем просто фигурой в их игре.
Старец кивнул, его глаза сверкнули одобрением.
– Твоя вера в себя и в свои возможности может стать ключом. Мир Трои ещё не знал таких, как ты. Используй свою уникальность. Да, и, более того, часть из богов против этого замысла по спасению Трои. И, скорее всего, попытаются нам помешать.
– Нет, Авалор, жизнь не подготовила меня к такому испытанию, – Антон заговорил, оглядываясь назад, словно ожидая, что за его спиной возникнет тень, грозящая оборвать его жалкое существование.
– Не беспокойся, за нами наблюдает главный, – маг указал взором ввысь, – И, между прочим, он запретил остальным вмешиваться.
– Это, безусловно, обнадеживает, – выдохнул Антон с облегчением.
– Однако я полагаю, они могут ослушаться, так что нам нужно быть настороже.
– Ты хочешь сказать, что они осмелятся ослушаться Верховного…? – он не успел договорить, так как заклинание Авалора мгновенно заглушило его.
– Да, Антон, именно его, я же тебе говорил – никаких имен, – прошептав заклинание, маг вернул Антону дар речи. Антон, разработав челюсть, тихо спросил:
– Всё так плохо, маг, раз они готовы ослушаться даже его? Но как мы им будем противостоять?
– Будем решать проблемы по мере их возникновения – как-нибудь прорвёмся, – уверенно произнёс маг, добавив: – А сейчас нам следует отдохнуть, ведь завтра нам предстоит тяжёлый день. – С этими словами он улёгся и вскоре захрапел. Антон же не находил сна: ну как здесь уснуть? В его прежнем мире он бы спал безмятежно, не беспокоясь о таких невероятных вещах. А тут и скачки во времени, и Троянская война, а главное – боги. И почему, спрашивается, он так стремился в это погрузиться? Как говорится, вот и получай…
Глава 3
– Неужто мы и дальше будем сидеть сложа руки? – с нетерпением произнес Арес, играя мечом в своих руках. Гера и Посейдон, до того задумчивые, подняли на него свои взгляды.
– Сын, – ответила Гера, – необходимо всё тщательно обдумать.
– Почему бы не напасть, когда Зевс спит?
Арес в нерешительности оглянулся на Геру и Посейдона. Каменный зал Олимпа был пропитан тишиной, нарушаемой лишь мерным покачиванием его меча. Боги сидели в кружке, каждый из них пребывал в своих мыслях. Гера, с величественным спокойствием, продолжала смотреть на Ареса, теребя края своей золотистой хламиды.
– Нельзя поступать поспешно, – произнесла она, разрывая молчание. – Это Зевс. Последствия могут оказаться губительными.
Посейдон, задумчиво гладя свою бороду, добавил:
– Гера права, нам нужно рассмотреть все возможные исходы. Но Арес тоже не без основания предлагает атаковать. Зевс в последнее время слишком увлекся земными делами, его сила ослабевает.
Арес не мог сдержать своего нетерпения. Он встал, его глаза вспыхнули боевым огнем.
– Мы так много времени отдали раздумьям и планированию! Зевс подрывает наше величие, и лишь решительные действия вернут нам былое могущество!
Гера, не теряя невозмутимости, подняла руку, призывая его к спокойствию.
– Мы знаем твою жажду битвы, Арес. Но нам нужно действовать с умом, а не только с силой. Один неверный шаг – и баланс миров может измениться.
Посейдон встал и шагнул к Аресу, положив руку на его плечо.
– Племянник, ты знаешь, как сильно я уважаю твои стратегические таланты. Но представь всё богатство мира разбушевавшихся штормов. Такой хаос нельзя допустить на Олимпе.
– Мы нанесём удар внезапно… – вновь попытался взывать к богам Арес.
В воздухе раздался гневный голос Геры, жены великого Зевса и царицы богов. Её глаза горели пламенем, подобным тому, что бушевало в сердце Ареса.
– Твоё нетерпение и страсть к битвам порой выходят за границы разумного. Неужели ты так скоро забыл? – сурово начала она, и её слова холодным ветром достигли ушей каждого. – Напоминаю тебе, сын, о нашем прошлом опрометчивом восстании. О том, как я висела в унижении между небом и землёй, став игрушкой для Зевса. И как, Посейдон, строил стены Трои, подчиняясь воле смертных. Ты думаешь, ему понравилось строить стены как раб? Или мне, висеть на золотых цепях?
Посейдон, словно оживший из своих размышлений, удручённо кивнул. Он не забыл, как они с Аполлоном трудились по воле Лаомедонта, терпя унижения и пренебрежение.
Арес отвёл взгляд, и его пылающий дух охладился под неумолимым взглядом Геры. Он осознал, как необдуманный порыв мог ввергнуть их в ещё более глубокую бездну.
– Прости, Гера, – пробормотал он, преодолевая свою гордость, чтобы признать ошибку. – Я был увлечён и не обдумал последствий.
Гера, смягчившись, кивнула ему. Её сердце радовалось, что боги, такие капризные и гордые, как Арес, способны учиться на ошибках. Возможно, в этот день на Олимпе было сделано больше для мира, чем на любом смертном поле брани.
Эта размолвка, казалось, становилась отправной точкой неудачных для них перемен.
– Поэтому, прекрати действовать мне на нервы Арес! – отрезала Гера, – А когда будем уверены в победе, тогда и начнем бунт!
Арес, шурша сандалиями по холодным мраморным плитам, отвечал с ноткой бравады:
– Тогда нам нужно склонить на свою сторону Аполлона. Его знания и предвидение стали бы нашим преимуществом. К тому же он участвовал в прошлом бунте.
На мгновение в воздухе зависло напряжение, прежде чем Гера, презрительно скривив губы, ответила:
– Аполлон – трус. Он никогда больше не восстанет против Зевса. Его интересуют лишь песни и игры.
Посейдон, поддерживая мнение Геры, подкинул свой трезубец от скуки, создавая слабый шепот магии, что затерялась в звуках моря:
– Согласен. Аполлон держит своё сердце в звёздах, его боги не бойцы.
Дискуссия заполнила зал, но её прервал стук лёгких шагов – то была Афина, воплощение мудрости и стратегии, чьи лучистые глаза не оставляли пространства для заблуждений.
– Я наблюдала за магом Авалором, – начала она, её голос был спокоен, но пробирал до глубины души. – Он находился возле Трои в компании незнакомца. Подслушать их беседу не удалось – они возвели заглушающий синий купол.
Гера нахмурилась.
– Купол, говоришь, – задумчиво изрек Посейдон, – Заклинание, знание о котором кануло в Лету. Этот маг не так прост, как показался мне на первый взгляд, – заключил он. Афина и Арес изумленно взглянули на него.
– Кто же он такой? – не сдержался Арес.
– Создателем мага является Эфир, – пояснила Гера. Все изумленно обратили к ней свои взоры. – Да, да, тот самый Эфир, в котором мы обитаем. Говорят, он был создан для поддержания равновесия между титанами и богами. А его мать – сама Гея, богиня земли.
Собеседники погрузились в глубину молчания, переваривая услышанное.
– Ого! – изумленно выдавил Арес. Он стал нетерпеливо шагать вперед-назад по мраморным плитам дворца, его разум был под завесой, которую он никак не мог сорвать. Гера, наблюдала за ним со спокойным вниманием. Она понимала его беспокойство, ведь речь шла о сущности, которой никто не знал до сих пор – загадочном маге, рожденном Эфиром.
– Ты уверена, что это не просто очередная легенда, созданная смертными? – наконец пробормотал Арес, останавливаясь и вперившись в нее взглядом.
Гера слегка улыбнулась, показывая все свои знания и мудрость, которые она приобрела за множество веков.
– Если бы это была просто легенда, дорогой, я бы не тратила своё время на объяснения, – она, казалось, наслаждалась эффектом своей загадочной ауры. – Мы не можем игнорировать существование созданного Эфиром. Его потенциал – это редкий дар, который может повернуть равновесие в любую сторону.
– Равновесие… – Арес нахмурился, будто пробуя на вкус это слово и избегая желания пренебречь этой мыслью. Как бог войны, он всегда стремился к хаосу. Однако мысли о потенциале мага держали его настороже. – Что ты собираешься с ним делать?
Гера учтиво отвернулась, если бы сонмы богов могли быть столь непроницаемы, её взгляд был бы именно таковым.
– Всем нужно своё время, чтобы понять и освоить созданное. У меня уже есть задумка, но необходимо дождаться нужного момента, чтобы всё встало на свои места. Не переживай, Арес, когда время придёт, всё будет готово.
Арес хмыкнул, пряча поднявшийся интерес. Он знал Геру достаточно хорошо, чтобы понять, что если она задумала что-то, то это будет выполнено так, что все другие боги только удивятся. Сферы космоса сплетались по её желанию, и от этого у него по спине бежал холодок – смесь уважения и недоверия.
Мир следил, замерев в ожидании. Никто не знал, даже Гера, как изменится судьба богов, титанов и смертных с появлением Авалора. Но этот момент был лишь началом новой эпохи, где недооценка будет стоить слишком дорого.
***
Величественная фигура, излучающая силу и могущество смотрела вдаль на приближающуюся черную точку. Его рост далеко превышает человеческий, он высок и статен, с широкими плечами, как у древнегреческого героя. Его тело – словно созданное из мрамора, каждая мышца точёная, но в то же время не лишённое грации. Кожа его светится тёплым золотистым оттенком, отражая солнечный свет, как будто по-настоящему одухотворённая.
Лицо Зевса обладает благородными чертами: у него высокий лоб мыслителя, крепко очерченные скулы и властный подбородок. Его глаза – как море синее, как Эгейское, они проникновенно смотрят из-под массивных, чуть нависших бровей. В этом взгляде таится как безмерная мудрость, так и незримая угроза, в случае нарушения порядка. Густая борода, напоминающая окутавшее грозовое небо облако, придаёт его облику суровости и зрелости.
Зевса всегда сопровождает венец молний – золотой лавровый венок, искрящийся и переливающийся, словно живой. На каждом шагу его сопровождает лёгкий ветер, играющий с длинными, волнистыми локонами его волос, что ниспадают ниже плеч. Этот непокорный вихрь создаёт вокруг него ауру таинственности и непредсказуемости.
На плечах у Зевса свободно лежит удлинённая тога цвета грозового облака, чуть прикрывающая его мощную грудь и едва держащаяся на одной могучей руке. Вместо посоха в его руках известный атрибут – молния, готовая в любой момент обрушиться на тех, кто осмелится бросить вызов верховному богу Олимпа.
Черная точка на горизонте обернулась орлом. Вскоре величественная птица, разрезая небеса, опустилась на могучую руку Зевса-громовержца. Зевс отдал дань вниманию каждому движению орла и, погруженный в раздумья, произнес:
– Ты говоришь, что все идет по плану: Авалор переместил Антона в эпоху Троянской войны и вводит его в курс дела. – В это мгновение раздался стук в дверь. – Кто там? – спросил он, отпуская орла воспарить в небесную высь.
– Аполлон, пришел обсудить с тобой некоторые вопросы, – прозвучал ответ из-за двери.
– Тогда проходи, – скомандовал Зевс.
Стройный и величественный, с пышными волосами, уложенными в изящный узел, Аполлон, Бог солнца, вошёл в помещение, почтительно поприветствовав громовержца. За его спиной покоился серебряный лук с золотыми стрелами, придававшими ещё больший блеск его образу.
– Не на войну ли ты собрался, сын мой прекрасный? – поинтересовался Зевс. Тот, окинув мрачным взглядом лук, ответствовал: – Настали смутные времена, отец.
– И что же тебя тревожит?
– Арес, в частности.
Зевс задумчиво посмотрел на горизонт, где серебристые облака смешивались с золотыми лучами заходящего солнца. Его трон, возвышавшийся на Олимпе, давал полномочия и власть, о которых могли мечтать боги младших рангов. Но в этот момент его мысли были сосредоточены на предстоящих испытаниях, где от его решений зависела судьба Олимпа.
Аполлон, стоящий рядом, с величественной грацией перекинул лук за плечо. Его глаза глядели вдаль, но мысли витали в другом направлении. Арес. Бог войны, с неизменным стремлением к хаосу, всегда был его тихой тревогой.
– Времена смутные, – повторил Аполлон, как будто стараясь оправдать своё беспокойство. Он знал, что если бы Арес захотел, то разрушение было бы неизбежным.
Зевс усмехнулся, его губы скривились в ироничной улыбке.
– Арес дерзок и опасен, но не стоит его воспринимать всерьез, – произнес громовержец, словно успокаивая самого себя. В глубине души он понимал, что именно дерзость и непредсказуемость делали Ареса столь опасным. – Если бы не Гера…, – он усомнился на миг, – Если бы не Гера, я бы давно отправил его в Тартар.
Аполлон промолчал, но все прекрасно понял. Гера, королева небес, играла свои игры, и никто, даже сам Зевс, не мог предсказать ее следующего хода. А её союз с Посейдоном только усложнял дело. Аполлон ощутил лёгкий озноб от мысли, что бог морей, обладающий столь же непоколебимой силой, может встать на сторону Ареса. Он видел, как волны могут разрушать берега и города, а вместе с гневом Ареса это угрожало не только Олимпу, но и смертным.
– О, сын мой, не тревожься, они не дерзнут на второй бунт. Мое суровое наказание еще эхом отдается в их ушах, – с усмешкой изрек Зевс. – Гера по сей день напоминает мне о перенесенной обиде.
– Кажется, нам стоило бы быть осторожными, – произнес Аполлон с ноткой недосказанной тревоги. Он чувствовал, как его длинные волосы развеваются от лёгкого ветра, несущего прохладу вечера. Сегодняшний закат казался чересчур тихим, и эта тишина его тревожила.
– Мы – Олимпийцы, – голос Зевса прозвучал, как гром среди ясного неба. – И мы справимся с любой угрозой. – Он знал, что Аполлон, как и остальные боги, был ему верен. Однако предстоящая, возможная смута потребует гораздо большего, чем просто верности.
Аполлон внутренне согласился, но не мог избавиться от чувства, что это было лишь начало. Единство олимпийцев будет испытано, и завтрашнее утро может принести новые испытания. Но, как и прежде, свет его разума и надежды будет светить даже в самые тёмные времена.
– О, расскажи мне, Аполлон, как ты сохранил привязанность к Трое? – вдруг спросил Зевс, устремив взор на горизонт. – Ты ведь тогда вместе с Посейдоном, приняв облик смертных, возводил стены Трои для царя Лаомедонта, верно?
Аполлон молча кивнул.
– Но вот что меня волнует, мой сын. Ты полюбил Трою, а Посейдон – нет. Почему?
– Не знаю, отец. Может, потому, что я большей частью времени звенел струнами лиры, пока Посейдон в одиночестве возводил стены? – отозвался Аполлон, и оба залились смехом. – Или, возможно, дело в том, что царь Лаомедонт отказался выплатить причитающееся, грозился заковать Посейдона в кандалы, отрезать ему уши и продать в рабство, – заливаясь хохотом, добавил Аполлон. – Кстати, Посейдон даже наслал на Трою морское чудовище, но явился Геракл, и это совсем другая история.
Зевс кивнул, вспоминая те времена. Он и сам провёл немало времени, наблюдая за сыном и братом, и их работой. Несмотря на то, что Посейдон воздвигал стены с физической силой и мощью, Аполлон привнёс в работу нечто большее – душу.
– Да, весёлое было время! – ностальгически заметил Зевс, – Геракл, он всегда вмешивался в самые затейливые дела.
Аполлон рассмеялся, понимая, что, по сути, Зевс был тем, кто всегда ожидал от Геракла таких подвигов. Но сегодня он не был настроен вспоминать о тщеславии смертных. Это было время, когда он хотел обратиться к чему-то более личному.
– Отец, ты уверен, что твоя власть настолько непоколебима? – осторожно спросил Аполлон, рассчитывая уловить хотя бы каплю сомнения в глазах Зевса.
Но Зевса было невозможно поколебать.
– Конечно, – ответил он с такой уверенностью, которая могла бы двигать горы. – Я вижу, что мой порядок не осмелится оспорить никто, как и никто не рискнёт на новый бунт, – вдруг Зевс усмехнулся, – Ты уже сам стал подобен жрецу-прорицателю в твоем Дельфийском оракуле. Не беспокойся, все под контролем! – И вдруг, посерьезнев, добавил: – А теперь оставь меня, мне нужно обдумать кое-что.
Аполлон, поклонившись, удалился.
***
На заре Антона пробудил маг, нежно толкнув в бок древним жезлом.
– Вставай, охламон, – прозвучал его выговор, – так ты всю жизнь проспишь. Когда уже станешь человеком ответственным, устроишься на работу, обзаведёшься семьёй? – Антон напрягся, будто услышал голос своей матери из юных лет, обличающий и сетующий на его жизнь.
– Что за… – невольно вырвалось у него, и он окончательно проснулся. Антон сел, руками обхватив голову. Лишь сон, и надо забыть. Возвращаясь в реальность, он уловил манящий аромат травяного чая из котелка. Маг, глядя безмолвно вдаль, задумчиво спросил: – Дурной сон, Антон?
– Скорее это был кошмар в обличье того существования, откуда ты меня извлек, – устало прошептал он.
– Все предстаёт не так, как привыкли и хотят видеть люди, – философски заметил маг. – Твоя мать взирает на эту жизнь со своей высоты, а ты – со своей. Каждый человек смотрит на жизнь сквозь призму навязанного ему восприятия. Разум обволакивает пелена, отступающая лишь в миг смерти, когда человек наконец осознаёт, как прожил свою жизнь и как следовало её прожить. Но, уловив, какой вопрос таится в мыслях Антона, маг добавил: – И да, при должных усилиях эту пелену можно отодвинуть и раньше. Ладно, не хочу перегружать тебя с утра, вот, возьми, – сказал он, протягивая чашу ароматного напитка. – Подкрепись!
Антон поднял чашу и сделал осторожный глоток обжигающего напитка. В тот же миг он ощутил, как волны бодрости начали расползаться по его жилам, согревая каждую клетку: «Вот бы такой напиток мне на прежней работе; я бы не засиживался там допоздна», – пронеслось в его мыслях.
– Эх, к чаю бы сейчас кусок пирога, – мечтательно произнес он. Внезапно в левой руке он ощутил что-то мягкое. Антон поднял руку и увидел кусок пирога с фруктовой начинкой.
Маг засмеялся, озорно замечая:
– Мне каждый раз доставляет удовольствие твое искреннее удивление. Ты обладаешь уникальной харизмой, Антон. Почему не попробовал себя на актерском поприще?
– Дома не поняли бы, – отозвался Антон. – Авалор, почему же ты возишься с котлом, если можешь одним щелчком создать готовый чай, как этот пирог? – он кивнул на угощение в руке.
– Знаешь, Антон, иногда процесс важнее результата! Добавляя специи в котелок, отвлекаешься от угрюмых мыслей, поселившихся в сознании.
Антон лишь пожал плечами и доел пирог. Маг, осторожно поставив свою чашу на ближайший камень, поднял с земли запылённый мешок и передал его Антону с мягкой улыбкой:
– Вот твоя новая одежда. В ней ты будешь и удобнее себя чувствовать, и привлекать меньше постороннего внимания.
Так и было. Антон, покинув в классическом костюме и туфлях вчерашнюю рабочую рутину, так и оставался в этом наряде. Он осторожно вытряхнул содержимое мешка, демонстрируя тунику, сандалии и кожаные доспехи укрепленные бронзовыми пластинами. А также бронзовый шлем.
– Как тебе? – спросил Авалор с искоркой в глазах.
– Великолепно, – признался Антон, примеряя весь наряд. – Только вот, – бросив укоризненный взгляд на тунику, длиной едва достигавшей колен – к этому наряду привыкнуть бы, если такое возможно. – Под хохот мага он продолжил: – Может, мне лучше брюки? Шотландский стиль не для меня, – произнес он с надеждой.
Маг лишь покачал головой:
– Увы, придется привыкнуть, – вновь разразился смехом. – А наряд тебе к лицу, не понимаю, почему ты недоволен, – подбодрил он Антона.
Антон, окинув себя взглядом, осторожно кивнул.
– Впрочем, остальное мне по душе, и меч тоже. Откуда это у тебя? – с любопытством спросил он.
– Лишь знай, что и доспехи, и меч – достойного качества, – ответил маг. – Они будут служить тебе верно. Теперь всё это принадлежит тебе.
– Я слышал, что некоторые нарекают свои клинки именами. Следует ли мне поступить так же?
– Безусловно, это достойная традиция, но лишь для того меча, который придет на смену этому: у меня есть особая идея для него. Однако пока об этом можно не думать – нам пора отправляться.
– А что же мне делать с прежней одеждой?
Старая одежда, словно повинуясь волшебному зову, отправилась в мешок и вместе с ним исчезла. На немой вопрос Антона маг с уверенным спокойствием ответил:
– Не волнуйся, она в надежном месте, и когда понадобится, ты ее вернешь.
Они тронулись в путь. Солнце уже выскользнуло над горизонтом, и воздух предвещал знойный день. Оно вздымалось ввысь, словно угрожая искусно обжечь землю своими неумолимо жгучими лучами. Вскоре это предупреждение стало явью. К счастью, слева струилась безымянная река, где можно было освежиться и утолить жажду. Маг лишь раз пригубил из своего бурдюка. Казалось, ему были нипочем и жар, и холод, и ливень, и снег. На его невозмутимом лице не появилась ни единой капли пота, в то время как Антон изнемогал от жары.
«Вот что именно показалось мне странным в его облике вчера», – размышлял Антон, – «Возраст на его лице прочесть невозможно. Борода сединой покрыта, а черты его вне времени». – Антон пожал плечами, – «Маг, ни дать ни взять».
Антон шагал, спотыкаясь, по жухлой траве, а солнце беспощадно палило его затылок. Путешествие вдоль реки должно было подарить им облегчение, но только маг, шагающий впереди, казался неуязвимым для этой невыносимой жары. Антон украдкой бросал взгляды на спутника, удивляясь его стойкости. Казалось, что маг был не из этого мира, словно силы природы подчинялись его воле.
– Как ты это делаешь? – наконец вырвалось у Антона, когда они добрались до затененного участка на берегу реки, и он бросился на колени, чтобы обмакнуть лицо в прохладную воду.
Маг улыбнулся, но не замедлил шаг, спокойным жестом подзывая Антона продолжать движение.
– Тебе просто нужно научиться слушать мир вокруг, – ответил он, не останавливая шепота своих уст. – Когда ты в гармонии с природой, она охотно делится с тобой своей силой.
Антон поднялся, ошеломленный, отряхиваясь от капель воды и вглядываясь в непроницаемое лицо мага. Он не был уверен, что понял, что именно имел в виду его загадочный спутник, но что-то в его словах заставило его задуматься. Было что-то гипнотическое в плавных движениях мага, будто резонирующих с ритмом окружающего мира.
– Думаешь, я смогу этому научиться? – спросил Антон, стараясь скрыть сомнение в своем голосе. Он вдруг жаждал этого знания, стремился разгадать тайну, скрытую за спокойствием мага.
Маг на секунду замер, потом повернулся к Антону и с проницательным взглядом сказал:
– Ты уже начал. Путь начинается с вопросов. – В его глазах заплясали искорки, как если бы свет солнца рассеивался внутри, отражаясь от воды.
Направляясь дальше вдоль реки, Антон почувствовал, как в его сердце зарождается новый огонь. Он не был магом, но в этот момент солнечные лучи уже не казались такими немилосердными. Природа шептала что-то ему, и он был готов слушать.
К вечеру, когда было еще светло, перед ними раскинулись величественные стены Трои.
Троя, величественный город, извечно окружённый легендами и эпосами, возвышается на берегу Эгейского моря, словно древний каменный страж, наблюдающий за горизонтом и движением времен. Стены её, возвышающиеся над землёй, были зодчеством несравненной искусности, что не раз поражала сердца захватчиков своей непреодолимостью и величием. Массивные врата, сквозь которые шум потока людского непрерывно курсировал, открывали путь в саму душу города.
Антон смотрел на них с неподдельным любопытством. «Здесь явно была замешана божественная рука», – задумался он. – «Смогут ли катапульты одолеть такие стены, и сколько времени на это понадобиться?» Вопросы обрушивались на Антона без устали, но ответов он не знал. Да и откуда бы ему знать? Еще вчера он занимался своими бумагами в кабинете, а сегодня стоит перед величественными стенами Великой Трои.
– Кто там? – раздался грубый голос стражника за дверями, вырезанными прямо в стене.
– Вы знаете меня как Авалора, жреца-прорицателя из Дельфийского оракула, – не успел закончить маг, как двери тут же распахнулись. Стражники начали кланяться и извиняться, что сразу не узнали его.
– Ничего страшного, не стоит извинений, – успокаивал их маг, поднимаясь наверх по стене. Когда они поднялись, перед ними открылся целый город.
Внутри, меж узеньких улочек, витала смесь ароматов: утренней лаванды с рынков, благовоний из храмов и морского воздуха, что приносил далёкие шёпоты просторов. Храмовые комплексы, величавые и строгие, являли собой воплощение благоговейного покоя и силы. Их колонны, касаясь небес, напоминали о капризах богов, чьими именами заполнялись свитки преданий.
Над всем этим величественно вздымался дворец, ослепительно украшенный золотом – сердце Трои, священный приют её царей и героев, имена которых воспеты в легендах как символы доблести и чести. Вокруг него, подобно кольцу, раскинулась обширная площадь, где пересекались жизни и судьбы народа. За этим грандиозным зданием выстраивались дома различных размеров, определяемых кошельками их владельцев, словно отражая социальные иерархии современного мира Антона. Вдали, за крепостными стенами, теплые солнечные лучи ласкали обширные поля, которые с любовью возделывали труженики Трои. Здесь, в этой благословенной земле, гармония жилищ и природы сливались в один непрерываемый поток жизни, пронизанный эхом прошлого и надеждой на будущее. Каждая деталь этого утопического пейзажа напоминала о величии, оставшемся в сердцах народа, чей дух непоколебим, даже когда время, как поток, несет все вперед.
Троя, окутанная преданиями и мифами, являлась ареной грандиозной истории, где сливались воедино героизм и хитроумие, предательство и любовь. Великие войны, которые потрясли её стены, стали страницами истории, вечной как Эгейский прибой. Здесь вдохновение питало поколения поэтов, мечтателей и завоевателей, и каждый, кто ступал на её священную почву, безмолвно воссоединялся с великим прошлым, глас которого раздавался вечно, подобно морскому бризу, что несомненно будет вечно омывать её берега.
– Лучше скажите мне, стражники, – обратился к ним Авалор, – у вас сегодня праздник какой-то?
– Царь Приам устроил празднования в честь завтрашнего отплытия его сыновей к царю Спарты Менелаю.
– Вот как, – удивился Авалор. – Ну-ка, пойдем, Антон, – позвал он его, и, кивнув стражникам, уверенно зашагал в сторону площади, так что Антон едва поспевал за ним. Вскоре они достигли площади, и Антон увидел царскую свиту. Перед дворцом возвышался трон, на котором восседал старец, по всей вероятности, царь Приам, ибо расстояние не позволяло четко рассмотреть его лицо.
Вдруг из толпы вышла девушка, схватила Антона за шею и потащила. Тот успел лишь окинуть беглым, растерянным взглядом мага, который рассмеялся в ответ. К магу подошла другая девушка, он не сопротивлялся, а она почтительно поклонилась и, взяв его под руку, повела дальше. Его же буквально тащили, как местного оборванца. Но, возможно, так у них принято принимать чужеземцев.
Вскоре они очутились в кругу танцующих. И это по душе было Антону. Однако в доспехах не потанцуешь, и девушка, понимая это, помогла ему снять оружие и доспехи, повесив их на специальные деревянные приспособления. Он задумался, не украдут ли снаряжение, пока он будет в плясе, но девушка не дала времени на раздумья: пустилась в танец, увлекая его за собой. Музыка звучала удивительно, совсем не похожая на ту, что он слышал прежде. Освоив немногочисленные движения, Антон быстро включился в действие и даже начал импровизировать новые, вызывая восторженные возгласы толпы. Танцуя, он чувствовал себя королем сцены.
Но как глубоко он ошибался! Толпа танцующих большей частью следила не за его движениями, как ему казалось, а за другим танцором, который оказался нашим Авалором. Он двигался с такой грацией и изяществом, что рядом с ним Антон чувствовал себя простым прыгающим козлом. Но это не остановило его, ведь, оглядевшись вокруг, Антон понял, что на фоне остальных танцоров он выглядел не так уж плохо. Танцоры были на редкость разношерстные: кто-то без руки, иной без ноги, иной без зубов. А один субъект, по-другому не сказать, вступил в круг с огородным серпом и размахивал им, словно утративший рассудок. Но, к удивлению Антона, его никто не выдворил. Лишь освободили пространство вокруг, чтобы никто не пострадал.
Там были и прекрасные девушки, мило улыбающиеся и танцующие с Антоном. Что же касается мага, то он танцевал так, словно всю жизнь этим зарабатывал на хлеб. В целом, праздник Антону понравился. После очередного танца он направился к столам с напитками. Сделав глоток вина, Антон ощутил чей-то нечеловеческий взгляд, который взбудоражил его душу. По коже пробежали мурашки. Едва заметно прокравшись к своему оружию и доспехам, дабы танцующие его не заметили, он облачился в доспехи, извлек меч и скользнул в закоулок, откуда, ему казалось, исходил этот изучающий взгляд, желая разобрать, не плод ли это его воображения.
– Кто здесь? – смело возгласил Антон. По стенам скользнула огромная тень, совершая таинственный танец. С мечом наготове он приблизился и застыл: в темноте вырисовывался силуэт трехметрового создания. Желтые, как пылающие угли, глаза свирепо уставились на Антона. Эти глаза принадлежали волчьей голове, но существо стояло на двух ногах. «Оборотень», – мелькнуло в его мыслях.
– Почему Авалор направил тебя сюда? – процедило в ответ существо, полное враждебной силы.
«Оно и говорить умеет», – с изумлением отметил Антон. – О чем ты вообще?
– О маге, который тебя сюда послал!
– Кто ты такой?
– Здесь вопросы задаю я.
– Лучше объясни это ему, – сказал Антон, уверенно указывая на меч.
– Пугаешь меня своей зубочисткой, которую я тебе же и подбросил? – усмехнулся оборотень презрительно.
– Что ты мелешь, пёс? – угрожающе буркнул Антон.
Глаза оборотня налились кровавым светом.
– Тупой секретарь судебного заседания, – пробормотал он, выхватив секиру из-за спины и обрушил её на Антона. С мечом наперевес, Антон парировал удар, чудом удерживая оружие, столь велика была сила удара. На секунду в глазах оборотня мелькнуло удивление: как мог человек выдержать такой натиск? Злобно уставившись друг другу в глаза, они замерли в немом противостоянии.
И в тот миг Антон уловил среди воя толпы знакомый голос чародея.
– Вархалл, о нашем разговоре позже, оставь этого человека в покое, – с силой прозвучало повеление. Оборотень замер в недовольстве, скалясь, и, наконец, кивнув, бесшумно растворился в воздухе. Очевидно, не Антон один услышал этот голос.
Решив обсудить с магом странную ситуацию позднее, Антон пожал плечами, аккуратно разместил свой гардероб, прошёл к столу, выпил еще вина и, отдавшись ритму, двинулся танцевать. Но вдруг музыка прервалась, и толпа зашумела: – «Давайте игры!»
Начались приготовления. Внесли длинное деревянное сооружение, над которым колебалось десять огромных железных молотов, раскачивающихся в разные стороны. Пройти между ними казалось делом не из простых, но желающие пробовали вновь и вновь, осыпаемые ударами и падая, не добираясь и до середины пути. Перед началом каждому на тело надевали мешок, мягко защищающий от ударов. Маг, улыбаясь, предложил Антону вступить в очередь и испытать свою ловкость. Жажда проверки собственных возможностей была неодолима, и Антон решил рискнуть. Некогда он и не подумал бы о таком, но теперь он стал другим. Теперь только вперёд.
Пристально изучив ритм и траекторию молотов, Антон осознал, что успех возможен только в одном темпе.
Наконец подошла его очередь. Когда к нему стали примерять защитный мешок, Антон отказался, вызвав изумление и шепот среди троянцев. Все было просто: мешок стеснял движения. Антон напрочь отгонял мысли о последствиях удара. Застыв на месте, он на короткий миг превратился в статую, а затем внезапно рванул вперёд. Полоса, казавшаяся лишь мгновением, растянулась. Каждый шаг приносил пугающее ожидание столкновения справа или слева, но он до последнего оставался невредим. Успешно преодолев последнее препятствие, он остановился и, закрыв глаза, сделал глубокий вдох.
Воцарилась тишина. Прошло долгое мгновение и послышался довольный крик: – «Молодец!» – и в ту же секунду воздух распахнулся шквалом аплодисментов. Ликом толпы был восторг. «Я справился!» – пронеслось в сознании Антона, наполняя его сердце радостью и триумфом.
Глава 4
Вечер в тот день был особенно красочным – багряное солнце, потонувшее за горизонтом, обещало рождение новой легенды.
Антон стоял перед царём Приамом и его семьёй.
Приам, обладая величественным обликом, внушал глубокое уважение и благоговение. Лицо его, хоть и изрезанное морщинами, сохраняло остатки былой красоты и аристократичности. Седина его волос подчёркивала мудрость и обширный жизненный опыт, а глубокие глаза излучали понимание и сострадание.
Гектор, его сын, представлял собой образец мужественности. Высокий и статный, он обладал крепким телосложением, которое являло силу и ловкость. Его темные кудрявые волосы были вечно слегка растрепаны, а взгляд, полный решительности и благородства, показывал готовность к защите своих близких.
Парис, напротив, был воплощением изящества и обаяния. Его внешность была почти совершенной: правильные черты лица, светлые вьющиеся волосы и пленительные глаза. В его движениях ощущалась легкость, а мягкая улыбка на устах не оставляла равнодушным ни одну женщину.
Кассандра поражала своей красотой и таинственностью. Ее длинные волнистые волосы обрамляли бледное лицо, в глазах которого плескался огонь пророчества. Взгляд ее был глубок и пронзителен, он заставлял задуматься о непознанном. Ее тонкая фигура и утонченные жесты создавали ауру загадочности вокруг нее.
Поликсена, младшая из дочерей, сочетала в себе нежность и грацию. Ее юная привлекательность была подчеркнута свежестью и открытостью. Чёрные волосы ниспадали волнами на плечи, а карие глаза светились юношеским оптимизмом и добротой. В ее облике читалось обещание будущей красоты и благородства.
Семья Приама изучала чужестранца с явным интересом. Антон, встретившись взглядом с Кассандрой, слегка покраснел, поражённый её красотой.
Царь Приам, облокотившись на свой переносной трон, задумчиво смотрел на молодого человека, который стоял перед ним. Антон Коняхин только что завершил испытание, которое ранее удалось пройти лишь одному человеку. Внимательно прищурившись, он всматривается в черты лица Антона, пытаясь уловить тень происхождения или пророчество, скрытое за храбростью и решимостью молодого человека.
– Кто ты, отважный человек? – голос царя Приама звучал ровно, но с нотками беспокойства. – И был лишь один, кто прежде справился с подобным испытанием, и имя ему – Гектор, – воскликнул он с гордостью.
– «Гектор, Гектор», – как один, вторила толпа, – «Гектор, Гектор».
Гектор с улыбкой поднял правую руку в знак благодарности, и толпа ответила ему новым гулом восторга.
Антон поднял глаза. Он с детства мечтал оказаться в центре событий. Теперь он стоял здесь, под взглядом царя, рядом с магом Авалором, которому доверял как брату.
– Ваше Величество, я – Антон Коняхин, – ответил он, стараясь скрыть волнение.
Слова его звучали уверенно, хотя сердце его колотилось с неистовой силой. Толпа, стоявшая за спиной, замерла в ожидании ответа царя.
– Коняхин?! – снова произнёс задумчиво Приам, словно пробуя на вкус это слово. Тут же Антон вспомнил, что в Древней Греции не существовало фамилий. – Это отец твой так зовётся? – с явным сомнением в голосе спросил Приам, – Или же это всего лишь прозвище?
– Это племенное имя! – ответил Антон, поспешно обдумав свои слова. Рядом послышался тихий смешок, свидетельствующий о реакции мага.
– Вероятно, в твоём племени особое почитание к лошадям, – с улыбкой заключил царь Приам.
Маг Авалор, в длинной мантии, украшенной таинственными знаками, сделал шаг вперед и, подняв руку, призвал всех к тишине. Его голос, глубокий и задумчивый, пронесся над головами собравшихся, как манящий морской бриз.
«Когда он успел облачиться в мантию?!» – изумленно отметил Антон.
– Царь, – начал Авалор, формируя слова с той осторожностью, которая приходит с годами мудрости. – Этот молодой человек, который ныне стоит перед нами, заслуживает нашего уважения. Я объявляю, что Антон Коняхин – мой друг и достойный соратник. Его мужество и решимость – дары, которые несут немногие. Мы должны приветствовать его не как чужака, но как брата.
Все головы повернулись в сторону Антона, чей решительный, но скромный вид наполнял их сердца надеждой. Он, не отворачиваясь от взгляда царя, шагнул вперед, отвечая с достоинством:
– Я лишь скромный человек из далекой земли, но желание мое быть достойным этой великой страны и ее благородных героев. Я готов доказать вам свою верность и силу.
Толпа выдохнула, словно единое существо, и вновь загудела, но теперь вместо скандирования имени Гектора, слышались восторженные восклицания в честь Антона.
Царь Приам поднялся. Великий и мудрый, он всегда знал, что дело не только в силе, но и в сердце.
– Пусть Антон Коняхин войдёт в историю нашего народа, – произнёс он, вложив в эти слова всё своё благословение. – Пусть станет он примером для будущих поколений. Останься с нами, и узри, как ты вплетешь свое имя в легенды и песни нашего народа.
Антон поймал взгляд мага Авалора. Старый друг улыбался, молчаливо одобряя выбор судьбы.
Толпа вокруг них продолжала гомонить, их радостные крики многократно отражались эхом от мраморных стен великого дворца. Имя Гектора, ставшего символом отваги для троянцев, звучало в веках, но сегодня все взоры были устремлены на нового претендента на славу.
– О, мудрый Авалор, друг мой и жрец-прорицатель великого Дельфийского оракула Аполлона, – начал Приам с благоговейным трепетом, – поведай нам о Пифии, хранительнице тайн и её пророчествах о будущем нашей прославленной Трои.
Авалор, возвышающийся над всеми в своей ослепительной мантии, кивнул учтиво, его лицо озарила мягкая, всезнающая улыбка.
– Пифия в добром здравии, о великий царь, и её прорицания пробуждают благость и надежду. Она видит в своих видениях блестящее будущее для Трои – вашему городу суждено прославиться на века.
Его слова, подобно раскатам грома, окатили пространство негромким но торжественным шумом.
– Но есть еще обстоятельство, достопочтенный Приам. Звезды указали на одну душу среди нас, от которой зависит ваш триумф и слава Трои – это доблестный Антон.
Все взгляды снова скользнули к молодому воину, облаченному в броню, который стоял рядом, не ожидая столь пристального внимания. Антон опустил глаза, чувствуя, как, казалось бы, само его сердце замирает в груди. Волна смущения захлестнула его.
– Ваше будущее славно, царь Приам, – продолжал Авалор, – и пусть Антон станет вашим надежным стражем и героем, который приведет вас ко всем чаяниям Пифии.
Улыбка снова появилась на лице Приама, и он шагнул вперед, поднимая бокал в честь своего друга-жреца и Антона.
– Пусть вездесущие боги благословят Антона и Трою! – воскликнул Приам. И с этими словами, поднялась радостная симфония голосов, ода новых надежд и вечной славы. – Нам пригодятся такие воины, – одобрительно кивнул Приам, указывая на Антона. – И к тому же, мы не вручили призы сегодняшнему победителю, а именно, щит нашего лучшего кузнеца и дом, расположенный рядом с дворцом.
Из царской свиты вышли две девушки, направлявшиеся к Антону. Одна из них несла щит цвета ночи, другая – поднос с ключом, вероятно от нового жилища. Он был деревянный и очень простой, с зубцами старинного штифтового замка.
– Ты, Антон, победитель сегодняшнего испытания, – прогремел Приам, – Поздравьте его! – и ликующий гул толпы воссиял в буре оваций.
Антон, едва сдерживая волнение, поклонился царю Приаму и народу. Этот момент казался ему нереальным, словно сон наяву. Чувствуя на себе взгляды сотен людей и ощущая тяжесть щита в своих руках, он осознал, чего он хотел от жизни.
– Я благодарен вам, о великий царь, и вам, жители Трои, за честь, которую вы мне оказали, – произнес Антон голосом, который едва выдавал его истинное волнение. – Я сделаю все, чтобы оправдать ваше доверие и стать достойным соседом и защитником великого города.
Приам снова кивнул, показывая, что полностью удовлетворен ответом.
– Ваш путь только начинается, Антон, – с теплотой произнес он, – но я вижу в тебе не только воина, но и человека благородного духа. Пусть твой щит будет всегда надежной защитой для нашего народа, а новый дом – местом покоя и силы.
Когда утихла новая волна ликования толпы, Приам возгласил:
– Ликуй же, о прекрасный народ Трои, а вас, мои благородные гости, прошу следовать за мной во дворец.
***
Царь Приам, опираясь на посох, шел сквозь величественные залы дворца. За ним безмолвно следовали Авалор, Антон, Гектор и Парис.
Дворец Трои – величественное сооружение, которое пленяет взоры своим изяществом и роскошным убранством. Он возвышается, как символ искусства и богатства, сохраняя историю и легенду в своих стенах. Строение впечатляет своими гармоничными пропорциями и утончённой детализацией кажущихся бесконечными фризов и барельефов, предстающих перед посетителями словно ожившие древние мифы.
Фасад дворца украшен колоннадой, создающей эффект торжественного величия. Каждая колонна искусно обработана руками лучших мастеров, следящих за каждым изгибом и каждой мелкой деталью, заботясь о величии и долговечности произведения. Огромные мраморные ступени ведут к массивным дверям, позолоченные накладки которых отражают солнечные лучи, словно приглашая прикоснуться к эре золота и великолепия.
Интерьер дворца представляет собой роскошь, которая завоёвывает с первого взгляда: широкие залы с высокими сводчатыми потолками, украшенные изысканными фресками и богатыми лепными элементами, открывают взору образы из античной эпохи. Поразительное мастерство архитекторов и художников проявляется в каждой мелочи: от инкрустированных мозаиками полов до великолепных люстр, ниспадающих звездным сиянием комнат.
На большом парадном дворе, окруженном мраморными арками и статуями древних героев, плавает аромат густых садов с тщательно ухоженными цветами и экзотическими растениями. Звуки фонтана, журчащего среди ухоженных клумб, наполняют воздух умиротворением, подчеркивая гармонию и восхищение природой.
Дворец Трои остается не только архитектурным шедевром, но и памятником человеческому стремлению к красоте и величию, образцом интеграции искусства, истории и культурного наследия, передающим мудрость и вдохновение через поколения.
Впереди, не оборачиваясь, Царь Приам внезапно начал говорить:
– Великие времена требуют великих решений. Мы вступаем в эпоху перемен, где вера и доблесть должны соединиться для блага Трои.
Голос его звучал глубоко и уверенно, отражая тяжесть ответственности, лежащей на плечах правителя. Авалор лишь кивнул, а Антон почувствовал, как вспыхивают разом желания приключений и силы.
Позади шли Гектор и Парис, каждый со своими мыслями. Гектор, уже давно признанный защитник Трои, изучал Антона взглядом, полным любопытства. Парис, погруженный в свои романтические мечты, едва замечал происходящее вокруг.
Дворец сиял множеством огней, стены украшали горящие масляные лампы. С первого взгляда поражала великолепная разноцветность, царствующая вокруг: полы были покрыты шерстяными коврами невероятных оттенков. На стенах оживали образы богов и титанов, созданные кистью местного художника. Могучий Зевс-громовержец восседал на троне Олимпа, сверкая глазами, Аполлон грациозно играл на лире или замирал в позе стрельца с натянутым серебряным луком. Посейдон правил морскими просторами, а Афродита любовалась собой в зеркале, расчёсывая золотым гребнем свои прекрасные локоны. Антон, зачарованный этим зрелищем, не заметил, как они подошли и остановились у одних из покоев. Войдя внутрь, он приступил к осмотру.
Это был величественный зал, в котором у дальней стены возвышался трон, где восседал царь Приам. Над троном на стене был изысканно высечен образ Зевса, с орлом на плече и лабрисом в руках. Перед троном тянулся длинный стол, вокруг которого разместились кресла, обитые мягкой шерстью. По знаку царя Приама, на эти кресла усаживались присутствующие. С одной стороны заняли свои места царевичи, с другой – приглашенные гости. По повелению царя слуги поставили яства и напитки. Стол был накрыт с царской роскошью, как и подобало ожидать. Яблоки и груши, виноград и гранаты, сливы, миндаль, оливы и финики были изящно разложены по золотым подносам. Прохладное вино и оливковое масло переливались в крупных графинах. Аромат свежего ячменного хлеба и жареных орехов наполнял воздух, как и нежный запах козьего сыра. Изобилие мяса: дикие птицы и зайцы, домашние куры, гуси и козлятина. Рыба, как тунец, скат и осетр, дополняла разнообразие блюд. Антон ощутил, как от изумительного аромата у него потекли слюнки, а в животе заурчало.
Приам поднялся с трона, привлекая общее внимание. Его взгляд был спокоен, но полон внутренней силы. Он поднял золотой кубок, полный ароматного вина, и проговорил:
– Сегодняшний вечер воплощает в себе важный день. Мы собрались здесь, чтобы отпраздновать прибытие наших дорогих союзников. Пусть наш союз будет долгим и нерушимым.
Вздох облегчения и одобрения пробежал по залу, когда Приам осушил свой кубок до дна. Гости вторили ему, следом поднимая свои кубки и испивая вино.
Когда кубки были опустошены, и тосты произнесены, Приам повелительным жестом пригласил гостей приступить к трапезе.
– Пусть наш ужин будет началом радостного и плодотворного вечера, – сказал он с доброй улыбкой. – Сытые разговоры всегда интереснее.
За столом началось приятное оживление. Гости, радуясь возможностью отведать изысканные яства, выбрали блюда по своему вкусу. Маг выбрал корзину с фруктами. Он был человеком знания и предпочитал легкую пищу, которая не отягощала ум.
Антон же погружался в разнообразие предлагаемых угощений без особых раздумий: фрукты, мясо, сыр, орехи и хлеб украсили его тарелку. Он любил вкусную пищу и не упускал возможности попробовать что-то новое.
В воздухе витали ароматы пряных блюд, смешивались со звуками смеха и фестивальных историй. Каждый миг был наполнен ощущением праздника. В этой благодатной атмосфере укреплялась дружба, и росли надежды на светлое будущее.
Тем временем, за пределами стен дворца, в прохладном ночном воздухе зреет новая история. Неизвестные силы уже плетут свои закулисные интриги, и вскоре эти мирные чувства столкнутся с неожиданными препятствиями, которые проверят прочность не только союзов, но и характеры гостей. Но эта ночь, безусловно, останется в памяти как символ мира и процветания.
Антон поглощал всё, до чего мог дотянуться, с безмерным аппетитом. И вот, когда каждый снисходительно отставил свою тарелку в сторону, а перед Антоном пустовали уже четыре, Приам с добродушной улыбкой начал:
– Итак, мой друг, почтенный Авалор, что скажешь?
Авалор с улыбкой отложил кубок и благоговейно поднял руки.
– О, великий царь Приам, – его голос был словно тихое журчание ручья, – этот ужин превосходит все похвалы. Но, ещё более важно, слова Пифии, которые я толковал. Судьба Трои, как она предсказана, обещает быть светлой и богатой. Я вижу величие в вашей династии и Древний свет, воссиявший над вашим народом.
Приам, ощутив волнение, кивнул головой, его сердце было наполнено надеждой и восторгом.
– Твои слова, Авалор, – как благословение, – произнес он. – В эти тревожные времена войны со Спартой, они звучат как музыка для моих ушей. Я лелею надежду на мирное разрешение конфликта. Уже скоро мои сыновья, Гектор и Парис, направятся к царю Спарты Менелаю с целью заключения мирного договора. Пусть твои пророчества сбудутся, и наша земля унаследует тот Свет, о котором ты сказал.
– Мир – это дар, который мы сами создаем, ваше величество. Возможно, он не лишен трудностей, но цель его благородна.
– Однако у меня складывается впечатление, что нет смысла в этом мирном соглашении, – признался Приам, – ведь нам известно, кто старший брат Менелая. Царь царей, Агамемнон, вряд ли поддержит этот мир. Он уже давно алчно смотрит на наши земли. Но, – Приам задумчиво глянул на кубок, вертя его в руках, – раз Менелай лично пригласил нас обсудить мир, мы обязаны следовать правилам военного этикета и направить послов, коими будут мои сыновья.
Маг склонил голову в знак согласия, но задумчиво посмотрел на Приама.
– Дорогой мой Приам, – начал маг, прерывая молчание, – мир всегда благословенен, но сомнения твои не лишены оснований. Агамемнон, известный своей надменностью и честолюбием, может действительно стать камнем преткновения. Он принятый герой в той земле, где предпочитают силу аргументам, и его гордость, возможно, не позволит ему уступать даже ради мира.
Приам вздохнул, вспоминая бесчисленные истории о тех, чье упрямство неумолимо вело их к несчастьям. И все же надежда на мир не покидала его сердца.
– Но не исключено, что путешествие к мирным берегам стоит попытки, – продолжил маг, наблюдая за реакцией царя. – Твоя предусмотрительность, вызванная приглашением Менелая, может послужить началом перемен.
Приам, измученный годами, отданными войне, лелеял мечту, чтобы сыновья его не знали подобных тягот. Сосредоточенно он кивнул, утвердившись в своем желании.
– Хорошо, – сказал он, – я пошлю своих сыновей, Гектора и Париса. Они достойны вести переговоры и могут расположить к себе кого угодно.
Маг одобрительно улыбнулся, воспринимая слова Приама как знак благоразумия. Тишина заняла свое место, но надежда на то, что мир приближается к земле троянской, витала в воздухе словно новый день.
– Верно, – задумчиво согласился Авалор. – Если мир основан на добрых условиях, противиться ему не следует. А что касается Агамемнона, то он всегда найдет повод для войны, ты это прекрасно знаешь, – Приам кивнул. – Однако, заключив мир, возможно, мы прорвем брешь в доверии братьев, хотя это, конечно, маловероятно. Но всё же, в этом мире возможно всё. Несмотря на воинственную натуру Агамемнона, мы должны попытаться. Это может укрепить доверие между нашими народами и, возможно, добиться долгожданного спокойствия
Приам наклонил голову, погружаясь в размышления.
– Да, его воинственность известна, но если мы предложим условия, которые нельзя будет отвергнуть, это изменит ход событий, – сказал он с надеждой. – Мои дети заслуживают лучшего будущего, чем вечная вражда.
Гектор, внимательно слушал каждый обмен слов. Лицо его отражало внутреннюю борьбу, но он не мог не согласиться с их доводами.
– Хотя моё сердце всегда рвется в битву ради защиты Трои, я должен признать, что мирная жизнь – вот к чему мы должны стремиться, – признался он, с кротким вздохом. – Я готов отдать всё, чтобы увидеть, как мой сын растет в спокойствии.
Парис лишь кивнул.
– А ты что думаешь, Антон? – обратился к нему Приам. Антон, погружённый в свои мечты, крутил глазами вокруг аппетитного куска запеченного мяса. С этим новым телом в нём пробудился неистовый аппетит, и даже будучи сытым, его взгляд жадно искал, чем ещё можно поживиться.
– Я? – отозвался он мгновенно, когда маг едва его подтолкнул. Антон, чей желудок предательски урчал, выдвинул свою собственную, несколько прагматичную точку зрения. – Я думаю, что нам нечего терять, если направимся к берегам Спарты. Может быть, заключив мирный договор с Менелаем, мы сможем продемонстрировать чистоту наших намерений, – предложил он, чуть виновато улыбаясь, когда его глаза искали что-нибудь съестное рядом. – Это позволит нам сохранять уверенность в своей правоте, если вдруг снова вспыхнет конфликт. Мы всегда можем сказать, что попытались сделать все возможное. Сражаться всегда легче, когда правда на твоей стороне!
– Нам? – переспросил маг с улыбкой. – Антон, ты тоже жаждешь сопровождать царевичей в гости к Менелаю?
– А почему бы и нет, – отозвался Приам с улыбкой. – Твой друг становится и нашим другом. Тем паче, если ты намерен оставить его у нас, пусть освоится в лабиринтах наших государственных дел. Кроме того, у него теперь новый дом по соседству с нами.
– С превеликим удовольствием, если не возражают царевичи, – признался Антон.
– Мы будем только рады, – ответил за обоих Гектор, а Парис ответил лишь доброй улыбкой.
– Да будет так, – заключил Приам. – Завтра вы втроем отправитесь к царю Спарты Менелаю, дабы узами мира связать наши грады. Пусть ваши речи станут щитом, а мудрость – мечом. Помните: в словах заключена огромная сила. Мы снабдим вас всем нашим лучшим, но уповаем на большее.
– А после, будь что будет, будем решать проблемы по мере их поступления, – согласился маг.
***
Антон стоял посреди просторного дома, который подарили ему в честь победы. Пять больших комнат и гостиная. Его глаза пробежались по высоким потолкам, изящной мебели и окнам, через которые лился теплый свет. Но его мысли не отпускало главное – шесть пар глаз, смотрящих на него с робкой надеждой и страхом. Шестеро рабов, дарованных ему вместе с домом, словно аксессуар к новой жизни.
Маг Авалор, задумчиво оглядываясь по сторонам, ответил:
– Рабов выделили для помощи в ведении хозяйства.
– Вы можете быть свободны, мне не нужны рабы, – произнес Антон, но они, вместо того чтобы обрадоваться, остались стоять с удрученными лицами. – Что с ними не так? – недоумевал он, обращаясь к магу.
– Если отказаться от них, это будет означать, что они не угодили тебе, и за это их ждет казнь, – спокойно пояснил маг.
– А, понятно. Пусть тогда остаются, – заключил Антон. Рабы мгновенно засияли. – «Как мало им нужно для счастья», – подумал он, и, повернувшись к магу, спросил: – Авалор, с чего вдруг мне назначили рабов?
Он обернулся к магу, стоящему в тени. Маг, несмотря на свою магическую ауру, всегда был спокоен и терпелив, как будто видел каждый исход любой ситуации и оставался доволен каждым из них.
Авалор, сложив руки, задумчиво посмотрел на молодых мужчин и женщин.
– В этом мире, где сила и власть переплетены, они могут быть для тебя ключом. Отказ от них может погубить их, но принять их – значит дать им шанс на новую жизнь рядом с тобой.
Антон кивнул, осознавая, какое важное решение перед ним. Он видел, как мир, несмотря на его величие, оставался немилосердным к тем, кто не имел в нем силы. Он увидел в этих людях не просто слуг, но союзников, тех, кого не нужно подчинять, а кому можно довериться.
– Тогда пусть это будет домом не только для меня, но и для них, – сказал он.
Рабы заметно расслабились, почувствовав благородство и доброту в своем новом господине. В их глазах загорелся свет надежды.
– Я хочу, чтобы они чувствовали себя полноценными людьми в моем доме. Пусть занимаются ремеслами, учатся или что сами пожелают, – произнес Антон, размышляя вслух.
Авалор загадочно улыбнулся:
– Ты мудрее многих, кто удостоен такого же дара. А к тому же, – усмехнулся старец, – как это царевич и без слуг? Я ведь поведал Приаму, что ты царская особа из далеких краев. Так что привыкай. А теперь мне нужно отдохнуть, выдели мне покои для сна.
– Итак, внимайте меня, – Антон указал пальцем на двух девушек, – вас двоих я назначаю следить за порядком в доме и размещать гостей вместе с дворецким, которого я сейчас назначу. Девушки кивая выразили свою готовность. – Сейчас помогите моему другу устроиться в той большой комнате, которая отныне будет гостевой. – Они кивнули и, сопровождая мага, исчезли из комнаты.
– Вы умеете готовить? – обратился он к двум женщинам. Они кивнули. – Прекрасно, этим и займётесь.
– А вы, – обратился Антон к мужчинам, одному высокому и худощавому, а другому низкому и крепкому, – ты, – указал на высокого, – будешь моим дворецким. Твоя задача – встречать гостей, следить за домом и выполнять мужскую работу. Я нареку тебя Альфредом. А ты, – обратился он ко второму мужчине, – станешь моим оруженосцем, и звать тебя буду Арчибальдом. Твоя обязанность – повсюду следовать за мной. Оба мужчины кивнули, и вскоре возвратились две женщины.
– В доме всего пять комнат. Одна предназначена для вас четверых, прекрасные дамы, другая – для Альфи и Арчи. Мне отведена третья, четвертая будет для гостей, и остается еще одна, пусть она тоже будет гостевой, а там решим. Все всё поняли? – присутствующие кивнули. – Тогда принимайтесь за свои задачи, а ты, Арчи, завтра на рассвете, когда Гектор и Парис будут готовы к отплытию в Спарту, разбудишь меня, ясно?
– Да, как прикажете, царевич Антон, – отчеканил тот, и удалился.
«Царевич Антон, ну надо же. К этому надо привыкнуть», – думал Антон, пробираясь в свои покои и присаживаясь на кровать. – «А что, звучит вполне неплохо».
Глава 5
Открыв глаза, Антон был поражен – перед ним раскинулось безграничное синее небо, настолько близкое, что, казалось, протяни руку – и коснешься. Он огляделся и похолодел от ужаса, ведь он находился среди облаков. «Неужели я умер?» – промелькнуло у него в сознании. – «Только не сейчас, не сейчас…» – простонал он, вцепившись руками в волосы, – «Жизнь только начала налаживаться…»
Повсюду покачивались облака, плотной пеленой скрывая землю. Как ни глядел вниз, нигде не было видно твердой почвы. Осторожно поднявшись, он боялся провалиться сквозь это невесомое покрывало. Странное дело: облака оказались совсем не теми, которые мы знаем по физике и химии, не воздушными массами из водного пара. Нога погружалась на несколько сантиметров, находя опору на чем-то мягком. Под ногами ощущалась пружинистая система, словно он стоял на батуте.
«Может, это просто сон», – подумал Антон, – «наподобие тех, где я могу летать» – он обожал такие сны. Юная и озорная улыбка расплылась на его лице. Чуть пригнувшись, он собрался и подпрыгнул на добрые три метра.
– Вау, – вырвалось у Антона, готового к новому прыжку. На этот раз он взмыл на пять метров. Эту радость невозможно было остановить: он прыгал и прыгал, преодолевая расстояния, но выше шести метров так и не удавалось взлететь.
***
Гера, с взглядом полным раздражения и усталости, обратилась к Зевсу с просьбой:
– Великий Зевс, умоляю тебя, останови Антона! Этот человек скачет, как сайгак, и его неуемная энергия просто выводит меня из себя. Разве можно так себя вести, когда на кону судьба Трои?
Зевс, наблюдая за Антоном, который казалось, не замечает тревог и волнений других, лишь усмехнулся, вспоминая собственное детство.
– О, Гера, помнишь, как мы резвились в Эфире? Мы сами были не слишком уж достойным примером серьезности, – ласково напомнил он супруге. – Но в этом было свое волшебство.
Гера хмыкнула, хмуро смотря на Зевса.
– Возможно, так и есть. Но сказать честно, я не понимаю, почему Авалор решил сделать из Антона спасителя Трои! Мне он кажется полным идиотом.
Зевс, мудро покачивая головой, ответил:
– Обладание необузданной энергией и радующимся сердцем делает его находчивым. Антон умеет радоваться даже там, где другие видят только хаос и проблемы. В этом и кроется его сила – он идет навстречу жизни с открытой душой.
После этих слов Зевс махнул рукой и щелкнул пальцами. Спустя мгновение Антон внезапно пропал, словно растворившись в воздухе, точно испарился в легком ветерке эфира.
– Вот и все, – заметил Зевс. – Я увидел то, что хотел. Теперь пусть мир Трои развивается своим чередом.
Гера удовлетворенно вздохнула и повернулась к Зевсу:
– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, доверяя ему такие важные задачи.
Зевс усмехнулся:
– Не бойся, супруга. Я вижу в нем потенциал, который пока скрыт от глаз смертных и даже богов. Есть что-то в этом человеке, что делает его особенным.
Гера задумчиво посмотрела на небо. Она знала, что у Зевса всегда были свои причуды.
– Хорошо, – наконец промолвила она. – Поступай как знаешь.
– Временами нам нужен тот, кто может видеть мир иначе, – ответил Зевс, глядя на горизонт. – Только время покажет, каким будет вклад Антона в нашу судьбу.
Гера кивнула и, повернувшись, направилась к другим обитателям Олимпа, чтобы продолжить свои дела. А Зевс остался задумчиво смотреть вдаль, размышляя о судьбе, предназначенной для этого неординарного смертного.
***
– Царевич Антон, пора вставать. Эти слова будильника-Арчибальда прозвучали за дверью. Антон открыл глаза, ощущая удивительное спокойствие: сон был волшебным.
– Благодарю, Арчи, распорядись, чтобы завтрак подали в гостиную.
– Повинуюсь, – донеслось снаружи.
Антон освежился, омыв лицо ледяной водой из кувшина, облачился в тунику и покинул покои. В гостиной уже стоял Арчибальд, а на столе ожидал поднос с золотистым пшеничным хлебом, свежеприготовленным сыром и сладкими финиками. Рядом возвышался кубок с терпким вином.
– Арчи, присоединяйся ко мне за столом, – повелительно сказал Антон.
– Благодарю за приглашение, но я уже сыт, – ответствовал Арчибальд. Антон кивнул и сел.
– Стоп, а где Авалор? Он еще дремлет? Приведи его сюда.
– Ещё до первых лучей зари он вручил мне это и исчез, – произнёс Арчи, передавая мне конверт из пергамента. На нём было написано: «Дорогой Антон, вынужден уйти по важным делам, но мы вскоре снова встретимся. Пока я отсутствую, осваивайся с бытом древнего мира и снискивай расположение семьи Приама».
Антон, едва пробежав глазами строки, позволил конверту сгореть в пламени камина, а сам погрузился в утреннюю трапезу, между делом спрашивая: – А что с царевичами?
– Они ещё не покинули дворец, но… – начал Арчи, но его прервал появившийся в гостиной Альфред:
– Здравствуйте, царевич Антон, – приветствовал он, – только что прибыл гонец с вестью: Гектор и Парис выходят из дворца.
– А вот и они, – Арчибальд указал на окно, и Антон увидел процессию, вытекающую из-за стен дворца.
– Прекрасно, – бросил Антон, устроив в рот кусок хлеба с сыром и запивая вином. – Альфред, позаботься, чтобы к завтраку подавали ещё пару яиц всмятку. Или у вас, их нет?
– Есть, есть, – торопливо отвечал дворецкий, – обычно подают на десерт, но сделаем, как вы пожелаете.
– Удивительно, у всех свои привычки, значит, подавайте мне утром. Это всё.
Накинув шлем и доспехи, принесенные служанкой, и пристегнув меч к ремню, Антон отправился наружу. Следом шёл Арчибальд.
Перед величественным троянским дворцом, сверкающим в лучах солнца, стояли два выдающихся героя – Гектор и Парис. Гектор, главный защитник Трои, величественный и мощный, казался воплощением непоколебимой силы и благородства. Его крепко сложенная фигура, покрытая сияющими доспехами, выделялась на фоне каменных стен как незыблемый страж. Лицо его было спокойно, но в мерцающих глазах читалось решимость и глубокая забота о судьбе своей родины.
Рядом с ним, словно воплощение юности и красоты, стоял Парис. Чародейски привлекательный, с тонко выточенными чертами лица и изящностью движений. Скользящий взгляд, полный мечтательности и легкое выражение на лице. Казалось, что воздух вокруг него дрожал от скрытых страстей и роковых решений, которые неизбежно следовали за этим человеком.
С ними шествовала свита знатных троянцев. Доспехи и вышитые одежды искрились золотыми узорами, подчеркивая значимость и величие момента. В почтительном молчании они стояли, удерживая коней, запряженных в колесницы.
Колесницы троянцев были чудом мастерства и изящества, созданные умелыми руками искусных ремесленников древнего мира. Гладкие и легкие, но невероятно прочные, они скользили по полям с величавой грацией, поднимая облака пыли под стремительными копытами лошадей. Эти колесницы возводились из отборного дерева, укрепленного крепкими металлическими обручами, и их оси обрабатывались с особой тщательностью, чтобы обеспечить максимальную скорость и маневренность.
Каждая колесница была истинным произведением искусства. Их боковины украшали сложные резьбы и инкрустации, изображающие величайшие победы и сцены, что волновали сердца героев.
Лошади, впряжённые в эти колесницы, были натренированы лучшими дрессировщиками, они разбирались в командах всадника и мчались вперёд с громовым трепетом. Их гривы развевались на ветру, а тела сияли от натертой до блеска шкуры.
Колесницы служили не только как военная машина, но и как символ чести и доблести, они олицетворяли мощь и стойкость троянцев, их неизменное стремление к победе.
– Вот и царевич Антон пожаловал, – с широкой улыбкой поприветствовал его Гектор, крепко пожав руку.
– Рад встрече с вами, троянские царевичи Гектор и Парис, – торжественно откликнулся Антон.
– Может, обойдёмся без формальностей? Ведь все мы царевичи, – предложил Парис.
– Верно, – поддержал его Гектор, – мы с Парисом обращаемся друг к другу просто по имени.
– Согласен, – подтвердил Антон.
– А теперь по колесницам, – скомандовал Гектор. В мгновение ока они вскочили на колесницы и устремились к берегу Эгейского моря.
Сияющими лентами утреннего солнца были украшены улицы троянского города, когда первая колесница показалась на горизонте, золочёными колесами касаясь каменной мостовой. Легкий шум копыт и тихий звон металлических деталей слились в мелодию, сопровождающую каждую колесницу, идущую по главной улице к берегу моря. Высокие кони, облаченные в яркие попоны, гордо тянули за собой колесницы, в которых стояли царевичи Трои, их лица излучали важность и гордость за славное прошлое и непобедимую историю их города.
Процессия колесниц движется величественно, словно река, несущаяся через городской ландшафт. Впереди троянской колесницы уверенно держится Гектор, сын Приама, защитник и надежда Трои. Его доспехи сверкают в лучах солнца, щит украшен гербом семьи, а в глазах горит решимость и благородство. За его спиной реют на ветру пологи колесницы, символизируя неуязвимость и величие.
По бокам процессии шли воины в полном боевом облачении, их кирасы блестели под солнечными лучами, а на шлемах развевались длинные плюмажи. В воздухе стоял тонкий аромат благовоний, струившихся из амфор, которые несли знатные троянки на своих головах, следуя за колесницами. Их длинные хитоны переливались на солнце, как морская пена, а волосы были уложены в сложные прически, украшенные золотыми нитями.
Толпы троянцев с восторгом наблюдают за процессией. Наблюдают, как через их любимый город проносится символ чести и мужества. Каждый шаг коней, каждый громкий звук колес о брусчатку эхом разносится вдоль стен, заполняя сердца тревогой и надеждой. Троя живет и дышит в этот миг вместе с ними, сознавая свою важность в величии героев.
Когда процессия достигла городских ворот, в воздухе повисла тишина, будто сам город затаил дыхание, провожая своих героев. Массивные ворота, обрамленные резными колоннами, нарисованными сценами легендарных битв, открылись, выпуская колесницы из уютного лона города к открытым просторам побережья.
За городскими стенами распростёрлось Эгейское море, бескрайнее и могучее, своими волнами омывающее песчаный берег, где покоились грозные корабли. С приближением процессии, на каждом судне застыли моряки, с благоговением наблюдая прибытие колесниц. Их фигуры величественно вырисовывались на фоне синевы неба и моря.
У кораблей их ожидал молодой человек.
– Знакомьтесь, это наш зять Эней, – Гектор представил его Антону. – Эней взял в жены мою сестру Креусу. Как, кстати, поживает моя сестра?
Эней был истинным воплощением троянской доблести и величия. Высокий и статный, он отличался ярким блеском глаз, которые мерцали смелостью и достоинством. Его броня сверкала под солнечными лучами, отражая отблески прежних сражений, и служила напоминанием о славных днях славной древности.
Одетый в плащ из пурпурного шелка, украшенный золотыми нитями, Эней был величественен в своей простоте и необычайно притягателен. Его голос, глубокий и уверенный, не оставлял сомнений в правоте его слов, и его речь проникала в сердца, вдохновляя и окрыляя.
– Всё прекрасно, она желает нам легкого пути, – ответил Эней.
– Благодарю. Теперь все на борт! – скомандовал Гектор.
***
Антон, заворожённый, созерцал, как вдали, едва различимый в дымке горизонта, силуэт удаляющейся Трои волшебно возвышается над морем. Этот город, окутанный легендами и славой, с его монументальными стенами и величественными башнями, постепенно ускользает из вида, словно растворяясь в мире воспоминаний.
Эгейское море простирается во всей своей великолепной синеве, его воды переливаются под ясным светом солнца, играя всеми оттенками сапфира и бирюзы. Ветер гуляет по воде, мягко расчесывая её поверхность, и свежий бриз приносит с собой солоноватый аромат, пробуждающий воспоминания о несбывшихся мечтах.
– Мне понравилось, как ты справился с полосой препятствий, – прервал его размышления подошедший Гектор. – Это было смело, хотя выглядело довольно опрометчиво проходить без защитного мешка, – добавил он.
– Мешок мешает, сковывает движения, – ответил Антон.
– Мне это удалось, – признался Гектор. – А как ты владеешь оружием?
– Думаю, мне не хватает практики.
– Позволь испытать, на что ты способен, если ты не возражаешь, – предложил Гектор, извлекая сверкающий меч из ножен. Антон, не бросая слов на ветер, последовал его примеру, осторожно обнажив свой клинок.
Гектор взглянул вопросительно, и, заметив одобрительный кивок Антона, перешёл в наступление. Его удары были слабы и неторопливы, как будто туманом окутаны, осторожные, словно они служили лишь прелюдией для изучения умений противника, избегая ненароком причинения раны.
Антон с лёгкостью отражал эти выпады; и заметив это, Гектор с одобрительным кивком начал придавать ударам всё больше силы и стремительности. Антону приходилось изворачиваться и собирать в кулак весь свой арсенал навыков, чтобы отразить или увернуться от теперь уже более опасных атак. С каждым новым натиском Гектора, он ощущал, как силы покидают его: ноги дрожали, и меч едва удерживался в утомлённых руках.
Осознавая необходимости перемен, Антон отбил очередной удар, и, совершив обманный манёвр, выгадав немного времени, ловко скользнул за спину противника. Сокрушительный, коварный удар, словно буря, возник в его руках, но к его благой радости, Гектор молниеносно обернулся и с лёгкостью парировал его изумительным мастерством. Антон был поражён.
Гектор улыбнулся, заметив внезапное изменение в стратегии Антона. Это был первый раз, когда ему пришлось всерьез напрячься, чтобы отразить удар противника.
– Прекрасно, – похвалил он, опуская меч и делая шаг назад, тем самым временно прерывая поединок. – У тебя есть потенциал, Антон. Не многие способны продемонстрировать такую находчивость и ловкость под давлением.
– Благодарю!
Антон, тяжело дыша, воспользовался моментом передышки, чтобы оценить свою позицию и подумать о следующем шаге. Его мышцы болели, но в глазах горел огонь.
– Ты только скажи, и мы прекратим бой.
– Не дождёшься!
Гектор кивнул с уважением.
– Хорошо, тогда будь готов, – он снова поднял меч, но в этот раз его движения стали более изощрёнными и текучими, словно танец, основанный на многолетнем опыте. Каждый удар и блок были пронизаны силой и точностью, заставляя Антона сосредотачиваться на каждом движении.
Секунды превратились в минуты, и интенсивность поединка только возрастала. Пот стекал по лбу Антона, но он не сдавался. Его тело, как заведённый механизм, отражало каждое движение Гектора, учась на лету, пытаясь предугадать следующий манёвр.
– Сдаешься?
– Не в моих правилах. Может ты?
Гектор рассмеялся.
– И не в моих!
В какой-то момент Антон, не увидавший очередного удара, всё же сумел увернуться в последний миг, скользнув в сторону. Это дало ему возможность нанести контратаку, но и Гектор не замедлил своего темпа. Казалось, троянец предвидел каждое его движение.
И вот, когда силы Антона начали иссякать, Гектор сделал выпад, намереваясь закончить схватку. Но в последний миг Антон уловил момент и, выполнив сложный разворот, удачно отразил атаку меча противника, создав короткое окно для собственного удара.
Все замерло. Меч Антона остановился в миллиметре от груди Гектора. Наступила абсолютная тишина, нарушаемая лишь звуком тяжелого дыхания обоих бойцов. Гектор рассмеялся, отступая и опуская оружие.
– Блестяще, Антон! Твоя настойчивость и стремление заслуживают истинного уважения.
Антон улыбнулся, опустив меч. Он знал, что получил не только знания и умения, но и уважение мастера, что было для него ещё более ценным.
– Ты поддался!
Гектор улыбнулся, весело и непринуждённо.
– Нет, с чего ты это взял?
– Я хорош, но мы оба знаем, что с моими нынешними умениями я бы не смог так близко подкрасться клинком к твоему сердцу.
– У тебя был превосходный учитель, – заметил Гектор, искусно меняя тему, – Как его зовут?
– Рассел Кроу из «Гладиатора».
Гектор призадумался.
– Не слыхал о таком.
– Неудивительно, это за тысячи лиг отсюда.
– Ты и в самом деле из дальних земель, – согласился Гектор, – Так далеко я ещё не путешествовал.
– Есть какие-то рекомендации и советы?
– Честно говоря, Антон, ты меня приятно удивил. Я не ожидал, что смогу с тобой биться на равных. Однако должен заметить, ты плохо держишь удар, потому что твои ноги расположены слишком близко друг к другу. Из-за этого ты иногда теряешь равновесие. Расставь их на ширине плеч. Во всём остальном, мое почтение.
– Спасибо Гектор, я как раз нуждался в таком совете. Мне нужно больше практики.
– Совершенно верно, – согласился Гектор. – Ты станешь великим воином. У тебя прекрасные задатки и навыки, осталось только поверить в себя. У меня такое странное чувство, будто ты не до конца ведаешь своё собственное тело и его возможности, – он рассмеялся, – но через пару дней практики это ощущение исчезнет.
«И ведь действительно, Гектор, как бы абсурдно это ни звучало, но прошло всего лишь несколько дней с тех пор, как я овладел этим телом», – подумал Антон, однако не произнес ни слова, лишь присоединился к смеху Гектора.
– Гектор, как полагаешь, удастся ли нам заключить мир в Спарте? – поинтересовался Антон, когда смех их утих.
– Попытка не пытка, Антон, ведь есть дела поважнее, чем война, такие как семья, благосостояние и духовные поиски. Война же приносит только смерть, нет в ней света.
– Истинно так, но порой обстоятельства принуждают нас обнажить мечи.
– Увы, сколь горько это ни звучит, такова правда, – промолвил Гектор с печалью в голосе.
– А где Парис и Эней?
– Парису стало дурно от качки, – усмехнулся Гектор, – а Эней наблюдает за горизонтом на корме рядом с рулевым.
Гектор предстал перед Антоном именно тем, каким он его представлял, вдохновленный прочитанными книгами и просмотренными телепередачами. Благородный воин с возвышенным чувством чести и собственного достоинства. Хранитель родной земли, заботливый семьянин, верный хранитель традиций и почитатель богов. При всем своем достоинстве, не был он подвержен показной напыщенности, и в то же время знал себе цену. Самой душевной отрадой для Антона стало то, как они быстро нашли общий язык и сблизились. Во время их пути в Спарту, Антон, Гектор и Эней часто упражнялись в искусстве владения оружием, затем, наслаждаясь вином, обменивались шутками и дружеским смехом. Парис временами присоединялся к ним, но чаще оставался один, погруженный в задумчивость – словно разделенный с самим собой. Антон догадывался, о чём он размышляет, но решил не вмешиваться.
***
Берег древней Спарты простирался под небесами, каких прежде не видывала Эллада. Море, рябило у кромки земли, где сталкивались стихии в бесконечном поединке вод и тверди. Песчаные дюны, проросшие редкими пучками травы, напоминали усыпальницы древних героев, что покоились тут, пригревшись под покровом времени.
Менелай стоял на берегу, облаченный в яркие одежды, которые переливались под солнечными лучами как дорогое вино в золотом кубке. Его фигура восседала над берегом, словно статуя героев древности, возвышаясь над бурлящими водами Эгейского моря. Ветер играл с его волосами, отливая на солнце красновато-золотыми прядями, словно огонь, зажженный на алтаре.
Взгляд царя был устремлен вдаль, где на горизонте угадывались белоснежные паруса троянских кораблей, несущих послов, пришедших от великого Приама. Их приближение было подобно дыханию судьбы, способной решить будущее его народа и его дома. Лицо Менелая оставалось спокойным, словно высечено из мрамора, но в глубине глаз плескалось напряжение, как одинокая волна, настигшая скалистый берег.
Когда троянский корабль приблизился, Антон узрел светловласого Менелая, царя Спарты. Высокий и статный, этот мужчина стоял в окружении своих советников, погруженный в важное обсуждение. Его лазурные глаза излучали гостеприимство, в то время как пронзительное злато солнца переливалось в его бронзовом шлеме. Когда корабль причалил, он терпеливо дождался, пока гости сойдут на берег, и с достоинством приветствовал их.
– О, благородные троянцы, сыновья великого царя Приама, – голосом твердым, но доброжелательным обратился к ним Менелай, – да будет вам радость и покой в стенах царского дома Спарты! Ваш приход – событие, дарующее мне честь. Позвольте, я изъявлю вам своё глубокое уважение и радушие.
Гектор, старший и более опытный из братьев, сделал шаг вперед.
– Царь Менелай, – начал он тоном глубоким и звучным, – мы ценим вашу щедрость и радушие. Троя и Спарта всегда были связаны узами дружбы и союза. Позвольте представить вам нашего друга и спутника, царевича Антона, из дальних земель, который разделяет наши стремления к устойчивому миру между народами.
Антон, склоняясь в почтительном приветствии, смотрел прямо в глаза Менелаю.
– Поздравляю вас, царственный владыка, и выражаю надежду на благополучие вашего царства. Пусть наша встреча станет символом открытого пути к единству и мирному сосуществованию.
– Благодарю, почтенные гости, – кивнул Менелай и обратился к Гектору, – Гектор, ты как всегда крепок и силен, ни дня без тренировок? – пошутил Менелай с долей сарказма. – Я слышал о твоих утренних тренировках, как ты гоняешь пыль с песчаного берега, бегая так быстро, что ветер не успевает за тобой.
– Зарядка – это залог здоровья, – ответил с улыбкой Гектор, сжимая руку в кулак и демонстрируя напряженные мышцы. – Я уверен, что она поможет мне по-прежнему ловко сражаться в битвах, когда придет час.
Менелай, приподняв бровь, не сумел сдержать улыбки:
– Что ж, Гектор! Может, ты и можешь пробегать миль сотни без отдыха, но меня вот эта бочка под одеждой нисколько не волнует! – Он ткнул пальцем в свой прекрасно округлившийся живот, и их обоих охватил смех.
– Да, такие тренировки точно помогут тебе набрать силу, Менелай. Хотя, клянусь Зевсом, когда ты последний раз наклонялся без помощи Афины?
Менелай, потирая свой массивный живот, который выступал под роскошными, но давно не натянутыми доспехами, рассмеялся.
– Ах, Гектор, мой дорогой друг, – прервал он свой смех отдышкой. – Моя «зарядка» проходит в форме кубка с вином. Моя тренировка – это поднимать кубок с вином к губам и обратно. Поверь, это упражнение тоже требует усилий! А мой живот не округляется, он умудрённый. От вина прибавляется не жир, а мудрость! – с этими словами он обнял Гектора за плечи, словно таким образом хотел передать ему всю эту «мудрость».
Гектор смеялся в ответ, почёсывая свою растущую бороду.
– Тогда, Менелай, ты, должно быть, настоящий мудрец! Судя по количеству твоих тренировок!
– Ах, Гектор, когда-нибудь и ты поймешь, что вино – лучший тренажёр для нашего мудрого возраста. Посмотри-ка, – он сыграл на своем животе, будто на арфе, издавая смешные звуки. – Это великолепие надо еще заслужить!
– Да разве мы такие уж атлеты, как нам нравится думать? – усмехнулся Гектор, подмигивая Антону. – На наших пирах ловкость нужна лишь для одного: удержать бокал, когда встает необходимость заговорить.
Все снова расхохотались, пуская шутки как стрелы.
– Кстати, сейчас тоже настало время для хорошей тренировки, столы с вином, должно быть, уже тяготятся ожиданием, – заметил Менелай, с удивительной неуклюжестью вскочив на своего скакуна.
– Каждое мгновение промедления для нас теперь тягчайший грех, – подхватил Гектор, и под всеобщий смех вскочил на коня, заботливо приготовленного греками. За ним последовали Антон с Парисом. Эней же остался на корабле.
Глава 6
В тронном зале Менелая уже все заняли места за величественным столом, который неистово гнулся под тяжестью напитков и разнообразия яств. Во главе стола, естественно, сидел царь Менелай, а рядом с ним – изящная Елена, его супруга.
«Вот она, эта Елена, и вправду неописуемой красоты», – отметил про себя Антон.
Таким образом, началась великая трапеза, где слились в едином звучании смех и разговоры, а сердца переполнились явным братством, что стало основой новому этапу отношений между благородными государствами Спарты и Трои.
Вечер был волшебным. Уже с первых мгновений все присутствующие ощутили атмосферу праздника и единства, будто боги Олимпа благословили этот миг мира и дружбы. Менелай с гордостью представил Елену гостям: её красота и обаяние пленили каждого, кто взглянул в её глаза.
Вино лилось рекой, наполняя кубки и сердца радостью. Гектор, поднявшись среди веселья, посмотрел на каждого из присутствующих с уверенностью, что этот миг останется в памяти каждого.
– За дружбу Трои и Греции! – провозгласил он, и голос его эхом отразился от мраморных стен зала.
Менелай, с любовью наблюдая за гостями, поддержал этот тост:
– И за мир между нашими народами! – Слова его прозвучали как завет, как клятва, которую все собравшиеся были готовы разделить. Кубки поднялись в воздух, и звон стекла слился в мелодию надежды.
Антон, незнакомый большинству гостей, но уже ставший частью общей атмосферы, чуть медленнее остальных поднес кубок к губам. Крепкая, душистая влага обжигала горло, пробуждая желание жить и радоваться. Антон разом выпил до дна, чувствуя, как вино наполняет его силой и дерзостью.
Хмель вступал в свои права, превращая вечер в карнавал смеха и рассказов. Каждый делился историями: кто-то вспоминал героические подвиги, кто-то – смешные недоразумения, а иные открыто шутили над собой. Было так, будто в эту ночь слились в одно сердце такие разные народы, и сердце это било в такт единства.
Антон, вдохновленный весельем, почувствовал в себе авантюрный дух. Он ловким прыжком взобрался на стол, привлекая внимание каждого. Гости замерли на миг в ожидании, а затем Антон двинулся в танце – порывисто, экспрессивно, как будто само вино вело его.
Его движения были словно балет пьяных богов – лёгкие и в то же время напористые, пробуждающие восторг и смех. Сначала гости были удивлены, но затем поддались общему настроению, хлопая в такт и одобряюще выкрикивая. Антон, как звезда на ночном небе, вдохновлял всех светить с полной силой.
Толпа разделяется на группы: одни смеются и аплодируют задорному Антону, другие начинают подпевать и пританцовывать.
Елена, очарованная, наблюдала за сценой с блеском в глазах. Она видела в этом танце символ надежды: если разные народы могут весело танцевать и смеяться вместе, значит, действительно есть шанс на мир и понимание.
Тем временем Гектор, полный уверенности в удачном начале праздника, подходит к Менелаю, чтобы обсудить последние события в Трое и Греции, надеясь, что этот вечер укрепит мир между двумя народами. Они ведут беседу, периодически поглядывая на стол, где Антон уже не один – к нему присоединились ещё несколько смельчаков из числа гостей.
Кто-то из собравшихся начинает читать сочинённые на ходу стихи, связывая героев и события вечера с великими эпосами прошлого. Вино продолжает литься рекой, лишь усиливая радость общения и общности между гостями.
А Антон, спрыгнув со стола, радостно обнявшись с новыми друзьями, понимает, что этот вечер укрепил не только дружбу между Троей и Грецией, но и нашёл отклик в каждом сердце, собравшемся здесь сегодня.
Так продолжался этот необычный вечер, и, несмотря на все различия, греки и троянцы стали ближе, разделяя не только кубки, но и сердца.
– Каков же этот чудный танец? Антон, если не ошибаюсь, так его зовут? – воскликнул с изумлением Менелай.
И греки, и троянцы, все до одного, начали синхронно повторять волшебные движения Антона.
Снова испив вина, Антон отшвырнул кубок и обессиленный пал на землю.
***
Антон проснулся с тяжелой головой и жаждой, которая, казалось, могла бы иссушить самые полноводные реки. Но разбудил его настойчивый стук в дверь. Где он оказался он не имел представления. А очутился он на кровати.
Сквозь боль в висках Антон попытался встать, не вполне ориентируясь, где находится. Яркий солнечный свет резал глаза, напоминая о последствиях прошедшей ночи. Громкий смех, поднимающийся со двора, говорил о том, что не всё ещё закончилось. Подобравшись и натянув на себя что-то похожее на тунику, он открыл дверь.
На пороге стоял помятый Менелай, в белой хламиде и с небольшим, но многозначительным мешочком в руках. Его улыбка была широка, а глаза блестели – несмотря на уставшее лицо и лёгкую хрипотцу в голосе, видимо, он был на редкость доволен исходом событий.
– Антон, как ты? Надеюсь, не слишком страдаешь после вчерашнего,– сказал он с лёгкой иронией.
– Могу сказать только, что жив,– Антон попробовал улыбнуться, но это удалось ему с трудом.
Менелай похлопал его по плечу:
– Привыкай, друг. Это была достойная пирушка, – сказал он, и в его голосе слышался акцент, подчеркивающий греческое происхождение.
Тем временем, во дворе вовсю кипела работа. Гектор, окружённый своими спутниками, обращался к людям, занятым погрузкой их корабля. Он был доволен. С Менелаем они наконец заключили долгожданный мир и закатили отличный пир. И ему не терпелось вернуться домой и рассказать обо всём этом отцу.
Заметив Антона и Менелая, Гектор подошёл к ним:
– Менелай, благодарю за гостеприимство! – сказал он, ободряюще хлопнув Менелая по плечу.
– Гектор, оставайся ещё на денёк, – предложил Менелай, глядя в глаза троянцу. – Уверен, есть ещё чему поучиться друг у друга. У нас ещё много вин и песен, которые требуют внимания ничуть не меньше, чем наше вчерашнее пиршество.
– Ах, Менелай, желание велико, но обстоятельства требуют иного, – дипломатично отказался Гектор. – Но знай, если появится возможность, я прибуду. Ваши «тренировки», несомненно, приносят пользу. А сколько мудрости получил, об этом я вообще молчу.
Ответом был веселый смех.
– Передавай мое почтение царю Приаму!
Гектор кивнул и отступил на шаг. Затем помахав на прощание, присоединился к своей группе. Антон смотрел, как Гектор отходит, отмечая про себя его стойкость, несмотря на шумную ночь за плечами.
Антон и Менелай ещё некоторое время стояли, наблюдая за тем, как троянцы готовились к отплытию. Их корабль, уже дрожал от нетерпения, как знатный конь перед скачками. А серебро волн сверкало в лучах солнца, обещая им благоприятное путешествие.
– Хороший он человек, порядочный! – воскликнул Менелай, задумчиво провожая взглядом троянца.
– Согласен, – отозвался Антон, прикрывая глаза от мягкого утреннего солнца, и разминая затекшие плечи. – Что ж, Менелай, мне было приятно познакомиться с тобой. Но пора отплывать.
– Эх, я-то полагал, что ты останешься, – с тоской вздохнул Менелай, однако, кивнул, осознавая, что не в силах повлиять на неизбежное. – Значит, в другой раз.
– В другой раз.
Они крепко обнялись, и Антон направился к троянцам.
***
Как только корабль отплыл от берегов Спарты, Парис вывел Елену на палубу из мрачного трюма. Она вдохнула свежий морской воздух и благодарно посмотрела на него.
– Ты спас меня, Парис, – тихо произнесла она, заверив, что её признательность глубока.
Гектор, стоявший чуть поодаль, завидев Елену, будто потерял дар речи. Это был шок. Он не понимал, как его младший брат, которому он всегда покровительствовал и защищал, мог поставить под угрозу не только свои отношения со Спартой, но и безопасность всего их народа.
– Брат, прошу, не сердись! – обратился Парис к Гектору.
Гектор не мог поверить своим глазам: его младший брат, Парис, втянул их в опасное приключение. Он посмотрел на Елену, пытаясь понять, чем могла она обворожить его брата.
Елена, словно ощущая взгляд Гектора, подняла глаза и с вызовом посмотрела на него. Её красивая, но решительная натура была очевидна. Гектор вздохнул. Он знал, что решение уже было принято, и спорить бесполезно. Теперь оставалось только разобраться с последствиями их опрометчивого поступка.
– Парис, ты понимаешь, что своими действиями ты поставил под удар всю Трою? – наконец спросил он, пытаясь сохранить спокойствие.
Парис, посмотрев прямо в глаза брату и крепко сжимая руку Елены, твердо произнес:
– Я знаю, мой брат. Но я не мог поступить иначе. Не мог оставить её в Спарте. Елена заслуживает лучшей судьбы, чем та, что ждала её в Спарте. Если вы отправите Елену обратно, я уйду с ней, даже если это будет значить наше изгнание.
Наступила тишина, нарушаемая только шумом волн, разбивающихся о борт корабля.
Антон, наблюдая за братьями, осознавал, что этот конфликт вскоре потребует разрешения. Чутким взором он воспринимал, как забота и чувства переплетаются в их сердцах, и понимал, что, какой бы выбор они ни сделали, он обязан им помочь.
Коняхин, отвёл в сторону Гектора, и обратился к нему:
– Гектор, Мы должны найти способ, чтобы избежать войны. Парис влюблён, и его любовь к Елене сильнее страха перед политическими последствиями. Твой отец должен понять это.
Гектор задумчиво посмотрел на Елену, которая разговаривала с Парисом, её глаза светились надеждой.
– Да, Антон, поговорим с ним. Может быть, есть способ сохранить мир и уберечь Елену.
Гектор кивнул, стиснув зубы. Сложность ситуации нагнетала напряжение, но они обязаны были рискнуть. Он подозревал, что отец встретит их намерения с неудовольствием, но лучше стремиться к соглашению, нежели совершить поступок, который потом вызовет презрение к самому себе.
Путешествие к Трое продолжалось, и море захватывало корабль со всех сторон, как будто пыталось прийти на помощь в разрешении этой тяжелой задачи. Вскоре они увидят родные берега, и тогда начнутся настоящие испытания, от которых зависела судьба не только их четверых, но и целого царства.
***
Наступало утро, и на горизонте уже виднелся берег. Волны мягко покачивали корабль, и в их плеске чувствовалась приближающаяся земля. В воздухе висел аромат соли и свежести, перемешанный с запахом морских водорослей. Антон глубоко вдохнул, чувствуя, как энергия приливает к мышцам, напитанная ожиданием встречи с неизведанным.
Гребцы, потея под палящими лучами солнца, не могли позволить себе отвлечься ни на миг. Их руки равномерно скользили по веслам, создавая ритм, которому вторили сердца моряков, жаждущих скорейшего завершения плавания. На палубе кипела жизнь – подготавливались трапы, морские карты сменялись на карты суши, каждый вносил свой вклад в общее дело.
Антон подошел ближе к корме, заметив фигуры Гектора и Париса, которые что-то обсуждали между собой.
Антон, все еще немного сонный, но полный азарта перед грядущим днем, приблизился к группе, радуясь краткому отдыху от бурь и морской болезни. Тело его слегка ныло после ночи в качающемся гамаке, но дух был вознесен ощущением причастности к великому.
– Ну как вы, дорогие друзья? – спросил Антон, вглядевшись в лица окружающих. Гектор был воплощением уверенности и спокойствия, даже когда невидимые горизонты скрывали опасности будущего. Парис тем временем нервно оглядывался на горизонт, словно надеясь увидеть там решение их проблемы. Елена, завораживающая своей красотой как всегда, склонилась над корабельным бортом, следя за игрой волн, словно пытаясь уловить ритм моря.
– Знаешь, Антон, – начал Парис, его голос звучал тихо, почти неуверенно, что было непривычно для него. – Я всегда мечтал о далеких странствиях и великих подвигах. Но иногда мне кажется, что мы все попали в какую-то древнюю легенду, и не ведем собственную жизнь.
Антон передернул плечами, стараясь разогнать липкие нити тревоги, окутывающие их.
– Легенда или реальность, пока мы рядом, у нас есть шанс переписать историю так, как и должно, – сказал Антон, на что Елена посмотрела на него благодарно.
Гектор кивнул и добавил:
– Впереди нас ждут задачи, которые нас закалят. Важно помнить, что вместе мы сила.
Корабль медленно приближался к берегу, волны нежно касались его бортов. Гектор, Парис и Елена спустились с кормы, приводя людей в единый порядок, готовый к высадке.
На берегу их встречали благородно убранные троянские колесницы. На одну взошли Гектор с Антоном, на другую – Парис с Еленой. Проезжая мимо горожан, они осыпали их лепестками цветов, и звуки приветственных возгласов разлетались вокруг. Наши герои мчались в колесницах вперед, поднимая за собой клубы пыли и даря улыбки каждому встречному.
«Словно возвращаемся из десятилетнего похода, окрыляемые триумфом победы», – подумал Антон.
Зрители, собравшиеся вдоль дороги, словно море живых, вскидывали руки и приветствовали героев. Прекрасная Елена озаряла все вокруг своим присутствием, её улыбка и чарующий взгляд завораживали толпу. С каждой пройденной колесницей миля всё больше ощущалась величественная мощь и торжество момента. Парис, склонившись к Елене, сказал шёпотом:
– Наша победа не только в сражениях, но и в сердцах этих людей.
Гектор тоже не остался равнодушным к людскому ликованию. Его мудрые глаза блестели от гордости. Войны закончились, и теперь начиналась новая эра. Он мечтал о мире для Трои, о том, чтобы его дети могли расти в месте, где не звучат крики битв, где все могут жить в гармонии и процветании. Его мысли ненадолго унесли его к жене, оставленной в Трое, и сыну, по которому невозможно не скучать.
Колесницы замедлили ход и, слегка качнувшись, остановились перед сердцем Трои.
***
Во дворце счастливый Приам уже ожидал их со своей свитой, но, узрев Елену, повисла тишина – немая и гнетущая. Хотя на лице его играла улыбка встречи, в глазах его блуждала тень глубокой задумчивости.
– А кто эта неземная красавица? – произнёс он мягко.
– Это Елена, жена Менелая, отец, – ответил Парис, и свита застыла в удивлённом шёпоте. – Прости, но не отдам её грекам, ибо люблю её.
Приам долго и напряжённо всматривался в сына, в то время как и Гектор бросил на него молчаливый взгляд.
– Похоже, пора готовиться к войне, – проговорил старик. Парис с Еленой облегченно перевели дух. Гектор вопросительно воззрился на Приама. Приам заметил его немой вопрос. – Таково мое решение, Гектор. Я вижу, сколь бед повлечет за собой война между великими народами. Но Елена добровольно последовала за моим сыном, потому что полюбила его. Будем ли мы вторгаться в священные права любви? Любовь Елены была обещана Парису самой Афродитой. Будем ли мы нарушать волю богини? Не станет ли гнев ее еще более страшной бедой, чем война с ахейцами. Отважны троянские воины, крепки стены Трои. Мы не боимся ни открытой битвы, ни долгой осады.
Все кивнули. Спорить с окончательным решением Приама не было смысла.
***
Антон расслабленно раскинулся на своей постели, балуясь вином и погружаясь в мысли о недавних происшествиях.
– Приветствую вас, господин Авалор. Царевич Антон отдыхает в своих покоях, – раздался за дверью мелодичный голос Альфреда, прерывая его размышления.
– Маг вернулся! – с радостью воскликнул Антон и выскочил из комнаты навстречу. На пороге, в таинственном колпаке и синем одеянии, стоял Авалор.
Авалор, как всегда, выглядел внушительно. Его длинные одежды, украшенные сложными узорами, казалось, переливались под светом солнца, сочившегося из окон. Он внимательно оглядел Антона, словно проверяя изменения, произошедшие с их последней встречи.
– Рад снова видеть тебя, мой друг, – сказал Авалор, приветственно протягивая руку.
Антон крепко пожал руку мага, ощущая спокойствие и уверенность, которые всегда излучал Авалор. Вероятно, это было следствием его многовекового опыта и знаний, накопленных за годы странствий.
Альфред, всегда внимательный к нуждам гостей, уже уносил вещи Авалора в специально приготовленные покои, где его ожидали все удобства для комфортного пребывания.
– Как твои дела, Авалор? Какие вести ты принес? – с нетерпением спросил Антон, приглашая его к столу, где уже ожидали вино и закуски.
– Всё прекрасно, Антон, – маг кивнул в сторону слуг Арчибальда и Альфреда, снующих за дверью. – Однако, занятные имена ты им выбрал, – засмеялся он, – весьма известные в твоём мире для дворецких.
– Так и есть, – ответил Антон, – надеюсь, я их этим не обидел, должно быть, у них есть свои истинные имена.
Авалор опустился в кресло, устало откинувшись на спинку, и сделал глоток вина. Он на мгновение прикрыл глаза, впитывая вкус и аромат напитка, прежде чем обратиться к Антону.
– Даже если обидишь их, не найдёшь и следа огорчения, – заверил маг, – здесь царят стародавние порядки, и о демократии речи нет. Да и ладно с ними, как ты здесь устроился? Еда здешняя тебе по нраву?
– Вроде бы все прекрасно, но картошки в меню недостает, – признался Антон, – даже не могу вообразить, как обходиться без нее. Нельзя ли каким-то чудом перенести её сюда из будущего и начать выращивать? – задал он вопрос с надеждой в голосе.
– Ха-ха, Антон, ну ты и выдумщик, – рассмеялся маг, доставая трубку из кармана, – не возражаешь, если я закурю?
– Конечно же, ты волен делать все, что пожелаешь. Без тебя у меня всего этого не было бы.
– Нет, теперь это твое, и здесь должны существовать твои законы, которые все обязаны чтить, – выпуская клубы дыма, маг уютно устроился в кресле. – Кстати, кроме картофеля, здесь нет и табака, приходится путешествовать в будущее за ним.
– Может, поможешь мне и с картошкой? Я бы все отдал за порцию фри.
– Почему бы и нет, – махнул маг рукой, и на столе возникла тарелка фри с сырным соусом. Антон, уже наученный опытом с пирогом, не удивился и с жадностью потянулся к блюду. – Это тарелка из кафе, оставленная посетителем, и я перенес ее сюда, – Антон остановил руку и скептически взглянул на тарелку, – шучу, шучу, это не объедки, пробуй смело, – маг продолжал свои шутки.
– Ну, маг, – вздохнул Антон, окунув фри в соус и отведав. – В такие моменты я тоскую по своему миру.
– И есть почему, – согласился маг. Так они сидели молча некоторое время. Антон неспешно смаковывал каждую порцию, а маг, полностью расслабленный, покуривал трубку.
– Мне необходимо оценить твою осведомлённость, – наконец изрёк маг, – грядущая война неминуема, и ты обязан знать ключевые фигуры этого мира.
– Как скажешь, но секундочку, – Антон обернулся к двери и окликнул, – Арчи. – В дверях возник раб. – Поручи девушкам принести ещё кувшин вина и что-нибудь к десерту, – раб молча подчинился и исчез.
Итак, – продолжил маг, – знаешь ли ты, кто такие Уран и Гея?
– Уран – воплощение небес и супруг Геи, Матери-Земли.
Маг удовлетворенно кивнул, слушая ответ Антона. Затем продолжил:
– Теперь скажи мне, Антон, какова была роль Титанов в мифологии? Какие из этих древних сил противостояли Олимпийцам, и как это влияние ощущалось на земле?
Антон сделал небольшой глоток вина, задумчиво смотря на своего наставника.
– Титаны, сыновья и дочери Урана и Геи, представляли собой первозданные силы, которые существовали до богов Олимпа. Они властвовали над миром в золотой век и бросили вызов новым богам во время Великой Титаномахии. Война была долгой и жестокой, но в конечном итоге Олимпийцы во главе с Зевсом одержали победу, заключив Титанов в Тартар.
Маг удовлетворенно улыбнулся, увидев, как уверенно Антон говорит о событиях древнего мира.
– Превосходно, – произнес он, – когда Гея сочеталась с Ураном, возник прекрасный мир, полный нимф, богов, титанов, циклопов и сторуких великанов – гекатонхейров, и многих иных созданий.
– А кто такие гекатонхейры? – спросил Антон.
В этот миг девушки приблизились, неслышно принеся кувшин восхитительного вина и поднос с ароматными жареными орехами. Они изящно наполнили кубки рубиновым напитком и незаметно скрылись из виду.
– Как я уже говорил, это великаны с сотней рук и пятьюдесятью голов, это стражи Тартара, темницы титанов. Уран, чье правление охватило мир, ненавидел своих многочисленных детей, считая их уродливыми. Взяв ненависть за повод, заточил циклопов и сторуких в Тартар. А других детей, ужасных видом, он прятал в утробу Геи, чем причинял ей тяжкие страдания. Из-за его злобного нрава, Гея вдохновила титана Кроноса, одного из их сыновей, на восстание. С ее содействием Кронос сверг Урана и занял его престол. От Кроноса и его жены-титаниды Реи родились знакомые нам Олимпийские боги. Лишенный власти Уран, предрек Кроносу ту же участь. И вот, став хозяином мира, Кронос, подражая отцу, опять запечатал гекатонхейров и циклопов в Тартаре. Боясь своих детей, он стал их глотать, зная, что его могут свергнуть. Рея была в ужасе, и когда родила Зевса, обманула Кроноса, подсунув ему камень, накрыв его детским одеялом. Он не заметил подмены и проглотил камень. Рея тем временем укрыла Зевса на Крите. Мальчик, став юношей, с помощью Геи и других богинь, подмешал в напиток Кроноса рвотное зелье, после чего тот изрыгнул детей: Аида, Посейдона, Геру, Деметру и других.
– Ох уж эти женщины, – размышлял Антон, чувствуя, как вино начинает наполнять его разум, – Гея через сыновей свергла и супруга Урана, и сына Кроноса. Надеюсь, Зевс её не разочаровал.
– Время рассудит, – ответствовал маг и продолжил: – Зевс, освободив братьев и сестер, развязал десятилетнюю войну с Кроносом и его союзниками-титанами. Среди них был Атлант, наверняка слышал о нём?
– Да, он держит небесный свод.
– Верно, эту битву назвали Титаномахией – войной титанов и богов. Зевс выпустил из темницы сторуких и циклопов, с их помощью низверг Кроноса и прочих титанов в Тартар, приставив сторуких в стражи. А Атланту вынес приговор поддерживать небосвод. Вот и завершил я первую часть моего повествования. Вопросы есть?
– А Прометей? Кого он поддержал?
– Никого, его дела богов не занимали, он был предан людям.
– Слышал, он украл огонь у Гефеста и даровал его людям. За это Зевс велел Гефесту приковать его к Кавказской скале, где орел терзал его печень.
– Верно, но приколотили его не за огонь, а по другой причине. Вот и начинается вторая часть моего рассказа. – Маг снова взмахнул рукой, явив кофейный турок и две чашки. – Прямиком из Колумбии, – похвастал он. Антон отказался, сославшись на нелюбовь к кофе. Маг сделал осторожный глоток, удовлетворенно кивнул и продолжил, – Зевсу было известно, что существует пророчество и касающееся его. Но каково оно, он не знал, знали лишь Гея и Прометей. Гею он допрашивать не решился, но Прометея приковал. Тот молчал и униженно страдал тысячу лет от мучений, доставляемых ему орлом. А последний, день за днём терзал его печень, которая – Прометей ведь бессмертен – ночью вновь отрастала. В итоге Зевс, разочарованный молчанием Прометея, отправил его на тысячу лет в тёмные глубины Тартара.
– Жаль Прометея.
– Однажды Прометей услышал голос Геи, которая поведала ему, что время настало, пора открыть тайну Зевсу. Прометей последовал её словам и, за это, Зевс освободил его, попросив прощения за прошлые страдания, и устроил праздник великого примирения в золотых чертогах Олимпа.
– Каково же было это пророчество?
– Сердце Зевса пленила морская богиня Фетида. Но тяготел над ней жестокий рок – породит она сына, который превзойдёт своего отца. Стало быть, будь то их ребёнок, он свергнет Зевса. Пока тот размышлял об этом, среди празднеств явился образ величественной Геи – матушки земли. Она в мольбах просила Зевса сократить людскую плоть, что слишком быстро народилась и истоптала её недра. Богам пришлось обдумать, как облегчить её долю. «Может, устроить потоп?» – предложил Посейдон, но после Девкалионова потопа это уже было бы излишним. «Сжечь огненной карой Перуна?» – тоже крайнее решение. Вместе решили наслать войну, чтобы люди истребили себя сами. Нужен был великий герой и причина для битвы. В конце концов, боги решили выдать Фетиду за смертного Пелея, сын которого, Ахиллес, должен стать тем самым героем. А причиной для войны стала земная любовь.
– Выходит, богам выпала заслуга в начале Троянской войны, в пользу сокращения численности рода людского, – размышлял Антон.
– Именно так, – подтвердил маг, отпив кофе, – В пещере мудрого и доброго кентавра Хирона, сына Кроноса и океаниды Филиры, состоялось венчание Пелея и Фетиды.
– Хирон, кажется, был наставником Ахилла.
– Верно, он взрастил Ахилла, питая его мясом медведей и печенью львов. Именно в его пещере прошла свадьба. Только богиня раздора Эрида не получила приглашение на торжество, и она решила отомстить. Найдя яблоко, она написала на нём «Прекраснейшей» и незаметно бросила его на пиршественный стол. Богини Гера, Афина и Афродита стали спорить, кому она предназначается. Они обратились к Зевсу с просьбой рассудить их, но тот, не желая принимать участие, отправил их к Парису, простому пастуху, называемому Александром. Поспешно богини очутились у Париса, безапелляционно потребовав его решения. Он избрал Афродиту как самую прекрасную из всех.
– Ошибкой было со стороны Зевса поставить Париса перед столь коварной дилеммой. Ведь кого бы он не выбрал, не избежать ему осуждения со стороны прочих богинь, – рассудил Антон.
– Возможно, – с задумчивостью ответствовал маг, – но, в итоге, как видно, чары Афродиты столь значительны, что ни Парис, ни Елена не смогли устоять перед ними, обреченные на жизнь друг без друга невозможную. Ладно, вскоре увидим, чем можем помочь. А ныне – пора покоя, – проговорил маг, поднимаясь и оставляя комнату.
– Вопрос напоследок, – остановил его Антон, с любопытством глядя на мага, – кто тот, что с волчьим ликом?
– О, это мой помощник, созданный древним заклинанием из рукописей божественной библиотеки Олимпа. Хоть он и своенравен, и подчас темпераментен, но ответственность его не подводит. Он может перемещаться меж пространством и временем по моему велению, – ответил маг и исчез в дверях. А Антон, улёгся спать, чтобы переосмыслить всё, что узнал сегодня.
Глава 7
Минуло несколько месяцев с последних событий. Шумная свадьба Париса и Елены, овеянная счастьем и радостью, согрела сердца троянцев. Война, сулящая лишь тени, не беспокоила мирные умы, и каждый миг жизни был наполнен наслаждением. Гектор с любящей Андромахой нежно заботились о своём маленьком сыне Астианакте. Парис и Елена, сияющие от счастья, прогуливались по цветущим садам троянского дворца.
В их семейной гармонии переплелись судьбы Гектора и Париса с их сестрами, Поликсеной и Кассандрой, и маленьким братом Троилом. Каждая сестра отличалась своей неповторимой красотой: светлокудрая Кассандра с синими глазами, воплощение солнечного света, и смуглая Поликсена с темными, как ночь, глазами и густыми волосами.
Обе сестры посвятили свою жизнь служению богу солнца. Аполлон же в свою очередь, был очарован Кассандрой и питал к ней высокие чувства. Как итог, он даровал ей способность прорицать судьбу, но её сердце оставалось непреклонным, и не ответило ему взаимностью. Разгневанный бог приправил дар роковым проклятьем: не услышат её предостережений те, кто сочтут её слова безумством.
А маленький, задорный Троил беззаботно отдавался забавам. Его мелодичный смех звучал как музыка в коридорах дворца, и часто он находил радость, разделяя с Антоном сладкие угощения и крепкую дружбу.
Великолепный праздник свадьбы Париса и Елены уже был в прошлом, но радость и счастье все еще витали в воздухе Трои. Весь город жил в атмосфере веселья, как будто череда счастья могла продолжаться вечно. Но коварная судьба уже плела свои сети, где предсказания Кассандры готовились стать реальностью.
Поликсена с нежностью заботилась о семье, поддерживала своих братьев и сестёр и помогала матери, Гекубе, в делах дворца. Её доброта и сострадание лишь усиливали её природную красоту.
Каждое утро Поликсена просыпалась в своих покоях, украшая их цветами, принесенными со всех уголков дворцового сада. Колючие розы и гроздья винограда украшали окна ее комнаты, наполняя всякого, кто входил, ощущением покоя и безопасности. Ей было трудно поверить в слова сестры о грядущей беде, и потому она старалась изгнать мрачные мысли из своей головы.
Кассандра же, часто пребывала наедине с собой в священной роще Аполлона, размышляя о видениях. Ее сердце томилось от безысходности, ведь, несмотря на дар, никто ей не верил. В темные ночи она рыдала и молила богов изменить её судьбу. Только в компании Астианакта, маленького сына Гектора, она находила временное утешение. Его невинная улыбка напоминала ей, что надежда всё еще существовала, пусть её и не брали в расчет.
Младший брат Троил, своей жизнерадостностью и непосредственностью, часто был источником радости и смеха в дворце. Его дружба с Антоном и обычные детские шалости добавляли тепло и непосредственность в ежедневную жизнь семьи. А Антон, представал перед ним как мастер сладостей, который был не только хранителем сладких сокровищ, но и обладателем необыкновенного дара – умением рассказывать сказки.
– Пойдем, Антон, сегодня нам такие сладости подарят, что дух захватит! – восклицал он, следуя за другом в глубину дворцового сада. Проходя сквозь цветущие арки и благоухающие ухоженные тропы, они, как всегда, чувствовали себя героями собственного мифа.
Гектор, как старший брат, всегда старался найти баланс между своей ролью защитника Трои и заботливого семьянина. Он часто обсуждал с Парисом и другими членами семьи вопросы, касающиеся защиты города и укрепления его стен, не забывая также и о мирной стороне жизни.
Парис и Елена, своей красотой и изяществом, вдохновляли художников и музыкантов. Они становились образцом идеальной пары, полной любви и гармонии. Несмотря на тень, которую их союз бросал на будущие события, в этот момент они казались неуязвимыми.
А Антон же полностью посвятил себя спорту, утратив даже понятие времени. Оттачивая навыки фехтования, он словно древний воин, скользил между мечами и ударным оружием, постигая тайны топоров и иных древковых орудий разрушения. Боевым щитам он не уделял большого внимания, предпочитая острое ощущение парного оружия в обеих руках. Его страсть распространялась и на рукопашные схватки. Никакие препятствия не могли его остановить. Гектор и Парис тоже упражнялись, но без той самозабвенности, что овладевала Антоном. Гектор с дружеской теплотой хлопал его по плечу, уговаривая себя не изнурять так чрезмерно. Но Антон не слышал. Победы в десятках соревнований не насыщали его жажды. Гектор, смеясь, заметил:
– Нельзя быть лучшим во всём, Антон.
Антон признал:
– У меня плохо выходит стрельба. – Действительно, лук не покорялся ему. Парис стрелял с легкостью, поражая цель в небесах, в то время как Антон не мог поразить лениво шатающегося по полю быка. В отчаянии он бросал лук, утверждая, что это спорт для нежных натур. – Мужчина должен рваться в бой, а не скрываться на безопасном расстоянии, – заявлял он.
Гектор, держа в памяти необузданные стрелы Геракла, спрашивал с улыбкой:
– Геракл, значит, был трус, Антон? – и тот с усмешкой отвечал:
– Ещё какой, Гектор, ещё какой.
Мальчонка Троил подхватывал, повторяя:
– Ещё какой, – своим звонким голоском, вызывая смех.
Обе сестры украдкой наблюдали за их дружеской троицей, и всякий раз при виде Антона тихо хихикали. Антон, зардевшись, избегал их взглядов, под предлогами неотложных дел отступая в сторону. А Гектор с Парисом невольно пожимали плечами.
Как-то вечером за ужином во дворце собралась семья Приама и Антон, принятый в их круг, стал частью этого царственного семейства. Приам, всегда пребывавший за главным местом за столом, направлял взоры на собравшихся. С одной стороны сидели его жена Гекуба, дочери и Парис с Еленой, а с другой – Гектор с Андромахой, Антон и Троил.
– Да благословит наши яства отец наш, Зевс-громовержец, – привычно помолился Приам, приглашая всех к трапезе. – Троил, мой мальчик, твой учитель сказал мне, что ты пренебрегаешь грамотой. Правда ли это? – сурово обратился он к сыну, обращая к нему мудрый взгляд.
– Отец, прости меня, но учеба по сердцу мне не столь, как тренировки с Антоном, – ответил Троил. Антон даже поперхнулся, а сестры обменялись взглядами, тихо посмеявшись.
– Неужто ты мешаешь Антону, – промолвил Приам, переведя взор на Антона.
– С Троилом сегодня целых пятьсот метров бегом дали, – с улыбкой похвалился Антон.
– Должно быть, тренировка была изрядная, – заметил Приам.
– Конечно, привалов-то десять сделали, чтобы сладостями подкрепиться.
Зал смехом разразился. Мальчик добавил:
– Антон, в следующий раз захвачу больше угощений.
– Не надо, Троил, достаточно было.
– Ну ладно. Но учти, если уроки пропускать станешь, запрет на прогулки получишь, понял?
– Да, отец, – промямлил Троил с грустью. – А всё же, вырасту и Антоном стану.
Приам откинулся в кресле, весело хохоча:
– Можешь быть, кем хочешь, сынок. Но пока не стал Антоном, учение тебя ждёт, – заметил он. Мальчик кивнул покорно.
– Антон, выходит, сегодня у тебя день разгрузочный?
– Совет Гектора послушал да и перед предложением Троила я не устоял.
– Хорошо хоть немного отдохнул. Перенапрягаться не стоит, иначе выдохнешься, – предостерег Приам.
– Верно, Приам, согласен.
Едва потянулся за кубком, как в дверях появился стражник. Вопросительный взгляд Приама встретил быстрый, взахлеб ответ:
– Царь Приам, греки, греки…
– Что?! – вскочил Приам, следом остальные поднялись.
– Ахейцы кораблями обрамили побережье – от мыса Ритейского к мысу Сигейскому. Их великое множество, – доложил стражник взволнованно.
– Да защитит нас Аполлон, – заклинала Кассандра, в слезах сетуя: – Парис, не стоило красть их женщину!
– Поликсена, сестру уведи, а ты, стражник, советника Антенора найди. Совет в зале собирай! – Приам скомандовал. – Вы, трое, за мной, – обратился он к сыновьям и Антону.
***
В тронном зале собралось множество людей: советники, военачальники и оракулы. Все пребывали в тишине. Казалось, будто только что пробудились из сладкого сна и вновь оказались в суровой действительности. Все знали, что этот миг неминуемо настанет, но до последнего момента старались его отложить и не думать о нем. Теперь же беда постучала в ворота. Царь Приам поднял руку, и все обратили к нему взоры.
– Я понимаю, что это известие вас огорчило. Но не следует унывать: Троя никогда не была покорена. Наши стены непреодолимы, а сила духа наших воинов – нерушима. Мы преодолеем это испытание вместе. А пока надо первым делом переговорить с греческими послами, выяснить их требования и, возможно, уладить все мирным путем.
Советники зашептались между собой, оценивая слова царя и обдумывая различные стратегии. Каждому из них предстояло предложить что-то полезное, способное укрепить защиту или наладить дипломатический диалог. Между тем, военачальники обменивались взглядом: среди них было негласное соглашение – готовиться к худшему, но одновременно надеяться на лучшее.
Оракулы, стоявшие особняком, обменивались загадочными взглядами и переговорами, щурясь и наблюдая за звездами сквозь высокие своды зала. Их предвидения всегда имели вес, но и здесь, в свете надвигающихся событий, надежды на чудо переплетались с мраком неизбежности. Будучи глазами и ушами богов, они искали знаки – мог ли исход быть иным, а судьба города иной.
– Отец, не думаю, что они привели с собой тысячи кораблей лишь для мирных переговоров, – заметил Гектор.
Царь задумчиво посмотрел на Гектора, его любимого сына и наследника, который всегда мог трезво оценить обстановку. Он понимал логику его слов, но также знал, что паника и поспешные решения могут оказаться вредоносными. Царская роль требовала постоянного поиска баланса между осторожностью и решительностью.
– Гектор, твоя мудрость для нас бесценна, – ответил царь, – но каждый последующий шаг должен быть взвешен. Возможно, цель греков – лишь ослабить нас, заставить принять неверное решение. Мы должны использовать время с умом и сделать все возможное, чтобы избежать кровопролития. Тем не менее, начните укреплять стены и увеличьте количество дозоров. Пусть солдаты будут наготове, но помните: паника – наш враг не меньший, чем греческое войско.
Гектор согласно кивнул. А Приам повернулся к другим.
– А что скажут советник Антенор и жрец Аполлона, Хрис?
– Троянцы не должны бояться войны, – ответил Хрис. – Боги обещают Трое свою поддержку, и Ахейцы будут повержены!
– С нами Аполлон, и это вселяет надежду, – задумчиво произнес Антенор. – Но, как заметил царь Приам, следует выслушать греческих послов, чье прибытие неизбежно. А после того уже строить планы и решать, как действовать.
– Антенор, распорядись отправить гонцов к нашим союзникам: к царю фракийцев в Европе Ресу и к вождю эфиопов в Ливии Мемнону, чтобы они поспешили нам на помощь.
– Это мудрейшее решение, – одобрительно заметил Хрис. Антенор утвердительно кивнул и подозвал раба, которому прошептал что-то на ухо. Тот выскочил из залы, словно стрела из лука.
***
В лагере греков кипела жизнь. Шатры лидеров, таких как Ахилл и Теламонид (Аякс), располагались на окраинах, символизируя их важное, но индивидуальное положение в обществе. Центр лагеря венчал шатер Агамемнона, главнокомандующего греческой армией, что подчеркивало его центральную роль в управлении войском и проведении собраний.
Неподалеку находился шатер Одиссея, знаменитого своим умом и хитростью, чье расположение, вероятно, свидетельствовало о его близости к руководству и частом участии в стратегических обсуждениях.
Вал со рвом, обращенный к Трое, показывал, что лагерь был оборудован защитными сооружениями, подчеркивающими постоянную угрозу со стороны противника и необходимость быть готовыми к обороне.
Отдаленные алтари, окруженные огнями жертвенных костров, указывали на важную роль религии и богов в жизни греков, для которых ритуалы были важной частью подготовки к битвам и принятия решений.
Повсюду слышались звуки труб, призывавшие воинов к упражнениям. Воины тренировались в бурной хватке мужества, поднимая пыль на учебных площадках.
Далее по лагерю, в тени возвышающегося вала, Ахилл тихо обдумывал свое участие в грядущих событиях. Его рвение к славе боролось с противоречиями, данными тканью судьбы и сердцем, болеющим за товарищей. Вдали, у алтарей, герои просили у богов сил и веры. Пламя костров было отражением их духа, поднимающегося над землями, объятыми войной.
Все воины, от простых до знатных, чувствовали накатывающий прилив судьбы, как будто сами боги играли на струнах их судеб. Взгляды всех были обращены на высокие стены Трои, где копилось великое ожидание – приближение решающей битвы, в которой каждый готов был исполнить свою часть легенды.
В шатре Агамемнона, где восседали лидеры греческих племен, кипели страсти и стратегии. Родной брат Агамемнона Менелай из Спарты; советник Паламед, сын Навплия; аргосский царь Диомед, сын Тидея; прославленный мудростью царь Пилоса Нестор и сын его Антилох; владелец лука Геракла Филоктет; два Аякса: один – сын Саламинского царя Теламона – Теламонид, отличавшийся великой силой и ростом; и другой, приземистый, – сын Локридского царя Ойлея – Оилид; Одиссей – сын Лаэрта; Ахиллес – сын Пелея; Патрокл, сын Менетия и прорицатель Калхант.
Каждый вождь имел слово в обсуждениях, взвешивая мудрость старика Нестора против озорного остроумия Одиссея. В центре внимания была предстоящая битва, исход которой определит судьбу Трои.
– Приветствую вас всех на легендарных берегах Трои, – торжественно произнес Агамемнон, обращаясь к собравшимся. – Тяготы позади, и мы, наконец, явились сюда все вместе, на ненавистные земли врага, что так коварно похитили жену моего брата.
Вожди сидели плечом к плечу, их взгляды были полны решимости. Каждый из них был готов отдать свою жизнь за дело, ради которого они пересекли Эгейское море.
– Тысячелетия запомнят этот день, – продолжал Агамемнон, его голос звучал как предсказание судьбы. – Пусть наши подвиги будут воспеты в веках, пусть каждый удар нашего меча станет шагом к свободе и справедливости! Позабудьте о страхах и сомнениях – победа будет за нами, ибо с нами правда!
Волна одобрительных криков прокатилась по рядам воинов, их вера в победу была неизменной, и каждый из них чувствовал себя частью чего-то великого и непобедимого. В этот момент не существовало ни раздоров, ни соперничества – лишь объединяющая всех цель, славная и праведная. Сама земля содрогнется от их решимости и боевого духа.
– Я помню, как вместе с греками сватался к Елене и все поклялись: кем бы она ни была выбрана, остальные помогут ему против врагов. Сегодня вы здесь, и это приносит мне огромное удовольствие, – с душевным теплом приветствовал Менелай.
– Они хранят свою клятву, ибо в этом их честь, – отозвался прорицатель Калхант. – Но, Агамемнон, пусть не убаюкивает вас прошлое: Троя – грозный враг, доселе неприступный. Поэтому необходимо разработать ясный и верный план войны.
Агамемнон нахмурил брови, задумавшись над словами Калханта. Он знал, что под внешним спокойствием прорицатель всегда скрывал мудрость, готовую в нужный момент развернуться в точный совет. Троя представляла собой крепкую крепость, овеянную мифами и гордостью, и легкомыслие могло стать роковой ошибкой.
– Ты прав, Калхант, – наконец произнес Агамемнон, – Мы не можем полагаться лишь на былую славу и обещания. Мы будем мудры, если выслушаем все мнения и составим стратегически грамотный план.
– Гера даровала мне видение грядущих событий, – продолжил Калхант, слегка прикрыв глаза, как будто обращаясь к внутреннему свету. – Я видел пламя, охватывающее стены Трои, но это пламя зажжено не только мечом, но также хитростью и мужеством. Нам нужны не только воины-герои, но и мужи мудрые, чтобы растопить сердце города. Возможно, есть способ обойти стены без прямого столкновения.
Слово Калханта возымело действие, как ветер, разносящий семена сквозь плодородные поля. Вожди зашептались друг с другом, оценивая возможности и принимая к сведению пророчество. Взвешивались идеи, обсуждались стратегии – от морских блокад до хитроумных уловок. Каждый присутствующий понимал: чтобы победить Трою, им необходимо быть едиными и дальновидными.
– Не следует забывать, что с нами великий Ахиллес, чьё имя повергнет троянцев в дрожь, – воскликнул Аякс Оилид, и воины воскликнули в единогласном согласии. Лишь Агамемнон изогнул губы в презрительной усмешке.
– Мы – истинная сила, греки, когда все едины, – произнёс Агамемнон. Паламед и Нестор обменялись многозначительными взглядами, но промолчали.
– Конечно, мы великая сила, но нельзя забывать, как одно имя Ахиллеса заставляет сердца врагов трепетать, – заметил Одиссей и дружески похлопал его по плечу.
Агамемнон посмотрел на Одиссея, его взгляд потемнел, но голос оставался твердым и непреклонным.
– Одно имя, сколь бы велико оно ни было, не победит войну, – сказал он, медленно оглядывая собравшихся. – Наша сила в единстве, и хотите ли вы этого или нет, но не следует возлагать слишком много на одного лишь человека. Даже Ахиллес, как бы сильный он ни был, нуждается в наших копьях и щитах.
Воины смолкли, задумавшись над словами предводителя. А мудрый Нестор шагнув вперёд, добавил смягчающим голосом:
– Агамемнон прав. Каждый из нас – это звено в великой цепи, и без единства эта цепь порвётся. Вспомните наши прошлые победы. Ахиллес был велик, но ведь и мы вставали плечом к плечу, и вместе осуществляли подвиги.
Воцарилась мертвая тишина, нарушаемая лишь ветром, трепавшим штандарты. Воины понимали, что это был более, чем простой спор – на кону стояла судьба всей армии, а возможно, и всей Греции. И вот, выступил с речью Менелай, разделивший свою мысль с собратьями:
– Пусть Ахиллес ведёт нас вперед, но пусть ведет как наш равный, а не как один. В этом его истинное величие – умение вдохновлять всех нас действовать вместе.
– Согласен, – подтвердил Паламед, – но сейчас нам надо решить, кто отправится в Трою послами, чтобы передать наши требования.
– Ох, эти формальности, – сплюнул Менелай, – я бы взял своих воинов и уже напал на них! Я принял этого Париса в своём доме, как подобает царевичу, а он сбежал с моей женой. Какие тут могут быть переговоры? Законы гостеприимства попраны!
– Твою злость я понимаю, мой друг, – сочувственно сказал Одиссей, – но одна лишь ярость войны не выигрывает, особенно когда враг так могуч, как Троя.
– Нам нужно действовать с умом, – подхватил Нестор, поседевший во множестве битв. – Искусство дипломатии не менее важно, чем острие меча. Если мы не сможем убедить троянцев поступать по справедливости, то по крайней мере поймём их слабости.
– Правильно говоришь, Нестор, – заметил Диомед, его глаза горели стремлением к борьбе. – Нам необходимо тщательно подготовиться. Если Троя и не пойдёт на уступки, посольство даст нам время собрать все силы, причём не только яростью и гневом, но и мудростью и стратегией.
– Пусть это станет последним мирным предложением, – сказал Менелай, выпрямившись, словно воздушный заряд молнии прошёл по его телу. – Если не согласятся, значит, сами выберут свою судьбу. Пусть возмездие богов станет нашим союзником.
– Тогда будем искать подходящих послов, – предложил Паламед, словно подводя черту под этой дискуссией. – Иногда одно правильно сказанное слово может склонить чашу весов больше, чем тысяча мечей. Давайте рассмотрим, кто достаточно мудр и дипломатичен, чтобы достойно представить нас перед царём Приамом.
– Одиссей прав, – согласился Ахиллес. – Каков его меч в сражении, так и мудры его речи, чего нельзя сказать о некоторых. – О том, кого он имел в виду, никому не было секретом.
– Как смеешь ты в моём шатре подобные речи вести? – вспыхнул Агамемнон. – Будешь повиноваться мне, и если скажу принести воды, побежишь.
– Ты не царь мне, и желания твои мне безразличны, – ответил Ахиллес. – Здесь я лишь ради Патрокла, моего побратима, и Одиссея, чьё мнение уважаю превыше многих. Я не давал клятвы, ведь не сватался к Елене.
– Сохраните ваш гнев для врагов, – прервал их Калхант. – Иначе наш великий поход на Трою окончится, не начавшись.
Агамемнон, бросив последний гневный взгляд на Ахиллеса, предложил: – Отправим послами Одиссея и Диомеда. Они справятся с задачей.
Возражений не поступило. Никто не сомневался в таланте Одиссея вести переговоры и находить общий язык даже с самыми трудными противниками. Диомед же, известный своей доблестью и непреклонностью, обеспечивал надежную защиту.
– Что ж, друзья, – начал Одиссей, выпрямившись и обратившись к присутствующим. – Нам нужно действовать мудро. Время не терпит, и наша удача может зависеть от каждого из нас. Пусть наши сердца остаются спокойными, ведь только так мы сможем одержать победу.
Диомед кивнул, поддерживая мудреца:
– Мы знаем, что Троя – крепкий орешек, и от этого похода зависит честь каждого ахейца. Но, объединив наши силы и смекалку Одиссея, мы не оставим врагу шанса.
После этого собрания вождей войска вновь погрузились в привычную суету подготовки. Ахиллес, несколько успокоившись, отошёл в сторону, где его ожидал Патрокл. Вид его друга помогал ему обрести равновесие, тем более что Патрокл всегда знал нужные слова, чтобы подсластить горечь обид.
Тем временем Одиссей и Диомед завершали приготовления к важной миссии. Они понимали всю степень ответственности, возложенной на их плечи. Троянцы не были настолько просты, чтобы легко уступить всем требованиям врага. Однако обоих объединяла уверенность в своих способностях и решимость довести дело до конца. Их благородная цель – восстановление мира или конечная победа, – звала их вперёд.
***
– Разыгрывается путевка в Тартар. Незабвенный отпуск длиною в тысячу лет. Неужто совсем нет желающих? – обратился Зевс к богам, проходя мимо их застолья, его голос был одновременно веселым и суровым. Гера, встречаясь взглядом с Афиной, закатила глаза. Афина лишь улыбнулась.
– Да никто не хочет вмешиваться в войну смертных, – заметил Арес. – Не стоит жертвовать собой ради этих людишек и потом томиться в заточении Тартара.
– Ну почему так критично? Теперь там, на самом деле, все совсем не плохо. Я выделил средства, и сторукие вместе с циклопами занялись обустройством Тартара. Это станет местом, полным возможностей для глубоких размышлений.
Афина, сидя за столом в расслабленной позе, приподняла брови и усмехнулась:
– Обустройство – это, конечно, замечательно, но как насчет интернета и удобного транспорта до земной сферы? Или, возможно, там появятся курорты и круглосуточные кафе с амброзией? Тогда я, быть может, и подумаю о такой локации для медитации.
Дионис, задумчиво посмотрел на Афину. Его тонкие пальцы легко перекатывались вокруг кубка с вином, и он, наконец, произнес, улыбаясь:
– Да, в мире смертных такие перспективы открывают новые грани отдыха. Тем не менее, головокружительные высоты Олимпа все же привлекательнее, хотя и огненный вид на котлы Тартара может кого-то заинтересовать.
– Шутники, – весело рассмеялся Зевс, охватывая взглядом собравшихся, – Тартар превратится в прекрасное и незабываемое место.
– Ну и отправляйся туда, и оставайся навеки в своем обожаемом Тартаре, как раз и с ремонтом поможешь, – с презрительной насмешкой прорычала Гера, так, чтобы услышали лишь Афина и Посейдон, сидящие рядом. Последние, не удержавшись, разразились неистовым смехом, привлекая взор Громовержца.
– О, похоже, у нас появились добровольцы, начнем оформление?
– Нет, отнюдь нет, – поспешно удержал его Посейдон, – я лишь вообразил, как пятидесятиглавые гекантохейры берутся за ремонт. Ведь, как известно, сколько голов, столько и мнений.
Зал буквально сотрясался от смеха. Даже Аид, обычно безразличный ко всему в мире живых, позволил себе лёгкую улыбку и добавил:
– А я-то гадал, что за глухие звуки доносятся из стен моего царства, а это, оказывается, сосед Тартар затеял ремонт.
– Ха-ха, братья, я помню одного Петросяна… но бог с ним, – засмеялся Зевс, – Ладно Посейдон, который вот-вот сменит профессию с бога морей на бога смеха, но как же тебя, Аид, занесло в эти воды юмора?
Аид чуть приподнял уголки губ, вместе с тем оставаясь в своей привычной сдержанности, и ответил, не скрывая иронии:
– Ну, брат мой, когда в царстве теней тишина и покой, порой даже самый мрачный бог поддаётся искушению доброго смеха. Однако, знай, я всегда возвращаюсь к привычным своим заботам – ведь у меня нет «ремонта» среди резидентов моего царства.
Афина, наконец, оторвавшись от истории, подхватила тему, наблюдая за весёлым настроением своих собратьев:
– Да уж, какой бы шум ни доносился из Тартара, похоже, нам всем стоит помнить, что иногда даже сами боги нуждаются в передышке от своих божественных забот. И, может быть, нашему Зевсу следовало бы подумать о создании божественной комедийной программы? Гера могла бы стать нашим неизменным главным критиком.
– Возможно, это бы скрасило вечера на Олимпе, – с шутливой торжественностью возвестил Зевс, – но не стоит забывать, что иногда великая молчаливая мощь может стать величайшим нашим союзником, как у истинного царя царства теней, – он подмигнул Аиду.
Аид лишь пожал плечами, и принял так знакомый всем беспристрастный вид.
Афина, немного помедлив, добавила:
– Может, нам следует пригласить самого Гефеста? Не сомневаюсь, он бы сумел направить энергию стольких голов в нужное русло. Да и дизайн улучшить никогда не лишнее – недаром же его творчество считается образцом. Что думаешь, Посейдон?
Посейдон, прокручивая в мыслях планы на возможное обновление предвечных тёмных коридоров Тартара, одобрительно кивнул:
Гефест с недовольством обнажил зубы:
– Почему сразу я?! Посейдон также силён в строительстве. Недаром он возводил Великую Трою для царя Лаомедонта. Такой опыт не дано утопить ни в вине, ни в амброзии.
Посейдон сверкнул глазами, полными гнева:
– Как смеешь ты напоминать мне об этом?!
– Тишина! – вмешался Зевс, пресекая назревающий конфликт. – Хватит шуток, собрание окончено, можете быть свободны. И последнее предостережение: тот, кто осмелится вмешаться в войну греков и троянцев, испытает такие страдания, что пребывание в Тартаре покажется сладчайшим отдыхом! – с грозной убедительностью провозгласил Зевс Олимпийский.
Глава 8
– Царь Приам, – обратился к нему стражник, – пожаловали послы со стана греков: Одиссей, царь Итаки, и Диомед, царь Аргоса.
– Одни из самых приближенных к Агамемнону, – задумчиво произнес Приам. – Диомед – воин могучий, но куда больше меня тревожит изощренный ум Одиссея.
– Что Ахилл на поле боя, то Одиссей на переговорах, так говорят, – заметил Антенор.
– Поверь, нет более опасного врага, чем умный соперник на поле брани, – признался Гектор.
– Сейчас и узнаем, кто в чем преуспел, – заключил Приам, обращаясь к стражнику: – А гонцы из Эфиопии и Фракии еще не прибыли? – стражник покачал головой. – Хорошо, впусти греков.
Одиссей и Диомед вошли в царские покои, приветствуемые взорами присутствующих троянских вельмож. Их уверенные шаги и непринуждённая осанка выдавали опытных воинов и искусных политиков. Одиссей, деликатно кивнув в сторону царя Приама, первым заговорил, голос его звучал ровно и уверенно, демонстрируя глубокое внутреннее спокойствие.
– О великий Приам, царь Трои, мы прибыли с мирною вестью и надеждой на благоразумие. Примем ли мы вызов богов и не попытаемся ли разрешить наши разногласия мирно, пока это ещё возможно?
Приам молчал, вглядываясь в лицо Одиссея, словно пытался прочесть в его глазах истинные намерения греков. Диомед стоял немного позади, скрестив руки на груди, его взгляд был строг и неотступен, но в его позе не чувствовалась враждебность, лишь напряжённое ожидание.
Антенор, воспользовавшись паузой, воскликнул:
– Достойные речи, Одиссей, но где реальные доказательства вашей готовности обсудить мирное соглашение? Как мы можем доверять, если после стольких лет между нами пролегает глубокая пропасть недоверия?
Одиссей мягко обратился к Антенору:
– Мы понимаем вашу настороженность. Разве недостаточно того, что мы пришли с открытыми ликами и без мечей в руках? Мы предлагаем обсудить условия, которые предотвратят грядущие сражения, разрушительные и для греков, и для троянцев.
– Желаете отведать чего-либо? У нас принято относиться с уважением к послам, – с любезной интонацией спросил Приам. – А затем перейдем к сути нашей встречи.
– Благодарю, о Приам, но не стоит. Я предпочитаю решать дела прежде, чем расслабляться. Итак, перейду к главному. Как вам известно, греки явились сюда не для того, чтобы ловить рыбу и любоваться красотами троянского побережья и долины Скамандра.
– Уж точно не для этого, – с ироничным блеском в глазах ответил Приам. Одиссей ответил ему улыбкой.
– Верно. Мы прибыли в Трою, дабы смыть позор, что, словно клеймо, лег на греков от рук троянцев. Украсть жену хозяина, будучи его гостями, – поступок, по меньшей мере, недостойный.
– А если я скажу, что мы не оступились законами гостеприимства, когда приняли Елену к себе в город, поскольку она добровольно изъявила желание отправиться с моими сыновьями. Троя никогда не закрывает дверей, перед людьми, обратившихся к ней с добрыми намерениями. К тому же, Одиссей, сам посуди, кто мы такие, чтобы противиться воле богов, в частности богини Афродиты, которая подарила любовь Парису и Елене. Это замысел богов, и нам людям, остается только внимать им и подчиняться.
– Как ты смеешь вплетать богов в свои низкие замыслы? – вскричал Диомед, грозно сверкнув глазами, а затем, устремив взгляд на Париса, презрительно сплюнул. – Твой сын своим поступком попрал честь и достоинство Трои, и над вами занесён меч правосудия великих ахейцев! – подтвердил он, выхватывая меч из ножен.
– Посол неприкосновенен, – спокойно возразил Приам, – но даже послам известны границы дозволенного. Поэтому, будь разумнее, Диомед, и впредь не произноси столь дерзновенных речей.
– Кто ты такой, чтобы учить меня мудрости? Лучше было бы с младенчества прививать своему сыну Парису принципы морали и чести. Но, видно, сам ты их не знаешь, и потому твой отпрыск так же несведущ в этих вопросах.
Приам прищурился, в его глазах заиграли искры гнева, но царь сдержал свои эмоции, не желая уподобляться пылкому ахейцу. Он гордо произнес:
– Слова, подобные мечам, могут убивать, но мир – это дело мудрецов, а не гневных юнцов, подвластных вспыльчивости и ярости. Я не стану же скатываться до уровня тех, кто сеет раздор. Торжествует тот, кто умеет сохранять спокойствие даже в час бури.
Диомед выпрямился и ощутил, как буря эмоций внутри него немного утихает. Несмотря на свое негодование, он не мог не признать тонкую дипломатичность Приама. Однако, горячая природа ахейцев взывала к действию, а не к словам.
– Если мечи и прольют кровь, то это не разрушит истинную честь, – сказал Диомед, склонив голову в знак уважения. – Вдоволь говорим мы слова, но лишь боги и судьба решат исход. Но знай: мы не отступим, пока наша справедливость не восторжествует.
Приам выдержал взгляд Диомеда, в его глазах не было ни тени смущения. Он глубоко вдохнул и продолжил говорить с ледяным спокойствием:
– Ты забываешь, что древние законы, освященные узами неба и земли, соединяют нас, Диомед. Когда ты развязываешь войну между живыми, ты становишься врагом богов и другом демонов. Помни об этом, прежде чем приступить к действиям, не вписывающимся в здравый смысл и умеренность.
Диомед усмехнулся, его улыбка была опасной и полна презрения. Он шагнул ближе к трону, словно пораженный собственной неукротимой природой.
– На чьей стороне боги, мы узнаем в битве, старик. Но у тебя остался всего один выбор: сложи оружие и верни Елену, иначе судьба Трои будет запечатана кровью. Я ухожу, но мой меч всегда готов вернуться, если ты не услышишь голос разума.
Приам нахмурился от таких слов, его старческие глаза затуманились гневом и обидой. Эти удары по его чести становились невыносимыми, и, пусть он хоть и привык к многолетнему доверию и уважению, которыми его одаривали богобоязненные троянцы, каждое новое обвинение в немощи и неспособности пробуждало в нем горечь. Тем не менее, старый царь сплотил свое мужество, ответив Диомеду с холодным пренебрежением:
– На словах ты велик, но и великие греки теряли голову за дерзость. Я вас не боюсь, ни тебя, ни твоего воинства, ибо я взываю к справедливости богов, призывающей судить каждого по делам его. Пусть судят меня и мой дом, но, уверяю тебя, и Ахейцев богам не стоит упускать из виду.
Диомед даже не подумал разоружиться от этих слов, напротив, из его глаз исходило пламя решимости. Он поднял меч:
– На что же ты надеешься, когда в результате твоей глупости сгинет вся Троя?
Приам, не теряя спокойствия, поднял руку, призывая к вниманию, и изрёк:
– Мы с тобой, Диомед, неизбежно стоим по разные стороны предначертанного богами конфликта. Мне не нужно оправдывать перед тобой поступки моего сына, как и тебе передо мной – твои деяния. Однако я призываю тебя к рассудительности и взвешенности в словах, раз уж ты переступил порог нашего города с миссией миротворца.
Слова старого царя вызвали бурю смешанных эмоций в сердце Диомеда. Жажда справедливости и желание отомстить за причинённые боль и унижение были слишком сильны, чтобы удовлетвориться лишь воистину высокопарными речами.
Воины, собравшиеся за спинами правителей, то и дело обменивались тревожными взглядами, понимая, что из любой неосторожной речи может возникнуть противостояние, которое поглотит весь зал. Но Диомед, не отступая от уже заведённой темы, продолжил восклицать, переполненный чувством праведного гнева.
– И тем не менее, сам факт, что ты оправдываешь поступки своего сына, говорит о твоей слабости. Наши клинки смертельны, но страшнее угроза тьмы, в которую ты готов погрузить свой народ за одно лишь стремление сохранить лживый мир.
Волна негодования прокатилась по залу. Одиссей хотел было произнести слово, да не успел, как Антон вскочил с места, выхватывая меч, и кинулся на Диомеда. Тот устремился ему навстречу. Однако их несокрушимая ярость не смогла соединиться, ибо все собравшиеся вскочили, удерживая их, не позволяя клинкам встретиться. Одиссей пытался успокоить Диомеда, Гектор – Антона.
– Как смеешь ты, пёс, так обращаться к человеку, который годится тебе в отцы? Или смелость твоя лишь против стариков пробуждается?
– Кого ты псом назвал?! – проревел Диомед, изо всех сил вырываясь из крепких рук, – Ты безвестен, таким и останешься, – угрожал он Антону сжатыми кулаками, – Завтра на рассвете мы сойдемся в бою, и ты ответишь за свою дерзость.
– А чего ждать до завтра, трус? Давай здесь и сейчас! – кричал разъярённый Антон.
Напряжение в зале достигло апогея. Слова обрастали силой, донимая каждого присутствующего, как осенний ветер деревья. Окружавшие друзей люди с трудом сдерживали их яростные порывы, осознавая, что ещё миг – и священные стены зала станут свидетелями кровопролития.
Одиссей возник между двумя рассерженными противниками. Величие его фигуры, казалось, всеобъемлюще заполнило пространство, а голос его обладал верховной властью успокаивать буйную натуру.
– Остановитесь, друзья, – произнёс он твердо. – Не сейчас и не так – сами знаете. Ваша драка только позорит нас перед лицом всех собравшихся, ибо не это украшает тех, кто сеет мудрость на полях борьбы. Наше время здесь и сейчас больше не принадлежит разборкам и колкостям. Мы пришли, чтобы решать важные дела, а не проливать кровь попусту.
– Антон, – сдержанно обратился к нему Приам. – Будь спокоен, друг мой. – Его голос подействовал на Антона, и тот, под руку с Гектором, который, шепча что-то ободряющее ему на ухо и дружелюбно похлопывая по плечу, вернулся на свое место. Приам обратился к Одиссею: – Видишь ли, продолжать переговоры сегодня бессмысленно, они сорваны. Предлагаю перенести их на завтра, каково же твое мнение?
– Согласен, царь Приам, завтра продолжим, а сейчас позволь мне увезти моего друга Диомеда в греческий стан, пока здесь не вспыхнула ненужная потасовка.
– Конечно, вас сопроводят воины Трои, дабы по дороге вас никто не потревожил, слово Приама.
Одиссей кивнул и решительно отвернул Диомеда от Антона, которые, в свою очередь, не отрывали взгляда друг от друга, горящего неприкрытой ненавистью.
Послы удалялись, сопровождаемые троянскими воинами, в то время как их шаги звучали эхом по каменистой дороге, отдаляя их от грозного взгляда Антона. Они двигались в безмолвии, погружённые в собственные размышления.
***
Антон лежал в постели и не мог заснуть. Отчасти от предстоящего боя, от части от своей не сдержанности во время переговоров. Темные мысли, как тучи, закрыли светлые перспективы завтрашнего дня. Он знал, что ошибка, допущенная им в пылу разговора, могла дорого стоить не только ему, но и всем, кто полагался на его здравомыслие и уверенность.
«Спокойствие, только спокойствие», – твердил он про себя, стараясь убедить собственный разум успокоиться. Но воспоминания о резких осуждающих словах, которыми он вчера наградил своего оппонента, не давали покоя. Он представлял, как лицо Диомеда выражало удивление, затем недоумение и, наконец, досаду. Эти эмоции, как архивные кадры, прокручивались перед его внутренним взором не переставая.
Он встал, прошёл к окну и открыл его. Ночное свежее дуновение коснулось его разгоряченной кожи, принося хоть небольшое облегчение. Город спал, его тихий шорох ночи был в полном контрасте с бурей, бушевавшей в душе Антона.
Он знал, что нужно будет извиниться. Признать, что жёсткость была неуместной, что, возможно, его ревностное следование принципам заслонило его способность слышать других. Антон снова лёг в постель, постепенно составляя в уме слова, которые помогут загладить вину.
Антон чувствовал, как постепенно приходят облегчение и ясность. Завтрашний бой станет проверкой не только его военных навыков, но и его умения находить общий язык и строить мосты даже тогда, когда кажется, что они сожжены.
– Царевич Антон, Приам желает видеть вас в своем дворце, – раздался за дверью голос Альфреда. Антон не терял времени на догадки, зачем его зовут, просто оделся и отправился.
В зале за столом собралась вся семья Приама: сыновья, супруга, невестки и дочери. Все были поглощены мыслями, а Кассандра, казалось, была на грани слез. Антон в тишине подошел к своему месту и, остановившись, обратился к царю:
– Царь Приам, прошу прощения за сегодняшний проступок… – Но старик не дал ему завершить фразу.
– Нет причины для твоих извинений; ты поступил совершенно верно. Кто-то должен был поставить Диомеда на его место, в то время как мы с Гектором ошибочно считали, что необходимо проявить учтивость, трепеща перед судьбами нашего народа. Не следует забывать, что решения наши определяют судьбу Трои. Изначально мы с Гектором считали, что ты перегнул палку, но после уразумели: если сейчас промолчим, греки совсем осмелеют. Ты напомнил нам, что мы, троянцы, никогда не склоняли головы, и не будем этого делать и впредь.
Гектор утвердительно кивнул и произнес:
– Но мы вызвали тебя для обсуждения другого вопроса, а именно завтрашнего твоего поединка с Диомедом. И это, признаюсь, сильно меня печалит, друг мой. Диомед – один из величайших воинов Эллады.
– Он тебя убьет, Антон, – разрыдалась Кассандра. У Антона внутри все оборвалось. Эта бедная девушка проливала слезы из-за него.
– Да не умрет он, дочка, – ласково успокаивала Кассандру мать, Гекуба. – Антон – воин могучий, он сам о себе позаботится.
– Истинно, – подтвердил с мягкой улыбкой царь Приам, – будь Диомед свидетелем тренировок Антона, он бы сразу же затих.
– Я верую в торжество Антона, – призналась Поликсена, нежно гладя сестру по плечу, – за тебя мы будем молиться, Аполлон непременно поддержит в поединке.
– Да, – прошептала Кассандра, отирая слезы и пробуя изобразить улыбку.
– Мы с Еленой тоже будем молить богов, – вмешался Парис, – но, Антон, это не твоя война – я должен выйти на поединок, а не ты.
Антон, едва сдерживая слезы, видел напряженные улыбки семьи Приама. Их забота и тревога о будущем поединке глубоко тронули его сердце.
– Благодарю вас, – промолвил он с теплотой, – мне проникновенно слышать, что вы переживаете за меня. Парис, не говори так, для меня вы как семья, и за каждого я готов сражаться, пока дышу и могу держать оружие.
– Ты нам также дорог – как сын, брат и друг, – молвил Приам, а остальные кивнули в согласии. – Ни Парису, ни Антону не следует вступать в поединок, найдем путь избежать сего.
– Я не знаю, как избавить Антона от грядущей схватки, – вздохнул Гектор, – меня терзают сомнения, сможет ли что-то или кто-то удержать Диомеда. Будучи воином чести, он доблестен, как и Антон.
– Почему бы не укрыться? – робко предложила Кассандра. – Наши стены нас защитят. Плевать, что греки о нас шепчут.
Антон тяжело вздохнул.
– Главное не мнение греков, но наше, о нас самих, – отозвался он, и Гектор добавил одобрительно:
– Антон верно сказал: воину честь дороже жизни.
– Всё у вас к чести сводится! – в сердцах воскликнула Кассандра. – Вы мужчины, эгоисты, забываете о родных, сестрах, матерях! – и, выбежав, оставила остальных молча смотреть ей вслед.
– Увы, женщины этого не постигнут, – вздохнул Приам и кивнул Поликсене, дабы та последовала за сестрой и утешила ее.
– Утро вечера мудренее, – вдруг объявил Антон, – если ничего не можем, не стоит напрасно тревожиться. Завтрашний день покажет, как поступить. Импровизация – моя стезя.
– Да, день тяжкий предстоит, – согласился Приам, поднимаясь. – Всем нужно отдохнуть.
***
Тем временем в греческом лагере созвали совет.
– Как же так вышло, Одиссей? Вы отправились решить вопрос о возвращении Елены, а возвратились с договорённостью о поединке с незнакомцем по имени Антон? – спросил Паламед.
– Этот вопрос к Агамемнону, – ехидно заметил Ахилл. – Именно он настоял, чтобы их отправили как послов, уверяя, что они с этим справятся.
– Замолчи Ахиллес! – вскричал Агамемнон. – Прикажу выпороть тебя как козла и подвесить гнить, пока не займутся тобой черви.
Ахилл поднялся стремительно и с гневом выхватил меч:
– Я сам тебя сражу, надменная скотина! Попробуй, повесь меня.
Напряжённость в воздухе была почти осязаемой. Собравшиеся ахейцы, обмениваясь недоверчивыми взглядами, замолчали на мгновение. Лишь слышалось, как плеск волн разбивается о берег и ветер завывал в мачтах кораблей. Угрозы Агамемнона показались многим слишком резкими.
– Спокойно, Агамемнон и Ахиллес, что вы затеяли здесь, благо хоть воины не слышат этого позора, – вмешался прорицатель Калхант. – Над вами боги будут лишь глумиться, устыдитесь своего поведения.
– Я не стану находиться с ним в одном шатре, – резко заявил Ахилл, и вышел.
– Пусть уходит, – ответил Одиссей. – Политика не его удел, его место на поле брани, и каждый должен заниматься тем, в чем он действительно силен.
– Верно сказано, – согласился Паламед. – Но как получилось, что вы так и не пришли к согласию?
– Все вышло из-под контроля из-за необузданного нрава Диомеда, – объяснил Одиссей, бросив на того укоризненный взгляд. – Сам расскажи, царь Аргоса.
– Одиссей, ты сам видел, как этот Антон назвал меня псом, – гневно прошипел Диомед. – А потом еще и трусом.
Аякс Оилид с трудом подавил смешок, а Теламонид подмигнул ему. Царь Пилоса Нестор и Калхант закатили глаза и приложили ладони ко лбам.
– О боги… – простонал Агамемнон.
– Антон встал на защиту Приама, когда Диомед с гневом обрушился на старика и его сына Париса. Нет, Диомед, так нельзя начинать переговоры, подобным образом проблемы не решаются.
– А что, мне нужно было улыбаться так же, как ты? У меня нет такого лицемерия.
– Ну, конечно, лучше ведь вломиться в зал, как лиса в курятник, и начать всех потрошить.
– Одиссей прав, так себя на переговорах вести нельзя; там важно сохранить хладнокровие и ясность ума. Но это наша ошибка – не учли нрав Диомеда и отправили его с Одиссеем. Следовало бы направить Нестора или Паламеда, – заметил Калхант, – но что сделано, то сделано. Завтра у тебя поединок с Антоном. Кто он такой, расскажете?
– Перед уходом я перекинулся парой слов с царевичем Гектором, и он объяснил, что Антон – их дальний родственник.
– И что он из себя представляет? – поинтересовался Агамемнон.
– Помимо дикого нрава, как и у Диомеда, у него в глазах я увидел непоколебимую волю. Если я не ошибаюсь в людях, он может стать нашей большой проблемой. Мы уважаем Гектора как грозного противника, но Антон – опаснее, запомните мои слова, – поделился тревогой Одиссей.
– Я убью его завтра, и одной проблемой станет меньше, – проворчал Диомед.
– Всё не так просто, как ты думаешь.
– Одиссей, ты сомневаешься во мне? – с удивлением спросил Диомед.
– Нет, просто не стоит его недооценивать, ты слишком уверен в себе.
– Ладно, завтра увидим. Допустим, Диомед убьёт Антона, что дальше? – поинтересовался Теламонид.
– Если он его убьёт, боевой дух троянцев упадёт, и мы предъявим свои условия, – предположил Агамемнон.
– Но если всё пойдёт не по плану, а произойти это может по множеству причин, нам нужны запасные варианты, – добавил мудрый Калхант, качая головой. – Антон не так прост, и глупо полагаться только на силу и ярость Диомеда. Мы должны предусмотреть разные исходы.
– А также учесть, что даже в случае удачного для нас исхода, всё может круто поменяться, – заметил Одиссей. – Великие дела требуют не только оружия, но и мудрости. Не забывайте, что после каждой схватки рождаются новые герои, и каждый из них может повлиять на ход войны.
Теламонид, задумавшись, посмотрел вдаль:
– Вы говорите разумные вещи, но чтобы успокоить своих, мы должны демонстрировать уверенность и решимость. Пусть троянцы знают, что мы не отступим ни при каких обстоятельствах. Однако, я согласен, следует быть готовыми ко всему, чтобы не терять преимущество.
На этом собрание подошло к концу. Воины разошлись по своим убежищам, каждый обдумывая планы на завтрашний день. Ночь окутала лагерь тишиной, и на будущем поле битвы установилось ненадолго затишье перед грядущей бурей, в которой решится судьба многих.
***
Одиссей и Патрокл направились к могучему Ахиллу.
– Ахилл, как настроение, о мой друг? – с бодрой ноткой начал царь Итаки, располагаясь поблизости.
– Рано или поздно моя терпимость иссякнет, и я сотру с лица земли этого барана Агамемнона.
– Это было бы неразумно, – осторожно усмехнулся Одиссей. – Верь мне, постарайся просто забыть о нём. Ты не ради него здесь, а ради славы, что будет вечной. Если он раздражает, избегай его. Оставь политические игры нам, занимайся тем, что тебе дано судьбой.
– Верно говоришь, но сдается мне, зря я сюда прибыл. Если пойду в битву, это будет на радость Агамемнону, а вот этого, как ты понимаешь, совсем не хочется.
– Не переживай об этом, лучше вспомни каково выступать плечом к плечу с братьями-эллинами, со мной и с Патроклом.
– Истинно так, Ахилл, – подхватил Патрокл, – Мы украсим себя славой непревзойденной.
– Я обдумаю всё и через пару дней дам ответ.
Одиссей и Патрокл кивнули, простились с Ахиллом и исчезли за покровами шатра.
Как только Одиссей и Патрокл покинули шатер Ахилла, последний остался в раздумьях. Он чувствовал, как ярость и обида борются в его душе. Он вспомнил многие моменты битв, когда его клинок решал исход противостояний, когда великая армия ахейцев черпала вдохновение в его присутствии и мощи. Но теперь мираж славы мерк под грузом разногласий и интриг.
Ахилл встал, расправив могучие плечи, и шагнул к выходу, чтобы вдохнуть свежий поток ветра, принесенного с моря. Неожиданно к нему подошел верный друг и оруженосец, Мирмидон, который был свидетелем многих его сражений. Он держал в руках шлем, из-под которого выбивался черный гребень. Ахилл медленно взял шлем, словно взвешивая его в руках как символ неизбежного выбора.