Переходный возраст

Посвящение

Эта книга о выборе. О самом трудном и ответственном выборе, который мы можем сделать в жизни. О выборе, который нельзя совершить раз и навсегда, верность которому неоднократно, день за днем придется подтверждать. О выборе некомфортном, пугающем, иногда болезненном, неизменно сопряженном с переменами.

Когда я сделала этот выбор, он повлек и до сих пор влечет много стрессовых событий: развод, переезд, смену деятельности, разрыв старых связей, непонимание родственников. Но также он принес мне вдохновляющие проекты, новые увлечения и окружение, пробудившийся вкус к жизни, цветущий внешний вид. Я знаю, что однажды он принесет и любовь. Но самое весомое последствие этого выбора – мое перманентное состояние счастья.

Я верю. что стремление к счастью – главная движущая сила человека. На этом топливе мы способны ехать долго, упорно, рьяно, пройти любые испытания, найти тысячу и один способ достичь желаемого – ведь знаем, что на пути нас ждет собственная счастливая версия.

Чтобы ступить на этот путь, нужно сделать непривычный выбор – выбор, который однажды сделала я, а потом и героини моих историй. Нужно раз и навсегда выбрать себя.

Эта книга обо мне. Я посвящаю ее женщинам – и себе. Той потерянной, увязшей в страданиях себе, которая когда-то бродила по описанным в этой книге лесам, пила кофе на этой лавочке и загорала (и не только) на берегу этих озер. Я оглядываюсь назад и хочу сказать ей: однажды ты выберешь себя и благодаря этому выберешься из этого. А потом напишешь книгу – легкую, романтичную, но ты будешь знать, как много на ее страницах честности.

Мои героини, в которых можно узнать и мои черты, и мои истории, лучше меня. Я подарила им то, чего лишала себя тридцать лет. Я наделила их способностью выбирать себя и следовать своему выбору, даже когда они совершают ошибки, сталкиваются с болью, боятся неизвестности. Я сделала им самый ценный подарок, который однажды вручила себе: позволила им выбрать себя и отправиться в путь на поиски своего счастья.

Эту же смелость выбирать себя я хочу подарить и вам, своим читателям. Пусть дороги, по которым вы пойдете после этого, ведут вас к счастью так же, как меня и моих героинь.

30+10

Я проснулся от осторожного стука в дверь. Все утро пробегав по газону с косилкой, после обеда я прилег отдохнуть в гостиной и не заметил, как меня разморило. Вообще-то, собирался пощелкать каналы, но пульт валялся на полу рядом с диваном. Гостиную заливал белесый свет раскаленного солнца, и я сразу вспомнил детство и летние каникулы с бабушкой Катей.

Тогда послеобеденный отдых был непреложным законом. Бабушка отправляла меня в мою комнату и задергивала ситцевые шторы, которые лишь слегка приглушали лучи замершего в зените солнца. Я, конечно, сопротивлялся. Лежа на кровати без сна, наблюдал, как в полосах света кружатся пылинки, и считал минуты до подъема. Вот оно детство, не понимающее своего счастья. Сейчас я бы дорого дал за возможность дремать в нагретой гостиной после каждого своего обеда, но нет – один раз прилег, и то разбудили.

Стук повторился. Почему-то я сразу подумал, что стучит женщина, которая нечасто бывает у нас в доме, – очень уж легким и осторожным был этот стук. Местные обычно не стучат, а сразу заходят.

Я неуклюже слез с дивана – тело ныло после косилки – и заметил, что под окном взметнулись чьи-то темные волосы. Действительно, женщина. Вот я олень: пока предавался детским воспоминаниям, она решила, что никого нет дома. Я кинулся к открытому окну.

– Эй! Вы что-то хотели?

Женщина обернулась и оказалась молодой девушкой, всколыхнувшей внутри смутное чувство, что я ее знаю.

– Привет! – Она улыбалась мне как старому знакомому. Она точно меня знала. А вот откуда я знал ее? Познакомиться с девушкой, а потом начисто забыть – подобного за мной не водилось.

Тем более, только слепой идиот мог забыть такую красотку. Она была удивительно хороша: темные озорные кудри, черные блестящие глаза, ярко-красная помада на влажных чувственных губах и соблазнительная ложбинка в вырезе такой же ярко-красной майки.

– Я искала кого-нибудь, кто сможет мне помочь, – проговорила девушка, странно вплетая в утвердительное предложение вопросительную интонацию, и в этом взгляде снизу вверх я вдруг вспомнил ее. Это была Саша, дочь наших соседей.

Когда мы подростками целыми днями шатались по округе и прибегали домой только пообедать, я иногда встречал мелкую круглолицую девочку, гуляющую за руку с бабушкой: она так же смотрела на меня снизу вверх, заливаясь стыдливым румянцем. Я не придавал этому значения, дежурно здороваясь с бабушкой и скользя по Саше равнодушным взглядом. Маленькая девчонка не конкурент велосипедам, шалашам, кострам и прочим увлекательным занятиям. Немудрено, что я ее не узнал. Я помнил Сашу ребенком, а сейчас передо мной стояла красивая молодая женщина – с такими же щечками-яблочками, но без капли стеснения. Я почувствовал, что сам краснею как подросток.

– А что случилось?

– Я не могу открыть ворота, чтобы загнать машину.

– Заело замок?

– Да нет, тут другое, – замялась Саша, опуская глаза. – Папа повесил новый замок, а я забыла забрать от него ключ. – Ресницы взлетели вверх, открывая обезоруживающе просящий и в то же время игривый взгляд.

– А дождаться родителей?

– Родителей дожидаться две недели, они улетели на море.

Я долго не думал. Точнее, вообще не думал, слова вырвались сами:

– Загони пока к нам.

– Ой, правда? – обрадовалась она. – Спасибо, Андрюша. Сейчас подъеду. – И чуть не вприпрыжку выскочила за калитку, оставив меня размышлять на тему того, что мамы иногда бывают правы. Моя всегда говорила, что Саша – красавица, и вот, пожалуйста, – оказалась чертовски права.

Машина, мягко шурша гравием, въехала на площадку и остановилась. Надо же, какая глупость – забыть ключи от ворот. Хуже нет – от кого-то зависеть, а я теперь две недели должна буду обращаться к соседям каждый раз, как мне захочется куда-то поехать. Впрочем, может, и не захочется. Я приехала на родительскую дачу, чтобы устроить импровизированный лесной ретрит: тишина, покой, режим, йога на травке, книги, долгие пешие прогулки на природе. Поездки по окрестностям в поисках приключений обычно не входят в программу добровольного затворничества.

Андрей закрывал ворота, а я доставала из багажника вещи. Поразительно, как тощий угловатый подросток превратился в высокого крепкого мужчину. Еще поразительнее вспоминать, что когда-то я его ужасно стеснялась.

– Спасибо, Андрюша, – улыбнулась, вытаскивая ручку чемодана.

– Не за что. Давай помогу.

Я отошла в сторону и окинула взглядом простирающуюся за площадкой для парковки территорию. В моих детских воспоминаниях все соседские участки были похожи: справа и слева от дорожки, разрезающей территорию пополам, располагались грядки, более или менее аккуратные и плодородные в зависимости от увлеченности хозяев. У Андрея же грядки заменил газон с оазисами цветущих кустов. Судя по бодрящему запаху свежескошенной травы, его недавно покосили – это объясняло и красноту на лице Андрея.

– Пойдем? – Раздался голос за спиной, и, развернувшись, я вышла в галантно придерживаемую Андреем калитку. Дом моих родителей был напротив. Пять шагов через песчаную дорожку, и я попала в обитель, где в детстве проводила каждое лето. Давно не появлялась здесь – и за обновленным за эти годы забором ждали лишь старые детские воспоминания. Встреча пугала: я уже давно привыкла не оборачиваться. Ключ приветственно щелкнул в дверном замке, и я подвинулась, чтобы Андрей занес пакеты и чемодан.

Встав на пороге своих воспоминаний, я вдруг расхотела оставаться одна. Мелькнула мысль, что было бы здорово, если бы Андрей задержался, но слова не шли, и благовидный предлог, чтобы завести беседу, никак не придумывался. Я была бы рада, если бы мой сосед сам задал какой-нибудь светский вопрос, но Андрей молча топтался у дверей и пялился куда-то мне за плечо. Так и стояли на крыльце родительского дома с потерянным видом, как два неловких подростка. Наконец, драматичность паузы стала невыносимой, и мы заговорили одновременно:

– Ну я пошел.

– Спасибо, Андрюша. – И снова замолчали, споткнувшись о желание прервать тишину. На правах хозяйки я решила последовать совету барона Мюнхгаузена и все-таки улыбнулась. Нет же такой ситуации, которую нельзя скрасить простой улыбкой?

– Да, конечно. Пока. Спасибо тебе еще раз.

– Пустяки.

Спустившись со ступенек, Андрей обернулся и неожиданно произнес:

– Ты это… Заходи, если что.

Глядя на закрывающуюся за ним калитку, я подумала, что даже моя улыбка не могла лучше сгладить неловкость, чем такая обескураживающая простота.

Я заметила, что июльский день превратился в вечер, только когда солнечный луч, гревший меня, поглотила тень от соседского дома. В детстве, если солнце уходило за дом, это значило, что скоро бабушка позовет ужинать, и я буду окунать в сахарницу масленые блины под начальную тему «Клона». Я оторвала глаза от книги и, давая им отдых, посмотрела по сторонам.

Когда-то я любила это место. Всё оно было наполнено милыми воспоминаниями. Оглянись через плечо и увидишь, как маленькая босоногая Саша бежит на бабушкин зов, смешно перепрыгивая на мелких камушках. Поэтому сейчас я никак не могла почувствовать себя здесь уютно. И хотя всё так же продолжала шлепать по газону босиком, двух босоногих Саш разделяли 20 лет и миллион событий. Подступающие со всех сторон картинки из школьного сочинения «Как я провел лето» раздражали.

Я закрыла книгу, в очередной раз стряхнув флер прошлого, и выбралась из шезлонга. Привычка сидеть поджав ноги снова подвела: когда я встала, ноги не слушались и по ним побежали противные колючие мурашки. Переминаясь на месте, бросила взгляд на дом Андрея. На просторном балконе второго этажа стоял полосатый шезлонг. Закатные лучи рассеивались через листву высокой раскидистой яблони, и, наверное, это было чудесное место, чтобы наблюдать, как солнце медленно катится за пригорок.

На балкон вышел Андрей. Мы не виделись со дня моего триумфального приезда, и моя машина всё также стояла на его участке. «Интересно, что он делает целыми днями один? – подумала я. – Ему не скучно?» Помахав рукой и получив ответный жест, направилась к калитке. Андрей скрылся в доме и появился на крыльце, как раз когда я подошла.

– Привет!

– Привет, моя машина пока не очень мешает?

– Нет, чему здесь мешать.

– Может быть, мама приедет.

– Может быть, но у нее небольшая машина, поместится.

– Не скучно одному?

– Да как-то нет. Мне нравится здесь бывать.

– Понимаю. А мне вот стало скучно. Хочу завтра куда-нибудь съездить. Выпустишь?

– Конечно, приходи в любое время. Я рано встаю.

«Ну еще бы, рано ложусь, рано встаю, чем здесь еще заниматься», – с неожиданным ехидством подумала я. Но вежливо улыбнулась:

– Отлично, спасибо. – И стала поворачиваться, чтобы уйти.

– А сейчас что будешь делать? – Вопрос застал врасплох.

– Не знаю. Может быть, пройдусь.

– Купаться ходишь?

– А как же.

– А на новом озере была?

– На каком на новом?

– Вон там, – Андрей указал рукой в сторону леса. Я слышала, несколько лет назад где-то там начали рыть новый карьер – считалось, что наш район богат песком. Песчаных карьеров и озер, которые со временем затопляли их, рядом и правда было много. В детстве знала каждый пляж и водоем, до которого можно было дойти пешком или доехать на велосипеде, но ходить за лес мне тогда запрещалось. Услышав про новый маршрут, неутомимый исследователь внутри радостно приподнял приунывшую голову и втянул пьянящий запах открытий.

– Интересно. И как туда пройти?

– Нужно идти не вдоль леса, а через пролесок к вишневому саду.

– Чеховскому?

– Нет, это поселок за пролеском. Ты там не была? Раньше мы часто собирались с ребятами оттуда.

Андрей говорил так, будто между нами не было десяти лет разницы и в детстве компании у нас могли быть общие.

– Это вы собирались. Когда мы стали достаточно взрослыми, чтобы собираться компаниями, мы предпочитали тусить в городе.

– Можем пройтись вместе, – предложил Андрей.

Я посмотрела на небо. Стояли самые длинные вечера, и до темноты было еще несколько часов. Жара спала, а в лучах усталого солнца природа выглядела так пронзительно-лирично, что к горлу подступали слезы. Я и правда хотела пройтись и насладиться этой упоительной красотой. Причин отказывать не было.

– Давай, будет здорово. Я понятия не имею, как туда добраться. Только дом схожу закрою.

– Возьми полотенце.

– Зачем?

– Там же озеро.

Озеро-то озеро, только неизвестно, сколько до него идти.

– Приглашаешь меня на ночное купание? – Я шутливо вздернула брови. Андрей, казалось, смутился и тоже посмотрел на небо.

– Почему ночное, засветло успеем.

«Ну и тормоз». – Мысленно закатила глаза и пошла за купальником и полотенцем.

Это была одна из самых странных прогулок в моей жизни.

Даже за забором не удавалось скрыться от ощущения, что я – снова ребенок, приехавший на каникулы за город. Куда ни глянь – везде воспоминания. А в них – взрослый Андрей. Шагать рядом с ним вот так, наравне, – 20 лет назад казалось невероятным. Пока мы с девчонками играли в дочки-матери, учились кататься на велосипедах и возвращались домой к вечернему выпуску новостей, Андрей и его друзья жили другой, недоступной нам, но манящей жизнью: могли гулять до утра, устраивали на пригорке вечеринки с кострами, целовались с девчонками. Детьми мы страшно им завидовали и мечтали, когда сами станем такими же «взрослыми».

И это произошло. Незаметно. Мы тоже стали гулять до утра и целоваться. Только гуляли по Арбату, а собирались в лаундж-зонах. Мы были другими: истинными детьми большого города, вскормленными ультрапастеризованным молоком, – и свою юность проводили в урбанистических декорациях расцветающей Москвы начала 2010-х. В этих лесах и полях навсегда осталось наше детство, но, в отличие от Андрея и его поколения, притягательно-сладкие воспоминания о беспечной юности были связаны с городскими улицами, площадями и парками.

Я подумала, что уже много лет не знаю ничего о тех девчонках, с кем бегала по этим местам. Дачные дорожки, на которые выходили соседские калитки, объединяли людей, но дороги мегаполиса развели нас в разные стороны. Умение поддерживать связи никогда не было моей сильной чертой, и с годами это стало меня устраивать. Сложно сохранять дружбу, когда сегодня ты на танцах на Андреевском мосту, а завтра на выставке Пикассо в Пушкинском музее – мне всегда хотелось успеть все и везде. Безотчетный страх упустить что-то интересное гнал вперед, с каждым годом расширяя границы моего мира: сегодня Москва, завтра Лиссабон. Я могла похвастаться тем, что знаю людей, живущих на том конце земного шара. Могла приехать в любую точку мира и с вероятностью 99,99 % найти там знакомых или запросто завести новых. Но едва ли я знала, что происходит с этими людьми после моего отъезда – ведь их место с легкостью заменяли другие.

– Ты надолго приехала? – прервал очередное затянувшееся молчание Андрей.

– На пару недель, пока родители в отпуске. Если, конечно, не заскучаю раньше.

– Тебе здесь скучно?

– Я думала, что две недели просижу за забором, читая книги, но три дня спустя могу сказать, что уже насиделась. А ты? Ты всё время здесь живешь?

– Нет, – усмехнулся Андрей, – но иногда приезжаю.

– Типа на каникулы?

– Типа того.

Я вгляделась в Андрея. То, что худощавый подросток с длинной шеей превратился в ладно сложенного мужчину, заметила и в нашу первую встречу, сейчас же, проморгавшись от первого впечатления, различила детали. На темных висках – ранняя седина. Прямой нос, четко очерченная челюсть, широкие плечи. Я вспомнила, что Андрей занимался чем-то, связанным с финансами. В условиях современного мира наверняка работал из дома и мог часто устраивать себе каникулы. Странно, что при таких вводных местом отдыха он выбирал нашу глушь. Я, конечно, ничего не знала о нем: возможно, Андрей по полгода жил на побережье Индийского океана или колесил по европейским столицам, но почему-то в это не верилось.

– Ты живешь один?

– Да.

– Что так?

– Не сложилось. Те, с кем хотел я, не хотели со мной, а с другими я сам не хотел. А сейчас привык. А ты?

– Хорошее дело браком не назовут, – уклончиво ответила я.

– Мой брак продлился года три. Мы поженились в 20 лет. Подумать только, уже столько же прошло.

«А ведь и правда, ему около 40», – прикинула я, заодно, как всегда, с удивлением вспоминая, что и мне уже 30.

Андрей свернул с дороги и нырнул в лес.

– И куда мы идем?

– К «Вишневому саду». А оттуда выйдем к новому озеру.

– Разумные девушки не ходят на ночь глядя в лес с мужчинами. Откуда я знаю, что у тебя на уме, – полушутливо проворчала я.

Андрей обернулся.

– А ведь действительно. Знаешь, никак не могу привыкнуть, что ты уже не мелкая соседская девчонка.

– Как будто мужчинам, которые заманивают девочек в лес, так важен их возраст, – парировала я, успешно скрывая, насколько поставила в тупик его фраза: так прямолинейно и честно он сказал о той неловкости, которую чувствовали мы оба.

Но Андрей не собирался никуда меня заманивать. Между деревьями обнаружилась широкая утоптанная тропа. Пять минут спустя мы вышли к симпатичному поселку.

– Совсем рядом, – удивилась я.

– Ты правда никогда здесь не была? Подростками мы все друг друга знали, постоянно собирались вместе.

– Нет. Детьми нас никто не отпустил бы шататься по лесу. А подростками мы предпочитали города.

– А мы торчали здесь каждое лето от и до, все между собой дружили.

– Звучит ностальгично.

– Да-а, славные были времена, – мечтательно протянул Андрей.

– И что, до сих пор дружите?

– Конечно, нет, – помрачнел он. – Все заняты, все семейные, уже никого так просто не соберешь на костер на всю ночь.

– Есть же другие места и другие развлечения.

– Есть. Но эти были лучшие.

Повторюсь, я не славилась умением сохранять дружбу годами. Люди, которым удавалось это делать на протяжении десятилетий, несмотря на то, что каждый жил своей жизнью, вызывали… не то чтобы восхищение, но любопытство. Я была убеждена, что это не про меня. Как и ностальгия. Я возила в душе багаж событий, впечатлений, эмоций, но, изредка перебирая их в памяти, никогда не сокрушалась. По Андрею же казалось, что ничто в его жизни не смогло затмить ослепительные моменты юности. Для меня, как и для многих, это время осталось вечным летом, но оно прошло, и за ним передо мной открылся целый мир. Разве и дальше наслаждаться им – предательство по отношению к тому, что мы уже пережили?

Я никогда не могла удержаться от соблазна испытать новое впечатление. Всю взрослую жизнь была как ветер: захвачена тем, что впереди. Беда ветра в том, что он вынужден всё время куда-то лететь – иначе исчезнет. Да, я была свободна и не знала границ, но иногда чувствовала себя неприкаянной. Порой хотелось найти свой нулевой километр, точку отсчета, где начинались и заканчивались бы все мои пути, – но, глядя на людей, застрявших в одном месте и времени, боялась этого.

Мы шли по тропинке, огибая поселок, а справа между деревьями уже серебрилась вода. Еще пара минут, и мы очутились на пригорке, резким обрывом уходящем вниз. Вот ради таких видов – и эмоций от них – меня и несло на поиски новых мест. Ради красоты, сжимающей сердце щемящей болью, и ощущения мощи этого мира, когда одновременно чувствуешь себя ничтожным рядом с этой силой и великим от осознания, что ты – ее часть.

Обрыв оказался практически отвесным. Дожди, снега и время пока не сгладили рельеф, и было видно, как ковш экскаватора раз за разом вспарывал земную плоть. От мысли, что несколько лет назад здесь расстилалось поле на одной высоте с нами, становилось жутко. Сейчас эта свежая рана на теле природы напоминала о бесцеремонном вмешательстве человека.

И всё же было красиво.

Огромный котлован уходил вдаль, так что дачные дома по другую сторону казались игрушечными. И весь он был заполнен: огромное пространство чистой, еще не успевшей застояться воды плескалось под ногами и простиралось до далекого противоположного берега. На другой стороне за грубо прорисованные вангоговские холмы садилось солнце. Розовое золото его света отражалось в волнующейся воде, вынуждая щурить глаза от боли. Вода нервничала, ударяясь о крутые берега. На острове посреди озера стоял человек.

– Как он спустился в воду по таким обрывам? – спросила я.

– Ты что, не знаешь наших людей? Дай им озеро, а уж они найдут, как в него залезть, – кивнул налево Андрей.

Обернувшись, я увидела деревянный мостик. Он вдавался в озеро достаточно далеко, чтобы с него прыгать. В обрыве рядом с ним были выдолблены покатые глиняные ступени.

– А ты прав, люди всегда найдут, как залезть в озеро. – Я с недоумением и восхищением глядела на эту конструкцию. Она смотрелась до абсурдного чужеродно, ни с того ни с сего выдаваясь из леса и бросая вызов крутому берегу. Когда я представила, каково это – в темноте прыгать с моста, а потом карабкаться по скользким глиняным уступам, ночное купание перестало казаться таким уж заманчивым. Впрочем, до темноты оставалось еще достаточно времени, и я пошла к мостику.

– Будешь купаться? – спросил Андрей.

– Ну а смысл идти на новое озеро, если в него нельзя залезть? А ты?

Вопрос был лишним – Андрей на ходу стягивал футболку. Разбежавшись, он, как мальчишка, прыгнул в воду. Я стояла на берегу, раздумывая, что лучше: тоже прыгнуть с мостика и удариться об воду или попытаться сползти по самодельным ступеням.

Ступени казались предпочтительнее. Что за радость: биться об воду, а потом пытаться на плаву поправить купальник. Первый шаг по ступенькам, однако, тонко намекнул, что другого варианта, кроме как плюхнуться в воду, у меня нет: глина скользила под ногами, ухватиться было не за что, и я рисковала просто скатиться и собрать спиной все ступеньки и камни. По сравнению с этим купальник, сползший с груди, – пустяк, так что я обреченно поплелась к краю моста.

Когда мы подошли к дому, уже почти стемнело. И хотя совместная прогулка и купание помогли нам перестать увязать в тягучих паузах, я все равно чувствовала себя неловко. Не то чтобы мужчины не приглашали меня на купание – и не только на закате, и не только в озерах. Бывали и мужчины старше, но разница заключалась в том, что, знакомясь с ними, я уже была взрослой. С Андреем же между нами стояла старая стена, отделявшая пятилетнюю девочку от пятнадцатилетнего юноши. Совместное купание сильно пошатнуло эту стену: в тот самый момент, когда я прыгнула в воду и мне, естественно, пришлось поправлять купальник, что, естественно, не ускользнуло от внимания Андрея. Огонек желания в его взгляде не был для меня новым, но пугал, так как походил на подглядывание через стену, которая стала давать трещины.

Тогда Андрей быстро отвернулся и с видом опытного пловца устремился вперед. Совладав с купальником, я легла на воду и последовала за Андреем. Стихия – любая стихия – завораживала меня своей переменчивостью. Хоть мы, люди, иногда и высокомерно заблуждались, будто можем заточить воду в берега или покорить воздух, это всегда было опрометчиво. Сегодня же казавшаяся тревожной и опасной при обзоре сверху вода ласкала меня, холодя пропитанное солнцем тело. Правда, когда мы доплыли до острова, я совершенно выбилась из сил. А ведь еще предстоял обратный путь.

Мужчина, которого мы видели с берега, оказался предусмотрительным: он плыл к берегу, сидя в надувной лодке, которую мы не заметили с обрыва. Мы же возомнили себя лучшими пловцами на деревне. Теперь, с ужасом глядя на расстояние, которое предстояло преодолеть, чтобы вернуться на берег, мы в первый раз прикоснулись друг к другу.

Я уткнулась Андрею в плечо, издав притворный горестный вопль, а он приобнял меня за талию и подтолкнул обратно в воду. Нельзя так делать – нельзя в первый раз трогать друга друга, если вас не разделяет хотя бы один слой одежды. Почувствовав его руку на своей мокрой пояснице, я мигом представила, как она спускается ниже, – и, судя по напряжению в кисти, Андрей прилагал усилие, чтобы это не произошло на самом деле. Запала изображать пловцов не осталось: обратно мы плыли медленно, и между нами завязался легкий разговор.

Какими бы разными мы ни были в юности, детство у нас было одно на двоих – пусть и с разницей в 10 лет. Мы каждое лето проводили на даче с бабушками, учились кататься на велосипедах по одним дорожкам, бегали за мороженым в один магазин и купались в одних озерах. Воспоминания объединили нас, и на берег мы выбрались если не лучшими друзьями, то хорошими приятелями. Совместный подъем по скользким глиняным ступеням сплотил нас еще сильнее, и если мне казалось, что ноги сейчас откажут, то томительное чувство внизу живота только набирало силу.

Я досадливо отмахнулась. Конечно, скучая в этом эдемском саду, я с любопытством обнаружила, что недосягаемый когда-то мужчина легко может стать моим. Флер набоковской «Лолиты», желание почувствовать себя развращенной маленькой девочкой, имеющей власть над мужчиной старше, наши полуголые тела, близость к природе – всё способствовало тому, чтобы захотеть продолжения. Мы шли обратно, продолжая болтать, но чем ближе подходили к дому, тем более вялым становился разговор.

– Вот и пришли, – сообщил мне Андрей, как будто сама я этого не знала.

– Ага.

Мы помолчали. Каждый чего-то ждал. Мне надоело.

– Что ж, спасибо за вечер. Я прекрасно провела время. Тогда я зайду завтра, откроешь мне ворота?

– Конечно. Куда хочешь поехать?

– В ближайший городишко, погулять, кофе попить.

– Любишь кофе? – Какой дурацкий, бессмысленный вопрос.

– Иногда. Сейчас для кофе явно не время.

– А для чего время?

– На ночь лучше чай. С ромашкой, – вежливо улыбнулась я, разворачиваясь, чтобы уйти.

– Не уверен, что у меня есть ромашковый чай, зато могу предложить вино.

Бесперспективная светская беседа с этими словами обрела новое дыхание.

– Вино звучит неплохо.

– Пойдем?

– Мне бы переодеться. Дай мне десять минут.

Когда через двадцать минут я вошла в дом, Андрей закрыл кран и победно вытер руки. Рядом с раковиной стояла еще мокрая посуда, а на столе ждали два бокала и пиала с клубникой – не той бессовестно красной глянцевой ягодой с пинтерестовских картинок, а настоящей садовой клубникой: неправильной формы, с зелеными проплешинами и сладким солнечно-кисловатым запахом дачного детства. Андрей открыл холодильник.

– Красное? Белое?

– Игристое.

– Сегодня что, праздник?

– Да. День игристого вина.

– Игристого, к сожалению, нет.

– Тогда белое.

Андрей поставил на стол бутылку. Внутри прозрачного стекла лениво плескалась манкая золотистая жидкость. С вином никогда не знаешь, чего ждать, – и это не только про вкус. «Что ты готовишь нам сегодня, шардоне?» – подумала я.

На кухне медленно, но неумолимо сгущалось напряжение. Атмосфера, как губка, пропиталась духом чего-то запретного. Со стороны я видела, как маленькая девочка ночью пьет вино у охочего подростка, пока его родители в отъезде. Много ли ей надо? Полбокала – и он может делать с ней что захочет. Утром ему будет всё равно, а ей стыдно.

Пикантность ситуации придавало то, что маленькая девочка и подросток теперь находились в телах взрослых женщины и мужчины. Нас уже не сковывали моя неопытность или его подростковая небрежность. Мы знали, что делать друг с другом, и утром нам не было бы стыдно.

Я нетерпеливо поерзала на стуле. Пока Андрей искал штопор, бутылка покрылась жемчужной испариной. Капля томно скатилась по женственному изгибу горлышка и сорвалась с плеча бутылки на стол. Я представила, как по изгибу моей шеи так же скользнут мужские губы и прижмутся к обнаженному плечу. Андрей выключил верхний свет, оставив подсветку.

– Не против?

– Свечей не хватает. – Я попыталась скрыть неловкость за сарказмом.

Андрей вытащил из шкафа свечу в красивом стеклянном подсвечнике и поставил между нами. Щелкнула зажигалка, на столе завораживающе затрепетал круг света от неверного пламени. Где-то за его пределами с характерным звуком выскочила пробка, и Андрей плеснул вино в мой бокал.

– Романтика, – протянула я, когда второй освежающе-кисловатый глоток догнал первый, усиливая разливающуюся по телу приятную слабость.

– Мне бы такую свободу в 18 лет, я бы водил сюда девчонок по расписанию.

– Что тебе мешало?

– Не думаю, что бабушка с дедушкой были бы в восторге, если бы по утрам из моей комнаты выходили девицы.

– А девицы оставались бы до утра?

– Почему нет?

– А силенок-то хватало бы?

– В 18 лет?

– И верно, что за вопрос.

Разговор плавно качнулся обратно в дружеское русло. Мы славно болтали о прошлых деньках, причудах родителей, о том, как менялся поселок, о соседях, которых знали много лет. Андрей принялся вспоминать ребят, с которыми тогда общался. Мы с подружками шарахались в сторону, когда видели, что приближается их компания. Они не слыли хулиганами, но нам казались гораздо хуже. Симпатичные юноши, в глазах которых мы были детьми, неизменно заставляли девчачьи щечки заливаться краской при встрече.

– Ты даже не представляешь, как мы тогда вас стеснялись. Вам было лет по 18, а нам 8, – с возмущением поделилась я.

– А сейчас ты бы не стала стесняться?

Я бросила взгляд на бутылку, остатки из которой он минутой ранее разлил в наши бокалы, и поняла, что этот вопрос задает уже не Андрей, а белое сухое. Я могла бы наотмашь прозаично ответить, что в 30 десять лет разницы не кажутся пропастью. Но вместо этого посмотрела Андрею в глаза, и вино во мне с расстановкой сказало:

– Нет. Сейчас бы не стала.

Атмосфера изменилась моментально и бесповоротно. Остатки стены, разделявшей маленькую девочку и взрослеющего юношу, рухнули к нашим ногам. Всё еще преследуемые ощущением порочности и запрета, теперь мы признавали друг в друге мужчину и женщину. Мы знали, что нам уже можно, но привычное чувство, что нельзя, по-прежнему было сильно – и вкупе с шардоне это пьянило до головокружения.

Сквозь возбуждение, наконец прорвавшее плотину приличий, я видела, как Андрей встал из-за стола и неуловимым движением притянул меня к себе. Я не заметила, как подалась ему навстречу, лишь услышала, что где-то вдали упал стул. Мой затылок по-хозяйски обхватила горячая рука, а к губам прижались сухие шершавые губы – но их поцелуй оказался удивительно мягким и нежным. Я обвила его плечи и легко прикусила язык, чувствуя, как рука на затылке предупреждающе потянула меня за волосы.

Андрей повлек меня на второй этаж, в спальню. «Чем его не устраивает диван?» – Мелькнуло в голове, а потом я вспомнила, что вроде бы на выходные должна приехать мама. Уже наверху, опрокидываясь на кровать, подумала, что нужно хотя бы забрать живописно раскинувшийся на полу гостиной топ, но разве сейчас меня могли всерьез волновать прозаические мыслишки? С удивлением, трепетом и ликующим восторгом новых открытий я прикасалась к мужчине, который когда-то казался взрослым и недоступным, а он прикасался ко мне – маленькой девочке, которая когда-то не интересовала компанию подростков, – и сейчас ему точно было не всё равно.

В комнате стало нечем дышать. Пропитанное солнцем дерево и нагретый через крышу спертый воздух смешивались с терпким запахом секса. Я чувствовала, как по внутренней стороне бедра щекотно ползет капля влаги. Андрей сопел рядом, лежа на спине и слабо сжимая мою руку. В оглушительной тишине, наступившей пару минут назад, отчетливо слышалось тиканье старомодных часов в соседней комнате.

Казалось, время остановилось, и даже настойчивые щелчки стрелок не способны сдвинуть его с места. Мне не хотелось шевелить ни себя, ни Андрея, ни время, но необходимо было открыть окно. Я повернула голову. Андрей чуть сильнее сжал мою руку.

– Знаю. Окно.

– Да…

Когда он встал, я потянулась, стряхивая с себя душный сонный морок. Падая обратно, Андрей поцеловал меня в грудь, и я откликнулась вялым мурчанием. Приток свежего воздуха помог вернуться в здесь и сейчас: дышать стало легче, часы, сливаясь со стрекотом кузнечиков и отдаленным хором лягушек, затикали веселее.

– Пить хочу, – заявила я.

Андрей потянулся куда-то за кровать и протянул бутылку воды.

– Она стояла тут целый день?

– Нет, я принес ее, пока ты ходила переодеваться. Как чувствовал.

– Красиво стелешь.

– Боже мой, деточка, откуда такой жаргон?

– Какая я тебе деточка? – утомленно проворчала я, садясь на кровати и прикладываясь к бутылке.

Андрей приподнялся на локте вслед за мной. Я кожей чувствовала, как он скользит взглядом по моему телу. Когда я откинулась обратно на подушку, горячая ладонь весомо легла мне на живот. «Как удачно выбрано место, – снуло1 подумала я. – Куда бы теперь ни двинулась его рука, возбуждения не миновать».

Андрей не торопился. Казалось, его вполне устраивает, что рука просто лежит на моем животе, пока он сам ласкает меня взглядом. «Вниз или вверх? Вниз или вверх?» – задавала я немой вопрос. Рука Андрея не шевелилась. «Вниз или вверх?» Кожа под его ладонью стала нагреваться. «Вниз или вверх?» Я лежала, закрыв глаза, и старалась сохранить невозмутимое выражение лица, а в моем мозгу всё сильнее стучало: «Вниз или вверх?»

Мне было уже всё равно. Внизу живота болезненно тянуло, то же самое происходило с грудью. Я чувствовала, как она наливается, как твердеют соски, а между ног начинает сочиться влага.

Вниз или вверх? Приоткрыв глаза, я увидела, что Андрей внимательно смотрит на мое лицо.

Вниз или вверх? Я не могла проиграть в этой игре и терпеливо ждала, пока моему оппоненту самому надоест, – лишь ресницы возбужденно трепетали против моей воли.

Андрей сделал вид, что укладывается поудобнее, не убирая руку с моего живота, и я бедром почувствовала, что ему тоже не терпится. «Скоро сам сдастся», – удовлетворенно подумала я, и, почувствовав, что победа близка, тело предательски дрогнуло под его рукой. Черт.

Впрочем, какая разница.

Довольно усмехнувшись, Андрей заскользил рукой к моей груди.

«Хороший выбор, дорогой», – подумала я, наконец выгибаясь и позволяя себе сладострастный стон.

Думаю, всем знакома та сторона юности, когда твой дом – это квартира друга, у которого уехали родители. Беда этого дома, что он не очень-то твоя крепость – родители могут вернуться в любой момент. У знакомых был миллион таких историй – но не у меня. Теперь же, когда я давно оказывалась в родительском доме только в гостях, из моей реальности вообще исчезла мысль, что меня могут «застукать».

До того утра, когда я проснулась рядом с Андреем от хлопка входной двери и с первого этажа донеслись голоса. Я открыла глаза. Солнце вовсю било в окна. Я не понимала, сколько времени: летом это могло быть и 7 утра, и 12 дня.

– Андрей, – прошипела я, тряся его за плечо. Никакой реакции. – Андрей!

– Ммм?

– Там кто-то пришел.

Андрей сел на кровати, сонный, растрепанный, оторопелый.

– А сколько времени?

– Понятия не имею.

Андрей прислушался к голосам внизу.

– Пойду спущусь.

– Андрей!

Я вспомнила, что вчера до его спальни добралась только в белье.

– Что?

– Там по всей комнате раскидана моя одежда.

– Что ж, придется сделать вид, что это моя, – всё еще растерянно, но уже веселее пробормотал он, вытаскивая из шкафа шорты.

Я слышала, как его голос добавился к голосам мужчины и женщины. Через несколько фраз разговор подошел к концу, и дверь снова хлопнула. На лестнице раздались шаги.

– Соседи заходили, – сообщил Андрей, заходя в комнату и кидая на кровать мою одежду.

– Что хотели?

– Проверяли, как у меня дела, – усмехнулся он.

– Ты серьезно? И что теперь? Они позвонят твоей маме и расскажут, что ты ведешь себя как хороший мальчик?

– Думаешь, как хороший? – Игриво поднял брови Андрей.

– Какая разница, что я думаю?

– Успокойся. Мама со вчерашнего вечера не могла до меня дозвониться, вот и занервничала. Это же мама. Она приедет сегодня после обеда.

– Да-а, репутации хорошего мальчика нанесен непоправимый ущерб – со вчерашнего вечера не отвечать на телефон.

– Думаю, ущерб этой репутации был нанесен еще лет в 17.

– Когда тебе было 17, мне казалось, что плохой мальчик – это тот, кто дергает меня за косички, – задумчиво протянула я, натягивая мятый топ. Андрей, напротив, бросил неудачные попытки вывернуть футболку и сел рядом, положив руку мне на бедро.

– Ты, оказывается, и сама-то не очень хорошая девочка.

– Я – просто ангел во плоти, – ответила я, убирая его руку со своего бедра и вставая, – и никогда не забываю позвонить маме. Просто делаю это редко. Проводишь меня?

– Уже уходишь? – Андрей схватил меня за запястье.

– Да.

Я действительно хотела домой: побыть одна, сходить в душ, выпить кофе в тишине.

– Что делать с машиной? – спросила я, когда мы вышли на улицу.

– Ничего не делай, мамин пежо поместится. Ты вроде хотела сегодня куда-то съездить?

– Я хотела съездить за новыми впечатлениями, но, думаю, и здесь получила их достаточно.

– Надеюсь, они были приятными, – сказал Андрей, привлекая меня к себе.

– Вполне, – улыбнулась я, поднимая лицо ему навстречу.

– Повторим?

– Всё может быть. – Я отстранилась и решительно пошла к калитке, но, не выдержав, обернулась и помахала рукой.

Дома я смыла с себя остатки вчерашнего купания и ночи и с удовольствием обнаружила в зеркале, что, хотя я почти в три раза старше Лолиты, сегодня выгляжу свеженькой, как нимфетка. Не удержалась и накрасила и без того припухшие от поцелуев губы. Запустила короткую стирку. Развешивая на улице белье, заметила, что ворота на участке Андрея открыты – в них заезжала небольшая белая малолитражка.

Пешком дошла до ближайшего супермаркета – в дачном ларьке испокон веков не продавали ничего, кроме хлеба, пива и сигарет. Хотела закупиться нормальными продуктами, а купила бутылку такого же вина, какое мы пили вчера, пакет черешни и огромный брикет пломбира и взяла на кассе флаер доставки суши. Неспешная прогулка туда-обратно заняла часа полтора. Дома я засунула бутылку в холодильник, сняла с веревки белье – на такой жаре оно сохло быстро, и расстелила в тени на газоне коврик для йоги. Через полчаса с чувством выполненного долга и приятной легкости в теле упала в шезлонг с книжкой. В суши-маркете обещали доставку в течение двух часов – в городе я бы и разговаривать с ними не стала, но здесь выбор был невелик.

Смеркалось. Я стояла спиной к распахнутой двери и мыла черешню, когда кто-то обнял меня сзади и прошептал в ухо:

– Привет, соседка.

Дуршлаг металлически загрохотал о раковину, во все стороны полетели брызги холодной воды и тугие темные ягоды.

– Андрей! Разве можно так пугать?!

– Хочешь сказать, ты меня не ждала?

– Я никого не ждала.

– Тогда зачем оставила дверь нараспашку?

– Затем, что здесь душно.

– А я думал для меня.

– Увы.

Андрей стал собирать с пола черешню и складывать обратно в дуршлаг. Я переложила мытые ягоды в миску из толстого прозрачного стекла и поставила ее на стол.

– Садись, что стоишь.

– Я смотрю, твой вечер проходит вполне неплохо.

На столе стоял контейнер с недоеденными роллами, почти нетронутый бокал вина и раскрытый ноутбук с застывшими героями популярного турецкого сериала.

– Не жалуюсь.

Я не могла понять, рада его видеть или нет. Я еще не определилась со своим отношением к произошедшему вчера ночью, и присутствие Андрея сильно мешало. Тело с охотой повторило бы вчерашнюю ночь, но проблема связей там, где все друг друга знают, что вы всёё время будете на виду, всем будет до вас дело. Я этого не любила.

– Как мама?

– Нормально. Отдыхает.

– И что ты ей сказал, когда уходил?