Будем жить

Предисловие.

Эту небольшую повесть я начала писать в 2016 году в Алма- Ате. Приехав на лечение к известному целителю Владимиру Анатольевичу Сороковскому, я увидела бабушку, стоящую на крыльце. Оказалось, что это его мама, Валентина Федоровна Саушкина, которая только что вернулась из Украины, где жила долгие годы. Владимир Анатольевич представил меня своей маме, которая оказалась очень приятной и общительной. С первой встречи я почувствовала, какой она интересный человек. А когда Валентина Федоровна рассказала мне историю своего детства, то у меня не осталось никакого сомнения: это нужно записать. Так началась большая работа над этой небольшой книгой. Название «Будем жить» пришло мгновенно, другое и представить теперь сложно.

Бабушка оказалась, на удивление, терпеливой рассказчицей. Иногда мы беседовали лично, а чаще всего созванивались по телефону, особенно, после моего переезда из Алма- Аты. Нужно отметить, что до этого я никогда не писала прозу, разве что сочинения в школе, поэтому каждая строка давалась с большим трудом, переделывалась много раз. Работа над книгой неоднократно откладывалось по личным обстоятельствам. Честно говоря, иногда мне казалось, что у меня ничего не получится. А теперь я очень рада, что всё это позади, и с волнением представляю уважаемым читателям нашу удивительную историю.

«Будем жить!» – этот девиз пронизывает каждую страницу, каждую главу вроде бы маленькой и такой большой повести. Хочется, чтобы и Вы, прочитав эту книгу, не остались равнодушными к судьбе простой семьи Савушкиных, и, конечно, к судьбе главной героини этой повести девочки Вали.

Будем жить.

Пролог.

Бабушка. Милая моя бабуля! С виду она была обычной, как все. И, увидев её, вы никогда бы не подумали ничего особенного. Ну, бабушка, таких вокруг много. Улыбчивая, живая, разговорчивая. Бабуля моя дорогая!

Как лучшие подруги, сидели мы с ней на диванчике. Она вспоминала, а я слушала, затаив дыхание! Её рассказ поразил меня в самое сердце, прожёг душу. А уж таланту бабули, как рассказчика, можно было только позавидовать.

Но, вы не думайте, что всё это выдумка. Такое не выдумаешь, такое и в страшном сне не приснится.

–Бабулечка, расскажи!

–Ну, слушай.

И вы слушайте.

Глава1.

Ленинград.

1.

Этот день навсегда останется в моей памяти. Прошло уже более восьмидесяти лет, но я помню его до самых мельчайших деталей, словно фотографию из старого журнала, засмотренного до дыр.

В то время я была совсем ребенком. Валюшка-хохотушка, Валюшка- болтушка. Так меня мама называла. Тогда мне было восемь лет, моей старшей сестре Шуре- четырнадцать, а брату Ростику- десять.

Шёл 1941год. Три месяца назад началась война, фашистская Германия напала на нашу страну.

А ведь «война» – это не просто слово. И мы, дети, тогда его не понимали. Детям так не просто понять, что такое война.

Война! Это слово только кажется таким обычным. Но в нём было всё: и полуразрушенные дома, и хлебные карточки, и заклеенные окна в нашей квартире, и смерть, поселившаяся рядом. Наш город, наш прекрасный Ленинград был похож на большого великана с каналами вместо вен, попавшего в огромную сеть и пытавшегося оттуда вырваться! Он старался выжить, выжить изо всех сил, метался и истекал кровью.

Выжить! Это слово мы повторяли, как заклинание, как самую неистовую молитву.

Выжить! Мы почти уже привыкли к взрывам, доносившимся неподалёку. И нам, детям, казалось, что так и было всегда!

Выжить! Несмотря ни на что!

Стоял теплый ясный денек. Солнечные зайчики играли в распахнутом настежь окне, и вроде было всё, как обычно. Мама ушла на работу, в это время она работала вагоновожатой и возила рабочих на укрепработы. Шуры тоже не было дома. Мы с Ростиком сидели на полу и ели макароны. Помнится, сидеть в квартире было уже не на чем, стулья и стол сожгли, когда было похолодание. На кухне стоял старый пузатый буфет, стол со стульями да печка-буржуйка, а в комнате две железные кровати.

С портрета на стене смотрел отец. Шура рассказывала нам, что по характеру папа добрый и даже веселый. Хорошо ей, она помнила отца! А мама лишь украдкой от нас смахивала слезу. И, всякий раз, когда случалось нам набедокурить, она грозила: «Видел бы Вас отец. Эх! Жаль нет его! Он бы Вам задал жару!» Мы сразу замолкали, и нам оставалось только догадываться, что бы он нам сказал. А папа серьезно смотрел с портрета и даже качал головой. Во всяком случае, мне так казалось. Он был военным хирургом, его призвали еще в Финскую войну, поэтому я его совсем не помнила. Но мы очень гордились нашим отцом, гордились изо всех сил. Он был для нас героем! Шура была похожа на отца, такая же строгая и черноволосая. Нам с братом она казалась очень взрослой и серьезной. Каждый день Шура помогала охранять крыши домов от возгорания, когда на них попадали вражеские бомбы. Это было очень ответственное дело!

Ну, а чем помогали мы? Мы, конечно, были еще малы. И, несмотря на это, тоже старались помочь. Помню, шла я как-то по улице, мимо соседнего дома, и услышала детский плач. Остановилась и прислушалась. Да, точно, маленький ребенок плачет. Двери тогда никто не запирал, да и что там брать было? Я зашла в подъезд, поднялась на второй этаж и опять прислушалась. Затем тихонько открыла дверь квартиры, из которой доносился плач, и нерешительно, почти на цыпочках, зашла внутрь. Там я увидела такую картину: в комнате, на кровати лежит бабушка, не шевелится, а возле неё грудной малыш плачет. Рядом с ним марлечка с хлебным мякишем вместо соски. В квартире, по всей видимости, больше никого нет. Я остановилась, не решаясь идти дальше. Сначала было немного жутко, но я пересилила себя. Смерть для нас, детей войны, стала почти обыденным явлением. Я подошла к кровати и заговорила с малышом.

–Кто это тут кричит?

Малыш замолчал, как будто понял, что я спасительница его.

–Давай-ка, полежи спокойно, а я тебя закутаю. Ты, наверно, замерз. Не бойся, я- своя.

Я попыталась завернуть его в одеяльце, но у меня ничего не получилось.

–Ну, полежи смирненько!

Наконец, я завернула малыша, но он опять захныкал. Я взяла марлечку с хлебным мякишем и сунула ему в рот.

–Не плачь, сейчас я тебя отнесу, куда следует.

Я взяла его на руки, вышла из квартиры и стала потихоньку спускаться вниз по лестнице. Одеяло размоталось, но я прижимала ребенка к себе, насколько хватало сил. Помню, как подошла на улице к какой-то незнакомой женщине.

– Ой, детка! Куда же ты несешь малыша? Смотри, у тебя всё одеяльце размоталось! –воскликнула женщина, увидев меня

Она забрала у меня ребеночка и стала его заворачивать.

– Там его бабушка, она умерла. – объяснила я.

Выходит, спасла я его, ребеночка того.

Война- это не просто слово. А значение-то у него какое!

Люди умирали тысячами. А нам уже казалось, что так и было всегда! Говорят, что человек ко всему привыкает. Но смерть! Как к ней можно привыкнуть?

Но, давайте вернемся к тому самому памятному дню. Как я уже говорила, мы с Ростиком ели, сидя на полу в комнате и болтали ни о чём. И тут, к нам в комнату вбегает Маша, подруга дяди Саши, взволнованная и запыхавшаяся от быстрой ходьбы.

– Валя, Ростик! Скорее собирайтесь! Ваша мама сказала к ней на работу идти! Быстро! Собирайте вещи!

Вид у неё был встревоженный, и голос звучал так, что до сих пор его слышу.

Мы с Ростиком сразу схватили игрушки. У меня была куколка гуттаперчевая, негритёнок Юрка, пионер в синеньких штанишках и в белой в синюю полоску рубашечке. Куда я без него? Ведь мы с ним неразлучные. А у Ростика было ружьё. Но Маша строго сказала:

–Игрушки не берем! Только теплые вещи.

Немного подумав, мы решили вот что:

–Давай-ка, Ростик, оставим наши игрушки дом охранять.

Он серьезно кивнул в знак согласия. Мы подошли к буфету, я поставила на буфет негритенка, а Ростик поставил своё ружье в угол.

–Ну Юрка,-говорю я негритенку строго.– Охраняй наш дом, чтобы фашистские звери не забежали и не сделали ничего плохого.

И Юрка будто бы понял меня, встал ровно и глазами моргнул.

А Ростик громко скомандовал:

–Служить трудовому народу!

Маша начала ругать нас:

– Ну что вы так долго возитесь? Быстрее!

Мы быстро оделись, взяли с собой немного вещей и пошли к двери. Оглянувшись, я посмотрела на Юрку в последний раз.

–Не бойся! Мы скоро вернёмся!

И он понял, не испугался! Храбрый! Весь в меня!

Так мы покинули свой дом, и как оказалось, навсегда.

2.

Мы быстро вышли на улицу, и я в последний раз оглянулась, чтобы посмотреть на наш дом. Какое-то смутное предчувствие охватило меня. Маша поторапливала:

–Валя, милая! Давай быстрее! Мама ругаться будет.

Мы отошли от дома совсем недалеко, когда в небе раздался страшный гул и появились самолеты. Они напоминали огромных серых птиц, но птицы эти несли смерть и разруху. Громко завыли сирены. Люди, которые были на улице, кинулись в укрытия.

–Ложись!– закричала Маша.

И вдруг совсем близко от нас прогремел взрыв. Мы упали на мостовую, закрыв голову руками. Сердце бешено колотилось, в ушах звенело. Когда дым немного рассеялся, я открыла глаза и увидела наш дом. Точнее то, что от него осталось. На месте, где еще несколько минут назад стоял наш дом, горели и дымились развалины.

–Мой Юрка! -закричала я, поднялась и пошла назад.

–Валя! Ты куда? Стой! Валя!

Я шла спасать своего дорогого Юрку, слёзы душили меня. Маша догнала меня и прижала к себе.

–Валюша! Ну, куда ты? Нельзя туда, пойми.

–Мой Юрка! -рыдала я.

Маша наклонилась ко мне, посмотрела серьёзно так и сказала:

–Пойдём, ничего не поделаешь, Валюша, пойдём. Нас мама ждёт.

Она тянула меня за руку, прочь от этого места. А я всё шла и думала про своего Юрку и про то, что я не сберегла его. Мы уходили всё дальше и дальше от дома. Все были очень расстроены.

–Маша, а где мы теперь жить будем? – тихо спросил Ростик.

Маша помолчала, задумавшись. Что она могла ответить? Она и сама была растеряна.

Помолчав, она тихо сказала:

–Ваша мама что-нибудь придумает, обязательно.

Вскоре мы подошли к остановке, где нужно было ждать маму. Через некоторое время её трамвай подъехал.

3.

Мама вышла из вагона и сказала встревоженно.

–Дети, пришло предупреждение, что фашисты могут захватить наш район. Оборону прорвали. Нужно уезжать!

–Мама, наш дом разбомбили.

Мама на мгновение опешила:

– О, господи! Как же теперь?

Она стояла растерянная, видимо, что-то решая.

–Ну, ладно, совсем нет времени. Некогда. Поехали. Спасибо тебе, Маша! Прощай.

Мы быстро простились с Машей и сели в трамвай, в котором было много рабочих, ехавших на смену в сторону Сосновой поляны.

Мы с Ростиком любили ездить на трамвае. Как всегда, мы протиснулись к окну и стали смотреть на проплывающие мимо дома и людей. Мы любили свой город. До войны он был очень красивый: множество дворцов и музеев, купола храмов, набережная Невы и мосты. Сейчас наш Ленинград выглядел совсем по- другому: разрушенные взрывами дома и мостовые, заклеенные крест- накрест окна, памятники, обшитые досками, военные на улицах и повсюду пушки. В общем, город представлял собой печальное зрелище. Когда наш трамвай подъехал к Сосновой поляне, внезапно раздались выстрелы. Мама сразу же остановила трамвай.

Кто-то закричал:

–Ложись!!!

Ростик схватил меня за плечо и потянул вниз.

–Скорее, к выходу,-говорил он и толкал меня вперед.

Мы пригнулись и торопливо, полусогнувшись, пробирались к выходу. Вдруг я потеряла его руку и испугалась.

–Ростик! –крикнула я.

Я почувствовала, как чья-то рука обхватила меня сзади и стала подталкивать к выходу. Это была мама.

–Валюша! Не бойся! – говорила она. – А где Ростик? Найди Ростика!

Я стала глазами искать его в толпе.

– Мама, мама! Я тут! – отозвался Ростик.

4.

Оглушенные стрельбой, испуганные до смерти, мы выскочили из трамвая и побежали в ближайшие кусты. Стрельба слышалась отовсюду. Мы бежали по канавке, вдоль Батистова канала, в сторону рыбачьих домиков.

Видно было, что здесь уже прошёл бой. Вдруг мы заметили солдатика возле пулемёта. Он лежал неподвижно, открыв глаза. Его взгляд застыл. И только небо отражалось в голубых глазах. На груди было большое пятно крови. Я вскрикнула, мама жестом показала мне, что надо тихо. И мы побежали дальше. На пути нам то и дело встречались убитые солдатики. Один так и замер, с гранатой в руке. Сколько их было, я сейчас и не вспомню. Мы всё бежали и бежали, пока совсем не выбились из сил. Присели под каким-то кустом, передохнули и снова побежали. Выстрелы не смолкали, они звучали то близко, то вдалеке. Страх гнал нас в сторону рыбачьих домиков на берегу Батистова канала. Эти домики были похожи на небольшие сарайчики, в которых хранили сети и другое снаряжение для рыбалки. Наконец-то мы добрались до нашего домика.

–Заходите скорее! -торопила мама.

Мы быстро зашли внутрь и упали кто куда. Внутри было темно и сыро. Пахло не очень хорошо. Но нам было не до этого. Ноги сильно устали. Все тяжело дышали и были уставшие от быстрой ходьбы и переживаний этого дня.

–Переждём здесь. -негромко сказала мама. – Нужно сидеть очень тихо. Чтобы нас не заметили.

Вдруг из тёмного угла послышался шорох. Мы подскочили испуганно. Наши глаза еще не привыкли к темноте, но было видно, что в углу кто-то есть.

–Кто там? – спросила мама.

–Не бойтесь, это мы.

–Уфф! –выдохнули мы с облегчением.

Оказалось, то это Саша- мамин младший брат и наша старшая сестра Шура.

–Мы ждали вас. Услышав о наступлении фашистов, я подумал, что вы придёте сюда. Нам и отсюда нужно уходить как можно быстрее. – шепотом объяснил Саша.

Мы посидели молча некоторое время. И тут наше с Ростиком внимание привлекла большая щель вдоль одной из стен. Мы подвинулись поближе к щели и стали через неё смотреть на улицу. Через некоторое время мы заметили двух солдат, идущих по берегу. Я не могла и подумать, что это фашисты. До этого дня я никогда не видела фашистов так близко. Люди часто называли их «фашистские звери». Я их и представляла себе мохнатыми, с большими лапами. Правда, правда!

– Оо, солдаты! -громко воскликнула я.

– Тихо! Это фашисты! –строго прошептал Саша. В этот момент он уже был рядом с нами.

Я замолчала удивленно и стала соображать. Как? Фашистские звери –это такие же люди, как мы? Это никак не укладывалось в моей голове.

Солдаты шли с автоматами наперевес, заглядывая за каждый куст, внимательно рассматривая всё вокруг. Мы затаились, боялись даже дышать.

Один из солдат посмотрел в сторону нашего домика. Может, он услышал нас?

Мы затаились, стараясь не шевелиться. Страх сковал всё тело, и мне казалось, что время остановилось. Каждый их шаг отдавался в висках. Я боялась, что нас вот-вот обнаружат! Но солдаты продолжали свой путь, уходили всё дальше от нашего домика.

Следом за ними появилось много фашистов на обоих берегах канала. Они натянули прочный длинный канат между двух берегов и стали перевозить на челноках орудия и много больших ящиков на нашу сторону. Видно было, что они собираются обосноваться здесь надолго. Расположившись, фашисты начали обстреливать город и корабли в заливе. Выстрелы орудий зазвенели в воздухе.

Мы еще немного посидели в укрытии, а затем всё успокоилось. Дело шло к вечеру.

–Куда мы теперь? -тихо спросила Шура.

–Надо отходить на Золотой остров. – предложил Саша.

Так и решили.

–Дети, нужно идти тихо, чтобы нас не заметили. Поняли? Старайтесь совсем не разговаривать! – громко прошептала мама и очень строго посмотрела на нас.

5.

Мы потихоньку вышли из укрытия и побежали в сторону ивняка, который рос по всему берегу. Заросли были довольно густые, значит, в случае опасности, мы можем в них спрятаться. Наша небольшая команда направлялась в сторону лодок, привязанных между деревьев.

Вскоре мы пришли на берег, где было много лодок. Мы сели в одну из них и поплыли в сторону Золотого острова. Мама с Сашей гребли веслами по очереди. Ростик тоже хотел попробовать, но ему не дали.

– Мал еще! – твердо сказала мама.

Плыли мы недолго, пока не оказались где- то посередине канала. Правда, на остров это было мало похоже. В этот момент Золотой остров был полностью затоплен водой из-за прилива.

–Ничего, скоро будет отлив. –успокоил нас Саша.

Он у нас был опытным рыбаком, любил рыбалку и часто привозил нам рыбу. Эти места он знал лучше всех. Мы стали ждать отлив, и тут недалеко от нас послышался шум. Все, конечно насторожились, подумав, что это снова фашисты. Саша уже взялся за весла, но тут из кустов, навстречу нам, вышли два дяденьки, двигаясь с трудом, по пояс в воде. Мы все замолчали.

–Не бойтесь, мы свои. – сказал один из них. – Нам срочно нужно в город. Можете одолжить вашу лодку?

Мы с облегчением вздохнули, обрадовались появлению своих.

–Хорошо. – не раздумывая, ответил Саша. –надо, так надо.

Невдалеке от нас, в воде плавало кресло. Саша подтянул его поближе к нашей лодке и пересадил нас на него, а сам, вместе с мамой, слез прямо в воду. Даже сейчас перед глазами эта картина: мама по пояс в воде, а вокруг неё плавает плащ. Наверное, вода в это время была еще не очень холодная. Дяденьки сели в нашу лодку и уплыли, а мы остались. Бой не утихал, выстрелы звучали со всех сторон. И тут в небе показались самолеты. Мы стали гадать, чьи они.

–Похоже, что это наши. – прищурившись, предположил Ростик.

Самолеты приближались, фашисты начали обстреливать их с берега. Один самолёт загорелся и начал падать.

–Ээх! Сбили! -с досадой воскликнул Ростик.

Мы видели, как из самолета выпрыгнул лётчик с парашютом и упал в воду. Тут же с берега к нему направились фашисты на лодках.

–Ну вот! Сейчас они схватят его! – переживал Ростик. Мы все с волнением наблюдали за тем, как фашисты подплыли к плавающему в воде парашюту, как достали нашего лётчика из воды, как повезли его на берег. В этот момент они оказались недалеко от нас и было хорошо слышно, как лётчик ругал фашистов.

–Ну собаки, ничего, будет и на нашей улице праздник! Вот придёт товарищ Сталин! Он вам покажет! Только он придёт! Увидите, где раки зимуют! Покажет он Вам, сволочи, как на нашу землю зариться!

Лодка поплыла в сторону берега, а, что было потом, мы уже не видели. Вскоре всё смолкло: и стрельба, и его голос вдалеке.

А мы поплавали в кресле еще недолго, и начался отлив. Вода ушла, и мы оказались на влажной песчаной почве. Вечерело. И, похоже, сами взрослые не знали, что делать дальше.

–Нужно немного переждать, а потом попробуем вернуться обратно в город. -предложила мама.

Внезапно из-за кустов послышалась нерусская речь.

– Фашисты! – негромко сказал Саша. – Нужно уходить!

Мы кинулись в другую сторону, прошли немного, оглядываясь. И тут навстречу нам появилось еще несколько автоматчиков. Бежать было некуда. Стало очень страшно! Помню, как я прижалась к маме, думая, что нас сейчас убьют. Даже глаза зажмурила от страха. Фашистские звери вблизи казались почти такими же, как мы. И голова, и руки, и ноги были, как у нас, только взгляд был не наш. И говорили они непонятно, кричали на своём языке, подталкивая нас сзади. Они посадили нас в лодки и повезли в сторону, противоположную от города. Через некоторое время лодка причалила к берегу, нас высадили и погнали дальше, как стадо.

Когда летом я была у бабушки в деревне, то видела, как гонят стадо коров. Вот так и мы тогда шли, осознавая, что сопротивляться бесполезно, зная, что они могут сделать с нами всё, что им захочется.

Все мы шли молча, лишь перекидываясь взглядами. Да, и что мы могли сделать против автоматчиков!

–Они говорят, кто попробует бежать, сразу смерть! –перевел с немецкого Саша.

–Дети, от меня ни на шаг! Мы должны держаться все вместе! Понятно? -строго прошептала мама.

Мы с Шурой и Ростиком кивнули в ответ.

Глава 2.

Плен.

1.

Совсем стемнело, когда фашисты привели нас на место, где было очень много таких же пленников, как и мы. Женщины, мужчины, дети, старики. Нас согнали, окружили, и мы остались ночевать, прямо на земле. Помню, как мама расстелила какие- то вещи на траве, мы легли, прижались к ней и уснули очень быстро, так как день выдался тяжелый. Ночью мне даже снился сон, что мы дома и мой кукленок Юрка со мной. Так было хорошо!

Утром нас разбудили крики автоматчиков и мамин голос:

– Дети, вставайте!

Я с трудом открыла глаза. Фашисты с автоматами, много людей вокруг. Так хотелось, чтобы всё это было не по-настоящему, а понарошку. Я снова зажмурила глаза и снова открыла. Нет, ничего не получается. Ростик уже стоял на ногах, и Саша тоже, и Шура. Мама склонилась ко мне и солнце так красиво играло в её, светлых волосах. Ах, мамочка! Какая же ты тогда была молодая! Я, конечно, встала, ведь деваться было некуда. И мы снова побрели по дороге, подгоняемые автоматчиками. Сильно хотелось есть, в животе было пусто со вчерашнего дня.

–Мам, кушать хочется.

–Потерпите, детки.

Нас кормили очень плохо, всё время хотелось есть. Так мы шли и шли много дней. Сколько? Не знаю. Мы уже и со счёта сбились. Иногда мы останавливались на ночлег в каких-то деревнях, но обычно спали на улице. Вскоре похолодало, подул ледяной ветер и люди стали замерзать. Мама выменяла валенки в какой-то деревне, но в них были дырки, и мама законопатила их травой. Она достала теплые платки и замотала нас в них. В один из дней мы, как всегда, остановились на ночевку. А наутро, когда мы вышли, все ахнули! Земля и деревья были покрыты белым пушистым снегом.

–Ростик! Смотри! Снег! – заахала я.

Ростик зачерпнул снег в ладошку и стал пробовать его на вкус.

–Как мороженое! – довольно сказал он.

И я тоже попробовала снег, но тут мама начала ругаться:

–Перестаньте, а то заболеете! Ишь, сорванцы! – грозно прикрикнула на нас мама.

Так наступили холода, а мы всё шли и шли. До сих пор помню эту бесконечную дорогу, взрослых и детей, бредущих по ней в неизвестность. Люди почти не говорили между собой. Да и о чём говорить?

За нами всё время присматривали, чтобы мы никуда не убежали.

– Куда нас ведут? –спрашивали мы.

–Наверно, в Германию. – отвечали нам взрослые.

2.

Проходя какую-то деревню, мы обратили внимание, что она отличается от наших деревень.

–Похоже, что мы в финской деревне. -объяснил Саша.

Мы прошли эту деревню и остановились только в следующей. Сразу было заметно, что деревня не наша. Нас завели в какой-то дом, и там нас встретила старушка. По её выражению лица мы поняли, что она нам не рада. Сашу, маму и Шуру куда-то увели. А хозяйка молча указала нам с Ростиком на печь, и мы живо забрались туда. Старушка ушла, а мы остались совсем одни в доме.

– Как есть хочется! – воскликнул Ростик.

– Ага! – подтвердила я.

Тут Ростик обнаружил, что мы лежим на каких-то мешках.

–Что я нашел! -радостно воскликнул он.

–Что это? – с любопытством спросила я.

– Пшеница, кажется. – ответил он радостно и начал насыпать зерна в карманы.

–Валя, давай возьмем кружку и пойдем в лес. Там на костре сварим себе кашу.

Мы потихоньку слезли с печки, взяли кружку, оделись и рванули из дома.

Когда мы выходили, то видели, что во дворе стоят какие-то люди, там же была и наша хозяйка. В этот самый момент во двор заехала телега. На ней лежали двое раненых, один из них сильно кричал. Все тут же побежали к телеге. Они кричали и охали. Так мы проскочили незамеченными и были этому очень рады. Лес находился совсем рядом. Мы быстро туда дошли, собрали мелкие сучки, затем Ростик достал спички из кармана и разжег огонь. Растопив в кружке снег, Ростик высыпал туда пшеницу из карманов. Мы сильно хотели кушать, поэтому нам казалось, что пшеница варится очень медленно. И хотя постепенно она набухла, стала толстенькой, но жевалась с трудом, и мы помогали руками, подталкивая челюсть снизу. Когда мы поели, если это можно так назвать, и костёр погас, то решили вернуться в деревню. Когда вышли на дорогу, увидели, что навстречу нам бегут Саша с Шурой, а с ними полицай.

– Ростик! Валя! Вы куда пропали? Мы вас везде ищем! – ругали нас они.

– Мы пшеницу в лесу ели.

– Какую еще пшеницу? – причитала Шура.

– В доме нашли, на печке.

– А если бы Вы потерялись? Ох, напугали! – Шура не успокаивалась.

Тут Саша открыл мешочек и достал оттуда сухарей.

–Ешьте и пойдем. Нам выделили дом для жилья.

3.

Мы пошли в другой дом, который стоял в середине деревни. Он был небольшой деревянный, за стенкой находился отдельный вход. Там была столовая для полицаев. Наша часть дома состояла из одной большой комнаты. Примерно половину комнаты занимала печка. На ней было сухо и тепло, пахло сеном и травами. На печку бросили матрас, набитый соломой, и мы все там спали.

Раньше, когда мы жили в Ленинграде, у нас тоже была печка, но не такая, а буржуйка. Она было небольшая, железная, и в ней мы жгли всё подряд, лишь бы только согреться. Спать на буржуйке, не поспишь, сгоришь. Поэтому эта печка нам показалась такой огромной и удобной. И всё же, мы скучали по родному городу и по дому, а я – еще по своему негритенку Юрке! Мне снова приснился сон, что мы вернулись домой, и я играю с Юркой. Мне было так хорошо в этом сне и так не хотелось просыпаться, а проснувшись, я горько заплакала. Мне всё время хотелось домой, в Ленинград! Но ничего не поделаешь, фашисты угоняли нас всё дальше от родного города. Поначалу было страшно, а теперь уже все привыкли.

Жили мы в этом доме одни, хозяев там не было. Утром мама уходила на работу, там она занималась забоем скота для фашистов. Вечером мама приносила с работы мясные отходы, из которых готовила нам покушать. Мама сильно уставала и постоянно грустила. Бывало, придёт, обнимет нас крепко и вздохнёт глубоко. Нам всем было очень тяжело вдали от дома!

Наш Саша всё время куда-то уходил, и его подолгу не бывало, но нам он ничего не рассказывал. Однажды вечером, когда мы все были дома, за дверью послышался сильный шум. Дверь распахнулась, и в комнату ворвались полицаи. Мы с Ростиком испугались и тут же забрались на печку. Мама готовила в это время ужин. Похоже, только один Саша понял, что происходит. Он попытался сопротивляться, но их было больше. Полицаи скрутили ему руки и увели, подталкивая сзади и приговаривая:

– Ну, что, русский партизан? Попался?

Дверь осталась нараспашку, и мы все были озадачены произошедшим. Мама села на скамейку и заплакала, расстроенная и испуганная:

– Боже мой! Что же теперь с ним будет? Что же будет?

Шура подошла к ней, обняла за плечи и стала её успокаивать:

– Мамочка, это, наверное, ошибка. Завтра всё выяснится. Мамочка, не плачь.

А мы с Ростиком так и не поняли, что произошло и почему Сашу арестовали.

4.

На следующий день маме сказали, что Саша- партизан и приказали, чтобы все выходили из дома. Мы оделись и вышли. На улице было много народу. Люди стояли около дороги, а сзади за их спинами стояли полицаи с автоматами. Сначала мы не поняли, зачем нас всех позвали, но затем увидели вдалеке нашего Сашу, раздетого, со связанными руками и, за руки привязанного к саням. Мама заплакала и обняла нас, отвернув от происходящего. Но полицай сзади закричал: