Зеркало Джека

Часть I. Глава 1. Хью Джек

Дорога исчезла за светом фар. Я переключил ближний свет на дальний, и асфальт рассыпался, мое тело вжалось в водительское кресло, несмотря на дьявольскую усталость. Я не спал вторые сутки кряду, нервы оголились настолько, что меня пугали тени редких деревьев на склоне горной дороги. Черные ветви сосен гнулись от движения света и манили за собой, в бездну полуторатысячного склона. Он сотрет меня в пыль, не оставит от машины и гайки.

Кожаный чехол на руле скрипел от моей хватки. Я оглянулся, встряхнул головой, попытавшись расшевелить изможденный мозг. Со всех сторон обступила тьма, фары въедались в пропасть, не оставляя следов. Я успел затормозить в считанных секундах от смерти.

Экран навигатора завис на отметке в несколько сотен метров над уровнем моря. Остальной путь я проделал вслепую: без карты и должного освещения, потому как фары не успевали за извилинами серпантина, высвечивая лишь обрывы узкой дороги, а фонари и ограждения в подобной местности никому и в голову не приходило установить. Эта и другие горные трасы преимущественно использовались местными жителями, которые преодолевали их с закрытыми глазами. К тому же, идиоты, решившиеся покорить вершину в самый разгар ночи, едва ли найдутся.

Не хочу думать о том, что я сбился с пути. У меня нет времени плутать. Последние тридцать часов я следовал указателю на мониторе, питался хот-догами на заправках и удобрял почву в лесах, словом, делал все, чтобы оказаться как можно дальше от родного города, от столицы. Окончив актерскую школу и отметив это как следует после показного спектакля, я сел в машину. Я уехал на несколько недель, не такой большой срок, однако промедление могло мне дорого обойтись.

Собравшись с силами, я вывернул руль, отстегнул ремень безопасности, натерший грудь докрасна, чтобы примкнуть к лобовому стеклу, и продолжил карабкаться к цели. Я твердил себе, что не мог ошибиться, не мог облажаться сейчас – когда решалась моя судьба. Только не в этот раз.

Ослабевший организм казался хмельным после пьянки за кулисами театра, хотя с тех пор прошло двое суток. Узкие гримерные комнатки вместили в себя два десятка выпускников, отыгравших спектакль на ура под аплодисменты педагогов и наставников, причитавших несколько лет тяжелой учебы. Клубы сигаретного дыма затмевали пространство, алкоголь и выкрики оглушали. Оглушают до сих пор, стоит их вспомнить. Хочется затянуться, надкусить сигарету и сделать глубокий вдох. Я курил дважды в жизни. В школьном туалете, после чего меня вырвало, и в театральной гримерной. Но сейчас, в американской консервной банке на высоте почти двух тысяч метров, я хочу закурить, хочу разогнать тьму на несколько минут никотинового счастья, потому что боюсь закрыть глаза и уснуть.

Я прокрутил несколько радиочастот, но те отозвались лишь шорохами, наводившими ужас при виде кривых теней на одинокой дороге. Связи нет. Черт. Я в западне. Ощупал карманы – телефона нет. Я помню, как держал его в руках последний раз на заправке. Неужели я его потерял? Черт. Я двигаюсь наощупь, не зная, как скоро встретится жизнь и встретится ли она вовсе. Рассвет в горах приходит позже обычного, потому что горизонтом солнцу выступает вершина, а значит, еще около пяти часов меня будет окружать тьма.

Чтобы захмелеть, мне требуется пару глотков крепкого алкоголя. Особенность организма. Я могу быть пьян в стельку, но показатели алкотестера едва ли превысят норму. Я думаю об этом, потому что мне кажется забавным: я петляю на дороге, прижавшись к рулю и округлив глаза, быть может, алкоголь еще не покинул мою кровь.

Деревья сгущались, кроны соединялись в туннель, и я чувствовал, как погружаюсь в незнакомый организм. Тени обросли колючей проволокой, извне впервые донеслись звуки. Порыв ветра ударил в бок, подтолкнув к обрыву. Рельеф начал меняться. Вершина достигла своего пика. Словно в опровержение моих мыслей я услышал стук. В бампер врезался камень, скатившись из неведомой тьмы, какую я только и мог разглядеть в зеркале заднего вида. Следом раздался еще удар. Я нажал на педаль газа, опасаясь попасть под сель, способную смыть автомобиль каменной волной. Я должен найти ночлег, чтобы утром продолжить путь. Дорога выпрямилась, позволяя разогнаться. Воздух наполнила надежда. Тьма вот-вот расступится, думал я.

Небо осветилось гирляндой звезд. Дыхание всего мира остановилось, чтобы я смог насладиться зрелищем. Теперь я стал ближе к небу. На пару тысяч метров.

Земля задрожала. Под колесами загремел гравий. Впереди показался тусклый фонарь. От счастья я ударил руль, и тот выдал резкий гудок. Я высплюсь. Я наконец-то смогу закрыть глаза.

Меня встретили огни, казавшиеся частью звездного неба, они тянулись вдоль улицы, приглашая ночного гостя. Я сбавил обороты, унимая ликование, и выхватил табличку на въезде в город. Она гласила: Брок Ливерлоуз.

Остановившись у единственной освещенной вывески, часть букв из которой мерцала, издавая характерный звук теряющих контакт электродов, я заглушил двигатель и вышел из машины. Ноги подкосились, коснувшись земли впервые за несколько часов. Казалось, я ступил на другую планету, где законы физики имели совершенно иной смысл.

Распрямив позвоночник и пропустив застоявшуюся кровь по мышцам, я огляделся. Городок напоминал пустыню, несмотря на стоявшие в два ряда дома. Пыльную дорогу рассекал ветер, завывая и поднимая клубы песка. Из стоявшего неподалеку мусорного бака доносился шорох, и первым делом я подумал о крысах. Я вздрогнул, представив грязную тварь с длинным хвостом и выставленными зубами, способными перегрызть бетон. К счастью, я здесь надолго не задержусь.

Не желая думать о захолустном городишке и жалких судьбах, населявших его, я подошел к темным окнам здания, в которых ничто не выдавало жизнь. Попытки что-либо разглядеть внутри оказались тщетными, однако дверь отеля «Пристань» на удивление легко поддалась. Стоило переступить порог, как зажегся свет. В нескольких метрах от меня была стойка регистрации, над которой висели часы, показывающие три с четвертью часа ночи. Увидев, сколько времени я провел в дороге, я ужаснулся и ощутил прилив горячей усталости с непреодолимым желанием лечь в постель.

Встретивший меня свет оказался одинок, отель был пуст, пах старым деревом и плесенью. На стенах были фотографии, наверняка, знаменитых постояльцев, оставшихся довольными обслуживанием. Будь у меня больше сил, я бы взглянул на эти фальшивые лица. Вряд ли здесь останавливался кто-то по своей воле, скорее, путники захаживали от безысходности, как и я. Кто захочет кормить клопов в сырой лачуге, да еще и за деньги.

За стойкой регистрации стояли полки с ключами от номеров. Как я и полагал, это место не пользовалось большим спросом, потому что бирки торчали из каждого окошка.

На стойке, рядом с распечатанным списком услуг, находился звонок, каким гости могли воспользоваться, не застав персонал на своем месте. Заметив звонок, я первым делом решил нажать на кнопку, ускорил шаг, разогнав хмарь, но опоздал.

Передо мной появился высокий худощавый мужчина в пиджаке и свернутом набок галстуке. Красная вмятина на лбу говорила о том, что работник отеля проспал на столе, по меньшей мере, пару часов, а по взъерошенным волосам можно было судить о незапланированном появлении гостя. Если бы я забронировал номер заранее, помятый мужчина, по крайней мере, причесался.

– Добро пожаловать в отель «Пристань», – сказал он без единой нотки сонливости. – Желаете остановиться в одном из наших комфортабельных номеров?

Меня удивила его выдержка. С первого взгляда он походил на неотесанного деревенщину, дежурившего в захолустном отеле за копейки, но, услышав уверенный голос, что-то заставило меня сомневаться в компетентности этого парня. Не скажу, что вижу людей насквозь, хотя актерская внимательность и насмотренность за годы учебы позволяют зреть в корень. Человек для актера – объект, наполненный характерными чертами. Человек за стойкой – профессионал, приметивший крупную и, без сомнения, редкую добычу.

– Я хотел бы снять номер на одну ночь, – сказал я.

– Всего одну?

– Да. Утром я уезжаю.

– Что ж, минуту, сэр. Я должен проверить наличие свободных номеров, – он водил ручкой по толстой книге, пока не нашел подходящий номер, наверняка, худший из имеющихся. Таким было наказание для всякого заявившегося в ночи путника, да еще и на одну ночь. – Да. Хе. Номер тринадцать. Надеюсь, вы не из тех, кто верит в дьявольские числа?

Он озарил меня широкой улыбкой, подмигнув. Его белые зубы были острые, готовые откусить свой кусок пирога.

– Конечно. Без проблем, – ответил я.

– Я запишу ваши данные и провожу наверх, номер находится на третьем этаже. Как могу к вам обращаться?

– Меня зовут Хью Джек…

Готовый вписать мое имя в поле клиентской карты, мужчина поднял на меня округлившиеся глаза.

– Как вы сказали? – переспросил он. – Хью Дже… Раздери меня черт! – сутулившийся мужчина вытянулся в струну, поправил форму, пригладил сальные волосы. – Как я мог не узнать вас. Вы же тот самый Хью Джек…

– Нет, – я прервал его ликование.

У меня темная борода, волосы торчком, голливудская улыбка, но я давно не слышал шуток в свой адрес. Крепкая мускулатура и легкая небритость вкупе с ростом в сто восемьдесят восемь сантиметров в первые годы обучения в актерской школе породили слухи, что я пытаюсь походить на росомаху. Но это не так. Это совпадение.

– Постойте же, но…

– Нет. Меня зовут Хью Джек. Точка.

Какое-то время он еще рассматривал меня, не в силах отделаться от первого впечатления. Должно быть, ему было бы легче, окажись я знаменитым актером. Впрочем, мне тоже.

– Вот черт! Вы так на него похожи, – сказал мужчина за стойкой. – Вряд ли я первый, но не могу удержаться от вопроса. Вы когда-нибудь хотели стать актером?

Сложив костлявые пальцы в замок, он замер в ожидании ответа. Мое терпение подходило к концу, я потер переносицу, приведя себя в чувства, чтобы не упасть от усталости и заодно дать понять, что разговор порядком мне надоел.

– Нет! – этот парень зашелся восторгом. – Таких совпадений не бывает, Хью. Ни за что не поверю, что двойник знаменитого актера приехал в наш коровник, чтобы поучаствовать в кастинге.

Кастинг. Никогда бы не подумал, что город, до которого солнце достает спустя несколько десятков минут после восхода, может организовать рекламный кастинг.

Я отправился в путь, чтобы опередить своих конкурентов, некогда однокурсников. Наиболее талантливые из них уже работают в театре, других же, подавляющее большинство, ожидает долгое скитание по кастингам, зачастую откровенно нелепым, чтобы сняться в рекламных роликах, привыкнуть к вниманию камер, зарекомендовать себя. В конечном счете, путь актера складывается из череды рукопожатий, а не таланта и мастерства.

– Прошу вас, расскажите подробнее, – попросил я.

– Да что тут рассказывать. Хе-хе. Все стены города пестрят объявлениями. Наш завод расширяет производство, хочет выйти на крупных покупателей, а для этого важна хорошая реклама. Что называется, нужно засветиться в широких массах.

– Что производит этот завод?

– Мыло, мой друг! – ответил улыбчивый парень. – Самое ароматное и натуральное из всех, что тебе приходилось когда-либо видеть.

Усталость мешала в полной мере оценить ценность моей удачи. Тридцать часов тяжелейшей дороги не прошли даром. Я едва ни заплутал, едва ни отчаялся во мраке гор, но все же добрался до цели. В затерянном от цивилизации месте пробил родник, и я сполна изопью из него. Я не упущу свой шанс.

Должно быть, я надолго задумался, погрузившись в себя. Мужчина за стойкой регистрации привлек мое внимание широким, как и все манеры долговязого деревенщины, жестом.

– Джо Хорс, – он протянул руку и, приобняв меня за плечо, добавил: – Не жди поблажек из-за сходства со звездой, понял?

Рассмеявшись, он записал что-то в журнал, взял ключ от тринадцатого номера с полки за спиной и указал ладонью на лифт, располагавшийся за углом, так, чтобы массивная ржавая конструкция не бросалась в глаза гостям при входе в отель. Джо оказался приятной наружности, несмотря на грубую хромоту, он был открытым как книга, как принято говорить в подобных случаях. Управляющий отелем располагал к себе, был тем, кем являлся, не раздувая грудь. Во всяком случае, таким Джо Хорса воспринимал утомленный мозг.

Лифт отеля не походил ни на один из тех, что мне когда-либо удавалось видеть и тем более испробовать. Решетчатая дверца, располагавшаяся на уровне пояса, захлопнулась, Джо нажал большую кнопку со стрелочкой вверх, и мы оторвались от пола. Кабина лифта, напоминавшая корзину воздушного шара, позволяла оглядеться вокруг: стойка регистрации уменьшалась, потолок становился все ближе.

– Не стоит высовывать голову, мой друг. Это может быть опасно, – сказал Джо. – Этот отель построен в середине сороковых годов, и, честно сказать, задумывался как госпиталь, а потом и пансионат для тяжело раненных, тех, кому лестница ни к чему.

Ни к чему. Джо со свойственной ему улыбкой подал мне крупицу истории этого места, надеясь сгладить неприятный подтекст. Однако его слова засели в моей голове. Когда-то на моем месте были изувеченные войной солдаты, доживающие переломанные жизни в кругу себе подобных. Стоит вдохнуть глубже, как в память врезаются осколки судеб, их мучения и разложение в богом забытых стенах.

Актер должен чувствовать, пропускать через себя, словно рентгеновское излучение, атмосферу для детального изображения героев, оказавшихся в ней. Так говорил Станиславский. Роль нужно проживать, а не играть на сцене.

Картину представившегося мне места дополнил внезапный скрип. Джо что-то пробормотал. Лифт остановился. Наши головы поднялись на второй этаж, тогда как туловища оставались внизу. Я вдохнул пыль расстилавшегося передо мной пола, ощутив хромые шаги пациентов, капли пота и испражнений, стекавших по ногам, словом, весь ужас начала существования отеля «Пристань».

– Такое иногда случается, – сказал Джо, надавливая на кнопку, чтобы сдвинуть с места старый механизм.

Спустя несколько нервных попыток лифт все же поддался. Я оказался перед дверью в свой номер, которую Джо Хорс любезно открыл.

– Джо, мы не обсудили оплату, – сказал я, взяв ключ.

– Не беспокойся, Хью. Ты сможешь оплатить свое проживание, когда будешь выселяться. Кто знает, может, тебе у нас понравится, и ты решишь остаться подольше.

– Спасибо, я же говорил, что утром…

Джо не дал мне закончить:

– Кастинг состоится лишь завтра, Хью.

Завтра. Это портило мои планы, ведь тот кастинг, на какой я рассчитывал, должен был состояться в полдень, то есть уже сегодня. Времени оставалось всего ничего, а мой организм выдохся. Даже если допустить, что я успел бы добраться вовремя, то состояние, в каком я пришел бы на кастинг, вряд ли помогло зарекомендовать себя. Я был на пределе и нуждался в отдыхе. В сутках отдыха. И теперь они у меня были.

– В номере есть все необходимое, – сказал Джо. – Утром я принесу завтрак. Или обед, если ты решишь провести в постели чуть дольше.

Он подмигнул. Я улыбнулся уставшим видом. Мне льстила забота Джо. Я не хотел думать о том, что я единственный житель отеля, что Джо все еще принимает меня за известного актера, стараясь вывернуться наизнанку. Я не хотел думать обо всем том, чем оправдывал бы человеческую натуру, ища изъян. Я – гость. Джо Хорс – хороший работник.

– Располагайся, Хью. Если что-то понадобится, я буду внизу.

– Спасибо.

Я хотел закрыть дверь, но Джо забыл последнее. Подмигнув в излюбленной манере, он сказал:

– Если подождешь пару минут, прежде чем вырубиться, я принесу твои вещи.

Я кивнул и улыбнулся из последних сил.

Глава 2. Джо Хорс

Я же говорил, отель будет процветать. Плевать, что он находится на ягодице дьявола. Папочка бы не выбрал плохого места, он всегда знал, как поступить правильно. Вот и сейчас: все только и говорят, что я обанкрочусь, что мне и делу всей моей семьи крышка, но (знаете что?) вот вам, вот, негодяи, завистники!

Когда вы проснетесь, я буду богат, ко мне приехал Хью! Хе-хе. Хью Джек, чтоб его! А значит, дела пойдут в гору, то есть, конечно, перемахнут через нее, ведь мы и так на вершине горы.

Застигнув ширинку, я выправил из брюк рубашку и засучил рукава. Ночка выдалась утомительной. Сначала эта стерва Крис не вставала с моего члена, пока мы не покувыркались во всех номерах, она говорила, что в них все равно никто не живет, можно делать, что угодно. Затем, только я прикорнул, заявился посетитель. Теперь тринадцатый номер придется обходить стороной, если только Хью не окажется на кастинге, когда придет Крис. Как он узнает, что в его кровати кто-то был? Мы аккуратно, даю слово.

Прохладный ветер мешал сере воспламениться, то и дело сдувая зачатки пламени на кончике спички. В горах погоду не угадать. При ясном небе может пойти дождь, а черные тучи промчаться мимо, лишь затмив ненадолго солнце. Когда мне все же удалось закурить, я почувствовал гордость. Она расползалась по моим легким и едва не выдавливала слезы, означавшие горечь за то, что отец не дожил до моего успеха. К нам заселился гость. Впервые за несколько лет в карманах появятся деньги вместо собравшихся в тучные комья катышек. Это все благодаря тебе, отец.

Хью Джек… Его имя, как и он сам, похоже на знаменитого актера. Подумать только, кого принесла к нам судьба. Он обогатит нас! Сделает центром притяжения! За ним потянутся остальные, с магазинных полок сметут все продукты, номера отелей придется огородить ширмами, удвоив, а то и утроив вместимость. Да! Этот городок ждет великое время.

Наверное, Хью уже уснул. На приезжих разряженный горный воздух действует расслабляюще.

– Что ты тут крутишься? – обратился я к бродячему коту, облюбовавшему капот старенького автомобиля. – А ну, брысь!

Хвостатые всюду успеют. Стоит в городке задуть ветру, как они навострят усы, взъерошат шерстку и начнут вынюхивать: что тут не так? что следует доложить, куда следует?

Я не переношу вида этих зверей. Как по мне, так лучше свиньи, их можно пустить на убой.

Черный уличный таракан зашипел, изогнувшись в дугу. Видно, ему не понравилось, как я с ним обращаюсь. А мне не нравится, что он гадит рядом с машиной моего дорогого гостя. Я плюнул в сторону бесполезной скотины со словами:

– Тебе не отобрать моей славы! Я буду богат! Передай это всем!

Я сел на крыльце и закурил. Сегодня хорошая ночь. Великая. Это место зашло на новый виток истории.

Из мусорного бака донесся шорох. Это чертовы крысы. Их здесь в избытке. Ненавижу крыс.

Докурив, я вернулся в отель, посвистывая. Никогда еще на моей памяти отель не звучал столь живо. Хе-хе. Считайте меня дураком, но я слышу, как на третьем этаже, в тринадцатом номере, скрипит пол. Он скрипит всюду, но от человеческой ноги, доски стонут особенно. Для меня это песня. Она становится громче, когда я поднимаюсь на лифте. Хью Джек, мой дорогой гость, вдохнул жизнь в отель, а скоро воодушевит целый город.

Держу пари, Хью останется в нашем городишке на несколько дней. Я заболтаю его, и он выложит на стол кругленькую сумму. Мой отель будет процветать. Я сделаю все для этого.

Я жду, пока Хью справится с ласками долгожданной постели. Мягкий матрас не так просто преодолеть, когда тело жаждет умиротворения. Через несколько секунд, дверь открылась, и я заметил сонливое лицо гостя.

– Вы уже принесли мои вещи, – сказал он.

– Конечно, Хью. Надеюсь, я не заставил тебя долго ждать?

– Все нормально, – ответил гость, и в голосе я услышал мольбу оставить его в покое.

– Куда я могу поставить багаж?

Хью отошел в сторону, открыв дверь нараспашку. Ему все равно, где окажутся его вещи, лишь бы не на кровати, которую он успел облюбовать.

Заложив руки за спину, чтобы не давать столичному юноше и шанса подумать о возможном вознаграждении за мою любезность, я вышел из номера. Хью Джек расплатится позже. Когда будет покидать наш милый уголок.

– Хорошей ночи, Хью. Счастливых снов.

Я дождался его ответа.

– Спокойной ночи, – сказал он.

Глава 3. Хью Джек

Утро выдалось светлым. Я забыл задернуть шторы, ложась в постель, впрочем, на фоне того, что я проснулся в одежде и обуви, это досадный пустяк. Из окна, занимавшего целую стену, в номер проникал серый солнечный свет. Небо заполняли облака, похожие на нескончаемый дым.

Заломило поясницу, руки и шея с трудом двигались. Усталость от долгого пути сменилась адской болью. Сняв обувь, я пошатнулся от ужаса. Стопы опухли, округлившись и пульсируя, словно мое сердце разделилось надвое и провалилось в ботинки. Этот день начался хуже, гораздо хуже, чем я ожидал; вместо желаемого расслабления, мое тело наполнилось жгучей болью.

Я посмотрел на часы. Стрелка уже перевалила за полдень, и я едва ни застонал, подумав о кастинге, начавшемся несколькими минутами ранее, но вовремя совладал с собой. Ночью я остановился в городке под названием Брок Ливерлоуз, так и не добравшись до намеченного места. Его название выскочило из головы, да и плевать, завтра у меня будет новый шанс, а до того – возможность привести тело и мысли в порядок.

Не планируя ближайшие часы покидать кровать, оказавшуюся мягче, чем можно было себе представить в захолустном местечке, я задышал полной грудью. Последние недели приближавшийся новый рубеж – материализация актерского мастерства – давил, сковывая движения и размышления. Зарывшись в белое белье и забыв, что до меня на нем мог лежать, кто угодно, я старался вдохнуть аромат стирального порошка и кондиционера, проникнуть в суть этого места.

Пожелтевший потолок смотрел на меня сырыми разводами, швы обоев вздувались и топорщились, а шторы покрывались трещинами вмятин. Тринадцатый номер отеля «Пристань», как, я уверен, и все остальные, сохранили память о былом предназначении. Больница, где возвращали к жизни. Пансионат, где умирали, так и не вернувшись к ней. Актерский взгляд представлял сцены, разыгравшиеся в этих стенах: кровоточащие раны, солдаты, потерявшие конечности и рассудок; их души, похороненные здесь навсегда. Атмосфера отеля вдохновляла меня, подавая произошедшие в нем ужасы за проделки режиссера.

Когда я поднялся с кровати, налитые кровью стопы не сразу ощутили прохладу пола. Они потеряли чувствительность, устойчивость, отчего мой шаг хромал и покачивался. Доски заскрипели, стоило на них опереться, каждый мой робкий шаг сопровождался долгим звоном в ушах. Мне нужно было умыться, но, когда я ковылял мимо двери, в нее постучали.

– Это Джо Хорс, управляющий отелем.

Мне казалось, он слишком юн для такой должности. На первый взгляд он походил на стажера, в лучшем случае.

– Я принес завтрак, Хью.

Я оторопел от сервиса в этом отеле. Первым делом, когда я спущусь, следует изучить прайс-лист. Должно быть, этот пройдоха наживается своей любезностью. Однако от завтрака я не мог отказаться, желудок скрутило от одного лишь упоминания о еде.

– Хью, я знаю, что ты уже встал. Я знаю каждый скрип в моем отеле.

Не без труда, но я все же открыл дверь. Джо стоял с подносом, над которым поднимался пар от чашки кофе и свежего сэндвича. Вид горячей еды возбуждал аппетит, а ухоженность и выправка управляющего отелем не вставала ни в какое сравнение с той, что я встретил при заселении.

– Я уж думал, что слух начинает меня подводить. Хе-хе. Ночи в пустом отеле не проходят впустую. – Джо посмеялся и подмигнул, как делал это при любом подходящем случае. Увидев его, я почувствовал тепло, какое бывает при встрече со старым другом.

– Спасибо, Джо. Умираю от голода, – сказал я.

Он заложил руки за спину, слегка поклонился и ушел в направлении лифта. Почему-то мне хотелось верить, что Джо со мной настоящий, вежливый и заботливый, что он так поступает не из-за жажды нажиться на редком госте. Должно быть, я стал слишком сентиментальным, стоило довести организм до истощения и выброситься на пристань Джо Хорса.

Я откусил краешек хрустящего хлеба и отпил глоток кофе. Вряд ли мне удастся утолить голод, но все же это лучше, чем ничего.

Передо мной, напротив кровати, стояли две сумки, принесенные Джо в ночи. По большей части в них находилась гардеробная: несколько рубашек, добротный пиджак, брюки на любой вкус, перчатки и шарфы – все то, что может пригодиться для принятия образа. Кажется, я успел положить несколько пар чистого нижнего белья – того, что мне понадобится сразу после завтрака. С чистой головой приходят чистые мысли, а в душ я не заходил уже несколько дней.

Смыв оставшуюся усталость и сняв отеки под глазами холодной водой, я готов был дать бой местным актеришкам, учившимся по телешоу. Обернувшись полотенцем, я расстегнул дорожную сумку. Моя рука замерла. Глаза выкатили наружу.

– Какого черта…

Я осмотрел содержимое сумки. И не узнал его.

Сверху лежал оранжевый комбинезон, такого никогда не было в моем гардеробе. По бокам была свернутая толстая веревка, больше похожая на канат. Несколько головных уборов. Рабочие перчатки. Перочинный нож.

Увидев раскрытое лезвие, я сел на кровать, боясь дальнейших находок. Плевать, что лежит в сумке. Это не мое. Я никогда этого не надевал, не видел.

Мне потребовалось какое-то время выдохнуть и прийти в себя, чтобы оценить происходящее. Джо принес две одинаковые сумки. Точно такие же, что были в багажнике моей машины. Содержание одной из них совершенно не совпадало с тем, что я в нее клал. Здесь должны быть рубашки, костюм тройка, а не похабный наряд стриптизерши, переодетой в строителя.

Нужно было открыть вторую сумку. Но руки дрожали. Что может скрываться там? Откуда Джо взял все это?

Нет. Он ответит на эти вопросы сам. Кому, как не этому прохвосту, стоять за столь низкой шуткой.

Надев грязную одежду, в какой я провел эту ночь, и схватив обе сумки, я почувствовал щелчок в пояснице. Она не ожидала того, что сумки окажутся тяжелыми, словно в них были кирпичи. Это напугало меня. Мысль о том, что я прикоснулся к чему-то чужому, к чьей-то истории, а может быть, и тайне, сводила меня с ума. Мы, актеры, мыслим образами, вселяемся в них и воплощаем, но живое свидетельство драм заставляет нас трепетать.

Дождавшись лифта, я нажал на кнопку спуска. Чертов механизм жвачкой тянулся к первому этажу, так что гнев, вытекающий из меня, начинал остывать. Я готов был обвинить во всем Джо, это он перепутал сумки, он принес их в мой номер. Он, он, он! И я заставлю его исправить это.

Джо Хорс находился на своем месте, перебирал бумаги, когда я сказал:

– Ты принес мне чужие вещи!

Не скрывая озадаченности на лице, Джо оставил дела и уставился на меня. Его без того вытянутая физиономия удлинилась, редкие усики описали дугу над приоткрытым ртом, кадык заходил вверх-вниз.

– Прости, Хью, но я не понимаю, о чем ты.

Его тупой взгляд раздражал меня все больше.

– Ночью ты принес в мой номер две сумки.

Джо промолчал.

– Откуда ты их взял? – спросил я.

– Из твоей машины, откуда же еще. Серый Шевроле, стоит прямо у отеля.

Он описывал это так, словно и правда спустился ночью в холл, вышел на улицу и, открыв багажник, забрал мои вещи. Но это не так! Этого не может быть, потому что вещи в сумках – не мои! Плевать, где этот придурок достал точно такие же сумки, куда уходил прошлой ночью, но это с рук ему не сойдет.

– Хочешь сказать, если я сейчас открою багажник, то он окажется пуст?

Джо кивнул.

Я пригрозил ему пальцем и, выждав секунду для пущей решительности, вышел из отеля. Моя машина стояла на том же месте, где я оставил ее несколько часов назад. У переднего колеса сидел кот, наблюдая за тем, как я вышел на улицу. Джо остался на крыльце.

Все происходило так, как и должно было. Джо отрицал вину, ключ вонзился в замок багажника, разбив мальчишескую уверенность вдребезги.

Но я никак не ожидал, что мою.

Багажник был пуст.

Я перевернул все вверх дном, осмотрел салон, задний ряд сидений, передний, даже залез в чертов бардачок, но все без толку. Пусто. Моих вещей нет. Машина – моя, документы – мои, иконки на приборной панели, освежитель воздуха в виде елочки. Но сумок нет.

– Куда они делись, твою мать?

Я не мог себя сдерживать. В этих вещах – вся моя жизнь, все накопившиеся образы. Кто я без них? Нищий. Безликий.

– Говори, где они!

Джо прижался к двери отеля, не найдя пути отступления.

– Я не знаю, Хью. Я принес твои вещи, что было в них – мне неизвестно.

Черт. Стоя на крыльце, этот болван походил на жертву, вернее, хотел на нее походить. Взглянув в его крошечные глазки, я не мог поверить, что Джо Хорс чист на руку. Наконец выспавшись и приняв душ, я ощутил девяносто килограмм мышц, почувствовал их значимость. С их помощью многого можно достичь. Например, узнать правду от маленькой серой букашки, вытаращившейся на меня.

– Тебе лучше во всем признаться! – предупредил я.

– Перестань кричать, Хью. Давай зайдем внутрь. В маленьких городах любят подслушивать.

– Неужели тебе есть, что скрывать?

Джо обвел улицу взглядом, как бы показывая, что нас уже слушают, и я ощутил на себе давление посторонних глаз. Я приехал на чужую землю. Я ничего не знаю об этих местах. Но то, что здесь происходит, мне не нравится.

Я кивнул и прошел в отель следом за Джо. Если он так хочет, я не буду выяснять отношения на публике. В конце концов, я не устраиваю бесплатных спектаклей.

– Я повторяю тебе еще раз, Хью. Я взял сумки и принес их тебе. То, что в них было – не мое дело.

Он пытался со мной играть. Зря. Очень зря. Таких персонажей я вижу насквозь. Жалкие, липкие слизняки, делающие все ради личной выгоды.

– Мне надоела твоя ложь, – сказал я. – Я даю тебе последний шанс сознаться.

– Сознаться в чем?

Я подошел к нему так близко, чтобы мое дыхание стало единственным воздухом, каким он мог дышать.

– Ты потерял мои вещи и подсунул чужие.

Джо взмок. Сальные волосы на лбу расправились и легли на глаза.

– Что… – выдавил он.

– Либо, – продолжал я, не давая ему времени придумать очередную ложь. – Ты продал их. Увидел хорошие вещи и тут же решил набить карманы. А? Какой из вариантов тебе ближе, Джо?

Управляющий отелем кусал губы, сминал и поправлял нерадивый костюм, ладони Джо вспотели, так что жирные отпечатки оставались на бумаге, какую он взял с рабочего стола. Не зная, что делать с непослушным телом, вязким и непропорциональным, Джо Хорс сел за то место, где уже долгие годы проводил дни и ночи. Стойка регистрации, как и весь отель, вросли в управляющего, стали неотъемлемой частью его существа.

Потрепав измятый листок, Джо все же решился, изменив голос на более грубый:

– Меня очень расстраивает, Хью, что после любезности, оказанной персоналом отеля «Пристань», ты находишь в себе невежество обвинить меня в обмане, – сказал он.

– Кончай лить воду мне в уши, – остудил я его пыл. – Признавайся, или я найду на тебя управу.

– Нет, Хью. Я думаю, это тебе стоит признаться. Скажи, зачем ты приехал в богом забытое место посреди ночи? Может, это тебе есть, что скрывать?

Наглость этого парня поражала. Мало того, что мои вещи пропали, и виной тому был не кто иной, как Джо, так еще он же пытался уличить меня в чем-то. Думает, если он в своем городке, то люди его защитят, встанут на его сторону. Посмотрим, что на это скажет местная полиция.

– Еще одно слово, Джо, и я звоню копам.

Мои слова не вразумили долговязого парня, возомнившего из себя героя. Более того, упоминание о полиции заставило его улыбнуться.

– Пожалуй, я первым обращусь в полицию, – сказал управляющий. – Лейтенант Пит с радостью окажет мне услугу, досмотрев твои вещи, те, что ты не узнаешь. Быть может, это поможет их вспомнить. Хе-хе.

Джо выправил костлявые плечи, сомкнул ладони, изображая спокойствие. Он не переставал меня удивлять, из раза в раз демонстрируя новые черты личности, мастерски выходя из непростых ситуаций.

Но он упустил кое-что. Перед ним был не местный придурок, не заплутавшая в горах молодежь. Я приехал сюда по своей воле, приехал, чтобы достичь определенной цели. И не уеду, не сделав это.

– Что ж, – начал я. – В таком случае предлагаю вместе взглянуть на принесенные тобой вещи.

Не позволив Джо вставить хоть слово, я вытянул его из-за стойки регистрации и повел за собой к лифту.

Мы сидели на полу. Джо Хорс не выпалил и слова, зайдя в мой номер, он сидел и дрожал. Казалось, еще немного и я услышу, как стучат его челюсти.

– Начнем с этого, – сказал я, открыв первую сумку, ту, что уже осмотрел. – Видишь?

В моих руках оказался оранжевый комбинезон. Стоило расправить его, как в глаза бросились грязные пятна. Въевшаяся кровь, подумал я. На нагрудном кармане зияла дыра, явно проделанная острым лезвием. Находки наводили меня на странные мысли, вещи, увиденные во второй раз в жизни, провоцировали мою память, напрягали ее, пытаясь выдавить, казалось бы, не существовавшие воспоминания.

Я начинал жалеть, что не осмотрел содержимое сумок в одиночестве, а притащил с собой свидетеля, робкого, как осиновый лист. Теперь убедить полицию в своей правоте будет труднее, к тому же, я понятия не имел, что ждет меня дальше.

– Я впервые вижу этот комбинезон, – услышав собственные слова, я понял, насколько фальшивыми, оправдывающимися они звучат. Но на Джо моя речь не производила впечатления, он уставился на пятна, напомнившие, видимо, не одному мне, кровь. – Скорее всего, это машинное масло.

Не зная, как в действительности выглядит и пахнет машинное масло, я поднес испачканную ткань к носу и с видом абсолютной уверенности вдохнул. Произнеся эту глупую отговорку, я начинал в нее верить. Разрез на груди впредь казался результатом кропотливой работы механика, зацепившегося случайным образом за какую-нибудь деталь. Судя по длине раны, деталь должна была оставить след и на теле.

Я бросил комбинезон на пол, и тот расправился, походя на человеческую фигуру. Я запустил руку в сумку и вытащил следующее оправдание. Им оказалась веревка. Толстая, смотанная в тугой моток.

– На этом месте должны быть мои рубашки, дорогой костюм, – сказал я. – Эй! Узнаешь что-нибудь?

Джо потребовалось несколько секунд, чтобы отреагировать. И реакция получилась сдержанной. Даже слишком. Он мотнул головой, давай понять, что увиденное ему незнакомо.

Сложив веревку рядом с комбинезоном, я продолжил. На сей раз в моих руках было несколько головных уборов. Черная шапка, бейсболка с логотипом спортивной команды, по краям которой проступали желтые разводы пота, и еще несколько подобных вещей разных цветов. К моему огорчению, веских слов, чтобы огородить себя от чужого, у меня не нашлось. Да и чем они помогли бы? Парень, сидевший рядом, наверняка продумывал, как сдать меня в участок. Когда ты знаешь полицейского по имени, это значительно ускоряет дело.

Я искал путь к спасению, надеялся, что в ящике Пандоры найдется нечто, что не только обезопасит мое существование в незнакомом городе, но и раскроет злой замысел Джо Хорса, замешанного во всем этом. Погрузившись в очередной раз в дорожную сумку, я достал причину, почему та казалась тяжелой.

– Какого хрена… – начал было я.

Джо следил за предметом, не отрывая взгляда. Как же я хотел, чтобы этот ублюдок вскочил и закричал, что развел меня, что все это шутка, глупый розыгрыш, какой устраивают приезжим. Я бы вздохнул с облегчением, услышав это.

– Они, мать твою, огромные, – речь шла о немыслимых размеров сапогах, неподъемных, несмотря на мои крепкие мышцы, сделанных из чугуна, не меньше.

Какими бы жуткими они не казались, мне стало легче дышать. Одного взгляда на эти великанские сапоги хватило, чтобы понять, что они были мне велики. Я бы заблудился в них, если бы смог сдвинуться с места. И я не мог не воспользоваться этим, я должен был застать Джо врасплох, увидеть гримасу поражения на лице.

Поднявшись, я сказал:

– Сейчас ты увидишь. Сейчас ты пожалеешь обо всех своих словах.

Я стянул с себя брюки, встал босыми ногами на скрипучий пол, сопровождая каждое движение победной манерностью. Я унижал Джо Хорса всем своим видом, пока он смотрел на меня незрячими глазами, их затмила моя разоблачающая уверенность.

Застигнув лямки комбинезона, я заметил, что щиколотки высовываются из-под штанин. Сердце забилось сильнее, упиваясь грядущей победой. Оставалось запрыгнуть в исполинские сапоги, чтобы растоптать Джо и вернуть справедливость. Еще никому не доводилось так жестоко поступать со мной. Деревенщина, живущий в отеле, вернет все то, что принадлежит мне, каждую рубашку и шарф, каждую нитку, какую успел вытянуть из меня за неполные сутки присутствия на чужой земле.

Я взял сапог, испепелив Хорса взглядом, и сунул в него распухшую ступню, ожидая, что та провалится в бездне резины. Каково было мое удивление, когда нога застряла на уровне голени. Дыхание перехватило. Я едва не подавился собственной желчью. А затем стиснул зубы, чтобы не закричать. Боль жгла мою израненную ногу, однако сапог поддавался, и я все же оказался внутри. Тесная обувь подкашивала без того слабые ноги, я смотрел вниз, с высоты ста восьмидесяти восьми сантиметров, ища повод для радости, пусть им даже окажется неверно подобранный для левой ноги сапог.

Нет. Все было чудовищно точно. Левый сапог доходил до колена, был тесным, но что-то подсказывало мне, что дело вовсе не в нем, а в распухших ступнях. У меня не было сил спорить. Хотелось сесть и, схватившись за голову, заплакать.

Я не понимаю. Я ни черта не понимаю. Как такое может быть? Как одежда, которую я никогда раньше не видел, оказалась в моих сумках, да еще и точь-в-точь по размеру? Это дьявольский рок, не иначе. Это чертов Джо Хорс! Это Брок Ливерлоуз!

Когда я посмотрел на управляющего сумасшедшим домом, в какой я попал по собственной воле, тот стоял, глядя на меня с непередаваемым страхом. Он увидел в моем лице приведение, злой дух, пришедший воздать по заслугам.

Джо попятился. Я сделал шаг навстречу и едва ни упал. Не помню, когда натянул второй сапог, тем не менее, обе ноги чувствовали удобство пришедшейся в самую пору обуви, невзирая на прежнюю боль. Я оглядел себя и не узнал. Ладони были в грязи, наверное, испачкались, когда я надевал сапоги. Руки огрубели, вздувшиеся вены свидетельствовали о тяжелом труде, а разрез на оранжевом комбинезоне зиял прямо по центру груди, там, где зажгла невыносимая боль.

Мой взгляд переменился, теперь он излучал страх вперемешку с мольбой о помощи. Я стонал где-то внутри себя. Помоги! Помоги мне, Джо Хорс! Я не знаю, что со мной происходит!

С уст не вырвалось ни слова. Джо посмотрел на меня в отчаянии, как на умирающего пациента заброшенной больницы, какому уже не помочь. Он открыл рот, собираясь что-то сказать, но лишь вскинул руками и убежал.

Дверь захлопнулась. Я остался один.

Глава 4. Блэк

Ночью я проснулся от гнусного звука. Давно таких не слыхал. Кажется, со времен… со времен… а черт с ним! Гнусный звук, я таких не люблю. Он раздражает, вызывает головную боль, а после… мне снятся кошмары. Один из таких приснился бы мне, но после увиденного я не могу уснуть. До сих пор лазаю по переулкам и мусорным бакам.

Я знаю, как отличить съедобное от несъедобного. Что за человек не может? Каждый должен уметь. В первую очередь надо приглядеться. Глаза у меня слеповаты, поэтому я обхожусь нюхом. Принюхавшись, я понимаю: съедобное пахнет сладко, несъедобное – кисло или же тухло. Отец всегда говорил, что жить просто. Просыпаешься – благодари, засыпаешь – говори спасибо. Тогда все будет ладно, тогда дух будет чист.

Тело – бренная оболочка, говорил отец. За ней надо ухаживать постольку, поскольку требует дух. Если он ослабел, засорился, как говаривал отец, следует молиться.

Я сел за углом, в тени, чтобы тусклое солнце не выдало меня. Мистер Блэк не любит солнце. Даже здесь, в нашем скромном чистилище, где небесный шар закрыт плотными облаками.

Мистер Блэк не любит внимания. Он желает оставаться один, быть свободным, единственным, кто удостоен этой чести. Я разговариваю лишь с Гримом, сторожевым псом, он защищает меня от тараканов, какими кишит город.

Я говорю ему:

– Как думаешь, здесь что-нибудь есть?

Он скулит и смотрит на меня, не понимая. Жалкая псина.

Мистер Блэк лишь спросил, есть ли что-нибудь в этом баке. Но Грим никогда не знает, он слишком глуп, чтобы унюхать съестное.

Я посмотрел на горящие окна отеля. Джо на своем месте, где же еще. Спит, ест и водит единственную на весь город потаскуху в отель. В мясной лавке поговаривают, что эта шлюха отдалась даже Эндрю. И как Элли только стерпела? Джо зовет ее Крис. В мясной лавке поговаривают, что Эндрю называл ее Детка. Черт знает, сколько у нее имен. Отец всегда говорил, что иметь шлюх – марать достоинство. Всем плевать, но не мне. Я единственный его слушал, единственный, кто чтит правила по сей день, а потому единственный, кому дарована свобода.

Если рассудить, то мистер Блэк – уши этого городка. Я знаю все, слышу всех. Ветер несет шорохи, какие я умею читать.

Грим едва ни залаял ночью. Я ему помешал. Улегшись на дне бака, я рассчитывал провести ночь. Но большой человек помешал мне. Звук мотора, разозливший Грима, привел в наш город чужака. Человека с большой земли, полной хаоса и смрада. Он приехал очиститься, приехал познать себя.

Под ногой пробежала крыса, и я успел прижать ее толстый хвост. Эта тварь хотела удрать. Почувствовала приближающуюся бурю, как вода раскачивается, грозясь заполонить все. Крысы бегут первыми. Но я не позволю. Отец сказал беречь всякую тварь, способную принести пользу. И я исполню его наказ.

Пришло время возвести башню. Фундамент окреп. Осталось возложить камни и разжечь огонь.

В нашей цирюльне всегда свободно, а потому я люблю захаживать к Бэрри. Он молчаливый, не любит пустых бесед и разрешает Гриму посидеть рядом со мной, пока Бэр состригает колтуны с моей вшивой бродяжьей головы. Я заглянул к нему рано утром, пока ни одна пташка не успела прощебетать. За что я люблю Бэрри, так это за молчаливость; он усадил меня в кресло и оболванил, а затем открыл на прощание дверь. Нам не нужны слова, чтобы понимать друг друга. Время пришло. Он это понял. Впервые за двадцать четыре года я состриг колтуны. Должен признать, спалось на них как на перине.

Оставшись с бритым черепом, мне следовало помыться. Ритуал не терпит отлагательств. Будущее не приемлет излишеств.

Горячее озеро Лоуз размягчило скорлупу грязи. Движения высвободились, окрепли, силы наполнили мышцы. Скоро они мне понадобятся. Они понадобятся всем нам. Отец уже близко, и кара его будет жестока с не повиновавшимися.

Хуже объедок только старая псина. Грим провел со мной десять лет, но отца не умолить трогательными историями. Он сказал, что пора принять пищу, и мистер Блэк сделал это. Лучшее, что можно сделать для верного друга – наполнить его кровью новый сосуд.

Я слышал, как большой человек кричал. Этот придурок Джо разозлил его. Я знаю. Я все знаю.

Мистера Блэка утешает настырность человека. Его жилы питает энергия, какой хватит, чтобы отец возгордился мной. Чем крепче хватка, тем сильнее зверь. Тем мистеру Блэку приятнее.

Я должен следить, чтобы все шло по плану. Камень в камень. В книге говорится, что человек станет сосудом, какой разольет по нашим кувшинам жизнь. Сомнений нет. Осталось возвести башню. Разжечь огонь.

Мистер Блэк расскажет, что было раньше. Двадцать четыре года назад забилось сердце. Я видел его по ту сторону. Я могу доходить до границы. Мальчик родился слабым, я боялся за его судьбу, потому что от нее зависели наши.

Мистер Блэк знает, что будет дальше. Но не скажет. Я люблю смотреть на переживания, еще больше – подогревать их. Все случится, как предначертано.

Отец говорил: на горячее дуй, на холодное дыши, а онпридет…

Глава 5. Хью Джек

У каждого предмета должно быть свое место. Записную книжку, куда я время от времени записываю положения тела для того или иного образа, я положил рядом с карандашом, ручка для столь деликатных пометок оставляет слишком много грязи. Правее располагается расческа и баллончик с сухим шампунем, а выше бумажник и несколько купюр – бюджет, каким я располагаю. Разложив свои вещи, я достал из кармана пузырек с таблетками и принял одну.

Перевернув грязную постель и сняв с себя одежду, я сел на край прогибающейся под моим весом кровати и вытащил из бумажника фотографию. У всех нормальных людей на ней было бы изображение семьи, детей, у меня же, не имевшего ни того, ни другого – маленький мальчик в окружении людей в белых халатах, которым я обязан жизнью. Мир кажется мне жутким и опасным, он стал таким, когда я приехал в этот чертов город. Я не хочу прикасаться к полу, рассказывающему о моих передвижениях Джо, я не хочу спать на испачканных чужими телами простынях. Мне нужно уехать. Я знаю это, чувствую, потому что старые раны вновь воспалились.

Фотография успокаивает меня. Она дает повод жить, напоминая, зачем несколько хирургов боролись за меня. Я должен стать актером. Известным, великим, чтобы показать, что возможно многое, несмотря на диагноз.

Завтра я приду на кастинг и покажу все, на что способен. У этих деревенщин обвиснут челюсти при виде настоящего мастерства актера. До того – я не подам вида, что что-то произошло. Ничто не помешает мне воспользоваться шансом, способным изменить всю мою жизнь. Ничто… Ни…

Из глаз брызнули слезы. Я не мог больше сдерживаться. Как ни обманывай себя – далеко не уйти. Со мной творится полная чертовщина. Плевать на нелепую одежду, найденную в первой сумке. Нож и веревка – чепуха по сравнению с тем, что я обнаружил позже.

Когда Джо Хорс выбежал из моего номера, я подошел к зеркалу, висящему на двери ванной комнаты, чтобы разглядеть себя, попытаться понять, чего так испугался этот мерзавец.

Передо мной стоял человек лет двадцати пяти, высокий, выше на несколько сантиметров благодаря подошве сапог, в хорошей физической форме. Оранжевый комбинезон на голое тело и специфическая обувь давали понять, что сейчас знойное лето, однако это не повод отлынивать от работы. Человек такого склада должен заниматься тяжелым, но высокооплачиваемым трудом, о чем говорит ухоженная борода и тело без видимых увечий. Я бы сказал, он судовой рыбак. Не простой рабочий, а чином повыше, прошедший через множество штормов.

Глядя на себя в упор, я видел иную картину. Пробивающиеся через упругую кожу морщины, усталый взгляд, просачивающаяся седина. Если этому человеку и было лет двадцать пять, как рыбаку, то жизнь обошлась с ним куда суровее. Чего только стоит шрам, заметный в разрезе комбинезона.

Я не узнал себя и отшатнулся. Когда я успел постареть? Когда синяки под глазами наполнились чернильной усталостью? Когда, черт побери, у меня появилась седина?

Я не знал, что со мной происходит. Сначала я нашел чужую одежду на месте своей, той, что лично укладывал в сумку. Теперь я обнаружил незнакомое тело. Не кто иной, как я, был в нем. Хью Джек, тот самый парень похожий на знаменитого актера, а теперь и на самого себя, на прошлого себя, того, кого я некогда знал.

Происходящее вокруг пугало, еще сильнее пугало то, что я оказался в эпицентре смерча, ускоряющегося и поднимающегося все выше. Я не знал, как побороть стихию, поэтому решил познать ее. Быть может, разгадка близка, там, во второй сумке.

Лишь когда бегунок уперся в тупик, открыв содержимое сумки, я смог открыть глаза. Сверху лежала голубая рубашка и джинсы. Я едва проглотил ком слюны, увидев знакомые вещи. Они принадлежали мне и никому другому, хотя мое представление о себе изменилось за последний час. Хотелось скорее надеть чистые вещи, почувствовать себя в безопасности, в собственной шкуре. Но, взяв их, я пожалел.

Знакомые вещи пахли пылью и бензином, словно пролежали в багажнике не двое суток, а неделю, месяц. Но это было меньшим из зол. Под одеждой было кровавое месиво. Футболки, шорты, трусы и бюстгальтеры, слипшиеся в засохшей крови. Увидев это и вдохнув металлический запах, словно воздух вдруг стал свинцовым, меня вырвало на единственную знакомую одежду, те самые джинсы и голубую рубашку. Желудок заполнила пустота, внутренние органы слиплись, спровоцировав новую волну рвоты. Это продолжалось до тех пор, пока организм ни истощился, а вид бурых пятен перестал пугать. Я удивился, как быстро приелся отвратный аромат, и вернулось желание вытряхнуть из сумки содержимое. Сколько еще мне предстояло узнать о себе? Чего я не знал раньше?

Я не знал многого. Если не большинства. Даже не догадывался, что когда-нибудь буду блевать в захолустном городке на собственную одежду. Я подумать не мог, что усну в обуви после тридцати часов за рулем. Но времени жалеть себя не было.

Чтобы узнать обо всем, что скрывалось в сумке, я перевернул ее и хорошенько тряхнул. Разноцветные, хотя основным цветом был бурый, тряпки выпали первыми. За ними – книга в твердом переплете с надписью «Библия», дорожная карта, несколько свернутых пачек денег и двенадцать погнутых и испорченных сменных лезвий для резки металла.

От увиденного кружилась голова. К ножу, лежавшему в первой сумке, добавились лезвия пилы. К чужой одежде – окровавленная. А к моим мыслям о том, что я в полной заднице – желание броситься прочь, убежать, уехать, навсегда забыть произошедшее. Но тело не слушалось, оно сопротивлялось, словно не узнавало хозяина. Тело и разум актера – единый механизм, притворяющий в жизнь на сцене чужие судьбы и души. Одно не может существовать без другого. В противном случае актер становится подражателем, жалким бездарем, не способным совладать с разумом.

Вторым желанием после бегства было спрятать найденное, зажмуриться, чтобы все исчезло, как не было. Но чужие секреты, к каким я не имел отношения, никуда не делись. Библия с пропитанными кровью страницами лежала в одном ряду с оружием и, я не мог отделаться от этой мысли, жертвами, иначе назвать нижнее белье, принадлежавшее мужчинам и женщинам, разорванные края тканей, не поворачивался язык. Первая сумка была чистой и, несмотря на нож и веревку, не заставляла кровь стынуть в жилах.

Мои мысли окончательно спутались и потеряли смысл. Чтобы отвлечься от кровавого зрелища, я открыл карту. Разворот топорщился, заставляя меня открыть именно те страницы, что, возможно, открывал преступник, выбирая следующую жертву.

На развороте были обведены тринадцать названий, не встречавшихся мне ранее. Тринадцать городов или деревушек, подобных Брок Ливерлоузу. Но лишь двенадцать из них зачеркнуты. Оставался последний. И что тогда? Что собирался сделать владелец комбинезона и библии, ножа и пачек денег?

Я прочитал название последней точки. По телу пробежала дрожь, пальцы затряслись. Возникло непреодолимое желание повторить название. Затем еще и еще. И снова. Губы дрожали, глаза не отрывались от надписи, и тогда я прошептал как заклинание:

– Каттен Фэйт.

Следующая и, возможно, последняя цель преступника.

Просидев на полу некоторое время, я осмотрел внутренний карман сумки. В нем были мои вещи, те самые, что я разложил на прикроватной тумбочке. Больше ничего знакомого не нашлось.

Я сложил найденные вещи обратно, а сумки спрятал под кровать. Постирал облеванную одежду, оставшись нагим, и без сил вернулся в постель, уставившись на фото. Я должен думать о кастинге, о цели, ради которой проделал большую работу. Но голову заполняли мысли о крови, о том, как применялся нож, веревка и лезвия для пилы. Скоро мне придется выйти из номера, встретиться с Джо, если прежде ко мне не вломится полиция. Я должен все объяснить, найти выход. Но он был слишком далеко.

Солнце клонило к закату. Я наблюдал за ним, глядя в окно, казавшееся мне единственной связью с внешним миром, с тем, что, возможно, не знает о госте в маленьком городке. В местах, где все жители знакомы друг с другом, вести расходятся в считанные секунды, если знает один, знают все остальные. Джо наверняка похвастался редким гостем, рассказал, что на захолустный кастинг приехал актер. Что еще он сказал? Как представил жителям гостя? Я думал об этом, глядя на солнце, на опускающуюся тьму. Я хотел, чтобы она наступила. Мгла скроет меня от любопытных глаз.

Я не хочу встречаться с людьми, отвечать на примитивные вопросы. Я не знаю, что на них ответить.

В горле першило от сырого воздуха. Глядя на стены, я думал, что, стоит сорвать обои, как из-под них хлынет черная плесень, проросшая на окровавленном бетоне. Это место никогда не предназначалось для жизни. В этих стенах умирали и сходили с ума. Здесь живет сама смерть.

Я всегда недолюбливал провинциальную жизнь. По сравнению с большой, той, что течет в городах с многоэтажными домами и скоростным интернетом, она выглядит примитивной, отсталой в каком-то смысле. У людей другие потребности: выжить, а не жить в удовольствие. Да и само удовольствие достигается здесь иначе: куда интереснее обсуждать чужую жизнь, чем строить свою.

Я не жил в шикарных домах, не ужинал в ресторанах. Моя подработка в театре третьесортным артистом едва позволяла сводить концы с концами, а теперь, когда я уволился ради большой мечты, я не имею и скромного дохода. Но даже при таком раскладе мне не приходилось задумываться об элементарных вещах, таких как горячая вода, какой хватает на десять минут из-за слабого бойлера, тепла, какое не проникает в сырой номер отеля.

Накопленных денег хватит на пару недель. В сторону найденных в сумке кровавых банкнот я даже не смотрю, не хочу о них знать. Я должен зарабатывать тем, что умею. Другого выбора нет. Играть богачей с дырой в кармане, пылких любовников с пустым сердцем. Актер может примерить на себя любую роль, может быть кем угодно. Это вдохновляет, пока ты находишься в образе. Это разбивает вдребезги, когда свет рампы гаснет, и ты остаешься с самим собой.

Дождавшись наступления сумерек, я поднялся. Мне нужно вдохнуть свежий воздух. Он тут действительно свежий, на высоте нескольких сот метров над уровнем моря.

Ничего не оставалось, как надеть мокрую одежду. Я лишь надеялся, что к завтрашнему кастингу, вещи высохнут.

Прошло несколько часов с того момента, как я последний раз видел Джо Хорса. Вспоминая о нем, я надеялся, что при следующей встрече он вновь перепутает меня с известным актером, расскажет одну из местных баек, и все станет так же безмятежно, как при знакомстве. Я не буду его обвинять. Я сделаю вид, что ничего не было. Все в порядке, Джо, я просто решил прогуляться, хочу развеяться перед сложным днем, – представлял я себе наш разговор. Перед сложным днем… Неужели могут быть дни сложнее этого?

Я вышел из номера, закрыв дверь на ключ, посмотрел с коридора вниз, на первый этаж, на стойку регистрации, где сидел Джо. Я обрадовался при виде него.

Неторопливый механизм опустил меня. Я подошел к стойке. Джо листал журнал, положив ноги на стол. Он не сразу меня заметил.

– Как дела, Джо?

Управляющий отелем встрепенулся, дав понять, что мой визит оказался неожиданным, но я раскусил его плохую игру. Джо знал, что я вышел из номера, эта чертова дверь скрипит, словно ветвь старого дерева. Полагаю, он даже знал, что я отлил перед выходом. Он ведь знает каждый скрип отеля.

– Хью, – он отложил журнал и выпрямился на стуле. – Тебе что-то нужно?

– Нет-нет. Просто решил узнать, все ли у тебя в норме, – я нагнулся через стойку, чтобы быть к нему ближе, чтобы он думал, что мои слова должен услышать только он и никто больше, хотя в этом здании кроме нас могли быть лишь призраки. – Ты так быстро выбежал из моего номера, когда я… когда… Ну ты понимаешь.

Подмигнув в манере Джо, я отстранился, дожидаясь ответа. Надеюсь, этот деревенщина уловил мой дружелюбный тон.

– Ах, ты об этом. Да, все в порядке. Ты устал после дороги, бывает.

Джо Хорс попытался выдавить улыбку, но вышло криво. Я видел, что пережитая ситуация не отпустила его, мешая настроить грубоватые нотки организма на прежний лад. Должно быть, он злился на меня и не срывался лишь потому, что я был редким гостем, какой заплатит в конце своего недолгого пребывания в скромной гостинице.

Подумав об этом, я вспомнил, что собирался уточнить стоимость своего проживания и заботы Джо, какой принес мне завтрак. Но сейчас было не самое подходящее время. Я не хочу, чтобы между нами возникала вражда. В первую очередь, думая о том, что это может отразиться на моем успехе, на кастинге, ведь город маленький, и мнение одного человека может многое изменить. Я не мог допустить, чтобы какой-то деревенщина испортил мои планы. Ничто их не испортит. Уж я позабочусь об этом. Что-что, а натягивать улыбку я умею.

– Ты прав, Джо. Я провел за рулем тридцать часов. Нормальному человеку требуется несколько дней, чтобы прийти в себя. Но у актеров, знаешь ли, нет столько времени. К сожалению, нервы иногда не выдерживают.

Он кивнул, обесценив мои старания. Кивнул, хотя с другим постояльцем хихикнул бы в излюбленной манере, а может быть, и затравил анекдот. Злопамятный. С такими труднее всего.

Уткнувшись в Джо Хорса, я побарабанил пальцами по стойке и, не найдя больше слов, собирался уйти. Но управляющий остановил меня.

– Что было во второй сумке?

В его словах не было и тени сомнений: Джо знал, что я открыл сумку. Может быть, он знал и о чем-то большем, например, что его любезность плохо отстирывается в холодной воде, оставшейся, когда бойлер сдох. Или о том, что обе сумки теперь находятся под кроватью. Плевать, откуда он это взял, но я видел в его глазах желание докопаться до истины. Я видел, как выглядит это желание, потому что такое же крылось и в моих глазах.

Я улыбнулся, не подав вида, что вопрос незнакомца о личных вещах может переступать через черту дозволенного. Пусть Джо считает, что управляет не только отелем, но и гостем. Я с удовольствием подыграю. К тому же, у меня появился отличный план.

– А ты крепкий орешек, Джо, – я подмигнул, не отрываясь от его взгляда. – Бывало, люди вызывали полицию еще в первом акте, – я ухмыльнулся в стиле Джо. – Когда я спускаюсь весь на нервах и требую объяснений.

У Хорса вытянулась челюсть, он что-то хотел вставить между моих слов, но я не позволил. Меня посетило вдохновение, хотя я избегаю подобного в работе актера. Вдохновения нет. Есть лишь кропотливый труд и мастерское вживление в роль.

– Прости. Это был спектакль, – продолжал я. – Глупо, знаю, но в нашем классе была такая традиция: на гастролях представляться разными людьми, разыгрывать сцены. В каком-то смысле это репетиция. Но в то же время забава, позволяющая расслабиться.

Лицо Джо обвисло. Мелкие глазки забегали, глядя на меня, того, кто едва ли не выл от гнева несколькими часами ранее. Моему невольному зрителю требовалось время переварить услышанное. Затем связать это с пережитым и наконец осознать.

– То есть…

– Да, Джо. Я играл.

– Так… – его слова все никак не складывались в предложение.

– Да, – сказал я. – Все вещи – мои. В той сумке, что я тебе показал, был реквизит для одного из прошлых кастингов. Прошу, не спрашивай, кого я играл в этом идиотском комбинезоне, – я отшутился, предвосхищая возможный вопрос Джо и не имея на него вразумительного ответа. – Я показал ее, и только ее, потому что такова была роль. Нож, само собой, бутафорский, а канат когда-то был частью разыгрываемой сцены. Поверь, во второй сумке мои обычные вещи.

Я почувствовал, как напряжение спало. Джо Хорс потряс плечами, приходя в свой излюбленный вид беззаботного управляющего отелем в богом забытом месте. Это была победа. Выиграть в чужих глазах, когда на самом деле не видишь выхода.

– Вот черт, – сказал Джо. – Я ведь действительно собирался звонить лейтенанту.

– Значит, в этот раз мне повезло. Еще раз извини за неудобства.

Ударив в звонок и направившись к выходу, я услышал, как звук облетел холл и поднялся к крыше. Акустика старого здания. Порой кажется, что в прошлом все действия имели некую магическую силу. Или быть может, это связано с тем, что магию настоящего слишком трудно уловить. Требуется время, чтобы заметить ее.

– Я решил прогуляться, хочу развеяться перед сном. Завтра меня ждет тяжелый день.

Когда я взялся за ручку двери, Джо сказал:

– Боюсь, скоро начнется дождь. В горах погода свирепая. Нужно закрывать окна, а то их может вырвать ветром.

Я обернулся на его замечание. Почему оно меня задело? Не потому ли, что я оставил открытую форточку, а Джо Хорс предугадал это? Или дело в том, что перед выходом я отметил ясное небо?

Как бы то ни было, слова высокого человека за стойкой меня не заставят выказать удивление. Отныне Джо должен понимать, что все идет по моему сценарию.

– Спасибо, Джо! – я открыл дверь и переступил порог. – Думаю, я успею осмотреться.

Выйдя на крыльцо, я поднял голову. Закат освещал небо оранжевым светом. Где-то далеко внизу солнце коснулось горизонта. Никакого дождя не будет, предсказатель из Джо неважный.

Я хотел было засунуть руки в карманы джинсов, но те слиплись от влаги. Черт с ним. Я спустился и вдохнул прохладный воздух. Днем солнце прогревало номер в отеле, но стоило ему скрыться, как задул резкий ветер. Тело задрожало в мокрой одежде. Вдобавок ко всем неприятностям я рисковал заболеть. Однако одно то, что Джо предупредил меня о дожде, какой, по-видимому, не состоится, мешало вернуться. Я должен пройтись, согреться и утереть нос этому выскочке. Тоже мне, метеоролог. Лучше бы высунул нос на улицу, а то скоро сольется с бледными обоями.

Ухмыльнувшись очередной провинциальной выходке, я ступил на землю. Чужую землю, что не выходило у меня из головы. Справа стояла машина, все было так же, как и несколько часов назад. Тихо и пустынно.

Я услышал шум, похожий на шелест листвы, обернулся и увидел стену дождя, какому хватило нескольких секунд, чтобы окатить меня. Вот же дерьмо.

Я запрыгнул на крыльцо и открыл дверь. Порыв ветра выхватил ее из мокрых ладоней и захлопнул. Я попробовал снова. Не смог приоткрыть. Я стучал, бил ногами, пока одежда промокала насквозь, куда больше, чем при стирке. Зубы начинали стучать, движения замедлялись, силы покидали меня. Едва не выкрикнув: «помогите», я увидел свет, глаза тут же зажгло, и я понял, что на улице стемнело, успело стемнеть, пока я боролся с чертовой дверью.

Джо втащил меня в холл. Я упал на колени и затрясся.

– Я же предупреждал, Хью. Погода в горах меняется очень быстро.

Глава 6. Джо Хорс

– Я же предупреждал, Хью, – говорю я этому недотепе. – Погода в горах меняется очень быстро.

А он смотрит озлобленными глазами, стоя на четвереньках, и говорит:

– Что за чертово место! Почему здесь так дерьмово!

Хью много ругается. Наверное, городские все такие. Вечно спешат, не находя времени изъясниться и заменяя нормальные слова ругательствами. Мне это не нравится. Он может сколько угодно пенять на деревенскую жизнь, обвиняя нас в том, что мы замедляем развитие человечества. Чепуха! Мы обеспечиваем баланс.

– Слышала, какого он о нас мнения? Считает грязными, неотесанными, думает, нам не хватает мозгов приметить на себе черствый взгляд. Но мы умнее, чем он думает. Так ведь?

Крис согласно кивнула, не отрываясь от работы. Я люблю ее светлые волосы, люблю, как она любит меня.

На Хью было больно смотреть. Под ним образовалась лужа, надеюсь, это была вода, а то запах городской мочи будет долго выветриваться. Он встал и поднялся в номер, не переставая бубнить и озираться по сторонам. Должен признать, он начинает действовать мне на нервы. Надеюсь, у него не возникнет проблем с оплатой, и мы завтра же расстанемся.

– Не знаю, в чем он пойдет на кастинг. Все его вещи насквозь мокрые, а дождь, какой продлится всю ночь, не позволит одежде высохнуть. Наверное, придется надеть один из костюмов с прошлого кастинга. По крайней мере, он их так называет.

За годы управления отелем мне встречались разные постояльцы. Да, их было немного, можно пересчитать по пальцам, однако каждый, совершенно каждый, представлял собой то еще зрелище. Выходка Хью с сумками – детская отрыжка по сравнению с тем, что мне доводилось видеть. Впрочем, мой новый гость еще может успеть преподнести сюрпризы.

– Скажи, ты спала с Эндрю? – спрашиваю я Крис, пока та трудится, стоя на коленях.

– Нет, дорогой. Ты же знаешь, я девственница.

Меня не злит и не удивляет ее ответ. Она отвечает так всегда. И всем.

– Я знаю, что ты дура. Мясники не обсуждают девственниц. Они не сплетничают, они говорят только то, что видели или точно знают.

Крис не отвечает. У нее не хватает мозгов, чтобы понять, о чем я говорю. Она знает свое дело, большего ей не нужно. Сколько бы кругов она не наверстала по городу, я знаю, что она принадлежит мне. И она это тоже знает. Я могу развлекаться с ней, как угодно, бить, унижать. Но не делаю этого. В Брок Ливерлоузе так не поступают.

Я не могу кончить, несмотря на упорство Крис. Я все думаю. Об этом городском типе. Думаю, он приехал не случайно. Что-то привело его к нам. Хью скрывает какую-то тайну. Она у него точно есть, достаточно заглянуть в бумажник, чтобы понять это. Фото с врачами. Да кто так делает? Кто носит с собой фото в больничной палате? Только психи.

– Мне всегда было интересно, – сказал я. – Что делает Элли, когда Эндрю занимается любовью?

– Отключается. Делает вид, что занимается своими делами и ничего не замечает.

Крис всегда это говорит. Она не знает, что такое хорошо, а что такое плохо. Не знает, сколько раз каждый, у кого есть яйца в нашем городе, отымел ее. Она знает одно: я утешу, когда она вновь испугается крови между ног, когда будет просить прощения за все, что натворила, и плакать у меня на груди. Это происходит каждый месяц. Чего не занимать Крис, так это пунктуальности.

Я глажу ее по волосам. Бедняжка.

– Скажи. Если я попрошу тебя об одолжении, ты его выполнишь?

Она кивнула.

– Ты даже не спросишь, чего я хочу?

– Я сделаю все, что ты хочешь.

Я знаю. Она сделает все.

Дождь бил по окнам. Уже поздняя ночь, Хью спит несколько часов, как только скрипнула последняя половица. Не спим только мы с Крис. Я думаю о том, что стоит поднять Хью пораньше, чтобы он успел прийти в себя. Кажется, свежий воздух действует на городских по-особенному: им требуется время, чтобы начать действовать.

Завтра будет действительно сложный день. Ты даже не представляешь, насколько, Хью. Я позабочусь, чтобы твой сон ничто не потревожило этой ночью.

– Ты пойдешь спать? – спросила Крис, выйдя в нижнем белье из моей конуры, где стоит раскладушка и квадратный телевизор в углу потолка.

– Нет, – отвечаю я. – Ты же знаешь, Джо Хорс не спит на посту.

Она послала воздушный поцелуй и закрыла дверь. Спокойной ночи, Крис.

Спокойной ночи, Хью.

Глава 7. Хью Джек

Бледно-розовый коридор вмещал порядка тридцати человек, маловато по сравнению с тем, как проходят большие кастинги, где народ набивается под завязку, воздух густеет. Желающие получить роль поднимаются на носочки, потягивая прохладный воздух, пару человек падает в обморок. Всегда находится перебравший с выпивкой парень, зачинающий драку или пытающийся пройти вне очереди. Для таких кадров существует черный список – страшный сон для кандидатов на роль, означающий, что дорога на большой экран закрыта навсегда.

В помещении, больше похожем на коридоры больницы или стоматологической клиники, и речи не шло о беспорядках. Пришедшие люди, судя по скромной (я бы даже сказал – серой) одежде – местные. У мужчин одинаковая прическа, сразу видно, что они ходят к одному парикмахеру, наверняка единственному в городе. Женщины также похожи друг на друга: худощавые, волосы до плеч, джинсы на узких бедрах. Все сидят, уставившись в распечатанный лист с рекламным лозунгом, какой мы должны будем произнести на камеру.

Я пользуюсь натуральным мылом, а вы? Мыло «Сотсирх» не сушит кожу, оставляя на ней приятный запах и блеск до двадцати четырех часов. Секретная рецептура предков отличает это мыло от любого из тех, чем вы когда-либо пользовались. Выбирайте мыло «Сотсирх», и ваша кожа скажет: спасибо!

Тишина, царившая в коридоре, заставляла вздрагивать, когда дверь студии открывалась. Один человек выходил и, пройдя мимо меня, сидевшего последним, скрывался за поворотом, а его место занимал тот, кто был ближе всего к съемочной площадке. Ряд сдвигался. На кастинге все должно работать как единый механизм: режиссеры не терпят опозданий, не выученных реплик и тем более мнений актеришек, надеющихся засветиться на телевизоре. Уж мне-то это известно.

Мне хватило прочитать незамысловатый текст дважды, чтобы воспроизвести его в памяти от начала до конца. Все остальные смотрели на лист, не отрываясь, что внушало мне уверенность в собственных силах. Как я и думал, эти дилетанты впервые пытаются выучить текст, превышающий газетный заголовок, впервые участвуют в кастинге.

Я заложил руки за голову и вытянул ноги, позволив зажатым мышцам ощутить приток крови. Ночка выдалась непростой. Я едва закрыл глаза, как…

Мои мысли прервало движение. Вокруг меня что-то зашевелилось. Я почувствовал движение за сомкнутыми веками, открыл глаза, осмотрев коридор, но ничто не выдало себя. Местные жители сидели так же, как и несколькими секундами ранее.

Сомкнув веки, я снова вспомнил сон. Я не мог думать ни о чем другом, когда закрывал глаза. А держать их открытыми становилось все сложнее из-за накопившейся усталости. Мне так и не удалось отдохнуть с дороги, после тридцати часов в сидячем положении. Сон не восстанавливает силы, я даже не знаю, сплю ли вообще, потому что меня посещают мысли. Скверные мысли. Но то, что пришло ко мне сегодня, не встает ни в какое сравнение с ними.

Я увидел женщину. Не знаю, приснилась ли она мне, все было настолько реально, что я физически ощущал ее присутствие. В своем номере. Рядом с кроватью.

Сначала она была далеко, но что-то тянуло меня к ней. Я мог разглядеть силуэт, симпатичный, как мне казалось. Она стояла ко мне спиной. Волосы прикрывали лопатки.

Черт! Я дернулся, почувствовав дуновение ветра рядом с собой. Взглянув на сидящего рядом мужчину, я заметил, как тот направил на меня взгляд, оторвавшись от листа бумаги. Он глянул на меня, давая понять, что видит мой настойчивый взгляд, и вернулся к реплике. Весь коридор читал одни и те же строки и проговаривал про себя.

Совладав с собой, я снова зажмурился. Тянуло спать, хотя я и знал, что организм лишь подшучивает надо мной, готовя очередную мерзость, стоит мне почувствовать, как тело погружается в сон. Я поддавался, не в силах смотреть на вид окружающих. Все вокруг вгоняло в тоску, в особенности обреченные на ничтожное существование судьбы. Эти люди родились и умрут на земле, по которой ходили и умирали их предки, не оставив после себя ничего, кроме участка на кладбище.

Секретная рецептура предков отличает это мыло от любого из тех, чем вы когда-либо пользовались.

Глупые строчки не выходили из головы. Да уж, это место действительно не похоже ни на одно из тех, где я когда-либо бывал. Обычно так говорят, приехав в райский уголок, а не в богом забытое захолустье.

Сон. Женщина приближалась. Подробности ее тела не удавалось рассмотреть из-за темноты. Была глубокая ночь, свет доносился от уличного фонаря, стоявшего в нескольких метрах. Он освещал лицо, отвернутое от меня.

В груди нарастало волнение, я слышал биение сердца, будто находясь внутри собственного тела. Я был органом. При приближении фигура темнела, погружаясь во тьму. Я остановился, попытался вдохнуть аромат, узнать об этой женщине хоть что-то, но все было без толку. Пока она сама не захотела рассказать о себе.

Незнакомка обернулась, и я едва ни закричал. Ее рот судорожно открывался и закрывался, можно было подумать, что она говорит со мной. Но это было не так. На голове был пакет. Воздух в легких стремительно кончался. Жертва кричала, я понимал это. Но руки не двигались. В какой-то момент я видел лишь ее голову, остального тела будто не существовало. Несколько секунд женщина билась в истеричных попытках выжить, затем тело начало сдаваться: дыхание становилось глубже, целлофан проваливался вглубь рта, а затем сморщился и замер.

Мое тело прошиб пот, хотя я провел в кровати не больше часа. Я не хотел подниматься, чтобы Джо не знал, что я проснулся. От этого доморощенного прислуги можно ожидать, чего угодно. Не хватало еще, чтобы он заявился ко мне в номер, чтобы узнать, что случилось.

Простыня подо мной холодела, впитав страх. Никогда еще сон не влиял на меня так сильно. Воображение у актеров богатое, но представлять умирающих женщин мне еще не приходилось. Я видел, как ее тело покидает жизнь, как жертва сопротивляется. Я не видел лица без пакета, не видел глаз и всего остального, но чувство, что этот человек мне знаком, не покидало меня. Отчего становилось больнее.

Оставшуюся ночь я провел с включенным ночником, сопротивляясь сну. Я боялся, что женщина вернется, что мне придется смотреть на ее мучения вновь.

Тем временем очередь сократилась вдвое. Сознание помутилось, должно быть, я слишком долго был за закрытыми веками. Все, чего я хотел, это сняться в чертовой рекламе и уехать отсюда прочь. Следующую ночь я лучше проведу в машине на обочине дороги, чем в отеле Джо Хорса.

Я вытянул перед собой руку с распечатанным текстом и повторил его несколько раз. Я пытался отогнать сон, но веки предательски закрывались до тех пор, пока мой взгляд ни привлекло движение напротив. Что-то произошло у человека, какой должен зайти в павильон передо мной. Я задумался, потому что движение показалось мне странным, неестественным.

Я догадался, что случилось, когда человек взялся за правую руку и вернул ее на место. О боже, взмолился я про себя. Мне показалось, что… У этого человека оторвалась рука. Черт возьми, у меня крыша едет от этого места! Но я готов поклясться, что женщина – опять женщина, передернуло меня – хладнокровно подняла руку с сидения и вернула на место, слегка провернула, чтобы та встала, как влитая.

Оторвавшись от текста, я пригляделся. Женщина упиралась взглядом в лист, не подавая вида, что что-то произошло. Она держала текст обеими руками.

– Какого…

Я сдержался, чтобы не привлечь к себе лишнего внимания. Не хватало еще, чтобы несколько тяжелых дней завершились нелепым выдворением с захудалого кастинга. Этого я не допущу. Не больше, чем через час меня утвердят на роль. Я сыграю довольного и чистого пользователя мылом, получу мизерный гонорар и уеду отсюда ко всем чертям. Ничто мне не помешает. Ничто!

– Представьтесь на камеру, – сказал режиссер в черной бейсболке, сидевший за раскладным столиком с кипой разбросанных в творческом беспорядке бумаг.

Я выпрямился, хотя это далось мне с трудом, тело по-прежнему ныло от усталости, и сказал:

– Хью Джек. Родился двадцать третьего марта девяносто девятого. Рост сто восемьдесят три сантиметра. Вес – девяносто килограмм. Окончил театральный институт.

– Хью Дже…

Голос режиссера оставался холодным, но я догадался, что он хочет сказать. Еще один деревенщина пошутит насчет моей внешности и схожим со знаменитым актером именем и фамилией.

– Хью Джек, – выпалил я.

На минуту в маленькой комнатке воцарилась тишина. Я успел было пожалеть о своих словах, когда мужчина откашлялся и ответил:

– Да-да, я помню. Хью Джек.

Кажется, он не собирался со мной шутить. По крайней мере, дал понять, что это не в его правилах.

Сколько бы я ни заглядывал в покрытое тенью пространство, из которого на меня светили несколько прожекторов, мне не удавалось уловить хотя бы черты лица режиссера. Под черной кепкой он походил на одного из кандидатов на роль, сидевших напротив меня в коридоре, чьи лица скрывала бумага. Разыгравшееся воображение подкидывало сценарий, в котором режиссер был одним из безликих жителей Брок Ливерлоуза, а все они – близнецы, копировавшие один другого.

– Приступайте, – сказал режиссер.

Я разогнал все мысли, кроме одной: я счастливый пользователь гребанного мыла. Произнеся выученный текст, я посмотрел в камеру уверенным взглядом, ставя таким образом восклицательный знак.

Несколько ламп потухло, комната погрузилась в тишину, разрезаемую шелестом бумаги. Режиссер, какого я теперь не мог разглядеть вовсе, листал списки кандидатов, просматривая и вспоминая имена, рядом с которыми стояла галочка. Мужчина в бейсболке очертил себе круг кандидатов и теперь выбирал одного, того, кто снимется в рекламном ролике.

В коридоре никого не осталось, так что режиссер огласит победителя прямо сейчас. Конечно, если им окажусь я.

– Что ж… Мы просмотрели больше трех десятков желающих. Несколько из них нам понравилось.

Под несколькими он подразумевал меня. Остальные, кто заходил в импровизированный павильон, понятия не имели об актерской игре, верно поставленном голосе и поведении, какое формируется с опытом. Ну же, хренов распорядитель чужими судьбами! Скажи то, что я хочу услышать!

– Пожалуй, придется провести еще один тур. После этого мы выберем одного актера.

Вот же черт. Я единственный актер, которого он сегодня видел!

Помощница принесла режиссеру, по-видимому, расписание. К чему этот маскарад? Я хотел закричать, накинуться на мужика в кепке и высказать ему все, что думаю. Развели бардак! Вместо того чтобы делать свою работу, они пялятся в бумагу, придавая себе большей значимости. Может, это у них есть время, но у меня… У меня другие планы! Я не могу торчать в этой дыре, я должен принять участие в других кастингах!

Побывать в другой дыре, точно такой же, как эта, – пронеслось у меня в голове. Чем те места, куда я должен отправиться дальше, лучше Брок Ливерлоуза? Зачем спешить, а главное – куда?

Прочь отсюда! Это место сводит меня с ума. Я не могу спать, толком не ел больше двух суток! А эти сны? А люди? От них кровь стынет в жилах, каждый – словно забрал ни одну жизнь. И я боюсь, что моя может оказаться следующей.

Не дожидаясь ответа режиссера о дате второго просмотра, я принял решение. Я сегодня же уезжаю. На подобных третьесортных рекламных кастингах съемка зачастую проводится день в день после просмотра. Но здесь все сложилось иначе. А значит – конец. Летом в каждой дыре норовят снять рекламу, поэтому я не пропаду. Я наконец-то высплюсь и приду в себя, забыв об этом чертовом месте.

– Завтра, – сказал режиссер.

Я посмотрел в темноту, надеясь нащупать глаза мужчины, выдававшего себя за профессионала. Плевать мне, что будет завтра. Главное, что в нем не будет меня.

Выйдя в коридор, я увидел разбросанные по полу листы бумаги. На всех было одно и то же. Чертов рекламный слоган. Я замахнулся и ударил по ним, подняв в воздух. Ноги моей не будет здесь! Я уезжаю! Все.

В лицо ударил ветер. Облака сгущались, предвещая грозу. Выйдя на улицу, я не поверил своим глазам. Кастинг начался в полдень. Я провел в окружении наводящих ужас людей часа два-три от силы. Но на улицу уже опускались сумерки.

Я посмотрел на механические часы на запястье. К счастью, в этой дыре они работали без перебоев.

Ноги подкосились, и я попятился, прислонившись к стене. Стрелки часов утверждали, что сейчас без четверти шесть. Выходит, я провел на кастинге почти шесть часов. Какого черта! Как я мог не заметить этого?

К глазам подступили слезы. Я готов был упасть и заплакать. Хотелось есть, спать, а главное – понять, что, черт возьми, здесь происходит. Я не мог находиться в этом городе ни минутой больше. Я должен уехать, забыть обо всем и жить дальше. Но ноги не слушались. Тело истощилось настолько, что было не в состоянии двигаться. Одно я знал точно: город, где я нахожусь, имеет множество тайн, и приближаться к ним у меня не было ни малейшего желания.

Выждав некоторое врем и дав нервам успокоиться, я почувствовал боль. Грудь зажгло, словно раскаленный металл прикоснулся к коже. Это была моя тайна, шрам, зашитый глубоко внутри.

Улицы были пустые, ветер гнал пыль с одной стороны на другую. Я впервые огляделся, рассмотрел здания горного городка. Света в окнах я не увидел, возможно, хозяева не торопятся включать освещение, пользуясь благами природы – тусклым солнцем, под каким я бы не стал даже читать, напрягая глаза.

Я думал о тех людях, что сидели со мной на кастинге. Больше тридцати человек. Куда они исчезли? Куда ушли, выйдя из здания? Насколько я мог судить, все они были довольного молодого возраста, так почему никого нет? Никому не нужны продукты? Никто не заправляет бак бензином на выцветшей бензоколонке с единственным пистолетом? А дети, где, черт бы их побрал, дети? Они должны бегать, играть в мяч или что-то в этом духе. Но вместо жителей на улице правил ветер.

Город тянулся вдоль главной дороги. От отеля, расположенного при въезде в Брок Ливерлоуз, до съемочного павильона, где я участвовал в кастинге, идти порядка двадцати минут. Большую часть пути занимают пустыри с разрушенными или полуразрушенными зданиями, территорию которых огораживают деревянные столбы с натянутой колючей проволокой. Иногда встречаются пустующие магазины и лавки.

Пройдя большую часть пути, я не встретил ни единой души. Не было даже бродячих собак – завсегдатаев заброшенных мест. Ничего, кроме вопросов, копившихся день ото дня. Брок Ливерлоуз навевал отчаяние, чувство неизбежности, будто вот-вот что-то случится, это точно произойдет.

Я чувствовал холод. Вид оставленных домов, покинутых жизней заставлял воображение рисовать жуткие картины. Как нечто выпрыгивает из-за угла. Как на месте сушащегося белья на балконе возникает приведение и летит в мою сторону.

Пора положить этому конец. Я соберу вещи в сумки, чтобы Джо не сомневался в моих словах. Я лишь разыграл сцену, не более. Нужно успеть до темноты.

Дойдя до отеля «Пристань», я услышал шорох, доносящийся из мусорного бака. Ветер был сильный, но не настолько, чтобы заставить металлический бак дрожать. Звуки раздавались изнутри, нечто большое и сильное шевелилось, роясь в человеческих отходах.

Я инстинктивно отпрянул. Обогнув машину, я начал подниматься по лестнице, когда до меня донесся шепот. Шорох стих, даже ветер, казалось, помогал мне расслышать слова. Я замер, ожидая услышать голос снова. Но тот молчал. Тишина поражала меня. На высоте практически двух тысяч метров погода была удивительной, она то взвывала порывами ветра, то умолкала настолько, что я слышал собственное учащенное дыхание.

Из бака послышался удар. Шорох. А затем я увидел голову. Это был человек. На бритом черепе в лучах тусклого солнца отражались вмятины и шрамы, на лице была легкая щетина. Впервые улицы этого города оживились на моих глазах.

Я не сдержал любопытства подойти ближе.

– Добрый… – я не знал, как завязать разговор, обычно у меня не возникало с этим проблем, но сейчас язык заплетался, мысли путались. – Здравствуйте.

Мужчина дернул головой, принюхавшись. Его поведение напоминало звериное, словно выбравшаяся из мусора крыса пыталась уловить запах опасности, прежде чем перебежать дорогу к новой куче отходов.

– Извините, я… – я и сам не знал, зачем говорю с человеком в мусорном баке, оборвавшись на полу слове.

Незнакомец услышал меня. Ноздри расширились, пытаясь уловить мой запах, почуять, представляю ли я опасность. Мужчина стоял вполоборота, так что мне виделся лишь его профиль.

– Кто ты? – спросил мужчина.

– Меня зовут Хью. Хью Джек. Я приехал, чтобы… – не решив, стоит ли выдавать свои цели, я замолчал.

Сделав несколько шагов по направлению к незнакомцу, я увидел его глаза. Можно было подумать, что в них отражается затянутое облаками небо, но нет. Мужчина был слепым, о чем говорил мутный цвет глаз.

– Знаю, – сказал он, повергнув меня в шок. Хриплый протяжный голос не внушал доверия, но после того, как незнакомец заявил, что знает, зачем я приехал в Брок Ливерлоуз, по-настоящему испугал. – Ты один из тех, кому нужна слава. Думаешь стать звездой, снявшись в этом дерьме.

Я выдохнул. Бродяга имел в виду кастинг. Впрочем, что же еще. Во всем виновата усталость, это она подкидывает скверные мысли, заставляя видеть странности там, где их нет и близко.

Мужчина явно не был в восторге ни от организованного кастинга, ни от приезжих. Наплывом, мягко говоря, мое присутствие не назвать, но и этого старику хватало, чтобы налиться желчью.

– Да, я приехал на кастинг, – сказал я.

– Твоя колымага разбудила меня посреди ночи. До сих пор в ушах стоит рев двигателя.

Должно быть, бродяга ожидал извинений. Разговор быстро мне надоел, когда я понял, что незнакомец вряд ли окажется приятной компанией. Следовало развернуться и уехать из этой дыры. Но голос мужчины остановил меня:

– Ладно, приятель. Пришло время рассказать, зачем ты приехал сюда на самом деле.

Слова казались ледяными. В затихшем ветру они резали острее ножа. Старик был не иначе как сумасшедшим. Минутой ранее он назвал цель моего приезда, а теперь добивался этого от меня. Ну уж нет. Никто не смеет обвинять меня в чем-то. Должно быть, эти двое, Джо и мусорщик, сговорились. Джо приманил бродягу сахарком, а тот за него сделает, что угодно.

Я развернулся, не собираясь больше тратить ни минуты на пустое общение, как голос одернул меня, я буквально почувствовал его прикосновение.

– Хью, – сказал старик. – Ты не сможешь уехать.

По телу пробежала дрожь, волосы встали на загривке. Какого черта себе позволяет этот старик? Думает, он неприкасаемый, сидя в мусорном баке? Может, он и прав, трогать я его точно не собираюсь, но и оставлять слова без ответа не в моих правилах.

– Что ты сказал? – спросил я, подавшись вперед и выкатив грудь.

– Ты не сможешь уехать, – повторил он.

– С чего бы это? Какого хрена ты несешь?

Я сжал кулаки. Не будь мой оппонент старым помоечным псом, я бы схватил его за ворот и поднял над землей. Что-что, а защищать себя я умею.

Бродяга кивнул в сторону машины. Несмотря на слепые глаза, он в точности знал, где она находится. Наверняка подходил к ней, лапал грязными ручищами.

Не задумываясь, я подошел к багажнику, поглядывая на старика, чтобы тот не делал резких движений. Никаких видимых повреждений я не заметил. Колеса целы, ни одной треснувшей фары или стекла. О чем хотел мне сказать этот чудак, и хотел ли вообще? Он может быть всего лишь местным клоуном, живущим в мусорном баке и питающимся отходами, время от времени пугая детишек или престарелых дам.

Обойдя машину, я увидел вмятину рядом с задним колесом, под бензобаком. Она была диаметром с кулак, а вытекшая на землю жидкость чертовски напоминала бензин. Я вспомнил начавшийся по дороге камнепад, несколько ударов слева. Сомнений не было. Я застрял в глуши на несколько дней. Скатившийся валун пробил бензобак. Выходит, мне повезло добраться до мало-мальски населенного пункта. Если бы до него пришлось ехать на несколько километров больше, я рисковал провести на дороге ночь, а в худшем случае погибнуть в смятой консервной банке под камнепадом.

Благодарить это чертово место я не собирался, однако, возможно, худшее все же оставалось позади. Теперь, когда я обречен остаться в Брок Ливерлоузе, выбравшийся из мусорного бака старик пугал еще сильнее.

– Нашел? – спросил он. – Порой камни устилают дорогу так, что по ней не проехать. А порой…

– Спасибо, я понял! – прервал его я. Хватит с меня этих глупых размышлений. Если я здесь застрял, это еще не значит, что я буду мил со всяким незнакомцем.

– Ты не ответил на мой вопрос, Хью. Зачем ты здесь?

Последняя капля терпения канула в бездну. В этом месте все шло наперекосяк. С самого начала, ступив на чужую землю, моя жизнь словно перестала принадлежать мне. Она оказалась в чьих-то руках. И я не могу противостоять этому.

Кулаки заполнила злость, какую я должен был выплеснуть. К горлу подступил ком, проглотить который удалось бы, лишь вдавив костяшки во что-то твердое, от чего я почувствую боль. Мне не столько хотелось причинить боль, как ощутить, как она разрядом передается в мозг, возбуждая весь организм.

Я подошел к бродяге и сказал:

– Если ты не заткнешься, я размажу тебя по стенке!

Мужчина направил на меня слепые глаза. Готов поклясться, что он следил за моим бешеным взглядом. Несмотря на мутные хрусталики, он видел.

Его глаза покоробили мою уверенность. Я замер, занеся кулак, и пошатнулся. Незнакомец повернул голову, и я увидел вторую половину лица. Левая щека мужчины практически отсутствовала, на ее месте виднелась дыра, вернее, два ряда желтых и гнилых зубов. Чтобы окончательно свести меня с ума, мужчина приоткрыл челюсти и просунул язык между зубов, обведя рваные края отверстия, словно пересохшие губы.

Внутри ничего не осталось. Этот взгляд и невообразимые уродства вытянули из меня жизнь. Я с трудом стоял на ногах. Нужно было бежать, рвать когти, закрывшись в номере, но я не мог. Меня словно загипнотизировали.

Незнакомец сказал новым, жестким голосом:

– Шевели мозгами, Хью. Этого города нет на твоей карте. Так какого черта ты тут забыл?

Глава 8. Блэк

Мистер Блэк услышал, как глаза мальчишки налились слезами. Может быть, мистер Блэк слеп, но слышит он отменно. Его новый друг, Хью, сглотнул, попятился и убежал в отель. Поначалу они все так поступают. Мистера Блэка не обижает это, он видел слишком много, чтобы обижаться на поведение мальчиков, не догадывающихся о своем предназначении.

Какая досада, что перспективный молодой актер не примет участия в других кастингах. В таком случае, Брок Ливерлоуз сделает жизнь Хью беззаботной, ему ни о чем не придется думать, мы все сделаем за него.

Взглянув на мальчишку, мистер Блэк все понял. Его тело… Оно такое, каким и должно быть.

Плоть проходит путь. От безжизненной. К форме. К крови. К духу.

Я чувствую, как мое тело наполняется силой, как жилы Брок Ливерлоуза расступаются, впуская долгожданную жизнь. Время пришло. Мы долго ждали вожака. И теперь он с нами.

Два мира сольются в один. Две стороны станут единой гранью.

Глава 9. Джо Хорс

Хью влетел в отель как обезумевший. Он рвал на голове волосы, сидя на полу, жмурился с такой силой, словно хотел вдавить глаза в череп, и что-то мямлил себе под нос. Я бы его не узнал, не будь он единственным постояльцем.

Вернувшись с кастинга, Хью выглядел грязным, избитым бродягой. Я подошел к нему.

– В чем дело, Хью? – спросил я.

Он вытаращил испуганные глаза и пополз к стене. Я и не думал, что городские такие пугливые.

– Давай я помогу тебе подняться, – я взял Хью под локоть, но тот одернул его и вскочил на ноги.

– Здесь творится какая-то чертовщина. Вы все, – Хью описал указательным пальцем круг, имея в виду жителей Брок Ливерлоуза. – Выжившие из ума варвары!

Меня оскорбили его слова. Можно считать себя похожим на знаменитого актера, можно быть избалованным мальчишкой, привыкшим к хорошим условиям, но вымещать злость на других при собственных неудачах – низко. Я хотел высказать это Хью, хотел вступить с ним в конфликт, но, видя его измученный вид, я промолчал. Моя сдержанность должна послужить ему уроком. Надеюсь, он осознает свои ошибки и извинится.

– Ты очень устал, – сказал я. – Я возьму графин с водой и провожу тебя в номер. Думаю, тебе стоит прилечь.

Мои слова не вразумили Хью, а лишь сильнее рассердили. Он замахал руками, показав, что будет отбиваться, если я подойду ближе. Его движения выглядели нелепыми, не похоже, что он снова играет. Не в этот раз.

– Нет! Нет, черт возьми! Я не выпью ни капли из того, что ты мне дашь! – кричал он. – Наверняка вода отравлена, как и все в этом городе. Ты хочешь свести меня с ума, лишить сна, пока я не отдам тебе все свои деньги. Конечно, всем в этой дыре нужны деньги. Вы сделаете все ради них, не так ли?

Сдерживать себя было все сложнее. Несуразицу, которую нес Хью, может выдумать лишь больной. Псих, как хотелось его назвать. В стенах этого здания за годы истории теряли рассудок многие, но вряд ли на это уходило всего два дня. Даже тонкая душевная организация творческой личности не смогла бы исказиться за столь короткое время.

Глядя на покрасневшие глаза постояльца, я понимал, что расстаться с ним будет не так уж просто. Возможно, это действительно лишь игра. Но не та, какой владеет актер, а та, какой пользуется преступник, чтобы скрыть свои истинные мотивы. К чему бы Хью говорить о деньгах, если он приехал на кастинг, желая сняться в рекламе? Что это, если не жажда наживы?

Каким бы Хью ни пытался показать себя, я его раскусил. Актеришка из него вышел слабый, раз он приехал в такую глушь для съемок в рекламе. Видно, на большой земле большим людям уже не хватает места. Оставался один не разрешенный вопрос: что в его сумках, вернее, что во второй, какую я так и не увидел?

Я выжду момент. У управляющего отелем всегда есть запасной ключ. На всякий случай. Я должен узнать, что скрывает Хью Джек, и насколько он опасен.

– Спокойно, Хью. Я не желаю тебе зла, – сказал я, ставя кувшин с водой на пол, словно это пистолет, каким я угрожал ему. – Расскажи, что у тебя случилось, я ничего не понял из твоих слов.

– Хватит врать! Все, что я слышу с первой встречи – ложь.

Сказав это, Хью замешкался. Он словно забыл, о чем хотел сказать, что должно быть дальше. Впав в некое отупение, Хью ослабел, его тело обмякло и растеклось по полу.

Состояние постояльца пугало. Что еще он выкинет? На какие фокусы способен изощренный ум?

Я подбежал к Хью. Он может быть кем угодно, но трагедии в моем отеле не случится. Отец мне этого не простит.

– Что с тобой? Нужны лекарства?

Услышав о лекарствах, Хью посмотрел на меня. Он держался за грудь, я подумал, что его сердце вот-вот остановится, что меня обвинят во всем. В смерти Хью, в…

– Воды, – проговорил он, забыв, как минутой ранее заставил меня убрать графин. – Пожа…

Хью слабел на глазах. Не в силах договорить, он поник, запрокинув голову и опираясь на трясущиеся руки.

Он бы не удержал графин, поэтому я лил воду тонкой струйкой на иссохший язык. Хью облизывал губы, желая смочить их, отчего вода попадала на бороду и исчезала в ней.

Через несколько минут, когда озлобленный взгляд Хью Джека выражал мольбу и вместе с тем благодарность, я помог ему встать и отвел в номер, где он рухнул на кровать.

– Спасибо, – сказал он, не поднимая головы с постели. – Я мог умереть. У меня… – Хью зашелся кашлем, так и не договорив.

– Спокойной ночи, Хью. Тебе нужен отдых. Если я могу еще что-нибудь для тебя сделать, буду рад помочь.

Только трупа мне не хватало. Избавиться от тела – нечего делать в наших краях, но этот экземпляр нужен живым и невредимым. Пока.

Выходки Хью мне надоели. Почему я должен возиться с ним? Почему должен выслушивать его оскорбления? Я знаю, почему. Вопрос в том: почему только я, хотя он необходим всем нам?

Я хотел закрыть дверь, оставив Хью и самого себя в покое, когда он снова заговорил:

– Джо.

– Да, Хью.

– Мне придется задержаться тут.

Вот так новость. Я едва не улыбнулся, а впрочем, все же сделал это. Хью все равно ничего не видел.

– Машина сдохла, – продолжил постоялец. – Бак пробит, бензин вытек. Завтра я найду мастера, я…

У этих городских все случится завтра. Завтра я начну новую жизнь, брошу курить, займусь спортом. Завтра, завтра, завтра. Пустые обещания.

Отец учил, что надо заботиться о гостях, делать для них то, на что они не способны. Этот урок я хорошо усвоил.

– Что с ней случилось? – спросил я, недоумевая. Отец учил, что гость должен верить моим словам. – Думаешь, это кто-то из местных?

– Нет. Это чертовы камни. Я попал под камнепад недалеко отсюда.

Надо же, Хью перестал думать, что каждая живая душа Брок Ливерлоуза хочет над ним пошутить, что город кишит мерзкими тварями, наподобие меня. Несомненный прогресс в наших взаимоотношениях.

Да, горная местность опасна. Хью и это, кажется, уяснил.

– Это кошмарно. Все твои планы пошли прахом, – сказал я. – С другой стороны, тебе повезло уцелеть. Камнепады нередко хоронили целые стада овец, утаскивали в бездну многотонные грузовики. Главное – жить, ты же понимаешь. А с машиной… – я задумался, поднявшись на носки, чтобы удостовериться, что Хью меня все еще слушает. – Сегодня же я отдам ее брату. У него собственная мастерская. День-два и его золотые руки заставят твою машину завестись.

Хью Джек застонал. Кажется, это были звуки благодарности, все, на что он был способен после снотворного.

Спокойной ночи, Хью.

– Что тут произошло? – спросил я, глядя на тлеющий кончик сигареты. – Он прибежал с таким видом, словно ты с себя кожу снял. Все кричал, что мы сводим его с ума.

В кромешной темноте невозможно было разглядеть стоявшую неподалеку фигуру. Но я-то знал, что это старина Блэк, смотритель улиц Брок Ливерлоуза.

– Пугливый малый, – ответил он. – Люблю поначалу позабавиться с ними. Их свежий запах туманит мой разум, хочется наброситься и проглотить разом.

– Знаю-знаю. У тебя хороший аппетит.

Затянувшись и почувствовав расслабление, я посмотрел на машину Хью. Этой колымаге самое место на свалке. Но вместо того рядом терся скелет, не в состоянии подцепить лебедку.

– Не хочешь помочь этому придурку? – спросил я Блэка. Предвосхищая его реакцию, я улыбнулся, зная, что его глаза загорелись от того, что им пытаются управлять.

– Каждый должен заниматься своим делом. Этот придурок – убирать машину, а ты… – Блэк показал на меня пальцем, будь он городским, я бы сказал, что ему недостает воспитания. – Помалкивай. Дождался наконец повода для гордости.

За это мне и нравится старина Блэк. Он никогда не меняется. Все такой же скряга, расставляет всех по местам, следуя заповедям отца.

Насладившись моментом, я сказал, повернувшись к машине:

– Слышал, что сказал старикашка? Шевели задницей, Гроб, и тише, гость отдыхает!

Спустя несколько минут Гроб сел за руль разваленного пикапа без дверей, какой мы держали на ходу для разбора завалов или буксира. В конце концов, в горах случается всякое.

Я вернулся за стойку регистрации, поглядывая на то, как Крис засыпает в нижнем белье под мелькание экрана телевизора. Блэк скрылся во тьме, как любил делать для неожиданности. А Гроб… Этот придурок сделал то, что мы сказали.

Глава 10. Хью Джек

Она стояла ко мне спиной. Лица я не видел, но то и дело представлял линии губ и тоненький нос. Она была красавицей, без сомнений. Симметричное лицо, одна половина была точной копией второй, словно между ними стоит зеркало. Широкие бедра и ягодичные складки заставляли думать о продолжении рода. Она подходит на эту роль. Несмотря на творческую профессию, я мыслю рационально: человек – лишь разумное животное, одним из главных инстинктов которого является размножение. Даже животные ищут партнера, физически и поведенчески более сильного, нежели остальные. Что и говорить о людях. Для нас широкие бедра и сексуальные черты тела – сигнал о том, что потомство родится здоровым и красивым, а значит – сильным, имеющим преимущество перед другими.

Она не двигалась, в то время как невидимые сигналы притягивали меня. Я приближался, в то время как ее тело погружалось во тьму. До тех пор, пока передо мной ни остались скрытые за темными волосами плечи и шея. Сердце билось сильнее. Я с детства умею контролировать пульс, не допуская существенного учащения, поэтому могу сказать, что оно билось около ста двадцати ударов в минуту – слишком часто для моего сердца. Следовало сделать несколько глубоких вдохов и закрыть глаза, чтобы перестать смотреть на лоснящиеся волосы. Она красивая. Я в этом уверен.

Подождав несколько секунд, справляясь с волнением, я протянул руку, чтобы отодвинуть волосы и взглянуть на лицо. Но рук не было. Я чувствовал, как рука движется, но не видел ее и тем более не мог коснуться. Меня должно было напугать это, но я воспринял пережитое как игру, соревнование, в каком следует приложить усилия для достижения результата. Я попробовал снова. И снова. И еще. Без толку. Я не мог управлять ни собственным телом, ни ситуацией и тогда понял, что власть находится в чужих руках. В ее.

Она повернулась, и мои ожидания разбились вдребезги. Я не увидел красивой девушки. Я не увидел ничего, кроме целлофанового пакета и смерти, которая забрала героиню моего сна. Она пришла ко мне снова. И вновь умерла. Она хотела, чтобы я подошел ближе, чтобы ее гибель произошла в считанных сантиметрах от моего лица. Но зачем? Почему она приходит ко мне? Что хочет сказать?

Сидя в кромешной тьме номера, я вспоминал и обдумывал каждую деталь сна, снившегося мне вторую ночь кряду. Атмосфера, наполнявшая сновидение, походила на ту, что можно ощутить, выйдя на улицу Брок Ливерлоуза. Я почти не сомневался, что девушка стоит на улице, вдоль которой располагался горный городок.

Что это может значить? Почему я начал видеть сны, приехав в никому не известное место? Вопросов становилось все больше, а вот ответов – не было вовсе.

На часах было 3:11 ночи. Вчера, когда я проснулся, увидев этот же сон, было 3:07. Отделаться от пугающих мыслей не удавалось. Я словно застрял в одном дне: засыпаю, вижу смерть девушки, просыпаюсь. Время шло, но невероятно медленно.

Я дождался первых лучей солнца и спустил ноги с кровати. Пол был холодный, пронзительный. Проснувшись в ночи, я обнаружил на себе одежду. Это становится привычкой. Гнусной привычкой, подметил я и сбросил одежду на пол.

Последние несколько часов из головы не выходили слова мусорщика, напугавшего меня до усрачки.

– Ты не сможешь уехать, – сказал он хриплым голосом, какой бывает у курильщиков с многолетним стажем.

Вспоминая незнакомца, у меня и мысли не было о том, что он курит. В его-то состоянии… Я едва не усмехнулся, представив, как во время затягивания сигаретой, дым выходит через щеку бродяги, не попав в легкие.

С этим местом явно что-то не так. Населяющие его люди больны.

Но этого мало. Незнакомец сказал еще кое-что.

– Этого города нет на твоей карте.

Откуда ублюдок знал, что в той карте, что она вообще существует? Неужели я был прав с самого начала? Кто-то подменил мои вещи. Но зачем?

Это мне и предстояло проверить в ближайшие дни, те, что я проведу в Брок Ливерлоузе. Я не собираюсь жить в страхе и играть по чужим правилам. Я приложу все усилия, чтобы дни не проходили напрасно, чтобы приблизиться к разгадке.

Я поднялся, подав знак Джо, что готов к завтраку.

Вытянув из-под кровати сумку, где была карта и окровавленные вещи, я запустил в нее руку. Услышав шорохи, я задумался, закрыл ли за собой дверь, придя вчера в номер, и сглотнул, вспомнив детали происходящего. Управляющий отелем внес меня в комнату и уложил на кровать. Дверь закрыл он.

Теперь уже я ясно слышал поднимавшийся лифт и надеялся на тактичность Джо, какой не вломится ко мне без разрешения. Я ускорился, запустив вторую руку в сумку. Внутри было мягко и влажно, я чувствовал лишь одежду, ни библии, ни банкнот.

Джо Хорс защелкнул решетку лифта – единственную систему безопасности, защищавшую от падения. Он был близко, в паре шагов от двери.

Когда Джо постучал, карта была в моих руках. Я бросил ее на кровать и накрыл подушкой. Стянув тяжелое одеяло, я обмотал его вокруг пояса.

Я открыл дверь и улыбнулся.

– Доброе утро, Хью! – сказал Джо, отчего я посторонился. Голос был слишком громким, учитывая, что последние часы я провел в размышлениях с самим собой. – Твой завтрак. Хе-хе.

На подносе была большая тарелка с одним единственным сэндвичем, из которого показывались кусочки помидоров и зелени. Аппетитно, черт возьми. Я задумался о цене, в какую мне обойдется такой завтрак.

Джо словно услышал мои опасения:

– За счет заведения, – сказал он, подмигнув.

Я расслабился, хотя и не был уверен, что словам управляющего отелем, как и словам кого-либо еще в этом городе, можно доверять. Как бы то ни было, я должен вести себя естественно, чтобы избежать лишних вопросов и подозрений.

– Спасибо, Джо. Я ценю твою заботу.

– Отец говаривал: постоялец всегда прав.

Видимо, его отец был таким же недоумком – вырвалось у меня в мыслях.

Джо стоял на пороге, будто ожидая чаевых. Я повел глазами, указывая на завтрак и надеясь, что человек выше меня на голову догадается, что ему здесь не место. Однако вместо этого Джо то пытался заглянуть в номер через мое плечо, то украдкой осматривал меня. Верх бестактности, подумал я, и недовольство внутри начало закипать.

– Все в порядке? – спросил управляющий отелем, когда я хотел было выгнать его.

Я задумался, но, решив, что это лишь часть игры, где главным призом было свести меня с ума и вытянуть из карманов все деньги, не дал слабины.

– В полном, – я выждал паузу, держа в руках себя и одеяло. – Будет еще лучше после того, как я поем.

Джо поклонился и направился к лифту. Чертов проныра. Пытается пролезть в малейшую щель.

Отставив поднос, я осмотрелся. На что Джо пялился? Сумки я успел вернуть под кровать так, что их нельзя было увидеть с порога. Разбросанные вещи вряд ли могли его заинтересовать. Что же еще? Что он хотел выведать?

Я не нашел ответа и решил не терять времени. Открыв страницу с чертовой дюжиной городов, я внимательно осмотрел ее. Незнакомец был прав. Брок Ливерлоуза на карте не было. Может быть, заброшенный городишко скрывается на одной из других страниц карты, но этого быть не могло, потому что главные ориентиры совпадали: шоссе А-99, по которому я ехал в надежде побывать в нескольких провинциальных городах, где проходили рекламные кастинги. Ошибки быть не могло.