Бабки

Зинаида Абрамовна уставилась в одну точку. Вокруг нее был погром, как будто следственный комитет провёл тщательный обыск. Мозг Зинаиды Абрамовны работал так активно, что её лицо покраснело, а руки сжались в кулаки. Миллионы нейронных связей искали решение: где взять деньги?

Зинаиду Абрамовну можно отнести к той категории женщин «попрыгуний стрекоз», пропевших лето красное и вдруг осознавших, что плясать то уже поздно, а стол и дом под кустом остались в далеком прошлом. С юности она вертелась между обеспеченными комсомольскими работниками, танцами, шумными вечеринками, ресторанами. Она жила одним днем, просыпалась в незнакомых квартирах. Ее трудовая книжка была полностью исписана, работать Зинаиде категорически не хотелось, но в социалистические времена не работающих судили за тунеядство и приходилось постоянно оформляться куда повезет.

И вот она одинокая, бедная старость. Детей нет, друзей нет, а последний, так называемый спонсор, умер пять лет назад.

Заслуженной пенсии хватало только на квартплату, льгот и сбережений не было, одежда поизносилась, драгоценности давно ушли в ломбард, счета за коммуналку валялись по всей квартире. Квартира была заложена в банке, однако деньги с этого уже давно испарились.

Нельзя сказать, что Зинаида Абрамовна была глупым человеком, отнюдь, она была рассудительной и опытной женщиной. Но в российской действительности этого мало, и если уж пи*дец наступил на шею, то будет душить тебя до летального исхода.

Звонок в дверь вывел Зинаиду Абрамовну из ступора. На пороге стояла маленькая, но крепкая старушка, ровесница Зинаиды Абрамовны, с палками для ходьбы в руках.

– Ты чой то, Зинка? – уверенно вошла старушка, – У тебя это, воры что ль побывали? Да и красть то нечего?

Не дожидаясь ответов, старушка уселась на табуретке, опершись руками на палки.

– А я тебя у парадной жду, жду, а тебя все нет. Вот и не дождалась. У тебя, что с памятью, деменция что ли? Сегодня же вторник! – Подруга подняла в верх указательный палец. – А по вторникам и четвергам у нас занятия. А занятия где? В парке. А кто ведет занятия? Игорь Валерьевич, Игорь Валеерьеевичь!

– Ладно тебе паясничать, Семеновна, – глухо ответила Зинаида. – Помню я все. Да только мне сегодня ничего не хочется. С каждым днём всё тяжелее и тяжелее становится.

Зинаида тоже присела на табуретку и оперлась головой на руки.

– Ой тошно мне, Глашаааа…

– А ну не кисни, господь терпел и нам велел. Ты это, Зинка, брось, давай собирайся, по пути покалякаем. – И она ласково обняла подругу и повела к выходу.

Зинаида Абрамовна была так растеряна, что взяла с вешалки первое попавшееся пальто. Глафира Семёновна захватила палки, и они зашагали в сторону парка.

– Ну что, давай, рассказывай, что всё-таки случилось?

– Да все как-то по наклонной, – начала свой рассказ Зинаида Абрамовна. – Как умер мой последний, так все и рухнуло. У меня кроме него никого и не осталось, племяш только, но я его пару раз то и видела всего, один раз при рождении, второй раз, когда он денег у моего на развитие бизнеса просил. Сережа тогда дал конечно, он у меня добрый был. Умер то он неожиданно, завещания не оставил. Вот я дура… Налетели родственнички, первая дочара его прискакала, я ведь ей заместо матери была, а она – змеюка! – «прошу Вас в ближайшее время съехать с квартиры, так как родственников много, мы ее продавать будем, деньги поделим; Вы не родственница, но я буду настаивать, чтобы и Вам что-нибудь досталось», – коверкая голос, продекламировала Зинаида Абрамовна. – Ага, сучка крашенная, жди больше, достанется от вас. Знаю я их всех родственничков то Серёжиных, царство ему небесное, какой человек то был на фоне этих крокодилов, золото. В общем, выперли меня на улицу, что могла с собой захватила, да много ль унесешь под прицелом то. Все, что унесла, в ипотеку бухнула, еще и кредит взяла, жить то где-то надо, вот так здесь и оказалась – в трущобах.

– Ну, трущобы тоже, – фыркнула Семеновна, – ты трущоб в Жопосранске не видела, это Питер, детка, – ехидно усмехнулась она, – культурная столица!

– Я же не об этом, – напущено обиделась Зинаида. – Пенсия то у меня никакая, по прожиточному минимуму. Деньги быстро закончились, кредит платить нечем, работу не найти, кому я такая на старости нужна. А эти из банка уже засыпали угрозами, судами, вчера приставы опять приходили, а взять то с меня что? Вот выгонят на улицу – пойду побираться на паперти, – всплакнула Зинаида Абрамовна.

– Ну ты это, Зинка, брось у меня то сопли разводить, неужели выхода то никакого нет? Должен быть выход. Ты вон, это, племянника то своего дергала? Ты говорила, что твой ему денег на развитие дал, а долг платежом красен.

– Вот я его контакты и искала перед твоим приходом, ума не приложу, куда визитку сунула: весь дом перерыла, все ящики пересмотрела, все карманы перешарила. Ой, Глаша, не видать мне света белого, руки на себя наложу, – совсем уже прослезившись, пролепетала Зинаида Абрамовна, вытаскивая из кармана носовой платок и громко сморкаясь.

– Ой, что это? – буркнула Семеновна, резко затормозив. На асфальт спланировала маленькая, плотная, белая бумажка с золотыми буквами «Исаак Сигизмундович Питерсон – предприниматель».

Зинаида Абрамовна застыла в непонимающем изумлении.

– Я ж, это, эээ, я, это же, весь дом, а оно этак, – запинаясь от удивления выдавила она.

– Мистика, – подхватила Семеновна, – это знак, знак, говорю тебе! Звони, звони давай, пока звёзды складываются, – она активно пихала свой телефон Зинаиде.

Она набрала номер, послышались гудки. Семеновна впилась глазами в подругу, периодически облизывая пересохшие от волнения губы.

– Слушаю Вас, – раздался вежливый, проницательный голос.

– Исечка, мальчик мой, ты таки не представляешь, как я рада тебя слышать? – залепетала в трубку Зинаида Абрамовна.

– Тетя Зина?

– Да, да, Исечка, эта твоя тетя. Как я рада тебя слышать. Как ты? Как здоровье?

– Тетя, давайте ближе к вопросу, с прошедшей встречи прошло лет десять, все имеет время и границы.

– Да, да, Исаак Си-ге-змундович, – по слогам прочитала Зинаида Абрамовна. – мне необходимо с Вами встретиться.

– Ну что вы, тетя Зина, делаете из меня бесчувственного, я рад, конечно, я рад. Записывайте адрес и время. Буду ждать Вас, с нетерпением.

– Говори, Исечка, говори. А адрес на визитке действующий?

– Да, да, именно так, я жду Вас в три часа.

После разговора Исаак Сигезмундович задумался. Объявилась тетка, которую он не видел и не слышал много лет, и именно в то время, когда весь бизнес летит к чертовой матери.

Исаак с детства был предприимчивым мальчиком, еще в школе он понял, что, если сам он о себе не позаботится, никто о нем не пошевелится. Узнав, что основные деньги быстро зарабатываются на порнографии, первый свой куш он получил, показывая половые органы любопытным девочкам. Все услуги, какие мог оказать Исечка, имели цену: будь то домашнее задание или подделка подписи родителей в дневнике. Еще он понял, что вкладывать лучше чужие деньги, чем свои. Он как вихрь вертелся и крутился вокруг инвесторов постоянно собирая суммы для проектов, которые со временем безнадежно прогорали. Исечка же всегда умудрялся выходить сухим из воды и оставаться в плюсе. Также он понял, что необходимо вовремя и красиво выходить из игры. Такой опыт он получил, когда однажды напечатал на принтере проездные билеты. Тогда их проверяли на входе в метро живые люди и отличить настоящий документ от только что напечатанного было практически невозможно. Впарив билеты своим знакомым за полцены, Ися был на седьмом небе от счастья, пока не попался первый клиент. Петя Саморуков, по кличке «Бита» преподал Исе незабываемый урок.

К сегодняшнему моменту жизни у Исаака Сигезмундовича Питерсона за спиной было более сотни обанкроченных проектов, фирм, предприятий. Однако офис его неизменно находился на одном и том же месте. Это был большой ангар рядом с парком. Он делился на складское и административное помещения. На склад постоянно что-то привозилось, что-то увозилось. Вот и сейчас склад был заполнен мешками с мелким белым порошком, надпись гласила – «БАД». Рядом находились ящики с банками без этикеток.

Под крышей ангара расположилась административная часть: просторный холл завершался богатым кабинетом Питерсона. Туда вела огромная железная лестница. Богатство кабинета служило неким тайным оружием Исаака Сигизмундовича для инвесторов и клиентов: убеждало в надежности и успешности. Дорогая дубовая мебель, малахитовые и золоченные настольные принадлежности. На панты Исечка никогда не скупился, так как знал всю силу их действия. Он всегда одевался в дорогие костюмы, ездил на крутых тачках, пил выдержанный коньяк, носил золотые часы и курил ароматные сигары, посещал модные рестораны оставляя солидные чаевые официантам. Эти атрибуты успешной жизни Исаак поддерживал неоспоримо, хотя временами ему приходилось есть одну перловку. Жизнь Исаака Сигизмундовича протекала волнами: то очень густо, то совсем пусто, – но он не унывал, знал, что жизнь, в сущности, игра и он, как биг серфер на «гане», скользит по ее волнам.

Зинаида Абрамовна позвонила Исааку ровно в тот момент, когда очередная волна накрыла Исечку с головой и он, судорожно барахтаясь, пытался выбраться на поверхность.

В кабинете перед Исааком Сигезмундовичем сидел упитанный, уверенный в себе человек, с красным, сальным лицом и лысеющим затылком. На нём был мундир с пагонами, на которых блестели звезды. Фуражка с гербом небрежно красовалась на столе. Человек вел себя несколько вальяжно, развалился в кресле и закинул ногу на ногу.

– Изя, я тебя давно знаю. Если бы не моя поддержка, ты не представляешь, где бы ты был, – он многозначительно посмотрел на Исаака. – а может, вообще не было бы тебя, – он злорадно расхохотался.

– Спасибо Вам, Петр Иванович, спасибо огромное, за Вашу бескорыстную помощь и искреннюю поддержку, – съязвил Исаак Сигезмундович, – но мне сейчас действительно очень тяжело, бизнес находится в плачевном состоянии: я все деньги вложил в биоэнергетическую добавку, это был стопроцентный вариант, он должен был разлететься на ура через сеть аптек, но ты же сам знаешь, Петя, что случилось с бедным Борисом, его нашли мертвым в квартире любовницы, вот что бывает, когда мешаешь Виагру с алкоголем, скорая застала голый трупп с торчащим вверх окоченевшим фаллосом.

– Прекрасная смерть! – с восхищением вставил Петр Иванович.

– Да, но, нет… нас это касается по той причине, что все договоренности пошли вмести с ним, надеюсь, к черту, царство ему небесное.

– Изя, меня не волнуют все твои договоренности, меня волнуют бабки, а ты уже задолжал за несколько месяцев. Не принуждай меня возвращаться к воспитательным мерам, ты прекрасно знаешь, я это умею.

Перед глазами у Исечки на секунду всплыла картинка из далекого детства, когда, он лежал весь избитый, в крови, на грязном полу парадной, а на лицо лилась струя желтой, воняющей жидкости.

– Да, «Бита», деньги будут, ты же меня знаешь уже столько лет. И ни к чему тут курс истории.

– Ладно, я тебя предупредил, дело твое, мне пора, – серьезно закончил Петр Иванович, взял со стола фуражку, напялил ее на лысеющую голову и, не попрощавшись, вышел из кабинета.

Спустившись вниз по лестнице, он заметил молодого человека. Тот суетился около мешков и коробок «Energy». Он подкрался и приставил указательный палец к спине юноши.

– Ни с места, руки за голову, работает ОМОН, – далее последовал жуткий хохот.

– Дядя Петя, епт* вашу мать, да я чуть было богу душу не отдал, Вы как всегда в своем репертуаре, – выпалил парнишка.

– Ну ладно, штанишки то сухие? – снисходительно ответил Петр Иванович, похлопав парня по заднице. Но тут он увидел спортивную сумку, из которой торчали пакеты с пилюлями. – Ты это чего, за старое взялся?! Опять наркотиками торгуешь? И даже не проси мать тебя отмазывать. В этот раз одними жигулями не отделаемся.

Год назад Толика – студента медицинского вуза – поймали на вечеринке с таблетками, которые, по рассказам его бабушки – двоюродной тетки Петра Ивановича, дали поносить друзья, а он сам из любознательности и неопытности попробовал аж пять штук, но ему не понравилось, он больше не будет, уверяла бабушка. Тогда полковнику полиции Петру Ивановичу Саморукову пришлось ночью лично ехать в отделение и за пару банок жигулевского пива вытаскивать внука тетки.

– Да что вы, дядь Петя, это я биоактивные добавки на пробу для бабушки брал, вон их тут сколько, Сигезмундычь не обеднеет. Оказалось полное фуфло, я обратно притащил, народ парят предприниматели херовы.

– Смотри у меня, я тебя в люди вывести хочу, поэтому суда и пристроил, да и чтоб ты за Изей приглядывал и мне докладывал, кто к нему приходит. А ты тут крысятничаешь! Смотри у меня, привлеку к ответственности, – уже в назидательно шутливой форме проговорил дядя. – Дайка мне чуток на экспертизу, – он одним движением зачерпнул горсть оставшихся в сумке пилюль. – Как потреблять? Сам у Исаака поинтересуюсь, что он за плацебо людям впаривает, – и он потрепал по щеке Толяна и вышел из ангара.

Толик с облегчением выдохнул и достал из кармана мобильны телефон.

– Привет, ты дома? – спросил он, когда на том конце связи послышался девчачий голос.

– Как все прошло?

– Спрятал на время, еду к тебе.

– Приезжай скорее, мне тоже есть что тебе рассказать, целую.

Подошел автобус. Толик забился в дальний угол и стал прокручивать в голове недавние события. Несколько дней назад его однокурсница Вера, та самая, с которой на вечеринке он глотал запрещенные таблетки, поймала его после лекции и потащила за собой. После случая с таблетками, Толик злился на Веру. Но что это была за девушка.

– Ах, Вера! – мечтательно произносил он пред сном ее имя. В воображении он сжимал её тело и страстно целовал.

Короткие синие волосы, пирсинг, озорные голубые глаза, татуировка Будды на запястье, стройная фигура. Она всегда притягивала к себе внимание и мужчин, и даже женщин. Одевалась Вера со вкусом, как дизайнер, а ещё одежда отражала её веселый, авантюрный характер. Она находила приключения даже там, где их существование патологически не было возможным. Вера была независимым, самостоятельным человеком, сама выбирала с кем общаться, и если человек ей не нравился, то на этом всё и заканчивалось и точка. Знаниями она обладала феноменальными и уже на первом курсе подрабатывала в медицинской лаборатории какого-то частного исследовательского учреждения. Они разрабатывали новые лекарства.

Вера успевала буквально все: и хорошо учится, и ходить на концерты, спектакли, ночные вечеринки, работать в лаборатории, быть волонтером в доме дневного пребывания для пенсионеров, заниматься плаванием и петь в церковном хоре. Однако было одно «но»: Вера питала страсть к стимуляторам: и легальным, и нелегальным.

Только ради Веры Толик тогда пошёл в клуб, попробовал таблетки, ради Веры он был готов на все, даже на эксперименты с собственным здоровьем. Что было после Толик смутно помнил, все происходило как во сне. Прилив бодрости, ощущения счастья, легкости, любви, потом ужас, страх, суета. Полицейские, боль в животе, козелок, отделение, рвота, дядя, головокружение, дом, опять рвота, бабушка, любимая бабушка, темнота, утро, головная боль.

Вера затащила Толика в закуток под лестницей, в отдаленном крыле института.

– Слушай, Толик, – сказала Вера, – есть тут одна тема, в общем, мне нужна твоя помощь, – все ближе и ближе было ее лицо, ее запах, ее алые губы. У Толика закружилась голова, нервно затряслись колени, в горле пересохло.

– Какая помощь? – еле выдавил он.

– На что ты готов пойти ради меня? – и в это момент ее губы приблизились к его губам. Толик ощутил прикосновение лепестков розы, почувствовал теплое дыхание, и увидел яркий, озорной блеск ее глаз.

«Только бы не упасть», – подумал он, почувствовав напряжение в штанах.

– Я же не выдал тебя полиции, сама знаешь, – пробурчал он.

– Да знаю, что ты крутой, мне такие нравятся, поэтому я и предлагаю нам с тобой провернуть одно дельце. Только об этом вообще никто не должен знать. Поклянись.

Второй поцелуй был более длительным и чувственным, так что Толик чуть-чуть не изверг в штаны все свое счастье, и был готов идти куда угодно и делать что угодно, что бы это мгновение продолжалось бесконечно.

– Клянусь, – пробормотал он, дотрагиваясь до стройной талии, ощущая в ладонях упругое гибкое тело.

– Короче, я работаю в одной лаборатории, познакомилась там со старичком-профессором, он просто гений. По секрету он мне рассказал, что они сделали открытие.

Вера была предприимчивой девушкой, и старалась использовать все свои возможности для ведения независимого образа жизни. В лабораторию ее пристроил школьный учитель, с которым она оставалась на дополнительные занятия, чтобы познать азы науки взрослой жизни, там же она и подсела на наркотики. В лаборатории Вера быстро заманила в свои сети Альберта Вячеславовича – заслуженного профессора в летах. А мужская похоть ради достижения цели прекрасного пола может привести к разглашению всех секретов и даже государственных тайн.

– Представляешь, из обычных рогов марала и еще каких-то травок алтайских эти ученые смогли синтезировать уникальный препарат, который улучшает мозговую активность в тысячи раз, вызывает эйфорию, повышает выносливость, увеличивает работоспособность, и все это без побочек и законно. Прорыв в науке! Уже сделана экспериментальная партия. Профессор дал мне попробовать, это неописуемо. Я за одну ночь весь учебник анатомии выучила. Не веришь? На возьми, назови любую страницу и строчку, – Вера достала учебник из сумки.

– Тридцать шестая страница, четвертый абзац, вторая строка.

– Рентгеновское исследование скелета выявляет непосредственно на живом объекте одновременно как внешнее, так и внутреннее строение кости без нарушения естественных анатомических отношений, – начала Вера, но Толик перебил ее.

– Не может быть?! как ты это делаешь?! это что, фокус какой-то?! Страница сто тринадцатая, второй абзац? – он вызывающе посмотрел на Веру.

– Развитие мышц. Мышцы туловища развиваются из залегающей по бокам хорды и мозговой трубки дорсальной части мезодермы, которая разделяется на первичные сегменты или сомиты. – без запинки выпалила Вера с самодовольной улыбкой. – Можешь сколько угодно проверять, это невероятно, но факт, – она взяла из рук остолбеневшего Толика учебник и положила его обратно в сумку.

– Ну ты даешь! Что дальше?

– А дальше вот что: партия хранится в лаборатории под кодовым замком и магнитным ключом. Альберта Вячеславовича завтра целый день не будет, а ключик то вот он, – Вера вытащила из кармана магнитную карточку, подняла над головой и радостно помахала ею в воздухе.

– А как же код, и как ты все вынесешь оттуда, на выходе то сто процентов проверят охранники?

– Код я срисовала, когда Альберт Вячеславович водил меня в тайную комнату, где все хранится. А для того, чтобы все вынести, мне нужна твоя помощь. В обеденный перерыв все уходят в столовую, я быстро проникаю в хранилище, кладу все в сумку, иду к черной лестнице, она ведет во двор, огороженный бетонным забором, там тоже охранники, забор высокий, но он так близко прилегает к лаборатории, что если я с четвертого этажа выброшу сумку, то она запросто перелетит через забор, где ты ровно в 13-15 будешь проходить. Народу в это время на той стороне нет, так как это уже двор заброшенного дома – охрана расслаблена. Берешь сумку и прячешь ее у себя на складе, после созваниваемся и решаем, что делать дальше. План идеален! С таким стимулятором мы досрочно универ закончим, – подытожила Вера.

– Ты уверена, что нас не поймают? А ес… – Толик ставил под сомнение идеальность плана.

– Никаких если, – перебила его Вера. – Ты со мной, или как?

Вера умела подчинять мужчин своими женскими чарами. Толик не был исключением, он по уши был влюблен в эту прекрасную авантюристку и для того, чтобы обладать ею, пошел бы на любые противоправные действия. Тем более, после первых поцелуев кружилась голова и в животе клокотали бабочки. Он безоговорочно подчинялся Вере, хотя и не осознавал этого.

– Оплачиваем проезд, – прозвучал резкий голос кондуктора, он вернул Толика в реальность. Тот порылся в карманах, достал мелочь, медленно отсчитал и передал горсть монет недовольной женщине.

Толик прислонился головой к холодному окну и закрыл глаза. Плавное покачивание автобуса ввели его в полудрему и снова в воспоминания.

С самого начала у Толика все пошло не так. В 13-05 – раньше положенного времени – он уже был на месте. Вдоль забора прогуливался охранник, курил и жутко ругался по телефону. Когда Толик прошел мимо охранника в пятый раз, тот убрал телефон и весь его гнев переключился на Толика.

– Тебе чего здесь надо, пацан? Че ты туда-сюда мелькаешь, как бельмо в глазу, я тебе говорю, оглох что ли? Первый, прием, – сказал он, прижимая к губам рацию. – А ну, вали отсю… – не успел он договорить, как сверху раздался приглушенный свист. Охранник поднял голову, и в этот самый момент ему в лицо ударила сумка. Удар был настолько сильный, что, описав в воздухе пируэт ногами, охранник моментально оказался на асфальте, из носа медленной струйкой растекалась густая кровь.

– Второй, прием, второй, прием, ответь, что там у тебя… – послышалось хриплое дребезжание рации.

Толик остолбенел. Он как будущий врач должен оказать первую помощь пострадавшему. В его воображении показался Гиппократ, который недовольно грозил пальцем. Резкое появление двух мужиков в форме вывело Толика из стопора. Быстрым движением он подхватил сумку и побежал.

– Стой, сука, стрелять буду!

Так быстро в своей жизни Толик никогда не бегал. Благо, он был спортивный мальчишка, ещё в школе он хорошо занимался физкультурой, да и после посещал секции баскетбола и плавания. Но видно, в охранное предприятие тоже брали хорошо подготовленных. Затылком Толик чувствовал, что расстояние начинает сокращаться. Толик нырнул в подземный переход. Охранник побежал прямо через дорогу, чтобы сэкономить время. Толик выскочил и увидел охранника совсем рядом. Прибавлять скорости уже не было сил. Он свернул во двор и впрыгнул в первую попавшуюся парадную, надеясь, что этот маневр окажется незаметным, но охранник четко шел по следу. Пот застилал охраннику глаза, сердце готово было выпрыгнуть из груди, дыхание раздирало горло, но на принципиальной упертости он преследовал жертву. Дикий инстинкт хищника гнал его вперед и вперед. Вот последний этаж, Толик уткнулся в запертую дверь чердака. Последний пролет отделял его от охранника, еще пару ступенек и уже покажется, рука, голова. «Это конец», – мелькнуло у Толика в голове. Он прижался в самый дальний угол последнего лестничного пролета.

Внезапная тишина поразила Толика. Он открыл глаза, перед ним никого не было. Пересилив страх, осторожно подошёл к краю лестницы и посмотрел вниз. На предпоследней лестничной площадке бездыханно лежал его преследователь. Его лицо, исказившееся болью и сожалением, застыло навсегда, правая рука держалось за сердце, словно пытаясь его успокоить. Оно не выдержало такой интенсивной погони и остановилось в тот момент, когда до победы оставался всего один шаг.

Толик не раз видел картинки людей с сердечными приступами, но в жизни… Он прикоснулся к шее охранника – пульса не было. Толик быстро спустился вниз и отправился в ангар, где работал. Там он думал на время спрятать украденный препарат.

Автобус резко затормозил, Толик очнулся. Он выпрыгнул из автобуса и спешным шагом пошел к дому Веры. Впервые шел к ней в гости. Отыскав нужный номер дома, Толик подошел к парадной и набрал домофон.

– Кто? – послышался из динамика Верин голос.

Пробурчав в ответ что-то несуразное, юноша открыл дверь. Выйдя из лифта, он увидел радостное лицо Веры, и ему стало немного спокойнее. Вера обняла его и поцеловала. Они вошли в квартиру. Толик разделся, Вера повела его сразу в спальню: там стояла высокая кровать, туалетный столик и телевизор. Не дав опомниться, Вера повалила его на кровать. От такого поворота событий Толик забыл все, что с ним сегодня произошло. Его больше не волновало, что он замешан в ограблении, что убиты два человека… Но сейчас он здесь с любимой Верой, она целует его, он ощущает тепло ее тела, упругость кожи, аромат волос. Все вокруг окутывается розовым туманом, тело проваливается в глубокую, теплую бездну, глаза наполняются слезами, слипаются, словно во сне. Ее руки начинают снимать с него одежду, и нет ничего, кроме ощущения свободы, любви, счастья, и…

Резкий звонок в дверь оторвал их от того, чего больше всего в жизни хотел Толик.

– Кто бы это мог быть? – словно сама у себя спросила Вера.

– Не открывай, – прошептал испуганно Толик.

– Есть дома кто-нибудь, это ваши соседи снизу, у нас вода с потолка течет, можно удостоверится, что это не от вас?

– Да, у меня все нормально, без протечек, – сказала Вера, подходя к двери и открывая замок.

В этот момент кто-то сильно толкнул дверь и в квартиру вломились двое здоровенных амбалов криминального вида. Толик только и успел, что рухнуть на пол и в страхе забиться под кровать.

– Ну что, попалась, сучка? Сама все расскажешь или помогать придется? – схватили Веру за горло. – Слышь, Седой, проверь хату, может, она не одна, – рявкнул один своему подельнику. Толик замер, затаив дыхание. Все его тело дрожало от страха, он не знал, что делать, ему было одновременно и страшно, и стыдно за трусость. Он видел только ноги в высоких ботинках, которые расхаживали по квартире, слышал возню. Первый потащил Веру в ванную и включил воду. «Что он собирается с ней делать?» – шум набирающейся ванны давил на Толика.

– Слышь, Бивень, она одна в квартире, никого больше нет, – проговорил Седой. Под кроватью Толик напряг весь свой слух пытаясь распознать происходящее в ванной.

– Ну что, играем в молчанку, – улыбнулся Бивень и окунул Верину голову в ванную. Вера вцепилась в край, пытаясь вытащить голову из воды, но сильная рука Бивня крепко держала ее за шею. На поверхности показались пузыри.

– Буль-буль раз, – прохрипел Бивень, вытаскивая Верину голову, повернул к себе и, глядя прямо в глаза, спросил, – Где порошок?

В ответ Вера выплюнула воду в лицо Бивню.

– Значит геройствовать будем, – окуная Веру обратно в ванную, рявкнул амбал. Теперь уже нахождение под водой было значительно дольше.

– Буль-буль два, – продолжил свою игру Бивень.

– Бивень. может поспокойней тебе, давай ее просто отвезем к шефу, пусть сам решает, что с ней делать. Наша задача была найти и доставить, а ты тут игры устраиваешь.

– Ты меня тут учить будешь?! Сявка вонючая, – бешено рявкнул Бивень, – я тебя спрашиваю, учить меня вздумал? Нет ты отвечай мне, а не молчи как б*** сраная.

– Ты чего это, Бивень, попутал меня с другим кем-то, а ли предъяву мне кинуть хочешь?

В этой перебранке Бивень переключил все свое внимание на Седого, забыв, что держит под водою голову девушки. Вера кричала, упиралась руками в дно ванной, пытаясь вытащить голову, вместо звуков изо рта вырывались пузыри, обтекая лицо, всплывая на поверхность, лопаясь с приглушенным звуком, буль, буль, буль, все реже и реже. Буль, буль… руки Веры перестали упираться… Буль… голова перестала дергаться. На поверхности воды воцарилась тишина. Тело Веры обмякло. Искристый свет глаз медленно затухал. Бивень и не заметил, как у него в руках перестало биться маленькое сердце, продолжал сыпать ругательства. Тупое молчание Седого, с удивлением смотревшего на Бивня, доводило его. Он на секунду заткнулся, чтобы с новой силой брани обрушиться на Седого, но тот его опередил, с ехидством улыбнувшись.

– С девкой то что?

Бивень вытащил из воды голову Веры, она не дышала.

– Б**ь. – протянул Бивень.

– Что теперь шефу скажем? – широко улыбнувшись Бивню, спросил Седой.

Толик, не жив не мертв, лежал под кроватью и не знал, что там происходило снаружи. А снаружи Веру засунули целиком в ванную, скрестив на груди руки. Глаза ее оставались открытыми, глядели перед собой. Седой зашел в спальню. Толик напрягся всем телом, сжавшись в одну маленькую точку. Амбал взял мобильник Веры, лежавший на туалетном столике, и вслед за Бивнем вышел из квартиры.

Спустившись вниз по лестнице, амбалы вышли на улицу. Широкой грудью Cедой вдохнул свежий воздух.

– Эх, – выдохнул он, – жить то как хорошо. Что шефу то говорить будем? – спросил он, садясь в припаркованную у парадной дорогую машину.

Бивень не отвечал. Он резко нажал педаль газа, и машина с визгом рванулась вперед. Солнце отражалась на отполированном капоте, мимо проносились люди, машины, деревья. Бивень и Седой с детства жили в одном дворе, в трущобах нового района на окраине города, ходили в одну группу детского сада, потом в один класс. Вместе им прицепили на грудь октябрятскую звездочку, потом повязали на шею пионерский галстук. До комсомола дело не дошло: над страной пронесся ветер перемен и началась «Перестройка» – старые устои ломались, новые устои медленно и болезненно входили в жизнь Социалистического общества. Их родители работали на заводе слесарями, изрядно бухали. Предоставленные сами себе дети шлялись по улицам, в ватниках и керзачах, с длинными голубыми зенитовскими шарфами на шее и шапкой ушанкой на голове. Иногда они собирались в большую стаю, вооружались деревянными палками, наматывали солдатские ремни с тяжелой пряжкой на руки и шли в соседний район мочить Попугайников, прозванных так за то, что они жили в новых кооперативных домах с разноцветными полосками на Юго-Западе города. Оба стояли на учете в милиции. Инспектор по делам несовершеннолетних – Варвара Степановна– молодая, только что окончившая институт девушка не успевала заниматься огромным количеством гопников в своем отделении. Она махнула рукой на неблагополучных подростков и закрутила роман с усатым капитаном. В подвале отделения усатый капитан открыл качалку, состоявший из штанг, гантелей, гирь и всякого разного железа. Туда притягивалась шпана, вроде Бивня с Седым. Капитан, вдохновленный фильмом Копполы «Крестный отец», из лучших представителей качалки сформировал группировку, которая пробовала воплотить в жизнь американскую мечту по сценарию этого фильма. Капитан даже сбрил усы и перекрасил свои рыжие волосы в черный цвет, дабы походить на главного героя, за что и получил прозвище «Аль Пачино».

Окрепнув телом, но не разумом, молодежь отправлялась на разные задания Аль Пачино. Работы в новой демократической стране был непочатый край. Стихийно легализовались и формировались в большом количестве такие направления, как видеосалоны, кооперативы, ночные ларьки, бары, уличные рынки, челноки и проститутки. Активировались все предприимчивые люди, которые не хотели работать на государство, а хотели по-быстрому срубить бабла.

Бивень с Седым тоже начали получать свои первые задания от Аль Пачино. Сначала они вышибали разошедшихся пьяных из ночного бара «Каравелла». Потом охраняли проституток, вписывались за девушек если кто-то не хотел платить или позволял себе больше дозволенного. Потом они обходили ларьки собирая дань.

Все больше разрастался клан Аль Пачино, и начал капитан засматриваться на соседние территории, подминать под себя то, что слабо контролировалось у других. Начались межклановые войны, в которых выживали сильнейшие. Бивень с Седым начали ездить на стрелки. Именно в это время Седой и получил свое прозвище. На одной из стрелок с противоборствующей группировкой неопытный пацан разрядил в него всю обойму из пистолета, ни одна пуля не попала в цель. Седой не моргнул и глазом во время стрельбы, а после собственными руками задушил стрелявшего. Никакого эмоционального изменения в нем не произошло, только после этого случая вся голова здоровяка поседела. Бивень же получил свое прозвище за то, что засовывал клык кабана в задницы насильников проституток, а в дальнейшем – кооперативщиков и ларечников, которые отказывались платить дань.

Визг тормозов. Машина резко погасила скорость и остановилась у пешеходного перехода. Две пожилые женщины с палками для ходьбы в ужасе застыли на месте. Они пришли в себя только после того, как машина объехала их стороной. За закрытыми наглухо окнами на них смотрели два эмоционально отвратительных лица, желающих женщинам скорейшего отправления на тот свет.

– Нет, ты видела, Зин? Повыдавали права долбо*бам, теперь дорогу не перейти спокойно.

– Глашь, а может это знак что бы не ходить? – в ответ проговорила вторая женщина. У них видимо охотничий билет на пенсионерок!

– Ну ты скажешь тоже, если так на все смотреть, можно смело дома оставаться и ждать пока не дождешься.

Подруги направились к ангару. Было уже около трех и им надо было торопиться навстречу. Поднявшись по лестнице и войдя в кабинет, Зинаида Абрамовна немного смутилась. За свою жизнь она никогда не находилась в роли просительницы и сейчас от жалости к себе в горле стоял ком.

Исаак Сигизмундович встретил обоих сидя за столом, не отрываясь от бумаг и не глядя в сторону входящих.

– Тетя Зина, вы совсем не изменились.

То ли из жалости к себе, то ли от безысходности ситуации Зинаида Абрамовна рассказала все и в мельчайших подробностях. О том, как умер Сережа, какая сучка оказалась дочка, как ее выгнали, как государство заботится о пенсионерах, как она брала ипотеку, как приходили приставы, как она собиралась покончить с собой, каким мистическим образом нашлась визитная карточка, какой Изя был милым малышом, как он возмужал и многое, многое, многое по делу и не по делу… Через три часа монолога Исаак Сигезмундович посмотрел на часы и перебил нервно лопотавшую тетю.

– Тетя Зина, денег у меня нет! – от этой фразы мирно дремавшая в кресле Глафира Семеновна подскочила, как будто ее окатили холодной водой.

– Как нет, Исечка? У тебя такой офис, такой обеспеченный вид, – с изумлением проговорила Зинаида Абрамовна.

– Но я знаю что делать! – радостно произнес Исаак.

Троица спустилась вниз и остановилась у мешков с пилюлями и ящиками «Energy».

– Тетя Зина, я возьму Вас на работу начальником отдела продаж. У меня уникальный товар, он просто волшебный: возвращает молодость, дает кучу энергии. Я дам Вам эксклюзив на реализацию. Заметьте, в городе да и во всей России ни у кого нет таких условий и такого товара, – сказал он эмоционально возбужденно, давая тем самым понять, что это единственное и окончательное, чем он может помочь своей «горячо любимой», старой тете.

Зинаида Абрамовна поняла – это полный пи*дец.

– А что, Зинка, это идеальное предложение, – сказала Семеновна, толкая локтем подругу. – Какие предлагаете условия? – уже обращаясь к Исааку проговорила она.

– Я дам вам десять процентов.

– Десять процентов? Да ты немножко, не того, не… – возмутилась Семеновна. – Да это ты родной тетке после того, как весь свой бизнес на деньгах ее мужика поднял, совесть то иметь будем?! Пятьдесят на пятьдесят, – объявила она громогласно.

– Хорошо, – сказал Изя. – из уважения к вашему покойному и той памяти, что он для меня сделал, я дам вам шестьдесят процентов.

– Вот это по-нашему, – хлопнула в ладоши радостная Семеновна.

– Василий! – крикнул Исаак Сигезмундович.

Из темноты, в развалочку выплыл помятый мужик с папиросой во рту и засаленной кепкой.

– Василий, возьми Толика, погрузите в машину мешки и коробки, сколько потребуется, и доставьте куда потребуют, – дал распоряжение Исаак.

– Это оно конечно можно, – почесал за ухом Василий. – Но только Толян то здесь, то там. Я его со вчерашнего дня не видел. Говорят, появлялся он сегодня, да и снова свинтил куда-то. Я ему не нянька, чтобы с ним ёшкаться.

– Ну тогда сам справляйся, – строго приказал Исаак Сигезмундович.

Изя ласково попрощался с Зинаидой Абрамовной и Глафирой Семеновной6 обнял их и чмокнул обеих в старческие щеки.

– Вот это сервис, – радостно проговорила Семеновна, сидя в машине вместе с подругой. – прям с доставкой на дом.

– Это-то да, – печально протянула Зинаида Абрамовна.

– Главное – не ссать, Зинка. У нас все получится, мы не только твою ипотеку покроем, мы еще и на Канары заработаем, а, Василий? – подмигнула водителю Глафира Семеновна.

В ответ Василий языком переложил потухшую папиросу из одного уголка рта в другой и, смачно про себя выругавшись, нажал правой ногою на педаль газа так, что пенсионерки вдавились в мягкие, кожаные сидения автомобиля.

В отличие от Глафиры Семеновны, которая потирала руки от удовольствия, толкала соседку в бок и проецировала радужные перспективы их ближайшего будущего, Зинаида Абрамовна была печальна.

Выйдя на пенсию, Глафира Семеновна старалась вести активный образ жизни. Сначала она просто так ходила на свою старую работу, пока ее ненужное присутствие не надоело трудящимся коллегам, и бывшие сослуживцы стали игнорировать, а некоторые даже прятаться от нее. Перестав посещать работу, Семеновна сосредоточилась на помощи ближайшим родственникам, но ее дети, давно уже живущие своим укладом, не хотели обременяться заботой Глафиры. Дальние родственники, так же, как и бывшие коллеги, далеко не всегда были рады видеть свою самобытную родственницу, на все имеющую свой взгляд и свое, зачастую отдельное от их собственного, мнение. Только внуки оставались островком радости в пенсионном штиле жизни Глафиры Семеновны, но это удовольствие стоило ей большей части и без того крохотной пенсии. Поэтому баловала она их своим появлением реже, чем хотела бы. Все планы, которые строила Семеновна, налетели на скалу окружающей и собственной ненужности. И только спустя несколько долгих пенсионных лет, она поняла, что жизнь прекрасна, когда ты нужен сам себе. А жизнь, она настолько коротка и быстротечна, что невозможно всё успеть, да и не нужно. Живешь и радуешься в свое удовольствие. Просыпаешься с оптимизмом, говоришь спасибо вселенной за еще один предоставленный день. Глафира Семеновна стала находить удовольствие во всем что было вокруг, и чего вокруг не было, а могло только произойти, и она с огромным оптимизмом пыталась это реализовать, распространяя свой, бьющий ключом позитив на все четыре стороны.