По ту сторону дороги

Предисловие

Наши стены – это наша защита. Наши башни – это наши вечные стражи. Наши охотники – хранители мира и порядка, непоколебимого и нерушимого с новых лет. Только Город может защитить нас от всего, что осталось вне Закона. И его правила священны для каждого…

Декларация безопасности Объединений

Туман сегодня гораздо плотнее, чем обычно. Такая густая молочно-белая дымка, словно воздушная пена. Ну почему именно в это утро? Надеюсь, к тому времени, как я доберусь, он хоть немного рассеется. Я хочу увидеть их. Хочу посмотреть, как охотники отправятся за ворота. Все верят, что их давно уже не посылали в Пустошь. Но это неправда. Я-то уж знаю наверняка. И сегодня хочу в этом убедиться. Вот только бы туман сошел побыстрее.

Вообще, в Объединениях не принято выходить из дома в такую рань. Не то что бы это запрещено Законом или правилами, но просто далеко от понятий «нормального» поведения. Город должен отдыхать в тиши, а его жители должны подняться под общий удар часов и поприветствовать новое утро. Как можно было остаться равнодушным к такому правилу? Поэтому мое утро всегда начинается с первыми лучами солнца, приветствующего меня на вершине башни Совета – самого высокого здания в Городе. Оттуда открывается потрясающий вид на все его дома и редкие парки. Вид кукольной игрушечной страны, которую каждый день заводят особым ключиком и которая уж точно не сравнится с просторами Пустоши. Она обступает Город со всех сторон, как черно-зеленая волна, готовая вот-вот поглотить нас живьем, но отступающая перед белоснежной, искрящейся электричеством стеной. И там что-то беспрестанно колышет деревья, листву, что-то живет там, в этом огромном океане дикости и одиночества… Но думать сейчас об этом не хочется, становится не по себе…

А еще как на ладони видна красно-бурая лента Дороги, тянущейся так далеко, что ее конец теряется на горизонте. Дорога – это сердце Пустоши, ее душа. Говорят, что с нее все и началось.. Не знаю, правда это или нет, но она остается главной связью между одиннадцатью Объединениями. Каждое утро я с трудом заставляю себя оторвать взгляд от этого завораживающего зрелища, чтобы успеть вернуться домой до всеобщего пробуждения.

Руки уже трясутся от усталости, а ветер здесь становится сильнее и обдувает прохладным дыханием раскрасневшуюся от напряжения кожу. Мне осталось совсем немного. Только бы успеть увидеть их! Эта узенькая лестница, привинченная к одной из сторон башни (к счастью, не открытой всему Городу) – единственный путь к верхней площадке, напоминающей плоский блин. Не могу сказать, сколько здесь метров, но, хоть высоты я и не боюсь, лезть по холодным и порой скользким перекладинам не самое увлекательное и приятное занятие, даже для такого опытного человека как я!

Наконец, я пластом падаю на площадку, пытаясь восстановить дыхание. Сегодня прохладно, а здесь, наверху, вообще холодрыга. Я перехожу на другую сторону и сажусь, поджав ноги и обняв себя за плечи. От холода слегка передергивает, но я едва ли обращаю на это внимание, полностью сосредоточившись на городских воротах. Через минуту-другую там появятся охотники. Я точно это знаю.

От чрезмерного напряжения глаза начинает пощипывать, а очертания периодически немного расплываются, так что приходится часто моргать. Но вот они появляются. Я в волнении подаюсь вперед, абсолютно не задумываясь о том, что сижу на самом краю площадки. Несколько черных машин, напоминающих огромных жуков, останавливаются перед стеной. Они замирают в ожидании. Сами охотники не выходят, а потому разглядеть этих воинов, облаченных в черные одежды, к сожалению, невозможно. Но вот раздается легкий щелчок, даже мне удается его расслышать, стены медленно с металлическим скрежетом разъезжаются в стороны, и машины одна за другой вырываются на Дорогу. Они двигаются практически бесшумно и, как только покидают пределы Города, сразу набирают скорость. Ворота смыкаются за ними вновь. Теперь охотникам никто не поможет. Теперь только Дорога повелевает их судьбой. Их машины несутся быстро, словно желая как можно скорее покинуть эти безжизненные края. То есть, нет. Они, конечно, далеко не безжизненны, и в этом-то вся проблема. Откуда-то со стороны лесов вдруг раздается странный звук – голос Пустоши, одинокий и слишком громкий для утренней тишины, и я спешу поскорее убраться с башни. Около самогó Города не могло остаться ничего опасного, но все-таки страх гонит меня обратно в мою маленькую комнатку, к моему одеялу. Пусть эти виды и очаровывают меня, притягивают своей особой силой, но все же совсем не хотелось бы оказаться по ту сторону стены.

Глава 1

Система обеспечивает нашу защиту до тех пор, пока каждый из нас подчиняется ее законам. Любое отклонение порождает опасный ветер хаоса, способный разрушить все, что было создано с таким трудом. А потому уважение системы – высочайшая необходимость…

Из речи первого советника второго Объединения

– Ну что за привычка есть на ходу? Разве так подобает вести себя юной леди?

Я закатила глаза, продолжая быстро пихать в себя одну за другой ложку хлопьев с жалкими остатками молока, а точнее какой-то белой воды, которая и без того сто́ит немало.

– Алиса, ну я прошу тебя!

– Ша, пожалуйста, – пробубнила я полным ртом, – ты же не хочешь, чтобы я опоздала?

– А это уже не моя забота, девочка. У тебя что ни день – так забег через весь Город. Как будто неприятностей не хватает!

Она еще что-то недовольно поворчала себе под нос, заставив меня по-доброму усмехнуться. Ша – это собирательное звание всех воспитательниц, учителей и нянек Объединений, и обращаться к ним позволяется только таким образом, так что настоящие их имена вскоре совсем забываются. Но ша считаются уважаемыми людьми, и попасть на обучение в их академию довольно непросто. Но вот мою сестру это никак не останавливает. Сэм просто мечтает стать ша, так что она целыми днями просиживает за подготовкой к экзаменам.

Наша няня уже довольно пожилая, я даже и не знаю, сколько ей в действительности лет (держу пари, она и сама не в курсе), но Сэм часто любит повторять втихаря, что ей уже давно перевалило за сотню. Ша воспитывает нас с детства и живет в нашем доме все то время, что я себя помню. Ей полагалось уйти, как только Сэм как младшему ребенку минуло десять, но все получилось иначе. Пятнадцать лет назад, когда мне только-только исполнилось пять лет, наши родители погибли за пределами стен. Их уничтожила Пустошь, а точнее те, кто там может встретиться. Родители были охотниками с высшими разрядами подготовки, но этого оказалось недостаточно. Никакие умения и никакой опыт не помогут, если Пустошь решит тебя убить. По крайне мере, так любит повторять ша. Няне позволили остаться с нами только из-за былого влияния родителей, а так отдали бы в дома милосердия.

Да, нам повезло, но на этом все привилегии и закончились. Мы живем как все. Живем, как умеем, и никто уже не вспоминает об уважаемых когда-то охотниках. Система удалила их из базы, а значит, они теперь забытые призраки. Система безжалостна и равнодушна, и тот, кто удален, должен исчезнуть. Никаких дней памяти, никаких фотографий. Вспоминать тех, кто уже не может послужить Городу – бессмысленная трата времени.

Я бросила тарелку в раковину, с ужасом замечая, как стрелка нависших надо мной часов двигается с какой-то неимоверной скоростью.

– Ша, я все потом уберу. Надо бежать. До вечера!

– Будь осторожна, девочка! – раздалось в спину из соседней комнаты, и я вылетела на улицу.

Жгучая жара встретила меня с распростертыми объятиями, так что я едва не повернула обратно. Ах, если бы только могла! Еще только утро, а воздух уже раскалился. Быстрее, быстрее, не то мои баллы снова потеряют пару цифр.

Жалкое подобие улицы, ряд ровных белых домов, переулок, еще переулок, остановка. На автобус уже опоздала. Вот зараза! Дальше бегу до большого проспекта, здесь народу становится все больше, и среди этого моря человеческих тел, четко вышагивающих в разные направления, трудно пробираться. На меня часто недовольно озираются. Конечно, ведь спешка – признак дурного тона! Но мне и дела нет до их широких шляп, тонких одежд, изящных ботинок и деловитых лиц, к этому возмущающему одноцветью я уже успела привыкнуть.

На дорогах бесшумно скользят редкие маленькие автомобили, несколько высоких зеленых деревьев, так и кичащихся своим изумрудным сочным отливом, вырастают вдоль тротуаров; квадраты и прямоугольники из бетона и стекла постепенно занимают весь вид по правую сторону от меня, словно выскакивают из-под земли; на экранах крутится одно и то же лицо, с улыбкой повторяющее то одну, то другую цитату Закона: «Мы – это Город. Город – это безопасность и покой» или «Служение обществу – залог его вечного процветания, залог его будущего» и прочее, и прочее. Все чисто, строго, изящно, так что начинает подташнивать.

Вы не подумайте, я не против системы. О таком даже подумать страшно, но все же ее запреты меня невольно душат, и порой хочется послать всех куда подальше. Слышала бы мои рассуждения ша, точно бы посадила под замок и заткнула бы мне рот кляпом. Такие мысли – бесстыдство и признак гниющего сознания. Система – идеальна, и никто не смеет сомневаться в этом.

Наконец, я влетаю в вестибюль офисного здания, где меня мгновенно обдает холодной волной, так что я жадно вдыхаю этот легкий воздух. Я вся взмокла, блузка прилипла к телу, волосы растрепались и… я опоздала.

– Доброе утро! – откашлявшись, с улыбкой произношу я. – Номер 22378020.

Девушка окидывает меня недовольным взглядом, а затем быстро отстукивает мой номер на клавиатуре.

– Алиса Кастерли, – произносит она, – ваш рабочий день начался десять минут назад. Вы пришли не вовремя.

– Я знаю. Просто кое-что произошло. Я шла по дороге на автобус и…

– За опоздание с вашего идентификационного номера будет снято пятнадцать баллов, – ровным тоном сообщает та.

– Пятнадцать?! – у меня аж дыхание перехватило. – Но почему так много?

– Это ваш не первый случай опоздания. Ко всему прочему по завершении ваших рабочих часов вам будет назначена отработка. Вы получите всю подробную информацию к обеду. Возьмите свой пропуск и проходите на ваше рабочее место. И хочу напомнить вам, что третье нарушение повлечет за собой исключение с практики и отказ от предоставления характеристики. Хорошего вам дня и помните, что дисциплина – это фундамент жизни Города. Спасибо за ваше понимание!

Я молча забрала свой пропуск и пошла к охранному пункту. «Спасибо за ваше понимание! – передразнила я про себя. – А где же ВАШЕ понимание, что-то не пойму?!»

В отличие от высоких мечтаний моей сестренки Сэм, мои планы на будущее куда прозаичнее и проще. Я учусь в сфере городского управления (без понятия, как меня туда занесло) и в данный момент прохожу практику в КаЗНе – так в народе называют управление по Контролю За Населением. Мы же частенько называем ее по-другому – просто КаЗНь, честно говоря, ей это больше подходит. Вообще, в детстве я мечтала стать охотником, как и родители, но наборы в их ряды проходят крайне редко, а попасть к ним практически невозможно – нужно быть сильным, выносливым и даже немного бесчувственным, если можно так выразиться. Ведь если охотников отправляют за пределы стен, то они должны быть готовы встретиться с Пустошью. Нужно сдать сотни различных тестов и экзаменов, которые должны подтвердить твою пригодность, да и баллов на их обучение должно быть немерено, так что мне туда не попасть, и это все осталось только в детских мечтах. Сэм меня не понимает. Она ненавидит Пустошь всем сердцем и ненавидит тех, кто там живет, тех, на кого устраивается охота, за то, что они забрали у нас нашу семью, и сестра не видит никаких положительных сторон в жизни охотника. Я же не испытываю к землям за стеной такой сильной злобы, скорее после смерти родителей она стала навевать на меня еще больший ужас, но это уже совсем другое.

Я плюхнулась на свой стул и откинулась на спинку, закрывая глаза. «Пятнадцать, пятнадцать баллов! Это же моя трехдневная зарплата!»

– Эй, Ли́са, ты где была? – раздался рядом тихий обеспокоенный голос подруги. Ох, как я рада услышать ее!

– Привет, Бетти, – вымученным голосом отозвалась я и повернула к ней голову.

– Тебя оштрафовали, верно?

– А ты как думаешь?!

– И сколько?

– Пятнадцать!

– Ох, Лис! – на ее лице отразилась сразу масса неописуемых эмоций. И из всего этого многообразия она решила выбрать строго-поучительное выражение. – Тебе не стоило так пренебрегать правилами. Еще одно нарушение и…

– Да знаю! Думаешь, я нарочно?

– Нет, конечно. Но, – она огляделась по сторонам и, нагнувшись ко мне, прошептала: – Твои утренние забеги к башне, они же до добра не доведут.

– Я бы успела, как и всегда. Просто в этот раз слишком много дежурных стражников бродило по улицам. Не хотела попасть им в руки.

– С чего бы им так усиливать охрану? – она нахмурилась.

Я загадочно улыбнулась и промолчала, дабы раздразнить в Бетти еще большее любопытство.

– А все потому, – зашептала я, – что Трой был прав. Сегодня утром несколько машин охотников отправились за стену! – Подруга ахнула и быстро прикрыла рот ладошкой. Когда она пугается, то выглядит как маленький ребенок.

Трой – это еще один мой друг. Его отец занимает высокую должность в ОБ (Отделе Безопасности) и обычно осведомлен обо всех тайнах и секретах стражей и охотников. Трой подслушал разговор отца по телефону и сообщил мне о грядущей миссии. Сам он не смог бы сбежать из дома – у него охрана такая, что и мышь не проскочит. Да и, на самом деле, он не в большом восторге от моих похождений. Трою предстоит стать охотником и однажды сменить своего отца, так что он пропитан их установками до мозга костей. Ша частенько причитает, как бы мое влияние не попортило паиньку Троя!

Мы подружились из-за связей наших родителей, так что знаем друг друга с малых лет, и что особенно замечательно – Трой помнит о моих родителях гораздо больше, чем я сама, так что иногда мне удается выуживать из его памяти что-нибудь интересное.

– Но зачем им отправляться на Дорогу? – округлила глаза Бетти, до последнего не веря.

– Мне-то откуда знать! – Я поднесла свою карту к компьютеру и вошла в рабочую систему. – Может, их отправили в другое Объединение. Связь ведь всегда поддерживается.

– Но сейчас существуют более безопасные пути для этого. По крайней мере, туннели или другие направления. Северный тракт считается полностью очищенным.

– В Пустоши нет ничего полностью очищенного, ты знаешь, а туннели еще не так хорошо функционируют.

– Но ты ведь на самом деле не веришь в то, что они просто отправились в другое Объединение?

– Нет, я не верю.

Я уткнулась носом в экран, обрывая наш разговор. Скоро наступит час приема, а нужно сделать еще столько работы. Вот только мысли об утренних машинах все никак не хотели уходить из головы. Что если это новая охота? Что если они снова ищут Теней? Но это все потом, потом… Нужно сосредоточиться!

Ближе к обеду мне удалось разгрести очередной завал в документации, который бывает, наверное, только у меня. Не представляю, что бы у какого-нибудь другого работника КаЗНи бумажные дела пребывали в подобном хаосе, – у них все всегда систематизировано и приведено в надлежащий порядок. Листик к листику, цифра к цифре. Беее. А я как всегда то и дело тону в море данных и незаконченных таблиц. Вообще-то я ответственный человек, но искрящаяся повсюду педантичность вызывает во мне крайне противоположный отклик. В чем же красота, если все одинаково?

Вернувшись с перерыва, первым делом я обнаружила у себя на рабочем столе аккуратно сложенный лист, в котором во всех подробностях излагались условия моей отработки. В течение целой недели я буду задерживаться в этой слепящей белизной дыре, выполняя целую массу странных заданий и поручений. Чтоб их всех! Но что уж тут злиться, виновата, мол, сама, вот теперь и расхлебывай.

Зал приема распахивает свои двери ровно в час дня и остается открытым в течение двух с половиной часов, не больше и не меньше. Все, кто не успел попасть в отведенное время, обязаны покинуть офисное здание КаЗНи и испытать свою удачу в следующий раз. Никого не интересует важность или срочность твоего запроса, ведь в Городе «все равны перед обществом и Законом», конечно, если ты не из круга особо влиятельных личностей.

Я нервно глянула на часы. Время приема – самая тяжелая часть дня. Ненавижу это, просто не могу смотреть на эти угасающие выражения лиц тех, кому мы не можем помочь. Нас учат быть беспристрастными к любой жалобе или проблеме, но я, видимо, соткана из другого полотна.

– Добро пожаловать в управление по контролю за населением, – произношу я на автомате, натягивая что-то вроде улыбки на свое лицо. – Присаживайтесь и назовите свой идентификационный номер.

Худенькая рыжеволосая девушка опустилась на стул, ее руки слегка тряслись, а взгляд скользнул сначала по другим работникам и их клиентам, а потом и по мне. Она очень волновалась и потерянно смотрела в мои глаза. «Нездоровый уровень волнения, – машинально пронеслось в голове. – Позвать лекаря или нет?»

– Назовите ваш идентификационный номер, – повторила я.

– Ах, да, конечно, – ее голос дрогнул, – 22758112.

Я мгновенно застучала по клавиатуре. Яркий экран компьютера выплюнул мне в лицо ее досье, всю подноготную со всеми достижениями и ошибками до мелочей. Каждый раз, когда приходится самой предоставлять свой номер, чувствую себя будто абсолютно голой. Держу пари, эта девушка сейчас ощущала себя похоже.

– Ванесса Делинхолл, – произнесла я, и клиентка кивнула. – В чем заключается причина вашего обращения в управление?

– Я… я окончила обучение в школе и хотела подать заявку на получение профессии.

Еще несколько щелчков мыши и ударов по клавиатуре. Кружок загрузки быстро завертелся, а я тем временем продолжила опрос:

– У вас есть пожелания по поводу дальнейшего обучения или вы предоставляете право нам определить вас?

– У меня… есть.

Мой вопросительный взгляд пронзал девушку. В это время к нам обращаются десятки подобных клиентов, так что я уже устала повторять одни и те же вопросы.

– Я хотела бы связать свою жизнь с медициной.

– В научном плане или практико-социальном?

– Второй вариант.

– Хорошо, посмотрим, что стоит в вашем досье.

Я внимательно просмотрела все основные пункты характеристики ее обучения, жизненных позиций и всего прочего, что необходимо было учесть. И в первую очередь, конечно, баллы ее персонального номера. Они – все, что определяет нас в нашей жизни.

– Вы хорошо показали себя за время обучения, Ванесса, прекрасно сдали экзамены и повысили свой рейтинг за счет волонтерских мероприятий, – Я уткнулась в экран, стараясь не смотреть на девушку. – Это очень неплохо. Но ваша общая персональная сумма баллов не позволяет вам пойти в сферу медицины, мне очень жаль.

– Но… Но как?.. Почему?

– Ваш балловый рейтинг понижается за счет скромного достатка вашей семьи; некоторых нарушений вашей прабабушки, повлекших за собой вычет баллов на несколько поколений; небольшого количества отзывов-характеристик от окружения. Мне очень жаль, но согласно Закону, мы не можем оформить вашу заявку по данному направлению.

– Но… пожалуйста! Я столько сделала ради этого! Это же моя мечта!

– Я распечатаю вам список…

– Я полжизни потратила на это! Вы же ненамного старше меня! Неужели вам так трудно понять?

– Это определяю не я, – мне пришлось посмотреть ей в глаза, из которых градом катились слезы. Великий Закон, за что? Она как будто не в Городе родилась!

– Но разве так важно, что нарушила моя прабабушка? Разве это так значимо сейчас?

– Наказания не определяются без соответствующей причины, – я постаралась, чтобы мой голос звучал твердо. – Вам стоит следить за подобными выражениями, не то вас могут обвинить в противодействии системе или недоверии к ней. Хотите потерять еще больше баллов?

Она опустила голову, а когда снова посмотрела на меня, то в ее глазах блеснула какая-то пугающе нездоровая искра, так что я даже слегка отпрянула.

– Закон твердит, что мы все равны, но о нас судят по прошлому, по тому, что уже давно исчезло. Нас судят по ошибкам, а не по тому, чего нам удалось достичь. Нам говорят, что мы все равны, но…но…Ненавижу вас всех!

– Прекратите! Я вынуждена буду сообщить в отделение городских стражей. Вы забываетесь!

– Простите, – ее лицо удивительно быстро стало прежним. – Я просто очень огорчена.

– Но вы же понимаете, что я обязана сейчас снять с вас семь баллов?

– Делайте, что принято. Мне все равно.

Пара нажатий кнопок, и Ванесса потеряла шанс на еще одно направление, указанное в ее рекомендованном листе.

– Я распечатаю вам список, сформированный системой для вашего дальнейшего обучения. Подумайте и возвращайтесь не позднее, чем через четыре дня, считая от сегодняшнего числа. Ваш выбор будет оформлен в окончательный запрос, и после вы получите дальнейшие инструкции, – Я выдала ей все необходимые памятки и брошюры. – Они помогут вам определиться.

Девушка молча поднялась и, едва двигая ногами, словно оживший мертвец, покинула зал приема. Я шумно выдохнула и потерла виски. Стоило все-таки позвать лекаря. Если бы наше общение с клиентами не записывалось, я бы не стала вычитать баллы. Но что есть, то есть. Мне этого не изменить. Однажды я тоже была на ее месте, но, в отличие от девушки, у меня не было такого замутненного представления о жизни, я не питала надежд ни на что, и потому почти не разочаровалась, когда мой вариант был отклонен.

Может, так и лучше, легче, когда выбор делают за тебя, учитывая все твои личностные и общественные характеристики. Тебе просто говорят, чему ты подойдешь. Может, свобода еще тяжелее? Может, ее вовсе и не стоит так жаждать? Но в любом случае все так, как оно есть, и мы не вправе порочить систему. Она – наша защита и наш покой, и поэтому нам следует ей довериться.

Глава 2

Мы не можем удовлетворить запросы всех, а потому следует быть скромным и кротким в своих желаниях. Если мы все беспрестанно будем чего-то хотеть и требовать, то погрязнем в мире из неосуществленных мечтаний.

Мередит Уотсон, глава управления по контролю за населением

О моих утренних наблюдениях за спящим Городом и вечно бодрствующей Пустошью временно пришлось забыть. А все из-за этой дурацкой отработки! Теперь я возвращалась так поздно, что сразу заваливалась спать, а утром едва открывала глаза по будильнику. Эти задания выкачивали из меня все силы, словно хотели иссушить до последней капли крови. Мне никогда еще не приходилось выполнять настолько в равной степени бесполезные и трудозатратные задания, а еще мне никогда не приходилось ходить по улицам так поздно. Немного жутко, на самом деле. Ведь когда шум Города уже затихает, ночью раскрываются голоса Пустоши: ее шелестящие деревья, крики птиц, чей-то грозный рык. Я знаю, стена надежно защищает нас ото всех опасностей, но, когда ты в полном одиночестве бредешь по пустым улицам, она кажется не толще картона, готового упасть от первого дуновения ветра. Разумеется, на улицах встречаются дежурные стражи, каждый раз проверяющие мое разрешение на возвращение домой в позднее время, но они все равно не избавляют от страха.

Мне осталось отработать всего два дня, и все снова станет по-прежнему. Может, мне повезет, и, если охотники еще не вернулись, я смогу посмотреть на них. Не знаю, почему это так важно для меня, но я бы очень хотела снова увидеть их жуки-машины.

Я сонно ковырялась в тарелке, отправляя в рот уже остывшую, слипшуюся комочками кашу, а сбоку тем временем тихо бубнил крохотный пузатый телевизор. Такие устанавливали даже в самых бедных районах. Советы тщательно следили, чтобы у каждого жителя Города был доступ к важным новостям и объявлениям. Нашему пузатику давно перевалило лет за двадцать, и его изображение периодически подергивалось цветными полосами. Может, попробовать подать заявку в КаЗНе? Все-таки общественно необходимая вещь…

– Ну, бодрее, бодрее! – зайдя на кухню, пробормотала ша. – Не то опять заработаешь себе неприятности!

– Времени еще много, встала ни свет ни заря, – лениво протянула я и широко зевнула.

– Ну вот, и поделом тебе! Теперь будешь знать! Вот наша Саманта, та никогда не позволяла себе подобной безответственности, а ведь она даже младше тебя…

– Ну, ша! Я поняла уже!

– Эй, Лис! – раздался на лестнице голос сестры. – Тебя к телефону!

Она впорхнула на кухню, словно огромная бабочка, ее пшеничная копна волос рассыпалась по плечам, а серо-голубые глаза уже оглядывали кухню в поисках чего-нибудь повкуснее. Сэм плюхнулась на стул и протянула мне тяжелую серебристую трубку.

– Кто там? – настороженно спросила я у сестры. Та усмехнулась:

– Твой женишок, кто же еще?!

Я закатила глаза. Сэм всегда так обзывала Троя, ну просто малое дитя!

– Доброе утро! – раздалось в трубке.

– Не смей так оскорблять меня! – мрачно усмехнулась я.

– Все торчишь ночами в офисе?

– А ты думаешь, что они вдруг сжалятся и отпустят меня?

– Нет, конечно. Просто не удержался от напоминания, что…

– Да-да, я сама виновата! Уже надоело это слушать!

– Ладно тебе, Лис, не обижайся! Я не затем вообще-то звоню, – его голос зазвучал взволнованно.

– Одну секунду, Трой, – я сразу поняла, что лучше выйти в другую комнату, и, убедившись, что ша и Сэм не могут услышать меня, спросила: – Что-то случилось?

– Не со мной, но ты права. Во-первых, Лиса, охотники вернулись.

– Правда? Когда? Сегодня? – я ощутила легкое разочарование.

– Ночью, насколько я понял. Отец встал раньше общего пробуждения. Ему позвонили, и он быстрее убежал в штаб. Думаю, что-то серьезное.

– Ты так и не знаешь, зачем они выезжали за стену?

– Даже не представляю. Тут все странно. Но мы с тобой так открыто говорим, – спохватился он, – мама уже дома, надо быть осторожнее.

– Да, ты прав, – вздохнула я. – Меня просто прожигает любопытство. Я надеюсь, потом все станет ясно. Хотя бы тебе, а там уж ты и мне все расскажешь.

Он засмеялся, а потом продолжил:

– Есть еще кое-что.

– Валяй.

– Через пять минут пойдет новостной эфир. Посмотри его. Обязательно. Ты должна это знать.

– Поняла.

– Ладно, набери мне вечером, все обсудим. Удачного дня, Лис!

– И тебе!

Отключившись, я быстро вернулась на кухню и прибавила звук телевизора. Я сидела, едва ли не уткнувшись в него носом, и ловила каждое слово утренних новостей. Но когда они закончились, удивилась – ничего необычного не сообщили, все, как и всегда. Я знаю, что у состоятельных людей Города есть чуть ли не пять каналов, но Трою известно, что в нашем доме он только один. Что он хотел сообщить мне? На что я должна была обратить внимание? Все это было очень странно, и зудящее нервозное ощущение вдруг решило обосноваться где-то у меня в животе. Не знаю, что конкретно меня так обеспокоило, но мне вдруг жутко расхотелось хоть одним мизинцем показываться из дома. Мне стало страшно, и весь мир словно обернулся какой-то пеленой.

– Лиса? Лиса! – громкий голос Сэм вывел меня из забытья. – Ты в порядке? Тебе уже пора выходить.

– Да все… все нормально. Просто задумалась. Удачного дня в школе! – я выскочила из кухни.

Волнение заставило меня быстро набрать номер Троя, но дома его уже не оказалось. Я тихо чертыхнулась себе по нос и вышла на улицу. Чтоб тебя, Трой! Я теперь до вечера буду в таком состоянии? Странно, что меня так напугала не какая-то новость, а полное ее отсутствие.

Сегодня я впервые наслаждалась своей работой. Ее было так много, что она полностью отвлекала меня от беспокойных мыслей. Я быстро пришла в себя, и утренние переживания стали казаться мне полнейшей глупостью. Вот мой компьютер, мои бумаги, клиенты – все, как и прежде. Мир не перевернулся, не провалился под землю, все продолжает жить. Это прекрасно! Я даже понадеялась пораньше взяться за отработку и успеть добраться до дома до того, как главные дороги нашего района закроют и мне придется перелазить через многочисленные калитки в бедняцких переулках.

Вот наивная! Последние работники покинули офис, и я осталась в потемках, разгоняемых лишь экраном компьютера и одной единственной настольной лампой. Электричество нужно экономить! Я с сожалением посмотрела на часы и с тяжелым вздохом уронила голову на стол, вытянув руки вперед. Ну когда же это все закончится?! Но не успела я погоревать над своей горькой участью, как в коридоре послышался легкий шум раздвинувшихся дверей, и стены отразили эхо чьих-то каблуков.

Я замерла в нерешительности: кто мог оставаться в управлении в такой час, кроме меня? Я так и осталась лежать на столе, прислушиваясь к звуку неспешных шагов. И вот к ним присоединились голоса. Не один, а именно два голоса, обладатель одного из которых ступал практически бесшумно. Охотник? Но что ему здесь делать? Поначалу звуки сливались в один непонятный шелест, но вскоре их можно было разделить на отдельные слова, которые звучали все громче и яснее.

– Да, на неделе запрос оформлялся, – произнес знакомый голос.

Он принадлежал Мередит Уотсон – главе нашей КаЗНи. Я видела ее вживую лишь пару раз, но эти встречи, очень короткие, надо сказать, оставили мне впечатление об этом человеке, как о яркой, уверенной и умной женщине, к которой я быстро прониклась симпатией.

– Неужели все дело в этом? – удивился неизвестный мне мужской голос. – Но она не единственная, кто проходил через распределение. Так происходит каждый год.

– Не могу ответить тебе точно. Этим делом займутся. Мы проверим все ее окружение, все портфолио, все, что сможем найти. Но боюсь, это нечто большее, чем обыкновенный срыв. В этой семье…

Разговор оборвался, и дверь в офис вдруг резко открылась. Я мгновенно подняла голову со стола, встречаясь глазами с застывшей в проеме мадам Уотсон. Тень за ней мне не удалось разглядеть.

– Алиса? – воскликнула она, и глупое выражение удивления застыло на моем лице. Она помнит мое имя?! – Что ты тут делаешь в такое время?

Я быстро поднялась на ноги и сложила руки в замок перед собой.

– Мне была назначена отработка, мадам. У меня есть соответствующий документ. Предоставить его вам?

– Нет, нет, – она отмахнулась. – Все в порядке. Но я думаю, ты достаточно сегодня поработала, можешь идти домой. Я тебя отпускаю.

– Спасибо, мадам! – я с быстротой молнии выключила компьютер, покидала вещи в сумку и поспешила к выходу.

Вот счастье, я все-таки смогла уйти раньше! Мне даже не удалось скрыть своего ликующего выражения лица. Собеседника мадам Уотсон я так и не увидела, похоже, он ушел, пока я собиралась. Но это и неважно. Главное, я лечу домой!

Выйдя на улицу и пройдя немного по дороге, я все же не удержалась от того, чтобы не обернуться: здание молчаливо врастало в темноту, его паучьи глаза чернели по всему бетонному телу, но одно окно все же продолжало ярко гореть – там, я знаю, находился кабинет Уотсон.

Пока я добиралась до дома, меня остановили целых семь стражей. Семь! Откуда они все только взялись? Не помню, чтобы столько ночных дежурных патрулировало улицы. Будь я в центре, наверное, через каждый шаг бы проверяли. Утренний звонок Троя снова вспомнился мне, и новая порция волнения, щедро приправленная страхом, окатила меня с головой. Что же все-таки происходит? А еще этот разговор в офисе… Или же я просто становлюсь чересчур мнительной?

Когда я тихонько вошла в дом, дабы никого не разбудить, было уже далеко за полночь. Я пробралась до кухни, чтобы найти там остывшую часть ужина, и рядом с тарелкой обнаружила маленькую записку, написанную рукой Сэм: «Трой звонил вечером. Просил, чтобы ты обязательно ему перезвонила, и неважно, сколько времени будет на часах. Кажется, ты окончательно вскружила ему голову, сестричка!» Я сжала записку в кулаке и помчалась в свою комнату, не забыв прихватить с собой телефон.

Моя комната располагалась в самом конце коридора второго этажа. Домик хоть у нас и был достаточно просторным, но все же скромным и пустоватым. Я на цыпочках прокралась мимо комнаты няни – ее сон в последнее время стал подозрительно чутким. Такое ощущение, будто ей кажется, что ночью ко мне пробираются целые толпы любовников.

Дверь моей спальни тихо скрипнула за моей спиной, и я облегченно выдохнула. Опустившись на пол, в полной темноте я без труда набрала номер. Мне не нужно было видеть расположение цифр, мои пальцы помнили их наизусть. К трубке долго никто не подходил, но, наконец, по ту сторону провода раздался приглушенный и сонный голос моего друга.

– Лиса?

– Да я, Трой. В чем дело? Я смотрела сегодня новости, но ничего необычного не заметила.

– Знаю, – буркнул он в ответ. – Сам видел. В этом вся и проблема, Лис, они ничего не показали. Я просто был поражен.

– Да что случилось-то? – волнение сменилось раздражением.

– В общем, слушай. Это произошло вчера вечером. Я хотел еще тогда тебе рассказать, но ты же знаешь, пока все детали станут ясны. Да еще и отец тут…

– Трой… – процедила я сквозь зубы.

– Да, прости. Вчера погибла девушка. Если я правильно запомнил, ее звали Ванесса Делинхолл, – это имя резануло по моим ушам, а образ мгновенно предстал перед глазами: рыжие волосы, трясущиеся от волнения руки, заплаканные глаза.

– Не может быть, – прошептала я, ощущая острую сухость в горле.

– Ты ее знала?

– Она приходила в КаЗНу… Подавала заявку на профессию…

– Ох, Лис, мне жаль.

– Нет… То есть да… Просто продолжай.

– Ты только не принимай близко к сердцу, потому что дальше – хуже. Она не просто погибла, а спрыгнула с башни Совета. Сама.

У меня похолодели конечности. Сколько раз я бывала на той площадке! И представить, как кто-то бросается оттуда вниз, казалось невозможным. Мое воображение быстро нарисовало ее искаженное от удара тело во всех ужасающих подробностях. Я помотала головой, она слегка кружилась.

– Сам по себе этот случай – кошмар, – продолжал Трой, – но то, что на ней обнаружили, делает ситуацию еще более странной. Все ее тело, особенно руки, были исписаны черной ручкой. Думают, она сама это сделала. Там постоянно повторялось: «Ненавижу вас всех!» и «Следующие здесь – вы!».

Мне становилось хуже, я ничего не могла ответить.

– Хотя сейчас я понимаю, почему в новостях промолчали. Утром казалось, что они не могут проигнорировать такую трагическую смерть, хоть бы слово сказали. Но на самом деле все ясно. Самоубийств не бывало десятки лет, никто даже и не помнит о таком. А чтобы кто-то возражал против Советов? Я слышал, как отец говорил, что будут проверять всю ее семью. Они боятся, что девушка – часть какого-то заговора. Но все равно, как же можно промолчать в городе, где истина считается величайшей ценностью?

– По-моему, ответ очевиден, Трой. Ценности принадлежат только избранным единицам, – прохрипела я, радуясь, что телефонная линия их семей из ОБ не прослушивается. – Созвонимся завтра.

– Лиса, подожди…

Я отбросила трубку в сторону, отключив перед этим звук. Меня мутило. Перед глазами всплывали то образ девушки, то воображаемые надписи, а в ушах звучали слова Мередит Уотсон и восклицания Троя. Я даже не знаю, о чем думала в этот момент. Комната давила на меня со всех сторон, воздух казался горячим, липким и удушливым. Может, не знай я эту девушку в лицо, мне было бы легче, но сейчас отчего-то казалось, что я виновата в ее смерти, ведь и я была частью всей этой паутины. С трудом поднявшись на ноги, я подошла к окну и оперлась о подоконник. Воздух с улицы не дарил никакого исцеления, он был таким же душным и густым.

Не знаю, сколько я там простояла, но постепенно мне стало легче. Разве я виновата, что девушка не была готова к подобному? Нам объясняют правила еще в детстве, так заведено в нашем мире, неужели теперь мы все должны вот так легко поддаваться отчаянию и прерывать свои жизни? Или та девушка и впрямь была частью чего-то большего?

Тихий шорох заставил меня очнуться. Я настороженно оглядела зеленые кусты под окном. Звук был настолько тихим, что вполне мог и померещиться. Но вдруг он повторился снова, на этот раз уже ближе, почти подо мною. Пожалуй, надо бы сказать ша, что пора уже избавиться от этих зарослей, в них кто угодно может запрятаться. Колючие мурашки пробежали от макушки до пяток, когда шорох стал громче, а кусты зашевелились от настойчивого движения. Я вцепилась в подоконник, не в силах заставить себя спрятаться, что было бы, конечно, гораздо разумнее.

От темно-зеленой массы отделилась фигура, худая и невысокая, укутанная в изодранный плащ. Я боялась даже вдохнуть, а незнакомец неожиданно поднял голову вверх, прямо на меня, и мы замерли, уставившись друг на друга. Очевидно, он тоже не ожидал здесь кого-то увидеть. Его лицо трудно было рассмотреть в такой темноте, но его тело странно покачивалось, будто он едва мог удерживать себя на ногах.

– Помоги мне! – вдруг прошептал человек.

Мне показалось, что я брежу, но незнакомец снова повторил свою просьбу, прибавив при этом тихое «пожалуйста». Его голос был таким слабым, и в нем слышалось такое отчаяние, что мой страх неожиданно отступил под неимоверным натиском жалости. Разум просто вопил о том, что нельзя разрешать незнакомцам лазить в твое окно, но он сегодня был не в авторитете, поэтому спустя пару минут в моей комнате, тяжело дыша, стоял молодой человек. «Вот и не зря ша волновалась!» – глупо пронеслось в голове. Я жалась к противоположной стене, все еще не уверенная в намерениях незваного гостя. Зачем, зачем я позволила ему влезть в мое окно?

Он снова пошатнулся, схватившись за бок, а когда убрал руку, на его ладони осталась темная жидкость. Это, несомненно, была кровь. Теперь меня охватили паника и ужас. Он хотел еще что-то произнести, но вдруг повалился на пол. Луна осветила его и без того бледное лицо и чернеющее пятно крови на одежде. На улице снова послышался легкий шум, и где-то прозвучал чуть различимый голос стражника. Я вздрогнула и приблизилась к незнакомцу. Задрав рукав его левой руки, я обнаружила метку из трех пунктирных полос. Настоящую метку Тени.

Глава 3

История одиннадцати Объединений довольно проста, хоть ее истоки и тянутся к уплывающему в дымку прошлому. Говорят, мир раньше совсем не походил на нынешний. В нем не было высоких стен, в нем не существовало того, что сейчас называется Пустошью. Тот мир был полон небывалых чудес. Ша однажды рассказывала нам об огромных громогласных зверях, что бегали по выделанным из железа тропам, о плавающих по глади воды монстрах, о машинах-птицах, на которых люди умели летать. Сейчас таких чудес больше не существует, и в школе, изучая историю старого мира, мы едва касаемся темы прошлых изобретений. В нашей жизни они никому уже не нужны, никто и не помнит, как они создавались. Ша говорит, что люди больше не достойны ими владеть. В те времена люди и природа еще пытались сосуществовать друг с другом. Там была свобода, как любит говорить Трой, но там бушевал и хаос, как без конца повторяют советники. В том мире, без стен и охотников, не существовало системы, он был разношерстен и беспорядочен, у него даже не было единого языка, а потому он едва не уничтожил сам себя.

Отдельные бойни, битвы, сражения вылились в большую войну, длившуюся бесконечно долго и порождавшую все новые и новые катастрофы. Никто уже и не помнил, против чего он борется, все превратилось в единое поле смерти, и так родилась Пустошь. Она стала не просто ответом самой природы на преступления человечества, но и результатом того, что пытались создать люди в борьбе друг с другом. Леса, моря, горы и озера становились все опаснее и опаснее, и все меньше они подходили для жизни человека. Пустошь разрасталась, прогоняя людей со своих владений, и она была вовсе не пуста, а наполнена мстительной силой.

Человечество погибало, оно не могло остановить этот мятежный дух Провидения. И тогда люди нашли спасение в новой идее. Они остановились на еще не тронутых болезнью землях, создав особые города, объединившие всех, кто смог уцелеть. Большие города, чьи высокие стены могли защитить его жителей от Пустоши. Но чтобы стать еще сильнее, чтобы обеспечить еще большую безопасность выжившим, эти поселения начали образовывать единые районы, названные в итоге Объединениями. Одиннадцать безопасных районов, вобравших в себя по несколько Городов. Так было тогда, и так это остается по сей день, количество неизменно. И в те же первые годы нового мира многое изменилось. Сформировался единый язык – ми́рра, соединивший в себе наиболее близкие языки прошлого и усовершенствованный для более простого использования. Конечно, в разных Объединениях образовывались свои диалекты, но, в общем и целом, язык стал един. Исчезли некоторые достижения прошлого, которыми из-за Пустоши уже невозможно было пользоваться. Но появилась новая техника, которая помогала поддерживать комфорт в Городах. И самое главное, тогда была рождена на свет система, был создан единый Закон, который мог навеки сохранить мир и спокойствие человечества. Во главе каждого из одиннадцати Объединений встали их творцы, образовав верховные Советы. Их составили самые достойные и мудрые мужчины и женщины, количество которых решили приравнять к количеству Объединений.

Годы шли, но Пустошь все равно представляла угрозу. Ее главная артерия – большая Дорога, соединившая все Объединения вместе, но в то же время ставшая удобным путем для передвижения детей Пустоши от одного Города к другому, уносила множество храбрых жизней. И тогда Советы решили создать отряд самых сильных и отважных воинов, который мог бы защищать белые стены и уничтожать всех опасных тварей, что обитают в лесах. Так появились охотники. Ими восхищались, им подражали, ими гордились и их всегда боялись. Они стали самой мощной опорой Объединений, самыми доверенными людьми Советов.

Настало время Благополучия – лучшие годы с начала нового мира, но и они не могли длиться вечно. Среди жителей Городов стали появляться мятежники, бунтари, те, кто начал подвергать сомнениям и Закон, и саму систему. Они затевали споры и устраивали демонстрации, а затем и вовсе приступили к открытым нападениям, и много людей погибло в те годы. Советами было принято единственно возможное и верное решение – за тяжкие провинности, подобные этим, виновники будут изгнаны из Города и выставлены за ворота, где их судьбы уже будет определять Пустошь. И это время Чистки навсегда запомнилось всем одиннадцати Объединениям.

Но на этом борьба не закончилась. Изгнанники, те, кто был удален из системы, были прозваны призраками, Тенями, о которых больше уже никто не должен помнить. Они стали объединяться в группы, помогая друг другу выживать за пределами стен, и начали свои нападения на Города. Объединениям пришлось встретиться с врагом, которого сами они и создали. И тут на помощь вновь явились охотники, также успешно преследующие на просторах лесов изгнанных преступников, как и тварей Пустоши. Времена Охоты, так и назвали этот период. Волнения, наконец, улеглись, Тени практически исчезли, а воины все реже и реже стали выезжать за врата. Наступило время Безмятежности, и так оно длится до сих пор.

А теперь у меня на полу истекает кровью бессистемник, преступник с меткой Тени на руке, один из тех, кто убил моих родителей, настоящий призрак. И он лежит беспомощный и слабый, а я никак не могу сдвинуться с места.

Глава 4

– Он не прошел испытание, и дракон сожрал его, потому что мальчик хранил тайны.

– Но как же так? Неужели дракон так безжалостен?

– Нет, напротив. Он великодушен и милосерден. Он знал, что тайны, в конце концов, убивают и делают это жестоко и мучительно, они бы разорвали мальчика изнутри, поэтому дракон избавил его от грядущих страданий…

Из сказки «Семь испытаний» (рекомендованная литература для учеников младших классов).

Его дыхание постепенно ослабевало, и мое, кажется, утихало вместе с ним. Я не шевелилась и продолжала глядеть на это бледное, почти безжизненное тело. По воздуху расползался металлический запах, так что казалось, будто стоит только пошевелить ртом, как ощутишь железные крошки на зубах. Тень оставалась неподвижной и бессознательной, но мне периодически мерещилось, что сейчас этот человек вскачет и задушит меня своими сильными и грязными ручищами. Но он продолжал неподвижно лежать. Я бы могла оставить его так, распростертого на полу, и дождаться последнего удара его сердца, или могла бы набрать 915, позволив стражникам и охотникам разобраться с ним. Может, получила бы что-то вроде благодарности за содействие в поимке преступника. Именно Тени убили в Пустоши моих родителей, ни звери, ни монстры, а именно они виноваты в том, что мы с Сэм больше никогда не увидим наших маму и папу. Кто знает, может, именно этот человек участвовал в том нападении? Может, он собственноручно уничтожил их?.. Я невольно пригляделась к его лицу: нет, слишком молодой, возможно, даже младше меня. Тогда этот парень был еще ребенком, да в нем и сейчас еще оставалось что-то детское, какое-то невинно-напуганное выражение, отпечатавшееся на лице. Такой беззащитный…

Мои руки тряслись мелкой дрожью, когда я поднимала его рубаху, пытаясь в бледно-кукурузном свете луны рассмотреть его рану. Она выглядела ужасно, а в этих потемках казалась еще более черной и пугающей. Никогда мне не приходилось сталкиваться с чем-либо подобным. В тот момент мне показалось, что этому человеку не удастся выжить, и на секунду я даже испытала облегчение – узнай кто, что у меня в доме изгнанник… Но потом во мне пробудился огромный страшный зверь, едва ли не дракон, который своим пламенем обжег все мое нутро. И его имя – Жалость, чтоб ее. Я схватила какое-то первое подвернувшееся под руку тряпье и крепко зажала им рану, не имея ни малейшего понятия, что делать дальше. Я не врач, не спасатель, не ша… Я вообще еле сдерживала тошноту от одного только вида этой лужи крови. Няню просить о помощи не представлялось возможным, ни к чему ей знать о подобном, но моя сестра готовилась к обучению ша, вот она и нужна была мне сейчас. Больше, чем когда-либо.

Каким-то образом мне удалось закрепить повязку так, чтобы она продолжала зажимать рану. Я вся перепачкалась, его кровь теперь была у меня на руках, на лице, так как мне часто приходилось смахивать падающие на глаза волосы. Все мое тело, вся моя кожа пропитались этим отвратительным запахом, а в глазах то и дело мелькали красно-бордовые пятна. Я тихо выползла за дверь. Воздух и здесь был каким-то тяжелым и давящим, словно сам дом решил придушить меня за такого гостя. Я на цыпочках подобралась к комнате Сэм и осторожно постучала, одновременно прислушиваясь к звукам в комнате няни. Тишина. Везде. Я снова постучала, эту соню не пробирал никакой посторонний шум. Мне пришлось попробовать ручку – заперто. Эта привычка осталась у Сэм с прошлого года, когда к ней беспрестанно пробирались в окна влюбленные поклонники, с которыми она с удовольствием могла провести вечер, а иногда даже и ночь, пока я прикрывала ее от ша. Но сейчас я уже начинала злиться.

Наконец, с той стороны раздался приглушенный звук, и между комнатой и коридором образовалась небольшая щелочка. Я удивленно глянула в темноту:

– Не откроешь? – раздраженно зашептала я.

– Ах, Лиса, ты, – раздался облегченный вздох.

– А ты кого ожидала увидеть?

– Да никого. Просто сезон Тумана приближается, я… я проявляла бдительность, – она слегка пожала плечами.

– Похвально, – недовольно пробурчала я. – Как будто это помогло бы…

– Пожалуйста, Лиса! – тихо воскликнула она, а потом сощурилась: – Что у тебя на лице такое?

Я тяжело вздохнула:

– Мне нужна твоя помощь. Только тихо и… обещай не осуждать меня.

– За что это?

– Просто пообещай. И не злиться. И не шуметь! Что бы ты ни увидела.

– Мне не нравится, как ты говоришь…

– Умоляю тебя, Сэм!

– Ну хорошо, обещаю.

– Тогда пошли.

Сэм выглядела смущенной и обеспокоенной одновременно, а я молила про себя, чтобы тот бедный парень еще не умер. Он, конечно, изгнанник, но все-таки…

Когда мы обе оказались в моей комнате, а дверь скрыла нас от коридорных стен, Сэм замерла в недоумении и огромными глазищами уставилась на парня.

– Лиса, кто это? – ее голос дрогнул, и она машинально посмотрела в окно, боясь, наверное, увидеть карабкающихся на подоконник стражей, охотников или даже соседей. Я тоже невольно посмотрела туда же.

– Ему нужна помощь. Он серьезно ранен. Это все, что сейчас важно знать. Я сама не справлюсь, а ты многое умеешь. Ты же будущая ша, а они мастера по части целительства.

– Лиса, как он сюда попал?

– Неважно, Сэм…

– Ты впустила его через окно? Кто он?

– Сэм, прошу, помоги мне! – Я схватила сестру за руку, силой подтолкнула к Тени и, убрав тряпье, оказавшееся моей футболкой, попросила сосредоточиться на ране.

Сэм все еще пребывала в каком-то странном состоянии, но дух ша уже овладел ее сознанием, и она стала что-то бубнить себе под нос, кажется, пытаясь перебирать вслух возможные причины подобного повреждения.

– Он очень слаб, едва ли выкарабкается, – заключила сестра.

– Но ты ведь попытаешься? Мы же не можем оставить его умирать здесь! Это… это как-то не по-человечески…

– Ему помогли бы в больнице. Я ведь все-таки не лекарь…

– Он может не дотянуть. Уже поздно куда-то звонить. Ты поможешь или нет?

– Я сбегаю в комнату за лекарствами, – вздохнула она. – Но я не так много знаю, может, лучше позвать ша?

– Нет, не нужно ей в это ввязываться.

– Но…

– Сэм, нет! Потом поймешь. Просто поторопись.

На ее лице застыла неуверенность, но она поднялась и быстро и бесшумно убежала за своими примочками. Вдруг ей удастся хоть что-то сделать! Я вернула рукав его рубахи на место, скрывая под ним метку из трех пунктирных линий. Ни к чему сестре знать об этом. По крайней мере, не сейчас.

Солнце продиралось первыми бледно-золотистыми лучами сквозь пелену грязно-серых облаков. Оно словно выгрызало себе дорогу, дабы дотянуться до нашего мира и лизнуть землю своим раскаленным язычком. Меня ужасно тошнило, а в голове клубился какой-то вязкий едкий дым, от которого сознание начинало путаться. Мы сидели, прислонившись спинами к стене, все в крови и стекающем по телу поте. Держу пари, что этому парню, всю ночь провалявшемуся без сознания, сейчас гораздо лучше, чем нам. Я помогала Сэм во всем, и пару раз меня чуть было не вырвало прямо на лицо несчастного. Да уж, хороший из меня помощник! Сестра сделала все, что смогла, и, хоть она утверждает, что ране еще далеко до заживления и не факт, что оно пойдет так, как надо, сейчас наш гость дышал ровно, и опасность вроде бы миновала. Не будь Сэм будущей ша, сомнительно, что нам удалось бы спасти этого юношу.

– Надо его переодеть, – вдруг произнесла она, и я вздрогнула от этого неожиданно раздавшегося голоса.

– Зачем?

– Его рубашка грязная, я не хочу рисковать и допустить заражения. Не думаю, что мы сделали достаточно герметичную повязку.

– Тогда теперь твоя очередь делиться с ним футболками. Моя теперь годиться только для мусорки. Предлагаю отдать твою старую оранжевую, где еще написано «Королева драмы».

Сэм прыснула:

– Велика честь! Не парься, у меня остались пару вещей от Алекса. Сейчас принесу.

Она с трудом поднялась. Сэм держалась молодцом и, несмотря на юный возраст, уже была достойной звания ша.

Сестра вернулась быстро, зажимая в руках черную широкую футболку. Я одарила ее вымученной улыбкой и спокойно смотрела, как Сэм стаскивает с парня его одежду. Мой мозг соображал в замедленном темпе, и когда внутри меня вдруг что-то щелкнуло, и я закричала «стой», сестра уже с ужасом отпрянула от раненого, затем медленно перевела взгляд на меня.

– Это… это изгнанник! Он из Пустоши! – ее голос неприкрыто задрожал.

– А…э… – все, что смог выделить мне мозг в минуту крайней необходимости. Сэм же этот ответ сказал гораздо больше.

– Так ты знала? – в ее голосе я уловила не только изумление, но и нотки ярости.

– Он умирал… Мы не…

– Как ты могла?! Он – изгнанник! Мы могли от него чем-нибудь заразиться! Или он мог напасть на нас! Он же… он же живет… там! К нему нельзя подходить!

– Я знаю-знаю, но он же умирал! Нельзя было…

– Надо было позвать охотников! Это было бы правильно!

– Охотники обвинили бы нас в укрывательстве!

– А сейчас они, конечно, одарят нас дополнительными баллами!

– Сэм, я знаю, но… Но он попросил о помощи!

– Может, наши родители тоже просили о помощи! – лицо сестры исказилось. – Он один из них, он – убийца и преступник!

– Не говори глупости! Посмотри, он же твой ровесник!

– Но он мог убить кого-нибудь другого! Они все… все одинаковые! – голос Сэм все так же дрожал, но, кажется, ее злость стала немного утихать.

– Я знаю, что он изгнанник. Знаю, что за стену выгоняют только преступников. Мне самой от этого не по себе. Но в тот момент… Не знаю, Сэм, я просто не смогла его так оставить! И ты ведь помогла мне, хотя полумертвый незнакомец в нашем доме – это в любом случае незаконно! Почему тогда ты не отказалась?

– Я – ша…, – глухо отозвалась сестра, бросая тяжелый взгляд на раненого.

– Не верю, что причина только в этом.

Мы немного помолчали.

– Нас обвинят в предательстве, Лис, – тихо произнесла Сэм. – В предательстве Города.

– Никто не узнает, – уверенно ответила я, хотя от страха у меня сводило живот. – Мы прогоним его, как только он сможет ходить.

– Лучше сдать его… Жизнь мы ему, может, и спасли, но его должны судить по Закону. Охотники разберутся с ним по справедливости.

– Но как мы объясним свою помощь?

Сэм страдальчески застонала.

– Мы влипли, влипли… Мы обе просто рехнулись! Это все так неправильно!

– Успокойся! – строго воскликнула я. – Я обещаю, что все будет в порядке. Никто ничего не узнает. Мы спрячем его на чердаке.

– Лиса! – она почти что взвыла. – Его все равно найдут и убьют, а нас прикончат вместе с ним и правильно сделают! Что бы сказали на это родители?! Они боролись против изгнанников, а мы теперь…мы…, – ее губы затряслись.

– Мы спасли человеку жизнь!

– Так не должно быть, не должно! – она меня словно не слышала. – Может, ты просто не понимаешь! Может, тебя это так не задевает, потому что ты другой крови, вот и все! – залитая слезами она вылетела из комнаты, оставив меня в абсолютном недоумении.

Что она говорит? На что намекает? Я не хочу это слышать, не хочу даже думать о таком. Она просто в шоке и говорит глупости! Может, я и пожалею в будущем, но сейчас отступать уже бессмысленно. Мы спасли его жизнь, а значит, возложили на себя ответственность за нее.

Глава 5

– Что вы скажете о сезоне Тумана? Неужели пока так и не появилось необходимой системы безопасности?

– Есть вещи, что нам неподвластны. Туман – это ведь дело не только природных явлений, но и болезни сознаний, а с ними нам приходится тяжело бороться, ведь эти единицы, способные уничтожить целый Город, чрезвычайно упрямы.

– Да, но к счастью, они уже довольно редки, и жители могут теперь спать спокойно.

Газета «Звезды Закона», интервью с главой безопасности времен Охоты

Странно, как иначе ты начинаешь воспринимать весь окружающий тебя мир, когда в твоем собственном происходит что-то отличное от него. Словно бы все поменялось как в картинках калейдоскопа, сложилась новая фигура, и, чтобы вернуться к прежней, нужно снова что-то поменять.

После той ночи прошла уже целая неделя. Ужасная неделя, надо сказать, никому бы такой не пожелала, даже Синди Паркинсон. Я спрятала изгнанника на чердаке. Ша никогда туда не заходит, она считает, что там живут души наших родителей, так как все там завалено их оставшимися вещами. Но мы с Сэм в это никогда не верили и уже давно облазили его вдоль и поперек. Он стал местом для наших тайн, и теперь был призван хранить еще одну. С сестрой мы почти не разговаривали. К вечеру того дня она сказала мне лишь одну фразу: «Я все еще считаю, что это неправильно, но послежу за его состоянием, раз уж взялась. А потом сделай все, чтобы он исчез из нашего дома! Бедные родители, они бы, наверное, умерли со стыда за такое предательство!»

Про другую кровь она больше не упоминала, но те ее слова раздражали меня всю неделю, проникая в мои сны и превращая их в убийственные кошмары. Пару раз я даже собиралась спросить что-нибудь у ша, но мои губы в этот момент будто слипались друг с другом, и оторвать их просто не представлялось возможным.

А еще всю неделю меня мучила паранойя. Стоило мне выйти из дома, как я начинала дергаться от любого шороха. В глазах прохожих, клиентов, даже в глазах Бетти я видела свою тайну. Казалось, все знали о ней, знали во всех подробностях и только ждали подходящего случая, чтобы обрушить на меня свою кару. Я постепенно сходила с ума, этот секрет жег меня изнутри, выедал меня кислотой, и от него никак нельзя было избавиться. Может, действительно, этот дракон из дурацкой детской сказки поступил милосердно, слопав мальчика? Ему не пришлось мучиться так, как мне. Как и Сэм, вероятно.

Иногда казалось, что сестра права, следовало сдать изгнанника с самого начала, но потом какая-то ненужная жалость говорила обратное. Мне так и неизвестно, кто он и откуда появился. Парень очнулся, но продолжает упорно хранить молчание. Не знаю, трудно ли ему говорить или же он просто боится. Я тайно приношу ему еду, питье, вывожу в туалет, а Сэм меняет повязки и поит обезболивающими. Правда, делает она это в мое отсутствие. Мы обе измотаны. Я не могу избавиться от чувства вины перед сестрой, но верю, что, несмотря на злость и страх, она поступила бы так же. Может, в нашей семье слишком силен дух ша, и мы просто не можем оставить человека умирать. Знать бы только, правильно это по отношению к преступнику или нет.

Экран словно загипнотизировал меня, не могу оторвать взгляд от кнопки «удалить». Я должна избавиться от запроса Ванессы Делинхолл, так как именно я его и составляла. Он исчезнет, будто никогда и не создавался, так же как исчезла и сама девушка, будто вовсе и не рождалась. Бетти толкнула меня локтем в бок:

– Уснула, что ли? – голос звучит весело и непринужденно. Конечно, ей ведь нечего скрывать! – Давай, заканчивай работу, скоро в зал приема идти.

Одно движение руки словно в тумане – и вот Ванесса никогда не появлялась в этом здании, никогда не говорила со мной. Странно, но сейчас я почти ничего не чувствую.

– Эй, Лиса, ты в порядке? Ты какая-то бледная, – Бетти обеспокоенно заглядывает мне в лицо, а я выдавливаю из себя слабую улыбку.

– Ничего от тебя не укроется. Сэм и я поссорились, неделю уже не разговариваем, вот и подкосилась немного, – правда, и не придерешься.

– Да ладно! А что случилось?

– Так, пустяки, – я махнула рукой. – Не сошлись во мнениях, – еще одна половина правды.

– Не расстраивайся, помиритесь. Я-то вас знаю. Вы же семья, все придет в норму.

– Конечно, – улыбаюсь я, а сама тем временем думаю про те слова о другой крови. Ну зачем ей вздумалось говорить такое?

– Эй, Кастерли! – вдруг раздается у входа, и мое лицо автоматически перекашивает от раздражения. Это нормальный рефлекс, когда к тебе обращается Синди Паркинсон. Бетти тоже недовольно поднимает на нее взгляд:

– Чего тебе? Твой отдел в другой стороне, потерялась? – она редко позволяет себе говорить в таком грубом тоне, обычно это моя прерогатива, но только не в случае с Паркинсон. Здесь любые средства хороши.

– Не с тобой говорю, коротышка! – это обзывательство для Синди словно заклинание, но мы настолько к нему уже привыкли, что даже не реагируем. Что поделать, если у девушки плоховато с фантазией. – Так, Кастерли, у меня нет никакого желания лишний раз заглядывать в вашу… вашу норку. – Конечно! Ее отдел ведь такой огромный! – Но тебя вызывают наверх, просили передать, – на ее лице отразилась ехидная ухмылка, которую та даже не потрудилась сдержать.

Но меня мало интересовало ее злорадство, мое тело похолодело, как у мертвеца. Они знают, они все знают! Меня как минимум упекут за решетку, а может, и вообще убьют! Но как же им удалось? Сэм не сдала бы, я знаю точно, несмотря на все ее недовольства. Может, ша все-таки впервые за всю жизнь поднялась на чердак? Немыслимо!

– Зачем? – тем временем каркающим голосом спрашиваю я и злюсь, что эта зараза замечает, как я испугалась.

– Тебе-то лучше должно быть знать, – она приблизилась и склонилась над моим столом, ее длиннющие золотистые волосы заслонили экран компьютера, ногти впились в стеклянную опору, отделяющую мое рабочее место от остального мира. Красные губы казались измазанными в крови, словно она выпила ее из раны того самого изгнанника. Вообще, Синди признанная красотка, как бы она мне не нравилась, я никогда не отрицала этого очевидного факта, но сейчас девушка показалась мне уродливой ведьмой. Видимо, у меня от страха расплавились мозги.

– Что же ты натворила, наша умница-разумница? – эти ее слова вдруг вернули меня к реальности. Удивительно, но сейчас я благодарна Синди за ее вечную привязанность к одинаковым прозвищам. Теперь я снова могу дышать.

– Может, меня собираются наградить? – улыбаюсь в ответ. – Недавно разговаривала с Мередит Уотсон, – вспоминаю я тот вечер, – она была хорошего мнения о моей работе, – немного приукрасим и вуаля, лицо Синди уже меняется.

– Посмотрим, – бурчит она. – Как, кстати, твой дружок поживает?

– Оу, прекрасно! Мы с ним на днях ходили в кино, – вообще-то я давно уже не разговаривала с Троем, а точнее, после того звонка про Ванессу, но нельзя было упустить случая позлить Паркинсон. Ее лицо скривилось, и перед тем как выйти, она бросила через плечо:

– Ага, только в кино он и сможет выносить твою компанию!

Мы с Бетти усмехнулись. Наша вражда с Синди длится с незапамятных времен, а точнее, еще с младшей школы. Семья Паркинсон считается очень состоятельной, ее родители работают в научной лаборатории, и они достаточно близки к самому Совету. Синди пророчат блестящее будущее в сфере управления, куда по какой-то несчастливой случайности мы вместе пошли работать. Все по классике жанра – богатая красавица, мечта всех парней, еще в школе по уши втрескалась в Троя, который и смотреть-то на нее не думал. Синди так и не простила нашей с ним дружбы, а дальше все собралось как снежный ком из кучи мелких конфликтов. Думаю, для нас с Паркинсон это уже стало неотъемлемой частью жизни – вечная неприязнь друг к другу. Но сейчас мне было не до Синди, меня ждал директорат.

Я неохотно покинула свой маленький отдел и неспешно побрела в сторону лифтов. Куда спешить, если меня вдруг разоблачили? Но если нет, то зачем тогда им понадобилось вызывать меня? Мой желудок скручивался в узелок, а ноги так и норовили повернуть назад, но я упорно продолжала следовать за своей судьбой, решившей отправить меня прямиком на одиннадцатый этаж. Кстати, забавное правило Объединений – не считая башен Советов, ни одно здание не может превышать одиннадцати этажей.

Раздался легкий шум, и серебристо-стальные двери разъехались в разные стороны, открывая маленькую зеркальную комнатку, залитую светом, в ореоле которого стоял настоящий Аполлон. Я на секунду застыла на месте с широко распахнутыми глазами. Уж его-то я никак не ожидала здесь встретить сегодня.

– О, привет, Лиса! – воскликнул он. – Тебе наверх? – Мне удалось заставить свою голову кивнуть. – Тогда заходи, я тоже туда.

Я вползла внутрь и встала на приличном расстоянии от него, насколько в этом маленьком пространстве это вообще было возможно. Мой мозг (предатель!) дал сбой и отключился, оставив меня совсем одну наедине с этим произведением искусства. Этого парня звали Дмитрий, мы вместе учились в школе, и он уже тогда завоевывал внимание многих девочек. С ним, пожалуй, мог поспорить только Трой. Но в отличие от моего крайне любвеобильного друга, Дмитрий мало с кем по-настоящему сближался, хоть и находился постоянно в больших и веселых компаниях. Мне он понравился с самого первого взгляда, точнее не просто понравился, а стал терроризировать все мое существо при одном только появлении. И мне повезло больше многих его поклонниц – в старших классах нас поставили в пару по большому научному проекту, и целых два месяца мы делили общество друг друга. Золотое время моей жизни! Но потом прошел выпуск, мы разошлись по разным академиям, и моя любовь потерялась из виду. А спустя время мы встретились здесь. Он так же, как и мы все, проходит сейчас практику, и порой сверхважные дела заводят Дмитрия в нашу организацию, так что мои сбои системы периодически повторяются. Ну, вот ничего не могу с собой поделать! Наверное, это тоже стало неотъемлемой частью моей жизни, как и вражда с Паркинсон.

– Как у тебя дела? – спрашивает он.

– Отлично! – голос получается каким-то писклявым. – Ты?

– Понемногу. Сейчас напряженное время – ждем Туман со дня на день. Много работы.

– Да, понимаю.

– Мой десятый, ты дальше? – кивок. – Тогда удачи! Было бы здорово встретиться как-нибудь, поболтать. Ну, давай!

Он вышел, а у меня в голове звенели только его слова: «встретиться», «поболтать». Это мне было предложено? Точно мне? Все переживания о вызове в директорат на эти короткие мгновения ушли куда-то на пятидесятый план. Увидь меня кто в подобном состоянии, точно решил бы, что я выпила. Уже слышу, что сказал бы Трой. Для него мое отношение к Дмитрию было вечным поводом для дурацких шуточек. Но что поделать, каждому в жизни нужен свой Аполлон. Однако стоило только выйти в коридор, как меня снова охватил мандраж. Ладони тут же вспотели, а желудок скрутило в неприятный узел. Святой Закон, что со мной будет?

Раздавшееся «войдите» по ту сторону двери прозвучало спокойно и как будто по-доброму, и я неуверенно вошла в кабинет. Здесь мне ни разу еще не приходилось бывать, сюда в принципе мало кого допускают. В комнате было просторно, огромные панорамные окна открывали вид на весь Город, центр третьего Объединения. Светлая деревянная мебель в минимальном количестве ютилась у стен, словно ее наказали, на полках ровными рядами стояли книги, лежали стопками журналы и газеты, а за широким столом сидела Мередит Уотсон.

– Проходи, Алиса, присаживайся, – ее голос звучал дружелюбно, а на лице сияла легкая улыбка. Я опустилась в кресло и сглотнула ком. Уотсон, видимо, заметила мое напряжение:

– Не беспокойся, я тебя не за нарушения вызвала. Понимаю, когда просят подняться наверх, для многих это кажется пугающим, но в этом нет ничего сверхъестественного. Я просто хочу поговорить.

Неправдоподобно. Непонятно.

– Я всегда готова помочь вам, мадам.

– Замечательно, я и не сомневаюсь, – она одобрительно улыбнулась. – Видишь ли, Алиса, меня интересует один твой клиент.

Мне не удалось скрыть удивления, и я снова занервничала. Мое подсознание уже чувствовало, куда все это идет, но не хотело признаваться в этом.

– О ком вы говорите?

– О девушке по имени Ванесса Делинхолл.

Вот оно. Слова были сказаны, имя еще не исчезло, а это возможно только в одном случае – системе она была еще нужна. Мне почему-то снова вспомнился тот раненый изгнанник, и показалось, что от меня за километр разит запахами крови и лекарств.

– У нас за день приходит много человек, не уверена, что смогу вспомнить.

– Да-да, конечно. Посмотри сюда, – она протянула мне папку. Там на первом же листе была напечатана фотография девушки и описаны все основные ее характеристики: имя, возраст, баллы и так далее. – Вспоминаешь?

– Лицо знакомое. Наверное, она была.

– Алиса, не нужно бояться. В чем причина такой скрытности? Я же знаю, что тебе сегодня пришлось удалить ее запрос. Ты совсем недавно смотрела на такую же фотографию.

На мгновение ей удалось меня напугать, загнать в ловушку, но я быстро сориентировалась:

– Да, мне приходилось сегодня удалять один запрос на продолжение обучения, но я даже не обратила внимания на человека. Ошибки частенько случаются, в сезон приходится не раз составлять и удалять запросы. Это нормально. К тому же у меня нет причин скрывать что-либо об этой девушке, я ее практически не помню.

– Сомневаюсь, – ее лицо немного помрачнело. Она пододвинула к себе какой-то аппарат и нажала кнопку. Из крошечного динамика полился голос Ванессы: «…нас судят по ошибкам, а не по тому, чего нам удалось достичь. Нам говорят, что мы все равны, но…но…Ненавижу вас всех …» Вот черт! Я и забыла, что все наши разговоры с клиентами записываются!

– Теперь я поняла, – мой голос звучал почти уверенно, – вы бы сразу мне это включили. Лицо девушки, может, и стерлось из памяти, но такие слова невозможно забыть.

– Почему ты не сообщила о происшествии?

– Я предупредила ее и вычла баллы. Мне показалось, что во всем виноваты сильные переживания, и девушка потом будет жалеть о своих словах. Не хотелось портить ей жизнь различными разборками.

– Ты проявила слабость, в данном случае этого делать не следовало.

– Мне очень жаль, если я совершила ошибку, мадам, но что-то случилось? Это девушка в порядке? – мне хотелось увидеть, как отреагирует Мередит, но та лишь успокоительно улыбнулась и не ответила.

– Было ли еще что-то странное в поведении Ванессы? Может, у нее были с собой странные вещи? Что-нибудь привлекло твое внимание?

– Э…нет, мэм, вроде ничего. Все было как обычно, не считая ее высказываний. Мне жаль, если я не могу помочь вам.

– Ничего, Алиса. Мне просто нужно было все уточнить. А сейчас протяни свою левую руку на стол, пожалуйста.

– Зачем? – я инстинктивно дернулась назад.

– Что за ребячество, Алиса? Если прошу, значит, нужно сделать. Ну, давай же, чего боишься?

Я осторожно вытянула руку, наблюдая, как Уотсон достает что-то из ящичка.

– Алиса, если ты не хочешь навлечь неприятности на себя и свою семью, тебе придется посидеть пять минут смирно. Будет почти не больно.

– Что вы собираетесь делать? – в ужасе воскликнула я, когда Мередит достала шприц и стала заполнять его странной болотно-зеленой жидкостью.

– Тебе придется забыть о девушке. Так нужно, лучше не задавай вопросов. Она просто исчезнет из твоей памяти и все. Будешь жить, как и жила раньше.

– Но почему?

– Без вопросов, Алиса! Сопротивление будет расценено как действия против Закона. Это очень дорогое и сложное в приготовлении лекарство. Нельзя пролить ни капли. Посиди спокойно.

Я не смела шевельнуться. Мне нельзя было навлечь на себя проблемы, тем более учитывая то, что прячет мой чердак, но и забывать о произошедшем тоже не хотелось. Она натянула на руки полупрозрачные перчатки, протерла место укола вонючей жидкостью, а я тем временем все продолжала повторять про себя «Ванесса Делинхолл, Ванесса Делинхолл», словно бы это могло помочь. По руке пронеслась легкая волна боли.

– Вот и умничка! – улыбнулась Мередит Уотсон.

Я вышла из лифта и направилась обратно к своему рабочему местечку. Немного клонило в сон, а в голове клубился туман. А нечего ночами караулить этого раненого! Совсем меня вымотал!

– Лис, ну что? – сразу раздался взволнованный голос Бетти.

– Да все нормально, расслабься, – усмехнулась я. Ее волнение мне показалось крайне забавным. Что, по ее мнению, там могло случиться со мной? – Практика подходит к концу, нужно было сказать, хочу ли я продолжить работу на этом месте, разобраться с моими характеристиками.

– Ох, я совсем забыла, что нас будут вызывать!

– Да, думаю, скоро и твоя очередь.

– Так что же ты решила, останешься?

– Хм, ну а как же!

Бетти радостно захлопала в ладоши. Ну как ребенок, право!

– Алиса Кастерли и Элизабет Ноун – лучшие работники года, – размечталась она, а я только посмеялась. Еще бы избавиться от моей чердачной проблемы, и жизнь вообще пойдет как надо.

– Слабо берешь, Бетти! Мы с тобой станем…

Но тут раздался пронзительный вой сирены, он оглушил весь город, и мы испуганно переглянулись.

– Всем сотрудникам срочно покинуть здание и вернуться в свои дома немедленно. Объявлен сигнал Тумана.

Мы с Бетти схватили сумки и влились в быстро разрастающуюся толпу. Никогда я не была настолько далеко от дома в такое время!

Глава 6

Тук, тук —

Раздается вдруг.

– Кто там?

– Это Туман.

– Зачем ты здесь?

– Чтобы поесть.

– Зачем тебе в дом?

– Чтоб жить в нем потом.

– Но я не пущу!

– Тогда проглочу!

– Почему ты так злишься?

– Ведь ты же боишься.

– Но ты нас пугаешь.

– А ты убегаешь.

– Я тебе не открою.

– Тогда дымом укрою.

– Не пройдешь ты за дверь!

– Это сделает зверь.

– Ему с цепи не сорваться.

– Он будет стараться.

– Уходи-ка ты прочь!

– Еще царствует ночь.

– Скоро день наступает.

– А Туман не сбегает.

– Тебе меня не забрать!

– Твой удел погибать.

– Твоя речь, словно яд!

– Открывай, говорят!

– Тебе здесь не пролезть!

– Время все еще есть.

– Вот я чувствую боль и холод…

– Все растет мой ужасный голод…

– Мое сердце останется здесь…

– Поскорее бы вкусно поесть…

– Я погиб, я пропал! Он так близок!

– Человек, как он жалок и низок!

Моя пища он, мой он прикорм.

– Ах, прощай, мой любимый дом!

– Этот голод нельзя унять,

Нужно снова в двери стучать!

Из детской страшилки о Тумане

Кто-то однажды сказал мне, что в старых сказках до времен Пустоши существовала история о волшебном камне, что любой металл мог обращать в золото. Но слышал ли кто-нибудь о магии, которая твою кровь превращает в расплавленный свинец, а мышцы – в стальные каркасы? Кто объяснит мне эти превращения? Я пробежала уже чуть ли не полгорода, людей на улицах не осталось, лишь изредка рядом мелькали какие-то силуэты, в таком же страхе летящие домой. Или же в моих глазах просто плясали черные мушки, которые я принимала за что-то живое. Мою грудь разрывало от боли, казалось, что какой-то зверь продирает когтями ее изнутри, пытаясь вырваться наружу. Что ж, я не спортсмен, признаю, и уже готова была бы сдаться, но страх – это лучшее топливо, гонящее вперед. Я старалась не оборачиваться, и так зная, что Туман подползает к городу все ближе, а, может, уже и перелезает через белые стены. Сирена орет как свихнувшаяся, и она не замолкнет, пока весь Город не погрузится в это грязно-серое море.

На повороте меня заносит, я поскальзываюсь практически на ровном месте и больно ударяюсь об асфальт, проезжая по нему коленями. Руки, ноги – все исцарапано, из ранок быстро начинает сочиться кровь, ладони жжет нестерпимо, но у меня нет времени на собственную слабость. Осталось совсем чуть-чуть, уже виднеется крыша моего дома. И тут я оборачиваюсь. Большая ошибка. Туман уже тянется по улицам, его самые длинные полупрозрачные лапы стелются по земле недалеко от меня, а в центре – библиотеки, стоянки, больницы уже тонут в этом дыме. Туман словно сжирает их, эта ненасытная тварь.

Мое тело похолодело от ужаса, словно меня уже превратили в мертвеца, и я едва заставила себя сдвинуться с места и снова побежать. На этот раз так, как не умела прежде. Он дышал мне в затылок, мне даже мерещился какой-то едва уловимый шепот, но все, что я видела перед собой, – это порог моего дома, моей хрупкой скромной крепости, моего единственного укрытия. Дверь оставалась распахнутой, а в проеме стояли ша и Сэм. Они что-то настойчиво кричали, но я не разбирала их слов, в моих ушах все звенело и гудело так громко, что я не могла расслышать и собственные мысли. Последний рывок, и мое тело упало на пол прихожей, с силой, с размахом. За мной быстро щелкнула дверь, и я, хоть и не видела, знала, что моя семья сейчас затыкает тряпками все щели у порога. Когда я подняла глаза от ковра, то мгновенно наткнулась взглядом на пепельную мглу, растекшуюся за окном.

Он стал приходить в Город после времен Чистки. Ша говорит, это плата за пролитую кровь, ведь Пустошь никогда не оставляет безнаказанным любую провинность. Может, поэтому он такой мрачный и грязный, будто хранящий в себе пепел того огня, что пожирал леса, и, может, он несет за собой шепот убитых, дабы свести с ума всех, кто еще остается в живых. Туман появляется каждый год в середине лета, хоть и определить его точное время все еще невозможно. Он вдруг просто закручивается в лесах и двигается на Город. Туман может оставаться целую неделю, а может лишь пару часов, и потом он просто растворяется в воздухе. Удивительно.

Но время его периода – это время абсолютного бездействия, мы словно заперты, как в темницах, в стенах своих же собственных домов. В Туман нельзя выходить из зданий, нельзя даже открыть окошко, ведь стоит только оказаться в его объятиях, как с тобой произойдет что-то ужасное, что-то способное свети с ума, лишить рассудка самым мучительным способом. Когда Туман только стал появляться, в Городе после него часто оставалось много жертв. Их находили на улицах в странных позах, с перекошенными лицами и с остекленевшими глазами, запечатлевшими сам Ужас… Говорят, что на телах некоторых погибших обнаруживали глубокие следы когтей, словно громадный хищник нападал на бедняг. Так появилось много легенд и страшилок про страшного зверя, что бродит в серой мгле. Никто не знает наверняка, что прячется в Тумане на самом деле, но желания выяснить правду пока ни у кого не появлялось. Главное, все помнят: нельзя открывать дверь на стук, потому что Туман может обманывать и всегда желает выманить тебя из дома…

Я сидела на диване, позволяя ша обрабатывать мои ладони.

– Нечего морщиться. Уже давно не маленькая девочка, – ворчала она.

– Будто это что-то меняет, – буркнула себе под нос Сэм.

Вот это да! Первое замечание в мой адрес за всю неделю! Сестра сидела напротив и преувеличенно внимательно изучала какую-то преумную книгу, которую читала уже, наверное, раз в шестой.

– Все, жить будешь! – заключила ша с улыбкой.

– Спасибо!

– В этот раз сигнал дали позже, – вдруг помрачнела няня. – Его все труднее отследить…

– Может, просто ответственные халатно отнеслись к своей работе? – возразила я. Не хотелось верить, что Туман становится опаснее.

– Нет, – потянула ша, – вы думаете, он не умнеет вместе с нами? Он та еще зараза. Однажды, он перехитрит нас всех! Помяните мое слово!

Я заметила, как у Сэм нервно дернулся уголок рта. Эх, ша, эта ее любовь к драматизму! Для сестры время Тумана всегда проходило особенно напряженно. Она с детства боялась глупых сказок, и мы вместе прятались на чердаке. Сэм – потому что там есть лишь одно крохотное окошко, я – просто в качестве поддержки. А сейчас наше укрытие было оккупировано изгнанником. Я невольно подняла глаза к потолку. Надо бы его проверить. Теперь, пока мы все заперты в доме, помогать этому юноше незаметно будет еще сложнее.

– Пойду в свою комнату, – я резко поднялась с дивана. – Пока есть время, доделаю кое-что по работе.

– Я с тобой пойду, – неожиданно заявила Сэм и вскочила. Мои брови непроизвольно поползли вверх:

– Да? Э… ну ладно.

Я успела заметить довольную улыбку ша. Наверное, она посчитала это первой ступенькой к примирению, и, пока мы брели до лестницы, няня вдруг громко произнесла:

– Да, и захватите еды тому человеку. С завтрака прошло уже немало времени.

Мы остолбенели. В буквальном смысле.

– А… о чем ты? – от удивления я начала заикаться.

– Ну, тот гость, которого вы поселили на чердаке, он давно не ел.

– Не понимаю…

– Алиса, от меня ничего не может утаиться в этом доме.

– Ты же не ходишь на чердак, – брякнула я и тут же прикусила язык.

– Не совсем так. Я иногда поднимаюсь посмотреть на фотографии ваших родителей. Я же их так любила! Но мне не хотелось вам говорить, чтобы не трогать уже затянувшиеся раны. А вчера этот гость ваш так выл от боли, что сложно было не подняться.

Я мысленно чертыхнулась. Не мог посидеть тихо?!

– И ты ничего не сказала…, – продолжила я.

– Но вы же решили сделать из этого тайну.

– И ты не станешь задавать никаких вопросов?

– Иногда ответы лучше и не знать.

– И этот человек может пока остаться?

– По завещанию это ваш дом, не мой, и гости здесь не мои. Так что, только вам решать, кому здесь оставаться, а кому уходить. – Она сделала небольшую паузу, а затем вдруг весело воскликнула: – Пойду-ка поставлю нам всем чайку!

Тяжелой походкой ша покинула комнату, напевая себе что-то под нос. Да, ее времена Тумана никогда не лишали приподнятого настроения. Все еще пребывая в абсолютном недоумении, я повернулась к сестре:

– Мы можем напоить его снотворным, чтобы он сидел потише? Не то еще и соседи услышат!

– Нечего так злиться, ты сама привела его в дом. Бэн не виноват, что ему больно.

– Извини? – меня, кажется, все-таки достиг Туман и немного повредил мой головной мозг.

– Его имя Бэн. Не глухая, слышала! – огрызнулась сестра и затопала на второй этаж.

– Ну-ка постой! – я поспешила следом. – Ты разговаривала с ним?

Мы остановились возле лестницы, ведущей на чердак.

– Совсем немного. Пару дней назад ему стало плохо, и мне чуть ли не до рассвета пришлось с ним нянчиться. К утру он очнулся и назвал свое имя, больше ничего. Но потом… постепенно стал немного разговаривать.

– А мне он даже имени не назвал!

– Что, ревновать начнешь?

Я только закатила глаза.

– Что он тебе рассказал? Не стоит слушать изгнанников, Сэм, вдруг он тебя заговорит…

– Что за глупости! – фыркнула сестра. – Он же человек, а не какой-нибудь…

Готова поспорить, ни у кого в мире за все время его существования не получалось сделать глаза такими огромными, как сумела я.

– Прошу прощения! А кто говорил про ужасную ошибку и предательство?!

– Да что ты кричишь! Я знаю, да и сейчас не отказываюсь от своих слов! Для Города, для… для родителей мы поступили неправильно, но…

Я в ожидании уставилась на Сэм, но она так и не смогла подобрать слов. Я вздохнула:

– Ладно, я тебя поняла. Прости, что так подставила нас всех… и спасибо, что ты все-таки помогла!

– Вообще-то, я восхищаюсь тобой, Лис. Иногда мне кажется, что окажись я на твоем месте, то не позволила бы ему войти в дом. В ту ночь я помогала в первую очередь тебе, а не ему.

Я отрицательно покачала головой:

– Быть ша – у тебя в крови, что бы ты сейчас ни говорила. Что он рассказал?

– Если ты про Пустошь, Дорогу, Теней или причины его ран, то нет. Я даже и не спрашиваю, знаю, он не скажет. Немного про музыку, про книги, фильмы, в особенности о тех, которые существовали до появления Пустоши. Ему, оказывается, так много известно о тех временах. Не представляю, откуда у него такие знания. Я думала… я думала, у изгнанников нет возможности на подобную роскошь. И вообще, мне казалось, их почти не осталось.

– Может, так и есть.

– Нет, он как-то намекнул, что их много. Не прямым текстом, конечно, но я поняла. Лис, их гораздо больше, чем мы себе представляем! – ее глаза загорелись странным воодушевлением.

– Не доверяй ему, Сэм. Мы не знаем, на что этот человек способен, и мы не можем верить его словам. Ты же это понимаешь? – Сестра кивнула. – Мы всего лишь проявили сочувствие, больше ничего. Он не просто так вне Закона. Лучше не разговаривай с ним больше, чем требуется.

Мы поднялись по лестнице и оказались на чердаке. Бэн спал, или же притворялся спящим. Держу пари, со мной он проделывал подобное не раз. Интересно, почему он не смог довериться мне? Ведь именно я позволила ему влезть в окно.

Сэм поправила ему одеяло и потрогала лоб. Удовлетворенно кивнув своим мыслям, она опустилась на пол у изголовья кровати, прижимаясь спиной к стене и подгибая ноги к груди. Прямо как в детстве она пряталась здесь от Тумана и находила тут покой, даже рядом с изгнанником. Саманта закрыла глаза, а я нахмурилась. Моя сестра всегда была чувствительной и влюбчивой, и нравилась она многим парням. Но это же другой случай, правда? Я посмотрела на безмятежное лицо Тени. Он был хорошеньким, почти красивым, если не считать кривоватого носа. Нет, это никуда не приведет. Нужно поскорее заставить его уйти!

Прошло три дня, и Туман, казалось, наконец, решил оставить Город в покое. Но практически следом за его исчезновением по улицам проехала машина отдела безопасности, откуда в громкоговоритель просили не покидать свои дома надолго, так как в течение нескольких часов намечалась новая волна Тумана. Такое тоже у нас бывает. Я чертыхнулась себе под нос, услышав объявление. Кто знает, сколько еще мы здесь проторчим. Может, пока есть время, попросить Бэна найти другое укрытие, он ведь уже вполне окреп? Меня настораживала их дружба с Сэм, мало ли что Тень успел ей наплести. Каждый раз, когда я приходила на чердак, они обрывали свой разговор и со мной перекидывались лишь несколькими непримечательными дежурными фразами. Хотя Бэн все-таки сказал мне спасибо.

В злости на продленное заточение я потопала наверх. Ша даже в магазин не разрешала выбежать, ведь она как обычно успела запастись всем самым необходимым. Вот вроде солнце за окном, чистое небо, а ты все равно не можешь высунуть нос!

Я в раздражении распахнула дверь чердака и замерла. Сэм и Бэн испуганно оторвались друг от друга. Они целовались! Не могу поверить! Меня мгновенно охватили страх и злость. Это неправильно, опасно! Это невозможно!

– Совсем рехнулись?! – прошипела я и, быстро подойдя к сестре, схватила ее за руку и потащила к выходу.

– Лиса, послушай, – она почти не сопротивлялась.

– Забыла, в каком мире мы живем? – рявкнула я и выставила Сэм за дверь.

Сама же повернулась к изгнаннику. Его лицо почти ничего не выражало, он наблюдал за моими нервными движениями, словно готовился к любому угрожающему ему выпаду. Меня трясло, я едва соображала, но одно понимала точно – это плохо, это невообразимо плохо.

– Ты не должен был даже заговаривать с ней! Это все только твоя вина! Мы помогли, пожалели, чего делать не следовало! Вы из разных миров, которые едва ли могут сосуществовать вместе!

– Я знаю, – его голос звучал спокойно.

– Что, утащишь ее за собой в Пустошь?

– Нет.

– Тогда зачем?

– Она хорошая девушка, она мне нравится. Это просто, – он говорил тоном умудренного жизнью мужчины, а не молодого юноши, что еще больше выводило меня из себя.

– Просто?! Нет, это все очень даже не просто! Ты же знаешь Закон, ты же знаешь, что будет, если про тебя узнают! А это… Это только делает все еще сложнее. К тому же, такие как мы, не выбирают себе будущего мужа. В конце концов, его выбирает система. У нас нет столько личных баллов, чтобы иметь право на какой-либо выбор.

Не знаю, зачем я это сказала, но когда произнесла, тяжелое чувство осело на моих органах: на легких, сердце, словно пепел… Пепел из моих сожженных иллюзий. Все, они навсегда сгорели. Я знала об этом. Знала, что диктует Закон, но не позволяла себе вникать слишком глубоко. Никому нет дела, что мне нравится Дмитрий, или что мой друг – Трой – сын влиятельного человека. Я буду отдана тому, кого подберет система, и это случится не позднее, чем через три года. Нам дают возможность влюбляться, встречаться с кем попало только до этого возраста. Они разрешают нам поиграть, но потом непременно отбирают игрушку. И Синди Паркинсон могла бы не волноваться насчет меня и Троя. Даже если он по доброте душевной решит взять меня в жены, дабы не оставить на произвол судьбы (в конце концов, не такой уж плохой вариант), ему не позволят, так как наша семья находится за линией выборщиков.

Бэн как-то жалостливо смотрел на меня, пока я пыталась снова собраться с мыслями.

– Да, я знаю Закон, – вдруг произнес изгнанник. – Живете, как в зоопарке…

– А лучше, что ли, жить в Пустоши?

– Да, лучше, – он сказал это так просто и уверенно, без каких-либо колебаний, что я растеряла весь свой боевой пыл и даже немного испугалась.

– В Городе есть все, что нам нужно. Здесь никто не умирает от нужды…

– Ты так уверена в этом?

– Хватит! Я больше не хочу тебя слушать! Ты должен убраться из нашего дома в свои заросли!

– Не беспокойся. Поцелуй был лишь прощанием. Сегодня ночью меня заберут свои люди.

– Свои люди?

– Да-да, изгнанники из зарослей.

Я скорчила недовольную гримасу.

– Целая толпа дикарей завалится в наш дом? – я хотела уколоть его побольнее, его спокойствие раздражало меня.

– Вы даже не заметите. Они умеют вести себя тихо. Не зря же вы прозвали нас Тенями.

– Но ночью может еще стоять Туман, – задумалась я. – И как ты свяжешься со своими людьми?

– У нас свои способы. А Туман, ну и что с того?

– Ты не в курсе, что он делает с людьми? – язвительно спросила я.

– Мы со многим научились жить, – довольно ответил он.

Я недоверчиво посмотрела на него, но не стала углубляться. Правильно сказала ша, иногда ответы лучше и не знать. Главное, сегодня ночью весь этот кошмар закончится, я больше не в силах была его выносить.

– Хорошо, но ты весь день просидишь здесь…

– Как неожиданно.

– Помолчи! И Сэм к тебе больше не зайдет!

– Да что я ей сделаю?

– Лучше мне даже не знать!

Я вышла, громко хлопнув дверью и, как всегда, задвинув засов. Но стоило только спуститься на второй этаж, как на меня налетела сестра:

– Лиса, ничего серьезного! Он просто, просто… Он неплохой человек!

И это она еще мне говорила о предательстве!

– Что бы он тебе ни наговорил…

– Лиса, я и без тебя все прекрасно знаю! Ты что, решила, что я собираюсь сбежать в Пустошь, что ли? Просто… он просто заставил меня задуматься о некоторых вещах…

– Вот! Вот так оно и начинается! Он скажет тебе одно, другое, а потом запудрит тебе мозги словами о Законе, а ты и не заметишь, как сама станешь такой, как он!

– У тебя мозги, что ли, совсем от жары оплавились?! – воскликнула она. – Я не собиралась поддерживать изгнанников! Просто некоторые вещи…

– Нет! Не продолжай! – я вскинула руки. – Ты хоть слышишь себя со стороны? Мы и без того влипли, а если он тебя еще настроит против…, – Я испуганно сглотнула и продолжила шепотом: – Против Закона… считай, что нас уже повесили!

– И это говоришь мне ты?! – со злобой прошептала Сэм. – Которая и привела его к нам в дом!

– Знаю, и сегодня, наконец, все закончится. Но до этого момента может произойти все, что угодно, поэтому…

Во мне откуда-то появились огромные силы, я дотащила упирающуюся Сэм до ее комнаты и, затолкав сестру туда, заперла дверь с наружной стороны, благо ша когда-то сделала засовы на наших спальнях для воспитательных мер. Сэм лишь пару раз что-то злобно выкрикнула и с силой ударила в дверь. Было противно так поступать, но меня охватила такая паника, что я ничего не могла с собой поделать. Все, что с нами происходит, – неправильно, такого просто не должно быть!

Глава 7

Времена Чистки, времена Охоты принесли нам высшую из благостей – мы, наконец, избавились от гнусных предателей и преступников, мы, наконец, установили мир в Объединениях. Теперь и поныне три пунктирные линии – это метка позора, который никогда не может быть прощен!

Из речи Дэвида Руквеля, первого советника

Уже была середина дня, а Туман все еще не возвращался. Хороший знак, может, он так и не придет? Ша разрешила мне посидеть на пороге дома. Она не спрашивала про Сэм, она вообще ничего не спрашивала. В воздухе пахло травой и одновременно гарью, что всегда бывает после Тумана. Солнце жгло лицо, и хотелось бы подставить его ветру, но стоял настоящий штиль. А это уже плохой знак – перед Туманом никогда не бывает ветра.

Тишину неожиданно прервал настойчивый гудящий звук. Я прислушалась и смогла узнать его прежде, чем его обладатель повернул из-за угла. Мотоцикл. Это был мотоцикл Троя. Я вскочила на ноги, как же давно мы не виделись! Трой затормозил резко, неожиданно, словно бы он чуть не проехал наш дом. Я не стала дожидаться, пока он слезет со своей металлической зверюги, и понеслась к нему навстречу, чтобы задушить в дружеских объятиях. Трой терпеть не мог таких нежностей, но разве кто его спрашивает?

– Ну все, слезь, – пробубнил он, хотя и через шлем можно было понять, что друг улыбается.

– Не ожидала, что ты приедешь.

– Я тоже.

– Вдруг Туман вернется?

– Что ж, тогда у вас останусь, хотя, конечно, лучше бы успеть, – он задумался, – отец хочет, чтобы я мотался поблизости. У них какая-то неприятность на работе.

Я понимающе кивнула и пригласила Троя в дом. Ша, как всегда, при виде его расцвела и готовилась достать все самое вкусное, что только у нас могло быть. Трой как всегда вежливо отказался (еще бы, дома-то он получше ест), и мы поднялись в мою комнату.

– Ты приехал ведь не просто так, правда? В это время никто не решается ехать в такую даль.

– Я беспокоился.

– Почему? – я искренне удивилась.

– После того вечера ты так и не перезвонила. Я знаю, сам замотался, но все-таки ты обещала.

Я смутно припомнила наш последний разговор, но о чем мы вообще болтали? Как всегда, наверное, о всякой чепухе.

– Да? Ну, наверное, просто забыла, – я пожала плечами. – Извини.

– Ты теперь в порядке?

– Почему ты спрашиваешь?

– Потому что, судя по твоему голосу тогда, ты едва в обморок не упала. Я хотел приехать, но не смог выбраться. Ты же знаешь нашу охрану.

Я потеряла нить разговора и окончательно запуталась. Чуть не упала в обморок? Что за глупость! Он точно мне звонил?

– А о чем мы с тобой тогда говорили?

– Лис, ты издеваешься?! Такое не забудешь. – Он наклонился и прошептал: – О Ванессе Делинхолл.

Это имя не вызвало во мне никакого отклика, совершенно безличное сочетание букв.

– О ком еще раз?

– Не пугай меня, – его выражение лица скорее уж меня напугало. Мы сидели, и как два идиота пялились друг на друга. – Девушка. Самоубийство. Она приходила к тебе в офис.

На секунду что-то во мне шевельнулось, словно заржавелый механизм, неприятно скрипнув, слегка сдвинулся со своего места, но никаких воспоминаний я в своей голове не отыскала. Мне было трудно понять, о чем говорит Трой.

– Прекрати загадывать загадки! Расскажи уже, – непонятный страх заставил меня злиться. А я и без того была на нервах.

– Я уже тебе рассказывал!

– Нет! Я бы запомнила!

Он вдруг сощурился и оценил меня взглядом.

– Они тебя обработали.

– Трой…

– Следовало ожидать. Она же была твоим клиентом.

– Трой…

– Как же я не подумал!

– Трой!

Он, наконец, замолчал и сочувственно посмотрел на меня. Больно мне нужно это его сочувствие, пусть лучше все объяснит. Трой вздохнул и выдал мне историю о девушке по имени Ванесса Делинхолл, которая покончила с собой, спрыгнув с башни (моей башни!). О надписях на ее теле, о том, как она приходила ко мне в офис, о том, как мы уже это обсуждали.

– Немыслимо, – заключила я.

– Очень даже мыслимо. Они подправили тебе память, лисичка, – я поморщилась. Ненавижу, когда он так меня называет. – Тебя в последние дни вызывали в директорат?

– Да, мы говорили по поводу практики.

– Ага, вот и попались!

Он осмотрел мои руки, но даже если там и мог остаться след от укола, то его невозможно было теперь разглядеть. Моя голова раскалывалась. Слишком много всего за один день. Слишком много! Неужели мне и впрямь что-то сделали с воспоминаниями? Не могу поверить!

Но не успела я отойти от рассказа Троя, как над нашими головами раздался стук. Я автоматически посмотрела в окно – Тумана не было, и я облегченно выдохнула. Но стук повторился снова.

– Что это, Лис?

– Не знаю. Ничего, – только Бэна сейчас не хватало.

– Это на чердаке.

– Да нет, на крыше, скорее всего.

Снова стук, настойчивый и требовательный. Да обо что ты там долбишься?!

– Надо проверить, – Трой решительно поднялся, а я в панике устремилась следом.

– Не надо, Трой, подожди.

– Не бойся, лисичка, меня никто не съест. Ты же знаешь, духов там нет, как думает ша, а Туман еще не вернулся.

Он так быстро оказался наверху, что я даже не успела выдумать никакой истории. Чем меньше народу посвящено в тайну, тем лучше. Не хочу вмешивать в это сумасшествие еще и его.

– Трой, подожди! – но он уже распахнул дверь. Посреди комнаты стоял изгнанник, его рукава были закатаны по локоть, так как в комнате стола одуряющая духота, и его метка светилась на все обозрение. В руках у Тени находились какие-то странные предметы.

– Я пытался открыть окно, – неуверенно произнес он. Здесь, действительно, не хватало воздуха. Или только мне одной так казалось? – Но оно наглухо пристыло.

– Да, потому что Сэм любила прятаться здесь от Тумана, – зачем-то ответила я.

– Алиса, – подал голос Трой. Он звучал напряженно, но твердо, – стой за мной. У него метка.

– Я знаю.

– Поэтому стой за мной.

– Нет, Трой, я имею в виду, что давно уже знаю.

– Давно? – его выражение лица оставалось непонятным, и он все еще продолжал держать руку на косяке, не давая мне пройти в комнату.

– Этому человеку нужна была помощь. Мы помогли.

– Мы помогли? – эхом отозвался Трой. Снова вся эта история. Будто я переживаю один и тот же момент, но только с разными персонажами и декорациями.

– Он уйдет сегодня. И все забудется.

– Он… он Тень… Что вы сделали?

– Ты слышал.

– Но… – казалось, ему трудно подбирать слова, его взгляд метался от меня к Бэну. – Но… Лиса, что ты наделала! Ты укрыла изгнанника! Охотники ищут его по всему Городу и скоро додумаются обыскивать дома, если уже не начали!

– Сегодня Туман, он успеет уйти. Они… они умеют передвигаться в нем.

– Смотрю, вы даже успели пообщаться?

– Прошу тебя, Трой, без этого!

– Он делает тебя преступницей, Лиса! Такие проступки не прощаются.

– Никто не узнает.

– Я узнал, – его голос звучал теперь почти бесцветно, а меня тем временем бросило в дрожь.

– Но ты другое дело!

– Я стану охотником. Он мой первейший враг, тебе известно это, и ты прячешь его у себя? Ты не понимаешь, Лис, как он опасен, как опасны все Тени. Их место в Пустоши. Пойми, я просто хочу тебя защитить.

– Я знаю, Трой. Ночью он уйдет. Но что сделано, то сделано. Я же не могла ничего не предпринять, когда он истекал кровью!

– Иногда, Лиса, ничего не сделать означает сделать многое. Никогда бы не подумал, что ты можешь совершить что-либо подобное. Мне лучше уйти. Не могу смотреть на это отродье!

– Но, Трой, пожалуйста…

– Больше ничего не говори, Лиса. Это все… неправильно. – Я буквально кожей чувствовала его разочарование и боль. Они светились в глазах, слышались в тихой речи. Лучше бы он наорал на меня!

– Увидимся в следующий раз. Твоя жалость совершила ошибку.

Он вышел. Даже не обернулся, и мне не удалось добежать и до первого этажа, когда мотор недовольно заворчал. Трой уехал, а я осталась с разрастающейся пустотой внутри. Я никак не ожидала подобного. Все вышло из-под контроля! Поскорее бы все встало на свои места!

Туман вернулся в Город только к вечеру, мы даже успели полюбоваться из окна на сиреневые блики сумерек, но потом все снова погрузилось в непроглядную серость, такую же блеклую, как и наша жизнь, точнее, как моя жизнь, особенно теперь, когда Трой разочаровался во мне. Раньше мне никогда не приходилось задумываться о том, какую часть он занимает в моей жизни. Я так привыкла всегда чувствовать его где-то рядом, пусть даже он находился на другом конце Города, что, наверное, стала воспринимать это как должное, как что-то неотъемлемое, как уши, глаза, ноги. После ссоры во мне осталась только пустота, такая странная, словно бы превращающая меня в ходячую тень – отголосок человека, его подделку. Я невольно задумалась об изгнанниках – их называли так же, но что, если жители Города порой не отличаются от них? Ах, как все это глупо! Одно мое решение, лишь только одно, превратило мою жизнь в какой-то необъяснимый и нескончаемый кошмар. Надеюсь, когда Бэн исчезнет, все образуется, этот случай сотрется из нашей памяти, как это случилось с воспоминанием о той бедной девушке.

Ша уже спала, ее похрапывание слышалось из спальни даже здесь внизу. Сэм затихла у себя. Я заглядывала спросить, не нужно ли ей что-нибудь. Про Троя так и не смогла рассказать, но сестра, наверняка, сама слышала шум мотоцикла. Она ничего мне не ответила и продолжала лежать, уткнувшись лицом в стену. Ничего, однажды она поймет. Надеюсь, что поймет, потому что я сама уже плохо что-либо понимала. Правильно ли я поступила той ночью? Правильно ли я поступаю сейчас? Голова гудела, и я нервно покусывала губы, ощущая противный вкус крови во рту.

Сегодня, когда за Бэном придут его люди, лучше мне проследить за всем и единственной быть вовлеченной в этот побег. Я осторожно подставила небольшую тумбу к двери ша. Если она проснется посреди ночи, то не сможет сразу выйти из комнаты, а по шуму я моментально узнаю о ее пробуждении. Няне незачем видеть толпу изгнанников, разгуливающих по нашему дому, в противном случае, думается, она точно задаст не один вопрос. Лучше не рисковать.

Мысль об этих людях пугала меня. Не знаю, кого я ожидала увидеть: громил с кривыми зубами и в наколках? Растрепанных разбойников, увешанных оружием? Бэн не подходил ни под одно описание, но все же оставался Тенью, человеком из Пустоши. Кажется, для меня это уже не звучало совсем дико. Неужели привыкла? Глупое любопытство не переставало задумываться над тем, как изгнанники пройдут через Туман. Для меня это казалось сверхчеловечным. Ну, посмотрим, может, Бэн вообще мне солгал. Внутри нарастала необъяснимая тревога, мне сложно было усидеть на месте, и я переходила из одной комнаты в другую, пытаясь занять руки любой работой. Везде я оставила свет. Масляные лампы хоть немного разгоняли темноту, в которой, кажется, вполне можно было задохнуться. Электрического света у нас, конечно, нет – эта роскошь только для богачей или городских организаций. Я заставила себя сесть на диван и трусливо забралась на него с ногами. Мне так страшно! Мамочка, мне так страшно!

Видимо, я все же уснула. Глаза с трудом разлепились, будто их кто-то облил клеем, вокруг темнота, а за окном ничего не видно – Туман все еще не ушел. Я удивленно оглядываюсь, такое чувство, будто что-то меня разбудило, только мне пока никак не удается понять, что именно. Прислушиваюсь. Тишина такая, что мне хочется заорать или запеть песню, подыгрывая на кастрюлях, пошуметь хоть немного, не то я скоро сойду с ума. Мне померещился шепот. Да я точно с катушек слетела! А потом раздался легкий стук. Меня сковало в ужасе, а сердце забилось в бешеном ритме, так что я уже готовилась ловить его, когда оно пробьет дыру в моей груди. Кажется, даже машинально приподняла руки ладонями вверх. Снова стук. Мне так много об этом рассказывали, о том, как стучится Туман, но слушать страшилки – одно, испытывать вживую – совсем другое. Стук становится настойчивее, и снова слышится шепот. Теперь я точно уверена, что он идет от двери. Убежать, закричать, заплакать, хоть что-нибудь! Но я как в забвении поднимаюсь и приближаюсь к окну. Кажется, рядом с нашим домом какие-то тени, но все это может оказаться лишь обманом. Я буквально слышу, как за стеклом дышит Туман. Но что, если это за Бэном? От этой мысли отчего-то становится легче, и я все-таки приближаюсь к двери, прикладываюсь ухом, прислушиваюсь. Тук-тук – прямо в голову. Я вздрагиваю и выдавливаю дрожащее «кто». Вот что за трусиха, аж тошно!

– Друзья из страны дураков.

– Что? – я так удивилась, что даже перестала бояться.

– Друзья из страны дураков, – повторили снова, на этот раз чуть громче.

– Что за бред! – выпалила я. Это Туман решил надо мной поиздеваться?

– Вот придурок, он не сказал?

– Нет, не сказал, – чувство, будто я уже уезжаю в лечебницу для особых случаев.

– Девушка, мы за ним.

– О, я очень рада, – меня трясет от страха, и от этого ситуация раздражает еще больше.

– Девушка, вы издеваетесь?! Мы заберем своего! – голос звучит грозно, и я вдруг снова вспоминаю про Бэна. Страх сделал из меня чуть ли не дурочку. Но теперь мой голос звучит серьезно и настороженно, я полностью пришла в себя:

– Как я могу знать, что это не Туман говорит со мной?

– Мы уже назвали пароль.

– Но мне он неизвестен.

– Тогда тащите его задницу сюда.

Неплохая идея! И почему я решила, что незнакомцы будут шастать по моему дому, ведь можно даже не пустить их на порог! Интересно, как они стоят в Тумане?

Я быстро влетаю на чердак. Бэн не спит, а в ожидании сидит на кровати, его спина прямая, взгляд почти застыл.

– Идем. Только… только без фокусов, – стараюсь строить из себя смелого стража, но изгнанник только усмехается и расслабленной походкой покидает свое убежище. Он немного хромает, но в целом выглядит неплохо.

– Ты не сообщил мне пароль, – бурчу я ему в спину.

– Так ты больше и не заходила, – его голос так спокоен, что это раздражает. От меня не ускользает его быстрый взгляд на комнату Сэм. Как он догадался, что эта дверь ее?

– Передай своей сестре спасибо.

– Непременно,– мой голос меня выдает.

– Разве это против Закона? Благодарность? – он разворачивается. Даже в полутьме я вижу, как горят его глаза.

– Нет, – мне становится немного неловко. – Я передам. Обещаю.

Наконец, спустились. Он собирается открыть дверь, но я одергиваю его. Подхожу первая:

– Эй, вы там, ваш пароль? – А в ответ только тишина. – Пароль? Эй, вы здесь?

Я чувствую, как рядом напрягается Бэн, мне совсем не нравится его реакция, мне становится не по себе. Не могли же эти люди мне померещиться?

– Назовите пароль!

– Алиса… что-то не так, – его голос звенит у меня в ушах.

– Может, Туман обманул мое сознание?

– Нет, – он отрезает твердо. – Алиса, мне жаль…

– Что? – я резко разворачиваюсь.

Его лицо побледнело, а в глазах застыло непонятное скорбное выражение, и в этот момент комната заполняется яркими бликами сотен световых лучей, а воздух разрывает шум: топот ног, вой машин, шуршание раций и громкоговоритель: «Не пытайтесь бежать, вы окружены!» Я едва осознаю действительность, слышится звон разбитого стекла, и я вижу, как Бэн исчезает в оконном проеме. Голоса звучат еще громче, раздаются звуки выстрелов, и мое тело вздрагивает от каждого из них. Мерещится, будто весь воздух наполнился запахом крови. Я в панике, не знаю, бежать или прятаться, а в комнату тем временем через разбитое окно заползает Туман. Он лижет мои лодыжки и поднимается все выше и выше, вот уже я по колено в этом дыму. Все вокруг гудит, как рой пчел, огромных, гигантских, и вдруг дверь с грохотом слетает с петель, в комнату заваливается целая толпа вооруженных мужчин, их лиц не разобрать. Они сливаются в непонятные пятна. Раздается крик. Мой истошный, наполненный ужасом крик. Меня опрокидывают на пол и зажимают огромными ручищами. Я брыкаюсь ногами и руками, не переставая кричать. Горло сжимается от ужаса. Помогите! Какая-то вонь в носу, и чья-то рука стискивает мне лицо. Я умру, я точно умру! От звона в ушах становится больно. Меня убьют, убьют, убьют! Не могу пошевелить конечностями, они словно тонну прибавили в весе, вокруг одно огромное черное пятно, и оно все разрастается, засасывая меня внутрь. Я не разбираю своих мыслей, но, кажется, рыдаю. Помогите, кто-нибудь, помогите мне!

Глава 8

Бедная девочка потеряла путь,

Бедную девочку к дому не вернуть.

Бедная девочка вовсе не бедна,

Ведь эта девочка Город подвела.

Не вспомнят о девочке семья и друзья,

Потому что Город предавать нельзя!

Неизвестный автор (из рекомендованной литературы для младших классов)

Кажется, я все-таки умерла. Туман свел мое сознание с ума и сожрал мое тело. Только бы Сэм и ша не вышли из комнат! Я с трудом могу думать и едва могу шевелиться, голова гудит, словно меня запихнули внутрь музыкальной трубы. Какие-то обрывки произошедшего, отдельные пазлы никак не соединяются в единую картину. Я даже не уверена, что дышу, не уверена, что налетевшие на меня монстры не вырвали когтями мое сердце. Сжимаю и разжимаю пальцы, боль током прокатывается по руке, и тогда я понимаю, что еще жива. Не знаю, радоваться мне этому или нет. Не могу пошевелиться, что со мной сделали? Нужно открыть глаза, неизвестность еще страшнее. Что-то всплывает в памяти. Вспоминаю, как ударилась об пол, как сверху нависли гиганты с физиономиями троллей. Только бы не тронули Сэм и ша! С трудом открываю глаза, и их сразу режет неестественно яркий свет, белый, пронзительный. Стон вырывается сам по себе, и вдруг рядом раздается знакомый голос:

– Очнулась, наконец.

Где я его слышала раньше? Поворачиваю голову и пытаюсь привыкнуть к освещению. Темный силуэт посреди белых стен. Почему все такое яркое? Дергаю руками, ногами, что-то держит их. Теперь я могу разглядеть – меня связали ремнями, туго впивающимися в кожу, как опасного дикого животного. В панике пытаюсь освободиться, дергаюсь. Эта ограниченность движений лишает меня спокойствия и уверенности. Ощущаю себя подопытным кроликом.

– Перестань возиться!

Резко оборачиваюсь на говорящего, насколько мне позволяют путы. Дмитрий. Мой Аполлон сидит на стуле и устало, но недовольно смотрит на меня. Это знакомое лицо вселяет в меня надежду.

– Дмитрий, привет! – мне стало немного легче. – Что происходит? Помоги мне, пожалуйста!

В его глазах мелькает что-то новое для меня, пугающе холодное и отстраненное, и я с ужасом понимаю, что он не поможет, никто не поможет. Грудь сдавливают подступающие слезы, но я сжимаю кулаки и сдерживаю их.

– Так вот где ты работаешь. На ОБ, значит, – я не смотрю на него, лучше не видеть этого лица, лучше изучать эти странные лампы, этот высокий потолок.

– Да, Лис. Уже давно. И я никогда даже и предположить не мог, что встречусь здесь с тобой при подобных обстоятельствах.

– Зачем я здесь?

– Ты знаешь.

– Нет.

– Ты укрывала беглого преступника и собиралась передать его пособникам. Не волнуйся, все они мертвы теперь. Их показания нам не нужны.

Меня обдает холодной волной. Так просто он говорит о чьей-то смерти, мне становится противно.

– Я ничего не делала, – глупо бормочу я.

– Не нужно, Лис. Не делай все сложнее. Нам известно все. Только я никак не могу понять, зачем ты так поступила? Я всегда считал тебя умной и порядочной девушкой.

– Мне просто стало жаль раненого человека, – уже в который раз я повторила ту же фразу.

– Какая глупость! – в его голосе послышалось презрение. Как? Как Аполлон мог превратиться в такую гадину?

– Ты сама виновата во всем, – продолжал Дмитрий. – А я просто делаю свою работу. Те, кто живет в Пустоши – наши враги, и так будет всегда. Ничто не изменится, и мы защищаем Город от них. Это самое важное правило Объединений. Жаль, что ты его не поняла. Тебя допросят, а потом вынесут вердикт.

Он уже собирался уйти, но я воскликнула:

– Кто рассказал вам? Откуда вы узнали?

– Тот, кто помнит свой долг, и кто будет чтить его, несмотря ни на что. Трой поступил благородно, он спас и тебя, и всех нас!

Дмитрий вышел, а я начала задыхаться. Не верю! Трой не сдал бы меня никогда! Ложь! Бред! Невозможно! Меня захлестывало от паники, слезы лились сами по себе. И эта лампа светила прямо в лицо, словно хотела выжечь мои глаза, и этот ее чуть гудящий звук, и это одиночество. «Трой! – я закричала почти неосознанно. – Трой! Где ты? Забери меня! Пожалуйста, забери меня!» Мне хотелось, чтобы он услышал мой вопль, пришел и сказал, что все будет хорошо. Внезапно дверь хлопнула, и на мгновение я даже поверила, что это он. Но я ошиблась.

– Потише, девочка, зачем же так надрываться? – худая женщина с обветренной сухой кожей, обтянувшей узкое лицо, с черной копной волос, собранных в пучок, в строгом костюме и с черно-кремовой кошкой на поводке, следящей за мной голубыми глазищами. Домашние животные в нашем мире – признак богатства, их содержание требует невероятных средств. Я узнала эту женщину, все в Городе знали это лицо, но та все равно представилась:

– Анна Сесилия Брон, – улыбнулась она, – руководитель отдела безопасности. Я немного пообщаюсь с тобой и затем сообщу тебе вердикт по поводу твоей дальнейшей судьбы.

Все ее движения были изящны, говорила она плавно, но я не сомневалась, что лидер ОБ – это жесткий и расчетливый человек. Тот, кто и нужен на подобную должность.

– А как же суд? – вырвалось у меня.

– Ну, если это так принципиально, то считай, что ты уже на нем. – Я сглотнула, а ее улыбка так и продолжала раздражать мой взгляд. – Твое имя Алиса Кастерли?

– Да.

– А вот и нет.

– Простите?

– Имена твоих родителей Эрик и Наоми Кастерли?

– Да.

– Неправда.

– Да о чем вы? Я не понимаю!

– Имя твоей сестры Саманта Кастерли?

– Да, но что…

– Очередная ошибка.

– Перестаньте!

– Только я могу тут что-то требовать, девочка. Лежи тихо и жди, когда я задам вопрос, – в ее голосе послышались стальные нотки, и я поежилась от дурного предчувствия. – У Эрика и Наоми Кастерли, бравых охотников Города, была только одна дочь – Саманта. А ты – другая кровь.

«Другая кровь!» – слова Сэм всплыли откуда-то из глубины памяти, то, как она кинула эту фразу мне в лицо. И вот сейчас то же самое. Я приемная? Не может быть! Сестра и ша знали? Здесь все пытаются обмануть меня!

– Это ложь, – мой голос прозвучал уверенно.

– Твои родители, биологические я имею в виду, Дэвид и Катерина Макклейн. Они были Тенями и всю свою жизнь провели в Пустоши. Насколько мне известно, они и родились там, так же, как и ты. Во время охоты Дэвид и Катерина были убиты четой Кастерли, и Наоми проявила жалость, – она бросила на меня многозначительный взгляд, – и забрала младенца к себе. Она боялась, что никогда не сможет иметь детей. Тебя вбили в систему, метки на твоей руке не было, ведь ты никогда не жила в Объединениях, так что никаких проблем не должно было возникнуть. Хотя я предупреждала их обоих, что таковые однажды произойдут, ведь у тебя изначально подпорченная кровь. Ну, вот и доказательство моей правоты! Ты на допросе в отделе безопасности и обвиняешься в позорнейшем и удручающем преступлении. Хорошо хоть, Эрик и Наоми этого не видят.

Меня словно бросили в кипяток, а потом резко в холодную воду, казалось, что я разваливаюсь на атомы и больше никогда не смогу соединиться вновь. Одни мои родители убили других моих родителей, а потом сами погибли в Пустоши? Мне не удалось сдержать нервный смех. Это слишком много для одного человека. На мгновение показалось, что меня вырвет.

– Так, Алиса. Мы разобрались с твоей личностью, давай поговорим о том, что ты натворила.

– Почему вы не можете просто оставить меня? – я еле шевелила губами.

– Итак, я хочу получить лишь пару ответов. Зачем ты позволила изгнаннику войти в дом?

– Он истекал кровью, умирал, вам же, наверняка, уже все известно, – устало повторила я.

– Да, разумеется. Это всего лишь формальности. Он тебе что-нибудь рассказывал про Пустошь или об изгнанниках?

– Они могут ходить во время Тумана.

– Да, это уже не новость.

– Это все.

– Надеюсь, Алиса, ты понимаешь, что находишься не в том положении, чтобы скрывать что-либо. Ложь только все усугубит. Ты говоришь правду?

– Он больше ничего мне не говорил.

– Что ж, ладно. Почему ты решила впустить в дом его сторонников?

– Они хотели уйти обратно за стены.

– И ты могла позволить бежать преступникам?

– Я не слышала, что бы они что-то нарушили.

– На них метка, этого уже должно быть достаточно. Ты все прекрасно понимала, но готова была их отпустить.

– Я просто пожалела…

– Не стоило.

– Мне уже говорили.

– И правильно делали. Я полагаю, ты намекаешь на своего друга Троя? – меня передернуло, и это не укрылось от взгляда Брон. – Не думай о нем плохо, Алиса. Юноша хотел спасти тебя. Он боялся, что Тени станут пытать вас, попробуют выяснить любую возможную информацию о нашей системе, ее слабостях. Так и было бы. Он умолял помочь тебе, сказал, что ты добрая и наивная девушка и не смогла справиться со своим милосердием. Мальчишка был так напуган, но неужели он, будущий охотник, не догадывался, куда тебя приведут? Он способный юноша, но, кажется, не очень хорошо разбирается в работе системы и… в людях. Но ничего, мы это поправим.

Слезы попадали мне в рот, мне никак не удавалось сдержать их. Трой, какой же ты дурак!

– Он не вытащит меня, да? Вы меня убьете?

– Мы не тираны и не убийцы, Алиса, но за ошибку придется расплатиться. Если все мы будем безнаказанно следовать своим слабостям, то куда же это приведет наш мир? Туда же, где он был до появления Объединений. Скажи, девочка, если бы был шанс вернуться назад, ты бы помогла тому человеку, зная о том, что ждет в будущем?

– К чему рассуждать, если это невозможно?

– Ты не уверена? Как бы ни были плохи твои дела сейчас, ты не знаешь, смогла бы ты смотреть на него, умирающего. Дурное решение, дурной поступок. Ты предала Город.

Я до боли сжала кулаки и ничего не смогла ответить. Я никого не предавала, никого…Я просто…

– Еще один вопрос, Алиса. Когда патруль вошел в дом…

– Вломился…

– Что?

– Он вломился в дом.

– Не придирайся. Дверь Саманты была закрыта с наружной стороны, а комната вашей няни забаррикадирована тумбой, это ты сделала? Зачем?

– Не хотела, чтобы они случайно увидели Теней.

– То есть, они были не в курсе? Но как они не заметили его в собственном доме?

– Они боятся ходить на чердак из-за глупых суеверий. К тому же, расскажи я об этом сестре, она бы точно вызвала стражей. Смерть родителей заставила ее возненавидеть Пустошь и всех, кто там существует, а про ша и говорить нечего.

– Ну, мы это еще проверим, – она встала, разговор был окончен.

Советник внимательно посмотрела на меня, и я приготовилась услышать ее вердикт. Я почти ничего не чувствовала, слишком устала.

– Это недопустимая ситуация, а Закон не прощает ничего. Мне жаль, Алиса, но ты подвела память Эрика и Наоми Кастерли, а изменить прошлое мы не в силах. Тебе сделают метку, и система забудет о тебе навсегда!

Ее каблуки застучали по полу, а я в ужасе приподнялась:

– Постойте, что?! Только не метку! Лучше сразу убейте меня!

– Я же говорила тебе, – она на секунду задержалась в дверях, – мы не убийцы.

– Нет, нет, пожалуйста! – Я думала, что никогда больше не смогу чувствовать страх больший, чем в прошедшую ночь, но ошибалась. Сейчас я снова кричала в ужасе. Они отправят меня в Пустошь, выставят за стены! – Лучше убейте меня! Прошу вас, только не метку!

Брон уже вышла, а в комнату заскользили белые силуэты, которые везли за собой какой-то аппарат, грохочущий на круглых ножках и напоминающий уродливое пузатое чудовище.

– Нет-нет-нет! – я отчаянно пыталась вырваться из ремней, это причиняло дикую боль, но мне было не до нее.

– Держи крепче! – раздался чей-то властный голос.

Я почувствовала небольшую свободу, видимо, они развязали одну руку, чтобы сделать метку. Это был единственный шанс. Я попыталась ударить и приподнялась, но меня с силой прижали обратно. Кажется, я кого-то укусила, и мне со злостью дали затрещину. Это на мгновение выбило меня из колеи, щека пламенела, а голову намертво прижали к кушетке. Не могу вздохнуть. Не могу пошевелиться. Помогите! Трой, где ты? Мне больно, больно! Я не могу совладать со своей паникой. Воздуха, как же не хватает воздуха!

– Дерется, как звереныш! – чей-то противный голос.

– Делаем без анестезии?

– Да, она слишком бойкая, можем не успеть.

Я едва понимала их разговор, но страх накатывал почему-то еще сильнее.

– Так, мы готовы, начинаем?

– Да, мы держим.

Словно ток проходит сквозь тело. Я задыхаюсь от собственного крика. Я умру. Это конец.

Приходить в сознание тяжелее, чем когда-либо. Голова раскалывается на кусочки, горло сильно першит, тело какое-то не мое, будто его превратили в нечто вязкое и расплывающееся. Я жалею, что очнулась. Мое сознание еще в темноте, но боль уже отбивает чечетку по всей левой руке, а я даже ей и не шевелила. Гудение вокруг или внутри черепа, не разобрать, чувствую, как разгораются огнем лоб и щеки. В памяти мелькают чьи-то лица, склонившиеся надо мной, слышатся обрывки разговоров, и мне становится противно от всех этих людей, от Города, от системы, от всего этого мира. Я не хочу даже открывать глаза. Кажется, если этого не сделаешь, то метка Тени, метка изгнанника волшебным образом испарится с моей руки. Но этого никогда не случится. Мне становится страшно за Сэм и ша. Сестра еще слишком юная, а няне в ее почетном возрасте подобного точно не выдержать. Смогу ли я увидеться с ними в последний раз, прежде чем меня выставят за стены?

– Алиса? – голос раздается словно из другой комнаты, но я чувствую, что его обладатель здесь, совсем рядом. – Ты очнулась? – он звучит как-то робко, неуверенно, хотя совсем недавно Дмитрий говорил в другом тоне.

Я разлепляю глаза, в комнате полумрак, но так даже лучше, дурацкая лампа больше не выжигает мне глазницы.

– Кивни, если понимаешь, что я говорю.

Неохотный кивок. Я пытаюсь различить его лицо. Странно, выражение мягкое и жалостливое. Хочу что-то произнести, но из горла вырывается только сдавленный хрип.

– Не спеши. После… – он запинается. – После процедуры твоему телу нужно восстановиться, да и, вероятно, ты голос сорвала. Я должен перевести тебя в другую комнату. Давай, помогу подняться.

Он кладет одну руку мне под спину, другой хватается за плечо, очень осторожно и нежно, я чувствую и понимаю это, но все равно раздраженно хочу отдернуться. Однако получается лишь слабое непонятное движение. Дмитрий даже не обращает на него внимания, хотя я уверена, он не мог не заметить. Его ладони широкие и теплые, я улавливаю от него легкий запах мыла или чего-то подобного. Не понимаю, почему я замечаю столько разных мелочей. У него серьга в ухе, которой раньше, кажется, не было, или же я просто ее не видела? А еще у него странный цвет обуви, какой-то серо-зеленый. Противный.

– Ботинки – дрянь, – хриплю я, и Дмитрий на мгновение столбенеет. Это явно не то, что он ожидал от меня услышать. Он усмехается:

– Знаю. Подарок отца, ношу только ради него.

Дмитрий помогает мне сесть, и я невольно испытываю чувство благодарности за то, что он продолжает меня держать. Голова слегка кружится, а к горлу подступает тошнота. Не уверена, что смогу сейчас и шаг сделать. Он улавливает мое состояние и предлагает:

– Немного посиди, может, станет легче. Не торопись, – его заботливый тон злит меня, но сил, чтобы показать это, нет совсем.

– Когда она… Когда меня… – не могу произнести вслух.

– Завтра ночью, – его голос дрогнул. Как странно! – Алиса, мне, правда, жаль!

– Да ну? Недавно ты так не считал, – как же больно говорить! Горло словно режут перочинными ножами.

– Лис, я… Я думаю, что ты сделала ужасную ошибку, и не понимаю тебя. Но… но такого вердикта не предполагал. Тебе даже нет двадцати трех, такое наказание немыслимо! Я не ожидал, правда, Лис. Будь мое право решать, я бы не поступил таким образом. Мне очень жаль!

– Думаешь, твое сочувствие мне чем-то поможет? – огрызнулась я. – Да пошел ты со своей жалостью!

Я вырвала руку, но покачнулась, и Дмитрию снова пришлось ухватить меня. Сил нет совсем, словно всю мою энергию выкачали из тела. В груди нарастала боль, и я, наконец, решилась посмотреть на левое запястье. Три пунктирные линии, окрашенные несколькими каплями крови, еще не переставшей сочиться из раны. Так уходит моя привычная жизнь, капля за каплей, она покидает меня. Мое тело нервно затрясло, а я как загипнотизированная продолжала смотреть на эту метку.

– Лис… – не говори со мной! Я тебя ненавижу, ненавижу вас всех! – Алиса, прости…

И тут моя боль вырвалась наружу вместе с потоками слез. Я даже не заметила, как оказалась на плече Дмитрия, и как он робко приобнял меня. Он гладил меня по волосам, но ничего не говорил, за что я снова ощутила к нему невольную благодарность. В моем случае все было кончено, и лживые слова о том, что все наладится, были уже ни к чему.

– Ты хочешь попросить что-нибудь? – вдруг произнес он. Я отстранилась и задумалась лишь на мгновение:

– Да. Сэм и ша ничего не знали. Удостоверься, чтобы с ними все было в порядке.

– Хорошо.

– И могу я с ними попрощаться? С Бетти еще и… с Троем?

– Думаю, можно устроить. Встречи вроде как не запрещены.

– Спасибо! – я попыталась выдавить из себя улыбку.

– Здесь не за что благодарить. Но Лис, ты уверена, что хочешь увидеться с Троем?

– Да, уверена.

– Только постарайся понять его.

– Не надо. Сама разберусь.

– Конечно! – он усмехнулся. – Пора идти.

Я аккуратно встала, Дмитрий поддерживал меня. Но всего через несколько шагов я повалилась, едва сохраняя себя в сознании. Он вздохнул и подхватил меня на руки. А дальше – светлые коридоры, голоса, шаги и снова забытье.

Ненавижу приходить в сознание. Обморок – это словно издевка над твоей памятью, твоими чувствами. В первые секунды кажется, будто ты просыпаешься от долгого кошмарного сна, и, стоит открыть глаза, как снова окажешься в своей маленькой комнатке в родном доме. Но потом… Потом реальность окружает тебя, и ты многое готов отдать за то, чтобы вновь уйти в темноту. Там хотя бы нет боли. Там нет ничего.

Я нахожусь в небольшом помещении, стены которого фосфоресцируют ровным белым цветом, а воздух пропитан вонью каких-то лекарств. От одного вида на все это меня начинает мутить. Здесь есть раковина и толчок, подобие кровати, на которую я умудрилась сесть, и больше ничего, кроме гудящих лампочек. Дверь, скорее всего, заперта, даже не буду пробовать. Какой смысл? Убежать мне в любом случае не удастся, да и в Городе прятаться не получится. Одна дорога – в Пустошь, но мне и так туда любезно подарили билет в один конец. Интересно, если бы я солгала, сказав, что изгнанник сам залез в мой дом в ту ночь, они вынесли бы другое решение? Сильно сомневаюсь. Очевидно, что Бэн прожил в доме несколько дней, а для этого у них нет оправдания. И о чем я только думала? Как вообще допустила подобное?

Мои мысли прервал резкий щелчок в двери, и в комнату вошла молодая женщина с подносом. Он поставила его прямо на кровать и бесцеремонно склонилась надо мной.

– Открой рот, – я подчинилась. Женщина что-то осветила своим маленьким фонариком, потом проделала то же самое с моими глазами. – Левую руку, – медсестра грубо потрогала мою метку, что-то проверяя, и мне не удалось сдержать восклицание боли. – Почти прижилась. Ешьте, через двадцать минут поднос заберут, – и она вышла из комнаты.

Не знаю, что ела, вкус не чувствовался, да я и не обращала внимания. Нужно было просто постараться запихать в себя как можно больше. Мне понадобится энергия, чтобы выжить в Пустоши. Но хочу ли я пытаться на самом деле? Поднос забрали, кажется, минута в минуту, и оставили меня снова одну. Ни слова, ни жеста. Как бы одиночество не свело с ума раньше, чем меня выставят из Города.

Подобная процедура с едой и осмотром повторилась еще через несколько часов. Я попыталась что-нибудь спросить, но меня крайне грубо заставили молчать. Кто у них тут вообще работает! Прошел, наверное, еще час, когда в комнате появился незнакомый мужчина.

– У вас есть право на разговор с посетителями. Пять минут.

Я вздрогнула от волнения, и когда мужчина отстранился, то в комнату вошли Сэм и ша. Хотя сестра скорее влетела и набросилась на меня с объятиями. Да я была и не против, совершенно не против. Ша опустилась рядом и приобняла нас обеих. Мое сердце сжалось, и мне едва удалось удержать внутри истерические рыдания. Я никогда их больше не увижу, не хочу, чтобы они запомнили меня плачущей. Ох, святой Закон, я действительно их больше не увижу, как же мне не разорваться от боли?

Сэм отстранилась, ее лицо опухло, а глаза немного покраснели.

– Лиса, что же делать? – прошептала она. – Мы вытащим… точно… отец Троя влиятельный.

– Да, и работает в отделе безопасности. Не нужно, Сэм, я знаю, что ничего не исправить.

– Прости, Лиса, прости!

– Да за что же? Это только моя вина, ведь я пустила его в дом, верно? Глупо отрицать. И вас подвергла опасности. Они говорили с вами?

– Да, – ответила ша, – но все хорошо. Из-за того, что наши двери были заперты всю ночь, они сразу подумали только на тебя. Нами почти не интересовались. Ох, дитя мое, я им тут все конторы обойду, выпотрошу их всех, пока они не вернут домой нашу девочку!

Я по-доброму усмехнулась:

– Не навлекайте на себя еще больше проблем. Они еще уважают память Кастерли, вас не тронут. Пока.

– Но к тебе разве они не могут проявить это уважение? – возмущалась няня.

– Ша, ты же знаешь, что нет. И ты, Сэм, тоже. Я люблю маму и папу, несмотря ни на какую правду, но мои биологические родители из Пустоши. У меня дурная кровь, – я издала нервный смешок.

– Алиса… – простонала сестра.

– Почему вы не сказали мне?

– Зачем? – прошептала ша. – Разве мало было плохого? Ты же помнишь, ответов иногда лучше не знать.

– Но эта правда – часть меня самой. Ну да ладно. Сейчас это все ни к чему.

– Мы все равно твоя семья, верно? – как-то испуганно спросила Сэм.

– Разве может быть иначе? У меня только одна сестра, прости, что так подвела тебя!

– Алиса! – она снова бросилась мне на шею и расплакалась. Я с трудом проглотила застрявший ком. Пришлось крепко сжать кулаки, чтобы ногти впились в кожу, причиняя боль.

– Бетти не смогла прийти, – тем временем произнесла ша. – Ее родители испугались подобных связей. Но она в ужасе и сказала, что будет очень скучать.

– Если удастся, передайте, что и я буду.

– Это немыслимо, это жестоко! – снова отстранилась Сэм.

– Ну, я же сильная у нас, правда? Я справлюсь. Вы меня еще увидите, – глупая ложь, от которой я не смогла удержаться. Я не вернусь, Пустошь сожрет меня.

– На выход! – раздался грозный голос, и меня будто пронзило током.

– Нет, подождите! – закричала Сэм и вцепилась в мою руку мертвой хваткой. Она выглядела сумасшедшей, и я не хочу знать, каким было мое лицо в тот же момент.

– Пусть небо хранит тебя! – успела прошептать ша и крепко сжала мою ладонь, прежде чем ее потащили к выходу.

– Я не могу… не могу… – рыдала Сэм. Мужик что-то громко кричал, и я боялась, что от злости он сделает моей сестре больно.

– Прощай, Сэм! – я быстро чмокнула ее в лоб и сама расцепила ее пальцы. Саманту потащили за дверь.

– Алиса! – последнее, что она успела выкрикнуть, затем хлопок и тишина.

Сюда не проникало ни звука. Я встала, села. Дыхание сбилось, как от быстрого бега. Слезы, снова слезы, которые готовы были расплавить мое лицо, задушить меня, но почему-то не делали этого. На ум вдруг сразу пришла целая тысяча вариантов того, что я могла бы и хотела сказать своей семье. Но почему они не появились в голове чуть раньше? Ша воспитывала нас с детства, мы многим обязаны ей. Я обязана. А Сэм, моя сестренка, она всегда была частичкой моей души, хоть порой мы забывали об этом. Теперь все, что для меня осталось от них, – это только воспоминания. Надеюсь, им удастся сохранить дома хоть какие-то мои вещи. Может, это эгоистично, но я все же не хочу, чтобы меня совсем забывали. Я боюсь этого.

Прошло всего каких-то несколько минут, как дверь снова щелкнула, и на пороге появился тот же мужчина. Он оценивающе оглядел меня, громко хмыкнул, а затем произнес:

– Пущу еще одного на пять минут, если больше никаких истерик!

Трой! Я быстро закивала, вытирая дорожки слез кулаком. В отличие от Сэм, он не вбежал в комнату, а медленно вошел внутрь, его лицо обледенело, под глазами залегли темные круги. Трой выглядел больным. Он бросил быстрый взгляд на мою метку, и я испугалась, что сейчас он отшатнется от меня как от прокаженной и уйдет навсегда. Мне даже страшно было пошевелиться. Дверь за ним закрылась, и мы остались наедине.

– Что я сделал с тобой! – прошептал он, продолжая стоять на месте.

– Трой… – я не знала, что хотела сказать. Его вид ужасал меня, и мысли о том, что он меня предал, казались такими нереалистичными, что я даже не могла разозлиться.

– Я убил тебя! – он говорил как в бреду, и из его уст эти слова звучали еще хуже, чем в моей голове.

– Ты… ты верил в то, что делал. Ты не ожидал…

– Лиса! – наконец, он посмотрел на меня, и я содрогнулась. Он был похож на сумасшедшего. – Я предал тебя, зачем ты пытаешься меня оправдать?

– Ты знал, что мне сделают метку?

– Нет. Я думал, что максимальным наказанием будет недельная изоляция, отработка на благо Города и снижение баллов, пусть и серьезное. Это все можно пережить, а ты бы получила урок, так я думал. Тем более твоих родителей все знали, у вас с сестрой должна была остаться защита их именем. Ведь и простые люди отреагировали бы! И я… Лис, я считал, что Тени станут пытать вас. Я не мог этого допустить. Я не оправдываюсь, просто объясняю. Я не ожидал всего этого. Мой отец… я попытался вытащить тебя, но он взбесился. Тебя записали в предатели Города, и он и думать о помощи не хотел. Мне нечего сказать, Лиса, я пытался спасти, а в результате… Что теперь с тобой будет?

– Не надо… Не продолжай! – я попыталась сделать глубокий вдох и успокоиться.

Неожиданно Трой опустился передо мной, он склонил голову, уставившись на собственные колени. Я остолбенела. Никогда мне еще не приходилось видеть друга в подобном состоянии. Он никогда еще не казался таким сгоревшим изнутри. Я не понимала, что чувствую. Злюсь на него, ненавижу? Но он же мой друг… Это просто невозможно.

– Алиса, прости, – его голос звучал сдавленно, но Трой не плакал. Я запустила руки в его волосы и прижалась лбом к его лбу.

– Что сделано, то сделано, Трой. Я понимаю, о чем ты думал. И никогда не буду считать тебя предателем, никогда не смогу! В эту точку я привела себя сама, когда кивнула тому человеку, когда уговорила Сэм залечить его рану, когда спрятала его на чердаке. Я хочу, чтобы ты выбрался из ямы, которую сам себе копаешь. И присмотри за моей семьей, пожалуйста! Я вам тоже буду помогать из… из другого мира.

– Ты не умрешь там! – Трой поднял голову, заставив меня отстраниться. В его глазах теперь светилась уверенность, он снова стал напоминать человека, которого я знаю.

– Мне не выжить в Пустоши, мы ведь оба это знаем!

– Послушай, лисенок, изгнанники ведь как-то живут. Целыми поселениями. Жители верят, что их почти не осталось, но это не так. Охотников до сих пор отправляют за стены, но они очень редко возвращаются с успехом. Только этого парня в последний раз и поймали, да и он сбежал. Нужно просто найти их, поняла? Тебе дадут немного провизии и всякой мелочи, без оружия, конечно. Иди на запад, прямо от Города, и как можно быстрее. Тени примут тебя и помогут. Нужно выжить, Лиса, обязательно!

– Трой, мне страшно! Я не смогу!

– Нет, сможешь. Ты же всегда была смелой.

– Нет, я трусиха. Я только хорошо притворялась.

– Вот и продолжай, – он усмехнулся. – А я и там буду с тобой.

– Что?

– Возьми, – он зажал что-то в моей ладони. – Просто на удачу и на память. Пообещай мне, лисенок, ты дойдешь до изгнанников и начнешь новую жизнь.

– Не могу, Трой, – я издала мученический стон.

– Сдаться можно в любой момент, а пока есть силы, просто попытайся. Что ты потеряешь? Прошу, обещай мне!

– Хорошо. Даю слово. Я попытаюсь.

– Отлично!

– Трой… – мои руки дрожали, мысли ворочались с трудом, я как будто застряла между сном и реальностью.

И тут он вдруг поцеловал меня. Не думала, что однажды буду целоваться с моим лучшим другом, раньше это казалось немыслимым, неправильным. Я замерла и не смогла ответить на его поцелуй. Я ощутила себя странно. Мне ни разу не приходило в голову, мог ли он воспринимать меня иначе? Ни разу за всю жизнь я даже не задумалась над этим. Трой отстранился. И тут опять этот чертов щелчок.

– На выход!

– Верю в тебя, лисенок, – последний взгляд в глаза, поцелуй в нос, и его вытолкнули за дверь.

Ужас наполнил меня с новой силой. Я разжала ладонь, пальцы закостенели от слишком сильной хватки. У меня в руке лежал последний подарок Троя: к темной веревочке цеплялась выделанная из дерева мордочка лѝса. Я улыбнулась – мне пришлось упрашивать его сделать такой подарок столько времени, и вот он, наконец, его преподнес. На обратной стороне выцарапано лишь одно маленькое слово «помню». Этого я не просила, но теперь, стоило только прочитать его, как показалось, что это Трой говорит в моей голове. Помню! Мое новое заклинание, как знак того, что даже если система стерла меня, я не перестала существовать. Кто-то еще будет помнить обо мне. Я сжала в руке подвеску и закричала от злости и бессилия. Нужно наплакаться вдоволь, потому что потом, боюсь, у меня не будет такой роскоши. Я пнула ногой в дверь, забарабанила кулаками, но никто даже и не подумал отреагировать на это. Тогда я стала бить и пинать все, что видела в этой мерзкой комнате, я не могла остановиться. Я продолжала орать и плакать, пока не упала от слабости. Ноги больше не держали меня. Что теперь будет? Я не хочу умирать.

Мы плавно едем по дороге. Машина почти не издает шума. По двум сторонам от меня сидят два охотника: у одного очень грубые черты, словно кто-то срезал ему лишнее, а второй, наоборот, лицом напоминает младенца. Довольно странная внешность! Мне всегда так хотелось увидеть охотников вблизи, вот и получила! В следующий раз стоит быть поосторожнее со своими желаниями!

Моя новая одежда вся черная и удобная. В руках я тереблю лямку рюкзака. Он полупустой, но это хоть что-то. Меня подташнивает от волнения, но в целом я сохраняю подозрительное спокойствие. Наверное, нет больше сил переживать, а может, меня просто чем-то опоили, чтобы я не вздумала орать посреди ночи на весь Город. Не знаю, плевать. Пошли они все в далекую даль!

Машина мягко тормозит, и мужчина с лицом ребенка первым выходит из салона.

– Вперед! – командует он и на всякий случай нацеливает на меня автомат.

Интересно, что, он думает, я могу сделать? Я издаю нервный смешок. Почему-то мне становится ужасно весело. Когда я вылезаю, мужик тыкает мне в спину:

– Двигай!

– А то что, убьешь меня? – почему я не могу успокоиться? Мне так смешно. Вот дура!

– Надо будет, убью. А теперь шагай!

Ладно, господин злой ребенок, шагать, так шагать. Нужно прийти в себя, в Пустоши нельзя терять разум. Они переговариваются с охраной. Чисто формальность, те уже давно предупреждены. Раздается легкий шум, ворота начинают открываться слой за слоем. Не знала, что у них несколько уровней. Теперь мне не смешно. Вообще не смешно, и даже не страшно. Слово «дико» куда лучше описывает все мое состояние. Проход открыт, и нам представляется весь пейзаж ночной Пустоши. Я не двигаюсь, я не могу. Не могу! Но в спину опять тычут и подгоняют. Конечно, они хотят поскорее отгородить себя от ее дыхания, от ее глаз, хотят спрятаться за высокими стенами. Я послушно двигаюсь вперед. Ощущение, будто во сне или как у восставшего мертвеца. Точно, я зомби. Только безвредный. Еще несколько шагов, и я там навсегда. Как же страшно! Надо сделать что-нибудь, надо бежать обратно! Но повернусь, и меня ждет смерть.

И вот я там. Ворота сразу зашумели, и я обернулась. Последний раз окинула взглядом Город, и створки захлопнулись, мой путь отрезан в буквальном смысле. Я все еще не могу повернуться к Пустоши, к Дороге лицом, но чувствую их взгляды на себе.

– Проваливай! – звучит сверху.

Я знаю, что охрана, стражи ворот наблюдают за мной, ждут, когда я исчезну за горизонтом. Может, все-таки остаться здесь и подождать, когда меня пристрелят? Но я обещала Трою. Его лицо встает у меня перед глазами, деревянная лисица жжет кожу, и я поворачиваюсь. Дорога тянется в темноту, по обеим ее сторонам замерли заросли бескрайних лесов, и я иду. Не уверена, что сейчас на самом деле воспринимаю действительность. Мне страшно, как никогда раньше, но я иду, а в голове настойчиво стучит: «Помню, помню, помню!» А это все равно что живу!

Глава 9

– Нянечка, ты же нам не врешь? Ты все как по правде рассказываешь? – спросила маленькая Сэм. Ее глазки округлены от любопытства, а сама она сжалась в комочек от страха, в тайне надеясь, что все рассказы – лишь обычные страшилки.

– Конечно, Саманта, я вам правду только и говорю. Лучше знайте все о Пустоши, и больше никогда мне вопросы о ней не задавайте.

– Но какой же самый страшный секрет? – подала голос Алиса. Ей тоже страшно, но малышка храбро терпит и старается выглядеть уверенной.

– А самый страшный секрет, девочка, в том, что Пустошь не зря имеет имя. Она как живое существо: дышит, питается, растет. Многие не верят, но я точно знаю, что она еще и разумна. Да-да, она умнее, хитрее нас. Я уверена, что она даже может думать…

В далеком-далеком королевстве жили-были король с королевой. Их любили и уважали люди, они жили в мире и счастье. Но одно омрачало их покой – у короля с королевой не было деток. И решили они тогда отправиться на поиски в дремучий лес, хозяином которого был страшный и хитрый дракон. Он знал о желании Их Величеств и захотел обмануть их. Он даровал правителям маленькое дитя, ничего не прося взамен. Король и королева растили его как своего собственного, но не знали они, что ребенок, порожденный драконом, никогда не сможет превратиться в лебедя. И чуть было не разрушил он королевство, и был изгнан обратно в дремучий лес. Но вспомнит ли дракон, что это его дитя? Или обрушит злобу и заставит дикие заросли уничтожить бедного ребенка?

Вспомнит ли Пустошь, что я отсюда? Правда о моем прошлом пугала, но сейчас как будто становилась единственной надеждой. Эта сказка – моя история, за которую приходится хвататься, как за спасительную соломинку. Лишь бы только она не оказалась чересчур хрупкой и не обломилась в самый неподходящий момент.

Не знаю, сколько я уже иду. Ноги гудят и протестуют, но мне просто страшно остановиться. Кажется, пока двигаюсь, ничего плохого со мной случиться не может.

Здесь все по-другому, совсем не как в Городе, словно я попала в совершенно новый мир. Дорога мягкая, широкая, кое-где еще остались выбоины от колес машин, на которых передвигаются охотники. Даже в темноте я могу их различить, эти продавленные борозды, напоминающие о том, что позади существует целая вселенная.

Здесь другие запахи. Они немного опьяняют – слишком сильные и насыщенные: травяные, древесные, сладковато-цветочные, а еще различаю немного горьковатые. Все и не разобрать, а я ведь еще даже не вошла в лес. Тут все окутано этим парфюмом. Иногда мне хочется чихнуть, но я боюсь произвести слишком громкий шум, так что периодически приходится зажимать нос. Ничего, это просто с непривычки. В Городе никогда так не пахло. На самом деле я даже не знаю, какой у него был запах, словно его и вовсе не существовало.

А еще здесь нет тишины, которой я ожидала. Вся округа оглушается различными звуками. Что-то шелестит, ухает, чирикает, стрекочет, хлюпает. Иногда вдалеке слышится что-то вроде хрюканья или цокота копыт, пару раз откуда-то из-за холмов раздавался приглушенный вой. От него у меня мурашки поползли по коже. Но, несмотря на все это, я не видела никакой живности, даже птиц или насекомых. Будто вокруг меня жизнь, на которую мне не дозволено смотреть. Удивительно. Немного жутковато, но на самом деле мне нравится. Почему о таком нам не рассказывали? Все эти земли принято считать мертвыми, убитыми, но на деле – тут жизни больше, чем в самом Городе.

Дорога повела на подъем. Небольшой холм тянулся к сияющему небу. Оно тоже здесь другое, испещренное паутинками созвездий. Они плывут, шепчутся, обсуждают нового жителя Пустоши. Небо бездонно, наверное, как черный океан, хотя я его видела только на картинках.

Эта возвышенность – последнее место, с которого я могу попрощаться с белыми стенами. Отсюда Город еще виднеется, а после спуска он для меня исчезнет. Не хочу плакать, но хочу посмотреть. Последние метры я поднимаюсь спиной, упершись взглядом в серые очертания нашей крепости. Город выглядит странным островом посреди лесного моря. У него до тошноты правильная круглая форма, дома – как кубики, а башня – как сторожевой пес. Все замершее, словно неживое. Он кажется мне бесчувственным, холодным, равнодушным ко всем, кто находится снаружи, и даже к тем, кто прячется внутри. Какой странный вид! Но это все равно мой дом. Там осталась моя семья. Я словно могу почувствовать их тепло. К горлу подступает ком, уже который раз за последнее время. Пытаюсь прошептать «прощайте», но получается только «до свидания». И я навсегда отворачиваюсь. Но то, что раскинулось подо мной, то, что прятал за собой холм, заставляет меня невольно отпрянуть. Мне становится дурно, я боюсь, а точнее, просто не могу пошевелиться.

Эта часть Дороги бежит вперед и снова упирается в небольшую возвышенность, и все это место напоминает кладбище, заброшенное поле бойни. Раскуроченные машины, уже покрывшиеся рыжим налетом, валяются по разные стороны, перевернутые или застрявшие в канавах, с разбитыми глазницами окошек и выгнутыми боками. Маленькие железные уродцы. А рядом с ними разбросаны человеческие кости, число которых вряд ли кому-либо удалось подсчитать. Они повсюду: наполовину засыпанные землей, песком, увязшие в этой желто-коричневой кашице. Постепенно Пустошь погребает их в самой Дороге. Кое-где виднеется брошенное оружие, но вряд ли оно уже когда-либо сможет стрелять. А посреди всего этого высится белый знак на деревянном столбике. Красная надпись на нем гласит: «Время четвертое с начала нового мира. Победа священного Закона. Вовеки пусть процветают Объединения!»

Так это кладбище периода Охоты? Я никогда по-настоящему не задумывалась, как проходили операции по преследованию изгнанников. Все это не представлялось мне таким… таким отвратительным. Все было проще. Охотники уезжали, чтобы защитить Город от возможного нападения со стороны Теней, они предупреждали реальную катастрофу. Так мы всегда считали, так нас учили в школе, так нам говорили дома. Но здесь это выглядело обыкновенной бойней. Сколько крови впитала земля?

Неудивительно, что Пустошь отвечает тем же, мы сами подкармливаем ее. После того, как были построены стены и созданы Объединения, Советами были приняты новые исчисления времени. Каждые пятьдесят лет начали составлять один период, получавший в хрониках свое особое название, отражавшее его отличительную особенность: времена Объединения, Благополучия, Чистки, Охоты и нынешнее – Безмятежности. И сейчас, в четырнадцатом году этого пятого периода, подобные меры не должны считаться нормальными. А что если все продолжается до сих пор? Я знаю, что охотники иногда выезжают за стены, но продолжают ли они так же безжалостно уничтожать людей? Ноги не удержали меня, и я опустилась на землю. Около Дороги трава и деревья были когда-то выжжены, и сейчас они понемногу затягивали свои раны зеленой вуалью. Но сколько времени понадобится этому месту, чтобы скрыть трагедию? Даже отсюда я вижу, что черепа не одинаковые, краем глаза замечаю совсем маленькие, но не хочу смотреть в их сторону. У меня немного кружится голова, не представляю, как смогу пройти через этот участок пути.

Не знаю, сколько прошло времени с момента моего ухода от ворот, но вокруг все постепенно приобретает серый оттенок. Откуда-то издалека медленно вылезает солнце. Не хочу двигаться, хочу дождаться рассвета, который убедит меня, что все будет хорошо.

Меня слегка знобит и клонит в сон. Ни тело, ни сознание не могут больше выносить меня. Думаю, скоро они сообща от меня избавятся. Ох, как же тяжело соображать! Но нужно просто потерпеть. Это время между луной и солнцем самое тяжелое, самое тихое, самое дурманящее. Я забиваю себе голову всякой ерундой, борясь со сном. Мне плохо, иногда даже мерещится, что вокруг собралась толпа призраков, и я понимаю, что нахожусь где-то посередине между явью и бредом. Наконец, румянец расползается по небу, и сразу становится легче. Я никогда еще не видела такого рассвета! Да, как самому рано пробуждающемуся жителю Города, мне приходилось уже наблюдать всю прелесть утреннего солнца с высоты башни, но здесь все как будто было по-другому. Шире и ярче. Розовые всполохи разожгли голубизну, проявившуюся из-под серебристой тени, оранжевый огонь подпалил горизонт. Все алело и зачаровывало; лес покрывался золотой пыльцой, и туман, клубившийся где-то между деревьев, испуганно отступал. Ни ветра, ни звука, ни движения.

Солнце вселило в меня немного смелости, и я спешно пошла через место бойни. Точнее, не пошла, а почти побежала. Иногда я замечала, что на костях что-то ползало, но даже не собиралась приглядываться. На середине пути мне уже стало плохо. Ну почему я не спортсмен? Снова какой-то зверь разрывал мне грудную клетку. Ладно, быстрый шаг – это тоже неплохо. Краем глаза я подметила валявшиеся на земле старые пистолеты и проржавевшие ножи. Я чуть замедлилась. Вокруг только Пустошь, суровая и безжалостная, и ни помощи, ни спасения мне в ближайшее время не отыскать. Оружие было необходимо. Несмотря на страх и отвращение, я все же заставила себя поднять длинный нож с этой дороги мертвецов. Пусть он и сияет коричнево-рыжей расцветкой, но все же может пригодиться. Наконец, снова холм, и все осталось позади. Меня тошнило, перед глазами плавали черные круги, но, тем не менее, я чувствовала облегчение и даже радость, покидая это старинное кладбище. Я решила пройти еще немного вперед, прежде чем позволить себе кратковременный отдых.

Припасов мне дали, если растянуть, примерно дней на пять. Довольно щедро. Так же у меня была веревка (и как, интересно, она мне поможет?), фонарик (включить его не получилось), спички (очень даже неплохо), бинт и обеззараживающее средство. Конечно, не густо для человека, которого отправили в Пустошь, но, скорее всего, весь этот набор лишь дань милосердию, ведь никто на самом деле не верит, что я выживу. Я не имею ни малейшего понятия, куда иду. Просто мне кажется, что надо двигаться. Единственный мой план – это найти других изгнанников, но даже не представляю, как мне это удастся. Я надеялась, что люди, приходившие за Бэном, оставили часть своих друзей в лесу, и те еще не успели сбежать. Может, я смогу отыскать их.

За день не произошло ничего странного или пугающего. Пустошь пока не кажется мне такой уж жуткой. Может, все страшилки про нее полная чушь? Очень хотелось бы верить. Единственная проблема – невыносимая жара. Никогда бы не подумала, что здесь может настолько раскалиться воздух. Как будто в пустыню попала. Дышать тяжело, иду я медленно, и все мои мысли только о воде. Боюсь, что при такой погоде мои запасы жидкости расточатся слишком быстро, и тогда придется углубиться в лес, чтобы найти хоть какой-нибудь ручеек. Я не охотник и не следопыт, и я без понятия, как буду это делать. Не хочу думать о завтрашнем дне или о вчерашнем. Все, что есть – это сейчас. И различные звуки из леса напоминают мне о том, что не стоит терять бдительности. Пустошь пока присматривается ко мне, но очень скоро, я знаю, она решит поиграть.

Вечер. Ночь. Утро. Второй день я передвигаюсь вне стен Города, и (с ума сойти!) я все еще жива и все еще сохраняю остатки своего разума! Не могу не радоваться, хоть и боюсь поспешного ликования. Но, черт возьми, я ведь действительно еще дышу! Сжимаю в кулаке мордочку деревянной лисицы, а потом быстро подношу ее к губам. «Спасибо, Трой!» – проносится в голове. Я верю, верю, что это его сила помогает мне двигаться дальше. При воспоминании о доме становится больно. Как ни стараюсь, я все еще не могу отпустить его, хотя так было бы правильнее.

Вид Дороги постепенно начинает мне надоедать, она однообразная и непрерывная, да еще и солнце поджаривает макушку. Кажется, вчера мне слегка подкоптило лицо, потому что под глазами и на носу беспрерывно жжет. Я часто кидаю взгляд на тени между деревьями, но все-таки не иду туда. Лес до сих пор кажется огромным пугающим существом, и мне пока сложно привыкнуть к его соседству. А еще сегодня я чувствую странный запах, совсем легкий, едва заметный, но он все-таки есть. Немного напоминающий металл и в то же время какой-то газ. Вокруг ничего не изменилось, но этот запах продолжает преследовать меня. Не хочу даже думать о том, откуда он берется. Хотя, наверное, стоило бы.

Ха! Третий день, а меня еще никто не съел и даже не покусал. Конечно, тело мое все пытается от меня избавиться, но я держу его в узде. Ноги гудят невыносимо, я почти не сплю. Здесь, вдали от Города, лес стал шуметь еще громче, и все эти звуки постоянно напоминают, что я здесь не одна. Иногда мне мерещится, что кто-то наблюдает за мной из-за деревьев, но я знаю, что это просто солнце плавит мой мозг. По крайней мере, хочу в это верить. Я постоянно выбиваюсь из сил, постоянно хочу есть и пить, спина просто разламывается, а мне так и не удалось заметить и следа присутствия в этих землях человека. По-настоящему становится страшно, что я могу остаться одна. Скорее всего, люди есть где-то в лесах, но там можно быстро потеряться, так что пока есть возможность, лучше пойду по Дороге. Этот дурацкий запах стал сильнее, он словно лезет мне в рот, и уже сложно сдерживать подступающую тревогу. В прошедшие два дня кружили какие-то птички, мушки, а сейчас я действительно осталась совершенно одна. Все вдруг куда-то исчезли.

Нужно научиться доверять своим ощущениям, если хочу здесь выжить, и сейчас они наперебой твердят мне о чем-то. Сейчас начинает казаться, что запах – вовсе не газ, а электричество. Я рассматриваю небо – оно чистое, ясное, не предвещающее грозы. Но что-то все равно не так. Ша однажды рассказывала о том, что в Пустоши природа живет по своим законам и что бури тут могут быть на удивление пугающими и жестокими. Надеюсь, эти слова – лишь глупые домыслы.

Полдень. Я вся мокрая от пота, воды осталось только до завтрашнего утра, и то, если буду очень экономной. Не могу заставить себя двигаться. Сил не осталось, и мне становится все хуже от тишины и полного одиночества, мои ноги подкашиваются, и я тяжело опускаюсь на землю.

– Знаете что, – произношу вслух, – идите вы подальше со своим Законом! Вот здесь его нет, и я могу говорить все, что захочу, могу делать все, что пожелаю. Вы все самодовольные тупицы! Посмотрела бы на ваши лица, если бы вы сейчас сидели здесь на этой Дороге! – я злобно кричу куда-то в пространство.

Меня пробирает обида, я не могу понять, как они смогли выкинуть молодую девушку в дикие земли. Неужели в них нет ни капли жалости? Лицо Анны Сесилии Брон всплывает перед глазами, и я невольно морщусь от отвращения. Слышала, ее дочь чуть старше меня. Что бы сказала Брон, если бы ее ребенок оказался на моем месте? Я с гневным криком кидаю первый попавшийся в руку камень в кого-то невидимого. Получите, получите все! Мои руки работают беспрерывно, я бросаюсь мелкой галькой, пылью, пытаясь отомстить за саму себя. Но это быстро проходит, и моя голова опускается на подтянутые колени. «Я не вынесу, не вынесу!» – проносится в голове. Мне хочется застыть в этой позе навсегда, превратиться в камень и больше никогда ничего не чувствовать. Пустошь, если ты в силах, пожалуйста, сделай это со мной! Но она безмолвна. Ей глубоко плевать на мои желания.

В этот момент что-то заставляет меня разогнуться. Какое-то предчувствие, ощущение, внутренний щелчок. Я настороженно оглядываюсь и в поисках опасности поворачиваюсь назад. Мои волосы на затылке мгновенно становятся дыбом, а ужас накатывает с невероятной быстротой. Святой Закон, что это? Оттуда, издалека, на меня, на всю Пустошь движется огромная фиолетово-черная стена. Она напоминает гору, растянувшуюся в обе стороны и отчего-то пришедшую в движение. Внутри нее что-то периодически сверкает, словно клацает белыми клыками, и эта волна ползет быстро, иссиня-черными клубами, как щупальцами, скользя по земле. Я хватаю вещи и срываюсь с места. Лучше не оборачиваться, лучше не оборачиваться! Через пару секунд в спину ударяет резкий порыв ветра, и я едва не спотыкаюсь из-за него. Теперь он дует, не переставая, сильный и холодный, закручивающий пыль в воздухе и царапающий ею мои лицо и руки. Я бегу все быстрее, не замечая боли, спиной ощущая, как волна надвигается все ближе. Солнце теряет свою яркость, этот поток темноты, наверное, высасывает из него жизнь. Я думаю, что все дело в Дороге, ведь все говорят, что она чувствительна к людям. И, надеясь спастись, ныряю в чащу леса.

Я несусь, не разбирая пути. Ветки хлещут меня, как кнуты, ветер завывает между высоких стволов. Сучки́ и листья кружатся все яростнее и то и дело попадают мне в голову. Не могу описать, как мне страшно! Ветер все сильнее, свет почти исчез, все воет и шумит, деревья стонут и трещат, белые разряды освещают лес, как вспышки фотоаппарата. Вдруг с холодным ужасом понимаю, что я ошиблась, свернув с Дороги. Здесь слишком много деревьев, буря может свалить их прямо на меня. Но уже поздно. Я не могу остановиться и все бегу, надеясь заметить хоть какое-либо укрытие. Но я не быстрее бури.

Она заглатывает лес, и сильный безжалостный порыв ветра подбрасывает меня вверх и вперед. Я кричу от страха и боли. Меня кидает прямо на деревья. Все, что получается, так это закрыть голову руками. Меня поднимает невысоко, но этого достаточно, чтобы с силой врезаться в толстый ствол. Правый бок и плечо пронзает болью. Ветер несет мое тело через лес, потом снова роняет и снова заставляет подлететь над землей. Не понимаю, как я еще жива. Мне что-то впивается в ногу, и я издаю истошный вопль. Штаны почти сразу становятся мокрыми от крови, и первые мгновения я не могу вдохнуть от шока. Я пытаюсь уцепиться то за один, то за другой ствол, но они и сами раскачиваются как качели. Руки изрезаны, пальцы немеют от напряжения, когда меня пытаются оторвать от дерева. Над головой гудят и стреляют молнии, без грома, без дождя, чистые электрические кинжалы. Но я ничего не различаю даже при этом свете, вокруг лишь смесь темноты и зелени. Рядом слышится треск. Пару деревьев заваливает наземь. То ли это вина молний, то ли ветра. Не могу знать. Только бы на меня ничего не свалилось! Резкий новый порыв отрывает меня от ствола и с новой, еще более разозленной силой швыряет куда-то в сторону. Я не могу дышать, боль пробирает до костей, мне страшно, я боюсь, что могло сломаться ребро. Рядом еще что-то скрипит, я вижу, как погибает дерево. Оно валится, слегка задевая мое плечо верхними колючими ветками. Это было слишком близко. Яркая вспышка разрывает тьму, наверное, самая яркая из всех, и в землю там, где находится Дорога, вдруг начинают бить сотни зарядов. Словно ее обстреливают с небес. А я все-таки не зря убежала оттуда! Мне страшно, что если молнии попадут в лес, то он вспыхнет, как фитиль. Я зарываюсь под ветками поваленного дерева и закрываю глаза. Меня трясет, как в конвульсиях, и мне не хватает сил даже чтобы вспомнить какую-нибудь молитву. В Объединениях запрещено поклоняться Богу, но сейчас мне особенно хочется верить в то, что он есть. Свет слепит даже сквозь закрытые веки, но все вдруг резко прекращается, и даже ветер стихает. Неожиданно раздается оглушительный грохот. Это даже не гром, это целое его войско, я непроизвольно вскрикиваю, закрываю уши, и снова воцаряется тишина. Мне чудится, что это очередной подвох, но ничего не происходит. Подождав еще несколько минут, я решаюсь выползти из-под ветвей, оставляя на их иголках несколько клочков своих волос. Небо все еще затянуто мглой, но молнии виднеются уже далеко впереди, и, я уверена, там же бушует ветер.

Я устало заваливаюсь на бок. В моей ноге торчит кусок деревяшки, все руки избиты в кровь, одежда во многих местах разодрана так, словно ее зубами рвал зверь, по лицу тоже что-то стекает. Мой рюкзак сильно помотан, но все же цел. Удивительно! Я знаю, что нужно вытащить из ноги эту дрянь, но никак не могу решиться. Мое сердце стучит в неровном диком ритме, дыхание частое и прерывистое, я хватаюсь за деревяшку обеими руками и резким движением вырываю ее. Кричать еще громче, наверное, невозможно. Кровь смачивает штаны, я даже немного писаюсь от боли. Достаю бинт и обеззараживающее средство, разрываю штанину и лью его прямо на рану. Тело будто на куски разрывает. Мне дурно, меня тошнит, я едва соображаю. В горле собирается горечь. Руки почти не двигаются, но мне удается кое-как приладить к ране повязку, не понимаю даже, завязала ли я узел. Меня рвет, перед глазами все плывет, и я падаю на траву без сознания.

Глава 10

– Миссис Брон, скажите, стоит ли нам в будущем опасаться новых мятежей со стороны Пустоши? Стоит ли нам бояться, что изгнанники снова решат посягнуть на нашу безопасность?

– Конечно, нет, – она усмехается. – С Тенями покончено. Охота прошла успешно. Разумеется, еще остаются люди за стенами, но бессистемных слишком мало, чтобы они решились навредить нам, у них больше нет сил, и никогда не будет. Уж об этом-то мы позаботимся!

Интервью «О временах Охоты»

Говорят, бури рождены были для того, чтобы очищать землю от скверны, от всего гадкого и грязного. По крайней мере, так всегда верили в Городе, никогда не подвергавшемся подобным стихийным бедствиям. Люди говорили, что Пустошь сама не терпит изгнанников и поэтому пытается их уничтожить. Не знаю, что думать сейчас. Была ли эта буря попыткой убить меня? Или тот факт, что я осталась жива, говорит как раз об обратном?

Сейчас светит солнце – яркое, беззаботное, – под тенью леса оно не печет, а лишь рассеивается янтарными бликами. Для меня это утро как новая жизнь, не могу поверить, что дотянула до него. Всю ночь меня одолевала лихорадка. Я то приходила в себя, то снова отключалась или засыпала, не находя покоя и во сне. Мне виделись только кошмары, жуткие, изводящие, душащие. Сложно было сказать, где заканчивался сон и начинались галлюцинации наяву. Надо мной склонялись бесформенные тела и расплывшиеся лица, хрипели чудовища, брызгая слюной, я видела себя со стороны всю в крови и с вывернутыми конечностями. Худшей ночи еще не бывало за всю мою жизнь. И, надеюсь, больше никогда не случится.

Утро отрезвило меня, привело в чувство, если можно так сказать, но мое положение все же казалось безнадежным. Остатки воды ушли на промывку раны, и несколько глотков омочили иссушенное горло, больше запасов питья не было, а поблизости не наблюдалось ни одного ручейка. К тому же мне было тяжело передвигаться, нога болела жутко, я хромала и хваталась то за одно, то за другое дерево. Еда не придала мне сил, меня мучило легкое головокружение, кажется, я умудрилась потерять немало крови. Я вся грязная, липкая, мечтаю помыться, но не могу найти воды даже на глоток. Дорога осталась где-то за гранью видимого, вокруг только шумит лес, понятия не имею, как далеко меня могло унести вчера. Только бы не в самые дремучие дебри!

Я уже успела немного привыкнуть к постоянным звукам, но воспоминания о рассказах ша никак не хотят уходить из головы. Няня знала много историй о Пустоши, какие из них правдивы, а какие нет, никто не мог сказать наверняка, но я успела впитать каждую из них всем своим существом. Рассказы о зверье, монстрах, чудовищах, опасных растениях и необыкновенных явлениях, которые никто не может объяснить. Сейчас я отчасти жалею, что слушала все это, воспоминания делают меня параноиком, но кто же тогда мог знать, как все обернется.

Когда я в очередной раз повалилась на землю, чуть не свернув себе руку, моих сил больше не хватило для того, чтобы подняться. Я прошла всего ничего, а уже так устала! Мое дыхание стало тяжелым и каким-то охрипшим. Не очень-то радужный знак! Голова разрывалась от боли, про ногу и говорить нечего, да и все тело ныло и страдало, особенно отзывался на движение бок. Я осторожно задрала футболку, открывая глазам огромное черно-фиолетовое пятно, словно разлитое по коже. Это обычным синяком не назовешь, не удивительно, что мне так больно! Его устрашающий вид отчего-то внушил мне откровенную панику; показалось, что это знак моей скорой смерти, и я не смогла сдержать слезы. Здесь, посреди дикого леса, не было никого, кто мог бы помочь мне или просто поддержать. Вся моя прошлая жизнь стала казаться ненастоящей, нереальной. Может, я совершила что-то ужасное, и меня отправили в ад? Но я ничего не сделала и не заслужила подобных мучений! Одной рукой ухватившись за подарок Троя, другой нервно стирала накатившиеся слезы. «Пожалуйста, помоги мне! – прошептала я, ни к кому конкретно не обращаясь, и в то же время, обращаясь ко всем. – Забери меня отсюда! Пожалуйста, забери меня домой! Я больше не могу… » Я не волшебник, не герой, я обычная, ничем не примечательная девушка. Моего места нет в мире отважных и сильных. Я просто хочу домой, хочу, чтобы это все, наконец, закончилось.

Неожиданно рядом послышался глухой треск. Я замерла, даже слезы бежать перестали. Если это не человек, то, кто бы ни издал этот звук, пусть меня не заметит. Я вжалась в дерево, наблюдая за кустами и ветками. Снова легкий, едва различимый шум, и из зарослей появилось животное. Грациозная рыжеватая с белыми пятнами косуля, чьи небольшие рога причудливо торчали, походя на огромную клешню. Ее ушки слегка подергивались, а вытянутая мордочка уставилась прямо на меня. Я боялась пошевелиться и спугнуть животное, но оно не выказало никаких признаков волнения. Наконец, косуля отвернулась и не спеша побрела дальше, будто ничего не случилось, будто она не встретила здесь истекающее кровью человеческое существо. Что, если животное идет к воде? Я с трудом поднялась и побрела следом. Косуля ушла уже довольно далеко, но ее рыжий силуэт был заметен среди деревьев, да и следы копыт различимы на земле. Может, она заведет меня еще глубже в лес, а, может, и нет, но я решила рискнуть. В конце концов, что я теряю?

Брести мне пришлось около получаса, и все чаще и чаще мне хотелось бросить глупую идею и остановиться. Головокружение вызывало тошноту, а каждый шаг отзывался болью, но мысль о воде заставляла меня двигаться дальше. И вот, наконец, я что-то почувствовала, новый запах. Тины и свежести, только такой может витать у берегов водоема. Если бы могла, я бы побежала, но получилось что-то вроде хромых подскоков. Между ветвями, там впереди, уже что-то заманчиво искрилось, и эти серебряные отсветы гипнотизировали мой взгляд. Я упала, не дойдя совсем немного, и теперь ползла. Мне плевать было на камни, ветки, главное – достичь водоема.

И вот он передо мной, небольшой пруд с мутновато-синей водой. Здесь запах тины сделался еще насыщенней, но разве такая мелочь может смутить? Я вползла в воду, погрузилась по грудь, ноги увязали в илистом дне. Вода смывала кровь, грязь, остужала мои горящие огнем раны. Пусть она и не кристально чистая, но жажда замучила меня так сильно, что я не обратила на этот факт внимания и жадно пила из ладоней. Вкус странноватый, но какой же он все-таки приятный! Я благодарно выдохнула и нырнула с головой. Пусть вода омоет меня всю, пусть излечит меня от страхов и сомнений и даст сил двигаться дальше.

Но едва вынырнув на поверхность, я вдруг почувствовала, как что-то опутало мою лодыжку, и меня резко потянуло вниз. Я начала барахтаться, пытаться вырваться, но все новые и новые сети опутывали мое тело, руки и ноги, пробираясь к шее. Мне удалось ненадолго всплыть и глотнуть воздуха, но меня снова потащило вниз. Я брыкалась и рвалась, а вода кипела и пенилась над моей головой. Грудь сдавливало от нехватки воздуха, а путы становились все крепче. Еще один раз на поверхность, глоток и снова под толщу воды. Я уже столько пережила, и вдруг меня утопят какие-то водоросли? Ну уж нет! Голова туго соображала, тело билось как в припадке, и уверенность, что мне все же не выбраться, укоренялась все сильнее. Но вдруг я задела рукой что-то твердое и неожиданно вспомнила, что с утра прицепила к штанине нож, так на всякий случай. Я потянулась за ним. Запястье было стянуто, но я упорно вытягивала пальцы и, наконец, ухватилась за рукоять. Одного неловкого движения хватило, чтобы освободить руку, а дальше нужно было лишь размахивать в разные стороны. Водоросли резко отпрянули, словно испугались, что их укоротят еще сильнее, и быстро уползли под ил. Я вынырнула и в панике поплыла обратно к берегу. Меня душил кашель, а горло горело. Да уж, искупалась, нечего сказать! Не помню, сколько я провалялась на берегу, пытаясь прийти в себя, но вскоре, аккуратно набрав воду в бутыль, я похромала подальше от этого водоема. Кто знает, что еще здесь может прятаться!

Весь оставшийся день прошел сравнительно неплохо и спокойно. Если, конечно, не считать, что мое состояние постепенно ухудшалось. Меня беспрерывно клонило в сон, лоб горел огнем, а рана начала кровоточить, совсем немного, но достаточно, чтобы создать мне проблемы. Я все меньше и меньше передвигалась, хотя куда шла, и сама не знала. В голове то и дело звучал голос Троя: «Ты должна выжить». Иногда и его образ вставал перед глазами и мерещился мне между деревьев. Лихорадка, по-видимому, не стала дожидаться ночи и снова решила меня навестить. Я чувствовала, как постепенно начинаю сходить с ума, и во избежание этого старалась говорить сама с собой. Меня бил озноб и страшно тошнило. Под вечер я больше не могла двигаться и просто легла под деревом. Я начала сдаваться. Каждый шорох тревожил меня, вызывая еще больший бред. И я была уверена, что эта ночь станет последней. Трой, забери меня, унеси меня далеко…

В очередной раз я очнулась, когда стояла глубокая ночь. Луна серебрила землю, обращая ее в какой-то призрачный потусторонний мир. Было свежо и тихо, даже как-то слишком. Думаю, эта тишина и разбудила меня. Сознание мое было ясным, я чувствовала себя лучше. Но тишина насторожила меня. Еще одну бурю мне точно не выдержать! Хотя ничего пока не говорило о ее приближении. И все же что-то было не так. Я села и стала всматриваться в лес. Все застыло. Все вокруг словно прикинулось мертвым. Прошло, наверное, лишь пару минут, когда между деревьями я различила какое-то странное движение. Но ни силуэтов, ни очертаний живого существа не было видно. Впереди вообще ничего не было видно. И тогда я поняла: лес окутывала настоящая густая тьма. Я огляделась вокруг и похолодела. Чернота как живая расползалась по лесу и словно пожирала все, как чудовище, протягивая свои лапы. Ша была права, рассказывая свои страшилки. Она говорила о Тьме, блуждающей по Пустоши, голодной и ненасытной, таящей в себе нечто, неизвестное никому. А еще ша говорила, что эта тьма, так же как и дикие земли, имеет разум, понимает, кто ты, откуда взялся и чего страшишься больше всего на свете. И теперь эта Тьма наползала на меня. От нее веяло холодом, но не было ни запаха, ни звука, не было вообще ничего. Ее щупальца уже дотянулись до моих ног, и я наблюдала, как лодыжки погружаются в эту черную жижу, их уже нельзя было разглядеть. Тьма была плотной, как ткань. Она забиралась все выше, окутывая со всех сторон, подобралась к горлу и проглотила целиком. Я не задохнулась, не умерла, но оказалась в кромешной темноте. Все здесь словно бы застыло, и только мое дыхание, частое и прерывистое, подсказывало, что я еще существую. Мои руки, пальцы – все шевелилось, но их нельзя было увидеть. Так шли минуты в черном забвении. К нему нельзя было привыкнуть, но страх все же начал постепенно отступать. До тех пор, пока я не ощутила Его. Внезапно появившееся чувство не просто тревоги, но ужаса, окутало как кокон. Во тьме что-то жило, оно двигалось, хоть его и нельзя было услышать, дышало, хоть его и нельзя было почувствовать. Оно бродило где-то рядом, я точно знала об этом. Меня бросило в дрожь, ничто еще не навевало на меня такого ледяного страха. Ни буря, ни дурацкие водоросли не шли с ним ни в какое сравнение. И все байки о чудовищах казались теперь детским лепетом. Даже встреча с диким зверем, и та была бы лучше, сейчас я это ясно понимала. От животного, даже от монстра, можно было бы спастись, шанс есть всегда, но от Него невозможно. Это знание словно жило где-то на клеточном уровне, и оно же заставило меня замереть, практически не дыша и не двигаясь. Он где-то рядом. Ищет, а, возможно, просто подглядывает за мной. Я ощущала присутствие чего-то кожей. Мне казалось, что вот-вот на меня нападет нечто ужасающее, нечто, пугающее сейчас больше, чем смерть. Но оно прошло мимо. Может, решило, что мое время еще не настало. По крайней мере, я была уверена, что Это знает – я здесь. Я шумно выдохнула через нос и сжалась в комочек, поджав колени. Если темнота не сойдет, она сведет меня с ума. Голова снова закружилась, тошнота подступила к горлу, я поняла, что скоро потеряю сознание, но именно в этот момент вновь почувствовала, что кто-то идет. Кто-то приближался ко мне. И пусть того ощущения ужаса больше не было, мне совсем не нравилось оставлять себя беззащитной. Но сознание быстро мутнело, и я понадеялась, что в этой тьме меня не заметят, и отключилась.

Глава 11

Плывет кит далеко-далеко. Как корабль он скользит по небу, разгоняя ластами мерцающие звезды. Но никто не видит кита, ведь он такой большой и страшный, и все боятся поднять головы вверх и узнать, что он там действительно есть.

Бежит серебряный слон. Он так сияет и искрится среди темной зелени, будто жемчужины с морского дна, освещенные луной, составили его скелет. Но и его никто не видит. Все смотрят в другую сторону, ведь люди боятся, что этот свет может ослепить их. И осталась у них только одна возможность куда смотреть, только одна сторона – серая и застывшая, но спокойная и вечная. И вскоре забыли люди, что по небу плавает кит, а по земле бегает слон. И грохот стал привычен для их ушей, и стали принимать они его за гром, и мерцания казались им обычными солнечными бликами. Так и стали люди жить, не ведая, что посмотрев в другую сторону, обнаружишь нечто интереснее, чем привычную серую стену

Отрывок из сказки «О чем помнят люди». Автор неизвестен. (Относится к перечню запрещенной литературы)

Мне снился сон. Легкий и теплый. Мне снилось золото ржи, волнующееся, наверное, как и далекое море. Целое поле растущих, тянущихся к солнцу колосьев. И мне снился мед. Такой янтарный и тягучий, с запахом цветов. Он, подобно лаве, стекал по огромным скалам, заполняя всю округу своим сиянием. И в ушах вдруг началось гудение, словно далекий рой пчел, в котором насекомые сплетничали между собой. Шум все нарастал и нарастал, становился уже резким и неприятным, и мои мед и колосья вдруг стали исчезать, а к голове потянулась боль, прижимаясь к стенкам мозга, и мой сон растворился, вытолкнув меня в реальность. Глаза открыть не было сил, мое тело казалось тяжеленной громадиной, и я сомневалась, что могу пошевелить хоть мизинчиком. Но слух мой по-прежнему работал, и это гудение, что озадачило меня во сне, так и раздражало мои уши. Вскоре я поняла – это сливались друг с другом человеческие голоса. На мгновение я жутко обрадовалась: Трою удалось уговорить их поменять наказание, и меня нашли и отвезут обратно домой! Но хватило лишь пары секунд, чтобы понять – подобное невозможно, а значит, рядом со мной чужаки.

Мне все-таки удалось разлепить глаза. Красно-оранжевые отсветы резанули по зрачкам, и снова пришлось сощуриться. Вторая попытка. На этот раз более осторожная и удачная. Я сидела, прислонившись спиной к дереву, огромному и толстому, мою талию обтягивала жесткая веревка, обвязанная вокруг ствола, руки и ноги тоже были крепко стянуты. Мои конечности в конец затекли, но мне никак не удавалось хоть немного их размять. Так я в плену, значит? Я бросила быстрый взгляд на свою ногу: моя рана была перевязана чистыми бинтами, кто-то явно успел над ней поколдовать, сейчас она почти не болела. Если они хотели сделать меня пленницей, тогда зачем лечили? Я перевела глаза на раскинувшийся передо мной пейзаж: среди деревьев тут и там стояло что-то, отдаленно напоминающее палатки, которые мне доводилось видеть на картинках книг, только они были немного больше, а ткань, составляющая стены и крышу, – более грубой и однотонной. Горели костры, сновали люди, переговариваясь между собой, кто-то громко засмеялся, а потом раздался звон металла, словно крышка ударилась о кастрюлю.

Это поселение (если можно его так назвать) выглядело совсем небольшим и напоминало скорее временный лагерь, чем постоянное место жительства. Меня устроили чуть в стороне, и никто, даже если случалось проходить мимо, не обращал на меня внимания. Любопытство заставляло снова и снова перемещать мой взгляд с одного предмета на другой, выхватывая и подмечая мельчайшие детали. Здесь жили изгнанники, Тени. Это были они, я уже успела заметить у некоторых метку, которая теперь красовалась и на моем запястье. От мысли о том, что теперь я стала одной из них, меня бросало в дрожь. В глубине души я все еще считала себя жителем Города и не могла оборвать эту связь так быстро. А Тени… Они пугали меня. Пока я по привычке представляла их будто врагов, хотя знала, что теперь это не так. Теперь они – мое единственное спасение. Но несколько дней не могли разрушить эту крепко отстроенную за двадцать лет стену ощущения опасности. Придется разбирать по кирпичикам.

Рядом со мной прошла девочка лет двенадцати (не ожидала увидеть здесь кого-то такого возраста). Она замерла рядом со мной и без стеснения стала разглядывать, я поступила так же. Она была до невозможности худа, кожа да кости, и казалось, что ее острые ключицы вот-вот прорвут тонкую бледную кожу; грудь едва ли была заметна; щеки… да их вообще можно ли так назвать? Тонкие искусанные губы и огромные, как два прожектора, темные глаза, просвечивающие меня, наверное, насквозь. По правде говоря, меня пугало это существо с двумя длинными черными косичками, хотелось от него спрятаться. Казалось, жизнь покинула все ее тело, только чтобы полностью переместиться в глаза.

– Эй, Вэнди, – вдруг закричало существо каким-то хрипловатым мальчишеским голосом, не сводя с меня взгляда, – эта очнулась! И вылупилась на меня как на призрака. У нее, наверное, помутнение рассудка.

– Неправда, – возмутилась я каркающим голосом. Девочка изобразила на лице что-то вроде легкой усмешки:

– А, впрочем, нет, калякает! Разберись с ней, Вэнди!

– Не указывай, что мне делать, малышка! – ответил ей мягкий, но строгий голос. Девочка нахмурилась:

– Просила же, не зови меня так! Что, сложно запомнить? Меня зовут Джоанна, понятно?!

Раздался шелестящий смех, и та самая Вэнди вышла из-за деревьев.

– А ты веди себя соответствующе и не стану! Иди уже, – и девочка, еще раз окинув меня насмешливо-презрительным взглядом, убежала.

Незнакомка повернулась ко мне. У девушки были мягкие черты лица, чуть полноватые губы, теплая улыбка. Ее распущенные русые волосы почти достигали поясницы, светло-зеленые глаза смотрели внимательно и спокойно. Она была очень красива, и легкая худоба придавала какую-то утонченность всему ее облику.

– Пить хочешь? – спросила Вэнди.

Я смогла лишь кивнуть. Девушка вновь исчезла за деревьями, а когда вернулась, в руках держала железный черпак, до краев наполненный чистой водой. Держу пари, по дороге она не разлила ни капли. Поднеся его к губам, она помогла мне попить и села рядом.

– Рана болит?

– Совсем немного.

– Хорошо. Но я все равно посмотрю, – девушка, склонившись над моей ногой, начала снимать бинты. Осмотрев и удовлетворенно кивнув, она сделала новую повязку и опять опустилась напротив.

– Спасибо за это, – промямлила я.

– Не за что. Я здесь отвечаю за здоровье, так что это для меня привычно.

– Вы были ша в той прошлой жизни в Городе? Или вы здесь родились?

Вэнди нахмурилась и произнесла холодно и твердо:

– У нас нет никакого прошлого, оно исчезает, как только выходишь за стены. Его нужно забыть. И тебе тоже придется это сделать.

Мои внутренности сжались от немого протеста, но я ничего не сказала.

– Ты останешься здесь, пока старшие не поговорят с тобой. Я буду приносить воду, немного еды и лекарства, – ее голос вновь зазвучал мягко.

– Старшие? Кто это?

– Ну, они не обязательно старше по возрасту, но они командиры здесь. Наши лидеры. Мы так их зовем.

– Это ваше поселение?

– Я ничего не могу тебе сказать, мне запрещено.

– Как меня нашли?

– Мне нельзя.

– Но что будут спрашивать?

– Мне нельзя, – спокойно повторила она.

Поняв, что мне ничего от нее не добиться, я устало выдохнула и снова попробовала пошевелить конечностями.

– Веревки с меня не снимут? Руки и ноги затекли.

– Придется потерпеть. И не жди, что старшие придут в скором времени. У нас и без того дел полно, они не станут менять распорядок из-за кого-то постороннего. Но не бойся, они не забудут о тебе.

– Славно, – усмехнулась я.

– Что ж, таковы правила. Придется научиться ждать. Здесь это полезный навык.

Вэнди поднялась, изящно, как танцовщица, и, пожелав мне хорошего отдыха, ушла в сторону горящих костров. Я тяжело вздохнула. Почему они держат меня в качестве пленницы? У меня же метка, я теперь одна из них. Глупо, но я и не подумала, что ко мне отнесутся с подозрением. Я устала и хотела есть, и мне совсем не нравилась перспектива допроса так называемых «старших». От этой мысли по телу прошлась нервная дрожь. Что если они не примут меня? Я заерзала на месте. Я чувствовала себя липкой и грязной, о запахе, который исходил от меня, даже думать не хотелось. У меня все затекло и болело, а голова порой снова начинала слегка кружиться. Я смотрела на мелькающих в отдалении людей как на чужаков, думая, что их лагерь даже по прошествии времени вряд ли смогу когда-либо назвать домом. Здесь все чужое и бесчувственное, каждый листик и каждая травинка. Сам лес едва знаком со мной, и ему, кажется, совсем не нравится такой новичок. Глаза слипались, и мне мерещились стены дома, тепло, уют, ша и Саманта. Как же я хочу вернуться обратно!

Меня разбудил легкий толчок. Кто-то осторожно дотронулся до моих сгорбленных плеч, и когда мне удалось все-таки открыть глаза, поборов вязкий назойливый сон, мой взгляд уткнулся в незнакомое насмешливое лицо.

– Просыпайся, тебя ожидает утренняя прогулка.

В Пустоши и впрямь занималось утро, еще блеклое и прохладное, с белыми клубками тумана на влажной траве. Я ощутила неожиданную свободу и поняла, что парень отвязал веревку, связывающую меня с деревом. Теперь он принялся за мои ноги, пока я, не скрывая своего любопытства, разглядывала новое здешнее лицо. Юноша казался младше меня, на вид лет пятнадцать, не больше. Его смуглая кожа была ровной и гладкой, черные коротко стриженые волосы торчали в разные стороны, а узкие миндалевидные карие глаза искрились живостью и какой-то доброй усмешкой.

– Вставай и следуй за мной. Даже не думай бежать, у нас границы хорошо охраняются.

Я только кивнула и побрела следом. В таком состоянии у меня не хватало сил даже на то, чтобы подумать или помечтать о побеге. Впрочем, зачем он мне вообще нужен? Мы направились в сторону от лагеря, пробираясь сквозь густые колючие ветки по влажной скользкой земле. Юноша шел быстро и уверенно, не задумываясь ни на секунду, видимо, ему не раз уже приходилось здесь ходить. Я успела отметить про себя, что незнакомец оказался ниже меня почти на полголовы, был довольно худым, но, судя по тому, как он легко прыгал с одного поваленного дерева на другое, его внешний вид скрывал под собой поразительные силу и ловкость, чего обо мне сказать было нельзя. Упорная борьба моих ног со скользкой дорогой в итоге закончилась позорным поражением, и я шумно грохнулась в грязь, испачкав не только свою одежду, но и лицо. Какая-то гадость попала мне прямо в рот, и я, не успев подняться, стала яростно плеваться и откашливаться.

– Ты рано прилегла отдохнуть, мы еще не дошли, – раздался насмешливый голос у меня над головой.

– Попробовал бы сам подняться, когда у тебя связаны руки! – сварливо пробубнила я, барахтаясь в грязи, а точнее, пытаясь, наконец, встать. – Не желаешь помочь?

– Нужно уметь самому себя спасать, здесь это необходимо. Так что давай поторопись.

Его издевательский командный тон раздражал и злил меня, так что мои силы вдруг резко прибавились, и я, наконец, встала на ноги.

– Я так смотрю, у вас не принято помогать дамам? – съязвила я, когда мы продолжили путь.

– Дело не в этом. Я же объяснил.

– Куда ты меня ведешь?

– К старшим.

– А, вот оно что! – не знаю, что я почувствовала в этот момент: радость от того, что со мной, в конце концов, поговорят, или раздражение, что к этими старшим нужно тащиться в такую даль. – И почему они сами не пришли? От лагеря до моего дерева гораздо ближе. Или что, у них отдельные хоромы?

Он усмехнулся. Моя злость явно забавляла парнишку.

– Пока все остальные спят, у них есть свободное время, чтобы заняться тобой. Пойми, ничто не должно превышать интересы твоего ре́йта, он всегда на первом месте, а ты пока уходишь на второй план.

– Твоего чего?

– Рейта. Конечно, ты пришла из Города, тебе неизвестно, что это, – в его голосе послышалось недовольство, придавшее по какой-то причине ему пару лет.

– А ты тоже из Города? Из какого ты Объединения?

– Я не принадлежу Объединениям, – он резко развернулся, и в его глазах сверкнул пугающий огонек. – Я родился в Пустоши. Мой рейт – мой дом. Хватит вопросов. Не будь я одним из приближенных к старшим, то молчал бы всю дорогу.

– Молчал бы как Вэнди?

– Да, как Вэнди. Мы почти пришли. Поторопись. Чем дольше мы идем, тем меньше времени тебе выделят на разговор. И если они не успеют выяснить все, что их интересует, то тебе снова придется ждать очередной встречи под своим деревом.

Его тон стал резче, видимо, мое любопытство разозлило парня. Но что я такого спросила? В этот момент я заметила, что у него действительно отсутствует метка.

Через несколько минут кроме тихого шороха деревьев и хлюпанья наших ног по грязи я различила новый звук. Приятный шелест, превратившийся затем в отдаленное журчание, становился все громче по мере приближения. Да так пела целая река! Я уже видела ее алмазные отсветы между деревьев и чувствовала манящий запах свежести. Как же я мечтала помыться! Не знаю, дадут ли мне такую возможность.

Берег, на который мы вышли, сплошь и рядом был покрыт белым камушком и огромными валунами в цвет. Солнце уже играло на поверхности воды, так что яркие блики слепили глаза. Здесь никого не было, и я уже испугалась, что нам придется идти еще дальше. Но юноша остановился возле кромки воды.

– Ты можешь умыться здесь и попить. Вода тут кристально чистая. Река бежит из далеких земель, там, где есть горы и где не тает снег, – в его тоне я уловила нотки восторга и сама попыталась представить себе горные массивы, где солнце подрумянивает их верхушки как огромный пирог. Мне доводилось видеть горы лишь на картинках, и раньше я почему-то никогда не задумывалась, что хотела бы их увидеть по-настоящему, но сейчас… Сейчас я действительно подумала об этом.

– Когда старшие поговорят с тобой, придет Вэнди, и ты сможешь помыться. Она даст тебе чистую одежду. Видишь, мы не такие изверги, как ты думаешь, – на его лице снова появилось то насмешливое выражение.

Я улыбнулась в ответ и запустила руки в воду. Она оказалось ледяной, по моей коже мгновенно разбежалась стайка мурашек, и сбилось дыхание, когда я плеснула водой себе в лицо. Возможно ли будет здесь вымыться полностью? От такой холодной воды потом с трудом сможешь унять тряску. Но зато она была чистая и сладкая на вкус.

– Эй, Ли, веди ее сюда! – раздалось откуда-то сверху. Я резко подняла голову: чуть в стороне на огромном валуне стояли четыре человека. Как я их сразу не заметила? Они выбрали себе поистине королевскую обзорную площадку. Мой проводник чуть дотронулся до моего локтя, призывая подняться. Я последовала за ним. Под ложечкой неприятно заныло, казалось, будто я шла сдавать важнейший в своей жизни экзамен. Как странно! И почему я так боюсь?

Ли помог мне взобраться наверх, уж не знаю, пожалел ли он меня или решил, что тратить время на мою нерасторопность будет неразумно. Оказавшись на площадке, я замерла. Стараясь восстановить дыхание, я тем временем рассматривала представших перед моими глазами незнакомцев. Здесь находились трое молодых людей и одна женщина. Они совсем не были похожи на тех, кого я представляла, слыша термин «старшие». Но, как и сказала Вэнди, это вовсе не зависело от возраста. Самыми взрослыми выглядели двое. Во-первых, женщина, на вид ей было чуть больше тридцати лет. Ее собранные в пучок темные волосы открывали грубые черты лица, широкий лоб, тяжелый подбородок. Ее скулы сильно выделялись на загорелой коже, губы оставались плотно сжатыми, а глаза отчего-то напоминали кошачьи, хоть и были насыщенного орехового цвета. Она первой обратила на меня внимание и теперь разглядывала, не выражая ни одной эмоции на лице.

Второй человек, постарше на вид – мужчина с недовольным лицом и встревоженным бегающим взглядом, словно бы он ждал, что вот-вот из леса выскочат враги. Он вселил в меня непонятную тревогу.

Другим членом старших оказался молодой человек немного старше меня, симпатичный, с милой ямочкой на щеке, сосредоточенными светло-зелеными глазами и легкой рыжиной в волосах. Он приветливо мне улыбнулся и представился первым:

– Меня зовут Ке́нион, все зовут просто Кени. Мы зададим тебе несколько вопросов, чтобы прояснить ситуацию. Это Эйрин, – указал он на женщину, – Рейган, – мужчина с недовольным лицом кивнул, – и Двэйн, – представил он молодого человека, который за все время так и не повернулся ко мне лицом. Видимо, созерцание реки и лежащих за ней лесов было куда более интересным занятием, так что я могла полюбоваться только на его светло-золотистую голову. Ли шепнул что-то ему на ухо, тот еле заметно кивнул, замерев снова, а парнишка тихонько присел на краю площадки, наблюдая за всей сценой с нескрываемым любопытством. У меня появилось ощущение, будто до нашего прихода здесь произошла ссора.

– Назови нам свое имя, – попросил Кени.

– Алиса, друзья зовут просто Лис или Лиса, – я пожала плечами. – Как больше нравится.

Рыжеволосый усмехнулся:

– Неплохо. У тебя метка. За что тебя выгнали из Города? Скажи еще номер своего Объединения.

– Третий. И меня выгнали за то, что я прятала в своем доме Тень. Сбежал, видимо, от охотников.

Эти слова произвели на них впечатление. Следящий за лесом Рейган остановил на мне прищуренный недоверчивый взгляд, Эйрин нахмурилась, Кени и Ли расширили от удивления глаза, а игнорировавший мое присутствие Двэйн слегка повернул голову.

– Ты врешь, девочка? – пробасил Рейган. – С такими вещами лучше не шутить!

– Нет, это правда. Его звали Бэн, – я заметила, как все переглянулись, и на всякий случай описала еще и его внешность.

– Что с ним? – резко спросила Эйрин.

– Насколько мне известно, он убит, – тихо сказала я.

Со стороны Ли послышался легкий стон, и юноша отвернулся. Губы женщины сжались с такой силой, что побелели, а Кени тем временем произнес:

– Значит, мы предположили правильно. Расскажи всю историю. Как он попал к тебе? Как его поймали? Все, до мельчайших подробностей.

Его слова звучали не как просьба, а как настоящий приказ, и мне ничего не оставалось, кроме как поведать короткую и грустную историю, которая и привела меня к сегодняшнему моменту. Мое горло пересохло, а воспоминания о Городе, о доме нагнали мрачное настроение. Мне уже не то чтобы говорить не хотелось, мне и видеть всех этих людей было тошно. Это их человек навлек на меня все это, не приди он в мой сад, сидела бы я сейчас за своим компьютером!

– Ты поступила милосердно и смело, помогая ему, – произнес Кени с благодарным видом.

– Или глупо, – возразил через плечо Двэйн. – Бэну она не помогла и себя подставила. Так что, если уж рассуждать логически и называть все своими именами, то она поступила глупо.

Наконец, молодой человек повернулся, мгновенно вызвав во мне желание убежать или спрятаться: его взгляд темно-синих глаз пронизывал насквозь, и в нем было столько силы и энергии, что становилось не по себе. О чем он думал и что чувствовал, невозможно было понять, его лицо ничего не выражало. Я испытывала двойственное чувство: с одной стороны, мне хотелось немедленно отвести глаза, но с другой, его взгляд странно притягивал. Я застыла как истукан и молила о том, чтобы он посмотрел в другую сторону.

– Но она ведь попыталась помочь Бэну! – удивительно эмоционально возразил Ли, на что синеглазый властно, но с некой долей мягкости ответил:

– У тебя нет права голоса на собраниях старших, не забыл?

Юноша раздраженно закатил глаза.

– Как бы то ни было, – произнес Рейган, – реальность такова. Наш план не удался…

– Не сейчас, Рей, – вмешалась Эйрин, бросив на меня беглый взгляд.

– Да, разумеется!

– А что с нашей новенькой? – вмешался Кени, глядя поочередно на всех остальных.

– А что с ней? – ровным голосом спросил Двэйн, отчего по коже у меня побежали мурашки. – Она теперь носит метку, пусть остается. Вэнди и Ли присмотрят за ней, проверят, не шпион ли она. Пусть с девушки глаз не спускают, – он говорил так, будто меня здесь и не было. – Если все будет хорошо, когда дойдем до рейта, сделаем ее своей. Все как всегда, – он бросил предупредительный взгляд сначала на меня, а потом на юношу. – Все ясно? – Тот серьезно кивнул.

– Тогда идем, – добавила Эйрин. – Дела не ждут.

И компания старших словно королевская процессия удалилась. Когда Двэйн проходил мимо меня, я уловила смесь древесных запахов и дыма, и она преследовала меня, как призрак, до самого вечера.

Глава 12

Танцуй, огонек, танцуй,

Движеньями чувства рисуй!

Сверкай, как прошлого глас,

Искри свой безумный рассказ.

Пляши, огонек, пляши!

Раскрой все секреты души,

Раскрой, что таится вдали,

Загадки свободы, любви.

Танцуй, превращаясь в пламя!

И рей, как алое знамя!

Неси, словно звездный свет,

Ты блеск нам забытых лет.

От врага нас дымом сокрой,

И лишь освети путь домой…

Одна из песен, пропетых в лагере

«Лес всегда поет, и в его музыке нет ни одной фальшивой нотки», – так говорит Вэнди, она хочет научить меня слушать и разбирать его слова. У меня неплохие музыкальные способности, но все же я боюсь, что с лесом мы говорим на разных языках. Может, это только пока. Вэнди повторяет: если хочешь выжить в Пустоши, научись понимать ее, научись доверять ей (не представляю, как такое возможно), стань частью ее самой. Если повезет, и старшие не решат, что я вдруг оказалась шпионкой охотников – Ли говорил, что подобное случалось – меня сделают одной из них, так что в моей новой жизни навсегда останутся лесные запахи и непривычные звуки. Не могу сказать, радует меня это или нет, мне все еще как-то не по себе здесь. Я чувствую себя чужой.

Мне пока мало что дозволено рассказывать, поэтому Вэнди ограничивается лишь общей информацией. Чего не скажешь о Ли: иногда он просто не выдерживает и болтает немного больше положенного. Но, к сожалению, он не так часто бывает с нами вопреки приказам старших, у него много других дел. Со мной беспрестанно находится Вэнди, она учит меня, помогает освоиться и объясняет вещи, которые мне непонятны. Например, уже знакомое для моего слуха слово рейт. Здесь, в Пустоши, Тени так называют свои поселения, по обыкновению они очень большие и управляются кругом старших. Все поселения, существующие на территориях этих земель, отмечены на картах, и их лидеры стараются поддерживать связь и помогать друг другу, ведь в Пустоши есть два противоположных правила: умей выживать один и в то же время не пренебрегай помощью и не отказывай в ней, потому что только вместе можно выжить. Место, в котором оказалась я, лишь лагерь, двигающийся назад к своему рейту. Два месяца назад этот довольно большой отряд ушел на восток к третьему Объединению, но по каким причинам – мне неизвестно. Даже Ли по этому поводу держит язык за зубами. Через пару дней лагерь отправится обратно на запад, к своему рейту, своему дому, и я побреду вместе с ними, все больше отдаляясь от своего, чтобы уже никогда не вернуться. Иногда мне кажется, что среди деревьев появляются Трой, Сэм, Бетти или ша, и хоть это на моей руке стоит метка, для меня они сами стали тенями и призраками. Вэнди советует забыть о прошлом, говорит, что здесь оно все равно обратится в пепел, для него здесь не существует жизни, но я не могу или не хочу так просто его отпустить.

В лагере находилось человек двадцать, может даже больше. Каждый здесь занимался своим делом, ведь, как говорит моя «наставница»: «В рейте все должны быть полезными, все должны работать, иначе все развалится». Кто-то ходил на охоту, кто-то стоял на страже, кто-то готовил, ходил за водой, а кто-то занимался секретными делами, о которых знала только верхушка. Мы с Вэнди делали все понемногу: осматривали раны, ходили к реке и возвращались с полными ведрами ледяной воды, проверяли капканы, куда попадались мелкие зверюшки. К концу дня я готова была свалиться без чувств, моя спина буквально разламывалась, казалось, вот-вот по ней побегут трещинки, ноги гудели, а на руках в первый же день появились мозоли. Вэнди обещала, что потом я привыкну и буду, как и она, оставаться бодрой, даже когда небо уже усеяно звездами. Джоанна, эта маленькая назойливая девчонка, таскающаяся за нами по пятам, посмеивалась надо мной и отпускала зачастую колкие шуточки. И откуда только такой нрав? Она мне не нравилась и порою сильно раздражала, хотя нельзя не уважать девочку за необыкновенную выносливость и удивительную силу, которую и не представишь в подобном хилом теле. На ее руке не чернела метка, и Джоанна с неприкрытой гордостью призналась мне, что родилась в Пустоши, но кто были ее родители, я не представляла.

Но что действительно поразило меня в жизни изгнанников – так это их вечера. Когда солнце скрывается в другом мире, а лес погружается в черный бархат, разгораются костры, и все, кто находится в лагере, собираются вместе, словно одна огромная семья. Они просто шутят, рассказывают истории, необязательно правдивые, пьют нечто под названием гри́са и поют. У них удивительные песни, такие мне не приходилось слышать ни разу в жизни. Они яркие, страстные, огненные! Есть, конечно, и нежные, шелестящие, но все они одинаково живые. Кажется, будто слова сами строили жизнь и теперь стремятся как можно красочнее рассказать о ней. Эти песни так не похожи на те, что поют в Объединениях, на те, что теперь мне кажутся обесцвеченными. Песни Теней меня зачаровывают, их я могла бы слушать вечно. Но ночь сгущается, и все отправляются по своим спальникам, своим палаткам, и тогда я снова ощущаю свое одиночество, ощущаю эту пустоту в груди и кусаю губу, чтобы случайно не пролить слезы. Зачем они нужны, ведь все равно ничего не изменить.

Прошло четыре дня с моего появления в лагере. Благодаря заботам Вэнди, моя рана заживала довольно быстро, и воспоминания о буре остались только в моей памяти. Такие природные явления здесь не новость, и, как, хихикнув, прошептала мне Джоанна, в Пустоши это еще не самое страшное, о некоторых вещах здесь стараются даже не говорить. Например, о Тьме, с которой я столкнулась. Даже эта девочка, которую мало что могло напугать, недовольно нахмурилась и оборвала разговор, когда я об этом спросила. Во мне тоже мысли о Тьме и ходящем в ней существе вызывали дрожь и вынуждали пугаться любой хрустнувшей ветки, но мне все же хотелось знать. Может, позже удастся выведать что-нибудь у Ли.

– Завтра на рассвете мы выдвигаемся, – вечером сообщила мне Вэнди. Она изящно опустилась на бревно, служащее скамьей, и отпила своей грисы. Я кивнула и повторила за ней. Напиток оказался горячим со странной смесью ягодного и горьковато-травяного вкуса. В целом, довольно приятный.

– И долго идти до рейта? – спросила я, не отводя взгляда с колышущихся оранжевых языков.

– Как получится, но примерно недели две.

– Две недели?! – я чуть не пролила на землю содержимое кружки.

– Это не так уж много. Не волнуйся, – улыбнулась девушка. – Это нетрудный переход. К тому же сейчас благоприятное время, а на пути попадется и другое поселение.

– Мне не приходилось еще путешествовать так долго, – пробурчала я. Снова идти! Снова пробираться по лесу! Но теперь хотя бы я не одна, будет не так страшно.

– Давай-ка лучше я тебе расскажу про некоторых наших, – предложила Вэнди. – Думаю, тебя скоро официально примут в наши ряды, так что лучше тебе узнать нас получше. За эти дни у нас с тобой времени не было на знакомства, но это все оттого, что готовится переход. На самом же деле многим уже не терпится пообщаться с тобой. К тому же ты помогла Бэну… – ее голос заметно дрогнул, девушка отпила из чашки, и я вновь последовала ее примеру. – Ну вот, – продолжила Вэнди, – Ли и Джоанну ты уже знаешь, они самые младшие в этом лагере, и оба дети лесов с одной лишь разницей, что у Джо нет кровной семьи. Рейган, ты видела его, нашел девочку еще младенцем и решил спасти. Так что теперь она как бы под его опекой.

– Ого!

– Да, бедняжка! Но идем дальше. Видишь блондинку, вон там? Это Мисс. Конечно, это ненастоящее имя. Но все зовут ее по прозвищу, потому что когда она появилась у нас, то вела себя как настоящая принцесса. Сейчас она сильно изменилась. Она отменная охотница, здесь ее все очень ценят и уважают. Еще тебе стоит запомнить Мамушку. Вон она, кстати, – я посмотрела в сторону, куда указывала Вэнди. За четыре дня, проведенных здесь, мне уже доводилось видеть эту женщину, всегда громко раздающую команды на своей импровизированной кухне и требующей беспрекословного подчинения. Она была уже не молода и довольно полновата, но живости ей было не занимать.

– Она что-то вроде повара тут?

– В точку. И не обманывайся ее возрастом и внешним видом, увидишь, во время перехода она нас с тобой оставит позади.

– Не сомневаюсь. А ее вы тоже не по имени зовете?

– Да, как-то так само получилось. За ней все хозяйство, готовка, мы уже и не представляем ни лагерь, ни рейт без нее.

– С кем еще мне нужно познакомиться в первую очередь?

– Хм. Например, тот крепкий кучерявый парень, Шон, просто веселый и жизнерадостный человек, без него рейт – не рейт. Иногда он, правда, лезет в драки, но это из прошлого… – она ненадолго замолчала. – Вон еще Мария, Поль, это Волк, даже не помню, как его зовут, – она улыбнулась, – там около костра, блондинка Анриетта, рядом брат с сестрой Дар и Дара, но это тоже не настоящие имена. Извини, я увлеклась, немного сложновато для начала, да?

– Есть такое, – усмехнулась я. – А у тебя настоящее имя?

Вэнди слабо улыбнулась и опустила взгляд на свою кружку. Немного поболтала ее, как будто хотела разглядеть что-то в напитке, а потом тихо ответила:

– Была такая сказка, давным-давно, во времена до Пустоши. Мы прятали ее в подвале, она хранилась в семье много лет. Не знаю, почему. Может, среди наших предков был тот, кто ее написал, а может, она была его или ее любимой историей. Такие вещи держать нельзя, но и выкинуть было жалко. Это хорошая история. Когда девочку по имени Вэнди уводят в волшебную, но опасную страну, ей удается вернуться.

Она замолчала, и я так и не поняла, дали ли ей такое имя родители, или же она взяла его потом. Я невольно опустила взгляд на запястье Вэнди, на ее метку и спросила:

– Где теперь эта сказка?

– Она сгорела, – коротко ответила девушка и сделала один большой глоток.

По моему затылку пробежал холодок, и я выпила грису до дна в один присест.

– Эй, полегче! – засмеялась Вэнди. – Она куда крепче, чем кажется. Давай я лучше расскажу тебе про остальных, – и девушка начала мне показывать других жителей лагеря.

Столько разных людей вокруг, столько новых личностей! Мой взгляд скользнул по сидящим вместе старшим. Кени громко хохотал, Рейган о чем-то беседовал с Эйрин, а синеглазый Двэйн в задумчивости смотрел на огонь. По телу пробежали мурашки: даже с отблесками костра его глаза все равно выглядели какими-то холодными, словно ничто не могло их разжечь. Этот человек немного пугал меня. Он казался мне фигурой из чистого льда, до которой если дотронуться, то сам обратишься в ледышку. А еще его взгляд, пронизывающий до костей и… словно равнодушный. Вэнди говорила, что для Двэйна нет ничего важнее благополучия рейта и что он прекрасный лидер. Она отзывалась о нем с уважением, хотя они были ровесниками. Но мне трудно было разглядеть в его глазах хоть каплю интереса к чему-либо, он спрятал все эмоции за холодной синевой.

– Ну ладно, – голос Вэнди вырвал меня из задумчивости. – На сегодня с тебя хватит имен, придет время, и будешь знать всех жителей рейта. Но до него еще нужно дойти. Ложись спать – видишь, сегодня мы не засиживаемся у огня, нужно отдохнуть перед дорогой.

Я не возражала против отдыха, совсем наоборот, мечтала свалиться и уплыть в сновидения, к тому же моя голова и без того уже куда-то поплыла. Я стала привыкать к шуму леса, голосам. Здесь, в лагере, я ощущала себя в безопасности, знала, что в случае чего не останусь одна, и меня не растерзает буря, не задушат водоросли и не сожрет Тьма… Что она такое? Мне померещился какой-то странный треск в лесу, и я испуганно оглянулась. Никого не видно. Должно быть, дежурные бродят вокруг лагеря, защищая его границы. Не хочется думать, что это могло быть чем-либо другим. Спать. Просто пора спать.

***

Мы двигались длинной колонной в серых лучах занимающегося рассвета. Мы уходили на запад, мы покидали земли моего дома. Я не посмела обернуться. Да и зачем, если могла увидеть только высокие деревья и колючие заросли? Медальон, что подарил мне Трой, качался от быстрой ходьбы, и его легкие удары о грудь походили на биение сердца. Хотела я того или нет, но моя новая жизнь уже началась, и хоть мне не дано было ничего исправить, возможность распоряжаться этой новой судьбой оставалась за мной, не правда ли? Что будет ждать меня там, на западе? В кого превратится та Алиса, к которой я привыкла? Посмотрим, что станет со мной, когда дорога доведет нас до конечной остановки. И как бы ни было страшно, мне нужно идти вперед, хоть за спиной и остаются те, кого я люблю и к кому не могу вернуться.