Ты просто был частицею меня… Памяти Юрия Шатунова и Сергея Кузнецова

© Сергей Кузнецов, Ландыш Ахметшина, текст, 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

От Автора

Дорогие мои! У вас в руках уникальная книга, которая писалась в режиме реального времени. В ее основе воспоминания поэта-композитора Сергея Борисовича Кузнецова о создании им группы «Ласковый май» с солистом Юрием Шатуновым, об их жизни до и после. Также книга охватывает события последних месяцев, дней и даже часов жизни легендарного Маэстро.

Изначально книга должна была быть совсем другой. В ходе написания Сергей Борисович решил поменять ее наполнение. Нами было принято решение, что книга будет отображать не только воспоминания, но и реальные события, которые будут происходить во время написания книги. Завершить изложение событий планировалось творческим вечером Сергея Кузнецова. Но в нашу жизнь вмешались события, о которых мы и подумать не могли. И уже когда книга была практически написана и оставалась только часть, посвященная творческому вечеру Маэстро, жизнь Сергея Борисовича Кузнецова внезапно оборвалась. Мне сейчас очень больно писать эти строки. Ведь от имени автора должен был писать сам Сергей Борисович, а получилось, что пишу я. Я не писатель и никогда им не была. Моей задачей было просто помочь переписать то, что Маэстро хотел донести до своих поклонников, немного описать происходящее с ним и его окружением в момент написания книги и моих визитов к нему. Но получилось как получилось. Прошу не судить меня строго.

Я постаралась максимально сохранить слог Сергея Борисовича и Юрия Шатунова. Возможно, где-то это резонирует с правилами русского языка. Мне хотелось, чтобы читатель услышал их, их тон, интонацию. Это было очень непросто, но я старалась не потерять ни единого слова, донести до вас так, как говорил и писал именно Маэстро. В свете произошедших событий любая произнесенная им фраза на вес золота. Все события, описанные в книге, являются чистой правдой. Иначе и быть не может. Книга, которая планировалась как дань памяти Юрия Шатунова, теперь приобрела иные очертания.

Памяти Юрия Шатунова

и Сергея Кузнецова

посвящается…

Предисловие

Конечно же, ты не предавал. И я понимаю тебя. Наша с тобой любовь была в самом зените. Но пришел он… Вы вместе уже с прошлого вечера, и я чувствую – вам хорошо. Ни тебя, ни его не смущает мое присутствие. Нет. Я не ревную. Я знаю, что он, наспех наигравшись с тобой, уйдет. И все-таки, мне не по себе. Я помню, что ты сказал мне в те осенние дни 1987 года.

– Не переживай, Кузь, все будет нормально. Он-то – всего на один день. А нам с тобой быть вместе дальше… Я не предам тебя. Не предам никогда. Даже тогда, когда я буду далеко… И ты, я знаю, будешь помнить о том, что я есть и жду встречи с тобой. И люблю…

Я верю тебе! Ты ведь знаешь, что я всегда верил…

Глава 1

Ты просто был частицею меня…

Самолет разбежался по взлетной полосе и словно птица взмыл в небо, унося меня из шумного мегаполиса. Еще совсем недавно я и предположить не могла, что такая поездка в моей жизни вообще возможна. Хотя… первый звоночек, наверное, прозвучал именно тогда. Это было в конце декабря 2021, на пороге стоял новый 2022 год. Я позвонила на прямой эфир «Радио-Комета Донецк». Мы дружим с ведущей одного из проектов этого радио. Поздравила Дончан с наступающим Новым годом и попросила поставить песню группы «Дискотека Авария» «С Новым Годом». Когда зазвучала песня, я поняла, что поставили не «Дискотеку Авария». Из динамиков звучала песня Сергея Борисовича Кузнецова «Новый год»! Конечно, я обрадовалась и этой песне. И, как сейчас понимаю, перепутали песни неслучайно. Видимо, 2021 год шептал о грядущих изменениях в моей жизни и предсказывал знакомство с легендарным поэтом-композитором Сергеем Кузнецовым. Но пойму я это значительно позже. А сегодня…

Три месяца назад как гром среди ясного неба пришло трагическое известие. В ночь на 23 июня 2022 года от сердечного приступа ушел из жизни певец, поэт-композитор, любимец миллионов, легендарный Юрий Шатунов. Эта весть ввергла в шок как армию его поклонников, так и тех, кто хоть мало-мальски был знаком с его творчеством. Сначала было недоверие новостным лентам: «Это фейк, это не может быть правдой!». А потом осознание – ЕГО больше нет, разбитые сердца, нестерпимая боль, удушающие слезы. И прощание… Такого потока людей Троекуровское кладбище не видело давно, и такого количества белых роз тоже. Их в этот день в Москве просто не осталось. Свыше семнадцати тысяч человек пришли проститься с народным любимцем. Стояли часами на тридцатиградусной жаре под палящими лучами солнца, чтобы отдать последнюю дань поистине народному артисту, ставшему для многих родным человеком, своим Юрочкой. Скорбь людей и горечь утраты не знала границ.

И тут появляется ОН. Человек, для которого уход Юры – удар, огромная личная потеря. Человек, который создал этот образ сначала у себя в сердце, потом очень долго его искал, а когда нашел, вложил в него самое дорогое, что было у него, – душу и песни. Эти два человека, которые стали частицами друг друга, отныне оказались в параллельных мирах. Вот он подходит к гробу, который буквально утопает в белых розах и, словно не веря своим глазам, вглядывается в него. Взгляд потухший, полный горя, отчаяния, потерянности и боли, словно говорит:

– Ты что, Васильич, вставай!!!

Потом еще какое-то время провел с самым родным Юркой. На прощание, в последний раз коснулся губами его холодного лба… и теперь уже с вечной дырой в сердце, кровоточащей раной, тихой походкой на ватных ногах покинул зал… Сергей Борисович Кузнецов…

По пути к ожидающему его автомобилю до него доносились «Белые розы», которыми поклонники провожали Юру Шатунова в последний путь.

И уже садясь в автомобиль, Маэстро услышал громкие овации в свой адрес: «Кузя! Спасибо за Юру! Спасибо за песни! Спасибо! Спасибо! Спасибо!»

Этот полный страдания и оборванных надежд взгляд еще долго стоял перед моими глазами, отзываясь в сердце жуткой болью.

А потом появился чат в Telegram «Тимур и его Команда. Поддержим Сергея Кузнецова», Тимуром которого стала я. Именно в этом чате я предложила идею издать одну из документальных повестей Сергея Кузнецова. Идея была поддержана моей командой. У этого проекта было две цели. Донести до Сергея Борисовича слова поддержки, признательности, благодарности от поклонников. Чтобы он понял, что не остался один на один со своим горем, что рядом с ним теперь миллионная армия их с Юрой поклонников, и, конечно же, монетизировать тираж в пользу Сергея. Все это предполагалось сделать внутри чата из семидесяти человек.

Теперь идею оставалось согласовать с самим автором. До этого момента мы с Сергеем Борисовичем уже неоднократно общались по телефону. Первые два разговора меня просто трясло как липку. Он мне казался очень немногословным и серьезным. Я боялась что-то сказать не так. Наскоро поздоровавшись, приступала к решению назревших вопросов. В основном они касались лекарств для него и его мамы и доставки продуктов. Боясь надоесть разговором, завершала его как можно быстрее. Дальше все пошло легче, мы привыкли друг к другу, и Кузнецов стал как будто разговорчивее. И мы уже успели перейти на «ты» и довольно просто общались. И этот «переход» я запомню на всю жизнь. Это был наш четвертый или пятый разговор по телефону. Звоню и, как обычно, в предыдущие разы:

– Сергей Борисович, здравствуйте, это Ландыш.

– Привет, Ландыш, а зовут тебя как? Ландыш – это НИК, как я понимаю, а по паспорту?

– Ландыш – так и есть!

– Так и зовут?

– Ну, да, – отвечаю я и слышу в ответ:

– Них@я себе…

Но каким тоном это было произнесено!!!

Потом какое-то время объясняю, что маме нравился цветок, и в честь него она меня так назвала. Посмеялись. А я снова продолжила:

– Сергей Борисович, вы…

Он меня прерывает на полуслове:

– Что ты мне все выкаешь, давай на «ты»!

– Сергей Борисович, неудобно мне.

– Зато мне так удобно, – говорит он.

– Ну «ты» так «ты», Сергей Борисович, а ты можешь сказать…

– Какой я тебе Сергей Борисович! Я Кузя, зови меня просто Кузей.

– Какой же ты Кузя, не могу я так!!!

– Зато мне так привычней! Все близкие меня ТАК зовут. Так или никак…

– Ну, ок. Кузя! – сдалась я.

И вот набираю ему, чтобы поделиться мыслью об издании книги. Обрадовался, а выбор его пал на повесть «Моя история». Я попросила собрать фото и возможные наработки и оформить тот материал, который у него уже есть. На что он ответил:

– Фото и материал я тебе вышлю, расставь как чувствуешь, ты справишься.

Я с удивлением:

– Кузя, это же твоя книга, и тебе виднее, куда и что подойдет!

– Справишься. Я тебе доверяю.

Вот так и появилось в моей жизни это новое, ответственное занятие. По ходу работы над книгой к самой повести добавились отзывы и пожелания поклонниц Сергею Борисовичу, его стихи и многое другое. Как говорится, «аппетит приходит во время еды».

По мере готовности книги в «Тимуре» все чаще стали раздаваться призывы поделиться информацией о книге «Моя история» и с другими чатами. Там ведь тоже могут захотеть такую!

Таким образом, благодаря моим «Тимуровцам» вести о ней разошлись по социальным сетям, и стали прилетать заявки на книгу. Когда она была почти готова, я позвонила Сергею Борисовичу и попросила его оформить авторство. У книги должен быть автор!

Далее встал вопрос о ее печати. Поиск типографии не занял много времени. Выбор пал на «Перо», «Перышко», как ласково я ее называю. Поскольку книжный путь я проходила впервые, руководитель типографии сориентировала меня в верстке и объяснила, как подготовить ее к печати. Книга печаталась на средства поклонников, преимущественно «Тимуровцев». Каждый перечислял чуть больше положенного, собрали на дополнительный тираж, но лишних денег на оплату верстки не было. Пришлось все делать самой. Как научили, так и смогла. И вот когда книгу стала сдавать в печать, в редакции задали вопрос:

– Оформлено ли на нее авторство? Это будет подарочная или полноценная книга, со всеми вытекающими моментами? – мне объяснили некие тонкости книжного дела.

Поскольку я человек очень далекий от этого, решила позвонить Кузнецову и уточнить у него и про авторство, и про статус книги. На песни авторство оформлял и про книги, наверное, знает.

– Кузя, мы книгу оформляем через торговую палату, с авторством и всеми делами? – спрашиваю я.

– Ну конечно, пусть уж все будет как положено, – отвечает он.

– А ты авторство на книгу оформил? – уточняю я у него, возвращаясь к уже ранее состоявшемуся разговору.

– Оно будет двойное, ведь книга только частично моя. И там есть текст от твоего имени, и это твой труд. Так будет честно.

Начинаю уговаривать, убеждать, что это его история.

– Нет, вдвоем, по-другому не получится, – говорит он. К тому же там есть текст от второго лица, а значит, я не могу быть единственным автором. Так нельзя!

Ну нельзя так нельзя.

– Тогда на обложке будешь только ты, а себя я запишу маленькими буквами, где выходные данные, хорошо?

– Нет! Где я, там и ты! Или так, или никак, – отрезает он. А как никак-то, если уже забронировано порядка двухсот книг?! Люди ее ждут!

Позвонила в типографию, и процесс пошел. Пока печаталась книга, все чаще стали прилетать вопросы о возможности личного автографа Сергея Кузнецова. Он, конечно, очень удивлялся тому, зачем кому-то важна его подпись, но обещал подумать.

А тем временем в «Тимуре» все чаще стал подниматься вопрос о возможности подлечить Сергея Борисовича. Ведь 21 век на дворе. Возможно, есть уже новые методы лечение цирроза печени, которым, по словам самого Сергея, он страдал. Не всю же жизнь ему на гептрале сидеть. Да и не помешало бы провести ему полное обследование, показать его хорошим врачам и хорошенько его пролечить. Маэстро должен жить! Жить и за себя, и за Юру.

Ведь он единственный и родной из «Ласкового мая» остался у поклонников творческого тандема после безвременного ухода Юры Шатунова. Решение единогласно было принято, осталось только озвучить его Сергею. Конечно, он очень долго сопротивлялся, не понимал, для чего это нам было нужно. Но под моим натиском сдался. У меня оставалось совсем мало времени до поездки. Нужно было с чего-то начать. Начала со знакомого врача гастроэнтеролога, который подсказал, какие анализы нужно сделать и какие обследования провести для ясности состояния его здоровья. Понятно, что речи о том, что Сергей сам пойдет в больницу сдавать анализы и быть не могло, т. к полным ходом шла подготовка к концерту и времени у него не было совсем, и, как мне кажется, желания особого тоже. Нашла выездную лабораторию. Согласовали с Сергеем дату приезда лаборантов – 17 сентября.

И вот долгожданный звонок из типографии. Тринадцатого сентября книга увидела свет и ожидала своего часа встречи с Маэстро. На радость поклонникам, Сергей Борисович согласился подписать каждую книгу! Приезжаю в типографию за книгами. Мне выдают сорок семь пачек, почти по три килограмма каждая.

Вызываю такси. Сотрудники типографии и таксист помогают их загрузить в багажник машины. Уже подъезжая домой, понимаю, что до девятого этажа книги мне придется тащить самой. Это, на минуточку, сто сорок один килограмм мне нужно пропустить через свои руки. Хоть плачь! Таксист максимум их оставит на тротуаре. И тут мысленно обращаюсь к Юре:

– Ну, Юра, вся надежда на тебя! Помочь больше некому. Облегчи мне, пожалуйста, эту задачу! Машина подъезжает к подъезду. Таксист стопку за стопкой начинает выкладывать книги на тротуар у самой проезжей части дороги. Я закрепляю входную дверь в подъезд и начинаю таскать по три пачки (чтобы уж быстрей) к лифту. Сделала таким образом две ходки. На третьей в дверях подъезда появляется молодой человек и говорит:

– Вам помочь?

– Было бы хорошо, – радостно отзываюсь я.

Парень просит меня подержать двери и сам начинает носить книги сразу в лифт. Загрузил. Доехали до моего девятого этажа. «Помощник от Юры» перетаскал книги и ко мне в квартиру. Оказалось, парнишка шел делать ремонт к моим соседям по этажу. От денег за помощь отказался, но в благодарность получил книгу «Моя история». Очень обрадовался. А я мысленно поблагодарила Юру за помощь. Но как такое возможно, не понимаю до сих пор! Ну вот, книги дома, осталось отправить их в Оренбург для подписи Кузнецову.

До поездки остается две недели. Все оставшееся время с Сергеем занимаемся обсуждением нашей будущей, уже второй книги, которую было решено написать по просьбе поклонников. Ее наполнением, поиском фотографий. Ну и, конечно же, моральной подготовкой Маэстро к его медосмотру. Шестнадцатого сентября, за день до предполагаемых анализов, раздается звонок от Сергея, где он очень взволнованным голосом говорит:

– Лана, отменяй выездную лабораторию, анализы. Завтра в студии работаем с 8 часов.

Меня дома не будет.

– Кузя, о чем ты говоришь, речь о твоем здоровье! Значит, поедешь чуть позже.

– Лана, у нас серьезная запись.

Я знаю, на сколько важны ему эти выезды в студию, записи. Как-то в разговоре с ним он сказал: «Мы не работали (примечание автора: имеется в виду концерт) 15 лет! Очень много надо записать, успеть. Много работы».

Лихорадочно соображаю, что можно сделать в данной ситуации. Обследовать его нужно в любом случае!

– Кузя, а скажи, пожалуйста, по какому адресу находится твоя студия? – спрашиваю я.

Он называет адрес и замолкает…

– Отлично, – говорю я, – тогда лаборатория приедет к тебе в студию! Есть кому дверь открыть?

– Есть, – с удивлением в голосе говорит он.

Вот и хорошо, – резюмирую я, – о времени сообщу позже. Завершаю разговор. Сердце бешено колотится. Очень тревожно за завтрашний день. Только бы все срослось!

Утро следующего дня началось со звонка лаборантов, которые сообщили, что им не открывают дверь. И не отвечают за звонки. Спросонок еле сообразила, о чем идет речь.

– Это еще что за… – пронеслось у меня в голове, а лаборантов попросила не уходить и дождаться моего звонка.

Начинаю дозваниваться до Кузи. На звонки не отвечает. Мысли начинают скакать с бешеной скоростью, строя разные догадки. А за дверями Кузиной студии в ожидании стоят лаборанты. Как же быть?! Делаю очередную попытку дозвониться.

– Да, Лана, привет! – слышу в трубке голос Сергея.

– Кузя, привет! Ты чего на звонки не отвечаешь? Там лаборатория за дверью ждет уже минут пятнадцать.

– Я не слышал, была запись. Сейчас открою, – отвечает Сергей.

– Ну, с добрым утром, Лана, – приветствую я себя после окончания разговора и с тревогой смотрю на телефон. Минут через двадцать раздается звонок, и голос лаборанта сообщает, что все анализы взяты. Ну слава Богу, – выдыхаю я, – часть дела сделана, – и иду на кухню, ставлю чайник.

Осталось дождаться результатов. Только бы все нормально, только бы ничего страшного!!!

Но первые же результаты анализов стали тревожным звонком. Понадобилась срочная консультация с врачами и дополнительные анализы. И все по второму кругу. На этот раз все обошлось без эксцессов, и анализы благополучно были взяты, результаты отправлены гематологу-онкологу, который назначил дополнительное обследование. Прогнозы были неутешительными. В больницу Кузя идти отказывался, говорил, что ему некогда этим заниматься, надо готовится к концертам. Если и пойдет, то только после их завершения.

Общаясь с ним по скайпу, я не раз поднимала разговор о том, что ему в больницу надо, «еще вчера». А он только смотрел на меня и говорил:

– Лана, зачем тебе это надо? Мне на кладбище уже прогулы ставят!

– Кузя, ты чего? Тебе еще жить и жить, и за себя, и за Юру. Не говори так, пожалуйста. Мы хотим, чтобы ты жил! – парировала я.

– А я не хочу, я устал, – сказал он, но в глазах мелькнула какая-то надежда.

После долгих уговоров он наконец-то сдался и пообещал, что, когда я приеду, мы вместе пройдем обследования, которые ему необходимы. Ну слава Богу! Я сжала кулачки и как мантру шептала:

– Только бы пошел, только бы успеть, только бы не поздно…

Далее дня два занималась тем, чтобы найти хорошую платную клинику в Оренбурге для прохождения всех обследований и врачей одним днем. Предстояло пройти четыре обследования и трех врачей разных специальностей. Еще один день предстояло выделить на прохождение КТ. Вроде все срослось. С Сергеем тоже удалось согласовать время между работой над нашей второй книгой и работой в студии. Осталось только все это осуществить. Тем временем настал день отправки книг в Оренбург, на подпись к Маэстро. Весь тираж поехал в студию на Туркистанской, чтобы оказаться в руках их автора Сергея Борисовича Кузнецова. До моего вылета на встречу к Маэстро оставалось четыре дня.

– Дамы и господа! Наш самолет приступает к снижению. Просьба пристегнуть ремни безопасности, – голос стюардессы вернул меня на борт. Самолет плавно совершал посадку в аэропорту «Оренбург».

Выйдя на трап, я вдохнула теплый сентябрьский воздух. Ветер шаловливо растрепал мои волосы. По телу пробежала дрожь, несмотря на очень теплую погоду. Но я знала, причина этого озноба вовсе не игривый ветерок, а жуткое волнение. И есть от чего. Ведь по ту сторону взлетной полосы меня ожидал основатель когда-то мегапопулярной группы «Ласковый май», автор моих любимых «Белых роз» и «Падают листья», моего любимого «INTRO-Неизбежность» и «Пятого измерения» поэт-композитор Сергей Борисович Кузнецов. С некоторых пор он стал для меня просто Кузей, обычным человеком со своими маленькими радостями от работы в студии и подготовке к предстоящим концертам, со своими, как и у всех у нас, проблемами и заботами, со своими надеждами. Но мысль о масштабах его личности и о предстоящем личном знакомстве кидала меня в нервную дрожь. Как и принято в таких случаях, считаю до десяти, подавляю волнение и спускаюсь по трапу. Вперед, на встречу с Кузнецовым.

В одной руке чемодан, набитый подарками от поклонниц, в другой – охапка белых роз. Куда же без них? Выхожу из аэропорта и ищу глазами знакомое лицо.

А вот и он! В темной курточке на распашку, знаменитых брюках в клетку и своей любимой бейсболке, когда-то подаренной Семеном Розовым.

Стоит, улыбается:

– Ну, привет, Ланочка, катастрофы не случилось? – приветствует меня Маэстро. Это его любимая фраза для авиаприбывших.

– Привет, Кузявочка, твоими молитвами нет, – отшучиваюсь я и крепко обнимаю Кузнецова, словно пытаясь впитать в себя все тепло «Ласкового Мая».

– Кузявочка… меня так Васильич называл, а цветы мне? – улыбаясь, спрашивает он.

– Как же без белых роз к тебе можно было приехать! Это от твоих многочисленных поклонниц с благодарностью и любовью! – говорю – и еще кое-что просили меня сделать, можно?

Маэстро снова улыбается. Включаю камеру телефона, прошу Сергея Борисовича передать привет и, исполняя просьбу поклонников, крепко обнимаю его и целую. То ли смущенный таким вниманием, то ли еще чем, Маэстро замирает с букетом белых роз в руках и какое-то время смотрит на меня, не отводя глаз. Лицо расплывается в довольной улыбке. Вывести его из оцепенения вызывается человек, с которым он приехал меня встречать. Подходит Юра Плотников, солист «Студии Сергея Кузнецова», а также его большой друг, с которым Сергей Борисович приехал меня встречать.

– Друг, телохранитель, продюсер, все в одном лице, – смеясь, представился сам Юра. Юра переводит свой взгляд то на меня, то на Кузю и наконец говорит:

– Кузя, Лана, садитесь в машину, ехать пора, – открывает дверцу, и мы размещаемся на заднем сиденье автомобиля.

Дорога до Оренбурга заняла минут тридцать – тридцать пять. Едем по ярко освещенным улицам. Старинные дома свидетельствуют о вековой истории города. Я очень люблю такие места, наслаждаюсь поездкой. Несмотря на довольно позднее время, телефон Кузи не умолкает.

– Смольный отдыхает, – констатирую я. – Кузя, а в каком районе ты живешь, всегда там жил?

– Когда-то мы с мамой жили в Степном поселке (это окраина Оренбурга). Много лет мама стояла в очереди на квартиру. Дождались хорошую квартиру на девятом этаже нового дома. Ой, как я был рад девятому этажу и близости крыши, все свободное время я там проводил. Это было моим любимым местом. Там очень хорошо. Днем ты прямо у синего неба, тучек или у дождиков, а ночью на тебя падают звезды. Да и видишь ты, казалось, больше, чем все, и знаешь. (от автора: Помните песню «На крыше» в исполнении Юры Шатунова?) А сейчас на Маяке. Не центр, конечно, но мне нравится.

Подъезжаем к обычной десятиэтажке на окраине города. Вокруг в основном небольшие частные домики.

– Ну, выходи, приехали, – говорит Сергей Борисович. Юра открывает дверцу. Достает мой тяжеленный чемодан с подарками.

– Как же ты это довезла-то? – спрашивает Плотников и, не дожидаясь ответа, уносит чемодан. Уже по пути к подъезду Маэстро показывает рукой куда-то вправо:

– Посмотри Лана, вон там, минут пять по прямой пешком «Дом Детства», где жил Васильич. Совсем рядом. Сейчас уже темно, но завтра обязательно увидишь. Я там бывал почти каждый день.

За разговором дошли до лифта и поднялись на восьмой этаж. Просторный тамбур на две квартиры. Одна дверь приоткрыта. Нас уже ждут. Встречает мама Сергея Борисовича, Валентина Алексеевна – маленького росточка, очень хрупкая на вид, с необыкновенно красивыми голубыми глазами. Во взгляде чувствуются твердость характера и властность. Сразу же показывает мне мою комнату и предлагает чувствовать себя как дома. Приглашает на кухню поужинать.

– Открывай холодильник, все что хочешь бери, ешь.

Но на эмоциях есть совсем не хочется, вежливо отказываюсь и иду в комнату. Располагаюсь. Через несколько минут ко мне заходит Сергей Борисович. Я в это время, уже освоившись, с любопытством разглядываю комнату. Скромная, но просторная, все необходимое есть, и при этом ничего лишнего. На стене висит до боли знакомая фотография в рамке. Кузя, перехватив мой взгляд, говорит:

– Поклонники подарили, на концерте 15 февраля.

– Кузя, а кем был для тебя Юрка, ведь не просто коллегой по цеху, вокалистом?

Сергей Борисович сел на кресло, закурил сигарету. Я тихонько подсела на кресло рядом. С минуту промолчал:

– Нет, конечно! Васильич был для меня родным человеком, Лана, он был мне как сын. Ведь когда мы с ним познакомились, ему всего-то было тринадцать, а мне двадцать два. Это было в ноябре 1986 года. В интернате я работал руководителем кружка художественной самодеятельности с 1984 года. Писал песни, вернее, они писались. И уже давно искал себе вокалиста.

Я точно знал, какой это должен быть солист. Он должен быть другой, не такой, как все. Начал искать такого в оренбургском интернате № 2. Я же в нем работал перед армией. И с бывшим директором закупили тогда аппаратуру, по тем временам неплохую, можно было работать. Я уже тогда мечтал создать музыкальный коллектив. Но пришла повестка в армию, и не случилось. По возвращении, в мае восемьдесят шестого года, устроился в Оренбургский дом отдыха, проработал все лето. Но его закрыли на ремонт, и я решил вернуться в детдом. Все еще мечтал о создании своей группы и уже знал, какой она должна быть.

К тому же у меня уже были написанные в армии песни («Вечер холодной зимы», «Встречи», «Старый лес» и др.), и я потихоньку доводил их до ума. И солистом у меня будет только пацаненок, и он должен быть не таким, как все.

Я знал, как он должен выглядеть, какими чертами характера обладать, какой у него должен быть голос, слух и как он должен петь! Очень много ребятни прослушал. Да, были с голосами, и со слухом, и с характером, и даже с харизмой, но все не то.

Ох@еть, столько народу я переслушал, а нужного нет, но я точно знал – я его найду!

Друзья, видавшие один за другим оканчивавшиеся ничем прослушивания, советовали отказаться от этой идеи найти пацана. Им казалось, что со взрослыми будет работать легче и толку будет больше. Но нет, что-то меня двигало вперед, и я знал, что встреча с пацаном не за горами. Если я что-то задумал, то обязательно дойду до конца.

Как-то ко мне заглянул Славка Пономарев. Он приехал сюда вместе с Тазикеновой. Слава воспитанник Акбулакского детского дома. После окончания десятилетки он остался работать в детдоме кочегаром. Это была не работа его мечты, и он с радостью принял тазикеновское предложение поехать в Оренбург вместе с ней. Там Слава устроился руководителем интернатского технического кружка. Пока Пономарев был занят картингами, ему было не до чего вообще, в то числе и до музыки. Но когда дела в техническом кружке пошли нормально, Слава заглянул в мою импровизированную студию. По натуре он был музыкантом, вернее, как и я, – любителем музыки. Виртуозно владел гитарой.

Мы сдружились, вместе восстанавливали уже раздолбанные в мое отсутствие инструменты. Так вот, он пришел ко мне и говорит: «Мальчишка есть, Тазикеновский. Как поет, не знаю, но слух обалденный…

Юрка Шатунов. Прослушай-ка ты его». Я сказал: «Давай, поехали», – и подумал, скольким фамилиям я уже пытался придать эстрадный блеск. Не получалось. Теперь вот какой-то Шатунов… Мы сели в машину и погнали за пацаном.

Когда впервые увидел Юрку в Акбулаке, он был весь гря-я-язный такой, пропахший табаком!

– Привет, – говорю. – Кузя.

– Привет. Юра. А курить есть?

– Есть, конечно.

Покурил.

Вернувшись в Оренбург, я отправил его в душ. Он помылся и потом пришел ко мне, сел. Покормил я его. Уже после говорю: «Бери гитару, – он взял. – Что ты можешь?»

Он говорит: «Да я могу то, что захочешь». Говорю ему: «Ну спой что-нибудь», – и он запел «На маленьком плоту…»

Совершенно неповторимый, уникальный вокал. Юрка полностью погрузился в песню и словно ее проживал. Невероятная харизма, и характер чувствовался. Какая-то фишечка во всем этом была!!! И тут я понял, что это тот самый пацан, которого я так долго искал в отношении вокала!!! Я его слушал и ох@евал! Это тот, кто мне нужен!!! Я, радостный, ему сказал: «Ну, хочешь ты или не хочешь, но тебе придется стать звездой». Вот так и начали работать.

– А он как отреагировал на твои слова? Он понимал, что такое «звезда», что это ему вообще сулит?

– Да никак, ему в это время было как-то все равно. Значение слово «звезда» он не понимал. Я еще тогда сел за «Электронику», сыграл ему мелодию песни «Вечер холодной зимы» и написал на маленьком кусочке бумаги ее слова. Сказал ему: «У меня кое-что есть. Давай попробуем».

Юра взял листок. Как-то неуклюже подошел к инструменту. Я начал играть мелодию, и Юра стал петь, правда, отставая от музыки, так как разбирал мои каракули:

В этот зимний вечер Юра Шатунов впервые спел мою песню. В душе все клокотало. Группе быть!!! И быть очень скоро!!!

Наш разговор прервал звонок в скайп. Очередной поклонник пытался испытать свое счастье и надеялся на разговор с Сергеем Борисовичем, а он уже погрузился в воспоминания далеких прошлых лет.

– Все утро следующего дня пребывал в хорошем настроении. Я нашел того, кого искал, и успевал сделать праздничную программу к Новому году. Прихожу в интернат. Встречает меня Славка Пономарев: «Шатунов сбежал…» – «Куда?» – «Наверное, в Тюльган, там тетка его живет».

Юрки в интернате недели две не было. Я, конечно, не сомневался, что он вернется в Оренбургский интернат, поскольку в Акбулакском детдоме его обижали, это было последним местом, куда бы он хотел вернуться. К тому же здесь была Тазикенова. Валентина Николаевна Юрку с радостью взяла в интернат, оформила, как положено по закону, в наш детский дом. Ведь Юрка ранее был ее воспитанником в Акбулакском детском доме и был очень к ней привязан. Но ее перевели директором в «Дом детства» в Оренбурге. И Шатунов очень переживал ее уход. И вот теперь Васильич снова был с ней. Вот только у меня стали возникать смутные сомнения: а хочет ли он вообще петь и заниматься музыкой? Со временем это подозрение, к сожалению, подтвердилось.

После возвращения Юрки в интернат начались наши репетиции. Но каждый раз во время занятий я ощущал, что он все это делает через «не хочу». Я понимал, насколько сильно он не хотел заниматься музыкой. Извне доносились звуки шайбы, скользящей по льду и бьющейся о борт ледяного корта. Он поет, а я понимаю, что он сейчас там, с ребятами, гоняет шайбу.

Часто он мог прийти на репетицию прямо на коньках, но я терпел такое панибратство. Этот вокалист того стоил. И ради него мне придется вытерпеть многое. Так и проходили наши занятия в моей импровизированной студии. И каждый день, когда мы занимались, репетировали с Васильичем, я приносил ему пачку «Примы», в то время это были нормальные сигареты, и его любимые пирожные глазированные, помнишь, наверное, такие. Потом появились «Marlboro», и я стал привозить их. Он, конечно, их всем пацанам раздавал, но это его дело. И пирожное глазированное, как положено, каждый день.

Да-а, сколько было выкурено сигарет, съедено пироженок, написано и спето песен!

– Кстати, о подарках, – воскликнула я и подошла к своему чемодану, который стоял в сторонке и ждал, когда его наконец распакуют. Открыв его, стала один за другим доставать свертки с подарками от моих заботливых девчонок-тимуровцев, которым хотелось Сергея Борисовича одеть с головы до ног и накормить до отвала.

Футболки, джемпера, носки и т. д. пополнили и без того, как оказалось, богатый гардероб Маэстро. Ну, а самым главным подарком, который получил от Кузи наивысшую оценку – «За@бись!» – были труселя с принтом белые розы, которые с огромной любовью к Маэстро и песне выбирали мои «Тимуровцы». Ой, как мы их выбирали! Рассказала об этом Сергею Борисовичу. Довольный сидел и улыбался, с труселями из белых роз в руках. На этой забавной нотке разбор подарков и гостинцев завершился, чемодан вернулся на свое место, а мы снова вернулись к общению.

Из 1987 года нас вывел голос Валентины Алексеевны, который повествовал, что на часах уже почти три ночи, гостья, наверное, жутко устала, и ей надо отдыхать. Тяжело вздохнув, так как расходиться не хотелось и сна не было совсем, мы разбрелись по своим комнатам. Ведь впереди намечался новый день, и отдохнуть нам и впрямь было необходимо.

Но сон никак не шел. В голове прокручивался, как слайд из кинофильма, весь прошедший день. До сих пор не верилось, что все происходящее – это моя реальность. Встреча с Кузей, о возможности которой я даже и представить себе не могла! И наконец-то начало работы над второй книгой. Рассматриваю комнату в свете ночника. Ее я столько раз видела по телевизору в разных программах. И вот я тут – эта комната на шесть дней станет моим домом.