Вепрь: со смертью на «ты»

Пауки плели свои сети из толстых, эластичных, отливающих позолотой нитей. Все кусты и пучки травы на лужайке были затянуты их паутиной, причем каждое гнездо было величиной с автомобильное колесо…

Дж. Даррелл.

Пролог

Крупный преступный синдикат, именующий себя «Конвент», готовится провести колоссальную по своему размаху операцию по захвату российской ядерной системы ответного удара, известной как «компьютерная система Судного Дня». Однако по случайному стечению обстоятельств компакт-диск под названием «Прелесть» со всеми данными, необходимыми для активизации этой системы, оказывается в руках двух человек – гангстера Сергея Комова по кличке Вепрь и его 20-летней подруги, аферистки Славянки Морозовой. Не зная об истинном назначении этого диска, они и не подозревают, что за ними началась широкомасштабная охота. Вепрь и Славянка разлучаются, но на протяжении всей первой части романа не оставляют надежды найти друг друга. События развиваются таким образом, что компакт-диск оказывается в руках человека по имени Ахмет, работающего на Конвент, а его электронная копия остается у одного из друзей Славянки. Сама же она, тяжело раненная, попадает на операционный стол. Вепрь клянется найти ее, но он и не подозревает, что до этого момента ему еще придется пережить множество событий, связанных с системой Судного Дня…

* * *

На крошечном каменистом острове затерянном в просторах Тихого океана было уже десять часов утра.

Атомная подводная лодка с ядерными ракетами на борту в надводном положении вошла в закрытую с трех сторон голыми скалами бухту и медленно пришвартовалась к высокому причалу.

Магистр в адмиральском мундире встретил командира лодки прямо на причале.

– Я выполнил свое обещание, – сообщил командир. – И теперь мне хотелось бы, чтобы вы выполнили свое.

– Конечно, Станислав Иванович, вся сумма будет немедленно переведена на ваш счет, можете не волноваться об этом… А сейчас постройте на палубе свою команду.

– Это еще зачем? – удивился командир.

– Зачем? Неужели вы всерьез считаете, что я собираюсь завоевать полмира с вашими лопоухими мальчишками? У меня есть своя команда. Давайте быстренько покончим с этим и отправимся обедать.

Командир побледнел.

– Вы что? Вы собираетесь их расстрелять? Такого уговора не было! Они ведь настоящие профессионалы!

– У меня есть свои профессионалы, – холодно ответил Магистр. – Выполняйте приказ.

Нет! – воскликнул командир, закрываясь руками от Магистра, как от черта.

– Тем хуже для вас, – ответил тот и сделал знак.

Невидимый снайпер с вершины скалы пробил командиру подводной лодки сердце, и тот упал в море.

Магистр сделал знак другой рукой, и десять человек в масках, выскочив неизвестно откуда, запрыгнули на лодку. Быстро исчезли внутри.

И тотчас оттуда послышались автоматные очереди и крики.

Через несколько минут все было кончено. Люди в масках выносили из лодки мертвые тела и бросали их в воду.

Магистр молча наблюдал за происходящим. Потом он достал рацию.

– Сват, проверь «хот-доги».

«Хот-догами» они называли ядерные боеголовки, которые несли на себе субмарины, втянутые в эту операцию.

– «Хот-доги» на борту, – вскоре отозвался Сват.

– Отлично!

Магистр развернулся и направился к щели в скале. Редкие лампы на стенах туннеля тускло освещали мокрую дорожку под ногами. Пройдя весь туннель, Магистр очутился на большой зеленой поляне, в центре которой была выложена круглая вертолетная площадка, на ней его ждал окрашенный в хаки «Аллигатор».

– Докладывай, Самуил, – приказал Магистр радисту, когда был уже внутри вертолета. – «Сигара-3» на базе. «Хот-доги» в печи.

Все было просто – подводная лодка захвачена, и ядерные ракеты находились на борту.

– Быстро работаешь, – довольно отозвался Самуил. – Мы – первые из десяти, кто сообщил о своей готовности.

– Я знаю, – ответил Магистр. – Я везде первый. И я стану самым первым, когда у меня будет «Прелесть». Без нее вся эта кутерьма абсолютно бессмысленна…

…Эскадрилья сверхсовременных истребителей Су-37 поднялась с дальневосточного военного аэродома и исчезла в затянутом низкими облаками небе.

Но исчезла она ненадолго.

Вплоть до часа «икс», который во всех документах программы «Прелесть» значился как «СУДНЫЙ ДЕНЬ».

Глава первая

Была ночь, и было темно, и даже луна не появилась сегодня на черном небе. Асфальт монотонно шелестел под колесами, а дальний свет галогенок жадно выхватывал из темноты большой кусок дороги, белые в черную полоску столбики вдоль обочины – с той стороны, где кювет был метров пятнадцати глубины, – и стоящие сплошной стеной сосны, таинственно протягивающие к автомобилю мохнатые лапы. Встречных машин почти не было, что и не удивительно для трех часов ночи на Западном тракте.

Город летел навстречу со скоростью сто двадцать километров в час. Сван по правую руку что- то пыхтел себе под нос и шумно вливал в себя остатки пива. Под ногами у него катались и брякали друг о друга штук пять опорожненных бутылок, а на заднем сиденье, куда он время от времени оборачивался, шаря там рукой, стояло еще несколько упаковок темного баварского. Рядом с ними, клюя кривым носом в грудь, мирно посапывал Бекас.

– Я научу тебя жить, – оторвался от бутылки Сван. – Ты еще мальчишка, но из тебя может получиться стоящий парень, надо только попотеть, поработать над тобой. Я этим займусь, обещаю тебе. И займусь в самое ближайшее время.

Маугли хотел ответить, что стоит ему сейчас крутнуть рулем влево – и никакого «ближайшего времени» для Свана уже не будет, но подавил в себе это желание.

Я отвечу тебе немного позже, Сван.

Он молча протянул к нему руку, не отрывая, впрочем, глаз от дороги. Сван покосился на Маугли с какой-то, как ему показалось, неприязнью, повернувшись, достал из упаковки бутылку пива и сунул ее в протянутую руку.

– А может, лучше травы? – предложил он. – У меня целая пачка «Мальборо» с настоящей мексиканской марихуаной. «Золото Акапулько». Это не то дерьмо, которое Бекас сдавал оптом в Екатеринбурге.

Что-то неприятное было в его голосе. И в его тоне.

Что ты задумал, Сван?

Маугли молча помотал головой. Потом зубами сорвал с бутылки пробку, щелчком большого пальца отбросил сс назад, туда, где сопел Бекас, и сделал большой глоток. Сразу же последовал еще один большой глоток, после чего Маугли поставил бутылку между ног и закурил, взяв сигарету из лежащей на щитке приборов пачки «Салема».

Они ехали из Санкт-Петербурга. Но отнюдь не по радищевскому пути, направлялись они в самую глубь Сибири, после совместного крупного дела в центральном офисе петербургского «Капитал-банка», который несколько дней тому назад они наказали на триста с лишним миллионов в российской валюте и еще на столько же в долларах США и дойчмарках.

Провернули они все на удивление чисто. Центральное бюро банка временно занимало первый этаж высотного здания, в ожидании, пока завершится строительство их роскошного офиса, и места удобнее для ограбления представить себе было просто невозможно. Стоило только зайти за стойку, не обращая никакого внимания на протестующие окрики заплывшей жиром кассирши, вежливо уложить на пол молодую и дьявольски хорошенькую операторшу, которую в другое время и в другом месте с гораздо большим удовольствием уложил бы в постель (под ее голой аппетитной ножкой красноречиво маячила кнопка тревожного сигнала на пульт вневедомственной охраны), – и дело практически сделано. Пока Сван с Бекасом укладывали на пол немногочисленных в послеобеденное время посетителей и пристегивали наручниками к батарее центрального отопления крупного, но бестолкового охранника, Маугли вошел в тесную каморку кассы, выгреб ее содержимое в большую черную сумку, затем навестил пункт обмена валют, где проделал такую же операцию, – и все трое были таковы. Старенькие «Жигули» первой модели, на которой совершалась операция, без сожаления были брошены в замызганной подворотне. Все пересели в насквозь проржавевший «Москвич», который вскоре тоже был безжалостно сброшен в карьер, и вот они – в заранее подготовленном джипе, в заднем сиденье которого оборудован замечательный тайник для денег. Дело сделано. Все шито-крыто. Сообщники стали несколько богаче, но поторопились покинуть город, планируя на время залечь на дно в каком-нибудь дальнем сибирском городе.

Впрочем, у Маугли на этот счет были свои задумки, и, похоже, Сван с Бекасом тоже собирались несколько изменить планы. Это явствовало из их поведения в последнее время, и Маугли ничего не оставалось, как сделать из этого вывод: он стал для них лишним. Он и раньше был лишним, но тогда они нуждались в нем для проведения петербургской операции, которую с самого начала и до конца спланировал Маугли. А сейчас деньги были на руках, причем для Свана с Бекасом – деньги солидные. Зачем в таком случае им нужен третий?

«Делай выводы, Маугли», – мысленно сказал он себе, смоля «Салем» и с прищуром глядя на дорогу. И держи ухо востро. Не обманывай себя тем, что в свое время Сван относился к тебе как отец родной – ему просто надо было привлечь тебя на свою сторону и воспользоваться твоими мозгами. «У тебя котелок неплохо варит, сынок, – частенько говорил он тогда. – Ты мне нравишься, сынок».

Нравился за то, что умел планировать операции, причем так, что все проходило без сучка без задоринки. А когда операция проведена и в общем котле находится без трехсот тысяч миллиард, мозговой центр становится просто лишним ртом.

Вот так ты рассуждаешь, Сван. Это легко прочитать по твоему довольному лицу. И еще я читаю по нему, что ты хочешь избавиться от меня еще до въезда в Город. Местность здесь пустынная, значит, труп обнаружат очень и очень нескоро, скорее всего, будущей весной, когда дорожные работники будут в очередной раз латать дыры в асфальте и на него случайно наткнется отошедший в сторонку помочиться водитель катка.

Кстати, о естественных отправлениях. Это едва ли не единственная причина, по которой водитель может остановить здесь свой автомобиль.

С фантазией у тебя не густо, Сван. Думаю, именно так ты и поступишь. К тому же ты уже полчаса как давишься этим пивом, так что выглядеть все это будет вполне естественно. Хотя совсем недавно ты сам говорил мне, что пиво считаешь пойлом для голытьбы и предпочитаешь виски. «Джек Дэниэлс», Сван?

– Сынок, притормози-ка здесь, – с прощальным бульканьем Сван выбросил в окно осушенную бутылку. – Хорошее мочегонное это баварское. Весьма полезно.

Началось. Не прозевай момент, Маугли!

Он надавил на тормоз, и «Патрол», резко снизив скорость, проехал еще с десяток метров и замер на обочине. Маугли внутренне напрягся, но внешне оставался абсолютно спокоен. Зато почувствовал заткнутое за пояс брюк изделие Винченцо Бернарделли калибра 9 миллиметров.

Сван повернул голову назад.

– Бекас, ты облегчиться не желаешь? Чтобы нам потом больше не останавливаться…

Бекас кивнул и полез из кабины под аккомпанемент брякающих бутылок. Маугли тоже дернул ручку и вышел из джипа на свежий воздух. Оставаться за рулем не хотелось – уж больно хорошей мишенью была его голова для стоящего снаружи.

Периферийным зрением продолжая наблюдать за Бекасом, он подошел к обочине. Там, куда не падал свет фар, царила тьма. Очень густая, гуще самых черных чернил, и казалось, что стоит сделать лишь шаг в том направлении, как сразу же пропадешь, потеряешься в этой тьме. Сван, стоя на границе света и мрака, делал свои дела, не решаясь переступить этот терминатор. Карман его плаща красноречиво оттопыривался. О том, что он пользуется малокалиберной пукалкой американского производства, Маугли знал и открыто выражал свое презрение к этой модели, но сейчас ситуация была несколько иной. Пуля двадцать второго калибра тоже убивает. И жизнь твоя будет зависеть от того, насколько быстро ты успеешь выхватить свой «бернарделли».

– Что там? – спросил вдруг подошедший сзади Бекас.

Сван уже застегивался.

– Где?

Маугли проследил за направлением руки Бекаса, указывающей во тьму! Где-то там, в глубине, журчал ручей.

– Там, у ручья, – проговорил Бекас, – по- моему, там что-то торчит.

Сван замер, вглядываясь. Эго был не трюк, он действительно заинтересовался. Метрах в двадцати от них в самом деле высилось нечто непонятное.

– Да, – промолвил наконец Сван после минутного наблюдения. – Что-то там есть. Принеси фонарь, Бекас, надо проверить.

И сунул руку в карман плаща. Маугли тоже положил ладонь на рукоятку своего пистолета под курткой.

Ну уж нет, Сван, так просто ты меня не возьмешь.

Он услышал, как хлопнула дверца машины за спиной, под ногами метнулось желтое пятно света.

– Спустись туда, Бекас, проверь. Интересно, что это может быть?

Бекас кивнул и, выпятив челюсть, пополз в кювет, шумно и неуклюже. В левой руке у него трепыхался мощный американский фонарь, которым он светил куда угодно, но только не себе под ноги, а в правой он зажал пистолет. Вернее – револьвер. Старый короткоствольный «лоумен», который, впрочем, несмотря на свой непрезентабельный вид, вполне мог в ближнем бою разворотить мозг.

– Интересно, интересно, – проворчал Сван себе под нос и тоже сделал шаг с обочины.

Не желая упускать его из виду, Маугли устремился за ним. Короткий вскрик в темноте впереди заставил его поспешить. Кричал Бекас, определенно, да и кто мог быть еще?

Маугли прыгнул во тьму. Под ботинками хрустнули сучья, зашуршал гравий, хлюпнула вода. Сван скакал по кочкам рядом с ним, и, судя по всему, он понимал в происходящем не более, чем Маугли.

Бекас снова издал сдавленный звук и вслед за этим выматерился. Маугли споткнулся, едва не упал, но умудрился удержаться на ногах и через несколько мгновений запутался в голых колючках какого-то кустарника. Сван трещал ветками и ругался сквозь зубы где-то по правую руку.

Потом кустарник кончился, и они очутились прямо перед журчащим ручьем. Темный силуэт Бекаса маячил в его мерцающем отраженном свете.

– Что такое? – рявкнул Сван. – Что ты орешь?

– Голова… – выдавил из себя Бекас. – Посмотри, Сван, это голова…

– Какая голова? Где голова? Что ты несешь, кретин?

Он отобрал у Бекаса фонарь и пошарил вокруг пятном света.

И они сразу же увидели голову. На самом берегу ручья в мокрую землю был воткнут длинный, метра полтора, шест с весьма профессионально насаженной человеческой головой. Серая, обескровленная, с вытаращенными в никуда глазами. Черный распухший язык из открытого рта был выдернут, видимо, какими-то щипцами, потому что свисал сантиметров на пятнадцать, почти до аккуратно отрезанной острым тесаком шеи.

Но это еще не все. Когда Бекас упал на колени у ручья, Маугли понял, что узнал эту голову. Да, да, абсолютно точно. Это было еще в те времена, когда никакого Маугли не существовало и в помине, а вместо него жил совсем другой человек и звали его совсем по-другому. Да-да, у него тогда и имя было, самое настоящее имя. И тот, кто сейчас смотрел на него вытаращенными мертвыми глазами, мог бы его узнать… будь он хоть немного живее.

Краб – так когда-то звали то, что висело теперь на верхушке шеста. Сухой, болезненного вида тип, он и в те времена был законченным подонком и, по всей вероятности, оставался им и до сих пор, пока кто-то – очень горячий, надо полагать, – не открутил ему голову. Видно, было за что.

Ну и встреча у нас с тобой получилась, Краб! Ты уж извини, но мне почему-то нисколько тебя не жаль.

Сван придерживался того же мнения. Несмотря на возраст, желудок у него оказался гораздо крепче, чем у Бекаса, и он не стал опорожнять его себе под ноги. Оглядевшись вокруг с помощью фонаря, Сван изрек глубокомысленно:

– Да-а, кто бы это ни сотворил с бедолагой, но место он выбрал просто замечательное. Оно словно бы создано для того, чтобы здесь вершились самые темные дела, убийства. Не правда ли, Маугли?

Вот оно! Началось!

Ну, Сван, тут ты не прав. Когда хочешь убить, делай ото быстро, а не трепи языком.

И пистолет ты уже тянешь из кармана. Зря, Сван, зря. Реакция у тебя никуда не годится, по крайней мере с моей она не идет ни в какое сравнение, и не стоило делать эту массу никому не нужных движений. Стрелял бы себе через карман, может, и вышел бы толк. Или тебе не хотелось портить плащ? Что ж, в таком случае извини!

Маугли в долю секунды выдернул из-за пояса свой «бернарделли» военного образца и всадил девятимиллиметровую пулю Свану в грудь. Только струйка крови выплеснулась на полы плаща.

Больше стрелять он не стал, знал, что Сван уже мертв еще до того, как тот, взмахнув руками, рухнул на землю подле шеста с головой.

И сразу же направил пистолет на все еще сидящего на коленях другого сообщника.

– Ты хочешь мне что-то сказать?

Бекас со свисающими с губ слюнями затряс головой. Он перепугался, позабыв даже про свой револьвер в руке.

– Ты что, Маугли? Не надо… Я ведь ничего тебе не делал…

– Да что ты? А разве Сван не уговаривал тебя избавиться от меня и разделить мою долю?

Бекас снова затряс толовой, в какой-то момент глаза его наткнулись на сжимаемый им револьвер. Он был не дурак и не стал испытывать судьбу. Он поступил так, как и надлежало в данной ситуации, – отбросил от себя «лоумен», как раскаленную головешку, и задрал руки.

– Только не стреляй! Я ничего не знал про план Свана! Он что-то там намекал мне, но как же я мог, ведь мы же вместе, Маугли! Маугли, не стреляй!

Еще бы ему было не волноваться! Он превосходно знал, на что способен Маугли… Хотя слова Бекаса были похожи на правду, и его можно не опасаться.

– Ладно, Бекас, – Маугли спрятал пистолет, – живи. Но нам с тобой больше не по дороге. До Города тридцать верст. Скоро начнет светать, и ты сможешь поймать попутку. Забирай свою долю и проваливай.

Повернувшись к Бекасу спиной, Маугли быстрым шагом направился к тракту. В машине он достал из тайника деньги, отсчитал и сунул Бекасу его долю.

– Прощай. Думаю, что больше мы с тобой не свидимся…

Он не ошибся. Они действительно никогда больше не свиделись.

* * *

Огромный синий плакат у поста ГАИ извещал: «Водитель иногороднего транспорта! В связи с постановлением городского Совета народных депутатов от 10 июля 1996 года при въезде в город вы обязаны заплатить дорожный налог».

Там было написано еще что-то, но Маугли прочесть не успел – пролетел мимо. Понял только, что сумма налога там не оговаривалась. Видимо, она зависела от инфляции.

Маугли покачал головой – четыре года назад этого плаката здесь не было, и никто и представить не мог о таком.

Метров через сто показался и пост ГАИ, но Маугли никто не остановили. И слава Богу. Мало ли что.

Оставив ГАИ за спиной, он проехал еще несколько километров, потом свернул на узкий проселок и, елозя по грязи, добрался до окруженной соснами полянки. Тут и заночевал.

Когда проснулся, было уже светло. Достал из «бардачка» бритву, зубную пасту с щеткой, прихватил фляжку с водой и, устроившись под лапами молодой сосенки, привел себя в порядок. Вернувшись в машину, вынул из сумки ноутбук, включил и, загрузив браузер Интернета, как учил Джафар, вышел в сеть. Набрал электронный адрес сервера компании «Юниверсал дижитл системе» и вызвал «почтовый ящик» Джафара, который сам Маугли называл не иначе как «сейфом». Быстро набрал пароль – слово «Джей» заглавными буквами.

«Джей» означало Джафар. Он всегда был перестраховщиком. Маугли с улыбкой вспоминал их последнюю встречу в Сокольниках и то, с какой осторожностью Джафар шел на нее – озираясь, пригибаясь и вздрагивая при каждом громком звуке, будь то автомобильный сигнал, смех ребенка или отрывистое воронье карканье над головой.

Он не был трусом, но у него имелась семья, больная мать и сама жизнь, одна единственная, и пренебрегать ею было бы полным идиотизмом.

Да и звали его вовсе не Джафар. Имя у него самое обычное – Василий Смирнов, однако он предпочитал не упоминать его по вполне определенным причинам.

Официально он считался главным Веб-мастером компании «UDS», фактически же являлся правой рукой Лазаря, занимавшегося махинациями в Интернете.

Та их встреча в Сокольниках длилась не больше минуты. Сунув ему в руки ноутбук, Джафар проговорил сквозь зубы: «Это тот компьютер, который я тебе обещал. Там есть все необходимое. По телефону мне не звони. Никаких телеграмм. Никакой электронной почты. Заглядывай время от времени в «сейф», если появится какая-нибудь информация, я буду оставлять ее там».

Больше сказано не было ни слова. Еще Джафар передал ему пять тысяч долларов, как и договаривались, для него эта сумма являлась весьма солидной.

Однако для самого Маугли и для той операции, которую они с Джафаром планировали, это была лишь капля в море. Они оба это отлично осознавали. Потому-то он и связался со Сваном, подтолкнув его на дело в петербургском филиале «Капитал-банка»…

Усмехнувшись при воспоминании о Джафаре, Маугли вошел в «сейф». Снова усмехнулся. «Курва ссучилась» – значилось там. И больше ни строчки.

«Курва ссучилась»! С таким же успехом Джафар мог бы и не оставлять вообще никакой информации – это выражение означало полное отсутствие оной. А вот если бы какой-нибудь удалой программист из «UDS» изловчился «взломать» (просто ради интереса) код этого «сейфа», то мог бы разгореться серьезный скандальчик с трагическими последствиями для Джафара. Лазарь очень не любил, когда кто-то вел у него за спиной свою игру. Джафара просто-напросто убили бы, не выслушав его жалких оправданий. Нет, предварительно из него бы вытянули все, что тот знал и задумал, но все равно – ему пришел бы конец. Однозначно. С Лазарем играть очень сложно… если, конечно, нет козырного туза в рукаве.

У Маугли такой туз был. Ну, если и не туз – так, валет задрипанный, но кое-что все же имелось. А вот имелось ли что-нибудь подобное у Джафара? Вряд ли…

Он закрыл ноутбук и небрежно кинул его на заднее сиденье.

Для начала прогуляемся по Городу, сказал он себе, выгребая «Патрол» из грязи на дорогу. Что у нас здесь изменилось за четыре года? Думаю, многое. И не только внешне. Даже не столько внешне (что может измениться – стало больше рекламных щитов на улицах? отремонтировали наконец храм, ждавший десять лет очереди?), сколько в самой сути города, его характере, настроении… Хотя, с настроением и поведением мы как-нибудь разберемся. По-хорошему или по-плохому, но разберемся. Что касается характера… он у нас у самих не сахар. Дело совершенно в ином, и ты просто боишься себе в этом признаться. Изменился не только Город, изменились вы оба, вы отвыкли друг от друга, стали чужими, словно бывшие одноклассники, бывшие не разлей вода, повстречавшиеся друг с другом через много лет. И ты уже не сможешь называть его на «ты».

А впрочем…

Эго мы еще посмотрим.

Джип вынес его на перекресток пяти дорог, и он автоматически (словно и не было четырех лет) повернул налево. Этот автоматизм его порадовал, словно хорошая примета, – значит, не все еще забыто, не настолько отвык, как думалось.

Превосходно. А сейчас все время прямо, прямо и прямо, пока не появится мост на ту сторону реки, а уж там ты вообще, можно сказать, дома…

На мосту, впрочем, его поджидала еще одна неожиданность. Мост стал платным. Это и не радовало, и не огорчало – просто слегка сбило спесь, словно ему, зарвавшемуся, дали поучительную затрещину и напомнили: «Ты здесь чужой».

Невесело вздохнув, Маугли съехал с моста, пролетел мимо парка с аттракционами и перед самой станцией метро свернул направо. Где-то здесь, неприметно устроившись в подвале пятиэтажки, раньше находилась небольшая забегаловка, тихая, сумрачная и уютная, где можно было дешево и сердито набить желудок всякими вкусностями.

Вглядываясь в дома, Маугли ехал не спеша, боясь пропустить тот самый дом.

Ага, вот он. Надо же, осталась забегаловка, уцелела. И даже процветает, судя по тому, как ее разукрасили. Яркий навесик, узорные перила, мраморные ступени. Фонтанчик… работает, между прочим. Вот только название поменялось. Раньше было просто – «Блинная», а сейчас на большой цветастой вывеске, которая по ночам, вероятно, светилась и играла огнями, было написано: «У Леонарда. Кафе-бистро».

Плотно перекусив у Леонарда и влив в себя три чашки капучино, Маугли закурил и, щурясь от дыма, стал изучать свой блокнот. Быстро нашел нужный адрес. («Горького, 153, квартира 69, – прошептал он. – Телефон: 53-42-12».) Спросил у улыбчивой официантки лет семнадцати телефон. Через минуту она принесла ему трубку.

«Ну же, голуба, отвечай, – просил он, чувствуя, как начинает биться сердце. – Ты должен мне ответить, если с тех пор не сменил номер. Даже если поменял, все равно найду тебя. Я умею искать, ты же меня знаешь, Скрудж!»

Никто так и не ответил. Маугли вернул официантке телефон, сунул на чай и покинул гостеприимного Леонарда.

Спустя полчаса он въехал в тихий дворик, окруженный тополями. Здесь все осталось так же, как и четыре года назад. Может, только тополя стали чуть выше, да дома чуть старее. А в остальном все было по-прежнему. И рябина все так же клонила ветви на балкон на втором этаже, а гроздья ее так же цеплялись за слегка провисшие бельевые веревки.

Он остановил машину у знакомого подъезда. Старушки на лавочке под рябиной сначала пристально вглядывались в него, о чем-то шушукаясь, а потом вдруг замолчали, пооткрывали рты и принялись креститься. Он прошел мимо них, делая вид, что так все и надо. «Господи Иисусе, спаси и сохрани!» – услышал он за спиной.

Поднялся на второй этаж и подошел к двери. Той самой двери. Замок был по-прежнему старый.

Достав из кармана ключи, выбрал из связки нужный и открыл замок. Вошел. Захлопнул за собой дверь.

– Кто там? – спросил из комнаты испуганный голос.

Он раздвинул занавеси и остановился на пороге.

– Здравствуй, мама. Я вернулся.

* * *

Схема была простая. Большая часть оставшегося в арсенале государства ядерного оружия в последние годы была объединена в мощную, единую, суперсовременную компьютерную систему Судного Дня. Сам факт этот с некоторых пор перестал быть секретом для мировой общественности, но и безусловных доказательств ее существования ни у кого не было, так что разговоры оставались разговорами, а военные секреты продолжали оставаться военными секретами. Однако в последнее время продолжение разработки этой системы оказалось под вопросом. Миллионы долларов, которые для нее требовались, стали более необходимы в других областях, и развитие системы постепенно затормозилось. Однако в любом случае она оставалась могучей, современной ядерной системой ответного удара, наделенной одним из мощнейших в мире машинных интеллектов, и целая армия лучших инженеров-программистов продолжала ее совершенствовать.

Хотя дело было даже не в этом. Существование системы само по себе еще ничего не значило. Главным было устройство доступа к активизации этой системы. Российские стратегические ракеты, более известные как СС-18 и СС-24, в обычных условиях в эту систему включены не были. Они по-прежнему стояли в шахтах и ракетных установках в режиме боевого дежурства, дожидаясь своего часа, но помимо них существовали более легкие, мобильные ракеты с кодом СС-25, которые как раз и являлись первым активным звеном в системе Судного Дня.

Как только нанесение по стране ядерного удара становилось непреложным фактом, система немедленно активизировалась. Для нее неважно было, что государство уже уничтожено и дальнейшая война не имеет смысла. Она и создавалась для того, чтобы устроить агрессору Судный День.

Мобильные ракеты СС-25, выдержав первый ядерный удар, немедленно стартовали в космическое пространство и выводили на орбиту целую серию спутников – следующее звено в системе. Спутники мгновенно объединялись в единую компьютерную сеть, бравшую под контроль все уцелевшие наземные ядерные силы России. Тут же сообщались объекты для нанесения удара, передавались коды автоматического прицеливания, и по сигналу готовности ядерные смерчи стартовали со своих площадок… или что у них там имелось?

Вот так приблизительно все и должно было выглядеть. Однако со временем интерес к системе стал постепенно снижаться. Это было вполне закономерно, но… совершенно напрасно. Компьютерные системы, к тому же боеспособные, не любят, когда о них забывают. И быстро находят себе других хозяев.

Так случилось и на этот раз. В определенный момент нашелся человек, случайно узнавший о существовании системы Судного Дня. И задумался. Надолго. Почти на два месяца. «А что если?.. – думал он, так и сяк крутя перед лицом пальцами. – А почему бы и нет? Риск велик, просто огромен, но ведь и ставка…»

Человека этого звали Лазарь.

Какое-то время и часть своего капитала он потратил на то, чтобы раздобыть сведения о системе. Нанял людей, которые могли помочь ему разобраться во всех ее компьютерно-космических перипетиях. (Ему даже удалось заполучить человека, некогда непосредственно участвовавшего в разработке этой системы, позднее из-за экономической нестабильности в стране он оказался без средств к существованию. Человека звали Джафар.) Лазарь создал даже крупную торговую фирму-прикрытие – «Юниверсал Дижитл Системе», известную более как UDS, где помимо торговли импортной электроникой велись дальнейшие разработки.

В итоге исследований, пожравших многие миллионы, выяснилось следующее:

первое, и самое элементарное: доступ к стратегическим ракетам через всемирную компьютерную сеть – Интернет – невозможен (да он и не требуется);

второе: для дальнейших планов достаточно иметь гарантированный доступ лишь к одному компьютеру, условно названному «станцией принятия решения», отвечавшему за выведение на орбиту сети спутников, управлявших наземными ядерными силами;

третье: для того, чтобы «станция принятия решения» передала управление от своих немыслимых многотранзисторных процессоров в руки отдельно взятого человека, необходимо достать программу, заложенную в этот компьютер, с целью последующего ее «взлома» (перепроектирование, перекомпилирование, дизассемблирование) специально обученными для этого профессионалами (тоже денег стоит);

четвертое: для перехвата управления «станцией принятия решения» необходимо на момент начала операции либо иметь там оператором своего человека (а вернее своих людей), либо произвести захват станции силовыми методами (что обойдется дешевле);

наконец, пятое: необходимо точно определить свои цели и составить план действий на тот случай, если система Судного Дня все же угодит в его мозолистые руки, чтобы не оказаться в роли обезьяны с гранатой в лапах.

Вот приблизительно такой отчет в один из морозных январских дней 1997 года и предоставил Лазарю Джафар.

Внимательно изучив все пять пунктов (у Джафара, возможно, их было и не пять, но суть оставалась той же), Лазарь призадумался. Одной рукой схватив себя за волосы, а другой гоняя по экрану монитора курсор «мыши», он произвел несложный расчет и ужаснулся. По самым скромным прикидкам требовались такие капиталовложения, что он понял – одному ему этот план не потянуть. Не потянуть его и вдвоем, втроем и даже вчетвером.

План настойчиво требовал множества богатых людей, способных на безумные поступки.

Игра, однако, стоила свеч. И Лазарь незамедлительно начал действовать. Будучи одним из авторитетнейших воров в законе «новой формации» (что делать, перемены в стране коснулись и этой, казалось бы, незыблемой структуры), он, данной ему другими авторитетами властью, потребовал созвать сход.

Как и положено нормальному бандитскому сходу, братва собралась в подмосковной резиденции одного из «своих» под надежной охраной боевиков.

После традиционного ужина, с которым могла сравниться лишь трапеза за столом грозного Иоанна, Лазарь, чувствуя, что «коллеги» начинают проявлять нетерпение, подробно доложил им о своих последних исследованиях и планах.

Когда он кончил говорить, в комнате какое-то время царило молчание, даже слышен стал шорох снегопада за окном. Потом поднялся Ливергант, только что прилетевший из Сочи. Он был краток.

– И что с того? – спросил он с явным недовольством. – Бросить свои дела только для того, чтобы выслушать этот бред?

– Аркадий Данилович! – с легкой усмешкой и снисходительностью развел руками Лазарь. – Вы еще не совсем поняли, что за рыбка плывет к нам в руки и какие выгоды она сулит.

– И что же это за выгоды? – с интересом поинтересовался Магистр, отхлебнув из бокала апельсиновый сок: спиртное он не употреблял, поскольку уже около года носил в груди искусственное сердце.

– Выгоды на поверхности. Все зависит только от нашей с вами фантазии и от того, сколько мы можем запросить у ряда крупных держав за неиспользование этой системы. Я думаю, что ни одно из европейских государств и за океаном не захочет, чтобы из-за нескольких жалких триллионов долларов разгорелась ядерная война. А вы как считаете, уважаемый Аркадий Данилович?

Тот замер с рюмкой у рта, пораженный названной Лазарем суммой. Да и не только Ливергант. Присутствующие какое-то время молчали, не двигались и даже, кажется, не дышали, переваривая слова Лазаря. Эти видавшие виды люди проворачивали такие операции, что у простых смертных дух бы захватило от их размаха, но то, что предлагал сейчас Лазарь, было поистине колоссальным.

Потом, однако, вопросы возникли.

Каким образом он выяснит местонахождение «станции принятия решения», которое наверняка засекречено до такой степени, что даже обслуживающие ее люди вряд ли подозревают, что именно они обслуживают? Как он собирается взять ее под свой контроль? И каких затрат это потребует?

– А вот для этого, друзья мои, – ответил им Лазарь, опрокинув в себя рюмку коньяка, – я и просил вас сегодня здесь собраться…

Собравшиеся на сход воры были умными людьми, умели зреть в корень и, несмотря на свою неосведомленность в компьютерных военных технологиях, ставили правильные вопросы. И все до единого поддержали план Лазаря, сочтя его перспективным и прибыльным.

В тот день сход задержался едва ли не до самого утра. Обсудили сбор средств на финансирование проекта. Предлагалось вовлечь в него некоторых финансовых воротил новой России, известных своими связями с воровским миром. Предлагалось также вовлечь финансистов, не связанных с преступностью (по крайней мере не в таких масштабах), одних запугав, других заинтересовав идеей, третьих сбив с толку каким-нибудь космическим проектом.

Обсудили и состав государств, которым будет предъявлен ультиматум, – основные монстры, входящие, как правило, в Совет Европы, как то: Соединенное Королевство, Франция, Германия, Италия, Россия (а как же!) и еще несколько государств классом ниже. А также (естественно) Соединенные Штаты Америки и Канада. Общая сумма выкупа колебалась около пяти триллионов долларов, но уточнить ее решили позднее, когда специалистами будут сделаны экономические выкладки и учтено участие в проекте каждого члена Конвента.

Да, именно Конвента! Чтобы не отпугнуть финансистов страшным словосочетанием «воровской сход», решено было представиться неким Конвентом по вопросам развития… чего? Каких-нибудь… космических технологий. Да-да-да, точно так – Конвент по вопросам развития космических технологий. Звучит вполне солидно и может гарантировать учредителям хорошую прибыль в недалеком будущем.

Решено было также разделить роли в процессе подготовки проекта, чтобы друг другу не мешать, не перестрелять сообщников по роковой случайности и вообще не тормозить проект.

Магистр, известный связями и обилием «своих» людей в военном ведомстве, вызвался выяснить местонахождение «станции принятия решения» и организовать группу по добыче компьютерной программы, в которой сосредоточивалось управление системой Судного Дня.

Лазарь, вместе с ведущими программистами UDS, отвечал за «взлом» этой программы, доведение «взломанной» версии до идеальной работоспособности и тестирование ее на каком-нибудь секретном полигоне.

Остальные роли были поделены по сферам влияния с целью покупки войск и военной техники для захвата «станции принятия решения». Был обсужден перенос ее на новую точку, для которой был выбран скалистый островок в Тихом океане. Превращение острова в военную базу возложили на вора по кличке Фидель. И так вплоть до каждой мелочи. Сведения об операции решили собирать в единую базу данных (вор по кличке Потрошитель, залив в себя десятую рюмку водки, в шутку окрестил ее «Прелестью», не подозревая, что название это за ней так и закрепится.) Там должны были содержаться сведения об участниках проекта (чтобы, когда запахнет жареным, финансисты не пошли на попятную), записи заседаний Конвента, сама программа – после того, как Лазарь ее «взломает», – данные о нахождении военной базы, количестве единиц задействованной боевой техники, все сроки, коды – в общем, все, от чего будет зависеть успех операции.

Сытые, пьяные и до пят охваченные зудом грандиозного обогащения, воры разошлись только около пяти часов утра.

Следующий день – 10 января 1997 года – ознаменовался как начало деятельности «Конвента по вопросам космических технологий»…

Глава вторая

Маугли положил на могилу цисты, улыбнулся взлохмаченному пареньку с фотографии на памятнике и, подмигнув ему, торопливо направился к выходу с кладбища.

За могилой, на которую он приходил, явно кто-то ухаживал. Да и не было ничего в этом удивительного – оставались у паренька в Городе мать, любимая девушка и друзья, с которыми Маугли требовалось встретиться в первую очередь.

Времени было уже около пяти вечера. Остановившись возле первого попавшегося таксофона, он уже в который раз позвонил домой Шершню. Трубку снова сняла Нина Александровна.

– Еще раз здравствуйте. Это опять я вас беспокою. А что, Олег так и не появлялся?

– Нет, – ответила Нина Александровна таким голосом, словно это именно она была виновата в том, что Шершень до сих пор не заявился домой. – Может, ему все-таки что-нибудь передать?

– Не стоит беспокоиться, Нина Александровна. Это не срочно. До свидания.

Он повесил трубку и вернулся в машину. Положил руки на руль и задумчиво уперся в них подбородком. Нина Александровна его явно не узнала. Впрочем, это неудивительно. Странно было бы, если бы узнала.

Вот черт, где же Шершень? Придется начинать дела самому, а потом уж он к нему присоединится, никуда он не денется.

А не навестить ли мне для начала Гарика? Он давно водил шуры-муры со Скруджем, и если его хорошенько прижать, от него можно много полезного узнать.

Не хотелось бы, конечно, начинать дела в Городе со встречи с Гариком. Не тот это человек, с которым приятно пообщаться. Ну что ж, если ему вдруг не понравятся мои манеры, мне ничего не помешает выбросить его с балкона. Или пристрелить, например. Давно хотелось сделать это. И хорошо, что не сделал. Зато сейчас есть с кем поговорить.

В начале девяностых годов Гарик Малахов начинал свою карьеру в качестве мальчика на побегушках у Злыдня. Был такой в то время авторитет в Городе. Действительно – Злыдень. Он просто обожал пытать своих недругов, причем пытки выдумывал самые изощренные – паяльник в задницу или горячий утюг на живот были просто детскими шалостями в сравнении с затеями его больной головы. Впрочем, кончил он плохо. Почему-то он шибко невзлюбил Вепря, а тот, само собой, ответил ему взаимностью. Утопил его в проруби на пятьдесят третьем километре. И Гарик Малахов остался без хозяина, затаив на Вепря лютую злобу. Однако открыто выражать ее не решался. Участь Злыдня все еще отчетливо маячила у него перед глазами.

В начале 1990 года Гарик совсем было собрался самолично возглавить лишившуюся лидера группировку, но крутые ребята Злыдня ясно дали ему знать, кто в банде хозяин и где его собственное место. Долго с ним, надо сказать, не церемонились. Просто навестили его два бывших самбиста и, слегка придушив (не насмерть, а для обострения восприятия), объяснили ему, что следующая их встреча может стать для него последней. Гарик и на них затаил обиду. Перекинулся в банду Османа, каким-то образом сумел натравить горячего, но головастого чеченца на свою бывшую банду, и та в результате кровавых разборок была полностью уничтожена.

А потом и Османа не стало (очень глупо зарезал его в ресторане какой-то безвестный подвыпивший музыкант, люто ненавидевший всех без исключения «лиц кавказской национальности»). Так что к началу 1993 года Гарик, с зоркостью впередсмотрящего оглядев местный горизонт, пришел к выводу, что на сегодняшний день в Городе есть лишь три силы, с которыми он мог бы чувствовать себя более-менее уверенно. Вепрь отпадал сразу – отношения у них были более чем натянутыми. Второй силой был Громов, и все бы ничего, если бы не ходил у него в любимцах некий Антон Малышев по кличке Малыш, с которым они не переваривали друг друга. Оставался только лишь Круглов – Скрудж, к которому в итоге Гарик и примкнул. На первых ролях в его банде он никогда не ходил, но был в неплохих отношениях с Крабом, одним из значительных лиц у Скруджа. За неимением лучшего это был весьма неплохой источник информации, учитывая то, что от Краба осталась лишь голова на шесте далеко за чертой города…

Гарик Малахов проживал в нескольких кварталах от старой церкви, в двенадцатиэтажном доме. Его трехкомнатная холостяцкая квартира располагалась на последнем этаже, лифт, естественно, не работал. Кнопка вызова кабины отсутствовала, двери были обожжены давешним, явно не случайным пожаром.

Поднявшись уже на пятый этаж, Маугли остановился закурить и вдруг услышал, как сверху кто-то спускается. Тяжелые мужские шаги. Неторопливые.

Не было в этом, конечно, ничего особенного, но на всякий случай он отошел в правое крыло, которое предусмотрительные хозяева уже начали отделять от общего коридора деревянной перегородкой.

Через минуту на площадку спустился мужчина, коренастый, крепкий кавказец, одетый в короткую кожаную куртку черного цвета, такие же черные широченные штаны и высокие военные ботинки на шнуровках. Заметив движение за перегородкой, на мгновение остановился, покосился на Маугли и, покачав головой, вновь направился вниз.

Стоя за перегородкой, дела не сделаешь.

Маугли подождал, пока кавказец скроется из виду, и, бросив сигарету, бегом, едва ли не на одном дыхании преодолел оставшиеся семь этажей. Между пятым и шестым этажом его чуть не сбили с ног промчавшиеся ему навстречу три полуодетые девицы. Подошел к металлической двери, обшитой поверху мореной рейкой и с двумя довольно устрашающими замками.

Видеоглазок пялился на него взглядом, полным подозрительности.

Замки, однако, оказались незапертыми. Двери очень медленно – даром что металлические – приоткрылись под толчком его пальцев, и изнутри на него сразу же пахнуло душным застоявшимся запахом. Есть такие квартиры, где пахнет довольно неприятно, но здесь же это было возведено в третью степень – целый букет запахов из алкогольного перегара, давно немытого человеческого тела, скисшего борща, сортира, где в смывном бачке давным-давно нет воды, но эксплуатируется он довольно регулярно, и еще чего- то дьявольски неприятного для нормального человека. Но принюхиваться желания у Маугли не возникло. Он только брезгливо поморщился и раскрыл двери на всю ширину.

– Хозяин! – произнес он во весь голос, переступая через порог. – Разговор имеется!

Гарик не отозвался. В дальней комнате приглушенно восторгался телевизор – московское «Динамо» громило чехов на их родном поле. Где-то шумела льющаяся из крана вода. Больше никаких звуков слышно не было.

Маугли прикрыл за собой двери и вытащил пистолет. Если замки открыты – значит, Гарик дома. Раз он не отвечает – значит, что-то задумал. А что может задумать Гарик? Или за эти четыре года он настолько поумнел, что научился принимать решения самостоятельно? Сомнительно…

Сделав бесшумный шаг вглубь прихожей, Маугли заглянул в первую комнату сквозь стекло прикрытых дверей.

Никого.

– Игорь Николаевич! – громко позвал Маугли, держа пистолет в боевом положении на уровне бедра. – Вы не уделите мне пару минут?

Ответом и в этот раз была тишина.

Тогда Маугли заглянул во вторую комнату. Спальня, надо полагать. Широченная кровать, на каких любили возлежать герои телесериалов о богатеях, живописное бра, японский телевизор с экраном немыслимой диагонали напротив кровати, белый зеркальный шкаф. Одна дверца у шкафа открыта и из темных недр на пол вывалена куча нестираного белья. Бра почему-то включено, и хотя в комнате царит легкий сумрак из-за задернутых на окнах штор, выглядит это не совсем кстати.

Судя по всему, за эти годы у Гарика стали водиться деньги. Интересно, как он обставил свою гостиную? Со вкусом? Да, но откуда у Гарика вкус?

По-прежнему неслышно Маугли прошел к гостиной и заглянул в нее. Здесь был сплошной бардак. Постарался кто-то на славу. Вся мебель – Англия, сверхлегкая, компактная, кожаная обивка – была поставлена вверх ногами, кожа кое-где разорвана, под ногами хрустело битое стекло (бутылки? хрусталь?). Толстенный дорогой ковер на полу в самом центре был залит чем-то темным, наполовину впитавшимся в ворс ковра, а наполовину оставшимся покрывать его неаппетитной лепешкой. Маугли понял, что это человеческая кровь.

Держа пистолет наизготовку, Маугли прошел на кухню. Здесь царил полный порядок. И опять же деньги. Гарнитур ручной работы со множеством ящичков, полочек, дверочек, которые сам Гарик вряд ли когда открывал и выдвигал. Повсюду наставлено импортное электрооборудование – от «бошевской» плиты до тостера «Мулинекс», причем неясно, зачем все это Гарику понадобилось, – в жилище своем он проводил не больше двадцати часов в неделю. Работа на Скруджа требовала времени и сил. Или он остепенился? Завел семью? Ха-ха-ха, это действительно смешно: Гарик – отец семейства!

Та-ак, а это у нас что такое?

Присев, Маугли ткнул пальцем в маленькое темное пятнышко на стене у самого плинтуса. Понюхал, хотя и без того знал, что это такое. А вот еще пятнышко, совсем маленькое. И еще.

И на двери ванной.

Ага, кое-что проясняется.

Он выставил перед собой пистолет, взялся за ручку двери в ванную комнату, повернул ее и резко дернул на себя. Дверь подалась как миленькая. Матовая полиэтиленовая занавеска на ванне была задвинута, душ шумел, брызги шуршали по занавеске, бились о глазировку и, с тихим урчанием стекали в слив. На полу, на резиновом коврике оставлены множественные кровавые следы от ботинок. Кровь была и под ковриком, и на стенах, полотенце на крючке тоже было в крови.

А в перемазанном той же страшной краской умывальнике лежала отделенная от тела голова, с гримасой ужаса на белом лице. Кровавые отпечатки чьих-то пальцев явственно горели на его меловом лбу.

Это был Игорь Николаевич Малахов. С некоторых пор он настолько уменьшился в размерах, что даже в умывальнике не чувствовал себя тесно.

Маугли вздохнул. Он оказался прав: Гарик и в самом деле уже не работал на Скруджа.

Снова вздохнув и стараясь не смотреть больше на голову, гость взялся за полиэтиленовую занавеску и отдернул ее в сторону.

Тело лежало в ванне. И даже кровь, смываемая включенным душем, уже не сочилась из него. Руки лежали на груди, пальцы были скрючены и, казалось, хотели разорвать грудную клетку. Ран на нем видно не было. Голову, вероятно, отделяли от живого тела.

Пижонский малиновый пиджак на нем был мокр и залит кровью, внутренний карман оттопыривался.

Стараясь не запачкаться, Маугли выудил бумажник из кармана (отсырел, конечно, но не настолько, чтобы утратить свою ценность) и задвинул занавеску. Присев на корточки, присмотрелся к следам. Ботинки как ботинки. Тяжелая обувь сорок первого размера. Грубый протектор, как на подошвах военных ботинок.

Он резко поднялся. Кого ты знаешь – небольшого роста, в ботинках военного образца и страстного любителя отрезать головы?

Гарик еще совсем теплый, его убили только что, и сделал это тот кавказец, который встретился тебе на площадке пятого этажа. Быстро, профессионально, истинно по-чеченски.

Все это Маугли додумывал, бегом спускаясь вниз.

Для чего ты это сделал, чечен? Тебе заплатили? Кто? Это совпадение, что Гарик стал лишним для тебя именно в тот момент, когда понадобился мне?

А ведь и Краба, надо полагать, замочил тоже ты. Почерк тот же. Почему-то сильно невзлюбил ты этих двух господ. Или не только этих? И за что?

Хотелось бы знать…

Выскочив из подъезда, Маугли огляделся. Чечена, понятно, уже не было. Сто процентов, что он уехал на оставленной неподалеку машине, – убийцы очень редко ходят пешком. Когда ты сюда подъехал, около дома машин не было. Значит, свою он оставил там же, где и ты, – на небольшой стоянке под кленами против седьмого подъезда.

Не раздумывая, Маугли кинулся туда.

Кроме твоей, на тот момент там было еще пять машин. Белая «Ока», «Москвич-412», черный «Роллс-Ройс» с номерами сочинского региона, «Мицубиси-Паджеро» красного цвета и «Форд-Сьерра» с транзитными номерами. Две первые отпадают сразу же, и причины можно не объяснять. Хотя… кто его знает, чечена этого…

Маугли выбежал на стоянку и перевел дыхание.

Что мы имеем? Помимо твоего «Патрола» и недавно подъехавшей «Волги» остались лишь «Москвич» и «Мицубиси». «Ролле», «Форд» и «Ока» уехали. Последнюю пока оставим в покое, тем более, что кроме помятости на дверце ты ничего особенного не запомнил.

«Форд»… Модель «Сьерра», года восемьдесят девятого, во всяком случае, не позднее. Цвет «вишня». Судя по транзитным номерам, совсем недавно пригнана с Дальнего Востока.

Что ж, очень может быть. Можно смело брать на заметку. Жаль только, что номера транзитов не запомнил.

Ладно, пойдем дальше. «Роллс-Ройс». Тачка для богатеев. И весьма приметна. Вряд ли наемный убийца будет на такой раскатывать по Городу… Если чечен – наемный убийца. Сомнительно. Обычный добропорядочный киллер всадит своей мишени единственную пулю в сердце, бросит орудие убийства на месте преступления и исчезнет по-английски. Во всяком случае, он не станет тратить время на то, чтобы отрезать жертве голову.

Больше похоже на месть. Как велит Шариат. Русский в здравом уме и твердой памяти не станет такое вытворять. Только чечен способен на это. Настоящий волк.

Ну, а «Роллс»… Номер его ты запомнил. Запомнил потому… Да просто потому, что это «Роллс» с сочинскими номерами!

Сев в машину, Маугли отъехал от дома, где было совершено убийство и, остановившись неподалеку от церкви, включил компьютер. Снова вышел на «сейф» Джафара. Там не было никаких изменений, только некая «курва» продолжала «сучиться». Недолго думая, Маугли оставил Джафару короткое сообщение: «Роллс-Ройс», цвет черный, сочинский номер В 010 ВА.

Сейчас около шести часов вечера. Значит, в Москве около пятнадцати. В компании UDS самый разгар рабочею дня, и Джафар быстро получит это сообщение. Вог только насколько быстро он сможет найти сведения?

Маугли со вздохом опустил экран-крышку ноутбука.

Что ж, будем ждать. И действовать. Начнем с бумажника Гарика.

Вынув из кармана сырой бумажник, Маугли раскрыл его, бросил на сиденье стопку долларов и рублей, отправил туда же карточку «Золотой короны» и заглянул в кармашек под молнией. Водительское удостоверение. Игорь Николаевич на фотографии серьезен и солиден, и пиджак на нем, похоже, тот же, в котором он сейчас покоится в собственной ванной. Он у него единственный, что ли?

А с головой на плечах ты выглядишь гораздо элегантнее, Гарик.

Пошарив в кармашке и нащупав клочок бумаги, Маугли осторожно извлек его. На нем округлым, явно женским почерком был написан шестизначный телефонный номер, под ним столь же аккуратно указано имя: «Ирина». Начертано черным, жирным карандашом, каким женщины подводят себе глаза. Надо полагать, что с мадам Гарик познакомился в каком-нибудь кабаке, провел с ней ночку, и она оставила ему свои координаты тем, что попалось под руку.

Не держите на меня обиды, Ирина, но мне придется вас слегка побеспокоить. Тем более что больше в бумажнике покойного Игоря Николаевича нет ни единого намека на то, кого еще можно было бы побеспокоить. Вообще ничего нет, если не считать календарика на 1997 год с качественным изображением откровенного коитуса. Некоторые из дней на календаре ежемесячно были обведены черным кружочком.

Выбросив бумажник, деньги и все прочее, что могло бы напомнить о Гарике, в первую же сточную яму, Маугли доехал до ближайшего таксофона. Ответили ему мгновенно, в голосе ответившей ему женщины была изрядная доза шаловливости.

– Ал-л-лё!

– Это номер 66-33-07? – на всякий случай спросил он. – Мне нужна Ирина…

– Какая? – поинтересовалась женщина.

– А что – у вас их много?

– Нет, я одна.

– Значит, мне нужны вы. Мне ваш номер дал… Игорь.

По тому, как женщина замешалась, он понял, что промазал.

– Кто-кто? Какой еще Игорь?!

– Малахов! – Он поспешил замазать свою оплошность. – Малахов Игорь Николаевич, Гарик, вы должны его помнить.

– Ах, Гарик… Да, конечно, я его помню. Просто никто никогда не называл его Игорем. А что случилось?

– Вот по этому поводу я и хотел бы поговорить. Мне нужно с вами встретиться, Ирина. Вы меня не знаете, и ваше право не доверять мне, поэтому назначьте любое место, где вы будете чувствовать себя в безопасности. Однако, поверьте, я не грабитель и не убийца. И даже не насильник.

Женщина вдруг рассмеялась. Но не женским кокетливым смехом, а довольно нахально.

– Ты, оказывается, тоже меня совсем не знаешь, – продолжала она смеяться. – Как тебя зовут, таинственный человек?

– Э-э-э… – начал он было, но Ирина закатилась новым приступом смеха.

– Ладно, понимаю. – Она даже слегка похрюкивала, так ей было весело. – Артур – тебя устроит это имя?

– Вполне. Тем более что именно так меня и зовут.

Снова приступ, довольно долгий.

– А ты шутник… Ладно, через полчаса жду тебя у себя, пойдет?

– М-м… А где это, извините, Ирочка?

– О Господи, какой ты тупой! У меня дома, конечно же! Ты что, и адреса моего не знаешь, Артурчик?

«Артурчик» хмыкнул в трубку. Ирина расценила это абсолютно правильно – как беспомощное разведение руками.

– О, Господи! – снова воскликнула она. – Центральный проспект, 145, квартира 26. И запомни, парнишка, на первом этаже расположены офисы и там полно охраны. Двери в жилой корпус снабжены видеодомофоном, так что не забудь – квартира 26. Ты понял, Артурчик?

«Артурчик» понял.

– Тогда поторопись. Если ты опоздаешь, то; рискуешь меня не застать. Все, бай-бай!

Однако дерзкая бабенка! И живет в богатеньком доме. Бизнес-леди? Она говорила с тобой, как с недоразвитым подчиненным. Неприятное ощущение, надо сказать. В жизни не был ничьим подчиненным. С мужчинами так не разговаривают, Ирочка, вредно для здоровья, говорят. Впрочем, ты женщина. Женщинам прощается многое, но запомни на всякий случай: будь ты мужчиной, то через полчаса ты была бы мертвым мужчиной, и не помогли бы тебе ни охрана на первом этаже, ни видеодомофон в жилом корпусе.

С неважным настроением Маугли отправился на Центральный проспект, на встречу с таинственной нагловатой Ирочкой.

Винченцо Бернарделли за поясом пищал и просился наружу.

* * *

Бизнес-леди Ирина – или кем она там была – не наврала: новый дом на Центральном охранялся, и двери в жилой корпус здания были снабжены видеодомофоном. Он набрал номер квартиры и улыбнулся в видеокамеру.

Из лифта, приглашающе шикнувшего раздвинувшимися дверями, вышел пожилой облысевший от своих бизнес-проблем господин. Несмотря на весь свой богатый прикид, лицо его отнюдь не было отмечено интеллектом. Он как-то двусмысленно улыбнулся Маугли и, взмахнув черным кейсом, проскользнул к выходу.

Лифт поднял его на восьмой этаж. Двери двадцать шестой квартиры оказались слегка приоткрыты. Восприняв это как приглашение, Маугли вошел.

Прихожая являла собой образец чисто женского жилища, и поэтому Маугли был слегка удивлен и даже озадачен, когда в затылок ему ткнулось пистолетное дуло.

– Лапы, – прохрипел лишенный дружелюбия голос. – Выше, выше. И не вздумай дергаться.

– А если? – поинтересовался Маугли через плечо. -То что?

– Узнаешь. Не умничай.

Решив пока слушаться этого невоспитанного типа, Маугли поднял руки повыше и уперся ладонями в стену, чтобы тип за спиной мог спокойно его обыскать.

Здоровенная лапа вытащила у него из-за пояса пистолет, присвистнув, передала другой волосатой лапе, стоящей рядом, и, ощупав ноги, благосклонно разрешила:

– Руки можешь опустить. Но с хозяйкой шутить не советую, если не хочешь пойти на корм рыбам.

Ого! Система безопасности у этой бизнес-леди налажена круто. Ребята долго не разговаривают, и сомневаться не приходится, что в случае чего они пустят в ход свои «кольты». А то, насколько они профессиональны, проверять пока резона нет. Сыграем в «ваньку».

– Ладно, я буду вести себя прилично. Только пусть сначала твой бой-френд уберет ствол с моего затылка.

Голова с усмешкой была освобождена от постороннего металла, и тычок в спину подтолкнул его к гостиной.

– Иди… умник.

Отодвинув тяжелую темную штору, Маугли наткнулся на великолепную резную дверь с матовым стеклом. За ним, похоже, царил зеленоватый сумрак. Он вошел. Бизнес-леди восседала за круглым стеклянным столом в широченном глубоком кресле черной кожи. Светильник с плавно шевелящимися световодами красиво отражался в стекле стола и уже оттуда бросал на ухоженное точеное лицо разноцветные медленно плывущие блики. Бокал в ее пальцах тоже искрился, и шампанское в нем играло пузырьками.

Впрочем, на бизнес-леди она была непохожа. Кожаные черные лайковые штаны, обтягивающие ноги, которые раскрепощенно возлежали прямо на столешнице; кожаная же курточка, настолько короткая, что едва прикрывала туго утянутую высокую грудь; черные перчатки, прямо поверх которых усеивали длинные пальцы многочисленные перстни с настоящими бриллиантами, – все это делало ее похожей на дорогую проститутку, предлагающую своим клиентам садо-мазохистские услуги. Для полного портрета не хватало только плетки и наручников.

Когда Маугли вошел, она будто бы нехотя подняла на него густо обведенные черным карандашом (видимо, тем самым) глаза, и в них сразу же промелькнула яркая искорка интереса.

– А, Артурчик! – сказала она с ленцой. – Или я ошибаюсь?

– Не думаю. – Он оглядел дорогую обстановку гостиной. – Если, конечно, у вас нет больше знакомых с таким именем.

– А ты дерзкий мальчик. Присаживайся, – она кивнула на второе кресло, – поговорим.

Он сел, закинул ногу на ногу.

– «Дом Периньон»? – предложила хозяйка.

Он помотал головой.

– Коньяк, если можно. И, если можно, с виноградом.

– С виноградом? Это интересно.

Она взяла со стола маленький приборчик, принятый им поначалу за телевизионный пульт дистанционного управления, и поднесла его ко рту.

– Лада – коньяк и кишмиш.

Положив пульт себе на голый живот, хозяйка снова взглянула на Маугли.

– Ну, и откуда ж ты такой выискался? Что-то раньше мы с тобой не встречались. Хотя лицо твое мне кажется знакомым… Или нет?

– Не знаю. Вряд ли. А пришел я к вам получить несколько ответов на мои несколько вопросов.

– А ты что, легавый?

– Хуже. Я – Маугли.

Она выпучила на него глаза, потом, засмеявшись, расплескала шампанское и, согнувшись в смехе пополам (капелька шампанского закатилась в пупок и ярко сверкнула), едва не закашлялась.

– Маугли! – восторгалась она, выпрямившись. – Ну ты даешь! За что же тебя так окрестили, а? Ты тоже любишь гулять голышом?

– Нет, – спокойно ответил он. – Я тоже привык жить среди волков.

Она тут же перестала смеяться.

– А ты крутой. Не боишься, что здесь с тебя собьют спесь?

– Коленки дрожат.

– Надо же… Смелый.

Откуда-то, он не успел понять откуда, Ирина вынула пистолет и, профессиональным движением сдернув предохранитель, направила на него.

– И сейчас не боишься?

– Нет, не боюсь. – Он подался к ней. – Открою один секрет, милочка: «браунинг» модели «Хай пауэр» на самом деле имеет калибр девять миллиметров, а в дуло твоей пушки едва ли пролезет и спичка. Это зажигалка, милочка. Сигарету?

Гость достал пачку «Салема». Закусив губу, женщина взяла сигарету. В этот момент двери приоткрылись и с круглым подносиком на пальцах (коньяк, виноград) в гостиную вошла девушка лет восемнадцати, одетая под стать хозяйке, – прикрыта она была лишь миниатюрным, почти прозрачным передничком.

– Поставь на стол, Лада, – попросила хозяйка и, когда та наклонилась, опуская поднос, звонко шлепнула ее по круглой крепкой попке.

Маугли усмехнулся.

– Нравится? – довольно спросила женщина. – Правильно, всем нравится. Мои парни просто в штаны делают от нее. Правда, Ладочка?

Та оставалась невозмутима.

– А впрочем, она мне и самой нравится. Моя постоянная служанка и помощница. К тому же би, так что ей просто цены нет. Хочешь?

– Сожалею, но сердце мое уже занято.

Настала очередь усмехнуться хозяйке этого роскошного жилища.

– О сердце речь и не идет, мой милый Маугли. Один голый, горячий, ничем не прикрытый секс…

Она вдруг по-кошачьи мягко придвинулась к нему, словно пантера на охоте, и Маугли снова был ослеплен ее красотой. Теперь уже совсем непонятно "было, кто она такая. Если и бизнес-леди, то бизнес се довольно странен.

– Ты крутой мальчик. – В ее голосе слышался металл. – Будешь работать на меня?

Покачав головой, он глотнул коньяк и отправил в рот виноградину.

– Извини, я привык сам выбирать себе работу.

Ирина все тем же плавным движением вернулась в свою сверхудобную позу и, проводив вожделенным мужским взглядом удаляющуюся Ладу, снова повернулась к нему.

– Девочки мои тебя не интересуют, – проговорила она с расстановкой, – работать на меня ты не хочешь… Что же тебе тогда надо? И что ты мне по телефону трепался о Гарике?

– Вот именно, ради этого я и пришел. Приблизительно час тому назад Гарика кто-то убил в его собственной квартире, и по этому поводу я и хотел бы тебя кое о чем порасспросить.

Ирина глубоко вздохнула.

– Значит, все-таки мент, – заключила она с сожалением. – А я тут перед ним расстилаюсь, работу предлагаю… сука!

– Заткнись, – невозмутимо перебил ее Маугли. – Еще раз назовешь меня ментом, одной лесбиянкой в этом городе станет меньше.

Хозяйка взглянула на него с интересом.

– А если мои парни раньше выпотрошат тебя самого?

Гость так взглянул на нее, что она сразу же поняла: нет, ничего ее парни с ним сделать не смогут и никакой он не мент. И вообще лучше заткнуться, как он советует, и с милой улыбкой гостеприимной хозяйки выслушать его вопросы.

– Гарика грохнули. Кто это мог сделать и почему?

Ирина с искренним удивлением пожала плечами.

– А я откуда знаю? Такие, как он, долго не живут, видать, срок подошел.

– А если я скажу, что ему отрезали голову?

– Отрезали голову? Надо же… Это интересно.

– А если я добавлю, что Краба грохнули точно таким же способом, только несколько раньше и в другом месте, что ты мне на это скажешь?

– Краба?!

Какая-то странная кривая ухмылка появилась у нее на лице. Ирина была далека от этого дела, но наверняка что-то знала.

Дальше говорить на эту тему она, похоже, передумала.

– Знаешь что, Артурчик, иди-ка ты отсюда подобру-поздорову.

Поднявшись с кресла, хозяйка отобрала у него рюмку и поставила на стол.

– Проваливай… Ребята, – сказала она в рацию, – проводите господина до машины.

Маугли не шевельнулся. Не двинулся он и при виде охранников с пистолетами.

– Вставай, герой, чё развалился.

Один из парней, видя, что гость не реагирует, продолжая вопросительно смотреть на хозяйку, надвинулся на него грудой мышц, взял огромной пятерней за голову, намереваясь выбросить непонятливого гостя, но осуществить свое намерение не успел. Угрем выскользнув из кресла, Маугли коротко ударил парня в висок и мощным тычком отправил его мгновенно обмякшее тело в руки напарника. Тот поймал его, но не рассчитав вес тела, опустился с ним на пол.

А пистолет первого был уже у Маугли в руках и плотоядно смотрел дулом на струхнувшего охранника.

– Хороший охранник – мертвый охранник, – улыбнулся Маугли. – Опусти ствол, придурок, и верни мне мой. Терпеть не могу чужое оружие… Только аккуратно, двумя пальчиками – не провоцируй меня.

Охранник уложил на ковер своего беспамятного напарника, поднял кверху одну руку, смешно растопырив пальцы, а второй достал из-за пояса пистолет Маугли.

– Отлично. А теперь – мордой в пол и сцепи пальцы на затылке. Дернешься – пристрелю. Мадам, – обратился он к Ирине, которая, вжавшись в кресло, наблюдала за этой сценой, прикусив губки, – вы извините меня за грубость, но вам все же придется поделиться со мной информацией. Если вы будете молчать, я вас убью. Вы верите мне?

Хозяйка кивнула.

– И правильно. Те, кто мне не верил, потом уже не имели возможности исправить эту ошибку. Итак, мадам: насколько хорошо вы знали Гарика Малахова?

К этому моменту Ирина успела взять себя в руки, напряжение спало, и она расслабилась. Налила в бокал еще шампанского и слегка пригубила его.

– Собственно говоря, я его почти не знала. Лишь постольку поскольку. Мы ужинаем в одном ресторане, но в этом нет ничего удивительного: почти все хоть сколько-нибудь значимые в Городе люди ужинают в «Хэль-Хаусе».

– «Хэль-Хаус» – это?.. Я не местный, извините меня, Ирочка.

– Это здешний престижный отель. Иностранцы, деловары, законники, пидоры и лесби – все там варятся в одной тарелке. А Гарик только недавно вернулся с зоны, очень соскучился по женскому телу и, понятно, сразу же вступил в мой клуб. Этот жеребец любит… любил покувыркаться сразу с тремя моими девочками. Он был большой шалун.

– Краб?..

– Он не был моим клиентом. Тоже работал на Круглова, деньги имел хорошие, но предпочитал драть трипперных шлюх с вокзалов.

– Их обоих убил один и тот же человек. Я имею все основания считать, что сделал это некий чечен, невысокого роста, крепкий, раскатывает по городу на «Роллс-Ройсе». Этот Город – провинция, здесь «Роллс-Ройс» и шестисотый «Мерседес» встретишь нечасто. Так что, думаю, ты должна знать, кто это и зачем он это сделал.

– Ничего я не знаю, я могу только предполагать. Зуб на них могли точить лишь два человека – Вепрь и некий Ахмет.

– А разве Вепрь сейчас в Городе? – заинтересовался Маугли, допив остатки своего коньяка.

– Да, он недавно вернулся. Какое-то время считали, что он погиб в Сочи, но он, как всегда, воскрес. Я слышала, что Краб пытался убить его подругу, но, кажется, она выжила. А чечен… Не так давно в Городе объявилась некая Лизавета Ливергант, дочка какого-то сочинского магната. Она этот «Ролле» приперла с собой из Сочи, Ахмет, насколько я понимаю, ее телохранитель. Но он со своими обязанностями не справился. Намедни в «Хэль-Хаусе» разгорелся громкий скандал из-за того, что четверо громил ворвались в номер этой девчонки, изнасиловали ее и едва не убили. Двое из этих громил, я слышала, были Гарик и Краб.

– Значит, Ахмет просто мстит им за свою хозяйку, – сделал вывод Маугли. – А кто были другие двое?

Ирина отвела глаза и причмокнула.

– Тебе обязательно это знать?

– Скажем так: я бы хотел, чтобы ты ответила мне правду.

– Дело в том, что других я почти и не знаю. И вообще я лишь питаюсь слухами. Даже не могу тебе сказать, насколько все это правда, – ты выбрал себе не очень удачный источник информации.

– Не расстраивайся, малыш, если надо, я найду себе другой источник. Итак?

– Был еще с ними человек по кличке Жорж. Кто был четвертым, я не знаю.

– Да ну?..

– Можешь не верить, мне наплевать.

– Ладно, не нервничай. Этой информации мне вполне достаточно. Не буду больше отнимать у тебя время.

На пол полетели магазины из обоих «кольтов», отобранных у охранников, затем Маугли-отбросил их в угол, кинув туда же само оружие.

Потом, держа охранников на мушке, он вышел из гостиной и вскоре уже летел по Центральному проспекту к отелю «Хэль-Хаус».

* * *

– Добрый вечер, – сказал он, обращаясь к худощавому белозубому парню с застывшей на скуластом лице улыбкой, стоявшему за стойкой администратора.

Тот в ответ приветливо кивнул:

– Чем могу быть вам полезен?

Маугли достал из кармана стодолларовую банкноту, положил ее на стойку и, накрыв ладонью, сказал:

– Я разыскиваю одну женщину. Ливергант Елизавета. Я слышал, что она остановилась в вашем отеле.

– У нас достаточно широкий контингент клиентов. – Парень говорил все с той же словно приклеенной улыбкой. – Однако я ничем вам помочь не могу. Она у нас больше не живет.

Маугли со вздохом скомкал банкноту и запихал парню в кармашек жилетки.

– Да, молодой человек, я слышал о происшедшем у вас ЧП. И предполагаю, что госпожа Ливергант находится сейчас на лечении, так?

Парень, довольный столь догадливым и щедрым клиентом, кивнул.

– Однако вон там, – Маугли указал на стоянку у отеля, – я увидел черный «Роллс-Ройс». Он ведь принадлежит ей, не правда ли? Что он здесь делает?

– Видите ли, – улыбка администратора из приветливой превратилась просто в глупую, – дело в том, что хотя госпожа Ливергант у нас не проживает, но она заплатила за месяц вперед, так что… – Он развел руками и покосился на кармашек жилетки, желая, видимо, удостовериться, что купюра все еще там. – В поездке ее сопровождает молодой человек, и он заехал забрать кое-какие вещи. Все вполне законно, на это есть разрешение нашего руководства… если вас интересует.

– Не интересует. В каком номере она остановилась?

– Президентский «люкс», на седьмом этаже, по коридору…

Дослушивать точные координаты президентского номера Маугли не стал. Поднявшись на лифте на седьмой этаж, он без всякого труда отыскал там нужную дверь и, прильнув к ней, прислушался.

Кажется, тихо.

Достав отмычки, с легкостью открыл замок и бесшумно проскользнул в номер.

Здесь кто-то был. Откуда-то доносились посторонние звуки, пыхтение и шорох. Моментально определившись, Маугли шагнул в комнату, на ходу извлекая пистолет, увидел склонившегося над раскрытым чемоданом давешнего чечена и окликнул его:

– Эй, приятель!

Реакция, которая последовала, была вполне естественна, и Маугли ее предвидел.

– И думать забудь, – предупредил он, едва только чечен попытался запустить руку за пазуху. – Башку отстрелю.

Впрочем, ехидный взгляд «бернарделли» был красноречивее всяких слов. Чечен замер. Маугли подошел, ударом в ухо свалил его на пол и, отобрав у него пистолет, бросил ему на грудь подушку. Присев на край кровати, уткнул в подушку ствол. Сказал поучительно:

– Если ты не в курсе, приятель: при таком способе произведения выстрела пороховые газы издают лишь тихий глухой хлопок, который невозможно будет услышать не только в соседнем номере, но даже в соседней комнате. Принцип глушителя, понимаешь?

Чечен кивнул. Он не был испуган или растерян – просто медленно приходил в себя после удара и оценивал ситуацию. Он был профессионал. И особо терять ему, похоже, было нечего.

– Ты Ахмет? – коротко спросил Маугли.

Чечен кивнул.

– А я Маугли. Тридцатый километр Западного тракта, небольшой ручей недалеко от дороги, ивовый куст у ручья и шест с котелком нашего общего знакомого – твоих рук дело?

Зрачки в черных глазах сжались, а белки, наоборот, – едва не вылезли из глазниц. Полыхнули молнии, но, не достигнув лица Маугли, рассеялись в пространстве. На слабонервных, должно быть, это произвело бы потрясающий эффект и вынудило к поспешному бегству: так на хищных насекомых действует угрожающий окрас крыльев бабочки. Но Маугли не был ни слабонервным, ни насекомым, и, заметив, что его пытаются напугать, он только сильнее прижал к подушке пистолет и миролюбиво повторил вопрос:

– Ну?

– Кто ты? – с небольшим акцентом спросил Ахмет.

– У нас что – со слухом проблемы? Я Маугли, и я держу у твоего брюха девятый калибр. Мы будем отвечать или задавать никому не нужные вопросы? Хорошо, подойдем с другой стороны: Гарик Малахов – тоже твоих рук дело?

Продолжительное молчание. Потом вновь вопрос:

– Что тебе надо?

– Ну вот, опять! Я хороший, добрый парень, мне двадцать семь лет, и я хочу знать, зачем ты убил этих двух бедолаг. Считай это просто праздным любопытством.

Что-то не нравилось ему в глазах этого чечена. В них, только что метавших молнии, промелькнула вдруг какая-то горечь, Маугли с удивлением заметил в самой их глубине близкие слезы.

– Ну-ну, приятель, без сантиментов. Давай быстренько покончим с этим, и я уйду.

Немного помолчав, Ахмет ответил:

– Они шакалы. Они обесчестили и хотели убить дорогого мне человека.

– Верю! – улыбнулся Маугли. – Это совпадает с известными мне фактами. Тогда пойдем далее: причем здесь Вепрь?

Слезы мгновенно куда-то исчезли, вновь замелькали многочисленные молнии. С погодой у Ахмета в голове был явный непорядок.

– Вепрь уже ни при чем. Вепрь мертв.

Маугли с удовольствием расхохотался.

– И кто же это сделал, если не секрет?

– Ахмет.

Маугли снова расхохотался.

– Ты? Ты со мной не смог справиться, а говоришь, что убил Вепря? Смешной ты человек, Ахмет, право слово! Однако ж я на этот счет имею иные сведения. Я слышал, он тоже имел зуб на эту лихую четверку.

По этому поводу Ахмет ответить ему ничего не мог. Все это время он был настолько увлечен мыслями о мщении, что его не интересовали события, не связанные с его делом, и о дальнейшей судьбе Славянки Морозовой ему ничего не было известно.

– Можешь мне не верить, но человека по кличке Вепрь в природе уже не существует. И это сделал я! Если хочешь убить меня, стреляй быстрее.

– Ты мне не нужен, Ахмет. Мне нужен другой человек, и я хочу, чтобы ты помог мне. Кажется, Краб с Гариком работали на Круглова? Мне надо знать, где его берлога.

Ахмет с горечью усмехнулся.

– Адрес могу назвать тебе хоть сейчас, но пользы от этого будет не много. Круглов исчез.

Оп! Это что-то новенькое.

– Он уехал вчера утром, за весь день ни разу не позвонил своей жене, не оповестил охрану и до сих пор так и не объявился. В доме его большой переполох, он никогда не позволял себе действовать так необдуманно. Охрана личности, брат, дело серьезное. Стоит хотя бы раз дать телохранителям понять, что ты запросто можешь, не поставив их в известность, гульнуть где-нибудь ночку-другую, как бдительность будет утрачена.

И когда тебе действительно понадобится помощь, ты ее не дождешься. Круглов не мог себе этого позволить. Он вкладывал в свою охрану сумасшедшие деньги, требовал от них железной дисциплины и сам вел себя соответственно… Короче – он исчез. И что с ним – никому не известно.

Вести долгие разговоры больше было ни к чему.

– Адрес? – последовал короткий вопрос.

– Зеленый проезд, 117. Большой кирпичный дом по правую руку, если ехать из центра. Ничего ты там не найдешь. Только женушку-алкоголичку, да толпу бестолково суетящихся охранников.

Маугли рывком поднялся с кровати.

– Что ж, спасибо и на этом… Да, кстати о Вепре. Если ты такой крутой, то, может, скажешь мне, где он остановился в Городе на этот раз?

– Вепрь мертв, – устало ответил Ахмет.

– И все же?

– У своей приемной матери – Нечаева Ольга Николаевна. Это на левом берегу, улица…

– Да, я знаю. Бывай, Ахмет…

Шлепок по щеке и шаг к дверям. В спину послышался вопрос:

– Зачем тебе нужен Круглов, мальчишка?

Широкая кривая ухмылка в ответ.

– А зачем тебе нужен был Гарик?

* * *

После того как Маугли покинул президентский номер, Ахмет с остервенением откинул в сторону подушку, поднялся с пола и кинулся проверять чемодан. Давешний непрошеный гость вроде бы ничего не искал в номере, но на Аллаха надейся, а верблюда привязывай.

Компакт-диск был на месте. Вот и прекрасно. Значит, гость им не интересуется. Ну и правильно. Нечего совать нос туда, куда не просят. Вряд ли он что-либо понял бы из этого диска, да и доступа у него нет, но не хотелось, чтобы он прочел «черный список». Прочитав его, самый последний подонок в Городе, как и в других местах, немедленно стал бы на сторону ФСБ.

«Черный список» прилагался к «Прелести». Существовал он, однако, и у законников в Конвенте, являя собой перечень тех городов мира, которые надлежало принести в жертву, в случае если в установленный срок оговоренная сумма контрибуции не будет выплачена. В том, что это все же случится, сомнений ни у кого не было – как бы ни была высока ставка, а у шантажируемых правительств всегда будет оставаться мыслишка: а не блеф ли все это? Огромный, тщательно спланированный, отработанный по всем мелочам блеф? Находясь в подземном бункере^ способном выдержать прямое попадание ядерной бомбы, всегда можно позволить себе толику сомнений. И вот на этот случай, если сомнение все же возьмет верх над страхом, и был создан «черный список».

Десяти государствам, будет выдвинут ультиматум. Десять пар городов – по два на государство – весь срок ультиматума будут находиться под прицелом. Около пятидесяти миллионов человек в случае недопонимания их правительствами серьезности ситуации заживо сгорят в ядерном пожаре.

Пятьдесят миллионов человеческих жизней (для начала) – стоят ли они пяти триллионов долларов? Думается, что властьдержащие решат все-таки, что стоят они гораздо больше. Ну а если нет… Что ж, они воочию убедятся, что все это вовсе не блеф!

Убедившись, что компакт-диск на месте, Ахмет закрыл чемодан, подобрал закинутый под кровать пистолет и торопливо покинул номер.

Огляделся, словно затравленный зверь. В конце коридора промелькнула горничная. Из соседнего номера вышел пожилой американец (Ахмет видел его впервые в жизни, но не сомневался – было в лице мужчины что-то американское), мельком глянул на Ахмета и, белозубо улыбнувшись, направился к лифту.

Езжай, Джон, а мы непривередливые – спустимся по лестнице.

Спустившись по пустынным лестничным пролетам на первый этаж, кавказец подошел к администратору. Парень за стойкой смотрел на него со своей вечной улыбкой. Ахмет был мрачен.

– Минут двадцать назад, – сказал он, – к тебе подошел человек, заплатил хорошие деньги, а взамен попросил назвать номер, в котором остановилась госпожа Ливергант. Ты взял деньги и назвал номер…

Он не спрашивал, он констатировал факты.

Парень, не убирая с лица улыбки, замахал руками:

– Нет-нет, что вы, мы не…

Замолчать его заставил сильный удар в лицо. Администратор отшатнулся, хватаясь за стойку.

– В другое время и д другом месте я бы тебя зарезал. Вот, забери. – Ахмет кинул на стойку ключи. – Мы съезжаем.

Резко развернувшись, он подхватил с пола чемодан и шагнул к выходу.

Но вдруг замер. Снаружи, к стеклянным дверям парадного входа подошли трое. В глаза почему-то бросилось, что одеты они в одинаковые черные костюмы, сидящие словно влитые. И еще одну мелочь сразу же отметил его натренированный глаз: слева под мышками у них оттопыривались пиджаки.

Но это еще полбеды. Один из мужчин показался ему знакомым.

Где ты его видел, Ахмет? Вспоминай, вспоминай скорее, они уже входят…

Они вошли. Двое остались стоять у входа, по обе стороны. А третий, не задерживаясь, направился к стойке. Уверенно так, полы пиджака развеваются, узел галстука слегка ослаблен.

Один шаг. Другой.

Смотрит в пол.

Третий шаг. Начинает поднимать голову.

Память мгновенно проясняется – видятся волны Черного моря, стоящий на рейде океанский лайнер «Николай Рылеев» и каюта… «Ладно, джентльмены, оставим эту игру в джеймсов бондов… Глупенький. Сосунок – он и есть сосунок».

Сосунок!

Он поднял глаза, и взгляды их встретились.

Ну же, Ахмет!

Это было словно игра «кто первый». Не расцепляя взглядов, они одновременно выхватили оружие. В падении каждый произвел по одному выстрелу. Громилы у дверей присели. Парень за стойкой рухнул на пол как подкошенный.

Выстрелив еще два раза наугад, Ахмет откатился в сторону и, не выпуская из рук чемодана, кинулся к лестнице.

Наверх, наверх. У дверей одного из номеров мирно разговаривают мужчина и женщина. Китайцы. До них далеко, ни за что не успеть добежать к тому моменту, когда Сосунок выбежит на этаж, прицелится и выстрелит.

Выше. Небольшая шумная компания молоденьких девчонок, скорее всего, проституток: есть в них что-то совковое, что не замазать косметикой «Макс Фактор» и не спрятать под дорогими тряпками. Впрочем, толку с них тоже не будет – шмары прожженные, пуганные: увидев взлетевшего по лестнице человека с пистолетом, завизжали и бросились кто куда.

Выше, еще выше. Ага, вот то, что надо! Горничная выходит из дверей номера, где, вероятно, только что убралась, и достает ключи. Собралась закрывать двери. До нее всего каких-то пять метров.

– Стой! – крикнул Ахмет, кидаясь к ней. – Замри, сука!

В ответ – ни звука, только перекошенное страхом лицо восемнадцатилетней девчонки. Пинок в двери, петли жалобно пискнули. Девица тычком в лицо заброшена в номер. Упала на пол, да так неудачно – лицом. Только кровь брызнула. Нос разбила? Ничего, девочка, до свадьбы заживет.

Подхватив ее, как котенка, затащил в комнату и прижал к себе – ей не вырваться, да и пистолет упирается в шею с такой силой, что девушка лишь постанывает. Однако ему плевать на нее. Бросив чемодан на кровать, он одной рукой торопливо расстегивает застежки.

Черт, одной рукой не получается! А за дверями уже слышен топот ног.

Можешь не спешить, Сосунок, ничего ты от меня не получишь… О Аллах, да что же это за застежки такие! Ага, поддались. Крышку – долой, шмотки – долой… Диск. Вот он. Коробку – долой. Красивая, переливающаяся на свету пятнадцатидюймовая пластиночка. Очень красивая. Просто прелесть! Во всех смыслах.

– Не двигайся, Ахмет! И отпусти девчонку!

Вот они! Трое в черном вломились в номер и замерли на пороге. Три пистолета направлены на него, и пальцы готовы вот-вот надавить на спусковые крючки. Но они не надавят. Ахмет знает, что тоже успеет выстрелить, и черепная коробка у девчонки взлетит на воздух прежде, чем он умрет.

Ахмет рассмеялся.

– Какая у нас с тобой горячая встреча получилась, а, Сосунок? Жаль, что я не прирезал тебя там, на «Рылееве». А мне так хотелось сделать это! Без Вепря ты был там никто. Одно слово – Сосунок…

Говоря эти слова, он бросил компакт-диск на трюмо, ударом о стену отколол горлышко у бутылочки с одеколоном и выплеснул его содержимое на диск. С диким хохотом поднес зажигалку.

Сосунок молчал.

Диск плавился. Язычки синего пламени за считанные секунды слизали с него все шестьсот мегабайт информации, и вскоре от того, что когда-то называлось «Прелестью», остался только кусочек шлака.

– Все! – сказал Ахмет. – Хэппи-энд.

Он отбросил пистолет и отпустил горничную, пребывавшую в полуобморочном состоянии.

Вытянул руки вперед, держа ладони раскрытыми.

– Арестуй меня, Сосунок. Может, я и раскаюсь.

Сосунок опустил пистолет. Молча кивнул головой своим громилам: «Взять его» – и вышел из номера.

Глава третья

Звон, какой-то занудный, тоньше комариного писка, стоял кругом.

Или даже нет, не кругом, а внутри, под черепной коробкой, и хотелось выключить его, как опостылевший звонок будильника поутру, но подсознание подсказывало, что сделать это невозможно. Надо терпеть.

И приходилось терпеть, превозмогая боль и муки истерзанной психики, с сожалением осознавая, что отключить чертов будильник на самом деле невозможно.

Есть боль. Страшная боль в нижней половине беспомощного тела, причем трудно определить, сломаны ли это голени, бедра или же по нижним позвонкам прошла микроскопическая трещина, равнозначная холодному слову – смерть.

Но это была не смерть. Он был жив, а еще через мгновение понял, что может двигаться, но едва он шевельнулся, как звон был погребен в мозгу ударом молота по медному гонгу.

Боль в теле мгновенно исчезла, вернее, ее заслонила еще более страшная боль в голове. И словно бы в глухом февральском буране он услышал собственный отупленный стон.

Однако жизнь возвращалась к нему, вместе с болью и гулом. Попробовав сжать пальцы правой руки в кулак, он вспомнил, что такое уже было с ним, и не раз. Он даже мог назвать точное число – четыре раза.

Этот – пятый.

Собрав в комок всю свою волю, он открыл глаза.

Свет ослепил, грубыми мозолистыми пальцами ткнул в глазные яблоки, и после этой секундной вспышки пришла слепота.

Ненадолго.

На полминуты. Потом глаза притерпелись, зрачки сузились и первое, что он увидел, было облако, похожее на пуховое одеяло, разодранное дикой кошкой в клочья.

Мысль о кошке, возможно, пришла ему в голову потому, что это разодранное облако-одеяло напоминало кошку, рысь или даже стилизованного льва с небесными пятнами на спине. Лохматая когтистая лапа была занесена для удара. Из открытой пасти торчали клыки и летела пена.

Я жив, сказал он себе. Я жив, я вижу и…

Он сжал кулак вместе с пучком травы и поднес его к лицу.

И я могу двигать руками!

По травинке метнулся насмерть перепуганный паучок, наткнулся на палец, секунду постоял, что-то пытаясь сообразить своим паучьим умишком, и сломя голову побежал обратно. Скользнув на запястье, рванулся было вперед, к локтевому сгибу, но, наткнувшись на браслет часов, снова замер. Тогда он поднял вторую руку и щелчком отправил паучка в путешествие по ветру.

Ветер?

Нет, не ветер, а так, ветерок. Слабенький утренний бриз, и неясно, почему он так гудит и овевает жаром. А может, здесь дело не в ветре, а в чем-то другом?

Он попробовал приподнять голову. Не без труда, но это ему удалось, несмотря на то, что мир вокруг него сразу же поплыл вбок и подступила тошнота.

Это нестрашно, сказал он себе. Сейчас пройдет. Такое случается, когда долгое время лежишь, запрокинув голову, с сотрясением мозга.

А может, все не так уж печально? Может, никакого сотрясения нет?

Поборов тошноту, он приподнялся еще немного и оперся на локти. Головокружение понемногу улеглось, мир перестал плыть и окончательно очистился от тумана. И сразу же стало ясно, откуда ветер приносил гул и жар.

Метрах в пяти от него, под старой, покрытой смоляными шрамами и грязным мхом березой, горел автомобиль. Вернее, догорал. Он был уже полностью покрыт копотью, по его поверхности то и дело пробегали сине-зеленые язычки пламени, словно отыскивая на несчастной машине место, еще не поддавшееся огню. Собственно, автомобиля не было, был только эфемерный каркас из раскаленного шлака, который стоило ткнуть пальцем, и он тут же осыпался бы на траву дымящейся трухой.

По всей видимости, когда-то это было очень неплохим «БМВ». И что самое обидное – его «БМВ».

Это чертовски удручало.

Прислушавшись к себе и сообразив, что до сих пор не вспомнил, кто он и как здесь очутился, он вдруг подумал, что это чертовски забавно: лишившись памяти, сожалеть об утраченной машине стоимостью в двести тысяч долларов…

Двести тысяч?

Он распрямил руки и сел. Двести тысяч долларов. Откуда у него всплыла эта цифра?

Постой, не суетись, сказал он себе. Разберись во всем спокойно, и ты вспомнишь все. А для начала оглядись, сориентируйся и проверь, способен ли ты ходить или в самом деле у тебя что-то с позвоночником. Память, дружище, будет тебе ни к чему, если ко всему еще ты окажешься парализованным.

Слегка согнув ноги в коленях, он попробовал пошевелить пальцами на ногах. Получилось, но с трудом: обут он был в тесные кожаные туфли.

Он прищурился: туфли были довольно дорогие. Хотя удивляться тут нечему – на «БМВ» стоимостью двести тысяч долларов в драных кедах не ездят.

Деньги, надо полагать, у меня водятся, подумал он. Это уже неплохо. Есть надежда, что с голоду я не помру.

Стоило только об этом подумать, как в желудке требовательно заурчало. Организм требовал подзарядки.

Помогая себе плечами, он неспешно повернулся налево, направо, слегка наклонился вперед

(в затылке что-то щелкнуло, и в голове сделалось ясно-ясно, как зимним морозным днем в чистом поле).

– Отлично! – сказал он вслух и сам удивился звуку своего голоса. Он был абсолютно незнакомый и какой-то вялый.

– Отлично, – повторил он, прислушиваясь к самому себе и пытаясь поменять интонацию. – Отлично. Вот так-то лучше. А теперь назови мне свое имя, земляк, и мы станем с тобой ба-альшими друзьями…

Никто ему, однако, не ответил – внешний мир и подсознание молчали. Имени своего, друзей он не помнил. Где живет, не знал.

Приятного в этом было мало.

Амнезия, мысленно произнес он слово, давно крутившееся глубоко в подсознании. Тысячу раз слышал об этом, но как-то не думал, что придется попробовать самому.

С кряхтением, упершись кулаками в траву, он встал на ноги. Разогнулся. Голова снова слегка закружилась, но быстро унялась, и он, благословив Господа, огляделся.

Та-ак, кажется ситуация проясняется. Метрах в тридцати от дерева, под которым пребывала его сгоревшая машина, проходила дорога.

Сколько же необходимо времени, чтобы огонь превратил автомобиль в труху? Минут десять? Пятнадцать? Точно сказать трудно – не помню, чтобы когда-нибудь наблюдал за горящим автомобилем, но не думаю, чтобы это слишком долго длилось. Значит, пятнадцать минут. И до сих пор никто не остановился и не спустился в кювет, чтобы поинтересоваться, что здесь произошло? Сомнительно. Или дорога чересчур пустынная?

Едва он успел об этом подумать, как услышал шорох шин по асфальту, скрип тормозов и увидел на обочине ярко-красную «девятку», с тонированными стеклами, казавшимися вратами в черную дыру.

Уже кое-что, подумал он. И принялся приводить себя в порядок: отряхнул смятые, заскорузлые от крови брюки, шлепнул пару раз по рукаву кашемирового пиджака («Я что – новый русский?»), поморщившись от боли. Все-таки тело у него было здорово отбито.

Он посмотрел на часы. Начало восьмого. Утра, надо полагать. Часы «Роллекс». Покачав головой, он взялся за пиджак, чтобы застегнуть пуговицы, но их не обнаружил (оторвались, наверное, когда вылетал из машины через лобовое стекло), зато обнаружил за поясом пистолет. ТТ 1951 года. Он, надо полагать, и поотшибал ему бока при падении.

Присвистнув, он запахнул пиджак, повернулся к вышедшему из «девятки» человеку.

Я наемный убийца, не иначе, подумал он. Или агент каких-нибудь… этих… западных спецслужб. Бонд моя фамилия.

Между тем мужчина спустился в кювет, закуривая на ходу сигарету. Он оказался бритоголовым квадратным парнем лет двадцати пяти, в тяжелых ботинках не менее сорок шестого размера, а длинный кожаный плащ запросто мог служить неплохим чехлом для какой-нибудь японской малолитражки.

Водитель встал рядом с ним, оттопырив нижнюю губу, выпустил дым и спросил скрипучим, подходящим к его внешности голосом:

– Да, братан, влетел ты. Неплохая у тебя тачка… была. Сам-то цел?

– Сам не знаю. Ноги ходят, руки шевелятся. Голова соображает туго, но пока не знаю, от удара это или так было всегда.

Парень покосился на него с подозрением.

– Похоже, чувство юмора у тебя не отшибло, – усмехнулся он немного погодя. – Знаешь, тебе не мешало бы умыться, на тебя смотреть страшно.

– А что так?

– Да нет, ничего. Может, «скорую» вызвать?

Что-то подсказывало, что «скорая» не нужна.

– Интересно, как это ты умудрился слететь с трассы? – начал рассуждать парень, подойдя к тому, что осталось от машины, и сделав вокруг нее круг почета. – Участок этот спокойный, несложный… Может, кто подрезал, а? И смотался, падла. Ты, случайно, не запомнил его номер?

Парень, видимо, был из тех, кому ответы не требовались, его вполне устраивали собственные выводы.

– Нет, не запомнил, – ответил он парню.

Тут вдруг в голове слегка прояснилось, и он понял, что ему сейчас надо. Хотя додуматься до этого несложно: когда машина твоя сгорает дотла, с мозгами у тебя явный непорядок и очухиваешься ты с полной потерей памяти в чистом поле, первым твоим желанием будет вернуться в город, который, думается, твой родной и где что- то и всплывет у тебя в памяти, похожей сейчас на дискету, положенную рядом с мощным магнитом.

– Земляк, у меня к тебе просьба. Мне надо в город, ты меня не подбросишь?

Парень, посмотрев на него с изучающим прищуром, щелчком отбросил окурок.

– Вообще-то, братан, я еду в обратную сторону и очень тороплюсь.

Пришлось со вздохом лезть во внутренний карман пиджака и шарить там в поисках чего-нибудь полезного.

Ага, что-то есть. Большой кожаный бумажник, увесистый такой, солидный, в таком наверняка найдется что-то нужное. Например, какие-нибудь документы – паспорт там, водительские права («Должны же у меня быть и права, раз я ехал на машине?»), ну и, конечно, деньги. На то он и бумажник.

Раскрыв бумажник, он принялся перебирать бумажки. И через минуту был окончательно сбит с толку. Паспорт там действительно был, и даже не один. Два паспорта. Один – на имя Русецкого Владимира Ивановича, шестьдесят восьмого года рождения, русский, не женат, прописка городская («Добролюбова, 128 – это где такое?»), второй – на Ковригина Юрия Васильевича. Все данные те же самые, только прописка зареченская. Водительские права тоже нашлись, и были они на имя Орлова Геннадия Михайловича. И что самое интересное – были еще красные корочки старшего оперуполномоченного уголовного розыска, тоже на имя Ковригина. Фотография на всех документах была одна и та же – смуглое безусое лицо с широкими скулами, короткими темными волосами и пронзительными глазами, лезущими прямо в душу.

«Фото мое, как я понимаю, – подумал он. Ну и рожа у тебя, парень! Точно, ты мент».

Усмехнувшись, он принялся дальше копаться в бумажнике. И тут же нашлись деньги. Небольшая стопка стотысячных купюр в российской валюте и солидная пачка зеленых билетов федерального банка США различного номинала.

Отлично, пригодятся. Отложив деньги, он залез в один из кармашков бумажника и извлек несколько визитных карточек. Три визитки, все на того же Русецкого, с указанием адреса и логотипа некой компании «Терра Нова», и еще две – на Комова Сергея Алексеевича. Без адреса, а телефон тот же, что у Русецкого.

Последовал глубокий вздох окончательно запутавшегося человека. Бумажник был полон самых разных бумаг, но перебирать их сейчас не имело смысла…

– Мне нужно в город, – снова сказал он. – Я тебе заплачу.      '

Он извлек пачку долларов и шлепнул ею по ладони.

– Сколько тебе надо?

Парень подошел к нему и помотал головой.

– Нет, братан, зачем мне твои деньги? А вот «Роллекс» меня вполне устроит.

Подумалось: «Губа у тебя не дура», но тут же снял часы и отдал их парню. Тот, сняв свой «Ориент», уронил его в карман плаща и нацепил «Роллекс». Лицо его сияло.

– Спасибо, братан. Знаешь, тут совсем рядом есть небольшой ложок, и там пруд. Тебе надо умыться. Видишь во-он ту рощицу? – Парень показал куда-то вглубь полей. – Там ты сможешь привести себя в порядок. Сейчас я спущусь сюда на машине и довезу тебя…

– А не увязнешь? Кто их знает, поля эти…

– Ха! На моей «девятке» передок гребет, как у трактора. Да и вон там к пруду накатана дорога. Проедем. Пошли.

Они поднялись по довольно крутому откосу и подошли к «девятке». И тут словно что-то кольнуло его в грудь. Какое-то предчувствие напомнило о чем-то, что в момент аварии вылетело у него из головы вместе со всем остальным. Это было что-то важное…

«Ты не мент, – подумалось ему: – И напоминать им о себе совершенно необязательно».

– Одну минуту, – попросил он парня и вернулся на обочину.

Вынул из-за пояса пистолет и, почти не целясь, влепил две пули в то, что осталось от его машины.

Обугленный остов вздрогнул и рассыпался в прах! Словно тут и не было никакого автомобиля. Только выжженная трава и куча шлака на ней остались от «БМВ».

Ветер поднял золу над землей, скрутил в маленький смерч и понес зигзагами прочь.

– Тоже верно, – заметил парень из-за плеча. – Нечего их жалеть… Ну что, поехали?

Кивок головы в знак согласия, и они сели в машину, набитую картонными коробками. «Девятка», поскрипывая пластиковой панелью и шурша коробками, проехала по засыпанной гравием обочине метров тридцать вперед и, свернув на дорогу, съехала вниз. Притопив газ, они устремились вдоль рощиц к обещанному пруду. Метров через триста увидели небольшой лог, похожий на суповую тарелку, а на самом дне его – остатки вчерашнего рассольника. Что только не плавало в пруду том – ржавые бочки, велосипедные колеса, скрученные в великолепные «восьмерки», рамы от тех же велосипедов, корыта, сетки от панцирных кроватей, изодранные крокодиловые чемоданы, забитые всяким хламом невыясненного назначения, гнилые доски.

Вода, впрочем, была относительно чистая.

Подойдя к берегу, он скинул пиджак на траву и склонился над водой.

Да-а, парень, умыться тебе в самом деле не мешало бы. Не лицо, а сплошь кровавая маска. Уже начала запекаться и стягивать кожу. Щеки исцарапаны, а на лбу довольно солидный порез, кровь из которого сочится до сих пор.

Ты легко отделался, дружище, сказал он себе. Все могло кончиться гораздо хуже. Однако как же ты все-таки изловчился слететь с трассы? Водитель ты неплохой, я же чувствую это. И пьян ты не был. Подрезали на обгоне? Вряд ли, с такой машиной вылез бы. Уснул за рулем? Всякое бывает, тебе и сейчас спать хочется. Не спал ты, видно, долго.

Но, с другой стороны, два паспорта в кармане? Плюс права, плюс удостоверение какого-то опера – и все на разные имена при одной фотографии. И куча денег. И ствол за поясом…

Пригоршней зачерпнув воду, он аккуратно, чтобы не разбередить порезы, ополоснул лицо. Потом, сняв рубашку, освежился до пояса. Вода была холодная, как и положено ранним утром в конце сентября…

Однако… Что сейчас конец сентября ты помнишь. Вернее, осознаешь это автоматически, подсознанием, очевидно, информация подобного рода хранится в каких-то других ячейках мозга, нежели идентификация собственной личности.

Итак, сейчас сентябрь. А правильнее – его конец. А число сегодня…

Он развернулся к притихшему за его спиной парню.

– Какое сегодня число?

Тот слегка опешил, что-то прошлепал своими похожими на лепешки губами и притих в задумчивости.

– Число, число… – зашептал он. – Какое же число? Двадцать какое-то, а вот сказать точно…

– То есть не помнишь? – Это принесло некоторое облегчение. – Ну и хорошо, что не помнишь. Я тоже не помню, значит, это нормально. Не напрягайся.

– Тридцатое сегодня! – выкрикнул парень. – Точно, тридцатое! Сегодня я должен развезти товар по алтайским точкам, а завтра вернуться в Город на свадьбу к Лелику!

Сказано все это было с таким темпераментом, словно от этого зависела его жизнь. Напряженное лицо, казалось, вот-вот лопнет от натуги. Оставалось только нравоучительно поднять перст и молвить:

– «Не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться. Душа не больше ли пищи, и тело – одежды?»

Если уж его собственному удивлению не было предела («Откуда, черт возьми, я это откопал?»), то парня он просто ошеломил.

– Ты это к чему?

– К тому, земляк, что мне не помешало бы переодеться. Не появляться же мне в Городе в окровавленных одеждах, правильно? Здесь нет поблизости какого-нибудь магазинчика?

– А, вон ты о чем! Да, одежду свою ты можешь смело выкидывать. А кашемира не жалко?

В ответ последовала короткая усмешка, вслед за которой он поднял с травы пиджак, вынул бумажник, обстучал на всякий случай карманы и, ничего больше в них не обнаружив, бросил тряпье в воду.

– Нет вещи – нет и проблемы, что с ней делать… Так как насчет магазинчика?

– Не нужен магазинчик, – отозвался парень. – Я везу на Алтай товар, и у меня для тебя кое-что найдется.

Он вынул из салона одну из коробок, поставил ее на капот и, достав из кармана выкидной нож, срезал скотч.

– Что у тебя там?

– У меня тут много чего. Джинсы. «Кэлвин Кляйн», «Ливайс», «Версаче». Спортивные костюмы – чистый «Адидас», никакого Китая.

Достав из коробки спортивный костюм в шуршащем пакете, парень кинул его на капот.

– Сорок восьмой размер. Как раз на тебя.

Переодевание заняло пару минут. На курточке радовало наличие капюшона, а на штанах – завязок, без которых ТТ не хотел держаться на поясе и проваливался в штанину.

Пара упражнений для проверки гибкости ноющего тела.

– И что я тебе должен за это удовольствие? Или это уже вошло в стоимость услуг?

– Вошло. Можешь считать это подарком от фирмы. Триста баксов, и мы квиты.

Он со вздохом раскрыл бумажник, достал три стодолларовые купюры и засунул их парню в карман кожаного плаща. Мимоходом выудил оттуда часы и надел их.

– Не могу без тиканья. Оно меня успокаивает… Все, можно ехать, земляк, что ты рот раскрыл?

Пока ехали, разговорились. Парня звали Геннадием, и, чтобы избавиться от лишних вопросов, он назвался точно так же и в доказательство продемонстрировал водительские права. Водитель, мельком видевший у него кучу документов, улыбнулся, покачав головой:

– Можешь не показывать. Мне абсолютно все равно, кто ты есть.

– И то верно, – отозвался он. – Главное, что я оказался кредитоспособен, правильно?

– Вот именно… А тебе в городе куда конкретно надо? Говори, не стесняйся, я довезу.

– Конкретно? Конкретно – никуда. Вези в центр, к цирку, там я и сойду.

– Ладом, братишка…

Зачем ему надо именно к цирку, он и сам не знал. Просто условно выбрал его как точку отсчета в той системе координат, которую избрал для поисков своей утраченной личности. В принципе это могло быть любое другое место в Городе – слава Богу, что его-то он помнил хорошо.

Не знал он, к примеру, собственный адрес («Но где-то же я жил, черт возьми, не под забором ночевал?»). Не помнил школу, хотя что-то крутилось в голове, какое-то неясное видение – зима, буран, теплый класс, молоденькая учительница с длинными волосами, казавшаяся ужасно взрослой и серьезной… И еще виделась ему какая-то девушка лет двадцати трех, но почему-то в пионерском галстуке, плачущая.

Стоп! Какое, к черту, детство! Ты собственного имени вспомнить не можешь, а пытаешься забраться в какие-то дебри. Начни с нуля. Покопайся в бумажнике, может, найдешь плохонькую зацепку. Позвони по всем телефонам, какие там есть, наверняка тебя кто-то знает, помнит, может быть, даже любит… Хотя сомнительно. Человека с кучей имен, в кашемировом пиджаке и стволом за поясом вряд ли будет кто-то любить.

Однако конченым человеком он себя отнюдь не чувствовал…

– Генаша, притормози вон там, перед поворотом. Я приехал.

Шмыгнув носом, Геннадий съехал на обочину.

– Ну что, братан, до свидания, что ли? Может, еще свидимся, и ты меня тоже выручишь. Я смотрю, парень ты крутой.

– О чем разговор, Генаша, конечно, выручу. Ибо сказано: «Кто не против вас, тот за вас».

И снова парень посмотрел на него с подозрением.

– Я не пойму, ты что, священник?

– Да я и сам не пойму. Может, просто Библии начитался, как ты полагаешь?

– Возможно. Но видок у тебя того… не библейский. Вся морда в шрамах.

– Это проходяще, поверь мне. А может, я занимался самоистязанием во имя Господа?

Геннадий рассмеялся, а он вышел из машины и, попрощавшись, захлопнул дверцу. Подошел к парапету, окружающему здание цирка, и, облокотившись на него, вынул из кармана бумажник.

Итак, начнем копать. Два паспорта, ментовское удостоверение и права. Везде моя морда. Явно, что гражданин я не очень законопослушный. Вооружен и очень опасен… А это что?

Он достал из кармашка бумажника сложенный вчетверо лист.

Ага, адрес: «Улица Кленов, 12-4». Адрес, естественно, не мой. Зачем записывать собственный адрес и хранить его в бумажнике? Или я и раньше страдал провалами памяти? Ха-ха-ха… Кстати, тут есть приписка: «Трохин Вениамин Андреевич». Надо будет наведаться на улицу Кленов – уж этот Трохин наверняка сможет объяснить мне, кто я такой. Но это не сразу. С места в карьер весьма опасно, учитывая мое темное прошлое.

Так, что тут у нас еще имеется? Еще какой-то клочок… «30-40-50. Рабочий Эдика».

Телефон – это уже неплохо. Можно кое-что выяснить, никому не показываясь на глаза. Это тоже возьмем на заметку, хотя торопиться не будем. Телефон – всего лишь комбинация цифр и никакой информации о его обладателе не несет.

Отложим.

А пока двинемся дальше. Выдранный из ежедневника листок. Слегка мятый, с голубой окантовкой. На нем торопливая надпись жирным грифелем: «74-35-55 – Шершень у Софьи. 207-206 – Шершень в «Хэль-Хаусе». Так-так-так…

Это название – «Хэль-Хаус» – вызвало в его памяти некое движение. Он чувствовал, что раньше название отеля было у него на устах довольно часто.

Может быть, я жил в этом отеле? Судя по всему, я вполне мог себе это позволить. А если за мной и сейчас там еще сохранился номер?

А кто такой Шершень? Кличка, разумеется, чертовски знакомая. Рассудим так: в «Хэль-Хаусе» его берлога, а таинственная Софья – его подруга, к которой он время от времени наведывается. Схема самая простенькая.

Ну что ж, Шершень так Шершень. Начнем с него.

Купив в лотке жетоны, он подошел к ближайшему автомату и, держа листок из ежедневника перед глазами, набрал номер под пометкой «Шершень в «Хэль-Хаусе».

Трубку сняли быстро. Но почему-то не сказали ни слова. Он дунул в микрофон:

– Алло, вы меня слышите?

В трубку кто-то дышал, продолжая молчать. Потом этот некто постучал чем-то, видимо, ногтем по трубке.

– Где Шершень? – спросил он резко.

Дыхание стихло на некоторое время, издалека послышался чей-то голос, а затем из трубки донеслось устало:

– Слушаю.

– Шершень? – спросил он.

– Да, Вепрь, это я. Ты что, перестал узнавать мой голос? Что-то случилось?

Нет, парнишка, ничего особенного не случилось. Кроме того, разумеется, что я улетел с дороги и потерял память. И как это ты меня назвал? Вепрь? Тоже очень знакомая кличка. Имени моего, впрочем, она не проясняет, но теперь я хоть как-то смогу себя называть.

Вепрь. Когда он переодевался у пруда, обратил внимание на татуировку у себя под сердцем – свирепое щетинистое животное, бугристое от мышц. Вепрь. Не из-за этой ли татуировки он заработал свое прозвище? Или наоборот – сделал по прозвищу татуировку?

Это не суть важно, главное – его узнали. Надо было с чего-то начинать разговор. Помолчав, спросил:

– Кто это брал трубку?

Человек на том конце провода удивился.

– Ты что, Вепрь, не похмелился? Сонька, конечно, кто же еще?

– Да? А что это она сегодня у тебя такая неприветливая?

Этот вопрос был излишним. Он это понял по тому, что Шершень на какое-то время замолчал. Даже по его дыханию понятно, что он пребывает в глубочайшем удивлении. Потом он спросил как-то чересчур уж осторожно:

– Что с тобой, Вепрь? Все в порядке?

– Не то чтобы все было очень плохо, но есть одна проблема. Мне надо встретиться с тобой.

– Где и когда?

– Давай в отеле. В ресторане, через полчаса. Устроит?

– Вполне.

– Ну и прекрасно. До встречи.

Он повесил трубку и повернулся, выискивая глазами такси. Отойдя от парапета, вышел к перекрестку и махнул рукой первой же попавшейся машине.

Значит, я – Вепрь, сказал он себе, усаживаясь на заднее сиденье «Ниссана» с помятой мордой. Звучит не очень – то же самое, что обозвать человека свиньей. Ну что же, клички даром не дают, значит, ты ее заработал.

Вскоре водитель «Ниссана» остановил машину напротив отеля, получил обещанные деньги, и через несколько минут Вепрь уже сидел в пустом ресторане в ожидании заказанного завтрака. В зале кроме него было только два посетителя – широкий бородатый господин в дорогом костюме, разговаривающий с официантом на каком-то скандинавском языке, и пожилая дама, с неприступным видом поглощавшая яичницу с беконом. Никого, кто мог бы называться Шершнем, здесь не было.

И еще он обратил внимание на одну деталь. Официант его узнал. Это был незнакомый ему высокий парень лет двадцати трех – двадцати пяти, с левой стороны его красной жилетки висела карточка с именем «Владимир». Он довольно- таки приветливо поздоровался с ним, поинтересовался о делах и, видя встречную доброжелательность, перешел на «ты» и осведомился о заказе.

– По твоему усмотрению, Володя, – ответил он, гадая, действительно ли они знакомы или здесь так принято общаться с клиентами. – И принеси мне что-нибудь выпить. Только учти – я очень, очень голоден.

– Уно моменто, – последовал ответ общительного официанта. – Испанский суп с языком поросенка, рулет из тунца и грибной салат с овощами? И шотландское, я угадал?

– Пойдет. Только поторопись, если не хочешь, чтобы я помер с голоду прямо за этим столиком.

– Уже бегу. Виски и салат я принесу сразу, а остальное придется немного подождать.

– Ладно, неси хотя бы салат. Только хлеба захвати.

– Все понял! Вы просто очень-очень голодны. Я сейчас вернусь, Сережа…

Оп! Он поднял на официанта глаза, и тот замер, хотя только что собирался бежать сломя голову.

Сережа. Сергей. Вот, значит, как тебя зовут, приятель. Сергей Алексеевич Комов, судя по визитке в твоем бумажнике. Возможно совпадение, но это несложно проверить.

– Володя, – обратился он к официанту. – Как часто я бываю в вашем ресторане?

Тот недоуменно хлопал глазами. Пожал плечами и сказал, вновь перейдя на «вы»:

– Раньше, когда вы здесь жили, мы виделись почти каждый день. А последние месяцы вы стали нас забывать.

– Да не забывать, Володя, просто дела, знаешь ли, дела… Ты, наверное, уже и фамилию мою забыл, а?

Официант смущенно улыбнулся.

– Помню еще. Сергея Комова трудно забыть… Так я пойду?

– Иди, Володенька, иди. Не дай помереть человеку.

Так, все сходится. Комов Сергей Алексеевич. Если, конечно, имя не вымышленное. Ну пока пусть будет Сергей.

Через несколько минут Володя принес ему виски и грибной салат с огурцами, зеленым перцем и еще чем-то – он не стал разбираться, а просто уничтожил его в один присест. Залпом проглотил шотландское, сделал знак, чтобы принесли еще, и расслабился.

Комов Сергей. Он попробовал на вкус собственное имя, в подлинности которого пока еще сомневался, и в задумчивости оттопырил губу. Звучит несколько непривычно.

Вепрь. Клыки, злость, щетина, пена. Земля из-под копыт.

Вепрь. «БМВ», баксы, пистолет за поясом и опять же злость И бомба в багажнике…

Бомба? Почему ты подумал о бомбе? С чего ты решил, что в багажнике у тебя была бомба? Постой, ты ведь не просто так подумал, ты знаешь, что так оно и было. Ты уверен в этом. Как на экране видишь протянутую к тебе руку с пультом дистанционного управления, в замедленном действии видишь нажатие маленькой красной кнопки и затем чувствуешь спиной нестерпимый жар, мощный удар, и понимаешь, что машина тебя больше не слушается.

Да, так оно и было, именно так. Кто-то пытался тебя убить. Пытался упорно и профессионально, и считает, что достиг своей цели. Значит, пока неизвестно, кто враг, а кто друг, и желательно тебе побыть мертвецом.

– Вот ваше виски, завтрак скоро будет готов.

Это вернулся официант Володя со второй порцией шотландского. Первая уже начинала немного шуметь в голове, напоминая о том, что выпита на голодный желудок.

Ловко поставив перед ним виски, Володя как- то очень уж по-официантски развернулся, но Вепрь окликнул его.

– Постой, Володя… Ты помнишь Шершня?

Официант вернулся к столику.

– Олега? Конечно. Он сейчас в нашем отеле живет, а в последнее время и Софья Васильевна к нему переехала.

– Да, я это знаю. Сейчас он должен спуститься в ресторан, а ты, будь добр, пригласи его к моему столику…

Олежка… А ты ведь кое-что начинаешь вспоминать, Вепрь, ты и его уже почти вспомнил. Олег Волков. Ты знаешь, что он похож на тебя, такой же сбитый, с прищуром смотрящий на все вокруг, пытающийся не только действовать, но и философски осмыслять свои действия. Всегда немного сумрачный и такой же упрямый, как и ты.

Это ясно. Одного ты не знаешь – как себя с ним вести. Что можно ему рассказывать, а что нельзя. И вообще, может, и для него лучше оставаться мертвецом?

Поздно. Поздно даже подняться из-за столика и покинуть отель, потому что Шершень уже пришел – остановился в дверях, оглядывая зал. Точно такой же, каким ты его вспомнил – сбитый, прищуренный, сумрачный и даже смотрит слегка исподлобья.

Увидел тебя. Ни улыбочки, ни малейшей мимики. Резкое движение головой назад, чтобы скинуть с глаз чуб, и танковое – напролом – направление к твоему столику.

Ну что ж, посмотрим, что ты за человек такой. Хотя что-то подсказывает, что доверять тебе можно. И даже нужно.

Встречный отклик с широкой улыбкой, насколько позволяют шрамы.

– Ба-а, Олежик! А я тут только-только покушать собрался! Не составишь мне компанию? Испанский суп с языком поросенка, рулет из тунца и… и грибной салат, но его я, видишь ли, уже съел. Оголодал, братец, я. Выпьешь?

Шершень прикусил губу, показав ровные белые зубы, и, выдвинув второй стул, сел, широко раскинув локти.

– Выпью.

– Что-нибудь сухое?

– Не говори ерунды. Зачем ты меня вызвал? И что это за наряд на тебе? Ты что – утренними пробежками занялся?

Кривить душой перед ним не имело смысла. Он видел все насквозь и знал его в сотни раз лучше, чем сам Вепрь знал себя. Поэтому оставалось только пригласить официанта Володю к столику и заказать еще одно виски.

– Только не морочь мне голову, Вепрь. Что произошло? Колись!

Сделав глоток шотландского, Вепрь посмотрел ему прямо в глаза.

– А произошло следующее, Олежа: сегодня утром меня пытались убить.

Реакция на эту новость была самой что ни на есть спокойной. Можно сказать никакой.

– Ну и что, у них получилось?

– Как видишь – я перед тобой, с распоротой мордой. Но случилась еще одна неприятность. Я крепко приложился головой и кое-что важное напрочь вылетело у меня из памяти.

– Вот как? – Шершень, казалось, не верил ему. – И что именно ты забыл?

– Проще ответить, что я помню: ничего.

Взгляд, который уперся ему чуть повыше переносицы, холодно буравил его. Но Вепрь прекрасно его понимал: дико слышать такое. Дико и нелепо, как в мыльной опере.

Однако оба они не признавали шуток подобного рода, и потому Шершень посмотрел вполне по-человечески – в глаза.

– Так вот почему ты не узнал Соньку, – проговорил он медленно.

– И почему же?

– Ты действительно не помнишь ее?

– Я ведь уже сказал: я ничего не помню.

Шершень помолчал. Потом сказал:

– Она немая. У вас с ней было несколько условных сигналов, по которым ты мог немного понимать ее по телефону: она выстукивала тебе их по трубке. А в этот раз ты не понял ее сигнала. И поэтому я заподозрил что-то неладное. Но не думал, что могло случиться такое…

Немая, подумал Вепрь и вспомнил, что когда-то знал немую девушку, ее действительно звали Соня. Рыжая. Да, очень рыжая, и это были ее настоящие волосы, а не краска. Милое, доброе создание, любящее своего Шершня.

– Да, я ее помню, – сказал Вепрь с расстановкой. – Ты был на зоне, а мы вместе с ней ездили к тебе… Я, она и… еще один парень. Смешливый такой. Он еще щекой вот так дергал. – Вепрь показал. – Было такое?

Шершень залпом выпил принесенное ему виски, закурил «Кэмэл» и кивнул.

– Это был Винт. Ты что, Винта не помнишь? Или косишь? Ну, Вепрь, напрягись же… Шурик. Шурик Ерсак.

Винт, Винт, Винт… Ерсак. Шурик. Вот же черт! Необходима хорошая встряска, вроде сегодняшней, чтобы вся информация, спрятавшаяся в подсознании, выплеснулась наружу. Но не биться же головой о стену!

– Нет, – помотал он головой. – Не помню. Извини… А где сейчас этот Шурик?

– Нигде, – последовал ответ. – Его убили. Я уже два года оттянул на зоне, когда это случилось. У него был «БМВ» – не такой, как у тебя, но он тоже выложил за него кучу денег. Они возвращались с Машенькой из-за города… Ты и Машеньку не помнишь? Хотя зачем я спрашиваю… Их догнал вишневый «Опель», и кто-то почти в упор расстрелял из «стечкина»… Ты ведь сам мне это рассказывал, как ты мог забыть!

– Почти так же… – негромко проговорил Вепрь.

Шершень не расслышал.

– Со мной было почти так же, – повторил Вепрь. – Кто-то подложил мне в багажник взрывчатку. Я помню пульт дистанционного управления, а потом взрыв… Так что никакого «БМВ» у меня уже нет, Шершень.

Принесли заказ. Вепрь молча прикончил долгожданный испанский суп с языком поросенка, от которого, впрочем, ожидал гораздо большего, допил виски и взялся за рулет из тунца. Шершень смотрел на него с неподдельным интересом, нечасто ему приходилось наблюдать у своего старого друга аппетит в столь ранний час.

Он тоже молчал, дав Вепрю возможность уничтожить второе, заказать чашечку эспрессо, и только затем заговорил:

– У тебя нет предположений, кто мог подложить тебе взрывчатку? Когда этому типу станет известно, что ты выжил, он захочет повторить попытку – оставлять на воле живого Вепря после покушения просто безумие.

Откинувшись на спинку стула, Вепрь с удовольствием отпил маленький глоточек кофе и даже зажмурился от наслаждения. Он чувствовал, как тепло и здоровье разливаются по его телу, силы прохладным ручейком вливаются в его мышцы, жаждущие действия, а боль уходит вместе с выступившим на лбу потом.

И он сделал еще одно открытие.

До аварии он курил! Ну конечно же, курил, несомненно! И вряд ли смог бы себе отказать после такого завтрака в хорошей сигарете.

Вепрь механически прохлопал себя по карманам, хотя отлично знал, что сигарет у него нет, сказал: «Тьфу!» – и показал Олегу два пальца: «Угости, браток».

– Мне самому хотелось бы знать, кто сыграл со мной такую шутку. И еще мне кажется, что второй раз этот фокус не пройдет. Но дело даже не в этом… – Вепрь придвинулся к столику. – Знаешь, Олежик, меня не оставляет в покое вопрос: куда я направлялся сегодня утром? Я селезенкой чувствую, что это была чертовски важная поездка, что от нее зависело многое. Может, ты сможешь пролить свет на этот вопрос?

Олег задумался на несколько секунд. Потом покачал головой.

– Вряд ли… Где, говоришь, ты попал в аварию?

– На Алтайском тракте, в нескольких километрах от тракторного завода. А что, это важно?

Олег пожал плечами:

– Не знаю. Ты никогда никого не посвящал в свои планы и не докладывал о своих поездках. Это единственное, что я знаю совершенно точно. И какой черт тебя потащил сегодня ни свет ни заря по Алтайскому тракту, мне неизвестно. Возможно, к концу прошедшего дня произошло нечто, что и повлекло тебя туда.

Вепрь откашлялся.

– Хм… Кому-то очень хотелось, чтобы сегодня утром я зажарился в собственной машине. И это помешало мне доделать дело, которое я хотел… Что это было за дело, Олежик? Я чувствую, что это чертовски важно!

Олег задумчиво покачал головой.

– Я верю, что это было важно. Не важных дел у тебя никогда не было. Но вообще-то вчера вечером мы с тобой собирались на кладбище.

– На кладбище? Ха! А мы не собирались захватить с собой дохлого кота?

Олег на шутку не отреагировал. А может, не читал Марка Твена и не уразумел, что это была шутка. Однако через секунду Вепрь понял, почему друг остался таким серьезным.

– Нет, – как-то очень жестко ответил Олег. – От бородавок меня Господь оградил. Мы с тобой собирались на могилку к Винту. Я ведь, с тех пор как откинулся, никогда там не был.

Вепрю стало неловко, он спросил осторожно:

– А что, мы с этим Винтом были большие друзья?

Олег не спеша закурил новую сигарету. Пустил дрожащее кольцо, махнув ладонью, развеял его.

– Когда-то мы втроем держали в руках весь Город. Нам с Винтом было по шестнадцать, ты – всего на несколько лет старше, но это не мешало нам в открытую воевать со взрослыми дяденьками, пытавшимися прибрать власть в Городе к своим рукам. Историю с Папочкой – была такая личность на городском небосклоне – до сих пор многие вспоминают как образцово-показательную. Пример того, как надо расправляться со своими конкурентами. Это были славные денечки, и очень денежные, одно только дело с алюминиевыми рудниками чего стоило. И никакой «угро», никакой КГБ не могло выйти на нас, потому что все было тщательно спланировано, и везде, где требовалось, мы действовали через подставных лиц. Никто и подумать не мог, что эти махинации – дело рук троих головастых мальчишек, полковники и генералы КГБ разыскивали огромную криминальную структуру – по их мнению, только ей были под силу такие дела.

– Звучит как сказка, – заметил Вепрь. – Но что-то мне подсказывает, что все это было на самом деле. По крайней мере, дело с алюминиевыми рудниками я помню. И еще я вспоминаю, как мы втроем уничтожили всю банду Папочки…

Он действительно все это вспомнил.

Как можно забыть то, что на протяжении стольких лет было его жизнью?

* * *

– Это кое-что, – обрадовался Олег. – Эй, Володя! – окликнул он пробегавшего официанта. – Принеси мне еще выпить, будь добр…

Он вновь повернулся к Вепрю.

– Не так уж ты и обеспамятствовал. Еще совсем немного – и ты вспомнишь все.

Вепрю и самому хотелось верить в это, но одно дело утешать потерявшего память друга и совершенно другое – испытать это самому.

– Я просто уверен в этом. Меня-то ты вспомнил. И Винта, войну с Папочкой. Тебе надо больше разговаривать и встречаться с людьми, и все пройдет само собой… Другой вопрос – стоит ли тебе торопиться? Не лучше ли выяснить сперва, что за дела сегодня были у тебя в районе тракторного и кто хотел заставить тебя полетать? Кто в Городе желает тебе смерти, Вепрь? Таких, пожалуй, немало: разную шушеру можно отбросить. Им слабо тягаться с Вепрем. Надо брать выше, тех, кто посильнее… Ты помнишь Малыша?

Малыш. Малышев. Антон…

Что-то ведь крутится… Антон Малышев.

Да, похоже, что я его помню, но чтобы ответить на все вопросы, не мешало бы встретиться.

Вепрь, достав бумажник, вынул из петелек «Паркер» и положил перед собой листок бумаги.

– Его адрес. Где я смогу его найти?

– Весенняя, 64, – сообщил Олег. – Квартира, кажется, сорок пятая, но точно не помню. Это его домашний. Есть у него подставной офис на Центральном проспекте. Компания «Компью- Сити», прямо против старой церкви, там вывеску невозможно не заметить. Официально фирма занимается сборкой, продажей и ремонтом персональных компьютеров, и они действительно этим занимаются, говорят даже, что фирма славится на городском компьютерном рынке. Какие-то авторизованные дилеры, дистрибьюторы и реселлеры западных монстров. Еще несколько дней назад Антон числился в фирме менеджером по рекламе, но после убийства Громова он стал единоличным владельцем компании. Это официально. А неофициально – сам понимаешь. Антону не до компьютеров, а тем более сейчас, когда убили Громова. Знаешь, Вепрь, в последние месяцы, говорят, в Городе сложилась нездоровая атмосфера, и хотя я вернулся совсем недавно, но и сам успел это почувствовать. Странные дела здесь нынче творятся. Я отошел от них, но из ума пока не выжил, и мне кажется, что кто-то стремится присвоить власть в городе. В последнее время очень ловко убрали почти всех главарей хоть что-то значащих группировок. Главарей и их приближенных. И еще, что интересно. Террор не коснулся только двух группировок: Миши-Зверя и Скруджа. Миша-Зверь слишком много болтает, чтобы играть по-крупному, а Скрудж как был всю жизнь в тени, так там и остается. Кто из них мог начать централизацию, я судить не берусь. И я подумал: может, Малыш знает?