Заброшенный шурф

Много лет я ходил по лесной дорожке мимо одного заброшенного шурфа, – собирал грибы. Лес около него был красивым, с многочисленными кленами, черемухой и рябиной, и там всегда можно было найти белые, подберезовики и красноголовики. В этом замечательном месте был широкий лог, который образовался по тектоническому нарушению, либо контакту между гранитами и другими горными породами.

В этом заброшенном шурфе сохранились остатки крепи, но он почти всегда был затоплен грунтовыми водами, и когда я проходил мимо него, то всегда думал, кто и зачем его выкопал, так как никаких месторождений полезных ископаемых рядом не было – никаких руд и самоцветов.

Несколько лет назад были очень жаркие летние месяцы, и уровень воды в этом шурфе стал понемногу понижаться – по метру, по два в год. И этой весной, когда я в последний проходил мимо него, то оказалось, что в нем совсем не было воды. У меня была старая привычка заглядывать в старые ямы, шурфы и шахты. Не знаю, откуда это у меня, но мне всегда было интересно взглянуть на дно горной выработки. И в этот раз я не изменил своей привычке – подошел к самому краю и посмотрел вниз.

Шурфом в геологии обычно называют неглубокие горные выработки – глубиной до двадцати пяти метров. Неглубокие шурфы обычно проходят без крепи, а глубокие укрепляют крепью из бревен, как, допустим колодцы, – чтобы избежать обрушения стенок.

В этом шурфе крепь была. Значит, он был достаточно глубоким, но, по-видимому, засыпанным – специально, или время постаралось. Зачем он был выкопан, было известно только его проходчикам, но они, понятное дело, были уже на том свете, и ничего рассказать мне не могли. Так что мне это пришлось узнать самому.

Выбрав день, когда домашняя работа мне надоела, я вспомнил про старый шурф и решил наведываться туда, чтобы отгадать его загадку – зачем он был выкопан. Он был в десяти минутах ходьбы от моего дома и идеально подходил для моего активного отдыха.

Все необходимое для разгадки тайны старого шурфа, у меня было готово – кусок крепкой веревки, лопата, кайло и мощный фонарь.

Утром я походил по своему огороду, вырвал особо наглые и большие сорняки, удостоверился, что все растет нормально, а клубнику можно начинать собирать, положил в рюкзак веревку с кайлом и фонарь, закинул на плечо лопату и отправился в лес. Прошел по лесной тропинке несколько сотен метров, немного углубился в кленовые и черемуховые заросли и остановился у шурфа.

Воды там не было. До дна было метров шесть, и я стал готовиться к спуску – нашел толстое бревно, положил его на устье шурфа, привязал к нему веревку, а затем бросил на дно лопату и кайло, а потом спустился по веревке. Сквозь кроны деревьев светило солнце, и мне было хорошо видно его дно и крепь. Встав на дно, я постучал кайлом по крепи, желая узнать, в каком она состоянии. Затем отбил щепку и понял, что крепь была сделана из лиственницы, и за стенки мне не надо переживать – крепь находилась в хорошем состоянии. Потом несколько раз прыгнул и понял, что нахожусь не на дне шурфа, а на пробке – судя по всему, она была нетолстой: может, всего метр, а может и меньше.

На всякий случай я обвязался веревкой, а потом начал копать лопатой – в одном из углов. Когда-то я выкопал много таких узких, но глубоких закопушек, – мне надо было замерить концентрацию радиоактивных элементов в коре выветривания горных пород, но копать стандартный шурф сечением 1,25 квадратных метра у меня не было ни времени, ни желания. Гильза у спектрометра была цилиндрической, и в ней был кристалл йодистого натрия, который при радиоактивности давал вспышки, которые усиливались и потом по кабелю подавались на пульт с индикатором. Надо было под эту гильзу выкопать отверстие, опустить ее поглубже, а потом списать показания замера. Чтобы исключить большую погрешность, в показания прибора вводился коэффициент – он зависел от размеров этой закопушки, и, как правило, он был для меня 0,7-0,8.