Голоса эпохи. Избранная проза и поэзия современности. Том 1
© Издательство «Четыре», 2024
Слова как отзвуки души
Ирина Бабич
Разносторонняя творческая личность, автор нескольких сборников стихотворений: «Сердечные чётки», «Калейдоскоп», «Поэзия живописи», «Разносолы». Поэт смело экспериментирует с формами, в её арсенале сонеты и моноримы, абцедарии и верлибры, белые и фигурные стихи. Ирина Бабич – лауреат I степени Межрегионального литературного фестиваля-конкурса «Отечество моё, горжусь тобой!», лауреат II степени IX Всероссийских Васильевских чтений «Молодость – богатство старости», лауреат XII Международного открытого литературно-музыкального фестиваля «Ялос», лауреат II степени VII Всероссийского конкурса поэзии «Поэзия Красного города», лауреат III Международного фестиваля сказок «Расскажи мне сказку».
Симфония ночи
- Полночь. Снежный хруст постели.
- Мерный ход часов.
- Стук в окошко лапы ели.
- Всхлип двери: засов —
- Заржавелый страж ворчливый.
- Вздохи половиц.
- Кроткий зёв свечи сонливой.
- В ризах – тени лиц.
- Шелест снежной манки с крыши.
- Треск в огне сучка.
- Писк и шорох робкой мыши.
- Партия сверчка.
- Над продрогшей черепицей
- Бархатный отрез
- Неба, звёзды-озорницы.
- Сон – юдоль чудес.
Завтрак Января
- Четверть седьмого. Зима заглянула в кладовку.
- Нынче на завтрак в меню, Январём утверждённом,
- Блюдо молочное. Дар поварской и сноровку
- Ей проявить нужно. Будет едок изумлённым.
- Рой колпаков накрахмаленных, фартуков белых
- Засуетился у вымытой рьяно посуды,
- Спорилось дело в руках кулинаров умелых,
- Стряпавших для обывателей зимнее чудо.
- Но оплошал подмастерье-растяпа: из чана
- Пенка молочная, вздыбившись валом девятым,
- Хлынула ярым врагом грандиозного плана
- С печки на дремлющий город туманом косматым.
- Дело насмарку, но им унывать не пристало.
- Новый котёл стережёт беглеца в белой робе,
- Ведь для того искушений на воле немало,
- Не по душе ему баня в чугунной утробе.
- Сердится узник, вскипает под крышкой от гнева,
- Но поварёшка смиряет молочные страсти.
- Сыплет стряпуха в котла возмущённое чрево
- Пригоршни манки и сахара щепоть для сласти.
- Сдобрена сливочным маслом готовая каша.
- Наверняка такой завтрак весь город оценит:
- Это не скисшая к полднику вновь простокваша
- И не кисель, что на ужин никак не отменят.
- Выбрала нужный половник Зима-повариха,
- Щедрой рукой кладёт кашу в тарелки и плошки —
- Крыши домов, козырьки над подъездами, лихо
- С присказкой кормит беседки серебряной ложкой.
- Полные рты у балконов и труб водосточных.
- Ложку-лопату на завтрак припас каждый дворник,
- Знающий толк в рецептуре блюд снежно-молочных,
- Лучших традиций на кухне январской поборник.
- Пудинг вчерашний хрустит под ногами крахмалом,
- Мечут лопаты в сугробы комки снежной манки,
- Пики из сливок взбивая, мечтая о малом —
- Чтобы Январь не отдал предпочтенья овсянке.
Май
- Беспечный май, где дождевик?
- К простуде неба не привык
- Юнец зелёный.
- Мальчишке не до озорства:
- В ознобе ёжится листва
- Весной студёной.
- Промокли ноги на беду,
- На туч кудлатую орду
- Бранится ветер,
- Охрипший, лает свысока
- Из-за любого пустяка,
- Как дряхлый сеттер.
- Пилюли, капли, с мёдом чай.
- Лечись скорее, не чихай,
- Малец в веснушках.
- Готов отправиться в полёт
- Жук майский, твой второй пилот,
- А ты в подушках.
- И только солнечный сироп,
- Весною выпитый взахлёб,
- Вмиг хворь излечит.
- Май, озорник и чародей,
- Вняв ожиданиям людей,
- Расправит плечи.
Серое
- Серое утро спросонья дымит сигаретой.
- Серый махровый халат запахнуло на теле
- Серое небо, что в ванной с мелодией спетой
- Серые кудри чесало в начале недели.
- Серые мысли с утра не давали покоя:
- Серые будни ему ниспослала природа,
- Серой полынью дышать ему вместо левкоя,
- Серым дождём гардероб его портит погода.
- Серые люди погрязли в житейской рутине.
- Серой золой тлеют испепелённые души.
- Серая жизнь увязает в коварной трясине
- Серых потребностей в зрелищах и жирном куше.
- Серое завтра скрывается за перекрёстком
- Серой дороги – маршрута к пристанищу «Вечность».
- Серая пыль скроет наши следы в вихре хлёстком.
- Серым туманом разверзнется нам бесконечность.
Монохромное
- Монохромные сумерки шалью ложатся на плечи
- Чуть осипших от сырости, мелко дрожащих домов.
- Монохромная осень – не лучшее место для встречи
- Двух начал – инь и ян – двух судьбою сведённых миров.
- Монохромные чувства двоих диссонансны, дуальны:
- Чёрной тушью по белой бумаге плывёт светотень.
- Монохромные мысли в преддверье разлуки фатальны:
- Ночь воронкой проглотит едва зародившийся день.
- Монохромное прошлое памятью бьёт в подреберье:
- Чёрный цвет одиночества, сердцу не мил белый свет.
- Монохромное завтра ждёт каждого. Лживо поверье,
- Что от чёрной полоски есть к белой счастливый билет.
- Монохромные дни размыкают и руки, и души,
- Чёрным словом гваздая безгрешную, в белом любовь.
- Монохромная жизнь – свет и мрак, хлябь морская и суша,
- Счастье с горем, скорбь с радостью, смерть и грядущая новь.
Ссылка
- Кажется, новый, обычный, один из многих таких же день.
- Как и вчера, ярко светит южное солнце и дразнит тень.
- С томной медлительностью, зевая украдкой, ползут часы.
- Потный вздыхает ветер. Над фруктами – шум тельняшки осы.
- Всё как обычно. Неделями, пусть и нехотя, так живёт.
- О сокровенном наслышан её дневник. Несмышлёный кот
- Вряд ли поймёт, почему нынче утром мелко дрожит рука
- Той, что щедра неизменно: в блюдце достаточно молока.
- Всё ничего вроде, но треплют тревожные пальцы листок
- Белый, как саван, и горло девичье больно саднит комок
- Чувств, от которых и здесь невозможно спастись: увы, нельзя
- Сбежать от себя, когда судьба вместо пешки ставит ферзя.
- Долгой витиеватой лозой сплетаются строки письма,
- Бледность бумаги, которая не краснеет, – его тесьма.
- Соком случайно раздавленной ягоды алеет щека.
- Тщетно смиряет жилку, как птицу в силке, рука у виска.
- Искушённые пьяным духом впитавшего солнце вина,
- Мысли рьяно бунтуют, ропща на жребий. Её ли вина,
- Что не греет души одиночество. Даже весь южный край
- Без любимого – наказанье. Ссылка? Да. Путь заказан в рай.
Любовь на плахе
- Прокралась осень в сквер моей любви,
- Ужом пятнистым проползла украдкой.
- Разлукой-жалом сердце не трави,
- Оставь душе глоток надежды сладкой.
- Её подельник ветер рвёт листы
- Календаря на ясене унылом,
- Уносит прочь заветные мечты,
- Пророча жизнь в отчаянье постылом.
- Крадёт сухой, завистливой рукой
- Зачитанных сердечных писем ворох
- Со дна ларца души. Её покой
- Для бестии лихой не свят, не дорог.
- В кровавый плащ заправским палачом
- Обряжена, вершит костёр огромный
- На лобном месте осень, где мечом
- Казнит без апелляций жребий скромный.
- Швыряет в пламя нежные слова
- Кленовых и берёзовых посланий —
- Поблёкших, жёлтых свитков, чтоб молва
- Не выдала любви моей признаний.
- И жалко жмётся память в стороне,
- В дыму с тоскою ищет призрак милый.
- Но пыл любви уже истлел в огне,
- И на помосте только пепел стылый.
Ничего не осталось
- Всё смешалось: рассудок с чувством,
- Долг с желаньем, мечта с ошибкой,
- Безысходность с надеждой зыбкой,
- Тишина с позвоночным хрустом.
- Своротил любви жребий шею.
- Нет леченья такой калеке,
- Нет лекарств ни в одной аптеке,
- А исход в могильной траншее.
- Распознать бы все знаки раньше
- На пергаменте двух ладоней,
- Оказалась бы чуть проворней,
- Бросив вызов судьбе в реванше.
- Всё насмарку. Осталась малость —
- Петли синие на запястьях
- Распороть как вину в несчастьях,
- Чтоб издохла души усталость.
Мечта
- Я ещё никогда не была на борту самолёта,
- Не слыхала приветственных слов пассажирам пилота,
- Не взлетала Икаром на крыльях искусственных в небо,
- Не видала под облаком пенным волн зрелого хлеба,
- Не гадала по линиям кверху поднятых ладоней
- Мегаполисов-снобов и сёл – благолепных тихоней,
- Не искала глазами на карте лоскутной ту точку,
- О которой слагает душа сокровенную строчку.
- Как-то в детстве осеннем – сентябрьской погожей порою,
- Когда школьные классы галдящей полны детворою,
- Когда тучи на солнце ползут серым вражеским фронтом,
- Когда птиц-гастролёров гурьба тает за горизонтом,
- Мне представился шанс из степи своей юго-восточной
- Полететь ближе к северу, к речке холодно-молочной,
- Увидать белой ночью сурово-прекрасные дали,
- О которых давно и глаза, и душа так мечтали.
- Только планам давнишним противилось твёрдое слово
- Рассудительной мамы, которая внятно, толково
- Объяснила, что рано вставать на крыло, словно птица,
- Что полётам не время ещё, что мне нужно учиться.
- Я училась, взрослела и стала солидною дамой,
- Украшающей собственный сборник стихов монограммой,
- Но по-прежнему жадно глаза в поднебесье смотрели,
- Взгляд желал лететь вдаль по зефиру лазурной пастели.
- Но готовую сбыться мечту разорвали снаряды,
- Искорёжили взлётную полосу варвары-«Грады»,
- С кровью вырваны перья из крыльев по-ангельски белых
- Исполинов воздушных, вчера ещё статных и смелых.
- Сколько жить ещё сердцу в обряженной в ветошь надежде,
- Что расколотый надвое мир его станет, как прежде?
- Воскрешённое фениксом вставшей из праха мечтою,
- Оно всё же взлетит над немою сейчас пустотою.
Белым по чёрному
- Нежностью белой окутаю душу,
- Сердце наполню круженьем снежинок.
- Я перед вьюгою больше не струшу,
- Чувство укрою от жал острых льдинок.
- Белым листом снег на землю ложится,
- Белым пером по земле чёрной пишет.
- Белой полоской стать в жизни стремится.
- Белою свежестью грудь моя дышит.
- Свадебно-белое платьице шьётся
- Жизнью: оборки, воланы и строчки.
- С чёрным в душе никому не живётся.
- Белым по чёрному. Вмиг, без рассрочки.
Александр Балдёнков
Родился в селе Верхнее Мячково ближнего Подмосковья. Интерес и врождённые способности к естественным наукам позволили Александру после службы в рядах Советской армии окончить физический факультет МГУ им. М. В. Ломоносова. По окончании вуза работал на инженерных должностях в сфере производства изделий микроэлектроники, а также в области энергообеспечения зданий и строений одного из департаментов Правительства Москвы.
Робкие попытки писать стихи в годы молодости не дали каких-либо результатов, способность излагать свои мысли и чувства в стихотворной форме проявилась неожиданно уже в зрелом возрасте. Является членом Российского союза писателей, неоднократно номинировался на различные премии в разделе «Поэзия».
Эпиграф
- Боль не испытавший
- боли не поймёт.
- Слова не желавшего
- слово не проймёт!
У каждого своя доля
- Как сильные духом несут «на плечах»,
- Что им предначертано свыше,
- Так нищие духом имеют в сердцах
- Того, чьею Волею «дышат».
Осенний аромат
- Аромат опавших листьев
- есть «святых» благоуханье!
Готовлюсь сеять рожь
- «Всё суета сует», а я опять
- готовлюсь «сеять рожь» с рассветом…
Осень на пороге
- Осень на пороге
- Топчется и мнётся.
- Август же в итоге
- Ей в лицо смеётся.
- Не спеши… успеешь,
- Я ещё в фаворе.
- Хоть дождям ты веришь,
- Видишь – света море.
- Пробежали тучки,
- Утекла водица.
- Солнце прямо в ручки
- Снова будет литься,
- Тёплыми лучами
- Греть и веселить.
- Куртки с сапогами
- Рано нам носить.
Добираю
- Что не добрал, блуждая в городской черте,
- Ловлю, в лесу гуляя, с наслажденьем.
- Даю свободу мыслям и мечте
- В зарядье летнем – времени осеннем.
- О, это лето бабье – дивная пора.
- Ты в этот год, как никогда, прекрасно.
- Чаруют листьев жар, янтарная кора,
- И небо… небо голубым атласом.
- Смотреть – не насмотреться! Хочется ещё
- Впитать в себя все множества оттенков,
- Пленивших с силой чуда, что зовёт
- В полёт с восторгом, с трепетным блаженством.
- Сознанье о своём мне что-то мямлит… Но!
- Желанье сказку «пить и пить» бездонно.
- В карманы памяти трамбую так я, чтоб
- Хватило на́долго – на все сезоны.
Юморное
- Вид за окном обманчив:
- Солнце и неба лазурь.
- Только за дверью мальчик —
- Ветер играет в дурь.
- Листьев остатки с веток
- Рвёт и швыряет вниз.
- Холоден малолеток,
- Взял и меня прониз.
- Резок и невменяем,
- Те, что рывком сорвал,
- По́ двору их гоняет…
- Также меня прогнал.
- Пледом сижу укрывшись,
- Греют камин, глинтвейн.
- А за окном всё слышен
- Свист ветровых плетей.
Снежные гастроли
- Не в ноябре, а лихим октябрём,
- Мухами белыми под фонарём
- Первых гонцов неспокойная стая
- Кру́жит и кру́жит, со светом играя.
- В танце весёлом, в круженье беспечном
- Жизни участники вечные в вечном
- Счастье своё у света искали,
- Потанцевав, затем ускользали.
- Мест всем хватило в ярусе нижнем,
- Или на сцене, иль к сцене поближе.
- Утро, как водится, высветит роли:
- Снежная сказка – снега гастроли.
Снег прошёл неслышно ночью
- Снег прошёл неслышно ночью
- Без следов, оставив след.
- Наблюдают все воочью
- Красоты роскошной плед.
- Россыпь дивных бриллиантов.
- Блеск такой, что режет глаз.
- Ювелир из всех карманов
- Разложил их напоказ.
- И сверкают грани живо.
- Смысла нет идти в салон —
- Всё бесценно и игриво.
- Ювелиру мой поклон!
Выйду я из кабинета
- Выйду я из кабинета
- И пройдусь немного.
- Пусть ещё зима, не лето,
- Ну и что такого.
- Месяц, звёзды и планеты
- В небе хороводят.
- А земля укрыта пледом
- Тёплым и по моде.
- Чудо-сказка, снег лежит
- И блестит алмазами.
- А душа мне говорит
- Много слов несказанных.
- Я запомню их усердно,
- Нанижу на ниточку.
- Будет стих потом заветный
- Про забор с калиточкой,
- Дом с трубою и дымком,
- Лес, овраг с сугробами,
- И про горочку со льдом,
- И гирлянды сводами.
- И про то, как мы гуляли
- Между крон заснеженных
- И друг дружке обещали
- Жить в любви и нежности.
Время разлуки
- Мы расстаёмся просто так,
- И кажется, что встреча скоро.
- Но изменился сердца такт,
- И многое вдруг сразу спорно.
- Я всё гляжу на небосвод,
- И взгляд уходит в бесконечность.
- Час без тебя – почти что год,
- А пара дней… как вечность!
- Звезда горит среди других
- Намного ярче и теплее.
- И вижу свет я глаз твоих:
- Стою смотрю, а сердце млеет.
Неподвластно разуму
- Море
- Грусти
- С тоской
- Вперемешку
- Отгорело
- Одни
- Головешки
- Не горит
- И не тлеет
- Несмело
- И дыма
- Нет
- Память
- Хранит
- Огни
- Потухший
- Свет
- Греет
- Может
- А может
- Нет
- Временами
- По-разному
- Неподвластно
- Разуму
Показалось
- Снежинки кружатся в вальсе
- Музыки мнимой в такт.
- Мир многоцветьем прекрасен,
- Мартовский снег как факт.
- Показалось, зимы время вышло,
- Но вот наступил рассвет.
- И что ж – потихоньку, неслышно
- Падает, падает снег.
- Деревья стоят не колышась,
- Грезя теплом. Синичка поёт.
- Ну а снежок пушистый
- Идёт, всё идёт и идёт.
Пострел
- Ручейки бегут игриво,
- Звон весенний там и тут.
- В радость детворе счастливой
- Строить множество запруд.
- Запущу кораблик дерзкий,
- Пусть плывёт без парусов
- По волнам в потоке резвом
- Меж холодных берегов.
- Он судьбой своей доволен.
- Он в движенье, быстр и смел.
- Ну а то, что он не волен,
- Ерунда, таков удел.
- Если б крылья, как у птицы,
- Он летел бы, как хотел.
- А сейчас бортами биться
- Должен храбрый наш пострел.
- Берег левый, берег правый
- Поцелованы бортами.
- Наш пострел отважный, бравый
- Окрылён своим призваньем.
Звезда задержалась
- Звезда задержалась, привыкшая к небу.
- Упущен момент – лететь и сгореть.
- Казалось, желание кануло в Лету
- С верой в приметы, с надеждой смотреть.
- Теперь растворяется в утренней дымке —
- Зальёт всю округу солнечный свет.
- И выпадет время ей быть невидимкой.
- Но будет ждать встречи снова поэт.
- Всё в жизни идёт по спирали, по кругу.
- Даст Бог, паденьем на новом витке
- Подарит звезда, словно лучшему другу,
- Взлёт вдохновенья, сгорая во мгле.
Рассветный час
- Заветный плод любви к природе,
- К моей родимой стороне,
- Храню, и при любой погоде
- Всегда со мной, верней, во мне.
- Рассветный час притихший гулок,
- Гремит дрезина вдалеке,
- Не видно где-то спящих уток,
- Туманец дремлет на реке.
- В тишайшей заводи осока
- Не шелохнётся, замерла.
- На листьях капельки – до срока
- Прихода света и тепла.
- Росинки, солнца в ожиданье,
- Готовятся блеснуть и полететь,
- Сменив свой облик, на свиданье
- К тем, кто вчера успел взлететь.
- Ещё всё в сладкой полудрёме.
- Ласкают душу явь и сон.
- В приятной трепетной истоме
- Мгновений чудных унисон.
- Томленья час настолько нежен —
- Есть опасение спугнуть,
- Своим желанием безбрежным
- Замедлить время хоть чуть-чуть.
Детская охота
- Грибная детская охота
- Влекла по лету в здешний лес.
- Одно из мест того похода
- Заветное средь прочих мест.
- В тени «зелёного потока»
- Родник своею жизнью жил.
- И я, склонившись у истока,
- Моим сближеньем дорожил.
- Взирал на дивное творенье
- И наполнялся чистотой
- От созерцания движенья
- Воды прохладной ключевой.
- Она с песчинками играла.
- Им взять бы малость отдохнуть.
- Но всё здесь отдыха не знало,
- Здесь начинался жизни путь.
- Потом вода бежала дальше
- Средь косогоров и дубрав.
- Дарила с лёгкостью без фальши
- Живительный весёлый нрав.
- Её подарки были в радость.
- Все ощущали благодать.
- И бурным ростом, каждой частью
- Хотели должное воздать.
- Всегда с восторгом привечали
- Трава, кусты и дерева́.
- А после взор мой врачевали,
- Лишь «прикасался» я едва.
У моря
- С закатом солнце, растворяясь в море,
- По ряби к берегу бежит.
- Вечерней лаской нежно смоет
- Усталость пирсовых ланит.
- На смену медленно, неспешно
- Звёзд группа – царственных особ
- И от рождения безгрешных —
- Вплывает в вечный небосвод.
- У каждой место в небе-пляже.
- Имеют бронь с былых времён.
- Здесь «занято» никто не скажет
- И не попросят выйти вон.
- Согрето солнцем море – ма́нит
- Нырять, купаться и блистать.
- От искушенья и желаний
- Им будет сложно устоять.
Встреча
- Строк бегущих волна
- Докатилась до по́рта.
- Нагулявшись сполна,
- Притулилась у бо́рта.
- Был не против корабль —
- Заскучал у причала.
- «Вместе нам веселей», —
- Она нежно шептала.
- Своим крепким борто́м
- Стал защитой от ветра.
- Что там дальше… потом?
- И не надо ответа.
- Было им хорошо
- В этот час безмятежный.
- Стороною прошёл
- Мир штормящий и грешный.
- Звёзд сверкающих хор
- Напевал тихо песню.
- А в порту… разговор —
- Встреча всем интересна.
- Суть известна давно —
- Пересуд суетливый.
- Кораблю всё равно
- И волне «до отлива».
Счастье в малом
- Мир так прекрасен в своих проявлениях.
- Счастья мерило… в чём же оно?
- Каждый в своих живёт ощущениях.
- Быть бы счастливым тем, что дано.
- «Чувствовать» счастье – большое искусство,
- «Чувствовать» счастье – огромный талант.
- В век лихолетий почти как безумство.
- Можешь спасиБо сказать – твой грант.
- Быть благодарным за то, что имеешь,
- То, что имеешь здесь и сейчас.
- Этим открыть двери к счастью сумеешь,
- Как бы и ни было трудно подчас.
- Счастливый тот, кто смотрит в небеса
- И «пьёт» пейзажный вид, смакуя.
- Он даже в малом видит чудеса.
- Душа ликует: «Аллилуйя!»
- Бежим, летим… мелькает за «борто́м».
- И если позабыл о счастье среди буден,
- То непременно вспомни ты о том,
- Как трепетно писал о нём наш русский Бунин.
Новому дню улыбнусь
- Утро настало – здорово!
- Солнышко светит в окно.
- Я поднимаю голову
- Всем незадачам назло.
- Минус сложу-ка с минусом,
- Будет прекрасный плюс.
- Фиг с этим неким вирусом,
- Новому дню улыбнусь.
- Хлеб на столе – достаток,
- Масло на полочке есть.
- Курточки без заплаток
- И за душою честь.
Артём Бернгардт
Родился 15 августа 1984 года в городе Барнауле, Алтайского края. В 2010 году переехал в Санкт-Петербург.
На данный момент вышло пять сборников его стихотворений: «Море Моих Стихий», «Номер Тридцать Шесть», «Одиночество и Смерть», «Книга № 37» и «Скольжение».
«Вы удивили меня человечностью…»
- Вы удивили меня человечностью,
- Она ведь практически умерла.
- А теперь даже во что-то верится,
- Такая лёгкая наступила пора.
- Не нужно задумываться о былом,
- Друг на друга ставить кирпичики.
- Всё, что было, уже и прошло,
- Новые все сегодня личности.
- Вам, наверное, только спасибо,
- Что вы заняты делом нелёгким.
- Как это, лежачее двигать —
- Словно тянуть верёвками, —
- Подобных раньше не встречал,
- Все норовили нажиться лишь.
- Только приумножали печаль,
- Деньги схватив – и бежать в Париж.
- Кажется, у вас принцип иной,
- Что-то в вас человечное.
- Вы возитесь даже со мной
- Или творите вечное.
- В словах не увидел корысти,
- И люди вы все открытые,
- Как будто из другой жизни
- Или по другому алгоритму.
- Вы меня удивили человечностью,
- Даже как-то неловко теперь.
- Вы такие все добросердечные,
- Как будто неизученный зверь.
5:32 01.07.2023
«Что-то должно продолжаться…»
- Что-то должно продолжаться,
- Пусть даже не виден свет.
- Все мы заложники ситуаций,
- Выхода из которых нет.
- Просто не виден в одночасье,
- И нечем тогда посветить.
- У людей принято возвращаться,
- Когда пусто у них внутри
- Или упал слишком низко —
- Кажется, не подняться.
- Взрослыми мы выросли,
- Попадая в те ситуации,
- Выход из которых искать
- Продолжаем плодотворно.
- Пока не съела меня тоска,
- Над головой моей вороны…
- Что-то во мне продолжается,
- Слово попытки несмелые,
- Как в трамвае проехать зайцем,
- В чёрном найти что-то белое.
- Не всегда нужна причина,
- Порой достаточно повода
- Ощутить себя сильным,
- Но не слишком гордым.
- Минута перескочила ловко,
- За собой не оставив след.
- Продолжать – вот установка,
- Даже если в пути ослеп.
21:18 02.07.2023
«Зависть всегда дышит в спину…»
- Зависть всегда дышит в спину,
- От неё уже не отмахнуться.
- Это чувство может сподвигнуть,
- И нет для него инструкции.
- Выковырять червоточину,
- Вынуть, как самое поганое.
- Жить с демонами не хочется,
- Как и после зализывать раны.
- Зависть всегда эфемерна,
- Словно воздух дышит она.
- Нет у неё чувства меры,
- Но опускает до самого дна.
- Сложно в себе силы отыскать,
- Чтобы ей дать отпор.
- В этот раз заедает не тоска,
- В этом её коварство.
- Зависть сидит за левым плечом,
- Подмигивая хитрым глазом,
- Если что случится, она ни при чём,
- В этом её инстинкт соблазна.
- Себя поедаешь неистово,
- Верных слов не найдя.
- Пуля пролетает без выстрела.
- Без радости день ото дня.
- Зависть где-то подсознательно
- Скрывается в закоулках мозга.
- В ней ничего притягательного,
- Но она вышибает солёные слёзы.
17:28 03.07.2023
«Была бы ты обнажена…»
- Была бы ты обнажена —
- Мои дрожали б пальцы.
- Но только б не жена —
- Устал я обжигаться.
- Дотронуться я не сумею,
- Коснуться тоже я не вправе.
- А ты сидишь вся в белом.
- Я волосы тебе б поправил.
- Была бы ты нагой совсем,
- И не было б тогда интриги.
- Но кажется, что я несмел,
- Касается тебя мой выбор.
- Тобой я наслаждаться буду,
- Смотреть, немного вожделея.
- Себя ловлю на чём подспудно —
- Что прикоснуться я не смею.
- Была бы ты обнажена,
- И в этом взгляде томном
- Казалось, как же ты нежна,
- В ночи бы были только стоны.
- Увы, так время быстротечно,
- Его нам вовсе не догнать.
- Твои мне не увидеть плечи,
- Меня они лишают сна.
- Была бы ты обнажена,
- Совсем оставшись без одежды,
- Насколько б я тебя узнал.
- Прости, что я такой невежда…
17:48–17:53 03.07.2023
«Мне бы в пошлость не упасть…»
- Мне бы в пошлость не упасть
- Да там не измараться.
- Какая же настигнет напасть,
- Зубами буду клацать.
- Кричать мне оголтело,
- Чтоб только уши заложило.
- Своё переношу я тело,
- Пока все клетки мозга живы.
- Так просто соскользнуть
- И оказаться в липкой грязи,
- Всю растерявши суть,
- В болоте похоти увязнуть.
- Но мне хотелось простоты
- И лёгкости простейшей,
- Как опыляются цветы,
- Как утончённы гейши.
- С себя я сброшу кожу,
- Чтобы очистить суть.
- Одеться будет сложно
- И выжить как-нибудь.
- Вся пошлость помыслов —
- Она в чужих глазах.
- Как заплеталась поросль,
- Был виден страх.
- Мне в пошлость не скатиться бы,
- Как самоцель мне не видна.
- Танцует лето в платье ситцевом,
- Теперь его мне не узнать.
17:08 04.07.2023
«В себе наладить настройки…»
- В себе наладить настройки,
- Потому что сбились они.
- Постоянно чем-то расстроен,
- Радость мне не сохранить.
- Что-то мешает существовать,
- Сбивая с нужного ритма.
- Дрянные лезут в голову слова,
- Оттого сильнее обидно.
- Нет, я себя не нашёл,
- Потому что и не терял.
- Лишь временный шок
- Слегка потревожил меня.
- Пропадало электричество,
- И все сбились программы.
- Теперь хаотичная личность,
- Выбившись из общей гаммы.
- Можно ли починить молотком,
- Не сильно по крышке стуча?
- Это был непреложный закон,
- Теперь модно рубить с плеча.
- Разобран, как детский конструктор,
- И нет схемы для сборки,
- По настройке отсутствует инструкция.
- Крик не слышен громкий.
- Себя не пытаюсь настроить
- И даже не пытаюсь бежать.
- Мой мир так был устроен,
- Что я бензином тушу пожар.
10:51 05.07.2023
«Я вас хотел беречь…»
- Я вас хотел беречь
- Наивно и безмолвно.
- Искал я с вами встреч,
- Но оставался скованным.
- Любить хотел неистово,
- Сражался с робостью своей.
- Меня пронзали выстрелом
- Те дни, что я бродил среди теней.
- Я вас хотел беречь
- От всех невзгод житейских.
- Бросал я письма в печь,
- Мечтал, как будем вместе.
- В мечтах лелеял встречу,
- Где вам признаюсь я во всём.
- Но до сих пор я не замечен,
- Своё я не подставил вам плечо.
- Я вас хотел беречь
- До старости глубокой.
- Но обхожу я вечно,
- Когда смотрю на ваши окна.
- Пленён я вашими устами,
- Ночами грёзы все о них.
- Ах, если бы вы только знали,
- Какие длинные бывают дни.
- Я вас хочу беречь всегда,
- Ни на минуту не покинув.
- Но в тишине идут мои года,
- Лишь провожаю взглядом вашу спину.
16:21 06.07.2023
«А я тону в переживаниях…»
- А я тону в переживаниях,
- Не выбраться никак наружу.
- В глазах блестит мой страх,
- Он медленно съедает душу.
- Мне стоило бы рассказать,
- Не тыкаться слепым котёнком.
- Я помню детства адреса,
- Сегодняшние просто блёклые.
- Растратив век, сменив другой,
- В пустых ладонях лишь песчинки.
- Не начинать бы мне тот бой,
- Перед которым сломлен, как тростинка.
- Всегда мне видеть бег,
- Не поддавшись ему ни разу.
- Мы летом любим снег,
- Зимой же солнце любо глазу.
- Нам постоянно не хватает
- Всего и сразу под рукой,
- Лишь волк доволен стаей,
- Когда бежит за вожаком.
- Переживаний хмурая пора
- Всегда лишает нас рассудка.
- Распять готовы были автора
- За неумелые его рисунки.
- Все образы, как будто в жизни,
- Оттуда взяты были смело,
- Как будто дождик лёгкий брызнет,
- И лист перевернётся белый.
13:25 07.07.2023
Яна Варшавская
Поэтесса, писатель и художник. Автор ряда научных статей и патентов на изобретения. В 1981 году окончила Томский государственный университет, биолого-почвенный факультет. Имеет художественное образование – в 1985 году с отличием окончила Томскую вечернюю художественную школу, а затем Заочный народный университет искусств, факультет изобразительного искусства. В настоящее время проживает в Санкт-Петербурге. Член Российского и Интернационального союзов писателей. Член-корреспондент Международной Академии наук и искусств. Участник собраний и конкурсов Общества любителей русской словесности, лауреат Международного поэтического конкурса «Золотая строфа». Лауреат Второй Национальной литературной премии «Писатель года» (2013). Автор восьми книг, соавтор более чем в шести десятках авторских сборников. Лауреат «Московской премии», Международной Лондонской литературной премии, обладатель титула «Дама фантастики и детской литературы» за 2020 год по результатам конференции РосКон. Награждена медалями и дипломами.
Сказка на ночь, или Байки старого попугая
– Дура-дура-дура! – прохрипел он самодовольным и сладковато-ядовитым голосом, потом отвернулся к окну и уставился в одну точку. За окном летели тяжёлые белые хлопья, они так и норовили облепить собой всё: деревья, стены, стёкла, двери, но, обессилев, падали на асфальт. Однако асфальт ещё помнил летнее тепло и безжалостно плавил снег, превращая снежные хлопья в неприглядную серую жижу, хлюпающую под ногами.
Я стояла у плиты в оцепенении и лишь только повернула голову, чтобы убедиться в реальности происходящего, как кофе тут же сбежал. Пока я возилась, оттирая бурое пятно на плите, бекон, уже изрядно подгоревший, выгнулся и зашипел. Гадство!
– В таком случае, ты тоже остаёшься без завтрака, старый грубиян! – только и смогла выдавить из себя я наконец, подойдя к окну и накрыв клетку плотной тканью. Я даже не взглянула на него. Подумать только! Столько лет притворяться… И когда я уже смирилась с мыслью, что скорее заговорит утюг, чем мой безмозглый попугай, он вдруг разродился на три слова. А вернее, на одно. Коварный негодяй! Нет, я не злая… Я просто в ярости! Сколько лет по вечерам и воскресным утром я, стоя на коленях перед клеткой, пыталась научить его хотя бы простым словам… Он возмущался и лишь хлопал своими безусловно красивыми, блестящими крыльями. И поверьте мне, этого слова я ему точно не внушала.
Честно говоря, я не хотела его брать. Но родители заявили, что одной в моей новой квартире будет неуютно и скучно, и всучили его мне как подарок на новоселье. Я даже не знаю, сколько ему лет… Лет двадцать назад мама купила его в одной парижской лавке. А молодой темнокожий продавец – нет, просто абсолютно чёрный, – бесконечно тараторивший «Merci beaucoup!», тут же выписал справку на вывоз экзотической птицы и вручил маме огромную клетку с самодовольным попугаем. Я не знаю, как называется у птиц то, что у человека является лицом, но его, скажем, голова безусловно выражала царственную надменность и полное безразличие к окружающим.
Когда бурная и, мягко говоря, не самая верная реакция утихла, на её место, нетерпеливо перебирая пальцами по краю стола, заявилось любопытство. Вот именно. Любопытство.
Я подошла к клетке и спросила:
– И почему молчал?
– Обиделся.
– Господи Боже мой! Да на кого?
Он, выдержав паузу, голосом Хазанова произнёс:
– Старая дура пообещала написать книгу, да таланта хватило на одну фразу. Нелицеприятную.
Больше он не проронил ни слова. Закрыл глаза и отвернулся.
Глава первая
Так прошла неделя. Молча завтракали и ужинали. Вечерами я читала Вадима Зеланда, пытаясь прокручивать самую счастливую киноленту моей жизни. Я уже не рассчитывала услышать его историю, как вдруг, словно и не было никого молчания, он сказал:
– Девочка моя, у всего есть начало… А вот конца может и не быть. Расскажу тебе одну историю, только ты не обижайся, как эти пустоголовые птенцы, не понимающие разницы между «реноме» и «паблисити».
Давным-давно пройдена эта точка. Упущен раз и навсегда единственный момент, когда ещё можно было что-то исправить. На календаре двадцать пять раз поменялся год. Скажу больше, одно тысячелетие сменилось другим. Так бывает на стыке веков… Только боль от утраты ощущения счастья стала ещё невыносимее и осознанней. Потому что я теперь точно знаю, когда была пройдена эта точка невозврата…
Я заметил её издалека и, хотя мы не виделись уже лет пять, сразу же узнал девушку, которая когда-то ласково называла меня «солнышко».
Она стояла у газетного киоска на остановке трамвая и изучала выставленные в окне почтовые марки. На марках красовались диковинные орхидеи. Потом открыла сумочку, чтобы достать мелочь, и я тихо окликнул:
– Майя!
Она вздрогнула и улыбнулась так, что казалось – десять солнц взошло на небосводе.
– Ты?
– Я…
– Как жизнь? – поинтересовалась она, рассматривая мою новую стрижку. А потом добавила: – Так тоже неплохо, хотя длинные волосы тебе очень даже шли.
Я молча закурил, неловко потоптался и спросил:
– Всё там же работаешь?
– Да. Представь, мне даже нравится.
– А я, наверное, уже бы диссер защитил, будь ты со мной! – это неожиданное признание вырвалось само собой…
Она опять вздрогнула, но теперь не столь от неожиданности, сколько от воспоминаний, нахлынувших, как ураган «Катрина» или «Мария».
– Но ведь это ты, это ты тогда сказал, что ничего серьёзного пока не планируешь, и просто пропал…
– Май, у меня уже два пацана растут. Куда ещё серьёзнее! – вздох вырвался, словно крик о помощи.
Она внимательно посмотрела на меня, прикоснулась одним только указательным пальцем к моим губам, словно не хотела ничего слышать о моей жизни…
А я захватил её ладонь и этот пальчик и яростно поцеловал в благодарность за такой её миротворческий жест.
– Знаешь, а глаза у тебя по-прежнему блестят… Значит, ты всё равно счастлив! – произнесла она, но смотрела уже на распахнувшиеся двери красного старого трамвая, освободив руку и непроизвольно закусив нижнюю губу, словно от острой боли или не желая сказать что-то обидное.
Вошла в салон. Потом произнесла еле слышно, так тихо, почти шёпотом:
– Я люблю тебя!
Дверь медленно, со скрипом закрылась, а трамвай, стуча на стыках, увозил её и мой тогда счастливый билет.
Глава вторая
– Какая грустная история.
– Не грустнее жизни.
Следующим вечером он опять не произнёс ни слова. А я успокаивала себя, что не совсем ещё сошла с ума, разговаривая с глупым попугаем. Ладно, не глупым.
В субботу вечером словно лопнула тонкая струна времени, и комнату наполнил лёгкий шелест его крыльев. Это как звук раздвигающихся портьер или кулис. Я, не желая спугнуть входящее волшебство, тихо присела напротив.
– Иннокентий. Кеша слишком как-то фамильярно.
– Прости. Иннокентий!
– Так вот, дорогая моя девочка, в жизни случаются такие невероятные вещи, что, поверив в их реальность, ты становишься их проводником.
Эта квартира – настоящее сокровище. Досталась мне по стечению обстоятельств, но обстоятельств самых невероятных. И чтобы до них докопаться, нужно вспомнить давнюю подругу, с которой нас свела судьба одним дождливым осенним вечером.
Сейчас, конечно, трудно понять и представить ту движущую силу, ежевечерне выталкивающую меня из тёплого уютного жилища в моросящую непогоду… Однако таковых энтузиастов нашлось не так уж и мало!
Мойра, молоденькая розовощёкая студентка математического факультета; Сэми, выпускник физического факультета; я, приехавшая из России по обмену и окончившая всё тот же Массачусетский университет, но получившая диплом преподавателя биологии… Всего в наш класс записалось десять человек. Разных, но крайне талантливых и тщеславных. Эти качества и помогали нам, я уверена, выдержать четыре года обучения и не бросить занятия живописью и композицией помимо основных занятий и работы, у кого она была. Этот класс стал единственным за всю историю художественной школы, который в полном составе дошёл до финишной черты. И поскольку наше трио было особенно спетым, мы решили отпраздновать окончание вечерней школы торжественным запуском выпускных работ прямёхонько по реке Миссисипи.
Что говорить, зрелище было ещё то! Большие белые листы с карандашными портретами Давида и Аполлона, изрядно подмоченные и тяжёлые, сделав круг почёта и одновременно борясь с течением, медленно погрузились в тёмную прохладную воду.
Это был первый шуточный след, который мы оставили… Вернее, наши «бессмертные» творения.
Насколько дружными мы были в ту пору, настолько лёгким оказалось расставание. Как-то слишком быстро и далеко друг от друга оказались и Сэми, и Мойра, и я всего за какой-то год-полтора. Причём вспоминали мы друг о друге частенько, но перезванивались не чаще раза в год, а бывало, и того реже.
Вот именно в такой осенний день, когда дождь моросил спозаранку и, похоже, до следующего утра он не собирался менять планы, Мойра позвонила мне на сотовый.
– У тебя те же проблемы с квартирой? – вместо приветствия спросила она.
– Миром правит стабильность или нет? – вопросом на вопрос ответила я.
– Ха-ха-ха!.. – устало произнесла она.
И я почувствовала, что ей непросто говорить о деле, которое занимает теперь все её мысли.
Мы сидели в кафешке, которая располагалась через дорогу от школы искусств. Кроме художественной там была ещё и музыкальная школа, именно для тех из нас, кто, повзрослев, решил наверстать упущенное или то, к чему не лежало сердце или попросту не шли ноги…
Мойра не прятала заплаканных глаз, вокруг которых темнели ещё и небольшие круги… Потерять сразу всю семью в нелепой автокатастрофе – это ли не самое худшее испытание, выпавшее на долю молодого человека, только-только устраивающего свою жизнь…
Моя подруга ничего не стала менять в апартаментах своей экстравагантной бабули, пожелавшей перебраться на склоне лет из уютного нью-йоркского особняка в самый высокий небоскрёб Сингапура.
Направляясь к окну, я не с первого раза, тыкая в три большие кнопки на овальном позолоченном пульте, раздвинула шторы. Подошла ближе и замерла от восторга, увидев внизу лёгкие облака, больше похожие на диковинных белых птиц, медленно плывущих не в бескрайнем и бездонном небе, а между самыми высокими домами, образующими круг. Это зрелище настолько потрясло меня, что я вновь ощутила тот творческий голод, который заставляет, бросив всё, хвататься за кисти…
И эта картина за окном моего нового жилища, больше напоминающего музей модерна, не шла ни в какое сравнение с видом из иллюминатора трансатлантического лайнера.
Теперь я взяла за правило каждое утро, как только проснусь и приготовлю ароматный кофе, подолгу сидеть у окна и наблюдать за сменой фантастических картин, написанных на холсте бездонного неба. И я могу поклясться, что никогда ещё они не повторились… То небо было свинцово-синее, то облака такие невесомые и прозрачные, что напоминали лишь лёгкое, быстрое касание невидимой божественной кисти небесного художника…
Я пила кофе, смотрела вдаль и представляла, как, наверное, это здорово – перекинуть верёвочный мост и прошагать по нему прямо в облаках, чтобы войти в такое же окно небоскрёба, который можно было рассмотреть только в солнечную погоду… Высоченный дом, стоящий напротив, манил, как далёкая пристань влечёт усталого моряка.
Как-то вечером, разбирая старые вещи, я наткнулась на огромный ящик с загрунтованными холстами и коробкой масляных красок… Эта находка меня порадовала. Но я не нашла нигде ни одной кисти и, быстро собравшись, отправилась в художественную лавку, которую заприметила сразу после переезда. Оказавшись рядом с магазином, поняла, что совершенно выпала из времени – было уже около полуночи, и рассчитывать на то, что кто-то продаст мне кисти, было по меньшей мере самонадеянно и глупо.
Я машинально и безо всякой надежды позвонила, нажав на старую позолоченную кнопку. За дверью послышалось ворчание и шарканье чьих-то неторопливых ног.
Когда дверь приоткрылась, я увидела старого китайца с удивительно молодыми глазами… В них был блеск, свойственный лишь натурам, всецело поглощённым какой-то безумной, с точки зрения простого обывателя, идеей.
– Нося здеся, сего звониша? – проворчал седобородый старик.
– Простите! Простите, пожалуйста… Я просто ещё не привыкла. Наверное, зайду завтра, вы не против? – взглянув на него с мольбой, произнесла я.
– Зафтра? Приходить зафтра. А можна сиводня, – распахнув огромную тяжёлую дверь, ответил он.
– Правда? Вот спасибо!
Я последовала за китайцем в едва освещённую, но очень просторную лавку. Он включил ещё один светильник и спросил: что за нужда привела меня в его магазин посреди ночи? Но, заметив мой интерес у витрины с колонковыми и беличьими кистями, просто стал ждать, когда я выберу и подойду к кассе. Кисти были первоклассные и, судя по всему, дорогие. Но я всё же взяла их с десяток и ещё несколько из свиной щетины.
– Мадама художника или мадама делать подарок? – прищурив левый глаз, спросил добрый джин-продавец.
– Мадама сошла с ума, глядя на небо! – подмигнув ему, ответила я и протянула всю наличность, рассчитывая на снисхождение старого лавочника.
Он пересчитал доллары и, несколько раз проведя слегка сжатой ладонью по длинной бороде, сказал:
– Принеси мне первую картину. Где твоё небо. Не нада доллар.
– Вы – волшебник! Обязательно принесу, – радостно ответила я и поспешила назад, к своему окну.
Сколько времени прошло после этой ночной прогулки, одному Богу известно. Я писала и ночное небо, подсвеченное огнями огромных реклам, и рассвет, тронувший алым густые облака…
Мне хотелось написать раннее утро, невероятно свежее и прозрачное, купающее огромные небоскрёбы в золоте лёгких перистых облаков. Но вдруг кисть сама подсказала мне, где сделать небольшой штрих, и я провела эту тоненькую, еле заметную линию… Словно это была нитка с нанизанными на ней белыми облачными бусинами. На другой картине, уже порядком осмелев, нарисовала приоткрытое окно в доме напротив, к которому бежала светлая дорожка от моего открытого окна.
Это ведь какое-то безумие. Я даже не знаю, кто живёт за этим стеклом и живёт ли вообще.
Следующим утром, вспомнив о своём обещании, я завернула в покрывало уже просохший холст, на котором, как и просил старый китаец, было небо и золотые облака, и отправилась в лавку.
Он долго смотрел на картину и молчал.
Я, уже подумав, что разочаровала его окончательно, повернулась к дверям, чтобы уйти…
– Остановися. Это осень нрависа. Ты должна принести ещё две картин.
Он разрешил мне взять масло, краски и кисти. А я попросила ещё и несколько холстов.
Целый месяц пролетел, наверное, судя по тому, что количество картин, прислонённых к длинной стене огромной студии, просилось на персональную выставку. Собственную выставку…
Раньше я мечтала о заброшенном старом маяке. Там бы я хотела устроить свою мастерскую. На самом верху, на самой высоте. С огромными окнами вместо стен, чтобы в них лился солнечный свет и входила чёрная ночь с миллиардами ярких звёзд…
Как же это было давно! Мой маяк-мастерская оказался просто совершенно несбыточной мечтой. Вместе с ним на какое-то время ушла и живопись.
А теперь?.. Мой верёвочный мост или просто облачная дорожка, ведь это же даже не заброшенный маяк. Это сумасшествие чистой воды…
Я подошла к окну. В небе ни облачка. В окне напротив мелькнул силуэт. Может, и показалось. Неудивительно. Если есть окно, значит, есть и жилец. Тоже мне, новости дня! Демонстративно задвинув шторы, включила музыку и неожиданно для себя самой стала танцевать. Я представила себя в белом струящемся платье, в перчатках выше локтя и… вальсирующую в огромном нарядном зале. Кто мой кавалер? Конечно же, молодой зеленоглазый брюнет, кто же ещё! С этим переездом и поиском работы я совершенно забыла, что когда-то строила планы и в них было место для прекрасного принца… Ладно-ладно, просто для того, кто для меня им станет. Конечно, всё так и будет когда-нибудь.
А пока нужно вернуть долги.
Что же ему отнести?
Почему-то захотелось именно эти. Те, на которых едва заметная тропинка тонула в утреннем тумане, слившемся с плотными, как сугроб, белыми облаками.
Как и в первый раз, старик долго всматривался в картины, словно искал на холсте какой-то ответ. Потом, видимо, вспомнив обо мне, коротко приказал:
– Иди. Он ждёт!
– Кто? – изумлённо подняв на него глаза, спросила я.
– Принса. Кто ещё…
Ноги стали ватными, ужасно хотелось пить. Купив бутылочку воды в ближайшем супермаркете, я осушила её тут же у дверей магазина.
«А теперь я совершу глупость», – подумав так, я направилась искать тот дом, который вырастал, словно сверкающий гигантский исполин, в точности повторяя все архитектурные особенности небоскрёба, в котором волею судеб я оказалась теперь.
Должна признаться, что я тот ещё топограф и могу заблудиться в трёх соснах… Но где-то же этот дом должен быть! Я озиралась, задирала голову, но никакого небоскрёба-близнеца поблизости просто не было. Изрядно поплутав, снова прошла мимо торгового центра и, поглощённая мыслями о здании-призраке, не заметила, как оказалась дома.
– Ты будешь жить в самом высоком небоскрёбе на планете! Весь мир будет у твоих ног! Подумай только… И соглашайся, – вдруг вспомнила я слова Мойры, произнесённые тогда в нашей кафешке. Но ведь она же не сказала, что я буду жить в одном из самых высоких…
Значит, это какой-то оптический обман. А лучше всего взять и открыть карту центрального района, и вот именно сейчас. Прямо на телефоне.
Долго искать не пришлось. Вот она, подробная карта. Улица Орчард-роуд, что в переводе означает «Дорога, ведущая к фруктовому саду»… Но разрази меня гром, нет тут ни одного повторяющегося дома. Нет моего дуплета-дубля-двойника-призрака-небоскрёба. Нет, и всё!
Раздвинув шторы, я подошла вплотную к окну и стала вглядываться в облака. Боже! В них, прямо как на моих картинах, прятался еле заметный верёвочный мост…
Что, чёрт возьми, происходит? Не поверив своим глазам, но почти поверив в своё безумие, я отошла от окна. Медленно прошла в ванную комнату, умылась прохладной водой и долго не отрывала белого махрового полотенца от своего лица.
Если в жизни происходит что-то слишком невероятное, значит, этому есть простое объяснение. И если я сейчас умру, пытаясь пройти по воображаемому облачному мосту, то пусть это будет хотя бы красиво!
Я распахнула шкаф и, отыскав там светлое платье с широкой юбкой, надела его, а ещё лёгкие туфли. Чуть-чуть косметики. И… вуаля!
Наверное, ветер снесёт меня сразу же, едва я открою створку высоченного окна, не дав мне выбраться наружу.
И как это чёртово окно открывается и открывается ли вообще?..
Глава третья
Когда он замолчал, я какое-то время сидела, не решаясь спросить. Потом выпалила:
– Ты серьёзно считаешь, что история должна заканчиваться именно так?
– Конечно. Все сказки так заканчиваются: «Жили они долго и счастливо». Ну, или вот так… Ты же не возмущаешься после просмотра фильма. Там ведь сначала всё хорошо и понятно, жуют и вдаются в детали, а потом раз – и конец. И ты полный болван…
(Продолжение следует…)
Декабрь 2023 года
Валентина Гетц
Родом из Казахстана, родилась в простой рабочей семье. Папа украинец, мама русская. Жила в красивом гостеприимном селе Трофимовка, населённом разными национальностями, где дома никогда не закрывались на замок и любой сосед непременно приглашал за стол выпить ароматного чая. В 1996 году переехала в незнакомую, но очень красивую Германию. Там и проживает по сей день. Валентина – мама и бабушка, обожает писать стихи, сказки и рассказы для деток о добре и дружбе, взаимопомощи и душевной красоте каждого персонажа. Дар писать приняла с радостью, чтобы приносить счастливые улыбки своим дорогим читателям.
Лесной совет
Идёт Волк по лесу довольный, сытый. Настроение хорошее, тепло, птички поют, бабочки летают. Идёт и видит: маленькие зайчата играют, шалаш себе строят. Подошёл Волк к ним и говорит:
– Эй, вы, малявки, что это вы тут делаете?
– Мы себе шалаш строим и хотим там играть, – ответили ему гордые за себя зайчата.
– Не будете вы там играть, – сказал Волк.
– Почему это не будем? – не поняли малыши.
– Да потому, что я его сейчас поломаю, – сказал Волк и пнул шалаш ногой. Шалаш весь и разлетелся в разные стороны. Зайчата увидели поломанный шалаш и горько-горько заплакали. Ведь они целый день над ним трудились, собирая по лесу веточки.
– И как тебе не стыдно, серый, малышей обижать? – спросила у него Сорока, сидевшая на ветке дерева и наблюдавшая за проказами Волка. – Они же весь день трудились, а ты пришёл и всё поломал.
– Отстань от меня, Сорока, – ответил ей довольный собой Волк, а сам, насвистывая что-то себе под нос, пошёл дальше по лесу.
Идёт Волк и видит: два маленьких ежонка идут ему навстречу и каждый несёт по полному лукошку грибов.
– Эй, вы, малыши, что у вас в лукошках? – спрашивает Волк.
– Мы домой грибов насобирали, – отвечают радостные ежата, – мама нам на ужин их сегодня приготовит.
– Не думаю, что вы сегодня их поедите, – говорит Волк.
– Почему это? – ничего не понимая, спрашивают ежата.
– Да потому, что я их у вас сейчас заберу, – ответил вдохновлённый безнаказанностью Волк и забрал у ежат лукошки с грибами. Взял и подвесил их на самую высокую ветку и на ежат поглядывает. Мол, попробуйте достаньте. А ежата от обиды и расплакались.
– И как тебе не совестно, серый, маленьких обижать? – снова спросила у него подлетевшая Сорока, которая наблюдала за всем происходящим. – Такой здоровый, а над маленькими смеёшься. Нет бы им помочь донести до дома лукошки, видишь, какие тяжёлые они у них, а ты, наоборот, их забираешь и обижаешь малышей.
– Надоела ты мне, Сорока, – говорит Волк. – Что ты всё время меня учишь? Вот я сейчас возьму и все твои пёрышки-то пообщипаю.
А Сорока взлетела повыше на ветку и отвечает ему:
– Иди, иди, Волк, куда шёл, а до моих пёрышек тебе ещё добраться нужно.
Волк попрыгал, попрыгал под веткой, пытаясь достать Сороку. Но ничего у него не получилось, и пошёл он дальше, насвистывая что-то себе под нос. А Сорока подлетела к ветке, где лукошки висели с грибами, сняла их оттуда и отдала ежатам.
– Спасибо тебе большое, тётя Сорока! – сказали, обрадовавшись, ежата.
– Не за что, малыши, бегите домой маму порадовать, – ответила им Сорока, а сама полетела дальше за Волком приглядывать.
А Волк был доволен собой, настроение у него было хорошее, погода была тёплая. Он шёл и смотрел по сторонам, думая о том, что бы ему ещё натворить. Вдруг на ветке дерева он увидел маленьких бельчат, которые что-то держали в лапках.
– Эй, малыши, что вы там держите? – закричал Волк.
– Мы орешков насобирали, маме несём, – отвечают ему бельчата.
– Покажите, какие орешки? – просит их Волк.
Бельчата, радостные, спрыгнули к нему, чтобы свои орешки показать, а Волк все орешки забрал у них, под дерево выкинул да листвой забросал. Заплакали от обиды бельчата. Они ведь так старались орешки для мамы собирать, а теперь что они ей отнесут?
– Ну почему ты вредный такой, Волк? Малышам не помогаешь, а только их обижаешь, – возмутилась Сорока на серого Волка. – Как можно таким вредным быть? У тебя что, вообще нет сердца?
– Ну, Сорока, ты мне уже надоела! Учишь и учишь меня! Сейчас точно все твои перья пообдираю, – сказал Волк и погнался за ней.
А Сорока быстро взлетела на самую высокую ветку и села.
– Ну, достань, если сможешь, – сказала, ухмыляясь, Волку Сорока.
Волк постоял-постоял, попрыгал-попрыгал – ничего у него не получается. Высоко сидит Сорока, не достать её. И пошёл Волк себе дальше, пригрозив как-нибудь поймать её. А Сорока подлетела к бельчатам и стала помогать им разгребать листья да орешки собирать.
– Спасибо тебе, тётя Сорока, – сказали бельчата, – что за нас заступилась и орешки помогла отыскать.
– Не за что, – ответила им добрая Сорока и полетела к Медведю – хозяину леса. Медведь как раз в это время во дворе был, собирался чай с мёдом пить.
– Что случилось, Сорока? – спрашивает её Медведь. – Ты какая-то прямо взъерошенная. Кто обидел тебя?
– Да не меня только одну обидел, а и всех малышей в нашем лесу обижает, – затараторила Сорока.
– Ты, Сорока, расскажи мне всё по порядку, чтобы понятно было, и не тараторь, пожалуйста, – попросил Сороку Медведь.
И стала рассказывать Сорока про проделки Волка, как он малышей всех в лесу обижает и как ей пёрышки обещал когда-нибудь выщипать.
– Да, непорядок у нас в лесу творится, – сказал Медведь. – Надо срочно собрать лесной совет. Ты лети, Сорока, в лес и собирай всех зверей и птиц на лесное собрание. И Волка не забудь позвать, чтобы он перед всеми о своих проделках рассказал.
Собрались все лесные звери на опушке, на пенёчках присели, птицы на ветках разместились, детишки по травке бегают, а Волк вдали от всех возле дерева стоит, плечом его подпирает.
– Ну что, Волк, – говорит Медведь, – расскажи-ка нам, как ты маленьких да слабеньких обижаешь. Жалоба тут на тебя поступила, разобраться бы нам в этом надо. И про наш лесной закон, вижу, ты забыл, который гласит, что беречь детей нужно как своих и во всём им помогать.
Зашумели звери и птицы на Волка, заругались. «Как можно наш закон не соблюдать и малышей обижать?» – кричали они, перебивая друг друга. А Волк голову свою низко опустил и молчит.
– Ну, что молчишь, серый? Или тебе рассказать нечего и стыдно за свои проделки, или это всё неправда? – пристыдил его Медведь.
– Это всё правда, – еле слышно сказал Волк. – Что виноват во всём, я и сам знаю. Извини меня, Медведь, я больше так никогда поступать не буду.
– Не у меня прощения проси, – ответил ему Медведь, – а у маленьких, у тех, кого обидел.
– Простите меня, малыши, – извиняясь, прошептал Волк.
– Ну, а за слёзы малышей ты должен вернуть то, что сломал. Зайчикам построить шалаш, ежатам собрать грибов по два лукошка и бельчатам лукошко их любимых орехов.
– Хорошо, я всё так и сделаю, – сказал Волк, пряча от стыда глаза.
– И про меня, Медведь, пожалуйста, не забудь, – крикнула с ветки Сорока.
– Ну и, конечно, перед Сорокой ты тоже должен извиниться. Некрасиво так с ней разговаривать да ещё и пытаться ей пёрышки выдернуть.
– Извини меня, Сорока, я просто так это сказал, – промолвил Волк. – Я больше никогда так не буду себя вести.
– Надеюсь, ты выучил на всю жизнь этот урок, – ответил ему Медведь, и все звери согласно закивали. – И ещё запомни: не тот сильный, кто слабых да маленьких обижает, а тот, кто им помогает и в беде не бросает. Сила его всегда в добром сердце.
Снежинка
На дальнем-дальнем севере, где никогда не бывает лета, а всегда дуют холодные ветра, где переливаются серебром белые снега и пушистые снежинки сыплются с неба, образуя огромные сугробы, живёт белоснежная королева Зима со своей замечательной семьёй: королём Морозом и тремя прекрасными девочками – принцессами Метелью, Вьюгой и необычайно красивой, с добрым нежным сердцем принцессой Снежинкой. Они живут в одном из красивейших ледяных замков с великолепными колоннами, на которых скульптор вырезал прекрасные рисунки зимнего снежного сада. А король Мороз с любовью разукрасил в замке окна, пол и стены замысловатыми морозными узорами. Вокруг замка и в прекрасном зимнем царстве лежит серебристый снег, который переливается на солнце ослепительными яркими красками и своим сказочным, удивительным волшебством притягивает восхищённые взгляды обитателей их страны. Невозможно пресытиться представшей взгляду красотой.
Король с королевой очень любят своих старших красавиц-девочек, умных, красивых, благородных и своенравных, которые обладают сильным, но иногда взрывным характером и вспыхивают как спички, но так же легко и забывают обиды. Но больше всех они обожают самую младшую доченьку Снежинку за её доброту и нежность, которые она, не стесняясь, дарит всем.
У каждой принцессы есть свои обязанности, и они выполняют их безукоризненно. Метель заметает следы, оставленные животными и птицами, Вьюга кружит по всей территории, выравнивая и полируя снег, а Снежинка открывает в облаках засовы от снежных хранилищ, и снежинки летят с неба, создавая необычайную красоту. В этот момент все обитатели царства стоят с поднятыми вверх головами и любуются происходящим.
Снежинка обожала то, что она делала, так как видела, какое это всем доставляет удовольствие. Она также обожала своих любимых друзей и всегда спешила к ним, а они ждали её в их любимом месте. Это были весёлый пингвинёнок Нону и белый мудрый медвежонок Муна. Они любили втроём скатываться с ледяной гладкой горки, обгоняя друг друга, а потом карабкаться наверх по ней, падая и сбивая в падении друг друга. Забираться так было очень сложно, но им не хотелось идти наверх по ступенькам, и они со смехом ползли, как могли, по самой горке. У них, конечно, никогда не получалось достичь цели, так как они вновь и вновь соскальзывали вниз по гладкому, как стекло, льду. Потом, когда уже не было сил подниматься, Снежинка рассыпа́ла кругом снег, и они по снегу забирались на вершину. По просьбе друзей она обсыпа́ла и их красивыми лёгкими снежинками, которые таяли на ладонях.
Накатавшись вдоволь и насмеявшись, они шли в свой домик, который вырыли в сугробах и в котором любили прятаться от посторонних глаз. Это было самое любимое их место. Им нравилось быть втроём, они придумывали разные истории и рассказывали их друг другу. Но больше всего Нону и Муна любили слушать удивительные правдивые истории Снежинки, которая летала над всей землёй и бывала в разных странах.
Снежинка часто рассказывала им про детей, которые живут на земле. Они тоже очень любят снег, но видят его всего три месяца в году, так как именно на три месяца приходит к ним Зима. «Как, всего три месяца? – удивлялись её рассказу друзья. – А потом что?» – «А потом, – отвечала им Снежинка, – приходит на три месяца Весна, снег тает, и из-под снега появляются первые красивые бархатные цветы, которые называются подснежники. Земля одевается в зелёную мягкую траву, и на деревьях набухают почки».
Друзья слушали рассказ, затаив дыхание. «А что такое подснежник, – спросили они, – какой он?» И Снежинка рассказала о нём, как он выглядит и какой он красивый, но, увидев их неподдельное желание получше знать, какой он, нарисовала его на снегу.
«Какой красивый, – увидев цветок, восхитились друзья. – А потом что, после Весны опять Зима?» – «Нет, после Весны приходит на землю Лето, распускаются цветы, деревья одеваются в зелёные листья, и разные птицы поют красивые песни. Ярко светит горячее солнце, и на земле становится очень жарко». – «Как интересно, – сказал Нону, – хотя у нас тоже поют прекрасные песни птицы и стоят зелёные ели и сосны». – «И солнце тоже у нас ярко светит, – поддержал друга Муна. – Но вот только жары мы совсем здесь не хотим. Тогда наш любимый дом и горка растают». – «Да, ты прав, – ответила ему Снежинка. – На земле растут совсем другие деревья, которые зимой теряют свою листву, и мы должны обязательно их укрывать, чтобы они не замерзали. И нам в наше царство совсем не нужно жаркое солнце. Наше солнце самое лучшее», – серьёзно сказала она.
«А что, Лето потом на земле до Зимы остаётся?» – спросил любознательный Муна, которому хотелось услышать дальше продолжение этого удивительного рассказа. «Нет, что ты, – засмеялась Снежинка, – после летней жары на землю приходит Осень. У деревьев листья начинают менять цвет, и выглядит, скажу вам честно, это очень красиво. Чуть позже трава начинает желтеть, листья с деревьев опадают. Часто идут дожди, давая земле хорошо напиться, и помаленьку Осень подготавливает землю к Зиме. Вот как раз у них сейчас уже поздняя Осень, и скоро мы отправимся в путь, где у нас будет много-много работы».
Друзья с интересом слушали рассказ о совсем незнакомом и удивительном ином мире, слушали и представляли всё в ярких красках. Но каждый из них больше всего любил свою родину, и она для них была самой необыкновенной и самой красивой, и они ни на что и никогда её бы не променяли.
Так проходило время в зимнем королевстве, пока на земле королева Осень не улетела в своё осеннее королевство, уступив место королю Морозу. И тогда король Мороз с королевой и со своими принцессами улетели на три месяца к людям. Снежинка попрощалась с друзьями, пообещав, что расскажет им ещё много разных прекрасных историй о другом загадочном мире.
Работы на земле было очень много, и им нужно было торопиться, чтобы всё выполнить в срок. Королева Зима пролетела над просторами, стараясь поскорее подготовить всё к холодам. Вслед за ней отправился король; он пролетел над землёй, просматривая свои владения, и на землю опустился мороз. Затем Снежинка открыла снежные засовы, и на землю полетели прекрасные хлопья снежинок. Она нарядила в снежные шубки деревья, чтоб им не было холодно, и бережно укрыла тёмную землю белой пуховой периной. Мороз остановился над реками и озёрами, и вода превратилась в лёд.
И тогда из тёплых домов, на которые Снежинка надела белые шапки, повыскакивали на улицу ребятишки. Кто-то тащил за собой санки, кто-то нёс вёдра с водой, чтобы залить горку, а кто-то – лыжи. Счастью не было предела. На речке дети катались на коньках, лепили снеговика и играли в снежки. Всюду стоял шум и смех. Дети были в полном восторге от прихода Зимы.
Снежинка смотрела на детей и радовалась вместе с ними. Махнув рукой, она рассыпала на них большие красивые снежинки. Дети стояли с открытыми ртами и не могли оторвать взгляда от невообразимой сказочной красоты. Метель тоже любила детей: она подымала снежинки, которые падали с неба, вверх и кружила их вокруг детей, словно танцуя вместе с ними танец. «Какая красота!» – говорили взрослые, которые радовались, глядя на счастливых и радостных детей, и, как и дети, не могли оторвать глаз от летящих сверху снежинок.
Вечером дети, наигравшись, поспешили домой, а Вьюга принялась исполнять свои обязанности: она начала потихоньку дуть на снег, потом сильнее и сильнее, – снег взлетал и кружился в вихре, образуя большие сугробы. А Снежинка украшала окна красивыми снежинками, на которые дул Мороз, превращая всё в сверкающие узоры.
Утром дети, едва проснувшись, взяли санки и лыжи и поспешили на улицу. Даже собачки были рады снегу: запряжённые в санки, они катали детей, смешно виляя хвостами. Снежинка всегда была возле детей, она радовалась вместе с ними и, конечно же, сыпала на них большие пушистые снежинки, которые подхватывала Метель и кружила их над детишками. Принцессы знали, что всего три месяца дети могут наслаждаться белым снегом, а потом будут лишь часто вспоминать и мечтать о нём. Поэтому они делали всё, чтобы ребята надолго запомнили эту красоту и с нетерпением ждали их на следующий год.
Наира Григори
Родилась в Ереване. Окончила Ереванский медицинский институт. Работала в Институте хирургии им. Микаэляна. В 1994 году переехала в Москву, где продолжала работать врачом. Публиковать рассказы начала в соцсетях. Публиковалась в сборниках издательства «Четыре»: «Призвание писатель», «Мелодии весны», «Творчество и потенциал» и других, а также в журнале «Время читать» издательства «Четыре». Номинирована на премию «Нос» от издательства «Четыре», номинирована на звание «Писатель года» от «Проза. ру». В 2023 году стала лауреатом 133‑го конкурса прозы МФ ВСМ и получила звания «Лауреат ВСМ» и «Магистр МФ ВСМ».
Вера и любовь
Переругавшись с родными и уйдя в никуда, точнее за неземной любовью в шалаш к Евгению, Вера не давала о себе знать целых три года.
Мать и отец, никогда до этого не ссорившиеся и жившие душа в душу, почти перестали общаться. В глубине души они обвиняли в уходе дочери друг друга, при этом каждый казнил и себя тоже.
Евгений не понравился им сразу. Мать винила себя, что не пресекла их связь ещё на этапе ухаживаний, а отец – за категоричность («Или мы, или он!»).
В итоге Вера, наскоро собрав вещи, ушла… и полностью растворилась в пространстве. Как будто и не было их весёлой нежной девочки с ямочками на щеках и заразительным смехом.
Время нанизывало череду пустых и скучных дней, рана не затягивалась и начинала кровоточить при виде завитка на шее чужой девочки, от обрывка звонкого смеха, от Вериных вещей, тут и там попадающихся на глаза во время нечастых уборок.
Дом, когда-то весёлый, щедрый и гостеприимный, который держался матерью в идеальной чистоте, зарос пылью и как-то угас. Как будто с Верой ушла вся жизненная энергия, питавшая этот маленький заводик счастья.
Через месяц после её ухода, когда пришло осознание неотвратимости Вериного шага, мать позвонила подруге дочери и узнала, что Евгений увёз её в Москву, так как только в Москве его таланты могли бы реализоваться. Таким образом они узнали, что ей пришлось бросить институт за полгода до его окончания.
После этого в их с мужем жизни остались только работа, магазин и тлеющая надежда на звонок от дочери. Их молчаливое отчаяние как будто создало ров вокруг крепости, куда не пытались проникнуть ни друзья, ни родственники когда-то счастливой семьи.
Спустя три года, как-то вечером, привычно выполняя ритуал отхода ко сну, они вздрогнули оттого, что в дверь кто-то забарабанил: «Тётя Рая, дядь Миша, это я, Маша, откройте!» – кричала соседка.
Наскоро накинув халат, мать побежала открывать дверь.
– Машенька, что случилось?
– Быстро, быстро! Телевизор! – Маша бросилась к телевизору и включила один из центральных каналов. На экране в каком-то фольклорном одеянии пела Вера, и за её спиной в составе группы играл Евгений. Это был песенный конкурс.
Мать с отцом стояли как каменные изваяния, не шелохнувшись даже после того, как передача закончилась, а Маша вышла за дверь, щёлкнув замком.
Отец подошёл и выключил телевизор.
– Ты помнишь, как она пела в музыкальной школе? – произнесла мать.
Не получив ответа, она продолжила:
– Может, она просто не хотела учиться на экономическом? А мы не поняли?
Отец внезапно разозлился:
– Она сама туда захотела, её никто не заставлял!
– Но мы и не поощряли её талант…
Отец перевёл на неё тяжёлый взгляд:
– Как мы ещё должны были поощрять её талант? Ты водила её в музыкальную школу, на конкурсы. Потом она окончила музыкальную школу, и этот этап в её жизни закончился. Она сама не продолжила свои занятия и решила поступать в институт. Мы её никогда не принуждали.
И, как-то чересчур возбудившись, отец закричал:
– Единственный раз, когда мы её предостерегли, просто предостерегли, она собрала вещи и ушла!
– Нет, не предостерегли! Мы поставили ультиматум! А разве можно ставить ультиматумы влюблённой женщине?
– Тоже мне женщина! Просто запутавшаяся девочка, возомнившая, что обрела неземную любовь! Да к кому! Этому прощелыге, бездельнику, который даже говорил с ней командами! «Вера, мы уходим!» – передразнил его тон отец.
– Ты по-прежнему считаешь, что она девочка. А она взрослый, сформировавшийся человек. И давай я не буду говорить, на какие жертвы пойдёт любящая женщина!
– Пока эта женщина пошла на одну лишь жертву – бросила родителей.
– Мы сами её вынудили, – крикнула мать в спину уходящему отцу.
Он захлопнул за собой дверь в гостиную, куда перебрался спать три года назад. Комната Веры так и осталась пустовать. Туда уносились все предметы – напоминания о ней. Но входить туда решалась только мать – убрать время от времени пыль и проветрить.
Наутро мать, еле дождавшись приличного времени, позвонила подруге дочери.
– Леночка, здравствуй! Ты можешь дать номер Веры?
– А что это вы заинтересовались Верой? Три года ни слуху ни духу, а тут, как только она стала знаменитой, вам понадобился её телефон?
Вокруг сердца матери образовался глубокий ров, и туда ухнуло, больно ударившись о дно, сердце.
«Ничего, это всего лишь глупая девочка, она не поймёт», – успокоила себя мать.
– Нет, Леночка, просто отец болеет. Может, Вере хотелось бы знать об этом, – соврала она.
– Я спрошу её. Если захочет знать, сама позвонит, – дерзко кинула та в ответ и оборвала разговор.
На следующей неделе они, не сговариваясь, включили телевизор и молча уселись в ожидании начала песенного конкурса. Среди лиц, голосов и света они слышали лишь чистый, звонкий голос Веры и видели лишь её слёзы, когда та поняла, что их не пропустили на следующий этап.
Мать заплакала вместе с ней, так как возможности видеть её у неё уже не осталось. Отец, бормоча под нос ругательства в адрес жюри, ушёл в ванную и, хлопнув дверью, включил душ.
Утром за завтраком мать решительно сказала мужу:
– Я еду в Москву!
Отец поднял на неё удивлённый взгляд:
– К кому? Ты даже не знаешь её адреса! Москва – огромный город, где ты её найдёшь?
– У меня по крайней мере есть след! Я сниму гостиницу и пойду на телевидение! Решай, ты со мной или нет?
Через неделю, после долгих согласований отпусков на работе у мужа и у себя, мать занялась поиском гостиницы недалеко от Останкино, стала спешно покупать подарки и собирать вещи. Эта суета вдохнула жизнь в их унылое ожидание, как будто застоявшийся матрас вытащили на солнце и хорошенько взбили. Мать теперь, сидя вечером перед телевизором, тихо улыбалась, не вникая в перипетии очередного сериала, полностью погружённая в мысли о поиске дочери и об их встрече.
Муж любовался её внезапно помолодевшим лицом, но, в отличие от жены, предстоящая поездка нервировала его, выбивала из колеи.
За день до отъезда в дверь позвонили. У порога стояла Вера.
– Верочка, деточка, – всплеснула руками мать, но не осмелилась обнять, а бросилась втаскивать чемодан.
Подбежал отец и выхватил его у матери.
– Проходи, родная! Ты бы сообщила хоть, мы бы подготовились! – пропустив дочь, захлопотала мать.
– Да брось ты этот чемодан, мы сами разберёмся! Сходи лучше в магазин, у нас же холодильник стоит пустой и отключённый! – обратилась она к мужу.
Вера стояла осунувшаяся и потерянная. После ухода отца мать с дочерью обнялись и заплакали.
– Что? Что с тобой, моя девочка? – гладила Верины волосы мать.
– Я думала, вы меня прогоните, – всхлипывала Вера.
Когда отец вернулся, нагруженный покупками, мать, опередив звонок, открыла дверь и приложила палец к губам: «Вера спит».
Они молча прошли на кухню и стали разгружать пакеты.
– Завтра попробую сдать билеты, – тихо сказал отец, – но думаю, уже поздно.
– Да, в лучшем случае со штрафом.
– Ну и ладно. Лучше так, чем ехать неведомо куда.
Мать взглянула на него: седого, с залысинами на висках, уже пожилого мужчину с каким-то покорным выражением на лице. И куда делся тот Миша? Легкоатлет, высоченный красавец, по которому сохли все девчонки?
Мать с отцом, стараясь не разбудить дочь, хлопотали на кухне, и в полночь, когда уже любимые Верой плов, тушёная морковь и шарлотка были готовы, а они засобирались спать, Вера вошла на кухню и молча обняла родителей.
Мать накрыла на стол, отец достал три рюмки и налил всем коньяку. Молча чокнулись и выпили. Вера, чуть пригубив, ковырялась в тарелке с пловом, а мать с отцом молча ждали, когда она начнёт говорить.
Это была совсем другая Вера. Уже не та яркая и весёлая девочка, которая ушла три года назад.
– Понимаешь, мам, я ему не нравлюсь! – крупные слезинки выкатились из глаз и упали прямо в тарелку. – Разве так бывает? – повернулась она к отцу.
Отец хмыкнул и насупился.
– Может, он просто не любит тебя? – робко спросила мать.
– Говорит, что любит. Разве это возможно? Разве можно любить, если не нравится ничего: ни внешность, ни характер, ни-че-го! Не так готовлю, не так говорю, не так одеваюсь, не так пою…
– Знаешь что?! – повысил голос отец. – Он просто закомплексованный…
– Миш, не надо, – мать накрыла ладонью руку отца.
Вера повернулась к отцу:
– Да, ты прав, пап. Он ужасно закомплексованный. Но это ничего не меняет…
Молчание снова душным облаком разлилось по кухне.
Наконец мать решилась:
– Вер, а ты навсегда?
Вера молча доела плов.
– Не знаю, мам. Он сказал, что мы не прошли в финал из-за меня.
– То есть?! – вскипел отец.
Мать снова накрыла его руку своей.
– Погоди, Миш!
Вера отставила тарелку.
– Да, и я беременна…
«…»
Родители, решившие воспользоваться отпуском и проспать утро после бессонной ночи, были разбужены настойчивым звонком в дверь.
– Лежи, я открою, – сказала мать мужу, – наверное, тёте Любе с первого этажа стало плохо.
Накинув домашнее платье и пригладив волосы, мать взяла сумку с лекарствами и пошла открывать дверь.
Перед дверью, нервно переминаясь с ноги на ногу, стоял Евгений.
– Я пришёл за своей женой! – неожиданно громко для такого раннего утра сказал он.
– Проходите, Евгений. Вы, наверное, устали? Вы только прилетели? – мать предупредительно отодвинулась и жестом пригласила его в квартиру.
– Это неважно! – вновь выкрикнул он. – Я подожду её здесь.
– Евгений, Вера спит. Да и соседи тоже, – намекнула мать на неуместность громких сцен перед дверью.
– Я подожду здесь, разбудите её! – всё же чуть тише, но не менее нервно произнёс он.
– Евгений, в её положении не стоит так резко её будить и заставлять спешно собираться. Зайдите и спокойно дождитесь её дома.
– В каком это положении?! – вновь вскрикнул Евгений.
«Так, значит, он не знает. А я проболталась», – подумала мать и произнесла:
– Нервном! Она приехала в очень нервном состоянии. – И уже сама повысив голос: – И я не позволю Вам тревожить её, когда она только недавно заснула!
Евгений, не ожидавший такого напора, заметался. Потом повернулся и спустился на один пролёт.
– Я вернусь позже! – крикнул он и побежал по ступенькам вниз.
– Ну, что он хотел? – спросил отец, когда мать тяжело опустилась на кровать.
– Ты слышал?
– Я понял, что это он. Не стал подходить, чтобы не дать ему по морде.
– Тихо! Вера услышит, – заволновалась мать.
– Вера уже знает, что он из себя представляет.
Мать, не раздеваясь, легла на кровать.
– Миш, она к нему вернётся…
– Из-за ребёнка? Так мы его сами воспитаем!
– Не только из-за него. Она его любит, понимаешь? И будет мучиться всю жизнь от его мерзкого характера. Но родит ему детей, будет вкалывать на трёх работах, выступать с ним, пока это ему нужно. И даже терпеть его измены.
– Но почему?! – вскипел отец.
– Потому что любит.
– Как можно любить, если знаешь, что он за дерьмо? – вскрикнул обычно сдержанный отец.
– Ну вот видишь, как и он. Не нравится, но любит. Иначе не прилетел бы за ней.
Мать и отец замолчали, прислушиваясь к тишине за стенкой, в комнате Веры.
– И что же нам делать? – уже тихо спросил отец.
– Принять, Миш. Если хочешь видеть дочь и внуков, то принять. И попробовать полюбить.
Отец завозился и возмущённо забурчал что-то.
– Впрочем, тебе достаточно любить Веру и её детей, – засмеялась мать, – и не рычать на него.
– За измены ноги поотрываю!
– Когда вернётся, я буду называть его Женей, – решительно сказала мать. – Вставай, уберёмся и приготовим что-нибудь. Скоро зять придёт.
Ветер
Ветер, ворвавшись к вечеру в город, стучался в окна и двери, свистел у полуоткрытых фрамуг, шуршал ветвями и срывал сухие листья, усеивая ими тротуары и балконы. Зонты уличных кафе закрылись, горожане разошлись по домам и скрылись ото всех мигренями, давлением и просто плохим настроением. Зашторили окна, включили уютные лампы и телевизоры, чтобы не слышать стук ветвей об окна, чтобы пережить этот вечер и побыстрее уснуть до тех пор, пока рано утром дворники, шебурша мётлами, уберут следы вечернего буйства и новорождённый день принесёт покой и умиротворение в смятенные души.
Но в этот вечер ветер принёс не только тревогу, но и звонки. От одного до другого дома, от одной до другой квартиры звонки разветвлялись, как крона дерева, охватывая всё больше и больше абонентов, передающих друг другу лишь пару слов: «Он в городе!», «Он прилетел!». А близкие ещё добавляли: «Говорят, постарел и плохо выглядит».
Весть облетела город. И к тому времени, как он добрался до тёмной пыльной квартиры, старые друзья, убедившись, что телефон выключен за неуплату, достали свои забытые телефонные книги, чтобы дозвониться до соседей и убедиться, что молва не обманула, что он действительно в городе.
Как только он опустил тяжёлый рюкзак на пол, в дверь постучали. На пороге стояла старая Лия, подруга матери и их соседка с тех пор, как он родился.
Выбившиеся из косы седые волосы, тревожный взгляд умилили его, и он молча обнял её.
– Деточка, пойдём к нам! У тебя ни света, ни воды, ни еды, ни связи, – сказала она.
– Нет, я хочу только воды и спать, – устало сказал он, – принеси попить, Лиечка.
– Пойдём, я одна. Дети разъехались. Тебя никто не потревожит. Прими душ и поспи в чистой постели.
Больше из нежелания спорить он закрыл дверь и пошёл за ней.
Уже лёжа в кровати, он слышал частое дребезжание телефона и сдавленный голос Лии: «Да, он здесь. Да, он спит, позвоните завтра».
«…»
В первый раз он, единственный сын секретаря райкома партии и баловень судьбы, в составе группы советских комсомольцев, полетел в Париж. В капстрану тогда могли попасть только очень редкие советские граждане. Для этого им нужно было быть по крайней мере единственным сыном высокопоставленного партработника и матери, которая пылинки сдувала с ненаглядного мальчика, умницы и красавца, и имела большое влияние на отца, который распределял блага.
Собирались долго и торжественно. В день отлёта приехали провожать родственники. Все уселись за накрытый матерью стол, поели, выпили на посошок, присели на дорожку, как было принято, и выехали в аэропорт. Там долго прощались. Родственники и родители обнимали, похлопывали по плечу, наказывали не уронить честь советского комсомольца. Мать даже всплакнула. Как будто провожали в космос или в полярную экспедицию.
Париж ошеломил его. Если другие участники группы думали, как бы улизнуть от взора старшего по группе ради мелких удовольствий, то он, сразу поняв, что не будет рисковать будущими поездками, вёл себя тише воды ниже травы. Даже той малости, что он увидел в первый раз, хватило, чтобы он понял, что он приедет снова.
Вернувшись домой, он, студент факультета восточных языков, стал учить французский. Весёлый и дружелюбный, душа компании и предмет воздыханий всех девушек, он умел так рассказывать о своём путешествии, что все слушали открыв рты. Как будто сказочный принц ехал из своей волшебной страны и случайно забрёл в их городишко, ослепить их своим блеском. При всей этой популярности он не вызывал ни злости, ни зависти. Люди мечтали погреться в лучах его славы и прощали ему везучесть, смазливость и успех.
После Парижа он выпросил у родителей несколько поездок в страны соцлагеря и отовсюду привозил красочные рассказы о быте, о достопримечательностях, о людях. Он замечал то, что не заметили бы простые, ординарные люди. И умел самые обычные наблюдения передать так, что слушателям казалось, будто это было самое увлекательное, что может быть в жизни.
На четвёртом курсе случилась неприятность: одна из девушек, которая залетела как мотылёк на его свет, забеременела. Он был потрясён. Совершенно не представляя себя отцом, тем не менее решил, что поступит как честный человек и женится. Придя к матери с этой новостью, он ожидал всего, что угодно, кроме её предложения уехать в Бонн, тогда столицу ФРГ.
– А как же… – успел только начать он, как мать перебила его:
– Не переживай, всё устроим. Такой путёвки может уже не быть. Поезжай и отдохни. Приедешь, и решим, что делать.
Взяв у него номер телефона девушки, мать в этот раз по-быстрому собрала его в дорогу. Обошлось без застолий и долгих прощаний.
Мир менялся, и мелкое дребезжание земли под ногами было уже ощутимым. И неизвестно, получилось бы ещё куда-нибудь поехать. Кресло под отцом, как и у всех партработников, зашаталось. В угаре студенческой жизни он почти не заметил, как страна начала разваливаться, одновременно открывая границы для всех.
Когда он вернулся из Германии с твёрдым намерением выучить ещё и немецкий, девушка, которую он оставил, вышла замуж. Мать сказала, что, скорее всего, она обманула его, чтобы выбиться в люди, пользуясь связями их семьи. Но потом совесть заставила признаться, что отцом ребёнка является тот парень, за которого она вышла замуж. Неожиданно для себя он тяжело пережил эту историю. В Германии он нет-нет да и заглядывался на детские вещи в магазинах. И даже купил пару диковинных тогда в стране комбинезонов. Торжественно пообещав себе никогда не жениться и не верить больше женщинам, он ритуально сжёг комбинезоны в дачном камине и закрыл для себя эту историю.
Мир рушился, границы открывались, а он уезжал, прилетая всё реже и реже и привозя с собой новые рассказы о новых странах. Но теперь не только о блистательных европейских столицах, но и о лагерях беженцев на Ближнем Востоке, о древних храмах в Камбодже, о стоянках бедуинов в пустыне…
И как только он появлялся в городе, собирались, приезжали те, кто по-прежнему называли себя друзьями и приятелями, и слушали его рассказы. Шли годы. Одноклассники и однокурсники взрослели, обзаводились лысинами и животами, потом сединами и морщинами. Женщины, которые его любили и которых он одаривал своим вниманием, блекли, поправлялись, и на их лицах с каждым разом появлялись следы всё более ожесточённых баталий за молодость. Им не о чем было рассказать миру: лишь о заботах, детях и супругах, о злобных начальниках и тупых подчинённых, о скучных семейных выездах на море.
А он был как заговорённый: такой же молодой и подтянутый, с тем же ворохом красивых историй и приключений. Его приезд был камнем, от которого расходились круги в стоячем болоте их существования. И только об одном он не рассказывал никогда. О женщинах.
Возможно, именно это позволяло чувствовать их всех равноудалёнными, не ревновать и не завидовать. Некоторые даже задавались вопросами: а не является ли их друг любителем альтернативной любви?
Но нет, его мужская харизма не давала основания для этих слухов. Женщины по-прежнему влюблялись в него. А он лишь многозначительно улыбался и на все расспросы отвечал, что да, есть, но они решили не афишировать свои отношения.
На самом деле женщин у него было много. В каждой стране, где он оставался более или менее надолго, у него появлялись яркие, красивые женщины, которым он ничего не обещал. Он даже не ставил перед ними выбора. Было заранее понятно, что он не создан для долгих отношений.
Много раз он, уезжая, оставлял их, не вглядываясь в их грустные глаза и не замечая еле сдерживаемых слёз. Унося лишь память о счастливых днях и бурных чувствах. Можно сказать, что он уезжал от женщины к женщине, как только понимал, что рутина уступает место яркости только зарождающихся чувств.
Отец, не выдержав тягот перестройки и обесценивания его мира, умер давно. А мать, мечтавшая о внуках и так и не дождавшаяся их, жила только приездами сына. Когда бы он ни прилетел, его ждала уютная родительская квартира: чистая и пахнущая знакомыми с детства блюдами. Мать старела, и с каждым разом её взгляд при расставании становился всё более и более грустным.
Если раньше она радовалась его поездкам и, показывая фотокарточки знакомым, с гордостью рассказывала о его перемещениях по миру, то от года к году её гордость сменялась надеждой, а потом и отчаянием. Похоже, её мальчик так и не женится и ей не дано испытать счастья увидеть внуков. Теперь фото на смартфоне, подаренном сыном, она показывала только Лие. И её детям, когда они прилетали навестить мать. Для них он был кем-то недосягаемым. Разница в возрасте в десятилетие не дала им возможности приблизиться к нему ближе статуса соседа.
Увидев звонок матери, он не смог сразу ответить и сбросил его. Через несколько часов он перезвонил, и ответила Лия. Мать увезли в реанимацию с инсультом. Он сразу же вылетел к ней, но не застал. Лия говорила, что мать пыталась попрощаться с ним, но инсульт коснулся речевого центра и правой стороны тела. Она пыталась написать левой рукой, но не смогла.
Это была самая большая катастрофа в его жизни. Если бы не Лия и не друзья, он бы не смог даже похоронить её. Он часами сидел в оцепенении, не в силах понять, что теперь уж точно он остался в мире совсем одинок.
Теперь его встречала лишь заброшенная квартира, пахнущая пылью и временем. Книжные шкафы, гнущиеся под тяжестью старых книг, трещали по ночам, а неисправный кран стучал по темени монотонным капанием воды в раковине. Наутро он оплачивал счета, находил уборщицу, сантехника, приводил квартиру в порядок, и к нему приходили друзья. Теперь уже с едой, приготовленной их матерями и жёнами и поэтому всё ещё привычной и пахнущей детством. Без матери дом казался декорацией к спектаклю, к которому долго готовились. Привычные фразы и реплики «Старик, да ты не меняешься!», «Вот как выглядит неженатый мужчина! Красавец», «Ну ты молоток! Путешествия тебе к лицу» – всё это звучало фальшиво и наигранно. Как будто он приехал не домой, а на спектакль со своим участием.
«…»
Ветер, как и ожидалось, разогнал облака, и утреннее солнце назойливо светило в глаза, не давая выспаться после долгой дороги. В дверь осторожно поскреблись. Услышав «Да, входи!», Лия боком высунулась в дверь.
– Ой, я дура, забыла задёрнуть шторы! – хлопнула она себе по лбу и подбежала к окну. – Хочешь, поспи ещё. Я приготовила тебе блины на завтрак. С чем тебе их сделать?
– М-м-м, блины… Как у мамы. Мама делала с рыбой и икрой…
– Ну, икры у меня нет, – смущённо засмеялась Лия.
– Прости, Лиечка! Я не требую от тебя икры, просто вспомнилось. Делай с чем угодно, мне без разницы.
– Там тебе трезвонят с утра. Я телефон подушкой прикрыла, – улыбнулась Лия. – А то ведь спать не дадут. Что им сказать-то?
– Нужно было сказать, что это ложные слухи. Что меня нет.
– Давно ли ты стал таким нелюдимым? – удивилась Лия.
– Недавно.
– Я вызвала свою девочку, она у тебя уберётся, купит еды кой-какой. За свет, воду и газ я сама схожу заплачу.
Он потянулся за брюками, достал бумажник и протянул деньги.
– Что так много-то? – испуганно отдёрнула руку Лия.
– Бери всё, что есть, я в аэропорту разменял. Потом ещё поменяю. Я не знаю цен, будет больше, вернёшь, не переживай.
Лия взяла деньги и спрятала в кармашек фартука.
– Ты плохо выглядишь…
– Да, я приболел немного.
– Может, ну их, приятелей твоих?
– Может, и ну… Говори им, что я уехал. За город, например.
«…»
Квартира, хоть и отмытая, всё равно пахла пылью. «Благородной книжной пылью», – подумал он. Чтобы не обидеть Лию, он съел два блинчика, и привычно ноющий желудок теперь сжимался, отдавая болью по всему животу. Он скрючился на старом кожаном диване, сдерживая стон, хотя в квартире никого не было. «Девочка», которую пригласила Лия для уборки, полноватая, маленькая, некрасивая женщина лет пятидесяти, по его просьбе купила коньяк. Переждав пароксизм боли, он открыл бутылку, отпил несколько крупных глотков и откинулся на подушку, всё ещё отдалённо пахнущую мамиными духами. Боль стала медленно отпускать, и он почти уснул, когда в дверь постучались.
«Лия! – подумал он с досадой. – Наверное, принесла еду, которую я всё равно не ем. Не буду открывать, пусть думает, что сплю».
Но вслед за робким стуком раздался более настойчивый. «Ох, не отстанет ведь… Лучше заберу и выброшу». Он с трудом выплыл из сна и поплёлся к двери. Машинально открыв её, он почти отвернулся, чтобы вернуться на диван, но перед дверью стояла девушка.
– Вы, наверное, ошиблись…
Девушка не просто смотрела, она рассматривала его. Впрочем, лицо ему показалось смутно знакомым.
– Вы…
Девушка не дала договорить. Она толкнула дверь, вошла в коридор и прошла в комнату.
Ему ничего не оставалось, как закрыть дверь и последовать за ней.
– Пьёте? – произнесла она, увидев початую бутылку.
– Нет… Вообще нет, – засмущался он, так как рюмки на столе не было, и было очевидно, что он пил из горла.
– А рюмок у вас нет? – спросила она, оглядываясь вокруг. Затем прошла к серванту, вытащила два хрустальных бокала, вытерла салфеткой, налила коньяка и села в кресло, подвинув один бокал в сторону дивана, где он до этого уютно устроился.
Он, пассивно следуя её воле, уселся на диван, ожидая дальнейшего развития событий. Желудок ещё поднывал, и он отпил из бокала.
Она свой бокал выпила залпом и опустила глаза, как бы собираясь с мыслями.
– Чем могу быть полезен? – спросил он. Ему начинала надоедать эта сцена.
– Да уже, собственно, ничем.
Он начал раздражаться.
– Послушайте…
– Я просто хотела на тебя посмотреть.
– Посмотрела?
Он сделал жест в направлении двери.
Девушка смутилась.
– Вы мой отец…
– Что? – он рассмеялся. – Дорогая, не получится. Я не могу быть отцом. Я решил эту проблему много лет назад, чтобы не обманываться. Так что не знаю, что там тебе наплела твоя мать, не верь ей. А лучше скажи, чтобы рассказала правду. Как её зовут, кстати?
– Не могу, – тихо ответила она.
– Что не можешь? – в его голосе уже звучала сталь.
– Спросить не могу. Полгода назад. Рак. Её звали Евой.
Её глаза наполнились слезами.
Ему стало неловко, и очень хотелось, чтобы этот фарс наконец закончился.
– Ладно, расскажи всё, что пришла сказать. Я послушаю.
Девушка налила себе ещё, отпила и быстро, на автомате, как будто долго готовилась к этой речи, стала рассказывать:
– Я всю жизнь считала Алика своим отцом. Хотя они расстались с мамой, когда мне было три года. Мама растила меня сама, но он помогал немного. И денег подкидывал, и сидел со мной, когда мама была на дежурстве. Потом он женился, у него родились свои дети, и он… отдалился. Я очень обижалась, ревновала и иногда даже ненавидела его. А мама говорила, что он в целом благородный человек и прочее… Потом она заболела, и мы остались совсем одни, понимаете? И я тогда очень сильно разругалась с папой. И она рассказала, что мой отец – это вы. Просто ваши родители не приняли бы её. И ваш папа договорился со своим подчинённым, что он женится на ней в обмен на карьеру. Мама вышла замуж. Он вступил в партию, сделал-таки небольшую карьеру. И я подозреваю, что деньги, которые мы получали от него, были от ваших родителей. Потому что я сверила по датам. Пока ваш папа работал, мама получала какие-то деньги и не работала. А потом он умер, и денег стало меньше, и мама пошла работать. А потом она что-то ещё получала и… кто-то ей помогал. Думаю, ваша мама. Моя… бабушка. Но когда мама заболела, не стало и её. И…
Девушка разрыдалась.
Он понял. Понял, почему мать просила у него денег. И почему выпросила второй ноутбук, под предлогом того, что потеряла первый. Хотя вот он – стоял на столе в кабинете отца. И зачем ей нужна была крупная сумма на «поехать с подругой в санаторий». Хотя если бы она там была, то скорее всего её бы обследовали и сейчас она была бы жива… Теперь он понял, почему лицо девушки показалось знакомым…
– Мне от вас ничего не нужно. Просто увидеть и познакомиться. Хотите тест ДНК?
– Не нужно. Ты на неё очень похожа. На маму. На мою маму. Твою я помню очень смутно, прости…
«…»
«Дочь… У меня есть дочь. Но как? Как она могла так меня обмануть? Как ты могла это скрывать, мам? Что это было? Ты же сама требовала от меня внуков, не зная, что после этой истории я сделал вазэктомию».
Молчание затянулось. Ему было мучительно стыдно. За то, что некто Алик заботился о его дочери. За то, что ему не довелось её увидеть маленькой. За то, что он ничего о ней не знал, принял её за истеричку и хотел выпроводить поскорее.
Он сидел, закрыв лицо ладонями, и пытался сдержать рыдания.
Девушка встала.
– Я пойду?
– Сядь! – скомандовал он.
И чуть позже, мягче:
– Сядь, пожалуйста… Как тебя зовут, дочка?
– Лилит…
Наследство
Дед закашлялся, и Арен, спавший рядом, вздрогнул.
– Папи́? – позвал он деда шёпотом.
Дед вздохнул: мол, жив ещё, жив. Арен потянулся и пощупал трепещущую вену на запястье.
– Папи́, тебе что-нибудь нужно? Воды принести?
Дед выдохнул: «Да!»
Арен встал и в полной темноте, стараясь ничего не задеть и не наделать шуму, побрёл на кухню. Налил воды в стакан, взял чайную ложку и вернулся.
– Папи́, поверни голову ко мне, – сказал он, присаживаясь на край постели.
Положив стакан рядом на тумбочку, положил под голову деда вторую подушку и стал по ложечке поить его.
– Хватит, апрес, – сказал дед и отвернулся к окну.
На горизонте рассвет уже прочертил тонкую полосу. Вчерашние тяжёлые облака нависли над линией света, как будто не давая пробиться солнечным лучам.
– Открыть окно, папи́?
Дед утвердительно моргнул. Арен потянулся через дедову постель и слегка приоткрыл окно.
В затхлую с ночи комнату пробился аромат дождя. Дед улыбнулся одними губами.
– Ухожу, Арен. Не бойся.
– Нет, папи́, нет! Пожалуйста! – Арен схватил руку деда и прижал тыльной стороной к щеке.
– Устал, сынок, отпусти. Дай мне уйти. Ты всё уже знаешь. Ты справишься.
– Папи, ещё немного, папи́, – юношеским басом заревел Арен.
Дед взял его руку и прикрыл второй рукой.
– Хорошие у тебя руки, умные. Знающие руки, мой мальчик. Ты будешь хорошим снхчи.
– Таким, как ты, не буду!
– Бу-у-удешь, сынок, будешь. Я в твои годы ничего не умел. Ты за мамой и бабушкой присматривай. И ничего не бойся. Всё получится.
Арен отвернулся и закрыл ладонями лицо, не давая слезам вытечь из глаз. Мир, такой привычный, устойчивый мир, созданный дедом, олицетворяющий деда, рушился на глазах.
Мать и бабушка всё ещё спали на втором этаже. Арен сидел, опираясь локтями на колени, и медленно раскачивался вперёд-назад, вперёд-назад, впёред-назад…
Под птичье ликование и хор цикад солнце постепенно оттесняло тучи, и вскоре комнату залило золотистым светом. Арен, потерявший меру времени, вдруг как будто очнулся и повернулся к деду.
Дед, лежащий на высокой подушке, закрыв глаза, улыбался вечности. Арен взял его за запястье. Сердце уже не трепыхалось.
«…»
К полудню стали съезжаться родственники и соседи. Снхчи Мукуч был уважаемым человеком не только в селе, но и далеко за его пределами.
Казалось, он будет вечным, как этот столб, от которого расходились стены в их доме, построенном, как храм. Арен сидел на подоконнике и смотрел на несущую колонну, как будто ожидая, что она рассыплется и всё: весь дом, вся предыдущая жизнь – исчезнет под обломками и в мире останется лишь пыль от их прежней жизни, да и та скоро уляжется, и всё закончится.
«…»
Младшая дочь, Ани, росла умненькой не по годам. В школе ей не было равных по сообразительности. Пока её ровесницы наряжались и присматривали себе женихов, Ани сидела с книжками и учебниками.
Старшая после школы выскочила замуж за парня из соседней деревни и друг за другом родила троих детей. Жена часто ездила к ней помогать с детьми, оставляя на Ани отца и хозяйство.
Ему нравились тихие вечера с младшей дочкой. С утра приняв в пристройке рядом с домом страждущих, которых везли ему со всей страны, он возвращался в дом, и они садились обедать. Он рассказывал ей о своей работе, втайне лелея надежду на то, что она решит стать врачом. Ведь, несмотря на золотые руки, которыми он собирал все осколки костей после травм, он так на врача и не выучился. А когда? Нужно было работать, помогать деду, который вложил ремесло ему в руки, отцу с хозяйством. Не до учёбы было. От турецкого ятагана бежали без имущества: только себя спасли.
Но дочка не стала врачом, а выбрала математику. И поступила в университет на факультет прикладной математики.
– Зачем? – убивалась мать. – Кем она будет? Учительницей?
– Пусть будет кем хочет, – примирительно говорил он. – Чем учитель тебе не угодил? Будет работать в школе, и растить своих детей будет проще.
– Как она будет одна в городе?
– Нормально будет. Она взрослая, разумная девочка. Я поеду с ней, сниму комнату у надёжных людей. Будем её навещать, она будет приезжать, – не конец света.
Но ни комната у надёжных людей, ни разумность не уберегли девочку от любви. Когда стало очевидно, что она беременна, а отца ребёнка не выдаст под страхом смерти, пришлось оформлять академотпуск.
– Может, я притворюсь беременной, чтобы слухи не пошли? – предложила мать. – Будем растить как своего.
– Ты что, жена? – впервые грозно сказал он. – Лишать ребёнка матери? Не будет этого! Что нам досужие сплетни? Захочешь закрыть фонтан, он сильнее забьёт. Пусть рожает дома. Мы поможем, а она поедет продолжать учёбу.
Слухи пошли разные. Кто-то говорил, что она понесла от своего женатого преподавателя, кто-то – что её изнасиловали. Но она так и не открылась ни отцу, ни матери. Отучилась, приехала в село и стала работать в школе.
А Арен… Дедова радость и надежда, с раннего детства стоял рядом и смотрел, как он работает. Как немного подрос, дед стал учить его ремеслу. Собирать разбитые глиняные формы в мешке, чтобы «видели» не глаза, а пальцы. Сначала глиняные формы были простыми, потом всё более и более сложными. Пальцы у него были длинные, хваткие, ловкие. Спустя время он стал ассистировать деду. Иногда сложные переломы он «собирал» даже лучше деда. А потом ставили «яху», что-то наподобие гипса. Собирали вместе травы: каждую – в свой сезон, в своё время суток. Дед всё ещё мечтал. Мечтал, что хотя бы внук станет врачом.
«…»
Дом стал заполняться людьми. Тело деда обмыли, уложили в гроб в гостиной. Дед лежал важный, торжественный, сложив руки на груди. Вокруг толпились люди, бабушка сидела у изголовья.
Арен всё ещё сидел на высоком подоконнике, вглядываясь в дедовский профиль, когда во дворе поднялся переполох. Вишнёвая девятка резко затормозила перед воротами, и из неё выскочили двое парней.
– Где снхчи Мукуч? Очень нужен!
Ворвавшись в дом и увидев гроб, сникли.
– Вы извините, у нас друг разбился, авария. В районной больнице врачи не могут помочь, говорят, надо везти в Ереван, оперировать. Мы пойдём…
Бабушка, молча сидевшая, опираясь лбом о гроб, поднялась и осмотрелась.
– Стойте! Арен, сынок, вставай. Попрощайся с дедом и иди. Заберите его, – скомандовала она парням. – Он поможет.
Арен смотрел на закат. «Солнце садится… Дед, наверное, уже добрался…»
– Пойдём, я провожу тебя, сынок…
Михаил Жинжеров
Родился в 1947 году в г. Чернигове (Украина). Окончил Киевский институт народного хозяйства. Трудился на предприятии ВПК.
С 1994 года живёт в Нью-Йорке (США). Женат, двое детей, пятеро внуков. Работал экономистом, а ночью, для медицинской страховки, – дежурным консультантом в доме для умственно неполноценных.
Публикуется с 2013 года. Был представлен в разных номинациях и печатался в литературных журналах и альманахах. Несколько раз был в числе победителей международных литературных конкурсов. Автор книг «Рифмой по затылку», «И смех, и слёзы, и любовь», «Из века в век, из страны в страну», аудиокниги «Пегас в бане».
Член Интернационального Союза писателей, Российского союза писателей, Пушкинского общества Америки, Литературного клуба Нью-Йорка. Награждён орденом им. Кирилла и Мефодия, медалями Мацуо Басё, Маяковского, Пушкина, Чехова, Есенина, Бунина, звездой «Наследие» II и III степеней, грамотами и дипломами.
Девочка
- Декабрьский день. С заправки тянет запахом бензина.
- И небо грязно-ватными укрыто облаками.
- И тяжело, и лень, и весь как в липкой паутине,
- Гигантскими и мерзкими сплетённой пауками.
- Противно, слякотно, озноб пролазит под одежду.
- Хоть вроде крепок я ещё и голова в порядке,
- Противно, старость впереди, и никакой надежды,
- Грызёт обида, одиноко, муторно и гадко.
- И вдруг гляжу – идёт легко, уверенно и важно
- В сопровождении красивых бабушки и мамы
- Девчушка маленькая. Подойдя ко мне отважно,
- Сказала «деда» и глядит чудесными глазами.
- Но растерялись и смутились бабушка и мама:
- «Не приставай к нему, не твой дед это, что ты, внучка?»
- Но милый ангелочек смотрит на меня упрямо
- И говорит мне: «Дедушка, возьми меня на ручки».
- И солнце появилось, засияло нежным светом.
- Обида и тоска умчались, рассеялись, как дым.
- Как будто тёплое опять вернулось в город лето,
- А я опять стал прежним, успешным, молодым.
- Бывает, что без радости тоскуют на планете
- Ненужные, больные, заброшенные старики.
- У некоторых внуки есть любимые и дети —
- Живут вдали, чужие и безнадёжно далеки.
- Мы многое не можем изменить, не в нашей власти,
- Но достаётся нам случайный маленький подарок.
- Немного чужого простого семейного счастья,
- Как будто от чужой свечи оставшийся огарок.
- Что б ни было, но за детей и внуков мы в ответе.
- Жизнь пролетела без религий, уж близок эпилог.
- Но если добрый, чистый, милый ангел есть на свете,
- То, может, есть на свете всевидящий и мудрый бог.
Камни
- На сердце уснувшем лишь мёртвая память,
- Замёрзшая птица на белом снегу.
- Как больно хранить мне за пазухой камни,
- Но выбросить их не могу.
- Безмолвная просьба к родным безответна:
- «Расчистите место, куда я их сброшу».
- Глухая стена. Это значит – до смерти
- Придётся влачить непосильную ношу.
Боль
- Проблемы постоянны и тревожны.
- Приходят, как по почте бандероль,
- Уныние, тоска и безнадёжность,
- Болезни, неприятности и боль.
- Боль бывает сердечная, личная:
- Жжёт обида и ноет душа.
- Но она переходит в хроническую,
- С ней привыкнешь и жить, и дышать.
- Тело мучится болью физической,
- Мы её потихонечку лечим.
- И она переходит в хроническую,
- Нам терпеть её проще и легче.
- Боль для старости – чувство привычное,
- И её остановит лишь смерть.
- Хорошо, что она хроническая
- И её научились терпеть.
Ёлочка
- Росла зелёная ёлка не в лесу, не в чаще густой.
- Не зайца, лису и волка пленяла своей красотой.
- Стегал её ветер хлёсткий, облака летели к реке,
- Стояла на перекрёстке в маленьком городке.
- Высокая, стройная, пышная, как будто из детских снов,
- Она не казалась лишней среди машин и домов.
- Носились белки вприпрыжку среди зелёных ветвей.
- Красивые, сочные шишки радовали детей.
- И раз в году на рассвете, в ожидании волшебства,
- Её наряжали дети к празднику Рождества.
- Высокие и низкорослые, уставшие от трудов,
- Ей улыбались взрослые, вспомнив родительский дом.
- Но раз набежали тучи, и с яростью хищного зверя
- Прошёл ураган могучий, ломая дома и деревья.
- Вырвал он ёлку с корнями, легко, как будто смеясь.
- И пала она ветвями в жидкую, липкую грязь.
- И осветила зарница бури жестокой последствия,
- Маленькую частицу всеобщего злого бедствия.
- Люди спешат на работу. В школу бегут подростки…
- Но не хватает чего-то на маленьком перекрёстке.
Далёкие друзья
- Как много злобы в этом мире,
- Предательства и эгоизма.
- Прицельно бьют, как будто в тире,
- По самым преданным и близким.
- Как много в этом мире горя,
- Тоска сжимает, словно клещи.
- Укоры, сплетни, наговоры,
- И хамство батогами хлещет.
- Как много в мире одиноких.
- Желанье высказаться гложет.
- Но некому, как будто проклят,
- И только должен, должен, должен…
- Но вдруг среди чужих и прочих
- Привет приходит издалёка,
- Как лучик света тёмной ночью,
- Как парус в море одинокий.
- И не страшны ни мрак, ни ветер, —
- Есть близкие в пространстве зримом.
- И счастье жить на белом свете,
- И каждый миг неповторимый.
Простите
Absque omni exceptione.
Без всякого исключения.
- Клубками судьбы сплетены, в истории давно уж тесно,
- И каждому отведены таланты, время, роль и место.
- В отрезке времени и места моей судьбы проложен путь —
- В одном моё промчалось детство, в другом умру когда-нибудь.
- За всё, в чём был неправ когда-то, за промахи и упущенья,
- В чём перед кем-то виноватый, – за всё хочу просить прощенья.
- Перед людьми под небом звёздным был в прошлой жизни
- виноват,
- Что многое я понял поздно, что поздно свой раскрыл талант,
- Что ненароком мог обидеть, не смог кого-то защитить,
- Что не умел я ненавидеть так сильно, как умел любить…
- Простите, что в пучине быта запутался, как сельдь в сети,
- Что многое уже забыто и нет ни времени, ни сил.
- Живя на обнажённых нервах, судьбе всегда давая сдачу,
- Как часто был я лучшим, первым, но постоянно неудачно.
- Друзья далёко на планете, и хоть признаться неприятно,
- Родным не смог остаться детям, и даже близким и понятным.
- Мне скоро предстоит уйти туда, откуда нет возврата,
- И я спешу сказать «прости» всем, перед кем был виноватым.
Фигурное катание
- Ледовый дворец сияет,
- Алмазный сверкает лёд.
- Оркестр так чудесно играет,
- Что сердце в груди поёт.
- Уносятся чувства в туманную даль,
- Ласкают наш слух музыкальные волны.
- Уходят из сердца тоска и печаль,
- И радость свободную душу наполнит.
- А фигуристы стройные,
- Ловкие и умелые,
- Страстные и спокойные,
- Быстрые и смелые.
- И пары на льду не танцуют – живут,
- Страдают и любят, о чём-то мечтают,
- Как рыбки по синему морю, плывут,
- Как птицы по чистому небу, летают.
- К жюри обращаются взоры,
- Судить – непростая работа.
- Не все попадут в призёры
- И на пьедестал почёта.
- Но, танец закончив, на зал посмотри:
- Не все вы призёры, не все победители.
- Но разве оценки вам ставит жюри?
- Оценки вам ставят влюблённые зрители.