Эпоха пепла. В Доме Змея

Размер шрифта: 13

Пролог

Жизнь.

Сколь много вкладывают в это слово простые смертные, даже не догадываясь о ее истинной ценности. И сколь мало она стоит на самом деле. Ведь, чтобы подарить жизнь, достаточно провести одну пьяную ночь с какой-нибудь шлюхой в дешевом борделе, тогда как отнять эту «драгоценность» можно одним быстрым движением не самого острого клинка, наточенного кое-как, на скорую руку.

Каждый человек считает себя особенным. Любой из живущих – даже самый жалкий и никчемный представитель рода человеческого – свято верит в то, что он явился на этот свет с определенной миссией, заложенной неким божественным промыслом. Будто бы сам факт его существования доказывает, что без него мир уже не будет прежним, а если он вдруг исчезнет, то колесо мироздания вмиг сойдет с колеи и осядет в придорожной пыли.

Чепуха.

Ороку, который был более известен под именем Жнец, знал истинную цену жизни, как никто другой. И поэтому, в отличие от многих, не испытывал к ней совершенно никакого пиетета. Даже к своей собственной, что уж говорить про чужие. Люди – просто инструмент. Ни больше ни меньше. Обыкновенное орудие из тех, каким свойственно приходить в негодность. И в этом случае его легко можно заменить на другое.

Помнится, давным-давно кто-то рассказал Жнецу, что он никогда не забудет лицо первого убитого им человека. Как же он ошибался. За прошедшие годы Жнец оставил за спиной столько трупов, что при всем желании не мог бы припомнить даже то, как выглядел тот недоумок Йоши.

Что же касается божественного замысла… За все это время Жнец успел узнать и увидеть столько, что уже начинал задумываться о самой природе демиургов и их роли в создании всего сущего. Впрочем, все его накопленные знания были лишь крупинкой, не более; и это если учесть, что он, наверное, познал такие тайны, которые не снились и умудренным годами старцам. То, что для Жнеца было не более чем дешевым фокусом, остальными почиталось за могущественную магию; ступени, которые другие покоряли годами, он преодолевал не задумываясь, по наитию. Однако даже Ороку смог увидеть лишь верхушку, но сколько же еще неизведанного таила вселенная… Скорее всего, ответ на этот вопрос не получит ни один из ныне живущих или кто-либо из их потомков.

К тому же, думается, у богов – или, во всяком случае, тех сущностей, которых за них почитают суеверные людишки, – есть дела поважнее, чем наблюдать за жизнью столь мелких, ничтожных созданий, не говоря уж о том, чтобы вмешиваться в их дела. Жернова мироздания работают многие тысячи лет и будут вращаться еще столько же – так чего же должна стоить очередная перемолотая ими песчинка? Что должно двигать исполином, чтобы он вдруг опустил свой взгляд вниз и склонился над муравейником, вникая в дела суетящихся на земле букашек? Разве что интерес исследователя.

Жнец размышлял об этом, глядя на обезображенные останки, которые не так давно были молодым мужчиной. Редкий и оттого еще более ценный экземпляр – невзирая на бродяжнический образ жизни, этот человек обладал поистине бычьим здоровьем. Как правило, подобные люди – ходячие разносчики всех возможных болезней, начиная от чесотки и заканчивая тифом, а то и сифилисом. Неудивительно, что их гонят даже из самых злачных притонов, заставляя ютиться под городскими стенами в компании себе подобных и бездомных псов. Причем последние зачастую вызывают куда больше понимания и жалости. Этот же бедняк умудрился сохранить даже зубы! Удивительно. Многие богачи тратят баснословные деньги на лекарства и знахарей, чтобы продлить свою «драгоценную» жизнь хотя бы на год, – и умирают от какой-то чепухи вроде заражения из-за царапины или пустяковой болезни. А кто-то ночует под открытым небом при любой погоде, питается любыми отбросами, которые сумеет найти в ближайшей выгребной яме, заливает в себя ведрами дешевое пойло – и по итогу даже не кашляет.

Впрочем, стоило Жнецу отвести взгляд от тела, как он тут же позабыл об этом жалком черве и его участи. Сейчас Жнеца беспокоили более насущные дела. Например, его слегка настораживало собственное состояние. Чувствовал он себя… Сказать «ужасно» было бы преувеличением, но и утверждать обратное он бы не стал. Воистину Разложение являлось просто удивительной наукой – именно наукой, ничуть не уступающей по сложности астрологии, математике или медицине, – но даже оно, увы, было бессильно в некоторых вопросах.

Быть может, обладай он более глубокими познаниями в этой области… О, если бы это искусство практиковали, как и прочие стихии: открыто и законно, подробно изучая его возможности, достоинства, недостатки и нюансы.

Но нет.

Все эти напыщенные трусливые идиоты так трясутся за свое существование и в то же самое время обеими руками отпихивают то, что при должном старании с годами позволило бы не просто изучить мироздание, но и обуздать его, подчинить, стать ему полноправным хозяином.

Ведь нельзя как следует познать жизнь, не изучив смерть; разобраться во всех тонкостях работы механизма можно, лишь разобрав его на мелкие детали и увидев, как он устроен. Так художник набирается опыта с каждым испорченным полотном, чтобы в итоге создать наконец тот самый шедевр. Нечто, что позволит ему жить в людских умах даже спустя столетия после того, как его останки превратятся в прах глубоко под землей, смешавшись с грунтом.

Жнец, наверное, познал Разложение как никто другой из ныне живущих. Он мог поспорить на что угодно, что ни один чернокнижник не сравнится с ним в теории и практике этой школы. Однако даже с учетом всех его познаний, всего опыта, что он сумел накопить, его умений хватало лишь на то, чтобы замедлить неумолимый процесс умирания. Отсрочить миг, когда ему предстоит переступить черту, – не более. При всех стараниях ему до сих пор необходимо было повторять кропотливые и довольно трудоемкие ритуалы, что приносило немалые неудобства, так как они требовали надежного укрытия, подальше от любопытных глаз и лишних ушей, до которых могли бы донестись вопли его жертв.

Дело было не во времени – хотя и его с каждым разом требовалось все больше. И даже не в «материале» – его и раньше хватало с избытком, а сейчас он и вовсе мог отправить на поиски какого-нибудь бродяги одного из своих подручных. Просто… Просто, наверное, где-то в глубине души – если она у него, конечно, еще была – Жнец осознавал одну простую вещь. То, что ему до ужаса надоело топтать землю, и желал он лишь одного – найти упокоение и воссоединиться со всеми своими…

Жнец стиснул кулаки, затянутые в плотные кожаные перчатки. Не время для сомнений – вероломный пес Симада пока еще жив, как и все прочие предатели. А значит, нужно это исправить, и Жнец уже выбрал подходящий день. Грядет Турнир Домов – пышный праздник, которого ждут многие, еще не осознавая, что он станет последним в их жизни. Эта мысль невольно заставила Жнеца растянуть губы – а точнее, то, что от них осталось, – в кривой усмешке. После этого он обвел глазами свое творение. Так скульптор кидает придирчивый взгляд на новую статую, изучая все ее изгибы, замечая малейшие трещинки или излишне грубые выступы. Подобным образом архитектор пытливо изучает построенный по его чертежам дом, непрестанно размышляя: простоит ли здание десятки лет или рухнет уже к концу сезона, когда почва осядет под обильными дождями?

Однако самая тяжелая работа была впереди. Сейчас перед ним на полу лежала только заготовка; бездушное создание, найденное им в старинном склепе, пустая оболочка, что чудом уцелела при некогда случившемся обвале. Теперь же Жнец должен был вдохнуть в нее жизнь. Навсегда лишиться частички своей Воли и передать ее другому существу. Наверное, это походило на то, как призыватели поднимают элементалей, однако магики лишь временно воплощали материальный отклик стихии. Здесь же он сам становился Творцом. Жнец закрыл глаза и положил руки на безволосое бледное тело, отдаленно напоминавшее паука. А потом принялся медленно и нараспев произносить нужные слова, полностью очистив свой разум от сторонних мыслей. Ведь произнеси он неверно хоть один слог – и в лучшем случае он временно лишится сил. А в худшем…

Когда Жнец произнес половину заклятия, тварь чуть шевельнулась – или ему показалось? – но голос его не дрогнул. Жнец не открыл глаза, даже когда ворвавшийся невесть откуда сильный порыв ветра разметал по всему залу его записи и погасил свечи. Лишь произнеся последнее слово, Жнец отступил на пару шагов и стал выжидать, пытаясь привыкнуть к странному ощущению пустоты. Впрочем, он пожертвовал уже слишком многим, чтобы жалеть о подобной мелочи, и если такова плата за его месть – так тому и быть. Прошло немало времени. Ему уже начало казаться, что он все же допустил ошибку. Возможно, неверно перевел какое-либо слово – язык чудом обнаруженной формулы этого заклинания был весьма и весьма сложен для понимания, и о значении некоторых символов он мог только догадываться – либо же начертил на полу не тот знак, или же…

Нет, у него получилось! Жнец замер от восторга, глядя на то, как создание поднимается на лапы и обводит зал непонимающим взглядом. Наверное, так мать смотрит на первые шаги своего любимого дитяти или кузнец наблюдает за тем, как кусок раскаленного железа под его молотом становится грозным оружием. Думается, Жнец был единственным человеком во всем мире, кому удалось воочию увидеть подобное существо, чей вид вымер многие сотни, если не тысячи лет назад, ведь даже найти простое упоминание об этом существе и месте его возможного захоронения он смог по счастливой случайности на страницах одного пыльного манускрипта.

Создание тем временем остановило свой взгляд на Жнеце и издало тихий звук, напоминающий рычание. Хоть он и слегка изменил заклятие, дабы подавить волю чудовища и подчинить его себе, но что, если оно смогло ему воспротивиться? Все представители данного вида буквально дышали магией – превзойти их могли разве что вымершие века назад драконы, – а значит, он не мог быть полностью уверен в том, что его затея удалась. В этом случае Жнецу предстояла долгая, выматывающая схватка, которую он легко мог проиграть; ведь ритуал отнял у него почти все силы, а перед ним находилась одна из самых опасных тварей, которых только знал этот мир. Медленно подойдя к Жнецу, чудовище снова рыкнуло – а после, принюхавшись, слегка потерлось уродливой башкой о его перчатку, видимо признавая в нем хозяина.

– Ты слышишь меня? – с облегчением произнес Жнец, все еще не веря в успех.

Тварь не шелохнулась, но в глазах ее промелькнул огонек разума. Жнец удовлетворенно кивнул, двинулся к ближайшей двери и откинул тяжелый засов. Внутри крохотной комнатки – длиной и шириной примерно в два человеческих роста, не более – находился молодой парень в одной набедренной повязке, сидевший в углу возле грязного ведра. Завидев своего мучителя, он кое-как поднялся на ноги, но не сделал и шага – несколько выбитых зубов в прошлый визит Жнеца научили наглеца покорности.

– Господин, прошу вас! Ради всех богов! Отпустите! – заверещал парень. – У меня жена и дочь! Пожалуйста! Я не скажу ни слова! Прошу…

– Это тебе, – бросил Жнец и отошел в сторону, не обратив на скулеж этого червя ни малейшего внимания. – Наверное, ты успел порядком проголодаться… или успела? Впрочем, какая разница.

Тварь благодарно заклокотала и переступила порог. Хныканье пленника в тот же миг сменилось воплем ужаса, который вскоре перешел в булькающий хрип, раздались звуки разрываемой плоти и громкое чавканье. Жнецу же оставалось только ждать.

Спустя время раздались шлепающие шаги – и из темноты вышел тот самый парень; точнее сказать, то, что приняло его обличье. Двигалось оно медленно и осторожно, еле-еле переставляя ноги и придерживаясь за стены. Остановившись в центре зала, оно приблизило к глазам свою ладонь и несколько раз сомкнуло и разомкнуло кулак, словно свыкаясь с новыми ощущениями.

– Понимаю, не самая завидная шкура, – усмехнулся Жнец, глядя на то, как оно рассматривает в настенном зеркале собственное отражение. – Сначала я подумывал достать тебе какую-нибудь симпатичную барышню, но смазливая мордашка привлекла бы слишком много внимания. Иди ко мне, я хочу тебе кое-что показать.

Оно медленно приблизилось к своему создателю. Хоть их и разделяло всего несколько шагов, путь этот занял немало времени; оно то и дело спотыкалось, словно перебравший пьяница, а пару раз и вовсе падало на колени. Однако Жнец проявил терпение. Ничего страшного. Уже к рассвету оно освоится со своим новым обличьем и будет двигаться так уверенно, что никто и не заметит подвоха. А проведя какое-то время среди людей, быть может, даже научится имитировать их речь – ну хотя бы на примитивном уровне. О, Жнец бы многое отдал за то, чтобы понаблюдать за этим созданием неделю-другую или хотя бы несколько дней… Увы, в текущей ситуации он не мог себе позволить подобную роскошь.

Достав из кармана большую монету – как две капли воды похожую на ту, что он ранее отдал трактирщику, – Жнец протянул ее твари. Та осторожно взяла ее обеими руками и принюхалась, а потом даже попробовала на зуб.

– Вряд ли ты поймешь, что держишь в руках настоящую реликвию. Такие монеты когда-то давным-давно чеканили монетчики моего рода. На золото наложено особое заклятие – человек знающий, обладая хотя бы одной подобной монетой, способен отыскать и остальные. Не стоит и говорить, что воришек, пытающихся запустить свою грязную руку в казну, настигала суровая кара… Но сейчас не об этом. После падения моего Дома практически все наше золото переплавили. Таких монет осталось всего две. Найди того, кто прикасался ко второй, – и убей его. И всех, кто окажется рядом с ним. А потом возвращайся ко мне – у меня на тебя грандиозные планы.

Не произнеся ни звука, оно сжало монету в кулаке и направилось в сторону выхода. К счастью, Жнец успел остановить свое творение, осознав, что человек, сверкающий везде голой задницей, вызовет как минимум праведное возмущение. Достав из сундука заранее приготовленные одежды, Жнец принялся одевать тварь – и, проклятье, это оказалось едва ли не тяжелее, чем вернуть ее к жизни! Стоило Жнецу застегнуть рубаху – как оно тут же оторвало все пуговицы, видимо поведясь на их блеск; Жнец нацепил на башку создания широкополую шляпу – через миг оно стащило ее с головы и впилось зубами в бамбук… Закончили они ближе к рассвету – и за это время оно уже научилось произносить простейшие слова, а Жнец успел возненавидеть все на свете.

С первыми лучами солнца в сторону Каноку бодрым шагом выдвинулся молодой парень – с виду такой же, как и тысячи других. Он с любопытством осматривал округу, то и дело пытаясь подражать щебету птиц или стрекоту сверчков, но не останавливался ни на миг, с каждым шагом неумолимо приближаясь к своей цели. Тварь ни разу не видела место, куда лежал ее путь, не знала, как пахнет или выглядит тот человек, которого ей предстояло отыскать, но знала, что совсем скоро он будет мертв.

Как и все, кто попытается встать на ее пути.

Глава 1

– Ты точно уверен, что не хочешь хотя бы попробовать принять участие в Турнире? У тебя еще есть время до заката, – произнес Макото, наверное, в сотый раз за сегодняшний вечер.

Кенджи в ответ только лениво помотал головой. Разговаривать у него не было ни сил, ни желания, и сейчас его куда больше интересовала кисть винограда, чья кожица чуть ли не лопалась от сока, чем новый виток бессмысленного спора. Получив очередной отказ, Макото тяжело вздохнул, закатил глаза и одним глотком осушил бокал.

«Ну что за упрямый осел» – так и читалось на его лице. Вылив в стакан последние капли из стоявшего прямо на полу кувшина, он крикнул юдзё[1] – и через несколько мгновений вокруг них уже хлопотали миниатюрные девушки в ярких разноцветных кимоно, в которых они походили на птичек. Лица их были выкрашены белой краской, глаза подведены углем, а блестевшие под лампами волосы, обильно смазанные не то воском, не то жиром, каждая из красоток разделила на два «крыла» и большой пучок на затылке, из которого торчали длинные деревянные шпильки.

– Одна к одной, верно? – подмигнул другу Макото, когда за последней девицей закрылась раздвижная дверь; но перед тем они успели наполнить пустые тарелки, принести еще вина и подлить кипятка на угли в жаровнях, пар от которых немедля наполнил весь зал, словно туман. – К слову, вон та рыженькая к тебе чуть ли не на коленки прыгала. И так к тебе прижмется, и эдак, а уж попкой крутила – у меня самого чуть башка не закружилась. Видать, ей твой шрам понравился.

– Который из? – усмехнулся Кенджи, наполнил кубок и с наслаждением растянулся на мягчайших подушках.

За последний месяц он уделял столько времени тренировкам, что старался насладиться каждым выпавшим мигом отдыха, который превратился в недосягаемую мечту.

– Тот, что посвежее. Ты б присмотрелся, чего клювом щелкать, – сюда, между прочим, работать устроиться не легче, чем стрелу мечом отбить. Девицы-то все как на подбор – воспитанные, умные, красивые. – Макото мечтательно закатил глаза. – А уж муштруют их перед тем, как к гостям выпустить… Это тебе не дешевый бордель какой-нибудь, где пиво в лучшем случае дождевой водой разбавляют, а разносят его уличные замухрышки, которые разве что не в рукав при гостях сморкаются. Нет, брат, здесь каждый может почувствовать себя королем.

– Естественно, за такие-то деньги, – заметил Кенджи.

И это было сущей правдой. Сейчас они проводили время в одной из самых дорогих купален столицы под названием «Алмазная цапля» и за неполный вечер уже успели спустить целое состояние, на которое, наверное, жители какой-нибудь деревушки могли питаться неделю, притом не особо стесняя себя в рационе. Ходят слухи, что сюда не брезгуют заходить богатейшие купцы, чиновники высшего звена и даже главы Великих Домов – и немудрено.

Заведение это буквально кричало о роскоши. Целых пять этажей здания из белого кирпича могли похвастаться как просторными светлыми залами, так и уютными кабинетами, в которых клубился полумрак; бассейны с холодной и чистой, словно слеза, водицей соседствовали с парными, а между ними располагалась оранжерея с живыми растениями, в лабиринтах которой нетрудно было заплутать на несколько часов.

То тут, то там журчали миниатюрные фонтаны и стояли статуи различных зверей и диковинных созданий, выполненные с таким мастерством, что на первый взгляд их можно было принять за живых; на стенах же висели искусные гобелены и картины в резных рамах. Под ногами – мягчайшие ковры и пушистые шкуры, над головами – светильники всех мыслимых форм и размеров. Напитки здесь наливали исключительно в серебряные и золотые кубки, что подавали на украшенных драгоценными камнями подносах, охрана могла сдержать натиск небольшой армии, а каждому гостю дарили столько поклонов и улыбок, что ты поневоле начинал ощущать себя чуть ли не самим императором. Впрочем, и просить монет за подобное великолепие владельцы не стеснялись.

– Но оно стоит каждого потраченного медяка, тут даже ты спорить не будешь. К тому же, думаю, в последнее время мы славно потрудились и заслужили возможность хоть немного себя побаловать, верно? Тем более на деньги моего отца. – Макото ухмыльнулся и шумно отхлебнул из бокала. – Однако давай все же вернемся к куда более интересным вещам – спорим, что у тебя духу не хватит хотя бы разговор завести с той рыжулей?

– Пока мы платим – она вся внимание, – пожал плечами Кенджи. – Какую бы чушь ни городил любой из нас.

– Проклятье, твоя правда… – задумчиво произнес Макото, закидывая ноги на ближайший пуфик. – Тогда предлагаю кое-что получше: ты отправишь ей завтра корзину с цветами и предложением встретиться как-нибудь вечерком. Если она откажет – ты выкинешь эту проклятую крестьянскую шляпу в ближайшую канаву. Ну а если проиграю я…

– Дай угадаю – ты улучишь момент и все равно выбросишь ее сам, верно? – со смешком перебил его Кенджи.

Он искренне недоумевал, с чего вдруг Макото так взъелся на его касу из бамбука. Тот же постоянно твердил, что подобное убожество пристало носить лишь пастухам и свинопасам. Однако Кенджи, если честно, было совершенно на это наплевать – от солнца шляпа защищала отлично, а большего ему и не требовалось. К тому же за ней удобно было прятать лицо, что с каждым днем становилось все более кстати.

После похорон Сато слухи о трех молодых воинах – сам Рю предпочел остаться в тени, и Кенджи, сперва не понимавший причину подобной скромности, впоследствии успел сотни раз пожалеть о том, что не последовал его примеру, – которые спасли императорского мэцукэ[2], наголову разбили банду Черепов и вернулись живыми и невредимыми из Одиннадцати Звезд, мигом разлетелись по всему Каноку.

Теперь в любом мало-мальски людном месте их сопровождали десятки, если не сотни любопытных взглядов. Шуноморо ко внезапно нахлынувшей славе остался равнодушен, обращая на шепот за спиной не больше внимания, чем на шорох листьев под ногами. Макото же, напротив, обретенной популярностью явно наслаждался, с удовольствием рассказывая каждому желающему о том, как они ловко пробрались в логово Черепов, расправились с коварной колдуньей, пытавшейся их отравить, или же перебили целую стаю цутигумо[3], причем с каждым рассказом число павших демонов неуклонно росло.

Хоть поначалу самому Кенджи и льстил всеобщий интерес, однако довольно скоро он понял, что у этой медали есть и обратная сторона. Сложно сохранять спокойствие, когда толпа шушукающих незнакомцев следит за каждым твоим шагом и чуть ли не в кружку заглядывает, коль ты решил зайти в ближайшую харчевню промочить горло. Именно поэтому Кенджи старался как можно реже покидать квартал, где находилась резиденция Дома Змея, а в город он либо выбирался по ночам, либо предпочитал самые тихие улочки, старательно избегая столпотворений.

– Слушай, так если тебе эта барышня так сильно в душу запала, может, сам к ней и подойдешь? – предложил Кенджи и с усмешкой добавил: – Или ты все вздыхаешь по своей Маи?

Макото в ответ только густо покраснел, пробормотал что-то невразумительное и уткнулся в бокал, точно его вдруг замучила жажда. Маи Мицу из Дома Паука – девушка лет двадцати, с тонкой талией, длинной косой, большими грустными глазами и, если верить слухам, довольно холодным сердцем, – была давней зазнобой Макото.

Не так давно он и Кенджи столкнулись с ней и ее семьей, прибывшими на Турнир, – Маи едва ли удостоила их взглядом, тогда как Макото чуть голову не свернул, таращась вслед своей ненаглядной, за что и поплатился здоровенной шишкой на лбу, столкнувшись с так некстати подвернувшимся на пути столбом. И нет, не то чтобы Кенджи хотел задеть друга или посмеяться над его чувствами, – просто это было единственным, что могло заставить того умолкнуть хотя бы на пару мгновений. Разумеется, кроме его отца.

– Вот, значит, как, да? – проворчал Макото. – Я уже начинаю жалеть, что вообще тебе тогда душу открыл… Ладно, ладно, намек понял. Отстану я от твоей дурацкой шапки, а ты перестанешь тыкать мне пальцем в рану, идет? – Дождавшись кивка Кенджи, которого подобная сделка вполне устроила, Макото снова затянул старую песню: – Слушай, ну назови мне хотя бы одну вразумительную причину, по которой ты не хочешь попробовать свои силы в Турнире! Ты же с этой своей демонической штукой… прошу прощения, со своими внезапно открывшимися талантами, – быстро исправился он, поймав взгляд Кенджи, – влегкую можешь обойти добрую половину участников, а то и вообще победителем выйти. Ты хоть представляешь, от чего отказываешься? Во-первых…

Кенджи только вздохнул и откинулся на подушку, слушая его болтовню. Сам-то Макото, в отличие от друга, внес свое имя в списки претендентов одним из первых – и, признаться, это стоило ему немалых усилий. Решив схитрить, он поднялся задолго до восхода солнца, надеясь избежать толкучки, – но подобных умников оказалось куда больше, чем Макото рассчитывал. Некоторые заняли места чуть ли не со вчерашнего вечера!

Самураи победнее мужественно ночевали прямо под открытым небом, кутаясь в плащи и шерстяные одеяла, – несмотря на то что не прошло и половины осени, ночью уже становилось прохладно. Воины и маги побогаче отряжали на это дело слуг, а то и вовсе нанимали крестьян или бродяг, которые хоть круглый год с радостью бы переминались с ноги на ногу за пару лишних медяков. Еще до полудня очередь растянулась чуть ли не на полгорода, а едва солнце достигло зенита, как призывать народ к порядку явились почти все хатамото – личная охрана императора, состоящая из лучших бойцов и заклинателей, настоящая элита.

Шутка ли, такое количество скучающих бойцов в одном месте, не знающих, чем себя занять. Кто-то достал кувшин саке, кто-то прикатил из ближайшей таверны бочонок эля, прямо на земле застучали игральные кости и зашелестели карты; парочка юнцов решила померяться силами на потеху всем прочим, тут же особо пронырливые начали принимать ставки на исход драки. И чем меньше становилось выпивки, тем чаще среди толпы начинали вспоминать старые обиды…

В общем, тот день обошелся городу как минимум в семь разгромленных таверн, пять закрытых купален, одиннадцать разрушенных фонтанов и упряжку испуганных коней, очутившуюся на крыше ближайшего храма. Снимали их аж до полуночи, а то, каким образом они вообще туда попали, на следующее утро не смогли объяснить даже протрезвевшие виновники сего безобразия. Удивительно, но будущие участники отделались разве что сломанными ребрами или разбитыми носами, хотя первые жертвы могли появиться задолго до начала Турнира.

Все это Кенджи поведал лично сам Макото, вернувшийся только глубокой ночью – вымотанный, лишившийся куска рукава и одного сапога, с ног до головы пропахший потом, вином и луком; но лицо его, несмотря на пару свежих синяков и похожую на лопнувшую сливу губу, просто светилось счастьем.

– Ты представляешь, приперся даже этот засранец Хияно! – фыркнул Макото, прикладывая к лицу смоченную в холодной воде тряпку. Заметив недоуменный взгляд Кенджи, он пояснил: – Это хлыщ Дома Тигра, отпрыск правящей семьи. Ты наверняка видал его на совете – худой как каланча, плюгавый такой и вечно на всех зыркает, словно бы в дерьмо вляпался. Еле-еле в прошлом году четвертую ступень одолел – подозреваю, не без помощи казны своего семейства, – а уж гонору… Стою я рядом с ним, а он башку поворачивает к своим дружкам и говорит, будто бы меня тут и нет: «Не знал, что в этом году дети тоже соревноваться будут». Дети, ха! Да он меня старше на пару лет, не больше! Ох, попадись он мне – не то что меч больше держать не сможет, ходить будет с палочкой…

Последнее время мысли Макото – впрочем, как и всех остальных жителей столицы, – занимал только Турнир. Воины и заклинатели тренировались до седьмого пота, оружейники, бронники, портные, держатели борделей, владельцы гостиниц и им подобная братия подсчитывали барыши, купаясь в деньгах, и даже уличные мальчишки ругались до хрипоты и лезли друг на друга с кулаками, защищая честь любимого Дома. Который, впрочем, утром мог быть совершенно другим, нежели вечером, а к полудню поменяться еще пару раз.

Самого же Кенджи всеобщая суматоха волновала не больше, чем ежегодное соревнование по поеданию риса, – да, в Каноку проводилось и подобное увеселение, к слову, имеющее немало поклонников. Нет, сейчас его тревожили куда более серьезные вещи. Пускай Жнец потерял бо́льшую часть своих союзников и едва не погиб сам, но он по-прежнему был могучим противником. Быть может, самым опасным человеком, с которым можно было скрестить мечи… Да и человеком ли?.. Кенджи своими глазами видел, как в него дважды вонзали кинжал почти по рукоять. Ни один воин, даже самый стойкий, не смог бы оправиться от подобной раны, даже если бы выжил, а Жнец не только не шелохнулся, но и смог продолжить бой, будто бы и вовсе не испытывал боли.

Не было сомнений, что его феноменальная живучесть была каким-то образом связана со сферами, что он разыскивал… как он там их называл – частицы Творцов? Чем бы они ни являлись на самом деле – клочьями души Пепельного Короля или же просто могучими артефактами, Кенджи чувствовал, что у мощи, которую он поглотил, есть свой разум. Холодный, яростный, не знающий пощады. В тот краткий миг, когда неведомая сила захватила над ним контроль, он ощутил такую густую волну ненависти, что еще чуть-чуть – и он бы обрушил ее на собственных друзей.

Хоть с той поры голос молчал, но эхо его злобы до сих пор звучало у него в голове. И даже сейчас Кенджи нутром чуял, что сила эта не ушла и не спит, а лишь притаилась; точно поняв, что не сможет сломить Волю своего носителя, просто выжидает удобного момента. Сможет ли он одержать верх над паразитом, вцепившимся не в его тело – в душу?

Кто знает.

Но если он поможет ему свершить свою месть…

– …К слову, у тебя есть мысли, куда запропастился этот брюзгливый старикашка? – спросил Макото.

Кенджи в ответ только пожал плечами. От Рю не было ни слуху ни духу уже несколько дней. Видимо, он отправился на поиски того самого человека, который, по его словам, знает что-то про эти таинственные сферы. Впрочем, ни Кенджи, ни Макото не сильно расстроило его внезапное исчезновение, и они решили сполна воспользоваться шансом перевести дух. Ведь с момента их возвращения они с самого раннего утра до позднего вечера проводили за тренировками под неусыпным и строгим взглядом Рю.

Бой на мечах. Бой с двумя клинками. Удары копьем, посохом и топором. Стрельба из лука. На своих двоих, лежа на земле, сидя на верхушке высоченного дерева, чья ветвь того и гляди надломится, и даже вниз головой. Метание дротиков и камней из пращи. Рукопашная – до сбитых в кровь кулаков. Все вышеперечисленное, но с завязанными глазами. Лазанье по практически отвесной стене, прыжки на одной ноге по врытым в землю столбам и бесконечное заучивание правильной группировки тела при падении.

«Плюхаетесь на задницы, как мешки с дерьмом», – с неумолимой прямотой заявлял Рю, когда они, кряхтя, поднимались с земли, ощупывая новые синяки.

Бесконечные маятники, подъемы в гору с мешком песка на плечах и бег, бег, бег. Кенджи уже не помнил, когда передвигался по городу неспешным шагом, так как за малейшую задержку Рю выдумывал им все более изощренные наказания. Наконец-то они узнали, что такое Камень Болтуна, которым тот любил грозиться, – правда, лучше бы им было оставаться в блаженном неведении. Когда Макото в очередной раз что-то брякнул прямо посреди речи старика, тот не стал осыпать его уже привычной бранью и лупить палкой, а вместо этого окинул взглядом тренировочный двор, выбрал самый тяжелый валун и сказал, что до самого заката Макото обязан таскать его в сумке за спиной, – при этом, разумеется, прочие упражнения тоже никто не отменял.

Макото, конечно же, поначалу дико возмутился и заявил, что не собирается заниматься подобной ерундой. После этого Рю удивил их второй раз за утро – все тем же спокойным тоном он объяснил, что из семи последних чемпионов Турнира Домов трое ходили у него в учениках, двоих он по несколько раз лупил на дуэлях – при этом будучи в стельку пьяным – а оставшиеся были слишком бездарны даже для этого. Так что, если он, Макото, желает получить хотя бы шанс не вылететь в первом же бою, пусть закрывает свой поганый рот, берет этот проклятый камень и дует на противоположный конец города за горячими рисовыми шариками в меду, ибо у Рю с самого утра во рту не было и крошки. Что Макото после короткого раздумья и поспешил сделать, покуда Кенджи под присмотром Рю продолжил практиковаться в вызове фантомов. Надо сказать, весьма успешно – если поначалу Кенджи мог сотворить лишь неясный силуэт, напоминающий тень, то теперь уверенно «лепил» небольших зверюг и даже заставлял их выполнять команды.

Помимо физических нагрузок, Рю не забывал и о занятиях умственных, ведь «сначала бьет мысль, а уже за ней следует рука». Окинуть оживленную площадь одним взглядом, закрыть глаза и без запинки назвать количество людей и животных. Зайти в незнакомую харчевню и за пять ударов сердца определить лучшие места для засады и возможные пути отступления. Рю, вслух считая до десяти, показывал им подробную карту какого-нибудь городского квартала, а потом заставлял чертить ее по памяти, безжалостно разрывая пергамент в клочья за малейшую помарку или неточность.

А еще Рю обучал их вещам, которые были скорее присущи наемным убийцам и шпионам, нежели воинам. Старик не только рассказывал о том, как действуют различные яды, но и научил Кенджи и Макото распознавать их запах и даже изготавливать противоядия из трав, растущих буквально под ногами. Рю показал, как скрытно проносить оружие мимо самой глазастой стражи и пускать его в ход за считаные мгновения. Как убить человека простой бамбуковой палочкой или замаскировать смерть под несчастный случай. Как с помощью миски воды и хлебного мякиша прикинуться калечным бродягой, да так, что все прохожие будут шарахаться в сторону, едва завидев фальшивые язвы. Как изготовить трубочку для дыхания под водой, писать замысловатым шифром и подражать крикам птиц. Как…

– Знаешь, старик, я даже стесняюсь спросить, где и у кого ты всего этого понабрался, – с подозрением протянул Макото, наблюдая за тем, как Рю ловко вскрывает замок простой рыбьей костью.

– Ты бы лучше тупые вопросы задавать стеснялся! – только рявкнул тот, и Макото мигом закрыл рот, клацнув зубами. После памятного знакомства с Камнем Болтуна он еле-еле дополз до своей постели, рухнул на нее и уснул прямо в сапогах. – Однажды одна из этих «штук» тебе шкуру спасет – если ты, конечно, перестанешь трепать языком и начнешь слушать, что тебе умные люди говорят. Вот тогда тебе совершенно наплевать будет, где и когда я чему обучался… Каге хитроумный, ты так скорее дверь сломаешь! Не дергай, а поддевай язычок, как крючком, плавно, аккуратно, без резких движений…

Дело уже близилось к полуночи, когда Кенджи с Макото покинули купальню и ушли спать. А рано утром, едва только солнце выступило из-за горизонта, они уже направлялись в сторону главной площади вместе со всеми остальными членами Дома Змея. Покуда простые воины шли пешком, Кенджи с Макото в компании Каташи и его телохранителей ехали впереди процессии на вороных скакунах, в чьи гривы были заплетены зеленые ленты, а седла украшало серебро и позолота. Ичиро – старший брат Макото – уже должен был ждать на месте, так как именно первенец Такэга помогал в организации Турнира от Дома Змея и даже входил в коллегию, призванную следить за его проведением.

Что и говорить – площадь, равно как и все улицы вокруг, была забита настолько, что яблоку негде было упасть. Люди забирались на крыши домов, верхушки деревьев, чьи ветви при каждом дуновении ветра угрожающе стонали, рискуя обломиться и рухнуть, и даже на плечи друг другу.

Свободен оставался лишь небольшой пятачок вокруг высокого помоста – по-видимому, именно отсюда будут объявлять имена счастливчиков, которым выпадет честь сражаться за звание лучшего; да и то толпу сдерживало только плотное кольцо стражников, в любой момент готовых пустить в ход свои нагинаты[4].

Семьи попроще топтались среди прочих зевак. Богатые же роды и их приближенные занимали выстроенные специально для сегодняшнего дня деревянные галереи, расположенные по кругу. Каждая из них была украшена знаменами цвета Дома, для которого предназначалась, укрыта от солнца плотным полотном и заставлена длинными скамьями с мягкими подушками. Не успел Кенджи занять свое место рядом с Макото, как возле них буквально из ниоткуда появилось несколько молчаливых слуг, – и вот они уже потягивали амадзакэ, сладковатый напиток из риса.

Заприметив на другой стороне площади Шуноморо, Кенджи помахал ему рукой, но вряд ли здоровяк смог разглядеть его приветственный жест с такого расстояния. Самого же Шу проморгать было трудно – впрочем, как и его родичей. Даже стоявшая рядом с ним девушка – быть может, сестра – возвышалась над окружающими мужчинами минимум на полголовы. Вместе же семейство Ямо напоминало невозмутимые скалы, обтекаемые людским потоком.

Почти пробил полдень, народ все прибывал и прибывал, а гвалт в воздухе стоял такой, что Кенджи едва мог расслышать голос Макото, который, не умолкая ни на миг, обсуждал всех замеченных им знакомых, абсолютно не стесняясь в выражениях. Но вот наконец загремели горны, забили барабаны, воздух заполнил стрекот трещоток, и к помосту направился главный императорский советник Чикара Хицу вместе с представителями Великих Домов, которые должны были следить за тем, чтобы правила Турнира выполнялись до последней буквы. От Дома Паука присутствовала госпожа Кумо, Дом Змея представлял Ичиро, чуть позади него шел пузатый господин с длинными тонкими усиками, точно нарисованными углем, – глава Дома Тигра, Кенджи запомнил его еще с совета. Остальных же он знал разве что понаслышке. Не хватало только членов Дома Волка, которые все до одного покинули столицу сразу после похорон Сато.

Впереди процессии шел отряд стражников, которые, бранясь, бесцеремонно расталкивали переминающихся с ноги на ногу людей, а особо медлительных награждали пинками или ударами плеток. Взобравшись на помост и подождав какой-никакой тишины – признаться, времени для этого потребовалось немало, – Чикара достал из-за пазухи запечатанный продолговатый футляр для свитков и прочистил горло.

– Рад поприветствовать вас всех в этот знаменательный день! Пусть дети ваши никогда не знают голода, а предки улыбаются, глядя на достижения своих потомков. Увы, наш всеми любимый владыка, Ставленник Богов, Мудрейший из ныне живущих, Хозяин земли и воздуха… – Выслушивая все титулы императора, Кенджи не торопясь успел опустошить полный стакан. – …Великий господин Симада не смог сегодня поприсутствовать на церемонии лично, но просил передать всем и каждому его самые искренние благословения.

Со всех сторон послышались жиденькие аплодисменты; и хоть некоторые хлопали словам Хицу весьма искренне, остальные даже не отвлеклись от разговоров или же и вовсе в открытую позевывали.

– Не буду тянуть время и рассказывать вам, по какой причине мы все здесь собрались. Хочу лишь напомнить, что грядущий Турнир будет посвящен памяти слишком рано покинувшего нас Юмы Сато – императорского мэцукэ, отдавшего жизнь на благо своей страны. Господин Сато был похищен и убит вероломным мерзавцем, чье имя я брезгую произносить даже в мыслях, но, к счастью, нашлось несколько смельчаков, сумевших отомстить за смерть Юмы и вернуть его тело для погребения…

Кенджи буквально кожей почувствовал на себе сотни заинтересованных взглядов и надвинул шляпу пониже на глаза; Макото, напротив, надулся от гордости и выпятил грудь, нисколечко не смущаясь всеобщим вниманием. Чикара же тем временем одним движением вскрыл футляр, вытащил на свет свиток и развернул его.

– Настала пора узнать, кому посчастливится сразиться за право называться лучшим из лучших и навсегда увековечить свое имя в истории. Сато был настоящим воином и, я уверен, счел бы за честь стать плечом к плечу с любым из этого списка. Итак, первое имя – Кента Ива из Дома Винограда!

Соседняя галерея взорвалась овациями и радостными воплями; лишь мельком Кенджи успел увидеть невысокого парня с длинными волосами, стянутыми в пучок на затылке, а потом тот скрылся за друзьями и близкими, спешащими поздравить счастливца.

– Пересекался с ним пару раз, – прошептал Макото. – Очень скрытный тип – ни с кем близко не общается, вечно себе на уме. Но вроде как неплохой боец. Я слышал, он как-то на спор подбросил в воздух три яблока и прострелил их одной стрелой.

– Нэн Хисару из Дома Паука!

На противоположной трибуне Кенджи увидел девушку, которую они вместе с Сато как-то встретили на пути в замок Такэга. Казалось, это было так давно, будто бы в прошлой жизни, но Нэн опять надела длинное мешковатое одеяние и так же скрывала лицо за широкой шляпой, разве что теперь на ней был наряд песочного цвета.

– Гляди-ка, даже глазом не повела, – завистливо протянул Макото. – Правду говорят, наверное, что характер у нее как у гадюки… Один паренек как-то раз ей вслед неудачную шутку отпустил – что-то там про то, что самые сочные дыньки всегда прячутся в тени, – так она его часа три по воздуху своими элементалями туда-сюда гоняла, бедняга после чуть кишки не выблевал.

– Сузуму Хака из Дома Кошки!

Первый участник не из Великого Дома, поэтому находящийся среди толпы, издал громкий вопль и вскинул обе руки. То был невысокий коренастый мужчина лет сорока с обритой налысо головой и окладистой бородой.

– Мерзкий тип, – поморщился Макото. – Не зря его за глаза Стервятником кличут. Ты, наверное, не знаешь, но он уже принимал участие в Турнире, когда еще совсем молодой был, лет пятнадцать назад. Он в какой-то темной истории был замешан – говорят, встретился как-то ночью с другим участником в темном переулке, так тот там и остался – в грязи с перерезанным горлом. Стервятник потом утверждал, что просто защищался, но власти решили прикрыть расследование и дельце замять, чтобы прямо во время Турнира грызня не началась. Списали смерть бедолаги на несчастный случай, а от семьи откупились. Сузуму же на следующий день сам отказался от дальнейшего участия – дескать, здоровье не позволяет. Ага, как же, у Стервятника его на десятерых хватит – ты гляди, шея как у быка, только что ворот не лопается…

– Шуноморо Ямо из Дома Плюща!

Кенджи зааплодировал так сильно, что едва не отбил себе ладони, искренне радуясь за друга. Макото безуспешно пытался докричаться до здоровяка, чуть не сорвав голос, сам же Шу хоть и сиял как начищенный пятак, но сохранял привычную невозмутимость. Чикара произносил одно имя за другим, и каждого нового счастливчика толпа встречала ликующим ревом. Но когда остался последний участник, главный советник ненадолго умолк, чтобы промочить горло, а может, и нагнать интриги. Макото же закрыл глаза и беззвучно зашевелил губами, наверное, взывая к судьбе, удаче, богам и всем, кому только можно.

– И имя последнего претендента на звание чемпиона, который будет биться не только за себя, но и за честь своих семьи и Дома…

Первое время Кенджи просто глупо моргал, услышав собственное имя. А потом чуть не рухнул на пол под лавиной Змеев, кинувшихся поздравлять собрата.

Глава 2

За прошедшие несколько дней плечи Кенджи выдержали столько дружественных ударов и похлопываний, что с них не сходили фиолетовые синяки. Практически каждый встреченный им самурай – независимо от того, был ли он хотя бы шапочно знаком с Кенджи или видел его в первый раз, – тут же бросал все свои дела, считая святым долгом пожелать ему удачи в предстоящем Турнире. А то и дать пару-тройку наставлений, поделиться своим мнением насчет возможных противников, предложить показать какой-нибудь особо хитрый прием, который, конечно же, знал только непрошеный советчик и никто более, порекомендовать знакомого оружейника, предложить пропустить стаканчик-другой в ближайшем кабаке…

Если поначалу Кенджи терпеливо выслушивал любого, кто желал перекинуться с ним словечком, то вскоре любопытствующих стало до неприличия много; и не успевал он кое-как отвязаться от одного, как на его месте тут же вырастало двое других. Кенджи пытался было вежливо объяснять, что у него вообще-то не столь много времени, чтобы тратить его на болтовню с незнакомцами, но, увы, внимали ему немногие. Остальные же либо попросту игнорировали его намеки, либо те вызывали только новый шквал расспросов.

Из-за всего этого Кенджи, и так страдающий от непрошеной известности, окончательно потерял возможность передвигаться по городу без хвоста непрестанно шушукающихся зевак, следящих за каждым его шагом. Если он и выходил на улицу, то лишь ночью и для прогулок выбирал самые немноголюдные проулки, старательно избегая рынков, площадей и центральных бульваров. Впрочем, помогало это лишь отчасти, так как с каждым днем в Каноку прибывало все больше народу, желающего поглазеть на знаменитый Турнир, и гуляк можно было встретить даже в самый поздний час. Именно поэтому, сидя на втором этаже таверны «Две кружки» – не самого популярного заведения, надо сказать, располагающегося почти на самой окраине столицы, Кенджи, даже не выглядывая наружу, мог легко поставить на то, что сейчас на улице переминаются с ноги на ногу добрая дюжина, если не пара десятков человек.

– Им что, заняться больше нечем? – пробормотал Макото, наполовину высунулся из окна и крикнул: – Эй, бездельники! Лучше б работу себе нашли, чем нам глаза мозолить! Если я выгляну в следующий раз, а вы тут еще будете пыль топтать – пеняйте на себя! Я предупредил!

– Помогло? – с надеждой спросил Кенджи после того, как его друг захлопнул ставни, уселся напротив и потянулся к кувшину.

– Не-а, – отмахнулся тот и хмыкнул: – Ты и впрямь думаешь, что кто-то в здравом уме откажется выхватить пару шишек от участника Турнира? Да ими гордиться будут, как почетной наградой, а байку эту до конца жизни своим внучатам рассказывать. К слову, ты готов к первому этапу? Между прочим, до него осталась всего-то пара дней.

Кенджи в ответ только тяжело вздохнул. Нет, он совершенно не был готов к первому этапу. Впрочем, как и ко второму, третьему и всем последующим. Боги, да он и не мыслил принимать участие в этом проклятом Турнире! Правда, каждый, кому Кенджи пытался это объяснить, в ответ только усмехался, видимо считая, что тот просто скромничает. Поверили ему лишь Макото и Шуноморо. И если здоровяк легко принял слова друга на веру, нисколько в них не усомнившись, то вот Макото, похоже, до сих пор подозревал – во всяком случае, так казалось Кенджи, – что тот все же где-то недоговаривает.

– Кому бы вдруг понадобилось вписывать тебя в список претендентов без твоего согласия, сам подумай? – с хрустом зевнул Макото. – Кому-то из судей? Тому чудиле в маске? Зачем ему это? Занять тебя на время, чтобы ты и думать забыл про его темные делишки? Бред! Даже если бы он сумел каким-то невероятным образом исполнить подобное, в чем я очень сильно сомневаюсь, то имена счастливчиков наугад выбирает император собственной персоной под пристальными взорами всех членов судейского комитета, включая госпожу Кумо и моего брата. Ичиро, конечно, с годами стал нудным до ломоты в зубах, но при малейшем намеке на нечестную игру раструбил бы об этом на каждом углу, будь уверен.

– Подпишусь под каждым словом, – поддержал друга Шу. Рука его, которую он повредил в схватке с Братством Рока на пути в Одиннадцать Звезд, уже почти зажила, но он на всякий случай до сих пор носил компресс с целебной мазью, воняющей так, что казалось, едким травяным запахом успели пропитаться даже потолок и стены. – Думаю, это просто какое-то досадное недоразумение. Быть может, в Турнире хотел поучаствовать какой-то другой Кенджи, да вот только не смог явиться на жеребьевку, и потому ты занял его место, сам того не желая. Но как бы то ни было, искренне не понимаю причину твоего недовольства. Турнир – хороший способ испытать свои умения, разве не так?

Шутка судьбы или чей-то коварный замысел, нелепая случайность или же роковая ошибка – положение дел это не меняло. И да, Кенджи не мог не согласиться с Шу, что Турнир и впрямь отличная возможность помериться силами с другими бойцами и выяснить предел собственных возможностей, но возникал вполне резонный вопрос: к чему ему все это? Единственной его целью было отомстить Жнецу и всему Братству Рока. За отца, Тэмо, Сато и родную деревню, сожженную дотла. Остальное – ерунда.

Скорее всего, Жнец, зализав раны, продолжит искать оставшиеся сферы. А значит, если Кенджи найдет оставшиеся «частицы Творцов», чем бы на самом деле ни были эти штуковины, он отыщет и самого Жнеца. И уж тогда… Второй раз мерзавец от него так просто не уйдет. Но Кенджи понятия не имел, с чего начать поиски, и помочь ему в этом мог лишь некий человек по прозвищу Белый Лис. Возвращаясь из Одиннадцати Звезд, Кенджи успел как следует расспросить Тору и остальных Листов, но те, увы, слышали это имя впервые и знали не больше его самого.

Последней надеждой оставался Рю, который пообещал разузнать все, что сможет. Но от него не было весточки уже достаточно давно, и Кенджи это очень сильно не нравилось. То ли у Рю вдруг обнаружились какие-то более срочные дела, то ли он угодил в очередной переплет… Однако, так как старик и словом не намекнул на то, куда отправляется и как зовут того самого знакомого, который может им помочь, оставалось только ждать. И томительное безделье оказалось мучительнее всего…

– Вот-вот, – кивнул Макото и сделал большой глоток пива. – Бросить вызов самому себе – это, конечно, очень здорово, но не стоит также забывать о девках, деньгах, всеобщем внимании… Тебе что, мало? Да любой торгаш каждому из вас кругленькую сумму заплатит, лишь бы вы обратили внимание на его лавчонку и покрутились около нее пару раз на потеху зевакам. А уж если во всеуслышание заявить о том, что ты только у него в этом городе затариваешься и нигде более, – он тебя серебром просто с головой засыплет, попомните мои слова. Не стоит забывать и о главной награде – возможности перепрыгнуть сразу на следующую ступень мастерства независимо от количества пройденных шагов и даже основать собственный Дом. Недурно, правда?

Предложение действительно соблазнительное. Правда, актуально оно было бы лишь в том случае, если бы Кенджи еще знал, что с этим Домом делать, так как у него не было ни земли, ни людей. Впрочем, он не сильно огорчался по этому поводу, прекрасно представляя, сколько забот и проблем у глав правящих семей.

Он успел убедиться в этом самолично за то недолгое время, что провел рядом с Каташи. Вставал тот с первыми лучами солнца и сразу, не успев даже позавтракать, запирался в собственном кабинете, из которого выходил в лучшем случае для небольшой предобеденной прогулки. Встречи и переговоры с представителями других Домов, бесконечные расчеты, письма и целые кипы самых разных документов, требующих внимательного изучения, – на одни только чернила и перья Дом Змея тратил столько денег, что страшно представить.

Нет, разумеется, у Каташи был целый отряд обученных счетоводов и писарей – да вот только он все равно предпочитал проверять каждую закорючку лично. Ичиро был целиком и полностью занят Турниром, а Макото…

– Помнится, как-то раз папаша пытался подсунуть мне какие-то бумажки, – хмыкнул тот. – Ну, я вечерок посидел… В общем, как выяснилось позже, после моей работы разорились две семейные красильни, так что к документам меня больше и на пушечный выстрел не подпускали.

Что касается ступеней, то за все их злоключения Кенджи и Макото без каких-либо проволочек махом поднялись на четвертую, став мастерами. Шу же вполне заслуженно удостоился звания магистра. И если Кенджи со здоровяком были вполне довольны подобным результатом, то младший Такэга явно рассчитывал на большее.

Бедолага-чиновник, принявший их в императорском магистрате, только хлопал глазами, слушая возмущение Макото, который в красках описывал все, через что им пришлось пройти. Когда же он начал изображать визги умирающих цутигумо – к слову, вполне правдоподобно, – сановник, чье лицо стало белее кости, извинился, выскользнул за дверь и вскоре вернулся с подмогой в лице полудюжины куда более опытных и подкованных в таких вопросах коллег.

Спор, начавшийся рано утром, закончился только ближе к вечеру, и все это время Макото торговался так яростно, словно речь шла об их жизнях. Впрочем, чиновники вполне успешно держали оборону, явно наученные горьким опытом, так что борьба велась на равных.

– Один только проклятый о́ни[5] Гуло тянет на четыре шага каждому! – Кулак Макото опустился на крепкую столешницу, заставив стоявшие на ней чернильницы подпрыгнуть и украсить стол пятнами. Сидевшие же напротив сановники даже не шелохнулись. – Между прочим, он когда-то убил самого Казе Демоноборца и свел в могилу еще боги знают сколько воинов рангом поменьше!

– Ваши аргументы ясны и понятны, – скрипучим голосом ответил ему самый старый чиновник, почесывая крючковатый нос. – Однако о́ни мы можем засчитать лишь за полтора шага: все же вы дрались с ним вдвоем и, если я ничего не упустил из вашего рассказа, демон был пьян в стельку и едва держался на ногах.

– Горная ведьма – раз, – загибал пальцы Макото. – Дюжина цутигумо – два, разгром банды Черепов вместе с их главарем Йоши – три…

– Боюсь, здесь мы тоже вынуждены внести свои поправки. – Покуда старик решил промочить горло, в разговор вмешался его коллега, сидящий от него по правую руку. – Не сомневаюсь, что та колдунья действительно владела опасными чарами и погубила множество невинных людей, – но все же она являлась скорее знахаркой и ведуньей, нежели боевым магом. Вы же не станете спорить с тем, что поимка уличного головореза куда менее почетна, чем победа над профессиональным воином? Пускай даже первый проломил сотню черепов. Что же касается цутигумо… Итак, вы оба сейчас находитесь на третьей ступени… Пауки – демоны хоть и коварные, но для опытного бойца вряд ли представляют опасность. Сойдемся по шагу на каждого.

– Три!

– Один.

– Два с половиной, и не меньше!

– Повторюсь – один, и не больше.

– Да у вас мозг, похоже, один на всех, скупердяи! – рявкнул Макото, чья шея уже покрылась багровыми пятнами. – Вы свои драгоценные шаги будто из рук родных детишек выдираете! Попробуйте высунуть нос из этой конуры и сразиться хоть с одним восьминогим – он вас мигом сожрет и не подавится!

– При всем уважении лично к вам, семье Такэга и всему вашему Дому, юноша, – процедил третий чиновник, поджав губы, – мы не на базаре, и торговаться я не намерен. За многие десятки лет службы мы выработали определенный регламент, который наиболее честно позволяет оценить достижения самых разных бойцов и их мастерство. Один шаг и две десятых сверху – и то мы идем вам навстречу из-за уважения к памяти господина Сато, чье тело вы вернули родным.

– Допустим, – нехотя согласился Макото с таким оскорбленным видом, словно сидящий напротив муж только что грязно отозвался о его матери. – Но уж Черепа-то точно не какая-нибудь там шпана, и одним жалким шажком вы за них не отделаетесь. Итак, только в их логове мы перебили, наверное, два десятка этих подонков. Кенджи, не сиди столбом, бери перо и записывай…

В конечном итоге им все же удалось прийти к соглашению, которое более-менее устроило обе стороны. Но при расставании каждый из участников этой встречи явно считал, что сделал другому огромное одолжение. Так что теперь, помимо медальона в виде свернувшейся змеи – отличительного знака наиболее почетных членов Дома Змея, на груди у Кенджи болталась цепочка с амулетом мастера.

– К слову, если ты так сильно не хочешь участвовать в турнире, ты всегда можешь просто взять и облажаться в первый же день, – предложил Макото. Трудно было понять, шутит он или говорит на полном серьезе. – Скажем, меч себе в ногу воткнуть или пошлую шутку про судей рассказать. О, а как тебе идея запустить стрелу из лука в сторону зрителей, будто бы случайно? Уверен, после такого трюка из Турнира ты вылетишь со скоростью пули. Правда, как и из Дома. В последний раз Змеев на Турнире еще покойный Кера представлял, так что, думаю, у моего отца на тебя большие планы…

– Прошу прощения…

Повернув головы, они увидали хозяина заведения, застывшего на пороге, – невысокого толстячка с зализанными набок жиденькими волосами, которыми тот пытался прикрыть обширную плешь, правда, без особого успеха.

– По-моему, мы ясно сказали – не беспокоить, – недовольно протянул Макото.

– Приношу тысячи извинений, господин Такэга… – Щеки толстяка залились пунцовой краской, а глаза уткнулись в пол. – …Но один человек хочет вас увидеть, и он весьма настойчив в своем желании. Я прекрасно помню ваш наказ и не стал бы тревожить столь дорогих и уважаемых гостей без крайнего повода, но тот мужчина утверждает, что это вопрос жизни и смерти. Однако одно ваше слово, и я прикажу наградить его палками и вышвырнуть вон.

– Не стоит, – покачал головой Кенджи. – Пусть зайдет. Если он вдруг станет нам надоедать – мы справимся сами.

Отвесив низкий поклон, хозяин таверны выскочил в коридор – и вот через несколько мгновений в дверях замаячила сгорбленная фигура. На самом деле Кенджи ожидал увидеть Рю или кого-нибудь из Листов, но вместо этого перед ними стоял невысокий мужчина с обветренным лицом, сжимающий в руках потрепанную соломенную шляпу.

– Я ищу госп-подина Кенджи из Тихого П-потока, – тихо произнес незнакомец, окидывая их троицу робким взглядом.

– Он перед тобой, – тяжело вздохнул Кенджи и отставил стакан в сторону. – Слушай, без обид, но у меня нет ни времени, ни желания в сотый раз выслушивать…

– Меня попросили передать вам это, – перебил его мужчина, сунул руку за пазуху и вытащил оттуда что-то блестящее.

Кенджи с удивлением рассматривал большую овальную золотую монету в мозолистых пальцах незнакомца. Настоящее сокровище – за нее, наверное, половину всей этой харчевни купить можно, а если хорошенько поторговаться, то и всю целиком. Интересно, кто бы мог отправить Кенджи столь щедрый подарок… Да и выбор гонца довольно необычен – судя по стоптанным башмакам и веревке вместо пояса, он явно небогат и сейчас держит в руке столько, сколько не заработает и за всю жизнь. Наверное, у того, кто нанял этого человека, были веские причины ему доверять – иначе что бы ему мешало смыться вместе с золотом?

– Ну и где ты ее украл? – с подозрением протянул Макото, который, судя по всему, рассуждал точно так же.

– Нет-нет-нет, господин! – Мужчина побледнел. – В жизни до чужого и пальцем не дотронулся, клянусь могилой матери! Я – честный трудяга. Эту монету мне отдал один… человек… – Голос его дрогнул. – …Повелев отнести ее некому Кенджи из Тихого Потока. А иначе…

Он умолк и провел большим пальцем по шее чуть ниже кадыка.

– Позволь поинтересоваться: а как же выглядел тот человек? – сказал Шу. Хотя, думается, они все и без того уже знали ответ на этот вопрос.

– Как сама смерть, господин, – после короткого молчания произнес мужчина и шагнул к столу. – Вы позволите?..

Не успел Кенджи кивнуть, как тот медленно положил монету на стол, словно бы та в любой момент могла взорваться прямо у него в руках, точно мешочек с порохом, а потом, не произнеся ни звука, вылетел из комнаты с такой скоростью, будто за ним гналась сотня разъяренных демонов. Кенджи уже было протянул руку, чтобы взять безделушку и разглядеть ее поближе, но тут его остановил Макото:

– Эй, ты же не собираешься и в самом деле дотрагиваться до этой штуки? Вдруг она проклята?

– Ну, во всяком случае, этот крестьянин выглядел вполне здоровым, хоть и смертельно напуганным, – заметил Шу.

– Ага, но что, если золото зачаровано на конкретного человека? Сенокосец – тот еще коварный ублюдок, и мы знать не знаем, какие фокусы есть у него в запасе.

– Жнец, – непроизвольно поправил друга Кенджи, размышляя над его словами.

– Да срать я хотел, хоть Пахарь, – фыркнул Макото и скрестил руки на груди. – Наверняка он понял, что в открытом бою мы легко надерем ему задницу, и решил вывести нас из игры какой-нибудь хитростью. Или ты забыл, как он того недоноска в храме в суп превратил одним движением руки? У меня до сих пор мороз по коже, стоит мне подумать, что то заклятье предназначалось мне… брр.

– Хорошо, и что же ты тогда предлагаешь сделать? – сказал Кенджи. – Оставить ее прямо здесь?

– У меня есть идея получше, – задумчиво произнес Шу и поднялся на ноги. – Но мне нужно кое-кого навестить. Я быстро.

Кенджи с Макото как раз успели прикончить по миске супа с лапшой и опустошить полкувшина пива, когда Шу наконец вернулся. Подойдя к столу, он достал из наплечной сумки небольшую деревянную шкатулку, покрытую замысловатыми символами из завитков и закорючек. С тихим щелчком открыв ее, он продемонстрировал донышко, обитое красным бархатом, и похожие знаки на стенках изнутри.

– Настоящая Ловушка Сеноби? – присвистнул Макото. – Редкая штука.

– И оттого еще более ценная, скажу я вам, – хмыкнул Шу и пояснил для Кенджи: – Сеноби – имя одного могущественного волшебника и талантливого ученого, совершившего в свое время немало открытий. Одним из его последних изобретений стала формула из символов и заклинаний, способных сдержать любую магию. Нанеси их на стены ящика, потом произнеси нужные слова – и сможешь без опаски хранить в нем какой-нибудь подозрительный артефакт. Увы, Сеноби скончался, не успев оставить учеников, так что по всей стране вряд ли наберется и дюжина умельцев, умеющих воспроизвести ритуал целиком и без ошибок. Тем больше мне повезло, что как раз одна из таких шкатулок хранилась у моего дяди, приехавшего поддержать меня на Турнире, и что он любезно согласился одолжить мне ее на время.

Шу c превеликой осторожностью взял монету двумя палочками, опустил ее на мягкий бархат и медленно закрыл крышку. Все трое склонились над шкатулкой, затаив дыхание, – через несколько мгновений томительного ожидания символы вспыхнули алым и погасли.

– Кажется, сработало, – с облегчением выдохнул Шуноморо и протянул коробочку Кенджи. – Пускай она побудет у тебя, пока мы не найдем кого-нибудь, кто сможет проверить эту монету на наложенные чары.

– Я бы поспрашивал во внешнем круге, – почесал нос Макото. – Там полным-полно волшебников и алхимиков, толкающих из-под полы всякие запрещенные побрякушки. Вряд ли средний маг, обучавшийся одному из пяти элементов, сможет распознать и обезвредить заклинание Разложения… – Он широко зевнул и с хрустом потянулся. – Мать честная! Засиделись мы что-то… Не знаю, как вы, а я прямо под стол готов завалиться дрыхнуть.

И действительно, за окном уже стемнело, так что они решили отправиться спать. Тем более что Кенджи утром предстояла встреча с целой толпой портных, которых наняли сшить для него новый костюм. Ведь в Турнир входили не только испытания силы и духа – помимо этого, участники должны были продемонстрировать отличные манеры, безукоризненное знание кодекса чести и даже сочинить несколько хокку. Ближайший прием пройдет на следующий же вечер после первого этапа во дворце самого императора, и заявиться туда в лохмотьях, как с присущей ему прямотой сказал Макото, значило нанести его светлости страшное оскорбление и покрыть позором не только себя, но и свой Дом.

Выйдя на улицу, Кенджи тяжело вздохнул. Он-то надеялся, что зеваки, уставшие ждать, разошлись, но не тут-то было: несмотря на поздний час, число их изрядно выросло, и теперь на улице вокруг харчевни маячило не меньше трех десятков скучающих людей. Завидев их троицу, они заметно оживились, и Кенджи уже было приготовился ближайшие пару часов посвятить пустой болтовне, однако положение неожиданно спас Шуноморо. Со своей коронной невозмутимостью он двинулся прямо сквозь толпу, которой ничего не оставалось, кроме как расступиться перед здоровяком. Ну а Кенджи и Макото поспешили следом, дабы не остаться наедине со всей этой сворой бездельников.

К счастью, вскоре большинство из них отстали. Возможно, поняли, что проще найти более сговорчивых участников Турнира, или, быть может, просто устали и отправились на боковую, но, скорее всего, свою роль сыграл и Макото, который, вытащив из-под плаща перевязь с пистолетами, принялся нарочито громко рассказывать о том, с какого расстояния пуля способна расколоть череп. Вскоре пути их разошлись, и вот наконец Кенджи и Макото прошли крепкие ворота, которые отделяли резиденцию Дома Змея от остального города и которые перед ними открыли позевывающие часовые.

Зайдя в свою комнату, Кенджи запер дверь на засов, скинул сапоги и растянулся на кровати, заложив руки за голову. Несмотря на усталость, сон к нему не шел, а в голове роились тяжелые мысли. Зачем Жнец отправил ему эту монету? Было ли это каким-то знаком? А может, на золото и впрямь наложены чары? Кенджи кинул взгляд на шкатулку, стоявшую на столике возле окна. Если это так, держать нежданный гостинец около себя не самое лучшее решение, ведь он не только рискует своей жизнью, но и ставит под удар невинных людей. Однако тот крестьянин, что доставил монету, похоже, проделал немалый путь, но остался цел и невредим…

Размышления его прервал тихий шорох за ставнями. Через мгновение в окно влетело что-то круглое и со стуком упало на пол. Мышцы Кенджи сработали быстрее мыслей. Не успел он даже понять, что к чему, как скатился под кровать и замер, ожидая взрыва. Однако прошло несколько мгновений, а ночную тишину нарушал только стрекот цикад. Осторожно выглянув из своего импровизированного укрытия, Кенджи увидел лежавший неподалеку от него большой камень, обернутый пергаментом. Чувствуя себя немного глупо, Кенджи поднялся на ноги, подобрал камень, снял с него бумагу и углубился в чтение:

«Уважаемый господин Гото!

С превеликой радостью спешим сообщить, что ваша прялка уже отремонтирована и готова к работе.

Забрать ее вы можете лично. Просим поспешить и сделать это в ближайшее время, иначе, боюсь, нам придется выставить ее на продажу, согласно заключенному ранее договору.

Если вы вдруг позабыли – наша мастерская находится неподалеку от стоков. Перейдите центральный мост, а далее пройдите два квартала, пока не покинете малый рынок. После найдите третий дом от угла с зеленой крышей. Смело стучите, невзирая на поздний час, если увидите на подоконнике горящую свечу».

Закончив читать, Кенджи выглянул в окно. Как он и ожидал, снаружи не было ни души. Почерк был ему незнаком, но он сразу же узнал один из шифров Рю. Мигом одевшись, Кенджи повесил на плечо Песнь Тьмы, взял меч и выскользнул в коридор. Признаться, он уже и не надеялся достучаться до Макото, когда дверь наконец раскрылась и наружу показалась взлохмаченная голова.

– Чего барабанишь? – с недовольным видом зевнул младший Такэга.

Кенджи в ответ молча сунул ему пергамент. Ознакомившись с посланием, Макото мигом стряхнул с себя сонливость. Вернув другу бумагу, он еще сильнее взлохматил волосы и хмыкнул:

– Ну и что это за бред? Какая еще прялка? Руку даю на отсечение – это чей-то глупый розыгрыш.

– Посмотри повнимательней: это же шифр, – терпеливо принялся объяснять Кенджи и провел пальцем по строчкам. – Видишь: «У нас есть то, что принадлежит тебе. Приходи как можно раньше – иначе никогда больше его не увидишь». Совсем как учил Рю – если письмо вдруг случайно попадет не в те руки, сторонний человек и не заметит ничего подозрительного.

– Ты думаешь, это старик нас в гости зазывает? И чего тогда он сам не пришел? – недоверчиво протянул Макото. – Знаешь, больше похоже на ловушку.

– Согласен. Но что, если Братство Рока захватило Рю, узнав, что он разыскивает сферы, и под пытками заставило его написать послание? В таком случае он в смертельной опасности. Не можем же мы бросить его на произвол судьбы.

– Ладно, ладно. – Макото потер заспанные глаза. – Давай так: я сейчас соберу парней и…

– Я более чем уверен, что прихвостни Жнеца следят за каждым нашим шагом, – перебил его Кенджи. – Иначе как бы они узнали, где моя комната? Если Братство заметит, что мы взяли с собой целый отряд, ничто не мешает им прикончить Рю и залечь на дно.

– Ох, не нравится мне это, – пробурчал Макото. – Но, похоже, ты прав. Другого выхода у нас нет. Дай хоть плащ накину, снаружи прохладно.

Резиденцию Дома Змея они покинули прямо через высокий забор – после тренировок Рю это не составило ни для одного из них особого труда – и сразу же двинулись в сторону стоков, которые, как рассказал Макото, находились на самой окраине города, куда даже городская стража заглядывала неохотно. Неудивительно – стоило им только пройти по крепкому мосту и пересечь широкий канал, разделяющий Каноку пополам, как они нырнули в грязные трущобы с покосившимися домами и вонючими выгребными ямами.

И если в другой части города даже ночью не затихали гуляния, то здесь было на удивление тихо. Редкие прохожие, попадавшиеся им на пути, шарахались от чужаков, словно от прокаженных, и спешили раствориться в ближайшей подворотне. Однако винить их в этом было трудно. Не раз и не два Кенджи ощущал на себе чей-то цепкий, оценивающий взгляд, но, видимо, рукояти мечей, торчащие из-под плащей, отбивали у местной шпаны всякую охоту даже попытаться ограбить их хозяев.

Наконец Кенджи и Макото прибыли на место – пред их глазами предстало двухэтажное здание, которое, казалось, вот-вот завалится набок. Проломленная крыша, заколоченные окна, сгнившие ступени, на которых сидела жирная крыса, с достоинством умывавшая усатую мордочку, – все указывало на то, что сие жилище было покинуто по крайней мере пару сотен лет назад, не меньше.

– Ты уверен, что мы пришли по адресу? – прошептал Макото, проверяя свои пистолеты.

Словно в ответ на его вопрос в самом верхнем окне вдруг мелькнул и тут же погас дрожащий огонек. Прошло не больше десяти ударов сердца – и сигнал повторился. Друзья переглянулись.

– Как думаешь, внутри нас ждет Жнец? – спросил Макото и облизнул губы. Голос его звучал непринужденно, но вот руки мелко-мелко дрожали, выдавая волнение.

– Вряд ли, – покачал головой Кенджи. В отличие от друга, он ни капельки не беспокоился – наоборот, сейчас его охватила холодная решимость. – Скорее всего, кто-то из его головорезов.

– Ладно, чего гадать, совсем скоро убедимся в этом сами, – сплюнул на землю Макото и накинул на голову капюшон. – Обойду дом сзади, ломиться вдвоем в парадный вход – такая себя идея. Помяни мое слово: мы шагаем прямиком в западню.

– Здравая мысль, – согласился Кенджи и предупредил: – Но если Братство действительно держит Рю в плену, нам нужно захватить кого-нибудь живьем.

– Постараюсь, но ничего не обещаю, – напоследок пробурчал Макото, перед тем как нырнуть в тень.

Кенджи же, не таясь, направился прямиком к центральному входу, собирая воедино крупицы Воли. Кое-как открыв заклинившую дверь, он переступил порог – и в тот же миг в нос ему ударил затхлый запах, похожий на могильный смрад. Судя по всему, здесь и впрямь когда-то располагалась мастерская. Под ногами у него ковром лежали гнилые опилки и обрывки ткани, изначальный цвет которой уже невозможно было определить.

По левую руку вдоль стены громоздились сломанные прялки, по правую находилась крутая лестница со сломанными перилами, ведущая на второй этаж. Позади вдруг раздался тихий шорох. Кенджи резко развернулся, наполовину вытащив меч из ножен, но облегченно выдохнул, увидав еще одну крысу, которая, возмущенно пискнув, скрылась в ближайшей щели. Не успел Кенджи сделать и шаг, как к горлу его прижалось холодное лезвие, а ухо защекотало чье-то горячее дыхание:

– Хоть пальцем пошевелишь – и тебе конец. Понял?

Кенджи медленно кивнул и в тот же миг вновь услышал тот самый незнакомый голос, звучавший прямо у него в голове: «Убей его! Убей их всех…»

И не сказать, чтобы он хотел с ним спорить.

Глава 3

С первым противником – тем самым, что приставил нож к его глотке, – Кенджи справился играючи. Ему даже не понадобилось использовать Волю, хватило пары простых приемов, которые он успел отточить многочисленными тренировками. Перехват руки, подсечка, резкий бросок – и вот уже враг, шипя от боли, валялся на полу со сломанным запястьем. Кенджи же с удивлением рассматривал довольно странный наряд незнакомца, состоящий из плотной куртки темно-бордового, почти черного цвета и такой же маски, что закрывала всю голову и оставляла лишь небольшой зазор для глаз.

Однако размышлять об этом было некогда, так как спустя пару мгновений по правую и левую руку от Кенджи бесшумно выросли две тени, одетые точь-в-точь как их поверженный приятель. Вооружены они были канабо[6]. Удар сердца – и вокруг палиц заплясали подмигивающие молнии, а значит, просто грубой силой тут не обойтись. По всему телу вновь пробежала знакомая волна тепла, собирающаяся на кончиках пальцев; в подушечки точно вонзились иглы. Кенджи чуть тряхнуло, в висках запульсировала кровь, разум очистился от лишних мыслей – и вот весь зал погрузился в густейший мрак, настолько непроглядный, что его, казалось, можно было зачерпнуть ковшом.

Не теряя времени, Кенджи нырнул вперед, одновременно уворачиваясь от замахов противников и на ходу доставая меч. Однако не успел он встать в боевую стойку, как раздался резкий свист, и небольшая стальная звездочка с силой ударила в лезвие, выбив оружие из рук. Проклятье! Бросок был слишком точен, чтобы списать попадание на простую случайность или везение. А значит, кто-то из его неприятелей владел тьмой, причем на довольно высоком уровне. Быть может, даже четвертая ступень, а то и вовсе пятая…

На поиск валяющегося где-то на полу клинка не было времени. Палица первого супостата просвистела буквально в ногте от головы Кенджи и с хрустом вонзилась в ближайшую колонну. Там она и осталась, так как спустя миг ее владелец отлетел в сторону, получив мощный удар в голову, и затих на полу. Его товарищ, явно будучи чуть более опытным бойцом, действовал куда осторожнее. Он не стал слепо бросаться в атаку, делая ставку на один хороший удар. Вместо этого он держал дистанцию, видимо ожидая помощи, – и Кенджи не прогадал. Возможно, противник, подкравшийся сзади, и смог бы осуществить свой коварный план, но под сапогом его предательски хрустнула какая-то щепка.

Кенджи, даже не оглянувшись, ушел в сторону, перепрыгнул через сломанный ткацкий станок и быстро оценил обстановку. Дверь перегородил оставшийся на ногах боец с канабо, а единственное незаколоченное окно прикрывал его приятель, на чьих кулаках блестели тэкко[7]. Через миг к ним присоединились еще двое: верзила с металлической дубинкой дзютте, которую очень легко и удобно можно было спрятать под одеждой, и юркий парень с нунчаками[8]. Ни мечей, ни кинжалов, ни тем более пистолетов – похоже, целью незнакомцев было взять Кенджи живым, пускай и с парой сломанных конечностей.

– Мы хотим просто поговорить, – вдруг произнес один из врагов. – У нас нет причин окрашивать сегодняшнюю ночь чьей-то кровью – мы ничего не имеем ни против тебя, ни против твоего друга, с которым ты явился.

– Прямо с порога приставить к горлу нож – довольно интересный способ завязать беседу, – сказал Кенджи, вновь начиная собирать воедино Волю.

Кем бы ни были его новые знакомые, к засаде они подготовились основательно. Скорее всего, где-то неподалеку поджидает дюжина-другая бойцов, готовых в любой момент прийти на подмогу товарищам по одному их сигналу, и среди них вполне может оказаться маг высокого ранга. Кенджи же даже с помощью своего «таланта» вряд ли сможет справиться с вооруженной до зубов толпой. А Макото, как назло, будто сквозь землю провалился. Похоже, единственный шанс Кенджи выйти из сегодняшней схватки победителем – выкинуть что-нибудь неожиданное. И у него в кармане как раз завалялся один трюк… Вот только на него, наверное, уйдет почти вся его Воля, и, если затея провалится, ему несдобровать, однако риск того явно стоит.

– Простые меры предосторожности, – подал голос воин, стоявший у двери. – Мы не какие-нибудь уличные головорезы, но…

Слова его прервали раздавшиеся со второго этажа звуки возни. Потом оттуда же послышались крики, грохот и ругань, а следом громкий треск, и вместе с куском потолка на пол рухнули двое. Один из них так и остался валяться среди обломков, а вот второй, поднявшись на ноги и оглядевшись, подковылял к Кенджи, между делом сыпля отборнейшей бранью, которой постеснялись бы и уличные торгаши.

– Возникли сложности? – спросил Кенджи.

– Ага, – ответил Макото и, шипя от боли, потер колено. – Две весьма настырные сложности. Одного-то я сразу засек и вырубил, а вот со вторым пришлось повозиться. Надеюсь, ублюдок меня хромым не на всю жизнь оставил… К слову, ты узнал, кто это такие? Что-то не похожи они на членов Братства. – Кенджи только покачал головой, и Макото повысил голос:

– Вы кто такие? Одни из тех, кто на Сенокосца работает? Если да, то хочу заметить – в последнее время все его «работнички», пытающиеся встать на нашем пути, волшебным образом теряют головы. Советую призадуматься!

Услышав его слова, незнакомцы лишь в недоумении переглянулись.

– Мы знаем, что вас отправил Жнец, – произнес Кенджи. Ладони просто пекло, но ему требовалось выждать еще несколько мгновений, так что любая заминка играла в его пользу.

– Боюсь вас огорчить, но это имя нам незнакомо, – ответил все тот же здоровяк. – Мы преследуем свои собственные интересы, связанные, скажем так, с одним нашим общим знакомым. Мы не самураи, но у нас тоже есть свой кодекс чести, и я клянусь: ответьте на несколько наших вопросов – и уйдете с миром, целыми и невредимыми. Или же…

Что должно было произойти в ином случае, никому из них, увы, узнать так и не удалось, ведь Кенджи наконец смог накопить нужное количество Воли, а разговаривать о чести с этими людьми вряд ли имело смысл. И вот по обе стороны от него вновь заклубился мрак, вскоре разделившийся надвое. С каждым ударом сердца вихри черноты сминались, будто куски глины под пальцами незримого гончара, меняли форму, изгибались – и вот спустя несколько мгновений позади Кенджи уже стояли его двойники. Пускай силуэты их то исчезали, то появлялись вновь, словно сотканные из тумана, а лица напоминали неподвижные маски, но все же выглядели они настолько точно, что даже ему стало немного не по себе. Что уж говорить об остальных – враги только охнули, и даже Макото, казалось, был потрясен до глубины души.

Повинуясь мысленному приказу своего создателя, теневые двойники Кенджи бросились в атаку. На самом деле вреда они могли принести не больше, чем обычный туман, – но откуда это было знать чужакам? Бугай неловко взмахнул дзютте – обычному человеку такой удар наверняка сломал бы пару ребер, но сквозь тень он прошел без малейшего вреда. Наверное, здоровяк успел понять, что ошибся, увидев угрозу в иллюзии, однако это не уберегло его от мощного удара Кенджи – мысок сапога с такой силой влетел в челюсть, что буквально снес ее в сторону, и через мгновение неприятель уже лежал без сознания.

Увы, оставшиеся на ногах враги пришли в себя много раньше, чем ожидал Кенджи. И если бойца с канабо взял на себя Макото, который, видимо, оставил свое оружие наверху, так как кулаки его вспыхнули двумя факелами, то самому Кенджи пришлось вести бой разом с двумя врагами. Один из них тут же обрушил на него град ударов, ловко орудуя нунчаками, словно двумя дубинками. Выждав момент, Кенджи пинком в грудь оттолкнул его на пару шагов, подцепил ногой битую глиняную тарелку и отправил ее в сторону противника. Тот непроизвольно прикрыл голову, оставив незащищенным корпус. И пускай он замешкался только на миг, но Кенджи хватило и его. Солнечное сплетение, печень, селезенка – еще чуть-чуть, и он бы отправил врага на тот свет, но прилетевшее в голень тэкко заставило его упасть на одно колено, а следующий удар и вовсе повалил его на пол.

Кенджи тут же ощутил солоноватый привкус во рту, в ушах зазвенело, перед глазами замелькали черные пятна. Скорее по наитию, нежели осознанно, он откатился в сторону, и вовремя – кулак врага легко проломил сгнившее дерево. Под руку Кенджи попался обломок доски, который он сломал о висок противника, – но тут же на него снова набросился чужак с нунчаками.

Да уж, проламывание стены собственным телом оказалось весьма неприятным и болезненным опытом. Так что Кенджи с превеликим трудом поднялся на ноги, удивляясь тому, что до сих пор не потерял сознание. Вначале ему даже показалось, что у него троится в глазах. Но на самом деле в помощь супостату пришло еще двое приятелей, сжимающих в руках тонфы – деревянные дубинки с короткой поперечной рукоятью.

– Похоже, поговорить по-хорошему нам сегодня не удастся? – проговорил один из них, пролезая сквозь неровный проем.

– Вряд ли, – Кенджи сплюнул на пол кровь и вытер рот тыльной стороной ладони.

– Что ж, это твое право. Мы так или иначе выпытаем все, что нам нужно.

Время вокруг точно застыло, а воздух превратился в патоку, заглушив все звуки. Кенджи более не слышал ни шума свалки из соседнего зала, где все еще дрался Макото, ни чьих-то отдаленных выкриков, ни скрипа половиц под ногами приближающихся врагов. Только мерные и на удивление ровные удары собственного сердца, прогоняющего кровь по венам.

Ту-дум.

Ту-дум…

«Дай… я убью их…»

Кенджи не мог бы сказать наверняка, была ли то его мысль, или это вновь очнулся странный голос, засевший у него в голове. Но вместо того чтобы, как обычно, сосредоточить Волю, обуздать ее, взять под контроль, хотя бы попытаться дать отпор, он, повинуясь мимолетному порыву, ослабил хватку над своим духом. Словно бы, раскинув руки, он лег на воду и отдал жизнь на милость бурному течению или шагнул в пропасть, слепо понадеявшись на удачу и восходящие потоки.

Дубинка первого противника уже почти достигла цели, когда Кенджи перехватил ее с быстротой, какой не ожидал от самого себя. А потом широко улыбнулся, завидев промелькнувший в глазах хозяина тонфы испуг. Через миг мир вокруг вновь наполнился звуками – о, что это были за звуки! Треск ломающегося об голову дерева, хруст костей, крик боли, когда он выбил одному из врагов колено, – сейчас для Кенджи, который будто вдруг обрел второе дыхание, вся эта какофония звучала песней.

Последний оставшийся на своих двоих противник, издав яростный вопль, попытался было контратаковать – но Кенджи играючи увернулся от пролетевшей в воздухе дубины и ударом в хребет отправил ее хозяина лицом в пыль. Заметив валяющуюся неподалеку тонфу, Кенджи поднял ее и, стиснув зубы от ярости, занес палицу, чтобы обрушить ее на скорчившегося врага и сделать из него отбивную, размозжить череп, а потом вырвать еще бьющееся сердце и заставить…

Чьи-то крепкие пальцы перехватили палицу, что уже почти принесла смерть. Резко обернувшись, Кенджи занес свободную руку для удара, и… Кулак его остановился буквально в ногте от лица Рю.

– Ты? – с удивлением произнес Кенджи.

Неожиданное появление старика точно окатило Кенджи ведром воды. Злость ушла, и, оглядевшись, Кенджи невольно вздрогнул – неужели весь этот разгром устроил он, тот, который еще каких-то несколько мгновений назад был готов рухнуть без сил? Кажется, лежавшие у его ног враги все еще дышали – однако, если они в ближайшее время не доберутся до хорошего лекаря, вряд ли дотянут до рассвета.

– А ты ждал кого-то еще? – буркнул Рю и протянул Кенджи его катану. – За мной. Живо.

– Подожди, – сказал Кенджи, пряча клинок в ножны. – Что тут вообще происходит? Кто все эти люди и…

– Нет времени объяснять, – прервал его Рю. – Задержимся тут еще немного – и либо сгорим заживо, либо нам предстоит весьма неприятный разговор с местными властями.

И действительно, только сейчас Кенджи учуял едкий дым, а где-то совсем неподалеку раздался звон колокола, которым оповещали о пожаре. Вместо главного входа Рю вывел его на задний двор, где их ждал Макото, – и вот вся троица уже быстро вышагивала по грязным улицам, то и дело ныряя в очередной тесный проулок или пролезая сквозь дыру в заборе. Точнее сказать, быстро вышагивал именно Рю, тогда как Кенджи и Макото едва-едва поспевали за стариком. В особенности последний, потому как до сих пор прихрамывал, шипя от боли и ругаясь каждый раз, когда слишком сильно опирался на больную ногу.

– Быть может, объяснишь, мать его, что тут вообще происходит? – пропыхтел Макото, с трудом протискиваясь между болтающимися досками высокой ограды.

– Нет, – отрезал Рю.

Выглянув из-за угла, он поднял руку, дав им знак остановиться, выждал немного и жестом велел следовать дальше.

– Мы, если что, как раз пытались спасти твою дряблую неблагодарную шкуру, – недовольно протянул Макото.

– И кто вас об этом просил? – буркнул Рю, оглянувшись через плечо.

– Мы думали…

– Думать – то, что у вас получается хуже всего, – с раздражением произнес Рю. – И вы не устаете это доказывать на деле. Ладно, пролитую воду назад в кувшин не соберешь. Доберемся до моего убежища, там и поговорим.

«Убежище» – слишком громкое слово для крохотной комнатушки, расположенной на втором этаже какого-то захудалого кабака, чей хозяин скорее походил на того, кто грабит подобные заведения, а не держит их. Однако он не удостоил новых гостей ни вопросом, ни даже взглядом, так что, думается, если где и скрываться от любопытных глаз, то именно в подобном месте. А о том, что Рю явно от кого-то прячется, Кенджи понял сразу, еще до того, как старик начал отколупывать от века фальшивое бельмо и сдирать накладную бороду.

– Неплохой маскарад, – заметил Макото, с трудом опускаясь прямо на пол, ведь, помимо тощего футона, из которого во все стороны торчала солома, более мебели здесь не водилось. – Я сначала даже принял тебя за простого уличного пропойцу.

– Смешно. Зато вот вам двоим, чтобы выглядеть идиотами, даже стараться не нужно, – съязвил в ответ Рю. Покончив с гримом, он принялся рыться в большом холщовом мешке, лежавшем в самом углу. – Ради хитроумного Каге, ответьте мне, пожалуйста: за каким бесом вы вообще вышли сегодня ночью из резиденции?

– Нам пришло зашифрованное послание, в котором говорилось о том, что либо мы придем на встречу, либо тебе конец, – произнес Кенджи, приваливаясь к стене. Сейчас, когда привычная боевая ярость схлынула, в висках перестало стучать, а руки – потряхивать, каждая полученная им рана, каждый новый синяк вдруг завыли в унисон, заставляя его стискивать зубы. – Мы думали, что тебя захватил Жнец или кто-то из его сподручных, и…

– И не придумали ничего лучше, кроме как побежать на зов, словно две глупые овечки на убой, – фыркнул Рю, доставая из мешка какую-то латаную-перелатаную накидку с капюшоном. Придирчиво оглядев свою находку, он кинул ее в сторону Макото. – Когда будете уходить – наденешь это.

– А что нам оставалось делать? Ты, конечно, та еще заноза в заднице – знаешь, очень старая и весьма мерзкая заноза, засевшая так глубоко, что проще с ней смириться, чем попытаться вытащить, – но все же оставлять тебя в лапах Пахаря – это слишком, – возразил тот и принюхался к обновке. – Боги милосердные, ее что, уличным псинам в качестве подстилки подкладывали?! И в жизни не подумаю напялить на себя эту рвань.

– Напялишь как миленький, – отрезал Рю и бросил похожий балахон Кенджи, который хоть и не был столь разборчив в одежде, как его друг, но тут не мог с ним не согласиться. – Вы подняли такой шум, что городской страже, которая в тот квартал лишний раз не суется даже под страхом лишиться жалованья, пришлось поднять свои ленивые задницы и посмотреть, кто это там решил сровнять с землей целое здание. Уходить будете по одному и разными путями. Макото, ты первый. Вали отсюда, и поживей.

– И не подумаю, – заявил тот, скрестив руки на груди. – С места не сдвинусь, пока ты не объяснишь, что тут вообще происходит.

– Как хочешь. Будешь сам объяснять своему папаше, по какой причине угодил за решетку, – отрезал Рю и повернул голову к Кенджи. – Тогда первым пойдешь ты. Сразу домой не иди – попетляй немного и убедись, что за тобой нет хвоста.

– Нет, – покачал тот головой. – Макото прав. Сначала ты уходишь за информацией и исчезаешь, никого не предупредив, а потом появляешься в самый неожиданный момент и с ходу раздаешь приказы, словно так и надо. Если мы работаем в команде, то должны действовать сообща. Разве не так?

– Искусный Каге, какие же вы зануды, – закатил глаза Рю, но все же сдался: – Хорошо. Зайду издалека. Последнее время я как раз был занят тем, что пытался поднять свои старые связи и разыскать хоть кого-нибудь, кто знает об этих самых сферах. Увы, пообещать оказалось куда проще, чем сделать, так как за время моего отсутствия в Каноку добрая половина моих знакомых померла, часть куда-то исчезла, а оставшиеся не сильно-то рвались вести со мной беседы по тем или иным причинам…

– Удивительно, – проворчал себе под нос Макото, но старик то ли не расслышал его, то ли пропустил колкую реплику мимо ушей.

– …Но когда я уже совсем было отчаялся, мне вдруг улыбнулась удача – я нашел одного человечка, который любезно согласился мне помочь. Не за просто так, разумеется, – но об этом позже. Однако в процессе моих поисков я привлек внимание своих бывших соратников, с которыми в свое время, скажем так, расстался не слишком добрыми друзьями. Собственно, именно поэтому мне и пришлось залечь на дно – так что они попытались выйти на меня через вас. И у них это прекрасно получилось, с чем я всех нас и поздравляю. Итак, я удовлетворил ваше любопытство?

– «Бывшие соратники»? – хмыкнул Макото. – Стесняюсь даже спросить – по чему? По вторжению в чужие дома или походам в заброшенные монастыри?

– И не только, – абсолютно серьезно произнес Рю. – Ведь вы двое, как бы смешно это ни звучало, наверное, одни из немногих, кто столкнулся в бою с Сотней Про́клятых и остался жив.

В комнате повисла мертвая тишина. Кенджи кинул взгляд на Макото, но тот в ответ лишь пожал плечами, видимо, тоже не понимая, о чем, собственно, толкует Рю.

– Прошу прощения. Совершенно забыл, что имею дело с провинциальными олухами. – Старик тяжело вздохнул. – Сотня Проклятых – один из могущественнейших кланов синоби, чьими услугами когда-то не брезговали пользоваться самые напыщенные аристократы. Шпионаж, диверсии, кражи, похищения и даже заказные убийства – мы… точнее сказать, они были лучшими в своем деле. Настоящие профессионалы.

– Мне показалось или ты говорил обо всех этих, без сомнения, «замечательных» делах с легкой ноткой ностальгии? – поинтересовался Макото.

– Что было, то прошло, – с некоторым смущением пробурчал Рю. – Став одним из Проклятых, ты оставлял позади все – семью, друзей, Дом и даже собственное имя, получая взамен новое. Жизнь твоя с того самого момента принадлежала Сотне, а выйти из клана можно было, лишь умерев.

– Не очень-то ты похож на покойника, – заметил Кенджи.

– В отличие от вас, – буркнул Рю. – Но как бы то ни было, наши пути с Проклятыми разошлись много лет назад после того, как мне поручили убить одну… Долгая история. В общем, мне удалось обмануть Сотню, инсценировав собственную смерть, и укрыться в одном дальнем городке, притворившись гончаром. Потом я продал мастерскую и перебрался чуть дальше на юг, следом решил отправиться на запад… Я уж надеялся, что за столько лет Сотня Проклятых – если они, конечно же, еще на плаву – забыли о моем существовании, но увы. Каким-то образом они прознали о моем возвращении – и, как вы поняли, весьма раздосадованы тем, что я еще жив.

– Так, значит, все дело в ваших личных распрях? – произнес Кенджи. – Ты уверен, что они не работают на Жнеца?

– Я не уверен ни в чем, – отрезал Рю, – кроме того, что Проклятые не остановятся, пока не увидят мой хладный труп. Для них это дело чести. Но вы все же показали им зубы – так что покуда они притаятся, чтобы зализать раны и обдумать следующий шаг. Нам же с вами предстоит встретиться с тем самым человеком, о котором я рассказывал. Думаю, лучше всего сделать это завтра ближе к полудню – как раз пока всякие индюки будут млеть от восторга, глазея на свой драгоценный Турнир, и на улицах будет меньше зевак.

– Идея неплохая, но кое-кто в этой комнате принимает участие в «драгоценном Турнире», поэтому встречу придется отложить, – произнес Макото.

– Все же сбылась мечта идиота? – фыркнул Рю. – Поздравляю. Уверен, твой папаша вне себя от радости, что один из его отпрысков будет соревноваться с такими же избалованными детишками, калеча друг дружку на потеху толпе.

– Во-первых, побольше уважения к моему отцу, – вспыхнул Макото; впрочем, его пылкий тон вряд ли произвел на Рю хоть какое-то впечатление. – А во-вторых, ты не угадал. Участвовать будет Кенджи.

Рю наградил того столь долгим и красноречивым взглядом, что Кенджи даже стало немного не по себе, словно бы он совершил какой-то неимоверно гнусный поступок.

– Долгая история, – ответил он старику его же словами, разведя руки в стороны.

– Ладно, – вздохнул Рю. – Развлекайтесь и постарайтесь не поломать себе шеи раньше времени. О Проклятых можете пока не беспокоиться – они все же шпионы, а не солдаты, так что в прямую конфронтацию вступать не станут. Максимум – попытаются вас отравить или прирезать в темном переулке.

– А ты умеешь подбодрить, – хмыкнул Макото, напяливая на себя врученную стариком накидку. – Так, значит, не принимать вино из рук того, кто одет как бродячий акробат, и не поворачиваться к нему спиной – вас понял.

– Подозреваю, здесь ты долго не задержишься? Как нам тебя найти? – спросил Кенджи, следуя примеру друга.

– Я свяжусь с вами через пару дней, – сказал Рю, сворачивая футон в подобие рулета. – А теперь кыш – мне еще нужно замести следы.

Из таверны они вышли вместе, но в резиденцию Змея отправились разными путями, как и советовал Рю. Если честно, Кенджи был до того вымотан, что вряд ли бы заметил, даже если за ним следила бы целая дюжина барабанщиков, гремящая на весь город. Дойдя до постели, Кенджи рухнул на нее и тут же уснул, даже не сняв сапоги.

Проснулся он от того, что кто-то настойчиво тряс его за плечо, – как оказалось, по его душу явились нанятые Каташи портные. Боги, Кенджи не мог бы с уверенностью сказать, что оказалось тяжелее: драться с профессиональными убийцами или же терпеть бесконечные примерки и пригонки, стоять статуей, покуда вокруг тебя носится толпа гомонящих людей, измеряющих каждую часть твоего тела и тыча в тебя иголками, и выбирать между девятнадцатью кусками ткани, которые выглядели совершенно одинаково…

Закончили они лишь под вечер, ближе к закату, когда Кенджи уже потерял всякую надежду. И это они кое-как выбрали лишь повседневный наряд! Отужинав остывшим супом, Кенджи отдал слугам грязную одежду и попросил их наполнить ванну – и вскоре уже с наслаждением вытягивал ноги в горячей воде. Он даже успел снова придремать, когда в дверь постучали, – как оказалось, его пожелал видеть сам старший Такэга. Видимо, он хотел дать ему наставлений перед завтрашним Турниром – ведь Каташи как-никак в свое время сам заслужил титул чемпиона.

Кенджи осторожно постучал в дверь и, не услышав ответа, осмелился войти без приглашения. Кабинет Каташи был куда более скромен, чем можно было ожидать от человека его положения, ведь он все же был главой правящей семьи одного из древнейших Домов, а не простым воякой или каким-нибудь торговцем, разбогатевшим на нескольких удачных сделках. И уж тем более эта небольшая квадратная комната в шестнадцать татами[9] не шла ни в какое сравнение с залом для приема гостей в родовом замке Такэга.

Никаких изысканных ковров из дальних стран, картин в золоченых рамах, расписных шелков, статуэток, украшенных драгоценными камнями, и других предметов роскоши. Только крепкий стол из красного дерева, пара стульев, невысокий комод, алтарь для поклонения Юкану – богу войны, покровителю всех воинов, – и пузатый сундук. Сам же Каташи, склонившись над пухлой книгой и сощурив глаза, быстро водил пальцем по желтоватым страницам. Сделав шаг вперед, Кенджи тихо кашлянул, чтобы привлечь его внимание.

– Вы хотели меня видеть, господин Такэга? – Кенджи отвесил глубокий поклон и уже было потянулся к ножнам с мечом, чтобы оставить их на стойке у двери, как и предписывали законы этикета, однако Каташи, захлопнув том и отложив его в сторону, остановил его нетерпеливым взмахом руки.

– Я позвал тебя не для того, чтобы ты демонстрировал свои манеры. Присядь.

Кенджи не преминул воспользоваться предложением. Каташи всегда казался ему куда моложе своих лет. Хищное лицо с резкими чертами, словно бы высеченное из камня, ровный стан, стальной взгляд, властный тон, не терпящий никаких возражений, – по сравнению с ним многие его ровесники казались обрюзгшими стариками, что вот-вот рассыплются на части. Но только вблизи, глядя на изрезанный морщинами лоб Каташи, глубокую проседь в его некогда смоляных волосах, и сухие кисти рук, покрытые коричневатыми пятнами и чернильными разводами, Кенджи понял, что годы все же берут свое.

– Как идут дела с подготовкой к Турниру? – спросил Каташи, сплетая пальцы. Признаться, начало разговора не предвещало ничего хорошего.

Кенджи в ответ лишь неопределенно дернул плечом. Если честно, грядущий Турнир был наименьшей из его проблем, ведь, помимо Жнеца и Братства Рока, у них на хвосте теперь висел целый клан синоби, с которым вряд ли получится договориться миром.

– Сочту твое молчание за «все в порядке». Но я хотел поговорить кое о чем другом. – Каташи на миг умолк, а потом продолжил: – До меня дошли слухи, что минувшей ночью на окраине города было весьма неспокойно. Некие люди затеяли потасовку в одной из заброшенных мастерских, разрушили ее почти до основания, а после, перед тем как удрать, вдобавок устроили пожар, который лишь каким-то чудом не перекинулся на соседние здания. Тебе случайно ничего об этом не известно?

Кенджи слишком поздно заметил, что Каташи не отрывает взгляда от его разбитых костяшек, и тут же положил руки на колени, чувствуя, что щеки невольно начинают краснеть.

– Увы, но нет, – покачал головой Кенджи, стараясь изобразить самое искреннее недоумение, на какое был способен. – Накануне мы немного засиделись в таверне, а как стемнело, сразу отправились по домам. Возможно, это были разборки местных головорезов? Слышал, в трущобах их больше, чем крыс.

Признаться, выдержать взгляд главы Дома Змея само по себе являлось настоящим испытанием, которое вполне могло стоить пару-другую шагов. Ничего не сказав, Каташи поднялся со своего места и подошел к открытому настежь окну, заложив руки за спину.

– Думаю, ты знаешь Исаро, главу рода Ода…

Кенджи припомнил хмурого крепкого мужчину лет пятидесяти. Пускай корни его семьи, тоже входящей в Дом Змея, были не так глубоки, как у Такэга, но вот богатством они вполне могли помериться с правящей семьей. Сами Ода во всеуслышание благодарили судьбу, подарившую им столь плодородные виноградники, обеспечивающие выпивкой даже императорский двор. Злые же языки шептались о незаконных ссудах, подпольных борделях, подделке ценных бумаг и прочих махинациях, благодаря которым предприимчивый дед Исаро в свое время умудрился подмять под себя несколько менее удачливых Домов. Истина же, как водится, скорее всего, лежала где-то посередине, но Кенджи не слишком сильно заботила история обогащения Ода.

– …Ты никогда не задумывался, почему Исаро круглый год носит перчатки из плотной кожи, невзирая на самую жгучую жару? – продолжил Каташи и, не дождавшись реакции Кенджи, сам ответил на собственный вопрос: – Когда-то давным-давно он попытался обмануть моего отца. И тот самолично отрезал ему безымянный палец на левой руке, чем вызвал искреннее недоумение у многих. Ведь с его характером он вполне мог лишить Исаро головы. Как и всех его родственников до третьего колена.

– Господин, я бы и в жизни не помыслил…

– Ты неплохой человек, Кенджи, – перебил его Каташи, даже не оглянувшись. – И это не пустая лесть. Вряд ли Макото, который скорее язык себе вырвет, чем спрячет его за зубами, стал бы проводить столько времени с подлецом и негодяем. Также ты талантливый боец – поверь, сочетание этих двух сторон столь редко, что само по себе может считаться настоящим чудом, – который со временем вполне способен подняться на самую вершину. Если тому будут благоволить боги, разумеется. Но вот в политике тебя вряд ли ждет успех, ведь ты совершенно не умеешь лгать.

Кенджи промолчал. Каташи же, отойдя от окна, достал из шкафа глиняный кувшин и два бокала. Разлив вино, он вернулся на свое место, сделал небольшой глоток и произнес:

– Допустим, я сделаю вид, что не знаю о том, что ты и мой непутевый сын сорвались куда-то посреди ночи, вместо ворот предпочтя воспользоваться забором. Совсем как два нашкодивших мальчишки, хотя я в вашем возрасте уже держал на руках своего первенца. Допустим, я также закрою глаза на то, что несколько моих людей видели вас двоих вместе с господином Рю, разгуливающих на рассвете по одному из самых злачных районов города, куда приличному человеку и заглянуть стыдно, – к слову, хуже компании сложно представить. И если боевые навыки Рю я не могу поставить под сомнение, методы их применения явно не те, каким следует учиться.

Он ненадолго умолк, чтобы промочить горло.

– Но выбор учителя – сугубо твое личное дело. Я просто удивлен, что господин Рю со своей репутацией до сих пор жив и даже ходит на своих двоих без посторонней помощи, – по слухам, он давным-давно уже должен лежать в могиле. Допустим, я решу, что слуги ошиблись, когда сообщили мне, что твои вещи – как и наряд моего сына, – в которых ты покинул усадьбу ночью, выпачканы кровью. По большей части чужой, как я подозреваю. Но все это возможно лишь при одном условии – если ты больше никогда не станешь так нагло обманывать главу своего Дома. Иначе это может стать твоей последней ошибкой. Во всяком случае, в рядах Змея. Это понятно?

– Да, господин Такэга, – кивнул Кенджи.

И хоть Каташи за весь разговор даже не повысил голос, его ледяной тон говорил о том, что шутить он явно не намерен и вполне может претворить угрозу в жизнь.

– Чудно. Что ж, видимо, это и впрямь местные бандиты не поделили кусок пирога, – сказал Каташи уже куда теплее, отхлебнул из бокала и кивнул на нетронутый стакан. – Прошу, угощайся. Исаро, конечно, тот еще старый плут – впрочем, как и его отец, и отец его отца, – но что-что, а вино делает на совесть. Поговорим о другом. Мне также донесли, что ты до последнего не хотел принимать участие в Турнире, утверждая, будто твое имя в списки участников попало по чистой случайности. Это правда?

– Самая что ни на есть, – подтвердил Кенджи и пригубил вино.

Напиток действительно оказался изумительным, чуть сладковатым, но не приторным, крепким, но в меру, ровно настолько, насколько нужно.

– Позволь же узнать: в чем причина твоего недовольства? – Казалось, Каташи ничуть не сердится, скорее им движет простое любопытство. – Многие, включая моего сына, готовы отдать все что угодно за подобный шанс, от которого ты отмахиваешься, точно от надоедливого овода.

– Просто… – Кенджи тщательно подбирал каждое слово, чтобы ненароком не солгать, но и не сболтнуть лишнего. – У меня есть кое-какие личные дела, не терпящие отлагательства. И Турнир скорее помешает мне, нежели поможет.

– Понимаешь ли, друг мой… – Каташи отставил бокал и переплел пальцы, задумчиво глядя куда-то за плечо Кенджи. – Я совсем не против того, что ты самостоятельно решаешь свои проблемы, никого не ставя об этом в известность. Напротив, это весьма похвально, так как многие мужи куда старше тебя лично просят меня отправить целую армию на любого, кто посмеет кинуть на них косой взгляд. Но, став членом Дома, ты получил не только привилегии, но и обязанности. И с этих пор каждое твое действие, каждый твой поступок – неважно, хороший или дурной, – влияет не только на твою репутацию, но и на то, кем будут слыть Змеи. Великими воинами, разгромившими банду Черепов и вернувшими тело погибшего мэцукэ его семье, или же бандитами, почем зря проливающими кровь на грязных улицах. Тем более что за тобой, как за участником Турнира, и за любым твоим шагом теперь следят сотни, если не тысячи любопытных глаз. Позволь же узнать: какие такие дела могут быть важнее состязания, которое легко может вписать тебя в историю?

– Месть, – произнес Кенджи, ни на миг не задумавшись. И даже само это слово звучало так сладко, что ему захотелось произносить его снова и снова.

«Мес-с-с-сть», – повторил за ним тот самый странный голос, и, как показалось Кенджи, сделал он это с еще бо́льшим удовольствием.

– Месть? – с удивлением переспросил Каташи и откинулся на спинку стула. – И за что же? А самое главное – кому?

– За смерть моего отца, моего брата. – Голос Кенджи чуть дрогнул. – Господина Сато и еще множества других невинных жертв.

– Интересно… – Пальцы Каташи забарабанили по широкому подлокотнику. – Насколько я помню, во время нашей последней встречи Юма как раз разыскивал какого-то странного человека, ответственного за несколько убийств. Ты про него? Так, значит, тот негодяй убил твою семью? Именно поэтому Сато взял тебя с собой?

Кенджи молча кивнул.

– Но ведь Йоши мертв, а оставшиеся Черепа либо разбежались, либо залегли на дно. Думаю, вряд ли хоть кто-нибудь еще услышит это название. Прекрасно понимаю твои чувства – я бы и сам с удовольствием вырвал сердце голыми руками каждому из этих подонков, покрывших позором не только себя, но и свой род, однако…

– Мою семью и господина Сато убил не Йоши, – прервал его Кенджи, быть может, чуть более резко, чем следовало. – Он был всего лишь наемником. Простым орудием в чужих руках, работающим на куда более могущественного и опасного человека.

– Вот как? – нахмурился Каташи. – Ты знаешь его имя? Кто он и откуда?

– Нет, – ответил Кенджи, вновь не соврав. Он искренне удивлялся, как ему до сих пор так ловко удается балансировать на грани между откровенной ложью и чистейшей правдой. – Помнится, вы сами в одной из наших прошлых бесед подтвердили то, что среди вас… точнее сказать, среди нас может быть предатель. Скорее всего, все они – Йоши со своими Черепами, тот таинственный убийца и возможные перебежчики – действовали сообща, пускай даже и преследуя разные цели. Во всяком случае, так мне кажется, – поспешно добавил он, чтобы не выдать свою излишнюю осведомленность во всей этой истории.

– Хорошо, – вздохнул Каташи, одним глотком осушил бокал и поморщился, точно проглотил не вино, а горькую микстуру. – Да, такой разговор имел место, пускай я пока что и не нашел тому ни единого доказательства. Змей пригрел на груди змею – звучит как дурная шутка, не правда ли? Мои соглядатаи следили за каждым шагом любого, кто мог бы хоть словом предать мое доверие. Но либо я зря плачу моим шпионам, либо же та засада и впрямь была простым совпадением. Тем не менее я подниму еще пару старых связей и закину несколько крючков – если в рядах нашего Дома и впрямь завелся изменник, он непременно клюнет на один из них, и потом…

Взяв из глиняной миски большой орех, он сжал кулак – раздался громкий хруст, и на стол упало очищенное ядрышко. Возможно, года и потрепали старшего Такэга, но отчего-то Кенджи не сомневался, что, попади возможный предатель в руки Каташи, участи негодяя сложно будет позавидовать.

– Но до тех пор ты должен пообещать мне, что перестанешь в компании моего сына с гиканьем носиться по столичным улицам с мечом наперевес на потеху зевакам, – сверкнул глазами Каташи, и Кенджи ничего не оставалось, кроме как покорно склонить голову. – Даже если среди нас есть предатель, своим юношеским энтузиазмом вы скорее спугнете его, нежели заставите выдать свою лживую натуру.

– Увы, не могу ручаться за Макото, господин, – попытался отшутиться Кенджи. – Если вдруг ему придет в голову куда-то понестись, боюсь, его не остановит и каменная стена.

– Это точно! – чересчур громко рассмеялся Каташи. Судя по его заблестевшим глазам и слегка заплетающемуся языку, третий бокал вина за столь короткое время все же взял свое. – Скажу больше – стене в этом случае не повезет. Удивительно, насколько разные у меня получились сыновья, хоть в их жилах и течет одна кровь. Макото чересчур импульсивен, ему не хватает терпения, и однажды это может сыграть с ним злую шутку. Ичиро же слишком медлителен, даже в тех ситуациях, где это играет против него. Вот Кер – мой старший сын – умело балансировал между крайностями. Он не лез даром на рожон, но и не боялся рискнуть. Знал, где нужно смолчать, а где ответить крепким словом, а то и взяться за оружие. Из него бы получился идеальный глава семьи и Дома. Жаль только…

Он умолк, глядя на пламя лампады, подпрыгивающее от сквозняка, а Кенджи, если честно, почувствовал себя неловко. Словно бы он случайно заглянул в ящик с личными вещами, которые их владелец старательно прятал от посторонних, или же стал невольным свидетелем разговора, не предназначенного для чужих ушей.

– Не хочу показаться невежливым, господин Такэга, – Кенджи поднялся со стула, – но завтра важный день, и я…

– Конечно-конечно, – встрепенулся тот, и Кенджи показалось, что он смахнул с век слезу. Однако он вполне мог ошибаться, так как уже через мгновение лицо Каташи вновь напоминало непроницаемую маску. – Тебе необходимо отдохнуть, так что ступай. И покажи всем, что Дом Змея по праву носит звание Великого.

– Я сделаю все, что в моих силах, – абсолютно искренне произнес Кенджи.

– Большего я и не требую.

Уже в дверях Кенджи вдруг услышал:

– И еще одно…

Он оглянулся.

– Будь другом, если вдруг встретишь моего нерадивого сына, передай ему, что если он снова хочет увидеть свои драгоценные пистолеты, которые каким-то неведомым образом оказались в той самой мастерской, то пусть зайдет за ними лично, а не посылает слуг. У меня к нему тоже есть несколько вопросов.

Кенджи только коротко кивнул, искренне соболезнуя другу. Чуть позже, присев на кровать и скинув сапоги, он кинул взгляд на Ловушку Сеноби и подумал о том, что неплохо будет показать монету знакомому Рю. Если тот вдруг знает что-то о сферах, быть может, он также сможет проверить, не наложены ли на золото какие-то чары. С этими мыслями Кенджи растянулся на кровати и тут же уснул. Проснулся он от громкого стука в дверь. С хрустом потянувшись, Кенджи со стоном привстал на локтях – казалось, он только-только успел прикрыть глаза, как сквозь ставни уже начали пробиваться первые лучи солнца. Ну что ж…

Великий Турнир всех Домов начался.

Глава 4

Первые испытания начались задолго до того, как Кенджи вообще смог сделать хоть шаг за пределы комнаты. Ведь перед тем как отправиться на Турнир, ему предстояло пройти через руки целой армии цирюльников, слуг и даже лекарей из Хонга. Последние, если верить слухам, прибыли в такую даль специально для того, чтобы следить за его состоянием, как физическим, так и духовным.

Кенджи и представить не мог, сколько могли стоить их услуги, – и, наверное, оно и к лучшему, ибо, думается, подобную сумму он при всем желании не скопит и до конца жизни.

Кенджи подстригли и тщательно выбрили, смазав кожу какими-то ароматными маслами. Потом в него чуть ли не силком запихали столь обильный завтрак, что его бы с трудом осилил и Шуноморо. Что уж говорить о Кенджи, который еле-еле поднялся из-за стола, ощущая, что ремень на его животе вот-вот лопнет. И будто бы всех этих издевательств было мало, после прислуги им занялись иноземные медики. Они тщательно осмотрели Кенджи с головы до пят, выслушали ритм дыхания и стук сердца, заставили несколько раз пройтись из одного конца комнаты в другой, постоять на одной ноге и выполнить еще несколько простых упражнений, смысл которых, если честно, ускользал от его понимания. Но куда ему до истинных знатоков своего дела!

Видимо, результат показался знахарям вполне приемлемым, так как они, обменявшись парой реплик на родном языке, отвесили Кенджи по поклону и выскользнули в коридор. Все, кроме одного, – невысокий лысый старик с длинной, почти до колен бородой задержался, вытащил из-за пазухи небольшой пузырек, сунул его Кенджи и жестами велел выпить. Тот не стал пререкаться – и, надо сказать, успел пожалеть об этом еще до того, как неизвестная микстура попала в желудок.

Зелье оказалось до того мерзопакостным на вкус, что на глазах Кенджи невольно выступили слезы, нутро его охватил огонь, а сам он зашелся в громком кашле. Кенджи уже было подумал, что его попытались отравить: в последнее время список его недоброжелателей исправно пополнялся с каждым днем, но уже через мгновение вдруг с удивлением почувствовал, что его свежие раны понемногу перестают ныть. Когда старик вышел вслед за своими коллегами, боль ушла окончательно, и Кенджи ощутил небывалый подъем сил и бодрость, словно бы накануне ночью он не дрался с бандой синоби, а спал как младенец в собственной постели.

В коридоре его ждало настоящее столпотворение, и каждый – от личного телохранителя Каташи до дальнего родственника семьи Такэга, родство с которым уходило столь глубоко, что и не разобрать, кто кому троюродный дядя или внучатый племянник, – стремился похлопать его по плечу, дать какое-либо напутствие, спросить о самочувствии, а то и вовсе просто вопить во всю глотку, изображая боевой горн. В общем, когда Кенджи уселся в седло вороного скакуна – жеребца этого ему подарила лично госпожа Кин Кумо, и хоть с тех пор Кенджи успел взять пару уроков верховой езды, но в роли всадника до сих пор чувствовал себя слегка неуверенно, – он уже почти оглох.

– Ну как, готов надрать сегодня пару задниц? – спросил Макото, что ехал от него по правую руку.

Несмотря на браваду, выглядел он неважнецки: разбитая губа распухла почти вдвое, став похожей на перезрелую сливу, один глаз заплыл, а на коня он смог взгромоздиться только с помощью дружной работы нескольких слуг, так как еле-еле опирался на больную ногу. Но думается, и Кенджи, и сам Макото еще легко отделались.

– Конечно, – вздохнул Кенджи. – Жду не дождусь этого светлого момента.

На самом деле первый этап Турнира, по сути, являл собой простую демонстрацию всего, что умел каждый из его участников. Им не требовалось проходить какие-

либо испытания или мериться силами в поединках друг с другом – только показать и зрителям, и судьям, и даже соперникам, на что ты способен. Заставить первых раскрыть рты от изумления и разразиться восторженными аплодисментами, вторых – отдать свои голоса, а последних – скрипеть зубами от зависти. Претендентов ограничивала разве что их фантазия – в разумных пределах, конечно.

– Как я понимаю, ты до сих пор так и не решил, что именно будешь сегодня делать? – поинтересовался Макото.

– Не имею ни малейшего представления, – признался Кенджи.

– Попробуй повторить тот трюк, что ты провернул против Проклятых, – ну с этими жуткими двойниками. Если честно, от них даже у меня мороз прошел по коже, брр… Правда, толку, конечно, было мало, но выглядело весьма эффектно, тут не поспоришь.

Неплохая идея – вот только прием этот требовал столько Воли, сколько Кенджи, выложившийся в последнем бою, вряд ли бы смог собрать при всем желании, даже выпей он целый бочонок чудодейственного хонгского зелья. Но идти на попятную было уже поздно, лишних пару деньков на восстановление ему, разумеется, никто бы не предоставил, так что он решил импровизировать. Тем более что ничего другого ему, увы, и не оставалось.

Турнир – во всяком случае, первый его этап – проходил за городом, на специально огороженной для сего мероприятия территории, на которой вырубили все деревья, выкорчевали пни и убрали камни. Как слышал Кенджи, так поступали далеко не всегда, но из-за нескольких инцидентов, чуть не приведших к трагедии – последней каплей стал маг земли седьмой ступени, который не рассчитал силы и практически уничтожил целый жилой квартал, – зрелище ради всеобщей безопасности решили перенести за городские стены. В общем-то, мысль достаточно здравая, но из-за этого путь до ристалища предстоял неблизкий. И это еще они ехали верхом! Простолюдины же, которые могли нанять повозку или телегу лишь в мечтах и вынуждены были добираться пешком, нередко выдвигались в путь еще до рассвета, дабы занять самые удобные места.

Поле, на котором и должно было развернуться главное действо, со всех сторон окружали выстроенные прямо на месте трибуны. Самые простецкие, расположенные под открытым небом, занимали люди победнее – мелкие лавочники, чиновники низшего пошиба, подмастерья и их ученики, ронины и многие другие, сводящие концы с концами путем честного и не очень заработка. Теснились они словно сельди в бочке, но, судя по громкому гвалту, которому отчасти способствовали многочисленные кувшины, ходившие по рукам, вряд ли были опечалены сим фактом.

Тех же, кто мог позволить себе чуть раскошелиться, ждали удобные широкие скамьи и натянутые над головами навесы, защищающие от солнца и непогоды. На самых роскошных местах, конечно же, можно было увидеть представителей Великих Домов, родичей и близких участников Турнира – вне зависимости от их богатства и происхождения, так как все расходы брали на себя столичные власти, – процветающих купцов и прочих сильных мира сего. Между их рядами даже сновала обслуга, таская туда-сюда подносы, ломившиеся от еды и питья.

Самые бедные зрители – как правило, крестьяне, бродяги, странствующие монахи, нищие, дети и прочий простой люд – мужественно толкались на своих двоих перед галереями, между ними, вокруг – в общем, везде, где можно было приткнуться и увидеть состязание хоть одним глазком. Впрочем, подобное положение вещей их не огорчало, совсем нет: отовсюду доносились радостный гомон, смех, песни и выкрики в поддержку любимого – или же против самого ненавистного – бойца.

За все время Кенджи не увидел ни одной драки хоть сколечко бы серьезнее, чем пихание локтями; любая же ругань сводилась к обмену парой незамысловатых ругательств, после которых спорщики моментально теряли друг к другу интерес. Никто не пытался оттеснить более слабого соседа, дабы занять местечко получше, не бил в челюсть за случайно отдавленную ногу и не пытался вытащить из чужого кармана последний медяк.

– За кровь, пролитую на Турнире, карают быстро и жестоко. – Цинизм Макото чуть пошатнул надежды Кенджи на благородство человеческой натуры. – И даже случайно вынутый из ножен меч, пускай ты им хотел просто перед дружками похвалиться, может привести к весьма и весьма серьезным проблемам.

Впрочем, Кенджи почему-то считал, что дело тут не только в страхе перед возможным наказанием, ведь даже аристократы вели себя на удивление миролюбиво. Самые злющие враги, в любой другой момент шипящие друг на друга не хуже разъяренных гадюк, мирно беседовали, а то и вовсе пили из одного кувшина и хохотали над какой-нибудь глупой шуткой, словно старые друзья. Наверное, праздник стал неплохим поводом хотя бы на время позабыть о распрях и интригах, что плели между собой Дома и семьи, перестать мериться богатствами, регалиями и ступенями. В общем, просто славно провести время и немного отдохнуть от рутины.

И вот Кенджи вместе с Макото и другими сопровождающими уже находились в одном из шатров, заранее приготовленных для каждого из участников. Здесь они могли набраться сил перед грядущим состязанием, промочить горло и перекусить, посоветоваться с близкими и соратниками, проверить снаряжение или же вознести молитву богам. Насколько успел заметить Кенджи, подавляющее большинство его соперников привели с собой настоящую свиту из слуг, учителей, родичей, друзей, приятелей, поклонников и еще боги знают кого. В его же шатре, помимо него самого, разумеется, находились лишь Макото, лекари из хонга, которые, не обращая ни на что внимания, быстренько осмотрели Кенджи и теперь с азартом резались в какую-то игру, бросая кости и передвигая глиняные палочки. Один из медиков показался Кенджи знакомым, но он не подал вида, что знает его.

Спустя короткое время зашел Каташи, чтобы дать ему последние напутствия. И вот старший Такэга, в отличие от Кенджи, придерживался противоположного мнения насчет царившей вокруг атмосферы.

– Жалкие лицемеры, – с презрением процедил Каташи, выглядывая наружу из-за плотной ткани. – Делают вид, точно и в самом деле вмиг забыли все старые обиды. Турнир и политика – вещи неразделимые, словно огонь и дым. Если тебе протягивают руку помощи – в другой сжимают отравленный кинжал. Уж поверьте моему опыту. Хочешь совет? – Он оглянулся на Кенджи и продолжил, не дождавшись даже кивка: – Будь честен перед самим собой и перед ликами своих предков. Не трусь, но и не лезь на рожон понапрасну. Держи сердце горячим, но разум твой должен оставаться холоден, словно лед. И последнее: помни, что на кону стоит не только твое имя, но имена всех тех, кто считает тебя собратом. Отныне ты отвечаешь не только за себя, а за весь Дом. Никогда не забывай об этом, даже наедине с самим собой.

С этими словами Каташи вышел. Кенджи же остался в некоторой… растерянности. Если честно, он ожидал услышать чуть более конкретные наставления, а не выдержки из кодекса. Макото, который в присутствии отца не проронил ни звука, лишь проводил того долгим взглядом и тяжело вздохнул:

– А теперь представь, что я выслушиваю это с тех пор, как покинул колыбель.

В этот самый момент вслед за главой Дома Змея пошли и хонгцы, все еще галдящие, словно сороки. Задержался только один из них, что принялся собирать с земли оставшиеся после игры монеты, тщательно рассматривая каждую из них.

– Сочувствую, – без доли иронии сказал Кенджи. – Как я понимаю, ты так и не забрал свои пистолеты?

– Я хотел, но… решил подождать хотя бы до завтрашнего утра, – признался Макото. – Быть может, ты утрешь всем нос, и отец на радостях не станет морить меня проповедями. Ты уж постарайся хотя бы ради нашей дружбы, ладно?

– Сделаю все, что в моих силах, однако на твоем месте я бы все равно не питал иллюзий легко отделаться, – усмехнулся Кенджи, изучая свиток с правилами Турнира.

– Это точно, – вздохнул Макото и подпер щеку кулаком. – Знаешь, иногда я серьезно думаю, что лучше б родился каким-нибудь крестьянином. Ковырялся бы себе в земле с утра до ночи, надирался бы рисовой водкой да жену за задницу пощипывал…

– Ты бы помер с голоду еще до первых заморозков, – раздался знакомый ехидный голос.

На самом деле Кенджи не сильно удивился, увидев перед собой Рю, который скрывался под личиной иноземного лекаря, – Кенджи заприметил старика еще на входе в шатер, однако не стал выдавать его. Теперь на носу Рю, ставшем до того длинным и крючковатым, что он начал напоминать клюв, красовались круглые очки, на голове сидела квадратная шляпа, отделанная беличьим мехом; два передних зуба так сильно выступали вперед, что придавали их хозяину сходство с бобром, а еще Рю непрестанно приглаживал длинные тонкие усики, свисающие почти до груди.

– Я уж думал, что тебя все же прибили твои бывшие дружки-синоби, – с хрустом потянулся и зевнул Макото.

Кажется, его тоже не слишком поразило появление Рю. Или же Макото просто не хотел давать старику лишний повод позубоскалить. Впрочем, когда это того останавливало?

– Зря надеешься, – фыркнул в ответ Рю. – Скорее твоему папаше удастся сделать из тебя подобие воина – в его представлении, разумеется. То есть таким же вечно надутым индюком, который при каждом шаге невольно воздух портит.

– А что ты тут вообще делаешь? – спросил Кенджи, пока Макото не успел ввязаться в перепалку. – Ты вроде говорил, что тебя, мягко говоря, не слишком интересует Турнир.

– И не устану это повторять, – кивнул Рю, – ибо единственный вменяемый повод собрать здесь столько идиотов может быть сугубо научным – проверить, не обрушатся ли небеса от такой концентрации бахвальства и самовлюбленности в одном месте. Однако я как-никак скрываюсь, а прятаться куда проще у всех на виду, как бы парадоксально это ни звучало. И вдобавок здесь я надеялся встретить парочку знакомых, с которыми не виделся много лет.

– Кто на этот раз? – поинтересовался Макото. – Демоны, срущие лавой? Карлики-акробаты? Любители таскать драгоценные камни во всяких интересных местах?

– Нет, избалованные папенькины сынки, мнящие себя великими шутниками, – буркнул в ответ Рю. – Не знаешь, тут где-нибудь поблизости подобные водятся?

– Увы. Но зато могу подсказать имя одного ворчливого, лживого, надоедливого, дряхлого…

Очередной обмен любезностями прервал рев горнов, взорвавший воздух и возвестивший о том, что участникам пора выходить на ристалище. Что ж. Кенджи поднялся на ноги и сжал кулаки, дабы хоть немного унять дрожь в пальцах. Удивительно. Он сражался с демонами, наудачу прыгал в портал, не зная, куда он его приведет, вернулся живым из места, куда не осмелился бы ступить и куда более опытный воин, скрещивал клинки с самым смертоносным бойцом из ныне живущих, – но сейчас, стоило ему только подумать о том, что на него будут смотреть тысячи глаз, ноги его становились ватными, а в желудке растекалось что-то склизкое и холодное.

– Не боись, – Макото хлопнул Кенджи по плечу, точно прочитав его мысли. – В лучшем случае к вечеру твое имя будут знать по всей Весской империи, в худшем – тебя ждет несмываемый позор до конца жизни. Но как бы то ни было, стаканчик-другой я тебе проставлю, будь уверен.

– На твоем месте я бы просто пошел домой и хорошенько отоспался, – посоветовал Рю. – У тебя есть дела поважнее, чем лезть из кожи перед всякими напыщенными выпендрежниками.

Да уж, пожелания действительно были воодушевляющими, но едва Кенджи ступил за полог шатра, как они тут же вылетели из его головы. Вместе со словами Каташи, мыслями о Жнеце и Сотне Проклятых, болью от вновь занывших ран, полученных в драке с последними, и многим другим – сейчас во всем этом мире был только лишь Кенджи и ревущая толпа, следящая за каждым его шагом.

К счастью, не успел он подойти к ристалищу, как его тут же подхватили с десяток слуг, и через несколько мгновений Кенджи уже стоял между Сузуму Хака – тем самым печально известным Стервятником – и незнакомым ему участником, коренастым парнем с квадратной челюстью, которая постоянно ходила туда-сюда, словно бы он что-то тщательно пережевывал. Их выстроили подковой почти посреди поля, в отдалении от трибун, однако зрители шумели так, что Кенджи бы не услышал даже барабан, гремящий прямо над ухом.

До начала состязания зевак развлекали бродячие артисты саругаку, прибывшие в Каноку несколько дней назад: музыканты, акробаты, фокусники, мимы, разыгрывающие сценки на злобу дня, жонглеры, перебрасывающиеся небольшими шариками, балансируя на высоких ходулях, и не только.

1 Юдзё (дословно – «женщина для удовольствия») – общий термин для японских средневековых куртизанок и проституток.

2 Мэцукэ – государственные чиновники, следователи по особым поручениям в средневековой Японии.

3 Цутигумо – паукообразные демоны из японской мифологии.

4 Нагината – холодное оружие, состоящее из длинной (около 1,5 метра) деревянной рукояти и изогнутого одностороннего клинка.

5 О́ни – огромные демоны-людоеды из японской мифологии.

6 Канабо – деревянная палица длиной с предплечье взрослого мужчины, обитая на конце железными пластинами.

7 Тэкко – японский кастет с деревянной рукоятью, к которой прикреплялась полукруглая металлическая скоба.

8 Нунчаки – холодное оружие, представляющее собой две короткие палки, соединенные на концах шнуром или цепью.

9 То есть около 26 м2.

Продолжить чтение