Красная зона P. S. Из дневника доктора Рыбалкина

«Плохо, если у человека нет чего-нибудь такого,

за что он готов умереть».

(Лев Толстой)

«Быть счастливым счастьем других —

вот настоящее счастье и земной идеал

жизни всякого, кто избирает

врачебную профессию».

(Гиппократ)

«Говори, что знаешь, делай, что обязан,

будь, чему быть».

(Софья Михайловна Ковалевская)

Об авторе:

Игорь Владимирович Галилеев родился в Пензе 3 мая 1972 года. Рассказы начал писать с юного возраста, первая публикация одного из них – в 1986 году. С 1989 года работал корреспондентом в пензенской областной молодёжной газете. С 1990 по 1992 год проходил срочную службу в рядах Воздушно-десантных войск. Вернувшись из армии, возобновил работу в СМИ. В 2021 году вошёл в десятку лучших региональных журналистов России.

Победитель и лауреат международных литературных конкурсов, среди которых V Международный Литературный конкурс «Хижицы-2021», премия «ДИАС-2022», «Крымское приключение-2021, 2022», «В каждом человеке солнце» (I место, организован Международным Детским Фондом при поддержке Правительства Московской области), и других. Международным Союзом русскоязычных писателей в 2022 году был назван «Автором года». Публикации в журналах «Нева», «Чайка» (США), «Четверговая соль», «Сура», «Север», «Пашня», «Вторник», «Рассказки», «Литра» и других.

Автор двух сборников рассказов «На струнах души» и «По радуге любви».

Живёт и работает в Пензе.

От автора:

Пандемия забрала сотни, тысячи жизней. И изменила миллионы судеб, пройдясь по ним трагедиями потерь. И у меня, автора этих и следующих строк, коронавирус забрал маму. Писать об этом, разумеется, больно и горько. И, возможно, я никогда не решился бы на такой шаг, но знакомство с замечательным человеком и профессионалом, спасшим многие-многие жизни, кандидатом медицинских наук, главным врачом «Пензенского областного клинического центра специализированных видов медицинской помощи» Сергеем Рыбалкиным, беседы с ним, и погружение в глубины страниц его дневника, которые станут связующей нитью рассказанных здесь историй, заставили меня задуматься о необходимости говорить о недавних событиях, о беспрецедентной смелости и самоотверженности врачей, которые без сна и покоя стояли на нашей защите от вируса и от нас самих. Жертвуя собой.

А также о «красной зоне», ставшей таковой от цвета невидимой глазом крови…

Пролог

Для самого обычного человека, пожалуй, нет ничего хуже больничного коридора. Какая-то здесь другая жизнь что ли. Жизнь, в которой, как ни верти, есть проблемы со здоровьем, а иногда – даже и горе. В народе от врачей почему-то принято открещиваться, мол, меньше знаешь – лучше спишь. А то, говорят, придёшь к ним только с насморком, а уйдёшь с целым букетом болячек.

Собственно, и я такой же – докторов полжизни стороной обходил. Ведь руки-ноги целы, сплю вроде бы ничего, то есть, нормально, голова, как и другие части тела, работают пока не плохо. Так что идти в больницу незачем. Вот когда приспичит… Тогда уж да, деваться будет некуда. Но, думалось, далеко это всё, где-то там, на самом горизонте ожидается. В старости. Только вот кто скажет: когда именно она, эта старость, приходит. Не сами ли мы её своими пока ещё работающими руками-ногами в свою сторону подталкиваем? Так как любая более-менее серьёзная болезнь – независимо от того, в каком возрасте она прилипла – это и есть тот самый путь к финишу.

Да, всё плохое неожиданно случается – утром, как всегда, на работу встал, потянулся, к ещё темнеющему окну подошёл, занавески расшторил, а тут: «здрасьте вам!» – с улицы, через стекло на тебя сморщенное, с мешками под глазами, уставшее лицо смотрит.

Ещё и вирус этот непонятный! Все уши за неделю про него прожужжали! И вдруг осознаёшь, что почему-то в носу свербит, да и горло першить начинает – градусник с того ни с сего тридцать семь показывает, и так далее… Само собой, вначале всё это на свою впечатлительность списываешь, но жена – гораздо более сознательный, чем я, человек – убеждает:

– Игорь, в больницу надо идти – там посмотрят, проверят, и спасут, если надо будет.

– От чего меня спасать-то? – возмущаюсь. – На мне пахать можно! Вон, смотри…

И градусник, который подмышку даже не засовывал, показываю:

– Температура спала совсем.

– Ага, совсем. До комнатной. Не спорь, завтра же в поликлинику идём…

Это вот как раз тот самый случай, когда никуда не денешься. В общем, согласился. Ведь мало ли на самом-то деле…

Надо сказать, что, к моему удивлению, больничные коридоры оказались почти пустыми – так, несколько пенсионеров – кто по одиночке, кто парами – на стульях рядом с кабинетами сидели. Совсем молодых или моего, чуть выше среднего возраста, не было. Разве что совсем маленькая – лет пяти – девочка суету наводила: то на стул рядом со своей бабушкой залезет, то спрыгнет, то, вдруг увидев чего-то в разноцветной книжке, засмеётся громко, то к другим посетителям с чем-нибудь приставать начнёт.

Вот и к нам подошла, вначале на меня серьёзно так посмотрела, затем – на мою супругу.

– А вы чего, – спрашивает, – болеете?

В виду того, что с детьми я не очень, жена ответила:

– Нет, моя хорошая. Вроде бы нет, пока врачи не сказали, – уточнила зачем-то.

Потом на пожилую женщину, которая в это время за нами с улыбкой следила, кивнула:

– А ты что же, бабушку, значит, сопровождаешь?

Девочка в ответ звонко рассмеялась:

– Да нет же! Мы с бабулей к моей мамочке пришли! Она прямо вот здесь, в этом вот кабинете, врачом работает. Мы ей обед принесли, а то, сидит здесь одна, даже покушать некогда…

В это время дверь открылась – вначале из неё вышел опирающийся на палочку старикашка, затем – молодая, тридцати ещё нет, – женщина в белом халате. Увидев дочку с мамой, её приятное лицо расцвело улыбкой. Затем спохватилась и уже ко мне:

– Извините, пожалуйста, вы пару минут не подождёте, пока я с мамой поговорю?

Жена меня снова опередила:

– Говорите сколько угодно. И перекусить, если хотите, можете – нам всё равно сегодня уже торопиться некуда.

Докторша покраснела:

– Эх, Анютка, всё, значит, рассказать успела, – женщина вздохнула. – Нет, вначале давайте я вас приму. Тем более что вы у меня последние по записи…

Спустя пятнадцать минут мы вышли из поликлиники и я, наконец, улыбнулся.

– Зря ты, оказывается, переживала, – говорю супруге, – видишь, здоров как бык, даже давление почти в норме! Теперь уж точно не скоро в больницу пойду. Да и людей там практически нет. Знаешь, что это значит?

– Что? – жена на меня с интересом посмотрела

– Это значит, что и вируса-то никакого нет! Просто раздули слона из мухи…

Но, как мне сейчас думается, сглазил я – уже через неделю буквально все больницы и другие медицинские учреждения моего города накрыло целое цунами из больных, на головы которых свалилась какая-то пока ещё не очень известная напасть под названием COVID-19. И если бы мне в тот момент кто-то сказал, что ту девочку – Анютку – спустя два года при новой встрече я не узнаю, я бы просто не поверил…

Из дневника доктора Рыбалкина (без даты)

Можно сколько угодно говорить о том, что коронавирус пришёл в нашу жизнь неожиданно, но, на самом деле, это не так. Последние два с небольшим десятилетия были, так сказать, разминкой перед самым серьёзным испытанием. Судите сами: эпидемия брюшного тифа, которым к двухтысячному году переболели более двадцати одного с половиной миллиона жителей планеты. Смертность составила 1%. Следом, в 2002 году, мир всколыхнула атипичная пневмония, появившаяся, кстати, всё в том же Китае – за год, когда царила эпидемия, в общей сложности заболели 8437 человек из 37 стран, смертельной инфекция стала для 813 человек. В 2009 году мир снова залихорадило: пошли новости о новом штамме вируса под названием «свиной грипп». Вспышка была зафиксирована в Мехико, дальше патология распространилась по Мексике и США. Вирус гриппа подтипа H1N1 остался у многих на слуху на долгие годы. После Америки случаи инфицирования вирусом отмечались в Европе, в частности, в Испании. А уже летом специалисты ВОЗ объявили о начале пандемии: она стала первой за последние 40 лет. Согласно статистике, в России данным штаммом вируса официально переболели 3122 человека, скончались – 14. В 2013 году к нам снова пришёл грипп. И снова «из мира животных», только теперь уже птичий. В 2013 году на территории Южной и Восточной Азии появился грипп, вызванный вирусами подтипов H5N1 и H7N9. Они передавались от домашней птицы к человеку. Для недопущения распространения эпидемии начали истреблять поголовье птицы: были данные об убое в Азии 140 миллионов кур.

Несмотря на то, что птичий грипп был замечен преимущественно в 2013 году, отдельные случаи отмечали и раньше: с 2003 года. Так, например, в России этот штамм гриппа был выявлен в июле 2005 года в Новосибирской области, затем его нашли в Томской, Омской, Тюменской, Курганской областях и в Алтайском крае. Причем все эти случаи инфицирования касались только птицы, в России за все время распространения птичьего гриппа случаев заражения людей не было.

После этого засветилась геморрагическая лихорадка Эбола – заболевание, которое для многих остается загадкой. Это вирусная высокозаразная патология, отмечается она редко, но, как говорится, метко. Последняя вспышка была зафиксирована в 2014 году в Западной Африке. Болезнь смертельно опасна: число летальных исходов в среднем около 50%.

На фоне всего вышеперечисленного рано или поздно должна была возникнуть куда более опасная, более людоедская эпидемия, бороться с которой – по крайней мере, на первых этапах её распространения – человечество будет не в силах…

Глава I. Первые жертвы

Хорошо помню, как сообщения о приближении пандемии пролетали мимо ушей – это где-то там, на Востоке происходит, и до нас, как бывало раньше, беда не доберётся. Мол, хрена с два ей Россию взять! А, тем более, известно же – граница под надёжной охраной, через которую не только несанкционированную граммульку золота в потаённых складках организма утаить сложно, но и какая-то бацилла прошмыгнёт вряд ли.

Поэтому спали спокойно. Нет, конечно же, в курилках и между собой вирус обсуждали, спорили о его смертоубийственной способности, но вы же помните: всё было что ли походя, лениво, без энтузиазма.

Моей компанией для таких дебатов стали собачники.

Французский бульдог появился в нашей семье благодаря дочери – именно она подарила супруге на день рождения это ушастое и любознательное двух месяцев отроду чудо, которое спустя очень короткое время стало полноценным членом нашей семьи. Мы живём в районе, где много природы – рядом замечательный огромный парк и сквер. Именно в нём мы совершаем прогулки с собакой. Во время этих променадов я познакомился с другими такими же, как и я, любителями четвероногих питомцев. Стали общаться, с некоторыми – даже дружить. Несмотря на разность возрастов, сфер деятельности и, собственно, самих наших любимцев.

Замечу, что ко времени описываемой истории в нашем регионе, впрочем, как и везде в России, уже было рекомендовано соблюдать масочный режим и социальную дистанцию в полтора метра. Однако думается, что последнее предписание в условиях толкотни в общественном транспорте, тесноты в большинстве магазинов и так далее, было невыполнимо в принципе. Но в тот момент растерянности от незнания и непонимания настоящего масштаба беды, любые действия хоть сколько-нибудь напоминающие некие противоэпидемиологические меры, казались по-настоящему действенными.

Возможно, в силу существенного процента нигилизма в характере русского человека, и в медицинские маски, как в панацею, поначалу мало кто верил.

– Игорь, вот ты сам посуди, – внушал мне во время прогулки с псом пенсионер Валерий Иванович, который, по слухам, был отставным военным и что такое дисциплина, следовательно, знал не понаслышке, – нам из телевизора говорят, что надо эти чёртовы маски надевать, а сами-то что?

– Что? – не понял я.

– Без масок ходят! Я лично видел! Да и на заседаниях своих тоже без них сидят. А дикторы, глянь, тоже туда же. Получается как: им, значит, маски не нужны, а мы, обычные люди, эти намордники, значит, носить должны! Я вон даже на Петровича его не одеваю…

Пожилая лохматая дворняга, услышав свою кличку, повернулась и внимательно посмотрела на хозяина – мол, может, надо чего.

– Я тебе вот что скажу, – продолжил Валерий Иванович, – все эти маски – херня самая настоящая. Я в интернете какого-то профессора слушал – как там бишь его: то ли Шлихман, то ли Клячман, один хрен, в общем – так вот, он говорит, что вся эта эпидемия – фикция!

– Как это? – уточняю без интереса.

Мне эти разговоры хуже горькой редьки надоели – в то время я уже работал журналистом в одной из пензенских газет и находился, так сказать, на передовой слухов, расследований «заговоров» и в принципе обладал реальной картиной происходящих в мире событий.

– А вот так! Чтобы народ надурить!

– Так какая же от этого выгода, а, Валерий Иванович?

– Вот посмотришь: очень скоро ушлые дельцы цены на эти самые маски до небес поднимут, озолотятся они на них. Дальше – больше. Потом мелкий бизнес похоронят, только крупная рыба останется. Сам ведь знаешь, что во все времена на любом кипеже кто-то руки греет. Не даром говорят: кому война – кому мать родна.

Я задумался на секунду.

– А знаете что, Валерий Иванович, думаю, что здесь дело каждого – верить в рекомендации и, соответственно, придерживаться их, или не верить. Наверное, нельзя в данном случае своё мнение навязывать.

– Это не Бог, чтобы верить или не верить в него. Здесь всё совсем по-другому…

На том тогда и расстались.

Утро следующего дня конца марта выдалось морозным – снег еще не сошёл, и по ночам было хорошо за минус. Скорее всего, поэтому и моих «коллег» -собачников не наблюдалось. На том самом месте, где мы вчера прогуливались с Валерием Ивановичем, я заметил какое-то движение – это оказался его пёс Петрович. Однако почему-то он был один, без хозяина – забившись под лавку, собака буквально тряслась от холода, а в шерсти на лохматой морде от конденсата образовались сосульки. При этом показалось, что из глаз собаки не переставая текут слёзы…

Я присел перед Петровичем на колени:

– Ну, ты чего, собакин, потерялся? А хозяин твой где?

Затем повнимательнее посмотрел по сторонам и на всякий случай крикнул:

– Ау! Валерий Иванович!..

Дворняга, услышав хозяйское имя, жалобно заскулила и ткнулась холодным носом мне в щёку. Что-то поняв, мой бульдог пристроился рядом с Петровичем – может, чтобы согреть его, или пожалеть.

Из разговоров с пенсионером я знал, что живёт он в одиночестве в частном доме не далеко от сквера – жену похоронил несколько лет назад, а дети работают в столице. То есть, случись чего, помочь будет некому. Поэтому без особых раздумий решил, что надо сейчас же сходить и проверить – что там у него и как.

– Петрович, веди-ка ты меня домой, – пёс встрепенулся. – Ну, Петрович! Домой!

Собака поняла и, выбравшись из-под скамейки, оглядываясь, посеменила в сторону частных построек.

Дом Валерия Ивановича оказался небольшим, но ухоженным и, на вид, крепким – дорожка, ведущая от открытой настежь калитки, была расчищена от снега; в дальнем углу участка, возле деревянного строения с трубой, аккуратной стопочкой лежали дрова; сбоку слева, рядом с обвитой сухими стеблями плюща беседкой, виднелся хороший самодельный мангал; а около гаражных ворот справа стоял мотоцикл «Урал» с люлькой, которым пенсионер иногда пользовался даже зимой.

Подбежав к дому, Петрович снова заскулил и поскрёб лапой сколоченную из досок дверь, которая сама собой распахнулась, приглашая войти.

С порога я крикнул внутрь:

– Есть кто живой? – затем почему-то смутился и сам себя поправил: – Хозяин, вы здесь? Валерий Иванович, отзовитесь!

– Нету его… – вдруг раздалось откуда-то сзади. Оглянувшись, я увидел пожилую женщину в наброшенном на плечи пальто и пуховом платке на голове – она опиралась двумя руками на невысокий заборчик со стороны соседнего участка. – Увезли его ночью.

– Куда? – спрашиваю в растерянности.

– В больницу, куда же ещё, – женщина пальто посильнее запахнула. – С вечера Валерию Ивановичу худо стало – температура поднялась, еле дышит. Хорошо, что я вот зашла зачем-то, «скорую» вызвала. Сразу же приехали, десяти минут не прошло! Доктора как инопланетяне были – в комбинезонах, на лицах маски, даже глаз не видать. Положили его на носилки и повезли, горемычного. А мне сказали дома теперь сидеть, никуда, даже в магазин, не ходить. А как же мне туда не ходить? Я ведь тоже одна, с голоду-то, чай, не помирать же.

Затем спохватилась:

– И вы в дом-то не заходите, вдруг заразу какую подцепите, а дверь я потом закрою. Так что…

И вроде бы уйти хотела.

– Извините, пожалуйста, а куда же собаку девать? – на Петровича, который в это время внимательно к нашему разговору прислушивался, киваю. – Может, присмотрите, пока хозяин в больнице.

Женщина остановилась.

– Конечно, присмотрю, оставляйте прямо здесь – они же, считай, не разлей вода были. Так что пусть остаётся – это ведь и его дом тоже. А покормить, если что, покормлю, не переживайте…

В общем, обратно я с тяжёлым сердцем пошёл – калитку поплотнее, на крючок закрыл, на дворнягу оглянулся – он так и остался сидеть на пороге ставшего в миг таким пустым дома…

Но утром следующего дня Петрович снова оказался на своём «посту» под той самой лавкой, где они с хозяином так любили отдыхать, радуясь свежести начинающегося дня – он также трясся от холода и слёзы текли по его лохматой морде. Но, несмотря на мороз, пёс не уходил – ждал возвращения своего человеческого друга…

Собака пропала примерно через полторы недели.

В тот же день я от кого-то узнал, что Валерий Иванович в больнице умер.

От вируса, которого совсем не боялся…

Из дневника доктора Рыбалкина (15 марта 2020 года)

Наверное, вначале надо пояснить – что же такое «нулевой пациент». Дело в том, что именно с него начинается вспышка заболевания, которое перерастает в эпидемию, а потом в пандемию. Это первый пациент, заразившийся какой-либо инфекцией и который послужил источником заражения других людей. При этом сам «нулевой» может не страдать от симптомов переносимой им болезни. Больше того – он может и вовсе не знать, что является переносчиком.

Если говорить о так называемом «нулевом пациенте», ставшем распространителем новой коронавирусной инфекции COVID-19, то докопаться до истины всё-таки вряд ли получится. Хотя некоторые эксперты такие исследования проводят. Например, кое-кто утверждает, что первой заболевшей 11 декабря 2019 года стала женщина, торговавшая морепродуктами на рынке Хуанань в Ухане. Между тем, известно, что в период между 13 и 15 декабря в Центральную больницу Уханя госпитализировали 65-летнего грузчика с того же рынка с нетипичным воспалением легких, от которого не помогали антибиотики и противогриппозные препараты. У него выявили вирус SARS-CoV-2. Затем, 27 декабря, в больницу попал работник рынка с симптомом поражения легочной ткани в виде «матового стекла», выявленным с помощью компьютерной томографии. 28 и 29 декабря в госпиталь доставили еще троих работников рынка с тем же респираторным заболеванием. В итоге к 28 декабря уханьские врачи диагностировали у семи пациентов SARS-CoV-2, и четверо из них были связаны с рынком.

Всего же 10 из 19 всех самых ранних случаев заражения коронавирусом оказались связаны с рынком, а, точнее, с его западной частью, где стояли клетки с енотовидными собаками.

Нулевым пациентом с коронавирусом в России оказался мужчина, прилетевший из Милана. К слову говоря, он же стал и первым в стране выздоровевшим заражённым. Коронавирус у него обнаружили быстро – заболевание диагностировал главврач инфекционного центра в Коммунарке. Произошло это 27 февраля. Известно, что заразились и пожилые родители пациента, с которыми он контактировал. Из-за возраста их заболевание протекало тяжело, отец мужчины находился на искусственной вентиляции лёгких.

А 15 марта, стало известно о первом заболевшем коронавирусом пензенце – это оказалась женщина с высокой температурой, которую госпитализировали с жалобами на затруднённое дыхание. При этом люди, находившиеся с ней в контакте, взяты под наблюдение. Анализы членов ее семьи, были отрицательными. Хотя тесты, сделанные женщине в Пензе, дали положительный результат – их подтвердили специалисты из Новосибирска. Известно, что за пределы России она не выезжала. Поэтому можно предположить, что заражение произошло от человека, побывавшего за рубежом. Был определён круг лиц, с которыми общалась заболевшая пациентка. Их оказалось 244. Все они находятся под наблюдением медиков.

Честно говоря, я боюсь даже думать о том, что на самом деле нас ждёт дальше, с какими невероятными сложностями нам всем придётся столкнуться в ближайшее время. Но анализ стремительно развивающейся ситуации показывает, что готовиться надо к самому негативному сценарию…

Глава II. Геометрическая прогрессия

После случая с пенсионером Валерием Ивановичем стало понятно, что всё, о чём говорят по телевизору и пишут в газетах – всерьёз и взаправду. Но понятно это было не всем – как это часто бывает, находились и ярые сторонники всевозможных теорий заговоров, в принципе отрицающие наличие болезни. Их поведение и оглашенность сильно смахивали на средневековую уверенность в том, что наша планета – плоская. А всех противников своего по большому счёту необоснованного мнения они проклинали и даже гнобили, приколачивая к позорным столбам.

Думается, что большинство из них, как сейчас говорят, хайповали на горячей теме. Доходило буквально до маразма в виде лизания поручней в общественном транспорте дабы доказать, что бояться вовсе нечего.

Но были и те, чьей душой всецело завладел страх за собственную жизнь. И среди них тоже находились фанатики. Я очень хорошо помню случай, который ярко характеризует взаимоотношения между гражданами того периода жизни.

…Общественный транспорт в Пензе по утрам загружен пассажирами сильно – несмотря на то, что конец марта позволил избавиться от шуб и пуховиков, и, следовательно, пространства в автобусах и маршрутках стало больше, порой стоячих мест, не говоря уже про сидячие, всё равно не хватает. В таких условиях большинство горожан маски всё-таки на лица нацепили. Ведь, как известно, бережёного Бог бережёт. Однако некоторые делали это, так сказать, для проформы – светло синие и зелёные прямоугольнички носили на подбородках – мол, есть и ладно.

Наверное, необходимо отметить, что предсказание Валерия Ивановича о том, что средства индивидуальной защиты быстро подорожают, уже сбылось – буквально за неделю цены на маски выросли в геометрической прогрессии, среди них появились даже дизайнерские, с оскалом или обрамлённые стразами. Разумеется, медицинскими эти изделия можно было назвать вряд ли, но ведь и стандарт в рекомендации их ношения, как и облика, тоже отсутствовал.

В этот раз маршрутка оказалась забитой не под завязку. В определенный момент, после того, когда я заплатил за проезд, в салоне – в данной ситуации как гром среди ясного неба – вдруг кто-то чихнул.

Это оказалась интеллигентного вида бабушка без маски, которая тут же принялась извиняться:

– Простите меня, пожалуйста, – и, видя направленные на неё мрачные взгляды, добавила: – Это не вирус никакой, просто простыла, наверное, немного…

Договорить ей не дал мужик, от которого даже через средство индивидуальной защиты разило перегаром:

– Мать, ты чё, с ума сошла что ли? А? Чихает она! А? Да ещё и без маски едет! – и уже к другим пассажирам обращаясь: – Вы только посмотрите на неё! Инфекция ходячая!

Старушка сильно смутилась и снова хотела было начать оправдываться, но за неё вступилась грузная женщина средних лет.

– Вы чего разорались-то? – громко обратилась она к мужику с перегаром. – Жалко вам что ли? Пусть едет бабуся спокойно – сказано же вам: не вирус это!

– А откуда эта старая карга знает? – мужик даже с места поднялся. – Вон, губернатор указ написал, что находиться в общественном месте без маски нельзя. Зря, что ли? А?

И уже ко всем обращаясь:

– Товарищи! Это чего же делается-то, а? Выкинуть её надо и все дела! Пусть пешком идёт! И пусть чихает там, на улице, на кого хочет!

У бабушки, смотрю, слёзы навернулись:

– Сынок, – говорит мужику, глаза ладонью вытирая, – да я ведь не против масок-то, только вот нет у меня их – было две, внучка привозила, да истёрлись из-за стирки уже совсем, надевать стыдно. Я ведь и сама только «за», пожить-то ведь ещё хочется…

При этих словах я в портфель залез, свою запасную маску из пакетика достал и пожилой женщине протянул.

– Вот, держите. А то как раз от таких вот хмырей, как этот, – на мужика кивнул, – вся зараза и липнет.

Тот хотел мне что-то ответить, но заметив взгляды других пассажиров, передумал, в пейзажи за окном вперился. А бабушка, сев на освободившееся место, так и ехала – грустно опустив наполненные слезами глаза, стыдясь собственной беспомощности перед нахлынувшей стихией, маховиками которой стали и она сама, и тот мужик с перегаром, и все мы, вместе взятые.

Я же в ту секунду думал о том, что у меня мама вот такого же возраста, что надо бы навестить её – просто посидеть поговорить «ни о чём», может, рассказать, что не так страшен чёрт, как его кто-то малюет. А то всё не получается, времени всё не нахожу, только по телефону и знаю, что жива, что всё вроде бы хорошо у неё…

Разве мог я тогда представить себе, что через полтора года вирус унесёт её жизнь? Нет, конечно, не мог. А иначе тотчас же попросил бы водителя маршрутки остановиться, выбежал бы на улицу и понёсся – бегом, как есть, нараспашку – к родительскому дому, забежал бы в квартиру, обнял свою маму, прижал к себе и сберёг от всех напастей, включая и эту…

Из дневника доктора Рыбалкина (31 марта 2020 года)

В геометрической прогрессии росли не только цены на средства индивидуальной защиты и антисептики – стоимость маски с полутора рублей за очень короткий промежуток времени поднялась до пятидесяти, ста и даже больше рублей, – но и заболеваемость коронавирусом среди населения в Пензенской и в других областях России.

16 марта губернатор подписал постановление о введении на территории региона режима повышенной готовности. Остановилась работа большинства предприятий всех отраслей, закрылись школы и детские сады. Перестали функционировать спортивные, культурные, развлекательные заведения. Обязательным для всех стал масочный режим.

К 19 марта под наблюдением находились 365 человек, включая прибывших из стран риска и контактных. С момента начала наблюдений обследован 541 человек, проведено 755 исследований. В медучреждениях введены ограничительные мероприятия и особый режим обслуживания пациентов с респираторными симптомами.

Аналогичные меры принимаются по всей стране.

К 20 марта было обследовано уже почти 800 человек, все они получили отрицательные результаты тестов.

На сегодняшний день, 31 марта, в Пензе подтвердилось еще пять новых случаев заболевания коронавирусом у жителей 31, 56, 62, 81 и 75 лет. Первично поставленный положительный диагноз одному из горожан, не подтвердился.

Под наблюдением находятся 4112 человек, проведено 3728 тестов.

Эти цифры, несмотря на то, что только за декаду месяца они увеличились более чем в десять раз, шокирующими уже не выглядят – уверен, дальше будет ещё хуже…

Глава III. Знакомство

В силу своей профессии журналиста, мне было можно и даже нужно посещать медицинские учреждения для того, чтобы на примерах рассказывать о том, что придерживаться установленных противоэпидемиологических рекомендаций жизненно необходимо – печальные истории, как подразумевалось, должны заставить задуматься, а с позитивным концом – вселить уверенность во врачей. И таких, разнополярных примеров, было хоть отбавляй! Но вспоминать и писать о них – одинаково больно.

Если кому-то раньше и мерещился некий вселенский заговор против населения планеты, то примерно ко второй половине апреля всё более очевидным стало появление в нашей обыденности сметроубийственной заразы, забирающей жизни не только стариков и достаточно молодых людей, но даже детей…

Естественно, посещать больницы мне, как, наверное, и любому другому человеку, в то время было страшно – ведь если мой иммунитет вирусную нагрузку выдержит, с ней справится, то это совсем не значит, что и мои близкие, с кем я общаюсь, обладая не таким замечательным, как у меня, здоровьем, смогут её перенести без последствий. Поэтому, приходя в медучреждение, я, как мог, старался себя обезопасить от заражения, с кем-либо общался мало.

Но не в этот раз.

У ворот, перед самым входом в больницу, ко мне обратилась женщина лет шестидесяти с чем-то, лицо которой мне показалось смутно знакомым:

– Извините, ради Бога, может быть, подскажете – где здесь остановка, с которой на автовокзал добраться можно?

Я рукой в нужную сторону махнул:

– Туда идите по правой стороне дороги, не заблудитесь.

– Далеко? – спрашивает женщина. – А то вон сумки тяжёлые, сюда еле допёрла, руки болят – жуть.

И правда, рядом с ней стояли две битком набитые продуктами авоськи.

– Так что же не отдали по назначению? – говорю. – Или, может, выписали кого уже?

Женщина тяжело так, протяжно вздохнула:

– Да какой там. У нас ведь вначале мою пятилетнюю внучку положили, вместе с ней сноха поехала, а вчера вот и сын мой за ними, за семьёй-то следом, отправился. У всех, говорят, этот ковид нашли, одна я осталась здоровая. А еды-то не взяли, говорят, нельзя, мол, в то отделение, где «тяжелые» лежат. Потом уж, когда в обычную палату переведут, можно станет. И то – не всё, а только разрешённое.

Затем задумалась на секунду.

– Разве намотаюсь я сюда из деревни? – и будто сама себе сказала. – Охо-хо-хо…

Сумки свои подняла и потихонечку в ту сторону, куда я показал, пошла – согбенная под грузом навалившегося одиночества и переживаний женщина. Которую, как окажется позже, в дальнейшем я не только ещё несколько раз встречу, но и с которой уже встречался в очень далёком прошлом…

Именно в тот день я и познакомился с Сергеем Борисовичем Рыбалкиным, главным врачом больницы, принявшей на себя самый большой удар пандемии.

Надо сказать, что Сергей Борисович оказался именно таким, каким я себе его и представлял – мощный и высокий мужик, за спину которого, если что, можно спрятаться. По территории больницы он шёл смело, расправив плечи, открыто вглядываясь в лица. При этом врач был сосредоточен и внимателен – меня определил с первого же взгляда.

– Журналист? – руку протянул для пожатия.

– Да, журналист, – мы поздоровались. – Вот, написать про вас пришёл…

Рыбалкин на секунду остановился:

– Чего обо мне писать-то? Не надо этого. Вы лучше про врачей, кто сейчас в красной зоне находится, напишите.

Я удивился не совсем знакомому словосочетанию – для второго весеннего месяца 2020 года оно было новым:

– Это что ещё за зона такая?

– В апреле в Пензе четыре больницы – областную имени Бурденко, детскую областную имени Филатова, городскую клиническую №4 и нашу, областную инфекционную, – определили под лечение инфицированных пациентов, – начал разъяснять Сергей Борисович. – Так вот, «красная зона» – это место в больнице, где лечат опасные инфекционные заболевания. До появления в нашей жизни коронавируса, такими инфекциями были чума и сибирская язва. Сегодня же эти два слова ассоциируются с осложненным течением COVID-19 – сильным кашлем, температурой и жалобами на нехватку воздуха.

– То есть, это такие специальные палаты?

– Внешне палаты «красной зоны» такие же, как и в обычных больницах. Однако есть одно существенное отличие – пациентам не разрешается их покидать. Единственной связью с внешним миром для них остаются телефонные звонки и передачи от близких.

– Надо же, только сейчас с одной женщиной разговаривал, которая передачу своим родным приносила. Не приняли…

– Почему?

– Говорит, что они в отделении для «тяжелых» лежат.

– Тогда да, правильно, что не приняли. Кстати, кормят у нас очень хорошо, голодным уж точно никто не остаётся. – Сергей Борисович на первый этаж нового корпуса кивнул. – Вон там как раз и есть приём передач. Видите, сколько народу?

Действительно, немного в отдалении цепочкой с разрывами между собой стояли человек десять-двенадцать – лиц, спрятавшихся за масками, было не видно, но глаза каждого горели надеждой.

– Наша «красная зона» начинается с раздевалки, где персонал получает медицинский костюм и тапочки и оставляет уличную одежду и личные вещи, – продолжил главврач. – Отсюда уже проходят в шлюз, соединяющий между собой «чистую» и «красную» зоны, где переодеваются в костюмы, которые часто сравнивают со скафандрами. Так как на территории «красной зоны» находятся пациенты, являющиеся стопроцентными носителями вируса, попасть туда можно, только облачившись в профессиональные средства индивидуальной защиты. Они защищают сотрудников от воздушной и аэрозольной инфекций. Представляете, каково это, половину суток, а то и больше, в таком костюме находиться?

– Нет, – отвечаю, и, немного подумав: – Хотя… У нас в армии во время учений общевойсковые защитные костюмы были, нас в них ещё и бегать заставляли. Даже вспоминать больно.

Мы уже в кабинет доктора зашли.

– Думаю, они мало чем отличаются, – продолжил он. – Самостоятельно переодеться в защитный костюм под силу не всем, кому-то требуется посторонняя помощь. Вначале руки хорошо обрабатываются антисептическим раствором. Затем надевается первая пара перчаток, шапочка на голову, плотно запакованный костюм из ПВХ, высокие бахилы, маска или респиратор. Кроме этого, на выбор предлагается щиток или очки. Чтобы они запотевали не сразу, работники «красной зоны» обрабатывают их специальным средством или жидким мылом. Конечно полностью избавиться от испарения не получается, но на какое-то время помогает. Далее надеваются капюшон, вторые бахилы, вторые перчатки. Предплечья, щиколотки, ступни скрепляются малярным скотчем. На эту процедуру уходит около пятнадцати минут…

Я не мог скрыть удивления:

– Обалдеть можно!

– А как вы хотели? Всё это просто необходимо для сохранения жизни врачам, ведь каждый из них десятки пациентов наблюдает.

– Интересно, кто же для медиков такое придумал? – спрашиваю.

– Как бы сказать, – главврач на секунду задумался. – В общем, в разработке СИЗов я тоже принял участие…

– В разработке чего? – не понял я.

– СИЗов. Средств индивидуальной защиты.

– Ааа. Сергей Борисович, и что, доктора, получается, не заражаются?

– К сожалению, такие случаи есть. К нам попадают больные со скорой помощи или из других больниц с серьезными поражениями легких и, как правило, с низким уровнем сатурации кислорода в крови. Вообще у большинства пациентов сильный изнуряющий кашель, тяжелая дыхательная недостаточность и высокая несбиваемая температура. К сожалению, многие из них пытались вылечиться в домашних условиях, в надежде, что это не коронавирусная инфекция, а обыкновенная простуда.

И тут на меня внимательно посмотрел:

– А хотите мы для вас исключение сделаем?

– Какое? – не понял я.

– Как говорится, лучше один раз увидеть. Правильно? А то чего я вам рассказываю – словами всё равно настоящий масштаб беды и колоссальной работы врачей передать не получится. Приходите завтра, вот и посмотрите собственными глазами.

Я засомневался:

– А разве можно?

– Нет, конечно, нельзя. Случись чего, кто за вас ответственность нести будет? Только вот, думаю, без посещения красной зоны объективного материала у вас всё равно не получится. Правды в нём будет мало…

Попрощавшись с Рыбалкиным, мы договорились, что я на следующий день приду, а там видно будет…

Из дневника доктора Рыбалкина (25 апреля 2020 года)

Цифры не дают мне покоя ни днём, ни ночью. По данным на утро 25 апреля коронавирус в Пензенской области подтвержден у 255 человек. Плюс 23 новых случая за сутки. Появились и новые очаги – помимо Пензы вспышки заболеваемости зафиксированы в Бессоновке, Сердобске, Грабово, Заречном, Сосновке, Нижнем Ломове, Пачелме и Поиме Возраст пациентов – от 18 до 79 лет.

В настоящее время под наблюдением находится 2657 человек, снято с наблюдения 6741.

В общей сложности тесты на COVID-19 в нашем регионе провели 16148 гражданам.

Глава IV. Горе

И снова Рыбалкин будто бы прочитал меня – встретив на территории больницы утром следующего дня, вместо приветствия спросил:

– Что, плохо спалось ночью?

Я даже покраснел.

– Как вы узнали?

– Мудрёного здесь нет ничего – любому человеку в красную зону сходить страшно будет. И геройство здесь совсем ни при чём.

Затем внимательно в глаза посмотрел.

– Так что надумал?

Я опять смутился. Сергей Борисович мои сомнения понял правильно:

– Защита действительно надёжная, но решать, разумеется, тебе.

Собственно говоря, несмотря на все «против», были и «за». Например, перспектива стать самым первым журналистом, побывавшим на передовой битвы с коронавирусом, воодушевляла. И, конечно же, написать о красной зоне очень хотелось. Поэтому собственные впечатления были нужны, тем более, трусить стокилограммовому десантнику – уж точно не к лицу.

– Пойдёмте, Сергей Борисович…

В специальной комнате, которую я про себя назвал санпропускником, мне выдали комбинезон, чулки, маску, респиратор и две пары перчаток. Через минут десять с помощью девушки-доктора я был неотличим от других работников больницы, находящихся в этом помещении. Ещё через пару минут мы оказались в чистом коридоре, с одной стороны которого располагались палаты.

Честно говоря, я ожидал увидеть несколько другое – почему-то думалось, что здесь постоянная суета, бегающие туда-сюда врачи, стонущие больные. Нет, всё было похоже на прекрасно отлаженный механизм – с нужной периодичностью медики подходили к тому или иному пациенту – кстати, большинство из них были подключены к аппаратам искусственной вентиляции лёгких – и совершали необходимые манипуляции и процедуры. Бросилось в глаза отсутствие сотовых телефонов и других гатжетов. А ещё чувствовалось огромное напряжение – чуть позже я понял, что в красной зоне действительно идёт самая настоящая битва за жизнь.

Пока я осматривался, Рыбалкин в это время с кем-то о чём-то тихо переговаривался – к нему то и дело подходили одетые также как и я, врачи, показывали результаты анализов очередного несчастного человека, консультировались. Но в какой-то момент картинка словно ожила, зашевелилась – появились люди с каталкой, которые быстрым шагом прошли мимо нас в крайнюю по коридору палату.

– Что случилось? – спросил Сергей Борисович у одного из сотрудников.

Кто-то из докторов, не останавливаясь, ответила отрывисто:

– Девочка. Пять лет.

В памяти всплыл вчерашний короткий разговор с той женщиной, которая спрашивала у меня дорогу к автовокзалу, мол, она вроде бы как раз про свою пятилетнюю внучку говорила. Поэтому я прошёл к палате, куда заехали носилки.

Ребёнка на кровати было почти не разглядеть – настолько она хрупкая и маленькая. Беззащитная. Мокрые волосики прилипли ко лбу, а в её открытых глазах, как показалось, стояли слёзы…

И только в эту секунду до меня дошло, что она не дышит.

– Посторонитесь. – Раздался голос за моей спиной. Еще один врач вкатил в палату дефибриллятор. Посыпались чёткие команды: готовим, грудь, разряд, ещё разряд, фиксируем время…

Рыбалкин потянул меня за руку:

– Игорь, возвращайся, пусть врачи делаю своё дело.

Я молча кивнул. Потом, когда снимал защитный костюм, откуда-то сверху навалилась такая тяжесть, такая невероятная грусть, что комок в горле не получалось сглотнуть несколько минут, растянувшихся по ощущениям в вечность – я сидел рядом с приёмным отделением и просто смотрел в одну точку.

Когда пришёл в себя, вышел на улицу, почему-то оказалось страшно вздохнуть полной грудью. Вообще было страшно дышать, я не видел ничего и никого вокруг. Поэтому не сразу ответил на приветствие:

– Здравствуйте.

Сквозь туман на глазах я, наконец, разглядел вчерашнюю посетительницу, вся семья которой находится как раз там, откуда я только что вышел. Пожилая женщина устало улыбнулась:

– А вы, оказывается, тут работаете. Если бы я знала, то еще вчера порасспросила бы вас – что здесь и как.

Я вздохнул.

– Нет, здесь я не работаю, я журналист… – а сам в глаза ей посмотреть боюсь. – Вот, пустили в красную зону, чтобы всё как есть написать…

Женщина встрепенулась:

– Ой, правда? Моих – сына со снохой и внучкой – там не видели? – смотрит с надеждой.

…Господи, ну что я ей должен ответить?! Наврать? Мол, нет, не видел я её родных? Или, может, сказать, что всё хорошо, волноваться не надо? Какой из этих вариантов – правильный?

Потому я просто стоял и молчал, думая о невыносимом горе, которое ей очень скоро предстоит пережить. Наверное, женщина что-то такое во мне почувствовала, потому что как-то в миг её лицо глубокие морщины прорезали, подбородок задрожал:

– Ну чего вы молчите? Почему не отвечаете?

А у меня слёзы навернулись от понимания того, как же быстро, буквально по щелчку пальцев, можно уйти из этого мира. Причём, смерти в обличье вируса, наплевать – кто перед ней: взрослый, поживший человек, молодая женщина или совсем ребёнок. Беда рядом, вот она, уже поселилась в наших с вами домах, в наших семьях, косит, не разбирая и не выбирая…

Я сжал пожилой женщине плечо, мол, держитесь, и пошёл в сторону выхода с территории больницы. И уже поворачивая за угол корпуса, оглянулся…

Уронив сумки с провизией, женщина рыдала, спрятав лицо в ладонях.

Молча. Без всхлипов.

Были только она, тишина и горе…

Из дневника доктора Рыбалкина (28 апреля 2020 года)

Сегодня из 39 подтверждённых случаев заражения COVID-19, два ребёнка. Одному – годик, другому – семь лет. Всего же в Пензенской области с 17 марта по 27 апреля лабораторно были подтверждены 283 случая коронавируса, шесть человек с COVID-19, включая гражданина соседнего государства, скончались, вылечились от этой инфекции 58 человек. В числе заболевших были 13 детей от одного месяца до 15 лет.

В очередной раз я нахожу подтверждение того, что ковид никого не жалеет. Я представляю – насколько тяжело докторам общаться с родственниками заболевших, смотреть им в глаза, говорить слова утешения. Если они есть. Попробуйте поставить себя на их место – что бы вы сказали родителям, только что потерявшим ребёнка? Думаю о моральной невыносимости пропускать человеческое горе через себя, чувствовать его каждой клеточкой своего организма. Но ведь от докторов зависит чья-то жизнь, чьё-то счастье. Поэтому надо держаться. И готовиться к ещё более страшной битве. Выжить в которой – теперь это всё более очевидно – смогут не все…

Глава V. Непреодолимая сила

Оглядываясь назад, признаться, мне стыдно от того, что тогда я оставил ту пожилую женщину один на один со своим горем, не поддержал её. На следующий день я думал о том, что мне обязательно надо её найти, поговорить о том, что жизнь продолжается, и что дети всегда попадают в рай, становясь там ангелами…

Да к чёрту слова! В таких случаях достаточно просто постоять рядом. Просто помолчать, чтобы человек смог выплеснуть душу, перестав накапливать в себе беспросветную тьму потери. Поверьте, я знаю о чём говорю – как я уже упоминал выше, ковид забрал мою маму. Забегая вперёд, скажу, что о трагедии мне сообщила её лечащий врач 29 декабря 2021 года. Случилось это в разгар предновогоднего корпоратива на работе. Мои коллеги, услышав печальную новость, вместо того, чтобы поддержать, сразу как-то скукожились, отвернулись, стеснительно спрятав глаза, закрылись в своей скорлупе. И я их не виню за это, так как понимаю.

Знаете, и Бог меня услышал! Мы увиделись с той женщиной, потерявшей внучку, спустя восемь месяцев и совсем при других обстоятельствах. Но об этом я расскажу немного позже.

А наступивший май стал олицетворением новой реальности – из-за пандемии впервые за десятилетия Парад Победы 9 мая не состоялся – в столице он был перенесён на 24 июня, а в некоторых регионах страны Парада в 2020 году не было вообще.

В области уже больше месяца действует «режим самоизоляции», на котором следует остановиться поподробнее.

В конце марта – вы не поверите! – для некоторых горожан наступил тихий праздник, радость от которого всё-таки показывать было не принято. Причина крылась в очередных изменениях, внесённых в постановление «О введении режима повышенной готовности на территории Пензенской области». Согласно им, можно было сидеть дома, не ходить на работу и при этом продолжать получать зарплату!

Был только один, но небольшой минус – этим же постановлением предписывалось не покидать места проживания. Исключения составили обращения за неотложной медицинской помощью и случаи прямой угрозы жизни и здоровью.

Нет, кое-кому на работу продолжать ходить было положено. Например, государственные и муниципальные служащие, сотрудники правоохранительных органов, Роспотребнадзора, спасатели, работников сферы ЖКХ и, разумеется, медики свои рабочие места не покидали.

Само собой, для того, чтобы с голода люди не умирали, разрешалось выходить «к ближайшему месту приобретения товаров, работ, услуг, реализация которых не ограничена в соответствии с постановлением».

Кроме этого, можно было и выгуливать животных, но на расстоянии не более ста метров от дома. И даже здесь наши некоторые граждане, у которых вместо позвоночника уже давно растёт хрящ хитрости, способствующий невероятной гибкости, нашли для себя выгоду: на сайтах частных объявлений появились предложения о сдаче в кратковременную аренду питомцев. Не дорого – от двухсот до пятисот рублей за час!

Сейчас вы спросите: какой, простите, дурак воспользуется новой зооуслугой? Отвечу: тот, кто не хочет заплатить гораздо больше. Всё дело в том, что за нарушение режима самоизоляции были введены штрафы. За выход из дома без причины человека могли оштрафовать на сумму от одной аж до тридцати тысяч рублей! Должностных лиц – от десяти до пятидесяти тысяч, а фирмы и организации, нарушившие запрет, могли лишиться суммы от ста до трёхсот тысяч рублей.

Поэтому, если кому-то надоедало – и таких было много – мариноваться в своих четырёх стенах, то вот вам, пожалуйста, собака за недорого – и как минимум час прогулки на свежем воздухе вам гарантирован.

Впрочем, лично я видел соседей, прогуливающихся по улице не только с собаками, но и с кошками, жалобно мяукающими на непривычном для них поводке, а одного чудика – даже с игуаной, которая, как показалось, в немом ужасе, вытаращив глаза, застыла от непонимания происходящего с ней.

В виду того, что разрешалось выносить ещё и мусор, на улице всё чаще стали попадаться прохожие с полными мусорными мешками. Однако думается, что не всегда они шли в сторону контейнерной площадки…

Мне же в некотором смысле даже повезло – кроме того, что у меня есть пёс, да и помойка располагается на противоположном конце микрорайона, мне, в силу работы журналистом, на работу ходить разрешалось. При этом можно было писать и из дома. То есть, если футбол показывают или кино какое интересное, то – аллё, я сегодня на «удалёнке», а если члены семьи уже глаза намозолили – добро пожаловать на работу.

Но сегодня был праздничный выходной, и я, прицепив к поводку своего Ричарда, захватив заодно и мусорный мешок, пешком отправился в самый дальний гастроном.

Весна шла полным ходом, контраст между домашней атмосферой и насыщенной ароматами улицей был для меня, пожалуй, самым ярким впечатлением того периода времени. В квартиру просто не хотелось возвращаться!

Маски стали обыденностью и поэтому даже знакомых узнавать получалось с трудом. Само собой, по причине вынужденного возлежания на диване, кто-то из них, вдобавок ко всему прочему, заметно прибавил в весе.

Поэтому и мужика, вдруг закричавшего с расстояния в пять метров, я не узнал:

– Здорово, дружище!!!

Я внимательно в глаза над маской всмотрелся, на всякий случай улыбнулся. Впрочем, мою улыбку под респиратором видно не было. Поэтому произнёс:

– Привет.

Замечу, что новая реальность продиктовала и новые правила общения, которые подразумевали иные механизмы невербальной коммуникации. Например, рукопожатие во время встречи стало неприемлемым – здоровались, соприкасаясь локтями, кулаками и даже ступнями. Мол, таким способом меньше шансов подцепить от кого-то заразу. В виде отступления скажу, что на одной из свадеб того времени я наблюдал, как жених и невеста после объявления их мужем и женой, поцеловались, не снимая масок…

– Как дела, дружище? – не приближаясь, спросил мужик. – Что не узнал, что ли?

И, не дожидаясь моего ответа, продолжил:

– И я тебя только по бульдогу узнал! Вот жизнь настала! В городе хоть не появляйся! Моего соседа, Мишку, помнишь? Так вот, его прямо в торговом центре загребли, пять тыщ штрафа за то, что маску на нос не натянул – как с куста! Да и правильно! Нечего по магазинам-то шариться, времячко такое…

Помолчал секунду и, наверное, поняв, что разговор я поддерживать не буду, добавил:

– Ну, бывай! Аккуратней там…

Где именно «там», впрочем, как и то, кто же этот мужик был, так и осталось для меня загадкой.

В гастрономе, несмотря на полуденный час выходного дня, народу было немного – принимая и понимая всю серьёзность последствий заражения, общественных мест люди в большинстве своём всё-таки избегали. По крайней мере, очередей не было точно. А многие вообще перешли на дистанционный заказ продуктов и готовой еды из ресторанов и кафе, которые, исходя из предписанных новыми правилами условий, закрылись от посетителей и перешли на их удалённое обслуживание.

Выбрав необходимые продукты, какие-то из них я решил поместить в одноразовые целлофановые пакеты, для чего подошёл к стойке, где они традиционно располагались склеенными стопками. Разумеется, отделить один пакетик от остальных всегда было достаточно затруднительным занятием, не говоря уже о том, чтобы открыть. Именно этим процессом сейчас занималась какая-то бабушка, у которой ну никак не получалось справиться с поставленной обстоятельствами задачей. В первую секунду мне показалось, что я её уже где-то видел, а в следующее мгновение вспомнилась относительно недавняя ситуация в маршрутном такси – та самая, когда дяденька с сильным перегаром выговаривал чихнувшей пожилой пассажирке без маски. Впрочем, я мог и ошибиться.

Понаблюдав за женщиной с десяток секунд, предложил ей свою помощь:

– Давайте я вам помогу.

Бабуля в мою сторону даже не посмотрела, но в ответ буркнула:

– Сама справлюсь…

И в ту же секунду, опустив маску на подбородок, она смачно плюнула на свои пальцы, и, растерев между ними влагу, отслюнявила требуемое количество пакетов. Я настолько опешил, что сказать что-то пожилой женщине так и не смог.

Использовать упаковку я, разумеется, передумал.

Этого же правила придерживаюсь и по сей день. Ведь мало ли…

Из дневника доктора Рыбалкина (20 мая 2020 года)

На самом деле предпринятые руководством области и специальными службами меры были необходимы и сыграли свою положительную роль. По последним данным на сегодняшний день, 20 мая, в Пензенской области выявлено 1245 пациентов с диагнозом новая коронавирусная инфекция. Под наблюдением находятся 4466 человек, сняты с него 8982 жителя региона. Накануне были выписаны еще 83 человека. А вообще с начала эпидемии от коронавируса вылечились уже 944 жителя Пензенской области.

В Пензе продолжаются рейды. Сотрудники администраций, правоохранители и представители других ведомств ежедневно проверяют соблюдение правил безопасности работниками предприятий и организаций, вернувшихся к работе. Не прекращается и обработка общественных мест специальным раствором.

В тексте постановления «О введении режима повышенной готовности на территории Пензенской области» самой знаковой, на мой взгляд, является фраза: «Распространение новой коронавирусной инфекции является в сложившихся условиях чрезвычайным и непредотвратимым обстоятельством, повлекшим введение режима повышенной готовности в соответствии с Федеральным законом от 21.12.1994 №68-ФЗ „О защите населения и территорий от чрезвычайных ситуаций природного и техногенного характера“ (с последующими изменениями), который является обстоятельством непреодолимой силы».

Да, очень точное и меткое выражение: обстоятельство непреодолимой силы. Однако я уверен, что эта формулировка – временная. Ведь даже из самого глухого тупика всегда есть выход…

Глава VI. Поезд

К середине июня уже было известно, что из возможных направлений для самого обычного любителя пляжного отпуска остались только Краснодарский край и Крым – к этому времени практически все страны закрыли свои границы для иностранных граждан. Нет, при выполнении целого ряда условий, можно было смотаться, например, всё в ту же Турцию или привычный русскому человеку Египет.

Дело в том, что еще в конце марта вышли два указа: о запрете на международные полеты и закрытие сухопутных и водных границ России. В связи с этим, выехать зарубеж для обычных граждан и туристов не предоставлялось возможным. А в первой половине апреля премьер-министром страны был продлен запрет и на въезд иностранцев.

Но, как это обычно бывает, лето подкралось незаметно. Честно говоря, усидеть дома стало практически невозможно. Поэтому граждане кинулись скупать даже самые заброшенные, поросшие многолетним бурьяном, дачи. Чтобы, так сказать, самоизолироваться поближе к природе. А мы ведь знаем, что спрос рождает не только предложение, но и повышение цены. И еще какое! Те садовые участки, которые в прошлые годы и за двадцать тысяч было невозможно продать, стали стоить по двести, и даже триста тысяч рублей! А уж если там какой-никакой домик Ниф-Нифа возведён, то и того дороже. По словам одного компетентного в данном вопросе пензенского чиновника, количество дачников к лету 2020 года в регионе выросло чуть ли не в два раза.

У меня на тот момент дачи не было, но в преддверии отпуска о желании развеяться и сменить обстановку кричала буквально каждая клеточка моего организма. Поэтому в первую декаду июня встал вопрос: где именно нам с супругой провести свои, положенные Трудовым кодексом, две недели законного отдыха? Посовещавшись, мы приняли решение отправиться в Крым.

Думалось, что, несмотря на запреты и ограничения, связанные с размещением во всевозможных гостиницах, санаториях и пансионатах, остановиться в частном секторе мы уж точно сможем – скорее всего, хозяева мини-гостиниц и гостевых домов плевать хотели на правила, предусматривающие необходимость наличия отрицательного теста на ковид.

Так и случилось: буквально по первому же звонку договорились о проживании у одной, как потом оказалось, милой женщины – она сдавала в аренду для туристов и гостей Крыма комнату-студию со всеми удобствами, обустроенную над гаражом, находящемся в Алупке.

После чего мы с супругой отправились за билетами на поезд.

Замечу, что я искренне считаю наш, пензенский, ж/д вокзал одним из самых симпатичных в России. Нет, по грандиозности и масштабу есть куда более мощные и монументальные, но наша Пенза-I – вокзал какой-то что ли милый, к себе располагающий. Возможно, что это тёплое чувство вызвано во мне любовью к своему городу или воспоминаниями, связанными с целыми этапами моей жизни, ведь именно с этих самых перронов я уезжал поступать в Москву, затем – на два года в армию, потом – во множество замечательных путешествий по стране.

Но не отъезд здесь главное, а возвращение.

Вокзал в этом смысле всегда был для меня, так сказать, порогом родного дома. Дома, где тебе всегда рады, где тебя ждут и любят.

Но сейчас всё было иначе.

На входе стояли сотрудники в форме правоохранителей. Их было много, человек десять примерно. На лице каждого – медицинская маска, надетая так, что даже глаза разглядеть можно с трудом, а рядом – две угрожающего вида овчарки в намордниках, не очень приветливо посматривающие на проходящих граждан. Да и вообще, вся эта картина «повышенной готовности» желания войти в здание вокзала не прибавляла, ведь вдруг какая-нибудь собака, почуяв неладное в виде зародившего в организме вируса, возьмёт да и цапнет за пятую точку – ни тебе потом бронзового загара в плавках на пляже, ни полноценного плескания в тёплой морской водичке.

Чтобы как-то сгладить не свойственный мне мандраж, проходя мимо угрюмых на вид охранников, я попытался пошутить:

– А собаки, что, на ковид натасканы? – спрашиваю с улыбкой. – Нюхом больных определяют?

И, продолжая улыбаться, жду такой же шутливой реакции в ответ.

– Рот свой закрой, – произнёс один из сотрудников с такой интонацией, что я буквально опешил. Увидев мои глаза с зародившимся в них возмущением, человек в форме поправился: – Маской закрой. А то ходят здесь, бациллы нам подбрасывают, правил не соблюдают, шутники хреновы.

В подобных обстоятельствах, конечно же, хама надо бы на место ставить, но сейчас это было явно чревато штрафом. Поэтому, подтянув маску с подбородка на нос, молча прошёл в здание вокзала.

Около касс и рядом с ними народу не было от слова «вообще», а из двенадцати окошек открытыми оказались всего два.

Мы подошли к одному из них – внутри сидела уставшая от безделия женщина, что-то внимательно просматривающая в смартфоне. Увидев нас, она удивилась:

– Вам чего? – смотрит вопросительно.

Ответила жена:

– Билетов, разумеется.

Верхняя часть лица кассирши над маской сразу разгладилась, скорее всего, под тканью она даже улыбнулась.

– Ух ты, надо же, – вздохнула, причёску зачем-то поправила, – вы простите меня, что вот так встретила, сейчас «живые» путешественники – редкий гость, вот я и удивилась.

Затем уточнила:

– «Живые» в смысле реальные, то есть, те, кого мы живьем, так сказать, видим.

– Что, поезда совсем пустые ходят? – спрашиваю.

– Нет, что вы! Пассажиров всегда в достатке. Только вот билеты всё больше стало принято покупать через интернет, не посещая общественных мест. А уж вокзал – самое что ни есть «общественное». Люди-то, не смотря ни на что, приезжают и уезжают. Ведь, как ни верти, жизнь продолжается…

Потом опять вздохнула, наверное, о чём-то своём вспомнив:

– Так вам куда билеты посмотреть?

– В Симферополь, где-нибудь на середину месяца, – говорю. Затем, на всякий случай, уточнил: – В поезд ведь справки об отсутствии в организме коронавируса не требуются?

– Нет, не требуются. Хотя, вон, по телевизору на днях сказали, что, возможно, скоро без отрицательного теста и без справки об эпидокружении в вагон не посадят.

– А это что ещё за такое? – супруга, услышав незнакомое словосочетание, поближе к окошку пододвинулась.

– А это такая бумажка, в которой некий медицинский работник должен написать, что ближайшие к отправлению две-три недели вы ни с кем из заражённых не общались. Причём справочка эта действует всего-то три дня. Так что велика вероятность, что когда обратно поедете, её у вас потребуют.

Я искренне возмутился:

– Так откуда же мы можем знать – общались мы с кем-то больным на курорте или нет? На лбу ведь у них не написано…

Кассирша в третий раз вздохнула:

– Ну что вы мне это говорите? Вы тем, кто законы принимает, скажите. Вот взять, к примеру, плацкартный вагон – какая там в принципе может быть социальная дистанция? Вы же не попросите других пассажиров по крыше или по воздуху за окном вас обходить, правильно? Или даже в купе, где расстояние между полками всего шестьдесят сантиметров. А индивидуальных дрезин у нас пока нет.

Во время всего монолога, женщина, глядя в монитор своего компьютера, очень быстро постукивала по клавиатуре.

– Вот, на 25 июня. Есть и плацкарт, и купе.

Мы с женой переглянулись.

– Купе, неверное, всё-таки безопаснее будет, – говорю в окошко, – так что его давайте.

– Если две нижних полки возьмёте, велик шанс, что на верхних никого не окажется, – посоветовала кассир.

Спустя несколько минут, мы, довольные и счастливые из-за частично материализовавшихся перспектив отдыха на курорте, вокзал покинули. Проходя мимо группы сотрудников я, посмотрев на самого хамоватого из них и – разумеется, ему назло – свою маску снова опустил на подбородок…

Из дневника доктора Рыбалкина (14 июня 2020 года)

Удивительно, но и спустя три месяца после начала действий специально разработанных противоэпидемиологических мер, многие люди продолжают жить в обычном для себя, ранее привычном режиме и ритме. Надеясь, получается, на чудо – авось пронесёт, авось не заболею. Авось, если что, выживу.

А ведь пора бы понять и принять, что наша жизнь изменилась! В ней появились новые обязательные условия сохранения собственной жизни. Равно как и жизни близких и родных людей, с которыми вы общаетесь. Как результат – новые зараженные, среди которых снова есть дети возрастом 7, 10, 13, 14, 15 лет, и даже две совсем крохи 7 и 9 месяцев. Они уж точно заразились не во время путешествий или посещения общественных мест, а, скорее всего, от своих же родителей.

А вообще на сегодняшний день выявлено 3729 случаев подтвержденной COVID-19. Новых – 95.

При таких условиях отсутствия сознательности, остаётся надеяться на скорейшее внедрение вакцины, которая, насколько известно из новостных сообщений, успешно проверяется на первой группе добровольцев – 30 марта они были вакцинированы первый раз, и через три недели – второй. С нетерпением жду публикации результатов клинического исследования.

Глава VII. Крым

Каково же было наше удивление, когда мы обнаружили, что практически все места в вагоне заняты! Я даже было начал тихо возмущаться, мол, на улице коронавирус бушует, и, следовательно, по домам сидеть надо, а не на курорты кататься, но очень быстро сам же себя осадил – я-то чем от других путешественников отличаюсь? Такой же, выходит, как и они пофигист высшей марки, наплевавший на рекомендации и запреты. Но общности я всё равно не почувствовал – настороженность и нежелание общаться между пассажирами демонстрировались вплоть до конечной станции прибытия.

Но обо всём по порядку.

В виду того, что поезд проходящий, народ в нём уже был. Как, собственно, и в нашем купе: две пенсионерки, расположившись на нижних – наших – местах, не торопясь и лениво переговариваясь, степенно перекусывали. На столике перед ними была чуть пощипанная варёная курица, яйца в скорлупе и без неё, порезанный тонкими ломтиками батон и баночка из-под детского питания, наполненная солью, в которую они макали молодые пупырчатые огурцы с видневшимися из попок завитушками хвостиков.

– Здравствуйте, – говорю, затаскивая в купе чемодан.

Наши попутчицы посмотрели на нас с некоторым удивлением и, прожевав, одна из них вместо приветствия произнесла:

– Это что же, получается, это вы что ли на нижние места билеты купили?

Только сейчас я разглядел, что наши полки были застелены.

– Да, – отвечаю, – мы. Так что, если можно, освободите их, пожалуйста.

Вторая пенсионерка возмутилась:

– Значит, вы нам предлагаете на верхние полки забраться, да?

– Верно. – И затем почему-то решил оправдаться: – Ехать положено согласно купленных билетов.

– Что положено, на то наложено, – скаламбурила первая пенсионерка. Затем вдруг предложила: – Давайте-ка меняться. Вы помоложе, вам туда проще залазить будет…

А тут и жена из коридора в купе протиснулась. Внимательно посмотрела на пожилых женщин:

– А зачем же вы билеты на верхние места взяли, если знаете, что вам туда тяжело забираться?

Откровенность, честно говоря, удивила.

– Как зачем? – воскликнула с полуулыбкой вторая пенсионерка. – На верхнюю полку билеты дешевле, считай, на полторы тыщи.

Пока я слова помягче подбирал, супруга меня опередила:

– В общем, так – стоянка долгая, перекусить успеете. А пока вы это делаете и свои вещи на свои места перекладываете, мы по перрону погуляем. Через десять минут вернёмся…

Забегая вперёд, скажу: сутки с лишним дороги были напрочь испорчены бесконечными требованиями старушек поесть, сидя на нижних полках, помочь поднять и спустить ту или иную сумку, периодическими ночными хождениями в туалет и театральным кашлем в нашу сторону.

После очередного «приступа» у одной из пенсионерок, жена не выдержала:

– Слушайте, мы давно уже поняли, что вы нас своими горловыми спазмами напугать хотите. Но если вдруг вы не знаете, то я вам с удовольствием расскажу, что в каждом поезде дальнего следования сейчас одно или два карантинных купе предусмотрено – туда вот таких как вы, кашляющих, селят. А знаете для чего?

Бабушки глаза вытаращили. Та, которая «первая», головой помотала.

– Так вот, сделаны они для того, чтобы по приезду граждан с подозрением на заражение на «скорой помощи» в больницу доставить, где им будут делать тесты и так далее. В общем, свой отдых, судя по всему, вам предстоит провести в инфекционном отделении, и море, в лучшем случае, вы из маленького зарешеченного окна увидите…

«Вторая» пенсионерка, сглотнув, спросила:

– А почему из «зарешеченного»?

Жена мне тайком подмигнула:

– Это чтобы вы больше ни на кого не кашляли. Причём клетки на решётке такими малюсенькими будут, что через них даже губы не пролезут.

После отповеди кашель, как и все остальные поползновения в нашу сторону, как рукой сняло. По крайней мере, во вторую ночь дороги нам, наконец, удалось выспаться.

Симферополь встретил ласковым солнцем и непривычно большим количеством народа – показалось, что вокзал буквально кишит отдыхающими, как мальками рыбы в специально отведенном для их размножения бассейне. Это было настолько необычно и непривычно, что в какой-то момент подумалось, что коронавируса здесь и в помине нет, что сюда, в этот райский уголок, он просто не добрался. Подтверждением тому было повсеместное отсутствие масок на радостных лицах и хоть какого-то упоминания ковида на информационных стендах, остановочных павильонах и тому подобное. А оккупировавшие вновь прибывших туристов таксисты, пренебрегая правилами социальной дистанции, чуть ли не обниматься лезли. После того, как мы сговорились в цене с одним из них, вполне естественно, что именно об этом несоответствии уделяемого внимания вирусу между моей, Пензенской областью, и Крымом я и спросил водителя:

– Такое ощущение, что коронавирусом здесь и не пахнет, – говорю уже сидя в автомобиле. – Да и на вокзале, судя по всему, на приезжих особого внимания никто не обращает… У вас что, этой заразы нет что ли?

– Как нэт?! – радостно, как бы хвалясь чем-то этаким, ответил таксист. – Конечно, есть! Чэм мы хуже других? У нас тоже всё как полагается – и ковид-мовид имеется, и больницы-мольницы специальные. Так что нэ переживай – у нас здесь всё есть! К нам даже лечиться от нэго едут!