Невинная любовница

Размер шрифта: 13

Nicola Cornick

KIDNAPPED: HIS INNOCENT MISTRESS

A Novel

Все права на издание защищены, включая право воспроизведения полностью или частично в любой форме. Это издание опубликовано с разрешения «Арлекин Энтерпрайзиз II Б.В./С.а.р.л.».

Иллюстрация на обложке используется с разрешения «Арлекин Энтерпрайзиз II Б.В./С.а.р.л.».

Товарные знаки Harlequin и «Арлекин» принадлежат «Арлекин Энтерпрайзиз лимитед» или его корпоративным аффилированным членам и могут быть использованы только на основании сублицензионного соглашения.

Эта книга является художественным произведением. Имена, характеры, места действия вымышлены или творчески переосмыслены. Все аналогии с действительными персонажами или событиями случайны.

«Невинная любовница»

Глава первая,
в которой я встречаю героя, как подобает всем порядочным героиням

Меня зовут Катриона Бэл фур, и перед вами история моих приключений. Начну свой рассказ с одного печального июльского дня в 1802 году, когда на кладбище Эплкросса недалеко от морского побережья я хоронила своего отца. Мне было восемнадцать лет.

Возможно, начало довольно гнетущее. В том году, откровенно говоря, выдалось слишком мало поводов для радости. За два месяца до того из жизни ушла моя мать – проклятая лихорадка, которую в нашу деревню занес странствующий торговец, продававший ленточки, пряжки, шарфы и перчатки. Мама купила у торговца кусок муслина на новое летнее платье, которое так и не успела дошить. Она умерла, не доведя работу до конца.

Стоя рядом со свежевырытой могилой отца, я думала: хорошо, что отсюда открывается величественный вид. Перед нами, во всей своей красоте, простирался лазурный изгиб залива. На противоположном его берегу возвышались зубчатые вершины гор острова Скай. Тем летним утром дул легкий ветерок, разнося повсюду запах морской соли и водорослей. Солнце грело мне спину, я же обреченно замерла в своем лучшем черном шелковом платье, которое ужасно мне не шло. Платье было такое жесткое, что, наверное, могло стоять само по себе. Даже тогда, оглушенная горем, я осознавала уродливость своего платья и стеснялась себя. Мне было стыдно, что в день похорон отца я думаю о моде и мечтаю о серебристой газовой шали из Эдинбурга или о паре мягких туфель.

– Мадам, девочка слишком тщеславна, – еще много лет назад говорила маме экономка миссис Манселл, как-то застав меня, восьмилетнюю, перед зеркалом, где я вертелась, примеряя мамину воскресную шляпку. – Высеките ее, пока не поздно.

Но маме тоже нравились симпатичные безделушки, и вместо того, чтобы высечь меня, она заключила меня в объятия и прошептала, что я выгляжу очень мило. Помню, что я торжествующе улыбнулась миссис Манселл через мамино плечо. Она скривила тонкие губы и проворчала, что я плохо кончу. Хотя, возможно, она мне просто завидовала, потому что ее лицо было похоже на сушеную сливу и никто ее не любил с тех пор, как мистер Манселл покинул этот мир. Кстати говоря, возможно, даже он ее не жаловал.

Мама горячо любила меня, и отец обожал нас обеих, жену и своего единственного ребенка. Он был школьным учителем в Эплкроссе и учил меня с трехлетнего возраста. В результате я одна из всех шотландских горцев отлично разбиралась в курсе математики, к тому же знала латинские названия всех растений, густо растущих вдоль реки. Дочери сквайра, мисс Бенни и мисс Генриетта Бенни, подсмеивались надо мной и говорили, что такие знания не помогут мне заполучить мужа. Они целыми днями играли на клавикордах или рисовали акварелью, пока я жарилась на солнце, помогая старику Дэйви ставить ловушки для крабов или гуляя у моря без зонтика.

Обе мисс Бенни тоже были на похоронах сегодня утром, они вместе с родителями стояли несколько обособленно ото всех остальных. Все присутствующие делились на местных жителей и маленькую группу папиных коллег, которые приехали из Эдинбурга отдать последний долг. Мне было приятно узнать, что его коллеги ценили папу настолько высоко. Сэр Комптон Бенни мрачно взирал на гроб сверху вниз. Они с отцом время от времени играли в карты и выпивали по стакану хорошего виски. Их дружба вызывала неодобрение его жены. Леди Бенни была придирчива к вопросам происхождения и положения в обществе и не считала, что бедный школьный учитель заслуживает особого внимания. Однажды, лет в шесть, я услышала, как она назвала меня «тощенькой дурнушкой». Тогда я и правда была худой как грабли, со спутанными медными волосами и вызывающим выражением лица. Папа уверял, что своим взглядом я способна даже волков пугать.

Волков в Эплкроссе не видели уже более полувека; я надеялась, что с возрастом немного поправилась, прическа моя стала приличнее, а выражение лица смягчилось. Теперь я уже не такая тощая, как была в детстве, но лицо у меня по-прежнему худое, угловатое, ресницы светлые, и я по-прежнему вся покрыта немодными веснушками, которые пятнают не только лицо, но и все мое тело. Волосы у меня густые и жесткие, как вереск, а от переживаний я сильно похудела. Я понимала, что я – не красавица; розовощекие, разодетые в пух и прах мисс Бенни еще сильнее оттеняли мою убогость.

Я отметила, что сегодня леди Бенни надела одно из своих лучших черных платьев, тем самым подчеркивая важность события. Как первая леди округа, она обязана была присутствовать на похоронах; хотя время от времени она картинно подносила к глазам носовой платочек с черненькой каемочкой, я была более чем уверена, что все это – напоказ. Обеим мисс Бенни недоставало материнской выдержки. Они почти не скрывали скуки и время от времени даже перешептывались о чем-то своем.

«…Ибо прах ты и в прах возвратишься…»[1]

Я бросила горсть земли на гроб, со стуком она ударила в крышку. Мое горло свело, полились слезы. Бедный папа! Он столько не успел сделать.

Я почувствовала злость, вспомнив, что ему часто отказывали даже в возможности что-то изменить. Кто-то из присутствующих сдавленно всхлипнул. Жители Эплкросса не привыкли давать волю слезам, но моего отца, Дэвида Бэлфура, очень любили. Мне не было нужды нанимать плакальщиков, как, поговаривали, сделал сэр Комптон Бенни, когда умер его отец. Правда, его отец поддержал англичан во время войны с горцами – пусть с тех пор прошло пятьдесят лет, но у живущих здесь долгая память…

– Пойдем, Катриона… – Служба закончилась, и мистер Кемпбелл, священник, взял меня за руку и повел к выходу с кладбища. Я в последний раз посмотрела на шрам, оставленный могильщиками на сырой земле. Дуглас, могильщик, оперся о лопату, желая поскорее покончить с делом. Я посмотрела вниз, на отцовский гроб, и на мгновение безысходность так охватила меня, что я должна была отгонять ее прочь, иначе мой рассудок не выдержал бы.

Я осталась сиротой. У меня нет денег. У меня нет дома.

Прошлой ночью мистер и миссис Кемпбелл со всей осторожностью огорошили меня этой новостью, предложив перед этим чашку молока с капелькой виски, чтобы потом легче было уснуть. С тех пор как умер мой отец, я жила в пастырском доме, потому что молодой женщине неприлично жить одной. Первое время я не понимала, что дорога домой мне отныне заказана. Дом принадлежал благотворительному Обществу святого Варнавы, и отец мог жить в доме, лишь пока работал. Все было уже готово для прибытия нового учителя из Инвернесса, который должен занять место папы. Новый учитель, его жена и маленький ребенок ожидались со дня на день. По моему мнению, такая поспешность была почти неприличной, но в Обществе святого Варнавы разумно считали, что не стоит продлевать детям незапланированные каникулы. Члены правления благотворительного общества не были совсем лишены благородства. Они оплатили похороны и даже отправили мистеру Кемпбеллу пять фунтов «для обеспечения дочери покойного учителя». С горечью думала я: как повезло Обществу святого Варнавы – мама скончалась прежде отца, избавив их от необходимости платить еще десять фунтов вдове. Когда я сказала об этом мистеру Кемпбеллу, он упрекнул меня, но мягко, потому что видел, как я несчастна. Мне казалось, будто отец лишь очередная графа в гроссбухе благотворительного общества, которую вычеркнули за ненадобностью. Без труда представила, как его фамилию перечеркнули жирной чертой и приписали: «Умер».

В последний раз я шла в родительский дом – на поминки.

Ведущая с церковного двора старая тропинка отличалась неровностью, булыжники у нас под ногами поросли мхом. Чайки, протяжно крича, кружили и парили над заливом. Солнце нещадно припекало, у меня болела голова. Мне хотелось спрятаться где-нибудь в тени и прохладе, чтобы подумать о своих родителях в одиночку. Мне не хотелось делиться с кем-то воспоминаниями о них или стоять на каменном полу гостиной в моем, теперь уже бывшем, доме и, чувствуя, что я здесь уже чужая, вести светскую беседу с гостями.

Мы подошли к садовой калитке. Во главе беспорядочной процессии шли мы с мистером Кемпбеллом. Сразу за нами шли Бенни. Леди Бенни привыкла первой входить во все гостиные графства. Похоже, лишь смерть отца вынудила ее уступить мне это почетное право – в первый и последний раз.

За нами, пока мы шли, начался было приглушенный разговор, но внезапно и резко оборвался, заставив меня вынырнуть из своих мыслей. Я почувствовала, как мистер Кемпбелл застыл от удивления и даже споткнулся. Из тени навстречу нам вышел мужчина. Он был в форме морского офицера; форма идеально сидела на его статной фигуре.

Несомненно, он тоже об этом догадывался. Он держался степенно и самоуверенно, надменно склонив голову. Его темные глаза – настолько темные, что их выражение было почти непостижимым – ярко блестели.

Я скорее почувствовала, чем увидела, что мисс Бенни зашевелились и приподнялись на цыпочки позади меня, как высокие маки, что растут вдоль дороги в середине лета. Они определенно добивались его внимания. Я вскинула подбородок и посмотрела на незнакомца в упор. Внезапно воздух словно бы замер между нами. Где-то глубоко у меня в груди сердце пропустило один удар, а затем снова забилось как ни в чем не бывало.

– Мистер Синклар, – как-то неуверенно произнес мистер Кемпбелл, – мы не ожидали…

Незнакомец, не спуская с меня глаз, медленно снял шляпу и поклонился. Он был молод – лет двадцати пяти – двадцати шести. Луч солнца упал на его густые волосы и подчеркнул их иссиня-черный цвет, цвет воронова крыла.

«Вороны – опасные воры, – как-то раз сказал мне отец, когда мы с ним занимались орнитологией. – Они умные и отчаянные… Им нельзя доверять!»

Странно, что я вспомнила об этом сейчас.

Молодой человек взял меня за руку. Я совершенно точно не подавала ему руки и гадала, как же ему удалось ею завладеть. На нем не было перчаток, и я вдруг застыдилась, что он заметит, как неумело я заштопала свои. Я попыталась выдернуть руку. Он крепко держал ее.

Как неприлично! Его глаза насмешливо сверкнули, и мне вдруг показалось, что солнце сегодня слишком жаркое.

– Мисс Бэл фур, – сказал он, – позвольте мне представиться и выразить вам свои глубочайшие соболезнования. Меня зовут Нейл Синклар.

Голос у него оказался мелодичным и очень ласковым.

Сзади послышался вздох. Мисс Бенни не очень-то умели скрывать свои чувства. По-моему, они с радостью похоронили бы собственного отца, лишь бы иметь возможность познакомиться с таким красивым мужчиной. Но на них красавец даже не взглянул. Он смотрел на меня.

Вот так я познакомилась с Нейлом Синкларом, владельцем Росс-энд-Кромарти и наследником графа Страсконана.

Глава вторая,
в которой я узнаю о неизвестных родственниках

Было поздно. Поминальный ужин уже съеден, пивные бочонки опустели. Прибранный дом ждал нового владельца. Я натерла мозоли, убирая за гостями – мне важно было чем-нибудь себя занять, чтобы хоть ненадолго отвлечься от горя, пожиравшего изнутри.

Покончив с делами, я стояла в саду, в последний раз вдыхая пьянящий аромат роз, которые мама с трудом вырастила за домом. За лугом, в доме пастора, горел свет; у окон роились мотыльки. Море было спокойным; волны как будто шелестели: тс-с-с! Сапфирово-голубой вечер принес с собой прохладу. Солнце скрылось, и землю освещал яркий полумесяц.

Я пересекла поле и вошла в дом пастора через заднюю дверь. В доме было очень тихо, только из кабинета мистера Кемпбелла доносились голоса. Я не искала общества этим вечером и уже собиралась пойти к себе в комнату, когда вдруг в коридоре показалась миссис Кемпбелл. Увидев меня, она явно испытала облегчение.

– Вот ты где, Катриона! Мистер Кемпбелл хотел тебя видеть.

Я тяжело вздохнула. Я догадывалась, что в кабинете мистера Кемпбелла сидит Нейл Синклар, с которым мне сейчас совсем не хотелось разговаривать. После того как нас друг другу представили, он почти все время беседовал с сэром Комптоном, и я до сих пор понятия не имела, что он здесь делал. Один раз я почувствовала, что он наблюдает за мной, и, подняв глаза, снова наткнулась на его пытливый взгляд. У меня не было никакого опыта общения с мужчинами, но я чувствовала, что я не интересую его как женщина. Ему же, как мне показалось, обо мне многое известно; неслучайно на поминках он украдкой разглядывал меня – словно оценивал. Его внимание почему-то мне досаждало.

Я постучалась и вошла. Миссис Кемпбелл последовала за мной. Пастор сидел за письменным столом, а мистер Синклар восседал на кресле у камина, прихлебывая виски. Когда я вошла, он поднял на меня глаза. На его худом обветренном лице застыло выражение решительности. Я одарила его сдержанным кивком и обратилась к мистеру Кемпбеллу:

– Вы хотели меня видеть, сэр?

Я говорила очень вежливо, но заметила, как вспыхнули у мистера Синклара глаза. Видимо, он считал, что подобная вежливость мне несвойственна. Легкая улыбка тронула кончики его губ. Я повернулась к нему спиной.

– Катриона… Да…

Мистер Кемпбелл выглядел взволнованным, что бывало нечасто. Он жестом предложил мне сесть на длинный диван, самый неудобный предмет мебели в этом доме. На нем можно было сидеть только прямо, как на жердочке. А мистер Синклар праздно развалился в мягком кресле, с довольным видом потягивая виски и глядя на меня поверх стакана.

Миссис Кемпбелл засуетилась, демонстрируя свое гостеприимство:

– Мистер Синклар, не угодно ли еще поесть или попить? Что вам принести?

Гость улыбнулся и сказал, что ему больше ничего не нужно. Я сразу поняла, что он, если захочет, сумеет очаровать кого угодно. Когда миссис Кемпбелл выходила, ее лицо было розовым, как у юной девушки.

– Что ж, – произнес мистер Кемпбелл, поправляя стопку бумаг на своем столе, – есть вопросы, которые нам нужно решить, Катриона. В частности, что делать с твоим будущим. Ты знаешь, что мы с миссис Кемпбелл любим тебя, как собственное дитя, но теперь, после того, как твои родители почили в бозе, я думаю, что тебе лучше переселиться к родне.

Я полагала, что он имел в виду родственников мамы – они жили далеко, на южном побережье Англии. Мама рассорилась с ними двадцать лет назад, когда, будучи юной дебютанткой, посетила Эдинбург, и влюбилась в моего отца, бедного учителя, и сбежала с ним. После такого поступка родня отреклась от мамы. Я не хотела жить у родственников, которые не догадывались о моем существовании целых восемнадцать лет.

– Не могу ли я остаться здесь, сэр? – спросила я. – Здесь, в Эплкроссе, я имею в виду, – добавила я, чтобы бедный мистер Кемпбелл не решил, будто я намерена остаться на неопределенный срок жить в его доме. Я знала, что ему действительно тяжело говорить о моем отъезде. Пастор, мой крестный, и миссис Кемпбелл в самом деле заботились обо мне, как о своей родной дочери.

– Я могла бы зарабатывать себе на жизнь, – прибавила я. – Может быть, я могла бы помогать новому учителю, а может, стать компаньонкой старой мисс Блойз…

Мистер Синклар закашлялся – мне показалось, что он еле сдерживает смех. Я посмотрела на него.

– Вы что-то сказали? – холодно осведомилась я.

Его глаза смеялись.

– Простите меня, мисс Бэлфур, – сказал он, – но я совершенно не представляю вас в роли компаньонки пожилой леди. Равно как и в роли школьной учительницы.

Я поджала губы. Ему-то какое дело?

– Вы не слишком хорошо меня знаете, мистер Синклар, – ответила я. – Мой отец сам обучал меня. Он был свободен от предубеждений и не считал, что женщинам образование только вредит. Я могу обучать детей чтению, у меня красивый почерк. Я получила знания по математике, астрономии, философии… – Я выдохлась от негодования.

– Я не ставлю под сомнение преподавательские способности вашего отца, – врастяжку промолвил мистер Синклар, – так же как и ваши успехи в обучении, мисс Бэлфур. Совершенно уверен в том, что вы получили отличное образование. Просто, по-моему, в вашем характере недостает качеств, нужных для того, чтобы стать учительницей. Помимо всего прочего, учительница, как мне кажется, должна быть терпеливой, покладистой и сдержанной.

Я готова была лопнуть от злости. Как он смеет?!

– По-моему, мой характер вас нисколько не касается, – начала я раздраженно, но мистер Кемпбелл подал мне знак, и я смолкла, продолжая, впрочем, внутренне пылать от гнева.

– Нет, так не годится, Катриона, – сказал мистер Кемпбелл. – Эплкросс – маленькая деревушка, а тебе пора ступить в большой мир, и чем раньше, тем лучше. Три джентльмена уже просили у меня твоей руки и теперь близко не подойдут к двери моего дома.

Я очень удивилась. Никто из соседей не предлагал мне выйти за него замуж. Интересно, кто хочет жениться на мне? Я в замешательстве воззрилась на крестного:

– Кто, скажите на милость?..

Мистер Кемпбелл начал загибать пальцы:

– Мистер Магоф, владелец фермы по ту сторону озера Айлен, молодой пастух Ангус и мистер Лефруа из Калланиша.

На этот раз не было никаких сомнений в том, что Нейл Синклар смеется. Его плечи тряслись. Я старалась не обращать на него внимания, но его невежливость бесила меня.

– Магоф уже похоронил трех жен, – сказала я, – молодой Ангус очень добр, но он еще совсем мальчишка, а мистер Лефруа спит и видит, как бы заполучить экономку, которой не нужно платить.

– В долгосрочной перспективе жена обходится дороже, чем экономка, – ненароком заметил мистер Синклар.

Я резко повернулась и пронзила его уничтожающим взглядом:

– Вам это доподлинно известно, сэр?

Его темные брови взлетели вверх.

– Не из личного опыта, мадам, – произнес он, манерно растягивая слова, – но из нашего непродолжительного знакомства могу заключить, что покорная жена из вас выйдет такая же, как и компаньонка для пожилой леди.

Кажется, мы смотрели друг на друга целую вечность, в то время как воздух, казалось, вскипал между нами, а в моей голове проносились неучтивые, неподобающие благовоспитанной леди и откровенно грубые выражения, которые мне хотелось высказать мистеру Синклару в лицо. Я видела отчетливый проблеск вызова в его глазах, они словно говорили мне: «Хотите продолжать спор, мисс Бэлфур? Вам стоит лишь молвить слово…»

Мистер Кемпбелл прокашлялся.

– Катриона, дело в том, что твой отец, когда уже знал, что умирает, написал своим родным в Глен-Клэр и попросил их приютить тебя.

Мистер Синклар выпрямился в своем кресле:

– Все уже устроено, мисс Бэлфур. Завтра я провожу вас до постоялого двора в Шилдейге; ваш дядя пришлет туда за вами карету.

Во второй раз за все время разговора я лишилась дара речи. Как мог папа все решить за меня, ничего мне не сообщив? Кто такой этот дядя? Ни о нем, ни о его семье я никогда не слышала. Почему они, чужие для меня люди, берут меня под свой кров? И главное, как им все удалось устроить, даже не известив меня?!

Я глубоко вздохнула и, делая вид, будто мистера Синклара вовсе нет, обратилась к крестному:

– Прошу прощения, сэр, но я пребываю в полной растерянности. Я даже не подозревала, что у папы есть родня, которая готова дать мне приют.

Мистеру Кемпбеллу как будто еще больше стало не по себе, а мистер Синклар совсем заскучал. Он вздохнул, поболтал в стакане виски. Прядь темных волос упала ему на лоб, придавая ему еще более щегольской вид. Вне всяких сомнений, его мало заботила моя растерянность. Что с того, что я только что узнала о существовании родственников? Видимо, ему ужасно не хотелось объясняться. Он любезно предложил сопровождать меня – кстати, непонятно почему – и, видимо, считал, что я должна быть ему безмерно благодарна за его милосердие. Я подумала: более неприятного мужчину, чем мистер Синклар, я в жизни не встречала. Мистер Кемпбелл почесал в затылке, взъерошив венчик редких седых волос.

– Откровенно говоря, Катриона, – признался он, – я сам почти ничего не знаю. Когда твой отец заболел, он дал мне письмо и попросил отправить его в Глен-Клэр. Он сказал, что это связано с твоим наследством. Попросил, чтобы, как только он умрет, мебель продадут, а дом вернут благотворительному обществу, я отправил тебя в Глен-Клэр к твоему дяде, Эбенезеру Бэлфуру. – Тут мистер Кемпбелл с надеждой посмотрел на мистера Синклара. – Может быть, вы прибавите что-нибудь от себя, сэр?

Мистер Синклар, как мне показалось, равнодушно повел плечами:

– Боюсь, ничем не могу вам помочь, сэр. Я согласился оказать услугу дяде мисс Бэл фур, сопроводив ее. Больше я ничего не знаю.

Я переводила взгляд с одного на другого.

– Папа не говорил, что у него есть брат, – сказала я. – Все эти годы я думала, что, кроме нас, у него нет других родственников. Мне не нравится, что мою судьбу решали за моей спиной.

Мистер Синклар со странным выражением посмотрел на меня:

– Вам знакомо выражение «нищие не выбирают», мисс Бэл фур?

Я ответила ему злым взглядом.

– Мистер Синклар, не думаю, что вы лично внесли какой-то вклад в мой переезд.

– Только как обеспечивающий средство передвижения, – любезно согласился мистер Синклар.

Мистер Кемпбелл сдвинул очки на переносицу.

– Родня есть родня, – пробормотал он. – Я, конечно, знаю Бэлфуров, что живут в Глен-Клэр, но и понятия не имел, что они – родственники твоего отца. Когда-то Бэлфуры были замечательной семьей. До восстания в сорок пятом году.

– Вы имеете в виду, они были якобитами? – спросила я, и на мгновение показалось, что одно это слово заставило потускнеть свет в лампах и по стенам заплясали зловещие тени.

– Да. – Мистер Кемпбелл посерьезнел. – Они пострадали за свою преданность.

Мистер Синклар пошевелился, и я вспомнила, что он – офицер флота короля Георга III. Сейчас нашими врагами считались французы, а не англичане, а прежние распри давно канули в прошлое. Тем не менее моя шотландская кровь забурлила.

– В наши дни, – сказал мистер Синклар, – Бэлфуры бедны как церковные крысы, юная леди. Вряд ли в Глен-Клэр вас ждет какое бы то ни было наследство.

Я сообразила, что он считает меня мелочной и думает, что я забочусь только о состоянии, хотя, надо признать, лишние двести фунтов мне бы очень не помешали. Но я немного распрямилась и сказала:

– Мистер Синклар, я рада уже тому, что у меня нашлись родственники, о существовании которых я даже не догадывалась.

Я очень радовалась, что так отбрила его, и была сильно раздосадована, увидев, как он наклонил голову, пытаясь скрыть усмешку. Наверное, считает меня полной дурочкой, которая сама не понимает, что говорит.

– Посмотрим, – загадочно заметил он.

Я встала, решив, что с меня хватит.

– Вы позволите, сэр? – спросила я у мистера Кемпбелла.

– Конечно-конечно, – пробормотал он.

Его усталые голубые глаза поймали мой взгляд, и я вдруг поняла, какой неожиданной и тяжелой обузой я для него стала. Он заботился обо мне из христианской доброты, любви ко мне и дружбы с моим отцом, но они с миссис Кемпбелл старели, и, хотя сами никогда бы в том не признались, им трудно было ладить со своенравной восемнадцатилетней девчонкой.

– Пойду соберу вещи, – сказала я. – И я очень благодарна вам, сэр, за вашу постоянную заботу обо мне.

Мне не требовалось много времени на сборы. У меня была всего лишь одна смена одежды и немного книг, которые мне достались от отца.

Мистер Кемпбелл явно испытал облегчение.

– Конечно, дитя мое. Желаю тебе спокойной ночи. Я думаю, – добавил он, и мне бы хотелось, чтобы в его голосе было больше уверенности, – что ты поступаешь верно, Катриона. Миссис Кемпбелл составит тебе компанию в переезде до гостиницы в Шилдейге, в сопровождении мистера Синклара.

Мистер Синклар ничего не сказал, но темные его глаза сардонически мерцали, что выводило меня из себя. Он вежливо поднялся, когда я выходила из комнаты, и я чувствовала на себе его взгляд, но не оглядывалась.

Я поднялась по винтовой лестнице и вошла в маленькую комнатку на втором этаже, которую отвела мне миссис Кемпбелл. Мои пожитки, которые я в беспорядке разбросала по комнате, показались мне скудными и немного жалкими. Больше у меня совсем ничего нет; завтра я покину родные и знакомые мне места и отправлюсь жить к людям, совершенно мне неизвестным, в какой-то полуразвалившийся дом в Глен-Клэр. На миг я почувствовала страх и одиночество, но вскоре приободрилась. Глен-Клэр всего лишь в двух днях езды от Эплкросса. Значит, общество Нейла Синклара не будет долгим. Кроме того, если что-то пойдет не так, я всегда могу вернуться в Эплкросс. Это не конец света.

Несмотря ни на что, мне казалось, что конец света все ближе, когда я укладывала запасную нижнюю юбку, вышитый платок, немногочисленные книги и ноты и бело-голубую папину кружку. Вдруг меня снова захлестнули горе и отчаяние – даже пришлось присесть на узкую кровать и сделать несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Я плохо спала той ночью, что не стало для меня сюрпризом, а проснувшись на следующее утро, обнаружила, что все уже на ногах. Я наскоро позавтракала молоком и пшеничной лепешкой. У дверей уже стояла карета мистера Синклара. Не успела я допить молоко, обнять мистера Кемпбелла и попрощаться с ним, как уже надо было выходить. У кареты меня ждал мистер Синклар, готовый сопроводить меня в мою новую жизнь.

Глава третья,
в которой я отправляюсь в Глен-Клэр, а мистер Синклар ведет себя самым неподобающим для джентльмена образом

Ехать в закрытом экипаже с мистером Синкларом оказалось не слишком приятно. Сам по себе экипаж, конечно, не был неудобным: как-никак, из конюшни самого графа Страсконана. Сиденья в нем были обиты темно-синим бархатом, с толстыми подушками, и рессоры прекрасно приспособлены для того, чтобы пассажиры не чувствовали ни малейшей тряски на ямах и колдобинах. Нет, одно лишь общество мистера Синклара портило этот светлый летний день.

В карете было тесно, и я все время отодвигалась от своего спутника. Мне казалось, что он сидит очень близко. Странно, потому что он сидел на довольно приличном от меня расстоянии, к тому же с нами ехала миссис Кемпбелл, самая безукоризненная компаньонка. Случалось, карета подскакивала на особенно неприятной выбоине, его нога слегка касалась моей, и я поспешно подбирала юбки моего второго лучшего платья, к его несомненному удовольствию. Один раз карета подскочила так сильно, что я чуть не слетела со своего места, и мистер Синклар подхватил меня, не дав упасть. Он крепко держал меня за плечи, и на одно головокружительное мгновение он оказался так близко, что я почувствовала аромат его одеколона, от которого у меня закружилась голова. Я сильно покраснела, и мой спутник это заметил. Он очень бережно усадил меня на место, но тут же посмотрел на меня таким взглядом, что кровь забурлила у меня в жилах. Обиднее всего было то, что я точно знала: я нисколько не нравлюсь ему, а смотрит он так нарочно, чтобы смутить меня.

Конечно, миссис Кемпбелл совсем не разделяла моей неприязни к мистеру Синклару. Напротив, с каждой минутой нашего путешествия для меня становилось все более очевидно, что с ее точки зрения только присутствие мистера Синклара делало поездку более-менее терпимой, потому что она терпеть не могла путешествовать и никогда в жизни не выезжала дальше Инвернесса. Они с мистером Синкларом мило беседовали о погоде, состоянии дорог и расстоянии от Эплкросса до Глен-Клэр, а я молча сидела в своем углу и злилась. Ну и ловкач этот мистер Синклар! Нарочно любезничает с пожилыми дуэньями, внушая им, что он ничуть не опасен.

День выдался погожий. Мы отъезжали все дальше от Эплкросса, а я любовалась бирюзовым морем, смотрела, как волны накатывают на камни, а вдали чернеют силуэты гор острова Скай. Воздух был наполнен ароматами летних трав. Вдруг я поняла, что Нейл Синклар обращается ко мне, и неохотно оторвалась от созерцания пейзажей.

– Прошу прощения, сэр?

– Я спросил, мисс Бэлфур, много ли вы раньше путешествовали?

– Несколько раз ездила с отцом в Эдинбург, – ответила я, – а на острове Скай бывала много раз – уже и не упомню сколько.

– Вы хорошо переносите качку?

Миссис Кемпбелл одобрительно закивала: наша беседа казалась ей совершенно безобидной.

– Нет, сэр, – ответила я. – Меня все время тошнило – кроме одного раза, когда море было спокойно как зеркало; а так несколько часов пришлось провести, склонившись над ведром.

Миссис Кемпбелл нахмурилась.

– А вы хороший моряк, мистер Синклар? – осведомилась я. – Хотя… наверное, раз вы служите в королевском флоте…

Нейл Синклар впервые улыбнулся без всякой насмешки; глаза его потеплели, отчего у меня екнуло сердце, а я почти забыла о том, что он мне не нравится.

– Нет, мисс Бэлфур, я плохой моряк, – ответил он. – Во всех моих первых плаваниях я тоже страдал от морской болезни, но, к сожалению, рядом никогда не было подходящего ведра.

Я тоже улыбнулась.

– Вы сказали, что знаете моего дядю, сэр, – вдруг спросила я словно по наитию. – Что он за человек?

Мистер Синклар так долго молчал, что я начала нервничать.

– Ваш дядя – суровый человек, – наконец ответил он. – И не слишком многословный.

Его ответ меня совсем не порадовал.

– А тетя? – спросила я, не уверенная в том, что хочу знать ответ.

– Миссис Бэлфур страдает от нервов, – уклончиво пробормотал мистер Синклар.

Я не была уверена, что до конца поняла, что он имеет в виду, так как сама не могла похвастать излишне чувствительными нервами, по крайней мере, мне всегда так говорили. Леди Бенни, которая сама страдала от нервов, особенно когда сэр Комптон уезжал к любовнице в Инвернесс, постоянно жаловалась на скудость моих эмоций.

– О боже, – прошептала я. – А моя двоюродная сестра Эллен?

Мистер Синклар улыбнулся.

– Мисс Бэлфур очаровательна, – сказал он.

Я почувствовала внезапный прилив ревности и пожалела о том, что спросила.

Разговор себя исчерпал. Мистер Синклар, казалось, не был расположен продолжать беседу о моих родственниках, а меня так удручали мысли о суровом дяде и хрупком здоровье тети, что больше я ни о чем не спрашивала. Непохоже, чтобы в Глен-Клэр меня ждал теплый прием. Я снова задалась вопросом: почему же они согласились принять меня?

На ночлег мы остановились в Шилдейге, на постоялом дворе. Он представлял собой каменное оштукатуренное строение в порту. Номера оказались чистыми, а постельное белье – свежим, хотя и застиранным почти до дыр. Мне захотелось открыть окно, потому что в комнате было душно, но, когда я приоткрыла одну скрипящую створку, мне в нос ударил сильный запах выпотрошенной рыбы. Практически ничто не могло лишить меня аппетита – горе скорее даже увеличило его, – но вот запах испорченной рыбы основательно его подпортил. Я умылась и спустилась вниз, где поужинала хлебом и сыром, а затем снова удалилась к себе. Миссис Кемпбелл вздохнула с облегчением: она очень устала после целого дня пути по плохой дороге. Мистер Синклар учтиво поднялся, проводил меня до лестницы, светя свечой, и пожелал спокойной ночи.

Небо заволокло грозовыми тучами; поднялся ветер. Он бил в крышу и свистел сквозь трещины в оконной раме. Сняв платье и оставшись в одной сорочке, я не легла сразу же в постель, а встала у окна, облокотившись о подоконник. Дурно пахнущий порт сейчас был скрыт во тьме, и вид из окна был гораздо более привлекательным, чем запах оттуда. С неба, затянутого тучами, лил дождь. За его завесой скрылись ближние острова. Но на севере высоко над рваными облаками стояла луна, окруженная целой россыпью звезд и простирающая свое сияние на черные воды. Я глядела как завороженная.

Внизу стало шумно: бар наполнялся рыбаками. Я устала от тряски, и у меня разболелась голова. Я достала из сумки настойку лаванды и потерла виски, вдыхая стойкий сладкий аромат. Завтра за мной приедет другой экипаж и отвезет меня в Глен-Клэр, к родным отца. Миссис Кемпбелл вернется в Эплкросс в повозке загонщика. А мистер Синклар… Я подслушала, как он признавался, что его корабль стоит в порту Лохинвера, но после подписания Амьенского мирного договора в прошлом месяце ему предоставили отпуск.

Интересно, где он проведет отпуск? Может быть, поедет к своим родным в Страсконан? Или будет наслаждаться жизнью в Эдинбурге? Какой бы неопытной я ни была, я ни на миг не усомнилась в том, что Нейл Синклар, где бы он ни находился, будет искать женского общества.

Под моим окном скрипнула дверь. На сильном ветру раскачивался фонарь. Я поглядела вниз, мое внимание привлекло движение на улице. Там, прямо под моим окном, стоял Нейл Синклар и смотрел вверх, на меня. Вдруг я сообразила, как, должно быть, я выгляжу: пламя свечи просвечивает мою и без того почти прозрачную сорочку; непокорные рыжие кудри падают на лицо.

Нейл Синклар не отвернулся. Мне показалось, он смотрел на меня в упор целую вечность. Я густо покраснела и покрылась испариной. Несколько секунд я не могла пошевельнуться. Затем он наградил меня ослепительной улыбкой и помахал мне рукой.

Потом чары развеялись. Я отошла от окна и захлопнула ставни с такой силой, что они чуть не слетели с петель. Я вся дрожала. Надо же было повести себя так глупо, нескромно и откровенно опасно – высунулась в окно, как какая-нибудь распутная Джульетта! Мне надо было сообразить, что меня могут увидеть… Надо было понять, что в таком виде я похожа на падшую женщину! Жаль, что я часто сначала что-то делаю, а уж потом думаю.

В дверь постучали. Решив, что это миссис Кемпбелл пришла помочь мне расшнуровать корсет, я открыла – и обомлела.

На пороге стоял Нейл Синклар. Наверное, увидел меня в окне и тут же поднялся ко мне в номер.

Хотя я думала о нем буквально минуту назад, все-таки я меньше удивилась бы, увидев вместо него миссис Кемпбелл в одном нижнем белье.

Не дав мне произнести ни слова, он вошел в комнату и закрыл за собою дверь.

Наконец ко мне вернулся дар речи – и я тут же схватила платье, прикрылась им, ведь я стояла перед ним полуобнаженная:

– Что вы здесь делаете, сэр? Немедленно выйдите отсюда!

Он снова улыбнулся. Его откровенная, уверенная улыбка лишила меня внутреннего равновесия. Я почувствовала легкую дрожь в коленях.

– Не бойтесь, мисс Бэлфур, – сказал он, – я всего лишь хочу поговорить с вами.

– Вы выбрали, – сказала я, – неподходящее место и неподходящее время для разговоров. Настоящий джентльмен не позволит себе глазеть на полуодетую леди!

Не скрывая радости, он смерил меня оценивающим взглядом – с пылающего лица до босых ступней.

– Не джентльмен, возможно… – пробормотал он. – Но, вне всяких сомнений, мужчина.

Я крепче стиснула платье. Я наверняка влепила бы ему пощечину, если бы не боялась уронить свое покрывало. Тогда он снова начнет меня разглядывать!

Пока я пыталась разгадать мучившую меня загадку, он заговорил снова:

– И я начинаю думать, мисс Бэлфур, что вы – не настоящая леди.

Я застыла в изумлении:

– Прошу прощения, сэр?

– Ни одна леди не будет раздетой высовываться из окна, как какая-нибудь проститутка.

Горячая краска залила мое лицо, и не только лицо, но и кожу на груди и плечах. На моей белой коже это было особенно заметно.

– Я нечаянно! – пылко возразила я. – Я не думала…

Он насмешливо поднял брови:

– Вот именно. Вы дикарка, мисс Бэлфур, понимаете вы это или нет.

Мы смотрели друг на друга, и атмосфера между нами все больше накалялась. Как ни мало было у меня опыта в общении с мужчинами, я прочитала желание в его глазах и почувствовала ответное, внизу живота. Я дрожала как в лихорадке, и в то же самое время мне вдруг стало очень жарко. В камине потрескивал огонь, за окном завывал ветер. Мне показалось, я вдруг стала восприимчива ко всему – особенно к пламени, бушевавшему в глазах Нейла Синклара.

– Зачем вам ехать в Глен-Клэр? – негромко спросил Нейл. – Вас там ничего не ждет. Поедемте лучше со мной в Эдинбург. У вас будет дом с прислугой, замечательная одежда и драгоценности. Я обещаю часто навещать вас.

Я сделала глубокий вдох. Сердце неистово колотилось.

– Вы что же, мистер Синклар, предлагаете мне стать вашей любовницей?

Вне всяких сомнений, мисс Бенни пришли бы в ужас от такого предложения, и даже я не была настолько наивной, чтобы не знать, что происходит между мужчиной и женщиной в таких случаях. Деревенские жители наслышаны о таких вещах. К тому же я славилась прямотой и откровенностью.

Нейл Синклар плотоядно улыбнулся, чрезвычайно смутив меня.

– Разве это так плохо, мисс Бэлфур? Я предлагаю вам уютный дом вместо развалин в глуши и родни, которой вы не нужны.

– Вы предлагаете это не просто так! – отрывисто выкрикнула я.

Заулыбавшись еще шире, он осторожно коснулся рукой моей щеки. Я чуть не подпрыгнула от изумления.

– Все, чего я прошу, – сказал он, – в конечном счете будет полезно нам обоим.

Внутри у меня снова что-то екнуло; голова полнилась непристойными мыслями. С большим трудом мне удалось отогнать яркие фантазии, исполненные любви и неги.

– А мне показалось, что я вам совсем не нравлюсь!

Что-то первобытное вспыхнуло в его глазах, опалив меня.

– Вы плохо знаете мужчин, мисс Бэлфур, – хрипло сказал он. – Я возжелал вас, как только увидел.

– Вы впервые увидели меня только вчера, – напомнила я.

– Некоторые чувства приходят сразу.

– Но ведь вы считаете меня дикаркой… – с расстановкой произнесла я.

Глаза у него потемнели. Он положил руку на мое обнаженное плечо, и мне показалось, будто он пронзил меня стрелой. Я задрожала всем телом. Он провел пальцем сверху вниз – от ложбинки на ключице до запястья, где отчаянно билась жилка.

– Вы страстная, как горная кошка, а со мной вы можете всегда быть такой дикой, как того требует ваша натура.

От его слов, от его тихого, вкрадчивого голоса внутри у меня что-то сжалось. И все же я понимала: надо положить этому конец. Из-за своей наивности и проклятого любопытства я и так уже зашла слишком далеко. Мне нужно было немедленно вышвырнуть его из моей комнаты, а не вести опасные разговоры. Самое ужасное заключалось в том, что Нейл Синклар был прав. Я дикарка и всегда была дикаркой… Он с самого начала раскусил меня.

Моя своенравная натура шептала, что быть любовницей Нейла, наверное, очень приятно и увлекательно. При одной мысли о том, что ему удастся меня соблазнить, у меня подкашивались ноги. Неожиданно для себя я поняла, что желаю его так же сильно, как он меня. И все же пусть я и дикарка, но не дура. Я не променяю свое доброе имя на сомнительное положение его любовницы, пусть он и соблазняет меня богатством и неведомыми наслаждениями. Да, я поддалась искушению… Более того, едва не согласилась уступить ему! И все же…

– Что ж, – заключила я, – вы знаете, что я одинока и беззащитна. У меня нет денег, и я полностью завишу от милости родственников, у которых, по вашим словам, тоже нет ни гроша. Ваше предложение гнусно! Мистер Синклар, вы – подлец.

Он отступил на шаг. Сейчас он выглядел удрученным и слегка раздосадованным. Я знала, что он разгадал мою внутреннюю борьбу и понял, что на этот раз моя честь вышла победительницей.

– Мне жаль, что вы неправильно меня поняли, – сказал он.

– Как же еще прикажете вас понимать? – не могла успокоиться я.

Он пожал плечами:

– Если вы так об этом думаете…

– Еще бы!

Он поднял руки вверх, словно сдаваясь.

– Очень хорошо. Прошу прощения, я допустил ошибку. – Он взглянул на мои руки, прижимающие к груди платье. Костяшки пальцев от напряжения побелели. – Не бойтесь, мисс Бэлфур, я не из тех мужчин, кто добивается женщин силой. – Он рассмеялся. – Этого никогда и не требовалось.

О, мужское высокомерие!

– Вот и хорошо, – сказала я. – Хоть я не из тех девушек, что зовут на помощь и переворачивают всю гостиницу с ног на голову, но могу поступить и так, если потребуется.

Он улыбнулся, и на миг я почувствовала, как рушится вся моя решимость.

– А все-таки вам мое предложение по душе, – произнес он. – Примите его, Катриона.

– Вы ошибаетесь, – ответила я, отворачиваясь, чтобы скрыть предательский румянец. Он рассмеялся.

– Лгунья, – мягко сказал он.

Я подняла подбородок.

– Мне нравится Эдинбург, – призналась я. – Люблю магазины, галереи, выставки и лекции. Мне бы хотелось еще раз там оказаться. Но не той ценой, что вы предлагаете, мистер Синклар. Я не продаюсь.

– В вас больше стойкости, чем я ожидал, – заметил Нейл. В глазах его снова заплясали веселые огоньки; казалось, он и восхищается мною, и жалеет меня. – Я должен был помнить, что вы из рода Бэлфуров из Глен-Клэр. Они бывают чертовски упрямыми. – Он вздохнул. – Вряд ли вы теперь мне доверяете… – Я расслышала в его голосе незнакомые нотки. Он как будто жалел о том, что утратил мое доверие.

– Да, я вам не доверяю, и это полностью ваша вина, – подтвердила я и, не в силах сдержаться, улыбнулась. – Я никогда не доверяла вам, мистер Синклар. Всегда подозревала, что вы – негодяй.

Мои слова его рассмешили.

– Я тоже сразу понял, что вы – настоящая дикарка, хоть вы сначала и прикидывались бедной овечкой.

– Дверь находится прямо у вас за спиной, – ответила я. – Спокойной ночи.

Когда спустя каких-то две минуты ко мне в номер вошла миссис Кемпбелл, чтобы помочь мне расшнуровать корсаж, я сидела на краю кровати, крепко прижимая платье к груди. Миссис Кемпбелл с трудом удалось отнять у меня платье – она сказала, что оно помнется и утром его нельзя будет надеть.

Глава четвертая,
в которой на моем пути попадаются странные путешественники и я снова встречаю мистера Синклара, гораздо раньше, чем ожидала

За ночь ливень исчерпал свои силы. Свежий ветер с моря разогнал облака, с горных вершин на востоке лился солнечный свет.

Всю ночь я то просыпалась, то снова засыпала, а мои сны прерывались воспоминаниями о родителях и страхом перед днем грядущим, а также странными желаниями, которые были довольно тесно связаны с Нейлом Синкларом. Я слышала, как первый рыбак расставлял свои сети и всплеск от спускаемой на воду лодки задолго до того, как по-настоящему рассвело. К половине восьмого я была уже полностью собрана и готова ехать.

Мистер Синклар поприветствовал меня у подножия лестницы, когда мы с миссис Кемпбелл вместе спускались вниз. Я долго размышляла над тем, каково мне будет видеть его при свете дня, но он вел себя так равнодушно, что мне показалось, что вчерашняя ночная сцена между нами была всего лишь одним из беспокойных снов. Мы позавтракали хлебом с медом и элем, после чего я вышла прогуляться по набережной.

Экипажа из Глен-Клэр все не было. Пробило девять, затем половину десятого, а потом и десять. Я гуляла взад-вперед по набережной и, когда наконец вернулась на постоялый двор, увидела, что миссис Кемпбелл сидит в общем зале. Вид у нее сделался какой-то испуганный. Загонщик отправлялся в Эплкросс ровно в полдень; миссис Кемпбелл совсем не хотелось здесь задерживаться.

Я села на скамью, глядя на море и думая о моих новообретенных родных, которые так и не прислали за мной экипаж и даже не отправили посыльного, чтобы объяснить, в чем причина задержки. Вряд ли они горят желанием поскорее меня увидеть! Несмотря на то что было тепло, я поплотнее завернулась в шаль. На заливе громко кричали чайки. Отсюда моя дорога поворачивала на запад, прочь от побережья, к горам, к Торридону, Кинло-хью и дальше к Глен-Клэр. Всю свою жизнь я жила у моря. Оно было в моей крови. И хотя Глен-Клэр находился всего в сутках езды от дома, мне казалось, что у меня отрывают частичку души.

Я встала, окоченев и продрогнув от морского бриза, и вошла в общий зал. Со двора доносился звон сбруи – загонщик собирался в обратный путь. Я представила, как сейчас волнуется миссис Кемпбелл.

Так оно и было. Служанка подала нам на обед крабовый суп с булочками; одного запаха было достаточно, чтобы у меня пробудился аппетит. Но миссис Кемпбелл от волнения не могла есть. Она беспокойно вертела в руках ложку.

– За всю неделю никто больше не поедет в Эплкросс, – говорила она, – а кухарка и служанка без меня не справятся с воскресным ужином. Что же мне делать?

Я накрыла ладонью ее руку:

– Прошу вас, не беспокойтесь. Я могу подождать и одна… Наверное, здешняя хозяйка не откажется присмотреть за мной.

Миссис Кемпбелл как будто обрадовалась.

– На этом постоялом дворе нет хозяйки, – услужливо заметил мистер Синклар. – Трактирщик – вдовец. – Он появился из конюшни во дворе со взъерошенными от морского бриза волосами и пах свежим воздухом, лошадьми и кожей. Запах не был неприятным. Вообще-то он был даже привлекательным, и я сердилась на себя за неуместные мысли.

Я нахмурилась, глядя на него:

– Неужели никто не сможет мне помочь?

– Я могу, – сказал мистер Синклар. – Если хотите, я провожу вас до Глен-Клэр.

Я с неприкрытым негодованием смотрела на него.

– Нет, так не пойдет, – возразила я. – Учитывая то… – Я остановилась.

«Учитывая то, что вы – подлец, который пытался соблазнить меня прошлой ночью», – этого я не сказала, но могла понять по его взгляду, что он все понял. Он стоял, выжидательно склонив голову.

– Учитывая то, что больше с нами никого не будет, – выкрутилась я.

Он улыбнулся.

– Но мы с вами некоторым образом родственники, пусть и дальние, – сказал он. – Так что все приличия соблюдены. – Мистер Синклар обладал талантом лишать меня дара речи.

– Оказывается, мы с вами в родстве? – спросила я, восстановив дыхание. – Как кстати!

Его улыбка стала еще шире.

– Клянусь, это правда, – подтвердил он. – Я – внук троюродного брата миссис Эбенезер Бэлфур по линии матери. Можете проверить по семейной библии, если не верите мне.

– Ах вот как! – хмыкнула я. – Ну, значит, все пристойно!

Миссис Кемпбелл нахмурилась.

– Извини, Катриона, – сказала она, – но мне кажется, что на такое дальнее родство не вполне можно полагаться.

– Да, – сказала я, стараясь не смотреть на мистера Синклара – вот уж на кого ни в коем случае нельзя полагаться! – Возможно, вы правы, мэм.

От дальнейших споров нас спасло прибытие экипажа из Глен-Клэр. С возгласом облегчения миссис Кемпбелл увлекла меня прочь из гостиницы, во двор, и посадила в коляску, даже не дав доесть крабовый суп.

– Теперь все будет в порядке, милая, – сказала она, не обращая внимания на то, что внешность у кучера была самая что ни на есть злодейская. – Ты благополучно доберешься до Глен-Клэр к ночи. Твои родственники наверняка будут рады тебя видеть. – Она с энтузиазмом расцеловала меня в обе щеки. – Обещай, что будешь часто писать мне.

Мистер Синклар передавал мои сумки конюху. Внезапно я почувствовала себя очень одинокой. Ни кучер, ни конюх явно не горели желанием разговаривать со мной, они едва удостоили меня угрюмым приветствием.

Мистер Синклар встал возле окна, чтобы попрощаться со мной, и на мгновение его дерзость куда-то исчезла. Он вдруг сделался очень серьезным, даже мрачным.

– Желаю вам удачи, мисс Бэлфур, – сказал он, словно прощаясь навсегда.

– Мистер Синклар, вы когда-нибудь приезжаете в Глен-Клэр навестить троюродную тетку… или кем она вам доводится? – спросила я неожиданно для самой себя.

Он улыбнулся.

– Очень редко, мисс Бэлфур, – ответил он. – Но вы увидите меня в Глен-Клэр до конца месяца.

Услышав это, я почувствовала облегчение и странную радость, но, естественно, очень злилась на себя за то, что действительно не отказалась бы увидеть его снова. Я надменно склонила голову и подала ему руку в величавой, как мне показалось, манере. Но он просто повернул мою ладонь внутренней стороной к себе, поцеловал и вернул ее мне, иронически приподняв брови. В то время как краска выступала на моем лице, я желала мистеру Синклару оказаться на дне озера.

– Благодарю вас, мистер Синклар, за оказанную услугу, – холодно сказала я.

– Не стоит благодарности, мисс Бэлфур, – ответил он и, глядя прямо мне в глаза, улыбнулся: – Если вдруг передумаете, вам стоит только сказать!

– Отказ часто оказывается очень болезненным, мистер Синклар, – сказала я. – Вы очень храбрый мужчина, если рискуете получить и второй.

Он рассмеялся.

– Вы еще не видели Глен-Клэр, – загадочно заметил он.

– Так вы – меньшее из двух зол? – осведомилась я. – Что ж, буду иметь в виду.

Его смех все еще стоял у меня в ушах, когда карета отъехала от постоялого двора и покатила по мощеной улице, ведущей к набережной. Я вытянула шею, чтобы еще раз взглянуть на море. Вскоре дорога повернула к высоким горам, и последний кусочек синевы пропал из вида. Хоть я и старалась не думать о том, как Нейл Синклар ухаживает за эдинбургскими красавицами, мысли о нем неотступно преследовали меня большую часть пути к новому дому.

Сейчас моим читателям может показаться, что я слишком привередлива по отношению к способам передвижения, однако карета, присланная из Глен-Клэр, оказалась гораздо хуже кареты лорда Страсконана. Как только я опустилась на набитое соломой сиденье, с него поднялось целое облако пыли, которая плотно осела на моих юбках, отчего они стремительно посерели. Могу поклясться, что видела, как с диванчика соскочила блоха.

Казалось, еще одна кочка – и коляска развалится на куски. Меня начало слегка укачивать; чтобы отвлечься от тряски, я старалась сосредоточиться на пейзажах, мимо которых мы проезжали. Поскольку ехали мы медленно, день успел перейти в вечер. Солнце все больше пряталось за горные вершины. Вереск на склонах сливался с папоротником в пурпурной и янтарной дымке. Над каменными пиками утесов кружил одинокий орел, голова его в лучах солнца отливала золотом. Наш путь лежал по дну лощины, вдоль речушки, окаймленной соснами. Здесь было очень красиво, но для меня, привыкшей к разбросанным там и тут фермам в Эплкроссе, этот пейзаж казался пустынным. Я думала: еще один зубчатый пик или голый склон – и я сойду с ума от одиночества.

Солнце давно уже скрылось за горами, багровые тени все больше серели, а я ужасно проголодалась к тому времени, когда мы повернули на еще более узкую дорогу, прогромыхали по деревянному мосту, перекинутому через ручей, и покатили вдоль широкого озера. Я приободрилась: наверное, это и есть озеро Клэр. Я села ближе к окну, стараясь в сумерках разглядеть свой новый дом, но впереди ничего не было видно – ни огней, ни вообще признаков жизни – ничего, кроме серебрящегося лунного света на воде.

Слегка разочарованная, я откинулась назад. В тот же миг коляску тряхнуло, она остановилась, и наступила тишина. Я подождала некоторое время, надеясь, что слуги объяснят, почему мы стоим, но никто так и не появился. Тогда я попыталась распахнуть окно кареты, чтобы самой посмотреть, что происходит. Но раму заело, и окно не поддавалось. Тогда я открыла дверцу и высунула наружу голову.

Мы остановились невдалеке от берега озера. С одной стороны коляски была вода, а по другую сторону вздымалась каменная стена горного склона. Мне еще повезло – удалось открыть дверцу достаточно широко, чтобы спрыгнуть на дорогу.

Подобрав юбки, я поспешила к передку коляски. Хотя лошадь была старой клячей с белой звездой во лбу, манеры у нее оказались куда лучше, чем у ее кучера. Она приветственно заржала и ткнулась носом в мои карманы в поисках угощения. Я погладила ее по носу.

От озера дорога вела в лесок. Кроме шепота ветра и шелеста тростника у воды, не было слышно ни звука. Ветер принес слабый запах дыма. Было промозгло; по коже у меня побежали мурашки, когда я поняла, что кучер и конюх куда-то пропали.

Вскоре что-то подсказало мне, что я больше не одна на дороге. Я круто развернулась, но было уже поздно. Чьи-то сильные руки обхватили меня сзади и притиснули к сильному мужскому телу. Мне зажали рукой рот. Несмотря на то что я извивалась и лягалась, стараясь освободиться, меня куда-то поволокли, и я услышала скрежет стали о камень.

Я совершенно не умею громко кричать. Когда я была маленькой и деревенские мальчишки дразнили меня и дергали за волосы, мне удавалось лишь тоненько визжать в ответ. Крайне обидно не уметь кричать, когда полезно было бы своими воплями вызвать обвал в горах. Полезно быть и подороднее – я же была настолько худой и легкой, что похититель тащил меня безо всякого труда. Вскоре он заломил мне обе руки за спину одной своей ручищей, а другой прижал к себе так сильно, что лишил меня не только возможности вырваться, но и увидеть его лицо.

– Я никогда не кричу, – сказала я, когда перестала вырываться и восстановила дыхание. Так как его рука все еще закрывала мне рот, мои слова прозвучали как нечто вроде «мммфф».

К моему удивлению, он тут же убрал руку.

– Я никогда не кричу, – повторила я.

– Кричи не кричи – здесь тебя никто не услышит, – ответил он с сильным горским акцентом.

Мне всегда нравился выговор жителей Северного нагорья. К тому же голос у него оказался низким, напевным и очень красивым. Пришлось напомнить себе, что он преступник и от него хорошего ждать не следует. Я сразу поняла, что он говорит правду: вокруг не было ни души. Никто не пришел бы мне на помощь, даже если бы я завыла, как ведьма-банши.

Я глубоко вздохнула:

– Что вы сделали с кучером и конюхом?

– Они сбежали, – не без радости ответил похититель.

– Трусы! – с отвращением проговорила я.

Не переставая крепко держать меня, он осторожно переступил с ноги на ногу:

– Не могу с вами не согласиться.

– Ну и что же вам нужно? – допытывалась я. – Вы – разбойник? Если да, сразу говорю: денег у меня нет.

Я немного кривила душой. У меня были пять фунтов от благотворительного Общества святого Варнавы плюс пять фунтов, щедро пожертвованные коллегами моего отца, и вдобавок еще фунт от мистера Кемпбелла – скорее всего, он, в нарушение всех правил, взял деньги с блюда для воскресных пожертвований. Одиннадцать шотландских фунтов[2] – неплохая нажива для разбойника с большой дороги.

Мне показалось, что плечи моего похитителя сотрясаются от беззвучного смеха.

– Я тебе не верю, – сказал он. – Ты – леди. Ты должна быть богатой. – Он ласково провел по моей спине рукой сверху донизу, и я застыла от возмущения.

– Может, обыскать тебя, чтобы проверить, правду ли ты говоришь?

– Давай, и я увижу, как ты болтаешься на виселице, – проговорила я сквозь зубы.

Странно, но мне казалось, что мой похититель вовсе не собирается меня грабить – как и насиловать невинную молодую путешественницу. Пока мы разговаривали, я чувствовала, что его голова занята другими важными мыслями.

– Так ты думаешь, что я разбойник? – спросил он.

Тут у меня в голове что-то щелкнуло: я вспомнила запах дыма, сбежавших кучера и лакея и скрежет металла об камень. Я поняла, что они, должно быть, перевозили перегонный куб. В горах Шотландии много тайных винокурен, спрятанных в укромных горных ущельях. Это стало настоящим проклятием для акцизных офицеров, потому что самогоноварением так или иначе занимались все горцы. Дошло даже до того, что священники прятали бутыли с виски в церквях.

– Нет, – ответила я. – Я не думаю, что вы – разбойник. Я думаю, что вы – контрабандист.

От удивления его передернуло; он невольно ослабил хватку, я вырвалась и побежала.

Теперь я понимаю, что поступила глупо. Быстро сгущались сумерки, и я почти ничего не видела даже на шаг впереди себя. Я не знала, где нахожусь, и не знала, куда бежать. Кроме того, мой похититель был куда сильнее и проворнее меня.

Он поймал меня буквально через шесть шагов, когда я нырнула в сосновую рощицу в тщетной надежде спрятаться. Если раньше он казался мне грубым, то это было ничем в сравнении с тем, как он повел себя со мной сейчас. Он схватил меня за руку, швырнул на землю и придавил тяжестью собственного тела так, что я не могла дышать.

Земля подо мной была суха и усеяна прошлогодними сосновыми иглами. Я лежала тихо, вдыхая хвойный аромат и стараясь отдышаться.

В темноте я не видела его лица, но чувствовала, как он напрягся. Мои руки оказались прижаты к его груди, и сквозь грубый материал его куртки я чувствовала, какие у него крепкие мускулы и как часто бьется его сердце. В то мгновение мое восприятие невероятно обострилось, так что я даже могла ощутить его запах: запах кожи, лошадей, свежего воздуха и оттенок цитрусового аромата, смешавшегося с запахом хвои. Его щека коснулась моей, оцарапав меня. Я задрожала всем телом. И тут, хотя я не могла во тьме разглядеть его лица, я узнала его.

– Мистер Синклар!

Я услышала, как он выругался. Затем он снова зажал мне рот рукой.

– Тихо!

Не слушая, я попыталась выбраться из-под него.

– Вы обещали, что мы увидимся в течение месяца, но я не могла и предположить, что это случится так скоро. – Я сделала глубокий вдох. – Кстати, какого черта вы здесь делаете? Занимаетесь контрабандой виски и похищаете молодых путешественниц?

Его хватка немного ослабла, хотя он по-прежнему лежал на мне, прижимая меня к земле. Как ни странно, мне было очень приятно. Желания, появившиеся у меня с момента встречи с Нейлом Синкларом, сейчас вновь напомнили о себе. Я попыталась не обращать на них внимания, но Нейл не отпускал меня, перекинув одну ногу через мои юбки и таким образом держа меня под собой словно связанной.

– Прекратите вырываться, – врастяжку произнес он. – Так вы мне нравитесь куда больше, мисс Бэл фур.

Я досадливо выдохнула.

– Вы не ответили на мой вопрос, – сказала я, ненадолго прекратив борьбу и глядя на сосновые иглы на фоне темно-синего неба. – Почему вы занимаетесь контрабандой виски?

– А почему бы и нет? – Его ответ звучал до ужаса здраво. – Королевские акцизы неоправданно высоки.

– Но вы же морской офицер и наследник графского титула!

– Что никак не уменьшает налоги. – Он осторожно, почти нежно, убрал с моего лица прядку волос.

– Я не могу обсуждать с вами налоги в таком положении, – сказала я, подавив порыв подставить щеку его заботливым пальцам. – Это нелепо.

– Как скажете. – Его голос стал тише. – В таком случае признаюсь, что и меня налоги в данный момент мало интересуют.

Он прижался ко мне вплотную. Мне страстно захотелось, чтобы он поцеловал меня. И вдруг мы услышали на дороге цокот копыт.

Мы оба застыли.

– Акцизные офицеры? – прошептала я.

– Возможно. – В темноте я увидела, как он нахмурился.

– А если я позову на помощь…

В лунном свете я разглядела, что он перевел взгляд с дороги и посмотрел на меня в упор.

– Так почему же не зовете?

На очень продолжительное время воцарилось молчание, в течение которого я смотрела вверх, ему в лицо, а затем набрала в грудь побольше воздуха.

Его губы так быстро накрыли мои, что у меня не было ни единого шанса, чтобы закричать, и спустя миг я уже совершенно забыла о том, что собиралась сделать. Прилив чувственного наслаждения оглушил меня. Он целовал меня жадно, ненасытно, и я инстинктивно поняла, что это должно было случиться между нами и все определилось уже тогда, когда мы впервые встретились.

Прежде никто меня не целовал. Из-за того что я была дочкой учителя, деревенские парни видели во мне недотрогу, а джентльмены, приезжавшие в поместье, считали меня недостойной внимания. И хотя я почерпнула кое-какие сведения о любви из книг и наблюдений, я была довольно наивной. Но Нейл Синклар набросился на меня совсем не по-джентльменски и не делал никаких скидок на мою неопытность, так что времени волноваться о том, что делать, он мне не оставил. Если честно, в тот миг я вообще ни о чем не думала, лишь подчинялась его настойчивым, требовательным губам.

Когда он отпустил меня, сосновые иглы и звезды кружились над моей головой как волчок. В темноте блеснула его улыбка.

– Спасибо, – сказал он.

А затем он растворился во тьме.

Я лежала не шевелясь еще долгое время. Каков наглец! И за что он меня благодарит? Ведь он настоящий вор – украл то, чего не хватило учтивости попросить! Я с трудом встала; ноги меня не держали. Воспоминания о поцелуе мешали мне восстановить силы. Затем я сказала себе, что веду себя как глупенькая маленькая девочка и что мистер Синклар – негодяй и заслуживает всех бед, которые могут на него обрушиться. В конце концов я сделала глубокий вдох и поняла, что могу кричать.

– Помогите! Контрабандисты!

Спотыкаясь, я вышла из-за деревьев на дорогу, оказавшись прямо перед двумя английскими солдатами в красных мундирах. Бедная лошадь, что везла меня, испуганно шарахнулась от их лошадей и чуть не пустилась в галоп, если бы ей позволил испуг. Один из солдат так удивился, что достал свой мушкет и уже направил его на меня:

– Что за…

Представляю, какой у меня был вид: вышла из леса спотыкаясь, вся в сосновых иголках, одежда помятая… Невысокий коренастый солдат явно нервничал: видимо, ему совсем не улыбалось гоняться за контрабандистами по горным ущельям.

Его спутник разительно отличался от него. Высокий, светловолосый и бледный, он протянул руку, успокаивая своего товарища и не давая ему пристрелить меня от волнения.

– Убери ружье, Ленгли, – пробормотал он. – Ты разве не видишь, что перед тобой благородная дама? Ты напугаешь ее.

Он спешился и поклонился мне.

– Мадам, – сказал он, – лейтенант Арло Грэм к вашим услугам. Так вы говорите, где-то здесь контрабандисты?

– Контрабандисты виски в лесу, – сказала я. – Чего вы ждете? – Я перевела взгляд с одного на второго. – Они убегают!

Лейтенант Грэм вздохнул. Похоже, ему не очень-то хотелось сейчас пускаться в погоню по лесистым склонам. Наверно, боялся испортить мундир.

– Слишком поздно, – сказал он. – Сейчас они, наверное, уже очень далеко. – Он повернулся к карете. – Вы вот в этом путешествовали, мадам?

– Да, – ответила я, – я – мисс Бэлфур, племянница мистера Эбенезера Бэлфура из Глен-Клэр.

– Но где же ваш кучер?

– Не имею понятия, – честно ответила я. – Думаю, негодник сбежал, когда контрабандисты остановили коляску.

– С чего бы им ее останавливать? – вмешался Ленгли. Грубо, как мне показалось, вмешался. – Если они перевозят виски, зачем им было привлекать к себе внимание, останавливая карету?

– Не имею ни малейшего понятия, – снова сказала я, на сей раз уже куда менее сдержанно. – Я не вхожу в число их доверенных лиц, сэр.

Лейтенант Грэм улыбнулся:

– Ну конечно, мисс Бэлфур.

Ленгли подозрительно нахмурился:

– А что вы делали в лесу?

Я в упор смотрела на него:

– Пряталась, конечно. Что же еще я могла поделать, окруженная такими негодяями?

– Действительно, что? – сказал лейтенант Грэм. – Ваш кучер – форменный мерзавец: убежать и бросить беззащитную леди! Уверен, ваш дядя немедленно его рассчитает. А теперь позвольте мне сопроводить вас до Глен-Клэр, пока вы не простудились, мисс Бэлфур. Ленгли, садись на место кучера. Я посажу мисс Бэлфур к себе.

Прежде чем я успела возразить, он вскочил на своего красавца гнедого и наклонился, чтобы подхватить меня и посадить перед собой. Хотя он выглядел неженкой, руки у него оказались на удивление сильными. Конь, явно протестуя против чрезмерной нагрузки, попытался сбросить меня. Я схватилась за гриву и подумала, что только в сказках героини легки как пушинки и бедные лошади вовсе не страдают.

– Ты совсем не рыцарь! – сказал Грэм, безжалостно одергивая лошадь. – Прошу прощения, мисс Бэлфур.

– Может быть, уже поедем, Грэм? – раздраженно спросил Ленгли. Он уже забрался на облучок кареты и ловко припряг своего коня к бедной старой кляче.

Грэм скорчил многозначительную мину и прошептал мне на ухо:

– Прошу прощения за Ленгли. Боюсь, северный климат вредит его здоровью. Он все время в плохом настроении.

– Ему повезло, что сейчас нет дождя, – усмехнулась я. – Для этих мест погода просто прекрасная.

– Но холодная, – растягивая слова, возразил Грэм. – Здесь всегда так холодно, мисс Бэлфур! А в редких случаях, когда тепло, – не спастись от комариных укусов. Ленгли, бедняга, не переносит комаров.

Я подумала, что если Нейл Синклар – красивый мошенник, то Арло Грэм – самый милый джентльмен по эту сторону Твида. Но у них было и кое-что общее. Они оба прекрасно понимали, насколько они привлекательны. Лейтенанту Грэму не требовалось вербовать меня в ряды своих поклонниц – хватало и того, что он сам относился к себе с обожанием.

Мы пустились в путь неспешной рысью, но через несколько шагов Ленгли раздраженно осведомился, не мог бы лейтенант слегка поторопиться, потому что еще чуть-чуть – и карета нас переедет. Арло Грэм вздохнул, но прибавил шагу. Поскольку я сидела впереди него, ему пришлось крепче обхватить меня рукой, чтобы я не упала. Мне было несладко, но в объятиях Грэма я отчего-то вспоминала совсем не такие благопристойные объятия Нейла Синклара. Я не думала, что кто-нибудь из моих новых знакомых поймает его, так как один из них будет стрелять по теням, а Грэму вообще не хочется напрягаться и гоняться за преступниками. Значит, я смогу сказать мистеру Синклару все, что я о нем думаю, когда мы с ним увидимся в следующий раз.

Спустя примерно десять минут мы переехали через еще один деревянный мост, миновали сторожку, в которой не горел свет, и прямо перед нами показалось мое родовое гнездо. Я приехала!

Глава пятая,
в которой я знакомлюсь со своими родственниками, а дядя оказывает мне более чем прохладный прием

Несмотря на то что было не больше девяти вечера, свет в доме не горел. Дом тихо припал к земле, словно кошка, готовая к прыжку. Меня пронизала дрожь.

Лейтенант Грэм спешился и помог мне спуститься. Он подошел к двери и дернул за стальной шнурок звонка. Шнурок остался у него в руке, и тогда он постучал. Я услышала, как стук эхом прокатился по дому, словно отдаленный раскат грома.

– Они вас не ждут? – поинтересовался он.

Внезапно дверь с неуверенным скрипом отворилась, избавив меня от сложных объяснений. Крохотная полоска света упала на крыльцо.

– Кто здесь?

Услышав приятный женский голос, лейтенант Грэм замер. На крыльцо вышла девушка со свечой в руке, и мы все впервые смогли ее разглядеть. Естественно, она оказалась красавицей. Волосы у нее были цвета спелой пшеницы, а глаза – темно-синие. Арло Грэм судорожно вздохнул и расправил плечи. Лейтенант Ленгли, который, скорее всего, отводил клячу в конюшню, взбежал на крыльцо, неся в руках мою дорожную сумку, и практически оттолкнул Грэма с дороги, чтобы вежливо поклониться.

Не сомневаюсь, моя кузина Эллен всегда оказывала такое действие на мужчин. Я тоже видела ее в первый раз, но я не была мужчиной. Мои чувства были прямо противоположными и состояли из смеси ревности и восхищения примерно в равных пропорциях.

– Мадам! Я… – Грэм прокашлялся. – Я сопровождал мисс Бэлфур. В дороге случились непредвиденные обстоятельства… – Он замолчал. Даже если бы ему на голову свалилась одна из потолочных балок – что вполне возможно, учитывая состояние холла, – он не выглядел бы таким ошарашенным.

– На дороге были контрабандисты, – вмешалась я, видя, что лейтенант Грэм потерял способность говорить. – Здравствуй! Ты, должно быть, моя кузина Эллен. Я – Катриона Бэлфур.

Девушка улыбнулась мне самой милой улыбкой, которую мне когда-либо приходилось видеть. Я вспомнила, что Нейл Синклар назвал Эллен очаровательной, и почувствовала внезапный укол ревности. Впрочем, мне тут же стало стыдно. Как можно не любить такое милое существо?

– Катриона! – Она так обрадовалась мне, словно мы давно были лучшими подругами. К моему удивлению, она подошла ко мне и заключила меня в объятия. – Я так рада, что ты благополучно добралась сюда! Мы боялись, что ты заблудилась.

– Карета поздно прибыла в Шилдейг, – сказала я. – И, как я уже говорила, на дороге меня поджидали контрабандисты.

Эллен быстро оглянулась через плечо и плотнее запахнула на шее тонкий короткий жакет.

– Контрабандисты! Какой ужас!

– Бояться нечего, мэм. – Ленгли сделал шаг вперед. – Они куда менее опасны с пулей в горле.

Эллен испуганно вскрикнула.

– Прошу, перестань пугать леди, Ленгли, – вступил в разговор Арло Грэм. – Мадам, вам совершенно не о чем волноваться. Мы будем защищать вас до последней капли крови.

– Что ж, – заключила я, – давайте надеяться, что до этого все-таки не дойдет.

Я ждала, что они оба поймут намек и распрощаются, видя, что мы в безопасности. Но ни один из них не сдвинулся с места. Они смотрели на Эллен, которая стояла, застенчиво склонив голову. Я поняла, что должна вмешаться, иначе мы рискуем простоять здесь всю ночь.

– Простите меня, джентльмены, – многозначительно произнесла я. – Уже поздно, и я слегка проголодалась за время путешествия. Спасибо вам за помощь и спокойной ночи!

На этих словах лейтенант Грэм будто пробудился.

– Конечно, мисс Бэлфур. – Смотрел он при этом на Эллен. – Кстати, которая из вас – мисс Бэлфур?

– Моя кузина, – сказала я нетерпеливо, – мисс Бэлфур из Глен-Клэр, из старшей ветви семьи, лейтенант. А я – мисс Катриона Бэлфур из Эплкросса.

Грэм поклонился – сначала Эллен, затем мне, по старшинству.

– Можно ли завтра прийти к вам обеим с визитом? – пробормотал он. – Чтобы справиться о вашем здоровье.

– Конечно, прошу вас, – сказала Эллен, тепло улыбаясь.

– Я тоже заеду, – присоединился Ленгли.

– Прекрасно, – сказала я, закрывая дверь перед самым их носом. Затем повернулась к своей кузине. – Прости, что приехала так поздно, – начала я, но она с улыбкой покачала головой:

– Катриона, прошу тебя, не извиняйся! Мы рано ложимся, потому что мама больна, а папа… – Она замолчала. – Ты скоро его увидишь. А теперь, раз ты сказала, что проголодалась… – Она взяла меня за руку и повела по коридору, мощенному плитняком.

Мы прошли мимо двух комнат за наглухо закрытыми дубовыми дверями. С каждым шагом мне казалось, что в доме становится все темнее и холоднее. Я почувствовала беспокойство, словно меня затягивало в самые глубины, и содрогнулась.

– У нас не хватает денег на свечи и топливо, поэтому камин разжигают только в маминой спальне, – извиняющимся тоном объяснила Эллен.

Она открыла дверь, и мы оказались в кухне, больше похожей на пещеру. Посередине стоял дочиста выскобленный деревянный стол. Эллен поставила на него свечу и исчезла в кладовой. Она вернулась минуту спустя, неся половину ковриги хлеба, кусок масла и тоненький кусочек несъедобного на вид сыра. Мне показалось, она вот-вот расплачется.

– Прости, – сказала она, глядя на сыр, как будто боялась, что из куска что-то выползет – судя по всему, этого вполне можно было ожидать. – Больше у нас ничего нет. Миссис Грант, наша экономка, приносит еду из Кинлохью по вторникам, и она будет здесь завтра, но до тех пор…

– Мне вполне подойдет и это, – сердечно сказала я, беря старый заржавленный нож, который увидела на буфете. Мне удалось отрезать кусок зачерствевшего хлеба и намазать на него немного масла. После непродолжительных сомнений я также решила рискнуть и попробовать сыр. Он оказался подсохшим, но, как ни странно, вкусным и вовсе не таким прогорклым.

Эллен с несчастным видом села на скамейку напротив меня.

– Извини! – снова проговорила она. – Понимаю, Катриона, Глен-Клэр встречает тебя неласково… Мне так не терпелось с тобой познакомиться – ведь мы с тобой двоюродные сестры, к тому же почти ровесницы. Было бы замечательно, если бы у меня наконец появился друг, потому что папа не любит гостей.

Она замолчала. В мерцающем свете оплывшей свечи она была похожа на поникший цветок. Хорошо, что ее не видел лейтенант Грэм – не то он сразу похитил бы ее, лишь бы она снова заулыбалась.

– Я тоже очень рада знакомству с тобой, – искренне заверила ее я. – У меня нет ни братьев, ни сестер, и я даже не знала о вашем существовании, пока не умер мой отец. У меня нет дома, и… – я проглотила подступивший к горлу ком, – я так обрадовалась, узнав о Глен-Клэр и о том, что вы возьмете меня к себе!

Эллен улыбнулась, ее голубые глаза заблестели в свете свечи.

– Мы с тобой обязательно станем лучшими подругами, – сказала она, беря меня за руку, – и это будет замечательно.

Наш разговор прервал ужасающий скрип двери. Кто-то распахнул ее настежь так, что она едва не слетела с петель. На мой бутерброд посыпалась штукатурка.

Эллен на глазах побледнела:

– Папа!

На пороге – точнее, прислонившись к дверному косяку – стоял мужчина. Судя по всему, он был пьян в стельку. В одной руке он держал мушкетон, в другой – бутыль виски. Он пил прямо из горлышка, проливая добрую половину содержимого на замусоленную рубаху. Видимо, когда-то он был здоровяком, но сейчас совсем опустился. Седые волосы поредели, а серые глаза щурились от света. Остается только гадать, как такой человек мог быть отцом красавицы Эллен.

– Папа, – снова сказала Эллен, – это твоя племянница Катриона из Эплкросса.

Эбенезер Бэлфур посмотрел на меня из-под нахмуренных бровей.

– Дочка Дэви, – заплетающимся языком проговорил он. – Твой отец умер, и только это привело тебя к двери моего дома.

Я услышала, у Эллен от резкости его слов перехватило дыхание.

– Да, сэр, – ответила я. – Так и есть.

Я увидела проблеск изумления в его глазах.

– Гордая, – сказал он, – прямо как твой отец.

Он облокотился о деревянный стол, и тот затрещал под его тяжестью.

– Мы повздорили, – сказал он, опустившись в большое кресло, стоявшее во главе стола. – Он рассказывал тебе об этом, девочка?

– Нет, он ничего мне не рассказывал, – холодно сказала я, сразу поняв, что дядя Эбенезер мог поссориться даже со святым. – Но я очень рада, что нашлись родные, которые приютили меня, – добавила я. – Спасибо, сэр.

Слова благодарности словно застревали у меня в горле, и приходилось прикладывать определенные усилия, чтобы выжать их из себя. Но, несмотря на холодный прием, оказанный мне дядей Эбенезером, мне бы не хотелось, чтобы меня назвали неблагодарной. В конце концов, в Глен-Клэр мне предложили кров.

– Здесь для тебя ничего нет, – сказал он, прикрыв глаза. Он кивнул в сторону Эллен. – Она уже сказала тебе? Я пропиваю весь доход, какой приносит поместье. – Он отсалютовал бутылкой.

– Поблизости контрабандисты, – поторопилась перевести Эллен. – Катриона встретила их на дороге.

Нахмурившись, дядя Эбенезер снова опустил бутылку:

– Я знаю.

Эллен принялась рассеянно крошить хлеб:

– За ними гнались двое таможенников. Завтра они обещали нас навестить.

Дядя Эбенезер бросил на нее презрительный взгляд:

– В таком случае ты уж постарайся, отвлеки их. Нам здесь ни к чему чужаки, которые суют нос в наши дела.

Эллен болезненно вспыхнула, но промолчала. Дядя Эбенезер хлебнул еще виски.

– Ну, Катриона Бэлфур, сознавайся: надеялась, что здесь тебя ждут богатство и роскошь?

Я посмотрела на Эллен, но она явно избегала моего взгляда. Ее лицо выглядело измученным и холодным.

– Признаюсь, сэр, – сказала я, – когда я услышала о своей зажиточной родне, я подумала, что вы можете мне помочь. – Я повысила голос. – Но я – не попрошайка. Мне не нужно ничего, что дают неохотно. Я всегда могу вернуться в Эплкросс и зарабатывать себе на жизнь.

Эллен изумленно посмотрела на меня:

– Работать?

– Ага, – грубо сказал дядя Эбенезер, – вот чем тебе полагалось бы заниматься, девчонка, если бы твоя мать не забила твою голову разными глупыми аристократическими замашками и не воспитала тебя ни на что не годной! – Он потянулся за хлебом, отломил кусок и сунул его в рот. – Посмотрим, – сказал он. – Нам здесь лишние рты ни к чему!

Я встала. В тот миг я была так зла, что была готова вернуться в Эплкросс хоть пешком. Затем я поймала взгляд Эллен. Она умоляюще смотрела на меня, и я вспомнила, как долго она мечтала о родственной душе.

– Я покажу тебе твою комнату, – быстро сказала она, хватая свечу. – Извини нас, папа.

Дядя Эбенезер фыркнул:

– Комнату! Чулан для метел, полный крыс, – вот место для дочери Дэви.

Мы вышли, а он остался доедать сыр в темноте.

– Мне так жаль, – шептала Эллен, ведя меня по коридору к подножию лестницы. – Папа всегда такой, когда выпьет.

– А когда он трезв? – прошептала я в ответ.

Она улыбнулась, но тут же снова погрустнела:

– Ненамного лучше… Скажи, Катриона, ты ведь не уедешь? Пожалуйста, не уезжай, ведь мы только что познакомились! – Она схватила меня за руку. – Пожалуйста!

Я разрывалась на части. Я уже успела полюбить Эллен, и мне было совершенно ясно, как одинока она была в огромном обветшалом особняке – вдобавок с отцом, который пропивал ее приданое.

– Я подумаю, – пообещала я. – Я не смогу оставаться здесь, если дядя Эбенезер будет против.

Она отпустила мою руку и начала подниматься по лестнице.

– Думаю, все будет в порядке, – сказала она. Ее голос чуточку повеселел. – Так ты говоришь, что могла бы работать?

– Учительницей или компаньонкой, наверное, – ответила я, стараясь не думать о том, что предлагал мне Нейл Синклар. Мне захотелось расспросить Эллен о Нейле, но я сразу же передумала. Он назвал ее очаровательной, возможно, это была не лучшая идея, так как, может статься, она была о нем того же мнения.

– Учительницей? – спросила Эллен, словно сама эта идея была невероятной. – Как необычно!

Она открыла дверь маленькой спальни на втором этаже. Комнатка была чистой и пустой, не считая стола с кувшином воды и кружкой и огромной кровати под балдахином, которая выглядела так, будто ей было уже по меньшей мере сто лет.

Эллен встревоженно оглянулась.

– Я сама здесь прибиралась, – сказала она. – Белье свежее.

– Выглядит замечательно, – соврала я и, поцеловав ее, пожелала спокойной ночи. – Прости меня, но я немного утомилась.

Несмотря на усталость, заснула я не сразу. Белье и вправду было свежим, но матрас был влажным и комковатым, как овсянка у бедняка. За стенами шуршали мыши, и весь старый дом скрипел и стонал вокруг меня, как тонущий галеон. Судя по всему, в Глен-Клэр было очень неспокойно.

Я вспоминала отца. Интересно, из-за чего он поссорился с дядей Эбенезером? Я думала о тете Маделин. Нейл сказал, что она страдает от нервов, а Эллен сказала, что она больна. И я думала о самой Эллен и о джентльменах, которые, без сомнения, должны были выстраиваться в очередь, чтобы вырвать ее из нищеты. И наконец, я размышляла о Нейле Синкларе и о том, что скажу ему, когда мы увидимся в следующий раз. Контрабандист или фритредер[3], негодяй или герой – больше он от меня поцелуев не получит. Вот какой обет я себе дала.

Глава шестая,
в которой Глен-Клэр принимает великое множество гостей

Когда я проснулась, лучи солнца падали на дощатый пол, а весь дом гудел от суеты. Я повернулась на бок и почувствовала боль в спине. После ночи, проведенной на неудобном матрасе, у меня затекло все тело.

За дверью послышались шаги. Потом до меня донесся чей-то жалобный, ворчливый голос, слышимый, видимо, через приотворенную дверь:

– Где же Эллен? Я просила вас прислать ее ко мне. Нет, мне не нужны лекарства. В этой комнате слишком холодно. Подоткните мне одеяла. Нет, не так, женщина. Вы задушите меня!

Дверь неожиданно захлопнулась, приглушив голоса.

Я открыла глаза и посмотрела на свое старенькое одеяло. Судя по всему, это и есть тяжело больная тетя Маделин… Я не знала, чем она больна, но с ее легкими, во всяком случае, все было в порядке.

Я спустила босые ноги на пол и взяла нижнюю юбку. За пять минут я успела одеться и причесаться. Распахнув занавески, я выглянула в окно и была немедленно очарована.

Старый дом стоял на мысу между озером Клэр и меньшим озером Торран. Моя комната располагалась с тыльной стороны дома, и окна выходили на заросшую лужайку, по которой прогуливались павлины. За меньшим озером долина расширялась и образовывала широкую чашу, подходя к высоким горам. Одетые в янтарь и багрянец, они возвышались до самого неба. В тот миг я полюбила Глен-Клэр.

Открыв дверь своей спальни, я услышала голос моей тети, то возвышающийся, то затихающий, как перезвон колокольчиков. Ее было слышно даже через две дубовые двери! Несомненно, позже Эллен представит меня ей. Но сейчас я была настроена не лучшим образом и с нетерпением дожидалась завтрака.

Я не рассчитывала на щедрое угощение, но действительность превзошла мои ожидания. Когда я спустилась на кухню, там была Эллен, которая помешивала в кастрюльке на плите овсянку. Свистел чайник.

Увидев меня, Эллен просветлела лицом.

– Я не хотела будить тебя, – сообщила она, – ведь вчера ты так устала! Ну, – она зачерпнула полную ложку каши, – подставляй тарелку.

Каша была серого цвета и шлепнулась в тарелку одним толстым комком. Я постаралась не показывать своего отвращения и, взяв ложку, поковыряла ею в тарелке, пока Эллен наливала мне в кружку чай.

Каша почти остыла. У меня заурчало в животе. Эллен озабоченно смотрела на меня:

– Ну как?

– Очень вкусно, – пробормотала я, стараясь не подавиться и надеясь скорее запить кашу чаем.

Эллен улыбнулась.

– Мама сегодня не в духе, – сообщила она, усаживаясь на кухонную скамью рядом со мной. – Она простыла, и за ней ухаживает миссис Грант. Но она очень хочет увидеться с тобой, Катриона. Я пообещала ей привести тебя, как только ты поешь.

Я с трудом доела кашу и, помня, что миссис Грант должна была принести этим утром еды из Кинлохью, осмотрелась вокруг в надежде увидеть что-нибудь съедобное.

– Хочешь овсяную лепешку? – спросила Эллен. – Еще у нас есть домашний конфитюр с виски.

Нашелся и кусочек масла, а конфитюр, после того как я сняла сверху плесень, оказался на удивление вкусным. Интересно, подумала я, как миссис Грант удалось умыкнуть у дяди Эбенезера виски и добавить его в конфитюр?

– Вкусно, правда? – спросила Эллен, и я кивнула, так как не хотела разговаривать с набитым ртом. – Мы обедаем в одиннадцать, а ужинаем в четыре часа пополудни, – продолжала она. – Как я уже говорила вчера, мы все делаем рано.

– Мне помыть посуду? – предложила я, направляясь к мойке.

Мои слова привели Эллен в ужас.

– Что ты, что ты! Посуду моет миссис Грант. Нет, нет… Мама ждет, и она может потерять терпение.

Я оставила посуду бедной миссис Грант, которой и так приходилось непросто, и мы поспешили наверх. Тетя заранее казалась мне деспотичной особой, которая управляет всеми, не вставая с постели. Разумеется, Эллен волновалась, потому что ее мать не привыкла долго ждать. Тетя Маделин занимала комнату напротив моей, и, когда дверь распахнулась, мне показалось, что мы вступили в сказочный будуар, в котором время остановилось. Кровать, резной гардероб вишневого дерева, комод для белья, туалетный столик, заставленный различными горшочками и снадобьями… Вся мебель в этой комнате была небольших размеров и очень хрупкая. Кресло-качалку занимала коллекция фарфоровых кукол со славно разрисованными лицами. Шторы, закрывающие комнату от солнечного света, истерлись, яркие краски на них выцвели. И тетя Маделин тоже выцвела. Румянец на ее лице поблек. По крайней мере, стало понятно, от кого Эллен унаследовала свою красоту. В свое время тетя Маделин была писаной красавицей.

В комнате было жарко и душно, потому что, несмотря на середину лета, в камине ярко полыхал огонь. Все окна были закрыты и затянуты сеткой. Тетя Маделин полусидела в кружевных подушках. Когда мы постучались, она повернула к нам свое полное, расстроенное лицо и поманила нас к себе. Она тихонько напевала что-то одной из фарфоровых кукол, которую качала на сгибе локтя. Все вокруг нее поникло, начиная с ночного чепца, покоящегося на ее локонах, и заканчивая опущенными уголками губ. Она не улыбнулась мне.

– Значит, – вместо приветствия начала она, – ты – дочь Дэви Бэлфура. Подойди поближе, дитя, дай мне взглянуть на тебя.

Ее голубые глаза когда-то, несомненно, были такими же яркими, как у Эллен, но сейчас они сильно потускнели. Тем не менее оглядела она меня очень придирчиво.

– Что ж, – произнесла она спустя некоторое время, – ты – не красавица, это точно. Интересно, почему? Твоя мать была очень хорошенькой.

– Мне говорили, мадам, – сказала я, – что я пошла в отца.

– Это все объясняет, – вздохнула тетя Маделин. Она подергала свою простыню за окаймлявший ее шнурок. – Я слышала, что твой отец был умен. А ты умна, Катриона Бэлфур?

– Хотелось бы в это верить, мадам, – ответила я.

– Достаточно умна, чтобы скрывать это, надеюсь? – спросила тетя Маделин. – Девушке не подобает показывать свой ум. Мужчинам это не нравится.

Я чуть было не сказала, что мужчины, которые будут сторониться меня из-за моего ума, не заслуживают моего внимания, но вовремя сдержалась, потому что не хотела упасть в глазах своей тети в первый же день нашего знакомства.

– Я слышала об этом, – вежливо согласилась я.

Однажды папа сказал мне, что лучше быть умной дурнушкой, чем глупой красавицей, и я всегда верила ему. Теперь же, видя перед собою Эллен, чьим волосам отблески пламени из камина придавали янтарный оттенок и подчеркивали правильные и красивые черты лица, я подумала, что он говорил так, желая поберечь мое чувство достоинства. Не сказать, что Эллен была глупой, но вы можете себе представить, что ощутила я. К тому же, вспомнив об отце, я почувствовала себя одинокой и несчастной. Вот его родной дом, а он ни разу мне о нем не рассказывал. Я и оказалась здесь только потому, что он умер и оставил меня одну. Вдруг я так разозлилась на отца – за то, что он меня покинул, – что едва не закричала.

Тетя Маделин чуть улыбнулась мне.

– Надеюсь, ты будешь счастлива в Глен-Клэр, – сказала она, хотя, судя по выражению лица, она очень в том сомневалась. – Здесь совершенно нечего делать, никто нас не посещает, но ты можешь иногда приходить ко мне и читать мне вслух.

– Благодарю вас, – ответила я.

Она склонила голову, точно королева, давая понять, что мы можем идти. Когда мы уходили, миссис Грант в очередной раз подбросила поленья в камин. От невыносимого жара по спине у меня побежали капельки пота.

Когда мы спускались по лестнице, я спросила Эллен:

– Из-за чего болеет твоя мама?

Я думала, что тетка заболела, разочаровавшись в жизни и расставшись с надеждами после того, как связала свою судьбу с Эбенезером Бэлфуром. Но, к моему удивлению, Эллен закусила губу и выглядела так, будто сейчас расплачется.

– Это все из-за меня, – сказала она.

Я остановилась и с изумлением воззрилась на нее:

– Почему же?

– Мама была первой красавицей, бриллиантом чистой воды. Они с папой были прекрасной парой. Весь Эдинбург говорил об их союзе, – вздохнула она. – Они много лет мечтали о сыне, но у них не было детей. А потом, когда маме уже было почти сорок лет, она попала в интересное положение. Беременность и роды были тяжелыми; они подорвали ее красоту и здоровье… А я оказалась всего лишь девочкой.

Что ж, история весьма распространенная. Я была права насчет несбывшихся надежд. Долгожданный сын и наследник и нежеланная дочь, чье появление разрушило самое важное, что ценила мать, – ее красоту. Я вспомнила родителей. У них ведь тоже не было сына, но меня они в том не винили. Я вновь ощутила в сердце горячую любовь к ним и скорбь оттого, что я их потеряла. Бедная Эллен! Я посочувствовала ей, так как поняла, что тетя Маделин без конца вспоминала о своей утраченной красоте и надеждах родить сына и во всем винила Эллен, заставив бедняжку подумать, что она во всем виновата.

– Прости меня, – заторопилась я с извинениями. – Но ты ни в чем не виновата. Ты не просила рожать тебя, так же как не выбирала, кем тебе родиться, и уж тем более не хотела подрывать здоровье своей матери. Ответственность за это лежит не на тебе.

Она посмотрела на меня, и ее голубые глаза наполнились слезами, что тоже выглядело очаровательно. Я сразу поняла, что раньше такие мысли не приходили ей в голову.

– Катриона Бэлфур, – выдавила она, – у тебя странная точка зрения на некоторые вещи.

– Извини, – снова сказала я, испугавшись, что задела ее, неосторожно отозвавшись о ее матери. – Я часто говорю не подумав. Я не хотела обидеть тебя.

Она засмеялась:

– Ты меня не обидела. Мне нравится, что ты говоришь без обиняков. Благодаря тебе я многое вижу в ином свете.

Мы спустились в холл, где на старинных каменных плитах плясали солнечные зайчики.

– Наверное, тебе трудно представить, что мой отец когда-то был славным джентльменом? – спросила Эллен.

– Если честно, – призналась я, – трудновато.

– Папа был замечательным человеком, пока виски не погубило его, – сообщила Эллен. – Его ждало большое будущее, но он всегда имел слабость к выпивке, как мне рассказывали…

Интересно, кто мог рассказать ей об этом? Возможно, тетя Маделин – как и о своем разочаровании в жизни. Но разговор о дяде Эбенезере навел меня на еще кое-какие мысли, и я решила расспросить Эллен поподробнее.

– А твоего отца не было среди контрабандистов прошлой ночью? – спросила я.

Она бросила на меня такой испуганный взгляд, как будто даже у стен были уши.

– Ох, тише! Я не знаю…

– Ты знаешь, что во владениях Бэлфуров есть винокурня, – настаивала я. – Иначе и быть не может! Вчера ночью я чувствовала запах дыма.

– Это тянет из трактира вверх по дороге. – Эллен потянула меня за руку. – Выйдем на улицу. Здесь нельзя говорить.

Мы вышли черным ходом и оказались на лугу, заросшем полевыми цветами. Один из павлинов сорвался с места с резким криком. Эллен вздрогнула:

– Бедняжки! Папа их любит.

На солнце было тепло, но от озера задувал свежий ветерок. Спускаясь к берегу, мы плотнее закутались в шали. Вскоре мы увидели лодку, привязанную к дереву.

– Ты умеешь грести? – спросила я, но Эллен покачала головой:

– Настоящие леди не гребут.

– Ты, наверное, и плавать не умеешь? – Я мечтательно посмотрела на озеро, на воде которого танцевали солнечные лучи. – Я научилась плавать в Эплкроссе и умею ловить крабов.

– Правда? – оживилась Эллен. Похоже, она вовсе не порицала меня. – Как замечательно! Мама воспитала меня в согласии с заведенными обычаями, хотя и говорит, что я никогда не попаду в высшее общество и никогда не выйду замуж.

– Не может быть! – сказала я. – Ты такая красавица. Не сомневаюсь, ты обязательно найдешь себе жениха.

Она улыбнулась, вертя в руке пучок травы:

– Спасибо. Но в Глен-Клэр никто не приезжает, да и мы никуда не ездим. Папа не разрешает.

Несмотря на то что я пыталась быть терпимой, дядя Эбенезер начинал мне сильно не нравиться. Если тетя Маделин управляет домом, не вставая с

1 Быт., 3: 19. (Здесь и далее примеч. пер.)

2 Один шотландский фунт равен одному фунту стерлингов.

3 От англ, free-trader – человек, занимающийся беспошлинной торговлей.

Продолжить чтение

Невинная любовница

Глава первая,в которой я встречаю героя, как подобает всем порядочным героиням

Глава вторая,в которой я узнаю о неизвестных родственниках

Глава третья,в которой я отправляюсь в Глен-Клэр, а мистер Синклар ведет себя самым неподобающим для джентльмена образом

Глава четвертая,в которой на моем пути попадаются странные путешественники и я снова встречаю мистера Синклара, гораздо раньше, чем ожидала

Глава пятая,в которой я знакомлюсь со своими родственниками, а дядя оказывает мне более чем прохладный прием