Страшный понедельник

(«…как будто само время остановилось…»

Из неизвестного источника)

День был мутный.

Солнце давило за неплотной ватой бледно-серого облачного вещества, давило, не имея намерения пробиться, промять, проткнуть дыру – просто вяло пыталось определить силу натяжения. Натянуто было нормально. Лучи расплывались где-то там за пределами ваты. Размазывались по низкому каменно-пористому как некий полупрозрачный туф потолку над городом, словно потеряв ориентиры между горизонтом восхода и горизонтом заката. В отсутствии внятного просвета в воздухе плотно оформилось ощущение стойкой духоты.

Во дворе было пусто. Даже мамочки с младенцами, как бывало обычно, не скрипели качелями, а разбрелись куда-то прочь, еле уловимые, как призраки в уголках глаз.

Славка стоял на крыльце подъезда, забыв, зачем вышел и что ему делать дальше. Но ждать всё равно было нечего, и он пошёл пинать камни за гаражами.

На самом деле у Славки были некоторые обязательства. К ужину надо было принести хлеба из магазина («Не забудь бородинского…» – машинально добавляла мать к списку необходимых продуктов). Но до ужина ещё целый день. Хоть и мутный. И Славка долбил щебёнкой в звонкую стенку жестяного гаража, отрабатывая удар: внезапность (сначала пройтись, словно ты просто так бессмысленно шатаешься, и вдруг резко косо шибануть носком кеда по вроде бы случайно попавшемуся под ногу камню); точность (попасть в именно задуманную мысленно нарисованную точку на обшарпанной и с ржавыми вмятинами стенке); великолепие (Славке понравилось это слово однажды услышанное от футбольного комментатора в момент автогола одной команды: «Залепил так залепил, вот это я и называю «велико-лепие»). Суть «велико-лепия» состояла в том, что в момент удара по камню внутри Славки, словно независимо от него самого менялись планы, и нога сама, затаив эти планы от головы Славки меняла цель, посылая камень в другую точку. С «велико-лепием» Славка как раз пытался бороться. Если камень попадал мимо задуманной (головой Славки) точки, Славка разводил руками и говорил, явно подражая кому-то (тому самому комментатору): «Велико лепие…». Когда же камень попадал в верно рассчитанное место, звучало простое и лаконичное: «да».

В густой душной тишине гулко и резко раздавались неритмичные удары камня о металл. И плавное шарканье подошвы о шершавый, битый асфальт.

Увлёкшись отрабатыванием удара, Славка не заметил, что за ним некоторое время наблюдает мужик с перепачканным машинным маслом лицом.

Тем временем Славка решил усложнить себе задачу.

Отметив пустой жестяной бак, скучающий у соседнего гаража, он мысленно прочертил траекторию удара по касательной рикошетом. От стенки гаража в бак и наоборот. Кеды мягко, с обманным безразличием, начали подкрадываться к ничего не подозревающему камню.

– Я извиняюсь… – раздался голос за спиной Славки. Кеды остановились. Славка обернулся.

– Я извиняюсь, а разве ты не должен сейчас… не знаю… уроки, там, дома делать?

Вид мужика в масле не вызывал опасений, мужик не был агрессивным, скорее усталым.

– …Или, там, в школе сидеть? – Дядька автоматически протирал руки грязной тряпкой и прикладывал её же к лицу, умножая тем самым масляные пятна.

Он явно ждал ответа.

Славка подумал и коротко ответил:

– Нет.

Кеды вернулись к своему хитрому плану. Прошли мимо подходящего угловатого полубулыжничка, внушили тому, что ему ничего не угрожает, прогулочным шагом пошли обратно и – бац! В бак – в стенку – ликование Славки, готового произнести итоговое: «д-д…» – но на «а» отрикошеченный полубулыжник прилетел Славке точно в лоб, кроме царапины, оставив на нём шмат зелёной краски с гаражной стены.

Дядька, терпеливо наблюдавший это выступление, с каким-то сдержанным удовлетворением коротко кивнул и вернулся в свой гараж.

Славка постоял, держась рукой за лоб. Вздохнул, затем резко обернулся. Мужика не было, дверь гаража была приоткрыта.

Славка осторожно заглянул внутрь полутёмного бокса.

Дядька, не обращая на него внимания, сосредоточенно перебирал что-то в свалке шнуров, досок и прочего лома. Некоторое время Славка молча наблюдал за этим, потом спросил:

– А вы чего вы тут делаете-то?

Мужик не реагировал, увлечённый поиском чего-то важного в замасленной куче металла. Славка, не заходя внутрь, раскрыл дверь гаража пошире, впустив больше унылого света тусклого дня.

– Вообще-то, это наш гараж....

Славка стоял в проёме. Чуть поёжившись, кинул взгляд по сторонам – на гаражную улицу. Никого. Нерешительно почиркал кедом по колотой каменной крошке на вытоптанном пятачке перед входом в бокс. Мужик был деловито спокоен.

– Да… ключ ищу… Должен тут быть… Шесть на девять… Торцовый… Тут быть должен…

Славка нерешительным жестом пытался передать сомнительность происходящего:

– А… почему тут-то?

– Что? – Мужик словно в первый раз заметил Славку. Задумался. – Да тут он должен быть. Тут я его оставлял.

Славка помолчал, насупившись. Но решил снова уточнить, напирая на слово «наш».

– Но это же наш гараж. Вы в своём поищите.

Мужик, снова было продолживший поиск, вдруг уставился на Славика.

– Ваш? …А ты кто?

Славик ещё больше смутился. Даже как-то выпрямился, как у доски перед ответом в школе.

– Я? …Мальцев… Ярослав… – Ещё подумал немного и добавил: – Владимирович…

– Мальцев, значит… А маму как зовут? Маша?

Славка хотел кивнуть, но вдруг засомневался.

– А вам зачем? Ну, допустим, Мария Александровна.

– Ну, допустим… – Мужик нагло продолжал рыться в гаражном барахле, как у себя дома. – Допустим, я деда твоего приятель. И он дал мне ключи от своего гаража. Так сойдёт?

Славка задумался, продолжая сомневаться в реальности происходящего. Затем покачал головой:

– Нет.

– Что – нет?

– Не сойдёт… – Славка подумал и уточнил: – Он умер. Ещё в прошлом веке.

Мужик выдохнул, теряя терпение в поиске или ведении невнятного диалога.

– Как вы можете с ним дружить… – продолжил размышлять Славка.

Дядька встал посреди гаража, отбросив замасленную тряпку.

– Слушай… Ярослав. Владимирович. Мне очень нужна одна штука. Важная. Я найду её, и ты меня больше никогда не увидишь. Поверь мне, у меня есть свой ключ от этого… строения, приобретённый легальным образом. Долго объяснять все обстоятельства, много нюансов, это ни к чему, да и времени особо нет. Ты не знаешь, родители не перекладывали такой деревянный чемоданчик куда-нибудь?

Славка завис, пытаясь переварить услышанное.

– Чего?

– Деревянный ящик для инструментов. Самодельный такой. Я сам строгал. Ну… деду твоему… Ну… когда он ещё…

– Строгали? Деду? Вам сколько лет?

Мужику на вид было невнятно. На взгляд Славика впрочем – старик. Мать ходила на встречу с одноклассниками – парад зомби. Кому сорок, кому шестьдесят. Одной на вид вообще шестнадцать. А все они в один (почти) год родились, ровесники вроде. Парад зомби и есть. Вот и этот такой. Непонятный мужик. Вроде бодрый. Но какой-то… Как из пещеры вылез. Из гаража ага… И чтобы его деду он когда-то сострогал ящик. Зачем? Может, на уроке труда?

Дядька смотрел на Славика тяжёлым взглядом. Потом что-то решил внутри себя. И вроде как резко расслабился и движения его стали хоть и порывистыми, но плавными.

– Знаешь, в честь кого тебя назвали Ярославом?

Славка молчал.

– Знаешь. В честь прадеда, так?

– И что?

Мужик даже смутился такому вопросу.

– Так, по-твоему, откуда я это знаю?

– Не знаю. Мало ли откуда вы информацию тянете.

Мужик собрал волю в кулак. Подумал.

– Мама твоя любит утром какао с бубликами. Любит?

Славка почесал где-то за ухом, задумавшись. Нерешительно изрёк:

– Ну, допустим… Иногда любит…

Славка снова почесал – теперь подбородок. Мать любила какао и не любила, как делают многие, демонстрировать это напоказ. Проще говоря – в газете про это колонки не писала. Про какао с бубликами могли знать только он, Славка, да ещё продавщица из магазина, привычно собирающая пакет с продуктами.

– А ещё у неё есть любимая игрушка – жёлтый медведь, ей бабушка подарила. Есть, да?

Теперь уже Славка смотрел на мужика тяжёлым взглядом. И молчал.

Тот смутился.

– Нет… я понимаю… Она уже взрослая…

– Есть медведь. Она его на антресолях держит. Иногда вынимает. Только, чтобы я не видел.

Мужик почувствовал, что контакт налаживается. Но всё ещё было шатко. Он решился.

– Бородинский.

– Что?

– Она сказала тебе – к ужину не забудь бородинского?

Славка помолчал, по-прежнему прямо разглядывая мужика.

– Она сказала – не затягивай, к вечеру могут разобрать?

Славка чувствовал, что сейчас закипит. Происходило что-то сильно-сильно непонятное.

– А вы кто?

Мужик вздохнул. Как-то горько вздохнул и добавил:

– Поверь, это не имеет никакого значения… Значение имеет только ключ шесть на девять. А его я как раз не могу найти.

– Он у нас на балконе, – просто сказал Славик.

Мужик вопросительно посмотрел.

– Ящик этот… С крючочками… Ваш самодельный… Мать хотела продавать гараж, какое-то барахло перенесла в дом. Пойдёмте, я вам отдам.

По дороге мужик выяснил, что «дома никого нет, мать на работе, но лучше поторопиться, а то потом не оберёшься». От себя мужик посоветовал заскочить-таки в магазин, а то без бородинского Славка потом не оберётся в любом случае. Возможно, в этом и была роковая ошибка, которая впоследствии и привела к куче необратимых событий, которые, впрочем, скорее всего произошли бы и без участия пачки бородинского во всей этой истории. Мать вернулась раньше.

Славка выкладывал продукты из пакетов. На плите уже шкворчала яичница на двоих. На балконе дядька деловито привинчивал какие-то давно отвалившиеся от стен крючки, поправлял обветшалые полочки и покосившиеся высохшие рамы древнего прошловекового остекления балкона, превратившего его в типа лоджию.

– А что отец, он с инструментом не дружит, гуманитарий? Мальцев этот… ваш… Тут давно пора бы… Подновить как-то…

Славка ответил не сразу. Сначала разложил яичницу по тарелкам.

– Идите, готово…

Мужик, вытирая руки какой-то вечно промасленной тряпкой, вошёл с балкона в кухню. Скептично-удовлетворённо взглянул на тарелки с аппетитными желтками, кивнул. Прошёл дальше – в ванную. После первых звуков пущенной из крана воды раздались ритмичные технические звуки закрывания-открывания. И снова заскрипел какой-то невидимый процесс очередной починки.

– Мальцев… Помню его… Во-ва…

Славка мрачно слушал отрывистый монолог, доносящийся из ванной.

– Потомственный рукожоп…

Славка решил не дожидаться, ни мужика, ни продолжения монолога. Он начал есть, мрачно пережёвывая яичницу, долго и тщательно, словно это был кусок едва прожаренной говядины. Звук открываемой входной двери изменил настроение Славика. Он приготовился ответить. За всё. Он нарушил все правила. Ну почти все – бородинский он успел купить. Но в остальном. А что в остальном – ничего плохого он не сделал. Просто привёл в дом случайного постороннего мужика с замасленной тряпкой и кучей отвёрток в замызганной спортивной сумке какого-то раритетно-винтажного вида, а попросту – с помойки.

– Слав… Ты дома? Едой пахнет…

Мать сняла обувь, прошла из коридора к своей комнате, кинув взгляд в кухню, где Славка сидел, застыв с поднятой вилкой и недопроглоченной яичницей во рту.

– О! Ты и мне приготовил?

Она довольно отметила вторую тарелку на столе и прошла в свою комнату.

– Я сейчас! Руки помою…

Славка, наконец, допроглотил застрявший во рту кусок яичницы и тяжко вздохнул, ожидая дальнейшего развития событий.

Мать, в уже накинутой на себя домашней удобной одежде стремительно шагала к ванной.

Славка, словно в замедленном кино, мысленно пытался затормозить происходящее. Он открыл рот, медленно, как в мучительном сне, где законы физики доказывают, что сопротивляться им невозможно и всё равно утянет, или всё равно не дотянешься, или всё равно не выдохнешь, не вытянешь ноги из песка, не откроешь дверь. Не откроешь рот и не скажешь:

– Мам… Там, это…

У Славки, наконец, получилось.

– Мам! Там… это…

Но тут дверь из ванной открылась сама. И на пороге возник мужик, с наконец помытым лицом. Которое оказалось вполне себе ещё молодым и даже интересным. Ну, в плане, там, наличия интеллекта, живого глаза, подвижной мимики и располагающей вполне улыбки. Вопреки законам физики, Славка успел это как-то подумать за непонятную долю непонятной части секунды или какие там кварки или кванты или нано отвечают за минимальнейшую составляющую времени.