В погоне за … Ann

1

ОСЕНЬ

Главный вокзал города. Поезд издавал протяжные гудки, извещая о скорой остановке.

Андрей сидел, уткнувшись в стекло, покрытое с той стороны мелкими каплями дождя. В его карих глазах, которые останавливались на каждой брюнетке, стоявшей на платформе, читалась тоска, как у поэта, недавно осознавшего ненужность его стихов.

– Ты чего грустишь? – спросила Вика, худая блондинка. Она сидела напротив и улыбалась. – Грустно возвращаться?

– Да нет, – выдохнул Андрей. – Просто это глупо.

– Почему?

– Моя мама никогда не была в Москве. Лучше бы мы ее туда позвали, а не сами вернулись.

– А по-моему, весело. Мне интересно увидеть твой родной город.

Поезд дернулся и остановился.

– Кажется, приехали, – проговорила Вика.

– Кажется… – Он все еще смотрел в окно с надеждой кого-то увидеть.

– Друзей выглядываешь? – спросила она.

– А-а… Ну да, друзей.

Спрыгнув с вагона, он сначала снял два чемодана на колесиках, а потом помог спуститься Вике.

Родной город встретил его мерзкой погодой: дождь смешался со снегом, а холод, погоняемый ветром, колол лицо.

Колесики их чемоданов закрутились по бетону платформы, то и дело попадая в небольшие лужи. Люди на перроне кричали от радости и обнимались, кто-то плакал, а некоторые уже даже закусывали.

Колесики остановились в луже. Андрей смотрел на веселые лица друзей. Полный Паша, кажется, еще больше округлился и чуть уменьшился в росте. А его жена Алина, которую Андрей всегда называл несостоявшимся завхозом (она везде совала нос), кажется, похудела, отчего черты ее лица приобрели угловатую форму.

Андрей обнял Пашу, чмокнул Алину, представил им Вику.

– Как Москва? – спросил Паша.

– Да ничего, – ответил Андрей.

Его взгляд бродил по вокзалу. Он все высматривал кого-то. Того, кто не пришел.

– Ну и каково это – вернуться? – поинтересовался Паша.

– Ну началось… – проворчала Алина. – На улице холодрыга, а он начал свои вопросы.

– А что такого?

– Ну, не вернуться, а приехать в гости, – ответил Андрей. – Не знаю, пока странные чувства.

И маленькие колесики снова продолжили свой нелегкий путь: сначала по перрону, затем по старым ступенькам; они заехали в помещение нового вокзала, а потом им дали отдохнуть в уютном багажнике синей машины.

Алина была за рулем, Паша рядом, а приезжие расположились сзади.

– А почему не на самолете? – спросил Паша.

– Так Андрей боится летать, – ответила Вика.

– Серьезно? – Паша посмотрел на Андрея, и он тому подмигнул.

– Поэтому мы решили поездом. Да, долго, но мне очень интересно посмотреть на город, который сделал этого человека. У вас тут все стихи читают?

– Ага. Особенно этот, – вставила Алина, махнув на Пашу.

– А вот Андрей знает много стихов, этим меня и покорил.

Паша вновь посмотрел на Андрея, тот пожал плечами.

– Так куда ехать? – спросила Алина, взяв телефон.

– Новобережная тридцать пять, квартира сто одиннадцать, – ответила Вика.

В машине возникла неловкая тишина, как будто Вика случайно сматерилась на общем сборе родственников.

– А не там случайно жила Ан… – начала было Алина.

– Антон. Там жил Антон, – перебил ее Паша.

– Антон? – переспросила Вика.

– Да, – ответил Андрей, – мой лучший друг.

– Вот совпадение! – воскликнула Вика. – Может, я квартиру сняла у его матери? Елунина.

– Нет, – задумчиво ответил Андрей.

«Маршрут построен. До прибытия на место осталось сорок минут», – оповестил телефон.

– Почему именно этот адрес? – спросил у Вики Андрей.

– Не знаю. На две недели просто сдавали, цена была самая низкая, – ответила Вика.

– Очень странное совпадение, – заметил Андрей.

– А что, хороший друг? – поинтересовалась Вика.

– Лучший. Он пропал, словно его никогда и не было.

– В каком смысле?

– В прямом. Пропал, будто бы она… – Андрей запнулся. – …он был обычным сном.

– Человек не может просто так пропасть, его всегда можно найти. Соцсети и все такое.

– Может, если захочет вычеркнуть тебя из своей жизни, – ответил Андрей. – «Повремени, певец разлук! Мы скоро разойдемся сами. Не разнимай сплетенный рук. Не разлучай уста с устами»1. Стихи оказались пророческими, разве нет?

– «Уста с устами»?.. Антон – это мужское имя. Вы что, были геями? – удивилась Вика.

Паша хотел ради шутки вставить фразу: «Еще какими!» – но почему-то только глупо улыбнулся.

– Не стоит воспринимать все буквально. – Настроение Андрея явно испортилось. – «Людей неинтересных в мире нет. Их судьбы – как истории планет. У каждой все особое, свое»2.

Паша с Алиной переглянулись.

Вскоре маленькие колесики снова оказались в луже, а потом и в лифте; прокрутившись несколько раз по подъезду, они очутились в однокомнатной квартире с балконом, с которого открывался роскошный вид на город.

У Андрея перехватило дыхание. Все в этой квартире осталось точно таким же, как и было. Диван, стол, стулья, кухня – ничего не изменилось, только вместо ярко-желтых штор сейчас висели темно-синие.

Он закрыл глаза, и в голове всплыло воспоминание. Тогда он тоже смотрел в это окно на снег и звучала песня:

То были капли дождевые,

Летящие из света в тень.

По воле случая впервые

Мы встретились в ненастный день3.

– Мы с Андреем за пивом сходим, – крикнул Паша.

Его слова оборвали прекрасное воспоминание. Андрей обернулся.

– На нас возьмите. – Алина посмотрела на Вику. – Ты же пьешь?

– Иногда.

Двор нисколько не поменялся, он был словно старой песней, услышанной снова через несколько лет. Андрей помнил каждый закуток и даже эти качели, которые, наверное, построили для взрослых детей. Вот и теперь, несмотря на холод, девушка качалась на них, а молодой человек стоял рядом.

– Ты ей не рассказал, да? – спросил Паша.

– А что мне ей рассказать? Что здесь жила моя родственная душа? Или что я не хотел шерудить старые раны и приезжать? Или что выдумал боязнь самолета, чтобы мы поехали на поезде, потому что очень долго?

– Да ладно, вот тебя понесло…

– Я, когда смотрел в окно на вокзал, все хотел увидеть Аню… Давай сходим до кинотеатра Маяковского.

– Ты совсем? Туда двадцать минут идти.

– Помню, была такая же погода. Мы шли с ней из кинотеатра, после фильма «Сломанные цветы»4, и она читала мне стихи. «Не разнимай сплетенный рук… Не разлучай уста с устами…»

– Братан, я тебя совсем не понимаю. Ты приехал с такой классной девчонкой, у тебя там классная жизнь, а ты все думаешь о какой-то шалаве.

Глаза Андрея наполнились яростью, но он сдержался.

– Прости, может, не то ляпнул, не то сказал, – проговорил Паша, – но до Маяковского я по такому холоду не пойду. Иди один, а я пока в магазе куплю все к столу. Ладно? Встретимся тут.

По лицу Андрея было видно, что он хотел сказать очень многое и, наверное, готовился произнести длинную речь, но…

– Ладно, – ответил Андрей.

– Через полчаса, тут, – повторил Паша.

Андрей кивнул, и они разошлись в разные стороны.

Нелепо и глупо рыскать словно собака по старым закоулкам, чтобы просто насладиться мимолетным милым воспоминанием, которое тут же выскользнет и пропадет. Андрей понял это почти сразу, только увидев жалкую сломанную остановку, мимо которой они с ней проходили. И он даже представил двух людей – ее и, наверное, себя, – идущих в другую сторону.

А дальше было еще хуже. Именно здесь, под рекламным билбордом, она остановилась и начала рассказывать о женщине, которая принимала бутылки. И ее рассказ вылился в нечто философское.

«Долбанный жалкий дурак, как же можно было ее потерять!..»

Он быстро дошел до кинотеатра, все время смотря под ноги.

На фасаде старого здания висели плакаты пиратских зарубежных фильмов, на которые он из принципа теперь не ходил. Хорошее дело принцип, но лучше бы Андрей был проще.

Он посмотрел в небо. Все так же вечерние огни города не давали увидеть звезды.

– Вообще ни хрена, ничего не изменилось, – буркнул он сам себе.

Осень (год назад)

Андрей вбежал в пустой холл кинотеатра, тяжело дыша. Успел! Боялся не успеть, но успел.

Была пятница, последний вечерний сеанс артхаусного кино.

«Сломанные цветы» Джармуша. Он смотрел этот фильм раз пять, но на большом экране – никогда.

В холле было пусто. Андрей купил попкорн и пепси (да, она еще тогда была). Положил в рот парочку соленых белых штуковин, глотнул лимонад, потом вынул великолепный черный билет. Средний ряд, середина.

Он подошел к открытым дверям, сунул молодому парню – билетеру билет.

– Блять, – тихо выругался билетер, но из-за отсутствия других людей матерок эхом отозвался от стен.

– Простите?

– На этот сеанс купили всего три билета, один пришел, и я уже, блин, готов был отменять сеанс, но тут вы.

– Да-а…

– Вот вы мне скажите: какой смысл смотреть это старье в кинотеатре?

– Смотреть этот офигенный фильм в кинотеатре все равно что заниматься сексом с женщиной. А смотреть его по телику – все равно что дрочить, – резко высказал Андрей свою заготовленную фразу. Очень часто у него спрашивали о кинотеатрах и старых фильмах.

– Серьезно, – усмехнулся парень, возвращая билет. – Обещайте только не дрочить там.

– Как знать, как знать, – усмехнулся Андрей.

Он вошел в зал в предвкушении. И даже не заметил, точнее, не обратил внимания на девушку, сидящую в последнем ряду. Ну сидит и сидит.

Андрей сел на свое место, поел немного попкорна, запил.

Две минуты до начала фильма.

И тут он почувствовал, как в волосах что-то защекотало, потом еще. А потом легкий, слабее укуса комара, удар в шею. Андрей обернулся.

– Иди сюда, – крикнула худая брюнетка. – Будем вместе смотреть.

– Там звук хуже.

– В смысле?

– Это середина зала, тут будет самый крутой звук. Со всех колонок.

– Да ладно!

– Точно говорю.

Она встала и спустилась к нему.

– Тут же не занято? – Она села рядом.

– Наверное, нет. Не знаю. Говорят, три билета продано.

– Это я.

– Что «я»?

– Ну, раз, —показала она на себя, – два, – показала на него, – три, – снова на себя.

– Не понял.

– Хе. Я купила два билета. Одного человека они выгнать могут, а двух нет. – Она указательным пальцем тыкнула себя в висок: – Я два человека.

– Спасла сеанс?

– А то, уже в третий раз. Вчера я одна смотрела «Четыреста ударов»5.

– Трюффо?

– Да.

– Я тоже хотел сходить, но не смог отпроситься с работы.

– И в чем толк?

– Не понимаю…

– Ты пропустил нечто крутое, чтобы тупо остаться на работе? Предпочел работу удовольствию. А когда еще, скажи, мы увидим Трюффо в кино?

– Ну…

– Трюффо в кино – это словно секс с женщиной! – Она ударила его локтем в бок и усмехнулась.

Он тоже.

Погас свет. На экране показался логотип кинокомпании.

– До этого смотрел? – спросила она.

– Конечно. А ты?

– Смотрела. И как тебе концовка?

– Загадочная.

– В смысле?

– Помню, на MTV смотрел обзор этого фильма, и там говорили, что концовка у фильма двоякая. Типа в конце Билл Мюррей6 видит в машине своего настоящего сына. Сын уезжает, и он, отец, будто теряет его навсегда.

– Ну не знаю. Лично я думаю, что Билл Мюррей тупо хотел, чтобы они были его сыновьями. И он выдавал желаемое за действительное, хотя никакого сына у него нет и не было.

– Тогда ты смотришь концовку, как я тебе сказал, а я – как ты… Кстати: Андрей.

– А я Аня, Кстати Андрей.

– Попкорн?

– Да блин!

Она резко подскочила, сбегала наверх и вернулась с попкорном и пепси.

– У тебя сладкий? – спросила она.

– Ненавижу сладкий. Попкорн должен быть соленым.

– Я думаю точно так же.

Фильм, который они видели столько раз, не требовал такого внимания. Но как объяснить простым зрителям любовь к кинотеатрам и старым фильмам, любовь пересматривать сотни раз одну и ту же картину? Ты точно знаешь, что герой сейчас сделает вот это. А этот дурацкий монолог? Ты же так же пытался признаваться в любви, ты его знаешь наизусть… Но экран все равно притягивает, и для тебя там не Бен Аффлек, а Холден МакНил7.

Конечно, в «Сломанных цветах» не играл Бен Аффлек, но там были Билл Мюррей и великолепная постановка Джима Джармуша. Почти с самого первого кадра и до конца у двух одиноких зрителей в кинозале перехватило дыхание, и они молча смотрели фильм, лишь изредка похрустывая попкорном.

Иногда, в самые волнительные моменты, она поглядывала на него, а он – на нее, и на их лицах появлялась смущенная улыбка.

Это были минуты счастья… Мгновения, когда, кроме них, никого не существовало вокруг.

На экране появилась надпись: «Конец».

Загорелся свет. Они молча, взяв с собой круглые стаканчики, направились к выходу.

– Бля, ну и че тут такого крутого? – на весь зал буркнул билетер, сидевший в первом ряду. – Какая-то пенсионерская ерунда.

В него тут же прилетел пустой стаканчик. А Аня вовремя отвернулась.

Был уже поздний вечер, но улицы ярко освещались фонарями, сквозь свет которых падал мерзкий мокрый снег.

– А ты заметил, что люди боятся темноты? – сказала она, посмотрев в небо. – Фонари освещают город слишком ярко. Не видно звезд.

– Сейчас тучи, какие звезды…

– Вчера не было туч, и все равно ничего не видно.

– А ты хотела бы идти по темным улицам?

– Я бы хотела увидеть Белую Медведицу, как в детстве.

– Может быть, Большую Медведицу?

– Да какая разница? Все равно ничего не видно.

– Может, тебя… – Андрей немного замялся. – …проводить до дома?

– Сразу скажу, что на чашечку кофе я тебя не позову. Да и кто так предлагает? «Может, тебя проводить?..» На это есть только один ответ: может, и проводи. Обычно говорят: «Давай я тебя провожу».

– Ой, ну если ты так начала говорить, то я точно лучше домой пойду.

Они заулыбались. И она повела его к своему дому.

– Ну и какую концовку ты выберешь? – спросила она.

– Возле твоего дома?

– Не-е. – Она усмехнулась. – Возле моего дома мы просто скажем друг другу «пока».

– И даже не обменяемся номерами?

– Все зависит от этих пятнадцати минут до моего дома.

– Это типа как в лифте?

– Да, но знай, что я очень люблю говорить.

– Ну тогда рассказывай. Чем ты занимаешься?

– Продаю страховые полисы.

– Чего?

– Страховку продаю людям, и меня все коллеги ненавидят.

– Обычно ненавидят налоговую.

– Налоговую ненавидят обычные люди, а тут коллеги. Они обзванивают клиентов, приглашают их к себе, а клиенты случайно выбирают меня.

– Как это – случайно?

– Я сижу почти возле самого входа, и у меня есть все бейджики коллег. Я их иногда надеваю. Например, сегодня я была Александром. Мужик сел ко мне и сказал: «Надо же! А какой у вас по телефону был мужской голос…»

Она засмеялась, он улыбнулся.

– А ты? – спросила она.

– А я – рекламой, – проговорил он. – Пиар-отдел крупной сети, куда и магазины, и всё входит. И это такая жесть.

– Типа устал придумывать?

– Типа придумывать ничего не надо.

– Все уже придумано до вас?

– Да. Все уже придумано в девяностых. Весь мир идет вперед, потому что есть конкуренция. А у нас ее тупо нет. Все магазины принадлежат одному лицу. Даже если психанешь на «Пятерочку» и пойдешь в «Чижик», то все равно принесешь доход этому человеку. Конкуренции нет. Поэтому к открытию любого магазина на вход вешаются шарики в цвет магазина и школьники раздают буклеты. Вот и весь пиар.

– И что, вы там ничего не делаете?

– Почему нет? Нас заставляют придумывать крутые идеи. А потом приходит наша старушка. В прошлом, думаю, она была очень красивой, но года… Так вот, она приходит, берет наши идеи и говорит: «Это по́шло, а это дорого». Даже не читает, просто сразу говорит. Я ей одну и ту же идею уже в пятый раз подаю.

Снег усиливался, ощутимо холодало. Аня остановилась.

– Вот прямо тут, – встала она под билбордом, – каждый день лет пятнадцать назад сидела женщина и принимала бутылки. И каждый вечер, когда я с мамой шла мимо этой женщины, моя мать в нее плевала. И знаешь почему она так делала? Мне бабушка потом рассказала. Эта женщина увела моего папу из семьи. Моя мама могла жить дальше, найти себе нового мужа. Но она жила прошлым и обвиняла эту женщину. Она ее ненавидела, но и сама не жила дальше… Так же и ты со своей старушкой. У тебя есть куча путей для реализации, но ты обвиняешь старушку в том, что твои идеи никому не нужны. Понимаешь, о чем я?

– Я типа живу в прошлом?

– Я не об этом говорила.

– А о чем?

– Подумай.

И они пошли дальше.

– Видишь вон ту остановку? – спросила она, показав пальцем на сломанный каркас.

– А там кто сидел? – усмехнулся он.

Она не обратила внимания на его шутку.

– Я люблю стихи, и у меня есть одна идея: чтобы, когда будет тепло, на каждую остановку общественного транспорта с утра приходил человек и читал любой стих. Я уже тут читала, было очень круто. Любишь стихи?

– Не знаю.

– Что значит «не знаю»?

– То и значит, что не знаю. Никогда особо их не читал.

– А мне нравятся, особенно короткие. Двумя словами передается настроение, тогда как в книгах это настроение передается кучей слов.