Потеряшка

Две лапки, три хвостика

Алексей привел дочку Арину посмотреть на щенков, родившихся три недели назад.

– Вот, смотри, теперь можно. Видишь, глазки уже открылись, стоять научились. Скоро с ними и играть можно будет.

– Ой, папа, какие хорошенькие! Папа, а можно их погладить? Папа, посмотри, а этот – как забавно двигается, только на двух лапках.

Алексей наклонился и поднял щенка на руки. Осмотрел и нахмурился:

– Нехорошо, – пробормотал он задумчиво. Щенок запищал.

– Папа? – испуганно спросила девочка.

– Нет, ничего, – Алексей попытался успокоить дочь, но ему это плохо удавалось, – Боюсь, малышка, вы можете больше не увидеться: у него не работают задние лапки, и ему будет очень трудно…

– Нет, папа, нет! – девочка даже заплакала, – посмотри, какой он умный и красивый! Я его вылечу! Ну, пожалуйста, папа, пожалуйста-пожалуйста!

Алексей не знал, что сказать, как объяснить, что щенок – инвалид. Решив отложить разговор на потом, он пожал плечами, сунул щенка дочке в руки и быстро вышел.

У меня сначала было две лапки. Передние. Когда глаза только открылись, я увидел, что мы все одинаковые: все ползали. А потом остальные начали на лапы вставать, на все, а я только на передние. А задние просто тянулись за мной, как второй и третий хвостики. Человеки к нам заходили – огромный и поменьше, но тоже большой. И они на двух лапах зашли. Я позже узнал, что их «человеками» называют, и что они – другие. А сначала думал, что я – тоже человек. На двух лапах. Но у них ни одного хвоста не было, а у меня – целых три. Я так думал. А тот огромный взял меня, поднял и стал крутить перед собой. Потом тому, что поменьше, что-то прорычал. Я тогда слов не понимал, но тон меня напугал. И я зарычал на огромного… А маленький стал огромному что-то скулить. Что скулил – непонятно. Но повторял все время: Папа… папа… И так тепло от этого «Папа» было, что понял: Папа – это хорошо. Великан плечами пожал, меня мелкому сунул и вышел. А маленький к себе прижал, гладить стал. И я почувствовал, что это – ПАПА. Моя маленькая ПАПА.

Мячики

Маленькая Папа принесла меня куда-то и выпустила на что-то пушистое и пахнущее. Объяснила, что это травка. Травка – она приятная, по ней можно двигаться, и хвостикам не больно. Маленькая Папа смеется, что я прямо морской львенок, потому что бегаю на передних лапах, а попу за собой таскаю.

А что, как-нибудь по-другому разве можно? Сама же тоже на двух лапках бегает. Только хвостики за собой не таскает. Маленькая Папа – необычная какая-то: у меня всё тело после лапок, а у нее – над лапками. Вырасту, тоже так научусь бегать. Зато у меня теперь есть имя: маленькая Папа сказала, что будет меня звать Лёвиком.

Маленькая папа передо мной какие-то круглые штуки положила и сказала дать ей желтый мячик. Ага! Оказывается, это «мячик» называется! А как его дать? Он в рот не помещается. Пойдем на хитрость! Маленькая папа так обрадовалась, когда я носом толкнул к ней мячик, закричала, что я – умница и хитрюга! Только, кричит, не зеленый, а желтый!

А что такое «желтый»? Или «зеленый»? Они одинаковые. Но раз этот – не тот, то толкну другой. Ух как радуется маленькая папа, какое-то «Ура!!!» кричит.

– Папа, ты видел?! Лёвик правильно желтый мячик выбрал!

– Ариша, – улыбается большой Папа, – собаки цвета не различают. Но пёсик, действительно, умён: понял, что тебе ДРУГОЙ мячик нужен. Попробуй с ним поиграть тем, что он схватить зубами сможет.

Маленькая Папа послушалась большого Папу и принесла какую-то гибкую и длинную штуку. Эту штуку удобно хватать зубами и тянуть, а маленькая Папа к себе тянет, отобрать хочет. А я не дам! Мне не жалко, но мы ж играем! Жалко, попа скользит, сил двух лапок не хватает, маленькая Папа хоть и маленькая, а вон какой большая!

Они играли так месяц. Второй. Третий. Мышцы Лёвика напрягались и расслаблялись. И как-то раз в азарте игры все четыре лапки неожиданно уперлись в землю. Передние – сильно, задние – чуть-чуть, но уперлись!

– Папа! – закричала маленькая Папа большому, – Папа, ты видишь?! Ты это видишь?!

– Ты молодец, Ариша!

А за мячиками, оказывается, бегать можно! Задние лапки, которые не хвостики, отстают от передних, но их можно подтягивать, и это быстрее, чем тащить их за собой. И желтый мячик не такой, как зеленый – он по-другому пахнет, по-желтому. И в зубы они теперь берутся.

Ливень

Новые лапы все лучше слушаются. Хорошо все-таки, что это, на самом деле, не дополнительные хвостики, а на них бегать можно. Меня уже маленькая Папа догнать не может. Каждый раз, когда я просыпаюсь, мы с маленькой Папой в лес идем. Лес – это, как бы объяснить… это много травы, деревьев и запахов. Тут такие запахи! ЗАПАХИ!!! И эти запахи – живые! Вот, это пахнет мышка… это – птичка… это – человек… А этот запах я пока не знаю. Но должен узнать! Я же исследователь, охотник. Вот он, здесь! Нет, дальше побежал. А я догоню! Маленькая Папа зовет: «Лёвик! Лёвик!..» Сейчас я, еще чуть-чуть… Вот уже почти поймал. Тяф его! Надо же, а запах в разные стороны побежал. А я куда? За этим или за этим? Или за этим и за тем?! Всех догоню! Всех поймаю!

Что-то на нос капнуло… И на хвост… И опять на нос… Как интересно! А на язык поймать можно? Ох ты, как закапало! Тут и на язык, и на хвост, и на всего. Сколько не отряхивайся, все равно мокрый!

А где маленькая Папа? ПАПА-ПАПА-ПАПА-ПАПА! Где ж она?! А где я?! И запахи пропали… Только капаньем пахнет и травой мокрой. Ой, какой грохот! И свет такой резкий! Страшно-то как! И льёт-льёт-льёт… Вот здесь вроде не так мокро… Немного подожду и обязательно найду маленькую Папу. Совсем немного… Я просто устал… Отдохну и найду… обязательно… найду…

И Лёвик, свернувшийся под какой-то корягой, незаметно для себя уснул. Ему снилась маленькая Папа, которой он положил голову на колени, а она гладила его рукой по спине, и это было очень мокро, но безумно приятно… Лёвику исполнилось шесть месяцев.

Утро

Глазу стало щекотно. Я открыл его и сразу зажмурил от яркого света. Попытался встать и чуть не упал: лапки и спина не слушались, как чужие. И сверху ветки мешали. Вылез из-под них, потянулся, стало легче. Где это я? Вспомнил вчерашний дождь и потерявшуюся маленькую Папу. Даже поплакал немного. Но от плача легче не стало, только сильнее есть захотелось. Может, позвать громко-громко? ПАПА-ПАПА-ПАПА-ПАПА!!! Ответа не слышно, только какие-то птицы сорвались с веток и, отчаянно хлопая крыльями, рванули в разные стороны. Нужно самому найти маленькую Папу. А куда бежать? Запахи совершенно новые, а глазами я не помню. К тому же, глаза с трудом открываются, и на них что-то постороннее и липкое. Лапами постарался потереть, стало немного легче. Есть хочется очень-очень. Всегда утром рядом миска появлялась. Вечером в ней всё съедаешь, а утром она опять полная. И как это у нее получалось? Только сейчас никакой миски нет. Но я ж охотник! Вот мышкой пахнет. Поймаю и съем! Никогда раньше мышек не ел. Вот! Вот она! Куда ты?! Врёшь, не сбежишь! Что, думаешь, я норки раскапывать не могу?! Эгей там сзади, поберегись! Суперземлеройный охотник работает, куда земля летит, не смотрим! Ага! Вот она! Попалась! Ничего себе! Стоит на задних лапах, зубы оскалила и пищит. А я – точно охотник? Что-то, кажется, я мышей и не очень-то люблю. Да ну её, бешенная какая-то. А живот бурчит…

Нужно быстрей искать маленькую Папу с волшебной миской. Буду бежать на звуки: где громче, там и человеки. Вон в той стороне что-то жужжит… И-и-эх! Буераки, буреломы, косогоры-горы-горы, руки-ноги береги! Откуда это? Папа маленькая пела… Совсем рядом жужжит и ревет.

Вот она, полоса без леса, земля такая серая и твердая, что даже травы нет. И большие зверюги носятся со страшным ревом. Видел я такие раньше: маленькой Папы папа на такого залезал и др-р-р-р – на огромной скорости убегал. Значит, он где-то недалеко, а там и маленькая Папа найдется. Нужно только догнать какого-нибудь из этих громких зверей. Эге-гей! Стой!!! Стой, я сказал!!! Подождите! Мне ПАПА нужна!!!

Водители автомобилей, несущихся по шоссе, с удивлением смотрели, как вдоль дороги странными прыжками, подтягивая задние лапы, мчался молодой пёс, почти щенок, взахлеб лая на пролетающие мимо машины. Иногда он останавливался, замирал, вытянув вверх морду, долго и глубоко втягивал носом воздух, затем разочарованно мотал головой и опять мчался за очередным автомобилем.

Человеческая стая

Человеки не живут свободно. Они залезают в большие норы из камня или дерева и окружают их стенами. Маленькая Папа тоже жила за такой стеной. А попробуй увидеть, за какой именно. ПАПА! ПАПА! Ты где?! Дремавшие собаки подняли головы, а затем и вовсе встали на лапы и неторопливой трусцой направились ко мне. Их было много: сколько у меня лап, и хвост в придачу. Окружили и замерли, чего-то ожидая. Самый мелкий из них, с меня ростом, негромко рыкнул, и здоровый черный пес, медленно, показательно медленно переступая, подошел и обнюхал меня. Маленькая Папа успела дать мне хорошее воспитание, поэтому я вежливо позволил это панибратство, и сам ответно тоже обнюхал громилу, не забывая наблюдать за его хвостом. Вот бы он вильнул, хоть чуть-чуть. Я б тогда дружески припал на передние лапы и затем высоко подпрыгнул, показывая, что пришел с миром и готов играть. Но хвост парламентера торчал вверх, не шевелясь, и это было плохим признаком.

Мелкий вожак негромко пророкотал свое «Ну?», и черный громила злобно зарычал, что я – кобель. Остальная банда враз заголосила «Кобель! Чужак!», однако, с места не двинулись, на вожака смотрят. Мне стало не по себе, и от страха я заорал на них. Кто ваши ПАПЫ?! Где знаменитое собачье гостеприимство?! Мне было так страшно, что я от паники и возбуждения в запале даже взвизгнул фальцетом. Вожак негромко, но убедительно рыкнул – А ну погодь! Подошел поближе и тоже обнюхал. Затем презрительно гавкнул на черного – Тоже мне «кобель»! Щенок это. Ты со своей мнительностью скоро в слепых кутятах противников видеть начнешь! – и повернулся ко мне, – А ты, парень, ничего, не из тех, кто брюхо сразу подставляет. Есть хочешь?

Как я забыл про этот способ?! Можно ж было лечь на спину и показать беззащитный живот. Ну и хорошо, что забыл. Теперь я нечаянно стал крутым псом. А крутые псы говорят правду. Всегда. И я честно сознался вожаку, что есть очень хочу.

Впервые в жизни я питался в собачьем ресторане. Чего тут только не было: богатейшее меню предлагало кушанья на любой вкус. Иногда из человеческих нор выходили официанты и выносили в ведрах новую еду и вываливали ее поодаль от нас. Видимо этикет не позволял им подходить ближе. Но это же человеки. Они добрые и могут знать, где Папа. Я направился к ним, издалека спрашивая виляющим хвостиком. Уважаемый Человек, извините за беспокойство… Но у этого человека, видимо, было тяжелое детство, и поэтому хромало образование: он совсем не понимал наш язык. И он с криком «А ну, пошел прочь!» больно, а главное – обидно, пнул меня ногой.

– Сосед, зачем бессловесное животное обижаешь? – обратился к нему другой человек, только что вынесший ведро с отходами к мусорному баку.

– Да развелось этих бездомных… Непонятно, какие болячки на себе притащил. Сам смотри: грязный, глаза гноятся, лапы задние приволакивает – как есть больной. Это твой барбос опять притащил, мать Терез лохматый.

Человек, не тот, который ударил, а другой, присел на корточки и призывно засвистел, протягивая ко мне руку. Ага, сейчас!.. Это я только что проходил, опять ногой получить не хочу. И я попытался объяснить, что подходить не намерен: повернулся к ним хвостом и копнул пару раз задними лапами, да так, что в человеков полетели камешки.

Тот, который звал, засмеялся:

– Ишь, какой обидчивый! Да ладно тебе злиться, иди сюда, не обижу.