Шуршастики. Приключения в Чуландии

Предисловие

– История шуршастиков уходит корнями в глубокую древность. Давным-давно наши предки были дикими существами и жили в норах. Но потом решили обустроить себе более удобную жизнь и основали Чуландию…

Вот скукотища! Неужели всем обязательно нужно учиться, чтоб повзрослеть? А если не знаешь, куда уходит корнями история, так что же, и не вырастешь никогда? И голос у учителя Куша такой сладкий и певучий, что хочется закрыть глаза и вздремнуть. Я изо всех сил старался не уснуть и даже подпёр голову рукой. Лишь бы учитель не заметил, что я его не слушаю, а то опять вызовет родителей. Это он быстро! Вон на стене разноцветные шарики – достаточно потянуть за синий, и у нас дома сработает сигнал.

– Чем отличались древние шуршастики от современных? – спросил учитель.

– Образованностью! Ростом! Волосами! – послышалось со всех сторон.

– Правильно, цветом волос, – кивнул учитель Куш. – Раньше у шуршастиков можно было увидеть волосы любого, даже самого необычного жёлтого цвета, но в процессе эволюции и в результате жесточайшей селекции остался только фиолетовый цвет, остальные исчезли за ненадобностью. А почему остался только фиолетовый, кто знает?

– Потому что он самый неприметный ночью. А шуршастикам можно выходить в наружный мир только по ночам, – бойко ответила Тишь.

Подумаешь! Я и сам это знал, просто ответить не успел. И все оттенки давно знаю. Ведь волосы не у всех одинаковые: у кого-то они цвета лунного пятна – это очень светлый оттенок фиолетового; у кого-то – цвета мрачной тени – этот фиолетовый очень тёмный, и самой тёмной безлунной ночью его совсем не видно. Сейчас учитель Куш начнёт перечислять все эти оттенки и подробно объяснять, чем один отличается от другого, но, когда всё это и так знаешь, слушать совсем неинтересно.

Говорят, за пределами Чуландии лежит огромный мир. В нём много света, шума и опасностей. Я пока там не был. Шум и свет меня не очень интересуют, а вот опасности… Но детям строго запрещено выходить наружу. Да и не всякий взрослый решится на это: ведь там территория топтунов. Некоторые самые отважные периодически выходят, чтоб раздобыть еду и кое-какие вещи. Их называют добытчиками. Мы с ребятами хотим стать добытчиками. Это круто! Они такие ловкие, смелые и не боятся даже топтунов.

Мой папа добытчик. Бывает, он уходит на несколько дней и всегда возвращается с добычей. Вон ту огромную железную чашку, которая стоит на столе учителя Куша, тоже добыл мой папа. Однажды он в страшном бою вырвал её из рук топтунов, чтоб принести своему народу. Когда я вырасту, обязательно стану таким же, как он!

– Кыш! Ты опять отвлекаешься?! Смотри мне!!

Я даже вздрогнул от окрика нашего преподавателя. Неожиданно из сладкого и певучего его голос стал резким и громким. Наверное, такие голоса у ужасных топтунов. Разве можно так грубо прерывать поток размышлений?

Да, это он ко мне обратился. Меня зовут Кыш. И я шуршастик.

Чуландия

Как нас только не называли! И домовыми, и привидениями, и даже мышами! Разве можно спутать нас с мышами? Мы же на них совсем не похожи, ну, может быть, только размером. Вот, к примеру, мыши совсем не любят сыр, а шуршастики его прямо обожают!

Вражда шуршастиков и топтунов длится много-много лет. Никто уже и не помнит, с чего всё началось. Даже учитель Куш этого не знает, хотя, вообще-то, ему известен ответ на любой вопрос. Говорят, когда-то наши народы жили дружно, но в это слабо верится. Нет, мы не ведём открытых боёв: слишком уж неравные силы. Мы просто стараемся не попадаться на глаза топтунам. Вроде бы и живём совсем рядом с ними, но, в основном, они даже не подозревают о нашем существовании. Не знаю, вражда ли это?.. Профессор Куш говорит, что мы должны опасаться топтунов, потому что они хотят нас уничтожить. Но, если честно, я ни разу не встречался с ними и не видел тех, кого они покалечили. Должно быть, мы очень хорошо прячемся.

Нам очень повезло, что однажды кто-то из наших предков нашёл Чуландию и остался здесь жить. Говорят, в норах было холодно, и временами их затопляла талая вода, а в Чуландии тепло и сухо. А ещё здесь так много места, что хватает всем жителям. Ещё бы – шесть уровней! Наша школа находится на самом верхнем – шестом. Он считается самым безопасным, потому что даже огромному топтуну пришлось бы встать на подставку, чтоб добраться до него. Вот поэтому тут держат всех детей и хранят общие запасы еды. Моя семья живёт уровнем пониже, там же, где и семьи всех добытчиков. Говорят, что уровни со второго по четвёртый – самые опасные, но я никак не могу понять, чем они хуже других. За мою жизнь там никогда ничего не случалось. Самый нижний уровень необитаем. Во-первых, там выход в мир топтунов, а во-вторых, из выхода сквозит. А на сквозняке можно простыть – так говорит мама.

Все вещи в наших жилищах сделаны из того, что принесли добытчики. Кровати, шкафы, столы – всё это сделано из коробок, в которых топтуны хранят горючие палки, называемые спичками. Сами палки мы не поджигаем: боязнь огня у шуршастиков ещё с тех времён, когда мы были дикими. Зато из палок можно много чего соорудить. Из лоскутов шьётся одежда, фантики от конфет идут на изготовление обуви, а ещё мама плетёт из них красивые коврики. Пригождается и многое другое, что можно потихоньку добыть у топтунов.

– Ну и что ты сегодня получил за урок? – спросила мама, когда я вернулся домой.

– «Плохо», – обречённо ответил я – врать было бесполезно, потому что учитель жил неподалёку, и мама запросто могла спросить у него.

– Ну как же так! – Мама всплеснула руками, и её брови печально приподнялись.

– Он ко мне придирается, – буркнул я.

– Ох, горе ты моё, – вздохнула мама. – Есть будешь?

Мама у меня добрая и за плохую учёбу не ругает. Только вздыхает. А что поделать, если из отметок у нас только две: «плохо» и «хорошо». Вот было бы их больше, я тогда, может, и учился бы получше. Придумали бы какую-нибудь отметку «нормально», к примеру, или «и так сойдёт», или «очень хорошо». На «очень хорошо» я, допустим, не тяну, а «хорошо» мне бы поставили, если бы была отметка ещё лучше. А вот «очень плохо» – такую не надо придумывать. Ну её! Зачем придумывать то, от чего одни расстройства?

Я с аппетитом поедал кашу из крошеного печенья, как вдруг пришёл Чиж. Это мой друг, и мы учимся вместе. Он уселся за стол напротив меня и громко спросил – так, как будто я глухой:

– Кыш, ты пойдёшь делать задание, которое нам задал учитель Куш?

Я вытаращил на него глаза: какое задание? Неужели я так отвлёкся, что совсем ничего не услышал?

– Ну, помнишь, то самое, которое нужно делать в парах, – опять громко, как отрепетированную роль на праздничном спектакле, сказал Чиж и выразительно подмигнул всем лицом.

– Вот и молодцы, конечно, идите, – сказала мама. – Уроки – это очень важно.

А Чиж то выпучивал глаза, то подмигивал, то шевелил бровями, как будто у него разум помутился. И вот тут я понял, что друг что-то задумал. Даже пух на его ушах взволнованно дрожал.

– Да-да, нам нужно непременно сделать вместе это важное задание. Срочно! – сказал я, не сводя взгляда с Чижа, пытаясь понять, правильно ли его понял, а тот едва заметно кивнул.

Я даже не стал доедать, вскочил из-за стола, и мы помчались прочь из дому.

Чиж торопливо спустился на уровень пониже, и я за ним, он ещё ниже, и я следом. Что же такое он задумал?

– Эй, Чиж, мы куда?

– Тсс!.. – только и сказал он, не останавливаясь.

Вот мы спустились уже до второго уровня, и тут ко мне подкралось нехорошее предчувствие. Неужели Чиж хочет выбраться наружу? Ведь там же… Догадка так ошарашила меня, что я тут же остановился:

– Эй! Постой! Если ты сейчас же не скажешь, куда мы бежим, я не сдвинусь больше с места, – и для пущей уверенности, чтоб он не думал, что я шучу, я по-взрослому сложил руки на груди.

Чиж, успевший уже отбежать от меня на приличное расстояние, вернулся.

– Ладно, – сказал он, немного подумав. – Только обещай, что никому не скажешь!

– Обещаю, – недовольно ответил я.

Вот раздражает меня такое: сначала звал меня, моргал там, видите ли, я даже как следует не поел, за ним побежал, а он теперь какие-то тайны выдумывает.

Чиж оглянулся по сторонам, подошёл ещё ближе и страшным голосом зашептал прямо мне в ухо:

– За стеной нет топтунов!

Я посмотрел на него, потому что он замолчал и опять выразительно вытаращил глаза и зашевелил бровями.

– Как это нет? А кого тогда мы боимся?

– Не знаю. Я случайно подслушал, как мой папа разговаривал с другими добытчиками. Твой папа, кстати, тоже был там. Так вот, они говорили, что топтунов нет.

– Так это же хорошо! – воскликнул я.

– Тсс! – зашипел на меня Чиж и принялся озираться по сторонам, хотя поблизости никого не было. – Хорошо-то хорошо, но они сказали, что и запасов практически не осталось. Получается, наши запасы напрямую зависят от топтунов. Есть топтуны – есть запасы, нет топтунов – нет запасов. Понимаешь?

Я кивнул, хотя всё это как-то плохо укладывалось у меня в голове. С одной стороны, топтуны – наши враги, но с другой – это что же получается, мы от них зависим? Я никогда раньше об этом не задумывался. Ну да, добытчики приносили еду и вещи, но, откуда всё это бралось, я не думал. А теперь стал всё сопоставлять: папа в последнее время слишком часто стал уходить за добычей, а приносил уже не так много. Да и кашу из толчёного печенья мама теперь готовила только мне, а раньше её вся семья ела. И как же я сам этого не заметил?!

– И что же теперь? – растерялся я.

– А то! Пойдём и посмотрим!

– Нам же туда нельзя! Пока мы не научимся становиться невидимыми, нельзя выходить из Чуландии!

– А кого нам теперь опасаться, если топтунов нет?

А и правда! Если нет опасности, то и прятаться не нужно. Тем более мне так давно хотелось посмотреть, какой он – мир топтунов.

Мы спустились на первый уровень. Там было тихо. Похоже, никто из шуршастиков не решался обживать самый низ Чуландии. И немудрено: ведь где-то здесь выход в опасный мир.

Все стены тут оказались измалёваны какими-то странными рисунками. На них были разные существа, которых я не мог узнать. Стоящие на четырёх лапах, покрытые шерстью. У одного хвост торчал трубой, а на носу топорщились в разные стороны чёрточки – спички, наверное. У другого хвост был загнут крючком, а из огромной пасти торчали страшные зубы. А вот это мышь – подумать только! Мышь-то я узнал, хотя тоже никогда не видел. Нам учитель показывал на картинке. Там, где живут шуршастики, обычно мышей не бывает, потому что мы с ними боремся. Ведь мыши съедают все запасы, а особенно озверевшие могут и на самих шуршастиков накинуться. Поэтому либо шуршастики, либо мыши.

Вот огромное страшное существо пытается затоптать крошку-шуршастика. Существо – это, должно быть, топтун. Вон у него какие ноги толстопятые! А шуршастика я узнал по большим пушистым ушам, красивым выпуклым глазам и маленькому росту. А ещё по четырём пальцам на руках, если эти кривые чёрточки можно назвать пальцами. Вон у топтуна их пять нарисовано. Любой малыш знает, что у топтунов есть лишние пальцы. А ещё у них есть когти! Да-да, на каждом из пяти пальцев. Ужас какой… У шуршастиков пальчики мягкие, без всяких там наростов. И вообще, я считаю, что шуршастики – самые прекрасные существа, которые только могла создать природа. Всё что нужно – при них: и размер идеальный, и красота. Как же мне повезло, что я родился шуршастиком, а не топтуном или кем-нибудь из тех непонятных существ на картинках!

– Смотри что нашёл! – воскликнул Чиж.

Я оглянулся. В руках у моего друга была небольшая чёрная палочка с криво заострённым концом. Он провёл ею по стене, и палочка оставила после себя корявый чёрный след.

– Это же рисовалка! – осенило меня. – Эти картинки ею нарисованы.

– Моя! – коротко сообщил Чиж. – Я нашёл!

Повсюду валялись огромные вещи топтунов, однажды забытые здесь и ставшие ненужными. Мы осторожно пробирались между старыми ботинками такого размера, что в одном вполне можно было сделать жилище. Да, вот в этом, который валялся на боку. Чиж постучал по нему рисовалкой, а я заглянул внутрь и страшным голосом прогудел:

– Э-э-э-э-эй!

Это я специально так сделал, чтоб напугать Чижа. Но вдруг из тёмной середины ботинка резко вынырнул взъерошенный, уже совсем седой старый шуршастик. Так резко, что я невольно отпрянул и шмякнулся на пол.

– Чего вам надо? – зашипел он. – Ходят и ходят, шумят и шумят. Никакого житья от вас нет!

– П-простите… – замямлил я. – Мы не знали, что здесь кто-то живёт.

– Не знали они! – передразнил шуршастик. – Пошли вон!

Нас с Чижом не пришлось долго уговаривать – мы тут же подскочили и собрались драпануть подальше от сердитого старика, но тот окликнул:

– Эй, ты! Да-да, ты, – он строго смотрел на Чижа. – Положи на место! – И старик указал пальцем на пол, на то место, где Чиж нашёл рисовалку.

Чиж тут же отбросил её, словно она была заразная, и помчался прочь. А я за ним.

– Вот ведь злыдень! – выругался Чиж, когда мы отбежали подальше от ботинка с его грозным хозяином. – А я и не знал, что на первом уровне кто-то живёт.

– И я не знал.

Чиж испуганно таращил и без того большие глаза, а пух на его ушах заметно дрожал, выдавая волнение. Думаю, что и я в этот момент выглядел не лучше. И что-то мне вдруг так смешно стало! От страха, наверное, который в итоге оказался вовсе не страшным.

– Представляешь, он спит себе преспокойно, а тут я такой: «Э-э-э-э-эй!» А ещё ты барабанишь! – хохотал я. – Ходим такие, ничего не подозреваем. А он, наверное, подумал, что это топтуны!

Чиж сначала молча смотрел на меня, а потом тоже захохотал.

Правило № 1: Запрещено выходить в наружный мир днём

Как-то раз я подходил к краю Чуландии, к тому месту, где под самой нижней полкой мыши когда-то прогрызли дыру. Я прокрался следом за папой, который пошёл за добычей. Мне очень хотелось посмотреть на ужасных топтунов. Я ждал, ждал, но они так и не появились. С той стороны вообще было очень тихо, и даже не верилось, что там живут самые огромные и страшные существа в мире. Может быть, они уже тогда все исчезли? Так я их и не нашёл… Зато меня нашла мама и оттрепала за уши, приговаривая, что детям нельзя выходить наружу. Но я же не выходил. Я весь оставался в Чуландии и только голову высунул. А голова не считается.

Это было в прошлом году. С тех пор я даже близко не подходил к первому уровню.

Теперь я уже смутно помнил, где здесь выход. Можно сказать, даже вообще не помнил. Потому что я же за папой шёл, мне важнее всего было не потерять его из виду, чтоб не заблудиться, а так дорога плохо запоминается. Вот когда сам идёшь, как мы с Чижом сейчас, то тогда обращаешь внимание на какие-то приметные штуки. Вот этот рисунок на стене, к примеру, или тот огромный ботинок, в котором живёт старый шуршастик.

Здесь было достаточно темно, поэтому всё хорошо видно. Это топтуны в темноте совсем не видят, а шуршастикам, чем темнее, тем лучше.

– Смотри! – крикнул Чиж. – Там что-то виднеется! – и помчался туда, где белела неровная полоса, похожая на крючок или на вопросительный знак.

Мы подбежали ближе и остановились. Помнится, раньше, когда я приходил сюда в прошлый раз, здесь была просто круглая дыра, а теперь она зачем-то прикрыта приставленным куском картона. Там, с той стороны, было тихо. То есть вообще ни звука не доносилось. Может быть, и правда топтунов там нет? Не могут же такие гигантские существа передвигаться совсем бесшумно. Мы переглянулись с Чижом и одновременно кивнули, будто каждый знал, о чём в этот момент думает другой. И мы пошли. Первым Чиж, а я за ним. Вот друг осторожно взялся за край вопросительного знака, оглянулся на меня – моё сердце так сильно забилось, что я подумал, оно вообще сейчас выскочит, – и вышел.

– Ай-ай-ай! – тут же завопил Чиж, и я, не задумываясь, бросился к нему.

Свет, такой белый и яркий, больно резанул по глазам. Так больно, что… я даже не знаю, с чем сравнить. Никогда раньше я такого не испытывал. Мои глаза как будто чуть не лопнули! Я знал, что снаружи много света, но не знал, что он такой опасный.

Не открывая глаз, я на ощупь нашёл своего друга, который сидел, сжавшись в комок, тут же, у самого выхода, и тихонько постанывал. Кое-как мы забрались обратно в нашу безопасную Чуландию – вслепую, ощупью, боясь открыть глаза и снова стать жертвами дневного света.

Какое-то время мы сидели прямо на полу первого уровня и приходили в себя. Поначалу мы ничего не видели, и было очень страшно, что мы ослепли навсегда. Но постепенно зрение вернулось.

Вот глупые! Захотели выйти в большой мир без подготовки. Если бы всё было так просто, то туда и младенцев пускали бы! Не зря же сначала нужно много узнать и многому научиться. И даже потом не всякий шуршастик готов выходить, некоторые выбираются только в случае крайней необходимости.

Легенда о старом шуршастике

Весь остаток дня я так и эдак ходил вокруг папы, не зная, как к нему подступиться. Мне так хотелось узнать, кто же такой живёт на первом уровне, но спросить об этом напрямую значило выдать себя. Да и как задать вопрос? «Что за старичок живёт в самом низу Чуландии?» Папа сразу скажет: «Ага! Откуда ты о нём знаешь? Ходил туда?» И мне обязательно попадёт. А если спросить: «На первом уровне кто-нибудь живёт?» – папа точно отмахнётся, скажет: «Мал ещё об этом знать».

– Папа… – неуверенно начал я, осознавая, что обратного пути уже не будет. – А на всех уровнях Чуландии живут шуршастики?

– Зачем тебе?

– Ну-у-у… так, интересно просто.

– На всех, кроме первого, – ответил папа.

Да так ответил, что и не прицепиться. Как теперь спросить про старика, которого я видел?

– Что, первый совсем пустой? Ни одного шуршастика? Это сколько же места зря пропадает! – Я старательно возмутился.

– Ты ведь не был там? – Папа прищурил глаза и внимательно посмотрел на меня.

– Нет, конечно! Нам же нельзя, – я изо всех сил сделал честное лицо и выдержал его взгляд, чтоб он ничего не заподозрил.

– Ладно, я расскажу тебе. Рано или поздно ты всё равно узнаешь, – папа внимательно посмотрел на меня, словно пытаясь определить, можно ли доверить мне такое знание. – Когда-то давным-давно, когда и меня ещё на свете не было, произошёл несчастный случай. Единственный за всю историю нашего народа. Ты ведь знаешь, что все шуршастики, достигнув определённого возраста и получив нужные знания, могут становиться невидимыми?

Я кивнул.

– Так вот, оказалось, что не все… – Папа замолчал, а мне почему-то так страшно стало. Как это не все? Как же жить-то можно без невидимости?? – Однажды маленький шуршастик не смог стать невидимым.

– И что же с ним произошло? – заволновался я. – Он погиб?

– Нет. Но его жизнь стала такой ужасной! Ведь если шуршастик не научился становиться невидимым, то и защитить себя он не сможет. Стоит выйти из Чуландии, и его тут же схватят топтуны! Тот маленький шуршастик так огорчился, так опечалился, что замкнулся в себе. Он думал, что все смеются над ним, ведь никто раньше даже не слыхал о шуршастике, который не мог становиться невидимым. Поэтому он начал избегать встреч с другими шуршастиками. Постепенно друзья отдалились от него, потому что все они теперь могли выбираться в большой мир, а он боялся. Он потерял смысл жизни, ушёл подальше от всех, устроил себе жилище на первом уровне, где топтуны свалили в кучу свои огромные вещи, и стал жить тихо-тихо. Словно он невидимый.

Слушая папину историю, я быстро понял, кого мы с Чижом встретили на первом уровне.

– А как его зовут?

– Дедушка Пыж, – ответил папа.

– А чей он дедушка?

– Ничей. Просто его так называют. Из-за своих страхов и огорчения он так и не создал семьи. Да и к остальным шуршастикам не поднимается со своего обжитого первого уровня. Так и живёт один. Прячется ото всех. Когда ты сможешь выходить наружу, ты его встретишь. Тогда сделай вид, будто не видишь его. Он очень нервничает, когда кто-то его замечает.

М-да… странная история. Чудной какой-то старик. Ну что ж, мне нетрудно сделать вид, будто я его не вижу. Тем более если в таком случае он не станет на нас бросаться.

Правило № 2: Детям запрещено выходить из Чуландии

Время шло, а запасов не становилось больше. Теперь некоторые шуршастики даже в открытую об этом говорили, строя разные версии. Больше всего, конечно, они обвиняли в нехватке припасов добытчиков, которые «совсем обленились и стали работать хуже». Об истинной причине, похоже, знали лишь сами добытчики да мы с Чижом. Я никак не мог понять, почему папа не скажет всем, что запасов и снаружи нет, а продолжает настырно ходить и ходить в большой мир, пытаясь что-то раздобыть там. Ведь было бы так просто всем объяснить, что происходит на самом деле, и сказать, что это не его вина. Вот что бы тогда все говорили? Обвинять-то уже было бы некого. Запаниковали бы, наверное. А как они хотели? Это очень легко – сваливать всю ответственность на кого-то одного. А мне было так обидно за папу! Я же видел, как он старается.

Мы с Чижом больше не пытались выходить наружу и даже не разговаривали о том, что тогда произошло. Потому что нам было стыдно признавать, что мы не справились и опрофанились при первом же выходе. А если бы нас тогда кто-то увидел, мы вдобавок и опозорились бы. А ещё мечтали стать добытчиками! Мы просто старались забыть о своей нелепой попытке, но у меня никак это не получалось. Я всё думал и думал – что мы сделали не так? Как добытчики выходят наружу? Неужели они каждый раз вот так мучаются? Тогда у них действительно очень опасная работа. Но ведь, когда я выходил в первый раз, такого не было. Ну да, да, я не полностью выходил, но глаза-то мои вместе со всей головой были не в Чуландии, и они не полопались. И никакой вспышки света тогда не было.

Уроки закончились, и мы с Чижом пошли домой. Разговор не клеился, потому что Чиж что-то спрашивал про учёбу, а я всё думал и думал о своём и на его вопросы отвечал невпопад. Да и какая может быть учёба, когда снаружи творится неведомо что!

– Надо ночью выйти, – вдруг сказал я.

– Куда? – не понял Чиж.

– Наружу.

– Ты что, с ума сошёл? – оторопел Чиж. – Не-е-ет, я туда больше ни ногой! У меня это, вообще-то, единственные глаза, и мне их нужно как-нибудь доносить до старости в целости и сохранности.

– Но ведь ночью нет дневного света, потому что дневной свет назван дневным из-за того, что он только днём бывает, – продолжил я свою мысль. – Значит, ночью мы сможем видеть. Добытчики ведь так и делают – как мы сразу до этого не додумались?

– Знаешь, я уже как-то не уверен, что хочу быть добытчиком.

Я даже остановился и посмотрел на него так, будто не узнавал. Потому что в голове не укладывалось, как это можно было расхотеть быть добытчиком. При первой же трудности? Да у них вся жизнь – сплошные трудности!

– Чего смотришь? – засопел Чиж.

Я продолжал молча смотреть на друга. Даже чуть прищурил левый глаз для убедительности.

– Да не смотри ты так! – Чиж отвернулся, но продолжал искоса поглядывать на меня.

В такие моменты главное – выдержать правильную паузу и правильно смотреть, мысленно передавая: «Ты что! Ты же совсем не так рассуждаешь! Ну-ка, пусть в твою голову лезут хорошие мысли». Ну и, конечно, один глаз чуть-чуть прищурить. Без разницы – правый или левый. У меня просто левый лучше щурится.

– Ладно уж, пойдём, – наконец сдался Чиж.

Я улыбнулся. Теперь я снова узнавал своего друга.

Еле дождавшись ночи, мы с Чижом тайком побежали вниз. И как нам раньше это в голову не пришло? Ну, то, что выходить из Чуландии нужно ночью. Ведь и добытчики всегда уходили по ночам, да и другие шуршастики, если и выбирались наружу, то непременно ночью. И я за папой тогда тоже ночью пошёл. Ведь неспроста же это? Нужно было сразу над этим задуматься. А то – ишь! – решили и тут же помчались радостные, толком ни в чём не разобравшись.

Но если днём мы бежали открыто, и никому дела не было, куда и зачем мы бежим, то теперь нам приходилось осторожничать. Ясно ведь, неспроста два мелких шуршастика направляются среди ночи в сторону первого уровня, куда, вообще-то, ходят только с определённой целью. А у нас прямо на лицах было написано, что мы ещё не проходили тему маскировки.

Мы скрывались по углам, за коробками, которые были чьими-то спальнями, старались никому не попасться на глаза. Если бы нас увидели, просто вернули бы обратно, и наш план не осуществился бы.

Вот мы кое-как добрались до первого уровня. Здесь уже мало кто мог нас заметить. Разве что добытчики, но они все уже ушли – мы проследили. Значит, теперь можно было беспрепятственно выбраться наружу, в большой мир. Оставалось пробраться сквозь кучу огромных топтуновых вещей. Вот и ботинок, в котором живёт старый шуршастик. Мимо него мы прошли особенно тихо, чтобы на этот раз не потревожить его обитателя. Ботинок уже остался позади, и вдруг совсем рядом кто-то ка-а-ак рявкнет:

– Опять вы здесь!

Я даже уши прижал – так страшно стало. Мы с Чижом прижались друг к другу. Сразу даже не поняли, кто на нас ругается. А это оказался дедушка Пыж. Мы-то думали, что он у себя в ботинке сидит и вылезает оттуда, только чтоб поворчать на прохожих. Но нет, на этот раз дедушка Пыж рылся в большой коробке, задвинутой к самой стенке. Уж не знаю, что он в ней искал, но сейчас оттуда торчала только его растрёпанная седая голова.

– Что таращитесь? – недовольно проворчал дедушка Пыж.

– Представь, что ты его не видишь, – торопливо шепнул я Чижу, опустив глаза.

– Зачем? – удивился Чиж.

– Да так. Это сумасшедший старик, он думает, что он невидимый. А с сумасшедшими лучше не спорить.

Мы прошли совсем рядом с дедушкой Пыжом, старательно делая вид, что не замечаем его. И он нам больше ничего не сказал, только проводил сердитым взглядом.

А вот и дырка в стене. На этот раз она не была прикрыта куском картона. Мы с Чижом осторожно выглянули наружу – мало ли там подстерегает какая-нибудь опасность, кроме дневного света. Но снаружи было темно и тихо.

– Вот видишь? – спросил я.

Это со стороны могло показаться, что мой вопрос такой короткий. На самом деле он вмещал в себя многое: видишь, раз нет сейчас яркого света и опасностей, значит, не зря мы ещё раз попробовали выбраться наружу; это просто в первый раз нам не повезло; ну и, конечно же, рано Чиж передумал становиться добытчиком. Вот это всё было в моём вопросе. Чиж прекрасно меня понял – не зря же мы столько лет дружим – и молча кивнул.

Мы выбрались из Чуландии. Впервые в жизни. Прошлый раз не считается: мы ведь тогда только вышли и тут же обратно спрятались. А сейчас мы сделали шаг и ещё один и вот уже на пять шагов отошли от входа в Чуландию. Ну и что, что постоянно озирались по сторонам.

Этот наружный мир и в самом деле оказался невероятно огромным. Понятно, что у таких гигантских существ, как топтуны, и жильё должно быть гигантским, но эта большущая коробка была намного больше, чем вся наша Чуландия со всеми её шестью уровнями. Здесь было тихо и пусто. Вот то есть совсем ничего не было – только огромные голые стены, уходящие далеко и вширь и ввысь. А уж от стены до стены такое невероятное расстояние! Это вам не коробка из-под печенья. Столько пустого пространства, что дух захватывает!

– Ох, что-то мне нехорошо… – промямлил Чиж. – Голова кружится.

И немудрено. У меня самого с непривычки были странные ощущения. Эта пустота как будто давила сверху, с боков. Вроде бы и не тяжёлая, а давила. И я чувствовал себя таким маленьким и беззащитным в этом огромном наружном мире. Выходить на середину этой пустоты было страшно, и мы торопливо отбежали обратно к стене, в которой был вход в Чуландию.

– Ну, чего? – кивком спросил Чиж.

– Чего? – повторил я за ним.

– Пойдём? – И друг тихонько подтолкнул меня.

– Пошли, – даже не сказал, а выдохнул я, потому что понял, что я пойду первым.

И мы пошли, стараясь идти вдоль стенки, даже придерживаясь за неё – так надёжнее. Я шёл первым, а Чиж за мной, и я слышал, как он дышит мне в затылок.

Потом стенка неожиданно закончилась. Дальше, через какой-то промежуток, она снова начиналась, но, чтоб до неё добраться, нам пришлось бы отцепить руки от стены, за которую мы держались, как будто это соединяло нас с нашим домом. Мы в растерянности остановились. Если бы Чиж снова подтолкнул меня, то я, наверное, пошёл бы, но он не спешил, и я не торопился. Так мы и стояли, прижавшись к стене. А потому что страшно!

– Может, хватит для первого раза? – осторожно спросил Чиж. – Вышли, посмотрели. Даже прошли вон сколько. На топтунов не наткнулись.

– Да, можно уже и обратно идти, – согласился я. – В следующий раз дальше пройдём. Посмотрим, что там ещё есть.

Мы повернули назад. На этот раз Чиж оказался впереди, а я шёл следом за ним. И только начали потихоньку продвигаться, только я подумал, что обратно-то можно и побыстрее бежать, как вдруг сзади кто-то – хвать меня за ухо! Я аж взвизгнул. Нечаянно… Любой бы на моём месте взвизгнул. Быстро обернулся, а там оказался мой папа.

– Вы что здесь делаете? – сердито воскликнул он.

– Мы хотели посмотреть… – тихо промямлил я. А сердце всё ещё колотилось, как сумасшедшее.

– Вы что, не знаете наших правил? – продолжал ругаться папа.

– Детям запрещено выходить из Чуландии, – заученно выпалил я.

– Тсс… – Чиж испуганно озирался по сторонам. – Услышат же.

– Здесь никого нет, – громко и как-то грустно сказал папа. – Топтунов больше нет… – И он вдруг сел прямо на пол, обхватив голову руками.

Мне стало по-настоящему страшно. Даже страшней, чем если бы сейчас на нас выскочил огромный топтун. Я никогда не видел папу вот таким. Растерянным, что ли. Его глаза смотрели так грустно и обречённо, что сразу становилось ясно – дальше не будет ничего хорошего.

– Их уже давно нет, – продолжил папа. – Однажды они ушли и больше не вернулись. Вы думаете, почему мы так спокойно живём в их чулане? Разве раньше мы могли вот так расселиться по всем полкам? Мы ютились среди вещей, постоянно прятались и скрывались. Зато у нас всегда были запасы еды. А теперь… Какое-то время мы ещё находили то, что забыли топтуны, но теперь не осталось ничего, даже малой крошечки.

Я не знал, что сказать. Папа впервые рассказывал о таких вещах, о которых я даже не задумывался. Оказывается, наша прекрасная Чуландия – это всего-навсего просто чей-то чулан? В котором кто-то хранил всякие ненужности?

– И что же делать? – растерялся Чиж.

– Не знаю, – сказал папа.

– Нужно сказать всем, – предложил я. – Нужно, чтоб все знали о проблемах и решали их вместе.

– И как они будут их решать?

– Ну, хотя бы перестанут обвинять во всём добытчиков.

Папа посмотрел на меня так, будто впервые увидел. Потом задумался. Потом кивнул. И мы пошли. А в Чуландии он на общем собрании рассказал всё как есть. И про топтунов, и про запасы, которых не осталось в большом наружном мире. Все долго молчали. А потом общим собранием было решено экономить запасы, которые у нас ещё пока оставались, а добытчикам поручить искать новый источник запасов. Ведь должен же он где-то быть.

Заклинание маскировки, или Как важно быть взрослым и разумным

С тех пор наша жизнь мало изменилась. Разве что еду теперь выдавали каждому в руки, и для этого нужно было отстоять длинную очередь. Я-то думал, что нас из-за тяжёлой ситуации тоже раньше положенного срока определят в добытчики. Ведь это же логично: больше добытчиков – больше шансов что-то найти. Но нет, мы по-прежнему продолжали ходить в школу и изучать всякую бесполезную ерунду типа истории нашего народа. Но вот однажды…

…Учитель Куш стоял и терпеливо ждал, когда мы все рассядемся по местам и перестанем шуметь. Потом, как бы невзначай, спокойно и даже, как мне показалось, безразлично, сказал:

– Сегодня у нас тема урока: «Маскировка».

Да, сказал вот так запросто, как будто речь шла об обычной теме. А нужно было сказать «очень важная», «невероятная», «суперинтересная», «всем необходимая», «без которой шуршастики не представляют своей жизни». Ну или ещё как-нибудь.

– Ура!!! – завопил Чиж.

Учитель Куш строго посмотрел на него, но это было бесполезно, потому что тут же вслед за Чижом закричали все. А как он хотел? Я, может быть, и учиться-то ходил только ради этой темы. Ведь это означало, что теперь нас уже никто не будет считать маленькими детишечками и нам можно будет открыто выходить в мир топтунов. Наконец-то дождались!

– Наше занятие будет состоять из теории и практики. Маскировкой мы пользуемся в случае опасности, – медленно, нараспев продолжил Куш. – Это умение спасло жизнь не одному шуршастику, оказавшемуся в трудной ситуации. Трудная ситуация – это оказаться лицом к лицу с самым опасным существом в природе – с топтуном. Некоторые из вас вскоре станут добытчиками, вот им особенно понадобится умение становиться невидимым. Но это не значит, что другим оно не пригодится. Любой шуршастик должен уметь маскироваться, потому что никто наперёд не знает, что с ним может случиться.

– Ы-ы-ы-ы… – послышался недовольный выдох справа, где сидел Толстяк Рюш – самый тощий из нашей группы.

Это не мы придумали ему такое прозвище. Толстяком называли в детстве ещё его отца – такого же тощего и хилого. А Рюшу прозвище досталось по наследству.

От этих долгих россказней Куша я бы тоже застонал, да Толстяк Рюш меня опередил, а повторять за ним было уже не круто. Вообще, круто делать что-то первому. Поэтому я просто вздохнул. Без «ы-ы-ы-ы».

– Ещё раз кто-нибудь помешает мне вести урок, и я выволоку его за ухо вон! – так же монотонно, нараспев предупредил Куш и указал пальцем на круглую дырку в большой картонной коробке, которая служила нам кабинетом для занятий. И, даже не сделав паузу, словно его предупреждение было частью темы, продолжил: – Говорят, что когда-то давно наши предки – дикие шуршастики – умели делать и другие магические вещи, но утратили эти навыки, осталось только заклинание маскировки, которое теперь передаётся из поколения в поколение. Впрочем, может быть, это всего лишь пустые разговоры.

«Вот это вот всё – пустые разговоры! Когда мы уже к практике перейдём?!» – подумал я, изо всех сил стараясь быть терпеливым. Потому что если я начну крутиться, или ворчать, или вздыхать громко, как Рюш, то учитель может выгнать меня с урока и я пропущу такую важную тему. А ведь мне ещё добытчиком быть! Поэтому я никак не могу пропустить тему маскировки.

– Почему невидимости не учат с младенчества? Ведь, если это наша единственная защита, то, по логике, нужно обучать этому шуршастиков сызмальства, – учитель внимательно осмотрел нас всех в ожидании ответа.

– Наверное, это очень трудное волшебство, и малышня с ним не справится, – предположил я, раз уж все остальные молчали.

– Нет, не правильно, – усмехнулся Куш, явно довольный тем, что я ошибся.

– Потому что младенцев и так не выпускают наружу. Зачем им невидимость? – выдал свою версию Чиж.

– Тоже неверно! – радовался учитель. – Ну, есть ещё предположения?

Предположений больше не было.

– Ну что ж, – учитель Куш сделал паузу и внимательно оглядел нас: – Младенцев не выпускают как раз потому, что они пока не могут себя защитить и замаскироваться. А не учат их этому потому, что они ещё маленькие и неразумные. Нельзя доверять великую тайну маскировочного заклинания маленьким и неразумным. А вдруг они выдадут её кому-нибудь? Не со зла и не из вредности, а только по своей неразумности. Вот поэтому проще до какого-то возраста держать их внутри Чуландии и оберегать, чем доверить им нашу тайну. Но, когда ребёнок становится достаточно разумным, тут-то ему и передают секретное знание. Сегодня вы все сделаете очень важный шаг в жизни, – учитель замолчал и с улыбкой посмотрел на нас, на каждого в отдельности. Будто мы все должны вот-вот измениться, и он непременно хочет запомнить нас такими. – Итак… Перейдём к делу, – сказал учитель после паузы.

«Наконец-то!» – подумал я. И, наверное, все остальные тоже так подумали.

– Внимательно наблюдайте за мной. Чтоб стать невидимым, нужно замереть на месте.

Он тут же остановился, став похожим на статуэтку. Ни один волосок не дрогнул на его ушах. Но он не стал невидимым. Может быть, он так думал, что стал невидимым, но я-то его видел!

Учитель Куш снова зашевелился:

– Ну как, видели?

– В том-то и дело, что видели! – разочарованно проворчал Чиж.

Значит, учителя видел не только я, но и все вокруг.

– Это я вам показал, как нужно замереть. А теперь смотрите! – Он снова затаился, но в этот раз что-то прошептал – да-да, я заметил! – и вмиг исчез!

– Хооох… – выдохнул я от неожиданности.

И все тоже заохали:

– Вот это да!..

– Круто…

Это действительно было круто!

– Ну как? – снова показался довольный учитель.

– Здорово! – в один голос восторгались мы.

– А теперь я научу этому вас. Кто-то, наверное, заметил, что я прошептал заклинание. Запоминайте волшебные слова, которые нужно произнести шёпотом: «Невидимус-мимикриус».

– Невидимус-мимикриус, невидимус-мимикриус… – эхом разнеслось по всему классу.

Это каждый ученик шёпотом повторил заклинание за учителем. И я в том числе.

– Поначалу оно покажется трудным, но вскоре вам даже задумываться не придётся, чтоб вспомнить его, – заверил Куш. – Ну что, будем пробовать? Для начала без волшебных слов.

Ну конечно же! Разве есть такой шуршастик, который не мечтает скорее попробовать стать невидимым?

Мы все повскакивали с мест и старательно принялись замирать. Кто-то принимал странную позу – наверное, ему так было удобней. Кто-то закрывал глаза, делая вид, что спит, – ведь во сне мы почти не шевелимся. Я тоже старался. А Куш ходил туда-сюда и смотрел за нами, приговаривая:

– Рюш, у тебя рука шевельнулась, сосредоточься. Тишь, старайся не шевелить глазами. Что ты хочешь высмотреть, когда от замирания зависит твоя жизнь? Молодец, Чиж, только обрати внимание на уши: пух дрожит.

Ох уж эти его уши – всегда его выдают!

Учитель подошёл ко мне. Я видел его краем глаза, но продолжал смотреть вперёд, на одну точку, которую себе заприметил. И руки у меня не шевелились. И в своих ушах я был уверен. Учитель какое-то время стоял рядом, словно выжидая, что я шевельнусь, чтоб сделать мне замечание. Но я не шевельнулся. И он просто коротко сказал:

– Молодец, – и похлопал меня по плечу.

Только тогда я не удержался и улыбнулся: похоже, у меня получается лучше всех в классе.

– Ну что ж, я смотрю, некоторым из вас уже можно пробовать заклинание. Ты, ты и ты, – Куш указал на меня и ещё двоих ребят. – Разрешаю вам произнести волшебные слова. Остальные продолжают тренировать замирание.

Я затаился, как делал до этого, и прошептал:

– Невидимус-мимикриус…

Краем глаза я видел, что у тех двоих ничего не получилось.

– Тишь, молодец, можешь тоже пробовать заклинание. Рюш, ты сюда чесаться пришёл или замирать? А у вас троих не получилось, снова пробуйте. Выставьте руку вперёд, чтоб самим видеть, подействовало заклинание или нет.

Как не получилось? И у меня? Ну, что у тех-то двоих не получилось, я и сам видел, но у меня-то должно было получиться. По всем ощущениям – должно! Я был уверен, что стал невидимым!

Я снова стал пытаться. Это же так просто: замереть, «невидимус-мимикриус» – и всё.

– Чиж тоже может переходить на заклинание. Рюш, этак ты никогда не сможешь замереть. Замереть – это значит не шевелиться. Вообще. Ни руками, ни ушами – ничем. Смотрите! Тишь смогла стать невидимой! У неё получилось!

Как Тишь? Ведь у меня же лучше получалось замирать. Я должен был самый первый стать невидимым! Я же буду добытчиком. Я начал стараться изо всех сил. Замереть, не шевелиться, даже не моргать, и тихо-тихо шёпотом: «Невидимус-мимикриус».

Нет, моя рука, которую я выставил вперёд, не исчезла…

Ещё раз.

– Рюш, можешь произносить заклинание, – разрешил учитель.

Так, нужно успокоиться и сосредоточиться. Ведь в этом нет ничего трудного. Получилось же у меня замирание с первой попытки.

Но ничего не выходило…

Вот уже все мои одноклассники смогли стать невидимыми. И Чиж, и даже Толстяк Рюш, которому вначале не давалось самое простое – замереть и не шевелиться. И только я никак не мог осилить это заклинание.

Насупившись, я стал пробовать ещё раз. И ещё раз. Я так старался, что даже запыхтел, хотя понимал, что пыхтение мешает замереть. Да вообще, я осознавал, что вот тут моя рука дрогнула, а вот тут я нечаянно повёл ухом – это было уже непроизвольно. От волнения. И непонятного страха. Все вокруг смотрели на меня, а я снова и снова шептал: «Невидимус-мимикриус», – и ничего не происходило…

От обиды в глазах будто потемнело, и я уже не видел ни свою руку, вытянутую вперёд, ни шуршастиков, с удивлением и жалостью таращившихся на меня.

Вдруг я почувствовал, как кто-то коснулся моего плеча. От неожиданности я вздрогнул и обернулся.

– Тебе нужно немного отдохнуть, – мягко сказал учитель Куш.

Вот так приходит конец всем мечтам

Не зря на стене класса висели разноцветные бусины. К каждой была привязана нить, и она вела в дом какого-нибудь ученика, а там заканчивалась маленьким колокольчиком. Стоило учителю потянуть за бусину, как в доме ученика раздавался сигнал, и его родители знали, что их вызывают в школу. Но учитель делал это крайне редко, только в исключительных случаях. Моя бусина синяя, и сегодня учитель Куш подал сигнал в мой дом. Мама и папа пришли очень быстро.

Учитель Куш отвёл моих родителей в сторонку и стал что-то им говорить. Во всём его виде было сочувствие: в этих сложенных руках, в бровях, приподнятых уголком, в печальных глазах. Да ну! Ерунда! Я ничего такого не сделал, чтоб учитель вот так расстроился. Я навострил уши и прислушался. Не зря же природа наделила шуршастиков такими большими ушами.

– Вы только не переживайте, – говорил учитель, – это может быть возрастное. Пройдёт какое-то время, и у него получится.

– А если не возрастное? – волновалась мама.

– Нуууу, тогда… – Учитель развёл руками и виновато улыбнулся.

– Может, ему какие-то лекарства нужны? Или витамины? – спросил папа.

– Боюсь, что лекарства тут не помогут.

– Но как же так?! – в отчаянии воскликнула мама, и папа тут же нежно обнял её за плечи. Дальше мама продолжила так тихо, что мне пришлось почти полностью обратиться в слух: – Как же так? Неужели он будет таким же, как дедушка Пыж?

«Как дедушка Пыж?» – мысленно повторил я, и вот мне уже представилась картинка, как я обживаю второй огромный ботинок топтуна, валяющийся на первом уровне.

Буду выглядывать из него и ворчать на расшалившихся малышей, потрясая кулаком. И буду жить один… Без папы и мамы… И будут меня звать «дедушка Кыш»…

Что же это получается? Стоило мне только встретить этого дедушку Пыжа, и на меня тут же навалилась эта напасть. Нет, определённо это болезнь, и я заразился от него. Предупреждала же мама, чтоб я не спускался на первый уровень.

– Может, с ним дополнительно позаниматься? – тревожились родители.

– Позанимайтесь! Главное – не теряйте надежду! – кивнул учитель Куш.

Они ещё о чём-то говорили, но я их уже не слушал.

– Как дедушка Пыж… – обречённо прошептал я, примеряя на себя ощущения, седую растрёпанную бороду и даже огромный старый ботинок.

Сам не знаю, что со мной произошло, но с тех пор я стал сторониться других шуршастиков. Все мои друзья вместе с учителем уже выходили в большой мир и там пробовали заклинание маскировки. И даже не один раз. Всё-таки удачно сложилось, что там не было топтунов: можно было спокойно натренироваться в своё удовольствие, зная, что опасности всё равно нет. А я не ходил… Вот и сегодня все пошли, а я не пошёл. Сказал, что живот болит. До этого говорил, что голова болит, потом – что в ухе стреляет, хотя сам толком не мог понять, кто это может стрелять в ухе, просто где-то слышал, что такое случается. Потом у меня как бы болела нога, и я старательно хромал и стонал. Сегодня вот про живот придумал. Просидел весь день дома. Точнее, пролежал. И ничего у меня на самом деле не болело, я притворялся. Мне казалось, что все-все вокруг теперь знают, что я дефективный. И стоит только мне выйти, как все тут же начинают шушукаться, как будто я не понимаю, что они говорят обо мне. Конечно же, обо мне! А о чём или о ком ещё можно говорить, когда тут – вот она! – диковинка такая. Уж лучше пролежать весь день в постели. Нет, всю жизнь! Тогда уж точно никто не будет шушукаться и показывать пальцем.

– Кыш, тут к тебе друг пришёл, – прервала мои страдания мама.

Я искоса, не поворачивая головы, поглядел, кто там, хотя и так знал, что это Чиж. Он остановился у входа и больше не сделал ни шагу, будто я заразный.

– Что, болит? – с сочувствием спросил Чиж.

Я сначала не понял, о чём он, а потом вспомнил, что у меня же как будто живот болит. Ну, это я всем сказал так, а раз сказал, то нечего теперь отнекиваться.

И кивнул:

– Угу…

– Что-то ты весь какой-то болезный вдруг стал. То живот у тебя, то нога…

– А ты что, заразиться боишься? Вон и не подходишь даже.

– Чего это сразу боюсь? Ничего я не боюсь, – Чиж подошёл и осторожно присел на край кровати.

Мы оба замолчали. Видно было, что и ему неловко, и мне. Как будто мы оба знали что-то такое, о чём нельзя было говорить, но поговорить хотелось. Наконец Чиж не выдержал:

– Не расстраивайся! Подумаешь, невидимость. Эка невидаль! Да и зачем она вообще нужна? Мы же с тобой выходили наружу и без всякой невидимости.

Я понимал его желание приободрить меня. Но отчего-то из-за этих его слов делалось только хуже.

– Тебе-то легко говорить, – вздохнул я. – А если бы ты оказался дефективным?

Чиж вздохнул и принялся старательно рассматривать цветастый коврик из конфетной обёртки, лежащий возле кровати. Конечно же, ему не хотелось даже просто представлять себя дефективным.

– Ты иди, Чиж, – тихо сказал я, так и не дождавшись от него ответа. – У тебя, наверное, дела какие-нибудь важные. А я тут полежу. У меня болит эта, как там её… э-э-э… ухо!

– Живот, – угрюмо поправил меня Чиж.

– Ну да, точно. Да и какая теперь разница?..

Нашествие топтунов

Самое удивительное, что мама совсем не заставляла меня ходить в школу. Даже когда у меня ничего не болело. Вот только разговаривала она со мной странным голосом – совсем как с маленьким или больным. Мне это не нравилось, но такое можно перетерпеть. Я даже стал привыкать к тому, что просыпался когда хотел и ещё долго лежал в постели, а потом делал что хотел. Впрочем, что можно делать, не выходя из дома? Разве что бродить туда-сюда от кровати до стола и обратно. И Чиж меня больше не навещал… Я вроде бы и скучал по нему, но был рад, что никто не бросает на меня жалостливые взгляды.

В этот день за стенами нашей коробки было необычно шумно. Все шуршастики словно разом повыскакивали из своих жилищ и принялись шушукаться и обсуждать что-то важное.

«Опять меня обсуждают», – со вздохом подумал я и натянул одеяло на голову, чтоб совсем ничего не слышать. Но на то шуршастику природа и дала такие хорошие уши, чтоб они слышали и сквозь одеяло, и даже сквозь стены.

– Топтуны! Появились новые топтуны!

Что? Мне послышалось? Я даже вытащил одно ухо из-под одеяла и осторожно повернул его на звук. Потом зашумели совсем в другой стороне, и я тут же повернул ухо туда.

– Ура!! Наконец-то! – говорили одни шуршастики.

– Как же так? Что же нам теперь делать? Они нас всех затопчут! – паниковали вторые.

– Кто-нибудь видел, сколько их? – постоянно спрашивали третьи.

Я подскочил и сел в постели. От всего услышанного даже забыл одеяло с головы стянуть, так и сидел, высунув наружу одно ухо. Это же надо такому случиться: за пределами Чуландии происходит что-то невероятное, а я тут сижу и больным прикидываюсь. От волнения сердце застучало, кажется, даже где-то в голове. Новые топтуны пришли… Пришли новые топтуны, а я тут отлёживаюсь! Неужели такое важное событие пройдёт мимо меня?!

Я вскочил с кровати. Так торопился, что запутался в одеяле и грохнулся. Но всё это мелочи. Можно сказать, что я даже не заметил падения. Да что падение! Я даже забыл, что не пошёл на учёбу, потому что у меня болел живот. Или нога… Потирая ушибленный локоть, я повторял, как заклинание: «Новые топтуны… новые топтуны…» и торопливо ковылял к выходу, туда, где шумели шуршастики.

На всех уровнях было подозрительно пусто. Я спустился до первого и вот тут увидел всех. Да, абсолютно все шуршастики со всех шести уровней тихо столпились у выхода. Они не шумели, чтоб не привлекать внимание топтунов. Даже странно, как такая толпа может быть такой тихой. У самого выхода стояли взрослые, а за ними уже все остальные, то есть мы, ребята. В любом случае этим всем остальным не было никаких шансов подобраться ближе к выходу. Наверное, никогда прежде здесь не бывало сразу так много шуршастиков. Представляю, как сейчас неуютно чувствует себя дедушка Пыж. Я посмотрел по сторонам, надеясь увидеть его седую растрёпанную голову среди остальных, но его нигде не было. И немудрено: запрятался, наверное, куда-нибудь в самый дальний угол и сидит себе потихонечку, чтоб никто не видел и не слышал.

Зато в толпе я заметил такие знакомые уши оттенка пыльцы феи – уши Чижа я из тысячи узнаю – и стал пробираться к нему поближе. Встав позади него, я осторожно коснулся его плеча и тихонько спросил:

– Сколько их?

Друг быстро обернулся и с удивлением посмотрел на меня. Но я упорно делал вид, что всё идёт как и должно идти. И то, что я тоже сюда пришёл, – это обычное дело. Да и вообще я вёл себя так, будто не было этих нескольких дней и того дурацкого занятия по маскировке.

– Не знаю пока, – так же шёпотом ответил Чиж. – Вроде бы видели одного огромного топтуна. Должно быть, это их главарь. Но, говорят, где есть один, там и другие обязательно появляются. Топтуны – стадные существа.

«Совсем как шуршастики…» – подумал я, но вслух ничего не сказал. Правда, мы живём не стадом, а семейством, но суть-то одна.

Оттуда, где мы стояли, ничего не было видно, но протиснуться вперёд мы не смогли бы, даже если бы постарались. Оставалось только стоять позади взрослых и довольствоваться обрывками слухов.

– Какие же они огромные и страшные!

– Никогда в жизни не видел таких толстопятых существ!..

– Вы видели, у него совершенно голые уши! И такие безобразно маленькие в сравнении с его головой.

– А ручищи-то!

– Какой кошмар…

– Вот приснится такое чудище…

Все эти разговоры были такими страшными… В воображении рисовалось невероятное чудовище. Но меня аж распирало от желания увидеть наконец собственными глазами это ужасное существо.

– Ещё один пришёл! – от одного к другому донёсся до задних рядов новый слух.

– Этот поменьше будет. По всему видно, что топтуниха.

– А какие у нёе огромные когти! Наверное, она ими уже не одного шуршастика разорвала…

– Не бойтесь, – обнадёжил кто-то сбоку, – топтуны слишком большие, они не смогут пролезть в Чуландию. Мы здесь в безопасности.

От этих слов действительно стало спокойнее.

– Ещё один появился…

– Их детёныш, наверное… По росту меньше других… Отвратительно гадкий.

– Ещё идут. Ещё четверо таких же огромных, как первый.

– Заносят вещи. Какие же они громадные!

Чем больше снаружи становилось топтунов, тем сильнее волновались шуршастики в Чуландии. Мне вдруг подумалось, а что, если топтуны заполонят наружный мир настолько, что для Чуландии просто не останется места? Ведь может же такое случиться? Стало как-то не по себе.

– Детёныша называют Мишаней, – доложили с первых рядов. – А он вон тех двоих – мамой и папой.

– Какое странное имя, – размышлял я и даже не заметил, что размышляю вслух. – «Ми-ша-ня» – пока выговоришь – забудешь что хотел!

– Точно! – хохотнул Чиж. – А он своих родителей зовёт совсем как мы. Даже не верится, что у таких ужасных существ есть с нами что-то общее.

Как верно Чиж подметил! Я и сам удивлялся этим существам. Они, конечно, пугали меня, но и узнать о них побольше тоже хотелось. Может быть, если у нас есть что-то общее, то мы могли бы жить с ними в мире? Может быть, вовсе не обязательно воевать?

Снаружи было очень шумно. Я даже думаю, если бы мы тут не шептались, а говорили вслух, топтуны нас всё равно не услышали бы. Там что-то грохотало, стучало, скрипело и скреблось. Должно быть, они расставляли свои громадные вещи. Они громко топтались, от каждого шага как будто бы даже наша Чуландия вся сотрясалась. А таких шагов было очень много. Это продолжалось ужасно долго. Потом вдруг стало тише.

– Кажется, четверо огромных топтунов ушли, – передали с первых рядов.

– Значит, снаружи их осталось трое, – шёпотом посчитал я.

– Хех, не такое уж большое стадо, – усмехнулся Чиж.

И тут вдруг случилось то, чего я меньше всего ожидал. Да и все остальные этого точно не ожидали. Стена в Чуландии как-то странно дёрнулась, визгливо скрипнула и резко распахнулась. Яркий свет тут же ворвался внутрь, ослепляя бедных шуршастиков. На этот раз повезло тем, кто стоял дальше от выхода: они оказались в тени. Но даже они на мгновение остолбенели. Как так?! Разве можно попасть в Чуландию каким-то другим способом, не через маленькое отверстие, прогрызенное когда-то мышами? И тут же все разом бросились под полку – прятаться от дневного света и топтунов. Все карабкались, не разбирая дороги, по старым вещам, друг по другу, лишь бы спрятаться у самой стенки, там, где темно и куда не сможет добраться топтун. Во всяком случае, мы так надеялись.

Теперь, вжавшись в самый дальний угол, мы видели только ноги топтунихи.

– Какой кошмар! – тонким голосом возмутилась топтуниха.

«Сейчас будет нас хватать, рвать своими огромными когтями и запихивать в жуткую зубастую пасть», – подумалось мне.

– Вы только посмотрите, сколько здесь хлама! – продолжала возмущаться топтуниха, должно быть, обращаясь к главарю и детёнышу, потому что вряд ли она говорила это нам. – Какие-то коробки, нитки, фантики… А тут-то сколько барахла! Настоящая свалка! – Она легонько подпихнула ногой старые вещи на полу, забытые тут прежними топтунами.

От ужаса я не мог оторвать взгляда от её толстопятых ног, обутых в плотные коричневые туфли. Если они из такого же материала, как те, что валялись здесь, на первом уровне, то должны быть очень твёрдыми. Даже твёрже, чем стены в моей комнате, сделанной из коробки из-под печенья. Тяжело, наверное, целые дома на ногах таскать. И как-то совсем не хотелось бы попасть вот под такой ботинок топтуна.

– Ладно, я завтра с этим разберусь. Сегодня я слишком устала, – сказала топтуниха и захлопнула стену обратно.

От резкого хлопка мы все разом подпрыгнули и снова замерли. Опять стало темно, а мы все боялись пошевелиться. Так и сидели, прижавшись друг к другу, и смотрели туда, где только что были видны огромные ноги топтунихи. Вот тебе и не смогли топтуны забраться в наш мир… Вот тебе и безопасная Чуландия…

Первая добыча

Все были словно в ступоре. Ошарашенные – слабо сказано. Растерянные, даже раздавленные, как бы страшно это ни звучало. Мы впервые не знали, что делать. А самое главное, мы потеряли веру в то, что в Чуландии можно скрыться от любой опасности. Это нам ещё крупно повезло, что в тот момент, когда к нам ворвалась топтуниха, мы все были в самом низу, а не сидели на своих полках. Тогда бы она нас тут же увидела. Немного оправившись от шока, мы стали думать, как нам теперь быть.

– Когда-то давно, когда шуршастики не имели своего дома, они жили в Застенье, – вдруг сказал кто-то из шуршастиков.

Все посмотрели в его сторону и с удивлением увидели, что это дедушка Пыж. Уж от него-то никто не ожидал что-либо услышать.

– Может быть, нам снова туда переселиться?

– Но там же ужасно тесно!

– Там даже пауки не живут!

– Зато там безопасно… – сказал дедушка Пыж.

Наверняка он знал, о чём говорит. Возможно, он и сам годами скрывался в Застенье, чтоб не встречаться с другими шуршастиками.

– Топтуниха сказала, что до завтра не будет трогать нашу Чуландию, – сказал мой папа. – Так что у нас ещё есть время. Нам придётся оставить наши жилища и искать новое убежище.

Тут и там раздались вздохи.

– Временно! – поспешил успокоить всех папа. – Мы не собираемся насовсем оставлять наш дом. Мы обязательно вернёмся! А завтра нам нужно спрятаться, чтоб топтуны нас не увидели. И лучшее место для этого – Застенье. Я так понял, что топтуниха просто хочет забрать эти старые вещи. А нам главное – не попасться ей на глаза. Завтра она заглянет в Чуландию, заберёт всё, что ей нужно, увидит, что нас нет, и тогда мы сможем спокойно вернуться обратно в наши жилища.

Все немного пошушукались и решили, что папа прав. Ведь топтуны охотятся на шуршастиков, а тут посмотрят, что нас нет, значит, и охотиться не на кого. И закроют нашу Чуландию обратно. Ведь для топтунов она слишком маленькая, на одном уровне ни один топтун не поместится, даже их детёныш. У топтунов вон какой наружный мир огромный! Да, хорошо папа придумал обмануть этих коварных топтунов. А ещё хорошо, что топтуниха проболталась, что только завтра снова откроет дверь. Всё-таки удачно мы спрятались и подслушали её планы.

На задней стенке Чуландии, в самом низу, был вход в Застенье. Я даже не знал, что он там есть. Его давным-давно завалили старыми вещами и просто забыли про него, потому что покидать Чуландию и прятаться не было нужды. А теперь о нём вспомнили и принялись прокладывать к нему путь. Мы с Чижом тоже кинулись помогать, ведь это же так здорово – участвовать в чём-то вместе со взрослыми, особенно вместе с добытчиками. Мы ухватились за ботинок и попытались сдвинуть его с места. Эта штуковина оказалась очень тяжёлой.

– Ну-ка, мелочь, посторонись! – рыкнул здоровенный шуршастик с четвёртого уровня и, отодвинув нас, сам взялся за ботинок.

Мы отошли и тут же столкнулись с отцом Толстяка Рюша.

– Не путайтесь под ногами! Детям пора спать! – важно ворчал он, держась за огромную железную штуку, как будто собирался её куда-то тащить.

Спрашивается, куда и зачем? Во-первых, она неподъёмная, и, даже если бы мы все вместе за неё ухватились, всё равно не сдвинули бы с места. А во-вторых, она совсем не мешала проходу в Застенье.

Но мы отошли и от него. Нам оставалось только стоять в сторонке и с завистью смотреть, как трудятся взрослые. Всех младших отправили спать, а мы с Чижом как-то затерялись в толпе, и про нас, наверное, забыли. Постепенно нас оттеснили ещё дальше, откуда нам уже даже ничего не было видно.

– Ну и пусть! – махнул рукой Чиж.

– Подумаешь! – махнул рукой я.

До завтрашнего дня была ещё целая ночь. Если бы мы знали наперёд, что будет днём, то, наверное, провели бы её совсем по-другому. А может быть, и нет. Кто может заранее знать, как правильно поступить? Спать, когда тут творится такое, совсем не хотелось. А внимания на нас уже никто не обращал, все были заняты делом и даже не смотрели в нашу сторону. В общем, мы с Чижом не придумали ничего лучше, чем выйти наружу. Не знаю, как это получилось, ведь мы даже не договаривались. Просто посмотрели друг на друга, одновременно кивнули, словно подумали об одном и том же, и пошли к выходу. Не знаю, о чём в этот момент подумал Чиж, а я подумал, что раз появились топтуны, то, значит, появилась и добыча. И как же было бы здорово, если бы именно мы принесли первую добычу. Мы с Чижом. Пока все взрослые заняты важным делом.

Выбраться наружу не составило особого труда, несмотря на то что все взрослые шуршастики были тут – на первом уровне. Но все были заняты и нас просто не замечали. Мы быстренько прошмыгнули в круглое отверстие и тут же прижались к стене. На какое-то мгновение я совсем забыл, что не могу становиться невидимым, а тут вдруг вспомнил. И стало как-то не по себе.

– Ты чего? – шёпотом спросил Чиж.

– Я не умею маскироваться.

Почему-то произнести это было очень стыдно, словно я признавался в каком-то позорном поступке. Хотя Чиж и так прекрасно об этом знал. Я не сомневаюсь, что все шуршастики, живущие в нашей Чуландии, уже знали об этом.

– Ну и что? Когда мы в прошлый раз выходили, то тоже не умели маскироваться.

– Это другое. Тогда мы оба не умели. И топтунов тут не было.

– Во-первых, мы не знали, что их нет, и всё равно не побоялись. А во-вторых, я плохо ещё пока маскируюсь, так что можно сказать мы оба не умеем, – Чиж улыбнулся и неумело подмигнул обоими глазами.

А мне правда стало легче после этих его слов.

И мы пошли.

Осторожно, вдоль стены и даже держась за неё, мы отошли от Чуландии. Здесь, снаружи, было тихо. Должно быть, всё стадо топтунов устало и повалилось спать. Хорошо бы, если так.

Теперь здесь не было прежней пугающей пустоты. Повсюду громоздились большущие коробки, огромнейшая мебель, совсем не такая, как наша. Везде кое-как стояли и лежали вещи, большие и поменьше, но всё равно слишком громоздкие для нас. Как в таком беспорядке можно найти еду или нужные штуковины?

– Хрррр!.. – резко и громко вдруг раздалось где-то в стороне, совсем неподалёку.

Мы с Чижом присели от неожиданности и переглянулись, готовые бежать, если что.

– Хрррр… – повторился страшный звук.

Сомнений не было: только ужасный топтун мог издавать такие звуки. Мы в панике озирались по сторонам.

– Хрррр! – прорычало настойчиво и даже как-то угрожающе.

Чиж не выдержал и уже было рванул в сторону Чуландии, но я вовремя его схватил.

– Погоди! Не видно же никого, – шёпотом сказал я. – Может, они так между собой разговаривают.

– Разве можно так разговаривать? – недоверчиво покосился Чиж.

– Ну мало ли. Топтуны – что с них возьмёшь? – пожал я плечами с таким видом, будто знал про топтунов всё.

Похоже, Чиж передумал убегать, но я всё ещё продолжал держать его за рукав. Потому что если он всё-таки убежит, то я останусь здесь совсем один, а это как-то страшновато.

Мы крались вдоль стены, потом быстро перебегали по пустому месту до какой-нибудь огромной вещи, опять крались вдоль неё и снова перебегали. Страшный звук становился всё тише, значит, мы отходили от него всё дальше. Что ж, это радовало.

Ни одной нормальной маленькой штуковины, такой, которую можно было для чего-нибудь приспособить, нам не попалось – одни только громоздкие вещи. Может быть, они тоже в чём-то полезные, но их просто не дотащить до Чуландии. Да и в Чуландию они не поместятся. А уж в Застенье, куда мы все собирались переезжать, тем более.

– Снизу не видно ничего. Нужно забраться повыше, – вдруг осенило меня.

– Точно! – согласился Чиж. – Уж сверху-то мы сразу найдём какие-нибудь запасы.

Мы огляделись. Примерно в двухстах шагах стояла громадина, с которой до самого пола свешивался угол не то покрывала, не то одеяла невероятных размеров. А может быть, это вообще было не покрывало, а какая-то странная вещь топтунов, названия которой я не знал.

– Вон, смотри, там мы сможем забраться, – показал я.

И мы побежали в ту сторону. Забираться по покрывалу было трудно. Мы цеплялись за ткань, упирались в складки и ползли всё выше и выше. Успокаивало то, что если мы всё же сорвёмся и грохнемся вниз, то упадём на то же самое покрывало, а это не так больно.

Наконец мы залезли наверх. Да, с такой высоты можно было высмотреть для себя что-нибудь полезное.

– Тсс!.. – Чиж тут же зашикал на меня, толком не дав осмотреться.

Я даже не понял, чего это он шикает, ведь я же молчал и не собирался ничего говорить.

А Чиж покосился в сторону и показал туда же пальцем. Оказалось, что вот эта огромная штука, на которую мы залезли, – это кровать, и на ней спал детёныш топтуна. Мы оцепенели от ужаса. Вот мы попали-то!.. Что будет, если он сейчас проснётся и увидит нас? Ещё и своих родителей позовёт.

– Что делать? – еле слышно спросил Чиж, стараясь не шевелиться.

Я осмотрелся одними глазами, даже головы не повернул. Неподалёку, прямо здесь же на краю кровати, лежала разноцветной охапкой одежда топтуна. Можно сказать, что мы почти на ней стояли.

– Давай проверим, может, здесь есть что-нибудь? – так же тихо предложил я и едва заметно кивнул на одежду.

Не скажу, что я прямо-таки надеялся что-то там найти, но просто ничего другого мне в голову не пришло. Был ещё вариант спуститься вниз и пойти искать что-то другое, но потом я подумал, что если мы будем метаться вот так туда-сюда при первой же трудности, то в результате ничего не добудем. Нужно тщательно обследовать весь наружный мир, так почему бы не начать отсюда? А в следующий раз обследуем другое место. Зато если сейчас мы на кровати ничего не найдём, то в следующий раз уже и время на неё тратить не будем.

Стараясь не шуметь, мы осторожно прощупывали одежду топтуна, которая оказалась настолько огромной, что мы даже не могли её поднять. Поэтому оставалось только прощупывать. Что мы хотели найти? Мы и сами не знали.

– Здесь что-то есть! – обрадовался я, почувствовав сквозь ткань что-то твёрдое.

– Доставай!

– Пытаюсь… – пробубнил я, стараясь добраться до этой твёрдой штуки, со всех сторон будто запечатанной тканью.

– Я тоже нашёл! – радовался Чиж.

«Вот здорово-то! – подумал я. – Можно сказать, что в первый раз вышли и сразу с добычей вернёмся».

Наконец-то я нашёл лазейку среди этой ткани и добрался до той штуковины, которая оказалась… о, чудо! – печеньем! Не какими-нибудь крошками, а почти половинкой печенья! Вот это удача!

Теперь оставалось крепко перевязать его ниткой, чтоб удобней нести на спине. Перевязывать я уже давно научился. И разные виды узлов давно знал. Ведь я же готовился стать добытчиком, поэтому тренировался. Вот уже крепко перевязанное печенье висело за спиной. А Чиж всё ещё возился со своей находкой. Я подошёл ближе. Он крутил какую-то круглую штуковину, пытаясь отодрать её от одежды топтуна, но та, похоже, была соединена с ней накрепко.

– Это же пристёжка. Зачем тебе эта штуковина? – спросил я.

– Не знаю. Пригодится. Не с пустыми же руками назад идти, – пыхтел Чиж, откручивая свою находку. – Помоги лучше!

Мы принялись крутить её вдвоём. Точнее, Чиж крутил, а я удерживал ткань, чтоб она не закручивалась вместе с этой штукой. И вот нитки, удерживающие пристёжку, лопнули. Чиж повертел в руках свою добычу, наверное обдумывая, куда её можно приспособить. Потом пожал плечами и тоже привязал её к спине.

Конечно же, заполучив свою первую добычу, мы осмелели. Аж распирало, как хотелось скорее кому-нибудь похвастать, какие мы молодцы. Даже этот топтун, по кровати которого мы бродили, стал нам нипочём. Вон мы умудрились сколько у него всего стащить, а он спит себе и ничего не чует.

– Пойдём посмотрим на него! – совершенно ошалев от удачи, предложил я.

– Пойдём, – согласился Чиж, вытаращив глаза не то от испуга, не то от восторга, не то удивляясь моей наглости.

И мы пошли. У топтуна оказалась довольно-таки мягкая постель: мы утопали в складках, выныривали, взбирались на холмы из одеяла. Потом вдруг решили бежать наперегонки – кто быстрее доберётся, хотя даже не договаривались об этом. Просто сначала я вырвался вперёд, а потом Чиж меня обогнал, а потом снова я поднажал и обогнал его. И это было весело. Почему-то страх совсем отступил. Мы были в такой близости от топтуна, но совсем не опасались его, уверенные, что если он до сих пор не проснулся, то и теперь не проснётся. Нас пьянил успех и наше приключение.

Вот мы уже добрались до огромной подушки и даже вскарабкались на неё. Детёныш спал и казался совсем безобидным. Даже удивительно, что вот такое огромное, опасное существо так спокойно спит, а не рычит во сне, к примеру, и зубами не скрипит или что там ещё бывает – пламя из ушей не пускает.

– Ой, посмотри, какие у него уши смешные! – удивился я.

А уши на самом деле были странные: несоразмерно маленькие по сравнению со всей головой, и ещё все эти сложные завитки внутри уха, которые неизвестно как называются. У шуршастиков уши как уши, без всяких там тебе выпендрёжей. Нормальные такие, большие, хорошие уши. И слышат они даже сквозь стены. А этими ушами разве можно что-то услышать? Даже вблизи.

– Да мне было бы стыдно ходить с такими маленькими ушами, – хихикнул Чиж. – На них даже пуха нет. Посмотри, они совсем лысые!

– Радует, что пасть у него не огромная. Может, они не едят шуршастиков? – с надеждой предположил я, разглядывая лицо детёныша. – Смотри, смотри! У него глаза волосатые!

Из-под закрытых век и правда топорщилась полоска длинных чёрных, жёстких щетин.

Брови нас не удивили – брови и у шуршастиков есть. А вот эти волосы на веках… – не знаю, как их назвать, – были ужасно странные.

– Какой кошмар… – скривился Чиж. – Это что же, у него весь глаз волосатый? А эти волосинки просто из-под век торчат, когда он спит?

О таком я не думал, а теперь вдруг представилась страшная картинка: вот проснётся сейчас детёныш топтуна, откроет глаза и вытаращится на нас пучками вот таких жёстких щетин. Бррр!.. Не, ну а чего? Уши-то у него вон какие странные, почему бы и глазам не быть ненормальными?

И только я об этом подумал, как топтун вдруг зачмокал губами и зашевелился, запереворачивался с боку на бок. Подушка под нами зашаталась так, что мы даже присели и ухватились за неё руками, чтоб не упасть. Если с такой высоты свалиться, да прямо на пол – костей не соберёшь! А топтун немного поёрзал, устраиваясь поудобней, затих и вдруг… открыл глаза! Кошмар!.. Нет, кошмар не из-за того, что у него глаза волосатые, вовсе нет, они оказались почти такими, как у шуршастиков. Просто он этими своими глазами посмотрел прямо на нас!

– Ох… – выдохнул Чиж у меня за спиной.

А мне страшно было даже обернуться, чтоб поглядеть, что он делает. И смотреть на чудовище было страшно, и отвести взгляд сил не было. И тогда я, сам не знаю почему, вдруг помахал топтуну рукой. Это у меня получилось как-то непроизвольно, а от страха робко и неуклюже, но да, я это сделал.

Топтун мгновение смотрел на нас, потом его губы расплылись в улыбке, веки отяжелели, он закрыл глаза и снова уснул. Вот так, с улыбкой.

Еле сдерживая желание драпануть, потому что тихо драпать невозможно, мы осторожно пятились назад. Скатились с подушки, как с горки, пробрались по складкам одеяла и добрались наконец до того места, где покрывало одним концом спускалось до самого пола. Вот тут мы уже не сдерживались: уж драпанули так драпанули! Тем более скатываться вниз – это вам не взбираться в гору.

– Ты чего, помахал ему, что ли? – вытаращился на меня Чиж, когда мы были уже на полу.

Я не ответил, просто пожал плечами.

– Но зачем?

– Не знаю. Не спрашивай.

Я правда не знал.

Мы проверили, хорошо ли привязана наша первая добыча, и решительно направились домой. Но тут же в сомнении остановились, потому что вдруг поняли, что не знаем, куда идти. Все эти короткие перебежки по лабиринту из вещей совсем нас запутали. В панике мы стали метаться от одной громоздкой вещи к другой, пытаясь вспомнить, проходили ли мы мимо неё, когда шли в эту сторону. Постепенно паника нарастала и вот уже почти полностью захватила нас. Казалось, нам уже никогда не найти пути назад, и придётся навсегда остаться в наружном мире. То ли дело раньше: здесь было пусто, и с любой точки просматривался наш маленький вход в Чуландию, даже с пола. А теперь повсюду возвышались горы из коробок и мебель, а чтоб увидеть стену, нужно было подойти к ней вплотную.

– Да! – вдруг осенило меня. – Нам просто нужно подойти ближе к стене – всё равно к какой – и идти вдоль неё. И тогда мы обязательно когда-нибудь доберёмся до дома.

Чиж согласился, и мы пошли.

Даже не знаю, каким чудом мы наткнулись на вход в нашу родную Чуландию. И не передать словами, как мы были этому рады. Словно мы отсутствовали не пару часов, а долгие годы и вот теперь снова увидели свой дом и родных.

Конечно же нас поругали. Но больше из-за того, что наши мамы волновались. Ведь ещё даже добытчики не выходили, чтоб исследовать обстановку, а мы выскочили вперёд их. Мама даже вспомнила, что мне не даётся заклинание маскировки, и долго перечисляла, что могло со мной случиться в «страшном наружном мире». И это мы ещё не рассказали, что так близко видели топтуна. Представляю, что было бы, если бы мама об этом узнала. А папа положил руку мне на плечо и молчал. Я сначала не решался поднять на него взгляд: боялся, что увижу осуждение в его глазах. А потом посмотрел и удивился: папа, похоже, был доволен.

Застенье, или Великое переселение

С появлением топтунов всё в нашей жизни изменилось. Не было уже той размеренности, как раньше, все постоянно были в напряжении и не знали, чего ожидать в следующий момент. Даже учёбу отменили. Учитель Куш пытался всех успокоить, говорил, что это только временная мера, мол, занятий не будет всего один день, пока мы в Застенье отсиживаемся, а там волнение утихнет, и снова уроки будут. Но, похоже, никто из его учеников не расстроился. Уж я-то точно. Как по мне, так, выходя в наружный мир и сталкиваясь с реальной опасностью, можно научиться гораздо большему, чем тупо зазубривая урок.

С самого утра все стали собираться в Застенье. Вынужденная мера. Все понимали, что скоро вернутся обратно, но всё равно было очень грустно. Мама, проходя мимо, как бы невзначай гладила стены нашего жилища, стол, шкаф, в котором хранилась одежда. Казалось, дай ей волю, так она забрала бы с собой всё – весь дом! Но мы решили ничего не брать, потому что рассчитывали, что наше бегство не затянется надолго. Да и идти налегке проще. Разве что только Чиж взял раздобытую ночью пристёжку. Похоже, он теперь вообще не собирался с ней расставаться. Оно и понятно: первая добыча особенно ценная, даже если не знаешь, что с ней делать.