Там, где кончается небо

ЖИВЫЕ ИГРУШКИ

В девяносто пятом году, когда из цепких когтей страну не выпускал дефицит, мама приехала из Улан – Удэ и привезла нам с сестрой две куклы. Одна была тонконогая с длинными жёлтыми искусственными волосами. А вторая толстенькая с короткой и пушистой копной таких же жёлтых волос. Первую отдали сестре, а вторую подарили мне. Помню, как сильно мы радовались этим красавицам.

Кроме этой куклы в моей игрушечной коллекции был тряпочный гном, которого я любила больше всего на свете. Больше конфет и больше своей новой куклы. Кукла поняла это и часто сидела в углу, молчаливая и смешная тогда, когда мы с гномом веселились и играли.

 Когда на зимние каникулы меня и двоюродного брата Женьку отправили в Алянгу – на бурятский гурт, игрушек, видимо, из боязни, что могу потерять, мне с собой брать не разрешили. Я сидела в УАЗике и хныкала по этой причине. А Женька родители у которого жили на том гурту, сказал мне:

– Не плачь. У меня дома есть живые игрушки. Они умеют танцевать и разговаривать.

Я перестала хныкать и недоверчиво взглянула на него:

– Ты врёшь, не бывает таких игрушек.

– Бывает, – возразил он, глядя на меня честными глазами: – Вот приедем и увидишь.

Я смотрела на брата глазами полными слез, но уже окончательно успокоилась и почти забыла про оставленные дома игрушки, потому что в моей голове принялись болтать весёлые гномы и изящно танцевать розовые барби.

Однако, по приезде мы не обнаружили никаких игрушек, если не считать деревянного автомата, который вырезал Женьке дядя Слава, брат моей мамы и мамы Женьки. Я почувствовала себя обманутой и снова заплакала. Надо сказать, в детстве я была той ещё плаксой. Взрослые решили, что я устала с дороги и уложили меня спать.

Прошло несколько дней, прежде чем Женька снова завёл разговор о своих живых игрушках.

Мы были на улице. Короткий день заканчивался. Зимнее солнце уже обошло полнеба и готовилось нырнуть за синие сопки гор. С озера по тропе к базе поднимался скот – напившись воды на водопое, коровы тяжело переваливаясь сбоку на бок, шли неспешной вереницей.

Женька сидел на верхней жердине забора, ноги в серых валенках упёр в нижнюю жердь. Забор и был таким: из верхней и нижней жердей, прибитых гвоздями к столбам, которые были вбиты в землю. Женька то и дело швыркал маленьким носом, гоняя сопли, и безостановочно болтал.

–… А я тебе не наврал, что здесь летом были живые игрушки. Наверное, потому что пришла зима, они все собрались и уехали в Хунгуру.

Я недоверчиво покосилась на него:

– Опять врёшь!

– Клянусь тебе! – воскликнул он. Я гляжу на него снизу вверх. Женька трёт варежкой дерево, очищая от снега.

– И где эта твоя Хунгура находится?

Женька привстал на нижней жердине и указал варежкой в сторону Витима.

– М-м-м, вон там! Отсюда недалеко. Если утром пойдём за ними, то в обед уже обратно придём, так что никто не заметит, что мы уходили. Ты только никому не говори.

Я смотрю туда, куда он показал и вижу темнеющие вдалеке горы, неподвижно замершие за Витимом. Сколько не смотри на них, не увидишь там ни одной живой души. Я вмиг представила, что оказалась там: увидела голые деревья, белую землю, и даже почувствовала, как звенит тишина в этих холодных безлюдных местах.

– А не страшно? – неуверенно спросила я.

Женька цокнул языком:

– Ну ты трусиха!

Женька уже большой, он уже ходит во второй класс, а я еще в детский сад. В деревне Женька жил у нас дома, пока ходил в школу, ведь родители его круглогодично живут здесь, в Алянге . И вот, когда наступили зимние каникулы, мы приехали сюда погостить. Женька, конечно, и летом здесь живёт и, наверное, ему совсем не скучно вместе с говорящими игрушками. Вот бы и мне их увидеть! Жаль, что сейчас они ушли в Хунгуру.

Из дома вышел дядя Слава и позвал нас ужинать. Мне нравится дядя Слава.  Он высокий и молодой, совсем не такой, как Женькин отец –  тот старый и ворчливый.

Женька спрыгнул на снег и побежал к дому. Я побежала следом за ним, мне тяжело, валенки неудобные, поэтому я прилично отстаю от него. В доме мы сбросили с себя шубейки, меховые шапки и уселись на скамью.

Женькина мама, тётя Вера, уже поставила на деревянный стол полную чашку ароматных, дымящихся поз. Рядом с позами стоит стеклянная  банка с густой сметаной. Женькин отец нарезал буханку хлеба и положил нам по куску рядом с тарелками. Дядя Слава в это время разлил по кружкам чай и щедро забелил его молоком.

Когда мы, наконец, все расселись за столом, тётя Вера намазала мой хлеб сметаной и положила мне в тарелку большую позу.

– Не обожгитесь, горячо, – предупредила она нас с Женькой. Я подула на позу и ложкой разрезала жёлтое варёное тесто. На дно тарелки вылился сок с блестящими малюсенькими капельками жира. Его можно выпить прямо через край тарелки потом, когда съем тесто. Мясо из поз я тогда не ела и всегда незаметно прятала его за тарелку со своей стороны так, что никто этого не замечал, пока не начнут убирать со стола. Конечно же сейчас мне кажется это настоящим варварством, однако тогда тесто мне казалось самым вкусным и съедобным в позах.

Съев тесто и выпив через край тарелки бульон, я привычно спрятала кругляшок варёного фарша за тарелку.

– Ой, какая молодец! – похвалила меня тётя Вера, увидев мою пустую тарелку и не заметив моей хитрости. – На–ка, съешь ещё позинку.

С этими словами, она положила мне вторую порцию ароматного блюда. Я доела хлеб со сметаной и так же, как и в первый раз расковыряла ложкой позу и, ухватив ею мясо, аккуратно положила его рядом с первым кусочком.  Женька тоже ковырял позы ложкой, но съедал целиком вместе с мясом. Взрослые ели позы руками. Аккуратно надкусывая их с краю, они шумно выпивали сок, а затем съедали мясо и тесто.

– Я все съела! – сказала я с гордостью и победно посмотрела на Женьку.

– Ай, молоде-ец! – восхищались моим аппетитом взрослые, а Женька замер с куском хлеба в руках и покосился на мою тарелку и так, как сидел рядом, естественно, увидел кругляшки фарша, спрятанные мной.

– А вот и не все!.. – сказал он и сделал движение, чтобы отодвинуть мою тарелку и явить старшим родственникам мое преступление. Я схватила тарелку обеими руками и с мольбой посмотрела на брата. Но тот, чувствуя мое сопротивление, вцепился в посудину своей цепкой лапой и потянул на себя. Я держала что есть сил, чувствуя, как скользкая тарелка медленно покидает мои руки.

– Чего балуетесь? – недовольно протянул Женькин отец. В эту секунду Женька дернул посудину со всей силы и она, выскользнув из моих рук, описала дугу и хрястнула бортиком прямо в горло Женькиному отцу.

– К-ха! – каркнул Женькин отец и вцепился себе в горло. Тарелка упала ему на колени и оттуда свалилась на пол.

Тут тетя Вера увидела кругляшки фарша и покачала головой так, что мне стало стыдно.

– А ну! Живо выбирайтесь со стола и спать! – рявкнул дядя Слава.

– Я еще не доел, – спокойно сказал Женька, засовывая кусок хлеба себе в рот.

– Я тебе щас доем! – просипел Женькин отец, – я тебя щас так накормлю, что больше есть не сможешь!

Женька понял, что ужин закончен и мигом вылетел из-за стола. Следом, сгорая от стыда за несъеденные кусочки фарша, вылетела и я.

После ужина взрослые немного отошли от гнева и разрешили нам немного поиграть, а затем велели укладываться спать. Лежа в постели, я обнимала тёплый бок тётки, я думала о том, как мы завтра с Женькой пойдем в Хунгуру за живыми игрушками.

Во сне я увидела гнома и барби, которые сидели за столом и пили чай, обсуждая погоду за окном. Гном был в вязаной шапке и зелёной куртке, барби сидела в белом платье, усыпанном блестящими стразами и красивым ободком на маленькой головке. Вдруг гном тыкнул пальцем в окно и воскликнул:

– Эка же, сколько снега навалило!

Барби, надкусив шоколадную конфету, кивнула златокудрой головой.

– В такую погоду рыба вряд ли будет клевать.  – с сожалением в голосе произнесла она.

– Ничего, сходим, попробуем. – сказал гном почему-то голосом  дяди Славы и затем крикнул:

– Эй, Женька, проснулся? Пойдёшь с нами на рыбалку?

Я открыла глаза и увидела, что уже совсем светло. За столом сидят тётя Вера и дядя Слава и пьют чай. Отца Женьки в доме не было, очевидно, он пошёл задавать корм скоту. Женька лежит на соседней кровати, на которой он спал с дядей Славой и трёт глаза. На вопрос дядьки он сонно пробормотал:

– Нет, я не хочу.

Мы с Женькой позавтракали кашей с маслом, запили чаем с молоком и попросились на улицу под предлогом поиграть. Однако, мы помнили с ним, что сегодня отправляемся на соседний гурт за живыми игрушками.

Мы надели шубы, валенки и шапки. На наши шеи тётя Вера повязала шарфы. Когда мы вышли на улицу, я спросила у Женьки:

– Женька, а там в Хунгуре есть барби и гном?

– Конечно, есть! – ни секунды не медля, горячо отозвался он. – Там есть все волшебные существа. А еще есть пираты и ковбои на маленьких лошадях!

Я посмотрела на него: не врет ли? Но вроде нет – не смеётся и говорит серьёзно.

Из дома вышли Женькин отец и дядя Слава с походными рюкзаками на плечах. В руке у дяди Славы был металлический ледобур. Переговариваясь, они вышли за калитку и двинулись в сторону реки. На рыбалку пошли.

Мы с Женькой пару дней назад тоже ходили на рыбалку. И та рыбалка очень нам запомнилась, особенно дяде Славе. И мне даже посчастливилось поймать ленка. Ух, и большой же он был!

Дядя Слава насадил на крючок белого жирного короеда и забросил леску с лунку. Леска тут же натянулась из – за тяжёлого грузила. Дядька велел мне держать короткое удилище и иногда покачивать им.

– А зачем так покачивать? – спросила я. Дядя вглянул на меня, снял варежку и утёр мне нос.

– Когда рыба будет проплывать мимо короеда, она увидит, что он танцует, остановится посмотреть, а потом клюнет, – поведал он о хитрости рыболовного приёма.

– А если короед не будет танцевать, она не клюнет?

– Думаю, нет, – ответил дядя Слава. – Ей же скучно там, подо льдом. От скуки она его попросту не заметит и проплывёт мимо.

Я уставилась в лунку и увидела танцующего белого короеда в тёмной глубине воды. Мимо плывёт огромная рыба, грустно понурив голову. Вдруг краем круглого глаза она замечает лихо отплясывающего червяка и, удивлённая, останавливается, заинтересованная номером. Червяк извивается своим белым телом, кланяется и подпрыгивает. Рыба качается ему в такт и аплодирует двумя красными плавниками, чрезвычайно развеселившись. Теперь ей не скучно, но… Почему она, вместо того, чтобы наградить короеда жизнью за его прекрасный номер, решает его съесть?.. Только я хочу спросить об этом дядю Славу, как вдруг чувствую, что кто-то внизу, под водой сильно дёрнул за крючок. Даже удилище качнулось вниз.

– Э-э-э, там кто-то дергает! – закричала я. Дядя Слава, который был ближе всех ко мне, подошёл и принялся быстро вытягивать леску из воды. Через мгновение он вытащил из лунки рыбину. Та ошарашено смотрела вокруг и безмолвно открывала рот, из которого торчал крючок с короедом. Я улыбнулась, подумав: вот так тебе, рыбина, ты хотела съесть ни в чем неповинного танцующего червя и за это я съем тебя. Мгновенная карма настигла тебя, как молния.

– Ну вот! Твой первый ленок!  – сказал дядя Слава, снимая рыбу с крючка.

– Поймала! – восторженно воскликнула я и победно посмотрела на Женьку. Тот сидел рядом со своим отцом и завистливо смотрел на бьющегося об лед ленка. Сам он в тот день так ничего и не поймал, а потому вскоре сидеть ему наскучило и он принялся кататься по синему льду. Я, глядя на него, тоже бросила удочку, и с чувством победителя побежала к нему. Рядом с нами вертелась маленькая собачка Берта, которая вдруг присела и наложила кучу прямо на лед.

– Знаешь, летом я тут наловил три ведра рыбы, – наблюдая за собакой, заявил Женька.

– Врешь! Не мог ты столько наловить.

Женька снял варежку и ногтем большого пальца дернул себя за зуб:

– Зуб даю. А знаешь, в чем секрет моей удачной рыбалки?

– В чем?

– Рыба ведь не только на короеда клюет, а еще…

Женька подозрительно посмотрел на застывших у лунок взрослых и прошептал:

– Не поверишь, но рыба очень сильно любит собачие какашки…

– Дурак?

– Да клянусь тебе! Они, – брат кивнул на взрослых, – просто вчистую соревнуются, потому что условились ловить только на короеда. Я думаю, что надо помочь дяде Славе немного, видишь как мало он сегодня поймал?

Дядя Слава и вправду поймал всего два ленка, а Женькин отец уже четыре. Мне стало жалко дядю Славу и спросила у Женьки:

– А как мы ему поможем?

– Смотри, план такой: я буду отвлекать их, рассказывать разные истории, а ты подкрадешься к дяде Славе со спины и положишь ему в банку с червяками собачие какашки. Да смотри аккуратно. Так, чтобы папка мой не увидел, поняла?

– А где же я возьму собачьи какашки?

– Так вот же.

Собачие какашки мне трогать не хотелось, но очень хотелось помочь дяде Славе. Я пошла к берегу, нашла плоский камень и вернулась. Преодолевая брезгливость, я наскребла камнем свежие собачьи фекалии и пошла к дяде Славе. Женька уже стоял перед мужчинами и рассказывал им про то, как в школе подложил металлическую кнопку училке. Я подкралась сзади к дяде, заприметила открытую банку с червями и, присев, сбросила в банку собачью фекалию, которая тяжелым комком упала на белых червей. Отбежав, я помахала Женьке, мол, готово. Тот кивнул, мол, понял.

Тут у дяди Славы клюнуло, он потащил леску, но рыба сорвалась. Дядя Слава выдернул из лунки голый крючок и разочарованно застонал.

"Ничего, – подумала я, – не расстраивайся, дядя Слава, сейчас наживишь собачью какашку и обязательно поймаешь". Дядя Слава, словно услышав мои мысли, не глядя, потянулся к банке, сунув в нее руку и тут же выдернул ее обратно.

– Это че такое? – удивился он, глядя на перемазанные коричневым цветом пальцы.

Женька покатился со смеху. А я, понимая, что дядя Слава все равно спалился перед Женькиным отцом, подбежала к нему и закричала:

– Клювать будет лучше, клювать будет лучше!..

… Снег больше не идет. День солнечный и ясный. У деревянной базы, огороженной жердями, коровы. От них валит пар. Я гляжу на Витим и вижу белое одеяло снега. Это одеяло настолько огромное, что, заботливо прикрыв поле и ледяную реку, оно расстелилось ещё дальше к далёким сопкам и только там, края его обрываются и видны чёрные точки оголённых деревьев. Наверное, им зябко.

– Ну что? Идем? – тихо говорит Женька, а сам поглядывает на окна дома – не смотрит ли тётя Вера.

– Точно не страшно? – спрашиваю я его.

– Не бойся, здесь совсем недалеко.  – уверяет он. И мы отправляемся в путь. Сначала мы бежим: нужно перебежать поле так, чтобы тётя Вера нас не увидела из окна, а за полем крутой обрыв к реке и там нас будет уже не видно. Женька бежит впереди и мне тяжело бежать рядом с ним из – за неудобных валенок.

– Давай быстрей! – вполголоса кричит он, останавливаясь и косясь на дом.

Мы перебежали поле и скатились с обрыва к берегу Витима. Женька трёт лоб и успокоенно говорит:

– Фу-х! Ну теперь можно и помедленнее пойти, мама не увидит.

– А знаешь, летом, когда тебя здесь не было, игрушки дома не жили, – говорит он, когда мы миновали обрыв и зашагали по ровной поверхности льда.

– А где же они жили?

– Они жили в поле в сусличьих норах. Утром они просыпались и отправлялись на Витим купаться. Они запрягали сусликов и садились на них, как на лошадей, и ехали. У них вождь – деревянный ковбой в шляпе.

– А я думала, что ковбои на лошадях только ездят.

Женька, на секунду замешкавшись, выдаёт:

– Так у ковбоя есть лошадь! Маленькая такая, игрушечная лошадь. Он и ездит на ней, а все остальные игрушки – на сусликах… Ну и пираты ещё на лошадях. У них они тоже есть.

– Что? Даже барби ездит на суслике?

По Витиму идти намного легче. Снег здесь твёрдый и ребристый лежит ровно и его не так много, как в поле. Поэтому мы с Женькой идём наравне бодро и весело.

Подумав, Женька отвечает.

– По – моему, у неё есть карета и она ездит в ней. Они ведь и в Хунгуру на сусликах уехали. Ты не заметила, что в поле нет сусликов?

Я вспомнила безжизненные белые поля вокруг гурта.

– И правда!

– Вот! – торжествующе говорит он, – Я и говорю тебе, что они теперь все живут в Хунгуре.

Мы идём по замёрзшей реке. По обоим её берегам рассыпался лес. Чёрные деревья стоят в оцепенении и глядят на нас. Некоторые деревья так низко склонились над рекой, словно слушают, как глухие старики, которые подставляют  к тебе ухо и громко спрашивают: «А–ась?». Я поглядываю на эти деревья и мне отчего – то становится боязно.

– Женька, а долго ещё идти?

– Да нет! Сейчас вон туда повернём и там будет Хунгура.

Он показывает варежкой вперёд, где Витим круто уходит влево. Мрачные деревья бегут по берегам  и тоже поворачивают влево, отчего кажется, что впереди лес преграждает нам путь. Я обернулась назад и увидела такую же картину – далеко позади стоит тёмный лес и смотрит нам вслед.  Теперь мы окружены безмолвными деревьями со всех сторон.

Мы дошли до того места, где река поворачивала влево и повернули вместе с ней. Я ожидала увидеть такой же домик, как в Алянге, коровьи базы, сараи, однако ничего этого не было. Белая дорога реки убегала дальше, а по берегам все те же наши спутники – деревья разводили ветками-руками, мол, нету тут никакой Хунгуры. Только теперь с обеих сторон реки выросли серые голые скалы, а лес полз высоко в горы.

Женька остановился.

– Кажется, я запутался… А, вспомнил! Хунгура там, за той горой!

Он показал на скалистую мрачную гору, что была с правой стороны берега.

– Нам что гору нужно переходить? – с растущим беспокойством в груди воскликнула я.

– Да нет! Мы так же по Витиму пойдём. Она же вдоль берега, гора. За ней сразу гурт. Он так же, как и наш, стоит недалеко от реки. Пойдём!

Он нетерпеливо махнул рукой. Заторопился и побежал вперёд. Я бросилась следом.

– Постой! Подожди меня!

Женька неохотно остановился и дождался меня.

– Когда заберем игрушки, – сказал он, – наверное, тётя Таня, ну та, которая в Хунгуре живёт, даст нам коня и обратно мы поедем верхом!

– Правда?

– Угу.  Только надо ей сказать, что родители нас отпустили и попросили её, чтоб дала нам коня на обратный путь.

Я остановилась как вкопанная.

– Соврать?

– А что такого? – пожал плечами брат, – ты что хочешь назад идти пешком? И ещё нести на себе игрушки?

Я понуро опустила голову:

– Нет.

Затем посмотрела наверх. Зимнее маленькое солнце было на середине неба.

– Ты сказал, что к обеду мы уже вернёмся обратно, – с упреком сказала я. –  А уже обед.

– Да мы просто проснулись поздно! – оправдывался он. – Если бы мы раньше встали, то уже давно бы пришли обратно.

– Но мы так долго идем. Я устала.

Я почувствовала, как  что-то защипало в глазах и к горлу предательски подкатил комок.

– Давай домой пойдём, я хочу обратно!

Женька остановился и сверху вниз посмотрел на меня.

– А как же игрушки?

– Ну… Ну мы их потом можем забрать. Или скажем дяде Славе, он их нам привезет. Ну пожалуйста!..

– Ну тут совсем немного осталось! Совсем чуть-чуть, – упирался он.

В эту секунду мы услышали крик.

– Женька – а! А ну стойте!

Мы обернулись и увидели человека, который бежал к нам по реке. Это был дядя Слава. На спине у него висело ружье.

– Куда это вы идёте? – строго спросил он, подойдя к нам вплотную.

– Мы за живыми игрушками пошли в Хунгуру, – радостно сдала наш план я. Радостно от того, что увидела дядю. Женька шикнул на меня и опустил голову.

– За какими ещё игрушками?! А ну марш домой! Три километра за вами бежал!

Дядя Слава схватил нас за воротники шуб и подтолкнул.

– Бегом, я сказал, домой! Сейчас родители покажут вам «игрушки!».

Мы с Женькой враз завыли и побежали. Позади нас шёл дядя Слава и поминутно ругался.

– Это ты опять напридумывал, фантазёр? – строго крикнул он, обращаясь к Женьке. Женька под этим криком втянул голову в плечи и завыл ещё громче.

– До Хунгуры два дня пешком. А, если бы я вас не нашёл?!

Так, под строгим надзором дяди мы пришли в Алянгу. Взрослые затребовали ответ и мы рассказали, зачем пошли на соседний гурт. Потом тётя Вера схватила  ремень и принялась охаживать им Женькин зад.

– А если бы вас волки задрали?! Это надо же так придумать: ковбои на сусликах в Хунгуру уехали!

– Не на сусликах они – и! – рыдал брат, – У них кони есть!

– Нету никаких ковбоев, дурачина ты этакая! – в сердцах выкрикнула тётя Вера.

– Е–есть! – провыл Женька. Казалось он и сам поверил в свою фантазию.

– Да что толку ему говорить! – воскликнул Женькин отец, который сидел за столом и смотрел на все действо. – Он опять нафантазировал себе что-то! Что за человек растёт? Что в голове  – непонятно!

– А ты бы сына лучше воспитывал, чем с утра до ночи по своим лесам бегать! – переключилась тётя Вера на мужа. Потом снова нам: