Дженга: разжигая пожары

Глава 1 – Завтракать будешь?

Широкие штанины, заправленные в полосатые сине-белые гольфы, топорщились на коленках и мешали крутить педали. Зато ими, как сачком, удобно было ловить случайных зазевавшихся насекомых – даже бабочек, – если съехать с дороги и пуститься напрямую через поля, заросшие высокой, больше метра, острой травой и мелкими, слезящимися на солнце цветами.

Леони Жервиль никуда не торопилась, но гнала из последних сил: тонкая мешковатая рубашка намокла подмышками, над верхней губой выступила капелька соленого пота и исчезла на кончике языка, тут же спрятавшегося за ровным рядом зубов с зернышками клубники у самых десен.

Впереди показалось поле – широкое, усеянное желтыми цветами. Именно там обитали жирные ядовито-зеленые гусеницы, торопливые муравьи, почти прозрачные белоснежные бабочки на тонких невесомых крыльях, пугливые неповоротливые улитки и мириады суетливой мошки, так и норовящей забиться нос, рот, глаза и даже уши. Целый мир, скрытый от взора равнодушных, кто никогда не решался перешагнуть узкий овраг и погрузиться в море высокой острой травы.

Велосипед остановился – руль резко ушел вправо, заднее колесо перестало вращаться и пропороло влажную после дождя борозду в успевшей высохнуть только сверху под утренним солнцем придорожной пыли. Леони смахнула прядь, выбившуюся из зализанных назад коротких каштановых чуть волнистых волос, летом отливающих рыжиной, почесала усыпанный веснушками, словно крошкой красного кирпича, нос и протяжно выдохнула нагретый жаром тела воздух через сложенные трубочкой тонкие губы. По дороге безопаснее, но, если свернуть здесь и ломануться через поле, чуть влево до самой речки, то можно сэкономить несколько минут.

– Ты куда-нибудь торопишься? – спросила она невидимого кого-то и тут же за него ответила. – Я никуда не тороплюсь. Пам-пам-пам…

Решено. Велосипед, ведомый уверенной рукой, скатился в овраг, подпрыгнул на кочке и вынырнул по другую сторону в высокой траве. Было видно только склонившуюся к рулю спину.

Уже через десять минут Леони была на месте – на самой окраине города, куда не ходили автобусы, у двухэтажного здания, когда-то очень давно выкрашенного темно-серой краской. Он выглядел так, словно здесь не жил самый выдающийся – из тех, кого ей удалось повидать, – мастер-стеклодув, из-под рук которого выходили такие диковинные безделушки, что посмотреть на них слетались школы их небольшого города.

– Пам-пам-пам, – привычно промурлыкала девушка, бросила велосипед у проселочной дороги, совершенно не заботясь о том, что кто-то может на него покуситься, и, поднявшись по ступенькам на неустойчивое крыльцо, коротко постучала в дверь костяшками пальцев.

Замереть, прислушаться, податься вперед, почти касаясь оттопыренным чуть больше положенного ухом шершавой поверхности двери. Тишина. Только слышно, как гудит огонь в печи и тихо шепчет пластинка, затертая почти до дыр.

– Мсье Этьен, это Леони, – протянула девушка под скрип открывающейся двери и пробурчала под нос: – Как будто он меня замечает.

Из прихожей тянулся длинный коридор. По правую сторону располагалась всего одна дверь – вход в мастерскую, где плавилось, кипело, податливо гнулось стекло под бережными руками Этьена Ле Гро. По левую сторону шли одна за другой комнаты: крошечная кухонька, темный чулан и ванная.

– Мсье Этьен, – повторила Леони, ступая на рассохшиеся, вытоптанные до плоских борозд доски.

Раздался скрип, девушка подскочила на месте, уставилась себе под ноги и только сейчас заметила, что забыла выправить штанины хлопковых светло-серых брюк, купленных в местном секонд-хэнде неделю назад.

Нервные пальцы скользнули вниз – поздно.

– Леони? – хриплый голос заставил замереть.

Выпрямившись, Леони вытянулась в струнку и сразу почувствовала, как ноет привыкшая сутулиться спина, и как хрустят позвонки, вставая, наконец, на свое законное место.

– Ой, – не удержалась девушка и тут же прикрыла рот ладошкой, перепачканной соком клубники. – Мсье…

– Завтракать будешь? – вместо приветствия спросил Этьен, внимательно разглядывая девушку.

Ему было чуть за сорок. Длинное, даже долговязое, поджарое загорелое тело в мелких шрамах от ожогов, зачесанные набок волосы, спадающие на лоб влажными прядями, сухие, обветренные постоянным жаром печи губы.

Они познакомились около двух лет назад, когда Леони вместе с группой из сиротского приюта, где жила с рождения, приехала в эту самую мастерскую посмотреть, как из стекла и огня являются миру шедевры. Подаренный тогда маленький, с фалангу мизинца, дымчато-синий кит до сих пор лежал в потайном кармашке рюкзака.

– Буду, – кивнула девушка и порадовалась, что не умеет, как некоторые белокожие барышни, заливаться алым румянцем – лицо, покрытое стайками темно-рыжих веснушек, хранило эмоции от чужих любопытных глаз.

Толстые ломти хлеба, пропитанные смесью яиц с корицей и карамельным сахаром, поджаренные и щедро намазанные сливочным маслом, огромная сковорода яичницы-глазуньи и маленькая баночка чуть заветренного паштета из гусиной печени. Этьен налил себе чашку кофе, добавил щедрую порцию молока и посмотрел на незваную гостью: «Будешь?»

– Ага, – заулыбалась Леони, примостилась на стуле с высокой спинкой, опять заметила заправленные в гольфы штанины и наспех высвободила помятую ткань, украдкой бросая взгляд на мужчину напротив.

– Я думал, ты уже не приедешь, – ухмыльнулся Этьен, заметив нервные манипуляции. Прозвучало, будто он не просто так думал, но еще и надеялся на это.

Леони схватила кусок хлеба, запихала в рот и начала жевать, жестами давая понять, что не может говорить.

Да и кто захочет рассказывать, что с утра снова горе-соседи – такие же выходцы из детдома – устроили пьяную драку. В итоге один из них – парень лет двадцати – перелез через балкон, пытаясь что-то доказать дружкам, но сорвался и упал на бетонный козырек, с внешней стороны увитый плющом, а с верхней закиданный окурками и осколками бутылок. Приехала скорая, полиция. Последние лениво опрашивали тех, кто не побоялся открыть дверь, особо не стараясь что-то узнать (дом, приютивший детей-сирот, давно прославился на весь район), а первые наспех упаковывали в черный мешок окровавленный труп. Одно хорошо – в подъездном коридоре встретилась соседка, совсем старая бабушка, и угостила свежей клубникой, чуть подгнившей, но зато сладкой.

– Пам-пам-па-пам, – мурлыкала Леони, запивая хлеб разбавленным молоком кофе. Хотелось залезть еще в банку с паштетом, но желудок уже предательски распирало.

Этьен к еде практически не притронулся. Выпил чашку кофе, залез в сковородку пальцем, соскреб растекшийся, успевший подсохнуть яичный желток и задумчиво облизал. Леони уже выучила этот взгляд: мастер размышлял об очередном стеклянном детище, которому суждено будет простоять на полке пару месяцев в надежде, что его кто-то купит, чтобы потом опять отправиться в печь.

– Доедай и приходи, – буркнул мужчина и вышел, не оглянувшись.

– Доедай и приходи, – передразнила Леони одними губами, чтобы не дай бог не услышал, и поторопилась последовать за ним.

Она приходила сюда практически каждые выходные по утрам – помогала мыть стеклянные бутылки, собранные ею же на городских свалках, а потом долго сидела, забившись в пыльный угол мастерской, откуда открывался отличный вид на пламя в узкой печи, но было достаточно безопасно. Огонь пугал и завораживал.

Вода была ледяной, и скоро пальцы перестали что-то чувствовать и двигаться. Отставив только что вымытую бутылку на специально приспособленную сушилку, Леони быстро обернулась, желая удостовериться, что Этьен полностью погружен в свое занятие, и прошмыгнула в коридор – ее манил недоеденный кусочек хлеба и заветренный паштет.

«Если повезет, в холодильнике осталась та банка варенья…»

Чуть забродившее варенье из кислых яблок как нельзя лучше подошло к сладковатой булке и слегка пересоленному паштету. Зажмурившись от удовольствия, Леони замычала, стараясь жевать медленно, чтобы насладиться минуткой блаженства.

– Пам-па-па-пам, – мурлыкая себе под нос, Леони помыла посуду и впервые за день посмотрела на часы – почти полдень.

У нее есть еще час или два, а потом нужно будет снова впихивать штанины в бело-синие гольфы и мчать на другой конец города, где она время от времени подрабатывала моделью, то позируя в новой коллекции одежды для каталога, то размазывая по лицу зубную пасту для рекламной акции. Некоторые говорили, что, живи она в большом городе, могла бы стать звездой: тощее, длинное, почти без внешних половых признаков тело вкупе с нестандартным наивно-детским лицом, покрытым веснушками, насмешливыми глазами разного цвета и забавно оттопыренными ушами стоили миллионы. Но Леони только улыбалась или – реже – смеялась над такими рассуждениями, полагая, что очередной фотограф просто хочет залезть к ней в трусы. Хотя реальных желающих находилось не так много, а потому девушка умудрилась остаться чуть ли не единственной в мире, кто даже не целовался в недавно стукнувшие восемнадцать лет. Ну не считать же за настоящий поцелуй жалкую попытку одного из одноклассников обслюнявить ей подбородок!

– Мсье Этьен! Я ушла!

Прошло уже больше двух часов, Леони опаздывала. Наспех запихав штанины в гольфы, она села на велосипед, в последний раз с сожалением взглянула на покрашенный темно-серой краской дом и резко крутанула педали, стараясь нагнать выжженное огнем время.

***

Яркий свет бил в глаза, но щуриться нельзя, иначе проторчишь здесь еще пару часов, только прежде выслушаешь от не к месту раздраженного фотографа, какая ты все-таки «бездарность».

В фотостудии было душно. Маленькое пространство с белыми стенами явно не предназначалось для такого количества народа и еще большего количества освещения. Переодеваться приходилось здесь же, под внимательными жадными взглядами собравшихся поглазеть парней, мнящих себя профессионалами, а на деле – просто любителями обнаженных женских тел. Правда, увидев совершенно плоскую грудь и едва округлившиеся лишь для того, чтобы не спадали брюки, бедра Леони, многие теряли интерес.

На Леони было короткое узкое черное платье, усыпанное пайетками, и клетчатый пиджак размеров на десять больше – он доходил почти до колен, раздувал узкие плечи, а рукава полностью скрывали кисти до кончиков пальцев. Босые ноги, тощие и длинные, выглядывали из-под него слегка чудаковато. Но самым неузнаваемым было лицо: подведенные толстым черным карандашом глаза, густо намазанные ресницы, зачесанные на гель и казавшиеся угольными волосы, ярко-красная помада, от которой тонкие губы превратились в ниточки. В ней с трудом можно было узнать ту девчонку, которая ловила насекомых в широкие штаны, рассекая поле высокой травы на стареньком велосипеде.

– Ты сегодня мертвая, Клео.

«Леони», – преисполненная равнодушием, машинально мысленно поправила девушка.

– Что мне сделать? Налить тебе? Эй, Габби, налей этой…

Не сумев подобрать нужного слова, фотограф так эмоционально зажестикулировал, что чуть не запутался в собственных руках и даже вроде как удивился, увидев в них камеру.

Принесли пластиковый стаканчик с дешевой водкой. Чувствуя, что сейчас вырвет от одного запаха, и мысленно радуясь, что так ничего и не ела после того последнего кусочка хлеба с паштетом и кислым яблочным вареньем, Леони поморщилась, аккуратно взяла стакан за промявшиеся под пальцами бока, выдавила благодарную улыбку и отставила пойло в сторону.

– Я в порядке, Франсуа, – крикнула она в спину раздосадованному фотографу, уже закусывающего шоколадной конфетой из неизвестно откуда появившейся здесь еще в прошлом месяце коробки.

– Давай, начали, – осипшим от водки голосом прокричал Франсуа и поднес камеру к лицу. – О, так-то лучше. Ты самое удивительное создание, которое я видел, малышка.

Хлопнула дверь, сквозняк принес в фотостудию желанный свежий воздух, и Леони прикрыла глаза и потянула носом, вытягиваясь вперед навстречу свободе.

– О! Замри! Не шевелись! На меня. Чуть-чуть поворот влево. Да, вот так. Отлично, на сегодня все.

Леони привычно ссутулила спину и липкими потными пальцами размяла уставшие от натянутой улыбки мышцы лица.

– Привет.

Робкий голос заставил вздрогнуть.

В дверях стоял Стивен – друг и сосед. Он, кажется, писал, что хочет зайти за ней на студию (исключительно потому, что будет проходить мимо именно в это время) и отвести в кино на очередной фильм про супергероев. «Или, хочешь, пошли на мелодраму».

Леони приветливо заулыбалась, помахала рукой и, подхватив так и нетронутый стакан водки, унеслась за увешанный одеждой стеллаж, чтобы переодеться в широкие, к вечеру уже неприлично мятые брюки и пропахшую запахом пота рубашку. Не хотелось идти домой, а потому предложение купить по ледяному лимонаду и взять самое большое ведро сырного попкорна прозвучало очень заманчиво. И было все равно, супергерои это будут или сопливые страдания очередной дамы, объятой пламенем неразделенной любви.

Стивен что-то бормотал, пока катил ее велосипед к кинотеатру, а Леони пялилась по сторонам, увлеченная яркими нарядами девушек, спешивших на свидание или встречу с друзьями.

– Ты никогда не думал, что не принадлежишь этому миру?

Вопрос Леони застал врасплох даже ее саму.

– Что? – проснулся от полудремы Стивен.

Девушка посмотрела на него, словно видела впервые. Такой же высокий и худой, с вечно взъерошенной копной волос. Стивен был, пожалуй, симпатичным, вот только она ничего не чувствовала к нему. Но сейчас подумала, что совсем его не знает, хотя они росли вместе и дружили лет с пяти после катастрофы, унесшей жизни его родителей.

– Ну смотри. Все такие красивые. Нарядные. Куда-то идут.

– Мы тоже куда-то идем, – возразил молодой человек. – И ты… тоже красивая.

– Нет. Ты не понимаешь, – она уже пожалела, что завела этот разговор. – Многим повезло родиться в нормальной семье, где есть… хотя бы понимание, что такое здоровые отношения. Им не страшно вот так бежать на свидание вслепую, например.

Леони остановилась и обвела взглядом небольшую площадь, на противоположной стороне которой как раз стояло обновленное только этой весной здание старого кинотеатра. Она разглядывала девчонок, но не тех, кто сбивался в стайки, и не тех, кто спокойно листал ленту в телефоне. Ее притягивали те, кто высматривал кого-то в толпе и провожал взглядом, полным надежды, более или менее симпатичного парня: «Опять не тот…»

– Смотри. Видишь? Они все. Они не знают, кого ждут. Видишь?

– Ну, – неуверенно пробормотал Стивен и посмотрел на часы – сеанс скоро начнется.

– Вот. А я бы… Мне кажется… Никогда бы… Не решилась. Понимаешь?

Молодой человек пожал плечами и толкнул велосипед дальше по выщербленному асфальту.

– Ничего ты не понимаешь, – спокойно констатировала факт Леони и поспешила за ним.

– Так вот. Думаю, получится скоро переехать, – Стивен продолжил мысль, начало которой осталось для девушки загадкой.

– А?

– Я говорю… Ты вообще меня слушаешь? – он бросил на нее быстрый взгляд, но тут же стушевался под внимательным взором разноцветных глаз.

Его всегда завораживали эти глаза, кажущиеся еще ярче на усыпанном веснушками лице: левый чистый, небесно-голубой, а правый – с широким, рваным, словно языки пламени, темно-золотым ободком вокруг зрачка.

– Я говорю, на работу устроился. И вот. Переезжаю скоро на другую квартиру. Подальше от этого клоповника… – Стивен осекся.

– Переезжаешь?!

Паника. Раньше такие чувства у Леони вызывало только близкое присутствие огня. Переезжает!

– Ты же не можешь меня бросить, Стиви, – заканючила девушка, цепляясь за тощее плечо и вгоняя друга в краску.

– Так… это… Переезжай со мной.

От этой нелепицы невозможно было сдержать смех, и Леони зажала рот рукой, пытаясь унять подступивший хохот. Переехать? Со Стивеном?

Не в этой жизни.

– А я тоже переезжаю, – неожиданно, сама не понимая почему соврала, протараторила девушка.

– Куда?

– А вот. Потом скажу. Пошли, скоро начнется!

Ледяной лимонад обжигал небо и пищевод, утяжелял пустой желудок, а попкорн приятно скрипел на зубах. Хорошо, что завтра воскресенье – можно снова приехать в мастерскую к Этьену и – если повезет – нормально поесть.

На экране носились супергерои, мелькали красные и синие плащи, взрывались машины и дома. А Леони могла думать только об одном: ей не выжить в одиночку в месте, кишащем почуявшими свободу сиротами. То, что они творили (включая утренний труп на увитом плющом козырьке подъезда), не влезало ни в какие рамки, а ночные долбежки по дверям доводили до безумия. Если бы крохотная, всего на одну комнату, квартира принадлежала ей, можно было бы ее продать или сдать в аренду. Но Леони жилплощаль досталась от государства только на время – что-то там случилось с очередью, по которой ей полагалась собственная жилплощадь.

К середине фильма начало клонить в сон. Уткнувшись виском в плечо Стивена, Леони прикрыла глаза и сквозь дрему пыталась следить за сюжетом.

– Эй, эй, сейчас самое интересное… – возбужденным шепотом прокричал Стивен, но девушка уже спала.

***

– Баммм-баммм-баммм.

Звук вибрировал на железном полотне входной двери, пробирался по стенам, волной прокатывался до дивана, где, скрючившись, спала Леони Жервиль. После первого удара девушка вздрогнула. После второго распахнула испуганно глаза. После третьего села на диване, вцепившись в тонкий плед, которым прикрывалась в летние ночи.

– Баммм-баммм…

Кто-то очень настойчивый стоял по ту сторону двери и колошматил по ней явно чем-то тяжелым.

– Мать твою, – выругалась Леони, резко вдохнула, задержала дыхание, пытаясь угомонить разволновавшееся сердце.

Уже через минуту она окончательно успокоилась, хотя незнакомец и не думал уходить – к ударам прибавились голоса, шум борьбы, женский истеричный крик.

– Баммм-баммм-баммм!

По босым ступням пробежал сквозняк из приоткрытого на ночь окна, девушка поежилась от приятных мурашек, побежавших по телу, и подняла лежавшие тут же шерстяные носки – она могла замерзнуть даже в жару, но всегда спала только с голыми ногами.

– Баммм-баммм-баммм…

Уснуть не получится. Можно, конечно, вызвать полицию, но как бы не стало еще хуже – стукачей в их маленьком сообществе не жаловали.

– Может, позвонить Стивену? – пробормотала задумчиво девушка и бросила взгляд на часы: два ночи. – Стивен, Стивен…

Снова крик, резкое «Пшла отсюда!» и знакомое «баммм-баммм-баммм». Леони закатила глаза, прошла на маленькую, всего четыре метра, кухоньку, выпила залпом стакан воды, открыла холодильник, прекрасно зная, что там нет ничего вкусного, изучила полупустой пакет молока, тарелку недоеденных макарон с сыром и одинокое надкушенное яблоко. В животе предательски заурчало и вспомнился хлеб, пропитанный смесью яиц, карамельного сахара и корицы.

– Баммм-баммм-баммм!

Пройдет еще несколько минут, и незнакомец – кем бы он ни был – угомонится. А если нет – Стивену придется проснуться и спустить свою тощую задницу на этаж ниже.

– А кому сейчас легко? – философски пожала плечами Леони, глядя на свое мутное отражение в темном окне, за которым высилась многоэтажка.

Несколько окон бликовали мягким голубым светом – кто-то смотрит телевизор. В одном подрагивало пламя свечей, расставленных на подоконнике. Интересно, как живут люди с нормальными соседями, которые не устраивают балаган каждую ночь? На секунду захотелось стать невесомой, перенестись через прохладу улицы и заглянуть туда, где колыхался огонь свечей.

– Пам-пам-па-пам, – привычно промуркала девушка.

– Баммм-баммм-баммм… – отозвалось в ответ.

Незнакомец не успокаивался. Застыв на мгновение с телефоном в руках, Леони одними губами пробормотала что-то вроде «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…» и нажала на последний контакт в списке вызовов – «Стиви».

Он ответил после четвертого гудка. Сонный, хриплый, недовольный голос – еще бы, в два часа ночи!

– Стиви! Ко мне кто-то долбит в дверь. Они… просто долбят, не уходят. Но, кажется, – Леони прислушалась. – Вот. Точно. Они пробуют открыть дверь! Стиви!

– Леони? – удивленно, но еще хрипло и сонно переспросил он.

– Леони, Леони! Пожалуйста!

– Иду.

Звонок отключился, но девушка держала телефон у уха, надеясь сохранить невидимую связь с собеседником.

В квартиру действительно пытались проникнуть. В замочной скважине что-то скрежетало и скрипело.

– Мамочки, – прошептала Леони, обернулась по сторонам, пытаясь найти в маленькой комнатке место, куда можно спрятаться.

Диван (можно спрятаться за него?), журнальный столик, узкий шкаф с книгами… Бесполезно! Встроенный чулан метр на метр, который использовался для хранения одежды. Маленькая ванная с душевой кабиной – замок на двери давно сломался, а починить не доходили руки. Да и зачем? Она живет одна, и ей явно не от кого прятаться. Что еще… Кухня! Совсем без двери…

– Мамочки, мамочки… – снова залепетала Леони и уже собиралась отодвинуть диван, чтобы спрятаться за него, как услышала щелчок открывающегося замка.

Поняв, что не успевает, девушка забилась в угол, обхватила руками уши и зажмурила глаза. Острые коленки торчали из-под коротких шорт, взлохмаченные волосы топорщились наэлектризованной шерстью уличной дворняги.

Из подъезда хлынул в комнату поток ледяного воздуха, смешанного с запахами мочи, старости, травки и, почему-то, жареной рыбы.

– Ну ты, шваль, чего не открываешь?!

Кто-то икнул, сморкнулся, ввалился в прихожую, сразу направился в комнату, остановился, заметил ее – в дрожащую руку вцепились грубые пальцы, оставляя на тонкой коже синяки.

Леони закричала и открыла глаза, но тут же голова дернулась в сторону от удара – прямо в челюсть. В ушах зазвенело, кожа на губе треснула, потекла тонкая струйка крови.

Она не сразу расслышала шаги. Не сразу смогла распознать голос спасителя. Что-то происходило, но понять, что именно, не представлялось возможным – ее обволакивал липкий страх.

Наконец, дверь захлопнулась, снова щелкнул замок.

– Эй.

Чья-то теплая рука осторожно прикоснулась к плечу, Леони дернулась в сторону, ожидая удара. И только мгновение спустя решилась открыть глаза.

Стиви!

– Он… ушел? Кто… кто это был?

– Это… я не помню, как его зовут, – махнул рукой Стивен, смахивая с лица остатки сна. – Ошибся дверью. Точнее, этажом. Вроде, с пятого. Думал, подруга не пускает.

– Аааа, – протянула Леони, слизнула кончиком языка капельку крови и спешно по привычке пригладила волосы, зачёсывая пальцами назад за и без того оттопыренные уши.

– Ты в порядке?

– Да, в полном, – выжала из себя улыбку девушка. – Спасибо. Вот видишь – тебе нельзя уезжать.

– Ладно. Я пойду… – пробормотал Стивен, развернулся и вышел.

– Тебе нельзя уезжать, – повторила Леони и потерла пульсирующую болью губу. – Или мне нельзя тут оставаться.

***

Солнце щипало нос и щекотало глаза. Широкие джинсы, подвернутые до самых колен, натирали кожу, и Леони уже пожалела, что не смогла реанимировать заношенные вчера брюки или не надела платье, поглаженное еще на прошлой неделе как раз на случай жары.

Ноги упрямо крутили педали. Руки с силой сдавливали мягкую оплетку руля. Сегодня она выехала рано, поэтому действительно не спешила и могла выбрать пыльную дорогу, а не густонаселенное насекомыми поле.

Та же развилка – надо решать. По привычке закусив губу и тут же вскрикнув от боли, девушка всматривалась в шелестящую вдалеке реку, хотя отсюда рассмотреть что-то было нереально.

«Можно искупаться. Время еще есть», – пришло вдруг в голову.

Вода в реке, источающая запах ила, освежала, покалывала еще не успевшее толком проснуться после беспокойной ночи тело, закручивала короткие волосы в упрямые завитки. Выйдя на берег, Леони присела на нагретый солнцем камень. По плечу, шее, щеке пробежал ветерок, заблудися в ресницах. Мимо пронесся жирный, накрахмаленный пыльцой шмель. Пальцы ног путались в чуть влажной траве. Она пыталась в тысячный раз прогнать зудящую все утро мысль:

– Мсье Этьен, у вас, я слышала…

Голову опустить, глаза поднять – так они кажутся еще больше.

– У меня гениальная идея! А что, если…

Разжечь огонек в глазах. Только не сжимать так нервно пальцы!

– Мсье Этьен, от вас зависит моя жизнь! Сжальтесь!

«Ты еще слезу пусти, актриса чертова».

– Я подумала: может, вы сдадите мне комнату наверху?

«Ага, а платить ты чем будешь?»

Звонко похлопав ладошками по голому, нарочно выпяченному вперед, насколько позволяло тощее тело, животу и ощупав еще влажное белье, Леони, скривившись от отвращения, натянула джинсы и вздохнула.

– Мсье Этьен… Мсье Этьен…

Он тысячу раз просил не называть его «мсье», но девушка то ли слишком стеснялась из-за разницы в возрасте, то ли была на удивление хорошо воспитана.

Через пятнадцать минут она была уже рядом со знакомым темно-серым домом. Бросив велосипед на привычное место, девушка поднялась на крыльцо, заученным движением прислонила правое ухо к двери, прислушалась, знакомым движением дернула ручку и потянула на себя.

– Мсье Этьен! Мсь…

Сегодня он уже стоял в коридоре, прислонившись к стене и скрестив на груди руки. В холодных глазах читалось раздражение, смешанное с приветливой улыбкой.

– Завтракать будешь? – нахмурившись при взгляде на разбитую губу, спросил он, пригладил в сторону упавшие на лоб пряди волос и, не дожидаясь ответа, ушел на кухню. А вместо «Что с тобой случилось?» предпочел спросить:

– Тебе джем достать?

– Джем! – зачем-то выкрикнула Леони, осеклась, опять тщетно попыталась покраснеть от смущения, скинула стоптанные кроссовки в угол и пошла следом на кухню.

Опять ломти поджаренного хлеба, в этот раз на чесночном масле, знакомый заветренный паштет, баночка джема – или все-таки варенья? – из кислых яблок и шикарный воздушный омлет с помидорами на всю огромную сковороду.

– Мсье Этьен… – Леони понимала, что не в силах проглотить ни кусочка, пока не озвучит тот самый вопрос… – Я подумала: может, вы сможете сдать мне квартиру наверху? Только я заплачу позже. Я… собираюсь устроиться на работу. И у меня есть…

Этьен удивленно поднял брови, наливая приличную порцию молока в кофе, но промолчал.

– Я просто… я подумала… – залебезила Леони, проклиная себя за то, что начала этот разговор – даже аппетитно подрумяненные куски хлеба теперь выглядели на удивление омерзительно.

Он молчал. Молча мазал паштет, молча и бесконечно долго прожевывал поджаренный мякиш. Казалось, молчание, сгустившееся до консистенции этого самого паштета, тоже можно намазать на хлеб.

Глоток кофе с молоком, взгляд прищуренных глаз.

– Оставайся. Только там не убрано. И жить будешь одна, я тут не живу, – еще немного помолчал, словно ему было мало. – Не боишься?

– Если никто не будет выкидываться с балкона на козырек прямо у моих окон или вламываться ночью – то не боюсь, – растянула губы в улыбке Леони и с жадностью вцепилась в одурманивающе пахнущий чесноком ломоть хлеба.

Этьен снова удивленно вскинул брови и снова промолчал. Встал, поставил чашку в раковину и вышел. Уже через пять минут послышалось перешептывание огня в печи и шелест виниловой пластинки.

«Если так пойдет дальше, я разучусь говорить», – вздохнула Леони, но даже перспектива навеки замолкнуть и не слышать человеческую речь вовсе не могла омрачить клокочущую внутри вулканом радость – радость свободы!

Дело за малым – найти нормальную работу, чтобы платить за аренду.

Глава 2 – До мелких хлопьев пепла

Просыпаться в абсолютной тишине одновременно упоительно и страшно. Леони узнает об этом позже, а первое утро в доме Этьена Ле Гро для нее начнется с тарахтения двигателя старого пикапа мастера.

Лениво потянувшись, девушка не торопилась открывать глаза и стряхивать с лица до неприличия довольную гримаску.

– Пам-пам-пам! – одними губами прошелестела она, скинула выстиранный вчера и пахнущий цветами плед, перевернулась на живот, утопила лицо в подушке, шумно вдохнула едва различимый запах пыли и взъерошила волосы – как могла, оттягивала момент пробуждения.

Хлопнула входная дверь. Раньше она не замечала, что слышимость в доме такая, будто это к ней в комнату кто-то вломился и теперь топает, подбираясь ближе к старой металлической кровати с кованым изголовьем. Обернувшись, чтобы удостовериться, что она одна и двери закрыты на ключ и толстый засов, Леони оглядела новое жилище, едва сдерживая радостный визг.

Если сравнивать с прежней квартирой, здесь было раза в три больше места. Деревянные полы покрыты вытертой темно-желтой краской, стены оклеены спокойными обоями в мелкий цветочек, попахивающими старостью, с потолка криво свисает единственная разлапистая люстра. Мебели было немного: кровать, пузатый комод, древний рассохшийся платяной шкаф и примерно такого же возраста кресло, – но ей хватало. Тем более, что еще месяц назад, неизвестно как попав на блошиный рынок, Леони приметила красивый столик с подернутым патиной зеркалом. В прежней квартире места не нашлось, зато здесь он будет смотреться отлично!

Внизу раздались шаги – Этьен подошел к лестнице, постоял и вернулся на кухню. Зашкворчало масло на сковороде, послышался шум воды. Вспомнив, что собиралась по случаю переезда сама приготовить завтрак, девушка зарычала недовольным щенком, сорвалась с кровати, подбежала к шкафу, влезла в домашние спортивные штаны и длинную, почти до колен, широкую футболку, натянула любимые шерстяные носки и кинулась к двери. Чуть не поскользнувшись на вытоптанных до гладкости деревянных ступенях, Леони кубарем скатилась вниз, наспех умылась и ввалилась в кухню, на ходу приглаживая смоченные водой волосы.

– Мсье Этьен! Доброе утро.

Проклятые веснушки! Хоть бы раз позволили зардеться от стыда.

– Привет, – ухмыльнулся мужчина, не оборачиваясь.

Он стоял у плиты и жарил французские тосты из тончайшего белого хлеба, подрумянивая до идеального карамельного цвета – долгие годы одиночества, видимо, давали о себе знать, и готовил мастер вполне неплохо. В воздухе висел запах корицы, сахара, а еще – свежесваренного кофе.

– А я хотела приготовить завтрак, – виновато улыбнулась девушка. – Раз уж я…

– Ничего, – отрезал Этьен, не давая продолжить.

Завтракали в тишине. Только стрелка часов на стене в прихожей отстукивала медленные секунды.

Следующие несколько дней Леони запомнит, как самые счастливые. Она просыпалась рано – специально ставила будильник, чтобы успеть приготовить завтрак, как могла, неумело. Если находила сообщение о новых вакансиях, бежала туда, чтобы вклиниться в очередь точно таких же желающих подзаработать или (при наилучшем раскладе) найти постоянную должность. Не сказать, что ей нравилась эта мысль или действительно хотелось обречь себя на то, что многие награждают высоким титулом «стабильность», но совесть не позволяла жить у чужого мужчины просто так. Того и гляди запросит что-то взамен… Хотя ни разу за все два года знакомства он не давал повод бояться или надеяться, что это когда-нибудь произойдет.

Когда выдавалось свободное от фотосессий и поиска работы время, Леони чаще всего проводила его в мастерской за мытьем бутылок или носилась по близлежащим свалкам на велосипеде, собирая стеклянную тару для будущих шедевров мастера. И только по вечерам, окончательно выдохнувшись, девушка забиралась в любимое кресло и смотрела, как полыхает в печи огонь и тает под настырными языками стекло. Иногда засыпала прямо там, а просыпалась только от стука двери: мастер уходил домой. Тогда девушка поднималась наверх, куталась в мягкий плед, долго лежала, глядя на тени, рисуемые луной на полу, и проваливалась в сон.

Новое утро. На завтрак: омлет и поджаренный хлеб со сливочным маслом. Пару часов уделить мытью бутылок, заметить недовольный взгляд Этьена, вызванный, конечно, ее бесконечным мурлыканьем, которое перекрывало любимую мелодию неторопливой пластинки. И сорваться на улицу, тем более что погода благоволила к купанию в речке.

– Я скоро вернусь! – зачем-то крикнула Леони, выезжая со двора. В животе разлилось незнакомое прежде тепло: у нее есть тот, кому можно вот так крикнуть: «Я скоро вернусь!» И пусть ему совершенно плевать – ей-то нет.

Не успела девушка проехать и двухсот метров, как раздался звонок. Пришлось остановиться, достать из глубоких карманов уже знакомых широких хлопковых брюк телефон и, не смотря на экран, приложить к уху.

– Привет.

«Стивен!»

– Привет! – Леони отреагировала чересчур бурно, но, кажется, действительно соскучилась за эти две недели, пролетевшие с той неожиданной вынужденной встречи посреди ночи у нее дома.

– Как ты? – голос глухой и какой-то безжизненный.

– Нормально. Обустроилась. А ты?

– Я еще на прежнем месте, – усмехнулся молодой человек и закашлялся. – Давно не виделись.

– Давно, – кивнула сама себе Леони. – Хочешь, приезжай в гости. Только вечером.

– Во сколько? – голос повеселел и даже как будто стал ближе.

– В районе девяти. Мастер как раз уходит примерно в это время.

– Мастер, – недовольно передразнил Стивен. – Он что, твой надзиратель? Запрещает тебе с кем-то встречаться?

– Нет, – прыснула от смеха девушка, уже с нетерпением поглядывая на велосипед – на горизонте собирались противные тучки, а значит скоро задумка с купанием может обернуться провалом. – Так я жду. В девять.

Стивен опоздал на десять минут, но Леони этого даже не заметила – свернувшись калачиком в кресле, она спала, чувствуя, как языки пламени бросают отсвет на лицо.

Этьен давно ушел – торопился, что-то бормотал, и девушка подумала, что тот спешит на свидание, и даже успела пофантазировать – какая она, его избранная? – а потом испугаться того, что ее могут выдворить за дверь, если вдруг новоиспеченной пассии покажется, что между ними есть что-то больше, чем просто дружба.

– Нормально ты встречаешь гостей, – Стивен застыл в дверях мастерской, осматриваясь по сторонам и прислушиваясь. От его взгляда не укрылись вытертые полосатые обои, настолько старомодные, что, казалось, пахнут нафталином, и на лице проскользнула гримаса презрения, очень смахивающего на ревность.

Леони вылезла из кресла, потерла заспанные глаза, минуту раздумывала, стоит ли потушить огонь, но потом вышла из мастерской на кухню, прикрыв за собой дверь и стараясь не обращать внимания на то, как царапает пластинку иголка проигрывателя.

– Это вот тут ты живешь?

Гость замер в дверях, прислонившись к стене.

– Вот тут, – подтвердила Леони и вздрогнула, увидев прямо перед глазами огромного жука с блестящей черной спинкой. – Кушать будешь? Я сегодня тушила мясо в вине. Жестковато, но есть можно.

– Не хочу, – мотнул лохматой головой Стивен.

Он явно чувствовал себя не в своей тарелке. Оглядывался, чуть ли не принюхивался и постоянно смотрел в сторону входной двери, будто приехал на свидание к замужней даме и ждет неожиданного появления ее узаконенного благоверного.

– А чего хочешь? – улыбнулась Леони.

Почему-то впервые в жизни тяготило его присутствие. Как будто, переехав в новый дом, она разорвала невидимую связь между собой и сиротским приютом, которая до этого времени держалась в основном благодаря их дружбе.

Молодой человек пожал плечами – наверное, ему тоже передалось ее настроение.

– Я пришел… в общем… я уезжаю. В другой город.

Леони удивленно распахнула глаза. В темном свете тусклых ламп они смотрелись почти одинаковыми.

– Уезжаешь? Куда?

– Работа, – пожал плечами Стивен. – Место для меня есть только в другом городе. Так что…

Взгляд блуждал по стенам, боясь натолкнуться на знакомое веснушчатое лицо. Он был уже не здесь. Он был уже не с ней. Это больше не ее Стиви, на пару лет старше, но такой по-детски наивный. Это не сиротский приют и не ужасные квартиры-клетушки – плевок от государства. Это новая жизнь, к которой, кажется, Леони совсем не была готова.

Какое-то время они сидели у огня, вспоминали былое. Молодой человек попробовал положить горячую чуть влажную ладонь ей на коленку – жалкая последняя попытка разрушить клеймо «просто друг», – но девушка упрямо ее откинула, даже не обернувшись.

Прощаясь у порога, оба изнывали от неловкости: ей было неловко просто закрыть за ним дверь, а ему неловко решиться клюнуть в щеку, нагретую пламенем печи.

– Ладно, – наконец, вздохнула Леони. – Ты же будешь звонить? Правда?

– Буду, – засмеялся Стивен, одной ногой переступая через порог и этим будто освобождаясь от душной атмосферы нелепого прощального вечера. – Удачи тебе, Львичка.

Львичка. Он ее так называл, когда они были маленькие, чем выводил из себя.

Дверь захлопнулась. Ступеньки крыльца заскрипели. Постояв в прихожей еще несколько секунд, Леони закрылась на все замки, потушила огонь в печи и прошла на второй этаж. Она думала, что сегодня не уснет, вспоминая прошлое, но на удивление быстро отключилась. Ветер нежно перебирал тоненькие пальчики ивы, росшей у самого дома, а та от удовольствия шелестела листочками. Луна, словно боясь помешать, пряталась за затянувшими небо облаками. Даже бездомные собаки, лай которых здесь, в этой части города, был привычен, сегодня молчали.

Леони спала как убитая, не просыпаясь ни на секунду. А под самое утро приснился сон.

***

Солнце карябало острыми лучами окно на втором этаже дома, окрашенного в темно-серый цвет, когда Леони показалось, что она умерла и душа покидает тело, оставляя на удивление приятный жар где-то в центре груди. Она видела комнату: и кровать с витым изголовьем, и пузатый комод, и незакрытый еще с вечера шкаф, и даже недавно купленный туалетный столик с потемневшим от времени зеркалом.

Леони поднесла невесомую прозрачную ладонь к глазам, но даже через нее увидела собственное спящее тело, укутанное до пояса в плед, пахнущий цветами. Этот аромат сейчас был сильнее, чем если бы вскочить на велосипед в широких брюках с заправленными в гольфы штанинами и ринуться через поле, собирая на светлую помятую ткань зазевавшихся букашек и ядовито-желтую пыльцу.

Поднимаясь выше и выше, Леони прошла сквозь плохо побеленный потолок и доски, выстилающие крышу. Зажмурилась, когда увидела, как отражается утреннее солнце в росе, усеявшей черепицу. Еще на метр вверх – и можно разглядеть весь дом. Какой он маленький отсюда! И каким же большим кажется солнце. Оно дышит. Пульсирует. Оно живое – теперь в этом нет никаких сомнений! Оно горит, и это пламя завораживает, протягивает тоненькие золотистые ниточки.

Леони схватилась за одну такую ниточку – жжется! Но это жжение на удивление приятное. Хочется, чтобы оно спалило тебя дотла, до мелких хлопьев пепла, развеянного ветром по полю, по желтым цветам, до реки.

Ниточка помогает держаться в невесомости, не суетиться под действием такого подвижного воздуха. Перебирая ее, словно нить Ариадны, Леони поплыла вперед, дальше от дома. Позади остался город и окраина. Позади осталась быстрая река и поле. Позади осталась пыльная дорога, еще хранящая следы велосипеда. Она летела к солнцу и чувствовала, что возвращается домой.

Прошла секунда или две – а казалось, несколько часов или даже дней. Внезапно путь преградила высокая башня. Она возвышалась над маленьким островком, казавшимся точкой на бесконечной глади океана, и тоже была живая.

Ниточка оборвалась – путешествие окончено. Не сумев удержаться наверху, Леони начала плавно, словно пушинка, планировать вниз, но, чем ниже опускалась, тем сильнее разгоралась тревога внутри. Легкое, почти невесомое тело тяжелело, наливалось водой, испаряющейся с поверхности океана, и пропитывалось мелкими пылинками размолотых в крошку скал, вздымаемыми услужливым ветром. Еще чуть-чуть – и начнет камнем падать вниз – и разобьется вдребезги.

Леони проснулась в липком поту. Ощущения, привидевшиеся во сне, никуда не пропали – она впервые чувствовала тяжесть собственного тела, и хотелось завыть от желания вернуть себе ту легкость с касанием приятного жара в центре груди.

Комната теперь не казалась такой уж большой – скорее микроскопической по сравнению с бесконечностью мира за стенами. Бросив взгляд на часы, девушка застонала – еще целых полчаса можно было поспать, но сейчас и думать нечего о том, чтобы уснуть.

Под руку попалось просторное хлопковое платье – чуть ниже колен, с длинными рукавами и высоким воротником. Ей шел бледно-оранжевый – оттенял россыпь веснушек.

Посмотревшись в подернутое патиной зеркало, Леони пригладила волосы, заправила за уши привычным движением, оскалилась, проведя указательным пальцем по щеке. Показалось, или веснушек стало больше? Или это проклятое зеркало?

День побежал своим чередом. Привычный завтрак. Угрюмое молчание Этьена – наконец, удалось выдавить из себя его имя без навязчивого «мсье». Грязных бутылок не осталось, да и некуда было их складывать, зато на местном новостном сайте нашлось объявление: ближайшей булочной требовался помощник. Если не придется пыхтеть весь день у огня, которого Леони по привычке боялась до дрожи, то можно согласиться на самую мизерную зарплату – хоть что-то, лишь бы не чувствовать себя обузой.

– Уходишь?

Этьен вертел в руках новую фигурку какого-то невиданного существа – длинный змей или дракон с блестящей чешуей, – недовольно морща лоб, от чего казался старше своих лет.

«Интересно, как прошло свидание?» – закралась мысль в голову Леони, но она ее тут же прогнала – не ее это дело.

– Да, попробую устроиться на работу.

– Ясно. Возьми ключи. Я, может быть, уйду сегодня пораньше.

«Ну точно – женщина», – чуть не прыснула от внезапно накатившего смеха девушка. Почему-то было непривычно и странно представлять этого угрюмого мужика с кем-то в более или менее романтических отношениях.

– Свидание? – ляпнула внезапно даже для себя Леони.

Этьен удивленно обернулся, но в глазах не было ни раздражения, ни даже злости. Скорее – с трудом скрываемый смех.

Он промолчал, ничего не сказал. Поставил на свободное место на полке успевшую остыть фигурку и начал перебирать бутылки.

Леони попятилась назад, чувствуя, как сгорает от стыда. И что ее дернуло спросить об этом?

На улице было тепло, даже жарко. Взглянув на солнце, девушка попыталась рассмотреть тончайшие нити лучей, но тщетно. Воспоминания о сне были одновременно и приятными, и пугающими. А еще – такими живыми, что было трудно поверить, что это лишь фантазия, выдумка измученного последними событиями подсознания.

– Пам-пам-па-пам, – промурлыкала себе под нос Леони, забралась на велосипед и крутанула педали.

Ехать было недалеко. Уже через десять минут она стояла у прозрачных дверей маленькой пекарни. Внутри было тесно, но уютно и одуряюще пахло свежеиспеченным хлебом. Мельком взглянув на пару круглых столиков, девушка прошла к стеклянной витрине и нервно сглотнула – хрустящие эклеры, начиненные кремом круассаны, влажный клафути, слоистый мильфей с карамельной корочкой, сдобные булочки и пирожки – никогда не любила мучное, но сейчас готова была наброситься на блестящие от глазури пирожные.

– Вы что-то хотели?

Услышав звонок колокольчика на двери, в зал вышла пышная, как сдобная выпечка, женщина лет сорока. Щеки раскраснелись от жара печей, волосы, аккуратно убранные в пучок и почти целиком спрятанные под белую шапочку, покрылись тонким налетом муки, губы лоснились от розовой помады, больше похожей на клубничную глазурь. Она была воплощением своей профессии, и это притягивало.

– Я слышала, вам требуется помощник, – как можно более открыто улыбнулась Леони, еще больше сутулясь, чтобы не выглядеть слишком высокой по сравнению с хозяйкой.

– Все верно, – от глаз побежали морщинки. – У вас… есть опыт?

На секунду повисло молчание, но тут же, стряхнув с рук белоснежные пылинки муки, женщина добавила:

– А, все равно! – и засмеялась. – Тут у меня не космодром. Только нужна справка от врача. У вас она есть?

– Н-нет, – стушевалась Леони. – Но я сделаю.

«Осталось найти деньги».

– Хорошо. Тогда приходи, когда будет готово. – Хозяйка пекарни помолчала, разглядывая посетительницу. – Меня зовут Элен.

– Я Леони.

– Леони. У тебя очень необычная внешность, Леони.

Девушка пожала плечами, будто не понимала, о чем идет речь, и привычным движением поправила прядь волос за ухом. Она не стеснялась ни лопоухости, ни веснушек, ни глаз разного цвета, ни слишком длинного тощего сутулого тела. В сиротском приюте было немного таких необычных детей, а потому их редко брали в приемные семьи – то ли боялись осуждения, то ли просто считали пришельцами с другой планеты.

– Ладно. Я пойду тогда. До свидания.

– Погоди! – спохватилась Элен.

Зашуршал бумажный пакет, в аккуратную картонную коробочку с эмблемой и названием пекарни уместился эклер с фисташковым кремом и три толстеньких пирожных шу.

– Спасибо.

Леони взяла пакет, словно это бесценное сокровище, и выбежала за дверь – боялась, что Элен передумает и заберет его. Внутри плескалась немая радость: у нее скоро будет работа! А пока – впереди летний день без единого облачка.

У реки пахло илом, цветами и влажной землей. В высокой траве лениво копошились насекомые, жирный шмель пытался пристроиться на цветок, но тот прогибался под его весом и опрокидывал непрошенного гостя вверх ногами. Леони сидела в одном нижнем белье, мокрая после купания, едва заметно вздрагивала под порывами ветра, слушала стрекот кузнечиков и щебетание птиц, растягивала удовольствие, откусывая маленькие кусочки воздушного эклера, и мурлыкала себе под нос.

– Пам-пам-па-па-пам.

Закинув в рот последний кусочек, девушка завалилась в траву и закрыла глаза. Так хорошо! Почти так же хорошо, как в сегодняшнем сне.

***

Домой она вернется только под вечер. Не то чтобы Леони была занята, просто Этьен должен был уйти пораньше, а значит делать там особо нечего. Хотя и в его компании вряд ли можно было надеяться на интересную беседу.

Катя велосипед рядом с собой – не хотелось взбираться на жесткую сидушку разгоряченным солнцем телом – Леони пыталась поймать хотя бы одну зазевавшуюся мысль, но ничего не получалось. Пожалуй, впервые в жизни не хотелось в тысячный раз перемалывать скелеты прошлого или заглядывать далеко в будущее. Хотелось остановиться в этом дне, задержать мгновение блаженного предвкушения, напитанного, словно губка, совсем детским любопытством.

Все это растаяло, стоило только Леони вывернуть на пустынную улицу и заметить отблески пламени.

«Пожар!» – кровь прилила к лицу, щеки горели.

До нее не сразу дошло, что горит мастерская, где на втором этаже остались все ее вещи. Ее только что приобретенный дом!

– Мамочки, мамочки, мамочки! – затараторила девушка онемевшими от страха губами.

Пытаясь побороть всколыхнувшуюся панику, она бросила велосипед прямо на дороге и, замедляя шаг по мере приближения к огню, обернулась по сторонам, силясь понять, что делать дальше, нащупала телефон в кармане платья, судорожно набрала три знакомые цифры и выпалила в динамик адрес.

– Мамочки, мамочки, мамочки!

И только потом заметила старый пикап Этьена на подъездной дорожке.

«Он же должен был уехать…»

Сердце сжалось.

– Нет, нет, нет.

Криков не слышно. Может, вызвал такси? Собрался выпить вина за ужином, или…

«Дура, кого ты обманываешь?!»

Огонь пожирал темно-серые стены, бил стекла. Черный дым поднимался высоко в небо и растворялся в затянувших к вечеру горизонт облаках, пачкал их, превращая в грозовые тучи.

Страх сковал Леони, лишил возможности думать. Каждая секунда растягивалась в бесконечность и сосредотачивалась на одном: почему не слышно звуков сирены? Ощущая кожей тепло разбушевавшегося пламени, она вдруг вспомнила сегодняшний сон – жаркое живое солнце дышало, манило, тонкая нить опаляла невесомые прозрачные пальцы. И так приятно было ощущать это жжение…

Это не имело ничего общего с реальностью: стоит кому-то зайти внутрь – и он либо сгорит, либо задохнется от едкого дыма. Безрассудно, нелепо, бессмысленно – умереть обоим вместо того, чтобы ей одной остаться жить. Но в сторону условности – полчище мыслей обрушилось разом, лишая воли и разума.

Леони выронила мокрый от вспотевших ладоней телефон и побежала к крыльцу. Сердце колотилось так быстро, что она даже не чувствовала пульсацию, а просто вибрировала на одной частоте с вырывающимися языками пламени. Она никогда не была так близко к огню, тем более – неуправляемому, безжалостному, голодному. Она чувствовала жар, вдыхала горячий воздух, обжигающий легкие, но остановиться уже не могла, даже если бы захотела.

Дверь поддалась легко. Сюда огонь еще не добрался, а значит можно попытаться…

– Этьен! Этьен!!! – голос писклявый, механический, словно верещит заржавевшая говорящая кукла.

К черту «мсье» и скромность. К черту привычку аккуратно заглядывать внутрь и прислушиваться, каждый раз ожидая, что прогонят прочь.

– Этьен!

Горло разрывало от крика, но ответа не было. Обернувшись назад лишь на мгновение, Леони вдохнула застывший воздух, ступила на деревянные доски, выстилающие пол, и бросилась вдоль коридора.

«Скорее, скорее!» – пульсировало в голове.

Уже из прихожей было видно, что горела мастерская. Нелепо надеяться, что Этьен – если он действительно там – еще жив. Был бы жив – смог бы выбраться, путь отступления свободен!

Но раздумывать времени не было. Через секунду оказавшись в дверном проеме, Леони сразу отпрянула – языки пламени лизнули веснушчатую щеку, пахнущую илом, дотронулись до мокрых волос, зашипели от возмущения и чуть отпрянули назад, как расступаются подданные перед повелителем, давая пройти.

Этьен лежал в углу под придавившими его стеллажами, заваленный стеклянными фигурками. Голова разбита, на волосах запеклась почти черная кровь. Огонь уже подбирался к нему, ласкал неприкрытую кожу, раздевал, оставляя от одежды только черный пепел.

– Этьен! – заверещала снова Леони и бросилась к нему.

Жуткое зрелище и еще более жуткий запах горящей плоти охладили ее пыл, но не могли остановить. Протянув руку к охваченному пламенем стеллажу, девушка с удивлением уставилась на то, как гаснет, отступает, задыхается огонь от ее прикосновений, не решаясь притронуться еще раз.

«Что за черт?!» – пронеслась в голове мысль и тут же пропала: некогда думать!

Потянув за стеллаж, Леони с третьей попытки смогла его сдвинуть. Посыпались фигурки, зазвенело по опаленным огнем доскам стекло. Изловчившись, девушка подхватила Этьена под плечи и потащила к выходу. «Господи, почему так тяжело!»

Тяжело, невыносимо, страшно! Она сама была маленькой стеклянной фигуркой, помещенной в печь заботливыми руками мастера. Вокруг все полыхало, искрилось. С жутким треском падали доски, дребезжало стекло. Огонь не трогал девушку, но дым, проникая в легкие, кружил голову, практически не оставляя шансов на спасение.

Они были уже у выхода из мастерской – протяни чуть-чуть, домучайся…

Но нет. Леони не могла сделать и шага. Повинуясь какому-то внутреннему порыву, за мгновение до потери сознания, наглотавшись дыма, она упала на Этьена, закрывая от огня.

Какое-то время сознание удерживалось на плаву, как она сама во сне держалась за золотые нити солнца. Лежа без сил, Леони кожей чувствовала близость огня, готового сорваться по чьей-то команде и впиться в податливое обессиленное тело. Но пока только приглядывался, притрагивался к платью, прожигая насквозь тонкую ткань. Оставалась надежда, что пожарные успеют, а если нет…

Мысль оборвалась. Леони провалилась в темноту.

Жадный, ненасытный огонь бушевал еще минут десять или пятнадцать, наслаждаясь случайными жертвами, так кстати подвернувшимися под горячие руки. Пламя вырвалось из мастерской, прокралось по коридору, поднялось по лестнице, обглодало обои в цветочек и все еще вкусно пахнущий цветами плед. Заглянуло в покрытое патиной зеркало, примерило развешенные в покосившемся платяном шкафу скромные наряды, практически все до одного купленные в местном секонд-хэнде.

Пожарные приехали спустя двадцать минут после звонка. Несколько человек сразу бросились внутрь, другие растягивали жирные шланги, изрыгающие потоки воды. С соседних улиц набежали зеваки, услышав сирены, и теперь толпились, пытаясь разглядеть происходящее и втайне надеясь – пусть это и неправильно – на трагедию. А что? Жизнь на окраине скучна и однообразна…

Следом приехала скорая помощь, из машины посыпались люди в белых халатах, готовые принять возможных жертв.

Первой вынесли Леони. Аккуратно положили на носилки, начали вентиляцию легких. Кто-то смел ошметки обгоревшей ткани длинного, чуть ниже колен, платья и с удивлением охнул: «Она не пострадала».

Огонь не тронул девушку. Пощадил. Должно быть, испугался или, напротив, невольно залюбовался необычной красотой, за которую многие сулили бы миллионы, родись Леони в большом городе.

Куда хуже дело обстояло с мужчиной слегка за сорок – второй жертвой внезапно разгоревшегося пожара. Ему повезло меньше: правая сторона сильно обгорела, тут и там въелись в кожу расплавленные и застывшие осколки стекла, голова разбита.

Но он был жив. Пока еще жив.

Глава 3 – Причудливый танец света и тьмы

В обед удалось запихнуть в себя только пару вилок тушеной капусты с поджаренной до черных боков котлетой и стаканчик вишневого, с крупными ягодами желе. От салата Леони отказалась – тот выглядел так, словно его уже кто-то съел и успел наполовину переварить. А вот чуть кисловатый десерт пришелся по вкусу – в нем отражалась настоящее: сладость радости (удалось выжить!) и разъедающая кислота мысли (куда же теперь идти?).

Шел третий день в больнице – и, кажется, последний. Окрашенные в бледно-голубой стены, запах хлорки и лекарств, черные от уличной пыли жалюзи на узких окнах, тусклый свет в коридоре, единственный телевизор в общей комнате и равнодушные взгляды чуть более больных, чем она сама, людей составляли девяносто процентов этих дней. Остальные десять удавалось поспать, проваливаясь в спасительную бездну пустоты.

Врачи отмалчивались, медсестры с любопытством и с некой ехидцей посматривали в ее сторону. Пару раз заходил полицейский – молодой офицер в темно-синей униформе, с самой заурядной внешностью и выражением скуки на лице. Он расспрашивал про пожар, иногда не к месту вставлял вопросы о личной жизни, но каждый раз уходил ни с чем.

«Меня не было дома».

«Нет, я не родственница».

«Мне, между прочим, уже восемнадцать».

«Страховка? Я не в курсе».

Рутинные вопросы без должных ответов.

Время словно застыло, и Леони не хотела, чтобы это когда-нибудь прекращалось, несмотря на отвратительного вида салат и запах болезни и смерти, каким пропитаны все больницы мира. Претила сама мысль о том, что, когда ее выпишут, придется заново искать себе жилье или возвращаться в бедлам, устраиваемый в бывшем доме. Радостное предвкушение будущего сменилось тягостным ожиданием. Словно смотрела в колодец, пытаясь разглядеть в мутной черной жиже отблески солнца, забывая поднять голову вверх.

Чувствовала она себя на удивление хорошо – явно не так, как полагается жертве пожара, тем более – было с кем сравнить, ведь Этьен Ле Гро пришел в себя только вчера вечером. Он сильно обгорел, отравленное ядом гари тело мучили дикие боли, поэтому его снова ввели в медицинский сон. И хорошо: вряд ли бы понравилось видеть и, главное, чувствовать себя пережаренной котлетой, какую подавали сегодня на обед…

Леони привычным жестом пригладила волосы, подумала, что пора бы подстричься покороче, и уставилась в окно. Там, за грязной решеткой жалюзи, на раскаленной солнцем улице, жизнь не останавливалась ни на минуту. Кто-то спешил на свидание в обеденный перерыв, кого-то привезла машины скорой помощи (то ли умирать, то ли дать новую жизнь). В голове зудела и чесалась одна и та же мысль: она не хотела уходить отсюда. Можно, конечно, попробовать вернуться в пекарню, где ждет с медицинской справкой розовощекая, перепачканная мукой Элен, но что-то подсказывало Леони, что эту страницу нужно перевернуть, не прочитав.

– Пам-па-па-пам, – безжизненно, просто по привычке, промурлыкала себе под нос девушка, откинула воняющее хлоркой одеяло, свесила длинные, еще больше исхудавшие ноги с больничной койки и нащупала кончиками пальцев ледяные кафельные плиты грязно-серого пола.

– Мадемуазель Жервиль? – в голосе полицейского сквозил сарказм.

«Опять ты? И чего ты сюда таскаешься?»

– Мсье… – Леони попыталась вспомнить имя.

– Я пришел сказать, что расследование приостановлено, к вам пока больше вопросов нет. Вы свободны. Но не рекомендую выезжать из города, – слишком официально, с акцентом на «вы» и «вам», поэтому не получилось расслышать в словах хоть нотку настоящего уважения или хотя бы сочувствия. Или это больничные стены, которые поглощали все, кроме боли и безысходности?

– Отличная новость, – улыбнулась Леони, проигнорировав слово «свободна» и впервые за последние три дня осознав, что ее подозревают в поджоге. Она почувствовала сквозняк, бросила рассеянный взгляд вниз, заметила, что так и сидит с оголенными ногами, быстро забралась обратно на кровать и укуталась одеялом. – А что выяснили? Почему начался пожар?

– Пожарные посчитали, что огонь горел в печке…

– Он всегда там горел, – утвердительно кивнула девушка.

«Ну, или почти всегда».

– Мы так и поняли. Он… Мсье Ле Гро… Он был что-то вроде… – полицейский скривился, пытаясь подобрать слово.

– Не что-то вроде. И не был – он есть. Вы же видели его работы?

Полицейский неуверенно пожал плечами и со скучающим видом выглянул в коридор.

– Они все сгорели. Мы нашли расплавленное стекло.

– Вот как? – погрустнела Леони. – Жаль… Он их так любил.

«Так любил, что не давал им ни минутой больше двух месяцев на то, чтобы найти себе новый дом».

– Что ж… – помялся полицейский. Он явно хотел о чем-то еще спросить – не о пожаре и не об Этьене. А может, как раз о нем… Точнее, об их отношениях. Но не решался.

– Была рада познакомиться, – быстро оборвала терзания Леони и растянула губы в улыбке.

– Взаимно, – ухмыльнулся полицейский и напомнил: – Будьте на связи. По месту прописки. И телефон… не выключайте.

Леони открыла было рот, чтобы предупредить, что вряд ли стоит искать ее в прежней квартире, но передумала. Закивала китайским болванчиком и, стараясь выглядеть естественно, проследила за полетом блестящей мухи: от коридора до окна. А когда повернулась обратно, увидела только пустой дверной проем.

Не терпелось сходить к Этьену, посмотреть, не пришел ли тот в себя. Внутри робко тлела надежда, что не все потеряно. Они найдут новый дом – пусть такой же старый или даже хуже. Оборудуют там мастерскую, обустроят такую же – в мелкий цветочек – комнату для нее на втором этаже. Она будет готовить завтрак и сидеть в углу, гипнотизируя пламя печи. А может быть, Этьен научит ее так же филигранно плавить и выдувать фигурки из стекла.

Леони посмаковала эту мысль, намазала тонким слоем недоверия на прежний страх огня и попробовала на вкус.

– Пам-па-па-пам, – опять промурлыкала себе под нос, скинула одеяло на пол, заранее взвизгнув, спрыгнула с кровати и прошлепала босыми ногами до низенькой тумбочки, где лежали принесенные сердобольной медсестрой пара фиолетовых спортивных брюк и затасканная длинная футболка грязно-розового цвета. Лучше, чем ничего – вся одежда сгорела. Их с Этьеном пожарные успели спасти, и, видимо, раздосадовавшись от того, что у него отняли самое вкусное, огонь сожрал все до последней щепочки.

Петляющий бледно-голубой коридор с чередой выцветших плакатов о вреде курения и профилактике гриппа, вытертый линолеум в ромбик в ржавых пятнах, плоские квадратные светильники, забитые трупиками мошки, на потолке. Вдалеке кадка с искусственными цветами терялась в тени. Этьен лежал на третьем этаже, а значит – нужно либо ждать лифт, либо идти по лестнице.

Хлопнула дверь, ступеньки поползли вверх. Стараясь не торопиться, Леони поднималась на третий этаж, то и дело останавливаясь – дышать еще было тяжело и больно.

– А если он очнулся? – рассуждала она вслух.

– А если… а если там сидит его… мадам, – прыснула от смеха.

– А если он вообще уже ушел? И даже не зашел к тебе, несчастная ты дуреха, – вздохнула.

Наконец – заветная табличка. Третий этаж. Палата номер триста два. Помявшись у двери, Леони постучала костяшками пальцев, как делала каждый раз, приходя в гости к мастеру, и аккуратно толкнула дверь.

– Мсь… – «Черт!» – Этьен?

Он лежал на застеленной серыми простынями кровати с закрытыми глазами.

«А может, и не было никакой женщины? И свидания не было?»

Впервые в жизни Леони осознала, как мало знает о человеке, к которому бегала по выходным последние два года. Слишком поглотили собственные проблемы, чтобы умудриться заботиться о ком-то еще. Слишком жалкой она казалась самой себе, чтобы жалеть кого-то рядом.

– Леони? – голос тихий – так карябает ухо противный блестящий жук, заползший с поля желтых цветов.

– Ой, – от неожиданности Леони растерялась. Она не придумала, что скажет или сделает, если вдруг он будет в сознании. – Я… зашла проверить. Как вы?

Этьен едва заметно улыбнулся – эту улыбку мог разглядеть только человек, который вот уже два года оставался в мастерской и сидел часами, пялясь, как тот выдувает из стекла фигурки.

– А я… меня скоро выписывают.

– Вот как? Ты… Хорошо, что тебя не было дома. И ты… не пострадала.

«Черт, он наверно и не в курсе, что я пыталась его спасти… Или не пыталась, а спасла?» – промелькнула непрошенная горделивая мысль и тут же спряталась за брошенной полицейским фразой: «Будьте на связи…»

«Кажется, я влипла…»

Надо бы подойти поближе, но она боялась – только-только наладившиеся отношения с огнем мог окончательно разрушить вид изуродованного ожогами лица. Она пыталась понять, что чувствует, смотря на этого ставшего родным чужого мужчину в таком состоянии, но кроме обыденной жалости не ощущала ничего. Так жалеешь бабушку с клюкой, ковыляющей через дорогу. Так жалеешь пьяницу, попавшего в руки уличной шпане. Так жалеешь щенка дворняги, забившегося под крыльцо.

Сложно сказать, сколько она так простояла, прежде чем поняла, что мастер давно уснул. Скрипнул пол под ступнями, мягко открылась дверь. Щелкнул замок, едва слышно простонала дверная ручка. Незачем тут оставаться. И ждать больше нечего. Если выпишут прямо сейчас – что ж! Ей все же есть куда идти – вернуться в старую жизнь.

Вернуться и замирать от страха каждую ночь, если опять кто-то перепутает дверь, вломится и начнет избивать. Замирать от страха, когда соседи сверху устраивают пьяный дебош и – того и гляди – на козырек в очередной раз упадет отчаявшееся тело. Замирать от страха, от жалости к себе, от несправедливости жизни – ведь все уже было так хорошо!

Не к месту вспомнился Франсуа и его фотокамера, и смрад дыхания, когда он подходил, чтобы поправить наклон ее головы. А ведь многие говорили, что в большом городе она могла бы стать жутко популярной…

Подойдя к двери, ведущей на лестничный пролет, Леони уставилась в мутное стекло. Оттопыренные уши, покрытое веснушками лицо, разного цвета глаза. Сгорбленные плечи, вытянутая вперед тонкая шея. Острые локти и коленки – вот-вот прорвут затасканную ткань одежды с чужого плеча. Она часто задавалась вопросом, на кого похожа – на мать или на отца. И верила в то, что непременно узнала бы их, если бы увидела в кипящей толпе. Ну разве можно не узнать этот разрез глаз или вздернутый острый нос? Разве можно пройти мимо этих густых бровей?

– Леони Жервиль?

Она увидела тень в отражении стекла и сразу поняла, что будет дальше…

– Доктор вас выписывает. За вами приедут?

«Не в этой жизни», – усмехнулась про себя девушка и, растянув губы в улыбке, обернулась к подошедшей медсестре.

***

Ее бывшую квартиру давно отдали другому: «Не нравится? Забираем!» Выслушав от сотрудника службы социальной поддержки целую лекцию на тему «Зажрались», Леони отказалась вставать в очередь, рассеянно кивнула на предложение временно поселиться в приюте для бездомных, выдавила из себя вежливое «До свидания» и ушла.

Безлюдная улица встретила равнодушием. Рабочий день, большинство людей еще парились в офисах, сходя с ума от желания вырваться на свободу и провести несколько часов под палящим солнцем. Они готовы были скорее сгореть и заработать рак кожи, чем дышать кондиционированным воздухом.

Леони шла пешком через город. Мимо фотостудии, где потела под ярким светом софитов, мимо кинотеатра, где спала на плече Стивена после огромного стакана ледяного лимонада. Мимо своего бывшего дома – бегом!

Несколько водителей остановились, предложили подвезти, даже забыв уточнить, куда она, собственно, идет, но Леони только мотала головой и ускоряла шаг – прочь из этого города! Прочь из этой жизни!

Странное чувство, что она сгорела в том страшном пожаре, не отпускало.

Показалась окраина. Знакомая улица, несколько полуразрушенных, давно нежилых развалюх. Справа стонал от старости перекошенный забор, за ним виднелись останки теплицы, привлекающей к себе внимание ошметками грязно-желтой пленки. Слева – сгоревшая мастерская. Чуть вдали можно было расслышать бормотание речки, на дереве у соседнего заброшенного дома надрывалась невидимая птица, сбоку, словно из потустороннего мира, раздавались звуки обычной жизни: гремели кастрюли, сыпался горохом отборный мат, взвивался вверх тонкий пронзительный плач ребенка.

Леони застыла как вкопанная. Страх, обида, злость и – непонятно почему – жгучий интерес пробирали насквозь, до мурашек, до дрожи. Этот сгоревший дом хранил тайну – тайну, которую огонь забрал вместе с собой, пока шептал на прощание проклятия, погибая под упругими струями воды из шлангов пожарных машин.

Ее тайну.

– Пам-пам-па… Пам? – скорее пробормотала, чем пропела Леони, сделала еще пару шагов вперед и тут же заметила велосипед, так и валяющийся в придорожной примятой траве. Странно, что никто его не забрал – обычно оставленные на окраинах вещи долго не ждут своих хозяев.

Подхватив верного коня и вжав пальцы в мягкую оплетку на руле знакомым движением, девушка постояла несколько секунд, разглядывая торопливый муравьиный бег под ногами. Она уже собиралась развернуться и все-таки дать шанс розовощекой Элен себя спасти, но вдруг передумала – велосипед снова полетел в траву, протяжно взвизгнул, угрожающе заскрежетал цепью и затих.

Манило пожарище. Манили воспоминания. Но смотреть на обугленный деревянный остов прошлого, покрытый толстым слоем успевшей просохнуть сажи, было невыносимо тяжело – казалось, она смотрела на бездыханное тело любимого человека, обугленное и разбросанное по обочине дороги, и не могла узнать. Странно, но именно когда здесь бушевал огонь, дом по-настоящему ожил. Он разговаривал, кричал, задыхался от страсти.

И вот он мертв.

Леони присела на корточки рядом с давно остывшими угольками – все, что осталось от крыльца. Легонько постучала, провела пальцами, едва касаясь, долго всматривалась в черную сажу. Зачем-то поднесла ближе к носу, понюхала. Вспомнила, как в фильмах солдаты разрисовывали себе лицо в попытке замаскироваться, и провела неуверенной рукой по верхнему веку левого глаза. Но тут же опомнилась, наслюнявила краешек футболки и терла, терла, терла – пока кожа не покраснела, а из глаз не полились слезы.

Надо уходить.

У пекарни так же вкусно пахло. Несколько молодых девчонок примерно ее возраста пробежали мимо, обидно толкнув в плечо, и скрылись – только звякнул серебристый колокольчик.

Через стеклянные двери Леони видела Элен, смогла даже рассмотреть румянец от печи на лице и руки, перепачканные в муке. Женщина что-то объясняла, рассказывала, и глаза светились неподдельной страстью, какую можно увидеть только у человека, по-настоящему поглощенного любимым делом.

– Пирожки… – пробормотала Леони, пробуя слово на вкус, и сглотнула голодную слюну. – Какая глупость.

Она пнула лежащий у ног камень, Залезла на велосипед и уехала, торопясь убраться как можно дальше, чтобы не накрыло желанием вернуться. Слишком поздно.

Солнце клонилось к закату, когда Леони доехала до смотровой площадки, где уезжающие местные жители останавливались, чтобы в последний раз взглянуть на город – то ли прощаясь, то ли проклиная. Здесь было действительно красиво: небольшой парк, утопающий в зелени и цветах, обрыв невысокого холма, вдалеке петляет река и полыхает пожаром ярко-желтое поле. А дальше простирается город – совсем маленький, заставленный домиками с разноцветными фасадами. Если всмотреться, можно даже различить приют, в котором она росла с самого рождения, но девушка старательно отводила глаза.

– Эй, вы не могли бы отойти?

Сзади раздался капризный женский голос. Обернувшись, Леони увидела молодоженов и парня с фотокамерой. «Мы знакомы?» Он улыбнулся и виновато помахал рукой.

– Конечно, – натянуто улыбнулась Леони, подхватила велосипед и откатила чуть в сторону, чтобы дать молодой паре запечатлеть мимолетное счастье.

– Спасибо, – прошептал фотограф, прикрывшись камерой, как только она поравнялась с ним и встала за его спиной.

Знакомые щелчки, вспышки, неумелые позы непривыкших к съемкам молодых людей: стандартный набор фото, которые никто никогда не перелистнет. Если повезет, то через пару десятков лет дети или внуки уделят пару секунд такого ценного любопытства – и забросят альбом на чердак. А может, кто-то яростно повырезает головы со снимков, чтобы приехать сюда же, на это место, и предать священному огню, которому точно можно доверить изгнание самого большого зла из своей жизни.

– Привет, – во весь рот улыбнулся фотограф, как только обязательная программа была выполнена, а модели унеслись к машине, где ждали подвыпившие друзья и бутылка шампанского, пустившегося врассыпную пузырями по белоснежному платью, как только пробка взвилась вверх.

– Привет. Мы, кажется, знакомы. Но имени я не помню, – честно призналась Леони, дернув краешком губ.

– Кристоф. Да, я как-то снимал тебя, – предательская краска залила лицо. – То есть…

Леони рассмеялась. Пожалуй, было комфортно в его обществе – хоть что-то знакомое. Кусочек прошлой жизни, пусть и не самой впечатляющей. Интересно, смогла бы она стать популярной, попади в большой город?

– Извини, – стушевался фотограф и поспешил сменить тему. – Ты что тут делаешь? Одна? Так далеко? На… велосипеде?

– Катаюсь, – пожала плечами девушка и вдруг вспомнила, что на лице могли остаться пятна сажи. Но только вздохнула: «Какая разница?»

– Понятно. Если не занята – можешь покататься со мной. У меня машина – вон. Видишь? Поможешь мне на свадьбе. Я один, чувствую, эту ораву не выдержу.

Он тоже засмеялся, но как-то грустно. Да, тут не было ничего от пылающих страстью розовых щек Элен. Хотя, если Леони правильно запомнила, снимки у него были неплохие – креативные и в меру распущенные, немного чудные и дикие, зато оригинальные.

– Странно увидеть тебя на свадьбе, – прищурилась девушка и все-таки поскребла пальцем веко над левым глазом.

– Да, я, это… Подработка. Не люблю такое. Бытовуха, бла-бла-бла… А ты давно Франсуа видела? Он куда-то пропал…

– Давно, – Леони наморщила нос, пытаясь вспомнить, но только пожала плечами.

Молодожены готовы были ехать дальше и уже вовсю махали руками, зазывая фотографа с собой. Их жизнь только начиналась.

– Мне… пора. Так как? Поехали? Велосипед закину в багажник.

Леони не раздумывала – ей некуда было идти, да и неплохо бы перекусить. Она не ела с самого обеда и уже почти не помнила вкус сладко-кислого вишневого желе.

Машина дернулась, затарахтело еле слышно радио, настроенное на волну классической музыки, в багажнике недовольно брякнул велосипед и притих, пока отъезжали с площадки, забыв обернуться на тающий в свете заходящего солнца город.

Ехать оказалось недолго. Дорога петляла вдоль реки в лабиринте нависших над плавящимся асфальтом ив. Леони подставила лицо ветру, прорывающемуся сквозь приоткрытое окно, и пыталась не думать ни о чем, заглушить мысли ненавязчивой мелодией, льющейся из динамиков. Но с каждым поворотом чувствовала, что все ближе и ближе к чему-то новому и неизведанному. И сердце вторило рваным ритмом.

– Все хорошо? – Кристоф покосился на нее, чуть повернув голову в сторону, но тут же перевел взгляд обратно на дорогу.

– Да. Просто давно не ездила на машине, – соврала девушка.

Велосипед тихо звякнул, подтверждая ее слова и становясь невольным сообщником этой маленькой лжи.

Сама не понимая зачем, Леони всматривалась в окно, жадно следила за исчезающими домиками, словно боясь и желая забыть путь обратно и никогда не вернуться.

Вскоре перед глазами вырос шикарный особняк – в прошлом резиденция какой-то городской шишки, а теперь частная собственность, сдающаяся в аренду желающим с размахом отметить важное событие или просто провести время в тишине в окружении выстриженных красивыми правильными фигурами кустарников, густо засаженных клумб с явной ноткой ландшафтного дизайна и бескрайних полей, начинающихся прямо за главным зданием.

Кристоф махнул в сторону каменной дорожки, огибающей дом, а сам почти наполовину залез в багажник, так что торчала только оголенная поясница – спешил обвешаться штативами, объективами и прочей ерундой, без которой ни одна невеста не сможет быть окончательно удовлетворена своим внешним видом на первых семейных фотографиях.

Леони медленно пошла вперед, не сводя глаз с особняка. Роскошный, в три этажа, заросший мхом и обвитый вьющимися лианами, меж которых светились мутным желтым старинные кованые фонари, он походил на мистический заколдованный замок. И в то же время давил на нее, насмехаясь своей незыблемостью над мимолетными – не дольше человеческой жизни – проблемами. Внутри кто-то копошился мутными силуэтами – то ли гости, то ли обслуга. Хотелось представить себя здесь на правах хозяйки или хотя бы приглашенного, но не получалось.

Дальше все закрутилось: каждый из гостей считал своим долгом вставить слово в работу фотографа, каждая разодетая барышня норовила вылезти вперед, чтобы быть запечатленной на снимке. Кристоф действительно один не справлялся, поэтому Леони приходилось носиться с оборудованием, бесконечно поправлять то складки на юбке, то прическу невесты, то пытаться оттащить от молодоженов пятилетнюю девочку в жутком ядрено-розовом платье с рюшами до самых пят. И все это под пьяный визг. Бесконечные смешки, взгляды, прикосновения – случайные и намеренные. Круговорот чужой жизни, к которой она сама не имела никакого отношения и, пожалуй, предпочла бы оказаться где угодно, лишь бы подальше отсюда.

Наконец, когда стемнело и собравшиеся заметно устали от отдыха, получилось расслабиться и даже урвать на шведском столе целую тарелку мини-сэндвичей с красной икрой, которая лопалась на языке приятным солоноватым вкусом, и тарталеток с чуть подветренными морепродуктами – плевать: Леони была такой голодной, что съела бы что угодно!

Следующие минут двадцать Леони выслушивала бормотания Кристофа, не забывая в нужном месте кивать и поддакивать, пыталась сосредоточиться на песнях приглашенной группы и всматривалась в сторону особняка – когда уже принесут торт? Будет здорово, если коржи сделают шоколадными, а крем, например, апельсиновым. Вряд ли невеста способна на что-то подобное – уж больно она стандартная, что ли. Хотя сейчас, пожалуй, даже милая – алкоголь сделал свое дело, девушка расслабилась и уже меньше напрягала всех вокруг постоянными просьбами.

Леони пыталась делать вид, что не устала, что не страшно. Пыталась заткнуть кричащий внутренний голос, который надрывался в вопле отчаяния: куда идти, когда настанет ночь и все разбредутся с торжества? Чужой праздник, чужая жизнь – они так далеки от того, через что приходилось проходить ей самой…

Мгновение – и словно опустился бархатный занавес на деревянные половицы районного дома культуры: на небольшую площадку заднего двора, уставленного столиками в накрахмаленных белых скатертях, давно залитых вином, вышли артисты огненного шоу.

***

Огонь завораживал: вращался, извергался потоком лавы, взвивался вверх, распадался на искры, танцевал причудливый танец света и тьмы, обжигал одним своим видом. По окружности небольшой поляны, на которой выступала труппа, расставили чаши с горючей жидкостью и подожгли. На заднем плане установили высокую, метра два, конструкцию, которая вспыхнула в один миг. В центре стоял парень лет двадцати пяти с обнаженным торсом и в черных атласных брюках. Пламя отражалось на блестящей от пота коже, и казалось, он сам был целиком объят пламенем. Вокруг него бесновались в диком танце молодые девчонки в телесного цвета комбинезонах, расшитых зеркальными пластинами. В каждой руке они держали веера из факелов, которые вращались в бешеном ритме биения сердца.

Прошла секунда или целая вечность – из-за их спин вышла темная фигура в огненно-красном плаще. Артисты расступились. Все внимание было приковано к ней.

Взмах руки – плащ полетел вниз. Под ним оказалась миниатюрная девушка в черном искрящемся платье и со старинной лампой с тлеющим огоньком в руках. На голове, плечах, бедрах были установлены специальные, казавшиеся невесомыми конструкции. Мгновение – огонь из лампы, словно сказочный джинн, перекинулся на пропитанные горючей смесью пьедесталы – и девушка превратилась в пламя.

Леони смогла нормально дышать, не задерживая дыхание всякий раз, наблюдая, как огонь проходит слишком близко к тончайшей ткани черного блестящего платья, когда погас последний огонек. Наспех поклонившись, артисты укрылись за темнотой ночи.

Рядом что-то бормотал Кристоф, гости переключили внимание на вновь занявшую свое место музыкальную группу и посыпались на импровизированный танцпол, желая вытрясти остатки алкоголя – надо же было освободить место для новой порции под радостные крики «Горько!».

Леони ничего не видела и не слышала. Повинуясь животному порыву, совершенно не управляя ни телом, ни разумом, она подскочила и рванула вслед за артистами огненного шоу.

И молодой парень в широких брюках – на голый торс он успел накинуть растянутую выцветшую футболку, – и кучковавшиеся у передвижного прицепа-трейлера девушки невинно болтали, ничем не выдавая в себе артистов огненного шоу.

– Привет, – выдохнула Леони, переводя взгляд с парня на незнакомку в черном блестящем платье. – Это… было невероятно.

Те переглянулись, улыбнулись краешком губ. Девушка лишь учтиво склонила голову на плечо и молча отошла к трейлеру. И тут же, не стесняясь, стянула платье через голову, оставшись в одних едва заметных кружевных трусиках, и начала копошиться в брезентовой сумке, видимо, выискивая, что надеть.

– Привет, – скривился молодой человек равнодушной, заученной до зубовного скрежета улыбкой.

Он не был красив или хотя бы симпатичен. Грубые черты лица, дочерна загорелая кожа, хранящая следы жарких поцелуев необузданного пламени, легкая щетина на щеках, высокомерный взгляд человека, привыкшего поражать наивных дурех огненным шоу. Было понятно, что Леони тоже не произвела на него должного впечатления, хотя явно заинтересовала, как может заинтересовать диковинная ящерица, замершая в прозрачной коробке в зоомагазине.

– Я… – девушка замялась, не понимая, что сказать и зачем подошла.

Сразу вспомнилось детство. Она тогда сходила с ума по однокласснику. Звонила, долго молчала в трубку, неуверенно блеяла какую-то чепуху. Пока он однажды не сорвался: «Ты звонишь, чтобы молчать?». Больше она не звонила. И каждый раз, когда приходилось по собственной инициативе набирать чей-то номер, в памяти невольно слышался грубый капризный голос.

– Не бойся, мы не кусаемся.

Леони не заметила, как сзади подошла еще одна участница шоу – девушка с огненными волосами, заплетенными в толстую, с ее тощую руку, косу. Вот она была красива до неприличия.

– Привет, – выдавила глупую улыбку Леони. – Я… не знаю, зачем подошла. Я… Недавно побывала в пожаре.

– Вот как? – удивленно протянула рыжеволосая, разглядывая странную незнакомку. – Я Софи.

– Леони.

– Ты не выглядишь так, словно побывала в пожаре.

– Да… Мне повезло.

Жутко хотелось хоть кому-то рассказать про то, как разбежалось пламя от одного прикосновения, но момент и компания явно неподходящие – еще примут за сумасшедшую!

– А вот мой друг сильно обгорел.

– Да ты что, – участливо склонила голову набок Софи, часто-часто моргая густо накрашенными ресницами. Ей было бы лучше вовсе без косметики, но выступление обязывало. – Погиб?

– Нет. Я… вроде как спасла его. Он… Я снимала у него комнату. Ну и… прихожу однажды домой – а там пожар. И машина его стоит рядом, значит никуда не уехал.

– И что, ты полезла в пожар? – усмехнулся молодой человек.

– Да, – с вызовом подняла подбородок Леони, выпрямляя спину и смотря на него сверху вниз.

– С пожарами надо быть осторожнее, – вклинилась в беседу девушка, успевшая переодеться из черного платья в мешковатый спортивный костюм грязно-зеленого цвета. – Марселина. Последнее время что-то много пожаров.

Разговор перескакивал с темы на тему, то замедлялся, то ускорялся. Они говорили, а Леони смотрела на них, боясь моргнуть – вдруг наваждение рассеется – и они пропадут, как мираж?

– Ну, ладно. Нам пора, – с сожалением улыбнулась Софи и протянула перепачканную сажей узкую ладошку. – Была рада познакомиться.

– Я… – глубокий вдох: «Не думать, как не думала, когда предложила Этьену пустить пожить у него на втором этаж над мастерской». – А можно мне с вами?

Парень, представившийся Герардом, удивленно уставился на наглую незнакомку, Софи опешила и испуганно перевела взгляд на Марселину.

– Можно, – неожиданно спокойно ответила Марселина, не сводя с Леони глаз. И в этом взгляде читалось что-то тревожное. То ли вызов, то ли угроза. – Но мы уезжаем сразу. Сейчас. В другой город. Так что времени собрать вещи…

– Все мои вещи сгорели, – протараторила Леони. – Я готова уехать.

Это был еще один порыв. Импульс. Ощущалось как пинок, удар под дых от самой судьбы, нашептывающей до поры до времени незыблемые правила и переходящей к серьезным действиям, если слушатель оставался глух. Внезапное решение, которое не поддается логике. Кто эти люди? Куда они едут? Невероятно тяжело было расстаться с привычными стенами сиротского приюта, волнительно сорваться и переехать к Этьену, но сейчас внутри образовалась эмоциональная пустота.

Собирались в спешке – не было времени даже найти Кристофа и попрощаться. Девушки, с которыми Леони еще не успела познакомиться, забрались в трейлер вместе с Софи. Герард сел за руль старенького универсала, смахнув с сиденья наполовину пустой пакет чипсов, рядом, на пассажирском месте, скривившись от удушающего запаха сыра, смешанного с еловым ароматом освежителя воздуха, устроилась Марселина. Леони выделили место на заднем сидении, среди наваленных пакетов, коробок и бутылей с водой.

Желтые фары универсала разрывали ночь, прокладывая путь мимо чернеющих стволов деревьев, вытянувшихся в звездное небо по обе стороны дороги. Из колонок грохнул тяжелый рок, но тут же сменился недовольными криками Марселины, радио чихнуло, заскрипело, пробормотало голосом сонного диктора непереводимую на понятный язык белиберду и залилось заунывной мелодией.

Леони укачало, разболелось голова, живот сводило. Какое-то время удавалось держаться, но вскоре девушку сморил сон.

– Эй, Марси, смотри! – крик Герарда вырвал из полудремы. – Опять пожар. Что за черт?

Приподнявшись повыше и свесившись между спинками передних сидений, Леони смотрела сонными глазами на бушевавший огонь. Яростный, дикий, необузданный. Он пожирал сухие стволы деревьев, кустарник, покрывающий землю мох. Черный дым поднимался высоко в небо, путался меж ветвей, уворачивался от порывов ветра. Еще немного – и огонь подберется совсем близко к дороге, и тогда уже не проехать!

Герард надавил на газ, стараясь успеть войти в поворот. Марселина подалась вперед, впитывая каждую искру, вырывающуюся из-под обрушившихся деревьев.

Но от огня не просто убежать. Когда до поворота оставалось каких-нибудь пара метров, гигантская сосна, охваченная огнем, со страшным скрежетом повалилась вниз, словно поддалась настойчивым ухаживаниям слишком нетерпеливого поклонника.

Визг тормозов – машину занесло вправо, на капот повалилась объятая пламенем макушка дерева.

– Черт! – выругался Герард, ударяя кулаками по рулю. – Мать твою, что теперь?

– Надо… Ее убрать. – прошептала Марселина, беглым взглядом прикидывая возможные пути отхода.

Со всех сторон полыхал огонь: еще чуть-чуть – и раздастся взрыв! Ехать назад или оставаться на месте – не так важно, что выбрать. Все равно сгоришь заживо.

– Сдавай назад!

Педаль газа в пол – колеса съехали на обочину, разбитую после недавних дождей, и крутились, выбрасывая вверх комья глины. Они в ловушке!

– Вот же дерьмо! – завопил Герард.

В глазах отражался огонь, полыхающий совсем рядом. Только лобовое стекло отделяло от него.

Леони не выдержала, толкнула дверь и в две секунды оказалась у капота, лицом к лицу с разбушевавшимся пламенем. Вся жизнь вспыхнула перед глазами: сиротский приют, Этьен, пожар, больничная койка, упругий руль велосипеда, оставленного в машине Кристофа…

«Давай, Леони, он тебя боится больше, чем ты его», – уговаривала она себя, гоня мысль: «Ты просто сошла с ума».

Обернулась, посмотрела на обезумевших от страха Герарда и Марселину, услышала позади вскрики девушек, вывалившихся из трейлера. Нельзя терять время!

Леони схватилась за горящие ветви и зажмурилась, ожидая, что тело пронзит нестерпимая боль. Но ничего не произошло. Только горячая смола мягко грела дрожащие пальцы. Удивленно распахнув глаза, она смотрела, как огонь убегал, оставляя после себя обугленное дерево. Убегал, словно действительно боялся, признавал ее силу. Словно они перестали быть врагами и стали союзниками. Но в какой битве? И кто настоящий противник?

Одно движение – и они свободны. Марселина пересела за руль, остальные сгрудились позади, готовые подтолкнуть так некстати застрявший в грязи автомобиль. Получилось!

Марселина повернулась к Леони, глядя на нее ошарашенными от произошедшего глазами, и уже собиралась что-то сказать. Не желая терять время на разговоры, Герард вытолкнул ее обратно на пассажирское сидение и вжал педаль газа в пол. Машина дернулась, они, наконец, могли двигаться дальше. Прочь отсюда!

Проигнорировав немой вопрос Марселины, Леони развернулась и смотрела через заднее стекло, сквозь тонкие щели между коробками и пакетами, как стена огня растворялась в ночи, пока целиком не скрылась за очередным поворотом.

Глава 4 – Я вернусь за тобой

Ты понимаешь, что скучал по разговорам, когда начинаешь говорить. До этого, проведя столько времени в молчании, думаешь, что оно не тяготит и даже наоборот – доставляет истинное удовольствие. Но вот перед тобой человек. Ты хочешь что-то сказать и понимаешь, как сильно сжата челюсть, как тяжело выдавить из себя хотя бы звук. А спустя пару минут тебя уже не остановить: все, что должно быть сказано, будет сказано.

Леони не могла замолчать вторую неделю. Она доставала вопросами об огненном шоу Герарда, который предпочитал отгораживаться от нее за стеной «слишком важных дел». Она без умолку болтала с девчонками труппы, которые оказались на удивление дружелюбными. Она могла часами вести разговоры с Софи, к которой вдруг испытала незнакомое до этого чувство – словно рядом родной человек. И только с Марселиной у них отношения не заладились.

Они жили дорогой. Переезжали с места на место, иногда вечер в одном городе мог закончиться завтраком в другом – ночь за рулем, и вот уже перед ними дымятся тарелки с тушеным острым мясом в сомнительной забегаловке с липкими столами и еще более липкими взглядами посетителей. Хотя в остальном сложно было назвать словом «дорога» жизнь в придорожных мотелях, в которых они могли себе позволить на заработанные деньги лишь пару комнат на всех – шоу не слишком пользовалось успехом. На зиму, как объяснила Софи, артисты обычно разъезжались кто куда – чаще домой, к родителям.

Но Леони предпочитала не загадывать так далеко: вспомнилось правило, приставшее еще в сиротском приюте, когда каждый день ты ждешь, что тебя заберут, и каждый день можешь проснуться, потеряв близкого друга, которого выбрали вместо тебя. «Думать только на два шага вперед». Оставить место волшебству.

Так, по волшебству, в жизни когда-то появился Стивен. И пусть его самого привела в приют ужасная трагедия, Леони повезло – он единственный встал на защиту и оградил от нападок детей, с презрением относившихся к нестандартной внешности.

Потом – тоже чудом – она познакомилась с Этьеном.

И вот теперь, в тот момент, когда жизнь, казалось, разлетелась на осколки, в нее ворвались языками пламени Софи, Герард и угрюмая Марселина.

Стрелка часов подкралась к девятке, когда в комнату, которую Леони делила с еще двумя девушками, постучали. Тихий, едва различимый звук – скорее для приличия, чем в ожидании разрешения войти. Дверь тут же открылась, в комнату влетела раскрасневшаяся Софи.

– Это был просто улет, – засмеялась она, заваливаясь в кресло, прикрытое клетчатым пледом, и запрокидывая назад голову. Рыжие волосы выбились из прически и достали до пола. – Тебе надо было это видеть.

– Что там? – улыбнулась Леони, откладывая в сторону скучнейшую книгу, найденную тут же, в номере – видимо, забыл или нарочно оставил кто-то из прошлых постояльцев.

– Кошмар! Именинница решила, что обязательно стоит попробовать «поиграть с огнем». Герард даже ответить ничего не успел – эта дуреха схватила один из факелов. И что? Подпалила шторы! Чувствую, праздник для нее закончился, – Софи громко выдохнула, сложив губы трубочкой, зажмурилась, растерла виски подушечками пальцев и, наконец, критически посмотрела на Леони. – А ты почему не пошла?

– Не знаю, – почесала кончик носа девушка и снова скосила взгляд на проклятую книгу. – Устала.

– Не дури! Пойдем! Там, между прочим, есть пара вполне себе симпатичных…

– Все, отстань, – Леони засмеялась, скатываясь на пол и закрывая лицо руками. Острые колени доставали почти до ушей. – Ты слишком явно хочешь от меня избавиться!– Ничего я не хочу! Просто… развлечься. Чем плохо?

Сама Софи филигранно владела искусством флирта и ни на один вечер не оставалась без внимания, а Леони рядом с ней чувствовала себя снова маленькой забитой девочкой, которую никто не замечал.

– Отстань! – упрямо повторила она.

– Нет. Ты идешь со мной. Идешь со мной, идешь со мной, идешь со мной!!!

Софи схватила Леони за руку и поволокла к дверям, даже не позволив подруге переодеться или привести себя в порядок.

Уже через пятнадцать минут их, конечно, пригласили за столик. И, конечно, опять все внимание и заискивающие шуточки лились в сторону рыжеволосой красавицы, с которой на этом вечере, пожалуй, вряд ли кто-то сравнится.

Заурядно и скучно. Почти так же скучно, как дурацкая книга… Леони могла предсказать каждый шаг, каждую секунду вечера: вот они сидят вместе, выпивают, доедают праздничный торт. Кто-то говорит Софи: «Не хочешь прогуляться?» – и она соглашается и уходит. Леони остается одна в компании совершенно незнакомых молодых людей, которым нет никакого дела до нее, и те идут искать приключений либо среди других артисток огненного шоу, либо среди гостей. Один из них – самый смелый – может даже подкатить к Марселине. Но вряд ли ему подфартит.

Но сегодня все пошло не по плану.

Тысячи раз проигранная музыка, знакомый набор тостов, парочка пьяных драк, без которых не обходился практически ни один вечер, растрепанные прически расфуфыренных дам, сломанный каблук не меньше двадцати сантиметров в высоту.

Глаза уже предательски закрывались, а Леони доедала слишком сладкий шоколадный торт с ядреными, пропитанными ликером вишнями и про себя клялась никогда больше не соглашаться на добавку, как бы чертовски скучно ни было.

– Разрешите пригласить?

«Ну вот, еще один…» – Леони слизала с вилки крем, чуть скосила глаза на тарелку, пытаясь в месиве, оставшемся от торта, разглядеть хотя бы еще одну вишенку.

Она всеми силами старалась не смотреть на очередного кавалера подруги, когда почувствовала горячее прикосновение. Взглянув вверх, Леони уставилась на молодого человека, до безобразия похожего на актера турецких сериалов: темные каштановые волосы и брови, блестящие выразительные глаза в окружении длинных черных ресниц, легкая небритость на лице, идеально сидящий по фигуре костюм – темно-синий в тонкую полоску.

– Я… я… – «Не танцую» – хотела продолжить Леони, но сама не заметила, как рука оказалась в теплой ладони, как на талию легли уверенные и даже наглые пальцы.

– Привет, – улыбнулся незнакомец. – Я Киллиан. Ничего, что пришлось украсть тебя из компании?

– Привет. Леони. Я не думаю, что кто-то это заметит.

– Да? Ну, судя по взглядам, они заметили.

Леони рассмеялась и тоже попыталась выгнуть шею так, чтобы увидеть компанию Софи и ее ухажеров, но обзор уже загородила влюбленная парочка, не стесняющаяся исследовать тела друг друга прямо у всех на виду, да еще так нагло, что стыдно стало всем, кроме них самих.

– Откуда ты, Леони?

– Я… я с артистами огненного шоу. Помогаю… с реквизитом, и всякое такое. – «И очень надеюсь, меня когда-нибудь выпустят на сцену».

Она проглотила готовый вырваться тяжкий вздох. Она действительно с самого первого дня, когда смотрела на выступление под бубнеж Кристофа, мечтала о том, что сможет обуздать непослушное пламя.

В толпе мелькнула ярко-рыжая грива Софи – поддерживая девушку под локоть, ее отвел в сторонку очередной на что-то надеющийся кавалер. Они разговаривали, смеялись. Он не сводил с нее глаз и вовсе замер, когда Софи потянулась к нему и поцеловала – словно стесняясь, неумело, хотя таких вот поцелуев Леони видела не один и не два. И они никогда не заканчивались чем-то большим.

Говорят, иногда между людьми пробегает искра, но тут всколыхнулась целая волна тончайших белоснежных нитей. Молодой человек на секунду отпрянул, но упрямые губы Софи еще сильнее прижались к пересохшим губам, словно только так она могла утолить мучившую жажду.

– Везет, родители отпускают тебя, – прервал видение Киллиан.

– Везет, – не сводя взгляда с Софи, согласилась Леони и посмотрела на своего неожиданного кавалера. – У меня их нет. Я сирота.

Получилось с вызовом, но тут ничего не поделаешь. Несмотря на то, что Леони не сильно переживала разлуку с теми, кого никогда не знала, а какое-то недолгое время даже люто ненавидела за то, что ее решили бросить, говорить о родителях было неприятно. Хотя, скорее неприятно в сотый раз ждать снисходительного или иногда брезгливого взгляда и короткого «Извини, мне надо бежать», словно наличие или отсутствие семьи делает тебя кем-то другим.

– У меня тоже, – Киллиан, казалось, не заметил ее тона. – Свободен как дьявол. Хотя, говорят, даже дьяволы связаны обязательствами и правилами.

Отлегло. Тело расслабилось, и Леони уже хотела насладиться музыкой, как песня закончилась. Киллиан с сожалением улыбнулся – или только сделал вид, – отвел свою даму обратно к столику, за которым Софи продолжала флиртовать, с любопытством рассматривая подошедшую пару, и ушел, забыв попрощаться.

Перерыв закончился, прибежал взволнованный Герард и увел Софи, а Леони поспешила покинуть незадачливых ухажеров, которым, кажется, сегодня ничего не обломится.

Она помогала Марселине закрепить конструкции с чашами для огня и думала о Киллиане. Она поправляла прическу Софи, укладывая непослушные пряди, и думала о Киллиане. Она заправляла факелы горючей жидкостью и думала о Киллиане.

«Черт бы его побрал!»

Оставалось надеяться, что мысли о нем выветрятся так же быстро, как растворяется дым от огня в ночном, пронизанном атмосферой праздника воздухе.

Но ни через день, ни через неделю забыть его не удалось. Им предстояло прожить в этом городе как минимум месяц, а значит оставался шанс на встречу, и мучило кислое, как яблочное варенье из холодильника Этьена, ожидание.

Еще один вечер. Еще один шанс. Сегодня они выступали в том же самом ресторане на окраине города с роскошным парком и целым лабиринтом засыпанных белой галькой дорожек. Вдоль них хозяева установили тусклые фонари, скорее скрывающие то, что хотелось скрыть от посторонних глаз.

«Может быть, он снова придет?»

Леони чистила от черной копоти чаши для огня, которые расставляли по кругу и зажигали перед выступлением, когда подошла Марселина. Они не часто общались – старались обходить друг друга стороной. Но если это случалось, значит действительно представился значимый повод.

– Привет, Леони, – сухо улыбнулась Марселина, присаживаясь на низкий стульчик, и черное платье полезло вверх по идеальным белоснежным бедрам с на удивление гладкой кожей. – Я тут думала. Герард говорил, ты хотела бы стать частью шоу. По-настоящему.

– Я… – замялась Леони. Сказать правду или соврать? «Если признаюсь, а Марси только посмеется надо мной?» Как же надоели эти пустые размышления, накатывающие всякий раз, когда поднимал голову внутренний запуганный зверек, наученный не доверять людям и в то же время не привыкший оставаться в одиночестве. – Впрочем, да. Была бы не против.

– Интересно, – помолчала Марселина, сверля ее черными глазами. – Помнишь тот день? Пожар на дороге?

– Помню.

– Тогда… произошло кое-что странное. Кое-что…

– Да, эти пожары – просто чудовищно. Я слышала, вчера опять было возгорание. Горело здание торгового центра. И… Вроде даже кого-то не успели спасти.

Одно воспоминание о репортаже заставило вздрогнуть. Действительно, последнее время случаи пожаров участились, и самое страшное – не обходилось без жертв.

– Да. Но я не об этом, – Марселина помолчала, подбирая слова. – Тот огонь. Он испугался тебя. Убежал.

– Что? – нелепо хихикнула Леони, радуясь, что упрямые веснушки хранят от стыдливой краски на лице.

– Я все видела. Я сидела прямо напротив.

– Но Герард…

– Герард, Герард! Я знаю, что видела.

– Извини, Марселина, – отрезала Леони, торопливо поднимаясь. – Мне пора.

Ладошки вспотели, сердце бешено колотилось – Леони не могла допустить, чтобы эта высокомерная девчонка все испортила своими подозрениями. Тем более, она и сама не понимала, что происходит.

***

Настроение было ни к черту: Киллиан так и не появился. Устроившись на выгоревшей к середине лета истоптанной траве у площадки, где артисты устраивали огненное шоу, Леони лениво наблюдала за их движениями – знала каждый шаг наизусть, хотя вряд ли могла бы повторить сама. Возле уха жужжал назойливый комар, голые ноги колол недавно подстриженный газон, с плеча соскальзывала предательская бретелька тонкого летнего платья, купленного пару недель назад: красное в белую вертикальную полоску, с широкой юбкой чуть ниже колен. Почти такое же было на ней в тот день, когда она кинулась спасать Этьена из пожара.

«Кстати, как он?»

Она старалась о нем не вспоминать, и в обычные дни у нее это неплохо получалось. Но сегодня все валилось из рук.

И огонь уже не так завораживал. И Герард с обнаженным торсом смотрелся глупо. И даже красотка Софи сегодня была вялой, словно из нее выкачали энергию.

В конце выступления, как обычно, вышла Марселина, артисты расступились. Взмах руки – огненно-красный плащ полетел вниз, рассекая воздух по знакомой траектории, словно был хорошо надрессированным животным, а не просто реквизитом. И вот уже под вздох изумленной публики перед глазами предстала девушка в черном блестящем платье, и тлеющий огонек из лампы начал привычное движение по пропитанным горючей смесью чашам, по спирали вверх.

Леони угрюмо наблюдала за ней, невольно вспоминая последний разговор, и внутри разгоралось желание стереть с холеного лица эту ухмылку превосходства и надменности.

Никто не заметил, как это произошло, а большинство и вовсе решили, что так задумано: внезапно вспыхнула блестящая ткань, раздался крик, аплодисменты – и Марселину окутало пламя.

Первым очнулся Герард – он бросился вперед пока остальные продолжали стоять, ошарашенные увиденным, схватил подготовленное на такой случай покрывало и накинул на катающуюся по траве Марселину.

Леони замерла и не дышала, не в силах отогнать мысль: «Я не этого хотела». И лишь спустя пару минут подорвалась с места, хотя не была уверена, что получится справиться с разгорающимся пламенем – просто не могла остаться в стороне, как будто хотела использовать шанс исправить прошлые ошибки, припрятанные глубоко и надежно за обрывками воспоминаний. Как не могла остаться в стороне во время пожара в мастерской Этьена Ле Гро или когда перед ними упало то горящее дерево.

Пара метров – и Леони вбежала на импровизированную сцену. Марселина лежала буквально в двух шагах, размахивая руками, словно пыталась стряхнуть с себя полчища атаковавших насекомых. А вокруг нее извивался запах горящих волос и расходились во все стороны дорожки огня, почуявшего новую жертву: высохшую траву, на которой так кстати расположились столики с длинными, до земли, скатертями.

Еще шаг: «Надо потушить огонь, иначе загорится все», – пронеслась горячей молнией мысль. Леони присела, опустила руки и, зажмурившись, дотянулась до дрожащих языков пламени. Огонь дрогнул, застыл – всего на секунду. А потом зашипел, словно уже полыхающую траву облили водой из брандспойта.

Только не было воды. Не было пожарных. Все произошло так быстро, что никто не понял, что случилось.

Началась суматоха – время, застывшее на те долгие мгновения, поспешило вперед с удвоенной скоростью. Марселину куда-то увели. Вызвали скорую помощь. А Леони упала на землю, вытянув вперед подрагивающие руки. Перевернула ладошками к себе, рассматривала, словно диковинное животное: ни ожогов, ни покраснения, ни остатков немыслимого жара на коже. Только чуть заметны разводы сажи и пепла.

– Эй, ты в порядке?

Кто-то подошел. Кто-то важный – она слышала по голосу. Кто-то, кого она ждала и…

– Киллиан?

Поддерживая под локоть, он буквально потащил девушку в сторону, в темноту окружающего поляну лабиринта с отсыпанными белым гравием дорожками. Из-за углов топорщились тени, выстриженный кустарник тянул цепкие ветви и пытался схватить, удержать за подол, разорвать тонкую красную ткань с широкими белыми полосами.

– Куда мы идем?

Она пыталась сопротивляться, но тщетно. А он только бормотал что-то невразумительное.

– Уходим, тебе нельзя тут оставаться… Они узнают… Они поймут, кто ты…

– Что? Что ты несешь?

Наконец, у нее получилось освободиться – резко рванув в сторону, Леони упала у зеленой, возвышающейся метра на два стены.

– Ты не понимаешь, – Киллиан догадался, что напугал ее. Осторожно, вытянув вперед руки, присел на корточки рядом, не сводя с нее глаз. – Это ты ее сожгла. И никто не должен был этого видеть. Никто. Ты понимаешь?

– Что? Ты о чем?

Перед глазами взорвался воздух, разлетелся искрами – упала стена, блокирующая воспоминания, и Леони увидела свои перепачканные сажей руки. Руки девочки лет пяти с плетеным из оранжевого бисера колечком, украшенным по центру потертым пластмассовым сердечком. Она стояла у запертой двери, держась за металлический засов, не давая ему соскочить с петель, а изнутри кто-то выламывал дверь, вопя нечеловеческим голосом.

– Огонь, – шепот Киллиана подхватил ее беззащитное тело, отрывая от давно забытой двери, и вернул в настоящее. – Он подчиняется тебе.

– Никто мне не подчиняется, – врала самой себе Леони, пытаясь одновременно разглядеть пути отступления.

– Тебе не надо меня бояться, – его голос обрел силу и уверенность. – Я помогу тебе. Пошли со мной.

«О чем он болтает?»

Она почти не соображала. Моменты прошлого перепутались в какофонию образов и звуков. Кто кричал? Может, она сама?..

– О чем ты? – повторила уже вслух Леони.

– Я…

Издалека послышались шаги и крики, вполне реальные. Кричала Софи – звонкий голос ни с чем не спутать. Киллиан резко обернулся, зарычал от злости, бросился было к Леони, но на полпути остановился, словно завис в воздухе.

– Я вернусь за тобой, – прошипел он горячим шепотом, оставшимся каплями дыхания на щеке, и растворился в темноте.

Красное в широкую белую полоску платье задралось до самых бедер и перепачкалось зелеными разводами травы. Глядя в пустоту перед собой, Леони почувствовала, как внутри словно лопнул воздушный шарик, наполненный водой, смывая следы прошлых пожаров, и зарыдала в голос, до боли в горле. Неужели это действительно она виновна в несчастном случае с Марселиной? Неужели огонь не только бежит от нее, но и слушает навязчивые мысли?

Голос Софи то приближался, то отдалялся: девушка петляла в лабиринте меж двухметровых стен филигранно подстриженного кустарника в поисках сбежавшей подруги.

Какое-то время Леони сидела без движения. Ждала то ли появления Киллиана, то ли того, что ее, наконец, найдут. То ли другого решения, способного раз и навсегда изменить жизнь. Снова.

– Софи! – наконец, выкрикнула она, поднялась на негнущихся ногах, отряхнув приставшие к коленкам и платью комья земли и сухие травинки.

Куда идти? Кругом темнота, пустота, неизвестность. Ветви снова цеплялись за подол, как похотливый поклонник, не умеющий держать себя в руках. Тонкие пальцы впивались в ткань, рвали, стоило только слишком резко дернуться в сторону.

Еще один поворот – еще один монстр смотрит из-за него, ухмыляется, ждет и как будто причмокивает в предвкушении. Но нет! Это шаги!

– Леони!

Софи выбежала из-за поворота, налетела на Леони, и обе повалились на землю, запутались в кустарнике.

– Ты почему убежала? – приходя в себя и отряхиваясь, спросила Софи.

– Я…

«Не говори про Киллиана. Не говори!» – шептал навязчивый внутренний советчик.

– Я испугалась, – дрожащим голосом выдавила из себя девушка. – Как Марселина?

– Она, на удивление, в порядке. – Софи подозрительно посмотрела на Леони, прищурив глаза. – Что это… Что это было? Как… Ты это сделала?

Хотелось разреветься в голос. И почему не сбежала с Киллианом сразу? Кажется, он один понимал, что происходит.

– Я… не знаю, – буркнула Леони и закрыла лицо ладошками. Вдохнула запах земли и сухой травы, приставший к коже. – Не мучай меня. Я бы все тебе рассказала. Но правда…

– Ну, ну… – пробормотала Софи и положила руку на вздрагивающее в рыданиях плечо. – Пошли. Надо уезжать. Вечеринку закрывают, скоро приедет полиция.

«Полиция!» – это слово обожгло кипятком. Леони приходилось иметь с ними дело, и не всегда это заканчивалось для нее хорошо. Взять хотя бы тот последний случай с пожаром в доме Этьена и этого назойливого… Как там его звали? Она ведь не должна была уезжать! И вот снова пожар. И снова она рядом…

– Пошли, – повторила Софи.

Обратный путь из лабиринта они преодолели на удивление быстро. Пять минут – и видны белые круглые столики. Стулья, украшенные бантами и цветами, уже унесли, как и собрали длинные, до земли, скатерти, а гостей попросили перейти во внутренний зал ресторана. Праздник продолжался, несмотря на обгоревшую и чудом выжившую девушку.

Чуть поодаль стояли машины с включенными сигнальными огнями: скорая помощь и полиция.

«То, что надо», – вздохнула про себя Леони, на секунду задержалась, но, поддерживаемая подругой, все-таки пошла вперед.

Их отпустили быстро. Несчастный случай – это было очевидно. Марселина отказалась от госпитализации, и, погрузив инвентарь для выступления в передвижной трейлер, труппа огненного шоу выехала с территории загородного ресторана. Вместо «Соболезную» они слышали веселые крики собравшихся на праздник, вместо немых взглядов «Чем я могу помочь?» видели уставшие спины обслуживающего персонала.

Леони притихла на заднем сидении универсала вместе с Софи, прислонившись к ее плечу, смотрела на забинтованную голову спящей после дозы успокоительного Марселины и боялась выглянуть в окно и увидеть в тени деревьев уже знакомую фигуру Киллиана.

***

Солнце пекло как сумасшедшее, напоминая о том, что скоро настанет осень. Отель в центре города погрузился в дремоту – все, кому нужно было, съехали, а до нового наплыва постояльцев оставался еще целый час. Лениво хлопали стеклянные, обитые бронзой двери, впуская тех, кто пришел на бизнес-ланч или просто заскочил охладиться под кондиционерами в уставленном живыми цветами и выстланном настоящими персидскими коврами холле. Жужжали пылесосы на этажах – просторные комнаты готовились принять новых жильцов.

Леони проснулась ближе к двенадцати. Ночью долго не удавалось уснуть, а потом каждые час или два приходилось вскакивать от очередного кошмара, мучившего только в раннем детстве и благополучно забытого: лестница, опутанная паутиной, тряпичные розовые туфельки, перепачканные в траве и глине, несутся вниз, за спиной грохочут разбуженные непрошенными гостями ступени, а впереди – тяжелая деревянная дверь. Она успевает вынырнуть в коридор, слышит лязг засова… И просыпается.

В комнате никого. Только трепыхалась от сквозняка, проникающего сквозь приоткрытое окно, короткая записка на стеклянном столике, уставленном грязными кружками из-под кофе и одноразовыми высокими стаканчиками в разноцветных подтеках уже засохшего молочного коктейля: «Вернусь к выступлению. Не жди меня. Софи».

Леони пробежала несколько раз по коротким, танцующим вкривь и вкось строчкам, дернула плечами, словно ее знобило, швырнула листок бумаги, вырванный из брендированного блокнота, обратно на стол, но тот спланировал дальше вниз и затерялся под белоснежным диваном.

Еще несколько сообщений ждало в телефоне: три пропущенных и настойчивое «Набери меня».

Герард.

Он был последним, кого сейчас хотелось видеть. Хотя нет, последней была обожженная и изуродованная во вчерашнем пожаре Марселина, так и не пришедшая в себя, пока они сообща волокли ее в номер, поддерживая свешивающиеся из объятий Герарда тряпичные ноги и руки. С ней остался кто-то из девушек, которые должны были меняться каждые два или три часа. И, кажется, скоро черед Леони.

Горячий душ расслабил затекшее тело. Прохладный воздух из кондиционеров, прилипший к влажной коже, окончательно привел в чувство. Леони влезла в широкие плотные джинсы, волочащиеся по полу, наплевав на то, что совсем скоро спарится в них и придется бежать переодеваться, накинула сверху на спортивное нижнее белье ярко-бирюзовую рубашку, пригладила волосы за уши, на несколько секунд зависла у зеркала, рассматривая отражение. Показалось, или рыжее пятно на радужке стало больше?

Прищурилась, поморгала, распахнула глаза пошире, провела кончиком пальца, почти не касаясь, по верхнему веку.

Она не успела до конца убедиться в этом – зазвонил телефон.

– Да, – обреченно ответила Леони, увидев на экране имя «Герард».

– Спишь? – ухмыльнулся парень на другом конце разговора и закашлялся.

– Сплю, – дернула щекой девушка, с трудом приподняв краешки губ. «Кажется, он не злится».

– Дело есть. Надо поговорить.

«Началось». Неужели Киллиан прав: Герард заметил, что это она виновна в произошедшем, и сейчас мало не покажется? «Но почему тогда молчал, когда приехала полиция?»

Что-то не сходилось, не складывалось.

– Я иду завтракать, – обреченно пробубнила Леони.

– Буду, – невпопад ответил Герард.

«Я тебя не приглашала!»

Звонок прервался.

В кафе внизу почти никого не было: те, кто хотел перекусить в промежутке между делами, давно разошлись, а до ужина еще уйма времени и пара перерывов на кофе с тягучим шоколадным печеньем. Только небольшая вереница вновь прибывших гостей тянулась от входа до стойки администратора, где суетились девушки в белоснежных фирменных платьях, украшенных бронзовыми табличками с именами.

– Доброго дня. Чем я могу вам помочь?

– Доброго дня. У вас заказан номер?

– Здравствуйте. Вы бронировали?

– Здравствуйте! Рады видеть вас снова. Номер как обычно?

Приветливые улыбки, расшаркивания. Леони никак не могла привыкнуть к деньгам и отсутствию необходимости мыкаться по дешевым придорожным отелям в поисках одного номера на всех. Неплохой путь от сироты до «желанного гостя»!

Герард уже ждал за крайним столиком у окна, утонувшего в цветах, и пил ледяной кофе с молоком и кокосовым сиропом.

– Привет, – обвалилась в кресло напротив Леони и скрылась за лежащим тут же меню.

– Привет. Как ты?

– Нормально. Плохо спала.

– Неудивительно, – он вздохнул, тень легла под уставшие и явно невыспавшиеся глаза.

– Как Марселина?

– Спит. Врач сказал колоть успокоительное пару дней, как только проснется – чтобы лучше заживали ожоги.

– Может, надо было в больницу?..

– Может, – не стал упорствовать Герард. – Но ты же ее знаешь.

«Ни черта я не знаю», – мысленно возразила Леони, не выпуская импровизированный бумажный щит из рук и нервно поглаживая пальцами гладкие страницы.

– Ладно. Не о ней речь. Хотя и о ней, конечно, тоже.

Леони напряглась, вынырнула из-за меню и суетливо поискала глазами официантку, а заметив одну из них, махнула рукой, стараясь как можно дальше отсрочить неприятный разговор. А в том, что он будет неприятный, сомневаться не приходилось.

– Чем я могу помочь? – заулыбалась белоснежными зубами подошедшая девушка в голубом фирменном платье чуть выше колен.

– Я буду французские тосты. С кленовым сиропом и мороженым. И еще кофе. Молоко отдельно.

Официантка записала заказ, повторила и бесшумно удалилась.

– Извини, – пробормотала Леони, внутренне сжимаясь, как перед ударом. – О чем ты хотел поговорить?

– Ты, я вижу, не боишься огня? – начал издалека Герард.

– Не очень, – усмехнулась Леони и вдруг вспомнила, как раньше отказывалась даже подумать о том, чтобы приблизиться к огню хотя бы на метр.

– Это хорошо. Марселина пока не сможет участвовать. На ее место поставим Софи – она опытная, справится. Но у меня есть и для тебя предложение.

Небеса разверзлись, треснув прямо посередине. Изрыгающее лучи солнце набрало силу и пронзило насквозь – выжгло дотла, оставив только горстку пепла. Леони потребовалось время, чтобы прийти в себя – она хотела этого с того самого дня, когда впервые увидела огненное шоу под бормотание Кристофа. Она хотела этого и боялась, вспоминая детские страхи перед бушующей стихией. Особенно теперь, когда вспомнила перепачканные сажей пальчики на металлическом засове.

Вернулась официантка с тарелкой французских тостов и чашкой кофе. Как вовремя! Эти несколько секунд – спасительные несколько секунд – позволили прийти в себя.

– Я с удовольствием, – с замиранием сердца ответила Леони. – Но… Я же не умею обращаться с…

– Ты неплохо умеешь тушить пожары, – усмехнулся Герард, откидываясь на спинку кресла и скрещивая руки на груди.

«И разжигать их тоже», – продолжила мысль Леони, проглатывая подступившую к горлу желчь.

– У меня есть идея. Как сделать шоу еще более… Впечатляющим. – продолжал молодой человек.

Кусок мягкого хлеба, пропитанного смесью яйца, сахара и корицы, встал поперек горла. Закашлявшись, Леони отпила глоток кофе, поморщилась, почувствовав, как он обжигает пищевод, и шумно вдохнула прохладный кондиционированный воздух, смешанный с запахом недавно политой земли и цветов.

– Да? Например?

Идея действительно была впечатляющей – по крайней мере, казалась такой. Ничего невозможного и, если действовать правильно, не так уж рискованно… Но что, если Киллиан прав? Что, если нельзя показывать власть над огнем?

– Эпичненько? – смаковал идею Герард.

– Да уж, – признала Леони, допивая последние капли кофе. – И когда ты планируешь… Это начать?

– Хоть завтра. Надо только отрепетировать.

По коже пробежал холодок. То ли сквозняк от кондиционера, то ли предчувствие беды. Леони вжалась в кресло, ощутила, как к горлу подступили только что съеденные тосты, нервно сглотнула и помотала головой, словно собака, вылезшая из реки, желая отогнать от себя надуманный страх. Взгляд блуждал по кадкам с цветами, по людям с рюкзаками и чемоданами, а остановился на знакомой фигуре, почти скрытой за высокой стеной искусственно созданного в центре фойе водопада.

Киллиан.

– Договорились. Еще обговорим. Мне пора, – скороговоркой выпалила Леони и, криво улыбнувшись, заторопилась к выходу в надежде, что Герард ничего не заметит.

На улице плавился асфальт, пачкая подошвы новых белых кед. Леони торопилась, лавировала между спешащими куда-то в самый разгар дня людьми. По одну сторону дороги тянулись магазины одежды и мастерские, поэтому пришлось пробежать перед носом красного седана, завизжавшего на нее что есть мочи, – туда, где горела вывеска «Территория еды».

Это было достаточно просторное помещение с одним общим залом, утопающем в темноте. По периметру тянулись столики, в центре располагались лавки быстрой еды – такой, какую обычно готовят за десять-пятнадцать минут, а съедают еще быстрее.

Леони не оглядываясь прошла в конец зала, села за свободный столик, выключила некстати зажегшуюся от ее присутствия лампу и стала ждать.

Киллиан подошел через пару минут, сел напротив, вытянул длинные ноги под столом, задев ее белые кеды, виновато улыбнулся и продолжил молчать, разглядывая ее из-под прикрытых век.

– Привет, – не выдержала девушка. Она злилась на себя, но вымещала это на нем. – Ты зачем пришел?

– Я же обещал прийти. И пришел. Что ты решила?

– Ничего я не решала.

– Тебе нельзя тут оставаться, Леони, – вздохнул Киллиан и перевел взгляд на разукрашенный разводами стол. – Если кто-то узнает…

– Они не знают, – с вызовом подняла подбородок девушка. – И не узнают. И с чего ты решил, что это я…

– Это ты. Поверь, – он помолчал, обернулся по сторонам, придвинулся чуть ближе и зашептал еле слышно: – Дай угадаю. У тебя нет родителей, и ты не знаешь, кто они. Поэтому выросла в приюте. И, возможно, даже пыталась пробраться в кабинет директора, чтобы найти хоть что-то на родную мать, только ничего не получилось.

Леони перестала дышать, но тут же расслабилась: догадаться обо всем этом нетрудно, тем более что она сама рассказала о том, что у нее нет родителей.

– Ты ничего не помнишь – ни дня из прежней жизни, где бы она ни была. Зато с самого детства тебя влекло к огню. Но ты боялась его, после какого-то… несчастного случая. И… – Киллиан почесал упрямый подбородок: – Дай угадаю. Совсем недавно ты столкнулась с огнем лицом к лицу. И почувствовала, что он боится тебя. Что ты… можешь им управлять. Скорее всего, это произошло около месяца назад или чуть раньше.

Сколько прошло? Месяц? Два? Леони с перепуга не могла вспомнить, когда именно вошла в горящий дом, чтобы спасти Этьена.

– Но перед этим тебе, возможно, приснился странный сон…

Сон! Она почти забыла его, хотя раньше часто вспоминала о золотых нитях, тянущихся от солнца, о высокой башне, преградившей путь.

– Только это был не сон.

«Что он несет?!»

Это было уже чересчур.

«Не удивлюсь, если он начнет рассказывать о стране единорогов…», – хмыкнула про себя Леони.

– Ты зачем пришел? – повторила вопрос Леони. – Я тебя не знаю. И…

– Ты мне не веришь, – продолжил за нее Киллиан и засмеялся низким приятным смехом.

Хотелось верить. Где-то в глубине души очень хотелось! Хотелось, чтобы он оказался прав, как бы нелепо это ни звучало…

– Я… не знаю. Дай мне время. Хорошо?

– Время? – прищурился Киллиан. – Смотри сама. Я только пытаюсь помочь.

Теперь он улыбался и выглядел так, что хотелось на все плюнуть и пойти за ним хоть на край света. Что-то изменилось – невидимая сила, притягательная энергия разливалась от него волнами, пронизывая желанием стать одним целым с этим пусть и красивым, но незнакомым парнем.

Поняв, что едва может сопротивляться, Леони подскочила и бросилась к выходу. Подальше от него! Подальше!

Глава 5 – Позволь огню

Непросто воскресить дыхание, когда забываешь сделать вдох и выдох перед первым шагом в неизвестность. Давило все: и нарастающая музыка, и мерцание пламени, и громадная, почти в три метра высотой, клетка, которую наспех изготовили в ближайшей мастерской и в которой ее скоро закроют и подожгут, и оставят гореть на глазах у изумленной публики.

Леони поправила тонкую бретельку платья, сшитого из огнеупорной ткани, в тысячный раз прокляла себя за то, что не уехала с Киллианом, предпочтя огненное шоу и Герарда с бредовыми идеями. Хотелось испытать себя. Впервые в жизни появился шанс действительно привлечь внимание не просто как девушке с нестандартной и для кого-то даже отталкивающей внешностью. Зрители забудут и простят и оттопыренные уши, и покрытое веснушками лицо, и разного цвета глаза, и детство, проведенное в приюте. Ей столько раз говорили, что в большом городе за ее внешность отвалили бы огромные деньги… Что ж, пришло время проверить, настолько ли велик этот город.

На площадку вышла Софи. Она была великолепна и смотрелась даже лучше, чем Марселина. Это замечал Герард, это замечали зрители, затаивая дыхание, когда девушка скидывала огненно-красный плащ.

Время потянулось нескончаемой нитью, такой же золотой, как нити солнца из сна, так некстати всплывшего вновь в памяти после разговора с Киллианом.

«Только это был не сон».

Забудь, сосредоточься, выкинь его из головы! Но как же трудно забыть идеальное, словно выточенное скульптором, лицо: темные брови над блестящими глазами, высокие скулы, упрямый прямой подбородок и легкий взмах головы, когда молодой человек откидывал волосы назад. Так картинно, так ненатурально – не бывает таких совершенных людей! Тогда… кто он?!

Незаметно для публики, отвлеченной на отчаянные круговороты огня на теле Софи, вынесли клетку. С другой стороны площадки Герард делал одному ему понятные знаки руками, привлекая внимание.

Пора!

Первый шаг дался сложнее всего. Леони чувствовала себя как в детстве, стоя на высоченных каблуках туфель одной из воспитательниц, которые они с приютскими девчонками стащили, чтобы казаться старше. Жутко неудобно. Зыбко. Волнующе.

Второй шаг потонул в отсыревшей траве. Ее еще не видели или не хотели замечать, поглощенные танцем Софи.

Третий шаг, четвертый… Леони стояла у входа в клетку, спиной к зрителям, облаченная в черное платье. Такое короткое и узкое, что в обычной жизни она никогда бы его не надела.

Фигура Софи метнулась в сторону, зрители затаили дыхание. Послышался напряженный шепот, кто-то отпустил сальную шуточку, и несколько человек засмеялись. Тихо, робко. И тут же смолки, когда Леони шагнула в клетку и повернулась к ним лицом. Дверь захлопнулась, клацнул замок. Свет луны отразил, как белые длинные пальцы вцепились в опутанные веревкой прутья.

Во взглядах смешались удивление, отвращение, жалость, восхищение. Все-таки девушка была по-своему красива и вовсе не так безобразна – природа способна и больше поиздеваться над человеком.

Леони поймала взгляд Герарда и сделала шаг назад – обратный путь отрезан. Это ее время. Ее игра.

Вспыхнул огонь. Пропитанная горючей жидкостью веревка, опутывающая прутья решетки, зажглась молниеносно, и пленница оказалась объята пожаром.

Зрители замерли. Кто-то вскрикнул. Несколько девушек отвернулись, но остальные придвинулись ближе, пытаясь рассмотреть, что же будет дальше. Герард стоял неподалеку, держа в руках огнетушитель – готовый броситься на помощь, если что-то пойдет не так.

Клетка была высокой, но узкой. От решетки до плеч каких-то десять сантиметров. Огонь сначала ринулся внутрь, постарался коснуться кожи пленницы… и тут же метнулся в противоположную сторону, выбросив вверх стоп искр и стену черного дыма возмущения. Затрещал, завыл. Леони чувствовала тепло – оно не жгло, не опаляло. Скорее грело, нежно ласкало, пронизывало тело лучами наслаждения.

В мгновение стало спокойно и легко. Страх испарился и поднялся с дымом в пропитанный адреналином воздух. И было даже забавно наблюдать за лицами собравшихся по ту сторону прутьев людей, перепуганных и застывших от изумления.

Они смотрели на нее! Они впервые по-настоящему смотрели на нее!

Молодой человек – в шикарном костюме и с кривой ухмылкой на лице – крикнул: «Это холодный огонь!» – и бросился к клетке, но, приблизившись, тут же попятился назад, споткнулся, растянулся на влажной траве, грязно выругался и поспешил обратно за столик.

Расставленные по периметру чаши с горючей жидкостью продолжали пылать, девушки с огненными факелами стояли по обе стороны от клетки, жонглируя послушным пламенем.