Полгода

Предисловие

Я – летописец. Я живу в своем небольшом уютном домике, из окна которого виден мой сад и бескрайняя вселенная. Я существую со дня сотворения человечества. Меня миллионы лет назад, как все живое и неживое в этом мире, создал Господь Бог. И за все время человеческого существования я слышу один и тот же вопрос: «Что было до?». Пустота? Ничего? Откуда появилось все это? Найти ответ простому обывателю не удастся, потому что вся его жизнь исчисляется временем. Время для человека – эта та грань, которую он видит и которой отмеряет любое событие: земную жизнь от рождения до смерти, дни болезни, годы взросления, месяцы одиночества, минуты счастья, недели горя.

Для земного человека приходит конец с моментом его смерти, но я смею заверить каждого из вас – конца нет. И начала, в привычном понимании, тоже нет.

Не думайте над моими словами, ответа вам не найти, сколько бы книг не перечитали, сколько бы дорог не прошли в поисках ответа. С вами будет лишь страх от непонимания ограниченным земной действительностью разумом. Ему не под силу понять тонкости Иного мира.

Помните, люди, что есть только настоящее, от которого назад перекинут крепкий мост в прошлое и вперед тянется дребезжащая на ветру тонкая нить в будущее. Настоящее было всегда и будет всегда. Даже в пустоте. И моя задача записывать его детально, без лишних эмоций. Человек может приврать, скрыть неблаговидный факт или же приукрасить, но я записываю только правду. Правду, которая идет на Суд.

Я записываю истории жизни каждого человека по отдельности и всего человечества в целом. Мне известно о вас все: о чем вы думаете, чего боитесь и чего желаете. Я знаю точное количество живущих людей на Земле, и точное количество душ на Небесах. Я знаю, что каждый из вас может быть счастливым, и я вижу пути к этому счастью. Но я также вижу, как люди сворачивают со своей дороги, и, утопая в тягучей грязи сплетен, лицемерия, осуждения, спотыкаясь о камни гордыни, эгоизма, пробираясь через бурелом обид, презрения, идут чужим путем, кляня судьбу за несправедливость. А судьба дает только то, что человек заслужил.

Жизнь каждого человека – это отдельная история, которую я записываю в книгу в зеленой обложке с красными и желтыми нитями на ней. Эта книга не имеет конца, в ней столько страниц, сколько историй.

Но у меня есть вторая книга, особенная. Я ее храню на полке у окна, за которым расстилается вселенная. Обложка соткана из желто-красных лучей солнца, морозных узоров и дуновения летнего ветерка, из весенней зелени и золотистой осени, из бушующего океана и тихой искрящейся речушки. По корешку растекается любовь мягкая и нежная, добрая и надежная, искренняя и безусловная.

В эту книгу я записываю уникальные истории, но не о королях и королевах, президентах и миллиардерах, о которых знает весь мир, как можно было бы подумать. Нет, здесь истории жизней, которые я называю «пробуждением»: от долгого сна, забытья, в котором, порой, люди пребывают всю жизнь. Их я записываю не торопясь, наслаждаясь каждым моментом «пробуждения» человека.

Я завариваю себе напиток из цветков роз или магнолии, жасмина или тимьяна, добавляю несколько ягод клубники или малины, вишни или облепихи, иногда добавляю ложку меда и сажусь писать за стол перед окном.

Я заметил, что люди по большей своей части спят, несмотря на то, что делают свои обыденные дела. Спят, когда едят, идут по улице, работают, женятся и, даже занимаются любовью. Этакий сон наяву.

Мне отсюда все хорошо видно. Я вижу каждого человека, их души, я наблюдаю за каждым с момента его рождения до последнего вздоха. Примечательно, что каждый новорожденный поначалу записывается во вторую книгу, а потом, по мере взросления, мне приходится брать первую и продолжать писать его обыкновенную историю.

Я распахнул окно и до моих ушей, перекрывая громкий многоголосый гул, донесся тихий женский голосок. Слова, переполненные отчаянием, болью, мольбой и надеждой, смешались со стоном души и слезами.

Я улыбнулся. Наверное, стоило бы проявить сочувствие к плачущему человеку, но я был рад. Потому что она встала на тропу изменений.

Глава 1. На пике боли. Встреча с ангелом-хранителем

Поприветствуйте меня в рядах обманутых неверными мужьями жен! Да, я теперь одна из миллионов несчастных, которые не знают, как жить дальше. Неделю назад мой благоневерный объявил мне, что любовь наша изжила свое, собрал чемодан и ушел в закат. На самом деле не в закат, а к любовнице. О наличии другой я узнала после слов об изжитии любви, хотя, признаюсь, присутствие в нашей жизни третьего лица чувствовалось не один месяц. Вообще, я поняла, что в большинстве случаев любовь изживает себя ровно в тот момент, когда загорается к другому человеку.

Признаюсь, разрыв дался очень тяжело. Да что там тяжело – смертельная рана была нанесена моему сердцу, душе, гордости, самооценке и вере в вечную любовь.

На момент разрыва мы жили десять лет, нажили двух сыновей, квартиру, машину, первые морщины, лишние килограммы и кучу совместных привычек, ставшие не просто родными, а частью нас двоих. От лишних килограммов я поневоле избавилась за прошедшую неделю, но и приобрела дополнительные морщины и пару десятков седых волос.

Но больше всего меня заботило состояние сыновей. Я поспешно отправила их на осенние каникулы к маме в деревню, чтобы они не вошли в трансовое состояние, а смогли постепенно адаптироваться к новости. Они до конца не поняли, что произошло, и уход отца восприняли как очередной отъезд в командировку. Как вернутся, и я и сама приду в более-менее стабильное состояние, и смогу им объяснить, что в действительности произошло.

Прошедшая неделя далась тяжело. Я настолько расклеилась, что позволила себе ежевечерно потреблять алкоголь, без конца реветь и выкрикивать в пустоту самые отборные оскорбления, какие только знала. Я винила себя, Андрея, снова себя и вновь его. Самооценка, расшатанная еще в подростковом возрасте, скатилась в самый низ, иногда пыталась подняться и придать мне уверенности, но, стоило мне только посмотреться в зеркало или вспомнить безразличный, чужой взгляд мужа.... поправочка, пока что еще мужа, а скоро бывшего… как я снова впадала в уныние и неуверенность в себе.

Зеркало на входной двери в полный рост было постоянным напоминанием несовершенства моей внешности. Проходя мимо него, я поневоле бросала на себя взгляд, каждый раз выцепляя взглядом новый изъян. Зачастую я старалась пробежать мимо, игнорируя свое отражение, но сейчас я решилась вглядеться в себя. Наверное, причиной стало фото новой пассии пока что мужа: тонкая талия, длинные ноги, кудрявые волосы ниже лопаток, пухлые губы и прочие женские прелести, коих у меня не было и в помине. Вероятно, еще год назад я бы с удовольствием разглядела в себе много достоинств, но сейчас я видела в себе сплошные недостатки. Пожалуй, перечислять не буду, их слишком много оказалось. Могу лишь сказать, что мой обиженный взгляд отметил мое отражение как уродливую картину настоящего. Невысокая, прямые, непослушные волосы безобразно ниспадали на плечи, и без того тонкие губы сжаты до такой степени, что почти не видно их очертаний.

Невыносимая душевная боль отозвалась физической – вдвоем они истязали меня снаружи и изнутри. Невольный стон, больше похожий на рычание раненного зверя вырвался из моего перекошенного рта. Поспешила на кухню за початой бутылкой душевного лекарства, погружающее меня в забытье. Плеснув янтарную жидкость в бокал, сделала большой глоток. Ликер уже не так обжигал горло, и я его уже могла пить без закуски. Конечно же, я понимала, что алкогольное опьянение – это всего лишь иллюзия продолжения жизни в привычном ритме. Нужного облегчения оно не приносило, лишь на некоторое время укрывало кровоточащую рану призрачной пеленой обезболивающего. Осознание того, что могу спиться не было, я была уверена, что смогу проконтролировать это момент и отойти от границы, за которой приветливо раскрыл объятия алкоголизм. Скоро вернутся дети и я, в любом случае буду держать себя в руках.

Чем больше воспоминаний всплывало в памяти, тем чаще я поднимала бокал. Сжатые от болезненных мыслей пальцы расслабились, тело обмякло, и я позволила себе откинуться на спинку стула. Телефон предварительно убрала, чтобы не маячил перед глазами и не возникало соблазна написать гневное сообщение пока что еще мужу.

За неделю я ни разу не произнесла имени предателя. Его имя являлось связующим звеном между нашими жизнями, и умышленно умалчивая его, я будто обезличивала этого человека, изгоняла из своего сознания и сердца.

Как только мое сознание мутнело под действием алкоголя, я принималась филосовствовать, и считала свои мысли настолько глубокими, что хоть блог заводи и на весь интернет вещай их полную глубину. Вот и сейчас в пустой и темной квартире я развернула баталии со всем миром и с некоторыми личностями по отдельности.

– Как там говорится? В интернете пишут индейскую мудрость про дохлую лошадь, – обратилась я к своей рыжей, как лисья шерстка, кошке Ваське. Когда мы брали ее еще маленьким котенком, хозяйка уверяла, что это мальчик, и рыжего друга мы назвали Василием, но через пару недель, когда мой в те времена еще благоверный вернулся из очередной командировки и самолично задрал хвост нашему коту, выяснилось, что Василий самый что ни на есть настоящая Василиса.

В общем, Васька была идеальным слушателем. Либо, свернувшись клубочком, дрыхла, либо, просто развалившись, глазела на меня. Сейчас она сонно наблюдала за мной и иногда водила ушами.

– Когда жена надоест, ее надо выкинуть, как дохлую лошадь. Понимаешь, Васька, я и есть дохлая лошадь. А этот нашел себе живую кобылу, – мне очень понравилось это сравнение, и я рассмеялась.

Я еще долго разглагольствовала на тему целомудрия и распущенности, верности и предательства, приводила разные примеры, уверяла и себя, и Ваську, что бумеранг существует и он обязательно настигнет предателя и разлучницу, а потом, когда градус алкоголя в моем теле поднялся до предела, я, неожиданно для себя, заплетающимся языком сказала то, от чего испытала гордость:

– Ну и пус..ть. Щастья им… Пусть. И я буду сча…стливой.

В общем, через часа полтора после первого глотка я почувствовала усталость и сонливость и, опираясь на стол, заставила себя подняться. Я была рада непослушному телу и затуманенному разуму, такое состояние позволит мне крепко уснуть, исключит сновидения, в которых непременно буду проживать свою ситуацию.

Мобильник небрежно валялся на кровати. Появился соблазн сообщить мужу, что он трус, подлец и предатель. Вдруг подзабыл, а напомнить некому. Дрожащими от злости и ненависти пальцами я нажимала на экран, пытаясь найти в телефонном справочнике имя «Андрей», который совсем недавно был записан как «Любимый». Но, как назло (завтра я буду благодарить свои корявые пьяные пальцы) буквы путались, пальцы не слушались, все время натыкаясь на другие контакты.

– Ненавижу тебя! – в эти два слова я вложила всю накопленную боль, злость, ненависть и прочий негатив. Всегда мечтала так хорошенько размахнуться, вложить всю свою силу и зашвырнуть что-нибудь бьющееся в стену. И чтобы непременно разбилось. Никогда этого не делала по двум причинам: жалко вещи и потом мне же убирать осколки! А сейчас, наплевав на последствия, я со всей дури швырнула телефон в стену (кстати, еще одной причиной этого поступка было то, что мобильник был подарен в прошлом году моим мужем). Тот, ударившись, упал на ковер, издав глухой стук без видимых повреждений. Если бы разбился, я бы удовлетворенная легла спать, но видя, что гаджет остался цел, я расстроилась. Мне стало так обидно от того, что у меня не получилось, что я разревелась, уткнувшись в подушку. Пока ревела, вспомнила, что на мне косметика и, можно не сомневаться, тушь запачкала наволочку. И от этого я еще больше расстроилась, потому что нужно будет завтра менять постельное белье, а это я смогу сделать только вечером после работы, и грязная наволочка весь день будет красоваться на кровати… Господи, какая же чушь!

И я цеплялась за непонятные мелочи, оплакивая не разбившийся мобильник, запачканную наволочку, не помытый бокал и ранний подъем на работу, избегая темы предательства. Но сколько бы я ни старалась переключиться, сознание, отказываясь подчиняться мне, возвращалось в прошлое, прокручивало все хлесткие слова, бьющие кнутом жестокости по самооценке. Я почувствовала себя маленькой обиженной девочкой, защитить которую было некому, потому что главный защитник сам нанес удар. Самый сильный. Самый неожиданный. Самый жестокий.

– Боже, дай мне сил пережить это, – слова, наполненные отчаянием и мольбой, стоном вырвались из перекошенного рта. – Помоги мне, пожалуйста! Я больше не могу.

Припухлые от слез глаза закрывались, от рыданий и алкоголя разболелась голова, и от этого еще больше хотелось спать. И когда спасительный сон, больше похожий на забвение, был совсем рядом, из другого конца квартиры послышался стук. Васька не раз был застукан на обеденном столе, и я уже было решила, что пушистый питомец вновь воспользовался ситуацией, и отправился на поиски еды по запрещенным местам. Хотела встать, согнать, но поняла, что желание остаться в крепких объятиях надвигающегося сна было выше чистоплотности. И вновь грань между явью и небесным миром снов начала расплываться, ощущение реальности улетучивалось, сознание летело в потусторонние миры. Явь осталась позади, навь впереди, а затуманенный алкоголем и болью разум посредине. И именно в тот момент, когда Морфей только начал накрывать меня одеялом, сквозь закрытые веки меня ослепил свет. Первой сонной мыслью было, что кто-то из домочадцев нажал на выключатель, но тут же следующая мысль холодными иглами пробежалась по спине: в квартире были только я и Васька.

Вмиг протрезвев, я вскочила. Воры! В квартиру пробрались воры! Вдруг, они решат не только ограбить меня, но и что похуже сделать! Я хотела закричать, но мое внимание привлек странный серебристый свет, исходивший из ниоткуда. Ни одна лампочка не горела, в квартире стояла тишина, но я чувствовала чье-то невидимое присутствие. И этот непонятный свет словно висел в воздухе, освещая каждую деталь в комнате, не позволяя быть тьме – даже теней и тех не было.

– Кто здесь? – попыталась как можно смелее крикнуть я, но на деле вышел писк. Страх от непонимания того, что происходит перемешивался со странным спокойствием, исходившее от свечения. И это двоякое чувство было более тревожным, чем все происходящее. Человек в критической ситуации должен испытывать инстинктивный страх, чтобы выжить, а не успокаиваться от непонимания происходящего.

Я медленно обходила центр свечения, продвигаясь к выходу. Может, у меня белая горячка на фоне алкоголя? Или страннейший сон?

– Не бойся, – мягкий, тихий голос появился из ниоткуда и словно туман, рассеялся по всей комнате, заползая в каждый уголок, обволакивая меня успокаивающим теплом. Меня будто укутали в мягкое теплое одеяло, обняли ласковые материнские руки. Я хотела возразить, что не бояться невозможно – шутка ли посреди ночи в темной квартире услышать голос привидения – но неожиданное расслабление не позволило произнести ни слова. Захотелось лечь на кровать и вытянуться.

Прямо из воздуха появился расплывчатый образ, который с каждым мгновением все более четко вырисовывался. Высокая, стройная человеческая фигура в белом воздушном одеянии, не касаясь босыми ногами пола, предстала перед моим изумленным взором. Мне захотелось испугаться (и это была бы правильная реакция), закричать (может, соседи услышат и вызовут полицию), позвать на помощь, кинуть в незнакомца подушкой и убежать из квартиры, но под теплым взглядом небесно-синих глаз я успокаивалась. Внутри безумие от безграничного доверия к непонятному сверхъестественному существу боролось с адекватной реакцией в таком положении – страхом. Но с каждым мгновением мне становилось все спокойнее, и все проблемы, казавшиеся глобальными и неразрешимыми, отошли на задний план. Неожиданное тепло в груди вытеснило тупую, ноющую боль, не отпускавшую меня ни на миг с момента ухода мужа.

– Кто ты? – я задала вопрос, ожидая услышать все, что угодно: глюк, сон, белая горячка, смерть.

– Я твой ангел-хранитель, – в каждой произносимой букве ощущалась любовь и забота, несравнимая даже с любовью матери. Желая лучше разглядеть необычного гостя, я шагнула ему навстречу. Образ существа напоминал ангелов на иконах: тонкие, правильные черты лица, обрамленные кудрявыми золотистыми волосами до плеч, узкие ладони с музыкальными пальцами, прикрытые длинным, отдающим серебряным свечением одеянием и безмерная любовь, и доброта, излучаемые голубыми глазами. Но было и то, что не в силах уловить художники и описать писатели, то, что не принадлежало миру людей и нашему сознанию.

– Я, наверное, сплю… Или я умерла? – вдруг испугалась я неожиданной мысли. Вероятно, мой организм не выдержал напряжения алкоголя и остановил жизненную работу. Ведь не зря я ощущаю доселе неизведанное спокойствие и умиротворение, будто сейчас лучшее время из лучшего, будто сейчас у меня все прекрасно.

– Ты взывала о помощи к Всевышнему, – ответил ангел-хранитель. – Я здесь, чтобы помочь тебе.

– Ты здесь или я там? – неуверенно показала я пальцем наверх, боясь услышать ответ. Если я умерла, то что будет с детьми? Как они без меня?..

– Ты жива, – мягкая улыбка ангела успокоила больше слов.

– Тогда чем ты мне можешь помочь? – в моем представлении ангелы-хранители дают невидимые сигналы (интуиция, как прочла я где-то, и есть шепот ангелов), знаки и прочее. Из-за опоздания на автобус познакомиться со своей любовью, провалив экзамен в престижный университет поступить в итоге на более интересную профессию. В общем, примеров можно приводить много, и все они сводятся к одному – если и есть высшие силы, то помогают людям из вне.

Не буду спорить, надежда на помощь у меня была – так сильно мне хотелось избавиться от изнуряющей душевной боли, что я готова была почти на все. Точнее, на все в пределах разумного. И даже если это всего лишь реалистичный, необычный, сказочный сон, ответ может быть самым настоящим. Инструкция ли будет дана мне или какой-то совет – все приму.

– Да, – я почувствовала вибрацию его голоса, разлетающуюся по всему пространству вокруг меня, проникающую в душу, успокаивающую внутреннюю бурю и дающую надежду. Я воспряла духом и готова была бежать совершать подвиги. Конечно же, ангел может одним взмахом руки исправить всю мою жизнь, и я уже приготовилась к чудесам. Если, все же, все происходящее не сон и не белочка, а самая настоящая реальность, то мое исцеление может произойти в мгновение ока!

Но ангел-хранитель не спешил исцелять меня – его воздушное прикосновение лишь притупило ноющую боль. Он стоял рядом, такой неземной, воздушный, и от осознания, что он тот, кто с самого рождения оберегает меня, любит безоговорочно, без претензий на ошибки, было хорошо. Во плоти и бесплотный одновременно. Я не в силах подобрать нужных слов, чтобы описать все происходящее в тот момент, могу сказать лишь одно: у меня создалось ощущение, что после долгого путешествия я вернулась домой в материнские объятия.

– Любое печальное событие в жизни – это урок, который ты должна пройти, – неожиданная речь ангела сбила меня с толку. Я никак не ожидала, что он начнет меня учить уму-разуму. – Но для начала нужно осознать, что привело тебя к нему: мысли, действия, желания, причиняющие вред ближним? Если же не осознаешь, не исправишь свои мысли и дела, этот урок будет повторяться, но задания будут усложняться до тех пор, пока не усвоишь его.

Я непонимающе глядела на своего ангела-хранителя, пытаясь понять, какую именно мысль он пытается донести до меня. Если он пытается меня обвинить во всех моих бедах, то это не похоже на помощь, а скорее на внушение вины.

– Ты хочешь сказать, что я сама виновата во всем случившемся? – разозлилась я.

– Твоя боль – это последствия действий и мыслей. Ты должна вспомнить события, которые привели тебя в сегодняшний день и исправить себя, и только после этого перейдешь на новый этап жизни. Возможно, у кого-то придется попросить прощения за зло, что ты причинила, научиться любить и уважать…

Я не дослушала. Меня, несправедливо обруганную, непонятую, обвиненную, захлестнул гнев. Я не видела своей вины, да и как я могла обвинять себя, когда от меня ушли, меня предали, меня выбросили за борт корабля, оставив одну посреди моря без спасательного жилета.

– Неправда! – возмущенно вскричала я, перебив ангела-хранителя. – Я всегда была хорошей женой! Я все делала для мужа! А он подло поступил со мной! Он, а не я, понимаешь? Я не заслужила такого обращения, я не заслужила такой жизни! Не я привела себя в эту жизнь! Так сложились обстоятельства и раз ты мой ангел-хранитель, то ты как никто другой должен это знать. Ты видел, ты все должен был видеть! Видел на какие жертвы я шла ради других! Выбрала профессию мечты родителей, оставила город мечты ради Андрея! Я всегда реализовывала чужие желания, и в итоге что? Я оказалась ненужной. Все мои мечты остались в прошлом. Все, что я хотела пришлось позабыть.

Я говорила и говорила, пытаясь оправдаться, стать лучше в своих глазах, показать свою жертвенность, но ангела невозможно обмануть – он видел все происходящее беспристрастным взглядом, знал настоящее желание под каждым моим действием. Но в тот, полный отчаяния момент, во всех его словах я слышала лишь упрек и не видела искреннего желания помочь. Спустился в неба на землю лишь для того, чтобы вывернуть мне душу своими нравоучениями!

– Забывая себя, ты становишься невидимой другим, – спокойно ответил ангел-хранитель, словно и не было моей бессвязной, полупьяной, гневной тирады.

– Как можно не видеть меня, если я все время посвящаю им?!

Ангел молчал, а я решила, что у божественного существа не нашлось подходящих слов для ответа.

– Знаешь, тебе не понять человеческой жизни. У тебя там, – я подняла палец кверху, – все просто замечательно. Нет никаких проблем. Сидишь себе на небесах, за мной присматриваешь. А мы здесь мучаемся. Выбираем… Хотя выбора-то нет. От судьбы не уйдешь. Что там ждет меня впереди? Ты хоть обнадежь меня, что не все так плохо.

– Я не могу знать наперед.

– Не хочешь?

– Никому не подвластно заглянуть в будущее, так как его еще не существует.

– А как же гадалки?

Ангел вздохнул, а я признала в себе тяжелого собеседника. Но, с другой стороны, на меня столько всего свалилось: предательство мужа, явление высшего существа. Я еще не до конца поверила в свою адекватность и реальность ангела.

– Гадалки видят лишь один путь из множества возможных. И тот, который хочется услышать.

– Как это так? Как может быть много путей?

– Вы не видите того, что творится за пределами видимого вами мира. Ни одна ваша мысль не исчезает там, где родилась. Мысли создают жизнь.

– Ты хочешь сказать, что я сама все сделала своими мыслями? Прости, ангел, но это бред, – я коротко, с усмешкой засмеялась. – Я не думала о том, чтобы все это случилось со мной. Я хотела другого!

– Ты сейчас не сможешь вспомнить и осознать все свои мысли. Не всегда люди думают напрямую о том, чего хотят. Зачастую ваши мысли извернуты и понимаются неправильно.

Чем спокойнее говорил Ангел, тем больше это злило меня. Злило то, что он мягко, без обвинительных ноток в голосе, не обвиняя конкретно меня, а даже больше говоря абстрактно, говорил о том, что я сама виновна во всем происходящем. Существо, ничего не знающее о земной жизни, не знающее о душевной боли, смеет говорить, что я сама привела себя к измене и отвратительной жизни.

Мой гневный взгляд должен был прожечь Ангела-хранителя, но тот словно не замечал моего настроения, оставаясь спокойным, добрым, воздушным. Я, обычный человек, привыкший к выходу эмоций, привыкший наблюдать хоть какую-то реакцию от собеседника, была сбита с толку. И мне жутко хотелось вывести его на эмоции.

– Значит, ты всю жизнь со мной рядом и охраняешь меня? И все про меня знаешь? – ехидно поинтересовалась я.

– Да. – Ангел улыбнулся.

– Тогда почему ты не помог стать мне археологом, как я мечтала с самого детства, а позволил поступить на бухгалтера? Почему не помог предотвратить предательство мужа, зная, что мне будет невыносимо больно?

– Мы не имеем права вмешиваться в выбор человека.

– Какой выбор?

– Твой выбор. Все, что с тобой произошло – исключительно твой выбор.

– Да что ты заладил одно и тоже! – сжав от злости зубы, я подскочила к окну, чтобы унять надвигающуюся ярость. Мне хотелось заорать, прогнать ангела, который, как казалось мне, нарочно обвинял в неудачах.

– Это сон, – шептала я так, чтобы меня слышал ангел, – отвратительный сон. В моем сне мой ангел-хранитель вместо того, чтобы помочь мне, обвиняет во всех смертных грехах. Знаешь, я бы тебя уволила. И вообще, раз это сон, то я приказываю тебе исчезнуть из него.

– Я скоро уйду, – все так же мягко и с любовью произнес ангел. Мне стало стыдно за свою злобу, истеричность, человеческую слабость.

– Прости… – прошептала я, стыдясь глядеть в глаза тому, кто оберегал меня с момента моего рождения, выслушивал отвратительные слова и читал более отвратительные мысли. И я бы поняла, если бы ангел исчез, оставив меня одну в холодной комнате разбираться со своими проблемами, и мне на мгновение показалось, что он блекнет, уходит в невидимый человеку мир. И так страшно стало мне, одиночество навалилось с новой силой, что я, позабыв о гордости, умоляюще посмотрела в его глаза, прося побыть со мной еще немного. Я боялась натолкнуться на сердитый взгляд голубых глаз, но мой ангел-хранитель нисколько не сердился и не обижался на меня, как это сделал бы любой человек, а лишь любил такой, какая я есть. В его глазах читалась вековая мудрость, терпение и принятие, нежная, искренняя любовь к человеку, которого он сопровождает на протяжении всей жизни. И от осознания того, что всегда он всегда со мной рядом, чтобы я не вытворила, чтобы со мной не случилось, он не покинет меня, не предаст, а протянет свою руку, поднимет из грязи, окутает вселенской любовью.

Я медленно подошла к окну, уперлась лбом в прохладное стекло, остужая пылающий лоб. Мое прерывистое дыхание от сдерживаемых слез оставляло на окне запотевший круглый след, который от каждого выдоха становился четче. Бесцельно блуждающий по двору взгляд зацепился за вновь неработающий уличный фонарь. Но луна этой ночью была настолько яркой, что ее свет освещал пустынный двор. Шел тихий и нудный дождь. Я заметила, что в ноябре дождь не барабанит по стеклу, он просто падает на землю, размывая ее в грязь, которая к утру покрывается тонкой коркой льда.

– Я не понимаю, – отчаяние и боль снова вспыхнули в груди. Я крепко зажмурилась, не позволяя себе лить слезы при ангеле.

– Совсем скоро ты все поймешь. И как только осознаешь, жизнь твоя изменится.

Я больше не чувствовала ни злости, ни раздражения, а лишь тоску и слабую надежду на то, что вскоре меня ждут лучшие перемены. Он не может обмануть или пожелать мне зла. Он создан для того, чтобы спасать меня. И пришел на землю лишь для того, чтобы помочь мне справиться с моей бедой.

Я подошла к ангелу и одеревеневшими пальцами от холода своего сердца дотронулась до его теплой руки.

– Как тебя зовут?

– Так же, как и тебя.

– Ты можешь меня избавить от боли, которая раздирает меня изнутри?

Ангел печально покачал головой.

– До тех пор, пока ты не прислушаешься к голосу души, ты будешь страдать. Душа знает, что тебе в действительности нужно.

– Как же мне это сделать?

– Тебе помогут твои предки. Весь твой род стоит за твоей спиной.

Я обернулась, готовая увидеть ряд лиц, но за спиной был только туалетный столик и стена, покрытая зелеными обоями.

– Ты их пока не видишь, – продолжил ангел. – Но им позволено помогать тебе до наступления нового года. С этого дня рядом с тобой зримо и незримо будет присутствовать весь твой род. Каждый твой предок будет появляться в нужный для тебя момент. Его задача приоткрыть завесу тайны в одном вопросе. Предки пробудут с тобой до полуночи, а после вернутся в мир душ.

– А ты? Мы с тобой еще встретимся?

– Встретимся. Знай, Полина, я всегда рядом.

Ангел расправил крылья, и серебряный свет разлился по комнате.

– Помни, Полина, ты под защитой Всевышнего.

Ангел кончиками пальцев прикоснулся к моему лбу. Я прикрыла глаза, наслаждаясь проникающим под кожу теплом, словно капельница с обезболивающим, растекающимся по всему телу, снимая болезненные ощущения и наполняя уверенностью в скорейшем выздоровлении.

Комната снова погрузилась в темноту. Я открыла глаза и огляделась в поисках Ангела. В спальне было тихо и пусто, лишь кошка ворочалась на кровати, пытаясь выбрать удобное положение. Мой взгляд наткнулся на телефон под ногами. Подняла его, оглядела- экран работал в обычном режиме. 00:00. Полночь. Отсчет пошел.

Глава 2. Отчаяние. Арсентий

Резкий и громкий звонок будильника ворвался в мой расслабленный и спокойный сон без тревожных сновидений, моих ночных спутников с момента ухода Андрея. В последнее время меня мучают либо откровенные кошмары, либо разлука с пока что еще мужем. Если от кошмаров я просыпаюсь в холодном поту, то от явления Андрея в моем мире снов у меня происходит эмоциональный, физический и психологический упадок. Мало того, что его редкий вид наяву нервирует, так еще он просачивается в мои сновидения и достает меня там. А сегодня мне снилоcь что-то приятное, вроде, теплое море и горячий песок, мое спокойствие, и я даже испытала позабытое счастье свободы и бесконечности. И я не готова была упускать возможность морально отдохнуть хотя бы во сне! Я накрыла голову подушкой, пытаясь ухватить стремительно убегающее море за хвост, но отвратительный звук пробивался через пуховый наполнитель, не оставляя мне иного выхода, как только встать.

Издав нечеловеческий звук, я сползла с кровати и заставила себя открыть глаза. Тяжесть в голове не позволяла встретить утро должным образом, и поэтому, отойдя от стандартов, я позволила себе по пути в ванную выругаться.

– Вчерашнее вино плохо сказывается на сегодняшнем утре, – констатировала я факт, растирая лицо ладонями. Стараясь взбодриться, а заодно отогнать лезущие в голову неприятные мысли, я сделала несколько махов руками, но встав у раковины, замерла, вспомнив ночного гостя. Воспоминания были туманными, словно обрывки сна проскальзывали в памяти, и я уже засомневалась в реальности визита ангела. Мне хотелось верить, что он действительно предстал предо мною, что со мной случилось настоящее чудо, и я отправилась на поиски доказательств в спальню, особо не надеясь найти следов его пребывания. Сознание отказывалось верить в увещевания сердца, скептически указывая на неоспоримые факты: неделя запоя, сильнейший стресс, постоянная усталость и недосып сыграли со мной злую шутку. Я просто выдала желаемое за действительность. Ангелы, если и существуют, то только в другом, невидимом человеку мире, да и возможно ли получить от давно ушедших предков помощь?

Отсутствие доказательств убедили меня в нереальности ангела, отчего я почувствовала укол разочарования. Устав от внутренней ноющей боли, мне хотелось вырвать ее с корнем из груди, залатать разбитое сердце и обшить его броней, поэтому обещание ангела были восприняты почти всерьез. Словно наяву он приходил ко мне.

Время неумолимо бежало вперед, оставляя совсем немного на утренний перекус и сборы на работу. Откровенно, мне хотелось упасть на кровать и спрятаться в небытие от проблем. Я мысленно пролистывала страницы своей жизни, заглядывала вперед, не находя особого смысла во многих своих действиях. То, как я живу, больше напоминало бег по кругу с однотипными декорациями без возможности сойти с натоптанной дорожки. Все прошедшие годы соединились в один длинный день с редкими вспышками счастливых моментов в виде поездок на море.

Я выпала из этого длинного дня, попав на другую зацикленную дорогу. Грядущее было покрыто плотным туманом, но мне точно было известно, что смысла особого новая жизнь без Андрея не несет. Да, я не представляю жизни без него, и пусть меня осудит добрая половина женщин. И дело не в том, что я цепляюсь за пока что мужа, а в том, что он стал частью меня, как и многие другие люди, приходящие в нашу жизнь. Уход Андрея сравним с отрыванием части тела: невыносимо болезненный, почти смертельный, лишающий возможности нормально дышать, есть, пить, спать, жить. Душевная боль превратилась в физическую, перемешалась и осела в груди и горле, отчего каждый вдох давался с трудом.

Но жизнь продолжается. Необходимо найти силы жить по-новому, взять себя в руки и идти вперед с гордо поднятой головой. Либо я переступлю через свою боль, насильно оставлю ее позади, либо она сожрет меня сначала изнутри, а затем и снаружи. Я сделаю маленький шажок: утренний завтрак более здоровый, макияж более привлекательный.

Критичный взгляд в собственное отражение не принес облегчения – красоткой я себя не считала, а в свете последних событий моя самооценка пострадала в разы. В итоге махнув отражению рукой, понимая, что ничего сейчас не исправить во внешности, вышла из квартиры.

Мне казалось, что все не так: я то и дело поправляла серую шапку, без конца съезжающую на глаза, заправляла выбивающиеся из-под шапки волосы, засовывала вылезающий из ворота пальто шарф, застегивала бесконечно расстегивающуюся пуговицу. И, наконец, возвращала на место съезжающую с плеча сумку. Бесконечно злилась на себя и одежду, не понимая причину неряшливости, я постоянно двигалась, не замирая ни на минуту. Посмотреть со стороны – нервно-психическое расстройство налицо.

Поездка в автобусе на работу была настоящим испытанием. Среди разнообразной толпы, я себе казалась самой нелепой и непривлекательной. Рядом со мной с надменным лицом стояла высокая девушка с длинными крашеными в модный цвет волосами и идеально ровным тоном лица. Стильно одетая, дорогой телефон, аромат духов, расползающийся по набитому автобусу, маникюр, длинные салонные ресницы и яркий макияж. Именно на таких мужчины обращают внимание, именно к таким уходят. В другое время я едва ли заметила бы ее, но сегодня внешность незнакомки отдаленно напомнили внешность разлучницы, заставляя вглядываться в черты лица до тех пор, пока не поймала на себе ее недовольный взгляд.

Автобус мягко затормозил на остановке, выпустив большую часть пассажиров в прохладное утро. Я не позволяла себе замедлиться, поскольку быстрый шаг не располагал к размышлениям, влетающие горькие мысли не задерживались в голове.

Работу свою я откровенно не люблю, и давно просматриваю сайты с объявлениями, но сегодня торопилась спрятаться в кабинете, погрузиться в цифры на компьютере и счета на бумаге, чтобы забыться хотя бы на время. Мне не хотелось ни с кем разговаривать, не хотелось никому улыбаться и даже просто здороваться, не хотелось быть приветливой и дружелюбной. Мне хотелось быть молчаливой и невидимой, чтобы переболеть в одиночестве.

Кабинет я делю с шестью коллегами. Слишком жесткая по характеру начальница сорока пяти лет сидит прямо напротив меня, следит за всеми работниками и делает бесконечные замечания. «Полное отсутствие дисциплины», – громко произносит она, стоит только кому-то из девчонок отвлечься от работы или ответить на личный телефонный звонок.

За глаза начальницу мы называем Грымзой (от фамилии Грызлёва), и как манны небесной ждем ее отпуска или редкого больничного. Знаю, что нехорошо поступаем, негоже вести себя взрослым подобным образом, но извечное напряжение, созданное исключительно жесткой начальницей, давило на нервы. И фразы: "не нравится, меняй" не всегда работают. Порой человеку требуется много времени, чтобы решиться на смену деятельности, и еще больше смелости. Осуждая других за нерешительность, люди не думают о воспитании, характере, конкретной ситуации. Я не буду оправдывать или корить себя за бездействие, скажу лишь, что на тот момент просто не пришло время перемен, я жила по накатанной, работала много лет на одном месте, не понимала, куда двигаться с одним-единственным образованием бухгалтера и навыками свода дебита с кредитом. У меня даже толком и хобби не было, так как все нерабочее время уходило на дом и семью.

Работала я без энтузиазма, просто выполняла свою работу вполне качественно и быстро, а в последнее время трудовой процесс шел через силу, путались цифры на калькуляторе и клавиши на клавиатуре, допускалась масса ошибок, отчего приходилось оставаться сверхурочно без дополнительной оплаты.

– Соколова, сосредоточься хоть сегодня на работе. К 16 часам на моем столе должен лежать отчет, – громкий, зычный голос нарушил тишину кабинета и камнем упал мне на голову.

– Да помню, – ответила я, хотя хотелось послать всех подальше, встать и навсегда уйти из этого кабинета. В последнее время желание окончательно перевернуть свою жизнь с ног на голову все сильнее давало о себе знать.

День тянулся бесконечно долго. Минуты превращались в часы, часы в вечность. Иногда казалось, что секундная стрелка застывала на месте, а затем, спустя длительное время, делала прыжок на следующее деление. Я честно пыталась сосредоточиться на отчете, но непрошенные мысли беспрестанно лезли в голову, заставляя улетать из реальности, прокручивать ленту прошлого, останавливаясь на самых острых местах. Я не люблю плакать на людях, и чтобы сдержать рыдания, у меня уходило еще больше сил, чем на изгнание мыслей и сосредоточение на отчете.

– Соколова, ты снова тихо и мирно ждешь окончания рабочего дня? – глядя поверх очков спросила начальница. – Я тебя предупреждаю, что, если ты не успеешь сделать отчет к четырем часам, я тебя лишу премии.

Спасибо, Тамара Петровна, за эмоциональную встряску. Копейки терять не хочется, поэтому придется взять волю в кулак и сделать этот треклятый отчет.

Пешая дорога до дома занимала около часа. Не желая запираться в четырех давящих воспоминаниями стенах, я неторопливо бродила по темным осенним улицам с мокрыми тротуарами, местами тронутыми тонкой корочкой льда.

Ноги сами привели меня на пустынную набережную – место наших с почти экс-мужем прогулок в стародавние времена. Асфальтированная дорожка тянулась вдоль темного, почти черного побережья и терялась в лесопосадке. Свет от фонарей расплывчатыми пятнами отражался на мокром асфальте, захватывая песок с берега. На набережной практически никого не было – мало у кого возникало желание в такую погоду проводить время на улице. Сырость, слякоть, мелкий противный дождь и, хоть и слабый, но неприятный ветер в лицо. Он трепал выбившиеся из-под шапки волосы и норовил обжечь щеки редких прохожих. А мне хотелось ходить по мокрой дороге, загребать ногами остатки желтой листвы и размышлять о своей неудавшейся жизни. Я перебирала трепетно охраняемые воспоминания о первом поцелуе с Андреем, неожиданном предложении руки и сердца, и простых прогулках на набережной. А теперь все казалось нереальным, произошедшим в прошлой жизни, и, возможно, не со мной. Та Полина умерла с уходом Андрея.

Я спустилась к воде и прошла вдоль берега, позволяя накатывающим на песок волнам лизать сапоги, вымывая остатки тепла. Каблуки проваливались, отчего приходилось идти на носочках, ноги затекали, но дискомфорт доставлял некое удовольствие – он отвлекал от мрачных мыслей. Присела на корточки и опустила руки в ледяную воду, позволяя намокать рукавам. Руки невыносимо заломило, холод забрался под плотную ткань пальто и морозил все тело. Не вытерпев, я вынула руки из реки, встряхнула их и засунула поглубже в карманы. Сгущающаяся темнота страшила, дрожащее тело требовало тепла, но возвращаться домой в ближайшие пару часов не было желания.

Недалеко от набережной располагался бар. Вывеска светилась ярко-красными буквами, издалека зазывая меня заглянуть на бокал пива в гордом одиночестве. Мне никогда не доводилось посещать подобные места, да и вообще старалась обходить такие заведения стороной, но сегодня невыносимо хотелось чего-то непривычно-экстремального. Мне хотелось себе, Андрею, всему миру доказать, что я не такая пай-девочка, не домашняя и спокойная, какой меня считают все знакомые, а с характером, способным развеять ореол приличия, поневоле возникший вокруг меня.

Бар встретил меня пустыми высокими стульями вдоль барной стойки и пустыми уединенными столами вдоль стен. Лишь компания из четырех подвыпивших мужчин в другом конце зала играла в бильярд. Впрочем, вели они себя прилично и не вызывали беспокойства.

По моим предположениям бар должен был принять основную массу посетителей ближе к полуночи, поэтому у меня было немного времени на расслабление и забытье. Как только часы пробьют одиннадцать, я быстро покину это заведение.

И поначалу все шло просто замечательно! Я заказала бутылочку хорошего вина, втридорога купила плитку шоколада на закуску и спокойно наслаждалась уединением. Меня никто не трогал, на меня никто не обращал внимания.

То ли от голода, то ли от усталости, то ли от всего вместе я опьянела буквально с полбокала. И нет бы под легкое головокружение радоваться жизни и строить планы на грядущее, так нет же, я решила окунуться в воспоминания. Как и полагается пьяной брошенной женщине, решила написать бывшему все, что думаю о нем и его пассии. Текст лился рекой, удалялся и снова писался в еще лучшем варианте, и готов был отправиться смешить моего пока что мужа, как краем глаза заметила движение в мою сторону. Переведя взгляд с экрана на незнакомца и, нисколько не смущаясь (спасибо красному полусладкому) бесцеремонно, с неприкрытым интересом осмотрела его. Трудно сказать, что меня больше привлекло в статном мужчине: уверенность и независимость, читающиеся в каждом его жесте, спокойствие и мужественность, отражающиеся в глазах или странная, не современная одежда 40-50 годов? Будто герой военных лет переместился в наш бренный, разваливающийся на глазах мир.

Незнакомец тоже смотрел на меня с не меньшим интересом. Нет, ни в моем, ни в его взглядах не было интереса, как к противоположному полу, желания хорошо провести вечер или чего-то похожего. Тут было нечто иное, необъяснимое, словно мы оказались давними хорошими знакомыми, потерявшие друг друга много лет назад, и случайно встретившиеся через года и теперь в повзрослевших чертах пытаемся найти того самого давнего друга. Мужчина был мне незнаком, я с уверенностью могу сказать, что никогда раннее его не встречала, но отчего ж тогда моя душа при виде него заныла и потянулась? Мне невыносимо захотелось, чтобы незнакомец подсел ко мне, и если он не сделает этого, решила я, то я сама отважусь пересесть к нему.

К моей радости, он решительным шагом пересек помещение и присел на соседний стул.

– Привет, – незнакомец поздоровался со мной, как с давней знакомой. Мягкий и даже отеческий взгляд серых глаз успокаивал. Если бы не молодость лица, я бы решила, что передо мной мой отец или дед – именно так смотрят на своих детей. На миг мне стало не по себе от абсолютного доверия к совершенно незнакомому человеку, и я уже начала грешить на опьянение, но при этом ничего не могла с собой поделать – от него веяло защитой и надежностью.

– Привет, – я с ужасом осознала, что язык отказывается меня слушаться. Отчего-то стало стыдно за свое состояние.

Непослушными руками я затолкала телефон в сумочку, решив, что появление незнакомца – это знак, чтобы не сделать глупость, о которой наутро пожалею. Не самая лучшая идея писать Андрею, когда он наслаждается обществом своей этой… возлюбленной. Я с силой сжала зубы, стараясь отогнать неприятные, непрошенные мысли, вызывающие слезы. От усердия прикусила губу, отчего, застывшие в уголках глаз слезы, водопадом полились по щекам. Я так резко отвернулась, пытаясь скрыть свое состояние, что чуть не свалилась со стула. Не хватало еще распускать нюни перед незнакомцем!

– Тебе нужно проветриться, – как ни в чем не бывало произнес этот странный мужчина, чем вызвал во мне новую порцию доверия и благодарности, но я не собиралась сдаваться перед своим опьянением и желанием быть понятой, услышанной и приласканной!

– Я тебя не знаю и, поэтому никуда не пойду. Вдруг, ты меня убьешь или что похуже сделаешь.

Незнакомец кивком головы указал на компанию подвыпивших парней. Двое из них переговариваясь, слишком откровенно смотрели на меня, и я даже со своего места в своем состоянии видела, чего конкретно они хотят. За прошедшие полчаса они хорошенько поднабрались, и теперь разыгравшиеся гормоны требовали приключений. А я, к несчастью, в этом помещении была единственной дамой, не считая кассира, но она лицо неприкосновенное.

– Мысли у них черные, – коротко сказал мой новый знакомый.

Внутри меня тоненьким колокольным перезвоном зазвучала тревога, подталкивая к выходу. Стараясь не выдавать волнения, я открыла сумочку и достала банковскую карточку для оплаты.

– Рассчитайте, пожалуйста, – вежливо попросила я, чувствуя, как от страха минуту назад заплетающийся язык заработал лучше. Двое приближались, не обращая внимания на молодого человека подле меня, словно того и не было вовсе.

– Быстрее, Полина, – торопил новый знакомый, а я не обратила внимания на то, что он назвал меня по имени, хотя мы не представились друг другу. Скованная и одновременно подгоняемая страхом, я ринулась к выходу, на ходу засовывая карточку в сумочку. Непонятно откуда передо мной возникли двое из компании, преграждая путь к выходу. Я сделала шаг в сторону, намереваясь обойти их, но те, недобро ухмыляясь, не желали расставаться с легкой добычей. Оглянувшись на нового знакомого, взглядом попросила о помощи, но тот лишь молча стоял рядом, наблюдая за происходящим. Его напряженный взгляд и боевая стойка кричали о смелости и готовности вступиться за меня, но действия говорили об обратном. Чего он ждет? Подходящего момента или надеется на удачное разрешение?

Мой новый знакомый был похож на бесстрашного героя из фильмов, от одного взгляда которого поджилки у таких, как у этих двух должны дрожать, но те, казалось, совсем не замечали мужчину. Слишком дерзкие, самоуверенные, пьяные…

Парень повыше наклонился ко мне и, усмехаясь, выдохнул перегаром в лицо:

– И что же такая красивая девушка делает одна в таком злачном заведении? Вдруг, кто обидит? Хочешь, я сегодня буду твоим телохранителем?

Второй пьяно хихикая, облизывал меня сальным взглядом. От омерзения и страха меня затошнило, я глубоко вдохнула воздух, пытаясь унять внезапное головокружение.

– Я не одна. Со мной молодой человек. Лучше посторонитесь, – с вызовом, смело ответила я, не сомневаясь, что такой мужественный мужчина обязательно заступится за меня.

– И где же он? – демонстративно оглядываясь, поинтересовался второй, скользя взглядом сквозь моего знакомого. Столь оскорбительного поведения даже я не могла выдержать, а мужчина оставался на месте, не предпринимая попыток ни себя защитить, ни меня. Укол разочарования обидно кольнул внутри груди: внешность оказалась обманчивой, и за внешней мужественностью скрывается трус обыкновенный.

– Вообще-то, рядом со мной, – предприняла я последнюю попытку, однако новый знакомый оставался безмолвен, а двое парней упорно делают вид, что не замечают его.

– Прикинься дурой и уходи, – посоветовал новый знакомый. Этот совет выглядел издевательством, усмешкой над моим положением.

– Отвали! Лучше бы помог мне, трус, – не в силах сдержаться, зло огрызнулась я, не замечая недоуменных взглядов парней.

– Что смотрите? – нарастающая злости прибавляла смелости. – Захотелось снять одинокую пьяную девчонку в баре? Больше вас ни на что не хватает, как только запугивать девушек? Трусы!

– Что ты сказала?! – парень с ежиком на голове схватил меня за руку и дернул на себя, пытаясь сбить с ног. Я замахала свободной рукой, стараясь удержать равновесие, и случайно скользнула ногтями по лицу второго. Его пьяные глаза залились кровью, а сам он от злости дрожал, не совсем понимая, что перед ним неравный противник. Выдернув руку, попятилась назад, понимая, что от щуплого бармена и девушки-кассира толку мало, пока приедет полиция на их вызов, пьяные дел наворотят. Новый знакомый, единственный, кто мог противостоять этим двум, никак не вовлекался в ситуацию. Его словно не существовало.

Я пятилась, выкрикивая угрозы о грозящем наказании полицией, но те игнорировали и мои аргументы, и резкие окрики бармена, требующего прекратить дебош. Я приготовилась к неминуемому, как между мной и парнями, наконец-то, вклинился новый знакомый. Обезумевшие от алкоголя и злости, не обращая внимания на мужчину, продолжали напирать, и я уже было подумала, что и новый знакомый не в силах справиться с ними, как далее случилось нечто непонятное.

Мужчина вскинул руки и уперся ладонями в разгоряченные лбы нарушителей спокойствия, останавливая их дальнейшее продвижение ко мне. Я ожидала большой драки, подкрепления со стороны двух других, наблюдавших из противоположного конца зала, но нападавшие замерли, подчиненные лишь крепким ладоням мужчины. Обездвиженные, они уставились в одну точку, сквозь моего нового знакомого. Сначала их пустые глаза ничего не выражали, а затем, постепенно, в них стали появляться эмоции: удивление сменялось недоверием, недоверие беспокойством, беспокойство страхом, страх ужасом. Казалось, что они видят какие-то картины, не понимая, что в действительности с ними происходит. Еще больше не понимала я, и от этого становилось жутко.

– Уходи! Быстро!

Дважды мне не нужно было повторять. Чересчур резво я бросилась к выходу с одной единственной мыслью: бежать отсюда подальше, особенно от этого странного мужчины.

Как только я оказалась на улице, новый знакомый опустил руки, встряхнул их, и спокойным, ровным шагом направился к выходу. Метнув последний взгляд на панорамное окно бара, я со всех ног бросилась прочь, стараясь как можно дальше убежать и спрятаться от своего странного спасителя. Однако внезапное спокойствие, злившее меня больше хамского поведения пьяных, не давало бежать быстро и долго. Теплая волна расслабления окутала с ног до головы, согрела и заставила замедлиться. Я честно попыталась переставлять побыстрее ноги, но борьба тела с внутренним умиротворением и подсознательным желанием вернуться к этому непонятному человеку оказалась проигрышной. Боролись ли в вас когда-нибудь два абсолютно противоположных чувства: страх и доверие к одной личности? Доводилось ли одновременно в сердце и разуме умещать беспокойство и спокойствие? До сего момента я и не подозревала, что такое возможно. Мне хотелось и сбежать подальше от этого человека и спрятаться в его объятиях от всех проблем. Причем, напомню, я его видела впервые.

Несмотря на то, что все мое нутро рвалось к незнакомцу, мозг диктовал пути к отступлению. Пересилив себя, я укрылась в тени дома, моля, чтобы этот человек ушел, но интуиция шептала, что в баре он оказался по мою душу и куда бы я не спряталась от него, везде найдет. Кто он? Опытный маньяк-гипнотизёр? Чокнутый? Что ему нужно от меня?

Мужчина вышел из бара и, даже не оглядевшись в поисках меня, ведомый внутренним компасом, направился к моему укрытию. Я вжалась в стену, лихорадочно ища пути побега.

– Не бойся меня, я тебе не причиню вреда, – его голос непременно успокоил, если бы голос разума не вопил об опасности. Я намеренно не слушала голос сердца, шепчущего обратное. Его вообще нельзя слушать, оно обманывает, в отличии от разума.

– Что ты сделал с ними? Почему они так испугались тебя? – истерично пропищала я.

– Ты скоро сама все поймешь. Для начала я хочу представиться. Меня зовут…

Я понимала, что мне не хватит ни сил побороть неравного противника, ни скорости убежать от явного спортсмена, но попытаться стоит. Вон, когда-то Давид победил опытного великана-воина Голиафа. Да что далеко ходить, мой покойный дед Арсентий в годы Великой Отечественной войны в одиночку отбился от десятка врагов и невредимыми вернуться к своим. Правда, потом его здоровье резко пошатнулось, и он умер от воспаления легких, так и не дожив до дня победы.

Действовать мне пришлось инстинктивно, полностью доверившись своей звериной части. Я всегда придерживалась мнения, что в нас, людях, много звериного, и поэтому есть смысл довериться внутреннему, так как животные инстинкты никогда не подводят.

Не дослушав, я треснула незнакомца сумкой по лицу, и рванувшись в сторону от него, понеслась прочь по скользкой плитке вдоль магазина, каждую секунду ожидая, что мужчина схватит за ворот пальто, повалит на землю и ударит в лицо. Картинки одна ужаснее другой сменяли друг друга, и этот страх открыл второе дыхание, позволив, не чувствуя от быстрого бега боли в боку и сбившегося дыхания, буквально лететь над землей, но злосчастная дешевая тротуарная плитка сыграла злую шутку. Ноги заскользили, разъехались в разные стороны и я, безрезультатно пытаясь ухватиться за воздух, рухнула посреди дороги.

– Полина! – подхватив под мышки, незнакомец попытался поставить меня на ноги, но я, взвизгнув, решила сопротивляться до конца. – Да угомонись же уже! – не выдержав, рявкнул мужчина. Я резко выпрямилась, осознав, что он назвал меня по имени. Откуда он знает мое имя? Что ему еще известно обо мне? Что ему нужно от меня? И кто он такой, в конце концов?

– Что ты хочешь от меня? Ты маньяк? Кто ты? – Я внутренне похвалила себя за то, что сказала это почти спокойно, а не выкрикнула истерично.

– Не бойся меня, Полина, я тебе не причиню вреда.

Незнакомец примиряюще выставил руки ладонями вперед, давая понять, что не применит физическую силу. Ага, только я не верила в это. Сейчас этими примиряющими ладонями скрутит меня и все, поминай как звали.

– Это я уже слышала. Откуда ты знаешь мое имя?!

Незнакомец вздохнул и мягко улыбнулся.

– Не думал, что наше знакомство будет именно таким. Все планировалось немного иначе. А тут этот бар и пьяная компания… Ну, уже не важно. А звать меня Николич Арсентий Матвеевич…

– Николич Арсентий. Так звали… моего деда… Что за шутки? А ну, признавайся, кто ты, иначе!.., – я грозно потрясла сумкой в воздухе.

– Полина, я говорю чистейшую правду, я твой дед Арсентий, рожденный в 1908 году и покинувший свет в 1944. Знаю, что поверить очень непросто, но вспомни, о чем говорил твой ангел-хранитель. Он сказал, что мы, твои предки, весь твой род, зримо и незримо до наступления нового года будем рядом с тобой. Мы всегда рядом с тобой и твоими детьми, но помочь оттуда, – он указал пальцем на небо, – не можем. Нам дана возможность в течение двух месяцев спускаться на землю, к тебе.

Я сжала руками виски, зажмурилась что есть силы, надеясь, что все происходящее – плод моей фантазии или очередной сумасшедший сон.

– Бред-бред-бред!

– Да, я знаю, что трудно поверить в происходящее. Но ангел тебе не приснился, равно как и я.

– Если ты мне сейчас все нормально объяснишь, то я тебе поверю. А если почувствую, что лжешь, то, … – Я снова угрожающе потрясла сумкой, понимая, что защита смехотворная, на что незнакомец добродушно улыбнулся, не предпринимая никаких попыток скрутить меня.

– Вчера ночью ты взывала к Всевышнему.

Моя тайна была раскрыта, а ее подробности я предпочитала стереть из памяти. Стыдно, признаться, очень стыдно.

– Это я все знаю, пропусти этот интереснейший момент.

Незнакомец, представившийся Арсентием, вновь улыбнулся. И несмотря на то, что, в принципе, те малые доказательства подтверждали факт моего настоящего деда передо мной, а не галлюцинацию и иже с ним, мой мозг отказывался верить. Да и как можно вот так запросто поверить, когда всю свою жизнь ни я, ни мое окружение не сталкивалось со сверхъестественным.

Именно об этом ночью говорил ангел-хранитель, и это я списала на сон, который в итоге оказался реальностью. А, может я сейчас в обморочном состоянии и мне все видится? Или вообще умерла…

Последняя мысль вызвала во мне дрожь и чувство тоски, но незнакомец, почувствовав мое состояние, поспешил разубедить меня:

– Ты жива-здорова, и все происходящее реальность. Это я прибыл к тебе оттуда, – он указал пальцем на небо. И, вроде, говорит он убедительно, и глаза излучают добро и любовь, но возможно ли так просто поверить в реальность происходящего, не смотря на доказательства?! Ну, нет, конечно! Такое бывает только в фантастических книгах и фильмах, а в жизни все более прозаично. Никакой мистики, фантастики, сказочности, лишь только трезвость жизни и скучный материализм.

– Я понимаю, что очень трудно поверить в существование потустороннего мира, даже если веришь в Бога. Вера многих людей такова: верю, да не уверовал. Но другой мир есть, и он прекрасен. Он свободен от болезней и бед, там райские сады и тепло. Там собрана вся Божья мудрость. Там мы, души умерших людей, наблюдаем за вами, нашими потомками.

И ты вчера взывала к Господу Богу, молила Его о помощи. Он каждому своему дитю протянет руку, как бы человек не заблудился, сколько бы раз не оступился. Стоит только призвать Его, покаяться всем сердцем, и Он простит и поможет. Его любовь безгранична и сильна, всеобъемлюща, безоговорочна, как бы мы не огорчали Его своими поступками.

От его проникновенной и утопичной речи я поежилась, но не осенний холод остужал мое разгоряченное тело и пылающий ум, а суеверный страх. Трудно поверить и принять тот факт, что рядом со мной призрак покойного деда Арсентия, проще придумать историю о реальном человеке, который для чего-то узнал все подробности вчерашнего вечера и решил по-черному пошутить надо мной.

И чтобы в действительности ни происходило на холодной улице родного города, верить в снизошедшую с Небес помощь ангела-хранителя и всего рода хотелось. Хотелось удостовериться, убедиться, что Бог есть, и Он рядом, что мы, живущие на земле, не единственные в этом мире. И если все происходящее реальность, если ангел-хранитель, дед Арсентий действительно спустились с Небес, чтобы помочь мне, то почему Он выбрали именно меня, обычную смертную, с посредственной верой, грехами и отсутствием всякой святости, с земными проблемами?

Мучивший вопрос вырвался наружу растерянным бормотанием.

– Не понимаю, почему ангел-хранитель показался мне? Еще и ты, вроде как мой дед, спустился с небес. Я обычная, ничем не примечательная грешница. Во мне так мало веры и так много людских, низменных чувств…

– Сия тайна откроется только из уст твоего Ангела-хранителя, я же, такой же раб Божий, как и ты, не в силах распознать замысла Всевышнего. Но скажу лишь одно: какой бы ты не была, ты любима Им, как и все остальные живущие.

Сумку, на всякий случай, все так же держала в руке, готовая в любой момент применить ее в качестве самозащиты.

– Твой ангел-хранитель обратился с прошением к Господу Богу, а затем ко всему твоему роду до первого человека с просьбой помочь тебе. Но ты должна понять, что ничего, даже с помощью Всевышнего, не исправится в один миг. Он готов дать в твои руки штурвал от твоего корабля жизни, отправить попутный ветер перемен, но только ты сама будешь управлять им при помощи своих мыслей, действий и слов. Готова ли ты к изменениям?

Готова ли я к изменениям? Конечно, что за вопрос! Если они все постелют красную дорожку, по которой мне останется лишь пройти, то почему бы и нет? Или, хотя бы, дадут инструкцию к применению.

Я еле заметно кивнула, еще не до конца веря в реальность происходящего. Мне бы больше доказательств…

– Ты, как любой человек, надеешься на легкий путь, – в очередной раз он прочел мои мысли, – но для изменения жизненного маршрута тебе нужно приложить усилия. Войдешь в нужное русло, тогда и поплывешь по течению, лишь изредка помогая себе веслом выбора не свернуть куда зря.

– И как мне изменить жизненный маршрут? Если бы я знала, уже давно сделала бы это, – я не смогла скрыть сарказм.

Мужчина, уверяющий меня в своей бесплотности, посмотрел на меня осуждающе. Я думала, что люди с небес не могут осуждать живущих на земле, ведь у них там райские сады, отсутствие боли и горестей, а тут вполне земное осуждение.

– Я хоть и бесплотен, духом являюсь, но не забывай, что прожил обычную человеческую жизнь и помню все, что было до моей смерти, и помню свой характер и человеческие грехи и прегрешения.

И, вроде, доказательство на поверхности, но червь сомнения грыз меня. Я попросила Арсентия подождать, а сама позвонила бабушке. На мою просьбу прислать единственное фото деда отреагировала бурно, вспомнила пару моментов из их короткой семейной жизни, посетовала на тоску по давно ушедшему мужу, и пообещала при личной встрече рассказать всякие истории из прошлого, которые я слышала сотни раз. Я в ответ пообещала в ближайшее время навестить ее, чем еще больше обрадовала бабушку.

Фото пришло на мессенджер через пару минут. Все время, пока я болтала с бабушкой и ждала сообщение, мужчина, представившийся моим дедом, терпеливо ждал в сторонке. Он не пытался со мной заговорить и хоть как-то напомнить о своем присутствии, лишь молча наблюдал за мной.

Я открыла сообщение. С черно-белой фотографии мне улыбался мужчина в военной форме, выглядевший моложе моего знакомого на несколько лет, но без сомнения это был он. Те же большие серьезные глаза, с затаившейся послереволюционной и военной историей, украшенных лучиками морщин, прямой нос, задорная улыбка. Единственным отличием было присутствие на фото напряжения, ожидания чего-то неминуемого. Сейчас же дед – теперь я со спокойной душой могла его так называть – выглядел расслабленным и спокойным, словно все плохое оставлено позади, и впереди его ждало только все хорошее.

Но если присутствие давно ушедшего деда в моей жизни реально, то и ангел тоже в действительности посетил вчера меня. А это значит, что исцеление с помощью предков началось.

Решив, что деду будет интересно взглянуть на свое изображение, я показала ему фото. Он с интересом взглянул в экран, долго рассматривал себя, а затем чуть дрогнувшим голосом произнес:

– Апрель сорок второго. Единственная фотокарточка. Наш командир в мирное время увлекался фотографией, вот и решил сделать нам подарок, поднять боевой дух. Фотокарточку отослал Евдокии. Думал, давно ее утеряла иль выбросила, ан нет… Сберегла.

– Всю жизнь хранит.

Заметив любопытство в глазах деда, я решила немного просветить его в области современных технологий. Вкратце объяснила функционал смартфона, показала фотографии, сфоткалась при нем. Он слушал с интересом, приговаривая о желании иметь подобное в свое время, а потом прервал меня, твердо сказав:

– Время неминуемо близится к полуночи. Нам о многом надо поговорить. Можем не успеть.

История большой любви бабушки и дедушки, его подвиги, рассказанные однополчанами бабушке в молодости, бережно хранились в нашей семье. И несмотря на то, что порой казалось, что в бабушкиных рассказах реальные истории перемешались с фантазией, я всегда с жадностью впитывала каждое слово, сожалея о том, что дед не дожил до моего рождения.

"Рядом со мной, зримо и незримо будут присутствовать мои предки", – с трепетом вспомнила я о словах ангела-хранителя, краем глаза глядя на деда. Ангел говорил, что мой род поможет исправить ошибки и начать новую лучшую жизнь, и теперь, не смотря на эхо сомнения, отзывающееся в моем обычном человеческом сердце, я готова была принять потустороннюю помощь.

– Дед, я готова начать исправлять. Что нужно делать?

– Эко ты шустрая, – рассмеялся Арсентий. – Давай сначала доберемся до твоего жилища, а то на улице темно, всякий сброд ходит, может тебе навредить. А я, внученька, не всегда могу тебе помочь. Тем более, что меня на этой земле видишь только ты.

– Что? – нахмурилась я. – А как же те двое парней в баре?

– Они меня и не видели. Я им показал, что может с ними произойти, если они удумают тебя обидеть.

Я поежилась, вспомнив наполненные ужасом глаза.

– Каждую секунду человек выбирает определенную жизненную дорогу. И от того, какие мысли в эту секунду владеют человеком, зависит его будущее. У них были недобрые мысли, затуманенные алкоголем, они желали тебе зла и непременно причинили бы его, если бы никто не помешал. И их ждало бы наказание. Один из законов мироздания гласит: "Человек получает то, что отдал миру".

– Получается, это для меня тоже наказанием было бы? Ну, если бы ты не помешал им.

– Череда событий приводит к определенным последствиям.

– Но что я такого плохого сделала! – возмутилась я, совершенно не понимая и не принимая того факта, что мое преступление должно было иметь столь сильное наказание.

– Пошла куда зря, Полина, не подумав ни о последствиях, ни о себе, ни о близких. На кой ляд ты пошла в злачное место, где сидят такие люди, о чем думала?

Не согласиться было невозможно. Я выбрала не самое подходящее место для посиделок и чуть не поплатилась за свой необдуманный выбор. Пыталась доказать всем и вся, что я классная, а не тихоня, окунуться в дерзкий мир разврата и алкоголя, а в итоге чуть не вляпалась в историю с плохим концом. В последнее время я вообще туго соображаю, о чем незамедлительно сообщила деду.

– Знаешь ли, дед, ситуация у меня сложная. Предал меня муж. Плохо мне очень, хотелось забыться, вот и пошла в этот бар.

– Ты горе ставишь на пьедестал. Уходит на задний план жизнь твоя и близких твоих. Не замечаешь боли других.

– Беды моих близких не сравнимы с моей…

– Переболеть нужно, схорониться ото всех, полелеять недолго горе, а потом распрямиться, скинуть одёжи боли, и с новыми силами шагать вперед. Но не забывать о тех, кому ты должна. Сыны твои, отец с матерью.

Кивнула в знак согласия. Нельзя забывать о них, непростительно это, да нет у меня ресурсов ни на кого, даже на себя. Не стала этого говорить деду, он и так все понимает.

Некоторое время мы шли молча: я думала о своем, а дед о своем. И когда в поле зрения показались верхние этажи моего дома, задал Арсентий вопрос:

– Что ты ждешь от будущего?

– Будущее? Я не знаю, не думала. Детей вырастить, съездить куда-нибудь…

– В чем смысл твоей жизни?

Простой вопрос? Проще некуда. И я уже готова была ответить на него, как поняла, что ответа нет. Вырастить детей? Хорошо, они вырастут, вылетят из родительского дома, совьют свое гнездо… Я еще буду вполне молода, цель достигнута… А если они улетят за тридевять земель и видеться с ними будем редко? Смысл, конечно, в детях есть, важный, но не ключевой. Вложение сил в потомство обязательно, но ставить ли их не пьедестал?

– Вырастить детей? – все же ответила я.

– Дети не могут быть смыслом жизни, – озвучил мои потаенные мысли Арсентий. – Смысл жизни должен касаться лишь тебя. Будь ты с детьми, либо одна, смысл не теряется, всегда с тобой, как тень.

Тогда, может, создать свою крепкую семью? Дети уйдут, а семья останется. Муж, точнее. Только загвоздка в том, что муж имеет более независимое положение. Если ребенок так или иначе будет контактировать со своими родителями, муж может стать врагом. Нет, точно, не в создании семьи смысл жизни. Целью это может являться, но не смыслом.

Доработать до пенсии, а на пенсии заняться собой? Только большинство, переступив этот порог, продолжают работать. И вообще, глупая цель, не имеющая никакого смысла. Моя одна знакомая как вышла замуж в двадцать лет, так ни дня не работала, и живет вполне себе хорошо, ни в чем не нуждается. Конечно, положение шаткое, мужа может в любой момент не стать, как и сладкой беззаботной жизни.

Дед молчал, пока я искала истинный смысл своей жизни. Я перебирала и отметала множество вариантов, и ни одно не тянуло до самого главного. В итоге спросила деда, на что он ответил одной фразой: "Ты должна сама понять".

До дома мы добрались быстро и без приключений. Во дворе, по обыкновению, не работали фонари, лишь один из них периодически мерцал, требуя замены лампочки. Жители несколько раз звонили в соответствующую службу, но вскоре после замены, фонари снова чудесным образом переставали работать. И вот уже почти как месяц во дворе стояла непроглядная темень, чем и пользовалась местная молодежь, пока дожди и первые заморозки не загнали их в теплые и сухие подъезды.

Я боялась после работы ходить по двору одна, и раньше меня всегда встречал Андрей, а теперь же мне приходилось надеяться только на собственные силы и удачу.

– Оттуда все видится иначе. Издалека, свысока, под другим углом. – Произнес Арсентий. – Все изменилось. Улицы стали тихими и спокойными. Небо не озаряет кроваво – пыльное зарево. Идешь вдоль дорог, а по ним проносятся блестящие машины на большой скорости. А витрины магазинов горят разноцветными лапочками. Все горит, и надписи, и двери. Так много света и огня. Мирного огня, призванного развлекать и привлекать покупателей. Так много людей одетых красиво и совсем не по-советски, что ли. Лица девушек раскрашены, что даже порой не понять, кто под маской краски скрывается. А ваши некоторые парни так похожи на девушек. И все такие спокойные и одновременно несчастные. Нет в вас счастья. И мысли бегут-бегут, перепрыгивают друг через друга, обгоняют. Бежит, и сменяется другой, такой же быстрой, мимолетной.

Дед, вроде, и мне все это говорил, но в тоже время словно сам себе под нос бормотал. Я хотела сначала защитить свое время, современников, а потом поняла, что в чем-то он прав. Счастье и семью люди променяли на развлечения, смену партнеров и бесполезную гонку за новомодными гаджетами и шмотками. Сразу оговорюсь: не все.

Я была не против порассуждать на тему "раньше было лучше", и уже приготовилась дискуссировать, но дед тут же оборвал мой порыв словами о важности его прихода ко мне и ценности знаний, что он должен мне передать. И "раньше было лучше" не входит в перечень излагаемых сведений.

Васька всегда чувствует наше приближение до того, как мы вставим ключ в замок. Мы экспериментировали: стоит только зайти кому-то из членов семьи в подъезд, как Василиса несется встречать к порогу. А потом наша малышка с круглыми боками от ежедневного ничегонеделания громко мурлыча бросается под ноги, требуя ласки и внимания. И корма.

Но сегодня все было несколько иначе. Васька уже топталась у порога, готовая броситься под ноги, но стоило мне только открыть дверь, как шерсть на загривке и спине встала дыбом, из приоткрытой пасти вырвалось зловещее шипение, которое, по кошачьему мнению, должно было напугать непрошенного гостя. Без какой-либо подготовки Васька выпустила когти, прыгнула на Арсентия, и пролетев сквозь моего деда, врезалась в дверь. Я подхватила питомца и, поглаживая и приговаривая успокаивающие слова, закрыла в своей спальне.

– И животные, – без предисловий сказала я, вернувшись к деду. Он уже переместился в зал и с интересом рассматривал интерьер, уделяя особое внимание фотографиям на стене.

– Что? – не понял дед, переведя на меня взгляд.

– Животные тоже тебя видят.

– Удивительно, да? Вроде, живем в одном мире, ходим рядом, а видят только четвероногие.

– Почему так?

– Думается мне, что дело в отсутствии человеческого разума. Они видят то, что видят и не отрицают ни божественного, ни земного. Человеку свойственно сомневаться, перепроверять, переубеждать себя и других. И когда в раннем возрасте взрослый научит ребенка видеть лишь материальное, внутренний взор перестает замечать духовное.

Смысл в его словах имелся, и я, удовлетворенная ответом, кивнула.

Дед выглядел как живой. От него не исходило ангельского сияния, он ступал по полу, прикасался к вещам, от него пахло свежескошенной травой, будто он только вернулся с покоса. Мне было интересно, холодный ли он или теплый, не восставший ли мертвец?

– Можно я тебя потрогаю? Или не смогу?

Дед протянул руку, и я кончиками пальцев дотронулась до нее. Рука оказалась чуть прохладной и мягкой, как у обычного человека, но в тоже время что-то необычное, необъяснимое было в этом прикосновении, словно мне довелось приоткрыть великую тайну, прикоснуться к чему-то неведомому для обычного человека.

– Мое тело давно истлело, лишь кости покоятся в земле. То, что ты видишь перед собой, всего лишь образ, что был при жизни.

– Ну ты был… красивый, надо признать.

– Да, был недурен собой, – рассмеялся дед, но тут же серьезно продолжил. – Время, Полина, на земле нещадно проглатывает секунду за секундой, отнимая у нас возможности. Я могу не успеть, остался всего час. Наша задача развязать узел твоего пути, разгладить дорогу жизни.

Мой взгляд упал на часы. Ровно одиннадцать вечера.

– Как, дед? И успеем ли за час?

– Я покажу тебе сюжет, он заставит тебя переменить взгляды. И после ты найдешь ответ на вопрос об истинном смысле жизни.

Твердая, прохладная рука сжала мою ладонь, и прежде чем мир заплясал в бешеном ритме первобытного танца перед моими глазами, дед произнес: "Не бойся, я буду с тобой до конца". Я ничего не успела понять и уточнить, как провалилась в белый плотный туман. Абсолютная бесцветная пустота, лишенная ощущений: меня словно не существовало в те мгновения, лишь слова глубоко в сознании задавали вопрос о том, где я. В пугающей неизвестности рука деда не позволяла окончательно дезориентироваться и впасть в панику.

Еще пару мгновений и туман рассеялся, явив мне совершенно незнакомый вид. Я часто заморгала, не веря своим глазам, еще надеясь, что все вернется на места, и представивший пейзаж ничто иное, как какое-нибудь временное помутнение, но картина не исчезала. Я медленно оглядела покрытую высокими сугробами землю, укрывающую черным одеялом спускающаяся ночь. Плотный ряд голых деревьев, принакрытых свежим пушистым снегом, прятал густой лес. С другой стороны раскинулся небольшой населенный пункт, освещенный редкими пятнами огней. Мы с дедом стояли у самой кромки леса, не чувствуя холода. Я не понимала где мы находимся, и что требуется от меня.

– Где мы?!

– Мы в моем времени. Здесь ты найдешь ответы на некоторые вопросы.

Я закрутила головой, ища хоть что-то, за что можно было бы зацепиться и найти ответ хоть на один вопрос, но ничего, кроме бесконечного снега, нескольких огней и пугающего леса не находила. Несмотря на то, что я не испытывала холода, не чувствовала ветра, не ощущала падающего снега, я непроизвольно поежилась и обхватила себя руками, желая согреться. Прикоснулась к пушистому свежему снегу на еловой лапе – рука прошла сквозь ветку.

– Дед, это все реально? Или ты ввел меня в транс и погрузил в собственные воспоминания?

Арсентий поднял руку, заставляя меня замолчать. Он к чему-то прислушивался, и я ради интереса последовала его примеру. Я не могу представить конкретную картину из его прошлого, могу лишь предположить, что сейчас время военных лет. Не страшно, даже любопытно. Какой эпизод его жизни сейчас я увижу?

В томительном ожидании мы простояли целую вечность. Пока дед напряженно всматривался вглубь леса, я рассматривала его. Черты лица Арсентия заострились, лицо осунулось, под глазами пролегли тени – не тот светлый дух, что явился мне в баре стоял подле меня, а солдат Красной Армии. Я видела его земные переживания, он словно вернулся в годы жизни. И знал, что случится вскоре. Догадка вспышкой мелькнула в моем сознании: возможно, это один из последних дней жизни Арсентия. Мне стало не по себе, захотелось вернуться домой, в уютную кухню, обхватить холодеющими руками горячую кружку чая и погрузиться в свои проблемы.

Задул ветер, поднимая от земли снег, грозя перерасти во вьюгу. Было удивительным стоять посреди зимы в платье и колготках, и совершенно не испытывать холода. Я сделала пару шагов – следов не было. Странное ощущение, я словно и есть в этом времени, но в то же время меня здесь и нет. Кино изнутри.

Краем глаза я заметила, как три бесшумные тени в белых одеяниях призраками вынырнули из гущи леса. Один, подав руками знак, прильнул к стволу дерева, оглядел местность. Двое других продолжили движение вперед по направлению к огонькам. Странные люди полностью сливались со снегом. Мне стало жутко, и дед, почувствовав мою тревогу, прошептал:

– Это я и мои товарищи.

Я на миг испугалась, что наши голоса потревожат тишину, выдадут явно нежелающих быть обнаруженными троицу, но те не услышали нас.

– Нас никто не слышит и не видит. Даже если ты сейчас начнешь кричать и бегать.

Но бегать и кричать у меня не было никакого желания. Мне, как и им, хотелось оставаться незаметной.

– Сорок третий год. Мы отправились в разведку. Серый на подстраховке. Он должен нас прикрыть. Я и Егор ушли вперед.

Я замерла, всматриваясь в черноту. Дед с товарищем пропали из виду, и тот Арсентий, что стоял сейчас рядом со мной, рассказывал, что происходит с ними. Они движутся в лагерь неприятеля, подсчитывают технику. Действуют аккуратно, заходят с менее прикрытой стороны. Шанс быть обнаруженными минимален.

Я с замиранием сердца смотрела в сторону огней, ожидая возвращения деда с товарищем. Тот, что остался за деревьями, не шевелился, готовый в любой момент прийти на помощь. Мне хотелось приблизиться, всмотреться в лицо, но двигаться было страшно.

Тишина. Ничто ее не нарушает, лишь биение моего сердца. Я поддалась вперед, вглядываясь в тьму, надеясь, что дед с товарищем вернутся в целости и сохранности. Что за день, что за случай решил мне Арсентий показать? И как эти моменты повлияют на мое мировоззрение?..

Ветер усилился, пушистый снег поднимало над землей, кружило, заметая недавние следы Арсентия и его товарища. Дед пояснил мне, что специально был выбран этот день для разведки, так как непогода, загнавшая противников в отнятые у мирных граждан избы, сыграла на руку советским солдатам.

БАХ! Резкий звук разрезал тишину, напугал и оглушил меня. От неожиданности, позабыв о своей неприкосновенности, я присела, прячась от шальной пули, не переставая выискивать глазами двух партизан. Из темноты вынырнули две фигуры. Снежная стена скрывала их от наших с душой деда глаз. Тот Арсентий с товарищем пригнувшись, бежали к лесу, а над их головами летели пули. Яркие лучи света немецких фонарей, сопровождаемые выстрелами и выкриками противников, метались по кромке лесы, вылавливая партизанов.

Я вскочила на ноги и бросилась вперед. Пули летели мимо и сквозь, не причиняя никакого вреда. Первобытный страх, рожденный в первые мгновения сменился страхом за деда и его товарищей. Я понимала, что не могу прикоснуться к этой реальности, остаюсь наблюдателем фильма в прошлом, но могу прочувствовать происходящее на себе. Зачем мне это?! Почему я не осталась смотреть в стороне, а ринулась в гущу событий?!

– Серый, – резко выкрикнул Арсентий, ныряя под защиту леса. Но Серый, оставленный наблюдателем, не ринулся с товарищами, а перегородил дорогу к отступлению. Он выставил автомат вперед, не давая пройти, а позади все ближе слышались крики.

– Ты что творишь?! – оглушенный поведением товарища, прошептал тот, имя которого было Егор.

– Наблюдай внимательно. Видь главное, не отрывай куски картины, – говорила душа Арсентия, а я во все глаза смотрела на разворачивающуюся картину.

– Назад, – тыча дулом в товарищей, безоговорочно доверившие свои жизни, сквозь зубы холодно приказал дозорный. Мне казалось, что за цинизмом колеблется сожаление о содеянном, и дрогнувшая рука говорит об остатках благородства. Время, отведенное на шпионаж товарищей, давало возможность принять окончательное решение. Он мог, не дожидаясь возвращения Арсентия и Егора сдать их противникам, но те полчаса ушли на раздумье, и мой дед это знал. Внутри Серого боролись цепляющаяся любой ценой за жизнь трусость и вложенная матерью и отцом честь.

Серый что-то выкрикнул по-немецки, выстрелы прекратились.

– Ты им не нужен будешь, – озвучил потаенные сомнения бывшего товарища дед, без страха, с долей сожаления глядя в глаза предателю. Их силуэты были окутаны зимней ночной тьмой, но твердость взгляда серых глаз светилась огнем сквозь мглу.

– Не тебе знать, Сеня, – так же спокойно ответил предатель, но в глубине голоса еле различимо билось сомнение. Счет шел на секунды, нужно было срочно что-то делать для сохранения жизни и свободы. Стрелой Егор кинулся на бывшего товарища, пытаясь выхватить оружие и перенять силу на свою сторону. Арсентий бросился на подмогу, завязался бой.

Помня слова деда и желание закрыть глаза руками, я не отводила взгляда от страшной картины, пытаясь зацепиться за главное. С одной стороны предатель, с другой два преданных товарища. Все трое хотели жить. Они боролись почти безмолвно, лишь прерывистое дыхание вылетало из перекошенных ртов.

– Беги, – сквозь стиснутые зубы рявкнул дед Егору.

– Не брошу.

– У тебя трое детей. Данные! Беги, сказал! – зло прохрипел Арсентий, всем телом наваливаясь на предателя, и свободной рукой отталкивая Егора в сторону. Он мгновение мешкался, но в тот же миг сорвался с места и, лавируя между черными пятнами стволов, устремился к своим с добытой информацией. Впоследствии, полученные данные помогут красноармейцам в боях и освобождении деревни, и мой дед будет награжден медалью. Ну а пока он боролся с предателем, зная, что ангел смерти расправил над ним крылья.

Я кинула последний взгляд в спину Егора, молясь, чтобы он добрался до места в целости и сохранности. Знаю, знаю, что доберется, но все равно страшно. Мне хотелось, чтобы он остался, помог Арсентию, но я и понимала, что тогда они оба не выберутся отсюда живыми.

Больно от моего бездействия, от того, что стою рядом, могу дотронуться до деда, но не в силах помочь тому, кто ценой своей жизни освобождал нашу страну от фашизма, чтобы через несколько десятков лет мои родители, я, мои дети и миллионы других людей могли спокойно жить на этой земле.

Арсентий придавил Серого к земле, заломив тому руки, и в самое лицо прошипел:

– Зачем?

"Он думал, что силы на стороне Германии", – пояснила душа деда.

– Я… Жить хочу, – зло прохрипел Серый. Сотворенный предательский поступок заставлял совесть ныть, и чтобы заглушить ее стоны, Серый рождал в себе ненависть. Его злые глаза глядели прямо на моего деда, а тот лишь покачал головой.

"Он думал, что так избежит смерти".

– Я тоже.

"Я очень хотел жить, но еще больше хотел мирного неба над головами моих потомков".

За спинами послышался хруст снега и немецкая речь. От русских солдат их отделяло несколько метров – пару минут свободы.

Новая звуковая вспышка оглушила лес. Дед, заметно бледнея, оседал на снег.

– Ах, ты, гад! – завопила я, бросаясь к ним бесполезно молотя воздух. Дед, опираясь о ствол дерева, поднялся, стараясь гордо держать спину, за ним следом распрямился Серый. В его глазах, неотрывно глядевших на правый бок товарища, плескался страх, разочарование, боль и смятение. Хотел ли он в действительности смерти тем, кто считал его своим? Осознавал ли до конца цену предательства? Вероятно, в его трусливой душе еще можно было отыскать остатки чести и достоинства. Остатки человечности.

Серый стоял не шевелясь, крепко сжимая пистолет. Еще несколько мгновений и к ним подбегут немцы, схватят деда и… Я зажмурилась от страха перед его незавидной участью. Я не могла позволить пленить его, но что я, лишь зритель в чужой реальности, могу сделать?

На белой маскировочной одежде расплывалось багряное пятно, сквозь пальцы, пытающиеся зажать рану, сочилась кровь, окрашивая под ногами чистый снег. Арсентий, плотно сжав губы от боли, твердо смотрел в глаза Сергея. От его гордого, не сломленного вида стало не по себе – трусость всегда робеет перед смелостью, даже если силы превосходят. Мой дед молча ждал, не имея возможности ничего сделать вооруженному здоровому человеку. Время словно остановилось: два скрещенных взгляда, я, душа деда, глядящего на себя и приближающиеся голоса.

– Прости меня, – слова предателя прозвучали еле слышно, но мы все услышали их. Губы деда скривились в усмешке, и он в полголоса ответил:

– Я, может, тебя и прощу. А дети – никогда.

Серый резко вскинул пистолет, и почти упер его в лоб деда. Ни один мускул не дрогнул на бледном лице Арсентия, лишь взгляд стал тверже. Я приготовилась к выстрелу или к угрозам, и поэтому не сразу поняла, что предатель сказал моему деду.

– Беги отсюда.

Дед, видать, тоже не сразу сообразил. Мгновение, пока он мешкался, позволило противнику приблизиться к ним. Сквозь деревья показались темные фигуры немцев, уверенных, что в их руках оказались разведчики.

– Пшел, говорю, прочь! – прошипел Серый, тыча в деда пистолетом. Дед, схватившись за бок, рванул вперед, понимая, что шансов оторваться от погони практически нет. И только чудо может спасти его.

Серый, развернувшись, направил дуло пистолета на тех, кому еще несколько минут назад служил, и нажал на курок. Его жизнь оборвалась в тоже мгновение, когда пуля из его пистолета достигла нужной цели. Один-один. Последняя мысль, произнесенная до конца, вмещала в себя всего два слова: "За мир".

Оставив погибших, я бросилась следом за Арсентием и преследователями, выкрикивающими на немецком резкие фразы, время от времени паля в сторону деда. Расстояние медленно, но верно сокращалось, не позволяя раненному деду оторваться от здоровых, отдохнувших врагов. Арсентию, пригибаясь, лавируя между деревьями, чудом удалось избежать нового ранения. Не чуя ног, я бежала за ними, кричала, чтобы они, гады такие, оставили в покое моего деда. Я ничего не могла сделать, и это рвало мне сердце, заставляя рыдать…

По наитию, от злости, я со всей силы толкнула в широкую спину ближайшего ко мне противника, не надеясь ни на что, но неожиданно руки уперлись в спину солдата и тот полетел вперед, зацепил своего товарища, а тот третьего. Словно домино немцы попадали в лесные сугробы. Тот, что бежал последним, оглядывался, пытаясь понять, кто его толкнул, что-то объяснял своим, а те лишь злобно ругались, пытаясь подняться. Я же недоуменно смотрела на свои руки, не понимая, как такое могло произойти.

Рядом со мной возникла душа деда. Я и забыла, что стремглав убежала от него.

Недолгая заминка позволила уйти моему деду вперед, оставив позади врагов. Конечно, нагнать разведчика им не составило бы труда, если бы не случайные помощники. Откуда-то справа послышался сначала громкий треск, а затем и короткое, чуть протяжное рычание. Немцы замерли, одними глазами переглядываясь, стараясь не выдавать своего присутствия. Аккуратно, почти бесшумно они взвели курки, дрожащими руками направляя в сторону звука. Я во все глаза вглядывалась в темень, пытаясь высмотреть зверя. Ломая ветки, в нашу сторону ломился огромный медведь-шатун. Разъяренный, разбуженный, не понимающий, что делать в холод и голод, он шел на троицу, нарушившую спящую тишину леса. Видать, от страха они замешкались буквально на пару секунд, что дало медведю время подойти как можно ближе к людям. Налитые кровью глаза пробежались по жертвам, страшная пасть обнажала белые зубы, готовые впиться в мягкое тело, огромные когти оставляли глубокие полосы на препятствиях.

Три пальца практически одновременно нажало на курок и все три пули попали в цель. Но зверь не рухнул, лишь пошатнулся. Ослепленный острой болью, обезумивший медведь зарычал, предрекая свою гибель и тех, кто нанес ему смертельную рану. В одно мгновение он пересек остаток пути и обрушил когтистыми лапами смертельные удары на перепуганных людей.

Я отвернулась, не в силах смотреть на бойню, желая скрыться с места, над которым витала смерть.

Чуть прохладная рука сжала мою ладонь, и вновь перед моими глазами все закружилось, унося прочь из леса. Когда мы ворвались в мою действительность, часы показали двадцать три ноль один.

– Время имеет свойство в нужные моменты растягиваться, как резина, и сжиматься до минуты, когда то необходимо. Твоя минута здесь растянулась в часы там.

– На работе так бы. Восемь часов уместить в минуту, а на отдыхе наоборот, растянуть до бесконечности, – пробормотала я невпопад, пытаясь прийти в чувство от увиденного. Маленький кусочек войны уместил все ужасы, переживаемые нашими предками: предательство, смерть, преследование. И среди всей этой черноты честь и отвага сияют яркими огнями. Собственная жизнь, значимая, нужная – отодвинулась чуть назад ради мира на земле, ради жизни потомков…

– Дед… Я коснулась того немца. Я толкнула его в спину… Ты говорил, что я не могу… Я смогла… Почему?

Было видно, что Арсентий тоже не готов был к такому исходу. И еще… Очевидным было то, что мой поступок повлиял на ход истории. Из фильмов мы знаем, что это очень плохо, и грозит следующим поколениям катастрофой, вплоть до нерождения… Но то иностранная фантастика, а что же на самом деле?

– Я не попал в плен, как изначально было уготовано судьбой. Я не смог бы уйти от них, если бы не твоя случайная помощь. А тут еще и этот бурый бедолага… Из его лап я точно не вышел бы живым. При любом раскладе меня ждала смерть, ходила, старуха с косой подле меня, ждала…

На несколько минут в квартире воцарилась тишина. Дед размышлял о случившемся, я же в подробностях вспоминала события ночи, прокручивала в голове фразы, действия и ощущения, что поневоле завладели мной.

"Я жить хочу", – сказал Серый и предал товарищей, надеясь выжить.

"Я тоже", – ответил дед и выбрал смерть, чтобы потомки жили под мирным небом.

"Я прощу. А дети никогда". Сначала я подумала, что дед имел в виду детей Сергея, и лишь теперь поняла, что подразумевались мы, многочисленные потомки многонациональной страны всех тех, кто боролся с фашизмом на нашей большой земле.

– Знаешь, я тут подумал, – Арсентий потер подбородок рукой. – Если ты смогла прикоснуться к прошлому, повлиять на ход событий, значит, на то была Божья воля. Никому не известны его планы, и лишь ты одна можешь попробовать разгадать эту загадку. Я знаю одно: ни один волос не упадет с головы человека без Его ведома.

– А как же войны? – возмутилась я, с содроганием вспомнив недавнюю картину. – Это тоже и Его воля?

– Это воля людей. Создатель не мешает выбору человека. И только сам человек должен принять решение, отделить тьму от света, встать на тропу добра и милосердия. Если Бог за каждого будет делать выбор, то его дети не смогут научиться отличать хорошее от плохого.

Я не могла согласиться с ним. Если бы Он всех нас отворачивал от тьмы, помогал совершать лишь хорошие поступки, мы бы жили в мире и согласии.

– Если родитель будет за своего ребенка делать дела, каким он вырастет?

– Несамостоятельным. Не умеющим принимать решения.

– Верно, – улыбнулся дед. – Каждый сам должен прийти к добру. Только тогда в сердце загорится истинный свет.

Время за разговорами неумолимо летело вперед. Я старалась впитать каждое слово, наполниться спокойствием и запомнить каждую черточку лица Арсентия. Рядом с ним я ощущала, как крепнут корни моего рода, устанавливается временная связь с предками наполняя меня изнутри. Новые мысли, кардинально отличающиеся от тех, что жили со мной на протяжении долгого времени, пускали корни в моем сознании. Я надеялась, что с уходом деда они не исчезнут после рассеивания эйфории.

Я всматривалась в спокойные карие глаза деда Арсентия, осматривала каждый миллиметр его лица, изучала морщинки в уголке глаз, короткие светлые ресницы, тонкие, совсем как у меня, губы, ямочки от улыбки на чуть впалых щеках. Я впитывала в себя его образ, чтобы он навсегда сохранился в памяти – не образ с черно-белой фотографии, где дед серьезный, без живого блеска в глазах, а именно настоящий.

Я, рожденная в мирное время, прожившая под чистым небом, множество раз смотрела фильмы о войне, переживая за киногероев, ужасаясь реалистичным кадрам. И только побывав в малюсеньком отрезке времени пятилетнего кошмара смогла прочувствовать всю полноту того времени. И теперь фраза наших бабушек и дедушек "Лишь бы не было войны" приобрело более глубокий смысл, более понятный.

Бабушка Евдокия, жена деда Арсентия, пережившая это страшное время, потеряв мужа за год до победы, остается верной ему по сей день. Женщина, так больше и не познавшая женского счастья, не почувствовавшая прикосновения ласковых рук любимого, не произносимая нежных слов на ухо единственному мужчине. У нее на протяжении жизни было немало ухажеров, пытавшихся подобрать верный ключик к закрытому сердцу красивой и бесконечно одинокой женщины, но бабушка оставалась непреклонной в своей верности. Помню, даже мама уговаривала ее обратить внимание на положительного мужчину, но все попытки свести ее с кем-то оказывались тщетны. "Я не могу обмануть Сеню", – твердила она всякий раз.

Мне захотелось об этом рассказать деду. Одно дело, когда он все это видит сверху, а другое, когда об этом скажу ему я, его внучка.

Он слушал внимательно, ни разу не перебил, а в конце рассказа его глаза на мгновение блеснули странным огнем.

– Мне пора возвращаться. Наступает новый день, – задумчиво произнес он.

Старый день уходил в прошлое, унося с собой мое одиночество и боль, новый нес надежду и изменения.

Дед ушел в полночь. Перед уходом он поцеловал меня в лоб теплыми, сухими губами и сказал, что будет наблюдать за мной с небес и оберегать своими мыслями, наполненными любовью. Его душа взметнулась ввысь, выскользнула через окно и, напоследок мигнув ярким огоньком, устремилась в невидимый человеческому глазу мир.

Я еще долго лежала в кровати, глядя на звездное небо с однобокой луной через зашторенное окно и размышляла о произошедшем. Мне предстояло вынести урок из увиденного, и я отчаянно цеплялась за ускользающую суть, прокручивала в голове общую картину, пытаясь понять. Каждый из героев того кусочка чужого времени, что мне позволили посмотреть, стремился к одной цели: победить любой ценой. Одни хотели завоевать чужую землю, подчинить людей своей воле, и не гнушась жестокими способами, шли вперед. Другой хотел в безумной войне победить смерть, и, бросил на ее погребальный алтарь дружбу и жизни многих людей. Третьи же, переступая через собственные страхи, шли вперед, складывая на сияющий алтарь победы свои жизни, чтобы другие, незнакомые, еще нерожденные люди видели над собой лишь мирное небо.

А еще, увидев небольшой кровавый временной отрезок прошлого, я уяснила: ничего подобного не должно повториться. И мы, предки победивших и побежденных, должны сделать все, чтобы на Земле царил Мир. И начать нужно с себя – воспитывать в себе доброту, честность и понимание.

Уже засыпая я вспоминала утренние мысли о бессмысленности своего существования. Бессмысленное, бесцельное, однообразное. Бессмысленность обусловлена бездействием. Жить по накатанной, плыть по течению, крутиться в мельнице однообразия – в конце концов на горизонте появится человек, который поневоле заставит реку сменить течение, лопасти мельницы остановиться. И что тогда произойдет с тем, кто привык к рутине?

Каждая неприятная ситуация вытряхает нас, людей из привычного ритма жизни, заставляет посмотреть по сторонам, задуматься о смысле бытия. Он подставил кочку под ноги бредущего, заставив встрепенуться, оглядеться по сторонам, и только сам человек должен решить, что ему делать дальше. Снова влачить свое жалкое существование, либо сменить направление курса. Завтра я обязательно подумаю, как исправить эту ситуацию, а пока позволю сну завладеть моим сознанием.

Глава 3. Смысл жизни. Александра

Я проснулась задолго до рассвета и звонка будильника. И тут же в голове зароились мысли о вчерашних событиях, смысле жизни, и моей жизни в целом. Мы, живущие более чем хорошо, сетуем на недостаток чего-то. Кому-то не хватает брендовой одежды, кому-то навороченного гаджета, кому-то вкусной еды, кому-то времени, а кому-то определенного человека рядом. К сожалению, не все люди (среди моего окружения, наверное, никто) не понимает, что у нас есть самое главное, бесценное: жизнь. Живя, мы не ощущаем ее, не задумываемся, что рано или поздно наш земной путь закончится и все наши чаяния канут в небытие. О чем думает умирающий на смертном одре? Жалеет ли о не сделанном?

Когда мой дед Арсентий со смертельным ранением уходил от предателя и фашистов по глубокому снегу, он знал, что дорога жизни вскоре прервется, что ему не суждено дожить до победного часа, но он отчаянно боролся за жизнь ради будущего поколения. Сложить голову ради других – высшая степень героизма.

Его смысл жизни – жизнь других людей. Цель – победа любой ценой. А что является моей целью? В чем смысл моей жизни? Обдумывая увиденное вчера, я поняла, что смыслом жизни любого человека должно быть служение людям. Не важно: тысячам или одному. И как в современных реалиях оно должно выражаться? Не каждый способен на благотворительность, но каждый способен на доброе дело. Бескорыстно помогая ближним, мы становимся лучше, и удача поворачивается к нам. Готова ли я бескорыстно помогать? И кому конкретно?

Смогла бы я точно так же, как дед Арсентий отдать свою жизнь за жизнь чужих детей? "У тебя трое детей!". Он не хотел троих ребятишек оставить сиротами, в то время, как его супруга, моя бабушка, носила под сердцем его сына, моего отца. Бескорыстие достойное глубокого уважения.

Бабушка потом рассказывала, что встречалась после войны с Егором и его женой. Они приезжали к ней. Жена сердечно благодарила мою бабушку за поступок деда, а Егор пообещал помогать растить сына. Кстати, обещание сдержал. Когда мой папа подрос, бабушка уехала жить в город, и постепенно пути дедова товарища и бабушки разошлись, но Егор и его семья всегда вспоминались добрым словом, а история мужества и доблести деда передавалась из поколения в поколение. Но одно дело слушать, а другое видеть своими глазами, прочувствовать каждую эмоцию.

За размышлениями я собралась на работу, надев на себя лучшее из скудного гардероба. Выныривать из фантастических воспоминаний в серые будни было делом нелегким, но еще более трудным эмоционально была предстоящая работа.

Уже чувствовалось дыхание зимы, еще слабое, но с каждым днем все более набирающее силы. Я отмечала каждую мелочь, на которые обращала внимание разве что в детстве, когда мысли были чисты, а сознание не забито взрослыми и важными проблемами. Вот кошка идет. Черная с пятном на груди. Именно так и воспринимают ее торопящиеся на работу люди, но если приглядеться, то можно увидеть, что у нее оранжевые глаза, которые она жмурит от дующего навстречу прохладного осеннего ветра. Кошка чуть подрагивает усами, мягко переступает лапами, а цвет вовсе не черный, а более светлый, с серыми крапинками на боках. Или небо, серое и пасмурное, отчего хочется хмуриться и спать. А если вглядеться, то можно в разлитой по небосводу серой краске увидеть жизнь: под небесами летит самолет, оставляя за собой белую дорожку. Разве не чудо, что огромная, невероятно тяжелая железная махина способна поднять высоко в воздух себя с людьми? И теперь любой человек в короткие сроки имеет возможность переместиться из одного конца земли в другой. И, казалось бы, такая мелочь этот тонкий слой льда на вчерашней луже, который многие не замечают, но стоит только наступить на него, как настроение от хруста поднимается. Совсем как в детстве. Жизнь складывается из мелочей, которые, взрослея, мы перестаем замечать.

Я улыбалась. Улыбалась солнцу, небу, всему миру! И внутри, там, где долгое время гнездилась тяжесть и беспокойство, с удивлением почувствовала растекающееся тепло и легкость. И такими сладкими были эти чувства! Я с жадностью пыталась напиться новыми мыслями, но жажда была неутолима, словно я, умирающий от обезвоживания путник, набрела на спасительный источник.

Большой оранжевый автобус уже ждал работников. Он стоял с распахнутыми дверями – прямоугольниками с черными ручками по диагонали, чтобы удобнее было выходить и входить. Совсем недавно, когда я училась в институте, у городских автобусов были другие двери – они складывались гармошкой, иногда резко, но чаще плавно и обязательно шипели. А еще они были похожи на булку хлеба, с округлыми углами, а сейчас больше на кирпич с заостренными углами.

Вахта ждала пассажиров десять минут. Обычно люди тянулись вереницей, выныривая из разных закоулков района, но сейчас было рановато, и они, сонные и кутающиеся в теплые куртки, появятся минут через пять. В это время усатый добродушный водитель лет пятидесяти пяти курил, спрятавшись за остановкой напротив передней двери, дожидаясь тех, кого повезет на работу. Он всегда приветствовал входящих взмахом руки или кивком головы, и это было так странно в современном мире, где в последние десятилетия укоренилось правило: «Никто никому ничем не обязан. Каждый сам за себя».

Времени было предостаточно, поэтому и я решила не торопясь дойти до вахты и встать у самой двери, чтобы потом первой выйти, а не ждать, когда толпа покинет автобус.

– Доброе утро! Отлично выглядите! – водитель взмахнул рукой.

– Доброе утро, – я улыбнулась комплименту. – Благодарю.

– Нет, я честно говорю. Вы не подумайте, что я чего-то там, – водитель спрятал зажатую двумя пальцами сигарету за спину, чтобы дым не шел в мою сторону. – Просто у вас глаза такие сегодня, улыбаются. Знаете, что, я давно заприметил, что вы грустите. А сегодня глаза прямо светятся, будто лучи солнышка в них спрятались.

Было странно слышать от молчаливого простоватого водителя слова ободрения, и от того было еще приятней.

– Всегда улыбайтесь. Прям смотреть на вас хочется все время. И подарки делать. Я большой подарок не смогу вам сделать, но мне хочется.

Водитель из кармана синей куртки достал шоколадную конфету.

– Держите.

Не иначе добрый волшебник, немного застенчивый, никогда не унывающий, как бы ни складывалась его жизнь.

– Спасибо Вам большое! Вы подняли мне настроение на весь день!

– И вы тоже.

Как все удачно складывается! Кошка, лед на луже, водитель с конфеткой. Но всегда будет обстоятельство с проверкой на прочность. Достаточно ли усвоен урок, сможет ли неприятность выбить из колеи?

Краем глаза я зацепилась за знакомую машину позади вахты. И нет бы мне не обратить на нее внимание и запрыгнуть в автобус, так нет же, я повернула голову влево и встретилась взглядом с серьезными глазами пока что еще мужа. Он смотрел на меня не отводя глаз, не мигая, и, как мне казалось, насмехаясь, издеваясь. Я медленно перевела взгляд на пассажирское сиденье. Его мадам, откровенно усмехаясь, не стесняясь, смотрела мне прямо в глаза, а затем демонстративно провела по волосам, щеке Андрея, явно показывая, чей это теперь мужчина. Приподнятое, но не закрепленное железными цепями к потолку настроение стремительно полетело вниз, рухнуло на дно и закатилось в самый дальний угол. Я резко влетела в автобус и с силой сжала поручень. Почему именно в это время и в этом месте он припарковался? Зачем я повернула голову в его сторону и встретилась с ним глазами? И зачем он показал, что заметил меня? Зачем смотрел пристально, испытывающе, словно проверял на прочность? И почему я не показала неприличный жест? Рой вопросов кружился в голове, и ни одного ответа.

Тепло, так приятно гревшее нутро последний час, выветрилось, и теперь в груди ощущалась пустота. Я уговаривала слезы не бежать, но они предательски застыли в уголках глаз. Не хватало еще реветь на людях. Главное, чтобы никто не заговорил со мной, иначе я точно не смогу держать себя в руках.

Мне повезло, в это утро никто ни с кем не желал разговаривать, и я могла позволить себе прочувствовать ноющую боль в груди. Боль сжала горло, отчего стало трудно дышать, ватное, практически непослушное тело оперлось о поручень, чтобы не упасть. Мне хотелось выдрать боль из груди, выпустить ее криком, выбить кулаками, но я могла лишь с силой закусить губу и крепко сжать руку в кулак, чтобы ногти впились в кожу. Больно! Больно! БОЛЬНО!

Я невидящим взглядом смотрела на проносившиеся сонные здания с потухшими вывесками, голыми деревьями, серыми, унылыми, тошнотворными улицами. Мысли жили сами по себе. Они летали по закоулкам памяти, вытаскивая наружу самые болезненные воспоминания. Андрей собирал вещи, не очень аккуратно, потому что поспешно укладывал их в черный чемодан, словно хотел поскорее уйти из дома, где ему было душно и тесно. Я часто-часто моргала и впивалась ногтями в ладони, чтобы при нем не разреветься. Мне хотелось быть максимально сильной, гордой, не сломленной его предательством.

Все выглядело как сон, от которого хотелось поскорее пробудиться и удостовериться, что все в порядке. Но слезы помимо воли выступали на глаза, а на ладонях сначала появились красные полоски, а потом в одном месте лопнула кожа. Я это заметила, и быстро спрятала руку, чтобы пока что еще муж не заметил моей душевной боли и страха, которые случайно выступили на правой ладошке под безымянным пальцем, где все еще блестело золотое обручальное кольцо. Но как-то тускло, в нем уже не отражался мир.

Новое воспоминание вклинилось в череду туманных картинок: в новых автобусах пластиковые окна с резкими углами, а в старых стеклянные, закругленные, отчего он кажется более уютным и приветливым. Было приятно зимой на обледеневшем стекле рисовать рожицы и ногтем выцарапывать: «Привет, пассажир! Я Полина, 7 А». А, может, мне просто кажется, что раньше было уютнее? Там не было боли и предательства, там вся жизнь лежала ковром под ногами.

Автобус остановился, и толпа плотным потоком ринулась к дверям. Каждое утро получалась небольшая давка, люди словно выпадали на улицу. Они торопились вовремя пересечь проходную, чтобы не было опозданий. Я пробежалась глазами по сонным лицам коллег, на которых отражалось или безразличие, или недовольство происходящим. В глазах многих читалось ожидание конца рабочего дня – а день-то только начинался. Счастлив ли кто-нибудь из толпы работников белого с серыми вставками здания? Скорее, для многих работа – просто стабильность, и задвинутые в дальний угол личные желания лишь изредка напоминают хозяевам о себе. А, может, все не так и плохо, и я всего-навсего проецирую свое отношение на других людей?

Цепляясь сапогами за края ступенек, я медленно поднималась на второй этаж. Сегодня особенно сильно все нутро протестовало против работы, на которую я обязана ходить по своей доброй воле. Никто не заставляет меня здесь просиживать свою жизнь, никто не запрещает искать работу по душе. Никто, кроме меня самой.

– Соколова! – не успев зайти в кабинет, как до моих ушей донесся голос начальницы – Ты стояла за мной, а пришла намного позже. Как это понимать?

Бросив взгляд на настенные часы, я поняла, что опоздала на минуту. «Всего минута прошла с начала рабочего дня, – с досадой подумала я, игнорируя замечание. – Осталось тут торчать 7 часов и 59 минут». Я молча разделась, села за свой стол и уткнулась в монитор, лишь бы не видеть давящих стен и лица Тамары Петровны.

Делая вид, что подсчитывает расходы, я думала о том, что с желанием жить дальше усилилось нежелание работать бухгалтером. Я в красках представляла себе, как напишу заявление об уходе и вручу его Грымзе. Та, конечно же, удивится и, возможно, даже разозлится, но мне-то какое до этого дело? Я освобожусь от гнета кабинета и своей профессии. Куда мне пойти? Я же ничего не умею делать, кроме как сводить дебит с кредитом. От понимания своей никчемности, я сникла. У меня ведь даже хобби нет. Я попыталась вспомнить, чем любила заниматься в детстве, список получился небольшим, всего из трех пунктов: писать сказки, рисовать, шить одежду. Хватит ли мне смелости попробовать себя на новом поприще? Приняв еще шаткое решение попробовать себя в новом амплуа, я неожиданно вспомнила о своих неудачах, бесталанных текстах, кривых стежках, неказистых рисунках. Помнится, как учительница трудов раскритиковала фартук, с непосильным трудом, адским терпением, несгибаемым упрямством сшитого за несколько дней. И стежки не такие, и карман не тот, и длина не та. Да и что за руки-крюки у девочки! Такими руками не шить нужно, а дворы мести, там особого труда и знаний не нужно.

Часы отбили девять. Следующий час длился и того дольше. Мне казалось, что день никогда не закончится, будет длиться вечно, и, возможно именно за этим столом настанет мой последний час. Но всему приходит конец, все имеет начало и логическую концовку.

– Соколова, ты катастрофа! Работаешь через силу. Может, тебе уволиться? – сказала свою излюбленную фразу начальница. Пугала или показывала свое превосходство, оставалось для коллектива загадкой. Возможно это был своеобразный мотиватор работать лучше, эффективнее, пусть и без особого энтузиазма. Да разве в моей работе нужен энтузиазм? Нужен лишь механизм для подсчета и внимательность.

– Может, и уволиться, – у меня получилось довольно-таки смело усмехнуться и вызвать недоумение у всего коллектива. Тамара Петровна не тот человек, перед которым кто-то из нас отваживался показать свой характер. Уж больно мы все мягкотелые.

– Что? – переспросила Грымза. И не понять, то ли она действительно не расслышала, то ли удивилась, на ее взгляд, неслыханной дерзости.

– Хорошего вечера, – уже в дверях крикнула я, зная, что завтра она непременно попытается отомстить за свою уязвленную гордость большим объемом работы, наваленным на меня. На миг сожаление о своем поступке нахлынули волной, но я тут же прогнала эти мысли прочь. Маленькая победа над собой заставляла сердце радостно трепыхаться в груди.

Идти домой совсем не хотелось, но и просиживать вечер в баре больше нет никакого желания – слишком ненадежный и опасный способ расслабления. Лучше пройтись по улице – благо погода располагала к прогулкам – и подумать о том, что делать дальше.

Ноги занесли меня в парковую зону. Длинная дорожка со скамейками петляла между двумя рядами деревьев, фонарный свет путался в длинных ветвях, рассеивался, отчего атмосфера казалась сказочной. Вечер выдался удивительно теплым для глубокой осени, словно прошедшее лето кончиком августа коснулось ноября.

Я присела на скамейку в тени – свет фонаря преимущественно падал на дорожку. Не смотря на хорошую погоду, народу было мало. Мне хотелось обдумать свои дальнейшие действия, но в голове был настоящий сумбур. Раздражение от работы и злость на Андрея вытеснили все положительные мысли, и как бы я не пыталась вырулить на позитив, вихрь негатива затягивал обратно.

Из глубины парка, посреди дорожки, величаво плыла дама. Погруженная в свои мысли, я не сразу обратила на нее внимание, а когда боковое зрение зацепилось за темно-желтое пятно, дама уже была неподалеку. Открыв рот, я во все глаза смотрела на женщину, неспешно идущую в красивом, старинном желтом платье, с накинутом поверх длинным, развевающимся плащом. Осанка достойная королевы, величественная поступь, грация, достоинство читались в каждом ее движении, взгляде, повороте головы. Мелькнувшая мысль о причастности к королевской крови заставила меня расправить плечи и выпрямить спину. Не было сомнений в нашем родстве – еще один предок спустился на землю.

Темно-русые волосы прятались под шляпкой, и лишь несколько локонов кокетливо выбились наружу. Фонарные столбы, расположенные по краям широкой парковой дорожки, едва касались лучами света прибывшую с того света прародительницу, впрочем, она не нуждалась в дополнительном освещении, ее собственное свечение, видимое лишь мне, было гораздо сильнее фонарного.

Ее большие глаза прикованы исключительно ко мне, казалось, что кроме меня она никого и ничего не замечает. Надо признаться, немного жутковато от столь пристального внимания души этой величественной женщины.

Дама приблизилась, свет ее потух, превратив в живую женщину.

– Разрешите присесть рядом?

Открыв рот, я смотрела на даму, не сразу сообразив, что она говорит. Ей было около пятидесяти лет, в уголках, излучающих свет глаз лучиками пролегли морщинки. Дама вопросительно смотрела на меня, ожидая ответа, и я, очнувшись от магнетизма прабабки, закивала:

– Да, конечно.

Расправляя полы юбки, дама мягко опустилась подле меня. Я же гадала, кто передо мной и с какой целью прибыла на землю.

– Здравствуй, Полина.

– Здравствуйте, – ответила я, не зная, как правильно себя вести с человеком из времен реверансов, поэзии и дуэлей. Дама изящно повернула ко мне голову и почтительно представилась:

– Александра Святославовна Рощина, уроженка Курской губернии.

О предках с такой фамилией мне никогда не доводилось слышать, поэтому я понятия не имела, по чьей линии я соединена со столь почтительной дамой. Между тем Александра продолжила краткую биографию:

– Родилась в 1799 году в семье дворян, в 19 лет обручена с английским лордом Вестмингом, от которого родила двух сыновей и дочь Эльзу, являющуюся прародительницей по линии твоей матушки. Лорд Эдвард, мой супруг, мечтал о том, что и через двести лет фамилия Вестминг будет известна, но, к сожалению, она оборвалась на наших сыновьях – у них родились дочери. Но ты все равно можешь гордиться тем, что в твоих жилах течет кровь английского лорда и русских дворян.

– Непременно, – хмыкнула я, хотя, если быть откровенной, некое подобие гордости я действительно испытала. Всю свою жизнь я была просто Полиной, дочерью инженера и бухгалтера. В школе меня дразнили Колькой из-за девичьей фамилии Николич, любовница мужа всех уверяла, что жена ее нового возлюбленного «мордой не вышла, да и вообще ничего из себя не представляет», а тут оказалось, что предки у меня знатные. Хотя, на мою личность это никак не влияет.

– Не стоит смеяться над своими корнями. Корни, дитя мое, основа всего древа. Ты можешь срубить ветви, спилить ствол, и корни вновь пустят ввысь новую жизнь, зародив новое дерево, ветви, листья. Но стоит лишь выкорчевать корни, так все древо погибнет, не оставив и листочка.

Опережая твой вопрос, отвечу, что можешь звать меня либо "бабушкой", либо по имени. Тебе, как представителю моего рода, позволяется своеволие. Мне же, как более опытной в неких вопросах, а также избранной душе из многочисленных предков двух твоих линий, позволено донести до тебя вековую мудрость в одном аспекте, что поможет тебе распутать клубок проблем, созданных твоими руками.

Александра казалась мне напыщенной, чопорной и горделивой дамой, и я не понимала, чему может научить душа человека, окрашенная в краски низменных желаний. Изысканный, и, наверняка дорогой гардероб, каждая деталь туалета тщательно продуманная, царские манеры – все кричало о богатстве и власти. Пока я вполуха слушала ее нравоучения, задаваясь вопросом о смысле ее прихода ко мне, Александра продолжала:

– Люди твоего времени позабыли о тех, кто дал им жизнь, променяли родную кровь на сиюминутное желание. Одёжи и цацки не играют роль в зарождении ветви поколений, но несут в себе некое мирское удовлетворение. Научись совмещать в себе духовное с материальным, и ты получишь большее, нежели богатейшие сего мира.

Предлагаю немного пройтись, иначе ты замерзнешь.

Мы не торопясь шли по парковой дорожке, изредка сталкиваясь с прохожими. При встрече с людьми мне приходилось замолкать, делая вид, что я прогуливаюсь в одиночестве, иначе меня сочтут за сумасшедшую. Ведь прабабка была видна лишь мне.

– Сила человека заключается в его роде, – объясняла Александра. – Ты можешь не знать своих далеких предков, но если проявляешь уважение к прошлым поколениям, ценишь родственные связи живущих подле тебя, то жизненный поток, идущий от первых прародителей, придает силу, способную помочь преодолеть любые горести. А часто руки праматерей укрывают от бед, руки праотцов отводят беды в сторону. Забудешь их, они не смогут дотянуться и помочь.

Слова Александры проникали в сердце, заставляли задуматься об отношениях с родными. Не могу сказать, что с кем-то испорчены отношения, скорее с некоторыми родственниками мы держим нейтралитет. Невозможно со всеми быть в хороших отношениях, о чем я сообщила прабабке.

– Не столь важно, общаетесь ли вы с родичами иль нет, сколь твое отношение к ним. Доброе ли оно или за пазухой держишь камень.

– Не держу, – заверила я Александру. Прабабка благосклонно улыбнулась.

Ноябрьский вечерний холод спускался на землю, стелился под ногами, заползал за ворот пальто. Я свернула в сторону дома, продолжая беседу с именитой прародительницей. Я чувствовала, что не разговоры о предках были главной целью Александры, и я терпеливо ждала основной темы учения.

Удивительно, как в считанные дни перевернулась моя жизнь с ног на голову. Ушел муж, что привело меня к стрессовому состоянию, справиться с которым мне помог ангел-хранитель, спустившийся с Небес после сильнейшей душевной боли, накопленной за последние недели и вспыхнувшей в груди позавчера. Дошедшая до черты, я молила Господа об излечении, и вот в мою жизнь пришло волшебство.

– Бабушка, – у входной двери в квартиру я повернулась к Александре. – Мой дом не царские хоромы и не большой богатый дом. В наше время большинство живет в квартирах. Небольших, по вашим меркам, но теплых и уютных.

– Не важно где живет человек, важно, как живет. Хоромы, милая, дело наживное.

Я боялась, что знатная прародительница если не выскажет, то покажет своим видом презрение к типовой трешке, но я ошиблась. Александра с интересом осмотрелась, а затем похвалила за чистоту и порядок. Лишь добавила, что жизни не ощущается в этих стенах.

– Вы правы. Семья моя давно умерла, а я совсем потерялась и не знаю, как мне дальше жить.

Ваську я снова закрыла в комнате, откуда она первое время яростно мяукала, а потом затихла и уснула, нагло раскинувшись на моей подушке.

– Твоя беда, моя дорогая, в том, что все надежды на счастье ты возложила на других людей. Твой супруг и твои сыны стали центром твоего внимания.

– Ну так… Все заботы о них.

Александра покачала головой.

Я ждала путешествия во времени, но прабабка не торопилась перенести меня через годы в прошлое. Задумчиво она оглядывала зал, останавливая взгляд то на полках с книгами, то на аксессуарах, украшающих комнату. Я же терпеливо ждала.

– У тебя нет смысла жизни, – констатировала она по истечении нескольких долгих минут.

– Ну да, дед Арсентий вчера за этим и приходил.

– И что ты поняла из вашего путешествия? – Александра внимательно смотрела мне в глаза, проникая в самую душу, не давая возможности съюлить, приврать или уклониться от ответа.

– Что нельзя опускать руки хотя бы ради детей.

– Дети – наше продолжение, наши веточки, мы их корни. Они нуждаются в нас даже будучи взрослыми, даже когда не говорят об этом или вовсе отрицают. Но это не все, что должно вести тебя вперед. Рано или поздно ты можешь остаться одна: твой муж ушел, а дети вырастут и вылетят из гнезда.

Ее слова заставили меня поежиться. Перспектива остаться в одиночестве пугала. У меня действительно кроме семьи и работы больше ничего нет.

– Работа?

– Ее может не стать, – безапелляционно ответила прабабка.

– Ну, я не знаю… Внуки. Встречу другого мужчину. Буду иногда путешествовать. С друзьями в кафе ходить. Да много чего можно придумать.

От понимания пустоты жизни стало не по себе. Эйфория от всех мимолетных радостей испарится, стоит только оказаться за закрытыми дверями своей квартиры.

– Все это временное, радость от них эфемерная. Ты пытаешься возвести стены на зыбкой земле, позабыв о прочном фундаменте.

Я чувствовала себя загнанной в угол. Все радости жизни, наполняющие на определенное время, в итоге оказывались пустотелыми. И даже такое глобальное счастье, как обретение семьи, ее рост и расширение, в итоге привели к смертельной боли.

Александра не прерывала мой мыслительный поток, давая возможность самой дойти до сути, а я никак не могла понять, что же является фундаментом в жизни каждого человека, кроме семьи и стабильной работы.

– Что же это? Подскажите, – взмолилась я, не в силах найти ответа.

Александра покачала головой.

– Я могу тебе ответить, но мои слова останутся для тебя лишь звуком. Завтра ты позабудешь о них и продолжишь жить своей прежней жизнью.

– Ну нет уж! – возмутилась я. Не хватало мне еще играть в угадайку. – Вы мне облегчите жизнь, если дадите ответ, и я прекрасно запомню все слова.

– Так ли ценен дар судьбы, полученный по малейшей прихоти, и насколько бесценен, полученный в тяготах?

– Тяготах? – испугалась я. Мне хотелось скорейшего избавления от боли, перемен в жизни, а не искать месяцами ответ на странный вопрос.

– Либо ты сама выловишь рыбу, либо тебе принесут уже готовые кусочки. В первом случае ты получишь бесценный дар: умение ловить, готовить, ценность времени и сил, потраченные на ловлю и готовку. Ты не позволишь и малейшему кусочку пропасть. Во втором случае ты не оценишь чужих усилий, и, возможно, рыба не будет доедена, а будет выброшена.

– Все, что достается нам с трудом, имеет ценность, – подытожила я.

– Именно поэтому ты и должна сама понять, что скрывается под фразой: "Смысл жизни".

Казалось бы, ответ на столь простой вопрос должен лежать на поверхности, но сколько бы я не размышляла, ничего на ум не приходило.

Прабабка Александра, вздохнув, приблизилась ко мне и заговорила словно с маленьким ребенком:

– Сейчас я тебя перенесу в свое время. Прошу, доверься мне и ничего не бойся. С тобой там ничего не может случиться. Ты найдешь ответ на нужный вопрос. Готова?

Я кивнула. Александра взяла меня за руку, ее губы дрогнули в беззвучном шепоте, и в тот же миг мир закружился перед моими глазами. Сердце отбивало барабанную дробь, стук пульсацией разносился по всему телу, и вновь лишь рука предка не давала мне поддаться нарастающей панике.

Последний переворот в невесомости, и нас выбросило на порог большого белокаменного дома. Стояло летнее раннее утро, окрестность наслаждалась последним сонным часом, первые лучи солнца касались земли, осушая ночную росу. Мне вспомнилось утро в деревне, когда я с дедом просыпалась засветло, чтобы собрать по улице коров и вывести их на пастбище. Воздух в предрассветные часы был влажным, ноги омывала холодная роса. Я куталась в кофту, беспрестанно зевала и плелась за дедом в самый конец длинной улицы. А потом, когда стадо неспешно шло перед нами, солнце рассеивало туман, высушивало росу, и неторопливо просыпался мир.