Сгинувшее Время. Рождение Смерти

Боги

Великий Бог Время – золотой дракон Саларе́й

Бог-Отражение Жизнь – белый дракон О́делл

Богиня-Отражение Смерть – черная драконица Та́на

Бог-Отражение Огонь – красный дракон Э́дан

Богиня-Отражение Вода – синяя драконица Ва́йна

Бог-Отражение Ветер – голубой дракон Йа́р

Богиня-Отражение Земля – зеленая драконица Ио́на

Континенты и королевства Скрытого мира

1. Земли Богов.

2. Благословенные земли:

Элхео́н. Столица Одэ́лум.

Озеле́йн. Столица Лофру́г.

Афекха́д – город-государство.

3. Открытые земли:

Пагрэ́я – королевство-континент. Столица Аглу́рг.

4. Огненные земли:

Ису́шда. Столица Сшоура́м.

Унхалса́д. Столица Кусхаи́н.

Цжио́к. Столица Несха́на.

5. Тихие земли:

Круншо́р. Столица Бирдеу́г.

Схаиа́т. Столица Сциера́д.

6. Земли Неверных.

Пролог

Во все времена люди любили рассказывать истории. Они передавали их из уст в уста, чтобы скоротать долгие вечера перед очагом или скрасить дальнюю дорогу, а чаще тем самым пытались научить уму-разуму молодых, дабы уберечь их от ошибок прошлого и наставить на путь истинный. С годами предания множились и обрастали вымышленными подробностями, отчего большинство из них стало походить скорее на сказки, чем на правду.

Однако среди всего многообразия историй, реальных и выдуманных, все же остались те, в достоверности которых не осмеливаются усомниться даже короли. Это сказания о рождении Скрытого мира, бережно записанные и хранимые в архиве Храма Афх в великом городе Афекха́де, что раскинулся на полуострове Чтя́щих. Давным-давно верующие назвали те сказания Нерушимым Писанием.

Безусловно, копии Нерушимого Писания, созданные служителями Храма Афх, есть в каждом из Младших Храмов, а также в библиотеках достопочтенных правителей и высших учебных заведениях на всех четырех покорившихся континентах, но лицезреть оригинал и прикасаться к нему дозволено лишь Его Святейшеству, Верховному жрецу Гла́су Времени и его приближенным жрецам, носящим гордое звание Столпов Времени.

Нерушимое Писание гласит, что на заре времен была Пустота: черная, бескрайняя и холодная. И в ней обитало одинокое Существо, без цели и памяти, знало оно лишь свое имя – Время. Время скиталось по Пустоте столетиями, силясь найти хоть кого-то, кто мог бы скрасить его жалкую, бессмысленную жизнь и объяснить, в чем суть его существования, но поиски оказались тщетными.

И все же Существо не сдалось и решило: раз ему не по силам покинуть Пустоту – оно ее изменит и наполнит светом.

Так во мраке зародился новый мир – Скрытый. Мир из шести континентов создало Время и омыло их морями, и раскидало по водным просторам прекрасные острова, и выросли на равнинах горы, и по склонам их заструились реки, и пробились из-под земли первые ростки, и распустились яркие цветы. Укрыло Существо свой мир голубым небом, чтобы никогда не касалась Пустота его детища, и зажгло средь облаков солнце, луну и звезды, которые сиянием разогнали тьму.

Время обожало свое творение и больше не страдало в одиночестве. День за днем, столетие за столетием оно наблюдало, как созданный им мир разрастается и пополняется новыми обитателями. Однако Пустота была недовольна. Ее тьма не желала мириться со светом, что исходил от Существа и его земель, но уничтожить их ей оказалось не по силам. Тогда Пустота решила осквернить совершенный мир Времени, отравить его своим ядом, чтобы постепенно тот проник в каждый уголок шести континентов и лишил покоя всех его жителей.

И ядом тем стал человек.

В ужасе взирало Существо на бесчинства, что творили люди, но не могло с ними справиться. Дети Пустоты оказались неподвластны его воле. Они размножались и расползались по материкам, уничтожая и перекраивая идеальный Скрытый мир на свой лад. В приступе отчаяния Время, которое прежде никогда не вмешивалось в ход вещей на созданных им землях и наблюдало за всем с небес, спустилось на один из континентов.

В тот день человек впервые узрел истинный лик создателя Скрытого мира и его гнев. Гигантский крылатый ящер, покрытый золотой чешуей, извергал из пасти пламя и сжигал поселения ненавистных людишек, крушил строения длинным мощным хвостом и лапами с огромными серповидными когтями, жутко рыча и выгибая дугой спину, по которой вдоль позвоночника ото лба до самого кончика хвоста тянулись две полосы острых костяных шипов. Существо карало детей Пустоты, в глубине души понимая, что на место убитых непременно придут новые, и ненавидя себя за подобную жестокость. Время, рожденное созидать, слабело и страдало, идя против своего светлого естества и причиняя вред живым существам, пусть и столь ничтожным.

«Мне не спасти Скрытый мир. Остается лишь уничтожить его», – с болью подумало Существо и уже собиралось обрушить небесный купол, чтобы отдать это место на растерзание Пустоте, но в последний момент услышало тихий голос, едва различимый среди криков умирающих и треска пожаров.

То, стоя на коленях, молил о пощаде мужчина, закрывающий собой женщину, держащую на руках новорожденное дитя. Он вопрошал, за что их – праведных крестьян, смиренно живущих в глуши и не причинивших никому зла, – карает Божество. Силился понять, в чем повинен его сын, пришедший в этот мир два дня тому назад, в чем повинна его жена – местная ведунья, которая лечила и спасала от смерти и людей, и всякого зверя, нуждающегося в помощи, не прося взамен ничего.

И Время замерло, и потекли из его глаз слезы, и преисполнилось его сердце искренним раскаянием, когда обуздало оно свой гнев и узрело души стоящих перед ним людей. В них сиял свет, тот же свет, что пылал в нем самом. И поняло Существо: не все потеряно. Скрытый мир никогда не станет прежним, но спасти его еще можно. Сотворив человека, Пустота не учла одного: у столь разумных созданий есть воля. Их судьбы неподвластны Существу, ведь не оно их породило, как неподвластны они и Пустоте, ведь в Скрытом мире она бессильна и может лишь нашептывать людям гнусности, искушая погрязнуть в грехах и творить бесчинства.

«Возможно, мне стоит даровать людям благословение на жизнь в моем мире? – решило Существо. – Позволю достойнейшим коснуться своей силы и создам тех, кто присмотрит за ними».

– Мое имя Время, человек, – молвило Существо крестьянину. – Как величать тебя?

– Афекха́д, достопочтенный господин, – склонил голову мужчина.

– Отныне ты – мой Глас, Афекхад. Ты отправишься в странствие по континентам, чтобы донести мое слово людям, а за спиной твоей встанут те, кого вы будете величать Богами-Отражениями. Поднимись же с колен, Афекхад Глас Времени, и исполни свое предназначение.

Так началась новая эпоха в истории человечества. Эпоха поклонения Верховному Богу Времени, Великому дракону и его Отражениям – драконам Жизни, Смерти и четырех стихий, которых создал он по своему образу и подобию, наказав им приглядывать за родом людским и поддерживать равновесие света и тьмы в Скрытом мире.

Сожженный дотла континент Время восстановило и даровало Отражениям. Проложил Великий дракон через море путь из множества мелких островов – ныне именуемый Тропой Избранных – от Земель Богов до одного из материков. Соорудив добротную лодку, преодолел Афекхад с семьей тот путь, потратив на это много недель и сил, и оказался наконец на полуострове, где обнаружил крошечное поселение. Поведал он местным жителям обо всем случившемся, а в доказательство его слов со стороны моря прилетели драконы.

Огромный, белоснежный, имя которому Жизнь, и его пара – изящная черная драконица Смерть. Подняла гигантские волны синяя драконица Вода, и следовал за ней красный дракон Огонь, пышущий жаром. Налетела буря, когда пронесся мимо голубой дракон Ветер, и содрогнулись горы под лапами зеленой драконицы Земли.

Люди вняли словам Афекхада. Следуя его наставлениям, возвели простенький Храм на полуострове, где стали поклоняться и молиться Богам, а Глас Времени отправился дальше.

Глубоким старцем закончил Афекхад свой непростой путь, повидал весь мир, обрел славу и сотни тысяч преданных последователей, но конец предпочел встретить на том острове, где проповедовал впервые. Именно там Афекхад собрал воедино все заметки, которые делал во время странствий, описал подробно свою встречу с Великим драконом и составил свод правил для потомков, дабы те следовали его заветам и больше никогда не навлекли на себя гнев Божий. И закончив работу, Глас Времени обрел покой и отошел в мир иной, передав свой титул преемнику, которого выбрал и обучил заранее.

Легенды гласят, что само Время покинуло небеса ради прощания со своим первым пророком, чего не делало с того дня, как дало наставления Афекхаду и создало Богов-Отражений.

Минули десятилетия. Многое изменилось. Скрытый мир преобразился, а люди стали его неотъемлемой частью. Жизнь кипела и била ключом на всех шести континентах, один из которых по-прежнему принадлежал Богам и был скрыт от глаз смертных завесой непроходимого тумана – Пологом.

Еще один континент, именуемый Землями Неверных, заселили те, кто так и не признал власть Времени, не пожелал уверовать в его могущество. Они поклонялись создательнице своей Пустоте и надеялись, что однажды она проникнет в этот мир и завоюет его. Неверным путь на другие материки был заказан, потому неведом им был прогресс и процветание.

Зато оставшимися четырьмя континентами: Благословенными землями, Открытыми землями, Тихими землями и Огненными землями Великий дракон гордился. Конечно, люди были созданиями сложными, часто враждовали друг с другом, затевали войны и постоянно что-то делили, но Время не вмешивался. Он уже давно считал их своими детьми, а дети склонны капризничать и озорничать. И как любой терпеливый и любящий родитель, Верховный Бог смотрел на их проделки сквозь пальцы: всех не накажешь, а с особо строптивыми отлично управлялись Отражения.

Со временем люди придумали поделить континенты на королевства, и войн стало меньше. Они строили прекрасные города, возводили невероятные Храмы для Богов и потрясающие библиотеки, где хранили все знания, накопленные предыдущими поколениями, развивали торговлю, учились и изобретали, без конца совершенствуясь.

Глядя на то, как правители стараются ради благополучия своих подданных и заботятся о них, Время решил, что королевские семьи заслужили особой благодарности от Богов. Он наделил их возможностью обращаться в драконов. Но достойны этого были лишь те, кто смог повторить путь Афекхада и пройти по Тропе Избранных. Таким счастливчикам Отражения позволяли заглянуть за Полог и попасть в залив Прозрения. Там Избранные встречались с Богами и получали в дар крупицу их силы, чтобы отныне иметь возможность принимать драконий облик.

Вскоре полуостров Чтящих, на котором теперь располагался город-государство Афекхад, названный в честь первого пророка, наводнили верующие, жаждущие пройти по Тропе Избранных вслед за королевскими семьями. Их путь начинался в Храме Афх, самом величественном и огромном храме в Скрытом мире, где на странствие всех желающих благословляли лично Глас Времени или кто-то из его приближенных жрецов – Столпов Времени. Далеко не каждому удавалось пройти сквозь Полог и получить драконье благословение, но паломники все равно стекались в Афекхад со всего света в надежде, что именно они станут теми, кому посчастливится его обрести.

Творец, удовлетворившись тем, как все в итоге сложилось, счел, что пришло ему время уйти на покой и познать радости простой мирской жизни. Время покинул небеса, разделив свою силу между Богами-Отражениями. Великий дракон принял человеческий облик и затерялся где-то среди миллионов смертных, оставив своих любимцев – Жизнь и Смерть – присматривать за Скрытым миром.

Глава 1. Не невинное дитя

Э́йрогас А́нсоут, король Элхео́на, стоял у окна в пустом тронном зале и не моргая смотрел на беспокойное море, плещущееся у подножия утеса, на котором возвышалась громада Белого замка. В любой другой день созерцание пенных волн принесло бы королю умиротворение, но сегодня темные воды моря Святых усиливали его беспокойство. И ни яркое весеннее солнце, ни чистое голубое небо, что столь редко бывало безоблачным над северными Благословенными землями, не могли унять тревогу в сердце правителя Элхеона.

Эйрогас на мгновение прикрыл глаза и тяжело вздохнул. Сейчас, когда лицо короля омрачила печаль, на лбу и в уголках глаз проступили едва заметные морщинки. Прошлой зимой ему исполнилось пятьдесят пять, но будучи одаренным Богами, он выглядел от силы на тридцать. Как и все, кому посчастливилось получить возможность обращаться в дракона, он старел куда медленнее простых смертных. Однако его зверь был далеко не самым сильным среди прочих драконов Скрытого мира, потому король понимал, что в ближайшие лет двадцать возраст даст о себе знать. Может, он и доживет до почетных двухсот-двухсот пятидесяти благодаря благословению Отражений, но едва ли отойдет в мир иной в облике пышущего здоровьем молодого мужчины. Хотя если подумать, такое вообще было редкостью. Рано или поздно все старели, утрачивали связь с драконами и попадали в объятия Смерти. Просто некоторым улыбалась удача, и они жили во здравии дольше остальных. Как, к примеру, Грэ́млад Тро́цок – король Озеле́йна. Этот склочный засранец, похоже, вообще не собирался подыхать и в свои сто семьдесят до сих пор без труда обращался ящером и парил в небесах.

Однако сегодня Эйрогаса беспокоили вовсе не продолжительность его жизни и внешний вид. Король знал: пока что он по-прежнему невероятно хорош собой. Темно-серые прямые волосы, в которых не было и намека на седину, густым потоком струились по спине, доставая до поясницы, а подтянутое тело все еще дышало молодостью и здоровьем, заставляя и придворных дам, и простолюдинок томно вздыхать при виде правителя Элхеона. Высокий, широкоплечий и всегда улыбчивый монарх притягивал взгляды всех присутствующих, где бы он ни находился. Немало девиц отдали бы душу Пустоте за ночь, проведенную в объятиях Эйрогаса. Вот только для короля существовала лишь одна женщина – Се́лия Ансоут, его законная супруга, мать его детей и любовь всей жизни.

Селия была на семь лет младше мужа и отнюдь не блистала красотой. Невысокая, худощавая блондинка с острым носиком и тонкими бледными губами, она казалась серой мышкой на фоне супруга. Даже в обличье драконицы королева оставалась неказистой. Но при всем этом Селия всегда держалась с достоинством, умело скрывала недостатки внешности одеждой, убирала пшеничные волосы в изящные, притягивающие взор прически и добавляла образу красок с помощью со вкусом подобранных украшений. Да и Эйрогаса она пленила не выдающимися внешними данными, а добротой, чистым сердцем, острым умом, поразительной чуткостью и бескрайней заботой, которой окружила мужа.

Вот и сейчас, тихо войдя в тронный зал через одну из дверей, скрытых за гобеленом в задней части помещения, и едва взглянув на поникшие плечи короля, Селия без труда уловила, что он чем-то опечален. Не говоря ни слова, она направилась к супругу, и по залу разнесся тихий шелест юбок пышного темно-фиолетового платья.

– Дорогой. – Коснулась его плеча. – Что стряслось? Ты обещал То́рии конную прогулку, но не явился. Она огорчена.

Эйрогас не ответил. Он с тоской взглянул на жену, и этого хватило, чтобы Селия поняла, в чем дело.

– А́лгод, – покачала головой королева и взяла мужа за руки. – Что на этот раз?

– Избил одного из помощников конюха. – В голосе короля не было гнева, только отчаяние.

– Парень выживет?

– Выживет, но поправится нескоро. Я поручил заботу о нем Балла́рду.

Какое-то время супруги стояли молча, каждый погруженный в свои мысли. Селия первой нарушила тишину:

– Алгода надо наказывать строже.

– Милая…

– Нет, – она жестом прервала Эйрогаса, зная, что тот непременно начнет заступаться за сына и искать ему оправдания. – Мы оба понимаем, Алгоду давно пора преподать урок. С каждым днем он все больше выходит из-под контроля.

– Родная, он ведь еще совсем дитя. – Король заключил жену в объятия, как и всегда, постепенно успокаиваясь в ее присутствии.

Она потерлась щекой о его грудь, обвив руками талию, и продолжила:

– Ему почти шестнадцать. Алгод давно не малыш и должен нести ответственность за свои поступки. Обещай, что в этот раз не станешь его жалеть и накажешь со всей строгостью.

Селия не меньше Эйрогаса переживала за сына, но, в отличие от короля, не была слепа в своей любви. Порой поступки младшего принца заставляли ее содрогаться от ужаса.

Раздался стук в дверь.

Получив разрешение, в зал вошел высокий тощий мужчина с идеальной осанкой в черном камзоле с серебряными пуговицами и таким же серебряным орнаментом на обшлагах. Голову его покрывал редкий пушок седых волос, а идеально выбритое вытянутое лицо было изрезано глубокими морщинами и выделялось на фоне темного одеяния пугающей бледностью. Грант, управляющий Белым замком, почтительно поклонился, потом вытянулся в струнку и отчеканил:

– Ваше Величество, как вы и просили, Их Высочества, мастер Ту́лвеч, капитан Че́ршез и конюший прибыли. Могут ли они войти?

– Впускай, – ответил Эйрогас и одернул полы своего сине-золотого приталенного жилета, надетого поверх белоснежной рубахи.

Дежурившие у тронного зала стражники по приказу управляющего распахнули тяжелые двустворчатые двери. Как и полагается, первыми в помещение вошли принцы, за ними следовал их наставник – мастер У́рнул Тулвеч, далее капитан замковой стражи Ло́ган Че́ршез, позади плелся конюший Бойд О́дли. Их шаги гулким эхом разнеслись по залу.

Король и королева встали на нижней ступени лестницы, покрытой алой ковровой дорожкой и ведущей на возвышение, на котором располагались троны. Грант замер по левую руку от своего господина на некотором отдалении.

Вошедшие почтительно поклонились: все, кроме принца Алгода. Тот лишь едва заметно склонил голову, что больше походило на снисходительный кивок, чем на жест, полный уважения, которое каждый подданный обязан выказывать своему правителю. Король скрежетнул зубами. Мастер Тулвеч, невысокий, но крепкий и подтянутый мужчина преклонного возраста с вихрастой седой шевелюрой, пышными усами и маленькими цепкими глазками болотного оттенка, нервно сглотнул и заметно побледнел. Одной из его многочисленных обязанностей было обучение принцев придворному этикету, и каждый раз, видя, как Алгод пренебрегает общепринятыми правилами, он боялся лишиться почетного места наставника королевских отпрысков.

Ненадолго в зале воцарилась тишина. Пришедшие старательно пытались скрыть свои эмоции от Эйрогаса. Только Бойд Одли, полноватый и нескладный, затравленно озирался по сторонам, с неподдельным восхищением разглядывая потрясающие гобелены на стенах с изображениями Богов-Отражений, роскошные троны с позолотой, инкрустированные драгоценными камнями, замысловатую лепнину на капителях пилястр, тянущихся по периметру помещения, и потрясающую роспись потолка, на котором, как и на гобеленах, были запечатлены драконы. Но больше всего поразила конюшего статуя ящера, который, расправив крылья и разинув пасть, навис над королевскими тронами. И столь искусно было вырезано из камня то изваяние, что Одли казалось, будто зверюга вот-вот извергнет пламя и огласит пространство своим ревом. Но статуя не двигалась. Лишь вместо глаз ярко сверкали два желтых драгоценных камня, каждый размером едва ли не с человеческую голову. Камни в точности соответствовали оттенку глаз короля, королевы, капитана стражи и управляющего. Ведь отличительной чертой всех тех, кто мог обращаться в драконов, была желтая радужка, благодаря чему одаренные всегда выделялись среди простых людей.

Пока Бойд Одли, обливаясь от волнения холодным потом, восторгался убранством замка, король не сводил сурового взора со своих сыновей. Все, кому доводилось видеть принцев впервые, неизменно впадали в ступор: мальчики были тройняшками. Да, да. Его ненаглядная Селия подарила Элхеону сразу троих наследников. Небывалое чудо, весть о котором облетела весь Скрытый мир. Сам Глас Времени Савсету́р в сопровождении шести своих Столпов прибыл тогда в столицу Элхеона Одэ́лум из Афекхада, дабы лично поздравить короля Эйрогаса Ансоута и его супругу и прочесть молитвы Богам у колыбелей принцев. Через три года Селия родила снова, на этот раз дочь – То́рию, но девочка не получила и сотой доли того внимания, которым всегда удостаивали ее братьев сильные мира сего. К слову, Торию это более чем устраивало: принцесса не любила находиться в центре внимания. К тому же, в отличие от братьев, унаследовавших красоту отца, ей досталась блеклая внешность матери. Но Тория никогда ни на что не жаловалась, ведь родители и братья обожали и баловали ее, даже всегда мрачный Алгод благоволил сестре. Пожалуй, Тория вообще была единственным человеком на всем белом свете, кто видел его искреннюю улыбку.

Эйрогас в очередной раз тяжело вздохнул и потер переносицу указательным и большим пальцами.

– Пе́йврад, – обратился он к старшему из тройняшек, которому однажды предстояло унаследовать трон, – не будешь ли так любезен объяснить нам с вашей матерью, что произошло утром в конюшнях.

Пейврад покосился на братьев. Средний, Фри́дэсс, явно нервничал, но старался казаться невозмутимым и держать себя в руках. Алгод же, как и всегда, и глазом не моргнул, всем своим видом демонстрируя скуку и безразличие. Пейврад перевел взгляд на наставника. Урнул Тулвеч ободряюще кивнул, при этом тыльной стороной ладони смахнув со лба выступивший от волнения пот. Пожилой мастер порядком подустал от выходок принца Алгода и таких вот аудиенций у короля, которые случались все чаще. Несносному мальчишке никто был не указ, разве что принцесса Тория могла порой достучаться до него.

– Ваше Величество, матушка, – начал Пейврад, набрав в легкие побольше воздуха и заставив себя смотреть отцу в глаза. – Сегодня в конюшнях произошло следующее. После завтрака я, Фридэсс и Алгод решили с позволения мастера Тулвеча отправиться на конную прогулку вдоль побережья. Мы хотели посоревноваться в скорости и заодно отточить навыки верховой езды. Капитан Чершез и его люди, как и положено, должны были нас сопровождать. После утренней трапезы мы с братьями направились в конюшню, где для нас заранее подготовили лошадей. Капитан Чершез со стражниками уже ждали там. Все шло хорошо, мы были в седлах и намеревались выдвигаться, когда Алгод вдруг приказал позвать Юэна, конюха, что ухаживает за его конем. Господин Одли привел юношу. Стоило Юэну приблизиться к Алгоду, как тот ударил его по лицу хлыстом и рассек щеку, после чего пнул ногой, и конюх упал. Алгод спрыгнул с коня, еще несколько раз пнул парня, схватил за волосы и, прежде чем мы с Фридэссом успели его остановить, дважды ударил коленом в лицо, сломав тем самым Юэну нос, челюсть и выбив зубы. Капитан Чершез был ближе всех в Алгоду, пытался вразумить его словами, но это не подействовало, а схватить принца он и его люди не посмели. Мы с Фридэссом в итоге утихомирили Алгода, но к тому времени Юэн уже серьезно пострадал.

Пейврад замолчал.

– Тебе есть что добавить, Фридэсс? – поинтересовался Эйрогас, краем глаза замечая, как Селия сердито поджала губы.

– Нет, Ваше Величество. Пейврад все рассказал верно.

– Капитан Чершез?

Король переключил внимание на здоровяка Логана, затянутого в кожаные доспехи и горой возвышающегося надо всеми остальными, светлые волосы которого были коротко подстрижены и идеально уложены, что никак не вязалось с образом свирепого воина, коим он на самом деле являлся. На лице капитана, иссеченного шрамами, читалась крайняя степень неодобрения по отношению к действиям младшего принца.

– Мне нечего добавить, Ваше Величество, – пророкотал Чершез.

– Господин Одли?

– Рассказ Его Высочества был исчерпывающим, Ваше Величество, – испуганно проблеял конюший, втягивая голову в плечи и с опаской косясь на Алгода.

– А тебе, Алгод, есть что добавить? – Король приблизился к сыну, навис над ним, сверля гневным взглядом, и теперь заметил засохшие кровавые пятна на простых черных штанах и кожаной крутке: принц не жаловал дорогие модные одежды, соответствующие его статусу.

Губы Алгода дрогнули в едва заметной нахальной усмешке.

– Все так, – ответил он лениво, явно не собираясь ни объяснять мотивов своего поступка, ни тем более извиняться.

В глазах парня не мелькнуло и тени раскаяния. Эйрогас нахмурился еще больше и покачал головой. В этом был весь Алгод: черствый, холодный, будто высеченная изо льда статуя, абсолютно неуправляемый и… жестокий. Младший принц не ведал сострадания, не прощал промахов, не терпел слабых. Боги будто забыли наделить его чувствами, но при этом щедро одарили умом и силой. Да, внешне принцы были практически идентичны: те же длинные темно-серые волосы, что и у отца, та же стать, только глаза пока оставались карими, как и у их матери когда-то, ведь Тропу Избранных они еще не прошли и благословения Богов не получили.

Но на том сходство между братьями заканчивалось.

Пейврад был чуток, но строг, не по возрасту мудр и терпелив, всегда следовал правилам. Эталонный наследник, гордость всего Элхеона, любимец народа. Воистину его ждали великие свершения, когда Эйрогас передаст ему трон.

Фридэсс был мягок, раним, порой излишне простодушен, но силен в науках. Он никогда не перечил старшим, всюду следовал за Пейврадом и старался ему подражать. Эйрогас был спокоен, видя, как предан Фридэсс Пейварду. Король не сомневался: братья станут друг другу нерушимой опорой в будущем, когда они с Селией покинут этот мир.

Алгод же…

Сколь бы усердно не учились и не тренировались Пейврад и Фридэсс, им было далеко до брата. В глубине души Эйрогас знал, что если бы не жестокость Алгода, он бы завещал трон ему в обход всех правил. Парень уже сейчас заставлял подданных трепетать перед ним и подчиняться беспрекословно. Он поглощал знания быстрей, чем измученная засухой земля впитывает воду, сражался так, будто держал меч в руках еще в утробе матери. Алгод принимал решения, не оглядываясь на чувства. Разум принца всегда был холоден, рука тверда, а уверенность в собственных силах непоколебима. Окружающие боялись Алгода в той же степени, в коей восхищались им. Даже в приступах ярости он был прекрасен. Эйрогас просто не мог не замечать, как млеют от парня и служанки, и благородные дамы, как завидуют ему сыновья знатнейших лордов и стремятся подражать во всем. Король не сомневался и в том, что сын уже успел перепортить немало девиц, проживающих в замке, хоть Селия и утверждала, будто он еще слишком юн для подобного.

Вот только принц не был юн, по крайней мере, не разумом. Мастер Тулвеч не раз предостерегал короля и советовал всегда оставаться настороже при общении с Алгодом. Мальчик ловил каждое слово собеседников, анализировал, запоминал, а в нужный момент умело использовал неосторожно брошенные людьми фразы против них же самих. Уже сейчас он мог запросто переспорить и поставить на место большинство из советников Эйрогаса. Потрясающий маленький монстр – так называл про себя сына отец, в очередной раз размышляя над тем, как обуздать крутой нрав Алгода и направить все его таланты в нужное русло. Возможно, Селия права, и ему следует быть намного жестче с зарвавшимся мальчишкой?

– Чем тебе не угодил конюх, Алгод? – ледяным тоном спросил Эйрогас, зная, что по собственной воле принц не произнесет больше ни слова.

Алгод криво улыбнулся, обнажив идеальные белые зубы. Словно гребнем провел пятерней по волосам, убрав от лица непослушные пряди, которые, в отличие от братьев и отца, никогда не собирал ни в хвост, ни в косы и не вплетал в них украшения, кожаные шнурки и прочую ерунду, модную нынче среди мужчин его сословия.

– Дайте подумать, Ваше Величество, – протянул парень, отвернулся к окну и потер подбородок, делая вид, что пытается припомнить: чем же, собственно, его взбесил Юэн?

– Перестань ерничать, Алгод! – рявкнул Эйрогас, ощущая, что начинает выходить из себя. – Мое терпение не безгранично!

– Ради всех Богов, отец. Ни к чему так кричать. Я пытаюсь собраться с мыслями, – притворно вздрогнул принц, округлив для пущего эффекта глаза и отпрянув назад.

– Алгод Ансоут, кончай ломать комедию и отвечай! – Селия тоже спустилась со ступеней и встала рядом с мужем, сцепив руки перед собой. – Никто не смеет заставлять короля ждать!

– Да сгинуть мне в Пустоте, матушка, если мой трепет перед ликом правителя нашего, великого и могучего короля Элхеона Эйрогаса Ансоута, выглядит со стороны как непочтение к горячо любимому отцу моему. Да не видать мне никогда благословения Божьего и силы драконьей, коль огорчил я вас своими деяниями непотребными. – Алгод рухнул на колени перед родителями и склонил голову, но плечи его подрагивали от едва сдерживаемого смеха. – Такого поведения вы от меня ждете, мама? – последнее слово он выплюнул с презрением и гордо вздернул подбородок. – Простите, моя королева, но покорность и смирение мне не по нраву. Боюсь, вы состаритесь и отдадите душу Богам раньше, чем узрите их во мне.

Даже стоя на коленях, принц умудрялся смотреть на отца с матерью свысока и не выглядел униженным, скорее очень и очень довольным собой. Пейврад нервно переступил с ноги на ногу. Фридэсс неосознанно придвинулся к старшему брату. Лицо мастера Тулвеча побагровело от негодования. Он открыл было рот, чтобы отчитать своего подопечного, но тут же его захлопнул, наткнувшись на свирепый взгляд короля, который тот вперил в сына. Даже всегда невозмутимый капитан Чершез отступил на полшага и потупил взор. Бойд Одли, казалось, и вовсе вот-вот лишится чувств. И лишь на лице Гранта не дрогнул ни единый мускул.

Алгод никогда не проявлял к старшим должного почтения, даже к родителям, плевал на титулы, но настолько зарвался впервые.

– Не смей разговаривать в таком тоне с матерью, щенок! – взревел Эйрогас.

Все разом вздрогнули, когда король замахнулся и со всей силы ударил Алгода по лицу раскрытой ладонью. Голова принца мотнулась в сторону. Пару мгновений он смотрел в пол и не шевелился, а потом медленно поднялся с колен, откинул со лба волосы. Коснулся своей щеки, на которой теперь алел след от руки отца, вытер большим пальцем капельку крови, выступившую в уголке губ, и снова широко улыбнулся.

– Как же странно в нашем мире все устроено, – задумчиво произнес Алгод, кончиком языка слизывая новую бусинку крови. – Стоит проявить неуважение к королеве, и вот рукоприкладство уже не вызывает вопросов. И ни мои обожаемые братья, ни наш доблестный капитан, ни достопочтенный мастер Тулвеч не стремятся скрутить нападающего и призвать его к ответу за подобное. А ведь я уверен: Его Величество не удовлетворится оплеухой. Просто назначьте уже наказание, отец, и закончим весь этот фарс.

Эйрогас ощутил, как неумолимо подступает головная боль. Сколько раз он обещал себе, что больше не поддастся на провокации Алгода и не позволит мальчишке выставлять себя дураком перед подданными. Но принц снова и снова доводил его до белого каления. Алгод с легкостью манипулировал людьми, вынуждая их плясать под его дудку. Вот и сейчас король просто обязан наказать сына за дерзость в общении с матерью и за избиение конюха, но Алгод опять умудрился все вывернуть так, будто это самое наказание не что иное, как месть отца сыну за оскорбленное самолюбие. Парень в очередной раз показал всем: король не в силах совладать с ним. Все, на что способен гордый правитель Элхеона, – это выйти из себя и ударить ребенка.

– Прежде чем решить, каким будет наказание, я все же хочу знать, почему ты избил Юэна, – Эйрогас старался говорить как можно спокойнее и не смотреть на багровую отметину на щеке сына.

– Люцерна, – беспечно развел руками Алгод.

– Люцерна? – не смог сдержать удивления мастер Тулвеч.

– Люцерна, – повторил принц. – У моего коня Ворона непереносимость люцерны. От нее у него слезятся и гноятся глаза, могут даже быть проблемы с дыханием. Прежний конюх, который покинул службу в виду преклонного возраста в прошлом месяце, строго следил за рационом Ворона. И я точно знаю, что он оставил Юэну четкие указания касательно ухода за моим конем. Но Юэн, по всей видимости, до невозможности туп. Потому что в первый же день службы дал Ворону сено с люцерной, за что получил от меня выговор. Через неделю все повторилось. Тогда я не только повторно поговорил с Юэном, но и обратился к господину Одли с просьбой лучше контролировать работу новенького либо приставить к Ворону другого конюха. Господин Одли клятвенно заверил меня, что подобное больше не повторится. Я же в свою очередь предупредил и Юэна, и господина Одли: если мой конь еще хоть раз пострадает от подобной безалаберности, я не ограничусь словами и преподам нерадивому конюху урок, который он усвоит на всю оставшуюся жизнь. Сегодня утром глаза у Ворона снова загноились. По вине Юэна животное не единожды страдало. И я подумал, раз конюх не понимает слов, то, возможно, до него лучше дойдет через боль. – Алгод повернулся и уставился на Бойда Одли. – Я хотел преподать урок и вам, Одли, но братья так не вовремя вмешались. Считайте, вам повезло. Хотя… – Принц похлопал оцепеневшего и побледневшего мужчину по плечу. – Никто не мешает мне поболтать с тобой позже, дружище.

– Ради всех Богов! – воскликнул Одли и упал перед Алгодом на колени, трясясь от страха. – Простите, простите меня, Ваше Высочество. Клянусь, я внял вашим приказам и тщательно следил за мальчишкой. Ума не приложу, как так вышло. Я найду вам нового конюха, Ваше Высочество. Вы будете довольны. Обещаю.

Глаза Алгода налились кровью, он схватил мужчину за волосы и резко дернул, заставляя того запрокинуть голову и морщиться от боли.

– Конечно, найдешь, мразь, – прорычал принц сквозь зубы. – Но от моего гнева тебя это не спасет.

– Довольно! – рявкнул король. – Немедленно отпусти его, Алгод! А вы, Одли, встаньте и возвращайтесь к работе. Живо!

– Благодарю, благодарю, Ваше Величество. Уже бегу. Бегу, Ваше Величество. – Без конца кланяясь и бормоча благодарности, Бойд Одли неуклюже поспешил к выходу.

Король заложил руки за спину и дождался, пока конюший покинет тронный зал, прежде чем заговорил вновь:

– Ты не имел права так поступать, Алгод. Как бы сильно ни был зол на Юэна. Разбираться с нерадивыми слугами не твоя забота – это обязанность Гранта. Парень безусловно виноват. Но все, чего он заслужил за свой проступок – это лишение должности. Его следовало просто выгнать из замка без выплаты жалования. Ты же покалечил парня, перейдя границы дозволенного. А если бы братья не остановили тебя? Что тогда?

– Я бы убил его, – ответил принц безразлично, не колеблясь ни мгновения и снимая попутно с рукава куртки приставшую к нему ворсинку.

– Алгод…

– Ворон – мой друг. Ясно? – процедил Алгод сквозь стиснутые зубы, делая шаг к отцу и глядя ему в глаза без тени страха. – Он рос рядом со мной. Ты подарил его мне, помнишь? И велел заботиться о нем, как о себе самом. Это должно было научить меня ответственности. Так вот, никто не смеет причинять боль тем, о ком я обещал заботиться. Никто не смеет пренебрегать моими словами, тем более слуги.

– В данном случае твоя жестокость не была оправдана, сын. – Эйрогас положил ладонь парню на плечо и с силой сжал, подмечая, что тот уже сейчас почти сравнялся с ним в росте. – Подданные должны уважать тебя, а не бояться. Настоящего уважения не добиться с помощью грубой силы и не купить ни за какие деньги. Его надо заслужить. И позже оно непременно перерастет в преданность. А окружив себя преданными соратниками, ты станешь по-настоящему силен.

– Уважение и преданность, – скривился Алгод так, будто отведал вместо изысканного лакомства конского навоза, и дернул плечом, стряхивая отцовскую руку, – самые непостоянные вещи на свете, Ваше Величество. Только страх делает людей по-настоящему покорными. Предать доверие легче легкого, утратить уважение еще проще. Но страх… О-о-о… – Принц громко рассмеялся. – Могущество этого чувства воистину сравнимо с могуществом Богов. Заставь человека трепетать от ужаса – и он в твоих руках, сделает все, что ему велено, и никогда не осмелится тебе перечить. Ну хоть вы-то согласны со мной, матушка?

Алгод неожиданно перевел взгляд на мать, и Эйрогасу показалось, что та едва заметно вздрогнула.

– Мы собрались здесь не для того, чтобы философствовать, сын, – ответила королева, но голос ее отчего-то звучал не так твердо, как в начале беседы. Следом она обратилась уже к мужу, одарив того ласковой улыбкой: – Ваше Величество, не пора ли уже покончить с этим делом? Уверена, у всех присутствующих полно неотложных дел. Озвучьте, какое наказание понесет Алгод, и позвольте нам, наконец, разойтись.

Король с беспокойством подметил легкую нервозность, проскользнувшую в словах королевы, и то, как она крутит обручальное кольцо, что делала обычно в моменты крайнего волнения. Это было странно. Алгод не впервой вел себя несносно, не впервой грубил и хамил, не впервой король Эйрогас не сдержался и ударил его. Вряд ли Селию могли настолько сильно задеть действия сына и мужа. Тем не менее она была права. Принц в очередной раз перешел черту и заслужил суровое наказание.

«Которое, как, впрочем, и всегда, не возымеет ровным счетом никакого эффекта», – с горечью подумал король и решил, что на днях непременно свяжется с Савсетуром и попросит у старого друга совета. Наверняка Глас Времени сможет подсказать, как справиться с Алгодом, пока еще не слишком поздно. Ведь телесные наказания никогда не действовали на принца. Мальчик будто не чувствовал боли. Эйрогас ни разу не видел его слез, не слышал криков и просьб все остановить.

– Алгод, целый месяц ты будешь служить младшим конюхом под началом господина Одли и присмотром капитана Чершеза, – озвучил король свое решение. – И если я узнаю, что они недовольны тобой, то удвою этот срок. Но прежде чем ты приступишь к исполнению своих новых обязанностей, я поручаю мастеру Тулвечу высечь тебя розгами, а после запереть в одной из камер в подземельях замка. Ты проведешь там неделю, питаясь водой и хлебом. Надеюсь, одиночество, отсутствие элементарных удобств, голод и компания крыс, помогут тебе сделать правильные выводы и переосмыслить свое поведение.

– Отец, – вмешался встревоженный Пейврад, – при всем уважении, не слишком ли сурово вы караете Алгода? Вы уверены, что заключение в камере столь необходимо? В конце концов, конюх и правда провинился.

– Еще раз осмелишься поставить под сомнение мое решение и поселишься с братом в соседней камере, – отрезал Эйрогас, порядком уставший от всего этого.

– Простите, Ваше Величество. – Старший принц быстро растерял весь свой запал на спасение брата и почтительно потупил взор.

В этом был весь Пейврад: идеальный сын, не смеющий перечить родителям и наставникам. Фридэсс и вовсе не проронил ни слова, уставившись на носки своих сапог. Королева тоже промолчала, но поддержала мужа одобрительным кивком и, как показалось Эйрогасу, мимолетной злорадной усмешкой. Хотя такого просто не могло быть, скорее всего, ему действительно померещилось. Селия никогда не стала бы радоваться чужим невзгодам, даже если бы перед ней сейчас стоял не родной сын, а закоренелый преступник и мерзавец.

– Тебе все ясно, Алгод? – поинтересовался король. – Быть может, ты хочешь что-то сказать? Принести извинения? Попросить о снисхождении?

– Я заслужил наказание и молить о его отмене не намерен. Ведь имей я возможность вернуться в сегодняшнее утро, я бы не поступил иначе. Только что вы не позволили Пейварду усомниться в вашем решении. Так знайте: я точно так же не намерен никому позволять усомниться в моих решениях. Конюх понес заслуженную кару. На том позвольте мне уже откланяться и отправиться отбывать свое наказание.

– Что ж. Иди, раз так. Все можете быть свободны, – сказал Эйрогас, ощущая, как гнев и беспомощность душат его. Он с трудом сдержался, чтобы снова не ударить сына.

Этому мелкому сученышу все нипочем! Что еще надо сделать, дабы его, наконец, проняло?!

Но тут вдруг на короля снизошло озарение. Если Алгода не пугает боль физическая, то, быть может, душевная заставит его образумиться.

– Алгод, – окликнул Эйрогас пугающе ласково. – Постой. – Принц остановился и повернулся к отцу; вместе с ним замерли и все остальные. – Я тут подумал, раз твой Ворон доставляет всем нам столько хлопот, разумнее всего будет избавиться от него. Грант, прикажите забить коня.

– Будет сделано, Ваше Величество, – бесстрастно ответил управляющий и незамедлительно отправился выполнять поручение.

В тронном зале повисла гнетущая тишина. Пейврад и Фридэсс ошарашенно таращились на отца, от которого никак не ожидали подобного. Впрочем, никто не ожидал, даже Селия. Эйрогас внимательно следил за реакцией Алгода. Принц смотрел на отца, не моргая, а потом опустил голову в легком поклоне и ответил, небрежно махнув рукой:

– Воля ваша, мой король. Друзья приходят и уходят. В конце концов, это всего лишь конь. Уверен, вскоре вы подарите мне нового. Возможно, на день рождения? Он у нас с братьями уже через два месяца, если вы вдруг запамятовали.

На короля будто вылили ушат ледяной воды, ему пришлось призвать на помощь все свое самообладание, чтобы не выдать негодования и растерянности. Неужто в этом ребенке не живет ничего, кроме жестокости и безразличия?

Не дождавшись от отца ответа, Алгод быстрым шагом покинул тронный зал, остальные последовали за ним чуть погодя, и никто не видел, как принц до боли закусил нижнюю губу, а по щеке его скатилась одинокая слеза.

Глава 2. Бойся

Алгод сидел в камере на тюфяке, уткнувшись лбом в колени, подтянутые к груди. Вообще, заключенные в подземельях обычно спали на соломе, сваленной в кучу, но для принца сделали исключение. Ему даже выделили тонкое стеганое одеяло, а в углу стояло ведро, которое ради него слуги удосужились как следует отмыть от присохших экскрементов предыдущих пленников. Негоже королевскому отпрыску валяться на холодных камнях и вдыхать запах нечистот. Хотя самому Алгоду было абсолютно все равно, на чем лежать и куда справлять нужду. Он был не столь привередлив в быту, как братья или Тория. К тому же ему не впервой доводилось спать на соломе. Не единожды принц ночевал в конюшне в стойле Ворона, когда тому делалось плохо из-за нерадивых конюхов.

Об этом не знал никто, кроме Чершеза, который как-то раз случайно наткнулся на мальчишку ранним утром. Ворон тогда был еще жеребенком, Алгоду исполнилось восемь, а сам Логан едва перешагнул восемнадцатилетний рубеж и только поступил на службу в королевский замок, о должности капитана в те дни он и мечтать не смел. Чершез знатно опешил, когда заметил принца, спящего в обнимку с конем. Ребенок же жутко растерялся, смутился, а потом привычно разозлился и приказал Логану молчать об увиденном.

В тот день отношение Чершеза к Алгоду в корне изменилось. Теперь на многие выходки принца мужчина смотрел иначе, большинство из них он, конечно, по-прежнему не одобрял, но чуял в Алгоде то, чего так недоставало его братьям: твердость характера, стальную волю и полное отсутствие жалости к себе. Качества, необходимые каждому лидеру и правителю. Не увидь Чершез все собственными глазами, ни за что бы не поверил, будто изнеженный сын короля может ночевать в конюшне, еще и в самый разгар зимы, ради того, чтобы жеребенку было легче привыкнуть к новой обстановке, как выразился сам Алгод. Наплевав на колючие морозы, мальчик приходил к Ворону почти всю зиму, пока тот не подрос и не окреп. Он кутал себя и животное в меховую мантию, и они засыпали, прижавшись друг к другу. А вместе с ними ночи в конюшне коротал и Чершез, который никак не мог оставить принца без присмотра. Дав слово Алгоду никому не рассказывать о его вылазках и потому не имея возможности приставить к королевскому наследнику надлежащую охрану, он решил, что сам обеспечит безопасность ребенка.

За время, проведенное вместе, Логан сильно привязался к странному мальчику. С годами эта привязанность лишь крепла. И сейчас, оставляя Алгода в холодной, пахнущей сыростью камере, освещаемой тусклым светом факелов, льющимся из коридора через крошечное зарешеченное окошко в двери, Чершез чувствовал себя паршиво.

– Неужели нельзя было изобразить раскаяние, Годи? – Логан единственный из подданных мог позволить себе обращаться к принцу по имени или использовать его детское прозвище.

– Неужели нельзя просто заткнуться и оставить меня в покое? – привычно огрызнулся парень.

– Твоя несдержанность стоила Ворону жизни, – продолжил напирать капитан. – Этого ты добивался?

– Иди к черту, Чершез, – прошипел Алгод, взглянув на собеседника исподлобья. – Сказано же, проваливай!

Логан покачал головой. Безумный взгляд, полный ненависти, нечеловеческий оскал и растрепанные серые волосы, прикрывающие обнаженную, иссеченную розгами спину, делали Алгода похожим на дикого зверя, угодившего в капкан. Принц страдал, и далеко не физическая боль терзала его. Отчасти капитан понимал, почему король так поступил, но знал он также и то, что убить Ворона было наихудшим из решений, когда-либо принятых Его Величеством. Алгод не простит: ни отца, ни Гранта, ни Одли, ни бедолагу Юэна, который, Чершез был абсолютно уверен в этом, не проживет и пары дней после того, как покинет лазарет.

Младший принц испытывал по-настоящему нежные чувства только к трем существам: Тории, Чершезу и Ворону. Забрать у него кого-то одного – значило нажить смертельного врага. Логан не сомневался в том, что в голове Алгода уже зреет кровавый план мести. Не сразу, но за смерть Ворона поплатится каждый причастный. Принц умел выжидать, когда того требовали обстоятельства, и капитана крайне беспокоил тот факт, что король поддался эмоциям и поступил столь опрометчиво. Получить врага в лице собственного сына. Как же глупо! Но кто Чершез такой, чтобы судить правителя Элхеона.

– Алгод. – Логан присел на корточки рядом с принцем, он выговаривал слова мягко и осторожно, пристально следя за реакцией собеседника, ведь тот впадал в бешенство так же легко, как вспыхивала сухая трава от малейшей искры. – Поступать так было нельзя. Ты уже не впервой теряешь в гневе контроль над собой. Вспомни служанку, которую ты столкнул с лестницы, сломанную руку сына графа Долгмана, упавшего с коня и разбившего себе голову сэра Томаса, который выжил лишь чудом. Я могу перечислять еще очень долго, а между тем все будет становиться только хуже, если ты не научишься мириться с человеческими слабостями. Люди ошибаются, дружище, и не всегда поступают обдуманно. Часто в поступках других нет злого умысла, Годи, они просто недостаточно умны, чтобы просчитать все наперед и обдумать последствия. Ведь и ты сам знатно облажался сегодня. Не так ли?

Алгод поджал губы, но тяжелый и полный укоризны взгляд Чершеза выдержал, не моргнув, хотя от капитана не укрылось, как дернулся кадык принца, когда он сглотнул вставший в горле ком.

– Если бы мать не влезла, я бы не зашел так далеко, – выдал наконец парень, устремляя пустой взор в каменную стену за спиной собеседника. – В следующий раз я буду умнее, Логан. Вот увидишь.

Капитан покачал головой и, точно малыша, потрепал Алгода по макушке. Выдержке и самообладанию парня мог позавидовать любой взрослый. Не знай его Логан так хорошо, легко поверил бы, будто у принца и впрямь нет чувств. Но Чершез догадывался, что, оставшись в одиночестве, Алгод оплачет Ворона и будет рвать на себе волосы в приступе ярости и отчаяния. Однако скорее сдохнет в сточной канаве, чем выкажет хоть намек на слабость в присутствии посторонних, тем более отца и братьев.

У Логана разрывалось сердце, но он был не в силах хоть как-то облегчить страдания Алгода. К тому же мужчина знал то, чего не знал больше никто. Тайну, которую они с принцем раскрыли несколько месяцев назад, причину, по которой тот становился совершенно неуправляемым в присутствии королевы. Теперь капитан не был уверен, что поступил правильно, дав Алгоду клятву сохранить этот секрет. Едва ли Чершезу стоило идти на поводу у подростка, когда дело касалось столь щекотливых и важных вопросов. Но что сделано, то сделано. Логан никогда бы не нарушил данного слова, он бы никогда не предал Алгода. Оставалось лишь корить себя за недальновидность. К сожалению, порой, общаясь с принцем, Чершез забывал, что перед ним всего-навсего шестнадцатилетний ребенок.

– Я еще раз навещу тебя утром и принесу чего-нибудь вкусненького.

Капитан поднялся и направился к двери, зная, что не вытянет из Алгода больше ни слова.

– Нет, – резко возразил принц. – Вода и хлеб. Ты забыл приказ короля?

– Брось, дружище.

– Я сказал, нет! – повысил голос Алгод, злобно зыркнув на Логана. – Сомневаешься, что мне по силам вынести столь нелепое наказание?

– Вовсе нет.

– Тогда ты не нарушишь приказ короля. Теперь ступай. Позволь мне уже побыть в тишине.

– Ты упертый болван, Алгод.

– Зато не слюнтяй, как мои братья.

Принц сменил позу, сев к двери спиной. Капитану ничего не оставалось, кроме как уйти.

Был ли Алгод зол? Нет. Скорее опустошен. Он привык к тому, что все, кому не лень, считали его паршивой овцой, уродившейся в королевском семействе, и давно перестал обращать внимание на косые взгляды придворных. Глупцы. Вот кем они для него являлись. Избалованные вседозволенностью, алчные до власти аристократы и продажные слуги, чья преданность не стоила и гроша. Таким Алгод видел мир и, по сути, был прав.

С тех пор как мальчик научился здраво мыслить, он подмечал и слышал многое. Запоминал, анализировал, делал выводы. Уже в пять Алгод знал наизусть каждый закуток в замке, каждый темный угол, выучил имена слуг и придворных, ведал обо всех их тайнах. Он скучал в компании братьев и обычно, улизнув от мастера Тулвеча, развлекал себя тем, что следил за обитателями замка, в надежде выведать их самые потаенные секреты. Поначалу малышу Алгоду просто нравилось рисковать. Страх, что его могут поймать, когда он, к примеру, прятался в комнатах, предоставленных какому-нибудь знатному приезжему лорду, будоражил кровь. Но со временем игра в прятки переросла в нечто большее.

К своим шестнадцати годам Алгод ведал такое количество тайн, что и не счесть, и был окончательно и бесповоротно разочарован в людях. Во всех, кроме Тории и Чершеза, конечно. Логан другой. Он честный, он преданный. Логан – друг. Единственный его друг на всем белом свете.

В замке лгали и плели интриги абсолютно все – от ничтожных поварят до графов и… королевы. За мать было обиднее всего, это ранило. Когда-то. Но теперь отпустило. Ненависть и презрение схлынули, осталось разочарование. Хорошее чувство, по мнению Алгода, оно не дает расслабиться и потерять бдительность. Именно поэтому принц стал таким. Щедрых, добродетельных и понимающих всегда используют, предают, подставляют. Жестоких и безжалостных подобная участь постигает куда реже. Кто-то должен оберегать семью Ансоут от заговорщиков и мерзких людишек, желающих нажиться на милосердии его отца и братьев, даже если сами они не ведают, что им нужна помощь и защита.

Алгод пытался говорить с отцом, убедить быть жестче, наказывать провинившихся суровее, но король оказался слеп в своей любви к подданным. Эйрогас видел в них заблудшие души, которые он, как человек благословленный Богами, должен вести к свету, проявляя терпение и понимание.

Бред сумасшедшего! Эти прогнившие души уже не спасти. Загробный мир – сказки для детишек и повернутых верующих и едва ли существует на самом деле. Зато лорды, нанятые ими убийцы и подкупленные слуги вполне себе реальны, как и кинжал, который они в любой момент могут всадить монарху под ребра, или яд, подсыпанный в кубок с вином.

Отец говорил Алгоду, что люди замышляли против королей во все времена, и на то не стоит обращать внимания, это неотъемлемая часть жизни тех, кому принадлежит власть. Алгод был не согласен, но спорить устал и просто решил поступать по-своему.

Сегодня сглупил, но урок усвоил: прежде чем драться за то, во что веришь, убедись сперва, что те, кто тебе дорог, в безопасности. Привязанности – слабость. Надо впредь избегать нежных чувств к кому бы то ни было. Один раз Алгоду удалось сохранить лицо и скрыть боль, второго раза допустить попросту нельзя. Корить себя за смерть Ворона он будет еще очень и очень долго, но такова жизнь. На ошибках учатся, а Алгод любил учиться.

Принц утер непрошеные слезы и тряхнул головой. Хрен им, а не раскаяние. Только не после гибели Ворона. Если отец стремился таким образом призвать его к смирению, то серьезно облажался.

Алгод поежился. От каменных стен и пола веяло холодом, а ему даже рубаху надеть не позволили, приволокли сюда в одних штанах, еще и обувь забрали. Так было положено. Принцу и без того сделали пару поблажек, на большее хваленого милосердия отца не хватило. Отчего-то в последнее время оно распространялось на всех, кроме младшего сына. Алгод не без оснований предполагал, что причиной тому стала королева.

Накинув на плечи тонкое одеяло, Алгод невольно вздрогнул, когда ткань коснулась спины, сплошь покрытой черно-фиолетовыми кровоподтеками. Тулвеч умел пороть так, чтобы не рвать кожу, но синяки будут сходить еще очень и очень долго, а движения причинять боль. Старый сукин сын! Принц его не выносил. Впрочем, как и всех жрецов, следующих путем, указанным в Нерушимом Писании. Гребаные фанатики – вот они кто. Чокнутые психи, якобы отказавшиеся от титулов, земель, плотских утех и возможности обрести драконий облик, чтобы служить Богам, почитая их в смирении и закаляя волю свою и веру лишениями.

Лишениями, как же! Алгод усмехнулся. Ему доводилось посещать Афекхад вместе с отцом. Он видел «скромные» жилища Гласа Времени и его Столпов, видел резиденции Проповедников, руководящих Младшими Храмами в других городах. Лишениями там и не пахло, зато развратом и роскошью – пожалуйста!

Мастер Тулвеч, один из жрецов Времени из Храма Афх, которого Савсетур лично послал к королю, чтобы обучать и воспитывать тройняшек, не был исключением. Алгод столько раз заставал его с девками, что уже и не счесть. Вот тебе и обет целомудрия.

К черту все! Надо поспать, чтобы восстановить силы и не думать о всякой ерунде. Алгод попытался поудобнее улечься на тюфяке, но поудобнее не получилось. Спина болела в любой позе. Тогда он просто свернулся калачиком, так было теплее, и постарался не шевелиться лишний раз.

Сон долго не шел. Все явственней ощущался голод. Пара кусков не самого свежего хлеба и кружка воды, которые вечером принес стражник, ничуть его не уняли.

– Порядок, Алгод, – прошептал сам себе. – Ты с этим справишься. Ерунда.

Принц все-таки задремал, когда засов на двери камеры заскрежетал. Створка распахнулась, и в проеме возник мужской силуэт с факелом в руках. Алгод среагировал мгновенно, наплевав на боль в спине. Он встал в стойку и приготовился сражаться. По его подсчетам была уже глубокая ночь. Только круглый идиот мог полагать, что в такое время кто-то наведается в камеру к заключенному с добрыми намерениями. Но незваный гость не напал, а просто отошел в сторону.

Оказалось, за его спиной скрывалась королева Селия. Женщина нахмурилась, увидев готового защищаться сына. Она не была наивна. Пожелай Алгод прикончить ее сопровождающего – он это сделает и голыми руками, а следом, возможно, свернет шею матери, если сочтет необходимым. Мальчишка с малолетства сражался так, что в последние пару лет даже непобедимый Чершез не раз ему проигрывал. Остановить его в бою мог разве что кинжал, вонзенный в сердце. Не единожды Селия вопрошала Богов: почему? Почему именно Алгоду досталась такая сила? Почему не безобидному Фридэссу или сдержанному Пейвраду?

– Оставьте нас, – приказала королева стражу, давая понять сыну, что ему ничего не грозит.

Стражник закрепил факел в специальном кольце у двери, поклонился и вышел, напоследок бросив на заключенного недоверчивый взгляд.

Алгод расслабился и прислонился плечом к стене, сложив руки на груди и старательно игнорируя холод и боль.

Селия старалась всем своим видом демонстрировать невозмутимость, но нутро ее сжималось от страха. Они с Эйрогасом меж собой часто называли Алгода взбалмошным мальчишкой, но сейчас у нее язык бы не повернулся повторить подобное. Сын был ростом едва ли не с отца, под кожей бугрились тренированные мышцы, и королева подозревала, что когда Алгод окончательно заматереет, он не уступит в габаритах Логану. Парень выглядел старше братьев, хотя те не сильно от него отставали. И дело было скорее не в росте и развитости мускулатуры, а во взгляде и выражении лица. Так смотрели свирепые воины, повидавшие множество жестоких сражений, так смотрели уставшие от жизни старцы, так смотрели умудренные опытом короли и служители Храмов на подданных.

Так смотрел ее сын, разочаровавшийся в матери.

– Пришли злорадствовать, матушка? – ухмыльнулся Алгод.

– Я пришла убедиться, что с тобой все хорошо.

Селию задел его грубый тон, ранил любящее материнское сердце. По крайней мере, она старательно себя в этом убеждала: в том, что любит Алгода так же, как Пейврада, Фридэсса и Торию.

– Что со мной станется? Вы зря утруждались походом в подземелья. Можете быть спокойны, матушка, и вернуться в свои покои.

Алгод ощущал, как замерзает все сильнее. Босые ступни сделались ледяными, по обнаженной спине бегали мурашки, но гордость не позволяла взять одеяло и укутаться в него. Наверняка он заработает себе простуду, сидя в этой сырой клетушке.

– Спокойна? – Брови королевы взметнулись в изумлении. – Спокойна, Алгод? «Предать доверие легче легкого, утратить уважение еще проще», – повторила она его слова, копируя манеру говорить слегка нараспев. – «Ну хоть вы-то согласны со мной, матушка?»

Алгод громко рассмеялся, запрокинув голову.

– Так я и думал. Вас привела сюда забота о собственной шкуре, а не о моей. Признайтесь, это вы нашептали отцу, что ему следует быть строже со мной? Хотя, – принц сделал неопределенный жест рукой, – можете не отвечать. Все очевидно.

Парень оттолкнулся от стены и повел плечами, пытаясь избавиться от напряжения в онемевших от холода мышцах. Неспешно лег на тюфяк, вытянулся во весь рост, положив руки под голову и чувствуя, что зубы вот-вот начнут стучать друг о друга, вторя зарождающейся в теле дрожи.

– Как мог ты допустить подобные мысли?! – воскликнула королева, но Алгод не верил ее возмущению. – Наоборот, я уговорила Эйрогаса смягчить твое наказание. Убедила не убивать Ворона. Твой конь жив.

– Рад слышать, – безразлично отозвался принц, глядя в потолок. – Премного благодарен вам за заботу, Ваше Величество. – Он прикрыл глаза, боясь, что в них Селия может прочесть его настоящие эмоции. – А теперь я снова попрошу вас оставить меня. Был трудный день. Хотелось бы немного поспать.

Алгод знал, чего она добивается, и играть в ее игры не собирался. Селия намеренно убедила Эйрогаса ужесточить наказание, а потом прикинулась чуткой, любящей матерью и вступилась за сына. Она не впервой за последние месяцы пыталась это провернуть. Королева из кожи вон лезла, чтобы подольститься к Алгоду, когда поняла, что угрозы не действуют. Ну не идиотка ли?

– Алгод…

– И не начинайте, матушка. Я дал вам слово, что никто ни о чем не узнает, и сдержу его. Даже если меня блевать тянет от одной мысли, что я вынужден скрывать от семьи ваш блуд.

– Но сегодня…

– Вы спровоцировали меня, – отрезал принц и потер начавшие слезиться от усталости глаза. – Не стоило вам влезать в наш с отцом разговор.

– Что бы ты там обо мне ни думал, Алгод, в первую очередь я твоя мать. – Королева подошла ближе и склонилась над ним, глядя сверху вниз. – И моя первоочередная задача: воспитать детей достойными наследниками! Поэтому я высказалась.

Желтые глаза ее ярко светились в полумраке комнаты, на лбу, щеках и шее блеснули серебристые чешуйки. В королеве проснулся злой дракон. Как страшно. Алгод презрительно фыркнул в ответ. Даже с больной спиной он придушит ее быстрей, чем она обратится. К тому же мать разнесет доброю половину подземелья, если станет драконицей прямо здесь, а следом обрушится и часть замка. К счастью, Селия все это осознавала, а значит, ее жизни сегодня ничего не угрожало. Женщина стиснула кулаки в беспомощной ярости, впиваясь в ладони только что стремительно отросшими когтями.

– Едва ли своим личным примером вы можете научить нас чему-то достойному, матушка.

Алгод хоть не желал продолжать этот бессмысленный разговор, но был рад, что она на мгновение потеряла контроль. Драконий жар, теперь исходящий от Селии, приятно согревал озябшее тело.

– Родной. – Тон ее голоса сделался мягким и обволакивающим; королева решила сменить тактику и опустилась на колени рядом с сыном. – Я ведь уже столько раз все объяснила. Между мной и виконтом Равшландом ничего не было.

– Ложь. Он целовал вас, – заскрежетал зубами Алгод, приподнимаясь на локтях. – Я видел это собственными глазами. Видел. И вы не оттолкнули его, не позвали стражу. Вы отвечали на его поцелуй.

– Я не отрицаю, что поцелуи были, но дальше них дело никогда не заходило. Клянусь, Алгод. Сколько раз я еще должна объяснить? – В ее глазах блеснули слезы; принца ничуть не тронуло это показное отчаяние. – Ты же знаешь, наш с Эйрогасом брак был заключен по договору между нашими семьями. Но он полюбил меня по-настоящему, и потому я никогда не жалела, что судьба распорядилась именно так. Твой отец – невероятный человек, Алгод, но сердцу ведь не прикажешь. Ты еще юн, но однажды поймешь, что в жизни все куда сложнее, чем кажется на первый взгляд. Чарльза Равшланда я встретила, еще будучи маленькой девочкой, между нами завязалась крепкая дружба, позже переросшая во взаимную любовь.

– Я слышал эту историю сотню раз за последние месяцы. У меня нет проблем с памятью, матушка, – грубо прервал ее излияния принц.

– Ты слышал, но понять не желаешь! – Селия обхватила лицо Алгода горячими ладонями. – Долго еще собираешься мучить меня своим презрением? Я же сделала все, как ты просил. Велела Чарльзу покинуть столицу и больше никогда не возвращаться. Даже письма писать ему я не смею. Я не делила с ним постель. Никогда. Твой отец был и останется единственным мужчиной в моей жизни.

– Даже если бы я поверил, что вы не отдавались виконту, неужто думаете, будто позволив чужому мужчине целовать и обнимать себя, вы не совершили измены?! – Алгод резко сел, убирая ее руки от своего лица.

– Я до сих пор люблю его, Алгод! Как же ты не можешь понять?! – всхлипнула Селия, кладя ладони на бедра и стискивая ткань платья. – Я столько лет играю роль примерной супруги и матери, забочусь о твоем отце и поддерживаю его во всем! Неужели я не заслужила хоть крупицу счастья?!

– А мы с братьями и сестрой вам счастья, значит, не приносим? – тихо спросил принц, глядя на нее так, будто перед ним сидело самое ничтожное в мире существо.

– Алгод, дети это совершенно иное.

Она вновь попыталась дотронуться до него, но парень резко оттолкнул ее руку и слегка подался вперед.

– Больше никогда я не желаю возвращаться к этому разговору. Не желаю слышать ваших жалких оправданий, ведь не верю ни единому слову. Я никому не выдам вашу тайну, но не из уважения к вам и вашим чувствам. Я всего-навсего не хочу ранить отца, братьев и сестру, которые боготворят вас и любят до глубины души. Не хочу навлечь несмываемый позор на нашу семью. Но вы знаете, матушка, что будет, если виконт Равшланд еще хоть раз попадется мне на глаза. Поверьте, переломами и выбитыми зубами он больше не отделается. – Алгод снова лег и закрыл глаза. – А теперь уходите и впредь не смейте тревожить меня понапрасну.

Селия тяжело вздохнула и поднялась с колен.

– Доброй ночи, Алгод.

Она постучала в дверь, чтобы охранник ее выпустил, и покинула камеру, так и не дождавшись ответа и не добившись желаемого.

Королева шла по длинным коридорам подземелий, освещенным факелами, следом за стражником и мысленно проклинала всех Богов. Как могли они допустить, чтобы в утробе ее выросло такое бесчувственное чудовище? Как могли так обойтись с ней после всех тех жертв, что она принесла во благо Элхеона и короля Ансоута? Как могли отнять у нее любимого? Никогда она не причиняла вреда людям, не замышляла зла, безропотно покорилась судьбе и делала все, чего от нее требовал долг. Так почему же вместо благодарности Боги послали ей Алгода?

Сына было ничем не пронять: ни слезами, ни угрозами, ни мольбами. Он видел ее насквозь и не верил ни единому слову. Много лет они с Чарльзом успешно скрывали свою связь от его супруги и Эйрогаса, и вдруг все полетело псу под хвост из-за не в меру наблюдательного мальчишки. Алгод, видите ли, заметил, что каждый раз, когда Чарльз гостил в замке, Селия меняла прическу. Эйрогас не любил, когда жена распускала волосы, хотя сейчас в моде были прически именно со свободно струящимися локонами, в которые вплетались различные украшения. Королева, будучи «примерной» женой, потакала прихотям мужа, но во время визитов виконта Равшланда непременно игнорировала предпочтения короля. Селия в самых страшных мыслях не могла вообразить, что хоть кто-то обратит на это внимание и свяжет воедино.

Но Алгод обратил и связал.

Принц проследил за матерью и, подтвердив свои догадки, едва не убил Чарльза. Если бы не капитан Чершез, по счастливой случайности решивший той ночью лично обойти территорию замка из-за бессонницы и заглянуть в сад, все закончилось бы катастрофой. Впрочем, для Селии все и так закончилось катастрофой, но хотя бы Чарльз остался жив. Теперь и сын, и Логан считали ее потаскухой. Она наивно полагала, будто сможет убедить Алгода, что ее связь с виконтом Равшландом была чисто платонической, и продолжала настаивать на этом до последнего. Но скорее все континенты сгорят в геенне огненной, чем принц купится на подобную чушь.

Селия надеялась, что, возможно, спася Ворона, заслужит малую толику благосклонности Алгода, но снова ошиблась.

Засыпая этой ночью, королева утешала себя лишь тем, что ей хотя бы удалось отогреть упертого парня, иначе он непременно подхватил бы простуду. Селия усмехнулась. Как докатилась она до того, что ради заботы о собственном сыне ей приходится идти на такие ухищрения? Ведь не поверь он, будто она призвала драконью силу случайно, ни за что бы не позволил к себе приблизиться.

Ей было невдомек, что Алгод в этот самый момент, прокручивая в голове их разговор, раскусил уловку королевы, но не испытал чувства благодарности, а только пожурил себя за невнимательность. Принц не нуждался в заботе Селии, не нуждался в ее подачках. Для него светлый образ любимой матери рассыпался прахом в том саду и потонул в крови, которой захлебывался виконт Равшланд. В сердце Алгода более не было для нее места.

Глава 3. Сокровище герцога

– А-а-а-а-а, – широко улыбаясь и расставив руки, закричала Рэ́нла.

Девушка запрокинула голову, наслаждаясь солнцем и прохладным ветром. Несколько смоляных прядей выбилось из тугого узла на затылке, щекоча шею.

– Рэн, мать твою, перестань вопить и держись крепче! Иначе клянусь, этот полет точно станет твоим последним! – бросив через плечо строгий взгляд на беспечную всадницу, рявкнул антрацитовый дракон, на спине которого сидела Рэнла.

Дари́з, ее старший брат, прошел Тропу Избранных и получил возможность обращаться в зверя чуть больше двух лет назад, и с тех пор они летали почти каждый день. Парень просто не мог отказать любимой сестре. Девушка обожала драконов. В мире едва ли сыскался бы еще один человек, столь яро чтящий Богов-Отражений и Время. Рэнла спала и видела, как и сама пройдет Тропу Избранных, узрит великих драконов и получит благословение. Но пока ей было всего шестнадцать, а Нерушимое Писание гласило, что попытать удачу на Тропе человек может лишь по достижении восемнадцати лет.

Дариз и Рэнла были детьми Ройя и Арле́тты Лотт. Рой Лотт – герцог Ро́класд – приходился родным братом королю Пагрэ́и Ка́стеру Ло́тту. К несчастью, три года назад Роя отравили, и после его смерти титул герцога перешел к Даризу. Поначалу юный Дариз с трудом справлялся с управлением огромными владениями Рокласдов, но со временем освоился, не без помощи вдовствующей герцогини Арлетты, конечно, и верного управляющего Зара́ма Дхагу́ра.

Бремя ответственности и по сей день нещадно давило на Дариза, но, благодаря поддержке семьи, он больше не ощущал беспомощность, а в такие моменты, как этот, и вовсе мог позволить себе побыть беспечным. Рэнла всегда умела встряхнуть брата и отвлечь от забот. Знала, когда нужно просто молча посидеть рядом и выслушать, а когда проявить настойчивость и вытащить за стены фамильного замка, чтобы тот проветрил голову и насладился свободой.

За Дариза Рэн была готова умереть, не колеблясь, и знала: он сделает то же самое ради нее. Однако это не мешало ей время от времени доставать брата и выводить его из себя. Рэн опасалась, как бы этот зануда раньше времени не превратился в старого ворчливого деда, погрязшего в делах, если его как следует не тормошить. К тому же мать поддерживала дочь в ее проказах. Арлетта хотела, чтобы, несмотря ни на что, Дариз имел возможность время от времени побыть обычным парнем. Друзьям редко удавалось вытащить куда-то молодого герцога, зато сестре он отказать никогда не мог, чем та беззастенчиво пользовалась.

Вот и сегодня ураганом ворвалась в его покои и растолкала с утра пораньше, потому что решила, будто им непременно нужно узреть восход солнца с высоты драконьего полета. Дариз, конечно, поворчал для вида, но в итоге все равно побрел на специально оборудованную для его обращений просторную площадку у восточной стены замка, перекинулся драконом и отправился встречать с сестрой рассвет.

«Да хранят Боги того бедолагу, которому она достанется в жены», – думал Дариз, пока Рэн, заливисто смеясь, наслаждалась полетом.

– Ну разве не чудесно, Дар? Ради этого точно стоило встать затемно, – крикнула девушка, хватаясь за костяные шипы на спине дракона, когда тот накренился влево для разворота.

– Просто восторг, Рэн, – пробубнил огромный ящер себе под нос. – Просто восторг.

На самом деле Дариз был доволен утренней прогулкой, но признайся он в этом Рэнле, и она заставит его летать на рассвете каждый божий день. А герцог, в отличие от неугомонной сестры, не жаловал столь ранние подъемы, потому что частенько засиживался допоздна за бумагами вместе с управляющим. Временами он искренне завидовал Рэн и ее неуемной энергии. Казалось, девушка не знает слова «усталость».

Рэнла успевала все и подходила к любому делу с ответственностью, несвойственной большинству шестнадцатилетних подростков. Она ежедневно занималась с гувернанткой, потом бежала к придворному лекарю Гу́ставу Хе́йли, который обучал ее премудростям врачевания, а после спешила на тренировочное поле, где упражнялась в боевых искусствах под руководством сэра Ма́ркуса Нэ́ша. Последний был старым, опытным воином, перешагнувшим недавно двухсотлетний рубеж, носил длинную седую бороду, а на голове его поблескивала лысина. Маркус теперь очень редко оборачивался драконом, но был по-прежнему ловок и силен. Дариз и Рэн знали его с детства. Когда-то сэр Нэш возглавлял личную охрану их дяди, короля Кастера Лотта, но несколько лет назад отошел от дел из-за возраста. Когда отравили отца, Дариз предложил Маркусу поселиться в замке Рокласдов, чтобы тренировать Рэн. Юный герцог знал: благородным леди не пристало махать мечом и драться наравне с мужчинами, но он не желал потерять еще и сестру, потому решил, что она должна уметь постоять за себя. И плевать на правила. Рэнла его затею поддержала со свойственным ей энтузиазмом, как и матушка.

Брат с сестрой полетали еще около часа, любуясь потрясающими видами просыпающейся Пагрэи. Единственное в Скрытом мире королевство-континент – центр мировой торговли – Пагрэя была прекрасна в своем обилии пышных бескрайних лесов, перемежающихся с густонаселенными городами, уютными деревушками, полями и лентами дорог. Омываемое тремя морями и находящееся в непосредственной близости от не менее развитого Элхеона, попасть в который можно было, всего-навсего переплыв Иблуаргский пролив, королевство процветало, а население его стремительно множилось.

Земли Рокласдов раскинулись в самом сердце Пагрэи, вдоль полноводной судоходной реки Асфо́д. Каждая купеческая гильдия, каждый мелкий торговец знал герцога Рокласда и каждый стремился засвидетельствовать ему и его семье свое почтение, ведь именно от благосклонности Дариза Лотта зависело то, сколь безопасным и легким будет путь торговых кораблей гильдий, проходящих по устью Асфода. Речные пираты не дремали и год за годом продолжали грабить суда, до отказа набитые всевозможными товарами из Исушды и Унхалсада и идущие из порта Туодана вглубь континента. Поговаривали даже, что хозяйничали пираты в водах Асфода именно с одобрения герцога, которому такой беспредел определенно на руку: за защиту от нападений и сохранность ценных грузов торговцы готовы были мать родную продать, не то что заплатить местным властям за безопасное путешествие.

Дариз, естественно, с пиратами не якшался, но и не ссорился понапрасну. Обе стороны понимали, что открытая конфронтация добра никому не принесет, и потому заключили ряд негласных договоренностей, выгодных всем, кроме гильдий торговцев, разумеется.

Герцог купцов вообще недолюбливал, да вот только взимаемые с них пошлины знатно пополняли казну и личные счета самого Дариза, потому он старался относиться к ним с должным уважением и проявлять терпение настолько, насколько это было вообще возможно при общении со столь скользкими, алчными и двуличными людишками, которые в своей корысти переплевывали даже пиратов. Хотя время от времени с подачи герцога Рокласда кто-нибудь все же лишался торговой лицензии, порой просто чтобы напомнить простому люду, кто здесь хозяин.

Так что врагов у Дариза было немало, как, впрочем, и тех, кто отчаянно пытался набиться к нему в друзья, а уж сколько наведывалось претендентов на руку Рэнлы и не счесть. Но никто из потенциальных женихов не устраивал ни Дариза, ни Рэн, ни их мать. Герцог желал сестре счастья и считал, что она слишком юна для брака. К тому же он сам еще не обзавелся женой и наследниками. Этот факт очень тревожил вдовствующую герцогиню, но еще больше самого Дариза. Однако с невестами не складывалось. Все они чем-нибудь да не подходили герцогу.

Тогда-то его дяде и пришла в голову идея сосватать за племянника дочь короля Элхеона принцессу Торию Ансоут. Мол, она хоть и не слишком красива, если верить слухам, зато умна, правда пока очень мала, но время летит быстро. Даризу всего двадцать с половиной, когда Тории исполнится восемнадцать и она пройдет Тропу Избранных, ему будет всего двадцать шесть. Для благословенного Богами возраст просто смешной, тем более дракон герцогу достался чертовски сильный. Дариз, просчитав все выгоды от подобного брака, решил, что идея отличная, и дал добро дяде на переговоры с Эйрогасом Ансоутом. Свою любовь он сможет найти и позже, а вот выгодные партии в виде принцесс с Благословенных земель на дороге не валяются.

Король Кастер Лотт тогда просиял от счастья. Боги даровали им с женой Мойной двух дочерей: Хлою и Лорну, но сыновьями не наградили. Мойна была слаба здоровьем, и король Пагрэи считал, что причина именно в этом: королева оказалась попросту неспособна выносить сильного наследника. Зато племянник Дариз стал гордостью правителя Пагрэи. На дерзкого, молодого герцога Кастер возлагал большие надежды, и пока тот их полностью оправдывал. Согласившись на брак с Торией Ансоут, Дариз в очередной раз доказал свою преданность Пагрэе и королю лично.

Радовало Кастера и то, что у Эйрогаса, помимо дочери, имелось еще три сына. Возможно, одному из них придется по душе принцесса Пагрэи – Лорна, которая была всего на два года младше принцев. А вот свою старшую, семнадцатилетнюю Хлою, Кастер уже отчаялся выдать замуж. Эту склочную девицу проще было отправить в монастырь на остров Молчания.

Конечно, оставалась еще Рэнла, но на нее король пока строить планы не решался. Дариз слишком рьяно оберегал сестру. «Она – мое главное сокровище, дядя, – говорил не единожды герцог Рокласд. – Я не позволю ей стать разменной монетой в ваших политических играх. По крайней мере, до тех пор, пока она сама не осознает всю важность своего положения и безграничные возможности, что открывает перед ней ее родословная». Кастер не спорил: слишком дорожил благосклонностью племянника, к тому же его пока более чем устраивал будущий брак Дариза и Тории. Окрыленный перспективами, которые сулил этот союз, король на время отринул мысли о замужестве Рэн. Успеется. Рэнла не Хлоя или Лорна, которые хоть и были красавицами, но умом и сообразительностью не блистали. Капризные и донельзя избалованные матерью, принцессы стали для Кастера настоящим разочарованием. Их не волновало ничего, кроме нарядов, танцев и флирта с напыщенными и не менее пустоголовыми сынками местных лордов. Кастер не раз укорял жену за отсутствие у дочерей умения выживать при дворе, плетя, как и подобает любому знатному аристократу, интриги и манипулируя людьми, в особенности мужчинами. Хотя что с королевы взять? Мойна была украшением при муже, не более. Даже Тропу Избранных она пройти не осилила. Если бы ее отец не занимал должность первого советника достопочтенного шаре́ха Исушды Кхеео́на Игманла́да, сильнейшего и старейшего дракона Огненных земель, Кастер и не посмотрел бы в сторону Мойны.

Дариз, в свою очередь, хоть и был молод, дядю видел насквозь и в общении с ним всегда проявлял осторожность, что, впрочем, не мешало ему любить Кастера как родного отца. Пусть король Пагрэи и слыл человеком суровым и безжалостным, по отношению к семье погибшего брата он проявлял чуткость, тактичность и искреннюю заботу. Ко всему прочему герцог Рокласд приумножал свое состояние и обрастал полезными связями так быстро, что едва ли король Лотт когда-либо решится открыто конфликтовать с племянником и пренебрегать его мнением и уж точно не после того, как Дариз заключит договор с Эйрогасом Ансоутом о браке с принцессой Торией.

Приземляясь на большую, вымощенную каменной плиткой площадку, Дариз заметил внизу изящную фигурку матери. Арлетта Лотт ждала сына с дочерью уже около получаса. Не найдя этих двоих в замке, она без труда догадалась, где они могли быть. Вдовствующая герцогиня широко улыбнулась, когда огромный антрацитовый дракон опустился на землю, взметнув вокруг себя облака пыли. Женщина прикрыла глаза ладонью, дожидаясь пока она уляжется. Ее примеру последовали стражники, стоящие на некотором отдалении, и камердинер Дариза Эвен, невысокий полноватый мужчина с забавно трясущимися при ходьбе и смехе пухлыми щеками и вечно торчащими во все стороны жесткими короткими волосами темного-русого цвета. Для всех обитателей замка по сей день оставалось загадкой, почему герцог взял в камердинеры именно этого несуразного человека.

Привычно дождавшись пока леди Рэн, одетая в кожаные штаны и белую свободную рубаху, спрыгнет с дракона, Эвен, пыхтя и потея от пагрэйской жары, поспешил к своему господину с подготовленным заранее халатом. Арлетта и Рэнла отвернулись, когда тело дракона окутал белесый туман. Постепенно силуэт зверя смазался и начал уменьшаться в размерах, а вскоре на месте ящера уже стоял обнаженный молодой мужчина с длинными черными волосами того же оттенка, что у сестры и матери. Дариз накинул принесенный Эвеном халат из плотного темно-синего шелка и подпоясался.

– Доброе утро, мама, – тепло улыбнулся герцог.

– Доброе утро, мои ненаглядные.

Раскинув руки, Арлетта устремилась к детям. Крепко обняла и поцеловала в щеку сначала Дариза, потом Рэнлу, ни на миг не переставая восторгаться неземной красотой своих дражайших отпрысков, о которой в Пагрэе и за ее пределами уже слагали легенды. Будь на то воля герцогини, она только бы и делала, что любовалась детьми – смыслом всего ее существования, отрадой и гордостью.

– Не ожидала, что вы решите полетать в такую рань.

Арлетта направилась в сторону замка. Дети, слуги, Эвен и стража последовали за ней.

– Мне не спалось, и я подумала, что встретить рассвет в небесах будет чудесно, – ответила Рэн, шутливо толкая брата плечом. – А Дар с радостью поддержал мою идею.

– Будто у меня был выбор. – Герцог закатил глаза.

Рэнла хихикнула и взяла его под руку, прижимаясь виском к плечу, Дариз ласково потрепал ее по голове. Он не смог бы разозлиться на сестру, даже если бы очень захотел. Никто не смог бы. Рэн покоряла всех и каждого с первого взгляда, не только красотой, но еще умом и открытостью. Девушка легко располагала людей к себе и умело этим пользовалась, если требовалось. Дариз был за нее спокоен и знал: она не склонна к необдуманным действиям. Разве что его изрядно напрягало повышенное внимание к ней мужчин всех возрастов и сословий. Конечно, герцог понимал, рано или поздно появится тот, кому Рэн позволит больше, чем остальным, и это не обязательно будет ее муж. Однако он верил, что и в столь щекотливом вопросе сестра проявит свойственную ей осторожность, не опорочит свое имя и не бросит тень на репутацию семьи.

– Я поговорила с Зарамом. – Арлетта не переставала умиляться детям. – Он сказал, что приготовления к поездке закончены, и мы можем отправляться сразу после завтрака.

– Чудесно! – воскликнула Рэн. – Жду не дождусь, когда увижу Элхеон. А ты, Дар? Ждешь встречи с невестой? Уже предвкушаешь, как между вами пробежит искра?

Герцог рассмеялся.

– Ей всего тринадцать, сестренка. Не думаю, что воспылаю нежными чувствами и ахну от восторга при виде ребенка. Это было бы, по меньшей мере, странно и неуместно. Но вот с ее отцом пообщаюсь с преогромным удовольствием. Я слышал об Эйрогасе Ансоуте много хорошего.

– А мне вот не терпится взглянуть на тройняшек. Никогда не видела ничего подобного, – сказала Арлетта, а потом хитро улыбнулась и подмигнула Даризу. – Кто знает, может, и Рэн пристроим.

Теперь настала очередь девушки смеяться:

– Говорят, что младший принц любит отрывать слугам головы за любую провинность и держит в страхе весь замок, включая венценосных родителей. Пожалуй, присмотрюсь именно к нему. Такой уж точно сможет защитить меня и наших будущих детей от любых врагов.

– Он приблизится к тебе только через мой труп, – мигом посерьезнел Дариз и резко остановился, а вместе с ним и Рэн. – Никаких полоумных принцев с садистскими замашками. – Он взял сестру за плечи и взглянул ей в лицо. – Рэн, я серьезно. Это не шутки. Принц Алгод опасен, об этом судачит весь Скрытый мир. Он неуравновешен, жесток и охоч до женщин. Держись от него подальше во время визита в Элхеон. Ты поняла?

– Какой же ты иногда зануда, герцог Рокласд. – Девушка возвела очи горе. – Правда думаешь, будто это мне стоит опасаться принца, а не наоборот?

Рэнла улыбнулась чувственно и чарующе, но выглядела при том невинно и беззащитно. Она захлопала длинными пушистыми ресницами и слегка прикусила нижнюю губу в притворном смущении, сыгранном столь натурально, что не будь Дариз ее братом, ни на миг не усомнился бы в правдивости ее облика. Даже легкий румянец проступил на щеках девушки.

– Рэн, перестань. Я не сомневаюсь в том, что тебе по силам завладеть вниманием любого мужчины и вертеть им по своему усмотрению. Но поверь, среди них все же есть те, к которым тебе лучше не приближаться, – Дариз веселья сестры не разделял.

Рэнла вздохнула и покачала головой. В своем стремлении защитить ее ото всего на свете брат частенько перегибал палку. Она давно научилась улавливать момент, когда стоило перестать кривляться и успокоить встревоженного герцога.

– Будет тебе, Дар. Я же не безмозглая. – Рэн приподнялась на цыпочки и чмокнула брата в щеку. – Обещаю не сильно обижать принца Алгода.

– Вы совершенно несносны, леди Рэн. – Дариз поцеловал сестру в макушку.

– Ну все, – подала голос Арлетта, все это время молча наблюдавшая за детьми. – Завтрак ждет. К тому же сегодня нам предстоит долгая дорога.

Семейство покинуло тренировочную площадку и вошло в утопающий в цветах роскошный сад, раскинувшийся между «драконьим полем», как его называли слуги, и серой каменной громадой замка с многочисленными башнями, увенчанными остроконечными крышами с позолоченными шпилями. На самой высокой из них реял белоснежный штандарт с гербом герцога Рокласда – черный дракон, раскинув крылья с серповидными когтями на сгибах, обвил своим телом ствол могучего дерева. Сладковатый аромат цветов приятно щекотал ноздри. По ветвям порхали птицы, лаская слух своим пением и поражая оперением самых невообразимых оттенков. Со всех сторон доносилось журчание воды из небольших аккуратных фонтанчиков, установленных в центре почти каждой клумбы. Сад был любимым местом отдыха вдовствующей герцогини, потому она строго следила за его состоянием и частенько сама ухаживала за растениями вместе с садовниками.

Мягкий и теплый климат Пагрэи благоприятствовал этому занятию. Зимы на континенте никогда не были суровы, солнце светило на безоблачном небе почти круглый год, а обильные дожди проливались лишь тогда, когда в том была необходимость. Пагрэя дышала жизнью, пестрела сотнями разновидностей диковинных цветов, одаривала людей щедрыми урожаями всевозможных фруктов и овощей, снабжала первосортной древесиной и неиссякаемым запасам дичи. Возможно, именно потому люди со всех уголков Скрытого мира так стремились поселиться здесь. В Пагрэе было уютно и вольготно и людям, и животным. Недаром в народе говорили, будто Открытые земли находятся под покровительством всех шести Богов-Отражений.

Позже, много лет спустя, взирая на истерзанную неупокоенными Пагрэю, Рэн будет не единожды размышлять: остался бы Скрытый мир прежним, не отправься они с братом в проклятый Элхеон и не повстречай она никогда Алгода Ансоута?

Глава 4. Нечто прекрасное

Рэнла вся извелась в предвкушении. Путь до Одэ́лума – столицы Элхеона – занял много дней, но утомительным не был. Девушка любила путешествовать. Вместе с Даризом она объехала всю Пагрэю, успела побывать в Тихих и Огненных землях, куда брат плавал по делам, но на Благословенные земли еще не наведывалась.

О красоте Одэлума Рэн была наслышана. Ее манили северные просторы и их суровые народы. Она мечтала посетить не только Элхеон, но и далекий Озелейн – холодное королевство, где можно увидеть, если верить путешественникам и картографам, самые высокие и величественные горы во всем Скрытом мире – Мерзлые горы, со склонов которых никогда не сходил снег. Грезила Рэнла и поездкой в Афекхад. Как же мечтала она воочию узреть легендарный Храм Афх! В общем, Благословенные земли и расположенные на нем королевства прельщали сестру герцога и будоражили ее воображение.

Рэн едва не завизжала от восторга, когда их корабль наконец пересек Иблуаргский пролив, и на горизонте замаячил чарующий, гордый Одэлум. Матросы суетились, капитан выкрикивал приказы, а Рэн, не моргая, продолжала глядеть на приближающийся город. Бесспорно, столица Пагрэи – Аглу́рг – была не менее прекрасна, но она являлась скорее символом единения культур всех народов, что явственно читалось в смешении огромного количества архитектурных стилей.

Элхеон же не жаловал переселенцев и не был к ним столь гостеприимен, как Пагрэя, оттого его столица сохранила строгость черт, заложенных в нее предками, и являла собой образец порядка. В городе четко прослеживались широкие прямые улицы, веером расходящиеся от порта у мыса Единства вглубь Одэлума. В северном королевстве растительность не была столь буйной, как в Открытых землях, но некая притягательность в высоченных соснах, елях и могучих дубах, чьи раскидистые ветви прятали под собой аккуратные двухэтажные дома, определенно была. Сочетание темно-зеленой листвы, серо-белых стен и коричневой черепицы радовало глаз. Были меж этих построек и другие, куда более высокие и грандиозные: храмы, административные здания, центральная библиотека, несколько корпусов университета и театр. В них отсутствовали изящные изгибы, замысловатые вензеля на фасадах, панорамные окна и просторные террасы, опутанные цветущим вьюнком, как в солнечной Пагрэе. Зато в избытке имелись массивные колонны с искусно изукрашенными капителями, множество каменных открытых галерей, соединяющих здания между собой и у земли, и на уровнях второго и третьего этажей, а также поражающие воображения горельефы с изображениями Богов и их гигантские статуи, установленные на площадях и в парках, отчего в простонародье столицу Элхеона иногда величали «городом великанов». Если бы какого-нибудь путника попросили описать Одэлум одним словом, то наверняка он бы сказал – грандиозно.

– Ты это видишь, Мышка? – спросила Рэн у трехмесячного щенка волкодава, который поставил лапки на фальшборт и, высунув язык, неустанно вилял хвостом.

Мышку ей подарил Дариз весной на день рождения. Рэнла тогда едва не задушила брата в объятиях. Она давно мечтала о щенке и настолько привязалась к новому питомцу, что пожелала взять малышку с собой в Элхеон. Щенок стойко перенес столь дальнее путешествие и, казалось, восхищался Одэлумом ничуть не меньше хозяйки.

– Ваше Сиятельство, прошу.

К ним подошел слуга и, поклонившись, протянул госпоже поводок, который она ранее велела принести. Мышка была послушной собакой и не отходила от Рэн ни на шаг, но девушка все же решила не рисковать и вести щенка на поводке. Ей бы не хотелось носиться по всему Одэлуму в поисках питомца, если тот вдруг чего-то испугается и сбежит.

Но надо отдать Мышке должное, по прибытии в порт она вела себя идеально, а когда все расселись по каретам и направились в сторону Белого замка, и вовсе задремала у ног хозяйки. Щенок будто и не замечал царящей вокруг суеты, вызванной в Одэлуме визитом таких важных гостей. Рэн казалось, весь Элхеон собрался в порту, чтобы посмотреть на королевскую чету Пагрэи и будущего мужа принцессы Тории, приплывших в сопровождении пышной свиты, включающей в себя, помимо придворных и слуг, немалое количество воинов, больше половины которых были драконами. Конечно, дядя Кастер и раньше посещал северное государство, но никогда прежде не брал с собой дочерей и племянников.

– Нервничаешь перед встречей с королем Элхеона? – поинтересовался Дариз, сидящий рядом с Рэн.

Брат с сестрой и матерью ехали в отдельной карете. Король Лотт, его супруга и дочери – в другой.

– Не особо. Скорее переживаю, что не смогу все рассмотреть как следует.

Герцог улыбнулся. Он и сам был крайне впечатлен столицей северян.

– Дар, – завороженно разглядывая очередную статую, мимо которой они как раз проезжали, снова заговорила Рэн, – пообещай мне кое-что.

– Мне это уже не нравится, – нахмурился Дариз.

– Не веди себя, пожалуйста, как курица-наседка, когда приедем в замок.

– Я никогда себя так не веду.

– Еще как ведешь, – вмешалась Арлетта, тихо рассмеявшись.

– Но там полно незнакомых мужчин. А ты… – герцог запнулся, не подобрав нужных слов.

– Могу разжечь в них возбуждение?

– Рэн! – стушевался Дариз. – Леди не пристало так говорить.

– Не будь занудой, – фыркнула девушка, сложив руки на груди. – Можно подумать, что я до сих пор верю, будто с утра пораньше дамы тихонько выскальзывают из твоих покоев, потому что всю ночь болтали с тобой о прекрасном, а не ублажали.

– Рэнла Лотт-Рокласд, – рыкнул герцог.

Арлетта снова рассмеялась.

– Брось, Дариз. Я уже давно обо всем ей рассказала.

– Мама, и вы туда же!

Осознавать, что сестра уже не малышка, было печально и до жути тревожно. Дариза начинало тошнить от одной мысли, что кто-то ее коснется, станет целовать и увидит обнаженной. Он понимал – это неизбежно. Но ради всех Богов, как же герцогу хотелось отсрочить момент, когда Рэн влюбится и покинет его. Для Дариза не было никого дороже сестры, даже мать он не любил столь горячо, как ее. После смерти отца они стали еще ближе, будто две части одного целого. Без ее поддержки и заботы жизнь станет унылой.

– Эй. – Рэн, как всегда, безошибочно уловила перемену в настроении брата. – Ты всегда будешь главным мужчиной в моей жизни, Дариз. – Она крепко сжала его руку. – Но ты женишься, у тебя родятся дети, а что делать мне? Какова будет моя роль при вас? Однажды тебе придется меня отпустить, и ты это знаешь.

– Я не уверен, что готов, сестренка. До этого дня и не представлял, как пугает меня неизбежная разлука.

– Почему именно сейчас это так тебя встревожило?

– Твои слова о принцах в то утро. Не знаю… Просто вдруг ты и правда влюбишься в одного из них? – Он потер переносицу.

– Если пообещаю в случае чего выбрать самого покладистого из троих, успокоишься? – В глазах Рэн зажглись озорные огоньки.

– Разве что немного. – Дариз привычным жестом притянул сестру к себе и чмокнул в макушку, стараясь не испортить сложную прическу. – Люблю тебя, мелочь.

– И я люблю тебя, зануда.

Арлетта украдкой смахнула слезы, глядя на детей. Как же она хотела, чтобы все это видел их отец. Сердце герцогини до сих пор болезненно сжималось от мыслей о покойном супруге. Разве в жизни могло быть что-то страшней, чем потерять любимого человека, будь то муж, родитель, сестра или брат?

Путь до Белого замка оказался относительно коротким. Обитель королевской семьи Элхеона ничуть не уступала в своем величии столице. Белый замок можно было смело назвать городом внутри города – столь огромным он был. Стоял исполин на возвышенности у самого моря, и окружала его неприступная стена, которая с восточной стороны шла вровень с отвесной скалой. Простолюдины даже верили, будто со смотровой площадки на самой высокой из башен можно увидеть Земли Богов. Откуда им знать, что с того места удавалось любоваться лишь бескрайними морскими просторами?

Рэнла ощутила благоговейный трепет, когда они проезжали сквозь ворота, над которыми красовался картуш с гербом Ансоутов – серым драконом в морских пенящихся волнах. Кареты остановились на просторной, вымощенной гладким камнем площадке перед еще одними воротами, уже куда меньшего размера, ведущими во внутренний двор замка. Вокруг высилось множество строений, суетились слуги, лязгали доспехами стражники, фыркали кони. Рэн, привыкшая к буйству зелени в замке Рокласд, чувствовала себя немного неуютно в этом каменном кольце. К тому же тут было куда прохладней, чем в Пагрэе. Конечно, зная, что даже летом погода в Элхеоне нежаркая, девушка оделась соответственно, но ветер все равно доставлял неудобства и забирался под плащ.

Крепко держа поводок Мышки, Рэнла не вникала в приветственные речи управляющего замком, вышедшего встречать их в сопровождении толпы разодетых слуг. Девушку куда больше интересовали непривычные виды, так хотелось побродить здесь, разглядеть все получше. Но вместо этого приходилось с вежливой улыбкой слушать Гранта Ма́рлоу, заливающегося соловьем перед достопочтенными господами.

– Интересно, северяне всех гостей сначала как следует морозят у дверей и лишь потом пускают внутрь? – шепотом поинтересовался Дариз, слегка наклонившись к сестре. – Или только мы удостоились чести околеть на этом проклятущем ветру?

Рэн с трудом сдержала смешок.

– Привыкайте, герцог Рокласд, скоро вам придется часто тут бывать. Уверена, ваша будущая супруга непременно будет настаивать на регулярных визитах к родственникам.

– В таком случае надеюсь, что твоим мужем будет какой-нибудь дворянин из Исушды, чтобы ты там изнывала от зноя.

– Еще получасом ранее ты вообще не желал выдавать меня замуж.

– Тш-ш-ш, – шикнула на них Арлетта.

Брат с сестрой приосанились и сделали вид, что крайне заинтересованы словами Гранта, но взгляды их лучились весельем.

Алгод не чувствовал ничего, кроме раздражения, стоя с родителями, братьями и сестрой в тронном зале и ожидая прибытия гостей из Пагрэи.

Помещение было до отказа забито дворянами, по периметру выстроились стражи, которые, принц был уверен, изнывали от духоты в доспехах и шлемах. Сегодня сюда набилось слишком много народа, и воздух сделался спертым.

Последнее, чего хотел Алгод – это торчать здесь и наблюдать, как мать с отцом целуют в зад сраного герцога, который намеревался просить руки Тории. Принц был зол на родителей и не одобрял их выбора, о чем не преминул уведомить короля и королеву, в очередной раз едва не нарвавшись на экзекуцию. А ведь он совсем недавно отбыл предыдущее наказание на конюшне. Не хватало еще свой день рождения, который наступит уже через неделю, встретить в подземельях или по колено в навозе рядом с без конца болтающим идиотом Одли, который, к слову, остался цел и невредим только благодаря тому, что Ворон выжил.

Юэну повезло меньше. На парня напали разбойники, когда он покидал замок сразу после выхода из лазарета. Бедняге раскроили дубиной череп.

«Какая страшная потеря. Какая жуткая смерть», – подумал с иронией Алгод и довольно усмехнулся, вспоминая, как мозги Юэна разлетелись по дороге. Нанятые им ребята потрудились на славу, и принц испытал удовлетворение, наблюдая издали за вопящим от страха конюхом, осознавшим, что его конец близок. Когда тело Юэна обнаружили, абсолютно все в замки сочли, что это дело рук Алгода, но доказать никто ничего не смог. Парень давно успел обзавестись «друзьями», которые умели сделать все чисто и держали языки за зубами. Эйрогас рвал и метал, а младший принц лишь безразлично пожимал плечами. Безусловно, труп можно было бы и спрятать. Но, в отличие от обезображенного тела, исчезновение Юэна не навеяло бы на обитателей замка столько ужаса.

– Они идут от порта пешком? – процедил Алгод сквозь зубы, одергивая расшитый золотом бежевый укороченный камзол, выгодно подчеркивающий мощную фигуру принца.

– Наберись терпения, – ответил стоящий рядом Фридэсс в аналогичном одеянии.

– Терпение и Алгод? Ну ты и шутник, Фрид, – усмехнулся Пейврад, которому достался такой же камзол.

Селия всегда настаивала, чтобы на официальные мероприятия принцы одевались одинаково, отчего злились все трое.

– Мы скоро от духоты сдохнем, – не унимался Алгод.

Тут Пейврад и Фридэсс с братом были солидарны, потому промолчали.

Алгод слегка наклонился вперед и посмотрел направо, на Торию. Бледная и напуганная, она стояла, словно высеченная из мрамора статуя, рядом с родителями и выглядела от волнения еще неказистей, чем обычно. Теперь принц корил себя за то, что провел эту ночь и утро в компании пышногрудой служанки, а не подле сестры, оказывая ей поддержку и утешая. Ведь Тория не раз говорила Алгоду, как ей страшно. Да и кто бы не паниковал на ее месте? Мнения тринадцатилетней принцессы отец не спросил, когда решил отдать единственную дочь в лапы какому-то там герцогу из дальних краев. Видите ли, он племянник короля Пагрэи, а еще сказочно богат, влиятелен и хорош собой. Будто это оправдывает то, что Эйрогас продает Торию точно породистую кобылу.

Наконец двери тронного зала распахнулись. Мгновенно повисла тишина, и герольд объявил:

– Его Величество, король Пагрэи и Открытых земель Кастер Лотт. Ее Величество, королева Пагрэи и Открытых земель Мойна Лотт. Ее Высочество, принцесса Пагрэи и Открытых земель Хлоя Лотт. Ее Высочество, принцесса Пагрэи и Открытых земель Лорна Лотт.

В дверном проеме показался невысокий, но складный мужчина с густыми темно-русыми волосами длиной до плеч, в темно-синих одеждах, щедро украшенных россыпью мелких драгоценных камней. На плечах Кастера покоилась тяжелая синяя мантия, подбитая белоснежным мехом, которая тянулась за ним по полу, а на голове красовалась массивная корона. Взгляд его желтых глаз из-под кустистых темных бровей был жестким и отталкивающим. Массивная нижняя челюсть выдавала в нем человека волевого и бесстрашного.

Рядом с Кастером Лоттом шла его жена. Миниатюрная, изящная шатенка с зелеными глазами, она походила на прекрасную фарфоровую куклу в светло-голубом платье и белоснежной мантии. Королева Мойна приковывала в себе внимание. Правда, выражение ее лица отчего-то напоминало застывшую в вымученной улыбке маску, и казалось, что женщина вот-вот оступится и упадет без сил под тяжестью короны, венчающей ее голову.

За родителями следовали принцессы. Обе очень даже недурны собой. Старшая – в нежно-сиреневом платье, младшая – в бледно-розовом. Их каштановые волосы свободно струились по плечам, а тиары украшали камни в тон платьям. Лорна смотрела на все с глуповатым восторгом, в то время как от Хлои прямо-таки разило презрением.

Алгод тяжело вздохнул. И вот это дочери великого и ужасного Кастера Лотта? Да на их лицах буквально написано: курицы пустоголовые. Он-то уж думал, будто им с братьями выпадет шанс поразвлечься, состязаясь за внимание прекрасных принцесс. Но к этим расфуфыренным девицам приближаться у него желания не возникло. Хотя поцеловать руки дамам все же пришлось, после того как короли обменялись стандартными приветствиями, и Эйрогас представил Лоттам Селию, принцев и Торию.

Хлоя одарила Алгода недвусмысленным насмешливым взглядом, на что он закатил глаза, заставив ее тем самым покрыться красными пятнами от негодования. Неужто она вообразила, будто все мужчины без исключения должны терять голову при виде ее миловидной мордашки? Алгод, к примеру, чаще предпочитал дурнушек с мозгами бестолковым красоткам. В конце концов, в перерывах между плотскими утехами и поболтать иногда хочется.

Голос герольда снова разнесся по залу:

– Его Светлость, герцог Рокласд Дариз Лотт. Ее Светлость, вдовствующая герцогиня Рокласд Арлетта Лотт. Ее Сиятельство, леди Рэнла Лотт.

Алгод уже хотел презрительно скривиться перед встречей с будущим шурином, но так и замер с раскрытым ртом подобно всем остальным. Даже Эйрогас не смог утаить удивления. Кастер довольно ухмыльнулся, удовлетворенный произведенным эффектом.

Алгод не разбирался в мужской привлекательности, обычно ему хватало уверенности в собственной неотразимости, но при виде герцога Рокласда он был вынужден признать – хорош. Дариз Лотт держался так, словно считал себя повелителем мира, умудряясь не выглядеть при этом напыщенно и высокомерно. Одет он был весьма скромно: в антрацитовый камзол и того же цвета штаны, на пальцах красовалась пара перстней. Ненавязчивая серебряная вышивка на ткани не бросалась в глаза и придавала образу герцога легкости. Черные волосы, собранные в низкий хвост, едва заметный загар, обычно несвойственный аристократам, ценящим почти болезненную бледность, и яркие желтые глаза, лучащиеся дружелюбием, делали этого мужчину неотразимым. Только глупец не признал бы этого.

Алгод бросил встревоженный взгляд на Фридэсса.

– Думаешь о том же, о чем и я? – шепнул Фрид.

– Наша бедная сестра обречена на жизнь в постоянной борьбе за внимание мужа с толпой его любовниц, – так же тихо ответил Алгод.

Как бы он ни любил Торию, не мог отрицать того факта, что она совершенно невзрачная. А рядом с герцогом принцесса станет казаться еще хуже. Парень покосился на сестру, та окончательно впала в оцепенение. Тория была слишком умна, чтобы не понимать очевидных вещей. Ей не избежать насмешек подле такого мужа и никогда не обрести уверенности в себе. Алгод не сомневался, сейчас Тория проклинала Селию за несуразную внешность, унаследованную от нее: блеклые пшеничные волосы, отсутствие пышной груди и бедер и острый длинный нос, выглядящий слишком большим на худом бледном лице.

По правую руку от герцога шла его мать, такая же черноволосая и прекрасная. Но по-настоящему все ахнули, когда из-за спины Дариза Лотта показалась его сестра и встала слева от брата. Кто-то из дворян аж присвистнул, не сдержавшись. Челюсть отпала даже у невозмутимого герольда.

Рэнла Лотт была не просто красива, она была великолепна. Впервые Алгод почувствовал, как от волнения потеют ладони, а сердце начинает биться где-то в горле. И если раньше он считал, будто потерять дар речи при виде женщины – это полнейший бред, то теперь уверовал, что такое возможно. В этой девушке совершенно было абсолютно все: пухлые губы, выразительные голубые глаза, кожа с легким оттенком загара, черные волосы, уложенные в аккуратную прическу, состоящую из замысловато переплетенных кос, точеная фигурка с небольшой упругой грудью и соблазнительным изгибом бедер. Она была одета в платье из той же плотной ткани, что и наряд герцога, с длинными рукавами, но открытыми плечами. Алгод ощутил толику возбуждения при виде ее шеи и оголенных ключиц. Улыбка Рэнлы Лотт пленяла, а внимательный, приветливый взгляд напрочь лишал рассудка. Все, чего принцу хотелось теперь, – это смотреть на нее бесконечно.

Алгод, оторопевший от увиденного, даже не сразу заметил у ног Рэнлы серого щенка волкодава. Животное вело себя смирно и следовало за хозяйкой, деловито задрав мордочку. Выглядело это весьма мило и забавно.

– Чур, вечером я первый приглашаю ее на танец, – шепнул братьям Пейврад, имея в виду прием, который намеревались устроить Эйрогас и Селия в честь почетных гостей.

– Только попробуй, – прошипел Алгод, ощущая странное волнение, зарождающееся внутри. – Девчонка моя.

– Вот еще, – вмешался Фридэсс. – С какой это радости она вдруг успела стать твоей?

– С той, что если вы двое к ней приблизитесь, я отделаю вас так, что будете харкать и мочиться кровью.

– Серьезно, Годи? – возмутился Пейврад, а Алгода передернуло от этого дурацкого детского прозвища, которое он ненавидел. – Настолько понравилась? Да ты с ней еще и парой слов не перекинулся.

– Я вас предупредил, засранцы. Потом не бегите жаловаться отцу, – рыкнул Алгод.

– А ну, замолчите, – осадила их Селия.

Дариз, Рэнла и Арлетта как раз подошли. Алгод услышал, как девушка тихо скомандовала:

– Сидеть, Мышка.

Мышка. Губы Алгода против воли расползлись в улыбке. Ну разве не прелесть? Интересно, почему она решила назвать собаку, которая вырастет размером чуть ли не с теленка, Мышкой?

– Герцог Рокласд. – Эйрогас шагнул вперед и склонил голову в знак почтения. – Рад приветствовать вас и ваших мать и сестру в Белом замке.

– Благодарю вас за приглашение посетить Элхеон, Ваше Величество, – поклонился Дариз в ответ. – Мы с сестрой всегда мечтали побывать в Одэлуме.

– Одэлум покорил меня своим величием, Ваше Величество. Элхеон бесподобен. – Рэнла сделала реверанс, когда Эйрогас устремил на нее свой взор, изучая с нескрываемым интересом.

Алгод тут же подметил, как насторожился и слегка нахмурился герцог. Ага. Брат печется о сестренке и явно недоволен вниманием правителя к ней, хотя скорее небеса рухнут на землю, чем Эйрогас изменит жене. Король Элхеона наверняка всего-навсего прикидывал, кому из сыновей или знатных лордов он мог бы сосватать такое сокровище. Но Дариз Лотт этого знать не мог.

– Что ж, Ваша Светлость, позвольте представить вам мою жену королеву Селию, – Эйрогас снова переключил внимание на герцога, который поклонился и коснулся губами протянутой королевой руки. – Это мои сыновья: Пейврад, Фридэсс и Алгод. – Монарх поочередно указал на принцев. – А это моя дочь, принцесса Тория.

Дворяне, присутствующие в зале, навострили уши и вытянули шеи, чтобы получше разглядеть происходящее. Вот он, момент, ради которого все и затевалось, – знакомство будущих супругов.

Тория стояла столбом. Алгод видел, что она близка к истерике. Дариз, очевидно, ее пугал. Герцога же ее реакция, а точнее, полное отсутствие оной, ничуть не смутила, он продолжал улыбаться, в отличие от Эйрогаса и Селии, взирающих на дочь с пугающим недовольством.

– Ваше Высочество, я счастлив наконец увидеть вас воочию. Мне столько рассказывали о ваших добродетелях, что сердце мое полно восхищения вами. – Дариз поклонился и сам взял руку девочки, чтобы поцеловать. Тория часто заморгала, не в силах вымолвить ни слова.

– Милая, ты ничего не хочешь ответить Его Светлости? – с нажимом поинтересовалась Селия, когда молчание принцессы уже грозило перерасти в неловкость.

Алгод решил, что пора вмешаться и спасти сестру, на наказание плевать, ему не впервой. Он почти шагнул вперед, но вдруг раздался звонкий голосок леди Рэнлы:

– А ведь герцог приехал не с пустыми руками. – Девушка имела в виду просто невообразимое количество подарков: драгоценностей, тканей, оружия, великолепных хекраиских скакунов, скота и много чего еще, привезенного пагрэйцами для принцессы и ее семьи. – Полагаю, один из даров можно вручить уже сейчас. – Она легонько толкнула брата локтем в бок, что очень позабавило Алгода.

Дариз встрепенулся.

– Верно. Верно. Эвен! – громко позвал он.

В зал тут же вошел полный молодой мужчина, который, пыхтя, поспешил к господину. Перед собой он держал нечто большое и квадратное, накрытое сверху алой бархатной тканью.

– Признаюсь, я не разбираюсь в том, что обычно нравится леди вашего возраста, принцесса, – сказал Дариз, когда Эвен подошел. – Потому буду честен: подарок выбирала моя сестра. Надеюсь, он придется вам по душе.

Тория продолжала молчать. Герцог сдернул ткань. Под ней оказалась золотая клетка, в которой сидел очаровательный белоснежный щенок, похожий на крошечное пушистое облачко.

– Это девочка, – подсказала Рэнла и, передав поводок Мышки Даризу, открыла дверцу. – Я узнала, что у вас нет питомца. Вот и подумала: маленький друг вам не помешает.

Девушка достала щенка, погладила, успокаивая, и подала его Тории. Белое облачко заскулило и вытянуло мордочку, принюхиваясь к принцессе. Девочка будто очнулась ото сна и наконец улыбнулась, ласково потрепала собаку по голове и взяла на руки.

– Спасибо, – пробормотала она, а улыбка ее тем временем становилась все шире.

Тория прижала щенка к себе, и тот лизнул ее в подбородок.

– Вы ей нравитесь, Ваше Высочество, – обращаясь к принцессе, Дариз с благодарностью глянул на сестру.

– Спасибо, Ваша Светлость, – уже увереннее повторила Тория, заливаясь румянцем, и все-таки осмелилась взглянуть в лицо будущему мужу. – Это лучший из подарков, которые мне когда-либо делали.

– Рад, что смог угодить.

Алгод с облегчением выдохнул и заметил, что леди Рэнла пристально смотрит на него. Едва заметно кивнул, выражая признательность, она махнула рукой: мол, пустяки.

Когда с формальностями было покончено, королевская чета Элхеона и их гости направились в банкетный зал, где слуги уже накрыли стол к обеду.

Алгод шел рядом с братьями по широкому коридору за королями и герцогом, которые вели оживленную беседу, женщины следовали позади. Как всегда угрюмый и погруженный в свои мысли, парень вздрогнул от неожиданности, когда его руки едва ощутимо коснулись.

– Принц Алгод, – позвала Рэнла, воспользовавшись тем, что Дариз отвлекся на беседу с дядей и королем Эйрогасом.

– Леди Лотт, – опешил принц, ловя на себе косые взгляды братьев. – Чем могу быть полезен?

Он никак не ожидал, что она решится заговорить с ним.

– Вам не стоит опасаться за свою сестру. Дариз никогда не обидит ее.

Достойная уважения прямота.

– С чего вы взяли, что я опасаюсь? – насупился Алгод, недовольный ее проницательностью.

– Я наблюдательна, – расплывчато пояснила девушка.

Она шла так близко, что Алгод уловил аромат ее духов. Пахло ландышем и чем-то сладковатым, он не мог разобрать, чем именно. Точно не шоколад. Мед? Нет, скорее ваниль.

– Герцог много старше Тории, – буркнул принц. – Это неправильно.

Рядом с леди Лотт ему было некомфортно. Девушка вызывала в нем тревогу и, что поразительней всего, легкое смущение. Алгод никогда не смущался, никогда не терялся даже в присутствии своего венценосного отца, мечущего гром и молнии в очередном приступе гнева, направленном на нерадивого сына. Но эта особа, которую он знал всего около часа, умудрилась одним своим видом всколыхнуть в нем больше эмоций, чем все его окружение за много лет. Алгода это бесило, а еще сильнее бесило то, что, несмотря на раздражение, он ощутил глубокое удовлетворение, когда Рэнла подошла именно к нему, а не к Пейвраду или Фридэссу. Их завистливые взгляды тешили его самолюбие.

– Дариз никогда не позволит себе лишнего, пока ваша сестра не будет к тому готова, – возмутилась леди Лотт, но так, чтобы их никто не мог услышать. Мышка, семенящая рядом, негромко зарычала, уловив недовольство хозяйки. – Принцесса еще дитя, а мой брат не изверг. Поверьте, маленькие девочки его не прельщают. Он не страдает от недостатка женского внимания. Герцогу нет нужды кидаться на ребенка.

Глаза Алгода полезли на лоб от удивления. Прежде он не слышал столь смелых и откровенных речей от юных леди.

– А вы, я погляжу, неплохо разбираетесь в подобных вещах, – съязвил парень по привычке.

– А в Элхеоне женщины настолько необразованы, что верят, будто детей приносят аисты? – парировала она в ответ с насмешкой.

– В Элхеоне женщины достаточно воспитаны, дабы не касаться подобных тем при общении с малознакомыми мужчинами, – отрезал Алгод.

Как она вообще смела ему дерзить? Он – принц. Он – Алгод Ансоут. Парень сомневался, что слухи о нем не дошли до королевского двора Пагрэи.

– Ради всех Богов, Ваше Высочество. – Рэнла отмахнулась от него так, словно он был пустым местом, чем разозлила еще больше. – Едва ли вас смутили мои речи. Какой прок от нудных разговоров? Мы ведем достаточно скучных, утомительных бесед на светских приемах. Они уже успели набить мне оскомину.

Алгод не сводил с нее глаз, не переставая поражаться подобной наглости, а она улыбнулась в ответ так, что у принца заныло в паху, коснулась своей шеи, скользнула пальцами вверх, поправляя и без того безупречную прическу, а потом вдруг посмотрела вперед и невинно пожала плечиками. Принц проследил за ее взглядом и увидел, как через плечо за ними наблюдает герцог, и яростный блеск желтых глаз красноречивее любых слов говорил, что Алгоду лучше прямо сейчас самому себя придушить, чем нарваться на беседу с антрацитовым драконом с глазу на глаз.

Но младший принц не был бы собой, если бы пасовал перед трудностями. Леди Лотт его заинтриговала, и никакие свирепые драконы не помешают ему заполучить ее. Не часто встретишь девушку с мозгами и характером под стать своему.

Рэн же сникла. Никакой этот Алгод не страшный, ничем не отличается от прочих мужчин. Немного дерзости, пару игривых взглядов, разговор на откровенную тему, несколько соблазнительных, но невинных жестов, и вот в его глазах уже плещется похоть и жажда обладать. Скучно и предсказуемо. Только зря встревожила Дариза. Она-то надеялась, что Алгод пробудит в ней интерес, поразит своим хваленым остроумием, холодностью и неприступностью. Но, видно, с такой внешностью Рэн на роду было написано вечно наблюдать, как мужчины пускают на нее слюни, не замечая в ней ничего, кроме прекрасного личика и аппетитных форм.

Глава 5. Просто человек

Легкий ветерок и удушающая жара, от которой он никак не спасал, – сегодня солнце в Цжио́ке не ведало пощады, несмотря на то, что уже почти скрылось за горизонтом. Вообще, знойная погода в королевстве, граничащем на юге с Бескрайними песками, была в порядке вещей, но настолько невыносимого пекла на своем веку не могли припомнить даже почтенные старцы.

Слава Богам, близился закат, и люди надеялись, что ночь принесет хоть какое-то облегчение.

Саларе́й был единственным, кто не обращал внимания на погоду и спокойно сидел на песчаном морском берегу, задумчиво всматриваясь в горизонт. Босых ступней его то и дело касались ленивые волны, с тихим шорохом набегающие на мелкий песок. Мужчина любовался безмятежным морем и безоблачным небом, слегка щурясь от солнечных бликов, пляшущих на водной глади.

В крошечную безымянную деревеньку на восточной окраине Цжиока он пришел лет восемнадцать назад, будучи еще двадцатипятилетним парнем. Улыбчивый, добродушный и совершенно беззлобный, быстро нашел общий язык с местными, и старейшины позволили ему остаться в поселении, когда Саларей спросил у них разрешения осесть здесь. А через два года после этого парень и вовсе стал полноправным членом общины, женившись на дочери одного из охотников – Лье́рре.

Почему первая красавица деревни, к которой толпами ходили свататься мужчины со всех окрестных поселений, выбрала именно чужака из дальних краев, для многих оставалось загадкой.

Супруги представляли собой поразительный контраст: бледный, высокий Саларей с золотыми волосами и голубыми глазами и темнокожая, кареглазая Льерра, чья макушка едва доставала ему до плеча. Тем не менее любой, кто смотрел на них, не мог не заметить, сколь идеально эти двое подходят друг другу.

Но никто и не подозревал, что Саларей хранит ото всех тайну, прознай о которой хоть один человек, все перевернулось бы с ног на голову не только в Огненных землях, но и на других континентах тоже. Ведь под личиной златовласого парня скрывался не кто иной, как Великий дракон Время, затерявшийся в мире смертных десятилетия назад.

Оставаясь верным своему давнему решению, Время не вмешивался в ток жизни в Скрытом мире, хорошо помня тщетность попыток влиять на людей, доводящих его до отчаяния. Сейчас, проведя среди них долгие-долгие годы, увидев, как сменилось не одно поколение, он больше не чуял в человечестве зла, из-за которого стоило бы уничтожать такой прекрасный мир.

В простых радостях и мелочах Время обрел покой и гармонию с самим собой, и быть человеком ему нравилось куда больше, чем быть Богом.

Однако Саларей и по сей день любил слушать, как молятся смертные, чем сейчас и занимался, сидя на берегу.

Когда-то, много веков назад, людские голоса злили, беспокоили, сбивали с толку, но привыкнув к этим странным существам и смирившись с их присутствием в Скрытом мире, Бог стал дорожить тем доверием, которое оказывало ему человечество, делясь с ним в молитвах сокровенным. Конечно, Великий дракон больше не отвечал на зов верующих сам, но это не значило, что создателя Скрытого мира вовсе не тревожили их судьбы.

Богу было интересно жить среди смертных, изучать их, наблюдать. Приняв образ прекрасного парня и оставив себе ровно столько силы, сколько было необходимо, чтобы поддерживать в этом теле жизнь и молодость, золотой дракон без конца путешествовал по Скрытому миру и никогда не ведал скуки. Люди оказались существами поразительными и непредсказуемыми, а Боги-Отражения стали им опорой и преградой, не дающей поддаться шепоту Пустоты.

Но самым невероятным открытием для Времени стала любовь. Порой казалось, что чувство это мощнее силы созданных им Богов и коварнее козней Пустоты. Даже Отражения поддались любви. Время сотворил их парами, дабы сохранить баланс в Скрытом мире, но не думал, будто зародится и меж ними нежное чувство.

Не ведал Жизнь существования без ненаглядной своей Смерти. Не пылало жаром сердце Огня без мудрой Воды. Не находил покоя буйный Ветер без ласкового взгляда Земли. Боги любили, и от этой любви днем сияло ярче солнце, а ночью – звезды и луна, проливались благодатные дожди, и давали поля да сады богатый урожай, полнился мир изобилием, и у каждого существа рождалось потомство, и никогда не прерывался круговорот жизни.

Все было правильно, и Время не спешил возвращаться на Земли Богов. Тем более теперь, когда и сам золотой дракон познал искреннюю привязанность к хрупкой человеческой девушке Льерре. Конечно, Саларей, будучи творцом всего сущего, смотрел на чувства немного иначе. Любовь виделась ему загадкой сложной и интригующей. Пробудилось неподдельное любопытство. Каково это: вовсе не иметь силы Бога? Жить без обращений в дракона, стареть рядом с той, кого выбрало сердце?

Льерра была очень привязана к дому и родным. Она не желала покидать Цжиок даже ради попытки пройти Тропу Избранных и обрести силу дракона, ей нравилась простая жизнь, а Саларею нравилась Льерра…

Не раз в будущем, когда все полетит в бездну, укорит себя золотой дракон за слабость, за тот странный, не поддающийся логике порыв, глупый детский каприз, желание нащупать свой предел. Но так и не получит ответа на вопрос: почему вместо того, чтобы найти способ сделать бессмертной Льерру, несмотря на то, что она создание Пустоты, он запечатал свою силу и решил стать настоящим человеком?

Но факт остается фактом. Шестнадцать лет назад Саларей отправился к Отражениям и сказал, что за Скрытый мир в ближайшие десятилетия полностью отвечают они, а он пока побудет смертным, будет жить и стареть рядом с любимой. Блажь золотого дракона пришлась не по душе остальным Богам, но спорить с творцом всего сущего никто не посмел. Лишь Смерть тогда смотрела на него долго и испытующе, стоило им остаться наедине.

– Ты пожалеешь, Саларей, – сказала черная драконица. – Я уже слышу.

– Что слышишь? – удивился Время.

– Крики тех, кому суждено умереть. – Зверюга вытянула шею, склонила голову к собеседнику, пребывающему в человеческом обличье, и тот ощутил жар ее дыхания на своем лице. – Истинный слуга Пустоты недавно родился. Я чую.

– Да таких слуг в Землях Неверных у Пустоты навалом. Ты, как всегда, видишь врагов там, где их нет, – отрезал Саларей. – Перестань быть такой мнительной, Тана. Судьбу человечества предсказать никому не по силам. Все это плод твоего разыгравшегося воображения. Тебе стоит чаще бывать среди живых, и тогда стенания мертвых не будут тебе докучать.

– Воля твоя, мой повелитель, – учтиво поклонилась драконица. – Но знай, вместе со слугой родилась и моя преемница. И впервые у нее нет пары. Жизнь ни с кем не ощутил связи. Тебе не кажется это странным?

– Преемника не может не быть. Ты же знаешь. Значит, он родится позже, – раздраженно отмахнулся Время. – Ступай и избавь меня от своих вечных сомнений и предостережений.

Тот разговор со Смертью состоялся каких-то шестнадцать лет назад, а казалось, прошла целая вечность. Саларей не вспоминал о нем до сегодняшнего дня. Но пока он, теперь уже в облике мужчины за сорок, сидел и любовался закатом, короткая беседа сама всплыла в голове. Золотой дракон ощутил тревогу.

Почему слова Смерти ожили в памяти именно сейчас? Саларей все эти годы не общался с Отражениями, они даже примерно не знали, где он поселился.

Мужчина непроизвольно коснулся кулона, висящего на шее на короткой серебряной цепочке, – темно-синего, почти черного камня в филигранной серебряной оправе, внутри которого словно был заточен кусочек звездного неба, – его сила, сила создателя. Впервые с тех пор, как золотой дракон отказался от нее ради Льерры, ему захотелось снять с кулона заклинание и вновь стать Богом. Он крепко сжал украшение в ладони.

– Душа моя, вот ты где!

Радостный возглас жены вывел Саларея из задумчивости. Он обернулся. Льерра спешила к нему через пляж, слегка приподняв подол длинного хлопкового платья на тонких бретелях почти того же цвета, что и песок под ее ногами в сандалиях, кожаные ремешки которых были обмотаны вокруг изящных голеней. На запястьях позвякивало множество браслетов, а на шее пестрели нити разноцветных бус. Черные кудрявые волосы женщина всегда заплетала в косу и укладывала ее короной вокруг головы. Теперь в них блестела седина. Льерра старела, и Саларей вместе с ней. Все чаще Время размышлял о том, каково ему будет без нее? Он не мог даровать ей бессмертие – не он ее создал. Он не мог вынудить ее стать драконом, чтобы продлить ей жизнь, – она того не хотела.

Даже ребенка у них не было, потому что человеку оказалось не по силам выносить божественное дитя. Льерра беременела трижды, и трижды беременность обрывалась раньше срока. В последний раз женщина едва выжила. Больше Время решил не рисковать, да и сама Льерра смирилась с тем, что матерью ей не стать.

Саларей тяжело вздохнул и тепло улыбнулся жене, которая даже с возрастом не растеряла своего очарования в его глазах. Если любовь такова, то лишь ради нее стоило создать Скрытый мир. Мужчина поднялся, забыв про кулон, и, отряхнувшись, распахнул объятия. Льерра налетела на него, чуть не сбив с ног. Она всегда была такой: озорной и неусидчивой. Если говорила о своих чувствах, то все вокруг замирали, вдохновленные ее речами, если трудилась, то делала это с таким искренним рвением, что заражала своим примером других. Если ласкала Саларея, то в ее объятиях он забывал собственное имя.

– Ужин готов, – сказала Льерра, целуя мужа и обнимая за шею.

– Отлично, я жутко голоден, – пробормотал Саларей, почти не отрываясь от ее губ. – Но могу поесть и позже. – Он схватил ее за ягодицы и сильнее прижал к себе.

– Вот уж нет. – Льерра уперлась ладонями ему в грудь, отстраняясь. – Ты весь день охотился. И это на такой-то жаре! Тебе нужно как следует подкрепиться, чтобы восстановить силы.

Саларей усмехнулся, чмокнув жену в кончик носа. Знал, что спорить с ней бесполезно. Взявшись за руки, они пошли к дому. Когда Саларей забрел в эту деревню и решил остаться, он построил его своими руками из сырцового кирпича. Жилище получилось скромным, но добротным. Льерра наполнила его всякими мелочами, создающими уют, и разбила вокруг небольшой сад. Имелся рядом и сарайчик, где обитали куры и две козы, а чуть поодаль под деревом примостилась будка, где пряталась от жары Рыбка – небольшая рыже-бурая собачонка, получившая свою кличку благодаря круглым, выпученным будто у рыбы глазкам.

Когда супруги заходили в дом, между ног шмыгнула серая кошка Тучка. Клички животным придумывала Льерра, и Саларея они искренне забавляли. В жилище было всего две комнаты, разделенные между собой занавеской из плотной ткани, как того требовали обычаи деревушки. Народ тут до сих пор оставался столь дремуч, что верил, будто двери и ставни на окнах, напоминающих скорее крошечные бойницы, не дают потокам божественных энергий, пронизывающих Скрытый мир, проникать в дом. А если человек намеренно закрывается от Богов, то лишается их покровительства. Знали бы эти люди, с кем живут бок о бок вот уже почти два десятка лет…

В первой комнате имелся очаг для приготовления пищи, несколько полок для кухонной утвари, два небольших стола, четыре табурета и лавка. В углу стоял деревянный сундук с одеждой, который Саларей смастерил сам. Впрочем, все в этом доме было сделано его руками. Мужчина любил работать с деревом и глиной. У них с Льеррой у единственных в деревне имелась кровать, стоящая в соседней комнате, и некое подобие дивана. Последний больше напоминал золотому дракону садовую скамью и притулился рядом с сундуком. По местным меркам жилище Льерры и Саларея считалось едва ли не роскошным, хотя к роскоши Время никогда не стремился. По его мнению, она расхолаживала, ослабляла дух, отдаляла от простого люда и понимания их нужд.

Саларей уселся за стол и стал наблюдать, как жена хлопочет над ужином. В какой-то момент показалось, что движения ее и без того всегда суетливые, сегодня видятся нервными. Льерра привычно улыбалась и напевала себе под нос, но было что-то еще. Мужчина напрягся и глубоко вдохнул. Пахнуло гнилью…

– Вот. – Льерра поставила перед ним глиняную кружку, наполненную виноградной настойкой рубинового цвета, которую так любили местные. – Ходила сегодня к отцу, пока ты был на охоте. Он угостил.

– Я не люблю настойки, радость моя. Ты же знаешь. Они дурманят разум, – ответил Саларей ласково, но насторожился еще больше и снова принюхался.

Гнилостный запах исчез. Померещилось? Может, перегрелся на солнце, вот и чудится всякое? С этими хрупкими человеческими телами и не такое бывает.

– Так она не крепленая. Отец специально для тебя делал в качестве подарка к годовщине нашей свадьбы. Сказал, намучился с ней. Но в итоге добился своего – настойка вышла разве что чуть забористей простого сока. – Льерра обезоруживающе улыбнулась, стоя у стола и внимательно наблюдая за мужем.

Сегодня и правда была годовщина их свадьбы, но стремление жены заставить выпить настойку все равно выглядело странно. Саларей крайне редко пил что-то крепче воды или чая, тем более в такую жару.

– Мы же вроде решили перенести празднование на другой день, когда зной немного спадет? Тогда и попробую. Вместе с твоим отцом. Одному как-то не хочется. А сегодня я бы предпочел травяной чай.

Время снова непроизвольно коснулся пальцами кулона на шее. Сила, заточенная в нем, отозвалась приятным теплом и покалыванием.

– Всего глоточек, и я отстану. Ты же знаешь моего старика. Завтра непременно начнет расспрашивать, понравилось ли тебе. Он расстроится, если скажу, что ты к подарку даже не притронулся. – Льерра сложила руки в молящем жесте и состроила милую гримаску.

– Один глоток, – сдался Саларей, но едва поднеся кружку к губам, замер.

Тихо. Слишком тихо. Все дело в жаре? Так ведь вечер. Наоборот, народ должен был оживиться с приближением сумерек. Мужчина бросил взгляд на Тучку, сидящую на сундуке. Кошка пристально смотрела на вход, занавешенный пологом, сшитым из шкур антилоп. В голове отчего-то снова всплыли слова Смерти: «Ты пожалеешь, Саларей».

– Льерра, тебе не кажется… – начал было мужчина, но жена быстро его перебила.

– Ты сегодня так рано ушел, что я не успела вручить тебе подарок.

Она подошла к полкам и, привстав на цыпочки, достала с самой верхней что-то, завернутое в кусочек ткани.

– Брось, это ни к чему.

– Ты же подарил мне новое платье. Я не могла оставить тебя без сюрприза.

Льерра села на соседний табурет и развернула ткань. Внутри оказалось украшение: шнур из черной кожи, на который через равные промежутки были нанизаны и закреплены с помощью аккуратных узлов голубые бусины в тон глазам Саларея.

– Я знаю, ты не жалуешь никаких украшений, помимо твоего излюбленного кулона. Но когда на рынке в городе я увидела эти бусы, то сразу подумала о тебе. Быть может, ты мог бы носить их изредка. Меня бы это очень порадовало. Ведь ты много лет здесь, а до сих пор так и не признал всех наших традиций. Драконы-Отражения обожают все яркое и блестящее и благоволят тем, кто разделяет их пристрастия. Ну же, Рей, прошу. Порадуй меня и Богов. – Льерра крепко стиснула руку мужа, глядя в глаза с искренней мольбой.

Саларей старался никогда не расстраивать любимую, но обвешиваться побрякушками отказывался из раза в раз: они его жутко раздражали. С чего люди вообще решили, будто Боги помешаны на золоте и прочих драгоценностях? Они блестят, звякают, мешаются при движении. Но эти бусы вроде не выглядели громоздко и вызывающе, а бусин мало, и они не сильно бросаются в глаза.

– Ладно, – кивнул Саларей. – Но каждый день носить не стану. Только по праздникам.

Льерра взвизгнула, точно маленькая девчушка, и поспешила надеть подарок на шею мужу.

– За тебя, моя любовь. – Золотой дракон поднял кружку с настойкой и сделал глоток, запоздало вновь уловив запах гнили, пробивающийся сквозь фруктовый аромат напитка.

Нахлынула боль. Резкая, невыносимая. Такая, что судорогой свело все тело, в глазах потемнело. Кружка выпала из рук и раскололась вдребезги. Саларей попытался вдохнуть, но горло сдавило спазмом. Хотел встать, покачнулся, ухватился за край стола. Удержать равновесие не вышло, и мужчина рухнул на пол. Шею жгло огнем, будто ее обвил раскаленный металлический прут. Теперь воняло паленой плотью.

«Бусы», – мелькнуло в затуманенном неистовой болью разуме.

Попытался их сорвать, но тщетно: украшения на шее больше не было.

– Нет… – прохрипел Саларей, сумев наконец сделать рваный вдох. – Оделл… Тана…

Осознание происходящего подступало медленно, по крупицам просачивалось сквозь тщетные, отчаянные попытки вернуть контроль над скорченным в страшных мучениях телом.

– Лье… Лье… рра… – сипел мужчина, скребя ногтями по дощатому полу и проклиная себя за то, что когда-то не оставил его земляным, как делали прочие жители деревни.

Валяйся он сейчас на обычной почве, возможно, смог бы позвать Иону – драконицу Землю. Стой он на ветру, воззвал бы к голубому дракону Йару. Но его окружали стены дома, сводившие на нет все попытки коснуться хоть одной из стихий.

Заточив свою суть в кулон, Саларей лишил себя возможности говорить с Отражениями напрямую, используя силу мысли. Они не услышат Время, как бы яро он не молил о помощи. Среди миллионов прочих людских молитв, звучащих одномоментно, еще один голос всего-навсего часть нескончаемого гомона, к звуку которого Боги привыкли давным-давно.

– Льерра, – вновь простонал Саларей едва слышно.

Перед глазами все плыло и кружилось, невозможно было понять, где стоит жена. Почему не спешит помочь? Почему не откликается?

Трясущейся рукой попытался дотянуться до кулона, но конечности почти не слушались – он схватил воздух, скользнув пальцами по ткани рубахи. Сквозь грохот крови в висках и звон в ушах донеслось шипение кошки, послышались чьи-то тяжелые шаги, какая-то возня, потом раздался глухой стук практически перед самым лицом Саларея. В мутном силуэте, проступившем перед глазами, он узнал Тучку. Животное было мертво, его кровь, горячая и липкая, растекалась по полу и уже коснулась щеки Времени.

– Если ты не будешь сопротивляться так рьяно, Рей, то перенесешь все гораздо легче, – голос Льерры прозвучал спокойно и холодно.

Саларей это знал, но сопротивляться требовало все его существо. Сдаваться нельзя. Он еще раз потянулся к кулону, ощущая, как из носа хлынула кровь, что-то теплое потекло по шее. Должно быть, из ушей она тоже полилась. Пальцы почти не гнулись, но нащупать заветный камень все же удалось, однако именно в этот момент тело скрутило новой судорогой. Саларей не сдержал крик, когда его выгнуло дугой так, что пола касались лишь пятки и затылок, а потом он с грохотом рухнул обратно.

– Бесполезно, Рей, – раздался короткий смешок Льерры. – В тебе кровь покойника. Грешника, умершего в страшных муках. А на твоей шее украшение из его же кожи, которую я лично содрала с бедолаги и выделала, чтобы не допустить никаких ошибок. Столько трудов, Рей. И все ради тебя.

Саларей не ответил. Силы стремительно покидали его. Невнятное мычание – все, на что он был сейчас способен. Свернувшись калачиком, трясясь от боли и внезапно начавшегося озноба, дышал рвано, воздух вырывался из легких со свистом, а единственный запах, который он теперь улавливал, был запахом крови: его собственной и кошачьей, лужа которой расползлась под его головой, медленно впитываясь в доски и волосы.

– Ну все, Рей, успокаивайся. – Голос Льерры стал строже. – Силу ты уже не вернешь. Смирись. – Женщина склонилась над ним и сорвала с шеи кулон. – Поднимите его, – приказала кому-то.

Саларей ощутил, как боль вдруг начала отступать, становясь более или менее терпимой. Но когда двое мужчин подхватили его под руки и грубым, слаженным рывком подняли на ноги, он стиснул зубы, чтобы не вскрикнуть.

– На диван, – раздался очередной приказ.

На диван-скамью его усадили, намеренно хорошенько приложив затылком о стену.

В голове гудело, во рту стоял привкус желчи и крови. Несмотря на адскую жару, Саларей мерз так, будто оказался голышом на покрытой льдом и снегом горной вершине. Зато тело наконец слушалось, и получилось обхватить себя за плечи в безотчетном стремлении согреться. Он шмыгнул носом, из которого все еще сочилась кровь, и часто заморгал, пытаясь нормализовать зрение, – картинка стала четче. Теперь мужчина ясно видел и опрокинутый табурет, и разбившуюся кружку, и труп Тучки со вспоротым брюхом, и Льерру, стоящую перед ним со сложенными под грудью руками. За ее спиной застыли два патлатых бугая, каждый на голову, а то и полторы выше Саларея и намного шире в плечах. На них были туники без рукавов, и в глаза бросалась черная вязь татуировок из рун и символов, покрывающих огромные ручищи, бычьи шеи, скулы и виски. Письмена Неверных, их язык. Плохо. Как и то, что эти двое были обвешаны оружием с ног до головы: мечи, кинжалы, метательные ножи и звезды. У каждого имелось по заплечному мешку.

Саларей заставил себя дышать глубже и не паниковать. Хотя какой тут? Он один. Застрял в бесполезном человеческом теле. А его силу, его дракона забрала Льерра, когда отняла кулон. Ни обратиться в зверя, ни позвать на помощь. Пройдут годы, прежде чем Отражения поймут, что его пленили. Сам ведь велел не искать, не тревожить, дать спокойно прожить с Льеррой отведенный ей срок, сказал, что вернется не раньше, чем ее не станет.

Смерть была права, а он, старый гордец и глупец, не послушал. Черная драконица же слишком смиренна, чтобы спорить и настаивать на своем. Смерть с первого дня существования была иной. Тихая и незаметная, но куда более проницательная и мудрая, чем остальные. И к людям привязалась намного сильнее других Отражений. Вот и чувствовала, улавливала сплетения человеческих судеб, пропуская через себя их боль, когда они покидали мир живых и ступали на порог царства мертвых. Саларей должен был внять словам черной драконицы, а не смотреть на нее свысока.

– Хочешь увидеть, что вышло, Рей? – Льерра прервала поток горестных мыслей.

Не дожидаясь ответа, она сняла со стены небольшое зеркало в резной деревянной оправе, сделанной руками Саларея, и поднесла к его лицу.

Золотой дракон, который и без того был неестественно бледен, побледнел еще больше, хотя казалось, это попросту невозможно. Вокруг его шеи подобно ошейнику обвилась татуировка, в точности походящая на то украшение, что надела на него Льерра. Черная толстая линия перемежалась голубыми кружочками бусин. Кожа вокруг воспалилась и покрылась волдырями от ожогов. Мерзкое, жуткое колдовство сделало эту ненавистную вещицу частью тела Саларея. И будь он хоть сотню раз создателем Скрытого мира, без посторонней помощи эту дрянь не снять.

– Нравится? – с издевкой поинтересовалась Льерра и рассмеялась.

– Кто ты? – тихо спросил Саларей, устремляя взгляд в пол, и добавил срывающимся голосом: – Когда не стало моей жены?

– Лучи рассветного солнца, проникшие в вашу спальню сегодня утром, были последним, что она увидела. – Женщина повесила зеркало обратно.

– Она страдала? – По перепачканным кровью щекам потекли слезы.

– Я пришла мстить тебе и Отражениям. Не ей. Льерра не мучилась, просто уснула. Тело я забрала, когда душа его покинула.

– Спасибо, – прошептал Саларей, до боли закусывая губу. – А что остальные жители?

– Тоже заснули.

Саларей поднял голову и уставился на собеседницу воспаленными, припухшими глазами. Во взгляде его читалось отчаяние, неверие, но вдруг вспыхнула крохотная искорка надежды.

– Нет, Рей, – покачала головой женщина, безошибочно улавливая ход его мыслей. – Нет. Проводники Смерти уже были здесь. Они не вернутся. И тебе стоит знать еще кое-что. – Она наклонилась к нему так, что между их лицами осталось не больше пары-тройки дюймов, и надменно улыбнулась. – Черная драконица тоже приходила. Эта сука чует неладное уже давно. Признаюсь, сбивать ее со следа становится все сложнее. Но будь я сотню раз проклята, если позволю ей лишить меня возможности отомстить. – Еще недавно родное лицо исказила гневная, отталкивающая гримаса.

Саларей оцепенел. Ни Богов, ни их слуг простым смертным видеть не дано, если только те сами того не пожелают. Но женщина, что заняла тело Льерры, их видела, умела скрыться от них. Она смогла одурачить Смерть! Кому такое по силам?! Кому по силам найти и поймать само Время?!

– Вижу, вижу, что у тебя уйма вопросов, создатель. И я отвечу на каждый. Но не здесь и не сейчас. Оставаться тут опасно. – Женщина надела на шею кулон Саларея, который все это время держала в руке. – Смерть может вернуться, а я пока не готова сразиться ни с ней, ни с кем-либо другим из Отражений. Уходим.

Она щелкнула пальцами. Один из бугаев подошел к Саларею, достал из заплечного мешка веревку, хорошенько связал пленника и закинул его на плечо, будто куль с мукой.

Золотой дракон не смог сдержать слез, когда в последний раз взглянул на их с Льеррой дом, на хижины односельчан, к которым успел привязаться всем сердцем. Эти люди погибли из-за него: мужчины, женщины, старики, дети. Душу разрывало на части от отчаяния, скорби и… страха. Впервые за долгие-долгие тысячелетия Время был беспомощен, будто младенец. Простой человек. Он по собственной глупости стал заложником бесполезного тела и жуткой незнакомки, принявшей облик Льерры, чтобы заставить его страдать еще сильнее.

За деревней в густых зарослях высокорослого кустарника оказалась припрятана небольшая повозка с необходимыми для дальнего путешествия вещами, в которую была впряжена гнедая кобылка. Туда-то и положили Саларея. Льерра (он решил продолжить звать ее этим именем, пока не узнает настоящего) уселась на облучок и взялась за вожжи. Неподалеку стояли еще две лошади – на них взгромоздились амбалы.

– Слышала, до встречи с Льеррой ты любил путешествовать, Рей, – сказала женщина, а повозка тем временем тронулась с места. – Бывал когда-нибудь в Землях Неверных?

– Бывал.

– И как тебе?

– Посетить их снова желания не возникло.

– Жаль. Ведь именно туда мы и направляемся.

Глава 6. Шепот

Как же Алгода бесили эти долбаные приталенные камзолы и жилеты, напоминающие больше женские корсеты, нежели мужскую одежду, но положение обязывало их носить на официальных мероприятиях, а в узких брюках, соответствующих последним веяниям моды, он и вовсе ощущал себя как девица в чулках. Ну хотя бы в повседневной жизни принц отвоевал у родителей право одеваться в простые рубахи, удобные штаны и куртки из кожи. Он искренне недоумевал, как при такой моде на все тесное и обтягивающее у элхеонских мужчин из высших сословий вообще еще функционировали детородные органы? Самому ему казалось, что член вот-вот превратится в иссохший стручок в этих чертовых штанах-чулках и не встанет даже на Рэнлу Лотт, за которой он неотрывно наблюдал с тех пор, как она вошла в Светлый зал, где проходило торжество в честь гостей из Пагрэи, под руку со своим братом. Вдовствующая герцогиня после смерти мужа участия в празднествах не принимала, предпочитая одиночество и покой шумным приемам.

Драконы Рокласдов всегда были черными или антрацитовыми, что, видимо, и объясняло тягу Дариза и Рэнлы к темным нарядам. Как и днем, брат с сестрой оделись весьма просто, отдав предпочтение глубоким темно-зеленым оттенкам и неброским, аккуратным украшениям, но держались так, что все остальные гости, обвешанные драгоценностями и щеголяющие в ярких платьях и камзолах, меркли рядом с ними. Лотты были предельно вежливы и милы, приковывая к себе всеобщее внимание. Разве что Дариз нет-нет да бросал предостерегающий взгляд на очередного незадачливого кавалера, стремящегося подбить клинья к его сестре.

Рэнлу все это явно забавляло. Она, несомненно, была привычна к такому навязчивому вниманию и ощущала себя в окружении стремительно растущей толпы поклонников как рыба в воде, но при этом в ее поведении не мелькнуло и намека на фривольность. Улыбалась, но не слишком откровенно, говорила, но не много, смеялась очаровательно, но сдержанно, не позволяла себя касаться даже невзначай, а если кто-то оказывался слишком настырен, незаметно трогала брата за локоть, и тот быстро решал проблему одним лишь суровым взором. Навлечь на свою голову гнев антрацитового дракона не желал никто, и не только потому, что он был будущим мужем Тории и крайне влиятельным человеком, а еще и потому, что о силе драконов Лоттов ходили легенды. И зверь Дариза, и зверь короля Кастера, и драконица вдовствующей герцогини Арлетты славились своими размерами и мощью. Дразнить таких даже ради внимания леди Рэнлы было чистым безумием, но далеко не всех мужчин, ослепленных ее красотой, это останавливало.

От Алгода не укрылось, как Рэнла с облегчением выдохнула, услышав, что гостей приглашают к столу, точнее, к столам, расставленным в несколько рядов перпендикулярно возвышению, на котором стоял отдельный стол, предназначенный для королевской семьи Элхеона и гостей из Пагрэи. Принц испытал разочарование, увидев, что они с Рэнлой будут сидеть далеко друг от друга.

– Все еще не передумал ухаживать за леди Лотт, Годи? – поинтересовался Пейврад, когда прозвучали первые тосты и все наконец принялись за еду.

– Ухаживать? – скривился Алгод. – Это сильно сказано. Ухаживают, если намереваются жениться. Мне же от нее нужно кое-что другое. Куда более скоротечное и приятное, чем брак.

– Серьезно думаешь, что у тебя есть хоть малейший шанс затащить ее в постель? – Фридэсс чуть не поперхнулся вином.

– Почему нет? – искренне удивился Алгод.

– Ну-у-у, – задумчиво протянул Пейврад и продолжил шепотом, склонившись к брату: – Во-первых, леди Рэнла явно не из тех, кто раздвинет перед тобой ноги из-за твоего происхождения и смазливой мордашки. На глупышку она не похожа. Во-вторых, даже если ты каким-то чудом заставишь эту неприступную крепость пасть, ее брат сожжет тебя живьем, и его вряд ли смутит тот факт, что наш отец – сам король Элхеона.

– И как только вы двое не устаете без конца занудствовать? – фыркнул Алгод, откидываясь на спинку кресла и потирая переносицу.

Братья его бесили. Конечно, куда меньше, чем все остальные люди, но все же. Есть не хотелось, он с трудом заставлял себя сидеть спокойно и делать вид, будто наслаждается празднеством, хотя уже извелся в ожидании того момента, когда объявят о начале танцев. Позволить кому-то пригласить Рэнлу вперед него было никак нельзя.

Пока вокруг все медленно, но верно напивались, что легко было определить по нарастающему гулу голосов и все более развязным речам, Алгод с тоской разглядывал убранство Светлого зала. Сегодня матушка превзошла сама себя. Такого количества роскошных букетов и атласных лент Белый замок никогда не видывал. От блеска серебряной посуды рябило в глазах, а от обилия свечей и вовсе можно было ослепнуть. Вина и эля хватило бы, чтобы споить всю столицу, а еды – чтобы пару месяцев кормить всех нуждающихся Элхеона. Какая глупая трата средств из казны! Неужто Селия верила, будто герцога, размер чьего состояния в несколько раз превышает состояние Ансоутов, можно впечатлить столь вычурным пиром? К тому же хорошо было известно: Рокласды не сторонники гулянок и пьянок. И брат, и сестра, и вдовствующая герцогиня предпочитали проводить время с пользой, а не бегать с одного бала на другой. Алгода неимоверно злил тот факт, что мать категорически отказалась принять это во внимание. Неудивительно если герцог сочтет королевскую чету Ансоутов праздными и недалекими.

Наконец королева Селия поднялась и сообщила гостям о начале танцев, отдав право открыть бал Даризу и Тории. Последней на таких приемах присутствовать еще не полагалось в силу возраста, но сегодня родители сделали исключение. Герцог Рокласд встал следом за королевой и пригласил Торию, которая хоть и не впадала больше в ступор, как днем, но будущего мужа явно боялась и жутко стеснялась, за что Алгод не мог ее винить. Она слишком мала, скромна и нелюдима, а Дариз Лотт самоуверен, красив и без каких-либо сомнений опасен. У такой женщины, как Тория, никогда не будет ни единого шанса влиять на мужа и его решения, что для Элхеона – огромный минус, зато для Пагрэи – Алгод был уверен, что король Кастер подумал об этом в первую очередь, выбирая невесту племяннику, – одни плюсы.

Дариз провел Торию меж столов в дальний конец огромного зала к просторной площадке для танцев, и они закружились под плавную, тягучую мелодию.

– Цирк, – неожиданно зло бросил всегда сдержанный и покорный отцовской воле Пейврад.

– Погоди, – хищно оскалился Алгод. – Настоящий цирк начнется, когда я заполучу сестренку нашего обожаемого герцога.

– Годи, – Пейврад нахмурился еще сильнее, вперив предостерегающий взгляд в брата, – не делай глупостей, прошу. Ссориться с Пагрэей – последнее, что сейчас нужно Элхеону. Я знаю, ты беспокоишься за Торию и гневаешься. Поверь, мы с Фридэссом не меньше недовольны происходящим, но нажить врага в лице герцога Рокласда – это не решение. Да и Рэнла едва ли виновата в том, что ее брат женится на Тории. Подумай хорошенько, однажды и ее саму продадут вот так же. Не порть жизнь девчонке. Нравится – ухаживай, будь обходителен, добивайся, но лезть к ней из-за глупого стремления насолить герцогу и королю Кастору не смей!

Алгод презрительно скривился. Знал бы брат, какие смелые беседы ведет эта леди, заступался бы за нее не так рьяно. Пейврад не любил строптивых, ему всегда были по душе милые, невинные овечки, живущие по указу родителей и не смеющие даже пикнуть в присутствии мужчин без разрешения.

Рэнла Лотт же была скорее волчицей в овечьей шкуре. И как бы младший принц ни убеждал себя, что интерес к ней основан лишь на вспыхнувшей внезапно похоти, в глубине души знал: нечто иное потянуло его к девушке в самый первый миг знакомства, что-то странное, новое, интригующее.

Танец Дариза и Тории завершился. Гости аплодировали, поднимаясь со своих мест, чтобы размять ноги и как следует повеселиться, отплясывая под бодрую мелодию, заигравшую следом. Алгод глубоко вдохнул, встал, одернул ненавистный камзол и направился к леди Лотт, которая тоже вышла из-за стола и теперь мило беседовала с королевой Селией и королевой Мойной. Краем глаза принц заметил, что Дариз с Торией возвращаются, услышал, как Пейврад пригласил принцессу Хлою, а Фридэсс – Лорну. Перехватил недовольные взгляды отца и короля Кастера, когда они смекнули о его намерениях.

– Алгод, – окликнул сына Эйрогас, но тот сделал вид, что не расслышал.

– Леди Лотт, позвольте пригласить вас на танец? – Принц учтиво поклонился, заложив одну руку за спину, а вторую протянув вперед.

Селия насторожилась и явно растерялась. Мойна осталась безразличной, продолжая сиять своей фальшивой улыбкой.

– На танец? – удивленно переспросила Рэнла, захлопав длинными ресницами. – Но ваша матушка как раз рассказывала нам, что вы не любитель танцев.

– Моя любовь к танцам напрямую зависит от наличия подходящей партнерши. – Алгод с трудом сдержался, чтобы не отпустить колкость в адрес матери, вечно сующей нос не в свое дело.

– Ах вот оно что. – Рэнла улыбнулась так, будто одновременно намекала ему и на неземное блаженство, и на адские муки в своем обществе. – В таком случае, я с радостью потанцую с вами, Ваше Высочество.

Она вложила свою ладошку в его, и Алгод крепко сжал ее, словно боялся, что девушка передумает и сбежит. Именно в этот момент к ним подошли Дариз с Торией. Венка на виске герцога пульсировала, выдавая его недовольство, но он промолчал. Лишь вопросительно глянул на сестру: мол, тебя надо спасать? Рэнла почти незаметно качнула головой. Алгод самодовольно улыбнулся Даризу и повел девушку на площадку для танцев.

– Я не нравлюсь вашему брату, – сказал принц после недолгого молчания.

– Ему не нравится ваше внимание ко мне, а не вы лично. Он склонен опекать меня слишком рьяно.

– При таком раскладе мужа вам будет найти непросто.

– Отчего же? – Рэнла остановилась, и он был вынужден остановиться вместе с ней. Они по-прежнему держались за руки. – У нас с братом есть целый список подходящих кандидатов. Просто пока в моем замужестве нет необходимости.

– Вот так просто? Список? – Отчего-то Алгоду слышать такое было неприятно.

– А что вас удивляет? Я не тешу себя иллюзией, будто однажды смогу выйти замуж по любви. В наших с вами жизнях, Ваше Высочество, брак – это всегда выгодное партнерство. И хорошо, если супруг или супруга хотя бы внешне будут нам приятны.

В прекрасных голубых глазах читалась непоколебимая убежденность в правильности таких суждений. Алгод вспомнил затравленный взгляд Тории: ей бы хоть капельку уверенности Рэнлы.

– Не говорите, что не мечтаете о любви, – хмыкнул принц и придвинулся чуть ближе, чем то допускали правила приличия. – Все женщины мечтают.

– Долг превыше всего, Ваше Высочество. Остается надеяться, что Боги, видя наше смирение, одарят нас своей милостью и позволят познать любовь с теми, с кем свяжет нас судьба. – Она не смутилась, не отступила, смотрела все так же твердо, но тем не менее во взгляде том не было и намека на заносчивость. – Танец почти закончился, – сказала тихо. – Нужно торопиться.

– Не нужно. Дождемся следующего. – Принц отстранился и снова потянул ее за собой.

– На нас все смотрят. – Лукавая улыбка озарила прекрасное личико.

– На вас трудно не смотреть.

– Если это был комплимент, то спасибо.

– Он самый.

– А мне вот кажется, что они смотрят на вас.

Молодые люди миновали длинные ряды столов и остановились у стены, дожидаясь, пока танец закончится и начнется следующий. Алгод нехотя отпустил руку Рэнлы. Девушка взглянула на возвышение в другом конце зала, где стояли короли и Дариз. Принц сделал то же самое и встретился глазами с герцогом. Даже с такого расстояния ощущалась исходящая от него угроза. Если Дариз реагирует так на простые беседы и танцы, то что будет, когда Рэнла всерьез кем-то увлечется?

– Матушка сказала правду. Я обычно не танцую. Вот все и таращатся.

– О-о-о, – протянула леди Лотт с тихим смешком. – Так мы даем всем повод для сплетен?

– Вас это забавляет?

Алгод очень старался оставаться невозмутимым и безразличным ко всему, но на деле это оказалось непросто. В леди Лотт было столько живости, искренности и теплоты, что невольно хотелось улыбаться в ответ.

– Немного. Порой люди выдумывают такие небылицы, что заслушаться можно. – Девушка взяла принца под локоть. – Следующий танец. Еще не передумали?

– Разве могу я лишить вас возможности насладиться слухами, которые уже завтра расползутся по всему замку? – Он все же не сдержал улыбки, и Рэн нашла ее весьма милой, хотя озвучивать свои мысли не стала.

Девушка вновь вложила руку в его большую ладонь. Они продвигались к центру площадки под тихие перешептывания и косые взгляды гостей. Алгода это не удивляло: о том, что принц не любитель танцев, было известно каждому. Что ж, раз они с леди Лотт невольно завладели всеобщим вниманием, то почему бы не сбить народ с толку еще больше? Плюс это разозлит отца с матушкой.