«Probatio Fidei» Тест Веры
«Probatio Fidei»
(“Тест Веры»)
Я еще немного постоял у края обрыва. Ниже, метрах в двадцати, волны накатывались на маленький пляжик темного песка, расчерченный вдоль полосками черных кусочков слюды, выплеснутой на берег ночным прибоем.
Стебли сухой полыни оставили на обшлагах коричневых вельветовых штанов пятна ярко желтой пыльцы. Я нагнулся стряхнуть её и обнаружил, что на правой туфле развязался шнурок. Я затянул его потуже, едва не порвав старые, истрёпанные нитки, уже связанные в паре мест и с трудом пролазящие через ушки старых парусиновых ботинок.
Пока я стоял, солнце полностью взошло, утренний ветер сменил направление, стал более резким и прохладным. Я поежился повернулся к морю спиной и зашагал к дому. Солнце горело через рубашку, я шел по подсохшей на ветру траве и думал о запахе осеннего моря. Пахло мокрыми досками.
Мой дом – высокий одноэтажный бетонный брус неправильно, мятой формы, заглублённый в каменистую почву, с большими несимметричными окнами и мелкими бойницами, разбросанными по всей поверхности стен. Когда я впервые увидел эти до жути странные дыры причудливой формы в серых стенах мне захотелось сразу развернуться, пойти прочь и поискать для жилья что-то другое. Но первое же утро и день не только примирили, но и заставили меня полюбить мастерство архитектора, превратившего внутренности дома в гигантские солнечные часы. Каждый день двигаясь по новой траектории, солнце проникало через определенную бойницу и освещало именно те уголки, в которых по мнению архитектора следовало проводить время именно в этот час дня. Я прожил здесь не так долго, всего лишь конец лета и начало осени, но почти каждый день открывал для себя какой-то новый уголок следуя траектории падающего луча.
Перед входной дверью стояла большая стеклянная бутылка молока, пакет с продуктами, пачка газет и какие-то рекламные листки и счета. Я сгреб все обеими руками, коленом открыл дверь и заметил на придверном коврике еще один конверт, аккуратно просунутый в прихожую через щель.
Я отнес на кухню полученное из лавки и вернулся за конвертом.
Он был без обратного адреса. Простой, белый конверт. Защита на клеевой полоске клапана не сорвана. Я слегка распахнул створки и увидел внутри узкий листок, явно оторванный от какого-то документа и использованный для записки. Я закрыл конверт и толкнул его его на край большой кухонной столешницы, сделанной из слоистого полевого камня.
Мне не хотелось идти к комоду, и я сполоснул стакан стоявший в мойке с утра, налил в него свежего молока, вытащил из пакета длинный батон. Отломил большой кусок, зажал его зубами и пододвинул к себе свежую почту. Нажав коленкой на дверцу стола выщелкнул дверцу с мусорным ведром, в которое по порядку полетели рекламные буклеты, просмотренные счета, газеты, пара тощих научных журналов, один толстый, несколько приглашений на выставки и концерты.
Один журнал я оставил на столе, решив почитать его перед сном. Потом я смахнул туда же крошки от булки, а стакан отправил обратно в мойку.
Чтобы дотянуться до отложенного конверта с запиской мне потребовалось встать с табуретки и довольно сильно нагнуться над столешницей. На секунду я замер и понюхал стол. Он пах старым маслом, полем, травой и еще чем-то не опознаваемо древним. Я зацепил конверт кончиками пальцев и подтянулись к себе по шершавой поверхности необработанного скола камня.
В конверте оказалась написанная от руки записка: “Выход сегодня, в 12:15. На все воля Божья. Аминь.”
Я осмотрелся. Луч света падал на большое покойное кресло у журнального столика, стоящее почти в центре гостиной. Я вытащил из мойки стакан, не споласкивая налил в него молока, отломил еще один кусок хлеба. Руками разломил вдоль и положил внутрь большой кусок сыра, лежавший в пакете с продуктами. Сунул подмышку журнал, подхватил стакан, бутерброд и отправился к освещенному солнцем креслу. Было без пяти минут двенадцать.
– И как вам? Мы можем посмотреть что нибудь еще, если у вас есть час-полтора свободного времени.
Пока меня не было, его костюм не стал менее безупречным, уровень колы в стакане уменьшился примерно на палец, а закладка в книге переехала на несколько страниц ближе к концу.
– Мне нравится. А как там с соседями? Всегда будет так пустынно?
– Это место не пользуется бешеной популярностью. Осваивать его начали несколько лет назад, поэтому и пейзаж кажется несколько унылым и однообразным. Знаете, как это бывает: сменилось начальство, привлекли новых маркетологов, они что-то посчитали. Выходило все не так плохо. Даже хорошо. Компания вложилась в ландшафтных дизайнеров, архитекторов, интерьерных дизайнеров. А потом вдруг выяснилось, что предпочитающих такой стиль жизни нельзя селить слишком плотно. Ошибка маркетологов в какой-то одной запятой, и мы получили почти пустой берег с очень интересной архитектурой, инфраструктурой и большими издержками на рекламу.
– То есть никто в ближайшее время не поселиться рядом?
– Скорее всего. В какой-то отдаленной перспективе, возможно. Но пока, в пределах разумной видимости и дальности ходьбы нет никого. В качестве бонуса к вашему решению мы можем предоставить машину, и вы можете немного потрястись по степной дороге и навестить пару своих ближайших соседей, поболтать о том, о сем.
– Кто-то уже заселился неподалеку?
Он немного помялся, поковырял пальцем в лежащем перед ним чемоданчике.
– Ожидаем переезда со дня на день…
– Кто это?
– В некотором роде – это личная тайна и я не могу вам сказать с кем вам предстоит познакомиться даже если вы выберете именно этот вариант. Ваше право, узнав соседей, потом разорвать отношения, но я не могу создавать дополнительные негативные препятствия для свободы вашего выбора только на основании того, что кто-то совершил примерно такой же выбор. Тем более, что есть вероятность, что вы вообще никогда не захотите совершить пешую или автомобильную прогулку в сторону вероятного соседа.
– Кстати, я видел там много приглашений на какое-то местные развлечения.
– О-о-о, можете не беспокоиться!
Он улыбнулся и подпихнул мне россыпь рекламных буклетов.
– От общественных библиотек и заседаний местных научных обществ, до спортивных состязаний и ночных клубов. Конечно, в пределах ваших возможностей, но окружающий контингент примерного одного класса, поэтому не стоит особо беспокоиться по принятии в местное сообщество или каких-то ограничений по доступу в клубы.
– Я не такой старый. И несмотря на пенсию, возможно, захочу поработать.
– Насчет этого можете тоже не очень переживать. В городе есть разные кустарные производства, чтобы занять руки. А если будет желание поработать серьезно, то у нас есть регулярные правительственные и частные контракты. Время от времени вам будут подкидывать с почтой предложения в соответствии с вашей специальностью. Если контракт не надомный, мы позаботимся о вашем хозяйстве за весьма скромную долю гонорара.
– А что это за контракты?
– Тут, как раз, вам не стоит волноваться. У правительства и компаний есть интересы, которые некорректно поручать жителям традиционных поселений. Подпишите договор об определенном уровне конфиденциальности, получите небольшое ограничение в праве разглашения при встречах с родственниками и друзьями. Вот, пожалуй, и все.
– Кстати, мы не обсудили как я буду добираться до своих друзей и детей. В городишке рядом есть аэропорт или вокзал?
– Разумеется есть. Покупаете билет, можно сквозной. Автобусом до ближайшего города, а там или железной дорогой или самолетом. Хотя и они могут приехать к вам. Мы обеспечим их всем необходимым и картой, чтобы не заблудились. А если даже и немного поплутают – это прекрасное приключение для внуков и внучек, заблудиться в поле по дороге к дедушке!
– Кстати, я так и не добрался ни до одного магазина. Заказывать удобно, но вдруг мне захочется побродить между стеллажами и выбрать то, что попадется на глаза?
– Жаль, что вы не воспользовались за это время ни одним рекламным предложением. В принципе, если вы подпишете “Акт сомнения” я могу дать вам еще одну неделю чтобы побродить по окрестностям, съездить в город, самому купить в трех поселковых лавочках продукты и мелочи…
– Нет, я уже решил. Давайте все оформим. Пусть лавочки и их хозяева будут сюрпризом. К тому же старики любят поворчать и попридираться в магазинах. Без этого их жизнь на пенсии будет не такой интересной и полной. Да, кстати. Мне не нравится резеда у входа.
– Не проблема. Просто выдерните ее когда заселитесь и закажите что нибудь другое.
– А если мне надоест этот дом, могу я приобрести другой?
– Конечно, у нас есть там агент из местных. Свяжитесь с ним и он обязательно подберет вам что-то по средствам, которыми вы располагаете. Я же вас предупредил что выбранное вами место не очень популярно, поэтому возможны некоторые колебания цен, но я надеюсь, что все будет в порядке и местечко станет модным и тогда вы даже получите прибыль от продажи.
– Агент из местных?
– Подрабатывает на досуге. Писатель, очень интересный человек, заскучал и откликнулся на наше предложение.
– А еще есть какие-то работы?
– По нашим делам особо нет, разве что бывают собрания, на которых мы просим жителей рассказать о своей жизни переселенца неофитам. Там, где много наших единоверцев, они даже устраивают небольшие концерты, спевки, экскурсии. А вот в выбранном вами месте довольно пустынно, так что мы особо не настаиваем на миссии. Пока раз в полгода-год может кто-то постучится от нас, напоите чаем, посидите, поболтаете на кухне. Но это только в том случае, если он у нас будет настаивать на встрече со старожилом. За это вам даже полагаются бонусы и некоторая часть комиссионных. Как евангелисту.
– Никогда бы до такого не додумался.
– Некоторые, вновь обращенные, очень дотошно подходят к выбору и не воспринимают все на веру. Обязательно надо вложить руки куда не попадя.
Он засмеялся, от чего его белый, тугой подворотничок сдавил шею и она слегка побагровела.
– Ладно. Давайте оформлять финансовые бумаги.
Он ловко вытащил из чемоданчика и аккуратно разложил на три стопочки листки бумаги трех цветов, вынул бутылочку темного стекла, коробку с бумажными салфетками, баночку с тампонами и авторучку.
– Вы ознакомились с документами?
– Да.
– Очень хорошо, тем не менее еще раз пробегите их экземпляры и убедитесь в их идентичности.
– Я вам верю.
– Дело не в вере, а в том, что у вас могут появиться вопросы по пунктам, на которые вы до этого не обращали внимания, читая со стола. К тому же вся процедура фиксируется на видеокамеру, чтобы в дальнейшем избежать претензий со стороны родственников, которым может не понравиться ваш выбор.
Он символически поправил камеру, стоящую справа от него на миниатюрной треноге и заглянул в дисплей проверив изображение. Я протянул руку и подгреб к себе все три стопки настоящей бумаги.
Как только я это сделал, вид у моего наставника стал торжественный. Я даже улыбнулся, представив себе объемную картинку, которую пишет камера. Он, в черном костюме, пуловере и белом подворотничке, начищенных до полной матовой неизбежности черных мягких туфлях, сидящий с прямой спиной, как будто проглотивший лом и я, небритый, всклокоченный, в футболке, толстовке со следами вчерашней яичницы, клюквенного сока и зубной пасты и домашних тапочках на босую ногу.
Минут на десять мы погрузились в молчание. Я читал, он изредка втягивал воздух носом, подсовывал палец за воротничок или отхлебывал колы, но при этом не спускал с меня взгляда.
– Вот, кстати, пункт: “Отказывается от каких бы то ни было процедур, поддерживающих его жизнедеятельность более чем на месяц, в случае если медиками не будет однозначно доказана целесообразность их продолжения.” А если родственники будут настаивать?
– Там дальше есть еще пункты, по которым ваша, высказанная прижизненно воля, ограничивает права кого бы то ни было, в частном порядке, принимать решение о поддержании вас в жизни реанимацией. Эта упёртость родственников очень усложняет нашу работу, и мы не хотели бы столкнуться с какими бы то ни было проблемами выполнения наших обязательств. Вы все прочитали? Вот вам еще листочек. Это вы должны произнести вслух, членораздельно, если вы все понимаете и все три экземпляра договора идентичные.
Я взял карточку из плотной бумаги и пробежав строчки на ней откашлялся, выпрямил спину и прочитал:
– “Подтверждаю, что то сам, в твердом уме и по трезвому разумению, 11 апреля 2024 года прочитал все три экземпляра, понял и оценил текст Акта «Верую». Я согласен с его положениями и признаю все ограничения, накладываемые на меня данным “Актом”, равно как после прохождения таинства воцерковления признаю всех, кто подписал ранее и подпишет такие же Акты впредь своими Братьями и Сестрами в вере. Обязуюсь соблюдать установленные таинства и не разглашать их сути. Вверяю себя Богу и уповают на милость его. Аминь”
Когда я закончил свою клятву, вдруг понял, что тоже сижу с выпрямленной спиной, как и мой визави, а глаза у меня горят каким-то неземным огнем. Мой собеседник аккуратно принял у меня карточку, положил её в чемоданчик, осторожно, но твердо пожал мою руку и строго посмотрел в мои глаза.
– Поздравляю, Брат!
– Спасибо…
– Ну а теперь давайте подпишем “Акт” …
Он быстро и аккуратно достал бумажную салфетку, развернул ее на столе. Выдавил на тампон немного жидкости из флакончика. Отчетливо запахло спиртом. Потом разорвал упаковку одноразовых перчаток, снял колпачок с авторучки и жестом попросил мою руку. Я догадался и протянул ему ладонь, выставив вперед безымянный палец. Левой рукой твердо перехватил палец у подушечки, протер тампоном, сильно сжал его и ткнул пером ручки. Я почувствовал боль укола и ручка зажужжала, втягивая в себя капельку крови.
– Ну вот в все, как комарик укусил… Сейчас подождем три минуты и можно будет подписывать.
Он положил авторучку ближе к моей правой руке, пером от меня. Я ощущал, что она она немного вибрировала и гудела, а на обращенном ко мне зажиме горел красный огонек.
– А сразу нельзя подписывать?
– Идет процесс консервации. Кровь смешивается со специальной жидкостью и отвердителями, позволяющими сохранить в подписи ДНК на несколько сотен лет. Мало ли кто из родственников и потомков примется оспаривать “Акт” …
– А я думал, что кровь сцеживают в чашку и макают в нее перо… Кстати, в тексте, который я прочитал, упоминаются “таинства” – подписание это и есть процедура, о которой я не должен говорить непосвященным?
– Нет, это не таинство, а простая юридическая формальность, обставленная некоторой торжественностью. Если вы бы когда-то брали большой кредит, подписывали транснациональный или международный договор, то там вся технология такая же.
– Но ведь показывают, как президенты подписывают соглашения. Там никакой крови и ваток со спиртом.
– Это внешняя сторона. И подписывают они, скорее всего, муляжи договоров на публику. Кстати, именно оттуда пошла привычка забирать ручки.
– Забирать? А разве они ими не обмениваются?
– Обмениваются они при подписании липовых соглашений на публике. А настоящие, с кровью, забирают.
Я посмотрел на лежащую передо мной ручку. Она все так-же светилась красным.
– Конечно я ее вам отдам. Это правило, так как важнее этой ручки нет ничего для подписания документов. Можете оставить ее с кровью, через полгода она высохнет и будет как символ Веры. Ее можно будет носить во внешнем кармане пиджака на собраниях. Или положить в укромное место. Можно промыть и набрать обычных чернил и пользоваться как простой авторучкой.