Команда кошмара. Книга пятая

Пролог

– Южная Африка?

– Потеряна, сэр. Русские. Они прямо сейчас высаживают десант!

– Не отвлекайся на эмоции. Запад?

– Китайцы при поддержке малазийского десанта. Одновременно с русскими.

– Каир?

– Не отвечают. Высокий шанс на то, что…

– Понял. Кто еще подходит под ту же категорию?

– Болгария, Англия, Германия, Франция, юг Италии, сэр. Там сейчас бои за Пьерно и…

– Масштабы, Йозеф! Только крупные точки! Мне нужна глобальная картина!

– Европа, Африка, треть Южной Америки, одна пятая Северной, сэр. Наши потери на сейчас. Из крупных баз… «Криат», «Зорге», «Йорм», «Сигурд».

– «Сигурд»?! Когда?!

– Десять минут наза…

– Идиот! Надо было с этого начинать! Передавай мой циркулярный приказ – капсуляция! По всем инстанциям, по всем каналам, Йозеф! Немедленно! Приказ

«Эклипс-3»!

– Так точно, сэр! Приступаю! Приказ «Эклипс-3»!

Дело… сделано. Мир кипит и бурлит, где-то гибнут люди, агенты, бесценные ученые и талантливые управленцы, но это уже их не касается. Приказ «Эклипс-3» вступил в силу. Теперь остается только сидеть, наблюдать и ждать.

Чего? Конечно же, как будет реализован план «Красная ворона».

Человек в массивном кресле поморщился, начав щелкать тумблерами. Повинуясь его движениям, отключались мониторы, демонстрирующие самые разные каналы и графики. Огромные сверхсовременные дисплеи гасли, позволяя хозяину сосредоточиться на его мыслях. Особо оптимистичными бы их никто не назвал.

Тощий паразит Валиаччи давно уже настаивал на этом варианте развития событий. Нельзя сказать, что итальянец не был прав, еще как был. Слишком взрывообразно поднялась «Чистота», они просто не были готовы к такому… бунту. Нет, не были. От каждого по способностям, каждому по способностям. Нельзя постоянно возвышать лучших с помощью артефактов. Остальные возмутятся. Это и произошло.

Что теперь, думает человек в кресле? Отчаянный ход, являющийся на самом деле провокацией Валиаччи, неминуемо заставит русских столкнуться лбами с войсками, подчиняющимися «Чистоте». А это, между прочим, европейские страны. Несколько самых крупных и развитых. Что сделают коммунисты? Вариант первый – попробуют договориться. Очень вряд ли. Итальянец действовал с размахом, пять сотен человек, собственные исследования, поставленные на кон, демонстрация прерывателя… нет, шансов у красных нет, они не смогут удержать бешеного ежа в ладонях.

Ответ будет публичным, громким и сильным. Инерция такой риторики неминуемо приведет к конфликту между коммунистами и «Чистотой». Обещанное же Валиаччи сотрудничество, как бы этот пронырливый итальянец не брызгал слюной на общем совете, утверждая, что пора выходить на свет… вот тут всё печально. Конечно же, красные тоже люди, с ними более чем возможно договориться, только вот масштабы несоразмерны. Хомяку не подружиться с косаткой. Но он вполне способен удрать, пока та разрывает акулу посочнее, а «Чистота» и ее присные – это очень крупная акула.

А пока мы забьемся в норку. Тотальная капсуляция. Связь между всеми ячейками обрывается, коммуникации заморожены, пароли обнулены и более не действуют. «Стигма» в очередной раз делает вид, что повержена, как бывало и ранее. За «Зорге» и «Сигурд» очень обидно, конечно, проекты обладали потрясающим потенциалом, но достигнутыми результатами «Чистота» воспользоваться не может. Эти псевдопуритане, вынужденные пойти на объединение с подчиненными, просто не могут себе позволить взаимодействовать на равных с неосапиантами, а без этого им многого не понять.

Да почти всего! «Стигма» сейчас – это мозг, у которого взбесилось тело.

До сих пор 99 процентов не понимают того, на чем построена «Стигма» – способности неосапиантов есть полная ерунда. Неважно какие, даже самые мощные, даже дополненные нужными знаниями и квалификациями, они явление разовое, единичное, требующее внимания и условий по приложению. Бессмысленное. Но здоровье? Снижение усталости, повышенный тонус мышц, великолепная резистентность к болезням

и вирусам, бесплодие, черт побери, позволяющее им сосредоточиться на работе, а не на репродуктивном цикле? Это совершенно другое. Даже русские при всех их преимуществах, при Дремучем, при Стакомске, только-только начинают понимать, в чем настоящая соль неогенов.

«Чистота» обречена. Она была обречена изначально, не являясь сколько-нибудь автономным образованием, а теперь она будет поглощать сама себя в борьбе за власть и влияние, пока её не поглотят другие, предварительно разорвав. Но она будет сопротивляться, а значит – отвлекать внимание.

Человек в кресле, сложив руки домиком, размышляет о возможном ответе русских, о словах итальянского ученого, планирует свой будущий график. Его прерывает Йозеф, передавший один из самых приоритетных приказов телекоммуникационному центру убежища. Прерывает не просто так. Он пришёл сказать, что одной из групп скрытного наблюдения в Южной Африке был обнаружен беглец. Неосапиант.

Русский.

В списках не значится. В ориентировках Стакомска присутствует с пометкой «Особо опасен. Стрелять на поражение». Состояние – крайне близкое к критическому. Стабилизирован. Небоеспособен. Без сознания.

– Очень интересно, – подумав, произнесет человек в кресле, – Везите его сюда. Попробуем узнать побольше.

Глава 1. Жизнь продолжается

Разглядывая заросшее плющом здание «Жасминной тени», я поймал себя на мысли, что коммунизм мне уже не очень и нравится. Мягко выражаясь, грубо говоря.

Нет, ну смотрите, всё довольно просто. Вот, к примеру, я человек-программист, да? Очень востребованный в нынешние времена фрукт. В таком разрезе Советский Союз прекрасен: я мог бы работать, получить квартиру, найти себе девушку своей мечты, спланировать жизнь. Кататься по выходным на рыбалку и смотреть в завтрашний день всегда очень уверенным взглядом. Комфорт. Постоянство. Стабильность. Вера в силу своей державы. Уют. Да? Да. Копеечная квартплата, качественные продукты, ГОСТ-ы, моя милиция меня бережет, знай себе лупи по кнопочкам. Хорошо же? Да просто отлично!

…с точки зрения простого парня, желающего простой жизни.

А если ты – не он? Не в душе, а по факту.

Если ты, к примеру, рыцарь в сияющих доспехах, только что прилетевший из Африки, где спас кучу народу, рисковал жизнью, тебя предавали, тайны там разные сверхсекретные раскрывали, потрясали основами вселенной и твоего собственного бытия? Если ты там, по сути, даже крестного батю встретил, который обосрал тебе полжизни поганой прижившейся кликухой?

Знаете, мне кажется, это достойно слегка большего, чем зарплата, я вам скажу!

И вот тут-то и кроется червяк сомнений, грызущий мою неспокойную душу! А чего именно, это «больше»?! Миллион долларов и принцесса, готовая в жопу? Ну, первое мне банально ни к чему, хоть миллиард дайте, я в эту вашу Америку не поеду, мне там хана! А второе есть как бы само по себе, хоть и не принцесса, но это мелочи. От чего и порождается мой немой вопрос – почему у меня с простым парнем потребности одинаковые, а спрашивают по способностям? Ведь чтобы нивелировать разницу между битьем по кнопочкам и выполнением спецзаданий, связанных с опупеть каким риском, должны быть мощнейшие мотивационные рычаги, а их нету!

И как быть? С собой-то я как-нибудь договорюсь, а вот как убедить машину, которую мы создаем? Компьютер не понимает аналогий, не может рассчитать патриотизм, ему нужны компенсационные расчётные алгоритмы. Как, например, мне, прямо сейчас.

– Витя, хватит строить рожи! – грянуло с крыльца от легко одетой изящной брюнетки, – Все идут – и ты идешь! Лови свою маску!

– Да иду я, иду… принцесса, – буркнул я себе под нос, ловя необходимый предмет туалета.

Мне в душе уже больше шестидесяти лет, но вот, снова-здорово, всем бегом на первомайскую демонстрацию, ибо городу, а особенно нашим двум районам, обосраться как нужно испытать счастье, единство, локоть товарища и всё такое. Тут бы спрятаться от аж дрожащего в воздухе торжественного воя из динамиков, но куда там. Уж кто-кто, а неосапианты, тем более служащие, быть были обязаны. У нас даже своё место в походном ордере демонстрации было.

Пришлось плестись, соответствовать. Воздушные шары, знамена, музыка из каждой дырки, просто море народа, кто с детьми, кто старый и в орденах. Цветы, улыбки, редкие порывы ветра дают возможность глотнуть воздуха, не насыщенного довольно ядовитыми испарениями одеколонов и прочих духов. Такие вот тут у нас дела.

Нет, на самом деле, почти все, включая немногочисленных жителей нашей общаги, испытывали насквозь патриотические и бравурные чувства от всей этой движухи. Даже сестры Умаровы в кои-то веки делали что-то полезное – волокли большой красный транспарант с надписью «Стакомск – навсегда!». Не знаю, где они его достали и что именно должен был значить этот призыв, слегка намекающий на пожизненную тюрягу, но вот за то, что узбечки догадались присобачить к полотнищу кучу шариков с гелием, облегчающим им переноску, был готов поставить негодяйкам пять.

Тем не менее, у идущего в маске меня было насквозь отвратительное настроение, так что даже очень хорошо, что под сталью и титаном я мог, не сдерживаясь, корчить рожи. Угу, праздник, торжество… блин. Вот как вы думаете, что сделали силы враждебные? Рассыпали несколько десятков тысяч единиц артефактного дерева над районами, от чего у нас, у советских граждан, внезапно стало больше адаптантов… на четверть! В крупнейшей стране с самым большим процентом неосапиантов! Ладно, едем дальше. Еще силы враждебные напустили на два района фиолетовый дым посредством пары китайских дедов, так…? …и украли у тех же китайцев черное металлическое говно!

Всё! Всё остальное – именно то, что сейчас пытаются банально замести под ковер, сделали сами люди! Нахапали артефактов, переобулись в адаптантов, а затем попытались спрятаться от недреманного ока Большого Брата. Почему? Ну как почему? Вот вы часто идёте в больницу сразу, как что-то не так? Ай, кого я спрашиваю, вас же не существует… Людей, которые идут сразу – тоже не существует, если они не ипохондрики! Естественно, что новые адаптанты решили, что многочисленные призывы идти и доложиться, несущиеся с каждого утюга – это не про их честь!

Чем это всё кончилось? Зачисткой. Стране не нужны нелояльные адаптанты. У страны не было времени выковыривать их по одному из фиолетового дыма. Зато вот потом, когда беженцы потянулись на пропускные сортировочные пункты, из них изумительно отсортировали кровавых жертв нападения европейских фанатиков, провезя балбесов мимо «ограничителей». И ярость благородная, наполняющая сердца и прочую требуху марширующих первомайских нас – сфабрикована ничем не хуже, чем мнение всех десяти стоматологов из рекламы в моем первом мире.

Так что моя рожа похожа на куриную жопу отнюдь неспроста. То есть, идёшь такой, значком своим кэгэбэшным сверкаешь, за одну руку тебя прекрасная такая вся из себя китаянка держит, за другую брюнетка вцепилась (чтобы ты не курил), а на душе – скорбь, пустота и жопа, потому что знаешь грязную гадкую правду обо всем происходящем. Осудить никого не можешь и не хочешь, но осадочка столько, что чуть с конца не капает.

…и две феечки миленькие, значит, сверху летят, Стакомск у них навсегда. А что вот у них в душе… ладно, хрен с ним, что у них там в душе, у меня такое же было, а вот что у них в постели творится (и с кем!) – знаем только немногочисленные мы. И тоже еле держим лица при виде белозубых улыбок этих прелестниц, которые она направляют на восхищенно рассматривающих их детей. Такими ртами и детям улыбаются. Бессовестные.

Такова вот наша жизнь.

И что теперь? Идём по залитому солнечными лучами городу, прямо вот, по проспекту, почти все радостные аж противно. Прямо триумф добра над злом, не иначе. Злые буржуины в зарубежье воют благим матом из-за похеренного товаропотока, у них в парламентах и прочих министерствах буквально драки идут. Кризисы один за другим, дипканалы разрываются, суета стоит и плач человеческий. И мы все такие в белом и по проспекту с улыбками на устах. Кроваво мстим человечеству за выбрыки одной тайной организации. Ну, если уж быть совсем непредвзятым, то просто наказываем «Чистоту» чужими руками.

Прямо как я в Африке. Никого ж там буквально и пальцем не тронул, да? Товарищ Радин решил сделать мне бо-бо, я не дался, а вместо этого его слегка пошантажировал и натравил на врага. Впрочем, сам майор помер, не дав особо-то никакого результата, так что всю катку, можно сказать, затащил один наглый итальянец, врубив странную машинерию. А остатки противника уже зачистили «когти». Кстати, европеоиды сейчас по этому поводу верещат сильнее всего – мол, русские коварно и безнаказанно напали на их экспедиционный корпус, который нес справедливость и возмездие негодяям, из-за которых в Стакомске жопа началась.

И вот на этом месте я этот СССР очень люблю, потому что если он всем своим видом выражает «насрать, что вы там соврали», то его молчанию верят куда сильнее, чем чужому п*здежу.

Ладно уж, чего там, отстрелялись. Прошлись, поулыбались, помахали руками, посмотрели на бороздящих просторы мирного, сука, неба «ксюх» и «копух», которые свалили из Стакомска быстрее, чем пропадает пердеж возле трубы пылесоса… мелочи. Можно и домой, в родные пенаты, как настоящим героям, победившим силы зла в их логове.

Шучу.

– Витя, купи нам сладкой ваты! – озадачила задумчивого меня наглая Кладышева, лишенная руки по причине, что терпеть больше без никотина эту жизнь я не захотел.

– А сами чо? – вредно поинтересовался я, пытаясь вспомнить брал ли с собой такую ерунду как деньги.

– Ты у нас карманы видишь?! – показала мне язык почти-сорокалетняя тетка в теле мелкой, но слегка сисястой нимфоманки с тяжелым синдромом мазохистки.

– Карманы…, – пробурчал ограбляемый на несколько копеек я, – Да я одетыми вас…

– Тиха! Тут же дети!

Неосапиант – это не только от одной до пяти способностей, но и железное здоровье, приятные формы лица и тела, поправленный генокод и высокий жизненный тонус. То есть, проще говоря, мы очень здоровые организмы и желания у нас тоже… здоровенные. А когда это касается «чистых», загадочных неосапов с неограниченным сроком жизни и отключенным старением, то желания вообще становятся ого-го. А так как тщеславие в стране почти-победившего коммунизма один из самых ярких пороков, то все неосапиантки, которых я имею честь сегодня наблюдать – одеты очень легко. Ну, за исключением бабы Цао, потому что ей, всё-таки, почти сотня лет.

Это я к чему? А к тому, что на моих обжирающихся сладкой ватой красавицах – сарафанчики модели «невесомость», как, впрочем, и на многих других неосапиантках, отличающихся… человекоподобностью. Наш сексуальный вопрос старательно замалчивается на всех уровнях. Винить девчонок за легкоодетость я не собирался, потому что жизнь наша явление насквозь скучное и подземное, хоть и насыщенное. Надо же им в кои-то веки себя показать, да других девок задепрессировать. Красивые иначе не могут.

Пока топали домой, меня умудрились развести буквально все, включая нашу комендантшу. Ничего удивительного в этом не было, так как Паша Салиновский, мужик «Жасминной тени» номер два, был прозрачно беден как бы не с рождения, будучи неработающим студентом, обремененным двумя микро-женщинами. Тратился я без особых возражений, опять-таки печально думая о счастливом конце для героев, где и денег миллионы, и свой тропический остров, и принцесса в жопу…

Да что она ко мне привязалась, блин!

– Итак, товарищи, приветствую всех, – слегка надуто высказался я спустя некоторое время, оглядывая орлиным взором собравшийся в комнате народ, – на первом, так сказать, общем собрании нашего закрытого клуба, пытающегося оформить всем и каждому светлое будущее! Пора бы нам поговорить о том, чего мы достигли, а чего только собираемся…

Как раз Первомай для нас всех оказался финишной точкой по «переезду» обратно, из запасного контрольного бункера, расположенного под овощебазой одной весьма заштатной деревни. На собрании, организованном мной и у меня присутствовали все участники нашего заговора кроме Окалин старшей и младшей, по причине их большой занятости. Что, в общем-то, расценивалось как положительный фактор, так как для сложных вещей у блондинки была товарищ Молоко, причем была здесь.

– Итак, что мы имеем на данный момент, – взяла слово Нина Валерьевна, как человек достаточной важности и толщины, чтобы не посещать всякие там первомаи, – У нас в наличии есть гибридные вычислительные мощности, с лихвой перекрывающие потребности даже такого глобального проекта. Не скажу за всю страну, но Стакомск проблемой являться не будет. Далее, у нас есть стабильный приток данных, на основе которых можно выстраивать статистическую модель и, более того, мы получили доступ к программному обеспечению «часов», которые носят неосапианты Стакомска…

То есть, по сути, как скупо добавил один из висящих вокруг нас призраков, в наличии по технической части было всё. Для реализации своей модели… управления обществом. Нет, не управления. Регуляции. Или…

– Нет, – покачал я головой, – Вы, конечно, все умные аж жуть, но я ближе к народу, поэтому уверенно докладываю – всё, обозначенное как «контроль», «регуляция», «управление» … всё это будет воспринято максимально негативно, со стопроцентным отторжением. Это не нужно никому. Ни нам, ни им, ни всем. Расширенная Паспортная Система.

Сказать, что этот пассаж удивил собравшуюся публику – ничего не сказать. Пришлось очень вдумчиво и конкретно объяснять, до чего я дошёл в своих мыслях. А именно – совершенно незачем навязывать конечному пользователю конечную цель разрабатываемой нами системы. Вся суть нашего замысла в том, чтобы, ничего не меняя по сути, очистить государственный аппарат от нашлаковки, коррупции и неэтичных механизмов компенсации. Уничтожить любую власть за рамками должностных обязанностей, ликвидировать непотию, извести свояченичество. Для этого не нужен был диктатор, скорее наоборот – помощник, многократно облегчающий жизнь. И проясняющий нюансы.

Объективный летописец, неподкупный секретарь, машина, способная со временем взять на себя большую часть бюрократической волокиты. Упростить её, предложить более эргономичные решения, не навязывая их, а с позиции ставшего непререкаемым авторитета.

– Понимаете? – развел я руками после своего спича, – Нам не нужно ломать систему, а просто создать то, с помощью чего люди сами изменят мир. Примеров в истории полно. Колесо, стремена, порох, консервные банки, ископаемое топливо. Теперь время пришло признать, что мы, как отдельные особи, настолько опаздываем от текущего технического и социального прогресса, что нам нужен такой костыль как независимая система, способная работать с десятками и сотнями миллионов граждан.

– Людей да, – подала голос тихо сидевшая и слушавшая нас Янлинь, – Но мы же не ради них всем этим занялись, так, Виктор?

– Нет, ради них! – жестко отрезал я, переводя взгляд на подругу, – Ради них потому, что только так и получится! Нельзя забывать, что мы – это тоже они! Нам что требуется от этого проекта? Правильно, защита. Прав, жизни, свободы. Что и всем. Что, в принципе, и так заявлено на всех возможных уровнях. Но это не значит, что простым хомо сапиенс не требуется защита от нас! Надзор, гарантия, безопасность…

Очень сложно донести простую мысль до непростых людей словами, которые используются в существующем миропорядке. Разные там «нейронные сети», «искусственный интеллект», «социальный индекс» … Намекнуть этим изобретателям, пояснить, расставить приоритеты, первоочередно завязанные на необходимость автономности системы, её абсолютной дуракостойкости и невозможности взлома. Насчет взлома, правда, я был спокоен, потому что хранители информации, используемые для ядра нашей Паспортной Системы, просто-напросто не позволяли переписывать информацию.

Но…

С планерки я выгонял всех, чувствуя себя выжатым как тряпка. Не сколько потому, что выложился сам, сколько из-за того, что наши технические специалисты как начали обмениваться мнениями и теориями, так нихрена и не захотели менять место своей дислокации. А зачем? Здесь же все отключено, часики, у кого они были, мы все поснимали, как обычно, а тут что, другую комнату китаянке настраивать? И понеслась вагина по неровной местности рваным ритмом. Ни штаны снять, ни чебурек холодный съесть. Только и делай, что переводи свои запасы хорошего кофе на товарища Молоко.

К счастью, все имеет свойство кончаться. К несчастью тоже, но на этот раз собрание кончилось раньше моего терпения, а договорившиеся хрен знает о чем стороны начали поспешно рассасываться по своим делам. В целом, ерунда, решил я, имея по жизни полный доступ к телу и мозгу нашего основного программиста. Правда, теперь уже не только к нему, так как последние полтора часа некто Вероника вовсю таскала народ к вернувшемуся на свое законное место резервуару с коматозным немцем, от которого все чего-то внезапно захотели. Потом узнаю.

Пока, наконец-то, можно отдыхать!

Набрав ванну горячей воды, я со скрипом, кляня свою раздавшуюся фактуру, уместился блаженствовать. Ну как уместился? Ноги, длинные и слегка волосатые, задрал, грудь, чересчур широкую, слегка скукожил в плечах, в общем, воткнулся в некогда вполне достойную емкость далеко не самым благоприятным образом. Видимо, скоро придётся убалтывать бабу Цао, чтобы она меня пускала в свободные комнаты для великанов на самом минусовом этаже. Не сколько из необходимости, а просто потому, что полежать в ванне я люблю, а как тут полежишь, когда ты два метра ростом, да и вес уже такой, что ножки у чугунной бедолаги слегка поскрипывают? Крошится там уже всё, слишком я тяжелый…

Что-то жутко всё закрутилось. И я, как оказалось, продукт эксперимента гребаной «Стигмы», да и она сама, точнее, её основное отделение, теперь как бы целуются в десны с моей страной, и черное железное говно не просто говно, а преобразованный элемент, которым в Сибири и организовали весь этот сраный Дремучий и всех этих сраных нас… Плюс еще Окалина вместе со своим Предиктором. Как? Откуда? Когда?!

Ладно, всё это фигня, а вот признание того паршивого итальянца, что я вроде как не неосапиант, а вообще хрен пойми, что за зверюшка – это вообще полный атас, возвращающий меня в те далеко не радостные времена, когда я был просто пугающим уродцем, понятия не имеющим, чего от себя ждать. То есть, эксперимент в эксперименте с сознанием хорошо пожившего мужика из другой реальности. И теперь я могу разговаривать в туманном облике. КАК?

Неизвестно, но Нина Валерьевна меня ждёт и любит. На эксперименты и всё такое. Не хочу!

…но надо.

Знали бы вы, как меня задалбывает быть простым советским мальчиком Витей Изотовым!

А теперь я не простой мальчик, почти застрявший в ванне, а еще имею на груди и окрестностях небольшую, но очень голую женщину, которая, одновременно пытается сунуть мне в зубы тлеющую сигарету и ногой отвинтить вентиль горячей воды посильнее, потому что ей, этой женщине, слегка воды не хватает. Места тоже, поэтому она ворочается, бурчит на то, что я разожрался в этих Африках, а заодно и пихает меня в разные неудобные места. Подумав пару секунд, слегка напрягаюсь, выделяя с десяток-другой литров скользкой слизи, из-за которой Кладышева Вероника Израилевна начинает с негодующим визгом по мне кататься, временами взвизгивая, когда струя горячей воды окатывает ей места нежные и сокровенные.

– Гад! – называет моя главная (?) жена вещи своими именами, – Зараза! Я ему сигарету принесла!

Она пробует щипаться, но это довольно бесполезно, потому как всё очень скользко. Говорить тоже не очень удобно, потому как созданное мной полупрозрачное вещество легче воды, а значит – набивается в рот. Так-то оно безвкусная желейная масса, совершенно нейтральная к тому же, но где рот, там и глаза, а вот их почистить куда сложнее, когда точек опоры у тебя нет совершенно.

Налюбовавшись на лягушку, быстро понявшую, что работа лапками ей не даст ничего, я на краткий миг превращаюсь в туман, текуче перемещаясь и конденсируясь возле ванны, сразу сухим. Не успевшую вынырнуть Веронику достаю сам, начиная самозабвенно… мыть. Та довольно быстро успокаивается, продолжая бурчать о том, что уже очень меня разнесло, теперь и не полежишь вместе, не понежишься. Что да, то да, легко соглашаюсь с инсинуациями, намыливая девушке голову. Такова жизнь, мальчики растут.

На самом деле, абсолютно мозгоразрывные ощущения от того, что в данный момент происходит. Я, совершенно и бесповоротно голый, мою хрупкую девушку. Я, способный поднять в таком состоянии танк, пробить капитальную стену или бросить кирпич, придавая безвинному орудию пролетариата некоторые характеристики пушечного снаряда. Что говорить про чудовищно хрупкий организм Вероники?

Однако, это как-то работает, причем давно и надежно. Никогда не ломал дома кровати, предметы обихода и людей, да и вообще хожу чаще всего по дому голым, на радость всем, кто смотрит записи с камер. Даже вот, мою голову личному психиатру. И уши чищу.

– Эй! – попыталась избежать процедуры 37-летняя тетка (неделю назад отмечали), но не удержала равновесие и попыталась брыкнуться с ног, от чего и была мной поймана в полете. Неоднократно, по причине своей излишней скользкости. Спустя почти десять секунд бешеной эквилибристики, в ходе которых я ловлю, подбрасываю и перехватываю скользкую от слизи, влаги и мыла девчонку, набирающую обороты как в движении, так и в издаваемых ей звуках. Пришлось снова превращаться в туман, ловить на себя и в себя девчоночье тело, а затем опускать его на дно ванной. Дальше в ход пошла горячая вода, смывающая все непотребство.

– Вить, – закутанная в полотенце и успокоившаяся Кладышева схватила меня за уши, а затем, посмотрев в глаза, задала дурацкий вопрос, – А у нас получится?

– Должно, – пожал я плечами, унося вытертое к себе в комнату, – А что, есть альтернативы?

– Нет, – фыркнула девушка, – Просто… страшно. Искусственный разум? Серьезно?

– Ты мне ответь, – улыбнулся я, устраивая целиком завернутую подругу на кровать, – Может ли человек отринуть личное ради общественного? Не разово, а в разрезе развития общества, потому что это требует его должность и ответственность?

– Нет, – вздохнула девушка, – Проблема с неосапиантами как раз стоит в том, что из нас буквально выдавливают подобное поведение под страхом смерти. Ты был прав, мы все – просто люди.

– Именно, – утешительно похлопал я по маленькой ягодице, – А еще я умру от старости, а тебе жить тысячи лет, как и Янлинь. Так что давайте, напрягайтесь ради нашего светлого будущего.

– Слышь! Ты куда пошёл?!! – возмущенный крик обнаженной женщины из спальни (ну че там, одно полотенце?) прозвучал на редкость звонко.

– Как куда? – фальшиво удивился я, твердым шагом направляясь к холодильнику, – За чебуреками!

Принцессы подождут.

Глава 2. Командировка

– Ну что, Изотов, догадаешься, почему мы друг на друга сейчас смотрим как на новые ворота, м? Или как обычно?

– Давайте как обычно, товарищ майор! – изображал умирающую лебедь я, сидя напротив начальницы. Находились мы, как обычно, в паре десятков метров под землей, в НИИСУКРС.

– А чего так? – измывалась двухметровая блондинка, – Не пора ли тебе это… как его? Проявлять здоровую инициативу? Ну, как там, в Африке?

– Хорошего понемножку, – сползал я всё ниже и ниже, – Отпустите меня, Нелла Аркадьевна! А то после товарища Молоко на мне места живого нет! Я вам еще пригожусь!

– Конечно пригодишься, – кивали мне в ответ, – Причем, прямо сейчас.

– Вы, таарищ майор, безусловно женщина видная, так что я в ваше…

– Заткнись, клоун! – внезапно рыкнула львицей старая убийца, – Тебе что, каждое «дважды два» объяснять?! Ну так напомню – о чем я тебе, дураку, в Африке сказала?!

– Опа, – бросил валять дурака я, собираясь в кресле вновь в нечто, могущее называться человеком.

– Жопа, Изотов, – с тяжелым вздохом на меня подняли тяжелый взгляд, – Причем полная. Предиктор найден, а значит – ты не он. У меня из рук уже две недели пытаются выдрать тебя самые разные личности, начиная от гребанного Валиаччи, и заканчивая… да они, суки, вообще не заканчиваются. Требуют тебя, требуют информацию, требуют предоставить прямой доступ к твоим часам… считай всё и сразу. Понимаешь?

Черт. Черт-черт-черт-черт…! Вся моя свобода и частичная неуязвимость перед разными заинтересованными товарищами строилась на двух слонах – Окалине и собственной очень смутной уникальности, из-за которой меня банально боялись шатать! Теперь же вкусный Витя больше особо-то и не нужен, ведь он точно не Предиктор, зато великолепный образец чего-то… полезного, интересного и уникального!

– Живым не дамся, – угрюмо проговорил я, тут же уточняя, – Не вам. Шухер там устрою, куда привезут. И гори оно всё огнем…

– Да погоди ты! – махнули на меня рукой, – Никто тебе ласты не заворачивает. Пока.

– А…

– Это «пока» может очень быстро перерасти в «сейчас», Изотов, – исподлобья взглянула на меня блондинка, – Причем внезапно. Причем буквально сейчас. Не косись, сам прекрасно знаешь, что на звонки от некоторых… товарищей я должна брать под козырёк и делать, что сказано. Телефон может зазвонить в любую минуту, так что иллюзий мы питать не будем, ага?

– Не будем…, – кисло пробормотал я, рассматривая валькирию. Та не менее кисло смотрела в ответ, с каким-то даже сомнением.

Помолчали.

– Как у вас там… с этой штукой? – внезапно чуть ли не светским тоном спросила Окалина.

– Нормально всё, – отреагировал я, – Идёт потихонечку. Нужно много-много кодить, много-много думать, а остальные вопросы мы решили.

Говорить, что мы подключили подсеть к сверхсекретному государственному компьютеру, контролирующему очень многое в Стакомске, я не собирался. Незачем. Мелочи какие. Не резиновая наша Ржа, уверенно вам говорю.

– То есть, ты там теперь на хер не упал, правильно? – задала очень гадкий вопрос Нелла Аркадьевна вредно-предвкушающим тоном, – Думать-то там есть кому.

– Ну дааа? – прищурился я.

– Вот и хорошо, Витя, – улыбнулись мне, – Лови.

В меня полетела увесистая папка, в которой оказался… красный диплом на имя Изотова Виктора Анатольевича, с беспощадным блеском закончившего ВУЗ Стакомска по профессии «программист широкого профиля, оператор ЭВМ и чего-то там еще…». Правда, с 95-ым годом, проставленным сильно заранее, ибо у нас тут как бы 92-ой…

– Э? – выдал умный звук я.

– Бэ! Сиди дрочи на это, пока я думаю, – дали мне очень ценные указания. Затем огромная блондинка действительно встала, начав прохаживаться вдоль своего стола и изредка кидая на меня сложные взгляды. Сказать, что это было «нехарактерно» – ничего не сказать. Я раньше думал, что эта огромная женщина вообще не умеет сомневаться.

Диплом? Это очень хорошо. Давайте не будем пороть горячку, а честно признаемся себе, людям, да и вам, дорогая публика – я неосапиант, способный усваивать информацию на порядок быстрее хомо сапиенс. Просто потому, что я всегда огонь, а этот самый хомо – только несколько часов с утра, а потом под кофе. Следовательно, одобренная Минздравом программа обучения, все эти пять курсов, мне никуда не стучалась. Банально незачем. Именно программирование, современный кодинг, я уже знаю, благодаря Янлинь, просто волшебно. Все остальное, к примеру, рабочие спецификации на нужную вакансию, я банально могу изучить за ночь перед первым рабочим днем.

Только вот в текущих реалиях мне мирная работа не грозит. Да и спокойная жизнь тоже. Грош цена этому диплому… пока что.

– Я могу тебе доверять, Виктор? – у Окалины явно был план-минимум на сегодня меня добить удивлением.

– Будьте добры, раскройте тему глубже, товарищ майор, – вместо сарказма выдал я. Все-таки оба не идиоты.

– Скажу прямо, – большая статная женщина села обратно за свой стол, – Тебе каюк. Не сейчас, так через неделю. Меня продавят, тебя заберут. Затем ты выгадываешь свой момент, превращаешь закрытое правительственное учреждение в бойню, сбегаешь. Дальше аж два варианта. Либо ты проходишь ограничители и тебя ищут, в том числе и мы, либо просто устраиваешь бардак, пока тебя не пристрелят. Верно я говорю? Так оно и есть. Но… есть еще один вариант. Очень авантюрный. Очень. И, чтобы имел хоть какие-то шансы на успех, я должна доверя… нет. Я должна верить, что ты справишься.

– Вы меня знаете лучше, чем я себя, – пожал я плечами, – И…

– Нет, слушай, – оборвала меня майор, – Слушай внимательно, Витя.

Нелла Аркадьевна, как оказалось, готовила мне не только падлы вроде многострадальной и слегка беременной якобы от меня Сидоровой, а также специально задроченных на тренировках «когтей», но также думала о том, что случится, если мы с её любимой призрачной кровиночкой Юленькой начнем любить друг друга в десны, жить душа в душу, срать на одном поле и миловаться при луне. В таком разрезе, учитывая влюбленность девушки, мой статус как Симулянта был штукой сложной, поэтому о контрмерах возможному влиянию извне Ржа подумала.

Ответом на этот непростой вопрос был резкий и очень мощный переход Виктора Изотова из состояния «тайный хрен в конопляном поле», он же экспериментальный мальчик-из-подвала, в публичное явление на весь Союз Советских Социалистических Республик. Например, как жениха, а в последствии и мужа заслуженной артистки, певицы и… чем там еще Палатенцо промышляла? Не суть.

Требовались предпосылки – они есть. Я уже на службе Партии, народу, равенству, братству и прочим хорошим вещам сделал уже очень немало, это всё ложилось под сукно с грифом «засекречено к херам собачьим». Но. Если я возьмусь за сложное многоступенчатое задание, которое горит у Ржи на руках, если справлюсь с ним…

– Вы как-то очень неуверенно это говорите, – кисло заметил я, наблюдая за определенно мнущей сиськи майором.

– Да потому что от этого всего дела тащит херней, Изотов! – рыкнула та почти смущенно, – Смердит! Воняет! Пасёт! Тебя бы я отпустила легко, вчерашним числом! Тем более – к Юльке! Тем более, тебе надо будет делать то, что ты умеешь! Но, твою мать, но! Ты не можешь выполнить всё один и не должен это делать! Этого банально не хватит, такое замнут к едреной матери. Мне… нам нужно сформировать отряд, понимаешь? Исполнителей, которых не смогут замести под сукно, понял?!

– Никак нет, товарищ майор! – не выдержав, вскочил я, выпучив глаза.

– Ох, – схватилась за лицо блондинка, начав его остервенело тереть, – Я тебе про то говорю, что тебе не просто надо будет отсвечивать рядом с Юлькой в её турне. И не просто ликвидировать закапсулированные, мать их, ячейки «Стигмы» по пути этого, мать его, турне… Изотов! Тебе это всё надо будет делать в компании… да хрен знает кого! Вот что меня напрягает!

– Как можно отправить на такую операцию хрен знает кого?! – заорал я на начальство, – Кааак?!

А как тут не заорать? Ладно на мокруху подписывают, не впервой, но с нагрузкой?

– А вот так, долбо*б! – в ответ заорала блондинка, вскакивая с места, – Я свою голову на кон ставлю, понял?! Чтобы тебя не прижмурили и не уволокли, я найду тебе придурков в компанию! Громких придурков! С высокопоставленными родителями и родственниками! С историей! Вытащу из тюрем и отработок! Таких идиотов, которых ты еще и на Коморской не видывал! Хочешь жить – сумеешь и их в узде удержать, и дело сделать, и на публике не обосраться! Что смотришь?! Думал, в сказку попал?!!

Поорали друг на друга, слегка успокоились, приступили к конструктивному диалогу.

Технически, всё складывается верно. Окалина задним числом прописывает мне приказ на эту миссию, которая у неё идёт по разнарядке «выполнить в прошлом году и срочно». На этом моменте всё просто – Валиаччи и Блинскитс выдали своим новым «союзникам» все пароли и явки о «уснувших» ячейках на территории Союза. По этим ячейкам и был составлен маршрут турне Окалины-младшей, о котором заговорят через пару дней в новостях. Я в эту схему как исполнитель (жених звезды, будь я неладен!) вписываюсь буквально идеально, получая защиту от серьезных товарищей, проводящих свои хотелки насчет меня по ведомствам.

От менее щепетильных меня должна защитить дурная слава «команды мечты», которую Ржа выберет из своих закромов/архива/расстрельного списка. Сама эта «команда» будет работать не за спасибо, а за самую сочную плюшку, которую может предложить главный палач Стакомска – полную амнистию, чистый лист. На дело мне их придётся брать (и водить) в обязательном порядке, как ради защиты, так и затем, чтобы заслуг у этих отморозков реально хватило на амнистию.

Это – план.

Дальше идёт его апофеоз, зависящий целиком и полностью от нашей героической блондинки, да сверкает её средоточие розовым пламенем, прямо как в Африке. Заключается он в том, что она подготавливает полный доклад по всем делам Симулянта, упоминает все его заслуги, задания, роли, прекрасную форму члена и красивые глаза, а затем на каком-то этапе эта сов.секретная информация «утекает». Не обязательно в народ, по ведомствам утекает, в ту же Армию, так далее и тому подобное. Учитывая, что я понижен в звании до сержанта КГБ (интересно, сколько у комитета всего сержантов?), моя легенда станет притчей во языцех быстрее, чем Янлинь раздевается в постельку. Просто вжух – и всё.

– Поднимется шум, Витя, – успокоившись, поясняла мне Окалина, – Умеренный шум, но с широким резонансом. У нас же идеология, заслуги не забывают, медальки дарить любят. У меня их на бронежилет хватит. Если узнают о таком скромном пареньке, который уже нарубил будь здоров, а сидит с голой жопой в общаге, то заблажат будь здоров, в Кремле подпрыгнут. А когда ты засветишься на полную, причем уже рядом с Юлькой, причем максимально публично, то в лабораторию тебя уже не запихают. Ты, как бы, начнешь существовать.

– Вилами по воде писано, – угрюмо бурчал я.

– А не забывай жопой шевелить со своим проектом, – гнусно улыбалась мне в лицо блондинка, – Он же должен нас защищать? Вот и выживай. Я ради тебя подставляюсь.

– Ради Юльки.

– Тебе не один половой орган, умник ты непричесанный?

– Из меня командир как из говна пуля! Дайте Колдуна! – проныл я безо всякой надежды.

– А пое*аться тебе не завернуть?! – вызверилось на меня начальство, – Всё, катись. Документы и дела я тебе через китаянку твою перешлю, сиди неделю в «Жасминке» и никуда не высовывайся. Нинку, если что, шли лесом, облизнется. Она всё равно, сучка такая, к Валиаччи лезть будет. Так что сиди и жди, всё тебе привезут. А потом, как из Стакомска выедешь, уже всё сам, понял? От сих и до сих, Витя. И только попробуй Юльку под монастырь подвести…

Неделя. Неделя дома. Неделя дома перед отъездом хрен знает, насколько в компании каких-то феерических дебилов.

– Я не хочу домой! Лучше тут подожду! – начал я умащиваться в кресле. Нет, ну страшно же. Что там от меня через неделю останется?!!

– Хочу к товарищу Молоко! На опыты! Пусть трубку свою в жопу сует! Снова!

– Отставить истерику, сержант! – слегка улыбнулась Ржа, – Пиз*уй лесом, обхаживай свой цветник. Сам виноват!

Да блин!

Награда нашла героя, называется. Нет покоя нечестивым! Да за что это всё мне?!

Так, стоп, соберись, товарищ Изотов. Сопли в кулак, яйца туда же, крепче стиснуть это всё зубами, смотреть в будущее. В будущее, я сказал! Оно, сука, светлое! Несмотря на всучиваемую призрачную бабу, умеющую драться электротоком, несмотря на… все остальное! Все не так уж плохо, Палатенцо тоже неплоха, была бы плоха, ей бы не давали выступать с речами везде, пока в Стакомске был полный бардак! Дома… поймут. Даже более того, всегда понимали. Так что третья тоже будет к месту, у меня канделябр без нее не работает!

Всё! Пошевелил стиснутое и пошёл, пошёл, пошёл! Главное – держать морду кирпичом, чтобы никто всю неделю ничего, никак и ни на секунду не понял!

…

Вообще, если так подумать, то мне с личной жизнью повезло невероятно. Обе девушки умные, очень красивые, полны энергии и не стареют. Вообще. Последнее вообще прекрасно, особенно с точки зрения человека, уже прожившего одну жизнь и видевшего увядание как себя, так и сверстников. Как уже говорил: всем советую бессмертных девиц, главное – не надоесть друг другу. С этим тоже всё хорошо… ну, для личной жизни, общество бы нас очень сильно не поняло, а возможно бы даже изолировало, запретило или расстреляло. Но речь не об этом.

Она, скорее, о том, что, если Янлинь в большей части жизненных моментов слегка… деревянненькая и инфантильная (что тоже несет свою прелесть!), то вот Вероника свет Израилевна слегка другой масти и характеристик. То есть, грубо говоря, если твой личный психопат-психолог выглядит как черноволосая нимфетка с слегка безумным взглядом, то ты постоянно забываешь о том, что она один из лучших специалистов по психологии неосапиантов… в мире.

Злобная мелкая черноволоска ничем не подавала виду, что что-то прочухала. Она все время до вечера вела себя как ни в чем не бывало! Записывала что-то за столом, жевала, что Витя подал с холодильника, размышляла вслух о том, не завести ли нам чайный гриб, но тут же вспоминала, что мы живем под землей, а растению, вроде бы, нужно немного солнца. Спрашивала, есть ли у меня что зашить. Чесалась. Вновь писала. Срисовывала результаты с нашего коматозного немца. Бурчала себе под нос. В общем, делала всё то, что делал я (вела себя как обычно), но намного… намного лучше.

Свой тщательно выверенный удар она нанесла ровно в тот момент, когда сыто отдувающаяся Янлинь, мирно сидящая за кухонным столом, допивала свой чай, легкомысленно болтая при этом ногами.

– Витенька, а ты ничего не хочешь нам рассказать? – нежным, шелковым, буквально медовым голоском пропело это чудовище, моментально выводя интонациями китаянку на боевой режим, – Ну так… я подумала – а вдруг хочешь? Нет, ну хочешь же?

В общем, раскололи меня до задницы за три фразы, одно предложение

и два местоимения. Страшное слово «командировка» повисло в воздухе между переглядывающимися женщинами и бледным мной.

Я, вообще, кто угодно, но не подкаблучник, благо в первой жизни такого восхитительного опыта наелся до того, как он, этот опыт, на мне сыграл полную партию – любые попытки манипулировать собой я встречал жестко в рога, а вывод на эмоции быстро переводил в посыл нахер. Жизнь и так далеко нелегкая штука, так еще с капризами чужими всю жизнь бороться? Не, спасибо, есть множество куда более увлекательных дел. Однако, с другой стороны, мужчина должен. И вот это уже не шутки.

Нет, скажи мне кто угодно, что я ему, ей, стране, планете, чебуречеству, галактике или кому-то еще «что-то должен», то этот кто угодно пойдет по известному маршруту, но не потому, что я такой весь из себя недолжный, а потому, что только сам определяю, что именно, как именно и кому именно должен. Опять же, не потому что я царь горы, а потому что дитя интернета. Мне мнение соседей, двоюродных родственников, сотрудников и работников ЖКХ не стучалось никуда, я к ним не был прикован, смекаете? Интернет расширяет твой список знакомств до сугубо приятных или нужных людей, с кем ты и вась-вась по жизни.

Здесь было всё иначе, но Витя уже конь старый. Хоть и с неплохим воспитанием. Поэтому некоторые вещи я своим женщинам – да, должен. Гладить, любить, скучать, удовлетворять в постели, заботиться о том, чтобы в холодильнике было пожрать, развлекать разговорами и анекдотами, делать массаж, носить тяжести и чинить розетки. Короче, много всего.

Они тоже не отлынивали, поэтому жили мы душа в душу. А знаете почему? Потому что каждый из нас троих – человек занятой, ведущий интенсивную интеллектуальную и физическую деятельность. Паразитных потерь энергии у нас мизер, моча никому в голову не бьет. Ну, по крайней мере, пока несчастные молодые девушки не слышат о том, что их личная жизнь берет паузу «на недели две, а может и месяц».

Ууу…, что тут началось…

Говорят две вещи: «Перед смертью не надышишься» и «В Советском Союзе секса не было». Врут. Во всяком случае, надышаться мы пытались (они пытались, я выживал как мог), а насчет Союза не знаю, но под землей у нас есть всё. Даже канделябр, что уж тут говорить о простом человеческом общении. Правда, Цао Сюин, еще во время разговора предупредившая по интеркому, что камеры переведет в закольцованный режим, явно поняла чисто по-женски, что с меня будут брать аванс за месяц.

Ладно, шучу. Почти. Наверное. Прошедшая неделя не слишком хорошо запомнилась, конечно, но в реанимацию никто не попал, а окончательно пришедшую в негодность стиральную машинку мне пришлось выкинуть. Ковер, стул, погнутый таз, половину банки яблочного повидла, которую не было времени закрыть пластиковой крышкой, да невесть каким макаром погнувшийся штангенциркуль, вообще непонятно как ко мне попавший.

Наверное, не стоило отвечать на прямой и честный вопрос Янлинь «а ты точно вернешься?» словами «Если не умру, то да, причем, наверное, с Юлькой».

Не ну а чо кота за яйца тянуть?

В общем, на Кошинском вокзале города Стакомска я, спустя ровно семь дней, стоял, слегка покачиваясь, и немилосердно тупя в толстую стопку папок, которую мне девчонки впихнули в дорогу вместе с кульком снеди, пробурчав, что «кто-то притащил эту макулатуру несколько дней назад». На улице царило удушливое, но очень раннее утро, в уголке рта у меня дымила сигарета, на душе было полное опустошение и робкое желание купить в дорогу дальнюю водки. Здравый смысл был против, утверждая, что на вокзалах и рядом с ними не бывает ничего хорошего, доброго и светлого, так что нужно продолжать здоровый образ жизни. Тем более, что он здоров настолько, что ноют все мышцы без исключения.

– Изотов…, – безрадостно сказали сзади мужским невыспавшимся голосом. Пришлось разворачиваться и смотреть в усталые глаза Анатолия Викторовича Темеева, бессменной правой руки нашего героического майора. По мирным направлениям заместителя, внезапно понял я, ни разу не видевший Темеева на поле боя или даже рядом. Хм…

– Я за него? – ответил я молодому человеку, которого тут определенно не должно было быть.

– Нелла Аркадьевна не смогла до тебя дозвониться.

– Вы сами отпустили меня домой. Ничего не знаю.

– Допрыгаешься ты когда-нибудь, – покачал головой, подходя ко мне лейтенант. Заодно он протягивал руку с какими-то бумажками (ну куда еще-то?), – Вот твой новый маршрут. Разворачивай и смотри. Видишь? Сходишь в Дягилево, ждешь три часа, садишься на вот эту электричку в Заранск, не доезжаешь одну остановку. Там на станции тебя встретит большая часть отряда, потом прокатитесь в сам город, переночуете в гостинице, туда вам привезут последних… двух. Понял?

– Дальше… самолет? – удивился я вслух.

– Да, самолет до военной базы в районе Никольского, это рядом с Питером, если ты не знал. Там у вас будет пара дней отдыха до того, как Юлия Игоревна освободится и прибудет к вам вместе с группой. За это время попытайся вбить своим… коллегам хоть немного мозгов.

– А если не выйдет? – не спросить это я не мог. Слишком уж много зависело от придурков.

– Товарищ майор догадывалась, что ты это спросишь, Изотов, – мученически вздохнул Темеев, – Она просила передать «любые меры кроме физического устранения». Понял? Любые.

– Так уже лучше! – обрадовался я. Солнце даже из-за туч выглянуло.

– А теперь второе, – тут же решил сунуть мне падлу гадкий лейтенант, – что меня просили передать. «Если ты кого-то сломаешь без крайней на то необходимости, то следующую трубку тебе буду засовывать я!».

Ну твою же мать!

Глава 3. Хулиганы и тунеядцы

Я был ранее знаком с одним неосапиантом, который болтался по жизни наподобие чемодана без ручки. Жуткий косячник с точки зрения законов нашего правового государства, натуральный преступник, когда не в себе, а там, не в себе, он любил бывать больше, чем собака мясо. Но, ко всему этому, такой субъект, отзывающийся в миру на имя Паши Салиновского, обладал невероятно полезной способностью стрелять золотыми лучиками, парализующими любого неосапианта, в любом состоянии. Даже меня в виде тумана. Попал – и всё. Поэтому данного юношу не расстреляли к чертовой бабушке за всех поиметых им юных дев и женщин, а просто упекли к нам под землю.

Правильно, в принципе, сделали, так как человеческое обращение даже из забитого дистрофика-патогена в итоге сделало почти нормального человека. Ну как человека? Парня, не стремящегося обожраться лаврового листа, даже когда он на грани физического истощения. Это был большой прогресс, да. Социализация и всё такое. Более того, когда Четвертый и Пятый районы заволокло фиолетовым дымом, в котором начали ползать разные нехорошие личности, именно посредством Паши была парализована и изъята, а значит спасена, целая куча народа. Что отразилось в его досье более чем хорошо.

Только вот одно «но», хмуро думал я, стоя на маленькой задрипанной станции в одной остановке от славного города Заранска. Такое, совсем крошечное «но». То, что является большим шагом вперед для Паши Салиновского, с точки зрения оперативного агента КГБ на специальном задании – шажок очень крохотный. Буквально, сука, незаметный.

Однако вот он, бл*дь, стоит. Глазами на меня лупает. Сумку в руках имеет нехилую. Мы с ним в одном поезде сюда и приехали. Прибыли, так сказать. С одного дома.

– Витя?! – выпучился на меня вихрастый блондин.

– Х*итя! – рявкнул я, подходя к нему вплотную и нанося два щелбана большими пальцами рук по подозрительным вздутиям на свободной пашиной рубашке, прямо у ремня, утягивающего чахотошное пашкино пузо. Сдвоенный девичий визг от двух узбечек, только что сочно получивших по задницам, показал, что я всё понял правильно.

Началось в колхозе утро!

Сказать, что я сделался печален в этот погожий денек на почти сельской местности – это не сказать ничего. Проблема даже была не в Паше и его сопровождении, даже не в том, что этого перца не было в переданных мне делах. Нафига мне его дело, если я знаю Пашу как облупленного, а о его подружках знаю даже то, чего не знает никто? Неееет, все куда хуже – я проникся тем уровнем подготовки, который будет в этой команде кошмара! Знаете, какой он будет?! Никакой, бл*дь! Мне просто насовали «громких» придурков!

Через две минуты все оказалось даже слегка хуже.

– То есть, по сути, ты не Паша, – резюмировал я, выслушав одного блондинка и двух ушибленных в жопы фей, – Ты бабоносец «Салиновский» в несвободном, сука, плавании, так?

– Да пошёл ты в сраку, Изотов! – сорвался на крик блондин, – Мне предложили, я подписался! Если бы я знал, что эта херня будет связана с тобой, то остался бы в «Жасминке»!

– И мы! – синхронно подпискнули две неогенки из его запазухи.

– Молодые люди, хватит тут стоять и кричать! – вылезла из своей будки билетерша, – Идите вон к пруду, стойте там и кричите сколько влезет!

– Бабуль, прости, но мы будем стоять и кричать тут. У нас тут встре…

– Какая я тебе бабуля, калдырь ты масочный! Скрыл зенки бестыжие и что думаешь, тетя Галя не учует?! Ах ты алкаш мелкий! – внезапно наехали на меня со всей страстью застоявшейся в тесной будке буйной женщины, – А ну пошли отсюда, хулиганы! Сейчас милицию вызову!

– Так, еще вот с бабками мне проблем не хватало, – выдохнул невинно обвиненный в алкоголизме я, вызывая новый поток негодования от кассирши, которой было всего под сорок лет нездорового питания и сидячей работы, – Идемте, подышим свежим воздухом. Наши запаздывают. В смысле те, кого тут подобрать должны. С вами я возиться отдельно не буду.

– Тоже мне, начальник…, – тихо проворчала Онахон или Охахон.

Сразу отвечать я не стал, а сначала, убедившись, что бедная, заморенная скукой женщина продолжает токовать нам вслед со станции, но уже не может слышать, популярно объяснил троице неосапиантов на что они подписались и, главное, с кем. Без интимных подробностей, но подчеркнув, что во благо результата я обеих узбечек могу навернуть на карандашики, а затем подарить получившиеся конфетки на палочке извращенцам и прочим лесбиянам. На любые потребности. Если будет нужно. А вы думали, что? В сказку попали? И ты, Паша, не надувайся как вон та жаба, Витя про вашу любовь-морковь всё давно уже принял (но не понял), так что обезвреживание Паши произойдет до карандашей. И никто мне слова поперек не скажет. Прониклись? Хорошо.

Всегда сложно работать с теми, с кем поддерживаешь родственные или дружественные отношения. Это почти закон, не иначе. Человек – существо глубоко инерционное, изменять своё отношение не любит и не стремится, легко относится к залетам и сильно обижается, отхватывая за эти залеты по полной… если речь идет о дружественных изначально взаимоотношениях. Здесь надо было донести, что полное прощение грехов Паша получит либо потом и кровью, либо серьезным отношением к моим словам – и я донес.

А вот около рекомендованного крикливой клушей пруда внезапно обнаружилось некое явление, взирая на которое я как-то понял, что мы с Салиновским и феями могли бы долго стоять на станции. В ожидании. Ну так потому, что те, кого мы бы ожидали, банально плескались в этом самом пруду. Сволочи.

Первой в глаза бросалась худющая и высокая девица, то и дело выпрыгивающая из воды с хриплым радостным визгом. Девице было около двадцатника, она была голой везде, мохнатой внизу, а еще несла на своем теле море татуировок, покрывающих буквально всё, кроме лица, шеи и мочалки между ног. Хотя за мочалку не уверен. Бесилась эта особь только так, верещала, плескалась, сверкала своим половинчатым размером и, как понимаю, была основным инициатором купания.

Елена Довлатова, возраст 21 год, национальность: русская. Любимая племянница известного правозащитника Кирилла Павловича Довлатова. С детства не знала отказа ни в чем, постоянно бывала за рубежом, покатилась по наклонной с момента инициации как криптид. Характер: чистейшей воды оторва и панкуха, не вылезающая из исправительных учреждений. В последнем, как раз расположенном неподалеку, её и умудрились удержать настолько долго, что даже этот упрямый кусок татуированной девчатины взвыл, моля о шансе на исправление. Он был предоставлен, потому как

набор способностей у девушки весьма интересен и разнообразен. А еще у неё

«нео-вовлеченность» меньше десятки, что тоже очень интересный фактор. Нахулиганила эта особа на три расстрела с пожизненным, но никогда и ни при каких обстоятельствах не использовала свои способности против людей.

Летает, умеет становиться невидимой, высочайшая координация движений, имеет режим эхолокации. Могла бы стать великолепным оперативником, но – характер…

Вторым, попавшимся мне на глаза, был парень, явно подкатывающий шары к этой самой Довлатовой, на что она, продолжая беситься, не обращала особого внимания. Во всяком случае, он единственный плавал около татуированной, даже пытаясь составить ей конкуренцию в брызгах и воплях, но так, сдержанно и стыдливо. Средний рост, козлиная бородка, невнятные усики, невнятное телосложение.

Сергей Дмитриевич Конюхов, возраст 26 лет, художник и сын художника, причем очень известного. Наполовину бурят, на сотню с лишним процентов мудак. Стал адаптантом, шантажом вынудив собственного отца купить ему артефакт. Был впоследствии отдан в детдом, где и дожил до 18-ти лет, вбив себе в голову, что на этот шаг Конюхова-старшего толкнула ревность к таланту сына. Устраивал по этому поводу публичные скандалы, утверждая, что из-за прошедших без нормальной практики лет в детском доме (а момент с шантажом успешно замолчали), его карьера как художника похоронена собственным отцом. Трус, подлец, лгун, нимфоман, лентяй и подонок. Но…

…обладает чрезвычайно полезной и вызывающей острейший интерес ученых способностью «сенсорная сфера». Умеет создавать невидимую энергетическую конструкцию, способную отдаляться от хозяина на расстояние в несколько километров. «Сфера» способна слышать, ощущать, нюхать… короче, всё что и сам Конюхов. Две другие способности, слабый гидрокинез и такой же технокинез, просто рядом не смотрелись. Технокинетики, конечно, на вес золота, но попробуй заставить художника закончить политех. Тем более – такого. В дурку он попал по причине скандального характера, мании величия, эпатажности и сексуальных домогательств до гражданок.

В общем, козёл он и есть козёл, решил я, разглядывая парня, даже не думавшего по жизни как-то озаботиться своим физическим развитием. Зато трус и обладатель уникальной способности, могущей оказаться полезной.

Еще один мужчина, деловито моющийся прямо возле берега, совершенно не обращающий внимания на выкрутасы тощей лахудры. Спустя минуту наблюдения под бурчание Паши и «фей», я просек, что Довлатова как раз устраивает шоу ради этого мужика, но жилистому крепышу с очень интересной татуировкой на плече правой руки, сама эта треска не интересна от слова «совсем». А, зная его дело, я мог уверенно утверждать, что ему вообще мало что интересно.

Рамазанов Азамат Бикметович, 32 года, национальность – башкир. Отличный вояка, неслабо оттрубивший как в Сибири и у Дремучего, так и на Кавказе. Выслужил артефакт, убыл после адаптации и госпиталя домой в отпуск, обнаружил семью под завалами дома. Мертвыми. Залетный «доброхот», пытаясь загасить пожар в одной из квартир с помощью волн, вызывающих вибрацию в материалах, обрушил целую малосемейку. Рамазанов не успел ничего натворить, его очень оперативно взяли под стражу, но мужик после этого сломался. Психанул. Он в течение двух лет в заключении отвечал категорическим отказом на любое предложение, которое ему делали. Ни с кем не общался. Не поддавался на провокации. Но вот, внезапно передумал.

Силовик, укрепленное тело, умение менять длину и цвет волосяных покровов, а также непонятная способность, помогающая Азамату стрелять почти без промаха. История, как его вообще смогли изучить, тянет на остросюжетный триллер.

Не говно, но непредсказуем и опасен, решил я, переводя взгляд на последнюю из четверки. Та неторопливо плавала подальше от остальных, явно получая удовольствие от процесса. Тоже голышом. Что было очень странно.

Сумарокова Раиса Джумберовна – наполовину грузинка, на две сотни процентов «синий чулок». Её биография это показывала с лихвой, девушка был настоящим «книжным червем» с четырех лет и вплоть до инициации как криптида. Замкнутое и нелюдимое дитя библиотеки, способное питаться чисто книжной пылью. Почетная девственница Советского Союза, иначе не скажешь. Только когда проявленные способности набрали силу, всё слегка изменилось. Пятнадцатилетняя Раиса неожиданно написала три романа за год, каждый из которых начал пользоваться бешеной популярностью. Цензуру, они, кстати, прошли, а вот психика девушки публичной жизни не вынесла совершенно, что вылилась в ряд неадекватных реакций по отношению к почитателям, критикам и рецензентам.

То есть, к знаменитому художнику и скандальной панковской диве мы еще имеем и психованную писательницу, у которой всего одна способность – воплощать героев своих книг в реальности, заставляя эти образы, создаваемые из псевдоматерии, делать то, что угодно самой писательнице. Очень сильная и очень нестабильная фишка, как и сама Сумарокова. Только вот приличным книжным девочкам не полагается бултыхаться в пруду без ничего…

– Они как будто из тюрьмы вырвались…, – пробубнил Паша, внезапно делая для меня картину куда яснее. Действительно, всех четверых же держали под замком! Вот они и не смогли пройти летом мимо пруда!

– Это ты верно догадался, – хмыкнул я, начиная спускаться к водоему, – Иди за мной, рожу сделай попроще, девчонки пусть сидят тихо. Вас, Умаровы, здесь нет. Пока что.

Знакомство прошло довольно гладко, если не считать истошного крика панкухи в самом начале, из которого, если убрать все междометия и нецензуру… нет, нельзя убирать, вся фраза расклеится. А была ведь почти красивой. В общем, мы спустились, Паша молчал как партизан, я отсвечивал своей маской и жал руки тем, кто их протягивал навстречу. Таких оказалось, к моему удивлению, аж четыре штуки.

Вялое и жидкое рукопожатие Конюхова, плотное, но формальное от Рамазанова, нервное и горячечное от Довлатовой и неожиданно сильное от писательницы. Раиса была единственной, кто сначала нырнул в кусты и оделся. Впрочем, свои нудисткие наклонности все четверо обосновали просто – они знали, что после купания вскоре очутятся в летнем советском поезде при совершенно неясных планах на будущее, а преть разными интимными местами никто желанием не горел. Оценив их одежду, я понял, что нас ждут незапланированные траты – в местную дисциплинарную дурку все попали явно не летом.

– Начальник, жрать хотим! – прогорланила Елена, делая страшные глаза, – Мы нормальной хавки годами не видели!

– Никто вагон-ресторан не будет запускать отсюда и до конечной, – пояснил я, устраиваясь на койке в купе, – Но приедем в город, обещаю, первым делом пойдем в кафе или столовую.

– Годится!

– Затем, – развил я мысль, – заглянем в магазины, вам требуется другая одежда, да и не только.

– Ваще класс!

– …потом мы снимаем номера в гостинице и получаем на руки последних двух членов команды. А тогда уж и познакомимся по нормальному. Такая вот у нас стратегия, товарищи.

– Мне нужна зубная щетка и зубная паста, – тихо произнесла ну очень некрасивая для неосапиантки «библиотекарша».

– Будет всё, только предупреждаю, товарищи, – обвёл я взглядом бывших психических сидельцев, – До момента, когда мы все соберемся и начнем дружно знакомиться между собой, до того, как я всё объясню, ожидаю от вас примерного поведения, полностью соответствующего высокому званию советского гражданина.

– Да-да, – вальяжно махнула рукой панкуха, умудрившаяся втиснуть свое худое тело лежа на койке так, чтобы остальные могли сесть перед ней. Головой она была в районе раскрытого окна, получая ветерок прямо в ехидное живое лицо, – Иначе снова назад, в шарагу. Плавали, знаем! Не ссы, молодой!

– Эээ… нет, – удивился я, – Ваш возврат не предусмотрен. Это дорога в один конец.

– Ч…ч-то… что! Что?! – внезапно затарахтел ранее молчавший Конюхов, – Что значит «не предусмотрен»?! В смысле что? Мы отказаться не можем, или что? Как?!

– Вы уже подписали бумаги, следовательно, предварительные беседы уже позади, – встав с места, достал сигареты я, – Повторюсь – давайте дождемся, пока все будут в сборе. До этого события вас ждут всего лишь небольшая поездка, вкусная еда, магазины, ванная и чистые простыни.

Рамазанов скупо кивнул, слегка сунул локтем под ребра начавшему что-то бормотать Конюхову, а длинная панкующая селедка зачем-то принялась сверлить взглядом сидящего у окна Пашу. Дошло до всех, вроде бы…

Заранск встретил нас дождем и накатывающим удивлением от мысли, что в таком захолустье может быть аэропорт. Зато сразу на выходе с вокзала наткнулись на столовую, гордо именующуюся «Столовая номер 16», где кормили настолько вкусно, что я еле сдержал внутреннее горькое ржание, вспомнив питерские жральни из прошлой жизни. Это когда сидишь по чуть-чуть клюешь, пиво тебе приносят в бокалах по 400 мл (именно там, в Питере, я убедился, что Бога точно нет, за такое только молнией бить наповал), а заодно и оставляешь в таком заведении до трети зарплаты с региона. Здесь же нам щедро набухали слонячьи порции рассольника, на второе выдали такие же титанические порции плова с огромными кусками сочной баранины, ну а до киселя вприкуску с лимонником добрались только женщины. И то потому, что Сумарокова осилила лишь треть тарелки супу и четвертинку плова, ну а Ленка-панкушка, видимо, обладала не задокументированной способностью жрать бесконечно.

Заход по магазинам тоже прошёл без сюрпризов, только что вышедшим из-за решетки людям было не до фокусов, а хотелось нормальной одежды, бани и убраться, наконец, из-под дождя. Питая совершенно синхронные желания, мы мухами пронеслись по центральным магазинам Заранска, а затем, почти не переговариваясь между собой, поскакали в гостиницу. Зонты покупать меня душила жаба, а вызывать такси… ну да, тоже душила. Всё-таки на две единицы неучтенного личного состава теперь было больше.

Что-то делать в случае сестер Умаровых, подсевших на пашкину харизму, я не собирался совершенно. Лично мне еще две пары ушей и глаз будут нифига не лишними, как и жуткая телекинетическая мощь близняшек, плюс спокойнее за самого Салиновского, который без лаврушки простой дурак, а с лаврушкой – буйный, но довольно беззащитный. Очень странная троица получилась, да, но я в их личную жизнь соваться не собираюсь. Понятно, чем Салиновский сестер взял – своей аурой альфа-самца под лаврушкой. Они от нее, наверное, совсем дуреют и кайфуют, а вот как они умудрились парня зацепить – это, конечно, вопрос.

Ответ я на него видел, да так, что хочется забыть, но принять все равно не могу.

Гостиница вида была затрапезного, а уж номера так и вовсе могли показаться просторными только Умаровым. Заселять всех пришлось по одному, так что, недолго подумав, я банально выкупил еще два номера, полностью забронировав этаж под нас. Вот тут впервые в жизни понял всю великую силу корочек, что пылились у меня безо всякого дела чуть ли не с момента переезда в Стакомск. Там, где нормальному гражданину суровая мадам на приемной стойке рявкнет «Не положено!», там сержанту-гэбисту вопросов задавать не будут. Надо – значит надо.

Засев в проходной комнате отдыха, я закурил, задумываясь. Вроде бы эта четверка достаточно вменяемы. Бред, конечно, что на такое серьезное дело подписывают, по сути, недисциплинированных психов, но, если так посудить – а почему нет? Таковы реалии.

Взять, к примеру, меня. Опыта ноль, дисциплины ноль, жуткие способности, характер говно, строем ходить не обучен, за личную свободу готов грохнуть кого угодно. Зато – могу грохнуть и грохну, что только мне не поручали…, выполнял. То есть, грубо говоря, по меркам Окалины, я дикая собака, но понимающая простейшие вещи. Тут же ситуация проще некуда – иди по адресам, которые надиктовал добрый доктор Валиаччи, выноси к хреновой матери тех, кого там обнаружишь. Чистая зачистка, никаких фокусов, никаких маневров. Гожусь? Гожусь.

Салиновский? Чемодан без ручки. Человек, которому нет применения, но вроде вправивший себе мозги, а следовательно – условно достойный рискнуть жизнью за чистое дело. Его мне сунули понятно зачем, просто лишняя пара лояльных глаз. Заодно козырь, способный вырубить кого угодно. По сути, ему это чистое дело можно просто состряпать за счет того, что Паша прекратил очаровывать и сношать всех девок подряд, но… кто ж так делает?

Рамазанов? К бабке не ходи, мне сосватали снайпера. И советчика. Может даже агента, потому как быстрая смена цвета и длины волосяных покровов – мечта шпиона. Он единственный не вписывается в нашу гламурную тусовку, простой вояка. Точнее, очень мутный вояка, зато снайпер. Конюхов? Ежу понятно, целый разведывательный комплекс. Кривой, хромой, тупой, капризный, но зато может беспалева рассмотреть, обнюхать, облизать всё на расстоянии двух-трех километров от себя любимого. Довлатова? Эта панкуха буквально козырь широчайшего применения. В остатке? Тревожная полугрузинка и её невероятно мощная способность, в которой надо разбираться персонально. Пятый и шестой… тут еще надо будет посмотреть, но пока всё в лучших традициях нашего дружного советского народа.

То есть – мне дали три самосвала хлама, но с помощью напильника и такой-то матери из него можно сделать конфетку. Тем более, что совать мне её никому в жопу не нужно, а надо так, небольшое прикрытие на миссии. Разведочка там. Может…

Додумать мне помешала четверка спецназа, заводящая на этаж паренька в «угнетающем» КАПНИМ-е с заломленными назад ластами. Здоровенные мужики в бронежилетах вдвоем пёрли мелкого доходягу, а еще двое не сводили с него своих АКСУ. При виде встающего с кресла меня все как по команде остановились.

– Изотов? – громыхнул один из детин, державших наизготовку оружие, – Симулянт?

– Да. Я.

– Документы, – тяжело уронил дядя.

Пока он рассматривал извлеченные мной из кармана бумаги, я задумчиво смотрел на свернутого бубликом парня лет шестнадцати, не больше. Он мне не нравился. Черноволосый, смуглый, похож на цыгана. Нос горбатый, опять же. Это раз. Наручники. Это полтора. А во-вторых, где номер два? Точнее, шесть? Кто-то из этих? Вряяяяд ли.

– Всё, он твой, – пихнул отпущенного из захвата пацана ко мне громила, вернувший документы, – Твоя головная боль. Мы передаем, остальное решайте сами.

– А где еще один? – осведомился я, предчувствуя проблемы, – Это же Сосновский? А где Розенштамм?

– Он его шлепнул по дороге, – ухмыльнулся детина, – Порвал на две части. Так что будь аккуратнее, стакомовец. Не повредит. Все, бывай.

Под стук ботинок спешно отбывающих вояк, пацан гнусно и с вызовом ухмыльнулся мне в закрытое маской лицо.

Кажется, у меня проблемочки.

Глава 4. Веселые старты

– Изотов? Окалина на проводе, снова. Всё подтвердилось. Меня… нас хотели подставить. Не вписали в докладную, что Сосновский двинутый нацист. Суки.

– Что делать, товарищ майор?

– Ты что-то подписывал? Приемку, например?

– Нет, эти отбойщики просто его мне сгрузили и свалили.

– О как. Отлично… и куда ты его?

– Оставил в КАПНИМ-е и браслетах с остальными. Сидят.

– Ясно-понятно… Тогда давай так…

Выслушав пожелания начальства, я повесил трубку. Закурил, не отходя от телефона и хамски стряхивая пепел на чистый пол. Осуждаете? Сам бы себя осудил. Но тут такое дело… ай, ладно.

Иду в комнату гостиницы, куда набились все наши в связи с приездом последних гостей. На душе мерзкое сухое говно, перекатывающееся навроде перекати-поле, только по задворкам потрохов. Все у нас в жизни кое-как, всё через жопу, а тут еще и межведомственные дрязги во всей своей красе подоспели. Машу вать!

– Наконец-то! – недовольным тоном меня встречает сидящий на стуле Виталий Сосновкий, псих с очень непростыми родителями, – Давай снимай с меня эту сбрую, вижу, тут все норма… эй! Ты ч…

Больше он ничего произнести не успевает, так как зашедший ему за спину я сворачиваю ублюдку шею как цыпленку, а затем, вышвырнув за шкирку мелко содрогающееся тело в угол, сам занимаю стул. Успеваю даже слегка поерзать задом перед тем, как до свидетелей этого перфоманса начинает доходить, что они только что увидели.

Первым в себя приходит Рамазанов.

– Нас это тоже ждет? – скупо спрашивает мужик, кивая на отходящего Сосновского.

– Вас? Нет, – успеваю ответить я, прежде чем начинаются вопли, сопли и истерики. Спонсором всего выступают на семьдесят процентов Конюхов и на тридцать Салиновский. Писательница смотрит и молчит, панкушка как-то нездорово хрюкает. Весело, в общем, но разобраться с нездоровой атмосферой помогает сам Азамат, выдающий художнику четко размеренного леща, выключающего в засранце звук. Паша, глядя на это, успокаивается сам. Я сижу, наблюдаю.

– Поясни, – кратко просит меня военный, только что доказавший, что как лидер и командир по навыкам он на три головы выше меня.

– Все слушают? Хорошо, – я слегка улыбаюсь, – Думаю, это тело уже успело похвастаться тем, что сделало? На всякий случай дополню – покойный был нацистом. То есть, если бы я его освободил, появился бы неиллюзорный шанс преждевременной кончины товарища Сумароковой. И сделать бы вы ничего не успели. Теперь, вкратце – подобное вам не грозит, если только не надумаете атаковать меня или кого-то из отряда. Даже если вы сбежите, то я по вашему следу не пойду, а лишь отчитаюсь по телефону. Этот момент ясен?

– Да ты ненормальный! – вновь психанул Конюхов, тыча пальцем на лежащий в углу комнаты труп, – Ненормальный!

– Ненормальные тут все! – жестко отрубил я, слегка повышая голос, – Вы хотите начать жизнь с чистого листа? С чистого дела? Это вам и собираются предоставить, если мы справимся! Только вот если у вас в головах не хватит шариков, чтобы действительно жить нормальной жизнью, то дверь – вот она! Задание слишком важное, а ваши роли слишком небольшие, чтобы я отвлекался на ваши капризы и метания. Выходите за дверь, становитесь участниками гос.измены, но не канифольте мне нервы. Теперь делаем так! Пока я курю, вы успокаиваетесь и настраиваетесь на продуктивный разговор. Поехали.

Сигарета не лезла, так что времени хватило всем. Сидящим напротив меня бедовым личностям устаканить изменения в их непростой жизни, а мне сформулировать то, что я собирался им сказать.

Вышло неплохо. Краткими рублеными фразами, я донес до бедовой пятерки (семерки), суть предстоящего дела. Итак, мы формируем нечто вроде цирка прокаженных, компании печально известных знаменитостей, выпущенных из-за решетки и допущенных за хорошее поведение к телу знаменитой Юлии Окалины в качестве сопровождающих во время турне. Здесь роли простые – работать зеваками и не обосраться, потому что брошенная на певицу-призрака кем-то из группы тень будет означать персональный провал задания. Мозгов, чтобы во время концерта поизображать из себя приличного человека, тут хватит у всех. Это публичная часть.

– Есть непубличная, основная, – обвел я взглядом присутствующих, – Врать и изворачиваться не буду, скажу прямо. Задания на ликвидацию врагов Родины. Несколько ячеек, в разных городах. Единственным исполнителем буду я, но мне потребуются ваши способности для успеха операции. Разведка, страховка, прикрытие, отвлечение, консультация. Никто вас под пули не пошлёт, у каждого из вас только вспомогательные роли. Это понятно?

– Мне непонятно, зачем вы убили этого молодого человека на наших глазах, – внезапно выдала полугрузинка, – Ясно, что вам его, товарищ Изотов, некуда было девать. Но зачем здесь? Зачем так?

А ведь она не боится, понял я. Даже не в ступоре. Вот тебе и мышь. То голяком в воду лезет, то от трупа глазом не моргнет, хотя вон, художник хренов аж сидеть не может. Учтем.

– С паршивой овцы хоть шерсти клок, – наконец, ответил я, – Не скажу за Азамата Бикметовича, но уверен, что остальным требовалось очень наглядно продемонстрировать серьезность происходящего. Особенно товарищу Салиновскому.

– А ч-че с ним не так? – подала голос панкушка, закончившая булькать себе под нос, – Он че, особенный?

– Он мой друг, но по работе, Елена Юрьевна, мы с ним еще не пересекались. А тут, можно сказать, демонстрация в тепличных условиях.

– Раз он тут, то такой же как мы, что ля, мля?

– Да, всё правильно.

– Тогда я тебе… верю, хер ты в маске, – выдала эта татуированная выхухоль, а затем фыркнула в ответ на охреневший взгляд художника, – Не ну а чо? Кекса он прижмурил за дело, тот сам распинался о своей о*уенности и о том, как жида расплескал, на Раиску косился, сучёнок, нехорошо. Я не дура, читала, что подписываю. Так что всё оки-доки, как я думаю. Такие дела.

– Хочу уточнить, – взял слово Азамат, как только развязная девчонка замолчала. Он кивнул в сторону сидящих, – Их немного знаю. Гражданские. Я? Нет. И я – снайпер. Хочешь сказать, Виктор Изотов, что мне тоже… только прикрытие?

– Не уверен, Азамат Бикметович, – спокойно покачал я головой, – Объяснюсь. У меня отсутствует системный опыт подобных мероприятий, зато есть аналитики в одном интересном городе, съемка со спутника, прослушка, всё такое. А еще есть потребность использовать вас в той или иной роли. Такая же потребность есть и у вас, за улыбки со сцены никто дела не чистит. Но, будь моя воля, я бы работал один. И буду работать, если представится такая возможность, потому что вы в здоровом и бодром состоянии будете нужны на все время турне.

Непроницаемо черные глаза башкира, возбужденно-испуганные Салиновского, подуспокоившийся Конюхов (вот ведь крыса, истерил-истерил, а слушал меня внимательно!), писательница ушла в себя, а панкушка вовсю рассматривает некрасивый труп убитого нациста, под которым расплывается лужа понятно чего. Что-то уборка номера запаздывает, неужели Окалину настолько не любят за пределами Стакомска?

Минус двое. Плохо или хорошо? С одной стороны очень хорошо, так как мы избавились от маньяка, с другой – плохо. Розенштамм был ипохондриком, которого очень легко было контролировать, потакай я его небольшим вывертам, а теперь у меня на руках четыре довольно умных и себе на уме человека, плюс Паша. А Салиновский, хочу вам напомнить, идёт в компании с двумя девчонкам, готовыми нюхать его пупок часами, да еще и обладает альтернативной личностью, у которой мозгов куда меньше, чем яиц.

Задачка…

Нам предстояло прояснить еще множество мелких нюансов, от такой банальной вещи, как позывные до условностей, как вести себя в обществе. Нельзя было забывать, что за окном у нас простой советский город, а не Стакомск и не палата в дурке, где можно всё.

Решив не нагнетать, я просто-напросто сходил с Азаматом за водкой и закусками, после чего мы расселись в другом номере, начав знакомиться по нормальному. А заодно не мешая специально обученным людям убирать дохлый труп мертвого маньяка.

Видя, как панкушка запросто принимает внутрь полный почти до краев граненый стакан, я сразу понял, что вот прямо сейчас, после первого тоста, надо утрясти первое – позывные. Всё остальное подождет. Так Азамат стал Слоном, что подчеркивало его снайперское прошлое, Довлатова Треской, потому как длинная и много трещит, художника окрестили Глазом, чему тот стал внезапно очень доволен, а тихая тревожная писательница сама предложила звать её Акрида. Я так и остался Симулянтом.

– А ты будешь Тортик! – шлепнул я по плечу Пашу, удивленно заморгавшему вразнобой.

– Это че так? Он такой сладенький!? – тут же заинтересовалась только что обмывшая свое новое имя Треска, – Ты проверял?! А?!

– Потому что для женщин…, – похлопал я снова Пашу по плечу, – Есть только две вещи, от которых они не могут отказаться. Тортики. И Паша.

– Если он применит свою способность на мне, то я перережу ему горло, – с достоинством произнесла Акрида, тоже вдарившая полстакана. Закусив сыром, полугрузинка пояснила, – Я лесбиянка. Идейная.

– Мальчик, девочка…, – капризно надула губы панкушка, – Какая, нафиг, разница… Вот нашли себе проблем на голову! Слышь, Изотов, может снимешь маску? Тут типа как все свои! Открой личико!

– Если хочешь посмотреть, как я выгляжу, держи паспорт, – перекинул я книжечку девушке, – А вот моё открытое лицо – это последнее, что вы хотите увидеть. Как минимум, пока. Мои способности довольно специфичны…

– Ага-ага! – внезапно закивал головой Паша, которого я с удивлением обнаружил уже датым, – Вот помню, как мы познакомились…

И, внезапно, скомканное заглатывание водки переросло пусть и в сдержанную, но приличную пьянку, в которой приняли участие буквально все, кроме двух микроскопических дурынд за пазухой у своего обожаемого Паши. Я, конечно, после того как немного расслабился, представлял себе всякое – мол, куда они там у него в туалет ходят или, скажем, что он водку на грудь проливает, вот прямо как сейчас, а эти две ухожорки её с него слизывают… но это уже так было. Нервное.

Не каждый день ты впервые убиваешь того, кого лично тебе убивать было не нужно. Ни ради защиты, ни ради идеи. Просто затем, что можно одновременно слегка помочь будущей теще (ох, кажется, от этого я уже не отмажусь), насрать в ладошки хамам, что решили эту тещу подставить, да заодно преподать команде урок серьезности. Недорого сейчас стоит человеческая жизнь в моих глазах. С другой стороны, быть нацистом в СССР – это совсем за гранью добра и зла.

Затем, спустя некоторое время, мы оказались с Азаматом вдвоем там, где я принимал будущий труп на попечительство, оба с дымящими сигаретами и уверенностью, что они будут скурены не в тишине.

– Догадываешься, о чем я тебя хочу спросить? – негромко проговорил этот, в сущности, неплохой человек.

– Попробую угадать, – затянувшись, я выпустил толстую струю дыма, – Отвечу своими словами. Мне и моему начальству совершенно насрать, что вы, Азамат Бикметович, будете делать со своей жизнью… после операции. Паше тоже насрать, он абсолютно не при делах, ничем от вас четверых не отличается. Вы это могли заметить по его реакции на жмура.

– Допустим, заметил, – по Слону вообще невозможно было догадаться, что мужик вштырил четыре стакана, он был трезв как стеклышко, – Только что мне мешает сейчас выйти за дверь?

– Совершенно ничего, – я не отводил глаз от взгляда башкира, – Я могу даже подождать минут пятнадцать, прежде чем сделаю звонок. Видите ли, я, товарищ Рамазанов, не командир. Не лидер, не особист, не спецура. Я…

– Ты гасильщик, Виктор, – спокойно кивнул мне этот персонаж, – Видимо, очень талантливый, раз тебе в нагрузку дали такой зоопарк. Далеко небезобидный, прямо скажу. У этой Акриды шариков не хватает. Ну да ладно. Смотри, в чем дело. Ты может быть в курсе, может нет, но сейчас я, твой этот Паша и ссыкливый художник, мы почти чисты перед законом…, что, белобрысый нет? Принял. Значит я и Конюхов. Но потом – не будем, ты ясно дал понять, что мы должны засветиться при исполнении. Значит, замараемся. Это называется – с чистого листа? С чистой совестью?

Я немного подумал перед тем, как ответить, но всё равно получилось жестко:

– Вы все были вопросом подвешенным, товарищ. Теперь вы – вопрос в процессе решения. Я бы на вашем месте не стал задумываться, нужны ли реальные пометки в деле для того, чтобы… нет. Не так. Они не нужны, отвечаю уже, исходя из личного опыта. Не были, не нужны сейчас, не понадобятся в будущем. Если оно будет. Как-то так. И да, вы все – не замараетесь в том плане, какой имеете в виду. Компромат на вас никому не нужен.

– Я тебя… услышал, – нахмурился башкир.

Нет, ты меня не услышал. Прости, Азамат батькович, но в отличие от остальных, ты полезен будешь безусловно, поэтому лови-ка гранату.

– Я был там, в Стакомске. Был, когда всё началось, и до самого конца, – проговорил я, закуривая нового ракового солдатика, – Фиолетовый дым, убийства, похищения, все дела. И знаете, что, Азамат Бикметович? Там была целая куча неосапиантов, тренированных и способных. Неплохих, в сущности, ребят. Если бы они достали языки из жопы, если бы не тряслись, если бы не скрывали свои силы, то мы бы спасли на две-три тысячи людей больше. Знаете, кто самый продуктивный герой той заварухи? Вообще, по всему городу? Паша. Тот самый, что бухает в соседней комнате. Ему приказали, и он пошёл. Так-то он почти бесполезный, нихера особо-то и не может, беззащитный даже. Но когда понадобилась его способность – его подтянули и задействовали. Итогом стали живые люди, целые семьи, всё такое. Гражданские. Много.

– Меня это должно впечатлить? Или что? – бывший солдат, прищурившись, пялился в никуда, – Хочешь сказать, что даже негодный… материал может пригодиться?

– Я хочу сказать, что когда мы возлагаем вину на государство за что-либо, то очень часто уверены, что у тех, наверху, есть возможность выбора, товарищ. Что гигантский и рыхлый механизм нашей державы способен отреагировать на каждый эпизод, на каждую жизнь. Что одна поблажка, одно «вхождение в положение» – не стоят ничего. Что они не обернутся целой цепочкой потрясений…, – я фыркнул, туша окурок, – А если без философии, то все расклады у вас на руках. Все, о которых мне известно. Наше дело правое, победа будет за нами, ля-ля-тополя. Куда ведут из этой курилки двери, вы знаете.

И я ушел пить водку с панкухой, немного шевелить стесняющегося Салиновского, к которому Треска совершала мощнейшие и прямые как лом подкаты, несмотря на то что Конюхов, болтавшийся у нее подмышкой, на всем своем лице имел выражение «нам дадут!». Кажется, панкушка была не против дать вообще всем, а потом догнать и на бис. Уважаю. На самом деле уважаю. Не распущенное поведение, а то, что человек, обладающий шикарнейшим и мощнейшим набором способностей универсального диверсанта, имеет «неву» на дне и живет своей жизнью, какой бы неправильной она не была. Башкир, кстати, пришёл назад и начал вовсю прикладываться к бутылке.

Писательница наклюкалась тихо, молча и сосредоточенно, а в конце, перед тем как вырубиться, пожелала, чтобы ей предоставили несколько толстых общих тетрадей и запас ручек. На это уже среагировал Конюхов и, несмотря на одолевающую козлика похоть, восхотел сразу художественную мастерскую. Получив от меня законный отлуп, урезал осетра до мольберта, полотен и красок, на что я обещал серьезно подумать, уверив этого типа, что всю эту халабуду он будет таскать только сам. Глаз заткнулся, вновь отдавшись низменным чувствам, а я проводил Пашу, вместе с его набрюшными сиделками, в его комнату, где и застрял на пару минут.

Сестры Умаровы восхотели поделиться со мной накопленными ими чувствами, то есть возмущением и негодованием.

– Девочки… и мальчик, – улыбнулся я, – Помните, как вы отважно встали все втроем на той овощебазе против несчастного меня? Зачем встали, почему хотели драться и зачем исповедовались – меня это не волнует совершенно. Но дело было, так?

– Так, – тихонько буркнул под нос пьяненький Паша, – Было.

– Я вас тогда услышал, покивал, принял к сведению. Ну вот, а теперь ситуация обратная, – еще шире улыбнулся я, – Вы теперь на моей поляне. Вы на неё сами влезли, втроем. Вляпались. Втюхались. По уши. И теперь вы мои с потрохами, потому что если надумаете накосячить, то я стоять перед вами в гордой позе не буду, пальчиком грозить тоже. Лишнего я от вас не потребую, но в остальном чувствуйте себя как в армии! Если я скажу лететь на восток три часа, то вы летите. Или быстро бежите, размахивая руками и пытаясь взлететь. Злоупотреблять я этим не буду, сам хочу увидеть, что товарищ Салиновский, как настоящий ответственный человек, а не малолетний *бырь-террорист, живет полноценной жизнью, но любой выбрык на операции…

– Специально пугаешь, да?! – с вызовом буркнула Онахон (или Охахон).

– Не пугаю, – убрал улыбку я, – Совсем не пугаю. Вы, может, даже ничего и не почувствуете. Я к вам троим очень хорошо отношусь. Но сейчас я на работе, а к ней у меня отношение на принципиально ином уровне. Мы тут не у себя в общаге письками меряемся.

– Мы… видели… как ты относишься! – хором выдали сестры.

– Нет, девочки, вы видели только как я работаю…, – с этим мутным, но весьма многообещающим выражением на устах я и вышел вон. Укладывать весь остальной запуганный и загруженный отряд.

Ну или, если уж быть точным, просто проводить взглядом идущего к себе Рамазанова, так как в комнате, где мы пили, уже начался разврат, которому нисколько не мешала тихо спящая себе Сумарокова.

Может быть я, конечно, перегнул планку с запугиваниями и прочим трешем, но тут бабка надвое сказала, если честно. Я понятия не имею, как подчинять людей, только что вышедших из-за решетки, иным способом. Не представляю, как можно решительно вбить в головы трем подросткам, что шутки кончились, что теперь им надо стать серьезными, как на приеме у стоматолога. Поэтому импровизировал. Вроде бы даже получилось. Неплохо для двадцатилетнего парня в маске?

С утра все пошло как-то гладко. Мы проснулись, неплохо позавтракали в столовой, а затем, вполне себе адекватной и тихой компанией устремились в аэропорт. Там, как самые обычные люди, мы подверглись очень тщательному досмотру (в основном из-за моей маски и татуировок Трески), где на свет коммунистического будущего и были явлены хреновы сестры Умаровы, потому что утаить от досмотра двух микроузбечек Паша не смог. Ну это же Паша, всё-таки, а не спецагент.

Разумеется, попытался подняться шум, но я его купировал своим удостоверением, а затем позвонил начальству. Героическая блондинка была отнюдь не в восторге, услышав такие новости, но затем, взяв паузу минут в пятнадцать и после перезвонив, сообщила, что как вариант – это вполне себе вариант, потому что пехотный генерал Умаров, дед наших двух мини-баб, вполне себе величина известная. А раз уж они вляпались, а я прохлопал ушами (ты же прохлопал, Витя?), то записываем феек по полной. Возле Питера они у нас за всю херню и распишутся, дальше уж смотри по ситуации, Виктор, твою мать, Анатольевич.

Надо сказать, подобному исходу теперь рады были исключительно все, даже Паша, которому, видимо, уже задышали пупок. Ну как все? Если иметь в виду наших знаменитостей, то они изрядно охренели, узнав, кто рядом с ними болтался, но ледок две микроузбечки тут же покрошили коваными сапогами, начав трещать с Треской так, что я банально сбежал в другую часть самолета, чтобы этого не слышать. Там и заснул к чертовой бабушке с чистой совестью.

Всё хорошо, что хорошо кончается. Или начинается, как у нас.

Глава 5. Дурдом «Ромашка»

Что думает нормальный человек при слове «Питер»? Давайте я вам расскажу, что он думает. Там всё просто. Большой красивый город, постоянно накрапывает мелкий дождик, по улицам ходят томные умные барышни с лицами, обремененным духовностью и интеллектом, они томно читают Моцарта, и, временами, забываясь, значит, в порыве духовности, танцуют Малевича в маленьких уютных парках, разбросанных по этому огромному прекрасному городу, полному кофеен, умных людей и памятников культуры. Город, куда стыдно приехать без красного диплома. Ой, извините. Невыносимо стыдно приехать без красного диплома.

Хер там плавал и нырял, уважаемая публика.

Нет, тут еще, наверное, не всё так плохо, как в Питере моей прошлой жизни, но если не брать в расчет бесконечную шаверму, ласковое прозвище «Расчленинград», многонациональных трудовых мигрантов, зашкаливающее количество низкокачественной еды и цены, которые обезумели еще в начале своего прыжка, то остается то, что объединяет эти такие разные Питеры – максимально всратая погода. Ветрище, меняющий направление два раза в минуту, солнце, превращающее местную влажность в паровую баню везде, где нет ветрища, и тридцать четыре разновидности насморка. Чума, рахит, малярийные чайки, чумные голуби, вкрадчивые алкоголики и тесные тротуары в центре – бонусом!

Ну нет, скажете вы, Вить, ты что? Вы же не в Питере, туда неосапиантам нельзя, там ограничители. Таки да, отвечу я вам, мы не в нем, а километрах в сорока от ближайшего ограничителя, в поселке Никольское. Городского типа которое. Тут расположены разные речки говнюшки со складками местности, поросшими травкой. Ну так вот – как раз эти складки местности и оккупирует питерский бомонд, когда мимо Северной Пальмиры проезжает с концертом какой-нибудь неосапиант-знаменитость. Кстати, по этому поводу тут и выстроили на отшибе девятиэтажную гостинку… точнее, приспособили под гостиницу, так как вместо номеров были вполне комфортные квартиры.

И, как вы можете догадаться – погода в сорока километрах от Питера не менее всратая, чем в нем самом! Как там говорили народные творцы искусства в моем мире? В Питере хорошо пить? Ну так вот, в Никольском хорошо спиться! Ничто мешать не будет!

Проще говоря, спустя два часа после прибытия, мы ощутили неимоверную экзистенциальную тоску этого места, куда даже чайки не залетают. Ну а что? Горстка девятиэтажек, один хозмаг, речка-вонючка, автобусная остановка. Гуляй, рванина!

Взвыли все. Наше творческое подразделение от желания творить, Слону, как оказалось, очень захотелось удочку, ну а поводом для воя стало вышедшее из самолета трио безумных баб – Треска и сестры Умаровы прониклись друг другом по самое не балуйся, попутно пару раз чуть не подравшись, так как панкушке стало очень любопытно проверить пашины половые возможности, да еще как бы в полете. Тем не менее, вышли они уже лучшими подругами, обещая мне кучу головной боли.

Сержанта, привезшего мне бумаги для близняшек, я тут же загрузил нашими потребностями, ни грамма не интересуясь, что и кто ему приказывал ранее. Он так и уехал взмыленный, бросающий за спину опасливые взгляды, но вроде обещал вернуться. Прибывший через два часа порученец, которому надо было снять со всех нас мерки ради костюмов, очень удивился тому, что кроме них, в принципе, ничего больше не надо.

Прошли два унылых, почти бесконечных дня, за время которых я лишь приглядывал за поднадзорными, да по утрам гонял Пашу на пробежку. Нормальный бы командир и этих гавриков начал мучить, но это выбивалось из задекларированных мной целей по отношению к ним. Да и надо было людям слегка глотнуть свободы после заключения, присмотреться друг к другу. Проблемы доставляла только Треска, все норовившая по вечерам присоединиться к местным ханурикам, но ее потуги претерпели полную неудачу, так как она была бедна как церковная мышь, а ханурики были почтенными питерскими алкашами в возрасте, сторонящимися забитую с ног до головы девицу. Сестры же Умаровы, качественно мной запуганные, на предложения пошкодить или обзавестись средствами, давали девке полный отлуп, от чего она грустила и доставала единственного свободного человека – Слона.

Но башкиру на всё было плевать с высокой колокольни. Он знай себе сидел с удочкой на берегу, да вытаскивал из воды такую мелочь, что собравшиеся вокруг него коты вроде даже выпинывали рыбку назад в воду, чтобы та подросла.

Затем, решив, что команда слегка отошла от пребывания за решеткой, я устроил ряд индивидуальных собеседований, чтобы узнать, кто на что и в какой ситуации способен и на что я могу рассчитывать. Как выяснилось…не на многое.

Первыми мне под горячую руку попала сладкая троица, которую я тут же взял в оборот. Зная, на что способен Паша (максимум отвлечь женщину или парализовать несколько совершенно не готовых к этому людей), я насел на девушек. Те, еще находясь под впечатлением от санкций и кар, на которые подписались ради любимого блондина, раскололись сразу до задницы.

Итак, неведомым образом у сестер Умаровых были одинаковые способности. Если не брать в расчет их миниатюрность, то только одна – телекинез. Не простой, а контактно-расширенного типа c силой подъёма в районе десяти килограммов и радиусом действия почти в двадцать метров. Переводя на человеческий язык, это значило, что каждая из сестер Умаровых держит сама себя в воздухе и при этом еще ощущает огромный кусок пространства вокруг себя. Если хочет. Причем, не просто ощущает, а способна свободно этим ощущением манипулировать, применяя способность так, как посчитает нужным.

– С этого всё и началось, Витя, – призналась мне одна из сестер, – Мама попросила нас поубивать комаров на потолке, и мы… сразу поняли, кем нас сделают.

– Дератизаторами, – хмуро добавила вторая, обнимая сидящего Пашу за палец руки, – Мы всё это несчастное Никольское способны за три часа очистить от всего, понимаешь? Мышей, тараканов, крыс. Но мы будем чувствовать каждое раздавленное насекомое, каждую… заразу. В подробностях.

– Понимаю, – кивнул я, даже не думая прощать сестрам их пассивное поведение во время кризиса в Стакомске. До них никому не было дела, они в этом фиолетовом дыму могли сделать очень многое, но… предпочли сидеть на жопах ровно. Совсем ровно.

Еще сестры могли объединить свои силы, что увеличивало мощь их телекинеза на пару порядков, делая воистину разрушительной и дальнобойной силой. Однако, здесь тоже был нюанс – им необходимо было устно договариваться друг с другом о том, что именно они будут делать, иначе эффективность объединения сильно страдала. Но даже так они были способны на многое. Только если рядом нет Паши, закинувшегося лавровым листом.

– Мы от него без ума становимся, – призналась Онахон (или Охахон), – Еле держимся, если его видим. В трусах болото, ноги подкашиваются, мысли только об одном.

– Девчонки! – не выдержал краснеющий Салиновский.

– Молчи, Паш, – тут же осадили Умаровы его, – Мы тут не в игрушки играем, Витя хорошо дал понять. Он должен знать всё.

– То есть вы тогда, на овощебазе, меня на понт брали? – хмыкнул я, вставая.

Феечки только кивнули смущенно. Ну да, там же стоял их орёл и защитник, активировавшийся лаврухой и суровый донельзя. В принципе, если бы Паша меня парализовал, то и ногами бы запинали, даже они, но в меня еще попасть надо, а это непросто. Лучше всего я выучил за свою многотрудную жизнь в Стакомске умение делать в своей туманной форме дыры, через которые и пропускать всякую враждебную ересь.

Не суть. Записав всю троицу в условно бесполезные, я отправился интервьюировать дальше. Ну а что? Будут у меня гранаты и способ связи, тогда да, у Умаровых появляется какое-никакое применение, но тут не та Земля. Тут нельзя в ухо сунуть маленькую гарнитуру и получить связь с кем-то неподалеку, здесь прогресс до этого не дошёл. Самое полезное, что мне выдали сестры – так это информацию по Треске, к которой я заглянул после них. Да и лишь то, что эта чудная девица обожает придавить подушку после обеда на пару часиков. Так я её и поймал.

– А, это ты, масочник…, – голая, бледная и тощая панкушка, отворившая мне дверь, вовсю зевнула и поплелась назад со словами, – Я спать. Будешь трахать – не буди.

– Заснешь – трахну кактусом в жопу, – как-то автоматом вырвалось у меня, – Поговорить надо.

– Фига ты изобретательный, – вяло удивилась татуированная девица, – Ну тогда жди, я щас.

«Щас» оказалось десятью минутами, которые Треска провела раком и сунув голову под холодную воду в ванной. Я времени не терял, набодяжив крепкий кофе, что оказалось весьма кстати. Выглотав почти ядовитую горячую жидкость как водичку, это чудо в перьях оказалось относительно готово к общению.

И… ничем не обрадовало.

– Витёк, да мне всегда положить было на эти… способности, – болтала рукой в воздухе даже не подумавшая одеться девушка, – Пойми, я человек мира, живу в кайф… жила, пока не замели. Кайфа было многовато… фигня, короче, забей. Суть в том, что я – человек мира, сечешь? Ми-ра. Мне нравится общаться с людьми, бухать с ними, нюхать, колоться, пороться, проводить время, понимаешь? Вот. Теперь следи за мыслью – если ты признаешься корешам, что сама неоген, но можешь, к примеру, только пердеть долго и в полнолунье, то им на такое насрать. Но скажи, что умеешь летать…

– И что? – поинтересовался я.

– И всё, паря. Совсем все. Нет у тебя больше корешей, сечешь?

Ларчик открывался тут очень просто. «Нева» в районе дна у экстраверта – прощай способности. Нет, эта Ленка вовсе не была против, чтобы их использовать для дела, она просто не знала, как и когда это применять. И была совершенно не в восторге от предложения научиться.

– Хочешь сказать, что в драки никогда не влипала и постоять за себя не пыталась? – хмыкнул я, закуривая.

– Ну тут чё-почём, парниша, – помотала мокрой головой панкушка, – С одной стороны, я тебе слегка спи*дела, когда дела атас, я сажусь на поезд «Москва-Воронеж», сам понимаешь, хер кто догонит. Да и в койке так скручиваюсь… ну или скручивают. Но ваще, ты глянь на меня. В смысле нормально.

Бледная. Худая. Очень худая. Ребра пересчитываются, живот впалый, под глазами тени. Кожа да кости, натурально. Что она, что художник, что писательница. Все три неосапианта с нарушениями развития. Но у Трески хоть лицо более-менее красивое.

– Че? Так и не понял? – хмыкнула девица, закончив красоваться своими костями, – Тогда объясняю – если я нажру мяса, то меня перестанет вставлять всё. Курево, шмалево, спиртяга, все хорошие вещи. Жизнь станет не мила, пойду вешаться или плакать. Так что, парниша, мне если че – проще по мордасам отловить, чем что-то там изображать, всёк?

Ититская сила… она себя удерживает в таком состоянии, чтобы бухло и вещества на неё работали! Ну и чего я от неё вообще смогу добиться?!

– Могу на шухере постоять! – щедро предложила мне глумящаяся панкушка, – Это я хорошо умею! Знаю, как вибрации шагов вычленить!

Твою мать.

Ссыкливый и подлый художник оказался настоящим сокровищем по сравнению с ранее опрошенными, ибо был вполне готов к сотрудничеству, отлично управлялся с собственной способностью, но тут вылезла другая проблема – ни он, ни я понятия не имели о том, как именно нужно проводить разведку и на что смотреть. К тому же опыт Конюхова в оценке непрофильной ситуации был никаким. Как я понял – он отлично мог найти, оценить и запомнить вышедшую в своей квартире из душа голую женщину, но в остальном был вопиюще некомпетентен. Ну если так подумать, то что еще могло бы интересовать похотливого дальновидца?

От квартиры, где засела Сумарокова, я ушёл с психической травмой. Дверь она не закрывала вообще, обозначив, что ненавидит стук и дверные звонки, но при этом никого не предупреждала о своих планах. А их, как оказалось этим душным питерским днем, у нее было громадье – натуральная групповушка. Полупрозрачный смуглый мачо, удерживая писательницу раком, размеренно трахал её в то время, как две не менее полупрозрачные девки в весьма старинных нарядах, вовсю наглаживали писательницу по голове, теребили за сиськи и всячески обнимали.

Кажется, она тоже слегка спи*дела насчет своего убежденного лесбиянства… или же, если использовать способность, то это у нас суходрочка такая получается?

Ошарашенный, я пришёл к рыбачащему башкиру, но отвалил от него в рекордно короткие сроки, получив ответ «будет что-то предметно – обсудим». Признавать меня командиром Слон не собирался. Я бы на это даже обиделся, если б не потерпел столько фиаско до момента, когда меня отбрили. Интересно, каким образом вообще можно использовать эту команду? Хотя бы ради галочки, блин?!!

Нет, я, конечно, позже снова зашёл к нашей Акриде и даже поговорил с ней, но лучше бы этого не делал. Как оказалось – её персонажи обладают полноценными прописанными личностями, поэтому на любое действие их надо уговаривать! И то, слушают они в основном только свою породительницу!!

ААА!!! Как их вообще можно «применить»?!

Через два часа я уже мощно тосковал по тем славным временам, когда бился в отчаянии, пытаясь придумать, что делать со своей коллекцией придурков. По крайней мере я думал вещи печальные, а также полные нецензурных слов и уныния, в тишине, покое, поглощая кофе и выкуривая одну сигарету за другой. Славное времечко, что и говорить.

Но тут пришла она, её величество Юля свет Игоревна ибн Окалина.

В силах тяжких.

Ну как пришла? Пролетела сквозь дверь, издала почти ультразвуковой вопль, а затем полезла обниматься и целоваться. Это было приемлемо, трогательно и даже приятно. Вообще обнимать девушку, с которой занимался (и планируешь еще) сексом, довольно приятная штука. Похоже, даже настолько, что забываешь, что она тебя била током, а несколько раз чуть не убила, причем не за дело, а подчиняясь каким-то своим мозговым тараканам.

Ай ладно, что было, то было.

– Ты сколько раз звонил девчонкам?! – задала самый неуместный в мире вопрос Юлька, едва оторвавшись от меня после жадного поцелуя.

В ответ я лишь хрюкнул, с ужасом подумав, что она сейчас в чем-то права. Люди же действительно звонят друг другу, когда находятся далеко? Причем, вроде бы, при первой возможности? Ох мне это припоомнят…

– Ох они тебе это припооомнят! – с удовольствием протянула призрачная девушка, но дальше ей помешал продолжить бешеный стук в дверь.

Пришли «тяжкие силы».

– Юля! Юля! – сердито и визгливо вопрошала обнаружившаяся за дверью невысокая кургузая женщина, не обратившая ни малейшего внимания ни на открытую дверь, ни на меня, – Ты куда пропала?! Ты куд…кхкапппрпррффф…!!!

– Я за неё, – хмуро ответил я, держа одну ладонь у морды лица, а второй пропихивая женщине глубже в рот колбаску максимально густой слизи, – У нас тихий час. Подите вон. Кляп через два часа рассосется.

Как оказалось, поступил тактически верно, особенно сотворив большую лужу очень скользкой слизи перед входной дверью, изначально отодвинув что-то хотящее от меня тело подальше вниз по лестничной клетке. Почему? Потому что, как оказалось, такие знаменитости как Юлия Игоревна в одно жало не ездят, у них, у певиц и актрис, гребаных два «Икаруса» разного люда! Два туристических автобуса, в каждом из которых можно перевезти человек сто!

…если утрамбовать. Никто, конечно, всю эту хрень не трамбовал, её-то и было человек сорок, но шума от них моментально стало на всё Никольское!

Вопли, стоны, причитания, команды, призывы. Вся эта человекообразная гадость суетилась, перекрикивалась, таскала из багажников какие-то сумки. Молодые гуманоиды, подчиняясь командам потных и постарше, срывались куда-то рысью. А вот и тетка выскочила, вовсю жестикулируя и изображая из себя рыбу, вытащенную на берег.

– Тьфу, мерзость! – фыркнул я, отходя от окна, – Как ты только с такими…

– Раньше вообще их не замечала, – охотно поделилась со мной переживаниями будущая невеста, держа меня руками за шею и трепыхаясь позади навроде плаща, – А теперь еле держусь. Зае… колебали. Давай сбежим назад? Ну туда?

– В общагу? – уточнил я, получая в ответ страстный кивок, – Обязательно сбежим. Нас там любят и ждут. Как дождутся, так и полюбят, чувствую. А пока нельзя, надо откатать программу.

– Потерплю, что уж там, – вздохнули мне на ухо, – Но ты тоже потерпи.

– Ага, щас! – саркастически фыркнул я, – Своих хлопот полон рот. С горкой! Твои пусть только попробуют ко мне сунуться…

– Ууу, дорогой…, – я был невесомо поцелован в щеку, – Тебя ждут чудесные открытия!

– Ууу, дорогая, – мной был нащупан упругий тыл плавающей по воздуху подруги, – Тебя тоже. Ладно, где здесь телефон? Надо подать весточку неравнодушным гражданкам.

– Иди-иди, гаремоводитель! К нему тут невеста прилетела на крыльях у любви, а он тут же другим бабам звонить!

– Если б невеста не привела с собой свой табор, то планы были бы слегка другими!

– Это не я их веду, а они меня! И вообще!

Кладышева на то и Кладышева, чтобы быть очень понимающей. Но женщины в ней все сорок два килограмма, так что мои нервы брюнетка всё-таки погрызла, но в меру, попутно сообщив, что Янлинь, как бы, совсем не понимает, зачем уехавший мужчина должен звонить домой, когда ничего не случилось. Мол, вернется и расскажет, если было чего интересно. Поинтересовавшись, не успел ли я вновь оприходовать Юльку, брюнетка, сатанински заржав, отключилась, сообщив в конце, что у них всё нормально, призраки мое отсутствие переносят нормально, вроде не откатываются, а даже наоборот, эмоции им легче контролировать стало. Мол, всё классно, только меня не хватает. Момент с Юлькой мне, конечно, понравился, но было не до этого – на лестничной клетке уже стояли громко орущие люди, угрожающие мне милицией, Верховным Судом, карой господней, отлучением от самой Палатенца… кажется, было что-то еще, но я не дослушал.