Ближайшее Будущее или Новый Мировой Порядок

«Наше настоящее сформировано посредством случайных или же неслучайных обстоятельств, которые имели место быть, и сыграли определённую роль в прошлом. Наше будущее прямо и непосредственно вытекает из настоящего и если не последует случайных препятствий для его изменения – с большой долей вероятности, оно будет таковым». 

Я знаю, что мне, во что бы то ни стало нужно идти, идти, идти – преодолевая метр за метром, километр за километром. Идти в направление Сибирской широты за реку Енисей, там где-то в тайге как мне рассказывали, находится лагерь, в котором живёт много «беглых» и они живут по тем ещё старым законам до НМП (Новый Мировой Порядок). Мои силы иссякают, боль в боку от огнестрельного ранения всегда даёт о себе знать, меня периодически кидает то в жар, то в холод. В голове постоянный шум, когда в моих глазах всё расплывается и подкашиваются ноги, я стараюсь успеть прислониться к одному из таёжных деревьев и, теряя сознание, медленно сползаю на сырую землю…

Меня успокаивает лишь одно, что они меня не обнаружат – имплантат я вырезал давно и никаких устройств высоких технологий при себе не имею. Но вот крылатая пуля с оптическим сенсором, выпущенная из пистолета с лазерным наведением, разработанная ещё давным-давно национальной лабораторией «Sandia & Kalashnikov concern» и была одобрена лет двадцать назад правительством для вооружения спецподразделений в целях уничтожения «беглых» и «протестующих», слегка задела мой правый бок, а стоящего рядом со мной Индериса разнесло по кускам. Вероятно, более важная цель для них был Индерис, находящийся длительное время в бегах и являвшийся лидером небольшой группы таких же беглых как я.

Какую-либо помощь мне получить негде, беглого никто не будет кормить, а тем более лечить. На неучтённых лиц лекарств не предусмотрено, ко всему прочему многие «свободные» боятся даже разговаривать со мной. Признаться, я и сам не хочу обращаться к людям и тем самым испытывать свою судьбу – сразу же сдадут в УФСГК (Управление Федеральной Службы Государственного Контроля) и мне просто придётся исчезнуть. Никто не знает куда пропадают «беглые».

Индерис говорил, что у них во Франции, когда ещё Франция была независимым государством, из беглых делали продукты питания для домашних животных. Он так восторженно произносил: «les produits d'alimentation pour animaux de compagnie», меня всегда это умиляло. Но Индерис и другие мои товарищи были убиты, часть из них были арестованы и теперь я остался один. Я не хочу, чтобы моя плоть пошла на производство для кормов кошек и собак, лучше умереть в тайге от заражения крови или с голоду, в конце концов – похоронить себя заживо в земле. Не знаю, какой ждёт меня конец из этих вариантов, но шансов выжить у меня остаётся всё меньше и меньше. Хорошо, что сейчас не зима и в лесу можно найти подножий корм, на котором, к сожалению, долго не протянешь. А мне необходимо пройти ещё огромное расстояние и у меня осталось мало времени. Так хочется верить, что этот лагерь существует.

Когда я вынужденно останавливаюсь, чтобы осмотреть рану, отдохнуть и хоть чуть-чуть набраться сил, я достаю из кармана плаща простой карандаш и «древнею» пожелтевшую тетрадь в клеточку, доставшуюся мне от моей матери. Будучи юной девушкой в эту тетрадь она переписала молитву «Отче наш» и как-то отдала мне с напутствием, чтобы я эту тетрадку хранил и берёг. В этой тетрадке кроме молитвы «Отче наш» больше ничего не было написано и на чистых листах я начал описывать те события, которые послужили тому, что я стал беглым.

«Основная часть населения была абсолютно уверена, что с приходом НМП они будут жить значительно лучше и беззаботно, повсюду будет закон и порядок, люди будут жить долго и счастливо, но как оказалось – все они глубоко заблуждались.

Подкожный имплантат, в младшие годы дошкольного возраста мы его называли «имплашка», – являлся самой важной вещью в нашей жизни. Его размещали при рождении в правой руке. Когда ты шёл в школу, его меняли. В третий раз его меняли по достижению совершеннолетия – в 19 лет и он оставался с тобой на всю жизнь. В нём хранились абсолютно все данные о тебе: кто ты, где жил и живёшь, где учился, кем и где работал и работаешь в настоящий время, кто твои родственники, все твои штрафы и поощрения, достижения и правонарушения, он передавал все вами сказанные слова в АИЦ (Аналитический Информационный Центр) и не важно когда вы их произнесли, в ходе разговора с собеседником или во сне, отслеживал ваше местонахождение. Он был вашей жизнью, все ваши счета были в нём, вы подносили правую руку к сенсорному устройству в любой сфере обслуживания, будь это торговый либо развлекательный центр – ваши денежные средства списывались, а вы получали интересующий вас товар либо услугу. Оборот наличных денег исчез. Имплантат нельзя было потерять, подделать или передать другому человеку, вас как личность, и ваши счета идентифицировали со стопроцентной точностью. Вы не имели друзей или родственников, которые не были бы поставлены на учёт. Только лица с имплантатом могли что-то покупать, лишённые имплантата сразу обрекались на положение изгоев. Они не могли ничего купить, а выращивание собственных продуктов было поставлено вне закона. Изначально всё выглядело очень даже невинно: кишечная инфекция на овощах, несколько смертей, ограничение движения продуктов между федерациями. Это был всего лишь пробный шар. Потом пандемия, болезнь настигала людей внезапно, с летальным исходом. Погибло свыше семидесяти миллионов человек. Остальные пребывали в шоке и ужасе. Наконец объявили, что нашли лекарство для предотвращения поражения овощей неизвестным вирусом. Лекарство было сверхдорогим, использовать его могли только крупные монополисты сельхозпроизводители. Людям начали внедрять мысль, что выращивать собственные овощи – это небезопасно, что через них передаётся смертельный вирус, выращивая огурцы, помидоры, картофель, зелень и т.п. на приусадебном участке, ты являешься фактором риска и несёшь опасность окружающим. И как итог, если вы выращиваете овощи сами, то вы – преступник. Выращивание чего-либо на приусадебных участках приравняли к терроризму. Телесистемы внедряли вам в голову всё это, как процесс заботы о людях. Жизнь стала безопаснее. Безопаснее, если ты соблюдаешь правила. Можно жить, коль ваша жизнь такая же, как у всех. Но если вы захотели жить по-другому, вы уже не «житель этого мира», а изгой или дикарь, или вообще животное. Как только вы заимеете «другую» мысль, как вам следует жить и посмеете высказать её вслух, вы тут же перестаёте быть человеком. И как только вы перестали быть человеком, вам лучше поселиться в тайге, в джунглях, на диком необитаемом острове. Если вы перестали быть человеком системы, то вам подлежит – умереть, сдохнуть, исчезнуть, сгинуть.

Я помню свою жизнь с детства до мельчайших подробностей. Помню этот постоянный выматывающий процесс, я всегда что-то делал, но я не видел результата. Я все время был занят, но в итоге ничего не сделал. Вся моя жизнь была связана с переменами, словно кто-то дьявольски хитрый решил воплотить в жизнь древнее китайское проклятье: «Чтобы ты жил в эпоху перемен». Напротив окон моей съёмной квартиры, в каком бы городе я не находился всё время мерцал неоновым светом бегущий текст: «В нашей жизни нет ничего постоянного! Перемены – что может быть лучше! Мы ждём перемен – в них заключается наше счастье!». В моей жизни не было ничего, кроме перемен. Я менял учебные заведения, работу, города, женщин, номера теле аудиосвязи, я все время что-то менял. Нельзя поменять было только одно – родителей. Но в постоянных изменениях я просто забыл о них. У нашего поколения не было корней, не было якоря, с помощью которого можно было зацепиться за что-то действительно значимо важное – Семью, Бога, Любовь, Детей! Если честно, то Бога, Семьи, Детей, Любви в нашей жизни было весьма мало. Мы были полной противоположностью нашим родителям, они все время пытались за что-то ухватиться, пытались сохранять старые вещи, для них это была овеществлённая память. Они держались за них и очень неохотно с ними расставались. Я помню, как родители переезжали в маленькую квартирку, потому что у них не было денег платить за свой домик. Мама плакала, потому что очень многое взять было просто некуда. И когда приехал робот мусоро-утилизатор, она отвернулась и зарыдала. Я помню, как резко оборвал её: «Перестань. Ничего страшного не случилось. Это всего лишь хлам. Ты просто избавилась от него. Зачем плакать? Вас ждут изменения, изменения это самый правильный способ направить свою жизнь к лучшему».

Лично я всегда принимал перемены без каких-либо вопросов и всегда в предвкушении их ожидал. Откуда я знал тогда, что всё это и есть ежедневная планомерная работа властей по вытравливанию из нас – памяти, единства, сплочённости. Мы были слишком доверчивы, мы не ставили правильных вопросов, мы думали, что именно так и должно быть. Индивидуализм и жажда перемен – это здорово, это классно, это прогрессивно.

Перемены были постоянными и осуществлялись они постепенно, казалось, что по большому счёту ничего не происходит, просто идёт технологический прогресс. Айфоны, айпады, борьба операционных систем, андроид, всё менялось так быстро, люди вбивали себе в голову, что это круто и технологично. Гаджеты выходили с минимальными изменениями, но люди хватали их, они же были иными – продвинутыми. Дальше было только хуже. Но мы не задумывались, хуже это или лучше, нам не с чем было сравнивать. Нам говорили, что это «Прогресс!!!» и его не остановить. У нас был огромный выбор вещей, однако при ближайшем рассмотрении было видно, что в массе своей это дубликаты. Вся эта масса товаров изготавливалась так, что они выглядели по-разному – различной формы, в пластиковом, стальном или даже золотом корпусе, с хромированием, в коже, в разном цвете и прочими тому подобными прибамбасами, но при внимательном рассмотрении было очевидно, что один и тот же гаджет производят несколько производителей, все это было очевидно, но не нам. Нас учили так, чтобы мы не видели – очевидных вещей. Если лягушку положить в холодную воду, а потом медленно повышать температуру, то она не будет делать попыток выпрыгнуть. Она будет привыкать, привыкать, а потом сварится живьём. Так и мы, мы были точно такими же из семейства бесхвостых земноводных. Постепенные изменения незаметны. Наши правители были дьявольски умны и хитры.

Мне приходилось очень много времени проводить в лицее, гораздо больше, чем мой отец, но я так и не получил никаких знаний. Отец удивлялся, просматривая нашу учебную программу: «Ваше поколение изучает слишком много, но значительно меньше того, что прежде знали мы!». В престижных районах, для элиты, существовали учебные среднеобразовательные заведения с качественными преподавателями, где детей учили лучше. Обучение в них было ускоренным. Таким образом, власти пытались подтолкнуть эволюцию. Правители считали, что если заставлять детей узнавать больше, то и развитие их мозга ускорится, и их потомство начнёт эволюционировать. Что-то вроде ускоренного эволюционного процесса, при котором дети будут учиться, и становиться более разумными в более раннем возрасте. Как если бы это ускоренное обучение изменяло их физиологию, чтобы они лучше могли управлять в будущем стадами малообразованных сверстников. В лицее я учился двенадцать лет. Мало того, что я учился так долго, но и продолжительность школьного года была увеличена – учебный день стал длиннее, летние каникулы ушли в прошлое. Родителям, кстати, тоже на работе перестали давать отпуска в летний период. Приходилось брать, когда дадут. Учился я долго, но бестолку. Большая часть обучения была пустой тратой времени. Предметов, которые бы закладывали понимание мироздания, мироустройства и эволюционные процессы общества – не было. Впрочем, как потом и в бакалавриате. Предметы были углублёнными, но очень узкими. Я не мог даже посмотреть материалы, выходящие за пределы моей специальности, путь к ним был закрыт. Я получился неплохим специалистами в узкой области своей профессии, хорошим инженером, но я не мог понять, что происходит в общем и целом. Не понимал, по каким законам функционирует общество и природа. Не могло быть и речи о смене рода деятельности. Это стало практически невозможным. Не было времени остановиться, обучение продолжалось всю жизнь. Выходили новые, необоснованные законы, казалось, их специально принимали, чтобы людям некогда было подумать о чем-то ином кроме работы, регулярно появлялась новая информация, и приходилось постоянно прилагать усилия, чтобы идти в ногу. А если вы были не в состоянии поспевать, значит, вы уже старый. А быть старым – это фактически быть мёртвым. Если вы слишком устаёте от эстафеты образования, или не способны запоминать новую информацию, то это звоночек, что вам пора готовиться уйти со сцены. Для стариков существовал только один путь, который цинично назывался «День Благодарения, Прощения и Милосердия». Как в результате и получилось с моими родителями».