Время и мы
Ренард Бадыгов
Времена года
Осень
Иголки лиственницы стройной
Усеяли осенний сад
Гуляет ветер беспокойный,
Да листья жёлтые шуршат.
Стоит он, весь осиротелый,
И далеко видать кругом.
Уж скоро снежный саван белый
Укроет землю, как ковром.
Чуть глянет солнце, но не греет,
И лужи стынут по ночам.
Одни рябины ярко рдеют,
Нещедрым радуясь лучам.
Но веянья зимы не чуют
Сосна и голубая ель.
Им шепчет, наклонившись, туя,
Что всё равно придёт апрель
Зима
Приводят лыжи нас в чащобу,
Где есть сухие дерева…
Уже раскиданы сугробы,
Из-под земли торчит трава.
Костёр бездымный пышет жаром,
В лесу покой и тишина.
Как хорошо здесь с другом старым
Распить бутылочку вина.
Неспешно тянется беседа,
Качает сосны ветерок…
Мы разомлели от обеда,
И догорает костерок.
Синицы на руку садятся
И робко семечки клюют.
А белки вовсе не боятся,
Орешки тоже с рук берут.
Уже клонится день к закату,
Мы засиделись дотемна.
Хотя природа сном объята,
Не век ей спать, грядёт весна.
Весна
Ещё зима, в своём азарте,
Нас вынуждает замереть.
Но ярко светит солнце в марте
Пришла пора ей умереть.
Конец приходит непогоде,
За мартом близится апрель,
И, как заведено в природе,
Шумят ручьи, звенит капель.
Сугробы быстро исчезают,
Всё голубее свод небес.
На вербе почки набухают,
От спячки пробудился лес.
Деревья нежно зеленеют,
На косогорах даль ясна.
Душа, как будто молодея,
Поёт: “Пришла, пришла весна!”
Лето
Конец весны – начало лета,
В лесу черёмуха цветёт.
Все яблони того же цвета,
И соловей в кустах поёт.
Поспеет скоро земляника,
Даст ароматный урожай.
За ней готовится черника –
Хватай лукошко, не зевай.
Набравши ягоды, с устатку
Ныряй с обрыва головой,
А чтоб просохнуть, для порядку
Приляг на травке луговой
И, глядя в небо голубое,
На кучевые облака,
Живи и радуйся душою,
Дорога жизни коротка.
Покуда бьётся ретивое,
Как молвил грек, здесь смерти нет.
Сюда ж заявится с косою –
От нас давно простыл и след.
Габдулла Тукай
Утренняя серенада
Даль небес ещё темнеет,
И заря едва видна.
С лёгкой грустью проплывает
В небе полная луна.
Постепенно, друг за дружкой,
Звёзды гаснуг в вышине.
Ветерок чуть-чуть повеял
В предрассветной тишине.
Гладь озёр сверкает чудно,
Как в волшебных зеркалах.
Им, озёрам, что-то снится,
Словно в сказочных мечтах.
Рады летнему рассвету
И деревья, и трава.
Нежной трелью соловьиной
Зачарована листва.
Чёрной ночи покрывало
Ниспадает, не спеша,
И ликует вся природа,
И волнуется душа.
Словно груды белой ваты,
Золотистые слегка,
В небе розовом застыли
Кучевые облака.
Тех часов прекрасней в жизни
Ничего на свете нет.
Коль приходит вдохновенье,
Поспеши творить, поэт.
Стихи разных лет
Воинам Северо-Западного
“Пушки молчат дальнобойные”
(под звуки учебной канонады на Ладоге)
След за кормой белой пеною,
Чайки летят над волной.
Вспомним мы годы военные,
Огненный смерч над страной.
Вспомним мы годы блокадные,
Вспомним мы ладожский лёд –
Битва с врагом беспощадная
В памяти вечно живёт.
Юность страны комсомольская
Шла беззаветно вперёд –
Подвиги ваши геройские
Чтит благодарный народ.
То ли плывём теплоходами,
То ли спешим в поездах –
Ваша военная молодость
В мыслях у нас и в сердцах.
Мирное небо над Ладогой,
Ясен и чист горизонт –
Он твоей добыт отвагою,
Северо-Западный фронт.
Пушки гремят дальнобойные –
Пусть они верно хранят
Труд твой и ночи спокойные,
Спи, мой родной Ленинград.
(т/х Серго Орджоникидзе, 1991)
Повод к написанию сонета
На выдумки природа торовата,
Неистощим причуд её запас:
То почки, то желудок, то простата –
Она всегда заботится о нас.
Едва ты навострился за границу,
На дачу ли – в потузаборный мир,
Вдруг, мать её, как стрельнет в поясницу –
Прощай шесть соток, ни к чему ОВИР
Но если станет тяжело на сердце,
Прими бесплатный дружеский совет:
Плюнь на болячки и задай им перцу,
Теплей укройся и кропай сонет.
Ты не Шекспир, никто тебя не знает,
Но уверяю: точно, помогает.
Описание технологического процесса
(профессиональной переводчице научно-технической литературы из Самары на вопрос о том, по какой технологии я переводил сонеты Шекспира)
Это же так просто
Учитель танцев, сладостный де Вега,
Войдя без спросу в твой сонетный лен
И срифмовав слова ‘де Вега”– “нега’,
Я получаю первый свой катрен.
В строке же пятой, как в твоём примере,
Беру, к примеру, ну, хотя б “нагой”
И создаю в девеговской манере
Второй катрен лишь левою ногой.
И вот уж к свету рвётся их приятель,
Шутя, катрен последний из троих,
Вникаешь в суть поэзии, читатель?
Пристроил с ним я тоже четверых.
Всего лишь три катрена и дуплет –
И рвёт из рук издатель мой сонет.
Гиришу Сингху, сопровождавшему нас по Индии с температурой 40 градусов
Болезни все презрев,
Сражался ты, как лев,
С недугами своими.
Ведь “лев” на хинди “сингх”,
И всех заслуг твоих
Достойно это имя.
На загадку Ал. Иванова
(Лисица на дереве,
Ворона с сыром на земле-
“Что бы это значило?”)
Ответ от Эйнштейна:
Это автореферат диссертации
доцента Антикрылова
об антигравитации.
Ода моим сандалиям
"Вот покупаешь сандалии и понимаешь: они тебя переживут."
(Игорь Губерман)
Сандалии мои, как постарели вы!
Я вами истоптал немало континентов.
Задумчиво бродил по берегам Невы,
Где множество стоит прекрасных монументов;
В Перу на Мачу-Пикчу восходил
И гордо озирал ущелья Урубамбы;
Столицу древних инков посетил
С названием – язык сломать – Ольянтайтамбо;
Эйфель и зуб гнилой Парижа – Монпарнас,
Берлин, Брюссель и Лондон с ними иже –
Всё обозрели мы, всё радовало нас;
Взлетали высоко, оказывались ниже.
Теперь удел у нас совсем иной –
Дворец подземный, где навечно остановка.
Но я сойду туда лишь в обуви родной.
Сандалии мои, мне ни к чему обновка.
Время, время улетает,
От склероза щёки рдеют,
Жизнь уходит, силы тают,
И ряды друзей редеют.
Меня покинули мечты –
Ведь молодость прошла.
Постиг я меру доброты,
Познал и горечь зла.
Роберт Саути
Как вода поступает в Лодор
То лежит, темнея,
То бежит, светлея,
То курясь и пенясь,
То ревя и гневясь,
Меж скалистых ущелий затёрт,
Бурный поток свою мощь несёт.
Силу свою чуя,
Он спешит, воюя,
Свист, шипенье издавая,
Упадая, вновь прядая,
Яркой радугой блистая,
Вверх вздымаясь, вниз бросаясь,
Словно ливень, низвергаясь,
Меж утёсов пробираясь,
Изгибаясь, извиваясь,
То кружась в водовороте,
То в стремительном полёте
Грозно наступает,
Отдыха не знает.
Набегая, разрушая,
Удивляя, поражая,
Восхищая и смущая,
Оглушая и ошеломляя,
Возбуждаясь, расслабляясь,
Ускоряясь, замедляясь,
Мчась лавиной, разветвляясь,
То теснясь, то вырываясь,
То сочась, то разливаясь,
То с виляньем, то с порханьем,
С трепетаньем и дрожаньем,
Всё сметая, содрогаясь,
Белой пеной покрываясь
И на брызги распадаясь,
Громыхая, бултыхая,
Расползаясь, затихая,
Вверх взлетая, ниспадая,
Всё сметая и швыряя,
Гремя, завихряясь, вращаясь,
Шумя, пузырясь, раздвояясь,
Ворча, грохоча и сливаясь,
Долбя и стуча, разбиваясь,
Струясь и светясь, вскипая, сияя,
Камни сдвигая, волною смывая,
Плюхая, хлюпая, хлопая, шлёпая,
Кружась, завихряясь,
Журча, расстилаясь,
Виляя, блуждая, как будто играя,
Дыбясь, оседая, гарцуя, танцуя,
Нагрянув, отпрянув, бурля, увлекая,
Биясь, колотясь, ударяя, взлетая,
Росой обдавая и брызги взметая,
Вперёд бесконечно несясь быстротечно,
Движенье и звук сочетая извечно
И мощью дивя, с незапамятных пор
Всё так же вода прибывает в Лодор.
Лихие 90-е
Московская литрическая
"Всю самогонку комиссия уничтожила методом выпивания "
(из "Крокодила")
Мы московские туристы теплоходные,
Покоряем мы просторы наши водные,
Рюкзаков не одеваем,
Лишь по палубе гуляем,
Презираем мы маршруты пешеходные.
Эй, грянем сильнее,
Всхрапнём-ка дружнее!
Мы московские ребята,
Днём и ночью сном объяты,
В рестораны лишь торопимся, голодные.
Утром радио противное включается,
Соловьём поёт, нахально заливается.
Мы толкаемся в уборной,
Но гимнастикой позорной
Наша группа никогда не занимается.
Эй, грянем сильнее,
Закурим дымнее!
Мы московские туристы,
Ни к чему нам воздух чистый,
Это вредно на здоровье отражается.
Ковжу, Вытегру и Ладогу проспали мы
И в Кижах на колокольню не попали мы,
Шлюзов вовсе не видали,
В рубке тоже не бывали,
Всю дорогу только в карты проиграли мы.
Эй, грянем сильнее,
Эх, выпьем хмельнее!
Отдыхали мы отлично
За бутылками столичной,
Батареями каюты заставляли мы.
К сентябрю в Москву родную возвращаемся,
Перестроиться скорее постараемся.
Эх, столица ты родная,
Эх, труба ты выхлопная,
За бесплатную путёвку рассчитаемся!
Эй, грянем сильнее,
Подтянем дружнее!
Эх, какие наши годы,
Будут снова теплоходы,
Мы не раз ещё в походы собираемся.
Кижи – Валаам – Петрозаводск,
т/х Серго Орджоникидзе, 25.07.91
Дача, баня, шашлык, водка,
Малосольная селёдка
Да солёный огурец –
Пьющим мама и отец.
Ода алкоголю
Светит всем знакомая звезда,
Снова здесь на пляже мы, как дома.
Каждый год стремимся мы сюда,
Потому что все давно знакомы.
Здесь любого мы научим пить,
Лишь бы были чьи-то именины.
Нынче у Надежды, может быть,
Завтра у Галины или Нины.
Попойка – кумир наш земной,
А водка – награда за смелость.
Бутылки нам мало одной,
Чтоб лучше и пилось, и пелось.
Едут все сюда издалека,
А зимой теряются из виду.
Но весной уходят облака,
Кажутся ничтожными обиды.
Надо только выучиться пить,
Чтоб росли бутылок батареи.
И тогда мы станем, может быть,
Чуточку счастливей и мудрее.
Попойка – кумир наш земной,
А награда за верность – удача.
Серебряный Бор наш родной
Милей нам, чем дом или дача.
из Омара Хайяма
Пока я молод был, не совершал дурного,
Но, выпив, не сдержал давнишней клятвы слово.
Пусть так, мне даже сам огонь не страшен:
Я не чинил злодейства людям никакого.
Не балдей, о балда
Вздумал Боб в четверг сходить на Маркет Плейс –
Выпив, вознестись там до небес.
Тут-то его и попутал хитрый бес:
Сдуру Боб тотчас на столб полез.
Не балдей, о балда, ла-ла-ла.
“Видно, я уже в раю”, подумал Боб,
Но сорвался и расшиб свой лоб.
И теперь ему заказан крепкий гроб –
Чтобы в рай попасть, не нужен столб.
Не балдей, о балда, ла-ла-ла-ла.
Под током провода.
Жизнь прекрасна
В дни веселья
И ужасна
В дни похмелья.
Ворони и Лисица
(анекдот от Зюганова)
На ель Ворона взгромоздясь,
Позавтракать уж было собралась,
А белорусский пармезан во рту держала.
На ту беду Лиса близёхонько бежала:
– Ворона, хошь, тебя я в депутаты двину?
Орет Ворона “Да-а-а”, ей скорчив мину.
Немедля сыр летит в болотную трясину.
Тому Ворона странно подивилась:
“Скажи я “Не-е-ет”, так что бы изменилось?”
На даче друга после бури
Когда Вавилова читают только мыши,
А у иных съезжают даже крыши,
Тогда в России дело, видно, дрянь,
И как же обойдёшься тут без бань.
Когда ты в дачу вбухал кучу денег,
Бесплатно достаётся только веник.
Прощай Брюссель, Антверпен и Париж,
Тем более, Малмыж и Мамадыш.[1]
Но не грусти, мой друг, о Мамадыше –
Там правят бал одни нувовориши.
Они, ты знаешь, крысы, а не мыши,
Не у тебя – у них – съезжают крыши.
Стоят их мерседесов вереницы
На улицах Монако, Канн и Ниццы.
Я вижу их откормленные лица –
Ужели наяву мне это снится?
Чихали мы на пляж Копакабаны –
Там нынче мусор, пластик, тараканы.
Скорей поддай в своей парилке жару,
Да не жалей воды, побольше пару!
Ода Б. Н. Ельцину
по случаю вручения мне бумажника и кожаного ремня ко дню 9-го Мая
Нам вручил Егор Гайдар
Со значеньем тонким дар.
Долго думал я, гадал
И загадку разгадал.
Первый дар – намёк такой:
“Будет пуст бумажник твой”.
А на что же нам ремни? –
“Туже пояс затяни.
Не поможет и ремень —
Сам себя на сук надень”.
Ода тефали
Друзья, мы выживем едва ль,
Когда исчезнет вдруг тефаль.
Уж год, как я пишу рассказ
“Тефаль, ты думаешь о нас”.
Мы продаём в Европу сталь –
К нам возвращается тефаль.
Под эскалоп твержу сейчас:
“Тефаль, ты думаешь о нас”.
И в жерминаль, и в прериаль
Французы делают тефаль.
Да, каждый день и каждый час
Тефаль, ты думаешь о нас.
Знай, если жарим мы кефаль,
Нас выручает лишь тефаль.
В моём рассказе нет прикрас,
Тефаль, ты думаешь об нас.
Что мне парча и что миткаль,
Господь, не отними тефаль!
Но коль представит интерес
Вам запоздалый мой PS,
То существует всё ж нивоз,
А с ним рифмуется навоз.
Его б сколь фермер ни завёз,
Нам всё вантоз и плювиоз.
Он в термидор, брюмер, фример -
Наглядный кой-кому пример.
И ни к чему тоска-печаль,
Пусть отдувается тефаль.
Ода экономической реформе
Я стоял у ясеня,
Спрашивал Лукьянова:
“Что же с экономикой,
Где теперь она?”
Мне министр Ясенев
И поэт наш Осенев
Молвили: “Теперь она
Бандитская жена”.
Я спросил Пал Палыча,
Кириенко спрашивал:
“Что с Москвой-невестою,
Скоро ль сабантуй?”
Бородин ответил мне:
“Но золотоглавую
Ныне прежний барин вновь
Точит длинный нож”.
Я спросил у рыжего
И у Черномордина:
“Где моё имущество?”
Мне ответил Кох:
“Получи ты акции
От приватизации,
И теперь судьба твоя:
Будешь вечный лох”.
Где вы, Березовские,
Где вы, Ходорковские,
И Гусинский с ними же –
Только голосуй.
Александр Стальевич,
Дайте мне от ЮКОСа
Ну хотя бы Кукеса.
Только он рифмуется
С русским словом хрен.
История приватизации
Утро холодное, утро голодное,
Морды несытые, хари испитые.
Нехотя вспомнишь и время былое,
Брызги шампанского, вовсе забытые.
Вспомнишь обильные сладкие речи,
Вспомнишь Чубайса с улыбкою странной,
Всякие акции, прихватизации,
Вздрогнешь, узнав про счета иностранные.
Всякие лица: вот Лившиц с ехидцей
Всех призывает: надо делиться.
Вспомнит Давоса он светлые росы,
Вспомнит – уже ни мычит, ни телится.
Был и Мавроди – добренький вроде,
Где банков чары, где вы, Канары?
Вспомнишь офшоры – ох, шоры, ох, шоры,
Нынче у нас правят бал только воры.
Не поможет нам никто,
Кроме “Русского лото”.
Верьте, что под Новый год
Улыбнётся вам джекпот.
Для рекламы кетчупа "Красна Дарья" в “Аншлаге”
"Кепчук – 700 р" – надпись украинца на прилавке
–1-
Кетчуп вовсе не товар,
Кетчуп – это новый жанр.
Без него, как без воды,
Ни туды и ни сюды.
Евдокимов Михаил
Без него бы не чудил,
Не слыхали б Чебоксары
Песню Новиковой Клары,
На базаре сам Шифрин
Пел бы, как простолюдин,
Негру б на чулок, ей-ей,
Не нашлось пяти рублей,
Не смеялись бы и куры
Над Володей Винокуром…
Знает даже красный рак,
Кто спонсирует "Аншлаг".
Финтэссенция успеха -
"Красна Дарья", кетчуп смеха.
-2-
Красный дар из Краснодарья -
Красный кетчуп "Красна Дарья".
Больше кетчупа для смеха,
Кетчуп смеху не помеха.
Пел я зиму, пел я лето:
“Красна Дарья – кетчуп это”,
Но от вас, как от штиблета,
Ни ответа, ни привета.
Не секрет: я не поэт,
У меня талантов нет.
Я не стану есть для рифмы
Даже с кетчупом штиблет.
Мне любое по плечу.
Если только захочу,
Весь “Аншлаг” поколочу,
Может, даже замочу?
Нет – себя лишь погублю.
Кетчуп я и сам люблю,
Сдам бутылки по рублю,
"Мерс" из пластика куплю.
Но пора уже кончать…
Помогите срифмовать.
“Солона ты, жизнь, с перцем, полынью, а принимать надо”
(из спектакля)
Солона ты, жизнь, с полынью, с перцем.
Пусть я не приемлю это сердцем,
Разумом, однако, понимаю,
Не ропщу, а молча принимаю.
Когда, порядков не знавая новых,
Впрягали в сани мы лихих коней,
Судьба была в руках у бестолковых –
У государевых фельдъегерей.
Но вот пришла пора совсем иная,
Увидел свет чугунный паровоз,
И, обещая остановку в рае,
Нас паровоз в коммунию понёс.
Прошли года. Хоть нищие с тех пор мы,
Но взмыли в небо тысячи ракет.
Гайдар с Чубайсом выдали реформы,
А рая почему-то нет и нет.
Никак не получается сонет.
Не время ль, я ль хреновенький поэт?
Не досчитавшись всей своей получки,
Подумал я вчера, придя с толкучки:
"Покуда олигархи не в тюрьме,
России вечно прозябать в дерьме."
Вскормили их чертоги Черкизона,
Такой для них – желаннейший венец.
Не чуют, что по ним скучает зона,
Что всё равно настигнет их конец.
О, цепи олигархов золотые -
Свисают аж до самого пупка,
Пиджак-малина, торсы расписные,
В брильянтах пальцы, жёсткая рука.
Их "мерсам" не чета "копейка", "Лада",
Но дорог всё ж в Тольятти "Автоваз".
Как липку, ободрать народ им надо,
Мавроди, "Чара" под руку как раз.
Их окружают страждущие лица,
Все жаждут быстро хапнуть и нажиться,
Откинуться по полной, порезвиться -
От этой мошкары не открутиться.
Кого ж они взрастили: та путанка,
Та трансвестит, а эта лесбиянка,
Тот вовсе сумасшедший – пол сменил,
Да не в квартире, а меж ног скрутил.
Нет, вру – его в больничке отчекрыжил
И не отдал концы, а даже выжил.
Но на старуху тоже есть проруха -
Случается нередко заваруха:
Как разгуляется вокруг мокруха -
ТТ, "калаш" – не просто оплеуха:
Ряды лесов гранитных на кладбище
Да за оградой бизнес в пепелище.
А каждый прихлебатель от искусства,
Кто нежные являл к России чувства,
Вдруг, заработавши златые горы,
Как только где-то каша заварится,
Плюёт в колодец и бежит в офшоры.
Скорей бы русофобством насладиться!
Майами, Кипры, яхты, лабрадоры…
Но сколько бы верёвочке ни виться,
Им не поможет даже заграница.
Предупреждал же их поэт,
Которого в живых уж нет,
Что "Как ни озоруют,
Их тоже обворуют.
Придут иные времена,
Взойдут иные имена".
(Е. Евтушенко)
Звонит, звонит, звонит телефон,
Ал. Борисовна едва соображает:
"Чёрт возьми, откуда взялся эвон,
Видно, Починок налоги выбивает.
Манит, манит, манит карусель
Биржевого банковского круга.
Миллион слизала, как капель,
Властилина, наша лучшая подруга.
Только мелочь снова в банке завелась,
Сдуру я её опять втоптала в Грязь.
Потому-то, наш любимый Починок,
Ты скости нам сущую лишь малость:
Ты забудь про мизерный налог,
Нас, таких, ведь меньше ста осталось."
Да к тому же, не гони волну -
С Вайкуле мы кормим всю страну".
Сон Лаймы Вайкуле
Гуляя по Пикадилли,
Я вновь потеряла шаль.
А люди, что проходили,
Рыдали: “Как Лайму жаль!”
И даже дворовая лайка
Скулила, как будто дразня:
“Зачем, о ужасная Лайма,
Пугаешь ты так меня!”
Но что бы ни говорили,
Накинув сотую шаль,
Я вновь по родной Пикадилли
Со страхом шагаю вдаль.
Меня обгоняя, лайка
Тявкает: “Кончена жизнь!”
Вдруг кто-то толкает: “Лайма,
Пора на концерт, проснись!”
…
Всегда имела я мечту одну,
Обуть уже успела всю страну,
Нет сил признаться, как её люблю,
Одна забота: как их прокормлю?
Устала, за границу я махну,
Немножечко развеюсь, отдохну.
Уляжется однажды всё – опять
Приеду – Русь по новой обувать.
"Я, ты, он, она – это целая страна,
Вместе нас сто тысяч 'я',
С ними мы – одна семья".
Остальной народ не в счёт,
Пусть их всех накормит чёрт.
По нраву мне Маяковский —
Поэт он совсем не таковский,
И нас, как во время оно,
Сто пятьдесят миллионов.
"Расея моя, Расея
От Волги и до Енисея…"
А дальше? Родная страна
Японцам ужель продана?
Когда я такое слышу,
Как будто мне сносит крышу.
И песня уже есть такая,
Её написал… аев.
Год Обезьяны
В мире есть большой изъян:
Стало много обезьян,
Только вовсе не лесных,
А безжалостно крутых.
Дарвин много предсказал,
Он с собою виски брал,
Наблюдал лишь игуан,
Но не встретил обезьян,
Жаль, не видел майданутых,
Особливо байданутых.
Но не все же обезьяны
Иль бараны, истуканы.
Так что зря не саркози -
Всё в России на мази.
Не обамь, не берлусконь,
Как в сенате римский конь.
Хоть кругом и не спокойно,
Встретим Новый Год достойно.
Пусть безбедно промелькнёт
Обезьяний этот год.
Мы, друзья, не лыком шиты,
Не какие-то шизиты,
Будет всё у нас путём,
Вздрогнем раз, другой нальём.
На закуску оливьё -
То-то радость, ё моё.
В Новогодье, мне поверь,
Никакой не страшен зверь.
История Государства Российского от Тимашева до века нашего
"Пришли иные времена,
Взошли иные имена"
Е. Евтушенко
Я не поэт маститый,
А виршеплёт простой,
Не Пушкин именитый,
Не Алексей Толстой.
Ни слава мне не светит,
Не жду я и наград,
И денег вирши эти
Мне вовсе не сулят.
Но всё ж дерзаю снова,
То, что писал Толстой,
Продолжить от Христова
В год семьдесят восьмой.
Финляндия свободна
И Посполита Речь,
И почва плодородна,
Ржавеет в ножнах меч.
Нет крепостного права,
И нам дивится свет.
Сильна у нас держава,
Порядка только нет.
Философ Чернышевский
Сказал: "Народ, не трусь!"
И бросил клич свой дерзкий,
Призвал топор на Русь.
Тотчас же террористы
И разночинный сброд,
Голодны и речисты,
Отправились в народ.
Когда Ульянов-старший
Был в крепости казнён,
Сказал Владимир, младший:
"Идём не тем путём".
Пока на всю Европу
Он "Искру" раздувал,
Пришла беда, и в… морду
Японец нас надрал.
Аника Куропаткин,
Лишившись эполет,
Бежал во все лопатки —
Порядка в войске нет.
А мудрый Николашка
Гапонца пригласил,
Народ свинцовой кашкой
На славу угостил.
Чтоб из женевской "Искры"
Костёр не запылал,
Начать реформы быстро
Столыпин обещал.
Придумал галстук модный,
Вагон свой изобрёл,
Едва народ голодный
До ручки не довёл.
Но в сон его могильный
Отправил пистолет.
Земля, как есть, обильна,
Реформ в помине нет.
Год 95-й -
Оставил нас кумир.
Запомним эту дату:
Покинул Энгельс мир.
Как трон поправить царский,
Откуда силы брать?
Где Минин, где Пожарский,
Куда бы двинуть рать/?
Но тут один поганец
Кронпринца замочил,
И всю Европу танец
Зловещий охватил.
И "Марш Славянки" сладок -
Ура! Пройдя сквозь ад,
Войска, блюдя порядок,
В рай угодить спешат.
Вояки всей Европой
В Россию так и прут,
А мы воюем… смело,
Хоть ружей не дают.
Явился тут Ульянов,
Первейший большевик,
Хотя и не был пьяным,
Взошёл на броневик.
С Финляндского вокзала
На Русь простёрши длань,
Лиха беда начало -
Сказал нам: "Дело дгянь!"
Стал залп "Авроры" грозный
Затеей не пустой,
Хотя, на вид серьёзный,
Снаряд был холостой.
Не то что выстрел ленский,
Что Русь растормошил,
Но всё ж в сорочке женской
Керенский укатил.
И брат пошёл на брата
Гражданскою войной,
Затем прошла Антанта,
Как смерч, над всей страной.
Расстреляны дворяне,
Покоя нет земле,
Обобраны крестьяне,
И снова Русь во мгле.
Ульянов-Ленин в раже
С Уэллсом говорил
Про ГОЭЛРО и даже
Куранты починил.
Год 95-й
И 29 плюс.
Закономерна ль дата,
Сказать пока боюсь.
Но зимней стужей сильной
Вождя во цвете лет
Всё тот же сон могильный
Объял – и НЭПа нет.
А глупые троцкисты
Не знают, что творят,
Как те же анархисты,
Вредить нам норовят.
Не на того напали -
Пускай не дремлет враг,
Родной товарищ Сталин,
Даёшь стране ГУЛАГ!
И тотчас брат на брата
Вождю несёт извет.
Земля, кажись, богата,
А всё ж покоя нет.
Он молвит: "Всё вам мала:
Мэтро, заводы дал,
Жить веселее стала,
Чего вам нэ хватала?
Курить нэ даставала -
Вот Бэламорканал.
Ягода нэ гадится?
Что нада? Нэ пайму.
В ежових рукавицах
Атстроил Калыму.
Ежову нэт даверия?
Тагда, па просбэ с мэст,
Лаврентий Палыч Бэрия,
Стреляй партийний съезд".
Так как с ним был не в меру
Товарищ Троцкий груб,
Рамону Меркадеру