ПОпыткиЖИТЬ

ПОпыткиЖить

Иногда, кажется, что мы живем и выживаем только потому, что помогаем друг другу. Даже друзья, которых раз два и не больше, и которые всегда заняты учебой, работой, семьями, и то бывает, находят время тебя поддержать. И каждому кто улыбнулся тебе в трудную минуту, кто поддержал делом, умным советом, или нашел правильные слова поддержки в нужный момент, каждому – спасибо!

В детстве, и в школьные годы я была замкнутой. Одноклассницы говорили про меня, что я спокойная как танк и ничто не прошибёт меня. Так оно и было до определенного времени.

Мне было двадцать, когда умер мой брат, ему было двадцать четыре. За два года до смерти у него успел родиться сын, мой племянник, что было непередаваемое счастье для нашей семьи. Брат болел сахарным диабетом с одиннадцати лет, болезнь прогрессировала, к двадцати двум годам он стал слепнуть. Мне было лет может двенадцать, когда однажды, он, корчась от судорог лежа на кровати сказал: «Бери шприц, ломай ампулу наполняй и коли». Я посмотрела тогда на него округлившимися от удивления глазами и сказала: «Я не могу». Он попытался спокойно объяснить почему это надо сделать, и почему этого не может сделать он. Я ходила по квартире, из одной комнаты в другую и продолжала отнекиваться. Тогда он уже не выдержал и закричал: «Набирай шприц и коли, или я сдохну!» От страха тогда я впервые сказала себе «ладно, не надо думать, надо делать». Как сломала ампулу не помню, как набрала лекарство в шприц тоже не помню, но хорошо помню, как вонзила эту немыслимую иглу от многоразового шприца ему в ногу.

Уколы он почти всегда себе делал сам, он, мальчишка, пацан: то один раз не продезинфицировал иглу как следует, то другой раз, и понеслось, один раз загноилась рана, в другой – опять гноится, так и мотался постоянно по больницам, разрезали, зашивали, вплоть до этого. А в больницу как положат с повышенным сахаром, то всегда сбегал, такой был.

Есть хотел постоянно, хватал все подряд, даже макароны сухие бывало, грыз. Мама работала на двух работах, порой и готовить не успевала. Как-то приехала к нам из Камышина бабушка, погостить, привезла грибов сушеных в тряпичном мешочке. Убрали их в сервант кухонный, подальше, до какого-то события определенного. И вот, однажды, смотрю брат что-то жует постоянно, вот пол дня уже ходит и все жует, и жует, да так аппетитно. Спрашиваю: «Чего ты ешь, и мне дай, я тоже хочу!» Я же сестра, младше на четыре года, начальные классы школы, все за братом повторяла. В общем достала я его тогда окончательно своими расспросами, он мне и сказал: «Грибы сушеные, что бабушка привезла, они такие сладкие. Только смотри, не проговорись, а то достанется нам». Я тут же, конечно, сморщилась и сказала ему что это гадость, и как вообще такое можно есть, а он уже и сам уговаривать стал: «Да, ты на, попробуй, они же сладкие, как сухофрукты». Ну я и попробовала, и правда, они такие сладкие оказались, да еще и жуются как жвачка, которой у нас в те наши времена и в продаже то еще не было. Понравилось мне, я и давай, один, второй, третий, еле остановились, а остановиться надо было, иначе мама с бабушкой могли бы заметить опустошение мешочка, и так самого по себе не слишком большого.

Ночью просыпаюсь от того, что суета какая-то, мама с бабушкой чего-то разбегались. Бубню сквозь сон:

– Чего вы раскричались среди ночи, спать не даете?

Мама в один голос с бабушкой:

– Брата твоего тошнит, тазы только и успеваем к кровати подносить.

Да что же это такое, так сладко спала, и на тебе, чего на него нашло, подумалось мне, и с желанием быстрее снова вернуться в это утраченное сладкое блаженство сновидений, повернулась на другой бок и накрылась с головой одеялом. Но не тут-то было. Я вдруг почувствовала, что внутри меня что-то отвратительно подкатило и меня замутило. Откинув одеяло, я закричала:

– Мама, меня тошнит!

Мама с бабушкой выругавшись, каждый в меру своих способностей, стали допытывать меня, что мы ели. Брат молчал как партизан, ни слова из него вытянуть не могли.

– Говори немедленно! – уже от безысходности закричала на меня мама.

Куда было деваться, я все и рассказала. Ну а дальше было промывание желудка раствором марганцовки, благо что обошлось без вызова скорой помощи и госпитализации.

В восьмидесятые, сахарный диабет не был таким распространенным заболеванием как сейчас, мне кажется, даже мама тогда не понимала всей серьезности этого заболевания, где уж мне, двенадцатилетнему ребенку было понимать, чем все это могло быть чревато. За год до смерти брата, когда он уже начал терять зрение, я все чаще слышала по ночам, как в соседней комнате он плакал, уставший от своих бесконечных мучений, от бессилия и непонимания, за что ему все это.

В нынешнее время есть все необходимое для контроля этого заболевания и для поддержания организма в норме, а тогда, тридцать – сорок лет назад, об одноразовых шприцах и глюкометре, которые можно носить с собой в сумочке, даже и мечтать не могли.

***

Был еще случай, после которого я еще раз уяснила для себя, что, если речь идет о спасении человека, бояться и думать некогда.

В средних школах, в наши восьмидесятые, в обязательном порядке были организованы санитарные посты, которые состояли человек из восьми, и как правило девочек. Нас обучали оказывать первую медицинскую помощь пострадавшим при различных травмах и несчастных случаях. Дважды в год мы даже выезжали на городские и районные соревнования. И надо сказать это было очень торжественно. В нашей команде была, так скажем главный санитар, и это была девочка, у которой родители тоже были врачи, из чего следует, что и на нее возлагали большие надежды. Как-то, по окончании года мы всем классом выехали на картошку, где, на самом деле, по большому счету больше слонялись чем работали. И вот, в очередной раз, не то слоняясь, не то работая, вдруг к нам подбегают ребята из соседнего класса, которые тоже выполняли свой пионерский долг, с криками «Быстрее, помощь нужна, там ваши ребята один другому пробил голову лопатой!» Все засуетились, забегали, начали искать преподавателя. Классная руководитель, когда нашлась сказала нам – «Ищите Лену из санитарного поста, она главная, пусть окажет первую помощь, а я врача побегу вызывать!» В администрации в аптечке нашли перекись, бинт и вату. Нашли и Лену, но Лена увидев глубокую рану в голове одноклассника, закрыв лицо руками, ушла. Никто не решался. Преподавательница в спешке стала просить меня, я вроде как тоже из санитарного поста, а сама она побежала искать врача, который должен был вот-вот уже прибыть и где-то затерялся. Когда я увидела пробитую голову, кровь и какое-то там еще месиво, то почему-то сразу остро прочувствовала, на сколько моему однокласснику в этот момент хуже, чем мне и всем нам вместе взятым, а еще и от того, что все смотрят и отворачиваясь уходят, или стоят в сторонке и соболезнуя перешептываются. Я поняла, что парню надо срочно помочь, и в конце концов, уже быстрее продезинфицировать эту рану, чтобы избежать заражения крови. Думать и бояться было некогда. Трясущимися от страха руками я обработала рану и перебинтовала голову. Врачи приехали минут через тридцать. Меня называли героем. Но я ходила и как будто никого не видела, все как в тумане было вокруг меня, я держалась изо всех сил, еще не хватало чтобы и ко мне врачи теперь бежали, вот стыд тогда будет. Восьмой класс мы тогда заканчивали.

***

Но все-же, книга эта не о том, как помогала я, эта книга о том, как помогали мне.

Так вот, в эти же свои двадцать, в этом же сентябре, когда умер брат, за две недели до этого страшного события, в назначенный заранее день, он же выпал и на мой день рождения, у меня состоялась свадьба, я вышла замуж, не по любви вышла, а только чтобы не жить с родителями. Уж больно характеры у нас с мамой несовместимые были. Да и жених ухаживал за мной не один год, был другом брата и нашей семьи, и на много старше меня, проходу не давал, я и сдалась. Времена перестройки, хлеба в магазинах нет, а жених мой заказывает на свадьбу банкетный зал на шестьдесят человек в ресторане “Прага” на Калининском проспекте. Но уже в октябре месяце я встречаю свою настоящую любовь, которая помимо счастья и радости приносит много проблем и недопонимания. Но, надо отдать должное и сказать, что и он со мной намучился не мало. И он со мной намотался по больницам, и на руках меня носил до туалета. В дальнейшем, он же мой муж и отец моего ребенка, на ближайшие тринадцать лет.

До смерти брата были еще два тяжелых и страшных события в моей жизни, о которых ни то, что писать, не говорить не вспоминать не хочется, и которые, конечно тоже, отложили отпечаток и на мой характер, и на всю мою дальнейшую судьбу.

Вот так я вступила во взрослую жизнь.

После всех этих событий, произошедших в моей жизни и оставивших свой отпечаток на моей, как мне тогда казалось, неранимой душе, настал такой момент когда мой организм вдруг перестал справляться, справляться как физически, так и психологически, я будто выгорела, сил жить дальше и бороться за жизнь не оказалось вдруг совсем. Состояние мое ухудшалось постепенно, и постепенно оно ухудшилось настолько, что одной ногой я была уже, практически, на том свете – в прямом смысле слова. Я уже почти не ходила, не было сил. Двадцать два года мне было, не люблю вспоминать об этом, поэтому может, плюс минус год.

Бывает, что люди умирают во сне. И нечто подобное произошло и со мной. В этот раз, как и обычно за последнее время, я засыпала долго и в жутких муках. Провалилась не то в сон, не то в забытье какое-то. И вдруг – вижу саму себя, лежащую в своей комнате, свернувшуюся в комочек, как в утробе матери. Я смотрела на свое лежащее тело, находясь где-то там, за окном, но не на уровне окна, а на много выше – я так ощущала. В какой-то момент, оказавшись ТАМ, мое сознание на доли секунды озадачилось тем, что, ВОТ вроде – Я: думаю, смотрю, чувствую – а тело, рук и ног своих не вижу, и что я тут делаю? Я совершенно осознанно ощутила себя сгустком энергии – как я уже потом описала себе это свое состояние, и это была моя душа.

Никогда в своей жизни я не испытывала подобных ощущений такого невероятного счастья, радости, легкости, чистоты, свободы и одновременно защищенности, в той мере, в которой испытала там. И не найти подходящих слов. Все эти слова, которые перечислила, своей какой-то ограниченностью не могут передать того невероятного состояния души, которое мне довелось испытать: там нет границ и нет ограничений ни в мыслях, ни в словах, ни в ощущениях. Меня тянуло, влекло, манило куда-то туда в бесконечность, в пространство, в космос – туда, где невероятная свобода, и еще дальше – туда, где за темнотой ночи совсем, совсем другое освещение – какой-то голубой прозрачности… и чистоты.

Я смотрела на свое тело и как будто видела его сквозь одежду, – оно выглядело измученым и одиноким! Измученным всем тем, с чем не смогла справиться. Я сказала (или подумала?), глядя на него, будто я говорила это своему самому близкому, самому дорогому и любимому другу, насколько уместно здесь это понятие: