Ведьма.

Вместо метлы Регина предпочитала добираться на работу на электричке. Родившаяся в Сибири, она знала, что такое обморозить нос, пока летишь в тридцатиградусный мороз на метле. После таких прогулок ее спасал лишь мексиканский латте с перцем и арахисовой пастой, который подавали только в двух кофейнях города. Напиток напоминал ей о далеких корнях и мистической мексиканской земле, когда в День мертвых открывается портал между землей и тем миром. Но она родилась в Сибири и ездила в теплом нутре электрички на работу, не мечтая о ласковых волнах мексиканского залива. Да о каком мексиканском, она ни на каком не была. Не довелось.

Работа у нее была не пыльная. Она снимала офис 666 в одном из тех высотных бизнес-центров с длинными коридорами, похожими на коридоры в «Титанике»: привороты-отвороты, гадание на кофейной гуще из домашней, почерневшей от времени турки. За три года практики, Регину ничем нельзя было удивить. Вернуть мужа, приворожить коллегу, сделать наговор на начальника? Пожалуйста. Магические запросы были вполне себе житейские, за другие она не бралась. Играть с черной магией она не любила.

Так тихо-мирно и даже слишком буднично проходили ее дни в офисе. И вот однажды, когда микроволновка привычным противным писком известила, что принесенная тушеная капуста разогрета и готова пахнуть на весь офис, а если повезет – и коридор, в дверь кто-то тихонько поскребся. Ведьма решила, что послышалось, поэтому глазом не моргнув налила в огромную кружку с черным котом на пузе кипяток, готовясь к трапезе. В дверь поскреблись настойчивее, и стало понятно, что это не слуховая галлюцинация, которые порой случались с ней из-за резких перебросов из потустороннего мира в наш. Найти того самого мертвого, установить контакт и передать послание – не за картошкой сходить, от десятиминутной беседы приходилось отходить несколько часов.

С досадой она плюхнула разбухший от воды чайный пакетик в мусорное ведро и отправилась открывать. На пороге стоял мальчуган лет двенадцати в синей ветровке, желтых резиновых сапогах и с огромным школьным рюкзаком на спине.

– Тебе чего, мальчик? – приподняв бровь, спросила ведьма. Этот эффектный жест она целую неделю тренировала перед зеркалом, когда ей было примерно столько же, сколько стоящему перед ней мальчугану.

– У меня… у меня есть к вам дело, это очень серьезно, – сбивчиво стал объяснять тот. – Можно войти?

Ведьма отошла в сторону, пропуская необычного гостя. Типичные посетители ведьмы были женщины, ребенка в своем офисе она принимала впервые. Кот Кант, черный напарник ведьмы, потянулся на диване и, мягко спрыгнув, начал обнюхивать желтые сапоги школьника.

Едва переступив порог, парень начал рыться в огромном рюкзаке, даже не осмотревшись.

– Сейчас-сейчас, одну минуточку.

Ведьма закатила глаза: неужто школьники начали ходить к ведьмам, чтобы сделать наговоры на учительницу или влюбить в себя одноклассницу?

Из недр рюкзака показался дневник. «Оценки», – пронеслось у ведьмы в голове. Но парень вытащил из дневника фотографию: «Нет, все-таки приворот».

– Вот. Мне надо приворожить, мне надо, чтобы она меня любила, – выпалил мальчуган, и щеки его запунцовели. Светлая прядь волос, выглядывающая из-под шапки, прилипла ко лбу. Он смотрел Регине прямо в глаза и ждал ответа.

Ведьма небрежно взяла длинными наманикюренными пальцами чуть помятую фотографию. На фото была женщина на вид немногим старше ее самой с красивыми каштановыми волосами и светлыми голубыми глазами. Ведьма перевела взгляд на мальчика – на нее смотрели такие же голубые глаза. Сомнений не оставалось – это была мама мальчика.

Она еще раз смерила его взглядом и указала на одинокую вешалку. Мальчик послушно снял ветровку и шапку и, наконец, огляделся.

У самой двери напротив вешалки – небольшая деревянная стойка, на которой остывал ведьмин обед. На стене, как и у его любимого тренера по плаванию, рамочки с сертификатами. Мальчик скользнул по ним взглядом, чуть задержался, пытаясь разобрать витиеватый почерк, но испугавшись, что ведьма заметит его любопытство, перевел взгляд на цветастый турецкий ковер в центре комнаты, придававший ей загадочный восточный колорит. С ковром, впрочем, мирно уживался обычный икеевский черный журнальный стол для ведьминских раскладов, дюжина подушек, разбросанных вдоль стены, стеллаж с книгами и ритуальными фигурками, небольшой диванчик, обтянутый бордовым велюром.

Не решаясь отойти от вешалки, мальчик переминался с ноги на ногу. Весьма кстати подвернулся кот и мальчик принялся его гладить, чтобы скрыть робость и волнение:

– Проходи, садись, куда удобнее, – пригласила ведьма, закрыв крышкой контейнер с обедом и отхлебнув уже подостывшего чая из кружки. – Кант, ну что ты пристал к человеку? – одернула ведьма кота.

Повернувшись, кот тонко мяукнул, будто понял, что сказала ведьма. Во всяком случае мальчик был в этом убежден. Присев на краешек одной из подушек, паренек, наконец, произнес:

– Ну так что? Поможете? – Ведьма села напротив.

– Что, так сильно нужно?

– Да.

– Ну тогда рассказывай. Чаю налить? – мальчик поспешно кивнул. – Сразу предупреждаю: сахара нет. Я, кстати, Регина. Как там тебя?

– Митя, – выдавил из себя тот.

…Молчание длилось уже минуты три. Ведьма выбрала выжидательную тактику, но начала терять терпение и решила первой нарушить тишину:

– Мне кажется, есть у тебя какая-то тайна, какая-то необычная способность, о которой мало кто знает… – она прищурила подведенные черным глаза. Мальчуган сглотнул. Он понимал, о чем говорит ведьма. Он ни с кем об этом не разговаривал раньше, тем более со взрослыми.

– Ну, э-э-э… Вы точно ведьма…

– Парень, я много чего повидала и много чему верю, даже необъяснимому. И уж точно не буду называть человека сумасшедшим просто так. И снова она как в воду глядела, ответив на его главное опасение.

– Ну в общем… – мальчик выдохнул, как перед прыжком. – Я чую эмоции и чувства. Я их как бы различаю по запаху. Вот сейчас я чувствую нотку удивления от вас, хотя минуту назад все пахло каким-то недоверием. Пока я говорю, снова все поменялось, и я чувствую нотку симпатии… – озвучив свою тайну, он будто вытащил пробку из полной ванны и рассказывал ведьме все как на духу. – Поэтому я ужасно запаниковал и пришел к вам, когда от мамы перестало так вкусно пахнуть любовью и заботой. Наверное, самые приятные ароматы, какие могут быть… Но они вдруг – бац! – и исчезли. Совсем. Сразу после того, как мне исполнилось двенадцать. Я думал, что, может, чем-то ее расстроил. Но потом стало понятно, что становится только хуже. Нос меня не подвел. Мама как-то изменилась – и не только она.

– О чем это ты? – ведьма напряглась: она давно чувствовала непонятные вибрации. Что-то менялось между людьми, но что именно – она уловить не могла.

– Что-то произошло между детьми и родителями… Я говорю о моих ровесниках, которым уже стукнуло двенадцать, и их родителях. На улицах и в магазинах, школах… Там нет этого запаха, запаха любви и заботы. Есть только какой-то противный запах раздражения, ничего похожего на любовь я не чувствую. Возле ЗАГСа – да, он есть между взрослыми, в начальной школе между детьми и родителями… А потом как перекрывает. Я его не чувствую и очень хочу, чтобы вы мне его вернули. Мне и остальным. Ведьма побледнела, на миг задумавшись о чем-то своем. – Хотя бы, чтобы пахла моя мама, ну а потом можно по той же схеме и с другими провернуть, – уже веселее закончил пацан. – Поможете?

Ведьма поежилась. Кант залез на колени. Она машинально поглаживала кота, мысли были далеко. Теперь уже осмелевший парень первым решил нарушить повисшую тишину:

– Так поможете? От вас пахнет беспокойством.

– Нет, да… – ведьма вдруг растеряла все то напускное, что в первые минуты знакомства наводило робость на мальчика. – Понимаешь, я легко могу сводить незнакомых людей, ворожить… В родовые истории я не лезу.

– Но… Может, попытаетесь? Хоть немножечко? – произнес мальчик, чувствуя, как воздух наполняет острый запах боли, не его. На этот раз не его.

– Так, слушай, – встряхнулась ведьма. Мальчик почувствовал мандариновые нотки бодрости, исходящие от девушки, заполировавшие необъяснимую боль, которая напоминала его личную. Эта боль была тоской по маме, мальчик не мог ее спутать. Сильная. Очень. В букете было что-то еще, очень едкое и незнакомое. Он хотел бы расспросить ведьму, но стеснялся.

– Надо проветриться. Вон у Канта корм закончился. Пойдем-ка прогуляемся, а? Заодно сверим ощущения. Любопытная у тебя способность.

Они вышли из офиса. По коридору мимо прошагал бородатый мужик, ведьма едва кивнула ему, приветствуя. Когда тот скрылся за поворотом, ведьма уставилась на мальчика:

– Я чувствую сильное любопытство. Ваше ожидание… – поняв, чего от него хотят, забормотал мальчик.

– Да нет, скажи, что ты почувствовал между мной и бородачом? – перебила ведьма.

– Ну… Э… Как это там называется, сейчас… – мальчик сморщил лоб, пытаясь найти то самое слово. – Влечение, фух. Вот, – и густо покраснел.

– Хех, хотелось бы подробнее расспросить про букет эмоций, но общую канву ты уловил, – улыбнулась ведьма, наверное, в первый раз за день, и на ее щеке появилась ямочка.

Выходя, Регина хлопнула тяжелой дверью бизнес-центра.

– А вот вахтерша, она вас как бы это… Не любит, очень не любит, – пробормотал мальчик.

– Хах, и снова в точку, юный нюхач, – почему-то пахнуло радостью. Одной на двоих.

– Мороженого хочешь? Кант не оголодает, если мы тут немного посидим. Не спешишь?

Митя тряхнул головой. Он никак не ожидал, что их знакомство будет разворачиваться именно так. Скажи кто-нибудь с утра, что после уроков он будет есть с ведьмой мороженое на лавочке, он бы не поверил.

Они уселись на ближайшую к киоску скамейку и могли сойти за брата с сестрой. Мальчик что-то говорил вполголоса Регине, а та вглядывалась в прохожих и порой хихикала, как это делала бы ровесница:

– О-о-о, а это, это человек, проснувшийся не с той ноги, то ли кофе гадкий ему подали в кафе, то ли еще чего. От него пахнет легким разочарованием, – комментировал Митя прохожих.

Ведьме оставалось только кивать. Она не чувствовала запахов, но понимала, о чем он, сверяя свои догадки с версией мальчика. На секунду она даже ощутила легкий укол: у такой шмакодявки такие способности! Но тут же отогнала от себя эту мысль.

Мороженое заканчивалось быстрее, чем предполагала Регина. Ей не хотелось лишать Митю надежды. Все-таки первый ребенок, обратившийся к ней за помощью, да и дело непростое: «Додумался ведь… Мать приворожить…»

Мальчик почувствовал, что от ведьмы пахнуло грустью, но запах тут же поменялся.

«Обычные люди так легко не переключаются… Точно ведьма», – подумал парень, вспомнив завуча из школы, от которой разило тухлым запахом уныния, легко переходящего в гнев. Никаких проблесков других эмоций за все время учебы он так и не учуял:

– Знаешь, я думаю, что мы можем кое-что попробовать. Сможешь прийти завтра и принести с собой что-нибудь мамино, что тебя греет?

– У меня завтра шесть уроков, думаю, в районе трех смогу. А что это может быть?

– Включи свою чуйку, подумай носом, – рассмеялась ведьма. – Значит, в три.

Мальчика обдало волной разряженной заботы, очень похожей на те волны, на которых он привык качаться каждый день. Особенно утром и перед сном – волны маминой заботы.

***

Ключ повернулся в двери, когда Митя дорешивал последний пример. Математика нравилась ему своей стройностью и однозначностью. «Хоть где-то есть что-то постоянное», – подумал он. Но тут же вспомнил о маме, и эта мысль показалась совсем не бодрящей, скорее, наоборот.

– Привет, мам, я тебя заждался, – встретил он ее на пороге. Надежда, что эти слова найдут отклик, не угасала. Быстро подхватил тяжелые пакеты, на что мама только пробурчала, снимая пальто.

– Не ел без меня, что ли? Мог бы сам разогреть. Так, Мить, по пакетам: если шаришься, можешь и разобрать.

«Мда… ничего не поменялось», – внутри теплилась надежда, что ведьма все-таки что-то подшаманит, подкрутит, поменяет, но заботой и любовью от мамы и не пахло, больше пахло как от той раздраженной вахтерши бизнес-центра.

Наматывая на вилку лапшу по-флотски – мама всегда почему-то делала ее из спагетти, а Мите больше нравилось, как готовит мама Степы, его лучшего друга, – с макаронинами, которые можно было тыкать вилкой, – мальчик впал в задумчивость: какой такой предмет, связанный с мамой, нужно принести завтра, что может греть его?

– Мить, ты заснул, что ли? Доедай и выходи из-за стола!