Женщина-блондинка

– И наконец – зажигательная Лаааамбада! – вновь раздался голос агонизирующего тамады.

Я поднялась из-за стола, тщетно пытаясь найти взглядом супруга. Конвульсии подвыпивших подчинённых под ритмичную музыку начали раздражать. Шум. Гвалт. Вспышки стробоскопов. Липкие мужские руки на женских бёдрах.

С гораздо большим удовольствием я бы сейчас оказалась в лаборатории и закончила исследования мутагенов из последней секции, но… уйти сейчас нельзя. Слишком рано. Пост руководителя научного отдела накладывал негласные обязательства. Да и Валера. Снова скажет, что не умею расслабляться.

– Вы, случайно, не видели Валерия Львовича? – спросила я у немолодой бухгалтерши, с удивительной резвостью танцующей около шоколадного фонтана.

– Как же не видеть? Видела! – сообщила бухгалтерша, подмигивая с заговорщическим видом. – Он наверху, в своём кабинете. И, похоже, не один! Вы бы, Изабелла Вениаминовна, проследили. Жалко мне вас, всё работаете, а он ведь…

Мой Валера. В своём кабинете. Не один.

Она что, действительно намекает на… Нет, мой Валера не такой! Да как у неё язык повернулся?! Распускать здесь эти грязные слухи!

– Довольно! – резко оборвала я. – С каких это пор моя личная жизнь стала предметом вашего интереса?

Вмиг протрезвев, бухгалтерша ошарашено выкатила глаза:

– Простите, Изабелла Вениаминовна, вы не подумайте, я никому… Я ж как лучше…

– Как лучше – это заниматься своим делом. Вы бухгалтер, кажется, а не папарацци из жёлтой газетёнки? Вот и считайте! Считайте… в этом месяце без премии!

Не глядя на бухгалтершу, я развернулась и вышла из столовой. Уже подходя к кабинету, я замедлила шаг и прислушалась. Из-за закрытой двери доносилось мерное поскрипывание и приглушённые вздохи.

Валера стоял спиной ко мне перед массивным столом из африканского чёрного дерева. Перед чертовски дорогим столом, который мы когда-то выбирали вместе.

Теперь на нём извивалось тело вульгарной пышногрудой девицы – кажется, очередной секретарши с высокими амбициями и низкой социальной ответственностью. Мой супруг сосредоточенно сопел над ней, а когда я подошла ближе, повернул голову и посмотрел на меня в упор.

Его взгляд стал свидетельством моего ничтожества. Только сейчас я поняла, что уже давно не ощущала себя женщиной – желанной, любимой. Поняла, насколько мне не хватало этого на протяжении всех десяти лет совместной жизни. Да, я сама не хотела замечать этого! Видимо, мне было так комфортнее – не видеть очевидного. Не замечать того, что может причинить боль.

А теперь… ведь он же даже не пытался скрывать свои похождения! Почему? Настолько плевать на меня и мои чувства?

Мне безумно захотелось ударить супруга по лицу, а потом схватить за волосы его миловидную куклу и с размаху приложить о ту самую столешницу. Из африканского дерева. Я бы могла орать во всё горло, царапаться, биться в истерике от жалости к себе, но не позволила себе сделать хоть что-то из этого списка – лишь молча развернулась и вышла из кабинета, громко хлопнув дверью.

Вряд ли теперь я смогу кому-нибудь доверять. И кого-то любить.

***

Ноги сами несут меня в исследовательский блок – туда, где всегда тихо и спокойно. Где творится прикладная наука. И где я провела последние десять лет жизни. Десять лет лжи, на протяжении которых я спала в иллюзиях.

В памяти нестройной вереницей всплывают ситуации, обрывки разговоров, смешки и ухмылки подчинённых за моей спиной. Они, конечно, всё знали. Давно. Как же я могла не замечать? Почему была настолько слепой?

Мне отчаянно хочется разреветься в голос, выплеснуть накопленные за десятилетие боль, обиду, сожаление. Я бы обязательно сделала это, если бы умела плакать.

Вместо этого, я перетягиваю руку жгутом чуть выше локтевого сгиба. Сжимаю и разжимаю кулак. Шприц с препаратом в другой руке едва заметно подрагивает. Экспериментальный образец номер пять. Почему бы и нет? Всегда нравилось это число.

Лёгкий холодок распространяется по вене, и я, затаив дыхание, прислушиваюсь к собственным ощущениям. Что я хочу почувствовать? На какой эффект рассчитываю? Осознание того, что именно происходит, ввинчивается в голову гигантским ледорубом.

В этом препарате – синтезированные с помощью квантовых алгоритмов наночастицы, запускающие в клетках избирательные цепи мутаций. Это ещё не тестировалось даже на животных, а на людях – и подавно. Последствия непредсказуемы.

Но уже слишком поздно. Противоядия нет. Я не готовилась к подобным экспериментам. Не собиралась занимать место лабораторной крысы.

Липким коконом окутывает страх неизвестности, и только после этого приходит она – боль. Невыносимая физическая боль, которая заставляет тело выгибаться в чудовищных спазмах. Только она способна заглушить боль душевную.

Кровь закипает. Я судорожно ловлю ртом воздух, хватаюсь за подвернувшиеся под руку предметы, падаю на пол, захлёбываясь в собственных рвотных массах. Но оказывается, это лишь прелюдия.

Когда приходит настоящая боль, меня уже нет…

***

Валерий Мамонтов, владелец сети частных медицинских лабораторий “Спектрум”, сидел в массивном кожаном кресле. Две тонкие женские руки, словно хищные змеи, обвили его за шею и медленно ползли вниз, норовя забраться под расстёгнутую рубашку.

– Валер, ну ты что, расстроился? – спросила обладательница рук. – А может, продолжим в… более интимной обстановке?

– Марин, а не пошла бы ты… – мужчина раздражённо скинул с себя руки-змеи и потянулся к стоящему на столе низкому стакану, на дне которого плескалась янтарная жидкость.

– Значит, так, да?! – обиженно воскликнула любовница, надув и без того пухлые губы, от чего те стали казаться гигантскими червяками. – Ну подумаешь, жена. Ты же сам говорил, что она тебя уже давно не интересует как женщина! Разве не так?

– Марин, иди погуляй, а? – отмахнулся Мамонтов. – Сходи потанцуй со всеми, что ли…

– С этой челядью?! – губы девушки изогнулись в презрительной усмешке.

Залпом допив остатки коньяка и со стуком поставив стакан на стол, Валерий прищурился:

– С челядью?! А сама-то давно ли стала голубых кровей?

– Ну котечка, зачем ты так? – заискивающим тоном спросила Марина, усевшись к Валерию на колени и пытаясь заглянуть в его глаза.

– Да, котечка, зачем? – внезапно раздался ещё один женский голос, и любовники удивлённо повернули головы.

В дверях стояла полностью обнажённая девушка. Белокурые волосы волнистым водопадом струились по плечам, прикрывая большую грудь и плоский загорелый живот. Изумрудные глаза в обрамлении густых ресниц маняще поблёскивали. Незнакомка была идеальной, словно богиня, вышедшая из морской пены.

Покачивая бёдрами, она подошла к столу и ткнула длинным наманикюренным ногтем в сторону Марины:

– Кисунь, мне нужна твоя одежда, окей?

– Валера, кто это?! – задыхаясь от возмущения, секретарша перевела взгляд с любовника на внезапную гостью.

– Хотелось бы мне тоже это знать! – Мамонтов резко поднялся со своего места, сбросив с колен Марину и с растущим любопытством разглядывая незнакомку. – Кто ты?

– Не узнал? – ответила “богиня” вкрадчиво. – С нашей последней встречи я несколько изменилась, да?

Мамонтов почувствовал, как кровь стремительно приливает к паху. Он считал себя хорошим любовником и мог похвастаться десятками подвигов на интимном фронте, но такого дикого животного влечения он не испытывал никогда.

– Не узнал. А должен? – выдохнул он, еле сдерживаясь, чтобы не наброситься на незнакомку прямо на глазах у секретарши.

– Ну конечно должен! – звонко рассмеялась обнажённая девушка, намотав на палец длинный белокурый локон. – Я Белла. Десять лет в счастливом браке! Неужели ты меня совсем не помнишь?

Мамонтов содрогнулся и дотронулся до лба, стирая холодный пот.

– Белла?! Так это она наняла тебя! Зачем?

Гостья усмехнулась и небрежно ткнула в сторону остолбеневшей Марины:

– Сначала пусть отдаст мне одежду и выметается. Проследи.

Мамонтов повернулся в сторону секретарши, и от его взгляда та попятилась:

– Валер, ну ты что?! – заверещала она. – Почему ты её не прогонишь?

Марина отступала дальше и дальше, пока не упёрлась в стену.

– Скидывай свои тряпки, – проговорил Мамонтов сквозь зубы и взглянул на любовницу так, что та, оценив фанатичное безумие в глазах начальника, принялась стягивать с себя облегающее чёрное платье.

– Бельё тоже снимать? – осведомилась она с вызовом.

Мамонтов повернул голову в сторону Беллы:

– Оставь себе, разрешаю, – снисходительно кивнула та. – Я не ношу бельё. Тем более, чужое…

Когда дверь за Мариной захлопнулось, Белла медленно облачилась в её наряд. Грудь теперь сочными дынями выпирала из глубокого декольте. Расшитая стразами ткань переливалась и сверкала в свете потолочных ламп.

– Ну вот, так гораздо лучше, правда? – звонко рассмеялась Белла, приблизившись к Мамонтову и медленно ведя пальцами по его щеке. – А теперь расскажи, сколько раз ты изменял мне? Просто хочу знать, сколько их было!

Кожа в местах прикосновений начала саднить.

– Послушай, – Мамонтов ещё пытался сопротивляться, хотя влечение усиливалось с каждой минутой, – она тебе заплатила, да? Сколько? Я заплачу в два раза больше, только скажи, что она хотела!

Губы Беллы растянулись в широкой улыбке, обнажая два ряда ровных белоснежных зубов.

– Медвежонок, ты меня не слушал? – в её голосе послышались капризные нотки. – Сколько повторять? Я и есть твоя жена!

– Моя жена, – из последних сил сцепив зубы, Мамонтов раскрыл ящик стола и вытащил оттуда фоторамку, на которой он обнимал Изабеллу, стараясь выглядеть максимально довольным и счастливым. – Вот моя жена, – он ткнул пальцем в стекло и сунул изображение под нос собеседнице. – Эта фригидная серая мышь в очках с плоской грудью – моя жена!

– Сочувствую, котик, – ответила Белла и резким движением притянула Валерия к себе. – Но люди меняются. Теперь-то я тебе нравлюсь?

Мамонтов мучительно застонал, и его рука потянулась к груди Беллы. С хищной ухмылкой она позволила дотронуться до себя.

– Хочу тебя. Прямо здесь. Сейчас!

– Если это твоё последнее желание, так и быть, выполню его, – прошептала Белла, приблизившись вплотную к уху Мамонтова. – Только потом ты исполнишь… мой приказ.