Дневник моих откровений
ДНЕВНИК МОИХ ОТКРОВЕНИЙ
Дневник Сергея Ахметзянова перенесет вас в Советский Союз конца 80-х годов. Школа, первая любовь, грезы о будущем окунут в ностальгические воспоминания.
Кто бы мог подумать, что взрослеющему молодому человеку придется не только бороться за свою любовь, но и сопротивляться проклятию, которое взвалила его плечи родная бабушка.
От автора
Идея этой книги появилась у меня давно, я уже написала несколько глав, а потом подумала, что история двух подростков, которые родились и жили в СССР, будет не очень интересна тем, кто об этой эпохе знает только из фильмов.
Но по мере того, как я бралась за написание этой истории, я обнаруживала, что в моей памяти всплывают такие подробности из советской жизни, о которых хочется рассказать, чтобы их не забыли.
Все персонажи являются вымышленными, и любое совпадение с реально живущими или жившими людьми случайно.
Пролог
Меня зовут Сергей Артурович Ахметзянов, в этом году я отпраздновал свой 50-тилетний юбилей, поэтому решил подвести кое-какие жизненные итоги. В молодости я был похож на Михаила Боярского. Помните в советском прокате был фильм «Д’Артаньян и три мушкетера»? Так вот я был похож именно на этого героя: такой же молодой и такой же бесшабашный, но робкий и застенчивый. Это потом избыток женского внимания и приобретенный любовный опыт сделали меня ловеласом: неотразимым, галантным, но бессердечным. Сейчас я с грустью вспоминаю мой период превращения из Д’Артаньяна в Дон Жуана. Женат я был дважды. Первый раз мой брак заключил по расчету. Нежелание отдавать два года молодости военной службе толкнуло меня под венец. К тому же я усыновил двоих детей и до двадцати семи лет исправно платил супруге деньги, жил самостоятельной жизнью. «Расчётливая» жена требовала совместного проживания и выполнения супружеского долга, постоянно угрожая разоблачением. Но этого она не сделала бы никогда, так как денежное довольствие, которое я ежемесячно ей приносил, компенсировало остальные неудобства.
Долгожданные двадцать семь лет исполнились, и через месяц я получил свободу. Вторая жена появилась в моей жизни как-то случайно. Я отмечал «Праздник Свободы» и увидел в ресторане девушку с грустными глазами. Алкоголь сделал меня храбрым, и я с ней познакомился. Оказалась, что она давно заприметила меня, влюбилась и искала подходящего момента, чтобы познакомится. В первую же ночь я остался у нее. У Светланы была своя двухкомнатная квартира и семилетняя дочь. Чужие дети меня абсолютно не пугали, поэтому через неделю я переехал к ней окончательно. Я ее не любил, но она была удивительно похожа на мою первую школьную любовь. Тот же рост, такие же черты лица, такие же волосы, но совсем иной характер. Светлана была тихая и уютная, и мне показалась, что ее любви хватит на нас двоих. Но я ошибся. За годы совместной жизни я так и не смог ее полюбить, и начал даже презирать и ненавидеть в душе. Сейчас я один. Свободен душой и телом. Счастлив ли я в своем одиночестве? Конечно же, нет! Пользоваться бешенной популярностью у женщин у молодости и под старость остаться одному… Это очень печально, но я не унываю! Помните, героиня фильма «Москва слезам не верит» говорила, что в сорок пять жизнь только начинается. А мне всего пятьдесят! Возможно, и у меня все скоро начнется. Я хочу рассказать о своей первой любви. Почему я это делаю?
Тут три важные причины. Во-первых, я очень надеюсь, что мою исповедь прочитает та единственная девушка, которую я любил в своей жизни. Во-вторых, хочу, чтобы о нашей романтической любви узнали читатели. В- третьих, написание на какое-то время отвлечет меня от одиночества и тоски, и я вспомню свои самые счастливые моменты жизни.
Глава 1. Снегурочка и Шахерезада
Начался новый учебный год, я – в восьмом классе, а мой лучший друг Сашка перешел в девятый. В этом году мне предстояло сделать трудный выбор: получать десятилетние образование или после восьмилетки осваивать рабочую специальность. Учился я плохо, точные и гуманитарные науки давались с трудом, а отличную оценку имел только по двум предметам: физкультуре и военному делу. С таким багажом знаний я мог рассчитывать только на ПТУ, а хотелось поступить в техникум. Сегодня у Сашки день рождения, несмотря на то что мы с ним одногодки, я родился в декабре, в школу пошел позже. Мы живем в одном доме, учимся в одной школе и интересы у нас одинаковые: техника. У Сашкиной матери был автомобиль. Бежевые «Жигули» – огромная редкость и гордость для советского гражданина. Мы оба научились водить машину и летом катались по окраинам города.
Сашка был отличником, активистом, да еще и музыкальную школу окончил. Он успевал все! Вот и сейчас, после двенадцати учебных дней он начал дружить со своей одноклассницей. Нет, не дружить, а встречаться с ней как со своей девушкой. Конечно, наше пионерско-комсомольское воспитание и отсутствие сексуальной революции, накладывало определенные запреты, но молодость брала свое и диктовала свои условия. Я тоже хотел дружить с девушкой, красивой и умной. Но среди своих одноклассниц я достойной не нашел, а на дискотеки ходить не любил.
– Не переживай, – успокоил меня Сашка, – в нашем классе много красивых девчонок. Я тебя познакомлю со всеми, а ты выберешь. Но не забывай, что самую красивую и умную выбрал уже я.
Сашка действительно дружил с отличницей и красавицей. Первого сентября Ирка объявила одноклассницам, что Сашка теперь ее парень, и ей бы не хотелось, чтобы кто-то еще на что-то надеялся. Она была немного грубовата, но это не помешало ей «захомутать» самого красивого парня из класса.
Торжественный ужин был назначен на пять часов вечера. Сашкина мама, Римма Сергеевна, ушла ночевать к подруге, поэтому для молодежи это самый веселый и желанный праздник. Еды было наготовлено на двадцать человек. Мне пришлось из своей квартиры принести стулья и табуретки. Разместились все. Из спиртного нам разрешили только три бутылки «Советского Шампанского». Сашиных одноклассников я знал всех, девчонок тоже видел в школе, но лично знаком не был. Играла современная музыка, и молодежь не торопилась за стол.
– Дарина и Ариэлла, – торжественным голосом представил Сашка мне двух девушек.
Дорогой мой читатель! У тех, кто знает об эпохе СССР только по учебникам и фильмам этого периода, сложилось неверное впечатление о том, что всех называли одинаковыми именами: Наташками и Сережками. Это не так наш Союз был многонациональным, поэтому имена встречались разные. В Дарине текла татарская кровь, правда, как говорила она сама, разбавленная, а родители Ариэллы приехали в наш город из Риги.
Они кокетливо кивнули и сели напротив меня.
В то время, как все наслаждались жареной курицей, запивая ее шампанским, я мучался. Я не мог выбрать для себя девушку. Передо мной за столом сидели Дарина и Ариэлла и внимательно меня разглядывали. Они молчали, не шушукались, как это обычно делают девчонки. Наблюдали. Взгляд Дарины был требовательным и оценивающим, таким пронзительным, что мне показалось, будто моя душа начала покрываться тоненькой корочкой льда.
Я, мой дорогой читатель, постараюсь описать девушек не глазами мужчины, потому что с ними все просто: женщина должна быть сексуальной, с грудью, которая не помещалась бы в ладонь, и опрятная, т.е чистая и ухоженная. Все остальные характеристики- это ненужные подробности. Но для данного повествования я решил, что нужны детальные описания, чтобы у вас сложились портретные образы этих подружек. Я опишу их глазами художника, тем более в начальной школе я пытался рисовать и даже несколько месяцев обучался в художественной школе, но потом техника взяла свое. И великого художника из меня не вышло.
Дарина была красива. Нет, она была прекрасна. Карие миндалевидные глаза, обрамленные длинными пушистыми ресницами, тонкие брови и капризные губки манили своей восточной красотой. Высокий рост и горделивая осанка напомнили мне загадочную Шахерезаду из сказки «Тысяча и одна ночь». Каштановые прямые волосы едва касались плеч. Элегантное темно-вишневое платье с блестящим орнаментом подчеркивало смуглость ее кожи.
Царственный вид восхищал многих молодых людей, но надменный взгляд пресекал всякие попытки заговорить с ней и тем более познакомиться. Шахерезада была без парня, но желание иметь рядом с собой кавалера достойного ее красоты, угадывалось в каждом ее движении и жесте. По внешним данным я идеально подходил ей. Во мне тоже есть восточная кровь, да и внешними данными природа тоже меня не обошла.
Если рядом не было Ариэллы, я бы, не раздумывая, выбрал эту гордую и неприступную красавицу. Самое тяжелое в жизни – это сделать правильный выбор.
Ариэлла, все одноклассники ее называли Эллой, была резкой противоположностью своей подруги. Невысокого роста, хрупкая, но с красивыми изгибами женского тела. Большие светло-серые глаза, казалось, излучали свет, такие добрые редко встретишь у девушек, которые выбирают себе парня. Черты лица были нежными, но не кукольными, как у современных модельных девушек, которые жертвуют своей природной красотой ради глянцевого стандарта. Нет, Элла была красива своей естественностью, хотя в отличии от Шахерезады, пользовалась косметикой. Длинные светлые волнистые волосы золотым каскадом спускались до талии. Она была похожа на сказочную Снегурочку, такая же красивая и такая же наивная. Одета Элла была в белые джинсы фирмы «Montana», небывалая роскошь по советским временам, и черную блузку с гипюровыми вставками на рукавах. Фарфоровая кожа в контрасте черным казалась еще бледнее, но это было так соблазнительно и сексуально, что я понял:
– Шансов у меня нет! На первый танец ее пригласит кто-нибудь из ее одноклассников.
Теперь, мои читатели, вы понимаете, какой сложный выбор был перед пятнадцатилетним юношей, который еще ни разу не целовал девушку.
Сашка громко объявил:
– Хватит сидеть! Будет пенсия – будут посиделки! А сейчас все танцевать.
Мы сдвинули столы к стене, освободив место для танцпола. Девчонки как-то робко сбились в небольшие группки, а юноши вышли на улицу. Я раздумывал, как мне лучше пригласить на танец Шахерезаду, все-таки восточная кровь победила во мне все сомнения, но Снегурочка не знала о моем решении, и первая пригласила меня на танец. Я слегка приобнял девушку, и мы были единственной танцующей парой. Элла двигалась ритмично и красиво, а я был полным увальнем, несколько раз наступал ей на ногу, извинялся и шептал на ухо:
– Я не умею танцевать. И не люблю.
Снегурочка улыбалась и что-то говорила мне в ответ. Я не помню слов, но помню, как она это делала. Ее голос журчал, как весенний ручеек, был приятным и нежным. Я до сих пор помню мелодику и тембр, они были чарующими, завораживающими, сказочными. Я забыл о прелестях и царственной красоте Дарины, потому что Элла своим магическим умением говорить, подавила во мне все, что могло отвлечь от нее. Я касался губами ее макушки и мне нравился аромат ее волос, тонкий и нежный, как запах цветущей весной вересковый поляны.
Музыка закончилась, а я не хотел, чтобы Элла убежала от меня. Она взяла меня за руку и шепнула на ухо:
– Пойдем, подышим.
Мое сердце радостно затрепетало.
– Она угадывает мои мысли, – подумал я, – она, просто, чудо.
Сентябрьский вечер теплый, солнце еще не свалилось за горизонт, ветра не было. Я был в легкой рубашке с коротким рукавом и джинсах отечественного производства. На скамейках у подъездов неизменно сидели старушки, которые знали все обо всех. Они поздоровались со мной и внимательно посмотрели на мою спутницу.
– Сережа! – тихим голосом позвала баба Маша, моя соседка по площадке. Я понимал, что старушка сейчас начнет расспросы, нужные только ей, потому что любопытство – одна из главных особенностей старушек советского периода.
– Потом, баба Маша, – отмахнулся я от нее.
– Да, вижу, что тебе некогда, – обиженно пробормотала она. – Дочка, что ж ты косу не заплетешь? Волосы вон по ветру веют, мешают же!
– Я заплету, – ласковым голосом ответила Элла, – чуть позже.
Старушки остались довольны и моей девушкой, и ее вежливым ответом. Гордость разрывала сердце, я был счастлив в этот момент. Мы свернули за угол дома и наткнулись на девчонок, которые украдкой курили.
– Ты куришь? – строго спросил я.
Она неловко пожала плечами и шепнула на ухо:
– Даже еще и не пробовала.
– И не надо, – улыбаясь, ответил я.
– Мужчинам неприятно облизывать пепельницы!
Мы засмеялись, она легонько ткнула меня в бок и спросила:
– А ты?
– Нет! Но брат давал, мне не понравилось.
Мы прошли на детскую площадку. Гордостью нашего двора были качели, которые мы с Сашиным отцом смастерили сами. Если вы никогда не качались на резиновой покрышке, которая крепилась цепями или веревками к двум высоким столбам, то о прелестях советского детства вы не знаете ничего.
– О-о! – радостно воскликнула Элла, – качели! Покачаешь меня?
Она подошла к резиновой покрышке и замерла. Ее белые джинсы не приспособлены были для такого развлечения. Большая покрышка когда- то служила колесом для грузового автомобиля, а потом мы с Сашкой прикатили ее сюда, вырезали ножом два отверстия для цепей, а взрослые помогли соединить эту нехитрую конструкцию в качели. Элла стояла в нерешительности и смотрела на пыльную резину. Я понял, что пришло время для решительных мужских поступков, и сел на покрышку, благо мои джинсы были неопределенного темно-синего цвета, и похлопал по коленке.
– Прошу!
Девушка еще несколько секунд стояла неподвижно.
– Почему она медлит? – пронеслось в моей голове. – Неужели Снегурочка боится испачкать свои джинсы об мои колени.
Но я ошибался, Элла в этот момент раздумывала над тем, как лучше устроиться на моих ногах. Она могла сесть ко мне спиной, как на стуле, но девушка проявила смекалку и расположилась лицом ко мне, обхватив мое тело ногами. Так качаться было очень неудобно, но сидеть приятно. Я чувствовал, как ее упругие груди прижимаются к моему торсу. Это волновало мою кровь. Цепи, удерживающие покрышку, были расположены далеко друг от друга, но Элла вцепилась в них маленькими ладошками, чтобы регулировать равновесие и не упасть. Я видел, как напрягались и дрожали мышцы рук.
– Только невысоко, – шептала она мне в самое ухо, – я боюсь.
Я улыбался и сильнее прижимался к ней. Вдруг она отпустила цепи и обняла меня.
– Я рядом, – уверенным голосом ответил я.– И держу тебя крепко. Я хотел еще что сказать, чтобы вселить уверенность в моей надежности, но Элла томным голосом прошептала:
– У тебя красивые усы. Мне очень нравятся юноши с усами.
А потом она внезапно поцеловала меня. Поцелуй был страстным, долгим и взрослым. Я и представить себе не мог, что Снегурочка, скромная и наивная, может так целоваться. Он неожиданности я на секунды выпустил из рук цепи, за которые держался и наша покрышка, конечно же, перевернулась. Мы рухнули на землю. Элла мягко приземлилась на меня, а я как мужчина принял всю жесткость удара своим телом. Мое сердце в этот момент сжалось от испуга.
– Ты не ушиблась?
Я быстро вскочил на ноги и резким движением поднял Эллу. Ее белые джинсы были в пыли, она смеялась и поправляла развевающиеся на ветру волосы, тоже пыльные.
– Ну, вот! Обновила! – радостно сообщила она. – Пойду у Сашки выпрашивать сменную одежду.
– Я тоже сбегаю домой и переоденусь, – быстро сказал я, – не заходи без меня на праздник. Я хочу быть рядом с тобой.
Она погладила меня по руке и ласковым голосом сказала:
– Я подожду тебя! Только ты недолго.
Курившие за углом одноклассницы видели наше падение и подошли с расспросами.
– Испортила такую вещь, – печально произнесла Ирка.
– Это пыль, – прошептала Элла, – отстирается.
О чем еще говорили девчонки, я не слышал, потому что бегом бросился в свой подъезд.
Когда мы с Эллой вернулись в квартиру к Сашке, народ был уже подготовлен. Сороки – одноклассницы во всех подробностях рассказали историю нашего падения. Сашка встретил меня с улыбкой:
– А ты хорошо начал! Молодец!
– Дай мне что-нибудь, – робко попросила Элла.
Сашка смерил ее взглядом и строго сказал:
– У меня тут не модельный дом и не магазин женской одежды! Могу предложить футбольную форму.
Он порылся во встроенном стенном шкафу и извлек оттуда спортивные трусы и футболку и протянул девушке. Элла кивнула и пошла в ванну, я отправился за ней, но через мгновение она выставила меня и закрыла дверь изнутри. Сашка, видевший все это, толкнул меня в бок и тихим голосом сказал:
– Не торопи, брат, коней! Спугнуть можешь.
Я поежился и прошел в комнату, где был накрыт стол, нашел кусок курицы и начал жадно его жевать. Минут через пять пришла Элла, в футбольных трусах и своей блузке она выглядела очень откровенно и сексуально.
–Какой прикид, – с восторгом сказала Ирка и ревниво показала Сашке кулак. – Смотри у меня!
И она обняла Сашку, вернее повисла на нем, чтобы он не смотрел на обнаженные ноги Эллы.
–Да, брось, -отшутился Сашка, – Серега меня глазами уже дважды убил.
–Можно я постираю у тебя джинсы, -робко спросила Элла, – не хочу, чтобы мама видела мой косяк.
Сашка одобрительно кивнул ей.
–Да, возьми с собой Серегу, а то без тебя он опустошит тут весь стол, а нас тут много.
Все засмеялись, а я быстро встал и пошел за Эллой. В ванной мы вдвоем долго терли мылом, поливали из душа джинсы. Вскоре или грязь сдалась, или мы ее победили, но пятен, кричащих о нашем падении, больше не было. Девушка откинула назад тяжелую косу и проговорила:
–Мы это сделали.
–Какая у тебя красивая прическа, -сказал я и ладонью провел по всей длине косы. – Когда ты успела?
–Да, -отмахнулась она, – это же три минуты. Всего-то заплести! Не укладка же с начесом.
Из того, что сказала Элла, я понял только одно – женщиной быть очень сложно, но мне как -то сразу понравилась эта фраза «Мы», обычно, все говорят «я», тут мы.
–Элла, -негромко позвал я, она испуганно посмотрела на меня и беззвучно, только губами ответила:
–Да.
А в ее глазах при этом я увидел такой огонь, что забыл, о чем хотел спросить. Я обнял ее, прижался к щеке и прошептал:
–Научи меня целоваться. По-взрослому.
Она вспыхнула румянцем, опустила глаза и наигранным учительским тоном произнесла:
–Айяя, такой большой мальчик, и такие глупые просьбы.
Она погладила меня по голове, прижалась к моим губам и прошептала:
–Как можно научит тому, что человек делает интуитивно. Я так чувствую, я так хочу, поэтому я так делаю.
Я жадно схватил ее губы ртом и случайно прикусил ей язык. Элла взвизгнула от боли и наотмашь ударила меня по щеке, а этот злополучный момент дверь ванной открылась и на пороге появилась Шахерезада.
–Да, у вас тут уже семейные разборки, -кривя губы в улыбке, проговорила она. – Это и к лучшему, я за Сергеем. Хочу танцевать.
Шампанское сделало Дарину смелой, и то, что она пыталась скрыть или подавить в себе, сейчас с бешенной силой вырывалось наружу. Я посмотрел на Эллу
–Конечно, иди, -угадала она мои мысли, -только не кусайся.
Я хотел объяснить ей, что это я случайно, потому что никогда раньше этого не делал, но Шахерезада уже потянула меня в комнату. Танцевала она отвратительно, мало того, что я не самый хороший танцор, так вместе с ней мы смотрелись как две коровы на льду. Мы просто медленно двигались по кругу и все. Дарина мне что-то рассказывала, голос ее был грубоватым, а фразы короткие, рубленые. Казалось, что это не девушка говорит, а бухает тяжелый молот по наковальне. Я с нетерпением ждал конца этого танца. Элла в это время о чем-то разговаривала с Сашкой, слов я не слышал, но видел довольную физиономию друга и кожей чувствовал, что они обсуждают меня.
Стемнело, я включил светомузыку и в комнате стало уютнее. Полумрак скрывал истинное пространство помещения, косые тени от всего, что попадало в свет прожектора, нервно бегали по стенам и растворялись в темноте. Сашка предложил поиграть в «бутылочку». Это молодежная игра на поцелуи. Ирка сразу надула губки и демонстративно отошла к окну, показывая своему парню нежелание участвовать в этом мероприятии. Желающие поиграть, начали шумно искать подходящее место. Расположились все на полу. Правила требовали, чтобы мальчики сидели напротив девочек, но кто и когда соблюдал эти правила. После четырех однополых поцелуев, игра прекратилась. Я сидел на диване и сжимал в своих ладонях нежную ручку Снегурочки. Она положила голову на мое плечо и молчала. Мне было хорошо. Вдруг кто-то из парней предложил:
–А давайте устроим фейерверк в честь нашего именинника.
Глава 2. Фейерверк
В советское время все школьники хорошо знали химию, поэтому соорудить фейерверк из подручных материалов мог любой. Самыми популярными шумно-дымовыми развлечениями были бомбочки. Готовились они так. Газету пропитывали раствором селитры, высушивали ее на солнце, затем находили на свалках бутылки из-под одеколона «Тройной». Высохшую газету резали на полоски и скатывали в тонкие трубочки, которые потом втискивали в узкое горлышко бутылька. Конец последней трубочки был фитилем, поэтому оставался снаружи. Затем, находили безлюдное место, поджигали фитиль и бросали бутылек. Взрыв был таким же, как от боевой гранаты, а стеклянные осколки разлетались в радиусе десяти метров. Бомбочки были опасными, но очень интересными. В домашнем дворе таких взрывов мы не устраивали. На этот случай был изобретен «Коробок».
В обычной аптеке покупали марганцовку за две копейки, пузырек с тридцатью граммами кристаллов рубинового цвета. Добавляли туда столько же измельченного магния. Ты, мой читатель, спросишь, откуда у школьников советской эпохи был магний. Ответ очень прост. Мы его находили, когда собирали металлолом. Этот очень легкий и пористый металл напильником превращали в крупинки, т.е. самостоятельно изготавливали измельченный компонент. Процесс был трудоемким, но фейерверки того стоили, к тому же в нашем детстве не было китайской пиротехники. Все изготавливали во дворах, вручную из того, что можно было найти. Сашка вынес три коробка с длинными белыми нитями- фитилями, положил их на постамент из трех кирпичей, аккуратно уложенных друг на друга, и поджег. Сине-оранжевое пламя медленно ползло по нитям, подбираясь к картонным спичечным коробкам. Мгновение! И все они, вспыхнув почти одновременно, выпустили на свободу огненные искры. Девчонки завизжали от неожиданного хлопка, а парни с восхищением смотрели на огненное шоу.
–А «Пушка» у тебя есть? – вдруг спросил Сашку Олег.
– Конечно, – с гордостью ответил именинник, – и «Белый парашют» тоже есть.
– Покажи, – почти хором закричали девчонки.
Я посмотрел на Эллу и шепотом спросил:
– Ты знаешь, что такое «Белый парашют»?
Это название я произнес с гордостью, потому что мы с Сашкой сами его придумали.
– С гидроперитом? – без особого интереса спросила Элла.
– Дааа, – робко протянул я.– А подробнее!
– Берешь пустой спичечный коробок, – начала она, не глядя на меня, – наполняешь его сухим фиксажем.
Хочу сделать небольшое уточнение, в нашем детстве у многих были фотоаппараты типа «Смена», которыми снимали на черно-белую пленку важные события жизни. Всего тридцать шесть кадров, а сколько было радости в процессе фотографирования. У некоторых были «ФЭД» или «Зенит», но эти фотоаппараты считались почти профессиональными и стоили дорого. Все остальные довольствовались «Сменами».
Отсняв тридцать шесть кадров, пленку нужно было в темноте извлечь из фотоаппарата и поместить в специальный проявочный бачок. Чтобы начать печатать с пленки фотографии нужно сначала ее проявить в специальном растворе, затем промыть, затем зафиксировать и снова промыть, высушить и только после этого можно печатать. Почти у каждого, кто имел фотоаппарат были принадлежности для проявки пленки и оборудование для печати фотографий. А вот все растворы: «проявитель» и «закрепитель» покупались в специальном магазине в сухом виде. На самом деле процессы фотографирования и печати фотографий были очень трудоемкими, но интересными.
– Насыпаешь примерно половину коробочки и в центр кладешь таблетку гидроперита, – продолжила Элла.
Внесу еще одно уточнение. Вы, мои дорогие читатели, наверное, не догадываетесь, почему в каждой советской квартире можно было найти эти таблетки. Женщины всегда хотят выглядеть красивыми, как с обложки модного журнала, но природа их всех сделала разными. Писком моды в этот период стали блондинки, поэтому те, кто от рождения не получили этого цвета, беспощадно обесцвечивали свои волосы раствором гидроперита. Причем вся эта процедура происходила дома, с соблюдением, конечно же, правил безопасности. То ли женщины неправильно разводили таблетки гидроперита, то ли использовали времени больше, чем этого требовалось, но очень часто получался не желанный блонд, а ужасный желтый цвет и, к тому же еще сожженные волосы. Красота всегда требует жертв.
– Аккуратно, чтобы не смешивать эти два компонента, перематываешь коробок нитками, – сказала Элла и внимательно посмотрела на меня.
Я кивнул, сдерживая негодование.
– Откуда ты это знаешь? -выдавил наконец я вопрос, который казался мне смертным приговорам.
Она засмеялась.
– А разве я не учу в школе химию?
– Ты что, пероксид водорода с карбамидом, – быстро проговорила Элла. – Вот я нашей химичке расскажу, что восьмиклассники не знают элементарной химии.
Мне стало стыдно и обидно. Никогда я еще не испытывал эти два чувства одновременно. Стыдно было, потому что я, действительно, не знал химии, а обида съедала меня из-за того, что я гордился нашим с Сашкой изобретением, а оказалось, что оно известно уже всем.
– Да,– вдруг оживилась Элла,– а название «Белый парашют» красивое, мы называли эту смесь просто «дымовуха». Я запомню.
После фейерверка и «Белого парашюта» многие начали потихоньку разбредаться. Кто-то направился домой, кто-то пошел погулять по городу, а кто-то расположился на освободившейся скамейке, потому что старушки, занимавшие ее с утра, разошлись по домам. Я с тревогой посмотрел на Эллу.
– Мне пора, – прошептала она. – Проводишь?
Я утвердительно покачал головой.
– За ветровкой домой зайду и пойдем.
Она засмеялась:
– Мне бы тоже не мешало привести себя в нормальный вид, а то всех прохожих распугаю.
Джинсы почти высохли, поэтому Элла натянула их, попрощалась с именинником и вышла из квартиры. Было около одиннадцати часов, осеннее солнце, которое днем радовало нас своими теплыми лучами, сейчас спряталось и его место заняла холодная луна. Своим бледным ликом она нехотя освещала землю. На черном небе появились редкие, но яркие звезды, погода начала портиться и обещала завтра расплакаться мелким и нудным дождем. Я замешкался дома, и когда вышел, Элла уже дрожала от холода.
– Замерзла? – тихо спросил я.
– Чуть- чуть, – стуча зубами, проговорила она.
Я провел рукой по ее бедру и удивлённо спросил:
– Высохли?
–Да, – радостно ответила она, – и пятен нет и почти сухие.
– А ветровки нет?
– Тепло же было.
Я быстро снял свою ветровку и накинул ей на плечи.
– Спасибо, – прошептала она, – а ты?
– Не замерзну, я же сибиряк.
Она засмеялась, просунула руки в рукава и застегнула молнию.
– Так теплее, – уточнила она и взяла меня под руку.
– Какой дорогой пойдем? – строго спросил я. – Короткой или длинной.
– Я же на каблуках.
– Значит, длинной, – обрадовался я.
Короткая дорога сокращала путь почти в два раза, но нужно было идти по темноте через стройку. Один я бы, конечно, воспользовался именно этой, короткой дорогой, но с Эллой мне хотелось побыть подольше. Я не помню того, о чем мы говорили в этот вечер, я помню, что мне было приятно ощущать ее руку на моей, чувствовать тепло ее тела и слушать приятный журчащий голос.
Глава 3. Новый ученик
С тринадцатого сентября началась история нашей любви. Я жил в трех минутах от школы. Это было очень удобно, потому что занятия начинались с девяти часов, значит, я мог спать до восьми сорока. Затем быстро вскакивал, умывался, одевался, неспешно завтракал и приходил в школу за десять минут до звонка. С появлением в моей жизни Эллы, в режиме дня произошли изменения. Теперь я просыпался в семь утра, умывался, одевался, быстро завтракал и бежал короткой дорогой к дому Эллы. По меркам нашего города она жила далеко от школы. Несмотря на то, что в ее дворе была школа, но Элла в ней не училась. Я как-то спросил у нее:
– А почему ты учишься в нашей школе?
Она пожала плечами и шепотом ответила:
– Потому что очень хотела встретить тебя.
Мы тогда не понимали, что наша школа была лучшей в городе. К тому же с физико-математическим и химическим уклоном. В этой школе учились наши родители, но об этом потом.
Каждое утро я прибегал к ее подъезду и ждал, когда Элла выйдет. Она никогда не опаздывала, и мы приходили за десять-пятнадцать минут до начала уроков. Сначала нас сопровождала Дарина, она жила в соседнем доме, и девчонки утром ждали друг друга. Шахерезада была недовольна тем, что теперь каждое утро я ждал Эллу, нес ее дипломат и она держалась за мою руку, а не шагала, как это было раньше рядом с ней.
Тут, мой дорогой читатель, я хочу дать пояснение. Дипломат – это небольшой плоский чемодан для деловых целей. Говоря современным языком, атташе-кейс. В советское время почему-то старшеклассники облюбовали такой кейс и приспособили его для школы. Дипломаты были изготовлены из мягких, виниловых материалов или жестких пластиков и металла. Такой кейс обязательно имел замки с ключами или кодовые замки. У меня не было дипломата, потому что я не носил в школу ни учебников, ни тетрадей. У меня была одна «общая» тетрадь на все случаи жизни. А школьный дневник жил в Сашкином гараже.
И у Эллы, и у Дарины был дипломат, в который они аккуратно укладывали тетрадки и учебники. Надо отметить, что у старшеклассников каждый день проводилось по пять- шесть уроков. На каждый предмет полагался учебник страниц на двести, в обложке, общая тетрадь для теории и две тоненькие рабочие тетрадки. И все это каждый ученик приносил в школу, обеспечивая себя «рабочими инструментами».
В советское время школьными учебниками пользовались несколько поколений, поэтому обязательное условие – каждый учебник должен иметь обложку, чтобы его не испачкали и он мог служить подрастающим школьникам. С выдачей учебников в библиотеке было тоже не все так просто. Сначала новые или почти новые учебники получали те, что учился на «хорошо» и «отлично». Затем внешний вид учебников становился хуже и их получали троечники и те, кто не очень хотел учиться. Мои учебники были старыми и побывали в руках таких же лодырей, как я. Загрузив в дипломат пять учебников, столько же тетрадей, да и к тому же у девчонок были ручки разных цветов, карандаши, резинка, циркуль, линейка, транспортир, калькулятор, расческа, зеркальце и прочие дамские штучки. Кейс получался очень тяжелым.
– Зачем ты все это приносишь в школу? – спросил я как-то у Эллы, рассматривая, как она выгружает все содержимое дипломата на парту.
– Учиться! – строго ответила она.
– И зеркало?
– Глупый ты.
Больше таких вопросов я девчонкам не задавал.
Дарина молча тащила свой дипломат, но иногда она фыркала на подругу:
– Ну, что ты к нему прилипла? Пусть идет впереди, а лучше позади нас, я хочу с тобой посекретничать.
Тогда Элла, извиняясь, отпускала мою руку и тихо просила:
– Сережа, иди вперед, мы тебя через пять минут догоним. Дарина хочет что-то мне сказать без твоих ушей.
Я злился и на Шахерезаду, и на Снегурочку, но послушно шел вперед. Затем Элла громко говорила:
– Да, ты сошла с ума.
Догоняла меня и брала под руку. Я был счастлив, и мне было все равно, почему по мнению Эллы, Дарина сошла с ума. Вскоре Шахерезада перестала быть третьей лишней, и мы с Эллой добирались до школы вдвоем. Иногда она пересказывала мне страницы параграфа, потому что думала, что сегодня ее обязательно спросят. Я внимательно слушал и даже понимал то, что она мне рассказывала, задавал вопросы – запомнил эту тему. Но чаще мы просто болтали, я рассказывал ей, что хочу починить мотоцикл отца, чтобы летом на нем кататься. Она смеялась, толкала меня в бок и строго говорила:
– Тебе нужно готовиться к поступлению в техникум, а не кататься.
Я ее понимал, но учеба меня интересовала мало, а вот техника – это наука, которую я самостоятельно постигал каждый день. У меня были справочники и книги по автомобилям и мотоциклам. Я мог легко прочитать схему охлаждения двигателя, начертить схемы электропитания и газоотвода. Умел разбирать и собирать двигатель мотоцикла и по звуку определять неисправность в работе системы. Я рассказывал об этом Элле, а она заинтересованно слушала, кое-что уточняла, а потом задумчиво говорила:
– Это хорошо, это очень хорошо.
Мы приходили в школу, сдавали свои вещи в гардероб, и я провожал ее до кабинета, в котором у нее был первый урок. Расписание занятий класса Эллы я знал очень хорошо, потому что после каждого урока приходил на перемене к ним в кабинет и хотя бы пять – десять минут, чтобы увидеть Эллу, посидеть с ней рядом. Иногда я помогал перебирать учебники в дипломате или приносил ей конфеты, зная, что моя девушка очень любит сладкое. Сашка всегда радостно приветствовал меня:
– Новый ученик девятого «А» класса, заходи!
Я смущался, опускал глаза, потому что все его одноклассники сразу же обращали на меня внимание, а я не люблю публичности.
– Может, ты к нам и на уроки придешь? – ехидно спрашивала Дарина. – А то вдруг твою Эллочку кто-нибудь украдет!
Шахерезада громко смеялась, а потом страшным, театральным голосом продолжала:
–Или нет! Наша Снегурочка найдет себе нового принца! Да, вот хотя бы Андрюшеньку.
Все знали, что Андрей с третьего класса заглядывался на Эллу, но кроме дружеских отношений ничего за это время не добился.
Я молчал, но за меня отвечала Элла.
– Нужно будет и придет, и тебя спрашивать не будет.
– У нас класс без троечников, – вспыхивала Шахерезада.-Кому он тут нужен?
Она делала многозначительную паузу, потом продолжала:
–Простите, совсем забыла, он же тебе нужен! Элкин хвост.
Тут все девчонки начинала шипеть на разгоряченную Дарину, она демонстративно хлопала крышкой своего дипломата и еще раз произносила позорный для меня приговор:
–Двоечник!
И тут она была совершенно права, после окончания восьми классов, все не желающие учиться ушли. Кто-то в ПТУ (профессионально-техническое училище), кто-то в техникумы, а кто-то, окончив трехмесячные курсы продавцов, уже работал в торговых ларьках или магазинах. Сейчас в девятом «А» учились только отличники и хорошисты.
–Этот класс- гордость нашей школы, -сообщил директор на торжественной линейке, посвященной началу учебного года.
Все ученики дружно зааплодировали, а Сашка выкрикнул:
–Ура!
Но его никто не поддержал, а классный руководитель девятого «А» цыкнула на моего друга и украдкой угрожающе показала ему кулак.
На Всесоюзных олимпиадах по предметам кто-то из учеников этого класса обязательно занимал призовое место. Элла участвовала в олимпиаде по литературе, написала трогательное стихотворение о войне и заняла второе место. Конкурс чтения стихов собственного сочинения проходил во Дворце Культуры, самом престижном месте города. На сцену Элла вышла с перевязанной головой, в военной форме и с гранатой в руке, рядом с ней на земле лежит ранней боец. За сценой шум и немецкая речь, Сашка на фортепьяно играет грустную тихую мелодию. Элла читает стихотворение, а из зала мы эхом повторяем ее последние слова, она бросает гранату и собой закрывает раненого. Музыка затихает, гаснет свет и мужской голос в полной темноте говорит о том, сколько жизней унесла война. Зажигается прожектор и освещает Эллу. Она уже на ногах, держит за руку бойца. Поклон и занавес. Зрители аплодировали стоя. Я гордился ее победой.
Все перемены между уроками я проводил с Эллой. Иногда меня некоторые учителя выгоняли из кабинета со словами:
–Дай ей отдохнуть, они сейчас будут писать самостоятельную, а ты со своей любовью. Сам-то двойками засыпался! Шагай к своим и хоть перед уроком открой учебник или хотя бы посмотри, какого цвета у него обложка.
Я не обижался и уходил в кабинет к своему классу, а назойливая Светка встречала меня ехидным вопросом:
–Что выгнали? Так тебе и надо! Нечего каждую перемену к ней бегать.
–Не злись, -уверенным голосом отвечал я, – красоту испортишь, хотя…
Я замолкал, потому что Светкина внешность – это была для нее больная тема. Девушка была некрасивая, рыжая, а лицо с пухлыми щеками было густо усыпано крупными веснушками. Большой рот с бледно-розовыми губами никогда не закрывался: из него либо вылетали обидные слова или глупые вопросы, либо вырвалась струя воздуха, потому что носом она почему- то Светка не дышала. Я демонстративно брал у кого-нибудь учебник и молча начинал его листать, ожидая звонка.
В нашей школе после третьего урока была большая перемена – двадцать минут, чтобы ученики успели пообедать в столовой. До знакомства с Эллой я на этой перемене уходил домой, обедал, мог даже полежать и возвращался к следующему уроку. Старшеклассники не обедали в школьной столовой. Или не хотели стоять в долгой очереди, или им не нравились приготовленные блюда. Девятый «А» приспособился обедать в лаборантской кабинета «Физика».
Лаборантская – это подсобное помещение с двумя большими окнами. В центре стоял стол. Кто-то из дома принес электрический самовар, посуду тайком от поваров позаимствовали из столовой. Булочки покупали в буфете. Еще одним большим преимуществом лаборантской было наличие двух дверей. Одни двери выходили в кабинет, а вторые – в общий коридор, поэтому если в кабинете занимался другой класс, то девятиклассники проникали в лаборантскую через коридорные двери. Конечно, находиться ученикам в подсобном помещении, где хранились физические приборы, было строго запрещено. Но этот класс был на особом счету, поэтому администрация делала вид, что не знает о новой точке общепита в школе. И нужно отметить, что девятиклассники были очень чистоплотными и лаборантская после их обедов была в идеальном состоянии.
Недалеко от нашей школы расположился уютный ресторан «Чайка». Днем посетителей в нем не было, только вечером, поэтому Сашка договорился, чтобы к началу большой школьной перемены повар готовил беляши на весь девятый «А». Вот это было событие. Вкусные, горячие беляши с румяной корочкой каждый день готовили к назначенному времени. Девятиклассники были в восторге, повар ресторана – тоже. Еще бы, днем, когда нет посетителей в ресторане, каждый день продавать по двадцать- тридцать беляшей по пятнадцать копеек за штуку. Вскоре девятый «Б» узнал о пиршествах «ашек» и тоже договорились с поваром, потом подключился и десятые классы. И я обедал вместе с девятым «А», поэтому с удовольствием за десять минут до конца урока выходил из класса и бежал в «Чайку», деньги и пакет для беляшей были уже у меня в кармане.
– Ах, какие это были беляши! Их вкус я до сих пор помню! Сейчас нет таких беляшей! Я долго искал, но, к сожалению, они канули в лету вместе с эпохой СССР.
Самым грустным днем недели для меня была среда. Не потому, что в этот день были мои самые нелюбимые предметы: черчение, геометрия, английский и химия, а потому что в этот день девятых классов не было в школе. В старших классах урок труда заменили производственной практикой.
Девочки трудились на швейной фабрике, а мальчики – на заводе автозапчастей. Уроков в этот день у них не было, поэтому в школу никто из них не приходил. Я хотел провожать Эллу до швейной фабрики, но смена начиналась в семь тридцать, поэтому их забирал специальный автобус. И после смены я не мог ее встретить, потому что свою работу она заканчивала в двенадцать сорок, а я в это время находился на уроках. Я с нетерпением ждал вечера. В восемь часов я заходил за ней, и мы шли гулять по городу.
Глава 4. Любимые места прогулок
Элла жила недалеко от центра, но гулять любила по набережной, подальше от шума машин и суетливых людей. Самое любимое место для прогулки у моей девушки совпало с местом работы моей мамы. Это небольшой парк перед зданием «Станция забора крови».
Она тянула меня за руку и взахлеб рассказывала, как там красиво. Деревья в парке посадили тремя ровными рядам, а между ними выросли кусты сирени и барбариса. Зацветали они одновременно: и такой стоял аромат от этого цветения, что голова кружилась от медовой пряности и приторности карамели. Элла наклонялась над барбарисом и вдыхала этот воздух, пропитанный весенней природной сладостью.
– Какая прелесть! – восклицала она. – Понюхай!
Элла нежно обхватывала мою голову обеими руками, заставляя нагнуться, так что лицо утопало в нежно-розовых цветах. Я не сопротивлялся, не потому что не хотел ее обижать, а мне нравилась эта весенняя красота, и Элла разделяла со мной эти чувства.
– Правда же, замечательный аромат! -восторженно говорила она.
И с ней нельзя было не согласиться – барбарис, действительно, источал волшебный аромат. Я и сейчас, когда наступает весна, ищу любимые кусты Эллы и наслаждаюсь запахами весны.
– Сирень! – кричала она и тянула меня за рукав к другому кусту. – Давай искать пятилистный. У школьников, сдающих экзамены было много примет, в которые они верили. Найти пятилистный цветочек сирени – это возможность загадать самое важное желание.
–Оно сбудется, – шептала Элла, -обязательно! Только бы найти заветный пятилистник.
И мы начинали перебирать пушистые ароматные сиреневые гроздья в надежде найти уникальный цветок. Элла верила, что пятилистный обязательно исполнит самое важное желание и пыталась убедить меня в этом. И если заветный цветок находил я, то она сразу же говорила:
– Загадывай желание! Загадал? А какое? Нет! Нет! Только не говори мне, иначе не исполнится.
Меня восхищали ее наивность и искренность, в эти моменты я любовался ею, не веря в то, что эта девушка может когда-то стать взрослой и серьезной.
Ее тянуло в это парк, а я всячески упирался, придумывал разные предлоги, чтобы не идти туда. Но под ее напором сдался.
Меня в этом учреждении знали все, потому что я частенько прибегал к матери, то за деньгами на мороженое, то за ключом от квартиры, потому что свой потерял, то просто к маме, потому что соскучился. Я встречался с Эллой уже месяц, но никому из своих близких об этом не говорил. Боялся спугнуть свое счастье.
Погода в этот октябрьский день была великолепная. Днем светило солнце, но было ветрено, а к вечеру на небе высыпали звезды, и ветер стих. Осенью у нас рано темнеет. Парк освещался фонарями так, что было видно все, и даже можно было бы читать, если бы Элла догадалась это сделать. Но сейчас она была занята сбором осенних листьев, из которых пыталась составить букет, показывала мне то большой желтый кленовый лист, то резные красные рябиновые, то зеленую лапку ели. Но вся собранная ею красота вывалилась у нее из рук, потому что было собрано столько листьев, что из них получился бы огромный красивый ковер. Элла смеялась и радовалась, как ребенок. Она нашла естественную возвышенность, расстелила на траве платок и удобно на нем расположилась.
Из листьев она решила собрать осенний венок, поэтому просила меня принести ей недостающий материал. Сначала я нашел длинные прутья какой-то травы, потом Элла увидела цветок дикой ромашки- я побежал его срывать. Потом она обнаружила, что у нее в наличии только желтые листья, а ей бы хотелось еще и красных. И я снова побежал к ближайшей рябине за необходимыми листьями. Мне приятно было выполнять для нее смешные, на первый взгляд, поручения. Но мы были заняты одним общим делом, и я получал от этого массу положительных эмоций, которых до встречи с Эллой у меня не было.
Красивый венок из желтых и красных листьев уже украшал ее голову, а русая коса спускалась ниже пояса. Волосы Эллы были ее гордостью. Я еще ни у кого не видел таких красивых и мягких волос. Когда они не были заплетены в косу, то обнимая ее, я прятал лицо в этом солнечно-золотистом каскаде. Иногда я прикусывал ее пряди, тогда она удивленно спрашивала:
–Зачем ты кусаешь волосы? Мне же не больно!
– Мне это нравится! – отвечал я.
– На какие глупости идут порой мужчины, чтобы получить поцелуй!
Я кивал, а она приподнималась на цыпочки, обнимала шею руками и целовала меня. Эти минуты забыть невозможно: я был по-настоящему счастлив.
–Хочешь, я и тебе сплету венок? -радостно спросила она.
Вместо ответа я улыбнулся.
–Ты чего смеешься?
– Представил себя в этом венке, -сдерживаясь от вырывающегося смеха, проговорил я.
–Значит, мне тоже не идет?
–Неет!– закричал я.– Тебе очень красиво! Ты не замерзла? Может, уже пойдем?
Она быстро встала, собрала оставшиеся листья и резко подбросила их над головой. Я поднял ее платок и машинально спрятал его в карман ветровки. Элла собрала с земли несколько желтых листьев и, поправив на голове венок, о чем-то задумалась.
–Давай уйдем отсюда, – робким голосом попросил я.
– Нет, – задыхаясь от переполнявших ее чувств, проговорила Элла. – Мне тут очень нравится!
Я уступил ей, и мы продолжили гулять в парке, хорошо освещенном фонарями, а к окнам здания, которое расположилось вдоль главной аллеи, прильнули медработники станции и с любопытством рассматривали Эллу.
Вдруг она резко остановилась, отвлеклась от листьев и, прижавшись щекой к моему плечу, робко спросила:
– Что мы делаем не так?
Я сначала не понял вопроса, но она молча рукой показала на окна первого этажа с застывшими фигурами в белых халатах, внимательно следящими за нами.
– Мы все делаем правильно, – успокоил ее я.
– А почему они на нас смотрят?
– Не на нас, – уточнил я, – а на тебя!
– А со мной что не так?
– И с тобой все в порядке, – успокоил я Эллу, – просто, тут работает моя мама. А ты же знаешь, какие женщины любопытные?
Она удивленно посмотрела на меня и шепотом спросила:
– Твоя мама тоже там? В окне?
Я утвердительно покачал головой.
– Третье окно. Видишь? Это она.
– Ну и ладно, – весело ответила Элла и продолжила сбор листьев. – Пусть смотрят! И завидуют.
Мне вдруг стало очень интересно, и я робким голосом спросил:
– А чему завидовать?
Она улыбнулась, и в ее глазах вспыхнули дьявольские огоньки. Мне всегда нравилось наблюдать за сменой ее реакций и настроения.
– Мне! – гордо ответила она. – Мне пусть завидуют! Что красивый молодой человек и гуляет со мной!
Меня очень удивила ее реакция, я был готов ко всему: и к крикам «Почему ты не предупредил меня? Я выгляжу, как дура тут с тобой», и к резкому исчезновению из поля зрения наблюдателей, но такого не ожидал, честно. Такое ее поведение было достойно королевы.
Вторым излюбленным местом, где мы гуляли, было старое заброшенное кладбище. Оно сейчас окружено высокими многоэтажками, а раньше находилось на окраине города. Тут было тихо и красиво.
Нужно отметить, что на этом погосте покоятся самые уважаемые и состоятельные жители дореволюционного города. Примерно в 60-х годах советской эпохи были обнаружены документы о захоронениях. И, конечно же, «черные копатели» разворотили все могилы в надежде обнаружить купеческие драгоценности.
Существует легенда, что самый богатый и знатный купец нашего города не успел вывести свои миллионы за границу. Его в 1921 году расстреляли большевики, а вот сокровища все почему- то искали в могилах. Надгробия и памятники были разбиты, склепы и часовни – разрушены. Огромные каменные плиты сохранили имена тех, кто навсегда остался в родной земле. Элла могла часами бродить по этой части кладбища и рассматривать обломки былого траурного величия.
– Нравилось ли мне гулять по разрушенному погосту?
Мне было приятно все, что доставляло радость Элле.
И еще одно место в городе, которое она облюбовала для прогулок, – это заброшенная набережная. До революции в этом месте реки была возведена плотина и работала мельница, знатный купец построил тут каменный дом для своей семьи и помещения для хранения зерна и муки. Конечно же, новая власть успешно разрушила и плотину, и мельницу, и все купеческие постройки. Руины из красного кирпича напоминают о былом великолепии этого места.
Прибрежные кусты тальника и сибирской ивы, почувствовав свободу, быстро заполонили собой все пространство бывшей мельницы, и только узкая выложенная камнем дорожка позволяла подойти к берегу и посмотреть на торчащие из воды остатки плотины. Кое-где сохранились прогнившие от времени и сырости деревянные столбы, служившие причалом, а каменные ступеньки уходят глубоко в воду.
–Как же тут было красиво! – с грустью в голосе говорила она. – Ну, почему все обязательно нужно разломать, разрушить? Какое варварство.
Элла садилась на обломки кирпичной стены, недалеко от воды и как завороженная смотрела на игривое течение реки.
–Плотина, мельница и усадьба – все было продумано купцом, – говорила она, не отрывая взгляда от воды.
Потом Элла быстро вставала и радостным голосом говорила:
– Вот бы перейти по торчащий из воды камням плотины на другой берег!
–Зачем? – удивленно спросил я.
– Просто! Проверить себя!
–Какие глупости ты говоришь, – возмутился я.– Этим руинам более сотни лет. Пойдешь и провалишься! Что я тогда буду делать?
–Спасать меня! – улыбаясь, говорила она.
–Оооо,– простонал я,– Нет! Нет! Я русалок боюсь! Ты же сама говорила, что на водяных мельницах обычно живут русалки.
–Да! Говорила! А и рад меня им отдать!
–Так они же тебя как свою примут! – отвечал я обязательно бросал маленький камешек в воду, приговаривая, – Сестры! Сестры! Выходите! Эллу в свою семью примите!
–А у тебя хорошая память! – кричала Элла и тут же подходила к реке, опускала руку на темную водную поверхность и шептала, – Не от большого ума, а по глупости! Не отвечайте на его зов, оставайтесь на месте! Юноша пошутил – хотел самую красивую из вас замуж взять, да погорячился! Я его судьба! Никому не отдам, пока сама люблю!
Затем она подходила ко мне и прикладывала мокрую руку к моему лбу, повторяя при этом всегда одни и те же слова:
–Какой же ты глупый! Не буди лихо, пока оно тихо! Вот не будет меня рядом, кто спасет тебя от речных дев?
В этот момент я не понимал, правду она говорит или смеется надо мной. Но не спорил с ней, потому что после ее слов на берегу реки становилось как-то холодно и неуютно, и казалось, что кто-то тяжело вздыхает в черных омутах воды.
–Если не веришь мне, – обиженным голосом проговорила Элла, – то приди сюда в любую ночь перед праздником Ивана Купалы и увидишь их.
Она помолчала, а потом шепотом добавила:
– Только влюбленный и счастливый не приходи, а вот когда тебя беда настигнет или тоска накроет…
Вдруг ветер подул так резко, и стало невыносимо холодно. Прибрежные кусты сразу затрепетали, и казалось, что начали шипеть и свистеть одновременно.
–Уйдем отсюда, – строго проговорила Элла, бросая в воду монетку, – мы все-таки разозли местные воспоминания. Нехорошо это!
Однажды я спросил у нее:
–Скажи, почему ты выбрала для прогулок такие странные места?
Элла мочала, и я заметил, что она начала нервничать.
–Старое кладбище, – не унимался я, – заброшенная набережная с тайнами и русалками, парк на краю города. Тебе не страшно в этих местах.
Она улыбнулась, погладила меня по голове и прошептала:
–Это места Силы.
–Чего? – сдерживая ироничный смех спросил я.– Места чего?
– Я не знаю, как это точно называется, – задумчиво проговорила она, – но тут мне очень хорошо. Даже когда я очень сильно устала, и кажется, что упаду и буду лежать вечно, потому что ноги не хотят никуда идти, в этих местах мне как-то становится легко и хорошо. И через несколько минут усталость куда-то сама собой пропадает, у меня появляется желание что-то делать, а главное, я не чувствую усталости, которая была во мне несколько минут назад.
–Ты фантазерка!
–Возможно, но это помогает, и я буду приходить сюда.
Больше я к этой теме не возвращался, но позже начал замечать, что когда я появлялся в этих местах без Эллы, то из меня как будто кто-то вытягивал жизненную энергию. У меня начинала болеть голова, сердце стучало, как ненормальное, и я постоянно слышал чьи-то тяжелые вздохи.
Глава 5. Школьные будни
Первая четверть походила к концу, мои оценки не радовали ни меня, ни классного руководителя. По основным предметам намечались тройки, а вот по математике и русскому языку предварительно стояли двойки. Ирина Николаевна строго посмотрела на меня и сказала:
–Ахметзянов, ты собираешься сдавать экзамены за восьмой класс?
Я молча кивнул.
– С двойками по двум предметам ты можешь остаться на второй год.
Я вижу, с тобой разговаривать бесполезно.
Я напрягся и подумал:
– Опять мать в школу вызывать будет?
Классная как-то недобро улыбнулась и, не отрывая глаз от журнала с оценками, строго сказала:
–Вряд ли ты прислушаешься к наставлениям своей матери. Пригласи ко мне в кабинет после шестого урока Эллу.
От удивления я на несколько минут потерял дар речи, поэтому смог выдавить из себя:
– Зачем?
– А вот это уже не твое дело, – ответила учительница и начала на доске мелом писать тему урока для шестиклассников. – Иди, что столбом стоишь? Надеюсь, не забудешь о моей просьбе.
Я вышел из кабинета, на душе было тревожно.
– Неужели классная решила наговорить гадостей про меня? Но ведь Элла знает, что я учусь плохо. И не расстанемся же мы с ней из-за моих двоек?
Урок алгебры для меня прошел в мучительных терзаниях, я не знал, как мне поступить, что делать, и причем тут моя девушка. Больше всего сейчас меня беспокоила Элла. Без нее все остальное теряло всякий смысл. Любовь захватила и мое сердце, и мою душу, и всего меня. Я целиком был поглощен чувствами к этой девушке. Когда прозвенел звонок с урока, я остался в кабинете, а не пошел, как обычно, в класс к Элле. Мои одноклассники почувствовали неладное – первый раз за последние полтора месяца я остался в кабинете.
– Серега, – спросил кто-то из девчонок, – ты заболел?
– Нет, – буркнул я и открыл «Алгебру».
– Да, его Элка бросила, – радостно закричала Наташка, которая мечтала стать моей девушкой и сейчас издевалась надо мной. – Конечно, бросила! Посмотрите, Сереженька «Алгебру» открыл и типа читает. Ты хоть буквы от цифр отличаешь?
–Бедненький до чего его довела жестокая любовь, – подхватила Светка, которая всегда была готова поучаствовать в ссорах и скандалах.
Наташка засмеялась, смех мне показался каким-то нервным, противным, неестественным. Я закрыл уши руками, но это не помогло.
– Серега, – позвал меня Кержаков, которого все называли Коржиком, – что тебе Динго сказала?
Нужно отметить, что в школе в этот период практиковались прозвища и для учителей, и для учеников. Сейчас мне трудно объяснить, с чем это было связано, но это тоже часть нашего советского подросткового периода. Прозвища были не обидные, но емкие, например, у нас в школе было два учителя химии. Олега Петровича все называли Гидропиритом, за его белые волосы, брови и ресницы, а Зою Сергеевну – Плюмбум, за железный характер. Учителя трудового воспитания называли Гвоздиком, потому что из обычного гвоздя он мог смастерить любую фигурку. Нашу классную мы окрестили Динго. Я не знаю, догадывались ли наши учителя о том, что ученики за глаза называют их по прозвищам, но ни разу никто ни на родительском собрании, ни на педсовете эту тему не поднимал.
– Отстань, – отмахнулся я от него.
– Да, плохи дела, – резюмировал Коржик и вышел из кабинета.
Минут через пять он вернулся, но не один, а с Эллой. Она закрыла «Алгебру» и строго спросила:
– Что случилось? Коржик сказал, что ты заболел.
Я посмотрел на нее печальными глазами и ничего не ответил. Я не знал, что придумала наша классная, поэтому молчал. Элла приложила свою ладонь к моему лбу, чтобы проверить, есть ли у меня жар.
– О, – завопила Наташка, – у нас тут уже лекарство подоспело.
Коржик вытолкал из кабинета орущую одноклассницу и плотно закрыл двери.
– Что с тобой? – ласковым голосом спросил Элла и погладила меня по голове, как маленького ребенка.
Ее прикосновения немного успокоили меня, я собрался с духом и выпалил на одном дыхании:
– Динго хотела после уроков поговорить с тобой.
– И что тебя так напугало?
– У меня за четверть две двойки.
– Да, – протянула Элла, – это проблема, но решаемая.
– Я боюсь, что Динго наговорит про меня гадостей, – робко проговорил я, – и ты…
– Глупый, – проговорила она, прервав меня, – какой же ты еще глупый, но милый и красивый.
Прозвенел звонок, и одноклассники начали протискиваться в двери – всем было интересно узнать, что в нашем кабинете делала Элла. В дверях появилась Динго.
– Элла!
– Ирина Николаевна, я зайду к вам в конце учебного дня, – угадала ее вопрос Элла и побежал на свой урок.
Я успокоился и даже что-то на тройку ответил на алгебре. Оставался последний урок, а мое любопытство разгоралось с каждой минутой. Прозвенело два звонка – в нашей школе было принято так оповещать конец учебного дня. Все ученики побежали в гардероб, где начали кричать и толкаться, чтобы побыстрее получить одежду и убежать из школы.
Вообще, хочу отметить, что в течение всего дня школа напоминала муравейник. На время урока все затихали, а на переменах было такое оживление, что казалось, будто ученики копили весь урок энергию, чтобы выплеснуть ее на перемене. Учащиеся младших классов обучались в другом крыле здания, и дежурные строго следили за тем, чтобы малыши на переменах не бегали по школе. Но они каким-то немыслимым образом просачивались через посты дежурных и с радостью растворялись среди учеников постарше. Они висели на лестничных перилах, протискивались в очередь в буфет или просто рассматривали настенные стенды, как будто ни разу их не видели. Со звонком все рассеивались, наступала тишина, и школьные коридоры отдыхали от шума и беготни.
Я зашел за Эллой, взял ее дипломат и мы молча пошли в наш кабинет. Ирина Николаевна занималась с ребятами, которые отставали по ее предмету. Их было шестеро. Ученики уже получили задание и что-то писали на листочках.
– Элла, располагайся за последней партой любого ряда, – предложила учительница, – Сережа, а ты подожди за дверью. Я надолго не задержу ее.
Я обиженно посмотрел на Динго и хотел выйти из класса, но любопытство с новой силой охватило меня, и я спрятался за шкаф, чтобы не пропустить ни одного слова из разговора классной с Эллой.
– Как твои дела? – начала Ирина Николаевна свой разговор.
– Все хорошо, – быстро ответила Элла.
– Ты уже определилась, куда будешь поступать?
–Да, но это пока секрет. Нужно успешно сдать все экзамены.
– Вот, – обрадовалась Ирина Николаевна, – успешно сдать экзамены. Сергей скатился по всем предметам.
Я стоял за шкафом и боялся лишний раз вдохнуть. Если бы меня сейчас обнаружили, то…
– Помоги ему, – попросила Ирина Николаевна.
Элла удивленно посмотрела на нее, через щель между шкафами я хорошо видел их.
– Чем я смогу помочь? – шепотом спросила Элла.
– Девочка моя, – ласковым голосом проговорила Ирина Николаевна, – запомни, настоящая женщина имеет над мужчиной такую власть, что сильные представители мира сего способны горы разрушить, звезды с небес достать и еще совершить много подвигов.
– Я поняла вас, Ирина Николаевна, я помогу ему, только пока не знаю, как.
– Ты умная и воспитанная девушка, поэтому я в тебя верю. Не буду больше тебя задерживать.
– До свиданья.
Элла встала и медленно пошла к двери, потом остановилась и спросила:
– Ирина Николаевна, как вы думаете, Сергей сможет поступить в политехнический техникум?
– Вполне, он не самый глупый ученик в классе, просто запущенный. Зайди ко мне в понедельник, я дам программу вступительных экзаменов на все отделения политеха. Посмотри, что он сможет осилить.
– Спасибо.
Элла открыла двери и вышла, я подождал несколько секунд и покинул свое убежище.
–Домой? – спросил я.
–Подслушивал?
–Чуть-чуть.
–Бессовестный, – устыдила меня Элла.
–Есть немного.
–Теперь ты знаешь, чего хотела твоя классная.
Я молча покачал головой, мы уже спустились по лестнице, и отдал гардеробщице наши номерки.
Элла надела шапку и драповое пальто, а я – легкую ветровку.
–Ты почему в такой одежде? – строго спросила она.
–Тепло, – буркнул я, понимая, что Элла раздражена.
– Мы зайдем к тебе, и ты переоденешься, – объявила она, а я решил не спорить.
У дома, как обычно, на скамейке неизменно сидела баба Маша с подругами. Они о чем-то шумно беседовали, но увидев меня, замолчали. Элла как-то съежилась и дернула меня за рукав.
–Я не буду к тебе заходить, проводи меня до «Чайки» и беги за курткой, я подожду тебя в ресторане.
– Что случилось?
–У этих старух злые лица и длинные языки.
Я посмотрел на старушек, внимательно следящих за нами, и согласился с Эллой. Когда я возвращался из «Чайки», баба Маша с ехидством спросила:
– Что свою кралю в ресторане оставил?
Я поздоровался и, не реагируя на ее вопросы, прошмыгнул в подъезд.
– Какие вредные, – подумал я, – а Элла молодец, красиво ушла от лишних расспросов.
Много времени на переодевание мне не понадобилось, поэтому через пять минут я уже держал холодную руку Эллы в своей горячей ладони.
– Где твои перчатки?
– В дипломате, – коротко ответила она, – а где он?
Элла испуганно посмотрела на меня и только сейчас я понял, что оставил дипломат в прихожей, когда переодевался.
– Да, что же за день такой? – выругался я.
– День, как день, – без эмоций в голосе ответила Элла.
– Подожди меня, – крикнул я, убегая в сторону дома, – я скоро!
Что ответила мне Элла, я уже не слышал. Я был уверен, что на этом мои злоключения окончатся, но я ошибся. Я так торопился, что, открыв двери ключом, машинально положил их в карман ветровки. А на мне сейчас была зимняя куртка и ключей, конечно же, в кармане не было. У нас был английский замок с самозащелкивающимся язычком, поэтому двери можно было закрыть без ключа. Просто захлопнул, и все.
Запасной ключ был у соседки со второго этажа. Я молнией бросился к ней. Старушка была глуховата, поэтому открыла не сразу. Мне казалось, что прошла уже целая вечность, ведь Элла ждала меня без перчаток, на холоде. Я проводил ее, как обычно, и вернулся домой, ждать следующего дня, чтобы снова увидеть Эллу.
Глава 6. Мастерство педагогики
Конец октября в этом году не радовал сибиряков хорошей погодой. С середины месяца начались нудные мелкие дожди. Природа как будто специально рассеивала с неба влагу, солнца не было, поэтому все было сыро, грязно, неуютно. Сегодня ночью ударили первые заморозки, мокрая земля, кусты и деревья покрылись ледяной коркой, словно прозрачный панцирь за одну ночь спрятал все живое под свою броню. К обеду робкие лучи солнца попытались пробиться сквозь пунцовую завесу туч, но попытки были неудачными.
В два часа небо снова разорвалось мелким дождем, затяжным и бесконечным. Я подбежал к ресторану, который стал местом наших встреч, когда мне нужно было после школы зачем-нибудь забежать домой. Элла стояла под деревом и смотрела в одну точку.
– Я долго? Ты замерзла? Что с тобой? – начал я торопливо расспрашивать ее, задавая вопросы, не дожидаясь на них ответов.
– Ты недолго, я не замерзла, со мной все хорошо, – неспешно отвалила Элла сразу на все вопросы.
Я напомнил ей историю, случившуюся три дня назад, когда я ключ остался в ветровке, и что мне пришлось бежать за запасным к глуховатой соседке, и что тогда день не задался с самого утра. А сегодня тоже идет дождь, но неприятностей нет. Она слушала меня, но участия в разговоре не принимала. Было видно, что Эллу что-то беспокоит, но что я понять не мог.
– Ты сегодня какая-то далекая, чужая, – вдруг сказал я и сам испугался своих слов.
– Я думаю, – тихо ответила Элла.
– О чем?
– О тебе.
– Вот как? – удивился я.– И что же можно обо мне думать с таким серьезным лицом?
– Нужно как-то исправлять твои оценки.
– А, ты об этом, – обрадовался я.– Хочешь, я выучу завтра все уроки и получу хорошие отметки?
– Хочу, – ответила она и на ее лице появилась улыбка, а в глазах зажглись дьявольские огоньки. – Очень хочу. А за каждую хорошую оценку я буду выполнять твое маленькое желание.
Я от неожиданности даже остановился.
– Ты чего? – дернула меня за рукав Элла. – Пойдем, я уже промокла.
– Любое мое желание? – задыхаясь от волнения, спросил я.
– Да, – уверенным голосом ответила она, – но в пределах разумного, конечно.
Я так обрадовался, что схватил ее на руки и закружился вместе с ней.
– Уронишь меня в грязь, – кричала Элла и крепче прижималась ко мне телом, обвивая шею руками. Я поставил ее на землю и прижался губами к щеке.
– Какая ты хорошая.
– Погоди радоваться, – строго сказала Элла, – за двойки у тебя будет наказание.
– Ты меня будешь бить? – удивился я.
– Нет, разве только физическая боль приносит человеку страдания?
Она опустила ресницы, взяла меня под руку и тихим голосом сказала:
– Человек способен выносить физическую боль. Она закаляет его, и человек становится сильнее, а вот душевные страдания разъедают его изнутри. И даже самый сильный, и выносливый становится уязвимым и слабым. А еще человека можно лишить удовольствий или радости.
– Откуда ты все это знаешь? -удивленно спросил я.
– Жизненный опыт.
Я засмеялся и легонько толкнул ее в бок.
– Какой у тебя жизненный опыт? Мы же одногодки!
– Женщины взрослеют раньше мужчин. Значит, так! Если ты получаешь двойку, то неделю сидишь дома, мы с тобой не гуляем, ты все учишь и сдаешь, – строго объявила она.
– А тебе не кажется, что ты и себя будешь наказывать?
– Да, в этом и будет суровая правда жизни. Ты виноват, а страдаем мы оба.
– Жестоко, – пробубнил я.
– Возможно, но на сегодняшний день это единственное правильное решение твоей проблемы. Ты принимаешь такие условия?
– Как будто ты мне оставила выбор, – начал канючить я, -тут выбор без вариантов. Согласен. Скажи, а какое желание выполнишь ты?
– Поживем, увидим.
До конца четверти оставалась всего неделя. Вернее, шесть дней. Я учил, писал, сдавал, брал дополнительные задания, оставался после уроков – делал все возможное и невозможное. Элла на эту неделю уехала в другой город на какой-то конкурс, поэтому я был поглощен учебой, вернее сказать, что я делал все, чтобы Элла выполнила мое желание. Но какое? Желаний в моей юной голове было много, но все они сходились к тому, что я точно бы не получил. Как вы думаете, о чем может мечтать влюбленный юноша? Конечно! И это же естественно.
В результате моей недельной бурной деятельности, все двойки были ликвидированы, в журнале появились четверки и даже пятерки.
Мои одноклассники не понимали, почему вдруг у меня появилась тяга к знаниям.
– Хочет стать отличником, – съязвила Наташка, – чтобы Элке не стыдно было с ним дружить.
Я не обращал на нее никакого внимания, поэтому при случаях она меня «подкусывала».
– Ахметзянов, – позвала меня Динго, увидев в коридоре, – зайди ко мне.
– Сейчас?
– Да, у вас же уроки уже закончились.
Я, опустив голову, поплелся за Ириной Николаевной, полагая, что разговор с ней ни к чему хорошему не приведет.
– Сергей, я нашла вопросы для поступления в политехнический техникум. Элла почему-то не зашла за ними.
– Он же на конкурс уехала, – гордо объявил я.– Завтра приедет.
Ирина Николаевна улыбнулась и протянула мне бумажную папку.
– Она молодец! Сергей, ты ведь исправил все двойки за четверть?
– Да.
– Старайся, ты сможешь.
– Я пойду?
– Конечно!
Я пулей вылетел из кабинета и выдохнул только в гардеробе.
С завтрашнего дня у всех школьников нашей страны начинаются осенние каникулы. Сашка приехал поздно вечером и сразу же прибежал ко мне, чтобы похвастаться первым местом.
– Наша команда была лучшей, – начал торопливо рассказывать он. Пятнадцать команд, ты представляешь?! И мы первые! А Элка какая молодец! Как она читала рассказ о любви, зрители плакали в зале. Кстати, она получила приз зрительских симпатий. Мы его сразу же съели.
– А что был за приз?
– Шоколадный торт! Очень вкусный. А я порвал там всех! Ты же знаешь, механика и техника – это мое. А ты чего такой кислый? Что тебе уже донесли?
Я вопросительно посмотрел на Сашку:
– Что должны мне были донести?
– Да так, чепуха! Не бери в голову!
Я с силой сжал Сашкино плечо и требовательно посмотрел на него.
– Да, глупости все это! Не верь никому.
Я чувствовал, как во мне начинала закипать ревность, смешанная со злостью.
– Не тяни, – прорычал я.
– Ну, короче, Элка бежала по лестнице, – сбивчиво начал он.
Я замер, потому что все, что касалось Эллы было для меня самым важным и значимым.
– Она торопилась, упала, подвернула ногу, и Олег унес ее в медпункт, – выпалил на одном дыхании Сашка.
– Что было потом? – сдерживая гнев, спросил я.
– Ничего, – растерянно ответил он.
– Врешь, – прорычал я.
Тут уже не выдержал Сашка, вскочил с места, замахал руками и закричал:
– Я не нанимался за ней следить!
– Не ори, – строго сказал я, – разбудишь родителей.
Друг посмотрел на меня, похлопал по плечу и тихим голосом сказал:
– Ревность, брат, поганая вещь. Хочешь жить спокойно – не ревнуй. Поверь мне, женщины этого не стоят.
Сашка покачал несколько раз головой, как будто сам себе говорил:
– Да, да!
Посмотрел на часы и прошептал:
– Проводи меня до дверей! Уже поздно. Пойду и я спать.
Не зажигая свет, чтобы не разбудить родителей, их комната была проходной, я проводил Сашку и быстро юркнул под одеяло. Сна не было. Мрачные мысли лезли в голову. Особенно беспокоил меня Олег. Мне тяжело оценить внешность мужчины, но, кажется, Олег был из породы тех молодых людей, которые нравятся девушкам. Чуть ниже меня ростом, крепкого телосложения, кудрявый брюнет с веселыми глазами. А еще он был лучшим шахматистом нашего города. Все шахматные турниры приносили ему победу и славу нашей школе. Девушки у него не было. Он нередко говорил:
– Иметь сейчас девушку, значит, бесцельно потратить свое время, которое можно использовать для улучшения своих показателей.
Я, конечно, в чем-то был с ним согласен, но тогда я еще не знал Эллу. Знакомство с ней изменило мою жизнь на сто восемьдесят градусов. Я не помню, как я уснул в эту ночь.
Мои родители начинали работу с восьми утра, и родители Эллы тоже, поэтому я решил, что в десять минут девятого буду уже у нее.
Звонил в дверь я долго, но вот послышался сонный голос Эллы:
– Кто там?
– Это я! Открой мне!
– Так рано, – пробурчала она, но я услышал щелчок замка и вошел в квартиру. В коридоре было темно, но я успел разглядеть взъерошенную голову и недовольное лицо Эллы.
– Я соскучился.
– Проходи, – зевая, сказала она, и отодвинула меня от двери, – дай я хоть закроюсь.
Я прошел в ее комнату, Элла быстро стянула с дивана простыню и одеяло и спрятали их в шкаф.
– Подожди, я умоюсь, – сказала она и скрылась в ванной.
Я сел на диван и начал рассматривать портреты, висевшие на стене. Минут через пять из ванной вышла Элла. Волосы были расчесаны и аккуратными локонами спускались ниже талии. Она была в длинной розовой футболке и лайковых легинсах, обтягивающих стройные ноги.
– Рассказывай, – строго сказала она, – что тебя в такую рань принесло ко мне?
Я внимательно посмотрел на нее и робко спросил?
– Как нога?
– Сорока, – засмеялась она, – вот же болтливый!
Элла стянула с ноги носок и показала на перебинтованную лодыжку.
– Пока не очень, – грустным голосом проговорила она, – но ходить могу. Правда, медленно и хромаю.
– Тебе больно?
Моя душа сжалась, мне так стало ее жалко. Я обнял Эллу и поцеловал в щеку.
– До свадьбы заживет, – ответила она и внимательно посмотрела мне в глаза. – Так вижу, что сорока рассказала все.
Я утвердительно кивнул.
– И…? -вопрос повис в воздухе.
– Тебе нравится Олег? – внезапно спросил я. Этот вопрос не давал мне покоя со вчерашнего вечера.
– Какой же ты глупый? – улыбаясь, проговорила она. – Если бы мне нужен был Олег, то я бы с ним уже давно дружила.
Она села ко мне на колени и поцеловала. Все сомнения и обиды разом улетучились после ее поцелуя и нежных слов.
– Я выбрала тебя, – прошептала она, – запомни это, никакой Олег меня больше не интересует. Будешь пить чай?
Ее умение менять тему разговора всегда меня восхищало. Вот и сейчас, секунду назад она говорила трогательные слова, ласкала и целовала меня, и вот, резкий вопрос про чай.
– Нет, – отмахнулся я от нее. – Я не хочу чай. Я хочу кое-что другое.
Я внимательно посмотрел на нее и, не затягивая интригу, выпалил на одном дыхании:
– Хочу от тебя выполнения моего желания.
Элла встала, подошла к окну, раздвинула тяжелые шторы и впустила в комнату солнечные лучи, которые уже давно пробивались и сквозь серые тучи, и сквозь плотную ткань.
– Желание? – удивленно спросила она.
– Да, – оживился я.– Помнишь, у нас с тобой был договор?
– Помню!
– Ну вот, – на моем лице растянулась такая довольная улыбка, и Элла щелкнула меня указательным пальцем по носу.
– А основания?
Я удивленно посмотрел на нее:
– Что за основания?
– Я выполню твое мелкое желание, если ты…
– Да, да, да! – радостно закричал я, – у меня нет двоек за четверть – это раз, я исправил тройки на четверки по всем предметам, кроме русского и алгебры – это два, и я соскучился без тебя – это три.
– Так, – с напускной строгостью сказала она, – если брать во внимание твои учебные успехи, то ты, действительно, заслужил одно желание.
– Почему одно? – начал возмущаться я.
– О…, простонала она, – а кто же у нас не помнит сказку Пушкина, о жадной старухе? Разбитое корыто?
– Нет, – обиженно ответил я, – одно желание.
– Ну и прекрасно! – подытожила Элла. – Чего же хочет, моя жадная старуха?
–Тебя хочу.
– Ну, это понятно, – с улыбкой ответила она. – Хорошо, я попробую угадать твое желание.
Я внимательно смотрел на Эллу и не мог понять, шутит она, или говорит серьезно. Она встала ко мне спиной и резким движением сняла длинную футболку. Я увидел, как по ее обнаженной спине рассыпались волнистые локоны. Я задрожал от возбуждения и предвкушения. Пальцы рук стали холодными, а на ладонях проступил пот. Она медленно повернулась ко мне лицом, прикрыв локонами грудь. Я застонал:
– Это нечестно, я хочу видеть все.
– Хорошо, я исполню твое желание, – нежным голосом проговорила Элла и откинула волосы назад и убрала руки, чтобы я мог полюбоваться ее упругой грудью, которую еще не ласкали мужские пальцы.
– Подойди ко мне, – простонал я, понимая, что мое возбуждение уже превратилось в камень, которым можно колоть грецкие орехи.
– И это желание я тоже выполняю, томно произнесла Элла.
Она подошла ко мне так близко, что я услышал биение ее сердца, мое в этот момент готово было выскочить и упасть к ее ногам. Я правой рукой коснулся ее груди. Кожа вокруг соска немного съежилась, а Элла прижала мою ладонь к груди и прошептала:
– Не так быстро. Твои желания на исходе.
Я тяжело дышал и не мог оторвать глаз от ее груди. Вдруг она резким движением сняла с меня свитер, обнажив мой торс, затем толкнула меня. Я понял ее намек и лег на диван. Элла медленно устроилась на мне, прижавшись грудью к моему торсу. Я боялся сделать лишнее движение, потому что мне было неописуемо хорошо. Она начала целовать меня, вернее, покрывать все мое тела поцелуями. Элла двигалась на мне то вверх, то вниз, не давая мне возможности что-либо предпринять. Ее упругие соски скользили по моей коже, доставляя мне новые приятные ощущения. Я понимал, что во мне сейчас клокочет неукротимый вулкан, который мог взорваться в любой момент. Элла продолжала меня ласкать и целовать, я стонал и гладил ее спину руками. Вдруг в ушах у меня зашумело, сердце сжалось и из груди вырвался сдавленный вопль. Я на мгновение потерял ощущение времени и пространства, но в эти секунды меня накрыло необъяснимой волной наслаждения.
– Что с тобой? – испуганно спросила Элла и прикрыла рукой грудь.
– Не знаю, – сдавленным голосом проговорил я, – но мне было очень…
Я замолчал, понимая, что сейчас стал мужчиной, даже не осознавая этого. Элла встала, натянула на себя футболку и строго спросила:
– Ты доволен своими желаниями?
– Конечно, – простонал я.
Она ушла в кухню готовить завтрак, а я быстро забежал в ванную, снял джинсы и обнаружил на трусах липкую жидкость.
Я принял душ и решил, что пока не буду ей ничего говорить. Когда мы пили чай с бутербродами, я спросил:
– А если я следующую четверть закончу без троек, а могу рассчитывать на иное желание?
Она пожала плечами и с улыбкой ответила:
– Рассчитывать нужно всегда.
Сегодня я сделал для себя важное открытие: я понял, что значит мотивация к обучению.
Глава 7. Красное и белое
Зима в Сибири начинается рано. В начале ноября устанавливается минусовая температура, мелкий дождь превращается в мокрый снег, который на земле схватывается ледяной коркой. Кажется, что природа капризничает: уже не осень, но еще и не зима. Холодно. Сыро. Серо. Но в этом году природа решила отступить от своих привычных правил и в одну ночь завалила все снегом, белым, легким, пушистым. Я обрадовался такой погоде, потому что мне купили очень модную куртку «Аляску», теплую, стильную с натуральным мехом лисы. Купить эксклюзивную и красивую вещь в советское время рядовым гражданам было очень сложно.
Всех одевала известная швейная фабрика «Сибирячка». Одежда была качественной, удобной, но одинаковой. Разнообразием цветов и моделей советские граждане не были избалованы.
Элла одевалась модно и красиво. Кто-то из ее родственников работал в ателье, где можно было сшить вещь на заказ. Такое удовольствие стоило дорого, но это была возможность носить эксклюзивную вещь. С наступление холодов Элла облачилась в драповое пальто красного цвета, с капюшоном и широким поясом. Белая шапочка, шарф и рукавички выгодно дополняли ее наряд, а на ногах красовались неизменные дутыши.
Об этих сапогах нужно поговорить отдельно. Дутыши проникли в обиход модниц из зимнего обмундирования геологов. Кто-то увидел эту обувь на прилавках магазинов, и она на несколько лет стала неизменным модным зимним вариантом. Дутыши – это очень теплые сапоги, изготовленные из легкой непромокаемой ткани, с войлочной простежкой внутри. Сверху сапог обрамляла резинка, которая регулировалась по обхвату ноги. Подошва сапога была массивной, резиновой, а протектор был таким, что можно было ходить по льду и не падать. На ноге сапог смотрелся ужасно, как карандаш в стакане. Объемные и высокие, почти до колена, дутыши уродовали изящные женские ножки, в хлопковых колготках. Но девушкам было тепло, удобно, а главное, модно, поэтому очень скоро в обувных магазинах появились дутыши всех цветов и размеров.
Седьмого ноября в советском обществе существовала обязательная демонстрация трудящихся, посвященная годовщине установления власти рабочих и крестьян. Площади городов украшали красными флагами, а у каждого участника демонстрации была красная гвоздика или ленточка на груди. Демонстрации началась торжественным, организованным шествием людей по центральной улице города. Первыми шли школьники. Все от октябрят до комсомольцев несли красные флаги, учащиеся старших классов-портреты лидеров коммунистического учения. Мне всегда почему-то доставался портрет Карла Маркса. На уроках трудового обучения мы вытачивали на станках черенки для лопат, которые с удовольствием школа меняла у дачников на картофель, морковь или свеклу. Эти овощи поступали к нам в столовую и все были довольны. А в конце октября к этим же черенкам прикручивали портреты, с которыми потом проходили перед трибунами, занятые членами коммунистической партии, кричали «ура».
В день демонстрации я зашел, как всегда, за Эллой и предупредил ее, что моя бабушка ждет нас сегодня на обед.
–Зачем? -удивленно спросила она.
–Ну, пригласила, -пробурчал я, -и что тут такого.
Нужно отметить, что с Эллой мы дружили с тринадцатого сентября, а со своими родственниками я ее еще не познакомил. Почему? Я не могу даже сейчас ответить на этот вопрос. Мне с ней было хорошо, а остальное -неважно. Если быть до конца откровенным, то нужно сказать, что меня бабушка не любила. На это была одна, как мне казалось, важная причина – мой отец татарин. И бабушка называла меня «татарвой». Я сначала сильно обижался на нее, но потом понял, что переубеждать старого человека – себе дороже. Смирился, и не стал обращать на это внимания, но и частым гостем в доме у бабушки не был. Она жила с семьей младшей дочери, вернее дочь с двумя детьми, муж у тети Оксаны погиб несколько лет назад. Моя двоюродная сестра, Ольга, была на год младше меня, а ее брат, Матвей, моложе на четыре года. Иногда я слышал от матери, как она говорила своей подруге:
– Ой, как же Оксанка воспитывает Матвея!
А подруга ей отвечала:
– А как его еще можно воспитать в бабьей яме?
Совсем недавно я понял смыл услышанных в детстве слов «Бабья яма». На самом деле это страшно, когда мальчика воспитывают три поколения женщин: бабушка, мать и старшая сестра. Матвей и вырос таким же, как женщина: физически слабым, капризным, да еще и с кучей болячек. Поэтому к брату и сестре я не рвался, навещал бабушку только по значимым событиям: Новый год, Восьмое марта и ее день рождения. Приглашение меня с Эллой к ней на обед не то, чтобы удивило, ошарашило меня. Я сначала хотел отказаться, но мать настояла.
– Болеет бабушка, – строго сказала она, – врачи говорят, что может не дожить до весны.
– Я схожу один, – начал я – без Эллы.
– Боишься, что старуха сглазит твою красавицу? – спросила мать.
То, как она произнесла слова «красавица», мне очень не понравилось, какое-то презрение чувствовалось в ее интонации. И, вообще, мать ни разу не спросила меня о девушке, с которой я расставался только на ночь, хотя была очень любопытна.
Я согласился, не задавая матери никаких вопросов.
–Хорошо, я пойду на обед, -сказала Элла, -только маму предупрежу, чтобы не ждала меня рано. Она забежала в подъезд, дверь резко хлопнула.
–Торопится, -подумал я, обычно Элла очень аккуратно закрывает двери и говорит:
– Баба Миля с первого этажа жалуется, когда мы громко хлопаем дверью.
Я молча ждал, ожидание для меня было тревожным и радостным одновременно. Мне трудно сейчас объяснить эти чувства, но они были приятными. Позже я пытался вспомнить свои ощущения в момент ожидания, но у меня ничего не получилось. Такие моменты можно испытывать только тогда, когда влюбился первый раз.
–Я же недолго? -радостно спросила Элла. -Ты не замерз?
–Я сегодня одет теплее, чем люли одеваются на Крайнем Севере.
–Конечно, -отметила Элла, в «Аляске» можно и на снегу спать. До школы мы дошли быстро, я успел рассказать новости о новом учителе истории. Вернее сплетни, которые с придыхание нам поведала Наташка.
– Значит, новый историк еще студент? – спросила Элла.
Я утвердительно кивнул.
–Маленький и симпатичный, -задумчиво проговорила она.
–Не знаю, -буркнул я, -а почему тебя это так волнует.
–Дарина!
–Ты хочешь, чтобы Шахерезада стала девушкой нового историка?
Я удивленно смотрел на Эллу, не понимая шутит она, или говорит правду.
–Сами разберутся, -подытожил я, желая поскорее закончить этот разговор, -не маленькие.
–Так -то оно так, -вздохнула Элла, – но ты же знаешь Дарину, ее характер.
–Пришли, -радостно сообщил я, понимая, что при посторонних она не будет обсуждать проблемы своей подруги.
У главного входа в школу толпились ученики и учителя. Старшая пионервожатая раздавала портреты и красные ленты, и повязки. Давала инструкции, как нести портрет, где идти в колонне.
– Запомните, – громко выкрикивала она, – те, кто несут большие портреты вождей коммунизма, должны идти с левой стороны колонны, крайними, чтобы у каждого на рукаве была красная повязка, чтобы строй был ровный, без пробела, чтобы наша школа выглядела достойно. Да не болтайте в колонне, когда будете проходить мимо трибуны. Помните, что вы лицо нашей школы, молодое поколение коммунистической партии Советского Союза.
А потом ее уносило в патриотическую агитации, а заканчивала она всегда всю речь словами:
– Ребята, дорогие мои, западные буржуазные враги не дремлют, они ждут от нас оплошностей и ошибок, поэтому нужно нашей дружной и ровной колонной показать всем, что мы сила и мощь коммунистического оплота мира.
Затем раздавалась раскатистая команда нашего военрука:
– Колонна по четыре человека, дистанция один шаг, вперед, марш!
Все учащиеся медленно двинулись по главной магистрали города к центру, где были сооружены временные трибуны для представителей коммунистической партии. Идти было весело, кто-то из одноклассников Эллы громко рассказывал смешные истории и анекдоты, хотя старшая пионервожатая шипела на нас, но смех прекращался только на время. Когда начало нашей колонны догоняли учащиеся других школ, наш военрук громко кричал:
–Колонна школы №10, стой!
Мы останавливались, пропускали своих собратьев по комсомольскому движению и после команды:
– Вперед, шагом марш!
Двигались дальше, смеясь и разговаривая друг с другом и с присоединившимися к нам учениками из соседней школы. Элла шла рядом со мной и несла портрет.
–Кто это, – поинтересовался я.
–Клара Цеткин, -как-то грустно ответила Элла.
–И чего она хорошего для нас сделала? -не унимался я.
–Боролась за равноправие между мужчинами и женщинами.
–Поэтому ты ее сейчас несешь?
–Отстань, учи историю, – отмахнулась от меня Элла.-А где Сашка?
–Он несет эмблему школы, -гордо ответил я.
Чтобы как-то выделяться из общей массы демонстрантов, каждая школа и каждое предприятие придумали себе эмблему. Если в школе был грузовой автомобиль, то его стилизовали под революционную эпоху, украшали лозунгами и транспарантами. В кузове обязательно ехали рабочие, крестьяне и красноармейцы с винтовками. Все было торжественно и интересно. Эмблема нашей школы была изготовлена давно. Это вторая школа, которая была открыта сразу после революции. У здания школы и сейчас стоит бронзовый памятник-символ трех поколений учеников. Маленький мальчик-октябренок, девочка-пионерка и юноша-комсомолец. Такой памятник был только рядом с нашей школой, поэтому мы очень этим гордились. Смену трех поколений отражала и школьная эмблема, выполненная на заводе керамических изделий. Она была в рост среднего человека, блестящая и тяжелая. Несли ее четыре человека одновременно. Сначала я думал, что эмблему школы доверили нести самым умным, а потом понял, что самым сильным и выносливым.
Мы медленно подходили к трибуне, голос диктора громко объявил:
–На площадь вступила колонна учащихся старейшей в городе школы номер десять. Эмблему несут лучшие спортсмены, занявшие призовые места в городских и областных соревнованиях по футболу, стрельбе и шахматам. В прошлом году пять выпускников школы получили золотые медали и одиннадцать -серебряные. Учащиеся и учителя общеобразовательной средней школы номер десять, поздравляем вас с праздником Великой Октябрьской революции!
Мы дружно крикнули:
–Ура! Ура! Ура!
Свернули с площади в проулок, где нас ждал школьный автобус, сдали портреты и ленточки дежурному и радостные побежали по своим делам. Кто-то оставался на площади, потому что тут готовили шашлыки, продавали вкусные пирожные и прочую выпечку, кто-то спешил домой, потому что к обеду собирались гости и праздничное гулянье продолжалось. Я поймал Эллу за рукав и строго спросил:
–Ты не забыла?
Она весело кивнула мне и ответила:
–Я все помню, но мне нужно зайти в магазин.
–Зачем? – удивился я.
–Я первый раз иду в гости к твоей бабушке, -ласковым голосом проговорила она, – неужели я приду с пустыми руками?
–Я не подумал об этом, – с грустью ответил я, -и денег у меня с собой нет.
–Я взяла, я же в гости иду.
–Что хочешь купить?
–Не знаю, хотела у тебя спросить.
–Бабушка напекла всего, -начал рассуждать я, – у нее такие вкусные булочки, поэтому купи конфет.
–Хорошо, а каких?
–Что ты меня пытаешь? -возмутился я.– Любых, хоть Дунькину радость.
Элла засмеялась и толкнула меня в бок.
Нужно отметить, мой дорогой читатель, что ассортимент конфет в советское время был небольшим. У нас в городе работал пищекомбинат и самыми популярными были конфеты Дунькина радость. Кто и почему их так назвал, я не знаю. Это были карамельные подушечки размером приблизительно три на три сантиметра с яблочным повидлом внутри. Их продавали без оберток, и это было вкусное и дешевое лакомство.
Пищекомбинат специализировался на газированных напитках и выпускал леденцовые конфеты. Их в народе называли «сосательных», а ассортимент этих сладостей был разнообразным. К примеру, только в нашем городе и ближайших районах продавались конфеты «Карандаши», длинные и тонкие леденцовые палочки разных цветов, упакованные в прозрачную обертку. Различные по форме и цвету леденцы на палочке. За пять копеек можно было купить зайца, белочку, медведя или петушка. На витринах в высоких стаканах стояли желтые, зеленые или красные сладкие зверюшки.
В коробки по триста граммов был расфасованы конфеты «Школьные» и «Премьера». Но самыми вкусными была карамель «Гусиные лапки» и «Раковые шейки». Я не могу сейчас объяснить, почему эти конфеты были названы такими смешными названиями, знаю, что их завозили в магазины каждый четверг, и они были всегда свежими и вкусными.
– Фи, – брезгливо проговорила Элла, – идти в гости с Дунькиной радостью. Нет! Только не я!
Я молчал, потому что вмешиваться в ее рассуждения было занятием очень неблагодарным.
–Все равно она поступит так, как сама уже давно решила, – думал я, – а вступать с ней в дискуссию – это спровоцировать ссору. А мне это не хотелось.
Элла купила коробку ванильного зефира. Прозрачная крышка не скрывала аромата, который источали розовые, белые и зеленые зефирки. Вишневый, ванильный и мятный вкусы были настолько изысканным лакомством, что я не вытерпел и робко предложил:
–Давай, съедим по одной.
Элла строго посмотрела на меня и ответила тонном, который не допускал никакого компромисса.
–И неполную коробку подарим твоей бабушке?
Я опустил глаза и промолчал -зефир был таким вкусным, а взгляд Эллы – таким строгим.
Ты, мой читатель, спросишь, почему я не покупал себе зефира столько, сколько хотел? Ответ прост и очевиден -у нас не было лишних денег на такие лакомства. Конечно же, карманные деньги были у школьников, а старшеклассникам оплачивали производственную практику, но у меня было столько дополнительных трат, например, покупка деталей для мотоцикла, оплата бензина и прочие нужные мелочи, поэтому тратить деньги на сладости, я не хотел.
Мы подошли к дому, где жила бабушка. Это была обычная серая панельная пятиэтажка с шестью подъездами. Массовые застройки этого периода советского общества называли «хрущевки», малометражные квартиры с проходными комнатами и совмещенном санузлом.
Вообще, нужно отметить, что в нашем городе было несколько типов жилья. Во- первых, дома, построенные по проектам архитекторов эпохи правления Сталина. Шикарные, полногабаритные квартиры с высокими потолками, большой кухней и раздельным санузлом. Но и эти удобные и большие квартиры чаще всего были коммунальными. Во-вторых, типовые малосемейки. Дома с одним подъездом и длинным коридором, как в общежитии. В таких домах были однокомнатные и двухкомнатные квартиры. В-третьих, частные дома. Тут вариантов было много: зажиточные коттеджи, деревянные бараки на шесть или восемь квартир, избы-пятистенки. В-четвертых, квартиры-«хрущевки» и заводские и фабричные общежития. У всех граждан была крыша над головой, которую можно было получить бесплатно за добросовестный труд.
Мы поднялись на третий этаж, и на нажал на кнопку звонка. Двери открыла сестра и сразу же закричала:
–Бабушка, Сергей пришел!
Из комнаты послышалось недовольное ворчание:
–Что ты орешь? Пригласи гостей в дом.
Но мы не ждали приглашения и вошли, закрыв за собой двери. Я помог Элле снять пальто, и мы вошли в комнату. Бабушка как-то недружелюбно посмотрела на мою девушку и строго спросила:
–Ты Танькина дочь?
И сама же ответила на свой вопрос:
–Можешь не отвечать, я вижу и глаза, и волосы, и фигура- все от матери тебе досталось.
Я внимательно посмотрел на бабушку. Соседи и знакомые ее не любили и даже побаивались. За глаза называли старой ведьмой, но приходили за помощью, когда с кем-то из близких случилась беда. Моя бабка была травницей, и знала все лекарственные растения и лечила ими, когда медицина оказывалась бессильной.
Много лет назад, когда моей маме было семь, на нее упала металлическая опора и повредила позвоночник. Врачи сделали все, что смогли, но девочка была прикована к постели. Тогда бабушка начала лечить ее сама. Из осиновых деревяшек смастерила корсет, туго затягивала его и поднимала дочку кровати. Лечение продолжалось около года, кроме корсета, она растирала позвоночник мазями, которые готовила сами и поила настойками. Через год мама смогла самостоятельно ходить и без корсета. Врачи были удивлены упорством бабушки, но предупредили, что расти девочка больше не будет. Мама так и осталась ростом метр тридцать, но не инвалидом она не была. Потом через много лет, бабушка снова помогла маме. Доктора запретили ей рожать, боялись рецидива, ведь во время беременности, позвоночник получает колоссальную нагрузку.