Последняя Глава
“Горбатые улицы Сан-Франциско проплывали за окном. Мерное покачивание вагона убаюкивало. Гордон знал, что в маленькой грязной квартирке на окраине Китайского квартала сейчас проснется Эрика. Взглянет на величественные “Золотые Ворота” за окном. Вспомнит вчерашний вечер. А затем ее взгляд упадет на пухлый конверт из папиросной бумаги, лежащий на тумбочке. И это изменит все.
Гордон поудобнее устроился на деревянном сиденье. С каждым звонком трамвая его вера в победу над Верховным Комитетом крепла. Оставалось лишь сделать шаг навстречу судьбе. С гордо поднятой головой”.
Последние слова я напечатал с наслаждением. Звоночек, с которым каретка возвращалась к началу строки, воскрешал в памяти дни из далекого детства. Воспоминания о поездках на настоящем трамвае.
“Только
правда
делает
нас
свободными”.
Каждый раз, возвращая каретку широким жестом, наотмашь, словно давая пощечину одному критику за другим, я почти физически ощущал силу своего текста.
Все-таки я правильно придумал писать в этом дайнере. Еще только два часа пополудни, а я уже закончил предпоследнюю главу. В процессе родилось несколько любопытных решений для финальной главы, но за нее я решил взяться уже завтра.
Я сделал пару торопливых пометок в блокноте, затем нашел глазами официантку и помахал ей, прося счет. Четыре кружки кофе и блюдо оладий обошлись в доллар тридцать пять центов. Я оставил на блюдце четыре блестящих кругляша с профилем Кеннеди. Почти законченная повесть стоила щедрых чаевых.
Упаковывая портативный “Гермес 3000” в футляр, я невольно залюбовался оливковым корпусом своей печатной машинки, причудливой вязью логотипа, клавишами мятного цвета. Красота и надежность вещей – то, что кажется почти забытым в наше время одноразовых заменителей.
Мне не терпелось показать повесть Бекке, а потом Гарри. Я решил сделать несколько ксерокопий – тут рядом, на углу.
…Прыщавого подростка за копировальным аппаратом я видел первый раз. Обычно меня обслуживала бойкая веснушчатая девчонка. Кажется, ее звали Лиз. Уже предчувствуя подвох, я протянул парню кипу машинописных листов.
– В двух экземплярах, пожалуйста.
– Ага… Да, сэр, сейчас. Так… Секунду… Это вот сюда, потом жмем сюда…
Парень запорол три листа, прежде чем смог сделать первую нормальную копию.
– Сэр, может, вам лучше, ну… просто сфоткать или отсканировать?
– Простите, молодой человек?
– Ну… типа, отсканировать и… записать… типа, на диск.
– Какой диск? Как вы себе это представляете?
– Ну… а какой это формат? Или…
Я молча указал на настенный календарь со знававшим лучшие времена Элвисом.
– Какое сегодня число?
– Ну, двадцать третье июня.
– Какой год, молодой человек?
– Ну, типа, семьдесят пятый…
– А теперь целиком.
– Двадцать третье июня тысяча девятьсот семьдесят пятого года, сэр.
– Так о каком диске вы толкуете?
– Блин… Простите, я опять накосячил. Ну а что тогда? Типа, дискета? Кассета?
– Верните мне мои листы, пожалуйста. И копии, будьте добры. Сколько с меня?
Еще вечность парень потратил на то, чтобы подсчитать в уме сумму.
– Ну, типа, с вас семнадцать центов.
– У меня только квотер.
Смотреть, как это прыщавое недоразумение пытается наскрести мне сдачу с четвертака, было мучительно. Впрочем, парень тоже страдал – на лбу у него вздулись вены. Кажется, бедняга впервые видел монеты.
– Вот. Типа, восемь центов. Правильно?
– Правильно, молодой человек. Скажите, как вы вообще получили эту работу?