Сборник фантастических историй

Прошу обратить внимание:

– любое упоминание ЛГБТ-контента, если Вы такое найдете в данном сборнике, не является пропагандой;

– любое упоминание наркотиков и наркоманов в данном произведении не является пропагандой;

– все имена, персонажи и события, указанные в сборнике, являются вымышленными, любые совпадения с реальными людьми, живыми или мертвыми, являются случайными.

Полочка

Умер банально. Поскользнулся на куске мыла в ванной и хряпнулся затылком о раковину. Всего-то хотел полочку прикрутить. Зачем жене именно в тот момент захотелось бельё постирать? – ума не приложу. А теперь и некуда. Сама же орала – просверли! Просверли… А сама стирать начала. И где мне там в ванной с ней было развернуться? Ванна-то маленькая. Полка эта…дюбеля…дрель…В удлинителе ногами запутался…

Зато на похоронах так ревела, так убивалась по мне, что я не выдержал и остался. Ну, надо же полочку повесить, чем не повод? Я так ангелам, которые за мной явились, и сказал:

– Не могу, граждане мои дорогие, права не имею. Дело у меня незаконченное на Земле осталось.

Ну, ангелы почесали рога, покрутили хвостами. А куда деваться? Ну, если дело незаконченное, это же как карточный долг: ужом вертись, а сделай! Вот я и остался. Тем более, что и время свободное появилось, опять же. На работу ходить не надо. Сверли да сверли.

Только вот проблемка: вернулся я в свою квартиру, а тела-то нет. Тело-то в гробу, в земле стало-быть, а сам я дух бесплотный.

Пробовал по всякому подобраться к инструменту. Пытался ухватить тем, что осталось. Всё время мимо. Руки вроде бы есть, но они прозрачные и ухватить ничего не получается. Насквозь всё проходит. Прям беда. А пока я полочку на её законное место не присобачу, меня тоже не заберут. И что делать, если в квартире меня никто не видит, кроме кошки? А кошка, когда меня видит, орёт и за обоями пытается спрятаться.

Я в раздумьях начал слоняться по дому, а дом у нас очень приличный – девять этажей и магазинов ещё на первом целая куча. Гуляю, значит, гуляю и вижу, что один дед мохнатый за тумбочкой притаился и так пристально на меня смотрит. И не орёт, главное.

Ну я его, ради интереса, цап за бороду, а он мне лаптём прям по… Раньше-то, сказал бы по яйцам, но тела-то нет, однако ударил больно. Я прям почувствовал.

Так и познакомились. Я извинился, он тоже что-то буркнул. Водки мне добыл из холодильника. Налил в два стакана. Выпил при мне, а моя рука только насквозь прошла. Подружились. Ну я и стал его просить, чтобы меня научил так же. Я же вижу, что он тоже не совсем материальный. Сквозь стены ходит, по потолку бегает и никто его не видит, кроме меня. Борода у него до пола, значит дядька в годах и опытный.

Он покобенился малёхо, но я ему про жену свою рассказал и про своё горе, вот он и сжалился. Стал учить. Поначалу, я тренировался в подвалах и на чердаке. Дед притащил мне коловорот, а я учился им пользоваться. Как в руках держать, сколько усилий требуется, как сверло зарядить – всё заново прошёл, будто с пелёнок. А вот электроинструмент, дед, почему-то не уважал. Я было пытался ему продемонстрировать, когда пообвыкся, но он боялся. Да ещё эта статика. Я посверлю, бывает, дрелью, а дед, если рядом постоит, потом, весь наэлектризованный и борода дыбом. И пылесоса он очень шугается.

Ну, месяца два-три прошло и у меня стало получаться. Любой инструмент стал поднимать, молоток, дрель, отбойник, а по вечерам стакан с дедом, это всегда пожалуйста. Захотелось мне продемонстрировать своей живой супруге своё искусство, дабы поминала она меня потом добрым словом. Явился домой и на кухне вижу, что она с моим закадычным друганом Федькой шашни крутит. Причём, на столе холодец, бутылка водки, котлеты, колбаса различная, а моя, значит, хихикает и рассказывает Федьке, что я дома при жизни гвоздя забить не мог. И так это меня покоробило дорогие товарищи! Так это меня обидело до глубины души такое к себе отношение! Я, значит, ради неё на Земле остался. Свой однокомнатный котёл с паровым отоплением на неё, шалашовку помойную, променял, а она вот как, значит? И Федька ещё поддакивает…Тоже мне, друг!

Сильно я тогда на них обиделся. Я и гвоздя забить не могу? Да после таких слов ничего бы не пожалел! Сам бы себя из могилы выкопал, а вернулся и забил бы гвозди во все места, и Федьке, и жене своей. Обоим короче. Но, поскольку я был мёртв, а мёртвые, как говорится "сраму не имут" – решил я восстановить историческую справедливость. Полочку присверлить. Только так, чтобы они на всю жизнь запомнили. И начал я сверлить. Коловоротом. По заветам мохнатого дедушки. Как он меня учил, так и делал, а свёрла выбирал самые тупые. Те, которые с завода притащил, советские, с победитовой напайкой. И днём сверлил, и ночью. Мне то чё? У меня времени вагон. Отпуск сплошной. Могу позволить, как говорится.

Ох, они меня проклинали. Вернее не меня, а того поганого дятла. Соседи особенно. Они-то думали на Федьку, который поселился в моей квартире вместо меня, а значит имел сука за всё ответственность. А он думал: просто так будет мою жену иметь и спать на моей постели? Тем более они не расписывались. И руки у него золотые. Не как у меня. А я честно, когда к нему приходили, сверлить прекращал, слушал. Напрасно Федька кричал, что это не он и сверлят в совершенно другом месте. Я, когда надо, и улики подбрасывал: мусор строительный, куски бетона, плинтус и гвозди. А чтобы соседи кричали громче, я по ночам делал отпечатки Федькиной обуви на лестнице, на стенах, на ковриках соседей, чтобы уж совсем подтвердить их опасения, что он, подлец, по ночам строительный мусор выбрасывает.

Зато, как меня соседи хвалили! Как Федьке меня в пример ставили! Ведь при мне такого говна не было, как при Федьке. Тишина и спокойствие при мне были. Красота, одним словом!

Мой бывший кореш не продержался и месяца. Слабак. Он съехал и жена моя решила квартиру сдавать. Ага, щас! Я не для того столько сверлил, чтобы в моей квартире какие-то посторонние хмыри жили. У меня полочка в ванной не прикручена, для кого?

Первые жильцы съехали через две недели, вторые не продержались и пяти дней. А потом моей жене пришла в голову идея сдать квартиру глухонемым, и я поначалу немного растерялся. Даже сверлить перестал. Но противоядие нашёл очень быстро. С запахами-то у них нормалёк. И я начал активно вонять. Ну, не сам конечно, а при помощи различного вспомогательного оборудования.

Засорял канализацию по всему подъезду, забивал кухонную раковину. Мазал рыбьим жиром обои. Заставлял всех окрестных собак и кошек ходить под дверь. Привёл из соседнего барака стадо тараканов и прописал их на своей законной жилплощади.

В конце-концов и глухонемые не выдержали. Жене моей они на пальцах рассказали, что в квартире "Фу и жить невозможно", а сами в спешном порядке слиняли.

Жена моя поревела-поревела, да и оставила квартиру пустой. Вывезла всю мебель, ободрала обои, отключила газ. Уехала. Остался я в квартире один, наедине со своей полочкой. Даже тараканы и те меня бросили. Скучно стало до смерти. А когда умер, да ещё и скучно, так и в сто крат хуже. Совсем было я упал духом, если бы не мохнатый дед. Пришёл ко мне в квартиру, обвёл глазами обстановочку, да и объяснил, что всё это соответствует моей жизни и сущности. Жил, сам всё профукал и только хуже всё сделал, а и после смерти ничем, и никем лучше не стал. Хотя шанс выдался выдающийся. Хорошо сделать напоследок. Да и тот шанс я просрал.

Стыдно мне тогда стало. Правильно он мне всё сказал, напрямик. Ну я посидел, подумал и решил сделать, чтоб всё как было. Соседям написал записки, что я новый жилец и, извините-пожалуйста, по утрам и вечерам буду ремонт делать, но только в удобное для вас время. Они сначала оху…ох как удивились. Ведь никого нет. Квартира пустая. А я как начал делать ремонт. Только свист стоит. Но стоит к квартире подойти, прислушаться – так тишина. У меня порядок. И по ночам я не шумлю, только в строго отведённое время. В общем стараюсь потише.

Большую часть материалов я конечно стыбзил. Нет, а кто мне плитку, скажем, продаст? А гипсокартон? Понемногу и воровал. Оно, если где валяется и никому, так почему бы не взять? Нет, насчёт закона я согласен: поймал меня за руку – веди в тюрьму. Но ведь никто и не поймал, даже когда я ванну из особняка одного судьи утащил. Ни одна собака не гавкнула.

Евроремонт сделал полный. Проводку переделал. Пробки на автоматы сам поменял. Искру на язык проверил. Полы, стены, потолки выровнял ровненько, любо-дорого посмотреть. Меблировку организовал: за неё мебельному центру на соседней улице – большое спасибо. В ванной плитка новёха, в туалет зайти и то страшно, там унитаз последней модели, японский. Как зайдёшь, сразу здоровается и уточняет цель визита. Вот до чего техника дошла!

А уж кухню я соорудил какую! Не только моей жене – самой королеве Английской будет пирожки стряпать не стыдно, окажись она сей момент на кухне. Всё имеется, всё под рукой есть. Одного только нету. Домашнего уюта. А как мне жену обратно в квартиру зазвать? Она – с одной стороны изменщица, но с другой стороны – я же умер. Квиты получается. Да и Федька уже не при делах.

Подглядел я у одного соседа замануху. Сайт знакомств. Оказывается, можно любую фотокарточку туда воткнуть и крутить амуры, соблазняя любую бабу по переписке. Ну, мне-то не любую надо было, а только свою. Жаль, что она у меня компьютер только по телевизору видела. Пришлось подарить. Украл…Эм, в смысле купил ей ноутбук, стоявший на витрине магазина электроники.

Нашёл, где она живёт, поставил под дверь, позвонил, а к ноутбуку приложил открытку. В открытке ей написал, что я очень застенчивый воздыхатель, влюбился в неё без памяти и жить без неё не могу. Готов общаться тайно через ноутбук. Сначала она ни в какую. А я ей снова записочки под дверь и цветы. А потом ещё два мешка картошки. Тут-то она и поплыла. Начали общаться. Фотографию я конечно чужую взял. Не с надгробия же брать, неудобно. Жалел её, развлекал, обещал всякое. Ну, как в молодости. И сам как-то незаметно воспрял духом. Легче стало. Серьёзно легче. После смерти только и понимаешь, сколько всего ты не ценил в любимом человеке такого, за что ценить следовало. Но врал. Врал, а как же иначе? Мужик бабе не соврёт, так ни дня не проживёт. За то нас и любят.

Враньё – враньём, а всё-таки подвёл я её к вопросу о брошенной квартире. Как говорится, нос к носу. Жить-то говорю, где-то надо нормально, а там хоть две комнаты, а свои. Приезжай говорю, там и встретимся, а я тебе её ремонтировать помогу. Наврал ей с три короба, заболтал, убедил. Поверила.

Ну я сам тоже обрадовался. Всё-таки родной человек. Набрал, накупил в магазинах всякого. Холодильник набил. Прибрался. Наготовил. Жена же придёт. И только перед её приходом опомнился: тела-то нет!

Побежал я быстрой ногой на кладбище. Отобрал у первого попавшегося могильщика лопату и давай себя обратно откапывать. И ведь не думалось дураку. На азарте всё. Крышку открыл и всё. Понял, что опоздал. Причём опоздал надолго. Хоть и в костюмчике, а износилось моё тело непутёвое. Время никого не бережёт. Вздохнул, чем вздохнулось. Пожелал червям и гадам земным "приятного аппетиту" и закопал сам себя обратно. Только работу закончил, а мне в спину уже ангелы "доброго здоровьица" желают. Кланяются и говорят, что меня там заждались уже. Я согласно киваю, меня берут под призрачны рученьки и только тут я вспоминаю: "Тьфу-ты! Я же полочку так и не прикрутил!"

Пограничник

Врачи говорили, что мои галлюцинации от нервного расстройства. Долгое время я в это верил и принимал назначенные мне лекарства. Когда вся твоя семья погибает в автокатастрофе, воля становится похожа на пластилин. Ты начинаешь верить во всё, что тебе говорят.

Я жаловался на галлюцинации, возникающие при боковом зрении. Я считал мерцание и волны, возникающие при скашивании взгляда, побочным проявлением травмы головы. Считал, потому что мне так сказали врачи. А ещё у меня стали трястись руки. Тоже последствия. Нервные расстройства. Тик. Мой отец, моя мать, моя маленькая сестрёнка – все они погибли в тот злополучный день. Чёрный джип вылетел на встречку возле поворота, и водитель не справился с управлением. Лобовое столкновение.

Я сидел на заднем сиденье за отцом, который вёл машину. Мне сказали, что мне повезло – это лучшее место в машине, чтобы остаться в живых при аварии. Я до сих пор не понимаю: хорошо это или плохо, что я остался в живых? Водитель джипа, чья машина врезалась в нас, на суде искренне считал, что хорошо. Сидеть меньше. Странный он. Чтобы срок ему меньше сделали, пошёл на сделку с моей теткой. Так я получил материальную компенсацию и однокомнатную квартиру в Рязани. Квартиру моих родителей тётка решила сдавать. И ещё мне оформили инвалидность третьей группы. Суд я пропустил. Лежал в больнице, лечился после аварии.

Потом въехал в однокомнатную квартиру и стал там жить один. Меня восстановили в институте. Тётка регулярно перечисляла деньги и ещё какую-то мелочь я получал по инвалидности. Хватало заплатить за квартиру, на лекарства и еду. Я устроился подрабатывать системным администратором. До сих пор думаю – было ли это жизнью? Я уходил на учёбу, потом работал, потом домой – готовил себе еду, сидел за компьютером, пока не надоест, после чего ложился спать. И так почти каждый день. Однокурсники со мной не дружили – я заикался и дёргался, когда разговаривал с ними. Это вызывало отвращение, но я не сердился на них. Завести отношения с девушкой я очень стеснялся по тем же причинам. На работе меня жалели и не сильно обременяли работой. Я стал для всех юродивым. Инвалидом, на которого смотрели и отворачивались. Каждый вечер я ложился спать с мыслью, живу ли я? Настоящий ли я или всё вокруг меня одни только галлюцинации?

Я был одинок наедине со своими мыслями и горечью от утраты своих родных. Мне всё казалось, что сейчас я проснусь и будет всё, как обычно. Мои родители будут живы, а моя сестрёнка перейдёт в пятый класс. Мы все вместе поедем отдыхать на море…

Это было ужасно. Этот кошмар для меня и не думал заканчиваться.

От таблеток и одиночества мне становилось всё хуже. Боковым зрением я начал видеть то, чего не видели другие. Я начал видеть странных существ. Поначалу я их очень боялся и шарахался от них, едва только заметив, но потом быстро понял: они неосязаемы. Их вижу только я. Это мои личные глюки. Психиатр, когда я пожаловался ему на видения, прописал мне ещё таблеток. После приёма таблеток видения не исчезали, но на душе становилось спокойнее, и я уже не так волновался. Так продолжалось где-то полгода. Я уже научился выделять и запоминать свои видения. Эти существа, которых я видел, были самые разные, в них прослеживались определённые чёткие формы. Были похожие на пауков с человеческими головами, я их видел ползающих по стенам многоэтажек. Они плели толстые сети из чёрной паутины. Были, похожие на зелёных и толстых карликов с длинными высунутыми языками – они обитали на рынке, куда я приходил за продуктами и лизали понравившуюся им еду. Люди их не замечали, а я брезговал покупать еду после карликов. Я ещё их видел возле помоек. Они копошились там в поисках еды вместе с бомжами и какими-то птицеголовыми. На улицах я часто наблюдал противных желтушных гусениц с чёрными точками на теле. Они вползали в салоны автомобилей, а водители их не видели, ездили вместе с ними. В небе пролетали огромные существа, словно воздушные шары с щупальцами, опущенными к земле. Люди их не видели. Они проходили сквозь этих существ, подтверждая мои догадки о их бесплотности. Их видел только я.

Врач сказал, что это невроз и велел не напрягаться. Для этого и таблетки. Принимай и все понемногу пройдёт.

Я от скуки начал вести альбом с описаниями этих существ, где я их видел, и даже зарисовывал их по памяти. Странность одна не укладывалась в моей голове – почему я их видел только в определённых местах, а не где попало? Разве глюки себя так ведут?

События одного ничем не примечательного воскресного дня рассеяли мои сомнения. Я выбрался в торговый центр в поисках новой рубашки. Очень хотел купить джинсовую рубашку синего цвета. Такие были в моде в 90-х. Но тогда они стоили дорого, и родители не могли себе позволить купить её для меня.

Они говорили, что я расту и рубашки этой мне хватит максимум на год… Теперь-то я мог себе такую позволить.

В торговом центре открылся новый магазин фирменной джинсовой одежды и повсюду реклама кричала о беспрецендентных скидках.

Магазин располагался на втором этаже. Я пришёл туда и вскоре был разочарован – ничего приличного там не продавали.

В основном одежду для детей и подростков до 16 лет.

Повздыхав, я протолкался к выходу через толпу мамаш с детьми и уже собрался уходить, как вдруг меня словно ошпарило кипятком.

Краем глаза я увидел её. Высокая, очень высокая женщина в красном до пола платье прошла мимо меня. У неё были чёрные волосы, а вот лица я так и не рассмотрел. Она прошла сквозь очередь, а я, оторопев от увиденного, остановился и зачем-то решил узнать, какие у неё черты лица. Почему-то это показалось мне очень важным. Расталкивая покупателей, я двинулся следом за женщиной в красном, стараясь не упустить её из виду. Она остановилась возле ряда с детской одеждой. Я встал в отдалении, старательно косясь в её сторону, и продолжил наблюдать. Мне всё не удавалось увидеть её лицо. Для этого нужно было наклонить голову, а проклятая дрожь не давала мне сосредоточиться. И вот тут я увидел, как женщина подозвала к себе маленькую девочку лет восьми. Девочка была настоящей, я готов был в этом поклясться.

Пока я стоял и обдумывал, как такое возможно, женщина в красном завела девочку в примерочную и задёрнула занавеску.

Такое поведение глюка привело меня в замешательство. До того дня я ни разу не видел, чтобы мои глюки воздействовали на реальные предметы и общались с настоящими людьми. Я так занервничал, что мне пришлось принять успокаивающие таблетки.

После того, как таблетки подействовали, я продолжил наблюдать за примерочной. Где-то минут через пять женщина вышла одна. Девочки с ней не было. Я проводил женщину взглядом и у меня получилось увидеть её лицо: белый овал лица, вместо глаз и рта у неё были чёрные дыры. Женщина шла напролом, словно людей вокруг и не существовало. Я пытался преследовать её, но потерял в коридоре, столкнувшись с толпой людей, спешивших из кинотеатра в закусочную. Находясь под действием таблеток, я уверил сам себя, что это лишь очередная галлюцинация. И девочка мне привиделась. И вовсе она не заходила вместе с женщиной в примерочную. Я пошёл домой и лёг спать. На следующее утро мне снова потребовалось сходить в тот торговый центр. Я вспомнил, что забыл купить там блок любимых сигарет. Время свободное у меня ещё было. Торговый центр оказался закрыт. Возле всех выходов дежурила полиция и служба безопасности. Охрана отгоняла людей от здания и никого не пускала. Просили подождать и не говорили, когда центр откроется. Я послушал разговоры, а потом, задумавшись, отошёл в сторону покурить. У меня ещё оставалось пол-пачки. Ко мне подошёл полицейский и стрельнул сигарету.

Я спросил его – надолго ли они тут? На что он мне ответил, что этого никто точно не знает. Их согнали сюда поздно ночью. Ищут девочку, потерявшуюся в недрах торгового центра.

Я подарил ему оставшиеся сигареты. Он подобрел и доверительно рассказал, что у них есть видеозаписи, где видно, что девочка пришла вместе с мамой на открытие магазина джинсовой одежды. Камера проследила её до примерочной, куда она зашла. Из торгового центра она точно не выходила. Администрацию сейчас допрашивают, а спасатели проверяют гипсокартонные перегородки между магазинами. Девочка могла спрятаться там и застрять.

– А как она выглядела? – спросил я.

Полицейский перечислил мне приметы, во что была одета девочка, и сердце моё ушло в пятки. Это была та самая девочка.

– А была на видеозаписях очень высокая женщина в красном платье? – заикаясь, спросил я. – Такая высокая брюнетка?

Полицейский отрицательно покачал головой и сказал, что такую он точно не видел.

Я попрощался с ним и побежал домой. Меня снова начало трясти от страха. Как такое могло быть? Что из всего произошедшего – реальность? Если посторонние люди подтвердили факт исчезновения ребёнка, так кого же я всё-таки видел? Значит, эти существа не плод моего воображения? Они настоящие? И куда эта женщина в красном спрятала девочку?

Очень скоро я невольно нашёл ответ на свой вопрос.

Был поздний вечер. Я возвращался с работы. По дороге зашёл в магазин побаловать себя бутылочкой пива. Уже порядочно стемнело. Я вышел из магазина и увидел, как молодая женщина, оставив коляску на улице с ребёнком, забежала в магазин. Коляска стояла на виду напротив фасадного окна. Возле нее болталась стайка ребятишек с велосипедами. Кажется, женщина попросила детей присмотреть за коляской. Я собирался покурить, но не нашёл в карманах зажигалки. Замешкавшись, я задержался в магазине и, поставив свой рюкзак на подоконник, куда до этого убрал пиво, начал в нем рыться. Карманов на рюкзаке у меня много и пока найдёшь сигарету… Случайно боковым зрением я увидел двух детей, которые вытащили ребенка из коляски и куда-то понесли.

Это смотрелось настолько естественно, что я сначала даже не придал этому значения. Я перерыл весь рюкзак и конечно обнаружил зажигалку на самом дне. В этот момент меня, как и других посетителей магазина, отвлёк истошный женский крик. Это кричала женщина, вернувшаяся к коляске и обнаружившая пропажу ребёнка.

Я вместе с покупателями и сотрудниками магазина выскочил на улицу к ней на помощь. Женщина вцепилась в одного из кучки стоявших поблизости ребятишек и, повалив на землю, требовала вернуть ей сына. Дети плакали, просили отпустить схваченного и клялись, что они были всё время рядом и к коляске никто не подходил. Ребёнок не издавал никаких звуков, пока его мать отсутствовала, и они даже не знают, был ли вообще в коляске хоть кто-нибудь? У женщины началась истерика. Сочувствующие ей люди пошли по соседним улицам в надежде найти ребенка или поискать следы. Это же грудной ребенок. Он не мог вести себя тихо.

Сотрудники магазина начали звонить в полицию. Магазин находился в спальном районе, кругом гаражи, детские площадки и пустыри.

Я тоже отправился на поиски малыша. И к своему ужасу нашёл.

Их было четверо. Они и не думали прятаться. Двое детей и двое взрослых существ, похожих на людей, в рваной одежде с чёрными дырами вместо глаз и рта. Они склонились над розовой детской пелёнкой, и я своими ушами услышал свистящие, всасывающие звуки. До этого я ни разу не слышал ни одного звука от моих галлюцинаций. Я стоял в пяти метрах от них, повернув к ним голову, и наблюдал, как они ели. Если смотреть прямо – там ничего не было, но стоило посмотреть боковым зрением… Они высосали его и разошлись, каждый в свою сторону. Меня они не увидели, а может и не посчитали достойным своего внимания. Когда они ушли, я увидел, как на асфальте появились розовая пеленка и ползунки. Больше от малыша никаких следов не осталось.

Вот так я понял, что мои галлюцинации и не галлюцинации вовсе.

Я нарисовал этих похожих на людей существ в своём альбоме, но больше у меня никаких доказательств их существования не было.

Кто же они? Вампиры? Существа из параллельной вселенной? Призраки? Я начал искать грамотного человека, хорошо разбирающегося в таких вопросах, и я нашёл его тут, в Рязани. Доктор исторических наук, Афанасий Метельков, назначил мне встречу после того, как я прислал ему свои рисунки и описания странных существ.

Доктор тоже был инвалидом. Он встретил меня на пороге своей квартиры, сидя в инвалидной коляске, и извинился за то, что не может встать для рукопожатия. Он напоил меня чаем и внимательно выслушал мой сбивчивый рассказ. Когда я нервничаю, я заикаюсь. Давно мне уже не попадался человек, который бы меня терпеливо слушал. Мне стало намного легче, когда я полностью выговорился. Я показал ему свой альбом и рисунки. Доктор Метельков, нацепив очки, рассмотрел каждый из них и задавал мне наводящие вопросы.

Я спросил у него – считает ли он меня сумасшедшим?

Метельков ответил, что все мы немного не в своём уме. Просто кто-то больше, а кто-то меньше.

– Но ведь такие существа невозможны! – взмолился я.

– Почему это? Вселенная безгранична и многообразие видов, населяющее нашу планету, постоянно пополняется новыми, – возразил доктор.

– Их же не видят! Они неосязаемы! От грудного ребенка осталась только одежда после того, как они его высосали! Никаких зацепок!

– И тут возможны разные варианты. Я долгое время работал за границей и по своей работе объездил практически весь земной шар. Я был в Антарктиде, спускался в жерло потухшего вулкана. Казалось бы, там условия для жизни совсем экстремальные, но и там её можно найти. Я уже молчу про океаны. Вот, где настоящая кузница природы. Выпьете ещё чаю?

Метельков рассказал мне, что человеческий глаз воспринимает только определённую часть электромагнитного излучения светового диапазона. И то, что мы видим, порой может не соответствовать реальности. Вне диапазона видимого излучения мы слепы и не воспринимаем сигналы, посылаемые нам из окружающего мира. Кроме того, есть такое понятие, как "Поле зрения". Это пространство, одновременно воспринимаемое при неподвижном взоре и фиксированном положении головы. Исходя из его предположений, используя боковое зрение, я наблюдал то, что лежало вне поля зрения. А значит есть вероятность, что все эти невидимки вовсе не плод моего воображения.

– А как же их неосязаемость? Они спокойно проходят через плотные предметы. Однажды я видел, как один из этих безглазых вышел прямо из стены?

Доктор хмыкнул и сказал, что это подводит нас к другой теории. Теории параллельных миров.

Представьте себя пограничником, способным наблюдать сразу два мира. Оба мира существуют вместе, но из-за разной плотности объектов воспринимают друг-друга по- разному. И что для нас одно – для них совершенно другое.

– Что вы этим хотите сказать? – спросил я. – Они же нас убивают.

– Не совсем правильное слово. Может они нас похищают? Вы можете предоставить доказательства их охоты? Почему они выбирают детей? Только ли на детей они охотятся? Вы замечали, что другие существа из вашего альбома охотятся на людей?

Доктор предложил мне заняться изучением этих существ. Я пообещал предоставить ему доказательства охоты безглазых.

Целый месяц я бродил по Рязани и записывал все случаи появления чудовищ. Подработку я бросил и устроился в торговый центр, где обитала высокая женщина в красном платье. Сначала охранником в ночные смены, а потом вошёл в доверие к руководству и меня назначили помощником местного системного администратора. Платили копейки, но я изъявил готовность работать по ночам и выходным, чем всех и подкупил. Выполнив текущую работу, я слонялся по торговому центру и вычислял всех безглазых. Высокая женщина в красном у них, судя по всему, была главной. Кроме неё тут обитало ещё двое. С виду молодые парень и девушка. Иногда я замечал их всех, собравшихся вместе, на подземной парковке. Я подходил к ним почти вплотную, и они совершенно не обращали на меня внимание. Женщина в красном охотилась на этажах, а парочка – строго в лифтах торгового центра.

Чтобы получить доказательства их охоты, я предложил за копейки оборудовать кабины всех лифтов видеокамерами. По сути: за мой счёт и моими силами – моё предложение было встречено с восторгом. Я расставил видеокамеры, вывел их в общую сеть видеонаблюдения, а параллельно и к себе. Так я заполучил доступ к просмотру всех камер видеонаблюдения торгового центра. На камерах невидимки, конечно, не отображались, но, как вспомогательные устройства, видеокамеры своё дело должны были сделать. Я хотел зафиксировать момент охоты: что-то же происходило? Люди же исчезали и оставалась одна одежда. По словам местной уборщицы: вечером в лифтах постоянно срали и чего похуже. Она была очень мне благодарна за установку видеокамер и желала сама покарать негодяев. Поймать высокую женщину на месте преступления было непростой задачей. Она предпочитала примерочные кабинки и подсобные помещения, поэтому я сосредоточился на парочке лифтовых душегубов.

Я преследовал их буквально по пятам и наконец дождался. После вечернего киносеанса они скользнули в лифт вместе с толстым мужиком, придерживающим в руке ведро попкорна. Двери закрылись и лифт поехал вниз на первый этаж. Я побежал по лестнице проверять, выйдут ли они все вместе, но, прибежав, обнаружил, что лифт не приехал. Он застрял между первым и третьим этажом. Я прождал несколько минут и увидел, что лифт поднимается на третий. Побежал обратно. Парочки безглазых я не обнаружил. Только кабинка лифта была перемазана какой-то дрянью, обрывками одежды и всё это вперемешку с кукурузой.

– Вот видел? Опять обосрали! Ну что за люди? – услышал я за спиной горестный вздох знакомой уборщицы. Я выпросил у нее пластиковый пакет и соскрёб немного дряни со стены. Наврал ей, что это улики для полиции. Потом отправился проверять запись с видеокамеры.

Доктор с интересом изучил предоставленную ему запись. На ней толстяк зашёл в кабинку лифта один, нажал на кнопку. Лифт принялся опускаться. Потом толстяк исчез и лифт остановился.

Через семь минут было что-то вроде беззвучного взрыва и остатки человека разлетелись, перепачкав кабинку. Лифт сам пошёл вверх и двери открылись. Еще через минуту в кабинку заглянул я и уборщица.

Я сообщил ему, что удалил записи на всякий случай и предоставил образец останков. Метельков пообещал их изучить.

– Чего ты собственно хочешь? – спросил он меня всерьез.

Я ответил, что раз я этих чудовищ вижу и они могут воздействовать на наш мир, то значит и мы можем воздействовать на них. Но если они бесплотные – можно ли их убить? Нужно предоставить эту информацию компетентным людям, сообщить им об угрозе, исходящей от таких тварей.

Метельков почесал подбородок, вздохнул и рассказал мне, что некогда существовала секретная организация, занимавшаяся защитой человечества от таких вот невидимых врагов. Называлась она: орден Тамплиеров. Ему точно неизвестно, существует ли такая организация в данный момент, но он может навести о ней справки. Ему попадались документы, где описывались методы борьбы с подобными тварями в средние века. Обращаться, скажем в МВД, без подробных доказательств не имеет смысла. Все равно не поверят. В стране каждый год пропадают десятки тысяч людей. Иногда бесследно. Никто не станет подробно изучать каждый случай исчезновения и связывать его с деятельностью потусторонних сил.

После нашего с ним разговора, я уволился из торгового центра и сосредоточился на поиске мест обитания безглазых существ. Метельков обещал позвонить мне, как только раздобудет необходимую информацию. Меня настолько увлекло это занятие, что я начал пропускать приём выписанных мне лекарств. Через неделю после отказа от таблеток, я обратил внимание, что, когда смотрел боковым зрением на бесплотных тварей они начали терять свою чёткость. Снова начал принимать таблетки и всё пришло в норму. Взаимосвязь с таблетками стала очевидной. Прочитав, сколько у них побочных эффектов и какой от них для организма вред, мне стало не по себе. С лекарствами нужно было завязывать и как можно скорее. Но тут мне позвонил Метельков и попросил приехать к нему.

В зале на обеденном столике он положил передо мной пенал из красного дерева и попросил открыть. Я раскрыл пенал и замер от восхищения: на бархатной подушечке лежал чёрный блестящий нож. Лезвие в багровых прожилках.

– Это обсидиановый ритуальный нож древних Ацтеков, – объяснил Метельков, – только не трогай его голыми руками.

– Обсидиан?

– Вулканическое стекло. Ацтеки не научились обрабатывать железо и пользовались вот таким оружием, вплоть до прихода испанцев. Этот нож не имеет украшений и дорогой ручки. Его использовал верховный жрец Уицилопочтли. Найден тридцать лет назад во время археологической экспедиции в Мексике. Жуткая вещь.

– И что в нём жуткого?

– А ты надень перчатки, которые тут в специальном отделении, и возьми в руку нож – предложил доктор. Пока я надевал серые перчатки из кожи с какими-то странными символами на них, он положил себе на колени аптечку и ….

Я пришёл в себя от противного запаха нашатыря и закашлялся.

– Как самочувствие?

– Что это было… Я всего лишь взял в руки нож…

– Боль и страдания тысяч убитых этим ножом несчастных рабов и пленников. Счастливая боль для их бога войны. Хвала и почести,– рассеянно ответил он мне и кинул в руки мокрое полотенце.

– Протри лицо. У тебя кровь носом пошла.

Я с содроганием посмотрел на лежавший на полу чёрный нож. Теперь он уже не казался таким красивым. Потом я пошёл в ванную привести себя в порядок. Как оказалось, от прикосновения к ножу кровь пошла ещё и из ушей.

Мы снова пили чай, и доктор рассказывал мне, как и при каких обстоятельствах был найден этот нож. Про экспедицию в Мексику и работу в соединённых штатах Америки. Прочитав все источники об ордене Тамплиеров, касающиеся этого вопроса, он предложил свою теорию: попробовать, пощупать безглазых невидимок этим ножом.

Тамплиеры, с его слов, охотились на таких существ при помощи заговорённого оружия. Молитвы не сильно помогали против бесплотных тварей и был разработан специальный метод: оружие, впитавшее в себя страдания сотен людей. Беда была в том, что сейчас такое оружие было практически не найти и тогда он вспомнил про мистический ацтекский нож, хранящийся у его друга в частной коллекции.

– Этот нож даже голыми руками за рукоятку трогать нельзя. Представляешь, какая боль у него сконцентрирована на острие? – рассказывал он.

– И они почувствует её? – спросил я.

– Не попробуем – не узнаем. Хуже точно не будет. Тебе сначала нужно будет привыкнуть к нему. Первое время ощущение боли будет очень сильным, но постепенно снизится. На себе проверял.

– А что за перчатки? Почему на них символика?

– Они из кожи человека. Кожа содрана с детоубийцы. Нужно, чтобы кто-то брал большую часть боли на себя. Можно сказать, служат СИЗами (Средства индивидуальной защиты).

– Вы хотите сказать – содраны с живого человека?

– Ну что ты. Это же просто мера предосторожности Тамплиеров. Этим перчаткам, наверное, куча лет. Мне стоило больших трудов выпросить их на время.

– У частных коллекционеров?

– Да. Не из музея же их воровать.

– И вы мне такое доверяете?

– Не только это. Ты наденешь на себя специальное оборудование для фиксирования момента нападения на невидимок. Если получится заснять видео, то можно уже будет предъявлять их как доказательства существования этих существ. Плюс, ты будешь носить с собой пакеты и собирать останки. Мне подойдёт всё, что от них останется.

Специальным оборудованием от доктора были четыре мини видеокамеры, которые вешались мне на куртку и вели запись моей охоты на безглазых. В комплект также входил видеорегистратор и аккумуляторы. Метельков предложил мне пояс, на котором они крепились, но таскать его было очень неудобно. Сваливались штаны. Я всё немного модернизировал и переместил аккумуляторы с регистратором в рюкзак, вывел оттуда на камеры провода и кнопку-выключатель. Стоило мне заметить очередную тварь, как я включал запись, объявлял о начале преследования и шёл за ней, выбирая удачный момент для нападения. Самая большая проблема была с ножом. Его приходилось носить под курткой, в специально нашитом кармане. Он пугал меня намного больше безглазых, а перчатки вызывали чувство отвращения, словно я прикасался к чему-то мерзкому. Больше всего я боялся коснуться лезвием незащищенного участка своей кожи. Мне казалось, что я ношу в кармане ядовитую змею и стоит только раз ошибиться…

А ещё меня стали мучить кошмары. Пока я привыкал к ножу и пытался прикасаться к рукоятке в перчатках, ушло больше двух недель. Я не выходил из дома и первое время лежал пластом. Меня рвало и шла носом кровь. Кружилась голова. Я съел целую гору обезболивающих таблеток, а ночью стоило мне заснуть, как я проваливался в бесконечную яму, откуда ко мне тянулись руки и сыпались слова проклятий. Множество рук. Они царапали меня ногтями, хватали за волосы, я слышал мольбы о помощи и плач. Один и тот же сон каждую ночь. Доктор сказал, что со временем я привыкну к такому. И настал тот день, когда я взял в руки нож и не упал в обморок. Только очень сильно болела голова, но я зашёл так далеко, что уже не собирался отступать. Я вышел на охоту.

Первого безглазого я подстерёг вечером в гаражном массиве. Он бродил в тупике между двух гаражей. Убедившись, что поблизости никого нет, я надел перчатки и очень осторожно вытащил из куртки нож. Перетерпев накатившую боль, я приблизился и неловко ударил ножом безглазого. Раздался такой громкий хлопок, что на секунду меня оглушило и потемнело в глазах. Я обнаружил себя ползающим на коленях в луже зловонной слизи. Безглазый исчез. Вонь стояла, как от тухлых яиц. Я потряс головой, пытаясь прийти в себя, и тут вспомнил, что забыл включить запись. Пришлось ограничиться сбором останков этой сдохшей твари.

"Первый блин комом," – сделал вывод я и отнёс пакет доктору.

Он попросил меня впредь быть аккуратнее, но содержимым пакета остался удовлетворён. Я пошёл домой спать. Ночью кошмары стали ещё ярче и реалистичнее. Утром в ванной увидел своё лицо, опухшее и расцарапанное. Расплата за попытку сделать этот мир чуточку безопаснее. Но были и положительные моменты. Я позабыл про нервный тик и перестал заикаться. Охота захватила меня настолько, что, выходя на улицу, я чувствовал вдохновение и азарт. Я представлял себя тайным агентом, выполняющим особо опасные задания. У меня уже был список мест обитания этих тварей, и я начал их обходить по очереди. За неделю я убил целую дюжину взрослых и детей. Хотя, может они и не дети, а просто так выглядят.

Сначала мне было их жалко, но я вспоминал, что они с нашими детьми не церемонились и жалость сама-собой улетучивалась. Все они с громким хлопком взрывались, оставляя после себя зловоние.

Иногда я находил несколько косточек. Один раз я увидел, как безглазые нападают на другой вид существ – круглых, похожих на меховые шары с глазами. Безглазый ударил меховой шар и тот лопнул, оставив после себя несколько клочков зелёной шерсти. Эту шерсть я тоже собрал и передал Метелькову. Он ответил, что это совпадает с его теорией параллельных миров. Безглазые, очевидно особые твари, способные видеть людей. Вопрос в том: как они нас видят? Почему выбирают только определённые жертвы? Может быть, мы для них вроде деревьев с растущими съедобными плодами? Пока плоды незрелые, они не проявляют интереса, но стоит плоду созреть… Но это просто сравнение без фактических подтверждений…

Я задумался над его словами и решил попробовать убить безглазого в момент его нападения на жертву. У меня был на примете один подземный переход, где их тёрлась целая группа, подстерегающая по ночам одиноких прохожих.

Несколько ночей я не спал, дожидаясь подходящего случая. Безглазые бродили по подземному переходу, прятались в стенах, подолгу замирали возле уличных музыкантов и попрошаек. Попрошаек они не трогали. Я надевал наушники и слушал дэт-метал, чтобы скоротать время. Всё равно, когда убиваешь безглазого, будет громкий хлопок. Лучше в это время быть в наушниках.

Как назло, безглазые вели себя тихо. Я так и не смог выяснить, насколько им часто требовалось питание. Например, женщина в красном из торгового центра завлекала своих жертв всего пару раз за несколько месяцев. Да ещё и я порядком устал с таким образом жизни. Головные боли, таблетки, кошмары – это всё скверно сказывалось на моём здоровье. Размышляя о жизни, я торчал у выхода поздно ночью и сначала не обратил внимания на симпатичную девушку, пробежавшую мимо меня и скрывшуюся в подземном переходе. Видимо она испугалась меня. Ночью идти одной через подземный переход жутковато. Я спустился проверить переход минуты через две и едва не упустил момент. Её заволокли в угол сразу трое безглазых. Они уже склонились над ней. Я включил запись на камеры, прибавил громкости в наушниках и бросился к ним. Они меня не увидели. Девушка кричала. Вот только, когда безглазые начинали своё пиршество, они забирали жертву в своё пространство, чтобы им никто не мешал. Её всё равно бы не услышали люди, случись им пройти рядом. Мне как раз попалась прикольная песня

– Awaken! Awaken! Awaken! – пропел я, нанося удары страшным ножом. Три удара, три взрыва и перепуганная девушка появилась у моих ног. От страха она закрывала лицо руками.

– Ты в порядке? – спросил я её, вытащив наушники из ушей. Видок у меня был ещё тот. Мы оба в липкой массе, оставшейся от безглазых. Вонища такая, что глаза резало. У неё от произошедшего началась истерика. Я помог ей встать и вывел на улицу. Она всё всхлипывала и спрашивала, что же произошло?

Я успокаивал её. Наврал, что на неё напали хулиганы и облили какой-то дрянью, а я их отогнал.

– У них не было глаз! – восклицала она.

– Это маски, – продолжал врать я, – дети подворотни. Нюхают краски – потом слушают. Ладно хоть только испугали.

Пришлось проводить её до дома. Познакомились. Её звали Ира. Тоже студентка. Только из мединститута. Возвращалась домой после дежурства. Автобусы уже не ходили, а на такси денег пожалела. Пока шли до её дома, вздыхала, что не взяла с собой газовый баллончик. Я очень сильно сомневался, что он бы ей помог, но на словах выражал согласие и поддержку. В подъезде было темно и она попросила проводить её до двери. Она жила на четвёртом этаже. Я выполнил её просьбу, напоследок посоветовав принять душ и попытаться обо всём забыть. Она скрылась в квартире и закрыла за собой дверь, а я присел на ступеньках лестницы проверить свой смартфон. Свет был тусклым, но неожиданно боковым зрением я зацепил безглазого. Он поднялся по лестнице мимо меня и направлялся к двери квартиры, где жила Ира. Ну, такой наглости я просто стерпеть не мог и, достав нож, ударил его в спину… Бабах!

На шум первой выглянула сама Ира и застала меня, стоявшего с виноватым видом в коридоре, заляпанным до потолка.

– Одна живёшь? – спросил я, потому что не хотел дожидаться охреневших от шума соседей. Они мне бы точно спасибо за испачканные стены не сказали. Ира, хлопая глазами, кивнула. Я тут же без разрешения вломился к ней в квартиру и запер за собой входную дверь.

– Ты можешь мне объяснить, что происходит? – возмутилась она.

– Могу, – кивнул я и, сняв со спины рюкзак, продемонстрировал ей свой видеорегистратор, —но для этого я должен показать тебе видеозаписи. Ноутбук есть?

Понятное дело – Ира мне на слово не поверила. Зато поверила собственным глазам и видеозаписям, которые я ей показал.

– До сегодняшней ночи я думал, что эти безглазые выбирают жертв случайно, но теперь получается совсем другая картина. Ты их чем-то привлекаешь и в покое они тебя не оставят, – подвёл неутешительный итог я.

– Но что-то же надо делать? Они же убьют меня! Нужно идти в полицию!

Я терпеливо объяснил, что мы с доктором только собираем доказательства. Когда их станет достаточное количество, вот тогда и можно будет идти и в полицию, и в ФСБ, и даже к самому президенту. Но пока нас только поднимут на смех.

– Получается, я обречена? Мне теперь и шагу ступить будет нельзя, они могут быть где угодно?

Я предложил утром вместе пойти к Метелькову. Может он чем и поможет? А до утра согласился подежурить в подъезде. Хотя в подъезд было в тот момент опасно выходить. Там соседи устроили внеплановое собрание, бурно обсуждая неизвестного ночного засранца. Они громко ругались и уже вызывали участкового.

Ира предложила мне диван. Она жила в двухкомнатной квартире, принадлежавшей её родственникам. В зале диван был свободен.

А ещё заставила принять душ и постирала мою одежду, хотя я и отказывался. Хорошая девушка. Мне она сразу понравилась.

Я, чувствуя себя средневековым рыцарем, лежал на диване и, не смыкая глаз, берег её сон до самого утра.

Утром она приготовила вкусный завтрак. Мы подкрепились и пошли на поклон к Метелькову. Доктор выслушал нашу историю, почесал затылок и придумал новый план. Я и Ира временно перестаём посещать институт. Для этого он через свои связи быстренько организует каждому академический отпуск. Ира должна пройти обследование у его друга в частной клинике. Если между жертвами существует общая связь, то её нужно во чтобы то не стало выявить.

Мне поручалось охранять Иру днём и по возможности ночью.

После слова "ночью", мы с Ирой покраснели.

Метельков выдал нам некоторую сумму наличными на еду. Я проводил её до клиники и терпеливо дождался, пока её оттуда не выпустят. Остаток дня мы гуляли по городу, разговаривали.

Возле её дома на неё снова попытался напасть безглазый. Я был наготове, и Ира только вскрикнула, когда раздался взрыв. Хорошо, что поблизости не было свидетелей.

– Так мыла не напасёшься! – возмутилась она, стряхивая с одежды останки чудовища.

– Лучше быть грязным, но живым, – вздохнул я, – только странно всё это, они же территориальные. Я ни разу не видел, чтобы они покидали своё место охоты.

– Может я им нравлюсь? Пошли герой, пока нас соседи не застукали. Чур, я первая в ванную!

Я предложил ей сидеть дома, пока доктор ищет ответы: почему её преследуют безглазые? Ира продержалась так сутки, а потом потащила меня в кофейню, расположенную на соседней улице, убедив меня, что там продают самое лучшее в мире кофе.

Мне она заказала кофе по-ирландски, а себе раф. В кафе было очень уютно. Мы сидели за столиком возле окна.

– Ты ночью кричал во сне, – сообщила она.

– Это из-за ножа. Нож поганый. С тех пор, как я его ношу, они мне и снятся. В руки брать голыми руками нельзя, умрёшь от боли. Да и в перчатках ощущения, словно я сам себя режу.

– Я не дура и всё понимаю. Я видела, как тебя трясёт, когда ты его держишь.

– Угу. Спасибо.

– За что? Это мне нужно говорить тебе – спасибо. Если бы не ты, меня бы уже три раза убили. Знаешь…

Она задумчиво посмотрела в окно и продолжила:

– А этих, безглазых, много в городе?

– Около сотни. Я составил карту всех мест, где они обитают.

– Тогда у меня есть предложение…

Ира предложила стать наживкой. Чтобы не ждать постоянно нападения от этих тварей, лучше на них напасть первыми. Мне не придётся за ними гоняться – они сами будут подходить к ней, а я их устранять. Сначала я отказался. На мой взгляд это было очень опасно, но девушки, когда им что-то надо, могут быть очень убедительными. Этот день мы отдыхали, готовились. А в следующую ночь вышли на улицы города. Охота на живца началась. Днём в городе слишком много лишних глаз. Ира переоделась в камуфляжный костюм. С собой она также несла сумку с бутылкой воды, запасные пакеты для образцов и сменную одежду. Я шёл следом на некотором отдалении. Мы обходили детские площадки, пустыри, гаражи и промзоны. Методично, один за другим. Безглазые тянулись к Ире, как мотыльки на свет. Я делал своё дело, убивал, она помогала мне собрать образцы и потом мы убегали подальше, чтобы не привлекать внимание.

Когда на следующий день я приволок доктору битком набитую сумку, он аж присвистнул от изумления.

Это откуда столько? А ну ка, покажи видеозаписи. Мне не хотелось рассказывать ему правду и пришлось рассказать, что столкнулся с большой группой и вырезать их под корень. Запись включить не успел.

– Ты же должен был подопечную охранять? – недовольно сказал он мне.

– Так я их…, неподалёку от её дома и встретил.

– М-да? Удивительно.

Он, вроде как, мне поверил. Ира ждала меня на улице. Потом мы пошли в кино на фильм ужасов. Смотрели, ели попкорн и смеялись, когда попадались особо страшные сцены, вызывая раздражение других зрителей. Вечером она уже сама требовала идти на улицу, убивать безглазых. Я предложил денек отдохнуть. Ночные вылазки очень сильно утомляли. Тогда она включила музыку и позвала меня танцевать в зале. Мы танцевали, потом, как-то всё переместилось в постель.

– Наверное, это сама судьба нас связала. Нам теперь всю жизнь придётся быть вместе, – шептала она, обнимая меня в постели глубокой ночью.

Нам обоим не спалось. Мы лежали на смятом одеяле и разговаривали.

– Угу.

– Не бойся. Я не буду от тебя требовать невозможного. Не буду стоять и ныть над твоей душой, спрашивая, а что будет дальше? Как дальше жить? Думаю, мы сможем приспособиться к такой жизни. На крайний случай можно уехать туда, где нет людей. Этим чудовищам нужны люди. Нет людей – нет и чудовищ.

– Подумаю над твоим предложением, но надо бы сказать доктору, что мы теперь вместе.

– Согласна. А откуда у тебя столько шрамов на теле? Тебе делали операцию? У тебя на животе такой большой шрам.

Я рассказал про аварию, как потерял всех родных и что врачи буквально вытащили меня с того света. Как, после всего случившегося, начал видеть параллельный мир, который поначалу принимал за галлюцинации. Так, незаметно для себя я заснул.

Во сне я увидел огромную птицу колибри. Красную с синим. Она порхала передо мной в темноте, а потом её клюв раскрылся, и я увидел множество глаз, смотрящих на меня оттуда, из глубины…

Я проснулся. Ира сопела рядом, уткнувшись головой мне в плечо.

Сердце бешено колотилось.

"Колибри,– думал я, – причём тут колибри?"

Следующей ночью мы набрали два десятка «фрагов». Метельков чуть с ума не сошёл, когда мы приволокли целый мешок останков и отчитались о проделанной работе. Сначала он встретил идею "ловли на живца" – в штыки. Называл нас тупыми малолетками и страшно ругался. Мы с Ирой его еле успокоили.

Ну, а какая разница? Один я это делаю, или вместе с ней? Так и она под защитой, и безглазых всё меньше и меньше становится.

Доктор сокрушённо качал головой и говорил, что пора уже с этой авантюрой завязывать. Ему и так эти образцы складывать некуда. Все холодильники забиты. Ира спросила – есть ли подвижки: почему её преследуют безглазые? Метельков ответил отрицательно. Сказал, что поднимает данные на других убитых. Ищет медицинские карты и все возможные сходства. Что он подключил к этому вопросу очень влиятельных людей и скоро всё решится. А пока он велел нам сидеть дома и носа оттуда не высовывать. Мы уже и так порядком нахулиганили.

Конечно, мы его не послушались. Для меня была важнее безопасность Иры и других людей, которые могли стать едой для безглазых. Пока там доктор и важные люди решают, мы будем делать своё дело. И следующей ночью мы продолжили охоту.

За три ночи мы убили около шести десятков тварей. Образцы больше не собирали. Работали на скорость. Утром возвращались к Ире домой, приводили себя в порядок, заказывали пиццу, суши и валялись в постели до самого вечера. На четвёртую ночь мы поймали всего троих. На пятую – одного. Следующие несколько вылазок прошли впустую. Безглазые пропали. На всякий случай утром мы наведались в торговый центр, где обитала женщина в красном, но она не появилась. Ира радовалась, как ребёнок.

– Это победа! – говорила она. – Нам нужно устроить праздник!

– Если мы расскажем доктору, что не послушали его…

– Так и не будем говорить. Напросимся в гости. Принесём вина и закуски. Я соберу на стол. Сегодня первый день, когда мы можем наконец вздохнуть спокойно.

Ладно. Всё равно я только и мечтал, как бы побыстрее избавиться от ужасного ножа. За время его использования, я обратил внимание, что линии на его лезвии стали гореть ярче и меня это беспокоило. Я позвонил доктору. Он не возражал против вечеринки.

Мы накупили продуктов. Приехали к нему. Ира хлопотала на кухне, а я накрыл стол, и мы потихоньку от неё распечатали с Метельковым бутылку красного вина. Я попросил пенал для ножа, чтобы убрать его на время вечеринки. Не хотел его постоянно носить с собой. Он сильно раздражал. Доктор указал мне на полку, где он лежал, и я с облегчением спрятал там нож и перчатки.

– У меня для вас хорошие новости, – объявил он, когда мы собрались за столом и подняли бокалы, – я связался с одной организацией, которая вас возьмёт под свою защиту. Что-то вроде программы защиты свидетелей.

– А как же ФСБ? – спросил я и Метельков заверил меня, что работы и в этом направлении ведутся, но всему нужно время, а сидеть в четырёх стенах, может-быть, придётся ещё долго.

Мы выпили. Потом ещё. Потом доктор попросил достать для него трубку и табак, лежавшие высоко в серванте.

– Люблю покурить трубку, иногда, – объяснил он. Я выполнил его просьбу. Мы смотрели, как он курит. Ира начала расспрашивать его, как так вышло, что он не может ходить.

Метельков замялся.

– Грехи молодости. Я в молодости, порой, совершал и не очень хорошие дела. За некоторые я до сих пор расплачиваюсь. Врачи извлекли из позвоночника пулю, но ноги так и не начали ходить.

– В вас стреляли? – переживая, спросила Ира.

– Вроде того. Это была непростая пуля, – вздохнул доктор и потом неопределённо сказал:

– А и Б

– Сидели на трубе

– А упало

– Б пропало

– Что осталось на трубе?

– И! – засмеялась Ира.– Это даже дети знают.

– А все думают, что его нет. А оно осталось. И живее всех живых, – доктор выдохнул большое кольцо белого дыма, – впрочем, это уже история прошлых лет. Вы молодые и всё у вас ещё будет хорошо. Оставьте старикам их прошлое и смелее вперёд, не оглядываясь на наши шишки. Набивайте свои шишки и радуйтесь, встречая новые преграды. Мы для того и живём, чтобы их преодолевать.

Мне тогда показалось, что его развезло от выпитого. Ира ушла на кухню готовить чай, а я подошёл к окну. Там внизу, в полумраке, мне показалось, как покачнулся фонарный столб, стоявший возле подъезда. Я протёр глаза. Никакого столба там не было. На кухне что-то с грохотом упало. Я решил, что Ира уронила кастрюлю и побежал туда…

Дальнейшее я только и мог, что восстанавливать по памяти.

Я очутился в какой-то больнице, где меня держали прикованным к кровати. Приходили люди, представлявшиеся сотрудниками внутренних органов, и показывали мне свои документы. И ещё следователи. Они демонстрировали мне фотографии Иры и доктора Метелькова. Тела на фотографиях были изуродованы.

Они утверждали, что нашли кухонный нож и на нём мои отпечатки.

Показывали мне фотографии, где я кровью своей любимой рисовал на стенах ритуальные символы.

Я сопротивлялся, кричал, что не делал этого. Рассказывал, как на самом деле всё происходило, что на нас напал тонкий человек. Это он убил Иру, а потом Метелькова. Этот человек умел исчезать прямо на глазах, всего-лишь повернувшись под определённым углом. Он растерзал мою девушку, исчез, а через секунду появился в зале, где схватил Метелькова. Я кинулся к пеналу и хотел защитить доктора, но схватился за нож голой рукой… Я точно не рисовал эти символы.

Но со слов следователя, полиция, вломившись в квартиру, застала меня в луже крови. Якобы я, улыбаясь, окунал пальцы в кровь и рисовал странный рисунок.

Меня отправили на психиатрическое обследование, где меня конечно признали сумасшедшим. Я смирился и подписал все документы, которые они мне подсунули. Потом несколько месяцев я провёл в одиночной палате с решетками на окнах и железной дверью. Врачи сказали, что провели моё обследование и у меня серьезное заболевание крови. Каждую неделю мне делали переливание. Несколько месяцев – один. Со мной почти не разговаривали. Сплошная тишина. Только колибри, продолжавшее прилетать ко мне во сне, напоминало, что я всё ещё жив и что-то соображаю. Постепенно кошмары отступили и пришла апатия. Я уже не очень понимал, что они со мной делали. Когда мне сообщили, что лечение прошло успешно и меня переводят в другую больницу, я воспринял это событие равнодушно. В новой больнице тоже были жёсткие условия. Покидать территорию корпуса было нельзя. Гулять, только по коридору. За всеми следили агрессивные санитары. Палаты были общие. Иногда удавалось разжиться сигаретой. Большую часть времени я просто лежал, уставившись в потолок. Ел, спал, ходил в туалет, принимал лекарства – настоящий санаторий. Потом, как-то раз от скуки помог санитару настроить смартфон. Потом, другому сделал электронную почту. Обо мне проведал главврач и решил пользоваться услугами человека, разбирающегося в компьютерах нахаляву. Я не отказывал. Чинил компьютеры, менял краску в принтерах, помогал бухгалтеру удалить Амиго. Санитары подкидывали сигарет и смотрели сквозь пальцы, если я смолил в туалете. А однажды в больнице появились монтажники в оранжевых комбинезонах. Они протягивали повсюду провода и устанавливали видеокамеры.

Для обитателей больницы это было целое событие в их однообразной и скучной жизни. Бурно обсуждали: зачем это нужно? В один из дней главврач пригласил меня к себе в кабинет при помощи санитаров. В его кабинете за компьютером сидел весёлый молодой парень в оранжевой робе, который попросил меня помочь настроить сетевые подключения. Главврач уступил мне место, и я сел рядом с монтажником. Монтажник включил блокнот и набрал следующий текст:

– Не говори со мной голосом. Печатай. Они не должны знать, что мы общаемся. Понял?

– Понял, – напечатал я.

– Кто убил доктора Метелькова?

– Тонкий человек. Очень высокий и тонкий. Он доставал головой до потолка.

– Куда делся нож?

– Не знаю. Когда я пришёл в себя, то уже находился в другом месте и знаю только со слов других. А вы кто?

– Сначала ответь на вопрос: ты хочешь свалить отсюда?

– А смысл?

– Например: сможешь отомстить за свою подругу?

Меня начало трясти. Монтажник это заметил и быстро написал:

– Не подавай виду. Жди. Ночью ты примешь своё решение.

Потом он свернул блокнот, сам включил программу и, подозвав главврача, сообщил, что мы закончили и он приносит мне свою благодарность. Санитары увели меня назад в палату.

Ночью меня разбудили. Надо мной стоял санитар. Он посветил мне фонариком в лицо и шепотом попросил идти за ним. Мы прошли через весь корпус и спустились в подвал, где гудела большая раскалённая печь. Я слышал об этом месте. Это был крематорий.

Заключённых пациентов тут попросту сжигали, когда они уходили в мир иной. На носилках перед печью лежало чьё-то тело, накрытое простынёй. Тут же находился и тот молодой парень в оранжевой робе.

– Так, кто вы такие? – спросил я, оглянувшись на санитара, и тут увидел, что он на меня не смотрит. Его глаза закатились и сверкали белым.

– Орден тайги. Меня зовут Стёпа, – представился монтажник, – я пришёл забрать тебя из этой помойки.

– Орден?

– Ты стал жертвой деятельности другого ордена. Тамплиеров. Доктор Метельков, который и не Метельков вовсе, долгое время работал на них. Потом он одумался и решил работать на нас, но мы не успели тебя забрать. Тамплиеры подсуетились быстрее.

– Мне он сказал, что Тамплиеров давно уже нет, – я потёр вспотевший от жары лоб.

– Ещё как есть. Обычно, они не ползают на территории России, но ты был особым случаем, и они не удержались.

– Объясните? – потребовал я.

– Как скажешь. Тамплиеры мониторят всех особенных людей. У тебя очень необычный организм, такой встречается один к десяти миллионам. Сам понимаешь – шанс редкий. Из твоего тела сделали алхимическую лабораторию, добавив несколько желёз, которые у обычного человека вызвали бы отторжение и смерть. Для этого инсценировали аварию. Твои родители были живы, когда вас доставали из машины. Их убили позднее. А вот тебя и твою сестру -нет. Тебе сразу сделали необходимые операции, а твою сестру забрали, поскольку её организм ещё недостаточно сформировался. Твои неврозы и способность видеть потустороннее, это факт того, что железы успешно прижились и кровь начала меняться.

– Зачем всё это? – прошептал я.

– Кровь им была нужна твоя. На её основе готовят эликсир, позволяющий рядовым сотрудникам Тамплиеров видеть тоже, что и ты.

– Я не могу…

– Поверить? – усмехнулся он. – Ты ведь даже ничего толком не помнишь. Ну-ка, вспомни и ответь быстренько: как тебя зовут? Как зовут твою сестру? Твоих родителей?

От такого я остолбенел и судорожно начал вспоминать. Ведь помнил же. Только что помнил…

– Я по твоему лицу вижу, что ты не помнишь, – махнул рукой Степан – Так я продолжу?

– Тамплиеры отправили тебя по врачам, а потом к доктору. Ты ведь не помнишь, по каким причинам с ним познакомился? Тебя с ним познакомили. Метельков должен был присматривать за тобой. Они прописали тебе таблетки, усиливающие эффект восприятия, выдали нож из своих запасов и отправили за образцами. Зачем? Обычная рациональность. Чтобы живая лаборатория не простаивала. Из останков существ другого мира можно сделать много ценного и полезного. Метельков решил завязать с Тамплиерами, поскольку они работали на чужой территории и сдал тебя нам в обмен на сотрудничество. Тамплиеры узнали и в ответ сдали Метелькова существам из параллельного мира, приказав тебя временно не трогать. Существа из параллельного мира наняли киллера. Безглазые, как ты их называешь, скоро придут за тобой. Тамплиеры выкачали из тебя кровь, забрали всё полезное, что было им нужно и отправили сюда. Вот и весь расклад.

Мысли в голове путались.

– Спасибо, что рассказали.

– Да не за что. Теперь ты должен принять решение: можешь пойти работать в нашей организации, а можешь остаться тут дожидаться неминуемой смерти. Тамплиерам ты больше не нужен, а нам ещё можешь принести пользу. Если выживешь…

– Если выживу?

– Живые лаборатории, вроде тебя, долго не живут после того, как с ними заканчивают Тамплиеры. За свои уникальные свойства твой организм расплачивается продолжительностью жизни. Но мы можем попытаться восстановить тебя. Настаивать не буду. Это твоя жизнь и решения ты должен принимать сам. – объяснил Степан.

Я подумал и согласился. Степан попросил помочь ему сжечь тело, лежавшее на носилках, объяснив, что зайти в больницу должны были двое. Выйти тоже. Потом я надел оранжевый комбинезон. Пижама отправилась в печь следом за телом. Мы покинули больницу, не вызвав никаких подозрений. Сели в машину. Степан сидел за рулём, и мы ехали куда-то по ночному шоссе. А я всё думал, кого же он сжёг в той печи?

Асин апокриф

Лена подружилась с Асей в четвёртом классе. Ася, тогда ещё была нормальная. Много рисовала и даже посещала художественную школу. Родители Лены хвалили Асю и даже ставили в пример. “Посмотрите какая хорошенькая, не шумит, не хватает игрушки без спроса, всегда вежлива и приятна. Не то что ты, Леночка.” Они действительно были разные. Лена была пухлым ребёнком с широким ртом, отчего походила на толстую лягушку. Её в классе так и обзывали “царевна-лягушка”. Царевна, это из-за длинных волос, спелого пшеничного цвета, которые она убирала в косы. Да именно косы, а не кургузые косички. Длинные тяжёлые косы, с пышными белыми бантами, предмет её гордости и призыв мальчишкам-негодникам. Их так и подмывало дёрнуть её за косы. Дёрнуть и получить на орехи. Лена была самой высокой и крупной девочкой в классе. Она никогда не стеснялась дать сдачи, даже старшекласснику. А вот Ася была другая. Маленькая, худенькая, темноволосая девочка. Она всегда говорила очень тихо, почти шептала, отчего на уроках её постоянно переспрашивали учителя. Её бы обижали, эту тихоню, если бы не Лена. Они и сидели вместе. Всегда за одной партой, а на обеде за одним столом.

Лена завидовала своей подружке, ей всегда казалось, что она уродка, а вот Ася – красавица. Лена не умела рисовать, ей не нравилось возиться с краской, постоянно пачкалась и от того расстраивалась и злилась. Её Мама, с раннего детства заставляла девочку саму стирать свои вещи, объясняя это тем, что таков долг каждой настоящей женщины. Каждый урок рисования превращался для неё в пытку и испытание. Одно небольшое пятнышко и Мама обязательно потребует перестирать одежду, а будешь грубить так ещё заставит стирать в ванной тяжёлые половики. Щёткой и дегтярным мылом. Лена ненавидела эти половики, привезённые из деревни – длинные через всю комнату. А ещё уборка каждый день. Её мама была просто помешана на чистоте, что уж тут говорить про ужасный палас лежавший в зале и собиравший в себя всю окрестную пыль. Каждую субботу, папа начинал двигать мебель, сворачивал этот палас в рулон, и она шла вместе с ним выбивать эту чёртову громадину. Со своей выбивалкой, которую называли ласково “похлопуша”. Во дворе, папа раскладывал палас на железной перекладине, закуривал, а она должна была колотить по паласу до тех пор, пока не загудят руки. Настоящая пытка. Нужно было терпеть, пока он не скажет хватит и только потом можно будет немножко отдохнуть. Дальше, он переворачивал палас внутренней стороной, и пытка возобновлялась. В такие моменты она молилась, чтобы папу позвали на лавочку знакомые мужики-соседи и тогда можно было бы не стараться. На скамейке папа становился рассеянным, особенно, если у мужиков было при себе спиртное. А кроме того он добрел. Хуже этого было только зимой, тогда мама посылала её и папу протирать палас снегом. Она считала, что это придаёт свежести гнусной цветастой шкуре неизвестного зверя. У Лены пальцы скрючивало от холода, ломило кости, зато мама была довольна.

Ей хотелось вырастить из дочери настоящую труженицу.

Что должна уметь женщина-труженица? Стирать, убираться, готовить, заниматься покупкой продуктов и считать каждую копейку. У Лены никогда не было лишней копейки. На покупки выдавали строго определённую сумму, сдачу нужно было вернуть. На мелкие расходы – боже упаси. Скажи сама, что ты хочешь, и мы с папой подумаем – нужно ли тебе это. Если на день рождения родственники дарили Лене деньги вместо подарка, то эти деньги тут же забирала мама, потому что в семье только она решала: кому нужны деньги и на что.

Вот у Аси, была совершенно другая жизнь, счастливая. Отец у Аси работал на Севере и приезжал домой только летом и на Новый год. Если он приезжал летом, то вся семья ехала в Крым на море, а если зимой, то на все Новогодние праздники. Возвращаясь из очередной поездки Ася привозила подруге красивые ракушки, бусы и картинки морских пейзажей. Она рисовала даже там, на Юге. А вот мама у неё была очень странная. Асина мама не работала, как, например, мама Лены. Она была домохозяйкой, отчего многие соседки им очень завидовали.

“Вот вырастешь Ленка, найдёшь себе настоящего мужика, как мамка Аськи твоей, и будешь как за каменной стеной,” – расплетая по вечерам косы девочки, вздыхала иногда мама Леночки. Лена молчала и только кивала в ответ. Все знали, что Асина мама живёт как за каменной стеной и в очень хороших условиях. У них квартира: зал и три комнаты, всё заставлено дорогой заграничной мебелью. Телевизор с видеомагнитофоном, видеодвойка называется. Машину в прошлом году купили. Волгу. Не то что Леночкин отец. За все труды только двухкомнатную квартиру и дали. Сколько не трудись на заводе слесарем, а зарплата больше не станет, только и остаётся, что каждую копейку считать. Постой-ка, с наше, в очередях, никаких ведь сил ни на что не хватит.

Асина мама редко появлялась на людях. Даже, когда Лена приходила в гости к подруге, то её мама сразу же запиралась в своей комнате и не выходила до самого её ухода. Ася говорила, что у её мамы фобия. Вместо неё с детьми занималась и общалась Асина бабушка. Она тоже жила в отдельной комнате. Она же ходила выносить мусор и за продуктами в магазин. Римма Ивановна. Ася говорила, что когда в квартире нет посторонних, то её мама выходит, а бабушка, наоборот, запирается у себя в комнате. Лена сначала не понимала, от чего так, но она лично видела замки на дверях и задвижки с внутренней стороны. Она даже спрашивала Римму Ивановну, отчего так? От кого они прячутся? А бабушка Аси смеялась и отвечала, что от самих себя. Она рассказала, что в их семье такая игра и такие правила. Пока никого нет в квартире хозяйничает Асина мама, а когда в доме гости, то исключительно бабушка. Если Асина мама выходила из квартиры, то сразу же садилась в автомобиль, при этом лицо у неё всегда было скрыто полупрозрачной кружевной фатой.

“Людей она боится, вот и приспособились, не обращай внимание на наши чудачества”.

Однако постепенно Лена стала замечать, что чудачеств в Асиной семье намного больше, чем кажется. Римма Ивановна была очень весёлой, постоянно готовила им то блины, то пирожные, то пирожки, но всегда угощение первой старалась пробовать Ася. И если ей не нравилось, она запрещала Лене прикасаться к еде. Сначала та обижалась, но Ася показала ей разломленное пополам пирожное – картошку. Внутри Лена увидела острую иголку.

– Бабушка иногда кладёт в еду острые предметы. Нужно быть аккуратнее, – объяснила она.

– Зачем? – испугалась Лена.

– У неё случаются бзики. Иногда это иголки, иногда шпильки, а иногда бритвенные лезвия. Именно поэтому папа работает на Севере, чтобы не есть дома. Это не опасно, когда знаешь, чего от неё ждать. Главное, на праздники не есть торт, который она готовит.

– Торт? Она с ума сошла?

– Т-ссс, – Ася предостерегающе прижала пальчик к губам. – У нас такое не говорят. У нас говорят – чудачества.

– А разве бабушку не надо показать врачу?

– Мы возим её по врачам. Врачи сказали, что такое не лечат и это называется шизофрения. У нас, это наследственное. Бабушка хорошая, но ты должна соблюдать только одно правило при общении с ней: не заходи без разрешения в её комнату и не трогай фотографии, которые у неё в серванте.

– А что будет, если я потрогаю? – спросила испуганно Лена.

– Я тебе покажу.

Ася отвела Лену в свою комнату и достала из-под кровати альбом. Открыла его и начала показывать свои рисунки.

– Это сантехник дядя Толя. Когда мне было шесть лет и мы только переехали в квартиру, его попросили починить течь в батарее в комнате бабушки.

Лена посмотрела на рисунок. На нём был изображён мужчина в серой одежде и сапогах, который держал фотографию в рамочке, а позади него была Римма Ивановна.

– Вот бабушка прячет тело дяди Толи в ковёр и запихивает его под кровать.

Лена посмотрела на рисунок бабушки возле кровати, из-под которой торчали два сапога.

– Вот папа срочно возвращается из командировки, и мы хороним дядю Толю в нише под ванной, – Ася показала подруге очередной рисунок. – Поэтому, у нас в ванной, часть плитки синего цвета, а часть малахитовая. Та, которая под ванной. Бабушка хотела ещё памятную табличку, но папа стесняется.

– Ты шутишь? – не поверила ей Лена.

– Конечно шучу. У нас, у каждых свои чудачества, – засмеялась Ася и предложила посмотреть мультфильмы. На дружбе это не сказалось, но Лена очень хорошо запомнила её слова и с тех пор вела себя в гостях крайне осторожно.

В пятом классе Лене, поскольку она была самая высокая в своём классе, предложили вступить в секцию баскетбола. И с того момента дружба между девочками несколько ослабла. Они по-прежнему вместе сидели за одной партой, но в гости Лена к Асе уже не ходила. Ася несколько обижалась на Леночкино увлечение спортом, а ещё говорила, что бабушка в последнее время не здорова. Хворает и боится, что её отравят.

– Кто отравит? – спрашивала Лена, но Ася только раздражённо махала руками и отказывалась посвящать подругу в подробности.

Лена стала замечать, что между соседями начались странные разговоры по поводу Асиной семьи. Она слышала, как шептались между собой бабушки у подъезда, как бросают оскорбительные комментарии мужики, поглядывая в сторону их застеклённого балкона. И однажды её собственная мама, которая раньше души в Асе не чаяла, посоветовала дочери не дружить с ней.

– Почему? – возмутилась Лена.

– Ну, ты ещё маленькая, ты много не понимаешь, – смущённо отвечала мама, – вырастешь – поймёшь.

– Сейчас расскажи!

– Делай, что тебе старшие говорят! Здоровая кобыла растёт, а ума как у пятилетней! – рассердилась мама и запретила приглашать Асю в гости.

С этого дня Лена стала дружить с Асей назло родителям. Если у Лены было свободное время, она выходила на улицу и ждала подружку в условленном месте, а потом они вместе шли гулять. У Аси были деньги. Она уже сама ходила за продуктами в магазин и часто под видом купить хлеба или молока ускользала из дома. Лене порой казалось, что её маме и бабушке было наплевать. Они гуляли по городу, покупали сладкое и лимонад, веселились. В то лето Асин папа не возил свою семью отдыхать на море, и девочка по сути жила сама по себе. Они играли на улице, гуляли, ходили по музеям, в кино и театр. Лена таскала для подружки тяжёлый переносной мольберт, и та рисовала её на фоне красивых пейзажей. Лена начала отмечать, что на картинах подруги её тело несколько отличается. Ася рисовала её красивой. Приученная матерью к тому, что она дурнушка, Лена не очень замечала того, что у неё начала расти грудь и формироваться талия. А на картинах она была другая, и вовсе не пухлый бегемот. И не лохматый медвежонок, как её ласково называл папа. Насмотревшись на картины, Лена впервые потребовала у матери купить ей лифчик, мотивируя это тем, что у всех соседей девочки как девочки, а она не гренадёра воспитывает. А если воспитывает, то пожалуйста, отдавайте её в военное училище. Ни одного платья за всю жизнь нормального, только обноски за всеми…И мама, возможно впервые в жизни не нашла, что возразить ей в ответ.

В ближайшие выходные вся семья Лены торжественно отправилась на рынок и, пока папа дул пиво в местной пивной, мама лично мерила с дочкой новую одежду. В то воскресенье она заполучила не только лифчик, но ещё несколько футболок, нарядный сарафан, джинсы, а увлёкшаяся покупками мама, на радостях отвела её к знакомой женщине, которая проколола девочке уши.

– Серёжки тебе купим золотые, на день рождения. Не зря деньги копила! – клятвенно пообещала ей мама.

– А лифчик, мне каждый день носить?

– Этот пока, на пробу, а в следующие выходные купим ещё. У хорошей женщины их должно быть несколько. Купальник видела, кстати? С пальмой? Жёлтенький?

– Видела. Он детский.

– Ничего он не детский. Очень хороший, за такую цену. Обязательно в следующий раз померяем.

Возвращаясь с рынка, семья Лены увидела Асю в сопровождении бабушки. Ася несла траурный венок, а бабушка – букет искусственных цветов. Мама Лены зашипела и потребовала немедленно свернуть, чтобы не встречаться с соседями.

– На кладбище пошли, – оглядываясь, пробормотал им вслед Ленин папа.

– Зачем? Вернее, к кому? – спросила Лена. – Я не слышала, чтобы у них кто-то умер.

– Они не к родне. Грехи пошли замаливать, – проворчал папа, а мама шикнула на него, но тот неожиданно рассердился.

– А что? Пусть она знает, мать! Чё ты мне рот затыкаешь! Пусть знает, с кем дружбу водит.

И пока они шли, папа рассказывал. Оказывается, родители Аси купили дачу за городом и хотели переехать туда жить. Ну и пусть бы себе жили, как говорится, но им захотелось покрыть крышу. Договорились с соседом, он взялся за дело. Хороший мужик, двое сыновей, один год до пенсии оставался. На даче были Асина мать и бабка. А про них и раньше говорили, что они немного помешанные. Два дня он работал, а на третий сорвался с крыши и повис на страховке. Так ни одна из этих дур не вышла и не помогла. Когда его увидели, было уже поздно. Задохнулся в самодельной петле. Они сказали, что не слышали его криков. А деньги Аськин грёбаный папаша заплатил вперёд. Хочешь, не хочешь, а работу доделывай. Взялись сыновья и снова такая же ситуация: старший сын срывается с крыши, падает и спиной в крюк, который из стены там торчал. Насмерть пацана, наглухо. Скорая приехала, а уже всё. Ну, не бывает так, чтобы на одной крыше два одинаковых случая. Не всё так просто с этой семейкой, все же знают, все про это говорят.

– А я про дачу и не знала, – призналась Лена.

– Да чё про неё знать. Сожгли эту дачу недавно. А эти, вон ходят, цветочки носят, – папа в сердцах сплюнул и дальше до дома они шли в полном молчании.

Разумеется, в их следующую встречу, Лена спросила Асю про тот случай и дачу. Ася заплакала. Раньше, она никогда не плакала, а потом рассказала, что это всё из-за мамы. И что если бы не она, то этого бы не случилось. Они специально хотели переехать на дачу, чтобы жить подальше от людей. И это мама вбила тот крюк в стену. Мама думала, что крюк поможет не слышать голоса чужих людей. Она хотела защититься от голосов.

– А как же бабушка? – испуганно спросила Лена, а Ася ответила, что бабушке с каждым днём всё хуже и хуже. Бабушка разговаривает с фотографиями, а вчера, на кладбище, она до поздна разговаривала с портретом на совершенно чужой могиле и утверждала, что ей сделали предложение и её скоро повенчают с покойником.

– Это же ужасно! – воскликнула Лена.

– Ты просто ничего не знаешь, – вздохнула Ася. – Нам лучше больше не дружить. Я должна приглядывать за бабушкой. Скоро приедет папа и мы навсегда увезём бабушку в больницу. Ей уже давно нельзя находится среди нормальных людей. А потом я буду приглядывать за мамой.

Они действительно больше не виделись. Никогда. Вживую, больше никогда, потому что всего неделю спустя произошла трагедия. Римма Ивановна раздобыла где-то свадебное платье, подожгла себя и выпрыгнула с балкона. Весь двор это видел. Они жили на четвёртом этаже. Все видели, даже маленькие дети, игравшие на детской площадке. Лена тоже это видела, а из Асиной квартиры никто не вышел. Тело обгоревшей пенсионерки кто-то из соседей укрыл розовым шерстяным одеялом, а потом приехали скорая, пожарные и милиция. Лена стояла в толпе и видела, как из подъезда, где жила Ася, вынесли на носилках чьё-то тело, покрытое простынёй. Соседи ахали, и кто-то говорил, что это Асина мама. Но сама Ася так и не появилась. Её никто не выводил. Лена простояла на улице до самого вечера, а позже, несколько дней спустя, она узнала от старушек, сидевших на лавочке, что Асю забрал отец и они вместе уехали. Но когда они уехали? Это оставалось для неё загадкой. Она иногда заходила в подъезд и стояла перед закрытой железной дверью. Больше в этой квартире никто не жил. Говорили, что она всё ещё принадлежит Асиному отцу и тот регулярно платит за неё, а мама Лены утверждала, что квартира скорее всего держится для Аськи. Ну вот не дал Бог нормальному мужику хорошей жены, дал психованную. Там все женщины, не от мира сего. Что эта Римма со своей дочерью сотворила? Убила? Зарезала? Никто же толком не знает, только слухи одни. А Аська всё это видела, бедняжка, с этими шизиками жила, до смертной икоты. Как только рассудок-то сохранила, как справилась? Ну, хорошо хоть увёз он её от этого ужаса, может чего и к лучшему.

Лена ждала, что Ася вернётся. Очень ждала, но та всё не ехала. Так прошёл год, затем другой. Лена перешла в восьмой класс. Потом был девятый, а дальше техникум и вот она уже в академии физической культуры. Многое забылось. Старые соседи умирали или уезжали, появлялись новые. Только Асина квартира пустовала. Среди знакомых ходило множество слухов, кто-то говорил, что иногда Асин отец приезжал сюда, а кто-то с ним даже разговаривал лично. Говорили, что Ася долго лечилась в больнице, а потом доучивалась в коррекционной школе. Многие искренне жалели, что девочке досталась такая непростая судьба. Мама Лены однажды рассказала, что её знакомая лично общалась с Асиным отцом и тот говорил, что его дочь получает высшее художественное образование в самой Москве. Получив такое известие, Лена очень обрадовалась – она очень надеялась, что у её бывшей лучшей подруги всё хорошо. У неё самой всё в жизни складывалось хорошо. Повзрослев, она расцвела и превратилась в настоящую красавицу. И молодой человек появился. Очень хороший. Вадик. С соседней улицы. С девятого класса ухлёстывал за высокой баскетболисткой. Родителям он тоже понравился. Ленина мама начала недвусмысленно намекать на свадьбу.

– Завела бы деток, да и продолжала учиться, а мы с отцом ещё в силе, присмотрим. Рожать-то надо, пока молодая, – заводила она разговор на кухне по вечерам. Лена, учившаяся очно, только вздыхала. Какая свадьба, какие дети? Дайте доучиться спокойно.

– Нет, ты на этих, других, не смотри. Выдумали тоже моду: после тридцати рожать. Сначала учёба, потом карьера, потом дети. Мы этого всего раньше не знали, нам и так хорошо было. И ведь ничего? Вырастили тебя, справились, а там глядишь и внучка или внучку поднимем. Ты же доучишься и сбежишь, а нам, старикам какая радость? Ты дочка подумай: они ведь мужики все такие несерьёзные, пока детей нет. А как дети, проблемы, сразу за голову берутся и вкалывать начинают. Вадика твоего, надо покрепче к себе привязать.

– Мама! Ну, что ты такое говоришь?!! Нам лишний раз уединиться негде, а ты такое говоришь. Дети. Накопим на квартиру, тогда поженимся.

– А чего? Я тебе, дочка, только добра желаю. Ты не подумай, а жильё отдельное мы вам найдём. Поднатужимся, в долги влезем, а без угла своего не оставим.

Такие разговоры мама Лены затевала всё чаще и чаще. Стоило только прийти Вадику, как и ему начинали намекать на порядок. Мол, дружишь с нашей дочкой, любовь у вас, так имей совесть жениться как порядочный мужчина. А то ведь, Ленка долго ждать не будет. Женихов за забором – вагон.

Возвращаясь вечером из института, она услышала чей-то незнакомый мужской голос. Кто-то бежал следом и звал её по имени. Было темно. До ближайшего светлого места, которое выдавал уличный фонарь, было около двадцати метров. Она испуганно обернулась и на всякий случай приготовилась дать отпор незнакомцу. Но незнакомец оказался тщедушным подростком в старой милицейской шинели.

– Лена? Ты из такого-то дома? – нервно сглатывая слюну, спросил он.

– Да. А вы кто?

– Слуга. Держи. Аська тебе просила отдать.

Подросток отдал ей увесистый свёрток и ушёл, пряча лицо в вороте шинели. Лене показалось, что у него там, под шинелью, какой-то пакет. Он, что? Клей нюхает? Странный какой. Она покрутила в руках свёрток. Очень похоже на один из альбомов Аси. Она не забыла о подруге? Но почему так? Почему она сама не приехала и не зашла в гости? Обменялись бы телефонами. Посидели бы. На ночь бы тоже устроили без проблем. Недоумевая, Лена пришла домой, разделась и, закрывшись в своей комнате, начала разворачивать бумажную обёртку.

Как она и предполагала, внутри был альбом, но кроме него ещё какой-то узкий светильник на батарейках. На переплете была нарисована красивая витиеватая надпись – Лене от Аси. Лена начала сворачивать обёртку, чтобы потом выбросить в мусорное ведро и тут заметила бумажку, выпавшую во время распаковки. Она подняла её и прочитала:

“Лена привет. Если ты получила эту посылку – значит я уже умерла. Курьер должен был доставить её тебе, только удостоверившись в моей кончине. Прости, что начинаю с такого трагического момента, но ты должна прочитать мой альбом. Пусть моя жизнь окончена, но ты ещё можешь спасти свою. Пожалуйста, включи ультрафиолетовую лампу и посвети на переплёт”.

Лена пришла в ужас от этой записки. Она не знала, что ей и подумать. Она открыла альбом, полистала страницы и увидела только обычные Асины рисунки. Ася нарисовала свою жизнь, почти от самого рождения – до учёбы в Москве. Ничего необычного. Может это просто такая глупая шутка? А может у неё тоже поехала крыша, как у её мамы и бабушки? Взяв себя в руки, Лена включила светильник и посветила на переплёт.

Под надписью: "Лене от Аси" появилась другая – “Апокриф”. И ещё какой-то неразборчивый текст. Ей пришлось притушить свет в комнате, чтобы тщательно разглядеть его.

“Ты должна читать строго по порядку, если хочешь сохранить себе жизнь. Сначала смотришь на картинку и комментарии к ней, потом подносишь лампу и читаешь. Как только прочитала – переворачивай страницу. Только в таком порядке. Не показывай мой альбом никому. Это только для тебя. Никто не должен узнать, что он у тебя”.

Лена осторожно раскрыла альбом. На первой странице Ася нарисовала свою семью. Картинка словно нарочно выглядела так, будто бы её рисовал маленький ребёнок.

“Это моя бабушка – Римма Ивановна. Она раньше работала врачом на Чукотке. Это моя Мама – Юлия Андреевна, она преподавала в музыкальной школе, там же, на Чукотке. А это мой папа – Степан Николаевич. Он работает золотоискателем и познакомился с моей мамой в городе Анадырь, где позже родилась я.” – гласили корявые надписи под рисунком.

Лена посветила лампой и испуганно отшатнулась. Там был совершенно другой рисунок. Пошлый, отталкивающий, но совершенно точно нарисованный рукой Аси. Некоторое время она сидела на кровати и боялась прикоснуться к альбому, но любопытство всё же одержало верх. Она снова поднесла лампу к первому листу:

На появившемся рисунке она увидела Асиного отца, державшего в одной руке топор, а в другой ружьё. У его ног лежали убитые люди в одежде из оленьего меха. Надпись под рисунком гласила:

“Мой отец – вор и убийца. Ради золота, он совершил страшное преступление и за это Чукотский шаман проклял его. Он наслал на семью моего отца злого духа, который преследует исключительно женщин. Этого духа зовут…”

Дальше было смазано.

Она услышала, как хлопнула входная дверь, и подняла голову. Мама пришла. Через пару минут она заглянула в комнату.

– Леночка, ты уже поужинала?

– Нет, Мама, – ответила та, пряча альбом.

– А Вадик придёт сегодня?

– Не знаю. У него ещё занятия, может быть после восьми.

– Ну и хорошо. Я торт купила и ещё кое-чего к столу. Потом, поможешь мне его накрыть? Отец во вторую смену, чай попьём вместе с нашим Вадиком. У меня для вас обоих есть интересные новости.

Мама таинственно улыбалась.

– Ты уж ему позвони. Хорошо, если он придёт, ладно?

– Ладно. Мам, можно мне пока побыть одной?

– Ухожу-ухожу. Не сиди в темноте с телефоном – глаза испортишь.

Мама прикрыла дверь и ушла на кухню. Лена повернулась к альбому. Мама показалась ей слишком счастливой. Торт, хочет видеть Вадика, может какие-то интересные новости? Задумавшись и прислушиваясь к шуму посуды на кухне, она машинально перевернула страницу. Светить или сначала посмотреть на картинку? Лена вытащила из шкафа настольную лампу и включила её. Теперь стало удобно. Можно смотреть на картинку, а потом гасить обычную лампу и включать другую, ультрафиолетовую.

На второй картинке была также Асина семья, но уже вместе с маленькой Асей. Семья переехала в другой город, в новую квартиру и теперь они отмечали это событие, собравшись в зале за одним большим столом. Тут, на картинке, Асе три года. Её держит на руках бабушка, они сидят на диване, а Асина мама, как бы объявляя о начале торжества, звенит в поднятый над головой колокольчик. Рядом с ней стоит на коленях в молитвенной позе Асин папа и держит свои руки ладонями вверх, заискивающе поглядывая на маму. Вид у всех очень счастливый. Лена присмотрелась к виду за окном, вид был очень знакомый. Там был нарисован угол пятиэтажки и выпирающая с левой стороны большая труба. Это кочегарка. Котельная на мазуте, которая обогревала их дом. А дальше сквер и детский сад. Они бегали играть туда вместе с Асей. Значит она нарисовала именно эту квартиру, ту самую.

“Мы переехали в новый город. Уехали далеко-далеко и теперь живём счастливо”.

Она выключила светильник и включила другой. Картинка изменилась. Лицо бабушки исказилось в страшной гримасе. Она не просто держала на руках маленькую Асю, она ещё держала нож у её горла и кажется угрожала Асиному отцу, который окровавленный пытался отползти от Асиной мамы. В руке у Асиной мамы был вовсе не колокольчик, а нечто похожее на…

Лену едва не вырвало, но она сдержалась и нашла в себе силы прочитать появившийся текст.

“Злой дух мучает исключительно женщин. Как только наша семья узнала о проклятье, мы попытались скрыться, уехать, но спасения не было. Шаман был очень силён. Злой дух привязан к вещам и предметам, но более всего он привязан к кровавым деньгам, с помощью которых наш папа пытался сделать нас и себя счастливыми. В этот день мы узнали одну из тайн злого духа – ему очень хотелось, чтобы у меня было больше сестрёнок и потому мама сделала так, чтобы папа не смог больше оплодотворять её. Да. В руке у мамы вовсе не колокольчики – это папины яйца. Злой дух терзал маму и бабушку ежедневно, но не трогал меня, поскольку хотел только половозрелых женщин. Это весьма похотливый дух”.

Лена перевернула страницу и включила лампу.

Следующие несколько страниц описывали Асино детство. Тут же нашлась и причина, отчего Асина мама не появлялась на людях, а бабушка подкладывала иголки в еду. И бабушка, и мама были одержимы злым духом. Мама страдала от похоти и специально не выходила из дома, боясь, что не удержится от уговоров и требований голосов у неё в голове. С бабушкой было сложнее, злой дух считал её обузой, единственное на что она годилась, так это приносить жертвы. Бабушка приносила жертвы злому духу каждый день. В основном это были голуби и крысы, но иногда попадались бродячие кошки, и собаки. И уж совсем редко – люди. Сантехник дядя Толя, был одной из таких жертв. Бабушка потихоньку травила знакомых пенсионерок и спившихся алкашей. Ася знала. Она обо всём знала и жила с этим. Лена перелистнула очередную страницу и замерла. Там была изображена она. Единственный и настоящий друг Аси.

“Это моя подруга Лена. Я её очень люблю и не хочу, чтобы с ней случилось что-то плохое”.

Лена зашмыгала носом и поднесла к рисунку ультрафиолетовую лампу.

“Пожалуйста! Умоляю! Верь мне! Это всё правда! Все эти чудачества не болезнь, а одержимость злым духом. У бабушки не было шизофрении, у мамы не было антропофобии, это всё он – злой дух. Он не боится православных молитв. Он не верит в христианство, его страшат только шаманы. Папа всё моё детство ездил по стране и пытался найти шамана, который бы избавил нас от этого проклятия, но все, кого он встречал, отворачивались от него. Мы не отдыхали на Юге, как всем рассказывали, каждый год мы ездили по врачам и экстрасенсам. На самом деле я ни разу не видела моря. Мы хотели уехать из города, но он не позволял нам. Помнишь тот случай с двумя погибшими, которые упали с крыши? Их смерть подстроила бабушка, он приказал ей принести их в жертву. Он как кукловод. Он будет уговаривать, шептать, кричать, ты не найдёшь от него спасения даже во сне, пока не исполнишь его желания.”

– Лена, тебе налить чаю?! – крикнула мама из кухни.

– Нет, Ма. Я пока занята, я попозже.

– Вадику звонила?!

– Рано ещё!

Лена перевернула страницу.

На картинке были изображены Асина мама и Римма Ивановна в подвенечном платье. Они о чём-то спорят, а Ася выглядывает из своей комнаты.

“Неужели это тот день, когда её бабушка выпрыгнула из окна?” – подумала Лена.

Подпись: “Бабушка собралась замуж, ей сделали предложение”.

Осталось только поднести лампу и понять, что же произошло на самом деле. Лена не стала этого делать и просто перевернула страницу. Там она увидела Асю в больничной пижаме сидящую на кровати. Обстановка скудная, только кровать, окно с решёткой и тумбочка.

Подпись: "Я в больнице. Болею. Скучаю".

Лена смахнула слезу. Значит, Асю действительно увезли лечиться после случившейся трагедии. А после этого она сошла с ума. Всё же сходится, любой сойдёт с ума поживи он с сумасшедшими. Она не верила ни в какого чукотского злого духа. Она сама училась на преподавателя, это Асино творчество больше всего походило на творчество душевнобольных. На всякий случай, она посветила ультрафиолетовой лампой и прочитала появившийся текст.

“После смерти бабушки и мамы – злой дух затаился. Он ждал, пока я созрею. Он одолел меня в день моего рождения. Когда мне исполнилось тринадцать лет и у меня начались первые месячные – он вошёл в меня. Я каталась по больничной койке несколько дней и не могла спать от жжения в желудке, походившего на сильную изжогу. Но это была не изжога. Это был он. Кан-Килви. Мама жестоко расплатилась за право узнать его настоящее имя. Я тогда не выдержала и спросила его. Я была первой, кто обратился к нему по имени. За это он вознаградил меня, он помог выйти из больницы, сообщив мне, что отныне я буду его жрицей. Я очень жалею, что согласилась и приняла его предложение, но мне было так больно, что я не выдержала. Никто бы не выдержал”.

“Всё сходится, – подумала про себя Лена, – она сошла с ума”.

Уже несколько успокоившись, девушка перевернула страницу. Снова милая картинка. Асю выписали из больницы, и она доучивается в частной гимназии. У неё много подруг и друзей, и она пользуется большой популярностью среди мальчиков. Лена поднесла другую лампу и начала читать появившийся текст.

“Кан-Килви наградил меня неудержимой похотью. Я трахалась со всеми. Я отдалась врачу на его столе прямо во время выписки. Отец ничего не знает или делает вид, что не знает. Мне всё равно с кем – лишь бы удовлетворить волю Кан-Килви. Так он думал. Я специально усыпляла его бдительность бесконечными потрахушками. Он хотел, чтобы я залетела и родила, а я всеми силами стремилась ему этого не позволить. Пока я училась в гимназии, у меня было восемь выкидышей. Каждый раз, стоило мне залететь, как я делала вид, что съезжаю с катушек и совершала насилие над собой. Однажды я даже выпрыгнула со второго этажа, чтобы у меня наверняка был выкидыш. Заодно, я сломала себе ногу”.

“Не верю! – подумала Лена. – Ты всё наврала, Асенька”.

Она проверила сколько осталось. Три страницы. На первой Ася в институте, у неё новый имидж. На второй Ася начинает заниматься музыкой, у неё своя Рок-группа и на третьей она приезжает на день рождение к своему отцу. На всех трёх она улыбается и комментирует картинки короткими сообщениями. Читать стало неинтересно. Наверняка там, в скрытом тексте настоящая психушка. Чем она может удивить Лену? Куда уже хуже мнимых выкидышей. Не может быть у человека, столько раз такого. Только у чокнутого в голове. Сидит, наверное, со своими воображаемыми детьми в изолированной палате и подушку нянчит. Она позвонила Вадику и пригласила его на ужин. Он пообещал прийти через час.

Лена вздохнула и решила дочитать альбом, а потом уже идти помогать маме. Всего-то три страницы осталось.

Она навела лампу на первую, где Ася поступила в институт.

“…Я добилась своего. Я больше не могла иметь детей. Кан-Килви был в бешенстве, но других женщин, которых он мог терзать, у него не было – только я одна. И тогда он смирил свой гнев, обязав меня приносить ему жертвы. Я стала вроде бабушки, нелюбимая жена и нужная жрица. Сначала я пыталась приносить ему в жертву мелких зверюшек, как это делала бабушка. Я убивала хомячков, тараканов, крыс, мелких птичек, но ему это быстро надоело. Он требовал человеческих жертвоприношений. Видишь мой новый имидж? Я делала пирсинг каждый раз, после очередного убийства. Мои уши проколоты, мой нос, язык и губа тоже, дальше были соски на груди, а потом я просто делала пирсинг на спине, пока из украшений не получилась картина. Я делала это, чтобы помнить. Я должна помнить каждого. Каждого мужчину или женщину. Я не трогала только детей. Отец вытаскивал меня из передряг. Платил огромные деньги, только бы меня не закрыли. Мне наплевать. Всё равно эти деньги прокляты. Да и плевать всем на бомжей и гастарбайтеров.”

Лена спокойно перевернула страницу. Когда такое обилие признаний в убийстве, не только не веришь, но ещё и становишься равнодушным. Ася, а что не тысячу человек? Как ты их убивала? Что ты пишешь, шизофреничка?

На следующей странице Ася играет в рок-группе. Ну-с, почитаем.

“У меня появились последователи. Я стала таким отморозком, что мне самой стали поклоняться. Кан-Килви доволен. У нас, три капища, посвящённых ему. Мы строим их в гаражных массивах, в подвалах и мои слуги притаскивают туда бомжей, которых я затем торжественно убиваю. Иногда это приезжие, иногда это сироты, а иногда, это тот, кого захочет Кан-Килви. Он очень жалеет, что проклятие умрёт вместе со мной и потому бережёт меня. Мои пытки практически прекратились, ибо я сама не могу остановиться. Каждый раз после жертвоприношения устраиваются оргии, и все остаются довольны. Кан-Килви обещает слугам через меня счастливую жизнь и блаженство. Он всего лишь злой дух, который мечтает стать богом. Он жаждет поклонения.”

“Ладно уж, дочитаю. Всего одна страница осталась”, – подумала Лена.

Картинка встречи с отцом. Она навела лампу и отшатнулась. На проявившейся картинке приносили в жертву Асиного отца. Он был привязан к утыканному шипами столбу, а Ася в рваной хламиде лично перерезала ему горло над жертвенной чашей в окружении толп последователей.

“…Это финал. Недавно, я узнала, что мой отец продал нашу квартиру твоей семье. Ты должна знать, что эта квартира краеугольный камень проклятия Кан-Килви. Он нашёл выход, как ему продолжить существовать после моей смерти и подговорил моего отца совершить сделку. Мой отец продал её за сущие гроши. Я не знаю, в курсе ты или нет, но прошу тебя: если ты об этом уже знаешь – беги! Беги без оглядки. Брось своих родителей и уходи из дома. Или срочно выходи замуж. Смена фамилии и семья того, кого ты выберешь, защитит тебя от Кан-Килви. Он начнёт с твоей матери. Он наверняка начнёт с твоей матери, а потом доберётся и до тебя. Он превратил меня в чудовище, тоже самое он сделает и с тобой. Я убила своего отца слишком поздно. Он уже совершил сделку. На этой картине ты видишь, как я убиваю его. Затем я отравила всех своих слуг, кроме одного, который должен доставить моё послание. Верь мне! Я не сумасшедшая! Это всё правда! Тебя не спасут молитвы. Тебя не спасёт крест. Он найдёт тебя везде, как только ты станешь хозяйкой квартиры. Он не отпустит тебя. Умоляю тебя – беги!

Я же, иду топиться.

Сегодня у меня точно получится. Твоя бывшая подруга – Ася. Я догадываюсь, что ты мне не поверишь. Никто бы мне не поверил. Знай! Когда человек одержим им, злого духа очень легко заставить проявить себя. Тебе достаточно позвать его по имени. Запомни: его зовут Кан-Килви”.

Лена захлопнула альбом и включила свет. Ну вот и всё. Прощай подруга. Читать было неприятно и мерзко, но уж лучше страшная правда, чем наивные детские мечты. Ася никогда больше не вернётся и этот страшный альбом самое настоящий предмет искусства, созданный шизофреником. Надо будет его на досуге показать знакомому психотерапевту, может быть из этого получится настоящая диссертация? Она подумала и спрятала альбом среди личных вещей, куда не заглядывала мама, а сама пошла помогать ей на кухню.

Мама как раз намывала посуду. Лена уселась на стул и посмотрела на купленные продукты: сыр, красная рыба, колбаса.

– Мама, ты зачем накупила столько?

– Ой, дочка, у меня для вас с Вадиком такая новость хорошая! Такая хорошая! – радостно говорила мама, стоя над мойкой – Хотим с отцом вам сюрприз сделать, да уж боюсь не удержусь.

– Какая новость? – насторожилась Лена.

– Квартиру мы вам купили. Очень выгодно. И знаешь у кого? У Аськиного отца, вот представь себе? Он сюда приезжал в прошлом месяце, хотел от квартиры избавиться, да знающие люди нам и шепнули. Представляешь? За такие деньги, да четырёхкомнатную. У вас ещё и на ремонт останется. Лен, ты рада? Лен?

– Мама! Ты знаешь, что случилось в той квартире! И ты всё равно её купила?! У тебя мозги есть? Мы не будем там жить даже под страхом смерти! – возмутилась Лена.

Мама даже не повернулась к ней. Она всё также продолжала намывать посуду.

– Дочка. Мы для тебя всю жизнь деньги откладывали. На твоё счастье. Если бы не мы эту квартиру урвали, так другие. Нам просто повезло. Какая разница, что там случилась? Ведь столько лет прошло? А ты посмотри на цены? Ты посмотри, пройдись? Вы получите огромную квартиру без ипотеки, поженитесь и детишек нам нарожаете. А ну и что, что она старая, так Вадик у тебя рукастый – ремонт сделаете. Ты бы рожу-то не кривила, а? Родители тебе только добра желают.

Лена закатила глаза. Опять! Снова это вылезло у матери, это её скопидомство. Подешевле ей подавай, пожирнее и подешевле, а на трагедию Асиной семьи можно глаза закрыть. Не горела же квартира, целая. Только старуха сгорела. Тут она вспомнила об Асином альбоме. Как же так совпало-то? Ася знала, что родители купили её квартиру и нарисовала этот альбом. А, если она узнала это, сидя в психушке? Каково ей это было узнать? Папа последнее продал. Её наследство. Понятно теперь всё. А Лена теперь в Асиной квартире живи. И она чтобы просто удостовериться, что Ася написала полную чушь произнесла громко:

– Кан-Килви!

Тарелка выпала из рук матери Лены. Она обернулась и, выхватив из подставки разделочный нож, шагнула в сторону дочери.

Галлюцинация

Первый утренний посетитель. Низенький упитанный мужчина средних лет. Присел в предложенное кресло и, нервно почёсывая запястья, принялся озираться.

Психотерапевт Карлов полистал тощую медицинскую карту и, отложив в сторону, улыбнулся:

– Что вас беспокоит?

– Галлюцинации! – выпалил мужчина – Мне посоветовали вас, как опытного специалиста…

– А, кхм. – Карлов поскрёб пальцем висок. – Расскажите подробнее. Какая галлюцинация? Одна или разные? Как часто?

– Одна! Постоянно! Я вижу бумажник с деньгами! Поэтому решил посоветоваться… Мне сказали…

– Не торопитесь. Расслабьтесь. Если хотите, закройте глаза и расскажите – с чего всё началось? – мягким голосом порекомендовал Карлов – Я могу предложить вам кушетку.

– Не надо.

Пациент прикрыл лицо ладонями:

– Два месяца назад я потерял работу. Безработный я. Когда совсем не осталось денег, я случайно, у себя в квартире, обнаружил бумажник с деньгами. Деньги были как наши, так и валюта. Большой бумажник из кожи коричневого цвета. Внутри кармашки и отделения для карточек. У меня такого бумажника не было. Нашёл я его и пересчитал деньги. Там было около пятидесяти тысяч. Я обрадовался. Деньги – вот как нужны! Хоть режь! Сразу решил, куда их потратить. Отвернулся на минуту, а бумажник пропал.

Всё в доме обшарил – нет бумажника. Вот такая галлюцинация, доктор.

– Обычных размеров бумажник с деньгами?

– Да!

– Любопытно.

– И с того раза я начал его находить повсюду: на улице, дома, в лифте. Он появлялся и будто бы издевался надо мной. Показывал деньги, я их пересчитывал. Бывало, я вытаскивал из него деньги, а бумажник выкидывал. Потом, хлоп себя по карманам, а денег тоже нет.

– Бумажник не менял цвет, форму? Количество денег внутри было одинаковое?

– Суммы я находил разные. От мелочи до сотен тысяч. Этот бумажник меня преследует везде.

– А вы пробовали на него не обращать внимание?

– Пробовал. Три дня ходил мимо и не трогал, когда он появлялся. Потом нащупал его в своей постели. Под подушкой. Он был полон денег. Выкинул в окно. Через час он лежал на кухонном столе.

– Это бумажник видите только вы? – уточнил Карлов.

– Да. Я пробовал показывать его друзьям и близким, но, когда пытался предъявить его в качестве доказательств, он исчезал.

– А пробовали показывать деньги из бумажника?

– Разумеется. Я даже номера на купюрах записывал и сличал их с настоящими деньгами. Не отличить. Но вижу их только я. Больше никто не видит.

"Любопытный человек”,– Карлов делал пометки в личном блокноте.

– А портить купюры пробовали? Поджигать или рвать?

– Вы что доктор? Это же деньги!

– А сейчас вы этот бумажник видите?

Посетитель убрал от лица руки и, осмотрев кабинет, покачал головой:

– Нет. Он появляется только когда я один.

– А нюхать его вы пробовали? Бумажник имеет специфический запах?

– Не пробовал. Обычный бумажник же. С деньгами.

– А больше вы ничего такого не видите? Что с вашей точки зрения, выходило бы за рамки вашего восприятия?

– Нет. Только бумажник. В остальном, всё как обычно.

Посетитель вздохнул. Он выговорился и ему стало легче:

– Скажите доктор – у меня шизофрения?

– Скорее всего, у вас просто нервное расстройство в результате потери работы. Стресс. Отсюда и навязчивые мысли, выразившиеся в конкретном предмете. Бумажник может вызывать у вас подсознательно чувство защищённости. Истинные галлюцинации не являются обязательным спутником шизофрении, – успокоил его Карлов – О шизофрении, говорить рано. Вам нужно будет сдать анализы. Для начала, я пропишу вам лёгкие успокоительные. И будем наблюдаться.

Карлов проводил посетителя до дверей и, вернувшись, обнаружил оставленный в кресле бумажник.

"А пациент -то, забывчивый",– подумал он. Открыл бумажник и сам убедился, что тот настоящий и денег внутри полным – полно.

Нет никаких галлюцинаций.

Карлов вышел в коридор и окликнул своего пациента:

– Стойте! Вы забыли!

Пациент словно и не услышал. Не оборачиваясь, скрылся за поворотом в сторону выхода.

"Еще и глухой", – Карлов, недовольный таким поведением, дошёл до регистратуры.

– Анечка, а пациент, что у меня был, оставил свой номер телефона?

– Какой пациент, Виктор Семенович?

– Вот первый, как его? Запамятовал. Вы же его, только что записали? Карточку, кто заполнял?

– Что вы, Виктор Семёнович? Новых ещё не было. Я записывала Мышкину, но она будет через час. Вы же сами просили: до 10 утра, не беспокоить.

– Не понял.

Карлов вернулся в свой кабинет за доказательствами, бросил бумажник и принялся шарить на столе. Карточки пациента не было. Как же его звали? Низенький. С брюшком. Идиотизм какой-то. Так, а блокнот?

Карлов проверил блокнот. Вместо последней записи с листка бумаги ему улыбнулась рожица, нарисованная фиолетовыми чернилами.

Карлов перевёл взгляд на бумажник. Тот и не думал исчезать.

Он снова открыл его и начал пересчитывать деньги. Насчитал девяносто тысяч.

"Интересно, а если переложить их в свой бумажник, они пропадут или нет?" – подумал зачем-то он.

С тех пор, как ты сломалась

Валерия снова обнаружилась у окна на площадке, между первым и вторым этажом. Тянет её сюда, словно магнитом. Снова закуталась в клетчатый плед и сидит в кресле. Любуется нашим двориком.

– Ты принёс мне Мате? – не оборачиваясь, спрашивает она. Мне кажется сегодня её голос капризнее, чем обычно.

– Да, дорогая. Вот твоя любимая колбаса и бомбилья. А в ней, Мате.

– Калабаса! Какой же ты всё-таки глупый, – смеётся она и поворачивается, чтобы взять из моих рук горячий напиток.

– Зато, ты у меня гений, – улыбаюсь я.

– Да. Я гений и не стесняюсь своих ошибок, – охотно соглашается Валерия – А вот ты…

– Что я?

Я пытаюсь обнять её за талию, но она отстраняется.

– Ты совершенно не занимаешься саморазвитием. Я подготовила для тебя кучу полезной литературы, а ты к ней даже не притронулся. Роберт Кийосаки, Тина Силиг, Дейл Карнеги, Лоретта Бройнинг. Для тебя это пустые слова.

– А как же Итан Кросс? – я смотрю на её руки. Они снова в блёстках и клее. Она снова пыталась творить в мастерской. Интересно: что опять? Домик для фей? Модель золотой рыбки или что-то простое из полимерной глины? За моей Валерией очень нелегко уследить. Сейчас она тут, а через минуту побежит двигать мебель или варить обед. Господи! Кого я обманываю, она совершенно не умеет готовить. Я вынужден подсовывать ей готовые блюда.

– Мне, кажется, в этом углу не хватает книжного шкафа, – замечает она. – Я бы хотела время от времени сидеть на ступеньках лестницы и любоваться книгами под шум дождя.

– Снова? – вырывается у меня. Был. Был уже этот проклятый шкаф, и ты уронила его, когда решила, что твоим кактусам самое место на шкафу, а потом ещё эта клетка с канарейкой. Ты тогда сломала ногу и два месяца я возил тебя в инвалидном кресле, потому что костыли ты потеряла в первую же неделю.

– Тебе не нравится моя идея? – спрашивает она.

– Очень. Очень нравится! Ты у меня самая лучшая. И ты, наверное, хочешь расставить в этом шкафу все свои первые книги? Все свои издания, чтобы обогащаться духовно?

– Н-нет. Мне кажется, это слишком тщеславно и может повредить моей карме. Лучше поставим на шкаф глобус. Так будет уютнее.

Да. Я помню этот глобус и как ты уронила его себе на голову. Он стоит на первом этаже, и ты всегда находишь время его покрутить. Так ты обновляешь свои знания об окружающем нас мире, ибо телевизор – это пошло и недостойно настоящего гения. Лучше пусть он там и останется.

– Кстати, я решила вернуться к созданию авторских багетов. Ты должен починить тот станок в мастерской. Когда ты его починишь? Ты же мужчина и инженер! Мне стыдно перед друзьями за то, что ты не можешь починить этот несчастный станок.

Станок? Ну уж нет. Я помню, как ты делала багеты и отрезала себе два пальца. И как мы вместе ездили в больницу пришивать их тебе обратно. Разумеется, ты кричала, что это нормально и даже Ван-Гог лишился некоторой своей части тела, но как же ты кричала…Лучше жить с пальцами, чем без них Валерия. Во имя спокойствия нашей семьи, я никогда не починю этот станок.

– Я попробую. Когда будет время.

– У тебя его никогда для меня нет. Ты всё время на работе. А вот знаешь, что мои родители, между прочим, сейчас в Гималаях. Постоянно присылают фотографии. Они счастливы и посвящают свою жизнь только самим себе. А мы с тобой за последние несколько лет так нигде и не побывали. Я, может быть, в Австралию хочу.

– Ты же знаешь, у меня много работы, – отвечаю я. – Мне нужно оплачивать счета, платить за наш дом, за машину, ещё несколько месяцев и я обещаю тебе: мы поедем в кругосветное путешествие.

– Может я не хочу в кругосветное. Это скучно. Поехали, как мои родители, дикарями? – Валерия обиженно надувает губки.

– Поехали, – соглашаюсь я. Валерия всё равно забудет этот разговор. Мы обсуждали это вчера, мы будем обсуждать это завтра. Мы всё равно никуда не поедем, потому что она боится высоты, а на море её укачивает. И дикарями она первая не согласится отправиться в путешествие, так как привыкла к удобствам.

– Хорошо. Обсудим эту тему завтра. Сегодня, мне бы хотелось поговорить о другом. Ты видишь, как пуст наш двор. Там так мало зелени и украшений? – спрашивает Валерия.

– Так ведь осень, дорогая моя.

Это уже интересно. Это что-то новенькое. Это именно то, чего сегодня я ждал.

– Я хочу украсить наш двор, – заявляет Валерия. – Скворечники для моли.

– Ого?

– Да. Я вырежу из листового железа нужные части, лучше из нержавейки, а потом сделаю скворечники, и мы украсим ими наш дворик. В ней поселится моль и будет там жить. Как тебе такая концептуальная идея?

Я задумываюсь. Такое уже было. Точно было. Я купил ей газовую горелку, и она устроила пожар в мастерской. Но всё же лучше, чем её занятия гальваникой. Ожогов значительно меньше.

– Ты же хотела беседку, – говорю ей я.

– Беседка – это сейчас не модно, а вот скворечники для моли, такого ещё никто не делал. Я буду первая и…и…и…

Её лицо начинает дёргаться. Я быстро выхватываю из её рук мате и ставлю на подоконник. Челюсть заклинило? Нет, это очередной сбой электроники. Сейчас исправлю. Я легонько хлопаю её ладонью по затылку.

– И…о чём мы сейчас говорили? – оживляется она.

– О звёздах. Твои глаза прекрасны, как звёзды, – говорю ей я.

– Дурак! – смеётся Валерия. – Я вспомнила: нужно перекрасить заднюю стену дома. Там такая страшная полоса жёлтой краской. С третьего этажа по первый. Куда ты спрятал от меня лестницу?

Ну уж нет. Второй раз я на это не куплюсь – думаю я. Один раз ты уже решила покрасить стену и теперь я вынужден жить с роботом. Эту полосу оставила ты, любовь моя, когда падала с той злополучной лестницы. Она служит мне напоминанием, что некоторые люди не могут жить в согласии с самими собой. И я не могу, Валерия. Я потратил год, чтобы скопировать твоё сознание, твою память, твои привычки в этого робота, который до последнего волоска выглядит так же, как ты. Твои родители под стать тебе Валерия, они даже не заметили твоей смерти и до сих пор уверены, что ты жива, когда общаются с тобой по телефону. А твои друзья? Твои знакомые, которыми ты хвастаешься передо мной? Они же такие же, как ты, гениальные люди. Никто из них не заметил разницы. Никто не пришёл на похороны. Никто.

Всё останется по-прежнему Валерия, сначала ты казалась мне слишком идеальной. Кто ты, а кто я. Я всего-навсего инженер-робототехник. Мужлан, грубые руки, зевота от просмотра образцов великого искусства, но таким гениям, как ты, нужен я, Валерия. С тех пор, как ты сломалась, я люблю тебя с каждым днём всё больше и больше. Я всегда буду любить тебя.

Звонило

Во дворе, между двенадцатым и четырнадцатым домом, среди детворы ходила легенда о жутком чудовище, которое приходит к детям, когда они дома совсем одни. Одни говорили, что чудовище – это одноглазый старик с торчащими во все стороны кривыми зубами, а другие, что это старуха с длинным носом, из которого текут противные зелёные сопли. А ещё, иногда, говорили, что это маленькая девочка без лица, держащая в руке воздушный шарик. Шарик обязательно черного цвета.

Легенда гласит: если ты маленький мальчик или девочка и ты остался дома один, то ни в коем случае не подходи к двери, когда раздался звонок. А если подошёл, то не спрашивай – кто там? И не смотри в дверной глазок. Если посмотрел, то всё, конец! Чудовище увидит тебя. Оно поймет, что ты дома. И ты совсем один. Оно будет дергать ручку двери, пугая тебя. Оно будет скрестись в дверь. Если ты убежишь в другую комнату, оно начнет звонить тебе по телефону. Оно будет шипеть по радио, а если твой телевизор включен, то на экране обязательно появится его страшная морда, или харя, или рыло. Но оно будет очень страшным и напугает тебя до икоты.

Взрослые одобряли детскую легенду. Они считали ее правильной и сами, иногда, распространяли информацию о ней среди самых маленьких и непослушных детишек. Взрослые даже дали прозвище чудовищу – Звонило и прозвище быстро разошлось по всему двору. Но были и недовольные этим. Например, алкаш дядя Дима, которого тоже стали обзывать Звонилой за то, что тот, подзалив зенки, часто путал свою квартиру с соседскими.

Правда дяде Диме к Звониле добавляли ещё одно неприличное слово. Прилагательное, но очень матерное. А ещё сами взрослые, позабыв про легенду, изредка пороли своих детей, когда те не открывали им дверь, в случае, если родители теряли или забывали ключи, уходя на работу.

Легенда о Звониле считалась очень древней, она была известна ещё в те далёкие времена, когда радио было в каждой квартире, а телефон не в каждой. Тогда вся улица знала только телефонные номера, начинающиеся на двойку. А потом построили новую АТС и в домах начали появляться телефоны, начинающиеся на цифру четыре. И в то же самое время школьники прознали секрет, защищающий детей от Звонилы.

Если на уроке ты получил четверку и номер твоего телефона тоже начинается на четверку, то в этот день Звонила к тебе нипочем не придет! Хоть дверь не закрывай! Хоть, чё- хошь делай!

Успеваемость в местной школе резко повысилась, а дети, которые не учились и те у кого были телефоны с двойками, начали дико завидовать этим счастливчикам. Но вскоре пронесся слух, и все узнали самый главный секрет – оказывается Звонило просто боится числа четыре. Что угодно нужно носить с собой, любые предметы, главное, чтобы в сумме они давали четверку. Камешки, монетки, марки, сводилки, ластики, даже четыре спички и то можно.

Детвора немедленно начала вооружаться различными оберегами, дающими самый эффективный результат. Пробки от духов, шарики из подшипников, цветная мозаика, выбитая из стен – все пошло в дело. Хвастались друг перед другом, веселились, радовались, что больше не надо бояться Звонилы. Самые ленивые просто считали до четырех, когда им звонили и только потом спрашивали – кто там?

Но счастье продолжалось недолго. До тех пор, пока в доме номер 14 не пропал мальчик. Все говорили, что его Звонило унес, а некоторые всамлично слышали это от бабушек, сидящих возле подъезда. Это сейчас никто не помнит Петьку Корявого, а тогда бурно обсуждали его пропажу. Петька! Вот такой пацан! Десять лет – четыре зуба.

У него ж самый лучший оберег был. Остальные-то, свои зубы, он друзьям подарил, когда по гаражам бегал и случайно на кирпичи лицом вниз упал.

Детвора испугалась тогда до чёртиков. Получалось, что обереги не действуют?

Правда, потом говорили, что Петька вовсе не исчез, а просто родители его разошлись и его мать увезла в деревню, но кто ж таким вракам поверит?

Ужас, царивший во дворе доходил до того, что дети боялись оставаться в квартире одни, ходили друг к другу в гости, обрезали телефонные провода и замазывали дверные глазки краской, чтобы и шанса Звониле не было. Всем замазывали, и себе, и соседям.

В то смутное и страшное время дошло до того, что кто-то сочинил песенку-предостережение. Полный текст её забылся, но вот припев ещё помнится. Особенно было страшно, когда её пели хором.

– Звяк-звяк. Трень-Брень.

– Не высовывай нос за дверь.

– Трень-Брень. Звяк-Звяк.

– Там, ждёт за дверью страшный враг.

Эту песню пели несколько лет, а потом в один день прошел слух, будто бы Звонилу поймала милиция. Он пытался проникнуть в квартиру, где в тот момент находился один ребенок – мальчик, учащийся пятого класса. Звонило звонил в дверь, стучался, а мальчик конечно же ему не открыл и не подавал никаких признаков того, что он находится дома. А Звонило решил всё-таки до него добраться. И тогда мальчик вызвал милицию. Он позвонил в милицию четыре раза и она сразу приехала. На следующий день все во дворе знали точно, что Звонилу не только поймали, но и то, что его будут судить. Бабушки у подъезда рассказывали и каждый раз эта история обрастала все новыми и новыми подробностями. Говорили, что родители мальчика, богатые кооператоры, и что Звонило был не один, а с сообщником, и что у него был при себе гвоздодер.

Весь двор ликовал, славя долгожданное избавление от Звонилы, хотя нашлись знающие пацаны, которые утверждали, что радость временная и что придет время, когда Звонило откинется. И поначалу действительно ждали, а потом страна изменилась, выросли дети, и вообще много всего произошло.

Недавно, дома номер 12 и номер 14 было решено снести, как аварийные, а на их месте построить торговый центр.

Ломавшие дом номер 12 строители, обнаружили на одной стене надпись, сделанную зеленой краской:

– Звяк-звяк. Трень-Брень.

– Не высовывай нос за дверь.

– Трень-Брень. Звяк-Звяк.

– Там, ждёт за дверью страшный враг.

Столько лет прошло.

Один из строителей вспомнил эту легенду и рассказал за обедом в бригаде. Все посмеялись. А после, кто-то за столом сообщил, что недавно в городе появилось коллекторское агентство Трень-Брень и уже очень хорошо работает. Некоторые после таких слов задумались. Может, действительно Звонило вернулся?

Трактир – "Весёлый мертвец"

Складырь был единственным из рода Опивцев, что осенью не ложился в привычную мертвецам спячку. Так уж сложилось: без вина и веселья он тосковал сильнее прочих, оттого и поселился по-человечьи в глубокой чаще Муромского леса на кривоезжей дороге у самого Перекрёста. Сначала просто землянку вырыл и несколько погребов для хранения кислой ягоды, а потом у проезжего мусульманского алхимика самогонную машину приобрёл. Мусульманин сначала сопротивлялся, кричал, но Складырь его всё-таки уговорил. Да и зачем мусульманину – вино курить?

Грех это. Харам.

Алхимик согласился, собрал в платок, отрезанные Опивцем, пальцы и уехал, тихонько поминая гостеприимного хозяина по матери. А нечего было над хозяином смеяться и говорить, что брага, поставленная в угощение, кислая и слабая. Нечего было хвастаться своей иноземной машиной.

Складырь попробовал первую партию алкоголя и пришёл в дикий восторг. Новое зелье оказалось стократ веселее браги. Сидя у входа в землянку, он распевал песни о прошлых славных денёчках, о мертвецах, заклейменных проклятьем, о голодных и рабах.

Как водится, на песни и запах хмельного потянулись гости. Сначала приходили лешие, потом заявились кикиморы и болотные черти. Складырь, конечно, угощал гостей, но надеялся, что к нему будут ходить редко, и очень просил не рассказывать про аппарат никому. Гости кивали, пробовали и обещали никому не рассказывать. Мы, мол – тсссс!

Вот только получилось с точностью наоборот. Про погребок Складыря узнали все, и начали к нему активно захаживать. От такой известности Опивец взвыл было от горя – ведь не напасёшься на мерзавцев зелья, хоть тресни! Высосут, выпьют всё, гости окаянные, а он же для себя делал! Но, слава Вию, подсказал один добрый малый, из немцев – Цверг Альхен. Его дедушка ещё, в знатное своё время, вересковые меды варил.

– Деньги с них бери и ломи цену такую, чтобы они плевались, и более к тебе не захаживали, – посоветовал он.

– А зачем мертвецам деньги? – подивился Складырь.

– На обустройство, на хозяйство, погреба себе не простые сделаешь, а каменные. Трактирчик возле Перекрёста построй. Да мало ли?

Складырь почесал гнилую черепушку и решил попробовать. На следующий день новым гостям, банде водяных чертей, пожелавшим испить хмельного, он предъявил “прейскурант”, начертанный на куске бересты. Гости прочитали, ударились было в обиду, но куда им против Опивца. Складырь так накрутил им хвосты, что черти полетели по кривоезжей дороге быстрее ветра. Зато перед следующим гостем он немного сробел, когда перед землянкой с небес оземь грянулся Огненный змий и пожелал выпить с устатку. Когда протягивал ему бересту, рука немного дрожала.

Огненный змий почитал, крякнул и достал из-за пазухи расписного кафтана пачку бумажных ассигнаций. Складырь в жизни столько денег не видывал и на радостях угостил гостя на славу. Только позже, когда Змий, покачиваясь, улетел, вздумалось ему проверить деньги, а там, вместо денег, листья лопуха оказались. Опивец тогда в сердцах, едва свой волшебный аппарат маленечко не расколотил. Только-только сдержался, а проклятущему змею много, много хороших и добрых слов в догон было сказано. Так, впервые, Складырь познакомился с кидаловом и навсегда запомнил этот ценный урок.

Следующего гостя, Вологодского упыря Никитыча, при расчёте он крепко держал за остатки волосьев и над каждой денежкой читал “Отче наш”, отчего несчастный упырь тихо повизгивал. Зато, опосля, угостил и с собою дал. Этот, как его… гостинец. Чтобы гость не сильно расстраивался.

Так по окрестностям пошла слава про Складыря, что он хозяин суровый, но щедрый. Через Перекрёст стали не ходить, а именно захаживать. Место само по себе не самое приятное. Страж Перёкрёста, древний мертвец Лупарь, поначалу не понимал – чего сюда все прутся? Некоторым даже бошки откручивал, да насаживал на колья, а к нему всё шли и шли. Сам-то он в рот хмельного вот уж как тыщу лет не брал. Решил страж лично проверить, а как проверил, воротился на Перекрёст на карачках и кричал «Ура!»

Потом спал две недели беспробудно, распугивая своим храпом лесных птиц и зверей.

Где деньги, там и услуги. Начали заявляться к Складырю разные мастера: Шкурник да Сбитник, Клевец да Резец. Сначала по отдельности, а потом и цельной мертвецкой артелью. За диким камнем посылали самого пана Глыбу, огромного, что сама гора. За деревом пришлось лешему поклониться, а за отделкой самому морскому царю. Ох, и запросил морской царь за кораллы, ох и затребовал! Помимо платы, ещё виру великую, да всё зелёным вином. Загоревал было Складырь, но болотный водяной из соседей, узнав про горе, предложил помощь и договорился с морским владыкой поменять кораллы на партию молодых баб, зная, что тот сильно горазд до женского пола. Морской царь, как узнал, подписал договор на поставку до получение оплаты, не глядя. Правда, потом орал и возмущался, потому что в договор каким-то таинственным образом затесалась описка, и вместо молодых баб, ему по-честному прислали молодых жаб. Но, тут уж ничего не поделаешь. Договор, есть договор. На сём и мир держится.

Закипела стройка, забурлила. В один месяц поставили Опивцу гостиный терем. Да погреба расширил, да подземные тоннели проложили для гостей, что света не любят. Да баню простую поставили, да баню костяную, да баню нутряную и заодно пруд для любителей.

– Гостям же не только пить, но и отдыхать хочется, а и за то можно денег брать, – посоветовал Складырю всё тот же Альхен.

– Да когда же я сам-то пить буду? – сокрушался Опивец. – Брагу готовить надо. Хранить надо. День-деньской вокруг самогонной машины пляшу, а ещё и угощать надо. Гости всё прут и прут.

– Нужен штат работников, которые будут тебе помогать, а ты им за это будешь денежку платить, или хмельным, по выбору. Вот ты и нашёл куда девать деньги, – объяснил Альхен.

Опивец был не очень доволен таким советом, но послушался. Развесил возле Перекрёста объявления о найме работников.

****

КИ ТО хошет пити безмеру

Ну ЖО ны работники за еду

Оплата сдельная. Ежемесисичная. Спрашивать Складыря кроми праздников и выходных.

ПЫ.СЫ. Колокольным миртвицам не званить.

****

– А чё делать-то надо? – почесал затылок страж Перекрёста Лупарь, первый прочитавший объявление.

– Ну это… Много чего. Ягоды квасить, траву собирать, шишки, дрова заготавливать, брагу носить, за машиной самогонной следить, в трактире прибиратися, разносить угощение, бани топить…– начал перечислять Опивец и охнул, – а ещё же веники. Про веники-то, я забыл!

– Я умею бошки и руки-ноги откручивать. Опыт работы тысяча лет, – предложил свои услуги Лупарь.

– Так ты и так Перекрёст охраняешь?

– А мне за это никогда не платили. И уж тем более ежемисисично. Очень заинтересовала меня твоя вакансия, Складырь. И перспективы роста имеются.

– Какие перспективы? – не понял Опивец.

– Ну, вот эти. Пити безмеру. Я, хоть сейчас, идти работать готов.

Опивец призадумался. А если ещё такие же дураки, как древний Лупарь попрутся? Ему нужен такой работник, который будет решать с дураками дурацкие вопросы.

– Ладно, ты нанят. Будешь встречать потенциальных работников и показывать им объявление. Ты понял какие мне нужны работники?

– Чего не понять? Что бы они всё за тебя делали, так ведь?

“Смотри-ка, а и не подумаешь, что ему уже тыща лет. Мозги имеются”, – подивился такому грамотному ответу Складырь. Он попрощался с новым работником и отправился в свой терем.

– А рабов брать? – крикнул ему вслед Лупарь, – в моё время, рабство было модной новинкой.

– Не надо. Рабы обесценивают труд настоящих квали..квали..тьфу…цированых работников, – отказался Опивец.

– Эх-ма, а в моё время, мы мечтали, что наступит будущее и всё за нас будут делать рабы, – вздохнул страж Перекрёста и приступил к выполнению своих новых обязанностей.

В тот же день Складырь вколотил возле терема табличку – Временно Низзя! Учёт.

Подходившие испить зелёного вина, гости толпились возле этой таблички и выстраивались в длинную очередь. Тех, кто шёл через Перекрёст, подстерегал охотник за головами, он же древний мертвец Лупарь, и предлагал жизнь или работу. Почему-то, многие выбирали жизнь и шли мимо, даже когда он показывал им объявление.

– Не так делаешь, – подсказал ему случившийся мимо Альхен. – ты им льготы сули, льготы. Отпуск, лечение, жалование, подарки, понимаешь? Работников надо заинтересовать.

– Понял, – хлопнул себя по голове Лупарь и чтобы не мелочиться начал предлагать льготы, сразу все и помногу, целый мешок льгот. Или, как он назвал, замануху – льготмешок. Он даже вывеску повесил перед Перекрёстом, чтобы никого не обидеть – ”Льготмешок обязательный для всех работников”.

Всё равно шли мало и неохотно, а однажды Лупарь приволок к Опивцу и вовсе безголового.

– Зачем мне работник без головы? Это же глупость! – обиделся Складырь.

– Да это не я его. Это он таким приехал. Он всадник.

– Всадник без головы?

– Ну.

– А на кар-кар он мне?

_{От автора: Все матерные и неприличные слова в этом рассказе заменены на кар-кар.}

– Тыкву ему вместо головы воткнём и пусть работает, а?

– А если ночью надо будет?

– Тады отверстия для глаз прорежем, свечки воткнём и пожалуйста. Хошь днём – хошь ночью. Он же согласен. Видишь, как приседает?

Складырь плюнул и согласился. Древний мертвец сделал всё сам. Нашёл крепкую, жёлтую тыкву, очистил её от семечек и вырезал на ней рот, нос и глаза. Потом запихал в тыкву зажжёные свечи и водрузил безголовому на плечи.

– Короче, поскольку ты на коне, будешь развозить приглашения самым преданным и добрым гостям от имени хозяина нашего заведения, – приказал он и выдал новому работнику сумку с берестяными грамотами. Тыквоголовый сел на коня и больше его никто не видел, видимо, заплутал бедолага на кривоезжей дороге.

Зато на тыквенный семечки набежал невесть-откуда заложный мертвец Ырка.

– Брат мертвец. Отдай да продай. Семечки очень люблю, – попросил он.

Лупарь, искренне считавший себя порубежным воином, не любил таких попрошаек ,бродивших на кривоезжей дороге.

– Работать пойдёшь – отдам семечки, – предложил он, прекрасно зная, что работать Ырка не любит, только душегубствовать. Он же висельник бывший.

– Дяденька, пожалей. У меня ручки слабенькие, – захныкал Ырка, которому страсть как хотелось семечек.

– Зато ножки крепкие. Ты же коробейник и мусорщик. Всякую дрянь собираешь и на горбу носишь. Почему бы тебе возле трактира не торговать?

Ырка призадумался. Торговать он любил.

– Это как продавать? За бесплатно?

– Да я ж видел у тебя, всякую закуску. Хвосты крысячьи, жареные, семечки. Голубей да ворон и тех в глине печёшь. Народ будет пить и покупать закуску, а ты получишь на семечки.

Так, Лупарь привёл Опивцу ещё одного работника. Впрочем, Ырка проработал недолго. Пока не кончились тыквенные семечки, а затем работник вспомнил, что больше семечек он любит только одно – воровать маленьких деточек. Не прошло и недели, как он умчался, поднимая пыль по кривоезжей дороге.

Заслуженная ведьма Карловна явилась сама. Припарковав свою ступу возле расщепленного молнией дуба, она разыскала Опивца, пробующего новую партию зелья, и сходу начала предлагать себя на должность главной поварихи.

– А зачем мне повар? Тут же вроде только пьют и гуляют, – защищался Складырь. – Не по адресу вы бабушка, не сюда вам.

– Да ты подумай милок? Только думай лучше! Гуляют и пьют – хорошо. А из еды у тебя что, одна каша берёзовая? – возмущалась ведьма.

– Меню сертифици…сертифи…тьфу ты, кар-кар! Это ежегодное меню, по ГОСТу. У меня расписка от леших имеется. Все в лесу эту кашу жрут и ничего, а мозгов и лягушек у меня нету, чай не на кладбище живём. Это, если надо, с собой приносят.

– Вот и плохо, что с собой приносят. Меня во Франции научили модному приёмчику. Меню называется. Ты подаёшь на стол готовые блюда и с этого имеешь доход. А лучше Карловны поварихи нету. Кого хочешь спроси – Папу Римского, Борджиа, Влада Цепеша. Всем готовила. Все довольны. Все не своей смертью умерли. У меня и благодарности имеются и рекомендации, сейчас покажу. Ведьма затрясла многочисленными юбками и достала из панталон пачку листов.

– Вота!

– Так это ещё расходы, – кислым голосом произнёс Опивник, прикидывая во сколько ему обойдётся содержание повара.

– Так, зато к тебе не шелупонь лесная пойдёт гулять, а нормальные, приличные бесы. Обчество. Всякая, кар-кар, интеллигенция. Знать.

– Чего знать?

– Не чего знать, а вообще знать. Князья, графы, бароны, принцессы, а у этих графьёв денежек поболее будет, чем у лесного немытого быдла. Вон у тебя месяц назад ведьмы отдыхали, чем ты их накормил, кашей берёзовой? Так, кар-кар-кар, все бедняжки отсюда до самого синего моря, неделю целую. Одна только радость – похудели, все как одна, с этого дела. А у меня от самой Елены Летучей грамота есть. Руки каждый день с мылом мою. Ни одна проверка не подкопается.

– Какая ещё проверка? – испугался опивец. – Мы же мертвецы, что ж с нас взять-то?

– А мытарям всё равно: мертвец ты или нет. Если у тебя есть деньги – значит ты существуешь.

Пришлось взять Карловну. Тем более у неё были при себе грамоты.

– И это, ты сам что ли будешь гостям разливать напитки? – поинтересовалась повариха.

– А чего? Нельзя?

– Ну тебе это уже не почину. Ты же теперь главный. Ты должен веселиться и следить за общей работой. Тебе нужен бармен.

– Кто-кто? Жена что ли?

– Работник, который будет стоять за отдельным столом и разливать гостям напитки. Мы поставим столики для тех, кто будет есть и пить, но ещё будет отдельный стол, где просто будут пить. Это намного выгоднее. Не все же, допустим, приходят голодные?

– А у тебя есть кто-нибудь на примете?

– Есть один иностранец. Граф Кариес. Очень приличный молодой вампир.

Так трактир Опивца обзавёлся не только поварихой, но и собственным барменом. С этим графом, кстати, вышла презанятная история. Однажды за барной стойкой сидел Лупарь и выпивал, как положено, пользуясь временным затишьем. Кариес подал ему вино в высоком бокале, а сверху зачем-то вылил немного крови. Древний мертвец высказал бармену своё недовольство и потребовал законную литровую кружку, а вампир презрительно фыркнул и сказал Лупарю, что тот быдло и это называется коктейль – Кровавая Мэри. Лупарь очень сильно обиделся и заявил, что в первый раз слышит, чтобы вино в наглую разбавляли кровью, а потом называли в честь какой-то там бабы. Вампир Кариес съездил по харе древнего мертвеца тряпкой, которой протирал бокалы. Лупарь меееедленно поднялся из-за стола и теперь Кариес пьёт кровь исключительно через соломинку.

Эту диковину взяли на вооружение и впоследствии стали подавать гостям, если те попросят.

Для простой работы пришлось нанимать мертвецов с соседнего кладбища, живые нипочем не хотели идти. Мелких чертенят и бесов стали гонять по особым поручениям. В бани наняли банников. Обеспечивать сырьём взялись местные водяные, лешие, и дело поначалу пошло, но вскоре гости начали высказывать недовольство.

– Выпивка есть – развлечений мало! – кричали они.

– Лупарь, ты занимаешься работниками или нет? Где развлечения? – возмутился Опивец.

– Так у нас черти есть. Пусть в карты играют, – предложил охотник за головами.

– Этого мало. Нужны и другие, например, бордель, – предложила Карловна. – если чего, я сама готова.

– Ты – то готова, а гости? Неее. Давайте русалок, что ли наберём? – отказался Лупарь.

– Водяные морду набьют. Может, лучше кикимор каких? – предложил Опивец.

– Тогда нас точно Лешие отоварят. Из своих мест брать нельзя. Все друг друга знают.