Ученик Хранителя Снов

Глава первая. «Санта-Клаус» и пряничные человечки

Эрни, с самым непринужденным видом, на который только он был способен, разглядывал содержимое полки супермаркета. В разгар зимних праздников секция с кремами для загара и прочих атрибутов курортного времяпрепровождения выглядела откровенно заброшенной. Видимо, те, кто мог позволить себе в эти дни погреться под тропическим солнцем, приобретали все эти вещицы в магазинах иного класса. Однако это не отменяло необходимости ежедневной уборки, и Эрни выбрал удачный момент, когда дама с моющим пылесосом свернула в проем между витринами, направляясь к холодильникам, и он проскользнул сюда незамеченным. Он знал, что примерно через десять минут она вернется и ему придется уйти.

Но сейчас он может спокойно стоять здесь, отогревая окоченевшие пальцы рук и ног, и спокойно думать, позвякивая последними монетами в кармане слишком короткой для такой холодной зимы куртки.

Он никогда не воровал, как бы ни было трудно (просто поклялся себе этого не делать), и даже никогда не выходил из магазина, совсем ничего не купив. Он продержится еще несколько дней, оттаивая в ладонях снег, чтобы выпить чистой воды, и растягивая подкопченную корку хлеба на целые сутки, превращая его кусочки во рту в жидкую-прежидкую кашицу. Потом он снова найдет какую-нибудь работу в порту или еще где-нибудь, а потом…

Он не знал, что будет делать, но он попытается накопить немного денег, и, может быть, даже когда-нибудь сможет купить ее. Он даже не знал, получится ли у него что-нибудь сделать, когда она ляжет в его руки, издаст ли она под его загрубевшими пальцами хоть один мелодичный звук.

Но он знал, что никогда не сможет забыть ее голос, глубокий, тревожащий и умиротворяющий, ниспровергающий все и возвращающий надежду из ниоткуда.

Тогда он просто проходил мимо и увидел сквозь стекло витрины, как парень с темными густыми волосами, собранными в хвост, отложил другую и взял в руки эту, как будто уже поняв, что именно она – та самая, – и, прикрыв глаза и запрокинув назад голову, заскользил тонкими, почти как у девушки, пальцами по струнам.

Тогда еще с ним был дедушка. Дедушка, который не стал одергивать и задавать лишних вопросов, а просто мягко положил на его плечо свою теплую шершавую руку и молча стоял рядом, пока он, «остолбенев» посреди улицы, с полуоткрытым ртом слушал музыку, лившуюся из-за неплотно закрытой двери на грязную, суетную, грохочущую улицу вопреки всему или во имя всего.

Музыка уже смолкла, и темноволосый парень, держа в одной руке картонный футляр со струнным чудом внутри, вышел из магазина и направился к светофору, а Эрни все стоял и стоял, как будто боялся, что если он сдвинется с места, волшебство, открывшееся ему, исчезнет и уже никогда не вернется. Загорелся зеленый свет, но парень, оглянувшись и едва взглянув на Эрни, остановился и, не обращая внимания на толкавших его людей, спешащих через дорогу, стал сосредоточенно искать что-то в кармане своих узких джинсов.

Наконец он извлек оттуда нечто, умещавшееся между его пальцами, и легкими шагами приблизился к Эрни. «Я бы никогда с ним не расстался, но он всего лишь из пластмассы, и мне все-таки пришлось купить новый. Это тебе на удачу». И парень разжал пальцы. На его ладони лежал кусочек пластмассы, наверное, когда-то бывший треугольным и ярко-розовым, весь пронизанный микротрещинками, как будто готовый вот-вот рассыпаться в пластиковую пыль.

«А что мне с ним делать?» – спросил Эрни скорее сам себя, потому что парень на этот раз все-таки перешел дорогу.

Дома он осторожно проделал нагретой иглой в середине треугольничка отверстие, и с тех пор «амулет» всегда был с ним.

Сейчас Эрни чувствовал, как он немного царапнул ему грудь под майкой, и воспоминания и мечты, как будто нанизанные вместе с бледно-розовой безделушкой на нить, обвязанную вокруг шеи, сейчас грели его не меньше, чем радиатор, пристроенный у соседней стены.

Через минуту женщина с пылесосом вернется в секцию «загара», он перестанет рассматривать статуэтку туземной девушки в купальнике из ракушек, зачем-то втиснутую на полку с кремами, возьмет сухари из ржаного хлеба, заплатит за них и выйдет в холодные сумерки.

Разжившись сухарями, Эрни рискнул погреться еще немного, изображая интерес к автомату с разноцветными попрыгунчиками возле выхода: до темноты, когда можно будет незамеченным пробраться в чистенький подвал и прижаться к теплой трубе, все-таки, еще минимум час. А час на морозе – это немало.

– Полагаю, ты уже вырос из этого… – Низкий мужской голос заставил Эрни вздрогнуть.

В другой раз Эрни выскользнул бы из дверей магазина, быстро, легко и бесшумно, как перепуганная кошка, и через полминуты был бы уже за пару кварталов отсюда, в одном из тех мест, где никто не будет буравить подозрительным взглядом его затылок с сильно отросшими волосами, выбивающимися из-под старой шапки.

Но что-то в этом голосе заставило Эрни поступить иначе. Что-то, чего он почти никогда не слышал в голосах людей старше него. Эрни во что бы то ни стало захотелось разглядеть обладателя этого странного голоса. Он медленно повернулся, чтобы рассмотреть его.

Если бы не элегантное черное пальто, шапка с искусственным мехом, отглаженные брюки, аккуратные ботинки на невысоком каблуке и безупречная осанка, Эрни мог бы сказать, что незнакомец очень похож на Санта-Клауса с картинки: белоснежные густые брови, усы и борода, спрятанная под шарф, закрывали почти все лицо с мягкими светлыми глазами, сейчас разглядывавшими Эрни поверх очков в прямоугольной позолоченной оправе с не меньшим любопытством.

В руках, как будто только что тщательно вымытых с мылом, с белоснежными краями ногтей и мягкой кожей, «Санта-Клаус» держал коробку с прозрачной крышкой, перевязанную тонкой лентой, зеленой, с красными полосками по краю. В коробке лежали два больших пряничных человечка, так, как будто они держатся за руки, маленькие пряничные руки в сахарной пудре. Человечки подмигивали шоколадными глазами и улыбались губами из глазури. Даже сквозь стеклянную крышку Эрни почувствовал запахи имбиря и сладкой присыпки. Его живот громко заурчал.

Незнакомец прочистил горло и повторил свою фразу сначала.

– Полагаю, ты уже вырос из этого, но пряники действительно вкусные.

С полминуты он снова разглядывал Эрни, немного наклонив голову набок, потом просто спросил:

– Выпьешь со мной чая?

Не успев толком подумать о чем-либо, Эрни кивнул, понимая, что очень рискует. Но что-то внутри него очень хотело доверять этому человеку, как будто в нем было что-то родственное, что-то напоминавшее о волшебстве, которое он уловил в случайно подслушанной живой музыке, волшебстве, которое пряталось за пеленой тех снов, которые никогда не помнишь отчетливо.

Мужчина уже открыл и придерживал входную дверь магазина, легким движением головы предлагая Эрни выйти первым. Эрни на секунду заколебался («Куда все-таки он собирается отвести его?»), но, почувствовав колкий уличный холод, так быстро съедавший искусственное тепло большого помещения, холод, который этой зимой, казалось, пробрал его не только до костей, но и въелся в самое сердце, холод, грозивший навсегда превратить его в настороженного, недоверчивого, ощетиненного получеловека-полуволка, вышел (а не выбежал) из магазина, теперь сам придерживая дверь, дожидаясь, пока его спутник выйдет.

Мужчина бодро зашагал по утоптанному снегу, жестом указав направление (Эрни заметил, что он не надел перчатки и не спрятал руки в карманы пальто). Когда они переходили через дорогу, он легко придержал Эрни за плечи свободной рукой («Точно так же делал дедушка»), и сквозь свою тоненькую куртку Эрни почувствовал, какая его ладонь горячая.

Теперь они шли по недавно расчищенному тротуару. Снегопад усилился, и тонкое снежное покрывало, легшее на темный асфальт, переливалось и искрилось под лучами фонаря. Неожиданно спутник Эрни нарушил молчание.

– Если я не ошибся, ты беспокоишься о работе, которой сейчас нет для тебя. А вот у меня ее, наоборот, чересчур много, в этом году не справляюсь один.

Он говорил просто, будничным тоном, как будто они с Эрни знакомы давным-давно. Эрни поразила его осведомленность, и, не зная, что ответить, он нелепо ловил холодный воздух ртом, чувствуя себя глупой и беспомощной рыбой, застрявшей между камней у берега озера.

Заметив смятение Эрни, мужчина поспешил его успокоить:

– Не переживай, я тебя никуда не сдам.

Он снова положил на плечо Эрни горячую ладонь, увлекая за собой в заснеженный проход между домами.

Сквозь белую гардину снегопада светились окна, украшенные гирляндами, фигурками снеговиков, снежинками и лентами. Только теперь он по-настоящему заметил все это, а тепло руки, вкрадчивый голос и ласковые глаза его спутника напомнили о дедушке, его улыбке, освещающей лицо в сеточке мелких морщин, которые делали его еще добрее и приветливее. Эрни вспомнил запах еловых веток, которые они собирали на улице и сплетали в венки («Зачем срубать целое живое дерево?!»), скромный, но вкусный ужин из запеченных овощей, самодельный сок из погреба, старый-престарый кованый подсвечник, весь в капельках застывшего воска, желтовато-белую, но чистую скатерть с вышитыми крестиком оленями по краю, пропахшую старинным комодом с засушенными травами в ящиках, отблеск огонька свечи на припыленных стеклах, под которыми притаились пожелтевшие фотографии, душистый чай из листьев мяты, выросшей на маленьком огороде за домом… Забытое ощущение безопасности и тепла как будто снова согрело его…

Картинки воспоминаний окружили его, заслоняя, вытесняя кадры реальности. Он шел как послушная механическая кукла, увлекаемый куда-то едва знакомым человеком, направляемый теплом его ладони.

Но вот ладонь отстранилась, тепло отступило, распалась иллюзия, которой хотелось довериться, в которой хотелось остаться.

Эрни стоял прямо возле окошка того чистенького и светлого подвала, в котором он ночевал последние две недели. Он предпочел бы не считать эти дни, совсем забыть о времени, не знать, сколько прошло ужасно грустных ночей, часов, минут с того темного вечера… Впрочем, теперь это уже неважно. Его поймали с поличным. Незнакомец, так правдоподобно изображавший дружелюбие, сейчас достает из кармана телефон. Он позвонит в социальную службу и сообщит его приметы, и не сегодня завтра за ним придут, его поймают, ведь у него уже не осталось сил убежать далеко, надежно спрятаться. И все-таки он попытается. Несмотря на болезненное чувство обманутого доверия и почти парализующего ощущения безнадежности, Эрни, мягко, как кошка, которая пятится, выгнув спину, стал отступать назад.

Мужчина тем временем достал из кармана то, что искал.

Ключи в его руке звякнули и упали в снег.

Эрни совершил свой «кошачий» прыжок – но не назад, а вперед, – и быстро поднял ключи.

Мужчина, по-видимому, не заметил ни смятения и испуга, ни манипуляций Эрни: немного потерев друг о друга ладони, он снял запотевшие и залепленные снегом очки и, подув на них, стал протирать стекла белым, как свежий снег, носовым платком.

Глава вторая. Новый дом, ловец снов и коровы для маскировки

Раньше Эрни не позволял себе разглядывать этот дом. Для него существовал только подвал, в который нужно проскользнуть незамеченным. В маленьком мирке, где он вел борьбу за выживание, не было места зимним пейзажам, голубям, ворковавшим под крышей, толстым котам, из-за чистых окошек лениво наблюдавшим за воробьями.

Это был тот же самый двор, в который он прокрадывался еще вчера, как пугливая мышь в свою норку.

Но сейчас он смотрел на него совсем другими глазами: глазами человека, которого другой человек пригласил к себе в гости. Теперь этот двор дружелюбно светился лампами и подмигивал гирляндами. Улыбчивый довольный дом, надевший уютную снежную шапку, открывал для него одну из своих дверей.

Мужчина закончил с очками и взял из ладони Эрни аккуратный чистый ключ. Его пальцы уже не были такими теплыми.

– Это моя причуда – не носить перчатки. Они всегда казались мне ужасно неудобными. А пальцы уже не те, что были раньше, и глаза подслеповатые. Так что не окажись ты сейчас рядом, я бы ползал в сугробе добрых полчаса. – Мужчина заговорщически подмигнул Эрни. – Я живу здесь, на первом этаже. – Он указал на окно, располагавшееся прямо над окошком подвала, так хорошо знакомого Эрни. В нем не горел свет.

Мужчина сам ответил на вопрос, который Эрни постеснялся бы задать.

– Я живу один. Если, конечно, не брать в расчет Мистера По. Но он нечасто бывает дома. Впрочем, я забегаю вперед, а ты, наверное, уже успел замерзнуть.

Они вошли в подъезд, в который Эрни не раз доводилось проникать «контрабандой». Опрятная деревянная дверь немного скрипнула, пропуская их в уютную прихожую.

Скромная и опрятная прихожая выглядела ничем не примечательной. Но здесь ужасно странно пахло: прихожие маленьких квартир просто не должны пахнуть так. Платяные шкафы и полки для обуви не хранят запах смешанного леса. Эрни знал и любил этот запах, он не спутал бы его ни с чем на свете.

– Знаю, у меня скромно, но я регулярно убираюсь и проветриваю. – Мужчина снова подмигивал. Из-за отсветов лампы в стеклах очков его глаза казались моложе и веселее, чем должны были бы быть у такого почтенного господина.

Пока Эрни разглядывал занавеску, отделявшую маленькую прихожую от комнаты-студии, возле его ног очутились мягкие тапки. Их носы были сшиты в форме голов мышей, на заостренных «мордочках» сверкали черные пуговицы-бусины, а за пятками тянулись хвосты. Когда Эрни сунул в них ноги и встал, мышки издали писк. Эрни вздрогнул и улыбнулся.

Хозяин тапок и квартиры хохотнул почти по-детски радостно.

– Это мои любимые. Надеюсь, тебе нравится.

– Большое спасибо.

Он уже снял пальто, и Эрни удивился, какая его белоснежная борода густая и длинная. Дедушка тоже носил бороду, но она едва касалась ворота рубашки.

– Пойду поставлю чайник. Если хочешь вымыть руки – ванная направо, – сообщил хозяин, раздвигая шуршащие и шелестящие нити занавеса, на которые были нанизаны какие-то бусины и перья. Миниатюрные колокольчики тонко звякнули, когда он исчез в недрах гостиной.

Эрни осторожно прошаркал в ванную, стараясь, чтобы «мышки» под его ногами не пищали слишком громко.

Не найдя выключателя, он боком протиснулся сквозь раздвижную дверь и стал осторожно ощупывать стену внутри. Но свет мягко включился сам, маленькие лампочки на потолке зажглись одна за одной, освещая почти всю белоснежную ванную комнату с большим прямоугольным зеркалом над миниатюрной раковиной.

Эрни подошел к раковине, открыл кран и подставил ладони под горячую воду. Тепло от рук как будто растекалось по всему телу. По бокам зеркала мягко загорелись еще две миниатюрные лампочки. Эрни медленно поднял глаза, собираясь духом перед тем, как ему придется взглянуть в лицо собственному отражению.

Он ожидал увидеть почти больное, изможденное, затравленное лицо бездомного человека.

Но из большого зеркала на него смотрело совсем другое лицо: худое, с высокими скулами, но свежее, с румянцем на светло-персиковой коже – лицо юноши со взрослыми, горящими глазами. Это было почти незнакомое, но ясное и красивое лицо.

Эрни быстро вымыл руки, умылся, наспех вытерся пушистым полотенцем и вошел в гостиную, уже не обращая внимания на громкий писк под своими ногами, чувствуя себя почти как дома.

Странный запах, который он почувствовал еще в прихожей, ощущался здесь еще сильнее, воздух в комнате был как будто перенасыщен кислородом и запахом древесины, спящих почек, смолящихся игл. Там, где он ожидал увидеть окно, висел плотный занавес, похожий на театральный, крепившийся к карнизу на потолке, напоминавшему собой яхтенную мачту. Справа на «мачте» помещалось какое-то колесико, с которого свисал канат.

Окно же находилось в стене напротив. Оно было очень большое, почти от потолка до пола. И вид из него открывался довольно-таки странный. Несмотря на то что когда они заходили в дом, на улице уже стемнело, это окно выходило куда-то, где солнце только начинало клониться к закату. Кроме того, пейзаж был совсем не зимний. Точнее сказать, пейзаж был таков, что зимы здесь вообще, скорее всего, не было: здесь росли пальмы, в домиках-коттеджах окна были открыты настежь, за окнами сушилось пестрое белье, среди которого Эрни успел заметить несколько легких платьев, рубашки и шорты.

Хозяин квартиры, сейчас возившийся с на вид слишком большим для такой «хоббитской» кухни чайником, заметил, что Эрни застыл, глядя в окно. Он «бухнул» здоровенный пузатый чайник на крошечную плиту, скользя по полу, заспешил к стене с окном, переключил что-то на странном устройстве, отдаленно напоминавшем выключатель, и из окна (теперь нормального окна стандартной формы и обычного размера) стала видна темная заснеженная улица, по которой они еще недавно шли.

«Ничего себе – скромное жилище, – пронеслось в голове у Эрни, – если даже вид из окна меняется автоматически».

Из-за шторы-занавеса выплыло нечто, что Эрни поначалу принял за большой мыльный пузырь. Но когда «пузырь», совершая свое странное путешествие по комнате, завис перед его лицом, он разглядел внутри него маленькую фигурку.

Когда-то он видел красивые хрустальные шары, внутри которых умещались крошечные домики и искусственный снег, но никогда не видел ничего подобного.

Прозрачный шар с отливающими перламутром боками увеличивался в размерах. Рос и маленький мирок внутри него. Теперь все это чудо буквально прилипло к носу Эрни. Человечек внутри тоже прислонил свой красноватый на кончике нос-картошку к тонкой прозрачной поверхности сферы и уставился на Эрни. У него были всклокоченные, цвета соломы волосы, топорно обрезанные на уровне скул, круглые ярко-голубые глаза, широко расставленные и широко раскрытые, они буравили Эрни. Человечек, так же, как и Эрни, явно не понимал, кто перед ним, и определенно был напуган, хотя старался не показывать этого. А вот Эрни пугало то, что пузырик вместе со своим обитателем продолжал расти.

Стенки прозрачной сферы истончались и дрожали, все больше растягиваясь. Эрни понимал, что вот-вот случится катастрофа. Было очевидно (Эрни не знал, почему, но чувствовал, что это так), что человечек погибнет, если прорвется эта странная защитная оболочка.

Он не принадлежал этому миру, не должен был находиться здесь, не мог переступить через эту «грань» безнаказанно. Происходило что-то, чего не должно было случаться. Эрни понимал это, но не знал, что делать. Его парализовало предчувствие беды.

Внезапно по лицу Эрни проскользила какая-то сетчатая ткань, и видение исчезло. Рядом снова были чистые теплые руки, сейчас державшие за ободок что-то напоминавшее сачок, но без ручки, вместо сетки у которого были затейливо сплетенные между собой веревки, украшенные бусами и перьями. Сейчас мужчина с белоснежной бородой выглядел так, как будто убаюкивал младенца, только вместо «люльки» он качал экзотический амулет ручной работы, шепча и напевая непонятные Эрни слова.

Он видел ловцы снов в магазинах, но всегда воспринимал их как декоративные безделушки. Неужели то, с чем он столкнулся буквально нос к носу, было сном? Если да, то чьим? И не спит ли он сам, или бредит, сойдя с ума от тяжелой уличной жизни?

– Прости, если задел тебя. И за то, что тебе пришлось столкнуться с тем, к чему ты еще не был готов. Я-то думал поговорить с тобой о работе хотя бы после того, как мы выпьем чая.

Большущий чайник на малюсенькой конфорке поливал кафельные плиты на стене мощной струей пара и капельками кипятка, подпрыгивал и тарахтел неплотно прикрытой крышкой.

Мужчина, продолжая баюкать то, что он удерживал при помощи ловца снов, удалился за занавес. Оттуда послышались звуки: было похоже, что пересыпаются мелкие камни. Несколько маленьких пузырьков выплыли из-за занавеса, но были пойманы тем же способом, что и их дезертир-предшественник.

Чайник совсем угрожающе затарахтел, выплюнув очередную порцию пара и брызг. Эрни, прикрыв рукой лицо, осторожно подошел к плите и повернул ручку под ним. Чайник успокоился и затих.

Шуршание за занавесом тоже стихло, из-за него выплыли белоснежная борода и руки, бережно расправлявшие спутавшийся ловец снов.

Эрни заметил, что на маленьком столике, больше походившем на журнальный, чем на обеденный, уже стоят чашки на блюдцах, сахарница, чайник для заварки и железная прямоугольная банка, на стенках которой были почему-то изображены коровы, играющие друг с другом в футбол (впрочем, коровы в спортивных трусах и бутсах показались Эрни довольно милыми). Эрни решил, что в банке наверняка лежит листовой чай, который лучше бы заварить, пока не остыл кипяток в чайнике, и открыл крышку.

Банка оказалась на удивление легкой, как будто почти пустой, вместо листьев чая на дне банки виднелась щепотка какого-то порошка, по цвету напоминавшего песок океанского побережья.

Хозяин квартиры (Эрни про себя называл его так, потому что они до сих пор формально не представились друг другу) тем временем как ни в чем не бывало водружал ловец снов на крючок над диваном у противоположной стены, как будто тот был обыкновенной безделушкой, украшавшей интерьер скромной комнаты.

От содержимого коробки, однако, исходил сильный и странный запах, как будто к молотому перцу примешали одновременно тимьян, корицу и ваниль.

Эрни инстинктивно встряхнул коробку.

Запах чего-то, что едва покрывало ее дно, усилился, вместе с тем усилился и запах живого леса, который так смутил Эрни, когда он только вошел сюда.

Между тем порошок, который, как оказалось, состоял из очень-очень мелких перламутровых частичек, похожих на пылинки, подсвеченные солнечными лучами, стал, как джинн, выплывающий из бутылки, ароматным облаком взмывать в воздух, все расширяясь и расплываясь, стремясь заполонить собой всю комнату. Хозяин квартиры, заметив это, хлопнул себя ладонью по лбу и прикрыл лицо руками, очевидно поняв, что стихийно начавшийся процесс уже не остановить.

Немногочисленная мебель и все предметы в комнате тряслись так, как будто происходило легкое землетрясение. Пол под ногами Эрни двигался: его ноги разъезжались, со стенами происходило то же самое – пространство между ними заметно увеличилось.

Не зная, что еще предпринять, Эрни зажмурил глаза и, оторвав от пола ту ногу, которая «уезжала», застыл в позе ласточки, как морская фигура из детской игры.

Примерно через минуту дрожание всего вокруг прекратилось, исчез и запах самораспылившегося на всю комнату странного порошка.

– Кот – для чая, коровы – для маскировки!

Вслед за странной репликой Эрни услышал и шаги, и осторожно открыл глаза.

Он все еще стоял возле столика, только выглядел этот столик совсем иначе: столешница с не очень ровными краями под небольшим наклоном крепилась к настоящему пню, обтесанному, но почти цельному, разве что без корней. Чайник, из носика которого все еще валил густой пар, тоже остался на месте, только остывал он теперь на плите, вполне соответствовавшей его размерам: плита была водружена на печь с дымоходом, уходящим в потолок.

Пол был чистым, почти идеально ровным, отполированным, но состоял из широких досок с неровными краями, изогнутые линии стыков складывались в довольно странный узор. Можно было представить, что ствол одного дерева аккуратно распилили на тонкие «ломтики» одинаковой толщины, а потом сложили их на плоскости, как пазл. Эрни невольно вспомнил карту мира, где края удаленных друг от друга материков имели почти одинаковые очертания.

Окно уменьшилось и «уехало» влево, а справа от него появилась дверь, деревянная, изнутри закрытая на грубый железный засов.

«Занавес», свисавший с похожей на карниз мачты, по-прежнему хранил молчание где-то там, где, как казалось Эрни, должно было находиться окно стандартной небольшой квартиры.

Глава третья. Голодный дух и Мистер По

Из окна, которое находилось там, где оно находилось, однако, открывался вид на ночной заснеженный лес, подсвеченный россыпью звезд и серебристым серпом молодого месяца.

Эрни, затаив дыхание, смотрел в окно. Он еще никогда не видел зимний лес ночью. Казалось, груз последних тяжелых недель куда-то исчез. Спокойный, мудрый, искрящийся лес манил его к себе, как будто готовый похлопать его по хрупким уставшим плечам ветвистыми лапами, подбадривая. Как будто уснувший подлесок мог вобрать в себя всю печаль, все горе, всю беду. Как будто весной после дождя здесь просто вырастут грибы и ягоды, которые растут всегда, независимо от того, счастливы ли люди, живущие в городе…

– Прости, я перепутал эти банки. Та, в которой хранится чай, очень похожа на ту, в которой я держу порошок для маскировки пространства. Кстати, меня зовут Том, а ты?..

Эрни вздрогнул и повернул голову влево, на звук голоса. Том держал на каждой ладони по одинакового размера и формы железной банке. На банке в его левой руке толстый кот в цветастых плавках и гавайской рубашке, зажмурившись, растянулся на шезлонге. Действительно, между ним и коровами в бутсах было некое едва уловимое сходство, наверно, их рисовал один и тот же художник.

– Эрни.

– Рад знакомству. Кстати, Эрни, ты уже можешь опустить обратно свою правую ногу: с этим полом в ближайшем будущем больше ничего не случится.

Невольно улыбнувшись, Эрни опустил ногу на пол, только сейчас заметив, что она ощутимо ноет.

– Можешь выйти и осмотреться, если хочешь.

– Спасибо, это было бы неплохо.

Эрни уткнулся взглядом в носы тапок-мышей.

– А, да, твои куртка и ботинки, они в прихожей. В той самой, через которую ты попал сюда. Просто пройди сквозь занавес. Хотя, знаешь, я мог бы поискать для тебя что-нибудь потеплее.

– Спасибо, не нужно беспокоиться, я ненадолго.

Эрни прошлепал к занавесу на полуонемевших ногах, уголком глаза параллельно разглядывая расширившуюся и видоизменившуюся комнату. Он успел заметить камин и плетеное кресло-качалку с небрежно перекинутым через ручку пледом возле него, гамак, подвешенный к потолку, нишу-арку в стене, в которой умещалась кровать с пологом, небольшая, но вполне подходившая для взрослого человека.

Перед занавесом Эрни ненадолго остановился. Сквозь просветы между нитями и «побрякушками», нанизанными на них, прихожей не было видно. Был виден голубоватый свет, точнее, это выглядело так, как будто голубой туман подсветили прожектором. Эрни сделал глубокий вдох и шагнул вперед, осторожно раздвинув нити руками, на всякий случай зажмурив глаза и задержав дыхание.

Ничего страшного не произошло, воздух в месте невидимого барьера как будто был гораздо более плотным, Эрни как будто протиснулся сквозь воздушную нору. Когда «давление» вернулось в норму, а шелест нитяного занавеса остался позади, Эрни открыл глаза и глубоко и шумно вдохнул. Прихожая действительно была та же самая, и куртка, шапка и ботинки были там же, где он оставил их.

Запах леса заметно ослаб, а вот из подъезда тянуло жареной картошкой, и пустой желудок Эрни снова подал голос.

Он взял в охапку одежду и ботинки и, теперь уже смелее, раздвинул нити занавеса. Перед ним не было ничего, кроме тумана, на этот раз светившегося зеленым.

– Почти как в фильмах ужасов, – вслух сказал Эрни и рассмеялся: зеленоватый туман не внушал ему страха, наоборот, он заманчиво пах свежезаваренным чаем, пряниками, чем-то печеным и благородным деревом. Здесь не было ни верха, ни низа, ни потолка, ни стен, только зеленоватая мгла, безотносительно существовавшая сама по себе.

Эрни отступил на пару шагов, снова зажмурился и представил комнату, в которой должен оказаться: кровать в нише, кресло, камин, гамак и стол, Тома, суетящегося возле печки; затаив дыхание, шагнул сквозь занавес, и очутился в лесном доме.

Том действительно сидел на корточках возле печки, придерживая сквозь сложенное в несколько раз полотенце противень, тыкая вилкой в пирог с румяным боком, пахший чем-то восхитительным, но еще сыроватым.

Возле той двери, что вела в заснеженный лес, тоже стояла вешалка для одежды, имелась полочка для обуви (доска, втиснутая между бревнами сруба) и маленький стул с кривоватыми ногами. Эрни наскоро втиснулся в ботинки, не зашнуровав их, накинул куртку, не застегивая, и осторожно отодвинул тяжелый дверной засов.

Старая дверь распахнулась сама, бухнув о полку возле окна, и морозный воздух улицы и тепло из недр дома, столкнувшись, завихрились паровым облаком. Эрни осторожно прикрыл дверь и сбежал по заснеженным ступенькам в белоснежный сугроб, провалившись в снег по колено.

Воздух заполнял легкие как ледяная вода, обжигающе живая.

Эрни сделал несколько больших шагов, как будто бредя через снежное озеро навстречу ветвистому берегу, и оглянулся.

Снаружи дом походил на миниатюрный терем с красивым крыльцом, освещавшимся фонарем, возраст которого было трудно определить на глаз. Точнее, это был как бы кусочек терема, торчащий из зеленоватой дымки. Границ этого густого изумрудного тумана не наблюдалось: он был везде, от земли до неба, на востоке и западе. И Эрни снова поймал себя на мысли, что его это совершенно не пугает.

Он отвернулся от дома и тумана и побрел по заснеженной поляне, как будто погружаясь в снежное озеро. Казалось, что лес совсем близко, но Эрни брел и брел, проваливаясь глубже и глубже, а деревья, оранжевые глаза-блюдца совы, шорохи, шум крыльев, топот лап оставались все так же неумолимо отделены от него пространством снежного озера. Эрни хотелось дотронуться до ствола старого высокого дерева, позвать белку, заглянуть в оранжевые глаза, покачаться на упругих ветвях молодой пихты, но он так устал, ужасно устал, смертельно устал…

Тонкий серебристо-холодный серп месяца падал и падал куда-то вниз, подпрыгивая среди кружащегося серпантина звезд, таких ярких звезд, снова упал, наверное, мир рухнул, и стало темно.

– Не сспи-и-и, зам-мёр-р-р-рзнешь! Зам-мёр-р-рз-нешь! Зам-мёр-р-рз-нешь!

Сквозь темноту к мозгу Эрни настойчиво рвался скрипучий голос, хриплый, назойливый, сварливый, странный голос. Кто-то царапал его грудь длинными ногтями, будто пытаясь разорвать свитер и добраться до сердца, что-то перистое хлопало по его щекам и ушам, что-то острое, ужасно пахнущее щипало за нос.

Эрни с усилием поднял отяжелевшие веки и сел, глубже проваливаясь в снег, который сейчас холодным огнем обжигал поясницу, шею и лодыжки. Над ним кружилось что-то большое, черное и шумное.

– Том! Человек! Снег! Том! Человек! Снег! Том! Человек! Снег! – Хриплый сварливый голос, будивший его, теперь звучал выше и тоньше.

Эрни услышал, как открылась дверь домика, и тревожный голос спросил:

– Что случилось, Мистер По?

– Человек! Снег! Снег! Человек!

Послышались бормотание, суета и шорохи, удаляющиеся звуки хлопающих крыльев. Эрни молча сидел в снегу и смотрел на звезды, яркие, густо-густо рассыпанные серпантином огоньков на волшебном куполе ночи, далекие и близкие, холодные и родственные. Пятна перед глазами исчезли, шум в голове прекратился, отяжелевшие ноги стали легкими, как будто пустота и невесомость появились внутри него самого.

Эрни казалось, что он готов просидеть так хоть целую вечность. Ощущение невесомости уступило место чувству пьянящей свободы, необузданной, дикой и безбрежной, как обозримый космос. В сравнении с этой невыразимой свободой все сейчас казалось мелким, несущественным, незначимым, даже сильный холод и обострившееся до предела чувство голода казались какими-то потусторонними.

Внезапно «полет в космос» прервался, Эрни услышал какое-то шипение, вскрик женского голоса, высокого, чистого, красивого, но леденяще-холодного, как снег и далекие звезды. За этим голосом последовал другой выкрик. Уже знакомый каркающий голос истошно вопил:

– Пр-рочь! Прочь! Пр-р-рочь!

Эрни резко обернулся. В паре шагов от него, на уровне его собственных глаз ярко горели два изумительно фиалковых глаза. Они принадлежали созданию, похожему на куклу с длинными-предлинными перламутрово-лиловыми волосами, густыми, свисавшими вдоль тела спереди и сзади, заменявшими одежду. Создание протягивало к Эрни маленькие очень красивые руки, становясь все более и более прозрачным, и, наконец, исчезло.

Там, где стояла призрачная девочка, сейчас была лужица. От лужицы поднимался пар, Эрни ощутил его тепло, протянув руку над дымящейся лункой в снегу, и только теперь заметил, что сильно дрожит от холода, а желудок так сжался, что стоять прямо было почти невыносимо больно.

Том стоял совсем рядом, в наспех накинутом поверх домашнего свитера искусственном полушубке, старом, но абсолютно целом, сапогах с высокими голенищами, прикрывавшими колено и половину бедра. В правой руке он держал тот самый пузатый чайник, из носика которого еще шел пар. Эрни невольно провел аналогию между кипятком, дымящейся лункой в снегу и вскриком непонятно куда исчезнувшей девочки, и ему стало не по себе. Однако от мыслей о девочке невероятной красоты его отвлекла черная масса на левом плече Тома, которую он сейчас поглаживал. Масса довольно бормотала что-то, похожее на «Ар-р-р-р». Потом затихла, как будто затаившись, и выстрелила в сторону Эрни резким выкриком: «Человек!»

Эрни невольно вздрогнул, по тону существа он не понимал, что означал этот выкрик: утверждение, обвинение или приветствие.

– Его зовут Эрни, Мистер По.

«Мистер По, Мистер По… Кажется, Том уже упоминал это имя… что-то про дом, одиночество…»

– Эр-р-р-Ни? – теперь в спокойном голосе явно различался вопрос.

– Именно так, дорогой Мистер По: Эрни.

Черная масса уставилась на Эрни, Эрни уставился на нее и наконец понял, что перед ним крупный черный ворон с умными черными глазами. Ворон наклонил голову набок и ненадолго застыл, как бы размышляя. Потом расставил крылья, задев Тома и чуть не сбив с его лица очки, изобразил нечто похожее на реверанс:

– Мистер-р-рпо!

Эрни неуклюже присел в снегу, отставив одну ногу:

– Очень рад знакомству!

Том расхохотался, снова почти по-детски, а Мистер По летал над ним и хрипло передразнивал его заливистый смех.

Том хохотал так, что чуть не пролил кипяток из чайника себе на ногу. Эрни снова вспомнил о девочке и подошел к лунке в снегу, которая уже успела покрыться корочкой льда.

– Если ты переживаешь о том создании, которое успел увидеть, то ей совсем не было больно: она всего лишь лесной дух. А кричала она от недовольства: я ведь не позволил ей перекусить тобой.

– Перекусить? Мной?!

Эрни никак не мог представить, что такая хрупкая красота таит в себе смертельную опасность, эти чистые глаза и нежные руки никак не могли принадлежать плотоядному чудовищу.

– Убить тебя ей вряд ли хватило бы сил, но подпитаться – да. Обычно они не подходят к людям: питаются изнуренными зимним голодом животными, отбившимися от стаи. Они питаются не мясом, а страхом, одиночеством, бессилием и обреченностью. Животные ведь тоже чувствуют все это, хотя современные люди и не хотят в это верить.

Немного помолчав, он добавил:

– Возможно, этой зимой в лесу духи голодают больше, чем звери.

И снова рассмеялся, но теперь тихо, и даже как будто грустно.

– Ты весь дрожишь, пойдем скорее в дом. Чайник снова придется греть, но пирог уже готов, хоть и чуть-чуть пригорел.

Том подставил Эрни свободное плечо, и Эрни, как обессилевшая птица, повис на нем, волоча ноги сквозь высокий белый сплошной сугроб.

Глава четвертая. «Месть» Мистера По и ночное путешествие

– Бо-на-пе-ти, Эр-рни! – Мистер По восседал на спинке стула, вплотную придвинутого к столику со слегка кривой столешницей, за которым все трое прекрасно умещались. Непонятно было, как Тому удалось спрятать под ним свои длинные ноги, однако он выглядел вполне довольным, потирал ладони, наклоняясь над куском дымящегося пирога, что-то напевал себе под нос, постукивая в ритм по полу пяткой.

Пирог действительно пах прекрасно, Эрни сглотнул слюну, стараясь вести себя воспитанно, несмотря на монстров, копошащихся в давно пустом животе.

– Спасибо, Мистер По!

Том театрально воздел руки к потолку:

– Давайте же, наконец, есть, мои вежливые друзья!

И, снова хохотнув и подмигнув Эрни, с энтузиазмом схватился за вилку и нож.

Эрни, последовав его примеру, наконец положил в рот небольшой кусочек пирога.

Ничего вкуснее он в своей жизни не пробовал. Он распознал картофель, грибы, кислую капусту, горошек и зелень, еще там были какие-то коренья и злаки, отдаленно напоминавшие что-то росшее на дедушкином огороде, только еще вкуснее. Эрни жевал и жевал, невольно прикрывая от удовольствия глаза, пока тарелка не опустела. Том и Мистер По тоже управились со своими порциями, Мистер По теперь постукивал клювом по пустой рюмке для коньяка рядом с опустошенной им тарелкой. Том налил в нее немного компота из графина.

Мистер По быстро осушил рюмку и, покачиваясь взад-вперед на спинке стула и шумно хлопая крыльями, сипло заголосил:

– Давай еще!

Том и Эрни смеялись так, что чуть не падали со стульев. Мистер По тем временем начинал терять терпение, и Том, заметив это, поспешил за новой порцией пирога. Эрни заметил на левой лапе ворона ярко-оранжевую тонкую атласную ленту.

– Вообще-то Мистер По очень вежливый, но вот право и лево всегда путает.

Ворон весь съежился, вжав голову в плечи, сквозь прищуренные глаза несколько секунд холодно разглядывал Тома, как будто разрабатывая в своей маленькой черной голове план мести. Но не бросился на него, как ожидал Эрни, а скрылся в нише, не издав ни звука.

Ни о чем не подозревающий Том извлекал из духовки оставшуюся часть пирога и раскладывал румяные куски на опустевшие тарелки. Разливая компот и чай, он наконец заметил пустовавший стул (точнее, спинку стула) и вопросительно поднял брови, глядя на Эрни. Эрни молча указал на нишу (рот снова был набит пирогом).

Том на цыпочках подкрался к нише и прижался спиной к бревенчатой стене. Прислушался, потом осторожно заглянул внутрь. Выглядело это так, как будто он выглядывает из-за дерева, играя в прятки в парке.

Том театрально прикрыл глаза и, притворно схватившись за сердце, шумно выдохнул. Потом решительно выступил из-за стены и встал возле кровати, расставив ноги на ширину плеч и уперев руки в бока. Его голос звучал уверенно и строго, но Эрни показалось, что на самом деле он еле сдерживается, чтобы снова не расхохотаться.

– Мистер По, какой грязный прием! Это возмутительно!

Из ниши послышалось сиплое карканье, довольно сильно напоминавшее человеческий смех. Мистер По спикировал на спинку стула, где и сидел прежде, и как ни в чем не бывало с невозмутимым видом принялся уплетать большой кусок пирога.

Том проследовал в ванную с перепачканным плюшевым покрывалом еще недавно фиолетового цвета, притворно зажимая нос свободной рукой.

Эрни лежал в гамаке, сквозь тяжелеющие полуприкрытые веки лениво наблюдая, как огонь в камине жадными оранжевыми язычками облизывает древесный уголь.

Том сидел в кресле, положив руки, сцепленные замком, на колени, прикрытые пледом.

В кольце его рук угнездился Мистер По – с видом невинного пушистого котенка, пару месяцев назад появившегося на свет.

Эрни снова стоял на снегу, только теперь его ботинки скользили по нему, не проваливаясь, как будто лыжи. Заснеженная поляна была та же самая, только теремка Тома на прежнем месте не было, вокруг был только лес. Обледенелые веточки и заснеженные иглы переливались сиреневым, нежно-розовым и лимонным, как будто была не середина зимы, а весна в разгар цветения. Месяц был огромный, светло-светло желтый, и смотрел совсем не в ту сторону, как будто Эрни пропустил целый лунный цикл.

Он был очень красивым и очень большим. Казалось, он висит совсем близко, как потолочный светильник, нужно только повыше подпрыгнуть, чтобы дотронуться.

И Эрни подпрыгнул. И дотронулся. Месяц вздрогнул. Что-то зазвенело и затихло. Эрни оттолкнулся сильнее и подпрыгнул еще выше и обхватил светло-желтый месяц руками. Качнулся, подтянулся и оседлал его. Это оказалось совсем не сложно. Эрни обхватил рожок-месяц руками и пришпорил ногами, и месяц поплыл. Зимний лес внизу светился и переливался, как изысканное световое шоу. Эрни летел и летел, а лес редел и редел. Теперь внизу была сплошная снежная степь. Казалось, она бесконечна. Эрни покрепче прижался к светящемуся телу месяца: казалось, если он упадет в эту степь, его уже не найдут. Никто и никогда не найдет. Его ноги и руки онемели от страха. Сумасшедший месяц, злой месяц, это он заманил его сюда, чтобы бросить в пустынное безжизненное поле замерзать. Он посмеется над ним, его страхом, отчаянием, и полетит дальше, искать новую жертву. О чем он только думал.

Однако степь пересекла посадка, затем еще одна, и вот появилась дорога, по ней проехал грузовик. По другую сторону дороги высилось несколько домиков, крохотных, одноэтажных, но опрятных. За домиками росли пихты и сосны.  Много сосен. Они перемежались с черными, присыпанными снегом стволами лиственных деревьев. В груди у Эрни что-то шевельнулось. Он начал узнавать это место. Знакомые древесные силуэты мелькали и мелькали под ним, ближе и ближе. В животе Эрни завертелась карусель. Та самая крыша. Когда-то красная черепица, труба, в которую мог бы пролезть самый толстый кот на свете, немного покосившийся водосток, сейчас обледеневший внизу, а сверху прикрытый снежной шапкой, крыльцо с крутыми ступеньками, посыпанными песком, кольцо с колокольчиком на двери. Он понял, что она открыта.

Сердце в груди колотилось так сильно, что если бы он постучал в дверь, удары крови в ушах заглушили бы этот стук.

Эрни захотелось положить руку на эту дверь, от одного взгляда на которую ему стало тепло во мраке холодной зимней ночи, погладить чистые шершавые дощечки с наполовину стершейся краской.

Он протянул руку вперед, и кисть исчезла за дверью. Эрни не знал, что умеет проходить сквозь стены. Впрочем, летать верхом на огромном месяце, умеющим читать в его сердце самые сокровенные желания, до сегодняшней ночи ему тоже не доводилось. Месяц парил в нескольких сантиметрах от земли, мягко подсвечивая все вокруг.

Эрни знал, что его ночной визит ничего не меняет, но ему до смерти хотелось попрощаться с родным ему домом, домом, который хранил его лучшие воспоминания, домом, который по праву принадлежал ему, домом, в который он не мог вернуться.

Эрни вспомнил прихожую Тома и зеленоватый туман, зажмурился и шагнул вперед. Он ожидал, что окажется в темноте, что сквозь небольшое окошко в прихожую и комнату будет литься тусклый отсвет заснеженной ночи, что все, что ему так знакомо и близко, будет напоминать темный запыленный склеп.

Однако изнанка век зажелтела, едва он миновал (таким непривычным для себя образом) входную дверь.

В изумлении Эрни широко раскрыл глаза.

Он стоял в маленькой прихожей, никак не отделявшейся от гостиной, некогда служившей одновременно и столовой, и кухней, и библиотекой, и мастерской, и прачечной. В противоположном углу комнаты светился крохотный камин. В нем догорало последнее поленце. Вполоборота к огню, в старом низком плетеном кресле сидела знакомая фигура.

Он всегда сидел вот так у камина перед сном, держа в руках потертый томик французских стихов, то опуская глаза к пожелтевшим страницам, глядя на бисерные буквы сквозь линзы очков в узкой оправе, то, всматриваясь в крохотные огоньки пламени, переворачивая лист. Белоснежные волосы и борода были чуть длиннее, чем обычно. Лицо и взгляд – гораздо более спокойные и умиротворенные, чем когда бы то ни было. В этих глазах больше не было беспокойно-живых огоньков, но был глубокий покой.

Эрни посмотрел за окно. Он так любил ранним утром, еще лежа в постели, смотреть сквозь маленькое окошко, обрамленное простыми занавесками в уютную клетку, на небо, постепенно светлеющее, меняющее цвет, на листву, затихшую перед рассветом, или на осенние капли дождя, на темно-серое хмурое небо, такое далекое за границей теплой комнаты… Ему вспомнились старое колючее одеяло, впечатывавшееся в сонную щеку, ощущение уюта, запах дома…

Апельсиновая краюшка солнечного диска возникла в окне, заполонив теплыми бликами пространство дома. Эрни снова посмотрел в сторону камина. В нем пылилась старая зола.

Плетеное кресло с поломавшейся ножкой пустовало. Эрни провалился в пустоту.

Глава пятая. За занавесом

Дверь негромко открылась и закрылась. Эрни снова ощутил сильный запах леса и морозного воздуха. Но еще сильнее ощущался запах свежесваренного какао.

Эрни приоткрыл левый глаз и сжал в кулак левую руку, свесившуюся с гамака. Правую он совсем не чувствовал, потому что лежал на ней. На полу под ним лежали какие-то подушки, видимо, когда-то служившие диваном. Эрни сел в гамаке, потирая онемевшую руку, поболтал свешенными вниз ногами. Спать подвешенным в воздухе было определенно здорово.

– Ты предпочитаешь рисовое или кокосовое? – Том придерживал одной ногой (сейчас обутой в тапки-мышки) дверцу миниатюрного холодильника. В каждой руке он держал по стеклянной бутылке с нежно-белой жидкостью. Одна из бутылок была чуть меньше и «пузатее». Только этим они и отличались.

– Э-э-э…

Том нетерпеливо постукивал пищащей «мышкой» по полу, видимо, намекая, что держать холодильник открытым так долго не стоило бы.

– Кокосовое, спасибо.

Эрни не пробовал ни то, ни другое, однако мысль о кокосе в середине снежной зимы сейчас казалась определенно согревающей. К тому же окно снова было настроено на пейзаж какой-то солнечной страны, которую он успел увидеть вчера.

От стены с камином до какого-то крючка возле окна была протянута бельевая веревка. На ней сушились плед, который вчера почтил своим присутствием любезный Мистер По, носки, похожие на валенки, и фланелевая пижама в крупную клетку.

Руки и ноги Эрни тоже «проснулись» и теперь могли двигаться самостоятельно. Эрни слез с гамака, прошелся по подушкам, лежавшим на полу, втиснулся в клетчатые потертые тапочки на пять размеров больше его узкой ноги и прошлепал в ванную, миновав уже знакомый туман, поджидавший за позвякивающими занавесками.

Из зеркала на него смотрело посвежевшее лицо, как будто даже менее угловатое, чем вчера. Смывая ароматную мыльную пену горячей водой, Эрни пытался вспомнить, когда он в последний раз умывался вот так, а не протирал лицо наспех оттаявшим снегом, обмораживая пальцы.

Возле небольшой треугольной ванны на опрятной полке стопкой лежали пушистые полотенца, стояли бутылки с шампунями. Эрни с трудом мог представить, как в ней умещается такой высокий человек, как Том, и засмеялся, представив, как Мистер По яростно кружится здесь в шубке из пушистой пены. Впрочем, пора было завтракать.

На столике уже стояли три миски со свежесваренным белоснежным рисом, от которого поднимался ароматный пар. На широком блюде большой горкой лежали румяные тосты. Рядом стояли баночки с брусничным джемом и арахисовым маслом. Том наливал какао в кружки, в свободной руке держа бутылку с кокосовым молоком. Мистера По нигде не было видно.

Слева от плиты на полочке стоял миниатюрный радиоприемник. Том включил его и, оглянувшись через плечо, подмигнул Эрни. Из приемника полился теплый тягучий фокстрот. Уютный домик стал еще уютнее. Эрни вспомнил, как однажды он и дедушка гуляли в большом парке, из колонок лилась похожая музыка, он отрывал и запихивал в рот волокна сладкой ваты…

В окно настойчиво стучали. Эрни вздрогнул. Том поспешил к двери. Мистер По, влетев внутрь, опустился на коврик возле двери и, расставив крылья, переступал с лапы на лапу, отряхивая снег. «Как будто миниатюрный очень худой черный пингвин». Эрни стало очень смешно, но он сдержался, помня, каким Мистер По бывает мстительным.

Все трое снова сидели за столом. Том намазывал на тост, политый джемом, арахисовое масло, подпевая задушевной песенке, лившейся из мини-приемника. Мистер По с упоением уплетал рис.

Эрни с удовольствием съел и выпил все предложенное. Мистер По, не став требовать добавки, снова удалился на улицу по каким-то важным делам.

Эрни собрал посуду и отнес в раковину. Том исчез за занавесом.

Эрни подкатил рукава свитера, заткнул пробку в раковине, налил немного мыла и открыл горячую воду. Из радиоприемника пел приятный низкий женский голос. Песня была грустной, но одновременно в ней слышались какие-то солнечные нотки. Клавишные аккорды и саксофонное соло, обрамлявшие голос, рассказывали свою затейливую историю, и история эта казалась неоднозначной.

Эрни успел вымыть миски и ложки. Радио зазвучало тише. Том приобнял Эрни за плечи.

– Позволишь кое-что показать тебе? С посудой мы можем разобраться позже.

Эрни заметил, что в комнате стало очень светло, как будто она просвечивалась насквозь. Том увлекал его за собой. В свободной руке он держал ловец снов. Эрни осознал, откуда льется свет: загадочный занавес теперь был открыт.

Сначала Эрни показалось, что пол под окном усыпан крупным бисером. Бисера было очень много, солнечные лучи преломлялись в стеклянных бусинах, заливали бликами потолок, пол, стены и мебель. На стенах висели полки, много полок, почти от потолка до пола. На полках стояли прозрачные банки без крышек. В банках тоже лежал светящийся бисер.

Окно было то самое, которое должно было выходить во двор, из которого они вчера попали сюда.

Эрни ожидал увидеть заснеженный двор. Но увидел только небо. Высокое, чистое небо с воздушными белыми облаками, которые пронизывали солнечные лучи. Как будто они смотрели из окна самолета. Эрни даже привстал на цыпочки: ему хотелось знать, кончается ли где-то это небо, есть ли внизу земля.

Земли не было. Но внизу был уже знакомый зеленоватый туман, немного колеблющийся, как трава на холме, волнуемая ветром.

Форточка была открыта. В нее ворвался вихрь «мыльных пузырей». Внутри каждого из них виднелись цветовые пятна, какие-то фигурки. Внутри одного из пузырей Эрни разглядел сёрфингиста, балансирующего на гребне большой океанской волны. Внутри другого росло высокое сильное дерево, к одной из веток которого крепились веревочные качели. Девушка, увлеченно раскачивавшая их ногами, выглядела счастливой и беззаботной.

Том подставил ловец снов, аккуратно собрал все пузыри и закрыл окно.

Теперь он «колдовал» над ловцом снов: вращал его, поправлял нити, встряхивал; наклоняя голову то в одну, то в другую сторону, прищуривался, приглядываясь.

Эрни читал надписи на банках, которыми были уставлены стеллажи. Надписи, сделанные размашистым, но изящным почерком, гласили: «Красиво», «Интересно», «Банально», «Скучно», «Жутко», «Отвратительно», «Хранить бережно», «Очень важно!», «Не смотреть», «Ни то ни се», «Бесценно», «Бывало и получше», «Врачебная тайна», «Сопли и слюни»…

Эрни не выдержал и тихонько засмеялся.

Том продолжал манипуляции с ловцом снов.

– Дай-ка мне, пожалуйста, вот эту. – Том тянулся рукой к банке с надписью «Хранить бережно».

Пока Эрни доставал стеклянную банку, наполовину наполненную тем, что он принял за стеклянный бисер, Том нырнул рукой в железную банку, стоявшую на полу возле его ног. На ней был изображен верблюд в темных очках, улыбавшийся голливудской улыбкой. Верблюд обнимал высокий кактус, у которого были глаза. Эрни вспомнил банки с коровами и котом. У них определенно было что-то общее с верблюдом. Верблюд хранил какой-то порошок особого назначения.

Том потер пальцы о ладонь и запустил руку в недра ловца снов. Он что-то сжимал в кулаке. Потом осторожно раскрыл ладонь. К ней прилип крошечный пузырик. Пузырик быстро начал расти. Когда шарик достиг размера небольшого мяча, которым мог бы играть ребенок, недавно научившийся ходить, Том аккуратно надавил пальцами на его стенки.

Шар перестал расти. Эрни смотрел на фигурку внутри. Это была девушка с бледным лицом и темными густыми волосами. У девушки были угловатые хрупкие плечи, худенькие руки и длинные тонкие пальцы. На ней было длинное белое платье, волосы были украшены венком из цветов, к цветам была подколота прозрачная белая ткань. Платье было как будто размытым, а лицо девушки и очертания ее фигурки – очень четкими.

– Я думал, мы положим это в «Сопли и слюни».

– Тот, кто создал этот сон, едва ли согласился бы с тобой.

– Так это был «он»?! Я думал, такое может присниться только девчонке.

– Да, Эрни, это определенно был «он». И ты очень скоро начнешь понимать разницу между теми, кто может видеть сны, и теми, кто способен создавать их.

Том немного помолчал, мягко глядя на Эрни поверх очков, улыбаясь только уголками губ и глазами.

– Тебе пришлось многое пережить, Эрни, но где-то глубоко внутри ты еще совсем ребенок. И это прекрасно.

Он снова сжал пальцами стенки пузыря, и пузырь стал уменьшаться, пока не стал настолько маленьким, чтобы легко уместиться в банке, которую сейчас держал Эрни. Шарик скатился по ладони Тома и улегся поверх толстого слоя «бисера».

Дерево с качелями отправилось в банку «Красиво», сёрфингист поселился в «Интересном», пару шариков Том отправил в банку «Скучно», один пузырик был выброшен в «Не смотреть», пять или шесть шариков были определены в «Банально». Ни один из них Том не увеличивал так, как шарик с девушкой-невестой.

– Остался последний. Не подашь мне вон ту банку?

Том выставил указательный палец в направлении банки, стоявшей на самой нижней полке, с краю. На банке было написано «Эрни». Она была пустой.

Том встряхнул ловец снов.

– Остался всего один, хочешь рассмотреть его?

Эрни только сейчас вспомнил о своем ночном путешествии верхом на гигантском месяце, о доме, камине, опустевшем кресле… Как это все могло уместиться в одном крошечном пузырьке?

– Что я должен делать?

– Возьми немного порошка и разотри в ладони.

– А как я удержу его?

– Просто созерцай и будь спокоен. Ты сам почувствуешь, что нужно делать.

– Хорошо, я постараюсь.

– Уверен, ты справишься.

Эрни сунул руку в банку с верблюдом и зачерпнул немного порошка, который сам лип к пальцам, потер пальцы о ладонь и раскрыл ее. Том поднес ловец снов к руке Эрни и сильно встряхнул его. Крошечный шарик упал на ладонь и стал расти, расти и расти. Эрни чувствовал тепло внутри него. Хотя, скорее, ощущения были такие, как будто в руке у него была маленькая птица, внутри тела которой часто-часто билось сердце.

Эрни осторожно сжал пальцами грани пузыря, как это делал Том, и биение стало замедляться. Прозрачный шар лежал у Эрни в руке, теперь он был тяжелым, как будто целиком состоял из стекла. Биение жизни в нем по-прежнему было ощутимым, хотя и более спокойным.

Эрни смотрел на кресло и камин. Фигура с книгой на коленях. Спокойное, умиротворенное лицо. Маленькое окошко, недавно взошедшая луна, желтый полумесяц. Эрни вспомнил, что это было первое, что он увидел той ночью, проснувшись оттого, что книга упала на пол. Вот почему месяц во сне был такой большой, вот почему казалось, что он хочет зло пошутить над ним.

Эрни сжал пальцы и осторожно опустил маленький шарик в банку.

Том погладил его по бледной щеке.

– Ты в порядке?

Эрни молча кивнул, ставя банку на полку.

– Ну вот, ты справился со своим сном, значит, справишься и с остальными. Так ты согласен мне помогать? – Том с притворной серьезностью посмотрел на Эрни, потом улыбнулся и подмигнул.

Эрни снова кивнул, продолжая смотреть на банку, названную в честь него.

– Как это получилось?

– Наша память способна на многое. Если, конечно, мы готовы ей это позволить.

– А… что в этой банке? – Эрни ткнул пальцем в улыбку верблюда.

– Ничего особенного: измельченные сушеные травы и толченые коренья, в основном. Просто правильные ингредиенты в нужных пропорциях. Имея под рукой рецепт, такую смесь приготовит любой смышленый школьник.

– А… у кого вы взяли этот рецепт?

– У друидов. – Том немного помолчал, ожидая реакции Эрни, и снова тихо засмеялся. Эрни успел заметить, что улыбается и смеется он довольно часто. Том продолжал: – Не лично у них, конечно, его оставил нам прадедушка, а он умел разбирать их записи.

– Поэтому вы носите бороду? – Эрни понимал, что, не подумав, задал бестактный вопрос, но Том не обиделся и не смутился.

– Нет, не поэтому. Я просто ленивый и не люблю бриться. Да и вообще, борода – это классно. – Том поглаживал длинную ухоженную бороду с выражением крайнего довольства на лице.

– Кстати, не хочешь посмотреть, как поживает твой вчерашний знакомый? – Эрни пока не совсем понимал, о чем речь, у него перед глазами все еще плавал желтый месяц и плясали огоньки горящих в камине поленьев. Ладони еще ощущали пульсацию живого сна.

Том влез на высокий табурет и снял банку с одной из верхних полок. Она была больше других и наполнена почти до краев. «Легенды, сущности и персонажи» – надпись была выведена по стеклу ярко-розовым лаком. Том достал из кармана нечто похожее на щипцы для сахара в миниатюре и стал бесцеремонно ворошить содержимое банки.

Наконец он извлек один из шариков и вопросительно поднял бровь, глядя на Эрни:

– Попробуешь еще раз?

Эрни зачерпнул немного порошка, снова потер пальцы о ладонь и подставил руку. Том вложил в нее хрупкий шарик. Шарик расширился, как облачко газа. Он был очень легким и упругим одновременно. Эрни чувствовал жизнь внутри него, но ощущение было легким, воздушным.

Маленький человечек внутри теперь не смотрел на него со страхом и любопытством, как вчера. Он брел куда-то по своим делам. Поверхность шара при этом как будто перекатывалась, переливаясь на свету.

Человечек подошел к цветку, который был выше, чем он, раза в три, и посыпал землю под ним какой-то пыльцой, которую достал из тряпичного мешочка, висевшего у него на поясе. Цветок согнулся, из его соцветия что-то выпало, как будто крупная капля дождя разлетелась на мелкие брызги, ударившись о карниз. Там, куда упали «брызги», появились ростки. Ростки быстро тянулись вверх, на них появлялись бутоны; бутоны из зеленых становились фиолетовыми, желтыми, пурпурными, белыми. За несколько секунд на глазах у Эрни вырос целый цветочный сад, в котором затерялась фигурка человечка с волосами цвета соломы.

Эрни аккуратно сжал пальцами стенки шара, он, как настоящий мыльный пузырь, будто растаял в его ладони, остался только крошечный шарик, на ощупь напоминавший стекло. Эрни осторожно вернул его в банку с «легендами» и «сущностями».

– Но ведь… Вчера я не брал этот порошок… А тот сон… он чуть не прорвался прямо сюда, так ведь?

Том кивнул, улыбаясь.

– Почему это произошло?

– Это произошло оттого, что ты хотел рассмотреть его, а он – тебя.

– Только поэтому?..

– Волшебство в твоем сердце, Эрни. Ты по своей природе так добр и силен духом, что позволяешь чужим снам и мечтам воплощаться в реальность. Этому нельзя научиться, не являясь тем, кем ты уже являешься.

Эрни почувствовал, что краснеет.

– Мне казалось, он погибнет, если появится здесь.

– Нет, не погибнет, но его время еще не пришло. И он предназначен для совсем другой истории, не твоей и не моей. Это было бы не смертельно, но неправильно.

– А почему они лежат на полу?

Эрни никак не мог понять, почему так много шариков разбросано по полу, если Том постоянно «отлавливает» их и раскладывает по банкам.

– А вот поэтому я и прошу тебя помогать мне: иногда их бывает слишком много, и я не справляюсь один. Но мы займемся этим потом, сейчас пора готовить обед. Мистер По нас заклюет, если мы не накормим его супом, уж поверь мне.  – Том снова подмигивал.

Том задернул занавес, и они снова оказались в уютной жилой комнате, которую освещало солнце какой-то приморской жаркой страны.

Глава шестая. История Эрни

Том поставил посуду, которую Эрни успел помыть вручную, на полку.

– Спасибо за это, но обычно посуду у нас моет вот эта дама.

Том нажал на кнопочку слева от раковины. Столешница, встроенная рядом, разъехалась, как раздвижная дверь. Над ее поверхностью медленно всплыла посудомоечная машина, створки стола снова соединились. Том загрузил в машину все, что не успел помыть Эрни, и нажал другую кнопку. Рядом с посудомоечной машиной появилась овощерезка.

Эрни заметил, что на крючках возле печи, в которой вчера готовился пирог, висит много засушенных трав. Там же висела сетка с крупными золотистыми луковицами и целый гербарий из сушеных грибов разных цветов и размеров, нанизанных на нить. Том достал из сетки луковицу, из холодильника – морковку и протянул их Эрни:

– Сможешь почистить и помыть это?

– Да, конечно.

Эрни подставил под струю холодной воды луковицу и легко снял с нее кожуру, быстро счистил комочки земли с моркови и подал все это Тому, который запихивал в овощерезку какие-то травы.

– С тобой приятно иметь дело, Эрни. Ты готов браться за любой труд, даже не поинтересовавшись, чем тебе за это отплатят.

Эрни не совсем понял, комплимент это или предостережение, но снова покраснел.

Когда овощерезка справилась с луком и морковью, Том ополоснул ее и снова нажал на кнопку. На месте овощерезки появилась кастрюля с кнопками.

Том налил в нее масло, положил овощи, травы, специи и муку, налил воду, накрыл крышкой и пощелкал кнопками.

– Теперь можем отдохнуть. Хочешь чая? Кстати, вчера мы так и не добрались до пряников. Думаю, стоит их наконец попробовать.

Том сидел в кресле-качалке с чашкой дымящегося чая в руках, в мультиварке бурлил ароматный луковый суп.

Эрни жевал имбирный пряник, успевший затвердеть за ночь, грея руки о чашку.

В комнате было тихо, мирно и солнечно.

Эрни хотелось сидеть и молчать вот так долго-долго, купаясь в уюте и тепле. Но он все-таки решился задать вопрос, с самого утра не дававший ему покоя.

– А вы узнали, что мне нужна работа… при помощи… вашего волшебства?

– Нет, что ты. Просто заметил, как ты просматривал газету с объявлениями, вытащив ее из моего почтового ящика, а потом аккуратно положил обратно. Извини, я совсем не хотел за тобой подглядывать. Тем утром я чистил пальто у себя в прихожей и услышал топот на лестнице, потом снова топот и суету, когда почтальон уже ушел. И решил посмотреть в глазок. Конечно, я не принял тебя за вора. Воры не прокрадываются в подъезд только лишь для того, чтобы прочесть свежую газету. Я хотел выйти и поговорить с тобой, но ты ускользнул быстрее, чем я успел отстегнуть дверную цепочку.

Эрни рассмеялся. Сейчас казалось, что все это происходило с кем-то другим. Что все это – просто история, рассказанная у камина темным зимним вечером.

Мультиварка запищала, и суп в ней перестал бурлить.

Том поставил на стол миски для супа, Эрни без труда отыскал в холодильнике сыр. Тосты, недоеденные за завтраком, оказались весьма кстати. Том выглянул за дверь, чтобы позвать Мистера По, но у того, видимо, имелись какие-то неотложные дела, и они сели за стол вдвоем.

Эрни казалось, что с тех пор как Том в магазине протянул ему коробку с пряниками, прошло много недель или даже месяцев. Сейчас они оба, не стесняясь и не скрывая разыгравшегося аппетита, шумно хрустели тостами с сыром и глотали горячий ароматный суп, как будто знали друг друга давным-давно.

Да, Том и Эрни определенно были родственными душами. Почти сутки они провели под одной крышей и очень неплохо ладили. И все-таки они знали друг о друге так мало, точнее… почти совсем ничего.

– Что ж, Эрни, – голос Тома звучал по-прежнему мягко, но теперь очень серьезно, его глаза смотрели прямо на Эрни дружелюбно, и в то же время строго и проницательно, – расскажи мне свою историю.

– Я… мне… это случилось… тогда я просто… он… они бы… я хотел… но…

Эрни перебирал и перебирал обрывки фраз и местоимений, но так и не смог сказать что-нибудь вразумительное. Он чувствовал себя ужасно. Нелепо и глупо. Он умел уже так много и знал немало, но он совсем не умел говорить о себе. Это было гораздо труднее, чем, притворившись почти совершеннолетним, найти временную работу и справиться с ней, труднее, чем выжить на улице в разгар зимы, труднее, чем сохранить человеческий облик после всего, что довелось пережить…

– Давно ты вот так бродил по улицам? – Том подвинул свой стул ближе и теперь сидел совсем рядом, взяв в свои большие мягкие ладони вспотевшие руки Эрни, как будто держал за руки ребенка.

– С тех пор как умер дедушка. Я убежал. Я не хочу в приют.

– У тебя никого не было, кроме него?

Голос Тома звучал мягко и вкрадчиво, но Эрни все еще колебался.

– Ты можешь рассказать мне все, что хочешь, Эрни. Я не буду смеяться или осуждать тебя.

Комок в горле у Эрни стал немного меньше.

– Мама… она… пропала. Несколько лет назад. А… папа… он…

Слова снова застревали в горле, натыкаясь на какое-то непроходимое препятствие, как будто грубые руки снова вцепились в его еще неокрепшую шею, как будто покрасневшие мутные глаза, в которых нет ни искры тепла, снова зло буравят его…

Он помнил, как темнота обступила его со всех сторон, и все исчезло, а потом он очнулся в доме дедушки, заботливо укрытый теплым колючим одеялом. Он помнил шершавые руки, подносившие к его рту кружку с супом, поглаживавшие его волосы, когда он снова проваливался в тяжелый сон, полосатого кота, свернувшегося калачиком на его ногах…

Эрни сделал глубокий вдох и низким, совсем не похожим на его собственный, голосом, тяжело выговорил:

– Он слишком много пил.

– К сожалению, иногда плохие вещи случаются с очень хорошими людьми, Эрни. Ты не должен ни в чем винить себя.

Эрни хотелось просто и уверенно сказать: «Я знаю, все в порядке». Ему хотелось опять стать взрослым и сильным, таким, каким он ощущал себя в последние недели той невероятно тяжелой жизни, которая теперь представлялась не более чем дурным сном. Но язык снова предательски онемел, а из глаз выкатились крупные слезы, которые невозможно было скрыть.

Мягкие теплые пальцы осторожно вытерли струйки слез с его щек.

И он почувствовал, как вместе с этими слезинками его душу покинули страх, тревога, печаль и затаенное отчаяние.

Том снова осторожно взял руки Эрни в свои и мягко повернул их ладонями вверх. Он задумчиво разглядывал грубые мозоли, порезы, ссадины и занозы. Затем исчез в нише, где располагалась кровать с пологом, и вернулся с флаконом (в таком могли бы храниться женские духи) и какой-то штукой, похожей на тонкий пинцет (который, опять же, мог бы принадлежать девушке или женщине).

– Подержи-ка. – Том протянул пинцет Эрни, откручивая крышку флакона. По комнате растекся аромат апельсина.

Том капнул масло на ладони Эрни, мягко втер его подушечками пальцев, аккуратно достал занозы и снова втер масло в кожу.

– Я как будто в салоне красоты…

Том снова радостно хохотнул.

– Кстати, давай приведем в порядок и твои ногти, а то Мистер По скоро начнет тебе завидовать.

Эрни рассмотрел свои ногти: они были длинными, как у старой ведьмы, кое-где обломавшимися, кое-где пожелтевшими, под них набились грязь и пыль… Да уж, есть чему позавидовать…

Том уже протягивал ему ножницы и старую газету. Эрни с удовольствием избавился от «ведьминых когтей».

– Ты, наверное, много умеешь, Эрни?

– Да, я умею пилить, строгать, обтесывать и резать по дереву: дедушка научил меня.

– Это здорово. Но как же тебе удавалось получить работу? Тебе ведь всего…

– Двенадцать. Я говорил, что шестнадцать, показывал, что умею.

– И тебе верили?

– Не знаю. Но я справлялся, а платили мало. Наверно, их это устраивало.

– Пожалуй, что так. Ну что ж, теперь я, по крайней мере, знаю о тебе достаточно. А у тебя, наверно, тоже есть ко мне вопросы?

Эрни даже не знал, с чего начать.

«Вы владеете магией?.. Мы находимся в городе или в лесу?.. Мистер По выступает в цирке?..»

– Этот дом, из которого можно выйти в тот лес, он тоже ваш? – Наконец-то Эрни на ум пришло что-то более-менее вразумительное.

– Дом в лесу завещал мне мой дядя, а в этой квартирке мы с отцом жили всегда, сколько я себя помню. Но ты, наверное, хотел спросить, как нам удается находиться в двух местах одновременно?

Эрни смущенно кивнул. Том снова улыбался глазами и уголками губ.

– Вообще-то, это довольно сложно объяснить словами, но, если попытаться… мы как бы находимся в точке совмещения двух систем пространства. Конечно, я не совсем верно выразился, но, боюсь, яснее не скажешь.

Том беспомощно развел руками.

– Давай я лучше кое-что покажу тебе. – Том подмигнул Эрни и жестом поманил его в прихожую.

Глава седьмая. Сквозь арку

Они оделись и вышли в подъезд.

Том лучезарно улыбался кому-то.

– Добрый день, Тереза.

– Здравствуй, Том.

Совсем невысокая женщина с тщательно уложенными седыми волосами средней длины, закутанная в темно-бордовую шаль, прикрывавшую даже ее колени, настойчиво водружала фигурку белоснежного ангела, крылья и волосы которого покрывали золотые блестки, на миниатюрную елку, росшую в горшке прямо на лестничной площадке. Ангел соскальзывал с упругой еловой ветки и падал на пол, но женщина настойчиво продолжала свои попытки.

– Тереза, это Эрни. Эрни, это Тереза.

Женщина отвлеклась от сражения с елкой и недоверчиво покосилась на шапку Эрни. Ее темно-зеленые шерстяные брюки с хорошо заметными стрелками были почти такого же цвета, как несчастное дерево, с которым она вела борьбу.

– Твой ученик, Том?

– Именно! Причем один из самых лучших.

Том гордо приобнял за плечи Эрни, выпячивая грудь, будто тот только что завоевал олимпийскую медаль под его руководством.

Когда они миновали усердную Терезу и вышли из подъезда, Том отпустил Эрни и снова по-детски расхохотался.

– Они знают?! – Эрни был откровенно разочарован. Он думал, что стал сопричастным чему-то тайному, чему-то, что открыто очень немногим, он чувствовал себя особенным, достойным… А теперь выясняется, что эту «тайну» знают даже соседи по подъезду…

– Конечно нет. В обычной жизни я учитель истории. В свободное время, так сказать. – Том снова хохотнул. – Но, конечно, они находят меня немного чудаковатым, как ты, наверное, догадался.

У Эрни отлегло от сердца.

День был солнечным. Рассыпчатый снег искрился, ослепляя. В мягком морозном воздухе клубились облачка пара – следы теплого дыхания Эрни и Тома.

Во дворе какой-то малыш пытался скатать в шарик снег, который совсем плохо лепился. Малыша это совсем не расстраивало. Он бросил снежный комок на землю, сам плюхнулся рядом и стал молотить по нему пластмассовой лопаткой. Папа малыша и Том приветливо помахали друг другу. Малыш посмотрел на Эрни и тоже помахал ему (лопаткой). Эрни улыбнулся и помахал ему в ответ.

– Пойдем, – сказал Том почти шепотом и стремительно прошествовал за угол.

Когда Эрни догнал его, он стоял возле арки, соответствовавшей его росту. «Арка» представляла собой проем в воздушном пространстве, по ту сторону которого клубился зеленоватый туман.

Мимо прошел какой-то мужчина: коротко поздоровался с Томом и пошел дальше.

– Они не замечают? – спросил Эрни почти шепотом.

– Как видишь, – будничным тоном изрек Том. – А теперь сосредоточься. Помнишь двор и крыльцо?

Эрни кивнул и закрыл глаза. Он помнил крыльцо, старый фонарь (сейчас он вряд ли светит), снежное поле, обрамленное подступающим со всех сторон лесом, полным…

Том мягко втолкнул Эрни в проход, вязкий туман едва коснулся его кожи и снова отпустил в морозный воздух, теперь сильно пахнущий лесом.

Он открыл глаза и снова зажмурился – так ярко блестел снег.

На сетчатке отпечатались два силуэта.

Эрни защитил глаза ладонью и присмотрелся. Силуэты принадлежали животным: матери и совсем молодому зверьку, прижимавшемуся к ее боку. Мать настороженно смотрела в сторону Эрни, инстинктивно заслоняя собой детеныша.

Позади себя Эрни услышал шаги: Том поднимался на крыльцо.

– Я сейчас! – Он подмигнул Эрни и исчез в недрах дома.

Через пару минут он уже вышел обратно, держа в руке связку высушенных трав. На нем снова были сапоги с высокими голенищами.

– Подождешь меня здесь? Они не слишком доверяют людям.

«Правильно делают», – подумал Эрни, вспомнив, как однажды, ночуя в лесу, слышал топот копыт и выстрелы, после которых еще долго кричало все живое в лесу…

Том шел навстречу животным, и они, немного поколебавшись, тоже медленно побрели ему навстречу. Глаза Эрни уже привыкли к свету, и он смог рассмотреть их получше. Это были олени: мама и сын, который теперь выступал впереди.

У него уже пробились рожки. Его ноги были еще не такими сильными и норовистыми, как у матери, но он решительно и гордо вышагивал вперед, вскидывая голову, встряхивая совсем молодыми, но уже разветвившимися рогами, с любопытством и энтузиазмом оглядывая все вокруг. Ни он, ни его мать не проваливались под снег, как Том.

Том остановился, разложил на снегу травы и медленно пошел назад, хотя олени явно не боялись и не стеснялись его.

Только сейчас Эрни наконец осознал, чем же этот чудаковатый человек так расположил его к себе, когда они встретились впервые: Том искренне любил детей и животных и умел ладить с ними.

– Хочешь занырнуть обратно? – Том снова стоял рядом с Эрни, а олени брели к чаще. – Кстати, Мистер По на «той» стороне всегда делает вид, что мы незнакомы и притворяется обычной дворовой вороной. Особенно ему нравится красть еду у местных котов и дразнить их – они никогда не могут его достать. А когда я намекнул ему, что в его возрасте играть в такие игры не слишком благоразумно, он разбил мою любимую антикварную вазу для цветов, веришь мне?

– Охотно верю. – Эрни вспомнил суровый взгляд черных умных глаз и плед, который, наверно, сейчас так и висит на бельевой веревке. – А сколько лет Мистеру По?

– Умножь свой возраст на десять.

– Сто двадцать лет?!

– Именно. Он из древнего рода воронов, друживших с воинами и знахарями. Вороны бывают вполне дружелюбны и сговорчивы, если уважать их принципы.

Они подошли вплотную к полотну густого клубящегося тумана. Том запустил в него руку и очертил границы проема, через который они попали сюда, и сквозь арку снова стал виден залитый солнцем двор.

В следующее мгновение они двое как ни в чем не бывало огибали дом, направляясь к деревцам, росшим посреди двора. На ветке одного из них величественно восседал Мистер По, действительно игнорировавший факт их присутствия. Взгляд Мистера По был устремлен в одно из окошек, за чистеньким стеклом которого, заняв весь подоконник, мирно спал очень толстый кот с блестящей шерстью.

От арки, сквозь которую они проникли во двор, не осталось и следа. Эрни пытался представить, что подумал бы обычный человек, случайно заметив, как они материализовались из ниоткуда.

– А как это выглядит со стороны?

– Так, как будто ты вывернул из-за угла. При редком стечении обстоятельств кому-то покажется, что ты «вырос из-под земли». Кому-то очень-очень внимательному, ничем не занятому и никуда не спешащему. Разве среди современных людей такие встречаются часто?

Эрни рассмеялся. В словах Тома была весомая доля правды: люди всегда слишком заняты собственными делами и мыслями, а если им и довелось заметить что-нибудь совершенно необычайное, они тут же постараются забыть об этом или же придумать удобное логическое объяснение тому, о чем не хочется задумываться.

– Пора бы нам домой. Какой вход предпочитаешь?

Эрни жестом указал в направлении угла дома, из-за которого они только что появились.

– Я так и думал. – Том топал каблуками своих высоченных сапог, стряхивая налипший на них снег.

Меньше чем через минуту они снова были у крыльца с фонарем.

– Кстати, Тереза совсем не злая. – Том внимательно осмотрел шапку Эрни. – Но, знаешь, что? Давай-ка завтра купим тебе новую одежду, окей?

Эрни стянул с себя шапку и рассмотрел ее: она была не слишком чистой, в разных местах из нее торчали оборвавшиеся нитки.

– Я бы рад, но у меня совсем мало денег. – Эрни похлопал себя по ноге, там, где в кармане джинсов лежали последние две монеты.

– Ты ведь теперь работаешь на меня, так ведь? И я, конечно, собираюсь платить тебе за это. Или я похож на эксплуататора? – Том попытался сделать суровое лицо. Выглядело это очень смешно.

Глава восьмая. Мистер По спасает снова

Внутри дома снова было светло и уютно. На маленькой плите грохотал большущий чайник.

Том почесывал затылок, приоткрыв холодильник.

– Пора пополнить запасы, а еще страшно хочется шоколада. Мой любимый – с орешками, а ты какой предпочитаешь?

Эрни пожал плечами.

– Вообще-то я не привередливый.

– Это я успел заметить. Можешь брать и разглядывать здесь все, что хочешь. Для Мистера По, если он объявится, осталось немного супа. А! Совсем забыл…

Том занырнул в шкаф, спрятанный в нише. Он долго копошился там, что-то бормоча и выбрасывая одежду и белье на кровать. В итоге то, что он искал, было найдено, а гора вещей, образовавшаяся на кровати, была отправлена обратно в шкаф, как куча хлама, в спешке заброшенного на чердак.

На кровати остались пижама, которую «украшали» крупные зеленые и желтые (поменьше) круги и такие старые пуговицы, которых Эрни никогда не видел даже в дедушкином комоде. Однако она была чистой, совсем не ношеной и вполне соответствовала росту Эрни. Рядом с пижамой лежал халат, чуть менее древний на вид, с немного потертыми рукавами и длинный настолько, что Эрни мог бы спрятаться под ним стоя, натянув воротник на голову.

– Не сочти за грубый намек, но я подумал… вдруг ты захочешь принять ванну. В общем, будь как дома. – Том уже нырял в туман, раздвинув нити звенящего занавеса.

Эрни услышал, как щелкнул замок в прихожей. В дверь же, которая выходила в лес, настойчиво постучали. Кто это может быть? И что он скажет ему? Стучали, однако, все громче и чаще. Этот стук уже напоминал трель дятла…

Эрни быстро отодвинул засов, и знакомая черная масса материализовалась в комнате, снова отряхивая снег, смешно расставив ноги. Эрни изо всех сил старался сохранить невозмутимый вид, когда суровые и проницательные глаза-бусины разглядывали его.

– Э-эр-р-ни?.. То-о-ом?

– Том вышел в магазин. Могу угостить супом, он вкусный.

Мистер По, наклонив голову набок, о чем-то раздумывал. Затем, перекрестив за спиной крылья и вытянув голову вверх, два раза прошелся от одного края комнаты до другого. И наконец взлетел на спинку стула, придвинутого к столу.

– Естьсуп!

Эрни вылил оставшийся суп в миску и поставил перед Мистером По. Но тот не притронулся к еде. Эрни вспомнил, что вчера за ужином ворона украшала белая тряпичная салфетка, которая сейчас висела на спинке стула рядом с ним. Эрни аккуратно завязал салфетку сзади и расправил спереди, но Мистер По так и сидел, глядя в тарелку.

– Что не так, Мистер По? – как мог мягко спросил Эрни.

– Тоомкхлепсуп!

Эрни пытался сложить два плюс два, но никак не мог. А потом он вспомнил Тома, за обедом крошившего тосты в тарелку, и решил проделать то же самое.

К счастью для себя, он сделал все правильно: Мистер По с вполне довольным видом теперь уплетал суп.

Эрни, уже привычным для себя способом, прошел сквозь звенящий и шелестящий занавес и, миновав прихожую, проследовал в ванную. Заткнув отверстие слива и открыв горячую воду, он изучал флаконы с надписями. На одном из них небрежными розовыми буквами было выведено «Много пены». Не особенно задумываясь о последствиях, Эрни налил перламутрово-розовую субстанцию в ванну и направился обратно в комнату.

Мистер По уже закончил с супом и теперь прогуливался вдоль ряда прижатых друг к другу книг по одной из полок книжного шкафа. Все они были небольшими, тонкими, к корешку каждой книги была приделана лента-петелька. Эрни решил, что это закладки. Но Мистер По ухватился клювом за одну из петелек, потянул за нее, взлетел и через несколько секунд уже сидел в кресле с открытой книгой, которую он ловко уложил перед собой.

Эрни успел прочитать на обложке: «Эдгар По. Рассказы». Мистер По сидел в позе голубя, высиживающего яйцо, уткнув свой черный нос в книгу.

Эрни заметил, что к полкам шкафа приклеены таблички с надписями: «Мистер По», «Средние века», «Античность», «Общая история», «Для чайников», «Эпос», «Поэзия», «Мифы», «Фантастика», «Исторические портреты», «Редкости», «Интересное» и еще что-то, под самым потолком, что разглядеть было невозможно.

В коллекцию Мистера По, в числе прочего, входили: Шекспир, валлийские легенды, средневековый трактат по теоретической механике, большой атлас Вселенной, труды Аристотеля и скандинавские мифы.

Большую часть библиотеки Тома действительно составляли разного рода книги по истории, в том числе школьные учебники.

На одной из полок, в прямоугольной рамке цвета благородного дерева стояла фотография. На ней обнимали друг друга женщина с темно-оливковой кожей и почти черными волосами и глазами и совсем юная девушка с пепельно-русыми волосами и светло-голубыми глазами на загорелом лице, очень сильно похожем на лицо Тома.

Эрни мысленно спросил себя, может ли быть такое сильное сходство случайным.

Он смотрел и смотрел на лицо девушки, напоминавшее лицо Тома, которое он вспоминал сейчас, как хорошо знакомое. И вдруг краем глаза он заметил перламутровый блеск. Эрни быстро добрался до ловца снов, который сейчас висел на стене прямо возле книжной полки, и поймал им пузырик. Пузырик лопнул, оставив на полу мыльный след. Запахло розами. По комнате проплыли еще несколько пузырей, аромат роз усилился.

Мистер По оторвался от чтения и шумно заголосил: «Мистер-р-по! Купа-ать!» – хлопая крыльями и летая по комнате, лопая мыльные пузыри клювом.

Эрни наконец вспомнил о флаконе с предостерегающей надписью «Много пены» и догадался, что на этот раз пузыри на самом деле были мыльными. Он сгреб в охапку халат и пижаму, дарованные Томом, и поспешил в ванную. Мистер По, шумно хлопая крыльями, устремился за ним.

В прихожей пузырей было так много, что трудно было идти и дышать. Эрни лопал их руками прямо перед лицом, чтобы сделать очередной вдох. Мистер По и его острый клюв справлялись быстрее. Его тело оставляло в пенном пространстве след, похожий на узкий туннель, ведущий к раздвижной двери в ванную. По этому следу Эрни и брел. Идти и дышать было тяжело. Эрни чувствовал себя так, как будто его заставили без подготовки бежать марафон.

Неожиданно все пузыри лопнули и их мыльные «останки» плавно упали на пол, как будто кто-то вдруг тряхнул небольшое деревце зимой в безветренный день, и весь снег, налипший на ветви, мягко осыпался вниз.

Эрни сделал несколько глубоких вдохов-выдохов и вошел в ванную. На стенах, кафельном полу и пушистом коврике виднелись следы пенной катастрофы. Мистер По сидел на кране, теперь выключенном. Почти до краев наполненная ванна с пушистой – с едва уловимым розовым ароматом – пеной выглядела ничем не примечательной. Ворон внимательно смотрел на Эрни, немного наклонив голову.

– Ты снова спас меня. Спасибо.

Мистер По перелетел на край ванны.

– Мистер-р-по-о! Ку-па-ать! Эр-р-ни!

– Ну да, я собираюсь искупаться.

Ворон снова скрестил крылья и вытянул вверх шею, и несколько раз измерил шагами периметр ванны. Он очень напоминал напряженно думающего человека, прохаживающегося туда-сюда, скрестив за спиной руки.

Наконец он остановился и снова внимательно посмотрел на Эрни. Потом взлетел и направился к полке, висевшей в углу.

Он принес прозрачный пакет, в котором лежали миниатюрный флакон с чем-то оранжевым и маленькая, тоже оранжевая, губка. Эрни заметил, что в тележке для полотенец целая полка отведена под полотенца оранжевого цвета, и сразу догадался, для кого они предназначены.

Мистер По вручил пакет Эрни и снова уселся на край ванны.

– Мистер-р-по! Купа-а-ать! Эр-р-р-ни!

– Ну хорошо, давай купаться.

Эрни намочил губку и налил на нее из флакона немного оранжевой субстанции. Запахло апельсином.

Эрни осторожно потер губкой спину ворона. Он довольно зажмурился и снова принял позу безобидного голубя. Потом расправил и вытянул одно крыло, потом другое, потом выпятил грудь и запрокинул голову, как довольный котенок, которому чешут подбородок. Напоследок Эрни еще раз нежно потер спину ворона и аккуратно вытер его оранжевым полотенцем.

Довольный и чистый Мистер По теперь источал аромат апельсина.

– Эр-р-р-ни! Купа-а-ать!

Мистер По теперь держал в лапах мочалку человеческих размеров и летал вокруг Эрни.

– Э-э-э… Спасибо, я, наверно, справлюсь сам.

– Том! Купа-а-ать! Мистер-р-по! Эр-р-р-ни! Купа-а-ать! Мистер-р-по! – сиплый голос зазвучал упрямо и раздражительно. Эрни понял, что спорить не стоит, разделся и залез в ванну.

Ворон старательно потер мочалкой его плечи и шею и, успокоившись, вылетел сквозь раздвижную дверь.

После горячей ванны Эрни чувствовал себя так, как будто родился заново. Каждая клеточка чистой кожи дышала и ощущала, чистые волосы теперь окружали его лицо пушистым растрепанным облаком. Пожалуй, если Том действительно заплатит ему за работу, стоит навестить и парикмахера, а не только магазин одежды.

Щелкнул замок, в прихожей зажегся свет и послышались шаги. Том шлепал пищащими тапками по полу, украшенному следами мыльной пены. Эрни спотыкался, наступая на чересчур длинный халат.

Мистер По спикировал на плечо Тома и стал тереться головой о его подбородок. Том погладил и поцеловал его.

– А вы неплохо провели время, ребята, да? – Голос Тома звучал искренне радостно. – Мыльная пена – это именно то, что нужно: я как раз собирался протереть пол.

Эрни мысленно спросил себя, может ли что-то вообще расстроить этого человека.

Шурша сумками с продуктами, Том с Мистером По на плече прошествовал в комнату.

Проходить сквозь туман вслед за Томом было совсем легко: он как будто протаптывал дорогу, оставлял свой невидимый след, Эрни явственно ощущал его.

Том выкладывал на стол содержимое сумок.

– Как я и обещал. – Мистер По получил почти идеально круглый большой апельсин и, схватив его обеими лапами, полетел в кресло. – А это нам с тобой, Эрни, а то праздники скоро закончатся. – Том достал из сумки большущую коробку шоколадных конфет с орешками.

Глава девятая. Чай, конфеты и серьезный разговор

Зимние каникулы действительно подходили к концу. Если бы Эрни не пришлось бросить школу, чтобы работать, в это время у него начались бы уроки.

На столе появились консервированные ананасы, большая банка горошка, пакет с белоснежным рисом, связка пшеничных сарделек, две банки с джемом, кокосовое молоко, мятные пряники, пара огромных морковок и большая пачка индийского чая.

– Я выбрал со слоном, чтобы ни с чем не спутать. – Том вертел в руках коробку с чаем. На ней действительно был изображен слон, украшенный цветами и орнаментами. – Заварим чай?

Эрни добрался до плиты и чайника, путаясь в халате.

Короткий зимний день быстро клонился к закату, сумеречные тени заполняли дом. Том щелкнул переключателем, и комната наполнилась светом южного солнца, стало теплее. Эрни приоткрыл окно, запахло морем, цветами и пылью.

– А мы можем пойти туда, как в лес? – Эрни очень хотелось исследовать городок с пальмами и яркими цветами, он еще никогда в жизни не бывал так далеко от дома.

– Когда-нибудь мы обязательно туда отправимся, но не сегодня. Всему свое время, а у нас и здесь много дел. Например, постирать твою одежду.

Свитер и джинсы Эрни валялись на краю дивана – старого, потертого и уютного. Но, объективно говоря, диван выглядел опрятнее. Манжеты и ворот свитера были коричнево-серыми, на джинсах красовались засохшая грязь, следы машинного масла, копоть, краска и мыльные подтеки. Цвет носков было трудно определить, зато они в точности повторяли форму ступни – как гипсовый слепок.

– Кстати, я кое-что подобрал для тебя в супермаркете, примерь-ка.

Том достал со дна сумки бумажный сверток. Мистер По подлетел посмотреть, что происходит: внутри лежало что-то оранжевое. Том развернул бумагу и протянул Эрни оранжевый свитшот и темно-серые спортивные брюки.

Эрни зашел в нишу и переоделся, прикрывшись пологом. Сменить старинную пижаму и огромный халат на современную спортивную одежду было очень приятно.

Том уже заварил крепкий черный чай и нарезал пушистый, почти совсем белый батон с румяной коркой. На столе остались только чашки, чайник с заваркой, сахарница, пряники, банка с джемом и коробка с конфетами.

Мистер По, обвязанный тряпичной салфеткой, снова сидел на краю стула и с одобрением поглядывал на оранжевую кофту. Похоже, Том старался делать все что мог, чтобы Эрни и Мистер По нравились друг другу.

– Я лучше положу вещи в машину сейчас, чтобы она не работала до поздней ночи. В карманах твоих джинсов ничего нет?

Эрни вывернул карманы, и на диван посыпались мелкие монеты, на пол со стуком приземлились два носовых платка, не уступавшие по «свежести» полуокаменевшим носкам, три совсем маленьких сухаря и небольшой прямоугольный сверток. Эрни совсем забыл о нем: все это время сверток покоился на дне кармана, как сбившаяся подкладка.

Он осторожно развернул его.

Сложенные в несколько раз, но целые, в нем лежали школьный табель за прошлый год, бумаги с его именем, адресом, группой крови и фотографией округлого полудетского лица с почти абсолютно счастливыми глазами.

– Я посмотрю, если позволишь? – Том заглядывал через плечо Эрни.

– Да, конечно. Я только сейчас о них вспомнил. Тогда я решил взять их с собой.

Том внимательно просматривал документы, особенно его заинтересовали оценки Эрни.

– Ты молодец, Эрни.

– Вообще-то я не слишком разбираюсь в математике и всем таком…

– Молодец, что взял все это с собой. А в математике я разбираюсь гораздо хуже тебя, поверь мне на слово.

Послышался шум крыльев.

– Мистер-р-р-по-щита-ать! – Эрни инстинктивно повернулся в сторону уже хорошо знакомого голоса. Ворон сидел возле окна, на жердочке, возле деревянной доски, на которой в буквальном смысле были нацарапаны числа. Над ней помещалась небольшая доска с маркером.

Не выпуская из левой руки документы Эрни, Том подошел к ворону и, погладив его, быстро написал маркером на верхней доске: «120 – 12 = ?»

Мистер По, наклонив голову, немного подумал, и стал неистово выдалбливать клювом по деревянной доске большую цифру один.

Том, совершенно не обращая внимания на шум, аккуратно сложил бумаги в миниатюрную тумбочку, стоявшую возле книжного шкафа и, перекинув через локоть все грязные вещи Эрни, удалился в ванную.

Ворон тем временем закончил выцарапывать число сто восемь и пристально смотрел на Эрни, как будто ожидая чего-то.

– Все правильно, Мистер По, сто восемь.

Если бы речь шла о человеке, Эрни сказал бы, что Мистер По вжал голову в плечи.

– Мистер-р-по! Приз! Том!

Эрни начинал понимать язык ворона. По всей видимости, реплика означала, что Том давал Мистеру По какой-то приз, когда тот считал правильно. Но что это могло быть? Наверняка, это что-то оранжевое и, наверно, вкусное.

Эрни еще раз внимательно посмотрел на ворона. Ворон, нахохлившись, сидел на жердочке. Жердочка торчала из бревенчатой стены. Рядом торчал большой гвоздь. На гвоздь была намотана веревка, веревка была продета в дырку в небольшом пластиковом контейнере. В пластиковом контейнере лежало что-то оранжевое. И вкусно пахло.

Эрни сунул руку в контейнер и достал дольку сушеного абрикоса. Мистер По радостно захлопал крыльями, крича «Приз!» Эрни осторожно вложил приз в клюв Мистера По.

Эрни присел за столик и налил горячий чай в две кружки: для себя и для Тома. Свежий белый хлеб с брусничным джемом и согревающий крепкий чай разбудили приятные воспоминания. Теперь они были легкими, как облако, ненавязчиво проплывающее мимо в солнечный ветреный день. Боль потери ушла, осталась только память, заключенная в миниатюрном шарике, сейчас хранившемся в одной из банок, на одной из полок…

Они часто сидели в комнате так, среди сгущавшихся сумерек, при свете маленькой настольной лампы, пили вечерний чай. В это время к ним обычно заходила в гости женщина, живущая неподалеку. Она шила и вязала для них одежду, а они чинили все, что ломалось в ее доме. Допив чай, она вязала очередной свитер, носок или жилет, полосатый кот мурлыкал на ее коленях, одетый в вязаный костюм. Свет лампы отражался в стеклах ее очков, освещал ее открытое, приветливое лицо. Как хорошо было бы снова навестить ее…

Эрни заметил, что Том наблюдает за ним, тщательно пережевывая булку с джемом и барабаня пальцами по чашке. Погрузившись в воспоминания, он не заметил, что за столом их теперь трое. Мистер По клевал накрошенный хлеб, политый джемом, из своей тарелки.

– Знаешь что, Эрни? – Том в кои-то веки не подмигивал и не улыбался. – Позволь мне задать тебе один серьезный вопрос.

Эрни понятия не имел, к чему клонит Том.

– Да?

– Эрни, ты хочешь, чтобы я стал твоим опекуном?

Эрни поперхнулся чаем и закашлялся. Он понимал, что встреча с Томом для него – счастливый случай, чудесный шанс и подарок судьбы… Но на такой исход он даже не надеялся.

– Это… Это было бы здорово! Но… Я ведь… сбежал… это ничего?

– Знаешь, брат директора школы, в которой я работаю, трудится как раз в службе опеки. Я думаю, он не откажется помочь нам.

Том невозмутимо положил в рот три конфеты сразу и стал сосредоточенно пережевывать их, запивая большими глотками чая.

– Если ты не против, я возьму твои бумаги и в ближайшее время разузнаю, как нам все уладить. Кстати, как ты смотришь на то, чтобы вернуться в школу? Занятия начнутся послезавтра.

Том отправил в рот еще три конфеты и подлил чая себе в чашку.

Эрни вспомнил маленькую школу – самый крайний домик возле дороги, окруженный соснами и вязами, с небольшой полянкой на заднем дворе, где все играли в мяч на больших переменах. Он был не слишком силен в науках, зато в резьбе по дереву был лучшим во всей школе. Там у него были друзья. Их было немного, но он так скучал по ним все это время…

– Школа, в которой я учился, довольно далеко отсюда, – неуверенно ответил Эрни.

– А та, в которую хожу я, совсем близко. Мы могли бы пойти туда вместе.

Эрни не мог назвать себя человеком, который легко заводит друзей, и мысль о новой школе немного пугала его. Но… если рядом будет Том…

– Можно попробовать.

– Отлично. Тогда завтра пройдемся по магазинам и приведем тебя в порядок. Все расходы беру на себя как твой будущий опекун, идет?

– Вообще-то у меня осталось кое-что, я мог бы добавить…

– Положи эти монеты вон в ту копилку, будь добр. – На одной из книжных полок стояла копилка в виде черной кошки с поднятым хвостом. – Если на Хэллоуин к нам пристанут какие-нибудь чертята, будет чем от них откупиться.

Том продолжал уплетать конфеты, меланхолично глядя в окно. Крыши домишек заблестели оранжевым, потом окрасились в ярко-розовый, и, наконец, южная улица утонула в сиреневатой дымке. В окошках зажигали свет. Том задернул жалюзи, повернул штуку, похожую на выключатель, и разжег в камине огонь. Мистер По, снова похожий на кроткого голубя, угнездился в кресле, скомкав плед. Наклонив голову влево, он наблюдал за разгорающимися огоньками.

Эрни улегся в гамаке, обняв подушку.

– Какое ты любишь кино, Эрни?

Том дернул за шнурок, свисавший из-под потолка. Наверху что-то зашуршало, и посреди комнаты появилось белое прямоугольное полотно. Том достал из маленькой тумбочки крошечный ноутбук, и белый экран превратился в рабочий стол с иконками.

– Если честно, я совсем в этом не разбираюсь: у нас с дедушкой не было компьютера и телевизора. Иногда мы ходили в кинотеатр, пару раз я смотрел фильмы у школьного друга. Наверно, Мистер По разбирается в этом лучше меня.

Мистер По лениво посмотрел на Эрни и снова уставился в камин.

– Хорошо, тогда выберу я. – Том перебирал виртуальные папки, аккуратно водя пальцем по сенсорной панели. – Как насчет истории о человеке с двумя сердцами, который украл телефонную будку?

– Мистер-р-по! Доктор-р-р-кто! – Мистер По оживился и отвернулся от камина.

Глава десятая. Пустынная планетка, гроза и кружка с Обеликсом

На экране замелькали титры, зазвучала «космическая» музыка. Угрюмого вида мужчина и девушка со светлыми волосами спасали планету от говорящих и летающих металлических коробок. У них неплохо получалось.

Эрни вошел в телефонную будку, закрыл за собой дверь и полетел.

Он пролетел мимо луны, она оказалась холодно-серым камнем, на который не так уж интересно смотреть вблизи, проскользнул мимо красновато-угрюмого Марса, немного полюбовался льдистыми кольцами Сатурна, увернулся от астероида, немного полетал за петляющей кометой с пылящим хвостом и проследовал дальше.

Солнце все удалялось, теперь оно стало просто крупной блестящей звездой – одной из многих. Далеким холодным шариком. Будка летала сквозь галактики и туманности, иногда Эрни видел большие космические корабли, ракеты и спутники. Его не слишком волновало, кто их построил, кто управляет ими. Будка куда-то несла его, она хотела что-то показать.

И, кажется, она наконец начала замедляться. Космическое пространство здесь было светло-синим, дружелюбно подсвеченным россыпью желтых звезд, как в детском мультике.

В окне виднелась какая-то точка, она росла и приближалась. Будка остановилась, зависла.

Точка теперь была не точкой. Это была одна маленькая пустынная планетка. На ней сидел мальчик. Он сидел, подложив одну ногу под другую, которой он болтал, как будто сидел на высоком-высоком стуле. Это был взрослый мальчик с кудрявыми волосами. Он играл на инструменте, чем-то похожем на гитару. Но это была не гитара (Эрни не знал, как называется этот инструмент, или не мог вспомнить). На руку, которой мальчик перебирал струны, был надет браслет с маленькими колокольчиками. Они звенели в такт музыке.

Сначала мальчик играл тихо, неуверенно, как бы нащупывая мелодию. А планета теперь уже была не крошечной и пустынной. Она стала больше и живее. Теперь мальчик сидел на траве, на горизонте виднелись невысокие деревья. Музыка зазвучала живее и громче. Вдруг она почему-то стала назойливой, раздражающей… противной. Эрни никогда бы не поставил такую мелодию на звонок будильника.

Том шлепал пищащими тапками по полу, завернувшись в длинный даже для него халат.

– Извини, я всегда выбираю самую отвратительную мелодию и ставлю его на вот эту тумбочку. Иначе не просыпаюсь.

Том развел руками и пошел к раковине. Где-то там, где он вчера нажимал кнопки, чтобы появились посудомоечная машина и овощерезка, он снова нажал на что-то. Из недр стола возникли кофеварка и тостер.

– Ты пьешь кофе? Я бы выпил. – Том потирал глаза, облокотившись о компактный гарнитур.

– Иногда.

– Ну вот и славно. У нас остался сыр. Кофе и тосты с сыром способны оживить мертвого… не понимай буквально, этим я не занимаюсь. – Том скорчил гримасу и замахал ладонями («Я?! Да никогда!»).

Том взял с полки стеклянную банку с измельченными кофейными зернами, засыпал в кофеварку кофе, налил воду. Отрезал батон и запихнул его в тостер.

Прямоугольный экран, который вчера служил мини-кинотеатром, снова был аккуратно припрятан под потолком, о его существовании напоминала только веревка, болтавшаяся посередине комнаты. На бельевой веревке сушились джинсы, свитер, шапка и носки Эрни. Теперь они больше напоминали собой человеческую одежду.

Эрни сполз с гамака, влез в тапки и пошел в ванную. Проходить сквозь занавес с каждым разом было все легче, как будто его тело и разум прокладывали в тумане тропу. Это было похоже на дорожку в снегу, которую постепенно утаптывают.

На полу в прихожей еще виднелись следы вчерашнего приключения с мыльными пузырями. «Помою здесь пол после завтрака», – решил Эрни.

Он умылся, почистил зубы, расправил мокрыми ладонями растрепавшиеся за ночь волосы.

Из-за занавеса уже пахло свежесваренным кофе. Эрни шагнул сквозь него, не задумываясь, закрыв глаза, втягивая ноздрями теплый ароматный воздух. Туман слегка коснулся его тела и отступил.

На столике стояла большая белая кружка с красным сердцем на одном боку и кофейным зерном – на другом. На плоской белой тарелке лежали несколько больших ломтей подрумяненного хлеба и нарезанный сыр. Тома нигде не было видно.

Эрни бросил в чашку с кофе четыре кубика сахара и размешал. Окно сейчас показывало лесную поляну, залитую зимним солнцем. День уже немного прибавился. А в приморской стране, которая так дорога Тому по ему одному ведомым причинам, наверняка сейчас жарко. А может, там дождь? Гроза?

Внезапно вспышка молнии озарила темно-серое небо, еще секунду назад бывшее безоблачным. Крупные капли дождя и градины забарабанили по стеклу. Струйки воды пересекали друг друга или сливались в ручейки. Кусочки льда с громким стуком отскакивали от окна. Снова вспышка. Силуэты знакомых крыш, раскачивающиеся ветки пальм…

И снова ясное морозное утро. Припорошенный снегом отлив. Немного запотевшее в уголках внутреннее стекло.