Поэма «Незабудка и Огонёк». Глава I. Эпизоды 1-4

Предисловие

Уважаемый читатель!

Приветствую Вас в мире стихотворения.

Вашему вниманию представляется Поэма "Незабудка и Огонёк", первая глава из четырёх, состоящая из четырёх эпизодов.

Произведение написано в жажде глубины и смысла, в ужасе и восторге от современной жизни. Кроме литературных целей оно не несёт никаких задач. Поэма пронизана тонким юмором, иронией и отчасти морализмом, выражающимся, однако, в здоровых советах подрастающему поколению.

В этом труде сопутствующе поднимается ряд вопросов, до решения которых молодому человеку по обыкновению жизни дойти придётся лишь путём исканий и долгого болезненного или, наоборот, чересчур экзальтированного (с последствиями) опыта – путём многократных проб и ошибок.

Кроме того, в произведении содержатся факты и события, упоминание которых в перспективе будет представлять историческую ценность.

Время поэзии!

С уважением,

© Павел Андреевичевский

Все права защищены

2024 год.

Посвящение

Тебе, властительница сердца,

Я о́земь кланяюсь плечом.

Позволив песне этой петься

И став единственным ключом,

Ты вдохновения колодец

Наполнила по самый край.

Теперь я пост-первопроходец,

А ты по нраву выбирай —

Придётся, или нет звучанье

Сложённых мною строф смиренно

К ногам твоим. Мои признанья

Пронзают главы откровенно:

Красот сияние в поэме,

Что в лицах де́йства спрятал я

По жанра выверенной схеме, —

Всё взято только от тебя.

Чем выше троп, тем мысль правдивей,

И тем сильней хочу сберечь

Их память. Цвет очей твой синий

Зажёг во мне по новой Речь.

27.11.2023

Пролог

О нежном трепете восторга

Талант пожалован не всем

Писать с душой: цензура стро́га,

И целый сонм запретных тем

Веками, тысячами лет

Стесняет любящих уста́.

И целомудренный запрет

Явился миру неспроста —

Не обличённое моралью

Теряет та́инство и вкус.

Недаром старец со скрижалью,

Сославшись на горящий куст,

Нащупывал основы правил,

Чтоб разделять людей и скот.

С тех пор, конечно же, прибавил

Их свод эти́ческих хлопот:

Попросят соль – подай и перец,

Пиджак на платье – баловство́!

Коль тост за Вас, то в той же мере

Испить бокал – не cómme il faut.*

Ни чая не глотнуть, ни супа

Этично, если слышен звон;

Лишь тканной вытирают губы,

Бумажной – это mouvais ton.**

В гостях не стоит головою

В четыре сто́роны крутить;

А есть, пожалуй и такое,

Министр Культуры что простить

_____________________________________

*комильфо

**моветон

Не сможет вла́стию свое́ю:

Грешней греха жены Адама

И для здоровья всех страшнее

Спросить о возрасте у дамы.

Из нас любой бывает вежлив,

Особенно когда молчит.

Почтить одной улыбкой нежной,

Имея добродушный вид,

Мудрей, чем подбирать слова.

Ведь, как известно, вкус и цвет

По-свойски видит голова:

Товарища ей в этом нет.

И так многообразны чувства!

И иже с ними и любовь.

Кто в этом ба́лован искусстве,

Тому знакома тайна слов,

Что наполняют мёдом губы,

Желающие молвить всласть.

Иной твердит, что слишком глупо

Любовь приравнивать и страсть,

Но то удел того, кто юным

Себя не смог перебороть,

Кому к решеньям обоюдным

Прийти мешала прыть и плоть.

У страсти есть своя задача:

Для дела голубков свести.

А дальше – труд, и это значит,

Что мы должны в себе найти

Помимо буйства наслаждений

И место для второй души.

Ведь не найдётся, без сомнений,

Тех, для кого б не хороши́

Казались золотые свадьбы —

Для браков, взявших пятьдесят.

Когда могли точнее знать бы

Какие ра́спри нам грозят,

То половина всех влюблённых

Ни разу б вместе не сошлись.

Толпой сердец непокорённых

Они б по миру разбрелись,

По чём свет, судьбы покрывая.

Но любит жизнь сквозь слёзы смех,

Она на выдумку лиха́я,

И любим мы обычно тех…

Кого попало! Что за е́ресь —

Придать изысканную прелесть

Какой-то родинке под глазом,

И с самым искренним экста́зом

Её сосуд обожествлять

За этот бугорок один!?

Душой своею управлять

Никто в любви не властелин:

Всё это словно лотерея,

Ну а точнее – сложный путь.

Из нас любой надежду греет

Невзгоды ловко обмануть,

Перешагнуть, не зная броду,

Счастливым выйти и сухим.

И верят целые народы

В слова "люби и будь любим".

Глава I «Траектории жизни»

Эпизод 1 «Незабудка»

Глаза! Честны́ лишь вы одни!

Без них картины мира нету.

Но что бы видели они

Без правды солнечного света?

И в этом миссия святая

Светила нашего. Оно

Сияет, устали не зная.

Сегодня на́чисто окно

Решила протереть Оксана.

Как раз, чтоб солнышко впустить.

Она, проснувшись утром рано,

Уже успела заварить

Эспре́ссо чашечку, и к ней

Кусочек тортика со сливой —

Вот пастора́ль для соцсетей!

Непросто быть всегда красивой

И угодить буквально всем,

Чтоб фото получилось сразу.

Среди приятных миру тем

Одна бессмертная зараза —

Покушать вкусно самому

И гля́нуть, как едят другие.

Известно Богу одному

Пошто́ такая литурги́я

Сердцам живущих дорога.

Оксана, чашку пригубив,

Взяла кусочек пирога.

Сливо́вый привкус ощутив,

Почувствовала, что сей день

Пройдёт до крайности полезно.

Она вчера статью про лень

Вскользь прочитала, где любезно,

С глубоким знанием порока,

А стало быть, не понаслышке,

Магистр лени дал всем срока

Неделю, чтоб без передышки

Читатель перестал лениться

И "взял ответственность за жизнь",

Чтоб для себя определиться

Откуда у него взялись

Причины отдыха без меры.

Хотя, история даёт

Такие праздности примеры,

Что современник отстаёт

От них всегда на пару бочек,

На пару жареных быков,

И на паштет изящный очень

Из соловьиных языков.

Попоек Ба́хусова культа

До сей поры раскат донёсся.

Порою кажется, как будто

Мы скоро все туда вернёмся:

Теперь положено считать

Вино лекарством против стресса.

И как смогло оно удрать

От славы пойла диких бесов?

Теперь не пьющий – инвалид!

Вот социальная реклама:

Пока в игре малыш кружит,

Напротив пиво хлещет мама.

Она бы рада выпить сока,

Но хмель дешевле апельсина,

Да большинство товаров в полках

Сейчас любого магазина —

Вино, коньяк, мартини, виски,

Бурбон, самбука, аперо́ль,

Эль и ирландский, и индийский,

Текила, для которой соль

И лайм закуску заменяют.

А алкогольные картели

Спокойно обществу внушают,

Что пить нормально. Неужели!?

Давно известно всем, что спирт —

Продукт распада углеводов.

Так дрожжи, стало быть, тошнит,

А люди из таких отходов

Напитки ценные творят.

И в этом наш народ велик:

Такие тосты говорят,

Что хочется порой язык

Заспиртовать и сохранить.

Вино способно растворить

Печали и тревоги, но

Не знает сча́стия оно.

В вопросах дрожжевых скромна

Оксана в силу воспитанья.

А бочка, полная вина,

Не вызыва́ла ликованья,

И звон вакхи́ческий в ушах

На память не бросал ей те́ни.

Порядочность рождает страх

Забыться в бесполезной лени,

С которой каждому уму

Хоть раз за жизнь, да и случалось

В себе бороться. Потому

Статья ей дельной показалась.

И вот, к восьми часам утра

Очередного воскресенья

Её будильника игра

Провозгласила вальс весенний

Сезону года в унисон,

Что младший Штраус сочинял:

Напев "Весенних голосов"

С утра в Оксаночку вселял

И чувство лёгкой эйфории,

И трезвый взгляд на ряд проблем:

От неудач до дисфори́и,

А то есть, недовольства всем.

Как сла́док воздух в выходные

Особо, после дней рабочих!

Как ми́лы комнаты родные!

И просыпаться после ночи

Когда не нужно на работу!

Коль день принадлежит тебе,

То все домашние заботы

Подарком кажутся с небес.

У Ксюши было два кумира —

Арабика и шоколад.

Когда какой-нибудь проныра

Ей угощенье наугад

Пытался выбрать в магазине,

То промах маловероятно

По потребительской корзине

Оксаниной мог допустить: понятно,

Окро́ме тех, что с аллергией

(Что, очевидно, хуже пытки),

Все чтят мгновения благие

В объятьях кофе с целой плиткой

Полстапроцентного какао.

Кофейный горький пряный вкус,

Который Ксеня обожала,

В ней пробудил весь спектр чувств.

Ополоснувши блюдце, чашку,

К окну направилась она.

А по дороге за рубашкой,

У зеркала, увлечена

Своей косой остановилась.

– Кому же ты предрешена!? —

Коса её по пояс вилась,

Наме́дни не расплетена.

Вчера, уставши от дороги,

Она, едва расправив ноги,

Упала в мягкую кровать.

Сон не заставил долго ждать —

Затем, сомкнув младые очи,

Уснула пя́тнично Оксана,

И, пожелав "спокойной ночи",

Ей капля с кухонного крана

Паденьем явь оборвала.

Вторая – кап. И сна как нету:

Уже и тортик уплела́,

И улыбаясь, шла ко свету.

Она любила слушать тихие часы,

И с пончиками белые подушки,

И узелком бесшовные трусы

На прутиках напольной сушки.

Её квартира – что-то в стиле "лофт":

Предметы все по-фински назывались,

А стены под обоями из слов

Местами белой краской чредова́лись.

Плафоны на простых светодиодах,

Обёрнутых под черную бумагу

Меж бруса деревянного на сводах

Немого потолка. И железяку

Какую-то поставила, для вкуса.

Повсюду процветал минимализм,

Лишь полка с аметистовою дру́зой

Вносила в интерьер анахронизм:

На камни мода и на лофты

Пищала в разные года.

В большом купе висели кофты,

И платьев целая гряда,

В прихожей шкаф для туфель модных

И строгой будничной страды,

Для жарких дней и для холодных,

Для средств от грязи и воды.

На кухне тоже упрощённый

Был гарнитур под общий стиль,

Но в нём преобладал зелёный

И золотистая ваниль.

Повсюду бело-серый ламинат

Разбавлен чёрно-бурыми штрихами.

И кто ремонту новому не рад?

С квартирой обновляемся мы сами.

О, как она её любила!

Но не любила ипотеку.

Для счастья мало нужно было

Ей, как простому человеку:

Работа, должность и кредит

На тридцать лет – купить жильё.

На это редкий не серди́т,

Упоминая, что жульё

Кроит из воздуха проценты

Под соусом огромных льгот.

Но не известны прецеденты

Чтоб ростовщик терял доход.

А в двадцать восемь – вид шикарный!

И отражение младое

Напоминало: труд ударный

Не скоро сменится покоем.

Она любила зеркала

И их наглядность комплиментов:

В них Ксюша разглядеть могла,

Что ей достойных конкурентов

Природа-мать не народила,

По крайней мере, из знакомых.

Не просто так себя хвалила

И увлекала взгляды склонных

Петь дифира́мбы красоте:

Глаза её, как океаны

Вдали от лодок и сетей,

Как нежный свет лесной поляны,

Где незабудковый насти́л

Лазурью небо пристыжает.

У всех зеркал не хватил сил,

Чтоб рассказать, как разрезает

На "до" и "после" мир вокруг

Волшба сапфировых очей.

Ресниц её пушистый круг

Касался густоты бровей,

Иглы и души не видавших, —

В том вовсе не было нужды.

Красивей нету женщин наших,

И потому, в века вражды

Всяк не́друг жаждал искупаться

В небесных водах синих глаз.

Живя в те годы, оказаться

Оксаночка могла как раз

Тем же́мчугом с морских глубин,

Что б возжелал себе достать

Султан, и князь. Стряхнувши нимб,

Духо́вник начал бы мечтать

Попасть на исповедь к Оксанке.

Обычный рост, под семь десятков

Плюс метр, и ровная осанка.

В природе нету недостатков —

Есть вкус и нрав. Размеры сердца

Мешают всё подряд любить:

На бо́льший легче опереться.

Себе красиво косы вить

Она научена с пелёнок.

Ей с детства много говорили:

"Ты ангел, Ксюш, а не ребёнок!"

И в чём-то люди пра́вы были —

Уже тогда златые реки

Спускались ей до детских плеч.

Слова любви как обере́ги,

Которым суждено беречь

Во время тяжких испытаний

Всю жизнь: с рождения до смерти.

Отец её, папаша ранний,

Письмо с открыткою в конверте

Пока в Германии служил

В коммунистическом пространстве,

Спустя полгода получил.

Вернувшись из армейских странствий,

Он первым делом ча́до взял,

Всё прочее сочтя за мелочь.

Как лик его тогда сиял!

Как сердце молодое пело!

На свете мало что сродни́

Любви отцовской к дочерям.

Девчонки с мамами одни,

И не понятно матерям,

Пошто́ при папах всё иначе.

При маме – держится горой,

При папе – тихо-тихо плачет

С чуть-чуть трясущейся губой,

Взывая сердцем всем к защите

От самых мелких раздражений.

Вы объясненья не ищи́те

Большому множеству значений

Для девушек любви отца.

Душа ребёнка – словно поле,

И будет счастье для юнца,

Когда участок вспахан, полит

И сдобрен перед посевной

Заботой, лаской и любовью.

Оксане был отец родной

Не только родственною кровью,

Но тем, на чьих руках она

И до поры сей почива́ла.

В его глазах всегда юна,

Когда ей даже двадцать стало,

Казалась Ксюша: каждый раз,

Как в первый миг далёкой встречи,

Баюкал девочку и тряс.

И как-то, свадебные свечи

Увидев на женитьбе друга,

Он потерял своё дыханье.

Поняв в чем соль, его супруга

Вернула Виктора в сознанье,

Сказав: – "Ну, ей ещё пятнадцать!"

– "Я знаю…"  Нечего сказать,

Когда стесняешься признаться,

И первый раз течёт слеза

Вниз по щетинистой щеке.

Отец был родом из Рязани,

Всё детство плавал по Оке.

Постре́лыш был довольно ранний,

И к удивленью стариков

Серьёзен был ещё с пелёнок.

Бывало, что совсем суров

Когда твердил: – Я не ребёнок.

– А кто же ты? – его пытали.

– Мужчина! Не́жто не видать!?

Ему воззренья сил придали

Чтоб путь дальнейший продолжать

В столице посреди Сибири.

И там он выбрал институт,

Что из-за всех профессий в мире

Политехническим зовут.

Он попадал на стажировки,

И в них как лучший был отмечен

Прилежной строгостью сноровки.

В работе приключилась встреча

Его с той самою осо́бой,

Что взглядом только убедила

Что таки-есть любовь до гро́ба.

И юность их объединила:

Он был хорош собою, ста́тен,

Голубоглаз и молчалив.

Хоть не женат, но всё ж опрятен.

И в профиль был он так красив,

Что можно было его бюстом

Любую выставку венчать.

Она дышала тем же чувством,

Когда пришла пора менять

Жизнь через бракосочетанье.

У Вити не было сомнений,

Что Света – это дарованье

Из самых светлых провиде́ний.

Она, когда цвела улыбкой,

То вся серьезность инженера

Казалась только маской хлипкой.

Её игривая манера

Вести беседы про природу

С любовью к каждому созданью,

Для восприятия в угоду

Сформировало пониманье,

О том, что жизнь любить она

Во всех оттенках обожала.

Ведь та, что тёплых чувств полна,

Любовь повсюду умножала.

Её зелёные глаза

Как листья, что ветра влекут,

Как изумрудная лоза,

Когда она во всём соку

Ещё неспелой опьяняет

На предвкушении одном.

Порою Виктор вспоминает

Как был спасён единым днём,

Припомнив папку с чертежами

В зелёном ярком переплёте,

Когда с заветными глазами

Столкнулся в лестничном пролёте,

Подумав: "Вот бы мне сейчас

Такою роскошью украсить

Свой дом. Ну точно же – алмаз!"

Читалось в Витиной гримасе, —

"Какой алмаз!? Тонов зелёных,

И цветом глаз морской воды.

Я что же, дураков влюблённых

Пополнил стройные ряды?

Зелёных… Точно же, зелёных!

Я том со схемами забыл!"

И в выражениях смущённых

Лица, уже боготворил

Светланин взгляд – напоминанье

Про крайне важные дела:

Ему грозило совещанье,

И память полиша́ть могла

Его последущего чина,

А то и вовсе сдвинуть вниз.

Ведь мненье есть, что у мужчины

Карьеры рвение – каприз,

Который целью наполняет,

Каким-то смыслом дальше жить,

А в существе, собой являет

Тоску о том, что породи́ть

Не могут жизнь в бесплодном чреве:

И что тогда им остаётся?

Достичь высот. В науки древе

То сублима́цией зовётся.

Когда б мужчина мог родить,

То, чтобы выразиться тонко:

Война могла б мужам претить,

И стал Арес бы амазонкой.

Но мы имеем то, что есть.

Пусть будет так, и слава Богу.

Услышав на докладе лесть,

Светлану Виктор за подмогу

Нашёл и отблагодарил,

Да так, что родилась Оксана:

Женою Свету окрестил.

Absít verbó invidiá*, но

_______________________

*Не взыщите на слове, (лат.)

Историю того романа

Писа́ть – что шить коням хвосты.

Он к цели шёл своей упрямо,

И раз в четверг дарил цветы —

В честь памяти о первой встрече

Двух коренелых инженеров.

А мама Света в этот вечер

Сияла утренней Венерой

Сквозь свой практичный трезвый ум.

Подарок трижды повторите —

Он станет как привычный шум.

Но тот, кто вырос в дефиците,

Как нынче модно оправдаться, —

Тот и ценить, и ждать умеет.

Наука жизни улыбаться

Становится чужой. Бледне́ет

И радуга в глазах, привыкших

Смотреть в Сети́ без остановки

В настройках цвета наивысших

Нажатием одной лишь кнопки

Любое чудо на Земле.

Светлана – из таких созданий,

Что в информационной мгле

Искала тайны сочетаний

Научных формул в красоте.

Ведь этот мир разбит на меры,

И он понятен только тем,

Кто не берет слова на веру,

А смотрит лично в окуляр

И ход фиксирует событий.

Рациональность – это дар!

И новых череда открытий

Рождается не в гороскопах,

Не сквозь хрусталь в больших шарах,

А в электронных микроскопах,

Расчётах, цифрах, чертежах —

Всём том, к чему стремилась Света.

Хоть только младший консультант,

Но глубина её совета

Была как в пла́ваньях секста́нт —

Настоль пронзительно умна,

Что укрепляла в женщин веру.

И для супружества ценна,

Поскольку низость адюльтера

Учёный ум не посещала.

Безделье – это пра-поро́к,

А ей всего материала

Хватило б жизней семь на срок.

Её зелёные два глаза

Скрывались строгостью дио́птрий,

И от того казалась сразу

Серьезной, важной и упёртой,

Но, только разомкнув уста,

Она вещала нежным тоном,

И откровенна, и проста.