Как рушатся замки

Глава 1. Безликий офицер и мышка в клетке

тэмес, 11, 1905 год

Голова Лис была готова взорваться от боли.

Сначала она надоедливо пульсировала в висках – не то, чтобы причиняла сильный дискомфорт, но раздражала порядком. Ещё бы не болеть: охранники, двухметровые верзилы в форме республики, протащили девушку за волосы от входа в тюрьму до самой клетки – сто двадцать шесть ступеней и плюсом тринадцать шагов. Отдельным пунктом наложилась попытка сопротивляться – синяки на скулах и челюсти наверняка успели налиться синевой. В довершение – встреча с начальником смены, по итогу которой лоб Лис познакомился с дверью, а зубы едва не ссыпались на пол. Будь здесь Малси, не упустил бы возможности поиздеваться. «Тебе не нужно ничего делать, малая: из себя выводит один твой взгляд, – выдал он однажды после её ссоры с Матушкой Мэм. – Не пробовала смотреть попроще? Возможно, людям перестанет хотеться шею тебе свернуть». Лис знала это и без него: всё-таки характер не спрятать под слоем косметики – однако замечания мужчины задевали за живое. Она не виновата, что кому-то не нравился её взгляд.

Вот и начальник взъелся за него: слишком дерзко, слишком дерзко, знай своё место, имперская дрянь, или завтра же вздёрнем на виселице. Наутро, вспоминая его злопыхания, она не могла сдержать торжествующую улыбку: дуралей явно принимал её за магиструма1. Для него она являлась лишь военнопленной, своего рода трофеем нового режима. Таких за железом решёток сидели сотни: кто-то не сумел найти смерть в бою, кто-то не успел принять яд, кого-то приволокли полубессознательным, кто-то сдался сам – из страха, малодушия, стремления расплатиться по счетам с Сорнией за какие-нибудь обиды. Поводы ненавидеть бывшую империю имелись у многих. Иначе никак: не откликнись на призывы бунтовщиков народ, революция закончилась бы не начавшись. Но народ восстал. Революция грянула оглушительным взрывом.

Теперь рядовые сторонники венценосной семьи дожидались участи в тюрьмах и лагерях: со дня на день обещал свершиться судьбоносный визит «верхушки». Сомнений не оставалось: будут зазывать солдат к себе под крыло.

Особенно магиструмов.

Со вздохом вытянув ноги, Лис прислонилась к стене.

Воздух вырвался изо рта облачком пара.

– Холод собачий, – пожаловалась она, зябко передернув плечами. Задетая цепь зачарованного ошейника стукнулась о камень за спиной. – Эй, ты не умерла?

Она прищурилась: в темноте камеры напротив чуть заметно шевельнулась её неразговорчивая компания. За двое суток Лис не удалось толком разглядеть соседку: вторая девушка не высовывалась на видные места, на вопросы предпочитала отмалчиваться, еду демонстративно игнорировала. Иногда до слуха доносился тихий плач – Лис, ругаясь, вертелась на койке и не засыпала, пока Вторая не успокаивалась. В мрачном безмолвии подземелья любой шелест не оставался незамеченным. По углам шуршали крысы, в коридорах временами переговаривались охранники, где-то наверху капала вода. У неё даже получилось уловить скрип затягиваемой в узел ткани. Судя по всему, накладывали повязку.

Неумело, ненадежно, боясь лишний раз надавить на рану. «Из знати», – подумалось Лис в тот момент. Если права, жить Второй осталось всего ничего. С аристократами, в отличие от солдат, не церемонились.

Впрочем… Девушка подалась ближе к полоске оранжевого света. Разве не поразительно: человек из свергнутого высшего общества до сих пор дышит? За последние несколько недель она немало насмотрелась на казни «старой» знати. Их выволакивали на улицы прямо из домов, из карет – словом, отовсюду, где находили, – и без промедлений приводили приговор в действие. Ни суда, ни заточений. А эта преспокойненько заперта рядом с ней.

Она покосилась на лужицу. Вода заледенела, на гладкой поверхности играли блики фонаря.

– Эй, – снова позвала, влекомая неожиданной идеей, – крови много потеряла? Трясёт от потери крови знатно. Хочешь взять моё одеяло?

Изъеденная молью тряпка оказалась тут же просунута между прутьями. При желании Второй не составит труда достать – расстояние между их «пристанищами» меньше вытянутой руки.

– Я не собираюсь пронзать тебя огненными стрелами, – в подтверждение Лис постучала по металлу ошейника. – Бери.

Надежд на удачу девушка не питала: неважный из неё переговорщик. Не располагая ни даром убеждения, ни чудодейственным обаянием, она полагалась исключительно на природу человека – на его волю выкарабкаться из ситуации, выжить любой ценой. Вторая напугана, ранена, загнана в угол – точно зверёк, оказавшийся в центре пожара.

Тонкие пальцы сжали краешек одеяла. Быстрее, чем способны уловить обычные люди, Лис прижалась грудью к решетке и одним выверенным движением перехватила запястье Второй. Та вскрикнула, дёрнулась обратно – бесполезно. Округлившиеся от страха глаза взирали на девушку.

Лис улыбнулась.

– Нечего переживать, я просто знакомлюсь с сосед…

Она замерла. От тыльной стороны ладони до середины предплечья Второй тянулась выпуклая татуировка. Чёрные линии переплетались в замысловатые знаки – знаки, известные каждому жителю павшей империи.

– Надо же, какая честь… Ваше Высочество.

***

Из-за отсыревшей соломы, которую Лис разложила на койке, холод ощущался вдвое острее. Без одеяла приходилось кутаться в подол платья, задирая его до макушки: ноги всё равно мёрзли – укрывай их или не укрывай. Вот бы кто-нибудь вернул ей плащ! Тёплый, подбитый мехом, с капюшоном – настоящее спасение в непогоду. При аресте не отобрали разве что бельё: кольца сняли, амулеты, стянули обувь, какой-то солдат сунул за пазуху кинжал – под обещание девушки при столкновении вспороть им живот негоднику. Язык тогда еле ворочался: избили со знанием дела – точно залихватские палачи, а не сброд обиженных и нищих. И, главное, действовали как – продуманно! В кольцо стрелков взяли, винтовки наставили – в стремительном развитии событий едва успела осознать, насколько плохи её дела.

Поджидали – по-другому быть не могло. Несмотря на едкие издёвки Малси, она умела быть осторожной – или, сказать точнее, не позволяла себе допускать неосторожность. Не зря старуха Матушка Мэм доверяла ей «тихие» контракты, где пункт «не оставлять следов» подчёркивался красной линией. В подобных ситуациях оплошность влекла два сценария: от исполнителя избавлялись моментально или с незначительной задержкой. Кому нужен «опрокинувшийся» подчинённый? Потому, оказавшись зажатой «законниками», Лис с содроганием решила: её час пробил. Среди представителей профессии излюбленным способом избавляться от неугодных людей считался донос. Информация «неожиданно» попадала на стол к лорду-констеблю – естественно, благодушный аноним считал гражданским долгом намекнуть в письме на совершённые «преступным элементом» деяния. Поднимали старые архивы, опрашивали заранее подкупленных свидетелей – и, о чудо, недостающие детали мозаики становились на места. Поймать – задача нехитрая, особенно если жертва не в курсе объявленной на неё охоты. Что старая власть, что новая – разницы для их конторы никакой. Пообещали народу охранять правопорядок – значит, возьмутся. В противном случае по городу окажутся разбросаны листовки с обличением уже местных блюстителей закона. Не дураки, чтобы не понимать: с Матушкой Мэм шутки плохи. Слухи по окрестностям ходили не одну дюжину лет.

Когда из круга вышел молодой офицер, Лис мысленно попрощалась с планами на будущее и приготовилась наброситься на него. Ни малейших шансов. По крышам уйти нельзя: её перехватили в бедняцком квартале среди ветхих развалин трущоб. Прорываться? Она не страдала излишествами оптимизма и трезво оценивала свои силы: куда ей тягаться с толпой вооружённых дальнобойным оружием людей. Промажет один – попадёт другой. Зато уйти красиво возможность имелась. Чуть ли не по-книжному – уведя в могилу условного главного злодея в лице ответственного за облаву. Не по ней заканчивать существование под топором палача.

Клинок привычной тяжестью лежал в ладони. Мешкать при паршивом раскладе нельзя, раскусят ведь – скрутят раньше, чем пикнуть сумеешь. Однако она мешкала. Что-то не сходилось. Смущало.

Утекали драгоценные секунды. Мужчине в мундире не хватало до неё считанных шагов. Чуть-чуть – и у него получится ткнуть ей в горло кортиком. Проклятье! Зацепка крутилась рядом, буквально перед носом. Почему солдат, предупреждённый о её навыках, рискнул приблизиться? Вряд ли ему не доложили о потенциальной опасности: никакой уважающий себя член агентства не складывает оружие по первому требованию. Зубами вцепится в глотку, но, по крайней мере, одного противника передаст на милость божьего суда. Власти не нанимают самоубийц, не правда ли? Нет смысла подставляться под удар. А он подставлялся. Более того: эспадрон не извлекался из ножен.

– Мисс, сложите оружие. У нас нет намерения развязывать драку.

Лис хмыкнула, покрепче стиснув рукоять клинка.

– Обойдёмся малой кровью? – недвусмысленно указала она на «сопровождение» офицера свободной рукой.

Служители закона напряглись. Некоторые обменялись быстрыми фразами. Очевидно, «свидание» беспокоило их столь же сильно, сколь нервировало её. В отличие от командира, они предпочитали держать дистанцию и цепляться за винтовки до побеления костяшек. От резкого контраста в поведении Лис делалось не по себе. То ли обряженный в форму сброд был осведомлён лучше, то ли за равнодушной непоколебимостью главного крылось нечто недоступное её пониманию.

Временно.

– Назовём наш диалог переговорами, – в голосе промелькнула улыбка.

Он наконец-то остановился. Тусклый свет фонаря разделил его как бы пополам: левая часть оставалась погружена в темноту, правая обрисовывалась сероватыми оттенками, не давая возможности ни разглядеть лицо подробнее, ни понять, на худой конец, цвет волос. Мужчина словно состоял из блёклых тонов – настолько неприметным, незапоминающимся выглядел.

«Никакой», – мигом нашлось подходящее определение. Стоит отвернуться – память вычеркнет его внешность до основания. После хоть часы убивай на потуги вспомнить – толку не выйдет. Лис ни единожды сталкивалась с похожими людьми: появились, исчезли – демон с ними, их дороги её не касались. Инцидент, вопреки предпочтению, обещал получить степень исключения: девушка не отказалась бы держать в голове внешность смельчака, захлопнувшего за ней клетку. Не в нынешней жизни, так в следующей она порвёт его на куски. Бог смерти2 жесток: кровавая месть не равна благоденствию – всяко интереснее даровать второй шанс озлобленной душе, нежели вновь следить за скучными буднями праведника.

– Вы не удовлетворили мою просьбу, – отметил мужчина.

– Вы не похожи на парламентёра, – отозвалась Лис.

Собеседник сдержанно засмеялся.

– Соглашусь. Обстановка… угнетает

Она выдавила ответную улыбку. Беспечность «законника» поражала. Шутит, смеётся, свободно маячит перед преступником, который запросто вгонит в глотку три дюйма стали, невзирая на нацеленное на него оружие. На прогулку, что ли, выбрался?

Кончики пальцев закололо.

– В чём моя вина, господин офицер? Вроде комендантского не вводилось.

– Распоряжения не поступало. К счастью, до сих пор у нас не возникало серьёзных проблем, – подтвердил офицер.

Говорил он с лёгкостью франта, привыкшего вести непринуждённые беседы в компании светских личностей. Из его уст речи об аресте или убийстве – Лис затруднялась определить, какой исход предрекли ей умы блюстителей правопорядка – напоминали болтовню о погоде. С другой стороны, от них тянуло завуалированной угрозой: за фразой «до сих пор не возникало» отчётливо читалось предупреждение.

Девушка провела языком по зубам. Он не оценивал реакцию, как ей показалось сперва. Он ждал от неё сопротивления.

Надо признаться, ей не доставало крохотного толчка для удовлетворения его чаяний. Плут в обличие представителя закона подготовил целое представление с клоунами да фейерверками. Только у клоунов на кителе серебрились значки полиции – старые, заметила она, снятые, верно, с трупов бывших владельцев – и фейерверки стреляли оранжевым залпом на поражение. Расстарался, не поспоришь! Для неё!

Предположение об отсутствии у «ловцов» сведений не состоялось. Почему-то мысль об этом легла бальзамом на сердце: профессионализм Лис не списали со счетов при разборе подложенного досье. Глупость, конечно, – радоваться признанию исходящей от тебя смертоносности. Но альтернативных вариантов для оптимизма не предвиделось. Повод для гордости как-никак: Матушка Мэм уважала её навыки.

Пускать их в ход она по-прежнему не торопилась.

– Боюсь, вы ошиблись, господин офицер, – заявила, с невинным видом смахнув прядь со лба. – Я непримечательная швея: возвращаюсь с работы домой.

– Неужели? – насмешливо изогнул бровь. – Давно непримечательные швеи носят в рукавах ножи?

– На улицах неспокойно! – воскликнула она в наигранном возмущении. – Сегодня грабят, завтра насилуют. Между прочим, отсутствие безопасности – вина вигилей3! Довели народ до крайности: без оружия страшно порог пересечь.

Будто размышляя над выплеснутой на него тирадой, офицер поцокал языком:

– Нехорошо

Она кивнула. Покалывание усиливалось. С момента использования магии минуло не больше получаса – сила отзывалась с неохотой. Тело ломило от изнеможения, вены набухли до боли. Лис ненавидела доводить до крайности, то есть превращаться в выжатый лимон без капли энергии: от последствий потом с неделю страдаешь. Того обычно требовали обстоятельства. Требовали они и сейчас, напоследок. Очень уж ей загорелось поучаствовать в подготовленном спектакле не в роли пассивной жертвы. Она устроит им шоу на личный вкус: с багряными дорожками, криками, искрами. В итоге актриса окажется мертва – в отличие от последнего выступления, впечатления о котором разлетятся на крыльях молвы.

– Меня с кем-то спутали, – смахнула она несуществующую слезинку.

Интонации сделались плаксивыми. Офицер помолчал. Со вздохом покосился на наручные часы. Стрелка на них должна приближаться к полуночи.

– Вам не надоело устраивать спектакль? – осведомился он.

Устал от собственных правил игры.

– А вам? – весело парировала Лис и стремительным рывком пересекла разделившее их расстояние.

Росчерк кинжала фиолетовой вспышкой пронёсся под подбородком мужчины. Он уклонился легко – повернул корпус вправо, правда, не достаточно быстро: от уха до кадыка протянулся неглубокий порез. Раздался треск: от рун на ладонях Лис потянулось сияние, вскоре перекинувшееся на клинок. По окроплённому кровью металлу побежали разряды молний. Магия откликнулась.

Запах грозы, ударивший в ноздри, заставил девушку почувствовать уверенность. Перед ней, наподобие лисьего огня из легенд народов востока, повисли электрические шары. Они искрили и потрескивали, откликаясь на её движения; тянули остатки сил – увы, неизбежно. Лис поудобнее перехватила рукоять. Неудача не уняла пыла. От смерти мужчину уберегли случайность вкупе с реакцией.

Не обессудьте, господин, просчёт не повторится!

Остриё вновь рассекло воздух. Неподготовленному человеку не уследить за скоростью удара: он рухнул бы на землю до постижения причины гибели. Безликий офицер к «неподготовленным» не относился – теперь Лис ясно видела это. Он отшагнул, позволил лезвию чиркнуть по пуговице – сделал нарочно, потворствуя рвению добраться до скрытой под одеждой плоти. Уголки губ растянулись в усмешке – глумился.

Зря она не приняла во внимание трезвонившую в недрах сознания тревогу. Недооценила его, переоценила себя. Он – не часть отребья, сформировавшего новую полицию после реорганизации императорской. Иначе захлебнулся бы кровью.

Рыжий детина сбоку от офицера выставил винтовку, приготовившись выстрелить. Ствол не ходил ходуном – похоже, убивать доводилось. Позиция обозначена: живой она им ни к чему. Какого беса главарь разводил драму? «Сложите оружие, «сложите оружие», «мы с белым флагом»! Пустили пули – задание завершено, расходимся досматривать сновидения.

Вот же зараза!

Молния с хлёстким щелчком стеганула по вигилю. Он не вскрикнул – кулём повалился в ноги товарищам. От обуглившихся ран повалило горелым мясом. Офицер не шелохнулся. Забытый эспадрон продолжал покоиться в ножнах.

Во рту ощущался привкус металла. Лис сплюнула.

– Вы истощены. Сдавайтесь, магиструм Черлот. Довольно с нас демонстраций.

Смысл его слов не сразу добрался до охваченного адреналином разума. Кинжал, срезавший пару волосков у мочки и обжёгший челюсть электрическим зарядом, замер над краем погона. Магиструм Черлот? Её приняли за магиструма?!

– Правильный выбор, – похвалил треклятый плут.

Короткая заминка, лязг – шары, окружавшие защитным полем, погасли. Она с рычанием вцепилась в наручник, потянулась к магии – и с криком упала на колени. Боль прошила насквозь.

Офицер ткнул её в бедро носком сапога.

– Я убью тебя, – прошипела Лис.

– Договорились, – обнажил он зубы в оскале.

В затылок стукнули тупым предметом. Затем – по ребрам. Девушка корчилась в пыли, пока вигили вымещали на ней скопившуюся злость.

По решётке прошлись дубинкой. Лис разлепила глаза: у двери в клетку возился с ключом бородатый надсмотрщик.

– Кашу притащил? – без интереса бросила она.

Приподнялась на локте, щурясь на свет от фонаря. За широкой спиной мужчины маячил конвоир в характерной форме со вставками брони.

Необычно.

– Поправляй причёску, заноза. Идём на аудиенцию.

Принцесса, разбуженная шумом, поплотнее завернулась в одеяла. «Прибыли», – разобрала Лис скрипящий шёпот.

Облизнула пересохшие губы. Шанс выбраться свалился с небес в виде господ из революционного правительства.

***

Погода выдалась мерзкой. Вперемешку с дождём падал снег; под ногами текли ручьи, поэтому любезно выданная обувь намокла до того, как согрелись окоченевшие пальцы.

Слоились облака, обещая извергнуть на замерзающий Сатгрот колоссальную порцию осадков. Плохой день ребята выбрали для болтовни о великом. Тем более диалога на равных не намечалось. Между мерлонов изваяниями застыли стрелки; солдаты, расставленные вдоль стен, держались за ружья и волками смотрели на заключенных. Закованные, потрёпанные сражениями и борьбой с надзирателями, они сгрудились в центре площади – точь-в-точь олени вокруг вожака. Конвоир толкнул Лис в спину – она споткнулась, но равновесие удержала. Скрипнула зубами от раздражения: встревать в неприятности не следовало, язвительность выльется в рукоприкладство, очередные синяки плачевно отзовутся на манёвренности. Злость пригодится для побега. Нечего растрачивать её на всяких олухов.

Мальчишка-магиструм – юнец, лет пятнадцати от роду – придержал девушку за локоть. У Лис сдавило горло. На гладком лице ребёнка, лишённом намёка на пушок, проступали следы избиений: у уголка губ засохла кровь, на челюсти обрисовывалась багрянцем гематома, нос – по всей видимости, сломанный – опух на переносице. Ошейник стёр кожу над ключицами.

– Ты обучение-то завершил? – пробормотала она на выдохе.

На щеках юнца вспыхнул румянец смущения. Со стоном отвернувшись, Лис постаралась занять внимание рассматриванием самодельного помоста. Её не касалось будущее мальчишки. Ничьё будущее, кроме своего, её не трогало. Республика позаботится о них. Магиструмы – ценный ресурс. Неважно, кому они присягали до революции. Уговорят. Не уговорят – заставят.

«Просторы» для раздумий имелись в избытке: вон какую тюрьму отстроила империя на налоги населения, грех не пользоваться. Месяцок подержать несогласных в камерах на хлебе с водой – переговоры пойдут успешнее. Чрезмерно радикальных, разумеется, вздёрнут: от гноя вернее избавляться прежде, чем он доберётся до здоровых участков. Сдадутся, сломаются. Неоткуда им ждать спасения, кроме примирения со свершившимся фактом: режим установлен, безопасный выбор – преклонить перед ним колени. У сторонников старых порядков, не попавших в лапы «правосудия», не достанет духа противостоять правительству – хотя бы потому, что последнее закрепилось на фундаменте поддержки народных масс.

Да и за что бороться… императорская чета из могилы не восстанет. Принцесса? Лис не сдержала смешка – мальчонка с подозрением покосился на неё: не сошла ли с ума? Она готова поставить сотню ру́милей4: вояки знать не знают, что с ними по соседству держат венценосную особу. Чудом не умерщвлённую венценосную особу.

Качнувшись на пятках взад-вперёд, девушка отыскала среди офицеров у помоста знакомый мундир. Сохранить в воспоминаниях внешность не удалось – ожидаемо. Притом образ облачения – до мельчайших подробностей – осел на закорках мозга вместе с расположением царапины. Блеск эполетов под фонарём, плетение аксельбанта, четыре расстёгнутые пуговицы, на поясе – кобура и узорчатые ножны, буквы на рукояти эспадрона – в схватке Лис не сосредоточилась на них, о чём пожалела позднее. Года четыре тому назад её угораздило пить в кабаке с человеком из личной охраны императора; он-то спьяну и продемонстрировал руны на оружии, мол, ни у кого, кроме элитного отряда, нет схожей роскоши – дорого. Давний вечер расплылся в стаканах пойла, оттого на достоверность догадка не претендовала. Серебро знаков на эспадроне с равнозначной вероятностью могло быть именем. Окажись та догадка правдивой, история маленького офицера вспыхнет яркими красками. Антимонархист в ближнем кругу короны! Иронии не занимать.

Его товарищ – высокий чернявый мужчина в шинели – со смехом хлопнул знакомца Лис по спине. Указал на кучку магиструмов – офицер проследил за его жестом и, заметив «Черлот», с улыбкой провёл по заживающей ране. Лис ухмыльнулась: «Погоди, душка, я собираюсь снять с тебя скальп».

Обещания она держала. В его интересах спать в обнимку с пистолетом после новости о её освобождении.

Вероятно, он уловил ход мыслей девушки: улыбка обозначилась чётче. Этакого и пытки не проймут. Угрозы для него – пустой звук. Угрозы от человека в кандалах – и подавно. В конце концов он ловил заурядную дамочку из военных – с чего бы ему понимать, какая рыбка в действительности угодила в сети? Она не воспитанный в строгих порядках магиструм – за синяки взыщет без предварительного объявления. Носил бы при себе ориентировку, дрэг5 его раздери!

Проклятущая удача. Не захвати офицер Лис в трущобах, она бы дальше принимала принцессу за мертвеца. Матушка Мэм сожгла бы контракт, о котором, по-видимому, не вспоминала с его появления в общей кипе. «Белый», – проворчала безапелляционно. За белые не брались. Для их выполнения требовалось нерукотворное чудо, хуже того – нарушение правил, заведённых в «теневом братстве»: зачастую они затрагивали духовенство, правителей или покойников. На святыни, чьим бы богам ни принадлежали, покушаться запрещалось под страхом смерти; к главам государств не лезли из принципа – объём проблем выше потенциальной выгоды; с мертвецов спроса нет. В подробностях изучить бумаги Лис не довелось: старуха вытурила их с Малси прочь – взгляд, признаться, мазанул по баснословной сумме, обведённой алыми чернилами. Из обрывков данных складывалось следующее: речь в белом контракте велась о поиске членов семьи императора, награда за работу измерялась в восьмерке нулей после цифры.

– Два запрета за раз! – присвистнул Малси.

С вердиктом начальницы согласились. Прямиком из партера довелось лицезреть покатившуюся по эшафоту голову Адоэля II, несчастного правителя Сорнии. Доски не обсохли от багряной влаги – накинули петлю на его любовницу Амелис. Принцесса Эйвилин участи, по слухам, не избежала: в переломную ночь кинулась на меч предателя из охраны.

С того света, бесспорно, не возвращались, но опальная принцесса черту не пересекала. И корона не тяготила. Препятствия для исполнения контракта отпали. Её везение – несчастье для кошелька заказчика. Лис придётся поблагодарить офицера за ошибку. Услышать приятное перед кончиной – роскошь, доступная единицам.

Среди магиструмов пробежал возбуждённый шёпот. Мальчишка, до сей поры не удосужившийся отойти от недружелюбной незнакомки, приподнялся на носках, силясь высмотреть кого-то у западной башни. Болтовня офицеров тоже утихла. Они выстроились в ряд перед лестницей; в приподнятых подбородках, в стойке, в осанке – во всём угадывалась военная выучка. Знакомец Лис поднялся на помост – шептания, сливающиеся в гомон, усилились. Обсуждали не его: солдат занимал человек, следовавший через толпу врагов – проигравших и обозлённых – от башни.

«Виновник! Разорвать в клочья! Убийца!» – звенело на устах заключённых.

«Он! Он! Он!» – вмешивался, нарастая, восхищённый рокот.

Лис прикусила язык, сдерживая ругательства. Мужчину, прибывшего на переговоры в крепость Сатгрот, называли «крыльями перемен». Его имя твердили до революции: пропагандист и враг монархии, найти и уничтожить. Он смотрел с листовок, из газет, кричал заголовками, вещал из громкоговорителей.

Азеф Росс не числился у заговорщиков в рядовых.

Ему принадлежала спичка, сжёгшая Сорнийскую империю.

Глава 2. Злейший друг, благородный враг

Профессия, которой Лис зарабатывала на хлеб, развивала много навыков и качеств, но сильнее прочего оттачивалась внимательность. Без неё выживаемость сводилась приблизительно к нулю. Приблизительно – потому что малюсенький процент принадлежал удаче. В редких случаях она выручала, пускай работала слишком избирательно, и полагались на неё разве что люди недалёкие. Среди наёмников такие долго не жили. Их деятельность повсюду сопровождал риск: он дышал в затылок на заданиях, игриво подмигивал при взаимодействии с коллегами, ложился в одну кровать либо не кровать – как подфартит. Мозгами и зрачками шевелить приходилось постоянно, особенно когда планы летели к бесам; даже в самой паршивой ситуации оценку обстановки никто не отменял. Правило элементарное: чем больше заметишь, тем выигрышнее будет положение.

Или, при плохом раскладе, хотя бы морально настроишься на неприятности. В них девушка обычно старалась не влипать: доверяла чутью, обходила, пока возможно, не провоцировала. После их непредвиденного возникновения принцип, увы, не работал. Тут она отдавалась течению и действовала по обстоятельствам – вроде того, что она творила сейчас.

Ни о какой Черлот она прежде не слышала, но, если уж их попутали, сыграет роль магиструма. На это имелся ряд причин. Первой из них значилось то, что, отрицай она связь с сей особой, ей бы банально не поверили: арестовывали по ориентировке, и внешность, очевидно, совпадала. Мало ли в мире двойников! Недоглядели ребята: длиной волос промахнулись, формой носа – кто теперь разберётся. Факт оставался фактом: за решётку угодила не та, кого искали, а перепроверить они не захотели. Вторая причина заключалась в обратном – в нежелании лишний раз привлекать интерес к своей персоне: вдруг среди «законников» найдётся дотошный тип, который всё-таки обнаружит ошибку и глубоко озаботится вопросом, что за рыбка попалась в сети. С молниями да кинжалами за пазухой. Лично ей на их месте было бы очень любопытно.

Опасения насчёт последнего потихоньку отпадали. Почти на неделю её оставили в покое, потом притащили к толпе магиструмов – вдохновляться речами революционной верхушки. Не раскусили. Тем проще. Она прикинется согласной, впишется в ряды республиканской армии, получит свободу – и исчезнет. Кому нужна какая-то невзрачная девчонка? О ней не вспомнят. Благо теряться без следа их брат умел безукоризненно.

Впрочем, красивые рассуждения Лис разошлись по швам, стоило надзирателю повести её обратно в камеру. Краем глаза девушка уловила, что задержавший её офицер спустился по помосту и направился к ним.

В груди неприятно заскребло предчувствие.

– Ступайте, – мягко, без нажима, распорядился он, приблизившись к подчинённому. – Я сопровожу мисс Черлот.

Тон ей не понравился. Она насторожилась. Именно от этого человека она ожидала подвоха – и вот он, получите, распишитесь. Рано она сбросила его со счетов.

Под своды здания тюрьмы она заходила с чувствами приговорённого к повешенью.

– Вы целый час прожигали меня взглядом, – как бы невзначай подметил офицер на очередном повороте. – Что-нибудь скажете?

«Зараза наблюдательная», – скрипнуло в мыслях. Топить себя Лис не намеревалась, поэтому наивно хлопнула ресницами:

– Да? Вам показалось. Я смотрела на Илхами, правильно фамилию назвала? Симпатичный мужчина. Он малиец? Очень похож на выходца из Мали.

Она покосилась на него. На его лице играла острая, опасная улыбка. От уверенности Лис откололся ещё кусочек.

– Угадали.

– А вы – сутенец, – ввернула она, незаметно приглядываясь к окружению.

Безлюдный коридор тянулся и тянулся. Она не узнавала его. Мерзавец специально повёл её новой дорогой.

– Наполовину или около того, в подробности не вдавался, – неожиданно подтвердил мужчина.

– Да я сегодня в ударе.

Лис прикусила губу. Его присутствие нервировало. В обычные дни она не причисляла себя к тем, кого просто испугать. За двадцать пять лет ей выпадали шансы перебывать в самых разных ситуациях: от нелепого знакомства с Матушкой Мэм до провального задания с последовавшей комой – шрам на шее служил напоминанием о неудаче и смертности. Ей случалось повисать на волоске, встречаться с шишками, способными стереть её в пыль, рыть себе могилу посреди леса… Не соскучишься, в общем. Без страха существовать невозможно. Он заставлял активизироваться, выкладываться на пределе, вертеться – делать всё, лишь бы выкарабкаться. Со временем его голосок затихал. Человек привыкал ко многому, подстраивался, отпускал. И тем более он учился принюхиваться к подобным себе. Не каждого, кто располагал властью или носил оружие, стоило бояться.

Сейчас же, застряв посреди тюрьмы со странным, непробиваемо спокойным офицером, девушка трепетала. Её состояние не поддавалось объяснению: он не прикасался к ней, не шантажировал, говорил непринуждённо – будто по-настоящему заинтересовался, с чего бы вдруг она наблюдала за ним на выступлении. С другой стороны, она то и дело ловила на себе его взгляды – непонятные, тревожащие, наполненные каким-то нечитаемым вопросом. Он точно искал в ней подсказку к загадке, которую пока не понимал.

– Вы специально правительство разношёрстным лепите?

– Разве плохо? – отозвался он. – Сорния – многонациональное государство. И «лепим» не мы. Конечное слово за народом.

– Не смешите. Народ по-прежнему ничего не решает.

– Я с вами не согласен. Страна канцлеров выбирает, а это уже существенный вклад граждан в будущее.

– Где мой бюллетень? – фальшиво возмутилась она – Я не гражданка, по-вашему?

– Не обижайтесь. Права заключённых ограничены на законных основаниях. Почитайте Легату. Принести экземпляр?

– Чего-чего? – приподняла брови девушка. – На законных? Вы этот закон сочиняли! Монархию что ли правомерно ликвидировали? Императора казнили?

– Вы не поверите.

Мужчина заправил за ухо прядь. Лис украдкой проследила за его движением. Обнажившееся на миг запястье окольцовывал рваный красноватый шрам. «От кандалов», – подумалось сходу. Отметила она и лёгкое дрожание скрытых под перчатками пальцев. Он сгибал их чуть ли не с трудом. Столь важная деталь не привлекла её внимание при первой встрече. Той ночью офицер не воспользовался оружием. Откровенно говоря, он и ударил-то её всего раз – наручником по лучевой кости.

– Откуда шрам?

– Ваши предположения? – Он замедлил шаг. Напряжение Лис росло.

– Я не гадалка.

– И понятия не имеете, кто я?

– Да, – ответила она с раздражением. – Вы не представились.

– Ну надо же, – усмехнулся он. – Мы с вами в чём-то похожи, оказывается. Одинаково невежливые.

Предупреждение щёлкнуло по нервам, заставив Лис за долю секунды развернуться к мужчине. Он тоже не медлил – грубо толкнул её к стене. От столкновения с твёрдой поверхностью вышибло воздух, в затылке загудело, но передышку, естественно, не дали – офицер подскочил рывком и сжал горло под челюстью. Ошейник чуть сдвинулся, под ним открылся кончик тонкой алой линии зажившего ранения. Магия, растревоженная агрессией, отозвалась внезапно мощным импульсом; кожу нестерпимо обожгло. От боли хлынули слёзы. Захрипев, девушка лягнула противника ногой – хватка немного ослабла, чтобы затем сомкнуться крепче. Он навалился на неё, прижал скованные руки и, наклонившись к уху, спросил:

– Кто вы? Кто вас послал?

От звучания его голоса по телу побежали мурашки. В нём не сквозило ни гнева, ни желания – только предостережение, легко считываемая угроза. Отвратительнее всего – и Лис сразу это распознала – он не блефовал, не бил наугад, надеясь, что она расколется под напором страха и подтвердит его предположение. Он ждал от неё признания, потому что был уверен: в его руках извивалась не та, кого он планировал задержать в трущобах.

– Вы же магиструма Черлот ловили, нет? – прошипела она, яростно дёрнувшись.

Улыбка вновь коснулась его губ. В глазах же, диссонируя с ней, застыл холод. Врать бессмысленно. Он прекрасно отдавал себе отчёт в том, чего добивался.

С людьми вроде него не позаигрываешь. Понадобится – жилы вытянет и их же в глотку затолкает. Не ради забавы – для порядка.

– Видите ли, – произнёс он, – нас не предупредили о кое-каком щекотливом моменте.

– Мне-то что? – огрызнулась девушка, мечтая расплавить его до костей. – Я на свидание с вами не напрашивалась! При чём тут я?

– Никак не сообразите? Поясню: фальшивое имя, фальшивая личность, преднамеренный обман офицера при исполнении. – Перехватив её недобрый взгляд, мужчина едко уточнил: – Нет? Не доходит? Тогда ещё доступнее: магиструма Черлот в сорнийской армии не числилось.

Лис нахмурилась. Дело принимало совершенно непредсказуемый оборот. Её не спутали с другой и с ориентировкой не намудрили.

Кто-то специально привёл её в лапы «законников», позаботившись о легенде-прикрытии. Как выяснилось, слабоватой.

– Плохо искали.

Он всмотрелся в её лицо и, словно поддавшись порыву, провёл пальцем по шраму, частично перекрытому ошейником. Девушка напряглась, приготовившись сопротивляться до последнего, но он просто отступил – без намёков, без пояснений.

– Вы бы перепроверили, господин офицер. Нехорошо угрожать даме, не выяснив подробности. Я вас не обманывала, цирк затеяли вы, поэтому в себе разберитесь: деликатность потренируйте, приучитесь слушать. Для начала.

Хмыкнув, он галантно указал на тускло освещённую лестницу, что никоим образом не вязалась ни со сковывавшими Лис наручниками, ни с его ранней выходкой, от которой наутро обещали расцвести синяки.

– Мне бы жилось куда спокойнее, знай я, что ошибаюсь и вы действительно мисс Черлот.

«А мне полегчало бы от информации о скотине, засунувшей меня сюда».

Отойдя от стены, девушка одёрнула платье. Безликий офицер наблюдал безмолвно, и это молчание заполняло пространство необъяснимой тревожной тяжестью.

***

Шум на уровень выше окончательно разбудил Эйвилин. Сквозь мутную дымку, оставшуюся после сна, решётки выглядели тонкими расплывчатыми линиями – без лишних усилий согнутся под нажимом. Она потянулась к ним – и сжала кулак. Иллюзия не изменит реальности.

Поймав соскользнувшие с плеч одеяла, Эйвилин подавила тягу потереть зудящую рану. Болтливая особа из соседней камеры строго-настрого запретила трогать порез.

– Не тычь в него, скорее затянется! – ворчала магиструм на неумелые потуги принцессы справиться с повреждением через перетягивания его тряпками.

В иной обстановке она не придала бы значения напутствиям от кого-то незнакомого. Не спустила бы бесцеремонности: грубить наследнице престола – пик абсурда! В иной – не будь они обе заперты в подземелье, пропитанном запахом сырости и крыс. Пришлось довериться опыту солдата: Эйвилин не шибко смыслила в длительности заживления ран без лечения.

Из груди вырвался невесёлый смешок. До чего изменчивы люди! Тремя месяцами ранее её тянуло удавиться, на край – зарезаться подобранным осколком бутылки, которую в неё кинул пьяный надсмотрщик. Известие о казни родителей терзало куда слабее неопределённости: от неё чего-то хотели, больше незачем временить с подъёмом на эшафот. Разъяснения откладывали до приезда Росса или его возвысившихся шавок. Ждать ублюдка, махом разорившего её мир, принцесса изначально не собиралась. Гордость призывала не доставлять ему удовольствия своим уничтоженным видом. Остатки здравого смысла же приказывали стерпеть до объявления в тюрьме этого главного палача, нетитулованного «идейного лидера революции». Не ради встречи с приговором – ради плевка в физиономию убийце отца и матери. Интересно: посмеялся бы Элерт над решительностью «маленького Высочества»? Щёлкнул бы по носу с восклицанием: «Наша принцесса, оказывается, научилась показывать зубки!»? Об уважении к статусу в её компании он почему-то забывал.

От мыслей о капитане навернулись невыплаканные слёзы. Думать о нём Эйвилин себе запретила. Помимо пробуждения воспоминаний о беззаботных деньках во дворце, возвращалась надежда. Известия об истреблении «Призраков» – личного отряда Его Величества, возглавляемого офицером первого ранга Эле́ртом Катле́ром, – не поступало. Вслушиваться в болтовню стражи бессмысленно: мужчины обсуждали что угодно, кроме них. Элита элит среди военных подразделений, гроза врагов императора – и ничего, ни-че-го: ни слухов, ни упоминаний, ни издёвок! Ни они ли обращались щитом для отца, что бы ни случилось? Наверное, находились подле него и тогда.

Эйвилин зажмурилась. Бред! Стояла глухая ночь. В обязанности «Призраков» не входило караулить двери спальни правителей Сорнии. К тому же, отряд накануне получил увольнительную, а их капитана, возвратившегося с войны, в начале лета отослали на север. Не растворились же они, в самом деле! Сомнительной представлялась и их гибель: родителей казнили следующим утром после захвата – у командиров не было ни шанса собрать личный состав по огромной стране.

С рассуждениями вспыхнула горечь: не поведись Элерт на нытьё «Призраков» из-за отсутствия выходных, не согласись отец удовлетворить его прошение, расклад мог выйти иным. Вывели бы, защитили. Порой Эйвилин наблюдала за тренировками отряда: никому на круглой земле не сравниться с мастерством горстки солдат, готовых заменить армию! Что им шайка радикалов! Для расправы над Россом капитану и напрягаться не понадобится. Воображение живо нарисовало образ главаря, сражённого клинком Элерта. «Противнику тяжко придётся без мозга», – поделился когда-то друг в ответ на вопрос об уязвимостях врагов. В жестокой улыбке раскрывалась завуалированная идея: говорил он не о физических увечьях. Человек не протянет без мозга – заговор разрушится без лидера. Смерть Азефа Росса перекрыла бы революции воздух – пусть не поставила крест, но дала необходимое преимущество для подготовки. Не покинь «Призраки» дворец…

Шаги приблизились. Эйвилин без интереса покосилась на проход, ожидая застать невозможную соседку в сопровождении конвоира. К её ужасу, повернулся ключ.

В дверном проёме обозначился силуэт мужчины.

– Дьякку6, я-то ему не поверил! – воскликнул вошедший, хлопнув по лбу. – Ай, дед, ай, пройдоха!

От дурного предчувствия в животе свернулся ледяной клубок. Девушка вжалась в стену. Дрожащая рука зашарила по соломе.

«Найди осколок, найди осколок, найди осколок!» – надрывно заверещал внутренний голос.

– Вы испугались меня? – изумился мужчина. – Я опередил их?

В ушах загрохотало сердце. Не приходилось уточнять, что подразумевалось под его репликой – болтающийся ремень не оставлял свободы для фантазии.

– Не подходи, – прохрипела.

Визитёр прыснул от смеха. Словно смакуя её страх, он не спешил: пристроил на поясе связку ключей, распрямил воротник рубашки. Переступил порожек.

Эйвилин закричала. Мужчина преодолел разделявшее их расстояние и, рванув её вверх, закрыл рот липкой от пота ладонью – видно, опасался привлечь свидетелей. От отвращения затошнило.

Глаза, не мигая, уставились на неё. Под подбородок упёрлось предплечье.

– Госпожа-а принце-е-ес-са-а, – протянул он. – Мечтал повидаться. Преклониться. Поблагодарить – с батюшкой вашим, увы, встречи не состоялось.

Давление на горло усилилось. Девушка задёргалась, царапнула по кителю мучителя, оторвав плохо пришитую пуговицу. Висок обдало болью. Окружение поплыло. Эйвилин потребовалось несколько мгновений для осмысления причины: мужчина чем-то ударил её. По правой половине лица заструилась тёплая влага.

– Вполне обычная. Алая, готов поспорить. Бес его разберёт во тьмище.

Он прильнул к жертве. Провёл языком по скуле и, с отвращением сплюнув, отпрянул. У остолбеневшей от ужаса девушки подкашивались ноги, но её намертво вдавливали в стену.

– Обычная, – повторил он.

При отсутствии освещения белки мужчины сливались со зрачками в сплошную черную бездну.

«Он убьёт меня?»

В безысходности она сжала его запястье. На отпор скудных остатков энергии не хватало. Обманываться нелепо: мочи противостоять крепко сложенному парню у неё недостало бы и прежде.

Помещение накренилось. Почти сразу щёку обожгло пощёчиной, вырвавшей девушку из распростёртых объятий забытья.

– Не торопитесь, миледи, мы не закончили.

Потом Эйвилин падала. Холод пола, чей-то стон, чужие голоса. И среди них ровный, жестокий – его.

– Элерт, – засипела до противного слабо.

Он не услышал.

– Сто плетей.

Приказ прозвучал без намёка на эмоции. Блеф. Знакомый с ним определял без подсказок: капитана переполнял гнев.

– У Пугала тяжёлый удар. Не сдюжит, – возразил ему неизвестный.

– Заодно установим лимит выносливости, – отрезал мужчина.

Третий – безымянный виновник сцены – в разговор не встревал. Речь велась о его судьбе – куда подевалась спесь, враждебность?! Растворилась перед ликом капитана «Призраков»? Болтать разучился ни с того ни с сего? Ей до крайности требовалось увидеть обидчика беспомощным – таким, какой она чувствовала себя перед ним. Тяжёлые веки, как нарочно, отказывались подчиняться.

Лишь в скрежете окованных сталью ботинок отразилась разгадка «онемения» мужчины: он потерял сознание. Стон, расслышанный девушкой, принадлежал ему. С ним определённо не церемонились.

К виску приложили мокрую тряпку. От жжения Эйвилин всхлипнула. Ручеёк жидкости заскользил по коже, осел на губах. Не вода – краппа7. Сладковатый вкус напитка ни с чем не спутать.

– Хьель бэттэ8, – прошипели над ней. – Потерпите.

– Ругаетесь на малийском? Ну что за человек-открытие! – обозначила присутствие возвращённая обратно в заточение магиструм.

Шпильку проигнорировали.

– Элерт… – Принцесса сглотнула: имя капитана враз обратилось многопудовой ношей. – Элерт, ты… заберёшь меня?

Он мягко погладил её по волосам.

– Нет.

Короткое и отрывистое. Безжалостное.

– Нет?

Почудилось, что на неё навалилась неподъёмная плита. Лёгкие настаивали на вдохе – она не сумела его сделать. Дыхание перехватило. В разваливающемся на осколки мироздании от крушения её удерживала хрупкая соломинка. И эта соломинка надломилась у середины.

– Вам не разрешено покидать Сатгрот до специального распоряжения. У меня нет полномочий посодействовать вашему вызволению. – Он помолчал и добавил: – Ради вашей безопасности: не совершайте глупостей. Не угрожаю – прошу на правах старого знакомого.

Эйвилин затрясло. Происходящее не походило на правду. Элерт не с ней – он морок, порождение разыгравшейся фантазии. Тени подземелья оживали, обретали очертания родных людей. Сводили с ума. Неужто она не проходила через подобное? Не отпугивала кошмарные наваждения, говорившие об измене и зазывавшие в могилу? Её Элерт – настоящий Элерт – был верен императорской семье. Он не мог командовать мятежниками. Он не бросил бы его «маленькое Высочество» на милость Азефа Росса.

Она открыла глаза. В голубоватом свете фонаря красивые черты мужчины казались острее. Каштановая прядь выбилась из хвоста, но он не потрудился заправить её назад.

– Не верю. Ты не он. Он не предатель.

Выражение осталось непроницаемым. В Эйвилин волной поднялась злость.

– Он не предатель! – завопила она, стиснув полу шинели. – Отец воспитал его, вырастил! Он любил его! Элерт бы умер за него – на его стороне! Убирайся! Передай Россу, что меня не провести дешёвыми фокусами! Ты не Элерт! Он бы не обманул доверие своего императора!

Мужчина покосился на неё с удивлением. Поднялся.

– Ваш отец был знатной сволочью, принцесса, – сказал он усмехнувшись. – Для вас это не новость. Умоляю, не смотрите на меня с осуждением! В наших с ним отношениях верности никогда не подразумевалось. Я не любовница-содержанка – без него не пропаду.

Выдернув край шинели из хватки Эйвилин, он взялся за ручку фонаря. Туда-сюда качнулся луч.

– Они погибли из-за тебя, – процедила девушка.

Бывший друг побарабанил пальцами по косяку.

– Ошибаетесь. Они погибли из-за неспособности пойти на компромисс с народом. Спасение утопающих… ну вы в курсе. Им частенько предлагали спасательный круг.

Камера захлопнулась. Исчез свет – надзиратели унесли даже факел. С лестницы долетела насвистываемая Элертом мелодия гимна.

– Издевается, сукин сын, – констатировала магиструм.

Эйвилин захохотала – надрывно, истерически. Кулаки в бешенстве заколотили по земле.

– Ненавижу. Убью.

«Ненавижу!»

Соседка не прерывала. Судя по интонациям, с которыми она обращалась к мужчине, намерения у пленниц сходились.

***

Необходимость выговориться натолкнулась на барьер в виде несловоохотливого настроения магиструма. На излияния Эйвилин она реагировала либо односложными «угу», «да», «эх», либо сохраняла видимость безучастности. Монологи принцесса не переносила с детства: после них возникало отвратительное ощущение опустошённости – потому вынуждена была смириться с незаинтересованностью соседки в общении и утихнуть. Эмоции, охватившие её после встречи с капитаном «Призраков», постепенно рассеивались. По мере их исчезновения внутри накапливалась свинцовая усталость. Былое рвение к борьбе – подумать только, она держалась за него ещё утром! – дотлевало жалким угольком. За что она намеревалась сражаться? Что собиралась «отвоёвывать», пока Элерт виртуозной отмашкой не выбил из-под неё опору? Честь родителей, народ, традиционные порядки? Родителям на месть наплевать: неотпетые останки догнивали в какой-нибудь яме. Подданные – граждане, поправила она с иронией – «освобождения» от тирании революционеров не ждали: для необразованной черни никакой разницы, перед кем стягивать шапки.

«Власть монарха священна!» – настаивали на проповедях церковники.

«Священна, – соглашались люди. – Священна, покуда нам не надоест».

«Император дарует защиту и процветание!»

«Мало!»

«Император превозносит справедливость закона!»

«Мало!»

Напрасно Элерт распинался о компромиссе. Покойный отец шёл на уступку за уступкой: Парламент, налоги, партии, свободы – чего бы ни запросили бушующие массы. Бесполезные послабления. С народом нельзя договориться. Он понимал язык страха. Губительный просчёт для короны – договариваться с теми, по ком рыдали пули. Мягкость отца сыграла с ним злую шутку.

С ними.

– Занимаешься самобичеванием или теряешься в вариантах расправы над Господином-Ничего? – заговорила магиструм.

– «Господин-Ничего»? – не поняла Эйвилин.

– Капитан не-помню-как-звать, с которым ты ворковала о причинно-следственных связях.

Принцесса потёрла ушибленный при падении подбородок.

– Каких связях?

– Ну-у, – протянула девушка и, изобразив плаксивость, затараторила: – «Почему ты бросил нас?», «Предатель!», «Как ты посмел!», «Он дорожил тобой!».

Тон сменился вычурно-высокомерный:

– «Я с рождения мечтал предать императора». «Твой папочка – зло во плоти». «Сиди в темнице, прекрасная госпожа, и молись за мою доброту!» – Девушка кашлянула. – Господин-Ничего приблизительно так выразился? Я пр…

– Его зовут Элерт, – перебила Эйвилин.

От смущения запылали щёки. Поправка вырвалась невольно, как само собой разумеющееся. Имя, недавно любимое и драгоценное, вызывало трепет. Вместо того, чтобы забыться кошмаром, оно разносилось в голове настойчивым гулом: громче, громче, громче.

– Элерт, – промурлыкала магиструм. В нарочитой нежности сквозила острота лезвия, режущего вены. – Кто он?

На секунду Эйвилин засомневалась, надо ли отвечать.

– Капитан «Призраков», – вяло поделилась она и пояснила: – Элитный отряд Его Величества. Идеальные солдаты. О них слышала?

– Я не о «Призраках» спросила, – напомнила девушка. – Друзьями были?

– Были.

«Друзьями?»

Неугомонная магиструм прыснула.

– Прекрати! Мы не на допросе. Я выясняю, чего ожидать от этого парня.

– Убьешь его?

– Планирую.

Поправив набитую соломой подушку, принцесса улеглась на койку. От замысла веяло безумием.

– Он «Призрак». Элерт Катлер. Убьешь? Не смеши. Каким образом ты убьешь кого-то неуловимого? Он сменит одежду – и ты не распознаешь его ни на расстоянии, ни вблизи. Господин-Ничего – правильное прозвище. У него нет внешности.

– Но ты узнала его.

Утверждение, брошенная столь небрежно, подтолкнула её подскочить и вытаращиться в непроглядную темень второй камеры.

– Для меня он другой!

– «Туман»9 либо работает для всех, либо не действует, – фыркнула магиструм. – Что означает – «другой»?

Эйвилин закусила губу, разрываясь между желанием швырнуть в девушку кружку и демонстративным имитированием глухоты.

– Я вижу его без искажения, – процедила она.

Что-то щёлкнуло.

– И какой он?

– Красивый.

Выпалила со злостью и, подавившись, захлопнула рот.

– Учту, – уверила магиструм. – Информативный и полезный факт.

Снова щелчок. За ним – вспышка. Эфемерная, в одно моргание – сродни галлюцинации, что наведывались к ней, стоило дать слабину. Не зашипи соседка и не донесись вонь опалённой кожи, она бы бесповоротно поставила крест на психическом здоровье.

– Ты в порядке?

На угольно-черном фоне загорелись маленькие оранжевые знаки. Полукруг из неразборчивых точек да палочек, сходных с татуировками на предплечьях Эйвилин, не состоял из хаотичных символов – он начертался эфекторами10 в строгой последовательности. Заклинание от заклинаний. Вынужденная мера, разработанная для охранительных нужд: мага-преступника без использования специальных средств в темнице не удержишь. Ошейник реагировал на магию: жёг, сжимался, причинял нестерпимую боль, отбивая охоту прибегать к помощи способностей. Удовольствия испытать его не выпало: нет магии – нет эффекта, но за испытаниями понаблюдала. Шея несчастливца оплавилась до костей.

У девчонки отчаяние затмило здравый смысл? На какой результат она уповала? От ошейника, по убеждению его создателя, не избавится и опытный эфектор. Магиструму-элементалю11 он подавно не по зубам.

– П-повезло, – просипела девушка.

Высказаться насчёт странного «везения» Эйвилин не дали.

– Чем смердит?

Луч фонаря направился к магиструму. Та непринуждённо подняла воротник платья.

– Тобой. Помылся бы.

Охранник сплюнул, однако с ней в перебранку не вступил – ограничился невнятной угрозой. Через тройку месяцев посещение Россом Сатгрота обеспечило исполнение его приказа: не трогать заключённых. Три месяца охрана чхать хотела на распоряжение с верхов! Разнюхай Азеф об учинённых надзирателями нарушениях, наказал бы виновных? Его боялись, ему внимали и… выжидали. У истоков власти лишались многие правители. Промахнись с курсом политики – и отправишься за свергнутыми тобой господами. Пренебрежение в его шатком положении равноценно прыжку в пропасть.

Или их останавливало не присутствие лидера. Весомость ранее поступившему распоряжению Росса, разумеется, придавала и расправа Элерта над ворвавшимся к Эйвилин солдатом.

– Подъём, аристократка. Командующий Росс требует к себе.

– Чести не оберешься, – съязвила магиструм.

У ступеней она позволила себе оглянуться и оттого не пропустила ухмылку соседки.

Довольное «повезло» почему-то приобрело подтекст и чеканилось в каждом сделанном шаге.

Эта ухмылка предвещала занимательный вечер.

Эйвилин не запомнила дороги до кабинета. Она мало обратила внимание на зубоскальство солдат, их оценивающие хищные взгляды или свист – этот разнопёрый сброд смахивал на зверьё, которое бесталанный дрессировщик согнал на арену и под свист хлыста велел подчиняться указаниям. Не оценила роскошного убранства коридоров в главном здании, куда по дурости вложили огромные деньги: тюрьме надлежало быть тюрьмой «от» и «до», а не походить на особняк вельможи.

Её всецело занимал Росс – человек с листовок «разыскивается». Мужчина, выглядевший как преступник и, невзирая на это, заполучивший доверие людей.

И, как выяснилось, ни капли не напоминавший ориентировку на листовках.

– Мисс Эйвилин. Здравствуйте.

Чарующий баритон мог принадлежать диктору, выступавшему с сообщениями по радио, или певцу, срывавшему тысячи оваций на концертах, и вовсе не вязался с понятиями о революционере. Она, застигнутая врасплох мягким приветствием, уставилась на протянутую руку в перчатке. Не сказать, чтобы она не предполагала обнаружить на потёртой коже кровавые потёки.

– Прошу вас, располагайтесь. Я не позволил бы женщине стоять посреди комнаты, когда мужчины развалились на диванах.

Он проводил её до кресла. От камина шло приятное тепло.

– Добрый вечер, Эйвилин.

От испуга принцесса вздрогнула. Элерт – он опирался на спинку стула – улыбнулся ей:

– Не дрожите. Вас никто не обидит.

Росс сел. В причудливой игре огоньков свечей тень застывшего позади него капитана обратилась в сложенные крылья.

Эйвилин почувствовала себя лишней. Близость мужчин выявляла их контраст, противоречие и притом обнажала – неявственно, невесомым штрихом – нечто глубокое между ними. Связь за гранью понимания посторонних.

– Спрашивайте, Эйвилин.

– О чём? – выдавила она, справившись с оцепенением.

– У вас нет к нам вопросов? – вскинул брови Росс.

«Есть».

За девяносто шесть суток, предоставленных на обдумывание, она обзавелась кучей вопросов: от банальных до вызывающих. Но, представ перед ним – мерзавцем, загубившим империю, – растерялась.

Присутствие Катлера окончательно выбивало из колеи. Она не могла не смотреть на него.

– Вы лично покончите со мной? – выдала она после затянувшейся паузы.

Росс совсем по-человечески почесал бороду.

– И обеспечить союзникам короны за рубежом билет для вторжения? Ни я, ни вы не заинтересованы в развертывании иностранной экспансии.

– Бережёте меня для прикрытия от стран-союзников?

– Термин вы выбрали топорный, – хмыкнул мужчина. – Отчасти да, для «прикрытия». Рано или поздно им откроется разница между «переворотом» и «революцией», но пока что пташка донесла большинству о смещении императора его наследником. Исторические будни монархий. Ничего необычного.

Ногти впились в подлокотник.

– Меня короновали. Куда же подевались регалии?

– Мы планируем поместить их в музей, – осклабился Элерт.

От стоявшей в кабинете духоты Эйвилин затошнило.

– Зачем я нужна вам?

– Объяснение вас не устроило?

– Зачем я нужна вам ещё? Легенда продержится и без меня.

Повисло напряжение. Мужчины переглянулись.

– Ваш отец оставил кое-какую задачку, которую мы без вашего участия не решим.

– Или, скорее, ваша мать, – вставил бывший капитан «Призраков». – Из них двоих в Немир12 всё-таки вхожа она. Скажите: Амелис не делилась с вами подробностями о некоем «Разломе»? Из-за него пропадают люди. А выбравшихся «людьми» назвать уже сложно.

– Что ты несешь?! – разозлилась принцесса.

– Эйвилин.

Элерт оттолкнулся от стула и отвернулся к окну. Струи дождя хлестали по мутным стеклам.

– Ваши родители хуже стихийного бедствия. Зачем, вы думаете, они сковали вас рунами? Для охраны? Сомневаюсь. Вероятнее всего, вы, точнее ваши способности, как-то связаны с загадочными происшествиями.

Ниточка терпения наконец оборвалась.

– Довольно с меня бреда. Я возвращаюсь в камеру. Пригласите охрану.

На её удивление, Росс не остановил. В кабинет вошел надзиратель.

– До следующего разговора, мисс Эйвилин.

– Помолюсь Всевышнему, чтобы вас пристрелили до следующего разговора, Азеф. И вашего… пса заодно.

По равнодушной маске Элерта мимолётно проползла трещина.

– Мы не собираемся изображать дипломатов. Вас поставили в известность. Без права выбора, Эйвилин. Продолжим играть во врагов или на некоторый срок перегримируемся в заклятых друзей?

– Ты омерзительнее врага.

Прямоугольник света пропал с хлопком двери. Вечер ухитрился смениться ночью. Солдаты разбрелись по казарме; патрульные, спасаясь от непогоды, забились под козырьки башен. Ворча, охранник накинул на неё плащ и повёл сквозь сплошную пелену ливня.

– Эй, кто идёт? – крикнул он вдруг.

Громадина тюрьмы возвышалась перед ними мрачным пятном. Злость увлекала Эйвилин прочь от происходящего вокруг, вынуждая раз за разом смаковать разговор, поэтому принцесса не сразу отреагировала на сердитое восклицание её «сопровождающего». А, обернувшись, увидела, как нечто с хрустом врезалось ему в затылок.

Он закачался. Упал. От вида размозжённого черепа Эйвилин замутило. Вопль пресекла прижавшаяся ко рту ладонь.

– Соблюдай тишину, принцесса. Нам зрители ни к чему.

Магиструм покрутила перед ней молотом.

– Ты со мной или обратно на попечение дружка?

Глава 3. Кто крадётся под покровом ночи

Все карты легли в руки. Обычно Лис не доверяла везению в игре: за столом фортуна переменчива, и, сорвав с её благословения куш, рискуешь на следующем ходе остаться без штанов.

Ситуация складывалась аналогичным образом. Перед ними не маячили колоды, не звенели монетами и не разносили выпивку на любой вкус, зато партия велась нешуточная.

– Как ты выбралась?

Принцесса жалась к стене именно в том месте, куда определила её Лис. Укрытая тяжёлым от влаги чёрным плащом, она смахивала на исполинского капена13, которого застала врасплох буря. Полы свисали до земли рваными частями, что усиливало сходство с крыльями, а под неистовством ветра и вовсе раздувались за спиной, словно готовились поднять императорскую дочь в небо. От способности перемещаться по воздуху девушка бы не отказалась: выскользнуть из здания тюрьмы стало самым плёвым пунктиком в наброске побега. Именно что наброске – планом в их случае не пахло.

Беглый осмотр окрестностей при свете дня особой помощи не принёс. Под покровом непогоды пробраться по одной из четырех лестниц, ведущих на стены, не представлялось чем-то сверхъестественным. Однако крепость поднималась на десятки футов. Ворота – единственный в своем роде вход в обитель отбывания наказаний – располагались на западе и открывались по исключительному велению «властей». Помимо них, разумеется, имелся водосток. Правда Лис и примерно не могла прикинуть, в какой стороне его искать. Терять время на рысканье по открытой местности она не собиралась. Уж больно ценный это ресурс – минуты. Погода не выручит их надолго. По девятому удару колокола староста тюрьмы отправится на обход и уж точно не спишет факт отсутствия двух заключённых на плохое зрение.

Высунувшись из-за угла, девушка вновь посмотрела на пару огоньков прямо над их укрытием. Охранники болтали ни о чём, выкуривая сигарету за сигаретой. Мокрая одежда не защищала от пронзительного холода, потому разговор всё чаще сосредотачивался на жа́ре от печи в казарме и чашке похлёбки. Они не обсуждали ни важных посетителей Сатгрота, ни не менее важных преступников, которые заполонили камеры после смены режимов. Неудивительно: их интересы ограничивались приказами да бытовыми нуждами – в некомфортных условиях мало у кого возникнет порыв порассуждать о великих достижениях революции. Да и начальство вряд ли поминалось ими с нотками благоговения, ведь внеплановая поставка продуктов приключилась из-за него. Мёрзни, дожидайся – ни китель просушить, ни по нужде отлучиться.

Тогда, как ожидание закупщиков воспринималось охранниками рутиной, для беглянок оно сопровождалось сладостным предвкушением. Во Всевышнего Лис не верила, но, краем уха услышав о поставке, едва не осенила себя трекрестием. Ей следовало догадаться раньше, что никто не станет заморачиваться с разблокировкой ворот всякий раз, когда заканчиваются припасы. Проще использовать лифт. Пускай не то механизированное «от» и «до» устройство, что устанавливалось в высотных зданиях, но мало-мальски пригодное для многократного подъёма тяжёлых коробок. Выдерживает груз – следовательно, справится со спуском людей.

«Вот он – шанс на спасение!» – возликовала девушка, в мыслях прикидывая варианты избавления от препятствия в виде вооружённых солдат. Уйди они греться, проблема разрешилась бы сама собой – без насилия, без жертв. На этот простой поворот уповала Лис. Шею по-прежнему сдавливал ошейник. Без него она бы не высиживала в надежде на удобный момент и не переживала по поводу потенциальной угрозы обнаружения: что, по-вашему, неприметнее молнии в грозу? Сверкнула и сверкнула – кому есть дело до какой-то молнии, не хватает их, что ли, нынешней ночью! Гибель от явления природы не сочтут подозрительной, ведь молния не выстрел из ружья. Нет смысла сбегаться по тревоге.

Замок на ошейнике не поддавался манипуляциям. Его не брала самодельная отмычка. Он не покорялся потугам применить магию: нестерпимая боль обожгла плоть и прошлась электрическим разрядом по внутренностям, когда Лис имела смелость обратиться к силам. В противоположность ей, металл остался невредимым.

Эту сложность предстояло решить позже.

– Как ты выбралась? – настойчиво повторила вопрос принцесса.

Девушка с недовольством дёрнула её за тесьму. От неожиданности Эйвилин качнулась, оступилась.

– Прикончила надзирателя и дала дёру, уяснила? Довольна? Будь добра – закрой рот. Не мешайся.

Довольной высокородная спутница не осталась. Из-за ничтожно маленького расстояния между ними Лис сумела увидеть затрепетавшие от возмущения ноздри. Для принцессы она, как и прежде, представляла из себя не более, чем пустое место – простолюдинку, воина, подданную, у которой на роду написано подчиняться императорской семье. Заключение не исправило привычек и не внушило устоявшуюся истину: на смену Её Высочеству Эйвилин Арвель пришла без пяти минут преступница Эйвилин, чьё слово стоило примерно ничего. Считаться с её уязвлённым чванством Лис не намеривалась. Терпеть высокомерие – подавно.

– Откуда мне знать, что ты не заодно с ними? Вдруг тебя послали завести меня в ловушку. Подстроить несчастный случай, чтобы замаскировать убийство.

– Умолкнуть – означает умолкнуть, принцесса. Я не тащила тебя за собой, – фыркнула Лис. – Уже, правда, не отпущу. Живой. Лишний шум от тебя добра не принесёт.

В качестве подкрепления сказанного она продемонстрировала рондел14, позаимствованный у мёртвого тюремщика Её Высочества.

Ясное дело, расправляться со спутницей она не думала. За мертвеца денег ей не видать. В контракте чёрным по белому значилось: «Предмет договора должен быть передан заказчику живым». За целостность и невредимость, что примечательно, не уточнялось. Так что запугивание выскочки обещало плавно перерасти из теории в практику – у снисходительности по части глупых разглагольствований тоже имелись рамки. За минувший час девушки умудрились приблизиться к ним вплотную.

Бесило Лис ещё и то, что она сама затруднялась найти объяснение для крайнего вопроса. Надзирателя она не трогала: он не спускался к нижним камерам после отлучения его напарника вместе с принцессой. До объявления в пределах видимости старосты он вместе с приятелями не выползет из каморки: масти карт, поди, интереснее измождённых физиономий заключённых. Чудом сохранённую при обыске отмычку у неё изъяли через день после ареста – сказалась неудачная попытка вскрыть замок на ошейнике. Магия не помогла – повреждённое горло болело до жути. Зато ключ от двери, странным образом обнаружившийся почти под ногой, заставлял напрячься.

«Прикинься дурочкой и согласись поддержать Росса – они уверены, что перед ними магиструм Черлот!» – негодовал внутренний голос. Безвредный путь спасения, да? Она бы и не возводила воздушных замков – отталкивалась от простого, развивая легенду о проникшемся к правительству Росса солдате Черлот, если бы не офицер с улыбкой демона. Катлер – имя его Лис успела благополучно позабыть – имел непревзойдённую способность удивлять. Сначала там, в трущобах: обычный человек, расправившийся с наёмницей – к тому же элементалем! – в два счёта. Во вторую встречу – в коридоре тюрьмы, когда невозмутимо сообщил о случившемся «недоразумении»: никакой магиструма Черлот в армии империи не состояло. Лис не сдавалась: невозможно, чтобы не состояло, она-то не призрак. Однако откровение безликого офицера оставило смешанные чувства. Она ни сном ни духом не ведала за женщину, с которой её перепутали… а женщина, выходит, отсутствовала в действительности. Выдумка. Придуманный кем-то персонаж, на чью поимку бросили отряд «законников» во главе – подумайте! – с подручным Росса. Инцидент с арестом обрастал подробностями и оттого не давал покоя. «Перепутали» перестало смахивать на успокаивающий аргумент. Никого ни с кем не путали. Какой-то умник дал наводку на Лис властям, зачем-то скрыв её личность под личиной фантомного магиструма. Катлер «обман» раскрыл: не иначе две ночи, бедолага, листал списки солдат в архиве – и заодно лишил доступа к освобождению по пути наименьшего сопротивления. С его же подачи в задачке о престранной поимке прибавилось неизвестных. В общей путанице не вызывало сомнений логичное и омерзительное: предал Лис кто-то из своих.

С протяжным писком в помещении дежурного сработал передатчик. Охранники засуетились, отвлекая девушку от тревожных размышлений. Она обязательно выяснит правду – от свободы её отделяла пара человек и нехитрый механизм лифта.

– Едут? – спрашивал один у другого.

Лис поманила принцессу за собой и, вплотную прижимаясь к стене, перебралась к лестнице. Солдаты оказались прямо над ними.

– Пёс знает что. Не ждать их. Повозку велели завтра через ворота пустить.

– С чего бы честь выпала?

– Я спрашивал? Сукины дети эти начальники. Что старые, что новые – разницы никакой.

– Угомонись. Работёнка-то самоликвидировалась. Простояли б до рассвета…

– Ты губу закатай. До рассвета и простоим: от лифта ни на шаг не отходить сказано. Надо заблокировать рычаги.

От новости у Лис дрогнули колени. На миг – она не позволила панике захватить контроль и, велев принцессе оставаться на месте, извлекла из складок платья рондел. Против их ружей у неё, вооружённой кинжалом, нет шансов. У них практически нет шансов против внезапности: первый несчастный упадёт скорее, чем второй сдёрнет с ремня оружие.

Небо грозно ощетинилось молниями. Загрохотало – и полосы дождя стремительно поглотили остатки очертаний двора.

Пригнувшись, девушка поднялась по ступеням. У устройства возился мужчина. Напарник нависал над ним и скучающим тоном давал указания.

– Мы с тобой на смену вместе ходим, – ворчал тот, кто корпел над рычагами, – на кой мне запоминать последовательность? Сам бы сделал.

– Ежели у меня сердце прихватит? Или вообще прибьют – времена смутные.

– Не каркай, идиот. Боги не глухие.

– Боги, боги! – передразнил его товарищ. – Много ты повидал их, богов этих? Без их вмешательства обходимся. Дольше отведённого всё равно по земле не потопчемся.

– Зря насмехаешься, – буркнул с обидой. – Без веры худо обходиться.

– Я вон во что верю, – он похлопал по прикладу ружья. – В сладкую песню пули да в девк…

Взамен речи из горла мужчины донеслось бульканье. Лис отдёрнула кинжал. Почудилось коротко: тепло хлынувшей из разреза под подбородком крови перебило окоченение в пальцах.

Солдат завалился на спину, судорожно содрогнулся и затих. Лезвие, занесённое над его напарником, чиркнуло того по уху: он успел увернуться. Сразу вскочил на ноги – да настолько ловко, что Лис померещился обволакивающий его поток ветра. Саблю он не обнажил. Предчувствуя неладное, девушка нырнула за нагромождение ящиков. Мимо с убийственной скоростью пронеслась «бритва». Она нарвалась на элементаля. На сильного элементаля: сложить из энергии стихии смертоносную дугу получалось не у каждого встречного мага воздуха.

Прямо череда неудач.

Капли вокруг неё закружились в вихрь; затрещали перевязанные бечёвкой коробки, грозя разорваться в щепу от навалившейся на них силы. Лис с усилием перекатилась к краю площадки, без промедлений подорвалась – опыт подсказывал перемещаться, тем самым выжимая из него соки. У любой магии есть резервуар. Исчерпаешь его до дна – придётся восстанавливать. Уж кому, как ни ей, понимать тонкости мастерства элементалей.

Вспыхнуло. Набатом грянул гром. В быстротечном всполохе мелькнули наполненные ужасом глаза мужчины. Лис, виляя из стороны в сторону, бросилась на него. Кончик клинка вспорол ткань на кителе. Охранник охнул и замахнулся, однако подсечка выбила его из равновесия. С утерей концентрации развеялись и сферы из воды и воздуха, готовые выкинуть Лис за пределы крепости – под сто футов вниз головой.

Вскинув ногу, девушка ударила противника в живот. Он отпрянул на пару шагов и, оступившись на скользкой поверхности, почти повалился навзничь. Ветер закрутился под ним кольцом. В два прыжка Лис оказалась рядом – закалённая сталь, благодаря хорошей реакции отведённая от горла латным наручем, зацепила ключицу и глубоко вспорола предплечье. Правая рука мужчины повисла плетью.

В следующий момент девушку подняло над землёй. Она не испугалась – попросту не достало времени на испуг.

Возникло ощущение невесомости.

Затылок обожгло болью. Зрение поплыло.

Смутно она почувствовала себя привалившейся к чему-то твёрдому. Шум в ушах сливался с грохотом ливня.

Ублюдок швырнул её… куда? В башню?

«Не очень из меня летун получился», – подумала с иронией, припомнив не к месту сожаления по поводу неумения летать.

С трудом, но достаточно резво для человека, протаранившего собой здание, Лис переместилась левее – к лестнице. За мутной пеленой дождя он вряд ли увидит её. Паренёк-то молодец – вон как лихо разобрался с ней, несмотря на серьёзную рану. Чутьё не подвело – опасен, искусен. Элементалей в охрану злачных заведений вроде тюрем и полиции не набирали отродясь: они полезнее в армии, при дворе, в научных обществах. У правительства, видать, новаторские взгляды на применение магов… или банальная нехватка кадров.

Она приметила его медленно приближающуюся фигуру первой – об этом говорило отсутствие нацеленных в неё «бритв». По всей видимости, он надеялся избавиться от неё той атакой – переломать косточки метким броском в монолитную кладку. Чуда не свершилось: из-за травмы желаемое с возможным не сопоставлялось, магия вышла слабоватой. Лис собрала волю в кулак, перехватила рондел и встала.

Словно повторяя за ней, позади охранника пошатываясь поднялась тень. Он услышал кряхтение, обернулся.

– Хольм?

От испуганно-недоверчивого вопроса кожа девушки покрылась мурашками. В их общении с напарником они несколько раз звали друг друга по именам. Убитого Лис мужчину звали Хольмом.

Бред. Мертвые не возвращаются. У него галлюцинации на фоне потери крови. У неё лёгкое сотрясение. Никаких воскресших.

Лис выставила кинжал перед собой. Ей понадобится рывок, чтобы всадить лезвие в череп: увлечённость мужчины воображаемым другом пресечёт сопротивление на корню.

– Хольм, мать твою… я думал, тебе конец.

Тень раскинула руки – никак, утешительные объятия предлагала. Охранник потянулся к ней – и с мучительным криком схватился за лицо: бывший напарник полоснул по нему чем-то острым. Не пойми откуда взявшаяся паника сковала конечности девушки. Раненый мужчина слепо попятился. Взмах сабли – судя по неточности, наугад – не задел пришельца из мира иного. Длинные пальцы перехватили лезвие, как если бы оно было игрушечным. Точно так же шутя они впились в бока бедняги и метнули его к Лис. Он проломил дверь комнаты дежурного, с хрустом снес стол и, не остановленный столкновениями с мебелью, влетел в решётку окна. Сползшая на пол переломанная груда менее всего напоминала человека. Задымилась поваленная на ковёр керосиновая лампа. Для полнейшего хаоса недоставало пожара.

Сбежать по-тихому – это под фейерверк и фанфары. У Лис случались провальные дни, но промежуток от ареста до настоящего часа обещал вырваться на вершину экстраординарного невезения.

Существо молча уставилось на неё. Качнулось, согнулось пополам. Его фигура начала стремительно меняться.

Где-то вскрикнули. Продолговатая морда повернулась на звук.

Принцесса.

– Беги, – прохрипела Лис.

Из глотки существа донёсся звероподобный хрип.

Девушка перемахнула через парапет на перила. Пьяно пошатнулась – голова шла кругом. Её спутница стояла неподвижным изваянием.

– Беги!

Дёрнувшись от окрика, принцесса приказу последовать не сумела: нечто, бывшее Хольмом, прыгнуло на неё. Она присела, прячась от смерти за прижатыми к лицу ладонями, – и прокатилась по ступеням, сметённая Лис. Обеих окатило грязной жижей из лужи, куда они приземлились. Раззадоренное существо сигануло за ними – или взмыло: впопыхах Лис заметила костистые крылья. Лапа подцепила горловину платья и потянула за неё. Борясь с удушьем, девушка ткнула ронделом в запястье твари; она захрипела, забилась от боли. Клок ткани повис на когте. В мешанине конечностей, грязи и воды Лис перестала разбирать, что происходит. На примере охранника-элементаля она вслепую вонзила клинок в туловище существа; попав между рёбер, рондел застрял. Принцесса жалась к балясине и, учитывая неразборчивое бормотание, молилась бесполезным богам.

«Будь что будет», – рассудила Лис, приготовившись призывать магию. Тварь подмяла её под себя.

Зубы прикусили ключицу.

Тут же брызнула горячая вязкая жидкость. Тяжёлая туша рухнула на девушку. Спустя вечность, по объему впечатлений, её спихнули.

– В порядке?

Лис обдала спасителя настороженным взглядом. Чёрное одеяние, маска, парные эспадроны.

– Твори подвиг до конца – подай руку даме.

Он не отреагировал на сарказм – потянул её на ноги без колебаний. Извлечённый из существа клинок надавил на скрытую под одеждой сонную артерию.

– Какими судьбами, – прошипела Лис.

В грудную клетку упёрлось дуло пистолета.

– Государственно-героическими, – отозвался мужчина. – Дырку в сердце сложнее заклеить, чем дырку в артерии.

Отодвинувшись от оружия девушки, он опустил своё. Костяная маска демона не давала разглядеть его.

Лис пнула лапу существа. Не надо присматриваться, чтобы распознать в их спасителе Призрака.

Того самого Призрака, который служил под началом Катлера в элитном отряде императора.

В тюрьме принцесса интересовалась, доводилось ли девушке слышать о любимцах почившего владыки Сорнии. Кто ж не слышал? За воротами Двора легенды о них слагали невероятные – из серии тех, от которых по ночам тёмные углы взглядом прожигаешь. О «Призраках» было известно всякой паршивой собаке из подворотни. Познания предсказуемо ограничивались общими формулировками в совокупности с выдумками. Никакой конкретики не нарыть – она-то пробовала, проходила! Они существовали и не существовали как взаправдашние фантомы, пожаловавшие из-под гробовой доски.

Лис поёжилась. После происшествия на стене она готова поверить во что угодно – в богов, восставших мертвецов или армию приведений.

Довольно с нее мистики. Кем бы ни звался их незваный дружочек, доверия он не внушал.

– Эйвилин, скоро сюда прибудет патруль. Идёмте со мной.

Он подхватил принцессу под локоть. На жест девушки отреагировали чуть ли не слаженно: голубокровая госпожа отдернула руку, Лис пихнула её за спину и очертила дугу клинком.

Бездонные глазницы маски уставились на них.

– Не мешай мне, – обратился Призрак к наёмнице. – Твоего интереса в этом нет.

– Провидец, что ли? С чего взял? – огрызнулась она. – Дай пройти.

На колокольной зажглись лампы. Стрелка на часах определённо приближалась к девяти. Их приставучего приятеля, видно, заботил этот же нюанс.

– Мне некогда разводить с тобой полемику.

Чёрная фигура с невообразимой для человека резвостью рванулась к ней, на ходу отразив удар кинжала наручем. Принцессу Лис от себя не отпустила – отшагнули быстро и неловко: под траекторию назло подвернулась туша монстра. Призрак секундного замешательства не пропустил: рука в перчатке стиснула запястье с оружием и выкрутила до хруста. Зашипев от боли, Лис лягнула мужчину в колено. Хватка ослабла, однако нападать снова он не стал. На его предплечье повисла императорская дочурка.

– Отпусти её! Я приказываю!

К ошеломлению Лис, пальцы разжались.

– Ты у нас послу-у-ушный, – протянула она и сплюнула.

– Да-да, породистый пёсик, – ёрничал Призрак.

– Правильнее, бешеная дворняга, – оскалилась девушка.

Узнай Малси, с кем она оговаривалась, заработал бы сердечный приступ. Среди всех суеверных сказочников Сорнии ему полноправно принадлежали лавры главного. При одном упоминании элитного отряда Его Величества он покрывался испариной и бормотал молитву.

– Угомонитесь! – одёрнула спорщиков принцесса. – Фонари загораются.

– Патрули собрались на обход, – повернувшись к указанной ей точке, подтвердил мужчина. – Уходим.

Девчонка не шелохнулась.

– Вы предали отца. С чего бы мне верить тебе? Неужели направляешь меч против Элерта?

Без лишних церемоний он обхватил её за плечи. Под безучастным демоническим ликом прятались эмоции человека.

– Вы отправляетесь за мной сами, или я оглушаю и тащу вас. Выбирайте.

– К тартыге лысой ваши разборки о верности, – вмешалась Лис. Остриё ткнуло мужчину в бок. – Выводи, герой. Намудришь – я в тебе вентиляцию сделаю.

За драками и пререканиями они упустили драгоценное время.

– У тебя инстинкта самосохранения нет?! Он служит Элерту! – выпалила ей в лицо принцесса.

– Ты с него покаятельную взяла? У хвалёных защитников царских задниц талант «переобуваться». – Надавив на клинок, девушка прильнула к Призраку. Убийственным раздражением от него разило на милю. Она, увы, в пугливых не числилась. – Не отбирай у мальчика мечты об искуплении грехов. Спасать как-никак пришел.

– Я хочу получить ответ, – отрезала девчонка.

– Подождешь, – отмахнулась Лис, потянув мужчину за плащ. – Показывай выход.

– Отвечай!

Выдержка девушки болталась на честном слове. Её, будь оно неладно, Высочество сама напомнила им, что нельзя тратить ни мгновения: до обнаружения исчезновения заключённых оставалось всего ничего. И вдруг ей понадобилось выяснить отношения с бывшим подчинённым! Кого волнует преданность, когда приходится выбирать между сомнительной возможностью сбежать и перспективой получить пулю в лоб от патрульных?

– Отвечай, – повторила принцесса.

– Я помог избавиться от монархии.

Девчонка отшатнулась, будто признание явилось для неё новостью.

– «Призраки» верны народу, а не императору. Вас устраивает ответ? – без намёка на глумление уточнил он и, не выжидая истерики, потащил главную пленницу Сатгрота прочь от лестницы.

Лис пристроилась за ними.

Хорошего ждать от их приключения не приходилось. Насчёт «Призраков» предрассудков у неё не имелось. Под одеждой плоть – плоть горит и режется. Нацепили демонические лики – и что ж, бежать от них в панике? Однако расположения они не вызывали.

Принцесса вырывалась и постоянно оглядывалась на неё с неприязнью. За идиотку принимала: положилась, неотёсанная, на изменника! За отвлечения Лис била её между лопаток и грозилась самолично вернуть в камеру.

Зря девчонка сомневалась: она не доверилась, нет. Ухватилась за ненадёжную соломинку вместо смирения со смертью. Соломинку она обязательно переломит, доплыв до берега. Не доплывёт – потонет в обнимку с ней.

У основного корпуса пришлось придержать принцессу. Обещания обещаниями, а перемещения под окнами верхов революционного правительства вызывали справедливые подозрения. Призрак вздохнул, обогнул пристройку и отодвинул крышку люка. Секунды не прошло, как он задвинул её обратно. Девчонка открыла рот, намереваясь что-то сказать, но Лис с размаху прижала её к фундаменту за насыпью камней.

– Кто, назовись!

К мужчине подбежали несколько патрульных.

– Мне представиться?

Правый солдат икнул, задёргал ближайшего к нему товарища за рукав. Усатый старик в командирской фуражке оглядел Призрака с ног до головы.

– После девяти перемещения по территории запрещены.

– У меня приказ от капитана Катлера.

Суровый командир сдвинул брови, махнул своим ребятам и поспешил возвратиться на маршрут. Проходя мимо насыпи, один из вояк шепнул товарищу:

– С чего бы он своих демонов по ночам спускает? За нами присматривают?

– Нет. Скорее всего, за Россом и капитаном. Представь, какая очередь из желающих с ним поквитаться. Он же буквально плюнул в лицо Адоэлю своей упертостью. И народ всколыхнул. Помнишь – на площади?

Парнишка хихикнул. Принцесса подавилась слюной, затем вперилась взглядом в мутное стекло.

Интересные слухи бродили среди охраны.

Призрак навалился на крышку, вытащил ключ и отворил следующую.

– Спускайтесь.

– Спускайся. Без тебя закрою.

Недоверие девушки развеселило его. Он засмеялся и прыгнул вниз. Из люка несло канализацией.

– Я не полезу, – скривилась девчонка.

– Пну ведь, ушибешься, – предупредила Лис.

С выражением брезгливости принцесса взялась за прогнившую конструкцию, служащую опорой для спуска. До дна они добрались под сопровождение из писков, кашля, «фу!» и «Отвратительно!».

Мужчина сражался со ржавым замком на калитке.

– Сбей его, – порекомендовала Лис.

– Сбей его, – передразнил он. – Я металл зубами не раскусываю.

Щёлкнул вскрытый механизм. Заскрежетала калитка. За ней, прямо под держателем для факела, обнаружился рычаг.

– Я запру люк.

Сапоги захлюпали по воде. «Была не была», – подумала девушка и потянула за рычаг. Выругавшись, мужчина пробежал через калитку. С потолка опустилась решётка. Он припал к прутьям.

– Без карты вам не пройти катакомбы.

– Без твоей карты? – с невинным видом полюбопытствовала Лис, потрусив перед ним свернутым листком. – Я не от любви с тобой во дворе обнималась.

– Плутовка. Считай, я дал тебе фору.

– Меня Лис зовут. На это имя направь уведомление о дате твоей казни. Приду проститься. Бывай.

Вздёрнув подбородок, принцесса засеменила за ней. Дюйм за дюймом силуэт Призрака терялся в непроницаемой тьме.

***

тэмес, 12, 1905 годна следующее утро

«Хромая кобылка» плохих времён не ведала. Что летом, что зимой на тракте было не протолкнуться из-за повозок, карет и самоходок, поэтому у хозяев гостиницы посетители водились круглый год. В сезоны дождей твёрдый грунт не позволял размыть большак; деревья-исполины, глубоко проникнувшие корнями в почву, уберегали от сильных ветров; подземная река бесперебойно снабжала заведение водой.

Немало в Сорнии дорог, не меньше постоялых дворов, а всё-таки «Хромая кобылка» не знала конкурентов. Предок тутошних владельцев, предприимчивый Ходж Берг, заложил фундамент до объявления рыбацкого селения портовым городом Манбемом и до разрастания лошадиной тропки в тракт. В будущее глядел, пройдоха. После смерти сидел, никак, на облачке да ладошки потирал: сыграла ставка, недоброжелателям на зависть сыграла!

И каких гостей встречали! Всё купцы при деньжатах, князья, адмиралы, волшебники с редкими товарами на продажу! Не брезгали здесь обслуживать малые народцы, хотя и провожали в отдельный домик: мало кому из людей нравилось делить крышу с бестиями.

Не изменила заведённого быта даже смена власти в стране. Солдат прибавилось, господ убыло – невелика потеря, звенели б в кошельках румили.

Утром двенадцатого тэмеса в гостинице царил покой. За стойкой дремал ключник. Прехорошенькая официантка, зевая, натирала столы. Приметив спускающегося со второго этажа мужчину, она залилась краской и смущенно прикусила губу. Он подмигнул ей, подхватил со стойки яблоко и вышел на улицу.

С хрустом откусив, он перепрыгнул лужу возле порога. Стоянка располагалась у будки сторожа – туда он и направлялся.

Среди богатого многообразия транспорта чрезвычайно выделялась пёстрая повозка округлой формы. Он сам раскрасил её в порыве вдохновения, обозвав стиль чудным термином «импрессия». Откуда его взял, история умалчивала.

Возница – длинноухий карлик в камзоле – храпел на ко́злах. Мужчина поцокал языком и, прицелившись, метнул яблоко в слугу. Фрукт прилетел аккурат по макушке.

– Я-те дам огрызками бросаться, шельпово отродье! – вскричал разбуженный, потерянно озираясь по сторонам.

Приметив хозяина, он заворчал вдвое громче. Правда, принял сидячее положение и нахлобучил шляпу.

– Ну-ну, Шакс, не голоси. Нечего дрыхнуть, когда я бодрствую.

– Чего мешало на перинке бока отлёживать? – не прекращал брюзжание карлик.

Мужчина распахнул заднюю дверцу, заскочил на ступеньку и расплылся в довольной улыбке.

– Дельце нарисовалось. Не позднее семи сорока четырёх утра надо подобрать попутчика у Оленьего перекрёстка. Гони да не тряси сильно. Меня укачивает.

Сказав это, он заперся внутри.

Хлестанул кнут. Повозка устремилась к запертым воротам, прошла сквозь них и скрылась за деревьями.

Глава 4. Как обзавестись долгами

тэмес, 12, 1905 год

От истощения дрожали конечности, но Лис не позволила остановиться на передышку. Катакомбы петляли под Сатгротом, сливаясь в единый клубок коридоров: вверх, вниз, налево, правее. Призрак не обманул: выбраться без карты представлялось невозможным ребусом. Становилось понятно, почему у начальства тюрьмы мысли не мелькало прятать люк за заклинаниями или, на худой конец, загораживать колючей проволокой: скажем, раздобыл беглец ключ, разобрался с решёткой, а дальше – что? Дальше он попадал под прицел бога смерти, которому всего-то нужно было дождаться момента. Тупики по кругу сменялись тупиками, неверный шаг грозил активировать ловушки – пиши пропало, с пробитой насквозь черепушкой не живут. Проектировщики постарались на славу.

Главная загвоздка заключалась как раз в их ответственности. Если ребятам хватило фантазии придумать сложную систему ходов, то и об обходах они позаботились. Случись непредвиденное, офицерский состав вытащит козырь из рукава и разберётся безо всяких карт. Вряд ли Призрак писал план освобождения принцессы на коленке за четверть часа. Ясное дело, о катакомбах не вчера на рынке услышал: ключиком обзавёлся, маршрут проложил, опасные точки обвёл – пергамент пах свежими чернилами. У человека такого рода занятий подготовка соответствующая: не поленился теперь – лично прогулялся по ответвлениям подземелья и убедился в достоверности нанесённых отметок. Хорошего мало.

Ему за лазейки вызнать проще простого.

Разнотонное свечение глациалисов15, пробивших себе путь через камни, резало по глазам; вода перестала обжигать ступни холодом – пальцы занемели, кожа, вероятно, приближалась к синюшному оттенку мертвечины. «Случалось выпутываться из сложных переделок», – повторяла про себя девушка. Верно, случалось: служба у агентов Матушки Мэм не сахар – за большими деньгами лежал громадный труд. Дороговизна услуг конторы навязывалась не громким именем владелицы: брались за контракты, которые не рассматривали их конкуренты, и выполняли на совесть. Сотни тысяч румилей на кону приравнивались к добровольному отказу работников от комфорта. Ночевать в канаве? Легко! Сутки сидеть в скрюченной позе под потолком хранилища? Детский лепет! Ползти по канализации с пробитым животом, по пути подтягивая оброненные внутренности? Чего не сделаешь ради горы банковских билетов с пятью нулями после единицы! Из насыщенной жизни вывод напрашивался очевидный: безвыходным положением можно считать смерть – она конечна и шансов на реабилитацию не предоставляет. С прочим человек управится, разберётся. Звала бы цель!

На принцессу Лис старалась не смотреть. Она, как и договаривались, держала её за пояс платья и по возможности ступала след в след. Жалобы звучали всё тише, слабее. Выносливость она исчерпала. На поддержку в вертикальном положении тратились резервы настойчивости. Волей-неволей зауважаешь.

Из прохода, куда девушки свернули по указанию пунктирных линий, повеяло ароматом дождя. Лис стряхнула усталость и, улыбнувшись, провела ногой по рыхлой земле.

– Пришли?

– Приблизились, – поправила девушка, поморщившись от безэмоционального тона принцессы. Переменчивость настроения спутницы напрягала. – Не спросишь, в какую дыру я тебя веду?

Её Разжалованное Высочество вздохнула.

– Есть разница?

– Хочешь сказать – нет? – удивилась Лис. – Беспечность вредит юным особам. Мало ли что творится в моих мозгах.

– Неважно, – с неизменным равнодушием откликнулась принцесса. – Пойду, куда ни укажи. В обществе магиструма мне спокойнее, чем в тюрьме… Тебя Лис зовут? Лис Черлот?

– Лис. Без понятия, за какую Черлот они меня приняли.

– Я Эйвилин.

Сдержанное: «В курсе», – осело на языке. И впрямь: имя принцессы в тайне не держалось, его знали от столицы до глубинок – наследница династии же, продолжательница рода. В день её рождения в созвездии «Короны» зажглась новая звезда: астрологи с ума сходили от восторга, местники по Высочайшему Указу раздавали из закромов зерно, вино и вяленое мясо – то-то народ радовался. Лис празднований не застала, на слово Матушке Мэм верила. Или застала – не выяснить уже: воспоминания о детстве смыло морской водой. В Тэмпле за щедрость короны принцессу прозвали «Белой» – на неё возложили венец благоприятных перемен в стране. По какой-то причине люди с древности связывали белый цвет с совершенством, начинаниями. По мнению Лис, символизм притянули за уши: награди человека титулом «Божественный», богом он не обратится. С дочуркой императора чудесных перевоплощений тоже не произошло: на роль реформатора, спасителя угнетаемых простолюдин, она не претендовала.

Осведомлённость девушки насчёт спутницы укладывалась в общеизвестные границы. Только использования имени она избегала что в обращениях, что в мыслях. Они проводили время в соседних камерах, делили одеяла и мнения – достаточный набор, чтобы зародились зачатки симпатии. Взаимные трудности сблизят и с врагом – что говорить о маленькой разбитой девочке. Раздражение на нытьё перекрывалось здравым смыслом: принцесса к обилию приключений, выпавших на их долю, не готовилась, по макушку в грязи вряд ли путешествовала, с существами страшнее эльфов не пересекалась. Для человека, впервые угодившего в масштабную переделку, она держалась стойко.

«Ни у цели, ни у клиента лика нет», – гласило непреложное правило агентства. Ни от скуки придумали: наёмнику полагалось выяснить всю подноготную лица, с которым ему предстояло работать, но на сближение с условным «лицом» налагался строжайший запрет. Означало это «набраться сухих фактов и не лезть в душу», иначе песенка обрывалась на неприятной ноте. Такое уж человек недоразумение – от чувств не застрахован. В их профессии субъективизм вреден.

От упоминаний имени принцессы Лис воздерживалась намеренно. Говорливость в перечень её качеств не входила, притом со знакомства с девчонкой рот не закрывался именно у неё, Лис. Знак дурной. Она проникалась сочувствием и на подсознательном уровне подбирала подходы для поддержки.

За раздумьями девушка наткнулась на угол плиты и, ругнувшись вслух, принялась растирать ушибленный палец. Принцесса, не предупреждённая о резкой остановке, натолкнулась на спину. Изнурение дало предсказуемый результат: обе кувыркнулись через злополучную плиту и скатились по крутому подъёму. Приземление выбило дух из лёгких, навалившаяся сверху спутница доломала рёбра – к счастью, хватило ума слезть поскорее.

– Ты цела?

Лис замычала и приняла сидячее положение – с четвёртой попытки.

– Чтоб твоего Призрака гули в подворотне… Сложно пометку нарисовать?! Предвидел, ублюдок, что у него карту из-под носа уведут?! Пророк недоношенный! Где вы этих профессионалов-спасателей понабрали?!

– В подворотне, – выдала принцесса внезапно.

Потрогав отбитый в полёте локоть, Лис вздохнула.

– Шутишь?

– Я серьёзно.

– Ему с гулями любиться не привыкать, имеешь в виду?

Девчонка прыснула, и они расхохотались. Шутка к забавным относилась с натяжкой – глуповатая и прямолинейная, она бы вызвала суховатый смешок в ситуации попроще. На них, безусловно, сказывалось напряжение.

– Если тебе интересно, мы собираемся добраться до Тэмпля, – поделилась девушка отсмеявшись.

– Зачем нам в Тэмпль? Это столица. Она захвачена революционерами, – спросила принцесса. В её голосе отчётливо звенело сомнение.

– Сними цветные очки. Сорния принадлежит революционерам. Везде владения правительства Росса.

– В столице их войска, – продолжила настаивать спутница. – Элерт перехватит нас на подходах. Проще затаиться на окраинах. Где-нибудь в горах. Я свяжусь с друзьями… Кто-то обязательно выжил… и… и мы…

– Что – вы? Пойдёте отвоёвывать империю? На их месте я бы бежала из страны или примкнула к Азефу. Образцово-показательный пример есть. Катлер твой – важная птица, указания раздаёт, с лидером антимонархистов водится. Хорош друг, а?

Воцарилось молчание. Лис с кряхтением встала, потянула на ноги свою венценосную обузу.

– Ты не права, – выдала принцесса после возобновления их передвижений. – Элерт не переметнулся к Россу. Доверие из ниоткуда не возникает. Они давно близки.

– Ближе некуда, – вставила Лис, припомнив пересуды патрульных.

– Лжец… – пропустила её замечание девчонка. – Для капитана Тайного кабинета в империи секретов нет. Его и в измене не заподозрят: он расследовал преступления против короны. Как долго он?.. Почему?..

Она мучительно зажмурилась. По щекам потекли злые слёзы.

У «плохих ребят» с алиби проблем не возникало. Лис-то растолковывать немудрёные истины не требовалось: сама варилась в котле теневого мира. Перебивать она, впрочем, не намеревалась. Речи девчонки сочились ненавистью к мужчине, фамилия которого после гибели монархии обрела нарицательное значение.

Девушка не сразу сопоставила очевидное: вряд ли в Сорнии имелся второй капитан Катлер, перебравшийся с верхов империи в верхи республики. Из-за потери памяти из жизни Лис стёрлось около трёх лет, поэтому она не помнила его. И тем более в её воспоминаниях не сохранились дни, когда революция с гиканьем неслась по стране, а любимец Его Величества, только-только возвратившись с фронта, бесстрашно и открыто заявлял о поддержке Азефа Росса. Не без последствий: разжалование, арест, месяцы в застенках наедине с изобретательностью палачей, несостоявшаяся казнь… Вот откуда взялись шрамы: от него отрезали по полоске в тюрьме, пока он сжимал зубы и держал за ними искомые короной сведения. Масла подливали сами антимонархисты: помогал он им, как оказалось, давно и успешно, о чём те не стеснялись оповещать во всеуслышанье. Народ стойкость восхищала. Ему требовался символ – не условная личность талантливого оратора, кою являл собой Росс, а непреклонный мученик, готовый подняться на виселицу за идеалы.

Лис складывала картинку из рассказов, но маленькой принцессе никто не потрудился сообщить о главном: Катлер водил императорский двор за нос годами.

– За решёткой я изводилась от переживаний за него. Мёртв! Мой рыцарь. Мой защитник. Человек, которым я дорожила!

Девчонка истерически захихикала. Всхлипнула. Девушка поджала губы и приказала себе не оглядываться.

– Сказать тебе честно? Известие о его смерти облегчило бы мои терзания. Неопределённость добивала… И, надо же, он жив! Мне не спокойнее. Вообще. – Она догнала Лис и засеменила сбоку от неё. От свечения глациалисов её улыбка превратилась в демонический оскал. – Я уничтожу его. В произошедшем виноват он. Он один.

За самовольство с нарушением правил (велено идти позади – иди и не возникай!) Лис её не отчитала. Похлопала по бедру под сердитое восклицание «об обращении с принцессой», засунула карту в разорванное декольте платья и провела по завиткам рун на низком потолке. Природа – или их знакомый Призрак – поспособствовали уничтожению чар защитного заклинания. За лозами виднелись деревья. Тянуло свежестью.

– Не перегори, Твоё Высочество. Выкарабкаешься – успеется с местью.

За завесой из растений их не встретили дулами ружей. Лес окутывал предрассветный мрак. По листьям шуршала морось.

В дебрях Сатгрота пропадали сотни людей. В планах Лис не значилось радовать духов свежей кровью. Им предстояло обхитрить судьбу.

Наплевав на религиозный скептицизм, взращиваемый в ней реальностью с малолетства, она приложила два пальца ко лбу, затем к губам. В благословение верилось тяжко. За ней приглядывал Бог Смерти.

В удачу – совсем не верилось.

Лес поприветствовал девушек криком совы.

Их выручили не боги.

Стук колёс за деревьями предупредил о приближении повозки. Лис потянула едва переставляющую ноги принцессу в заросли барбариса и велела завернуться в плащ с головой. Та отреагировала на требование без привычной заносчивости: видно, сказывалась усталость от многочасовой ходьбы через лес. Её не возмутила даже перспектива лежать животом в жидкой грязи и исцарапаться шипами кустарника. Язвительный комментарий крутился на языке: уж больно надоело нытьё спутницы за минувшие полдня – но девушка оставила его при себе. Они обе вымотаны. Ссора положение вещей не поправит.

Минуту спустя из чащи выехала крытая деревом повозка. С расстояния её легко было спутать со сплющенным бочонком пива: пузатые бока обхватывали железные обручи, по центру круглой двери располагалась ручка наподобие крана, на которую возница повесил фонарь. Шляпа с широкими полями не позволяла рассмотреть, кто сидел на ко́злах и умело правил парой ассимских баранов.

Животные-великаны со скрученными рогами для непролазного леса не годились: им, вообще-то, не протиснуться в узкие просветы между дубами да клёнами. Дороги поблизости не пролегало – проверено. Девушки исходили пятачок пущи вдоль и поперёк, прокружились на нём добрых полдня. Заплутали-таки. У Лис нервы струнами натягивались: мерещились в сумраке горящие глазницы духов, в шорохах – ехидное хихиканье.

Возникновение из ничего диковинного транспорта помешало панике захлестнуть её. Мираж то или чудо роли не играло. Лис собрала в кулак крохи самообладания.

Возница стегал баранов по крупам и не замедлялся. На боках повозки обнаружились цветные завитки рисунков.

Не помня себя от радости, Лис выскочила из укрытия.

– Стой! – воскликнула она и замахала руками.

Арканистов – а это, несомненно, ехал кто-то из них – отличала нездоровая любовь к вычурности. Они, без оговорок, обожали броские детали: выкрашивали волосы во все оттенки радуги, тратились на экзотических животных, нанимали на работу бестий. У кого бы, кроме них, достало дурости и мастерства мчаться через лес!

Перечисленные аргументы к догме, увы, не сводились. При бросании под колёса Лис опиралась на неопровержимое подтверждение личности владельца повозки. Выведенные символы гласили: «Услуги арканиста. ДОРОГО». Приписка большими буквами окончательно убеждала, что они повстречались с колдуном. Страсть сдирать с клиентов фантастические суммы заложила в арканистов мать-природа.

Существо на ко́злах натянуло вожжи. Бараны остановились.

– Паршивка! – гаркнули на девушку. – Куда прёшь?! Помереть захотела?!

– Не померла же, – огрызнулась Лис, прыгнув на подножку.

– Я-те!.. – замахнулся на неё хлыстом возница. Она с лёгкостью перехватила ремень у кнутовища.

– Ну-ну, поаккуратнее. Зацепишь кого, – упрекнула и вырвала у него орудие. – Нам с хозяином переговорить бы.

Карлик недобро зыркнул на неё. Тем же наградил выкарабкавшуюся из кустов принцессу.

– Хозяин с оборванцами не водится.

– Неправильно попросила! – замахала на него Лис.

Перед носом-крючком, торчавшим из-под шляпы, замаячило лезвие клинка.

– Я вырезаю тебе второй глаз, или ты по-хорошему предупреждаешь начальника о незапланированном визите?

От выбора закипавшего от злости карлика избавил заработавший динамик. Он, замаскированный под цветок шелковицы, прятался под козырьком. Человека непуганого от переизбытка впечатлений удар бы хватил: говорят из ниоткуда! Радио лет двадцать пять пользовалось популярностью в Сорнии, что не мешало народу напускать суеверный дым на арканистов. Проще приписать им умение вещать без приспособлений сквозь расстояния, чем включить мозг и поискать источник звука.

– Пусти их, Шакс. Избавь меня от забот с твоей заменой.

От медового голоса Лис передёрнуло. Его приторно-сладкое, тягучее-претягучее звучание ассоциировалось с фальшью – схоже «напевали» мужчины в борделе Ля-Пле, обещая молоденьким куртизанкам вырвать их из лап порока и одарить богатствами. Вкусная ложь, разумеется, оставалась ложью, но дурёхи с аппетитом проглатывали её, повторяя после ночей с «возлюбленными»: «Он заберёт меня через месяц! Нет-нет, послушайте: я присмотрела свадебное платье, мы выбрали дату… Он и колечко подарил! Ах, он вернётся с торгов – и вы увидите меня женой!». В колечках сверкали стёклышки, женихи не спешили объявляться для исполнения клятв.

От залётного арканиста разило завсегдатаем Домов Утех: лукавый и обольстительный, он втягивал жертву в сети и, опустошив досуха, выпускал на волю. С пометкой на отсутствие сексуально-любовного подтекста: демон на духовное не покушался – он сулил обчистить кошелёк. В фургон девушка влезала без былого энтузиазма.

– Лис, мы в опасности? Ты что-то подозреваешь? – шёпотом поинтересовалась принцесса. – На тебе лица нет.

– В опасности мои банковские счета, – пробурчала та. – Меня обдерут как липку.

– За что? – не поняла спутница.

– За вторжение. За ошейник. За доставку, – перечислили из-за ширмы. Выдержали издевательскую паузу и добавили: – За испачканный коврик. Ничего не упустил?

Лис скрипнула зубами.

– Сдайте коврик в чистку.

– Она не бесплатная.

– Обойдётся дешевле, чем приобретение другого.

– Нет гарантий, что его не испортят и не придётся тратиться на новый.

– Я дам адрес проверенной прачки, – не сдавалась девушка.

– Что насчёт компенсации ожидания? Потраченные минуты не возместить. Плюсом расходы на дорогу.

Оспорить доводы помешала Эйвилин.

– Не пора ли завершить баталию и перейти к сути, Лис? – по-царски степенно осведомилась она. – Ругаетесь за гроши.

За ширмой закашлялись, подавившись, должно быть, конфетным дымом табака. Он как нельзя хорошо соответствовал голосу – после него пробуждалась жажда. Буквальная: тянуло окунуться в ручей и глотать воду до переполнения желудка. Мерзкий дым целиком пропитал убранство фургона, повис в помещении полупрозрачным туманом – и застал Лис врасплох нагрянувшей ассоциацией.

Колье чуть оттягивает лиф платья, камни колют кожу. Партнёр прижимается до неприличия близко – недостаточно, чтобы наткнуться на твёрдые кристаллы под тканью, но всё же чересчур – ей неприятно, душно. Порезы щиплет. Приходится порадоваться выбору Малси: на глубоком синем цвете кровь не проступает – алый впитывается, образуя маленькое пятнышко между грудей. Мужчина подмечает его, с хмельными искрами в зрачках исследует блестящее от пота декольте. Интерпретирует по-своему: думы заняты предвкушением рандеву. В её расписании близких знакомств не значится – выискивает среди танцующих макушку друга. Падкость графа на женщин вручила ей ключ, позволила обчистить сейф и возвратить тот же ключ обратно без последствий – кто, упиваясь поцелуями, следит за действиями полюбовницы? Притом упорство и брошенное ей вскользь: «После бала», – удерживает мужчину подле. Не затеряться, не спрятаться. Малси, как специально, на выручку не спешит.

Она облизывает губы.

Поворот. Поклон. Поворот.

Чужие руки обнимают за талию. В ноздри просачивается аромат конфетных благовоний. Граф застывает в эпицентре кружащихся пар.

– Я обыскался тебя, – нарочито громко заявляет сменившийся партнёр и наклоняется, бесцеремонно целуя в шею.

На графа смешно посмотреть: от нанесённого оскорбления он багровеет, на лбу вздувается вена. Кружок смыкается, избавляя его от шанса добраться до обидчика.

Заострённый ноготь ведёт по позвоночнику. Она не отстраняется.

– Надоело дежурить у стойки с вином? Клиенту запрещено вмешиваться.

– Не удержался, – признаётся он. Не раскаивается – констатирует. – Каков соблазн: мой должник покушается на мою исполнительницу! Святая обязанность – прилюдно его унизить!

– Мстительность и собственничество! С кем я связалась? – веселится она.

– Продемонстрировать тебе… после бала? – предлагает он. Ни дать ни взять – сытый кот.

Её шутку поглощает музыка. Не отказывается. Не соглашается.

Он не таит ухмылки: тело честнее речей.

От картин из прошлого свело скулы. Не дожидаясь приглашения, девушка отодвинула ширму.

– Лис, моя прекрасная, – просипел колдун, борясь с приступом кашля.

Он предусмотрительно поднялся из-за стола и зашёл за стул с высокой спинкой. Как будто это могло его обезопасить. Принцесса опасливо высунулась из «прихожей».

– Сонхи, солнышко моё, – промурлыкала Лис.

Несмотря на то, что клинок она не вынимала, а агрессия не принимала физического облачения, колдун приготовил кармину16 с руной защиты. От отверстия в боку она не уберегала – ей блокировались элементарные воздействия магии. Родство с бестиями не наделяло арканистов неуязвимостью к человеческим орудиям умерщвления – на оружие заклинание накладывалось при перешагивании через порог. Высеченные на арке символы-барьеры светились голубым и погасали после ухода визитёра. Никому бы не удалось извлечь предмет, способный навредить хозяину, без позволения. Услуга, заменяющая дюжину охранников, пользовалась спросом среди богачей и обходилась им в годовой заработок среднестатистического министра. Вымогательство, ей-богу! Пирамида золота за баночку специальной краски и горошинку крови арканиста.

Причём водился в зачаровывании на безопасность изъян: рукоприкладства оно не предотвращало.

Сонхи смекнул это через миг после неё. В прорези воротника-стойки судорожно дёрнулся кадык. Лис перегнулась через стол, ничуть не смущаясь оголившейся груди.

– Не обнимешь старую знакомую?

– Боюсь, мои древние кости не выдержат нагрузки.

– Я тебя умоляю, Сонхи! Срастишь. Мы не виделись с тех пор, как…

Лис соблюла лирическую паузу. От её полуулыбки точно бежали мурашки. Ей и в зеркало смотреть незачем: физиономия колдуна подтверждала жуткость зрелища.

– Ах да… ты стёр мне память, сукин сын!

Не по годам ловкий, он юркнул под стеллажи с книгами и пробирками, уклоняясь от кулака. Зазвенели задетые им амулеты, загремел опрокинутый стул. Вдогонку, волшебным образом не задев склянки с жидкостями, прилетел футляр из-под кисэру́17. Он с глухим хлопком врезался арканисту в затылок. Мужчина ругнулся под довольный хохот Лис.

За миротворца вновь выступила принцесса.

– Мы по делу, разве нет? – с нажимом воззвала она, стиснув запястье подруги по несчастью. – Он нам не поможет, если ты его прибьёшь. Дип-ло-ма-тия.

Девушка осклабилась, тряхнула волосами и плюхнулась в кресло под цветочным горшком. Не разжавшая хватки принцесса вынуждена была присесть на подлокотник.

– Дипломатия, – передразнила Лис.

Три месяца она сочиняла для господина Ханя гневную тираду, в подробностях описывавшую её отношение к содеянному им. Какова мелочь – удалить из памяти человека отрывок в три с лишним года! И ладно бы незнакомцу – с ним пересёкся впервые, с ним ничего не связывает. Да вот Лис для него не чужачка. Не доверяла – верно. Арканистам нельзя доверять: они за выгодную сделку мать продадут. За страсть цеплялась, глупая, за привычку. С ним комфортно бывало – ни к чему не обязывал, лишнего не позволял, с заданиями по символической… расценке помогал.

Не представляла, что сама подпадёт под чары по заказу Матушки Мэм. На старуху обижаться без толку: у неё вечные стратегии, заумные ходы и схемы, расшифровывать которые она не торопилась. Типичные замашки правителей теневого мира – в ссоры с ними лезть себе дороже. Сердиться на Сонхи было легче. Ему ничто не мешало отказаться от сделки, сослаться на занятость, предложить обратиться к коллегам… но он повёлся на предложение. Получил гонорар и укатил пить коктейли на Синьшуаньские острова. О Лис, разбитой и лишившейся по его милости какого-то важного кусочка жизни, он не заботился.

Убийственный настрой усугубляло ещё и то, что подонок любезно сохранил ей воспоминания о совместном «времяпрепровождении».

Весомее повода для расчленения не вообразить.

– Будет тебе, моя прекрасная, – примиряюще произнёс колдун. Он поднял стул, но предпочёл опереться на спинку – выдерживал дистанцию. – Я тебя за профессию не осуждаю. И ты меня не осуждай. На благородстве не разбогатеешь.

– Тебе бедность не светит, – прорычала девушка.

Принцесса ёрзала, стараясь усесться поудобнее. Растрёпанная коса стукнула Лис по подбородку, вызвав раздражённый вздох.

– Приземлись на задницу ровно. Сколько можно вертеться? – пожурила она и уступила кресло под глумливый реверанс. – Трон для Вашего Высочества.

Вместо сердитого одёргивания (при дочери императора надлежало блюсти приличия и раболепно подчиняться этикету!) девчонка дрогнула, словно ей дали пощёчину. С остротами Лис она свыклась в катакомбах, о чём не преминула уведомить в чванливой манере. Отчитывала за них, указывала на статус. Не оскорблялась: магиструм с арсеналом колкостей, по её мнению, не заслуживала чрезмерной эмоциональной отдачи от аристократки.

К реакции привёл третий присутствовавший.

Не в пример Лис, принцесса не представляла, каких фокусов от него ожидать.

– Я безобидный, – заверил арканист.

Он положил подбородок на ладонь и премило улыбнулся. Из-за наклона головы огненно-рыжие пряди падали на правый глаз, придавая Сонхи мальчишеский шарм.

– Сомневаюсь, – высказалась принцесса.

– Не прикидывайся паинькой, – поддержала Лис. – Коварством ты уродился в хвостатую мать.

Рот девчонки приоткрылся. Колдун, наслаждаясь её изумлением, провёл языком по острым зубам.

– Зна-а-атная она была путана, – не без нежности протянул он. И для порядка пояснил: – Матушка моя.

– По стопам родителя пошёл? – съехидничала Лис. – Хуо18 естество обязывает к блуду. У тебя какое оправдание?

– А меня – не естество? – прищурился Сонхи. От огоньков светильников радужка отливала золотом.

– Хуо? – переспросила принцесса. – Восточный оборотень? Ты полукровка?

Он подмигнул, вынул кисэру́ из рукава халата и закурил. Поплыл сизый тошнотворный дым.

– Я арканист, госпожа Эйвилин. Хань Сонхи.

– Да, он полукровка, – вставила Лис под неодобрительное фырканье колдуна. – Мать-лисица нагуляла его от вельможи при дворе императора Фань-Ю. По его утверждению. Я лично в его честности сомневаюсь.

– Тактичность, прелесть, тебе не преподавали? «Полукровка» схоже с «неполноценный». Мы изъясняемся деликатнее.

Принцесса приняла замечание в том числе на собственный счёт и покраснела от стыда.

– Прошу прощения, господин Хань.

Мужчина бросил на неё быстрый, нечитаемый взгляд. Чуть заметно приподнялись уголки губ.

– Я не в обиде, маленькая госпожа, – объявил он, стряхнув пепел. – Учись, Лис. Без воспитания нынче тяжко.

– Благо ты у нас при светских манерах, – проворчала девушка, просунув пальцы под ошейник.

Фургон источал колдовство, активируя руны. Эффект не шёл в сравнение с ранним опытом – когда она осмелилась призвать молнии. От контакта ошейника с горлом по венам не растекался жидкий огонь; возникало неприятное покалывание, сходное с укусами муравьёв.

Сонхи взирал на неё с миной профессора, которому на вечер поставили дополнительные занятия у нелюбимой группы.

– Серьёзно, прелесть? Сатгрот на ушах стоит из-за побега заключённых и туши монстра посреди двора, но я и предположить не сумел бы, что ты в этом замешана.

– Откуда тебе известно о происшествии в тюрьме? – насторожилась принцесса.

Лис вдавила её обратно в кресло.

– Деловые переговоры, – не увильнул от признания колдун, извлекая из ящика стопку бумаг.

Выражение лица девчонки переменилось на глазах. Смущение и боязливость выветрились, на скулах заходили желваки, яростно затрепетали крылья носа. Оболочка разбитой куклы спала, выставив напоказ наследницу императорского рода.

В лукавом взгляде Сонхи промелькнула заинтересованность.

– Я отказываюсь принимать помощь от сподручника революционеров. Друг изменников – мой враг. Немедленно прикажи вознице остановиться. Мы разберёмся со всем самостоятельно.

Она скинула с плеча руку Лис, встала с величавой грацией, которую до того не проявляла, и одёрнула платье, собравшееся складками на талии. Властная. Непоколебимая – или, предпочтительнее охарактеризовать, непробиваемая.

Болезнь у них, аристократов высшего света, хроническая: они ни беса не смыслили в логике приспосабливания. Вечно копошились в клетке «нерушимых» устоев, не принимали взаимных уступок и при угрозе привычным для них порядкам собирались в рой пчёл: сунься с реформацией – помрёшь от асфиксии.

«Они погибли из-за неспособности пойти на компромисс с народом», – противопоставлял Катлер обвинениям принцессы. Прав ведь – не обманешься. Он не позлить её в нижние камеры спускался и вызов ей не бросал – он делал трезвое заключение человека, не понаслышке просвещённого в консерватизме Парящего Двора.

Не дурак.

И он же, раскусивший фишку выживания в переменчивой среде человечества, их с крючка не спустит. Осознание шаткости постулата «Сбежали!» придавало веса грядущей сделке.

Лис не дала девчонке сдвинуть ширму.

– Не разберёмся, Эйвилин, – возразила она. Имя обожгло глотку под стать дешёвому алкоголю. – Я ранена, у меня отобрали магию, за нами марширует твой капитан «Призраков». Без него… без Сонхи нам крышка.

– С вероятностью в девяносто шесть процентов, – поддакнул колдун. – В четырёх на остатке вы натыкались на ловушки в туннелях.

Протиснувшись мимо Лис – расхрабрился, подлец! – он без дозволения дотронулся губами до тыльной стороны ладони принцессы, которой та держалась за угол ширмы. В отместку девчонка стукнула каблуком перед его ступнёй – в считанных дюймах от носка ботинка. Пунцовый оттенок, заливший щёки, не вязался с вызывающим поступком.

– С меня сняли корону, волшебник. Не достоинство. Оставь приёмы обольщения для легкодоступных дам.

– Я любитель сложностей, – засмеялся ничуть не ущемлённый Сонхи. – Вы презираете меня за предприимчивость, госпожа Эйвилин? Империя ли, республика – я вращаюсь вне их. Контракты пахнут одинаково при любой форме правления. Говоря о них… – Он постучал мундштуком по документам, веером разложенным на книгах. – Твоя подпись, прелесть. Ковёр, так и быть, я тебе прощаю.

Глава 5. Не доверяйте рыжим волшебникам

тэмес, 12, 1905 год

У Лис определённо имелись задатки министра финансов. Она не взялась за перо по указанию колдуна, хотя нескрываемая обоими давность знакомства предполагала какое-никакое доверие. Его не рушили ни контакты с антимонархистами, ни конфликт, который приводил к грызне и препирательствам. О доверии говорила и твёрдость, проявленная ей в намерении принять помощь от старого приятеля.

Отказавшись покинуть повозку, Лис преподнесла арканисту жизни на блюдце – двух разыскиваемых беглянок, за чьи головы не пожалели назначить солидную награду. Он мог сдать их без угрызений совести и значительно выиграть от этого – кто бы осудил его за преследование своих интересов вопреки чужим.

Однако девушка не проявляла тревожности или напряжённости. От её спокойствия у Эйвилин начинали шалить нервы. Воображение живо рисовало заговор: удачных стечений обстоятельств становилось до неприличия много. Чудесное освобождение из камеры, фантастическое появление Призрака с подробной картой подземелий, абсолютно сказочная встреча с арканистом посреди дремучей чащи… Тут и у доверчивого человека неизбежно закрались бы сомнения относительно непричастности спутника к череде «случайностей». Лис на добропорядочного человека не походила, о чём не переставала напоминать сама. Вывела принцессу-преступницу не из сердобольности. Не из верноподданства взялась укрывать её от революционеров. Этой сумасбродной девице было что-то от неё нужно, но тайнами она делиться не торопилась.

Эйвилин ничего не стоило изображать наивность дальше: она выбрала меньшее из возможных зол, вверив Лис заботу об их будущем. Спланировала ли та всё заранее: от попадания за решётку до пересечения с колдуном – значения не имело. Эти двое явно не помышляли вручать её Россу под торжество фанфар. Незачем столько рисковать, чтобы за вознаграждение передать выкраденную из тюрьмы принцессу обратно антимонархистам. С учётом вызванного переполоха, кто бы ни привёл её к ним, он запах денег вдохнуть не успеет – заработает пулю в лоб без следствия. Нет свидетеля – нет скандала. На него же легче лёгкого повесить пособничество в побеге: виновный найден, заморачиваться с поиском реального преступника не понадобится. Сброд он и есть сброд – занимается делами по пути наименьшего сопротивления, вершит самосуд и полагает, что прекрасно справляется с управлением страной.

Вспомнив самоуверенность Росса, его ядовитую кичливость, Эйвилин на эмоциях стиснула чашку. Фарфор хрустнул, чай – повезло, полуостывший – пролился на колени, в кожу впились острые края. Она охнула и ссыпала оставшиеся в руке осколки на стол. На ранках выступила кровь. Лис отняла взгляд от документов. В улыбке от уха до уха отразилось удовлетворение – антитеза кислой мине Сонхи. Он любовно сгрёб разбитую посуду в ладонь и погладил сохранившийся рисунок шелковицы.

– Из сервиза мастера Сёнку Ра, – удручённым тоном изрёк арканист. – В следующем году ему бы исполнилось двести пятнадцать лет.

– Мастеру или сервизу? – ехидно уточнила Лис, перевернув страницу.

– Сервизу, неуч! Ты историю искусств в школе прогуливала?

– Сдались мне эти твои мастера, я с ними рюмку не делила, – не поддалась на провокацию магиструм. – Нечего было выпендриваться и расчехлять раритет. У наследницы стресс.

– Я заплачу́, – заверила Эйвилин зардевшись.

– Не беспокойтесь, моя госпожа, – одарил её улыбкой арканист. – Мрачные думы мутят рассудок. Я не посмел бы предъявлять вам чеки на компенсацию. Вина на внутренних демонах, а они кошельков не носят. У вас, смею заметить, с деньгами надсадно – в долг им не дадите.

– Крыса ты, Сонхи, – надулась Лис. – Меня бы до белья раздел и сверху долговую расписку взял под проценты. Перед принцессой доброту разыгрываешь.

Неестественные зрачки колдуна сузились сильнее. Он отставил чайник и вручил Эйвилин новую порцию напитка.

– Обижаешь, прелесть. Я бы и бельё снял.

Уголки губ девушки дрогнули, и она поспешила спрятать улыбку за глотком. Уступить в перепалке для них равносильно смертельному поражению. Вечно находили что съязвить.

– Ты распишешься или нет?

– Дочитаю – распишусь. С арканистами нельзя терять бдительность.

– Со многими знакома?

– Мне тебя предостаточно.

Сонхи убрал за уши непослушные рыжие пряди. Тщательно прорисованные стрелки на веках сверкали золотом, на скулах переливались тёмно-золотые полосы, в серьге блестел крупный жёлтый гелир19, нити цвета охры переплетались в орнамент на халате. Освещение в совокупности с макияжем приближало оттенок кожи арканиста к бронзовому.

Эйвилин ненароком засмотрелась на него. Не человек и не лис-оборотень – изваяние из сплошных острых углов и блеска. В Парящем Дворе она вдоволь повидала франтов всех статусов и мастей. Привлекательные, нарядные, сладкоголосые, они производили впечатление на женщин, не оставляли равнодушными мужчин и, как один, представляли собой пустышки. Броская внешность, некогда придуманная для образа, вытягивала из них личность. За фальшью с ужимками терялись люди.

В Сонхи же воплотилась их противоположность. Над ним не витал дух притворства, от него не веяло лизоблюдством. «Родился с павлиньим пером в волосах», – говорили о подобных ему в народе. Красота, кукольная и диковинная, не создавалась кропотливо для достижения некой цели – она отражала саму его сущность.

– Вы хотите задать вопрос или запоминаете меня?

Лисий прищур обличал девушку с головой. С отрицаниями она опоздала: её поймали с поличным – поэтому вместо отступления она выбрала цапнуть за закинутую мужчиной удочку.

– Угадал.

– С чем конкретно?

– Запоминаю. И вопросы у меня есть.

– Сведений о клиентах не разглашаю, – предупредил арканист, предвидя направление её мыслей.

Он сместился к ней. Вытянутые ноги упёрлись в тумбу.

– Предлагаю проявить взаимность, моя госпожа. Ваш вопрос – мой ответ. Мой вопрос – ваш ответ.

– Зачем тебе спрашивать? Для арканистов разум – открытая книга. Вы читаете прошлое. Из приличия идёшь на диалог?

– Глупости. Мы не заглядываем никому в голову. Прошлое нас не касается. По нашей части будущее.

Заинтересованности девушка не выказала, при этом любопытство заскреблось внутри втрое активнее.

– Легенды о вас врут? Неужели все-все?

– Нет. И это вторая связка вопросов. Я пропустил очередь, – заискивающе подмигнул он. Его пальцы легли поверх её. – Позвольте позаботиться о вас. Могли застрять осколки.

Эйвилин медлила до тех пор, пока Сонхи не наклонился к ней, мягко отобрав чашку. От него пахло конфетами и приглушённо – табаком.

Корочки на порезах треснули, снова выступила кровь. Ничего катастрофического – она бессчётные разы обрезалась о листы книг, травинки, разбитую посуду, падала, сбивая локти до сочащихся ссадин. Присы́пала обеззараживающим порошком, который привыкла носить в сумке «для непредвиденных ситуаций», – и дальше погружаться в прерванное занятие. Кровь её не пугала. В свободные от учёбы дни она напрашивалась в подручные к дворцовому лекарю: всерьёз он «помощницу» не воспринимал, но, повинуясь прихоти, делился знаниями, вручал книги по медицине с тысячами заметок, доверял несложные поручения. Изредка допускал наблюдателем до перевязок, приговаривая: «Не должно Вашему Высочеству страсти лицезреть… Вон и фрейлины посерели». Она принимала его полуотеческое попечение, велела девушкам подышать воздухом на балконе и успокаивала: с ней обморока от вида раны не приключится. Лгала поначалу: сшитые края плоти – стежок к стежку – доводили до тошноты. Со временем выработалась привычка и отвращение пропало.

Смехотворно! Крохотные капельки не ввели бы её в ступор… Почему она ни с того ни с сего оцепенела? От огня насыщенный рубиновый близок к бурому – завораживает.

Из-под тела натекает лужа. Тёмно-красный пропитывает юбку на коленях, отпечатком лежит на лифе, ключицах, подбородке. Эйвилин непослушной рукой размазывает тёплую влагу, не отрываясь от созерцания мертвецов перед ней. У охранника перерезано горло. У его убийцы наискось вспорот живот. Кровь переливается на белом мраморе до мерзости красиво. Знамя и шторы лижет огонь.

Сморгнув наваждение, Эйвилин откинулась на спинку кресла. Сонхи с недовольным цоканьем подался за ней. О его неудовольствии она не беспокоилась: без принуждения изъявил волю посуетиться над ней. Кем бы он ни звался, как бы ни помогал, уважения от неё он не заслуживал – зачатки разбились вдребезги благодаря его контактам.

Длинный ноготь с нажимом вывел на её запястье руну. От страха сдавило под рёбрами.

– Что ты натворил?! – вырвавшись, воскликнула она.

– Заклинание. Не пугайтесь.

От руны пополз жар. Вены вздулись чёрными змеями, запульсировали до дискомфорта. Рисунки на предплечьях обожгло – и неприятные ощущения унялись.

Арканист казался озадаченным. Подоспевшая Лис тряхнула его за ворот.

– Крыша поехала?!

– Такого не должно быть… – нахмурился он. – Я использовал заклинание на лечение. Оно не сработало.

Магиструм выпустила его одежду из захвата. Негодовала или растерялась – по ней не определить.

– Разучился колдовать?

Не предоставляя права на выбор, Сонхи удержал её за плечо и повторил рисунок. Лис вскрикнула, стукнулась о стол копчиком и, рвано вдохнув, коснулась пореза на животе. Он затягивался сам собой. То же происходило с мелкими ранками.

След от укуса никуда не делся.

– Не разучился, – констатировал арканист.

– Гадство, – выдавила магиструм, не пояснив, относилось то к выходке старого знакомого или к аномалии с заклинанием.

– Я проверял, – последовало оправдание. От шлепка по загривку это не уберегло.

– Проверял он, – пробурчала девушка. – Я тебе не зверушка подопытная.

Эйвилин скривилась. Воняло подпалённой кожей – как тогда, в камере.

– На вас не воздействуют чары.

Он не спрашивал – утверждал. Девушка отвернулась. На какую откровенность он надеялся? Что она, бедная-несчастная, но пригревшаяся под его крылом, на духу выложит подноготную семьи Арвель?

Точно принимали её за недалёкую дурочку. Она-то и думать себе о чём-либо важном запретила, не убеждённая заверениями колдуна о невозможности «подглядывания» за мыслями.

– И магия?..

– Не вычёркиваем твою оплошность, – втиснулась между ними Лис. – Целительные заклинания неустойчивы. На кого-то повлияют положительно, на кого-то чесотку навлекут. Не мне тебе разжёвывать.

– Оставьте меня в покое! И прекратите изображать, что меня с вами нет! – не вынесла Эйвилин.

Настаивать на признании Сонхи не стал. Извиняться тем более. Тему он отпускал предсказуемо легко.

Он выпрямился и подёргал за колокольчик. Позвонили в ответ.

Лис как ни в чём не бывало потрясла перед ней документами.

– Распишись.

– Для чего? – опасливо спросила она, отодвинув от себя предложенное перо.

– Я указала тебя поручителем. Четвёртая строчка снизу. Знаешь, для чего нужен поручитель? – Эйвилин кивнула. – Хорошо. Сомневаешься в моей честности – ознакомься с пунктами.

Сомневалась – не то слово. Для неё на поверхности плавало, что с Лис связываться нельзя. Она состояла из недомолвок пополам с непроницаемостью.

Инстинкт умолял бежать – бежать, опять-таки, толку мало. Её учили быть принцессой – элегантной, величественной, образованной наследницей престола, женой, будущей матерью императоров и императриц.

Выживать – нет. Ей не вручали оружия и не декламировали правила ведения боя. Не объясняли, как притворятся простолюдинкой и как покидать предавшую её страну в трюме корабля, ежесекундно предвосхищая провал.

Разбитость перерастала в изнурение, изнурение заглушало инстинкты. Лис рисковала, вытаскивая их. Скрываться в одиночку проще. Эйвилин повисла на ней ни на что не годным балластом, но магиструм не отказалась от полубезумной идеи вырываться из неприятностей вдвоём. Под героизмом хоронился помысел – бес с ним, пусть.

Вдобавок протеста её спасительница не оценит. Не примет. Эйвилин пробыла с ней порядочно, чтобы уяснить рубежи предложения и распоряжения. От неё разило предупреждением: «Не сопротивляйся». За гримасничество принцессу насильно принудят удостоверить контракт – колдун прикинется слепым, девчонка сменит беззлобный нажим на угрозу.

Бес с ним.

Из худшего в худшее положение не перетечёт. Некуда ему. Края безысходности достигли.

Она вывела роспись напротив росписи Лис. Сонхи прихлопнул в ладоши.

– Я в тебе не разочарован, прелесть! В правоведы не нацелилась? Талант пропадает! – выхватил он контракт у магиструма. – Формальности разрешены. Перейдём к увлекательному?

Неприкрытый сарказм не спровоцировал Лис и подарил Эйвилин приторное послевкусие обмана. Остротами колдун метил в подругу, а попадал в неё – сторону под номером три, что не рвала на себе волосы за принятое решение исключительно под влиянием остатков достоинства.

– Снимай с меня эту дрянь, – скомандовала магиструм.

От нетерпения она сцепила пальцы в замок. Теперь издевательства рвались из Эйвилин. Кто из них, позвольте разузнать, «комок нервов»? Для арканиста – творца чар – разобраться с заклинаниями на ошейнике, по его же уверениям, – поручение нехитрое. Сцена с контрактами, клятвами и препирательствами под соусом из обид воспринималась никчёмным фарсом ради фарса. С образом Сонхи вязалась.

Из дружеских побуждений – по крайности, из стыда за содеянное с памятью девушки! – он мог избавить Лис от «неприятности» при их обозначении в дверях повозки, чего не сделал. Долговые расписки милее альтруизма.

– Госпожа Эйвилин, будьте любезны переместиться на диван. Он за шторой.

– Я предпочту не выпускать из поля зрения людей, которым не доверяю.

– О доверии следовало позаботиться до побега, – обнажил он ряды острых зубов. – Принимаете вы или нет, мы делим с вами лодку. Будьте любезны, – настоял повадно, – пойдите отсюда.

– Кем вы себя возомнили?! – прорычала Эйвилин, окончательно расставшись с самообладанием. – Смеете указывать принцессе?! Смеете грубить?! Я не собираюсь позволять всякому сброду помыкать мной по его усмотрению.

И всё-таки, несмотря на душивший гнев, она отчётливо осознавала, что не имеет на него права. О да, она умела проявлять твёрдость и непреклонность, но сейчас… Сейчас правота колдуна не требовала доказательств. Девушка вывела аналогичные заключения до подписания контракта – глупо противоречить и себе самой. Тем более, для них – людей низвергнутого мира – её мнение не значимее писка мыши.

Понимание, что неудивительно, вспышки не умалило. Оно подливало масла: её бессовестно дурили, внушая принудительное смирение.

– Я принцесса! – повторила она с оттенком отчаяния, от которого стало тошно. – Не злоупотребляйте моей благодарностью.

– Я вас умоляю, маленькая госпожа, забудьте о вашем несуществующем положении. За отсутствием легитимности оно – фикция. Титул, попрошу принять во внимание, официально упразднён, народ вас не признаёт, законы называют «диссидентом». Не испытывайте меня на прочность. Я добрый хозяин, пока мои гости соблюдают мои правила.

– Мне наплевать, кем меня считает сборище убийц и предателей, – вскинулась она. Голос повышать прекратила, перейдя на дребезжащее шептание. – Я по-прежнему Эйвилин Арвель, дочь императора Адоэля Арвеля! Проявите должное уважение к моим предпочтениям!

Беззастенчиво хохотнув над тирадой, Лис разорвала платье от лифа до талии. Ткань разошлась с характерным треском, упала с измазанных кровью и грязью плеч. На поясе толщина шва не поддавалась – от натуги у магиструма взбугрились мышцы. Она рванула за края посильнее.

Ошеломлённая её поступком Эйвилин шумно сглотнула и вперилась в профиль Сонхи. Он мягко, как унюхавший лакомство кот, обогнул приятельницу по кругу. Рукав халата повёл над подсвечником, затушив огарок свечи. За ним, повинуясь негласной воле колдуна, погасли фонари – и кабинет захлебнулся в глухой черни.

– Не проявляя уважения, не просите о нём, – сахарное щебетание растеклось перед ней, чуть ли не губы в губы.

В хмельном раже, не видя ни зги, девушка отпихнула от себя наглеца. Под смешок сориентировалась в стёртой теменью обстановке, чтобы задавить гордыню и спрятаться, завернувшись в плед, за диваном. Её опалило унижение: почему, почему она не раскусила их замысел! Не выдворяли ведь, чаем угощали, присыпая жажду лукавством! «Формальности разрешены!» – ликовал арканист, и за его торжеством Эйвилин по ошибке распознала ехидство. Дружбу Лис с Сонхи вообразить было затруднительно; секс без обязательств, приправленный официальными взаимодействиями, – шутя. Не устояли перед влечением – с кем ни приключится.

От обиды – от омерзения – бросало в жар. Она сдвинула штору, малость не выдернув с гвоздиков, запуталась в ней и, распалившись, развернулась на каблуках к невыносимой парочке. Бархат обмотал стопы, она пошатнулась.

Арканист цыкнул.

– День порчи моего имущества, а?

Реплику от Эйвилин – разгромную – упредил донёсшийся откуда-то звук удара. За ним – кряхтение.

– Развлёкся? Свет где, позёр? Не наугад же перевязывать.

– С тобой не забалуешь.

От вышивки на наряде Сонхи отделилась бабочка. Лимонные крылья сияли, но неравномерно: они пульсировали в такт взмахам.

– Брысь! Я тебя не для эстетики вызывал, – прогнал её с носа творец. Насекомое вспорхнуло, перекочевав на лампу. – Правильно. Нечего бездельничать.

От его фаланги до тельца бабочки повисла мерцающая нить.

– Позёр, – пробубнила Лис.

– Что плохого в фокусе? Порадую нашу маленькую госпожу, – сообщили ей.

По мере включения фонарей крылышки блёкли. Создание – плод волшебства – обессиленно приземлилось на костяшку Эйвилин, перебрало лапками, щекоча, и рассыпалось искрящейся пылью.

– Спасибо, не впечатлило, – объявила она.

– А я под впечатлением, – почесал подбородок арканист. Нить тоже исчезала, будто подожжённый фитиль.

Лис плюхнулась в кресло, затолкав тряпьё в угол. Обнажённая, сплошь и поперёк изрезанная шрамами, в ошейнике, она царапала корочку на ране.

– Не трогай, – одёрнула принцесса: – в тюрьме говорила, – и почему-то обхватила себя за талию.

– То-о-очно, – зевнула магиструм. Её клонило в сон. – Сонхи, перебинтуй сначала Эйви. Я потерплю.

– Не утруждайтесь. Я в порядке. И не смей сокращать моё имя. Я запрещаю.

Она и правда спряталась за диваном, обложившись подушками. Подозрения не оправдались: Сонхи болтал без умолку, Лис вскрикивала, ругалась и твердила, что шить по-человечески за сотни лет «кое-кто» не научился. Сладость в воздухе переменилась на противную горечь растворов.

За полночь девушка улеглась на расстеленное одеяло.

«Эйви», – звала сквозь дрёму магиструм.

«Э-й-в-и», – отбивали дробь колёса повозки.

«Э-э-эйви, – ласкал ненавистный голос. – Я тебя догоню, Эйви. Ты ждёшь меня?».

Засыпая, она ощущала на щеке невесомый поцелуй.

«Беги, беги от меня. Я найду».

***

тэмес, 13, 1905 год

Полчаса назад Азеф спустился в зал гостиницы, заказал тибу́ и занял диван за цветочным горшком. Широкие листья растения закрывали его от ранних посетителей, забегавших за булочками или перекусывавших бутербродами с чаем перед рабочим днём. Они обращались к девушке за прилавком по милому прозвищу «Пэнни»20, здоровались с людьми за соседними столиками, если замечали приятелей, и делились местными новостями. Не о политике, не о войне – о бытовых вещах вроде набежавших в подвалы мышей, любовнике чьей-то жены, застигнутом в шкафу без трусов, ремонте квартиры.

Судачили и о глобальном: через сутки Высокая Палата назначила присягу канцлеров – зрителей предвиделось немерено. Кости ставленникам парламента перетирали с предусмотрительной сдержанностью; персоны прославленные, они позиционировались наиболее подходящими кандидатурами. Слыша о себе, мужчина усмехался: разыскиваемый преступник, «ярый радикал», добрался до первостепенной государственной должности! В десять он мечтал составить депешу императору с откровениями о бедствиях народа, в двадцать – добиться политических свобод через диалог с властью. К тридцати о дипломатии не велось речи: он удостоился чести украсить своей физиономией листовки полиции с ремаркой «особо опасен!». Император боялся его – гласа сорнийцев, который призывал посыпать порохом столпы монархии и запустить в них спичку. Не напрасно. Подпиленные у основания диверсиями, под взрывами они не выстояли.

Азеф отхлебнул из стакана. Поморщился. В реальности затейливые метафоры олицетворялись в кровавых потрясениях. Без романтики. Без прикрас. Воевали против своих – брат на брата, дочь на отца. Неизбежная жертва моралью. Её в храме не замолишь – потомки припомнят.

Революция прорезала лбы бороздами, закралась сединой в вихры, исполосовала шрамами да не переломила. Оправились, взбодрились – и о житейском. Вилы, коловшие «государевых законников», воткнули в сено для коров; изрешечённые пулями вагончики для материалов переправили на заводы для плавления; ларьки застеклили на средства, реквизированные у знати. В стране восстанавливался порядок.

«Зримость порядка», – осадил себя мужчина.

Проблем у них с запасом до преклонного возраста.

За полчаса немудрёной трапезы к нему подступали шесть человек: солдаты, доносчик, младшие министры и подчинённый Элерта. От хлопот за цветком не схорониться – тиба́ остывала, он вникал в рапорты. Мистер Катлер с присоединением затягивал.

Приехал он поздно, вернее, ворвался в номер Азефа всклоченным котом, выдворил его из кровати и выдал в свойственной ему манере: «Эйвилин покинула Сатгрот». Росс поперхнулся слюной, а Элерт добил: «Погибли охранники. Хольм Ландег прикончил напарника». Схематичный пересказ излагал хронологию, не заводя в дебри. Сержанты, прибывшие из тюрьмы, в рапорте фокусировались на расследовании, из которого наклёвывался сюжет сказки для непослушных детей. Восставший труп перевоплощается в монстра, разрывает друга и с воем бродит по крепости – диковинка жанра.

Он бы прописал выволочку следователям за наведение суеты и склонность к фантазёрству, не подкрепляйся версия сбивчивыми показаниями свидетеля. Для наглядности солдаты привезли его с собой – посмотреть, без преувеличения, было на что. В Сатгрот кого попало не набирали. Надзиратели отличались опытностью, ладными физическими данными и крепкой психикой. Виргин, действующий начальник тюрьмы, за обновлённый штаб ручался: люди проверенные. Ни за кем из них не отмечалось предрасположенности к срывам. Вываливавшимися органами их не пронять, ружья под гвалтом взрывов не выпускали. Бывалые.

Красные от лопнувших сосудов белки, тремор, запинающаяся речь в критерии «устойчивости» не укладывались. Мужчина, прописывалось в формуляре, не достиг сорока – седина и морщины прибавляли ему лет пятнадцать. Он озирался, просил не гасить лампу и не изымать у него оружие.

– Вам не угрожают. Закурите?

Азеф положил перед ним коробку сигарилл и отослал солдат «проветриться» к стойке для выдачи заказов. Свидетель с благодарностью чиркнул спичкой – поймал воздух вместо тёрки, выматерился и, поднатужившись, зажёг.

Рот он открыл на четверти скрутки.

– Я, сэр, д-дерьмо видал, но чтоб п-ер-ревёртыш из тр-рупа вылезал… Яяка21 милостивая, чуть не п-помер! Она ев-во по горлу, – он очертил разрез, – он – брык, г-готов! Ружьицо-то я вскинул – п-п-р-ристрелить мерзавку – наш помеш-шал. Б-быс-стрые, с-суки. Не-не приц-ц-целился. Там этот, Х-хол-льм… Д-давай… давай под-дыматься! Я-я ж видал: чик по горлу – к-кровища фонт-таном!

– Дождь лил. Не померещилось?

– Я-я ж думаю: померещилось, ш-што л-ле. Дуло оп-п-пустил. Д-дык у него голова за-зап-прок-кинута, из ло-лоп-паток х-х-хре-реновины торчат. И кр-ряхти-и-ит!

Покусывая сигариллу, Азеф сверился с отчётом: показания от него не отклонялись.

– Что вы предприняли?

Свидетель побагровел.

– Обделался я. Тр-руханул. Он… оно па-парня разломало и на девку пе-пер-рем-ме-метнулось. Ну я-я-я за-за мер-мерлоном у бочек залё-лёг.

Его затрясло. Азеф, упреждая ухудшения, мягко постучал ему по спине.

– Я вас не виню. Не спрячьтесь вы, мы бы лишились троих бойцов. Никчёмный героизм добра не делает.

Бедняга утёр пот платком. Из ноздри у него текло, лохматая борода кое-где собралась сосульками. От невозмутимого мужчины на фото в формуляре уцелела оболочка из типовых параметров.

Азеф соврал: трое ими утрачены безвозвратно.

– С перевёртышем разделалась девушка?

– Н-нет. Её оно с-с-смело. К-ко-костей не соберёшь п-п-после п-по-поцелуя с бру-русчаткой.

«По свидетельству очевидца, неопознанное существо ликвидировано заключённой», – фигурировало в записях.

Несостыковка усматривалась с ходу, но от обвинений мужчина воздержался. Ротозеи, включённые в состав следственной комиссии, второпях не организовали бы повторный допрос – солдат пребывал в шоке, они накинулись на него без предварительной подготовки, выдавили информацию и сослали приводить себя в надлежащий вид. Полицейская закостенелость перекочевывала из эпохи в эпоху и пока что эволюционировать не стремилась. Под грозным оком разыскание истины продвигалось плавнее, нежели под приятельским. Побочные показатели в расчёт не брались: человек от давления на него к выдумкам бывал склонен – изливал в признаниях то, чего от него добивались, вместо фактов.

– Значит, был сообщник? Вы опознали его?

Замявшись, свидетель понизил голос. Знание о ком-то – третьей переменной в их задачке – волновало его почище монстра в солдатской форме.

– Он н-не сообщник. Д-д-демон.

На реплику Азеф грянул стаканом по деревянному подлокотнику. Этот солдат болен – свихнулся от потрясения. Насочинял небылиц и выдавал за чистую монету отборную ересь. Либо вчера спятил мир.

– Вы за кого меня держите? Какой, нахрен, демон?! Он под крышей на жёрдочке куковал, крылья под дождиком намочил?! Феи ночью хороводы в тюрьме не водили?!

Мужчина вытаращился на него. Лепет смешался во что-то бессвязное.

– К-к-клянусь! Д-демон. Из-из те-те-темноты вы-вылетел! Он… она там… п-п-послушайте! Чёрный, м-мо-морда белая! Вылетел! Не-не-не с ней… не-не-не спасал!

Азефу пришлось закурить. Спустившись, Элерт проведёт ему лекцию о том, что друг курит дрянь, и заворчит на вонь: сигариллы он не переносил, чего не скажешь об алкоголе.

Под скрутку соображения раскладывались по полочкам проще. У него в висках трещало: они отпустили принцессу, закопали людей, набрели на очередную неведомую тварь и обзавелись психом в свидетелях.

Банк чудес сорван, господа! Лавочка прикрыта!

– Он Оруилом22 не представлялся? – хмыкнул мужчина.

– К-кто? – не уловил юмора свидетель. – Я не-не-не за-за-запомнил всего. Белое на-на чёрном. Кры-крылья как… как у пере-ревертыша.

Азеф затянулся, выпустил чадное облачко – оно, извиваясь, преобразовалось в кривую.

И закашлялся.

«Подозрительное, сэр? Нет, без происшествий. Хотя… патруль застал Призрака в десятом часу. Сообщил, что нарушает режим из-за поручения капитана Катлера», – докладывал ему старший сержант, присланный Виргином.

– Приведи я вам «демона», опознаете? – полюбопытствовал он.

– Наверное… – опешил солдат.

– Поступим так: вам выписан отпуск, поезжайте к семье. Жена, дети? – свидетель рассеянно закивал. – Отлично. Навестите их, отдохнёте, полечитесь. Проживаете в столичном округе? Нас сопроводите как раз. Следователь оформил подписку о невыезде – для вашей безопасности, для нашего спокойствия. Найдём «демона» – пригласим на допрос. Не уклоняйтесь от него, привод не отменяли. В Тэмпль отчаливаем после обеда. Не опаздывайте.

Он снял с пальто мужчины кармину «купола»23 и выпроводил под надзор солдат. Тиба́ остыла. На рапорте серели разводы от напитка. Неаккуратно выведя пометки на свободном клочке, он ущипнул себя за переносицу. Недосып вырезал зазубрины на нервах.

Скатерть усыпали хлопья пепла. Азеф забарабанил по пачке. Половина. С его темпами до столицы опустеет. Дрянным пристрастием он обзавёлся в ссылке. Мать бранила, рвала, выменивала на хозяйственные мелочи: носки, нитки, уголь – курево в мерзлоте северо-восточных поселений-лагерей бесценнее купюр. Он не бросил – за подработки надсмотрщики расплачивались сигаретами. Умиротворение они приносили, усмиряли издёрганность. Какой бросать…

– Прополощи рот с мылом.

Перед ним приземлилась булочка-плетёнка. На подрумянившейся корочке пекарь выложил узор из голубики.

– Lá aṕṕet, shér immé24, – отвесил ему полупоклон Элерт.

– Я позавтракал.

– Не умаляй мои старания. Мисс Пэнни выманила угощение для тебя у пирожника по моей просьбе. По шестицам они не пекут с ягодами.

– Проштрафились, мистер Катлер, и сладостями искупляете? Не прокатит, – пробурчал Азеф, отламывая кусочек. Аромат стоял восхитительный. – Выспался?

Устроившись с ним на диване, друг подавил зевок. За цветком их не видно – мимолётных слабостей скрывать не приходится. Без подсказок ясно: с отдыхом у них не задавалось в равной степени.

– Нет. По ощущениям кости ломали заново. В кабинете забыл обезболивающее.

Азеф сдвинул брови. О самочувствии Элерт не распространялся: подорванное здоровье восстанавливалось неохотно, увечья зарубцевались, шрамами он запасся на жизнь вперёд – в застенках не деликатничали. Закулисный девиз «Плохо и плохо – пройдёт» он, не стесняясь в формулировках, растолковал «опекунам» на больничной койке. Переживания порождали суету, от которой он открещивался и за которую наделил друзей титулами «куриц-наседок». Их любовная возня с ним одобрения от него не снискала – через неделю они сдались под градом из брани и каламбуров.

Элерт талантливо пускал песок в глаза, отыгрывал почище актёров в театре – люди велись на смену масок, не подозревая за ними подвоха.

У легенд не гнулась спина, не тряслись колени, не приключалось астении. На публике.

Легенды прикрывали ослабевшие, искалеченные пальцы перчатками, хлебали таблетки по рецептам докторов и в непогоду выли в подушку от боли. Вполне по-человечески.

Вынув из кармана пузырёк с надписью «Вильмин»25, Азеф передал его Элерту.

– Твой подчинённый принёс. Не хотел тебя будить.

– Спасибо.

Он откупорил склянку и добавил в чай несколько капель. От острого запаха лекарства Азеф поморщился, но Элерт с невозмутимым видом осушил чашку в два глотка. Затем, не меняясь в лице, открутил крышку фляги и запил горечь вином.

– С каких пор доктора прописывают употреблять лекарства с алкоголем? – хмуро поинтересовался мужчина, выхватив флягу у друга. – Не рискуй.

– Рисковать, дружище, – это по палубе в открытом море без штанов щеголять. А вино, чтобы ты знал, рекомендовано к ежедневному распитию в оздоровительных целях.

– В оздоровительных целях я его реквизирую. Бросай дурить.

– Бросай курить дрянь, – подражал ему Элерт.

Доедали в тишине.

– Что Призрак забыл вчера после девяти во дворе Сатгрота? По твоему приказу.

Азеф разбалтывал на дне гущу от тибы́. Она покрывала грани смазанными волнами. У капитана обязано отыскаться объяснение: отряд – демоны с белыми мордами – подчинялся ему беспрекословно. Показания свидетеля в связке с рапортом не попахивали бреднями – они указывали на конкретного участника, понадеявшегося выйти из воды сухим.

Потяни за ниточку – и клубок развяжется.

– Патруль не с Призраком пересёкся. Со мной.

Складывать слова в предложения человека обучали ещё в раннем детстве. На это неминуемо накладывался отпечаток логического мышления – главного, по утверждению учёных, отличия разумного существа от животного. Поэтому примерно в том же возрасте дети обзаводились умением делать из сказанного выводы – похлеще взрослых, ведь их уста не скрепляли хитрость, вежливость и прочие заморочки. Однако при том, что Росс за тридцать с лихвой мастерски наловчился схватывать на лету и в процессе анализировать, он опешил. Думы, которые расставлялись по полочкам на протяжении получаса, выветрились, и в голове сделалось звеняще пусто. Впервые за несколько недель ему искренне хотелось посмеяться.

– С тобой, – повторил он.

Улыбку он всё-таки с трудом удержал. Элерт смотрел на него до того невозмутимо, что руки против воли тянулись к его плечам – хорошенько встряхнуть. И затем закричать в лицо: «Ты из ума выжил?! Какого беса – с тобой?!». Объяснение у капитана, безусловно, имелось. Непробиваемое, хитроумное – такое, какому обычно нечего противопоставить.

Абсурдности это не убавляло. Ситуация складывалась, мягко говоря, щекотливая.

Пригладив волосы нервным жестом, Росс схватился за пачку курева. Запасы терпения на сегодня приближались к концу. Рекордные сроки – до полудня!

– Надо было убедиться, что Эйвилин благополучно покинет Сатгрот. От неё мёртвой пользы нет.

– Надо было… – эхом отозвался Азеф и, отставив чашку, свирепо надвинулся на капитана: – Ты что творишь? Как это понимать?

Элерт постучал по рапорту:

– Всё дело в Партлане. И фальшивой мисс Черлот – по большей части в ней. – Росс вздохнул, не скрывая раздражение. – Кто-то придумал легенду о магиструме по фамилии Черлот, составил ориентировку «от» и «до», подсунул её в «особый контроль» с припиской «опасна, задержать» и устроил девушку в соседние камеры с Эйвилин. Ты не находишь это подозрительным?

– Я каждую секунду своего грёбаного существования нахожу подозрительной! – рассерженным полушёпотом выдал мужчина. – Ты проводил арест. Кто её в ту камеру поместил? Просвети, будь любезен. Можешь начать с главного: почему ринулся её задерживать? Не припомню за тобой охоты гоняться за заурядными магиструмами. С приписками, без приписок – они одинаково опасны. Почему она? Ты сразу догадался, что Черлот – самозванка?

– Нет. Так совпало, – ответил друг без запинки. – Мы сдали её конвою и на том расстались. Вроде бы рядовой случай, и, очутись на моём месте другой, никто бы ничего не заподозрил. А я контролировал обучение гвардейцев при империи. Я знаю, по какой методичке учили драться в армии. И, поверь, она по всем пунктам мимо.

Царапина на его шее заживала. Через полторы недели от неё следа не останется, но, увидев её свежей, ещё кровящей, Азеф с внутренним содроганием подумал: не увернулся бы – лишился жизни. Убивать их беглянка умела легко, искусно – на то же умозаключение наталкивали показания свидетеля.

В лагерях постоянно случались потасовки. Нечеловеческие условия севера озлобляли людей, выбивали из них мягкосердечие, вкладывали в ладони ножи – кому для самообороны, а кому для грязи и подлости. Мальчишки, бывало, дрались насмерть из-за грубого, сгоряча брошенного слова; взрослого резал лезвием под подбородком вчерашний товарищ – ради тёплого местечка, обещанного надсмотрщиком. Смерти входили в обыкновение. Никого не удивляли мертвецы, обнаруженные утром под забором, – поселенцы только присаживались на корточки перед ними, чтобы убедиться, не их ли это друг или родственник, и, вздохнув, шли дальше.

Азефу тоже приходилось убивать – чаще, чем он бы того желал, но привыкнуть так и не сумел.

– Я пока что ни дрэга не понимаю, – признал он, надавив пальцами на веки. Пульсация смещалась к центру лба.

Элерт оттянул воротник шинели. Его дыхание учащалось, щёки рдели, лихорадочно блестели расширившиеся зрачки. Лекарство действовало. В течение часа жар уймётся, и боль отступит до вечера. К ночи разразится приступами – друг вновь возьмётся за пузырёк… или нет. Предписания врачей он соблюдал всё халатнее.

– Наша «мисс Черлот» работает на кое-какую столичную контору. Наёмники. За убийства берутся редко: в основном долги трясут, разыскивают чьих-нибудь беглецов, пропавших, документы подделывают, спекулируют на бирже и далее по списку. Формально… не прикопаешься.

– Ты же как-то выяснил, – неодобрительно фыркнул Росс. – Подозрения недостаточно?

– Будем честны: ни ты, ни я не заинтересованы в исчезновении старых наёмников. Нет смысла их прикрывать: расплодятся новые, мы не уследим, а молодёжь приструнить сложнее. У них ни законов, ни традиций, ни порядка. – Он сжал сукно на груди и ссутулился. Дотронувшись до его лба, Азеф нахмурился. Складывалось впечатление, что организм день за днём яростнее сопротивлялся вливаемому в него снадобью. – Попросил Осгюра отменить курс. У меня мозги скоро расплавятся от этой штуки.

Он тряхнул головой, прогоняя туман. Вынул из кармана зажигалку, но, прикинув «за» и «против», убрал.

– Из примечательного. Около двух месяцев назад некое заинтересованное лицо заявилось в столичные конторы с контрактом на поиск членов императорской семьи. Без конкретики. Любых. За огромные деньги.

– Не вижу связи с Партланом. У нас немало страждущих аристократов. Я бы сначала подумал о Первом министре.

Сказал – и сразу пожалел. На скулах Элерта заходили желваки.

– Он не высунется. В его интересах как можно быстрее затеряться за границей. Пусть побегает. Я его и там достану.

Он положил перед Азефом имперскую монету. Мужчина поднёс её к глазам. Золотая, с гербом Арвелей на обороте. На гурте красовалась надпись: «ЧМД П.».

– Партланы единственные в Сорнии обладали привилегией проставлять свой знак на монетах.

– Она могла оказаться у кого угодно. Они торговлю вели.

– Не спорю. Однако наш заказчик оставил в качестве предоплаты золото партлановского монетного двора. В несколько тысяч румилей. Я в совпадение не верю. Наверняка он.

– Решил подстраховать авторитет голубой кровью? Умно. Видимо, его иностранные «друзья» требуют ставку посолиднее, чем он. Зачем им разбрасываться деньгами, оружием и громкими заявлениями, если на трон посадить некого.

Элерт многозначительно хмыкнул.

– По-твоему, выманивать его на Эйвилин – хорошая идея? Не слишком ли рискованно? – с сомнением уточнил Росс.

– Я готов взять ответственность за любой исход, – прозвучало уверенное.

Паршиво, куда ни посмотри. Патрульные застали его – подставного «Призрака» – во дворе, и, проболтайся охранник о «демоне», подозрения падут именно на капитана злополучного отряда.

Настроение друга об озабоченности не говорило.

– Командующий Росс! Сэр. Мистер Катлер!

Солдат из сопровождения стукнул каблуками сапог и отдал честь. Его растрёпанный, взбудораженный вид не оставлял простора для фантазии: он бежал.

– К чему срочность, сержант?

– Сэр, свидетель… он повесился.

Глава 6. О прошлом

Перед аркой, ведущей на тренировочное поле, вилось порядка полусотни человек. С прошлого испытания претендентов заметно поубавилось: сказался высокий проходной балл на заключительный этап экзаменации. Имелись и такие, кто саморетировались, прочувствовав на себе предстоящие тяготы службы. Осуждать их не поворачивался язык: свора командиров в белых воротничках намудрила задания на грани человеческих возможностей. Дотошный подход оправдывался вакантными должностями: набирали не солдат-ротозеев для службы в армии, а стражу на Парящий Двор. В обитель императоров Сорнии по понятным причинам принимали лучших из лучших. Ни происхождение, ни связи не спасали от участия в отборе; с красным штампом «провалено» равно могли уковылять что простолюдины в дырявых носках, что напомаженные дети аристократов. За взяточничество, вопреки обычному, карали по наивысшей строгости закона: на помост – и петельку на шею. Этим людям предстояло надеть идеальный мундир охраны и встать на защиту венценосной семьи – просчётов в их подготовке, погрешностей в навыках не допускалось. Они несли крест живого щита. Блестяще вышколенные. Безукоризненно верные.

Среди оставшихся кандидатов преобладающая масса носила форму Высшей Военной Академии. Их лица выражали идентичную эмоцию собранности, они не вступали в диалоги с соперниками и не мерили шагами пяточки земли в приступе паники. От них следовало ожидать предусмотрительности: прибыли на место заблаговременно, «прощупали» площадку на изъяны, размялись, приноравливаясь к силе потенциальных противников. Пары составлял Шар – беспристрастное устройство эфекторов, которое при касании начертало на ладони случайный из заданных номеров. Совпадение определяло стороны спарринга. Кристальная чистота процесса. Ни в предвзятости не обвинишь, ни в необъективности.

Офицеры, сгрудившиеся в центре поля, поглядывали на курсантов с одобрением. Другие участники, чудом добравшиеся до финала, – пугливо или разочарованно. Они себя похоронили, эти люди. Мизерный шанс на победу уничтожался сухой оценкой фактов: самоучке с воспитанником выдающихся учителей-военных не сравниться. Тем с детства внушали, что их отец – бой, что их мать – ружьё, братья и сёстры – тактика да стратегия. Муштровкой закалялась психика, строевыми учениями – тело. Им не с кем тягаться здесь, кроме бывших академических товарищей, и они прекрасно осознавали столь приятное обстоятельство.

Девушка, прислонившаяся бедром к столбу, пронаблюдала за тренировками всё утро, но нервозность не демонстрировала. Её сонливая расслабленность привлекла какого-то сержанта: проходя мимо, он счёл нужным сделать ей замечание за «неподготовленный вид» и «несерьёзное отношение» к ключевому экзамену. Под его осуждающим взглядом она сжалась, симулируя раскаяние, и залепетала уверения в обратном. Фальшивое смущение сработало как по маслу: мужчина смягчился, даже похлопал по плечу для ободрения. В жесте между строк читалась снисходительная жалость: «Проходной материал. Сегодня она побежит плакаться домой».

Больше её не беспокоили.

Плотный занавес мглы растворялся под нажимом мороза. К липкому дёгтю неба приклеились звёзды. Они возникали в хаотичном порядке, заполняя высь вязью созвездий. Рожки лун, Примы и Алиуса, смотрели в противоположных направлениях – что поруганные супруги в кровати. Или проклятые влюблённые, которых боги обрекли коротать вечность рядом, но не обладать мочью прикоснуться. Рвись с волшебной цепи, обдирай криком горло – не смилуются, не ослабят поводок. Раз в двадцать два года замки кандалов истирались, и Прима погружалась в объятия Алиуса. Смазанный поцелуй, упоительная нега встречи – у их счастья короткий срок. Боги, разбуженные громом сломанных звеньев, отливали замки крепче старых, не внимая горю влюблённых. Напрасно пыжились! Через двадцать два года история повторялась. Ничто не убавляло любовь лун.

Девушка пожевала травинку. Люди обожали грустные легенды. На севере, где небесные светила достигали замка по размерам и ночь держалась девять месяцев из одиннадцати, в сказках ютилась душа. Юг-педант сводил их концовки к морали. Север пускал сюжет по течению, призывая слушателя не вычленять тайные смыслы. Он просил поверить. Старуха-сказительница – сморщенная, словно изюм, карга с клюкой – так и обрубила подковырку: «Не выдумывай! Вы, южане, смотрите подтекстами, когда надобно смотреть сердцем». От её непритворного роптания с девушки сдуло ухмылку. Не нашлось чем парировать, поэтому она передвинулась за камин, чтобы дослушать пожилую женщину не под прицелом укоризненных очей. Рассказывала она красочно, эмоционально, захватывала в плен низким тембром – не оторваться. Дрова пыхали искрами, придавая ей чего-то колдовского.

В итоге разбредались по комнатам гостиницы затемно под вой метели и привкус ожившего чуда.

– Сержант Родслоу прав. Вы не собраны.

– Я слышала, как вы подошли, – девушка бегло изучила одежду мужчины на предмет знаков отличия и дополнила, не обнаружив никаких: – сэр.

– Не запомнили звание? А фамилию?

Он сел на бревно, взмахом пригласив присоединиться к нему. Полы серо-синей шинели очутились на снегу, обещая принять непрезентабельный вид; красный отворот обледенел – он постоянно поднимал его в попытках согреться. В уголке губ темнела ранка от треснувшей на морозе кожи. На коленях лежал кивер26.

Девушка помедлила.

– Не запомнила, – признала она. Мужчина усмехнулся. – До последнего не верила, что далеко продвинусь.

– Вы, видимо, оптимистка.

– Откуда узнали? – поддержала его тон она.

– Чутьё, – постучал он по кончику носа, не без довольства отметив, что она всё-таки примостилась сбоку от него.

Позицию он занял выигрышную: приоткрытая воротина загораживала его от курсантов, завал из мишеней, деревяшек, прочего барахла прикрывал от офицеров – ни подобраться, ни уличить в «симпатиях». Негромкая беседа ни о чём в этом гвалте пересуды не спровоцирует: её банально не разберут.

«Ни о чём», – повторила девушка пробежавшую мысль. Незнакомая дотоле неуверенность кольнула под ребром. Не стоило обманываться безмятежностью мужчины. Под флёром дымного аромата тщательно загримировали дух, который она распознавала с ходу. С ним, парнем без погон, водиться губительно. От безделья такой с болтовнёй не привяжется.

– Вы не боитесь?

– Чего? – поинтересовался он. Вопрос получился несколько шепелявым: в его зубах была зажата стянутая перчатка.

– Я мечу в стражу императора, вы судите испытания, – пояснила она, нарисовав носком сапога полукруг на снегу. – И ни с того ни с сего приходите пообщаться, как со старой подругой. Подозрительно, согласитесь.

Мужчина подул на окоченевшие пальцы, принялся растирать их. На сгибах – ясная ночь ничего не утаивала – застыла кровь.

– Не соглашусь. Я сегодня не судья.

– Вы тащились тысячи миль, чтобы побыть зрителем? Это ещё подозрительнее.

На её гримасу он отреагировал лёгким смехом. Вытянувшись в струнку, девушка высунулась из-за нагромождения инвентаря: забавы забавами, а, заметь кто, прилететь им могло по самое не балуйся. Убеждённость офицера в безобидности их посиделок ей не передавалась.

К облегчению, ни одного из собравшихся не привлекал захламлённый закуток.

– Вашу мнительность не провести, мисс Тэйт, – постулировал непрошеный компаньон. – Мой отряд сопровождает министра Калвага. Он справа от вице-губернатора, если вам интересно.

– С усами?

– С усами как раз вице-губернатор. Вам не приходилось видеть министра внутренних дел в столице? Он присутствует на каждом публичном мероприятии.

– На праздниках меня волнуют не толстые министры, – сказала девушка, дочерчивая на снегу шестой овал. – Я хожу на них за алкоголем по скидке и едой.

Договорив, она до того громко сомкнула челюсти, что он уставился на неё с издёвкой – не с осуждением, хотя она только что оскорбила высокопоставленного уважаемого человека.

– Вы императора-то с Первым министром не спутаете?

– Император в короне. – Она замялась, уловив его выразительный взгляд. – Нет?

– Осечка за осечкой. Я начинаю волноваться, мисс Тэйт. Вас, случаем, не монсвели27 под горой воспитали? Для человека родом из Тэмпля вы поразительно не осведомлены.

«Зато ты навёл обо мне справки», – говорила её напряжённость.

Занимательный тип. Перед площадкой собралось сорок девять испытуемых. Двадцать пять из них завтра посетят торжественный приём в доме вице-губернатора в честь победы, им вручат легимы – документы под гербовой печатью, удостоверяющие право зваться стражами Парящего Двора, подарят ножны под эспадроны. Отчего он завёл разговор именно с ней? В Академии не училась, родословной не вышла, внешностью на красотку не тянула. Откровенно не за что зацепиться. На минувших экзаменах он заседал в комиссии и не выказывал ни к кому благосклонности: комментировал одинаково справедливо, не стеснялся отпускать подначки, с коллегами выдерживал почтительную дистанцию. В обществе накрахмаленных рубашек и шитых камзолов он, затянутый в чёрное, выделялся, как соловей на ветке с синицами. Не запомнить его было невозможно, однако имя – незатейливая вещь, представьте себе! – воровски улизнуло из головы.

(нет же, нет! оно срослось с ней, поселилось под сердцем, переливалось по венам! оно взывало к ней, продираясь через… она не могла его потерять… не могла… где же? где!..)

По низине прокатился раскатистый голос барабана. С балки под навесом сорвалась летучая мышь. В неуклюжем, неровном побеге от шумных людей она врезалась в шапку снега на столбе, скинув на мужчину. В свечении лун хлопья посыпались на него невесомыми самоцветами – пласт поплотнее нелиричной горкой приземлился на макушку. Офицер смахнул её, обжигаясь колкими кристаллами. Девушка, со свистом выдохнув облачко пара, сунула ему перчатки.

– Наденьте! Больно смотреть.

– На разминке вас это не будоражило. Чем меньше на мне одежды, тем меньше от вас заботы? Я учту.

Она не подала вида, что тронута шпилькой. Для лучшего обзора за утренней тренировкой она вскарабкалась под козырёк сруба – в вязкую темень, в которой не разогнуться и не различить силуэта. Небо, задёрнутое хмарью, упеленало природу в смольное покрывало; фонари не доставали до её укрытия. С точки зрения шпиона-любителя, не придраться – безупречное убежище для слежки.

– Тьма – ваша подруга? – проронила с полуулыбкой. Как и она – до безобразия поддельной.

Мужчина, уже поднявшийся и отряхнувший шинель, заговорщицки наклонился к ней. От непредвиденной близости она не увильнула, не отодвинулась: замерла, скованная пронизывающей синевой. Гордость-злодейка распорядилась не тупиться – в ущерб роли, в угоду натуре. Девушка выжидала. Он всё не делал завершающий ход, пока барабан не разразился громом во второй раз.

– Моя жена, – ответил он, постучав по кольцу на среднем пальце левой руки, и собрался было покинуть пристанище, когда она, подскочив, спросила:

– Зачем вы вообще со мной заговорили?

– Вы не собраны, – напомнил он свой же упрёк. – А я на вас поставил.

Она хихикнула не сдержавшись и зажала рот, проглатывая подступающий хохот. Имя ей – Паранойя! Понастроила предположений, напридумывала теорий заговора! Всё-таки волнение брало над ней верх. Или офицера окружала своеобразная аура, вызывавшая в ней необъяснимый диссонанс. Собеседника он прощупывал словами, припудривая мозги непринуждённостью, без скальпеля вскрывал нутро и одновременно приглашал внутрь себя: рассматривайте, любуйтесь да не запутайтесь в дверцах, иначе провалитесь и расшибётесь насмерть.

– Вы сумасшедший, – высказалась девушка наконец. – Опрометчивое расходование денег выставляет вас не в выгодном свете.

– Впервые слышу, чтобы кто-то называл себя «опрометчивым расходом», – вскинул брови он. – Поработайте над самооценкой на досуге.

Ей бы смутиться, покраснеть, как полагается всякой юной особе под напором мужской игривости, да под стереотипы о сопливых девчонках она, к сожалению, не подпадала. Метко брошенные зубоскальства возымели обратный эффект: девушка приблизилась к офицеру вплотную и выдохнула ему в губы:

– Открою вам секрет: женщины любят нежность. Остроумие не приведёт в вашу постель ни одну приличную даму.

Его покрытые инеем ресницы дрогнули.

– Пока что я лицезрю не женщину. Вы моя ставка, мисс Тэйт. После церемонии я обещаю… – он ненадолго замолчал, смакуя её реакцию, – быть с вами нежнее.

У порядочной юной особы не подобралось бы конструкций для описания возмущения вульгарностью мужчины. У неё, скаковой лошадки в Большой Гонке, чей инстинкт самосохранения приглушила острая потребность заткнуть наглеца (какими бы статусами он ни обладал), с формулировками трудностей не возникло.

– Не смею гарантировать того же.

Судя по плутовскому выражению лица, интонации вызова пришлись ему по вкусу.

– Договорились.

Он удалился аккурат под третий бой. Девушка, сердясь на задержку, перескочила через груду инвентаря: выйти с противоположной стороны – не позволить никому надумать лишнего. В строй она вклинилась среди опоздавших – в последнюю шеренгу, поле зрения для которой ограничивали широкие спины соперников.

Испытание начиналось с минуты на минуту. Штаб-адъютант – рябой человек средних лет, отличающийся пышными усами, – зычным голосом зачитывал списки. Участник, чью фамилию озвучивали, подходил к Шару и обзаводился собственным номером. Элементарность процедуры не избавляло весь процесс от затянутости. Что сложного? Пощупал устройство – встал в колонну. За ним второй. Третий. Конвейер раздачи цифр. Умудрились же превратить его в тягомотину.

Приподнявшись на носочках, девушка нашла среди офицеров новоявленного знакомца. Он застёгивал ремешок кивера – боролся с ним, если на то пошло – и, прерываясь на бормотания (вряд ли цензурные), разговаривал с мужчиной из комиссии. Тьма не помешала узнать его собеседника: Вильм Берг был знаковой фигурой для империи. Военный советник Его Величества, гений стратегии, он снискал славу после победы в войне с Барусландом. Человек, вписавшийся в историю при жизни благодаря острому уму и поразительной собранности в условиях краха Западного фронта, не распрощался с авторитетом и на шестом десятке. Его возносили в армии, любили в народе и прислушивались к советам при Дворе, потому то, как держался с ним младший офицер, смотрелось до дикого фамильярно.

Не мужчина, а находка для потрясений: развлекается ставками, разбрасывается намёками, панибратствует со старшими. У Империи до того худо с кадрами, что она готова присвоить чин повесе? Смехотворно.

Девушка сдула с глаз прядку. Людей в строю поубавилось: половина из них уже разделилась на пары.

– Джен Тэйт!

Вдруг вспотели ладони.

(о чём переживать? всё заранее решено, просчитано. поезжай по накатанной: план проработан до мелочей)

Она понимала, что произойдёт дальше. Неудача её не страшила: бесово отродье, этот сладкий мальчишка-военный, не прогадал, верно вычислил потенциал «серой мыши». Среди соискателей – равно курсантов, равно прочих – конкурентов ей не встретилось. Они могли дать ей фору в знании истории, военной науки, владении ружьями (видят боги: она не выносила длинноствольного стрелкового оружия), но сравниться в рукопашном, где гибкость, внимательность и хитрость превалировали над качеством обучения, – нет. Влияла на то и опытность: в отличие от них – в большинстве зелёных юнцов – ей довелось испробовать навыки не в одной драке. В реальности правила отсутствовали – победа оставалась за выжившим или уцелевшим. Практика доказывала: кабинетным выкормышам сложновато перестроить мозг с заученной последовательности на действие по ситуации. Они привыкли подчиняться – она приноровилась руководствоваться здравым смыслом.

На ощупь механизм был гладким и тёплым. «За грелку сойдёт», – подумалось некстати, и воображение живо выдало образ офицера, обнимающего шар бедными, израненными холодом руками. Вот уж кому пригодилось бы.

Мысль сбилась болезненным жжением ладони. Девушка прошипела что-то нецензурно-невнятное и, отнявшись от устройства, обнаружила на коже цифру четырнадцать. По приметам народов востока она сулила неприятности, для бестий она служила колдовской печатью, этаким проклятьем для особо провинившихся. Не зря в Немир28 вело четырнадцать дверей, которые сторожило такое же число Хранителей.

Она улыбнулась причудливости судьбы. Штаб-адъютант уже диктовал фамилию следующего участника, так что девушка пристроилась в хвосте крайней колонны.

В напарники к ней распределяться не спешили. Список переместился на следующую страницу, огласил оставшиеся имена и оборвался торжественным гласом трубы. Всё тот же усач поправил очки, принял от помощника ламинированную грамоту и приступил к декламированию правила поединков. Их поменяли с прошлого набора: ограничения, кроме очевидно рискованных для здоровья, убрали, предоставив свободу фантазии и умениям, разрешили претендовать на право дополнительного тура при условии наличия вакантных мест. Тенденции масс попали на блюдце царственного дома: грязная борьба с уличных арен перекочёвывала на площадки для подготовки солдат и в заведения для сливок общества. Порадоваться бы, что не придётся сдерживаться, да пустующая позиция с левого бока пока что мешала проникнуться предварительным позитивом.

Дождавшись разрешения задать вопрос, девушка выступила из строя. От напряжения затекли плечи: держать осанку подолгу она не научилась. Штаб-адъютант осмотрел её внешний вид перед тем, как кивком дать добро на открытие рта. Что поделать: армейские порядки будут сопровождать до «отставки», надо вклиниваться и подстраиваться.

– Господин лейтенант, мне не досталось человека. Сам с собой на кулаках, понимаете ли, не поборешься.

Мужчина пригладил ус. Стёклышки его очков отражали оранжевые огни фонарей, походя на два прожектора.

– Верно подметили, Тэйт. Утром из-за перелома с испытания снялся Уиллис. Резерв в дороге задержала метель. Скажем, вам повезло. Комиссия постановила, что участнику без партнёра дозволяется выбрать себе в… компаньоны любого из присутствующих.

Девушка не растерялась.

– Любого?

– На ваш вкус, Тэйт. Выбирайте с умом.

Она развернулась на пятке правой ноги к членам комиссии и гостям и, приставив другую, поклонилась.

– Господин офицер, окажите честь!

Установилась ошеломляющая, гробовая тишина. И в ней, преодолев эффект неожиданности, рокотом заговорил гулкий смех человека, которому она дерзнула бросить вызов. Через секунду его подхватили Берг, губернатор, сержанты. Министр сдержанно покачал головой. Соперники наперебой забубнили, создавая какофонию.

Бедняга штаб-адъютант, промокнув платком виски, окриком угомонил обсуждения.

– Соблюдайте приличия, Тэйт. Я не имел…

– Бросьте, лейтенант Пелл. Не отчитывайте. Сказанное обратно не загонишь, – вступился за неё офицер. Он поклонился министру. – Позволите удовлетворить скромную просьбу?

– Конечно-конечно. Мистер Берг тоже не возразит.

– Благодарю.

У девушки дрогнули колени. От предвкушения – адреналина – зашумело в ушах.

(тебе с ним не совладать. для чего на рожон полезла?.. придерживайся плана, сумасшедшая!)

Мужчина расстегнул кивер (вздохнул тяжко-тяжко, предчувствуя, что надеть обратно всё равно придётся), передал его помощнику. Шинель, китель и рубашку закинул на человекоподобную мишень для лучников. Высокопоставленные лица тем временем занимали стулья на террасе сруба. Над территорией установилась атмосфера грандиозного шоу.

– Зря, – прокомментировала главная звезда вечера, поравнявшись с девушкой. – Вы сильны, не спорю, но об меня сломаете зубки.

– Вы поставили на мою победу. Почему бы не поддаться ради денег?

– Авторитет на монету не разменивается. Разминайтесь. Вам несладко придётся.

– Вам тоже, – ощерилась она. – Хорошенько разогрейте мышцы: мне бы хотелось посмотреть, как вы сдержите слово о нежностях. С травмами возникнут трудности в реализации.

– О, я управлюсь, – бархатисто возразил он.

Тело – превосходная работа над собой – не оставляло для неё вариантов, с чем именно справляющимся она жаждала его увидеть.

За пять минут до боя она очистила голову от ненужного, прокляла несдержанность и натёрлась специальной мазью, защищающей от холода.

Прозвенел гонг. Офицер вышел вперёд, заняв стойку в центре огороженного круга. Девушка приняла зеркальную позу напротив него. Где-то под ключицами схватывало волнение.

Новый сигнал объявил о поединке. Несколько мгновений оба противника не шевелились, словно испытывали друг друга на прочность. Она видела его на тренировке и не тешилась ложными соображениями на его счёт. Он изучал её – и растягивал удовольствие перед рывком.

Первой атаковала девушка. У среднего роста перед высоким преимущества явные: чем ты мельче, тем поворотливее. Подступила быстро, но не попыталась нанести удар спереди – проскользнула под его локтем, провела ребром ладони по лопаткам и нацелилась в большой ушной нерв: упасть не упадёт, а оглушение заработает. Мужчина, раскусив её намерение, пружинистой походкой отшагнул вбок и назад, очутившись уже у неё за спиной. Тычок – не болезненный, зато ощутимый – пришёлся на плечевой сустав. Девушка отшатнулась: неудача открывающего хода не изменяла расстановку сил – раздражала. Она блокировала его выпад, не повелась на ложный, в отместку пнула по голени. Красивое лицо скривилось от ощущений – ухмылка, точно приклеенная, с него не сошла. Он снова переместился в сторону – она отпрыгнула. Волосы липли к взмокшему лбу. Зрители галдели.