Рота, подъём! Смешные и не очень истории от Советской армии

Побег Кеши Умуркулова. Часть 1

Лето восемьдесят третьего года. Дежурный по роте, москвич Гоша, лениво бродит по расположению. От входной двери до Ленинской комнаты метров пятнадцать. Жарко, полдень воскресенья. В расположении только трое. Он и два дневальных. Один, тоже, как и Гоша – "дед", другой – "молодой", казах Кеша. Конечно, он не Кеша. То ли его звали Кадырбек, то ли Касымбек, как -то так. Но в батальоне он был Кеша. Все трое буквально изнывали от безделья. Рыжий Петруха стоял на тумбочке. Кеша смотрел с тоской в окно, Гоша измерял шагами расстояние от двери до двери. Внезапно он остановился, посмотрел на Кешу, на его лице заработала мысль и он произнёс:

– Кеша, дуй в чипок, вот тебе таньга. Купишь пачку "Примы" и спичек. Тут, как раз, на это всё. Чеши скорей. "Стратег" (старшина роты) мне запретил нос на улицу высовывать, чтобы я не нарвался ни на кого и снова на губу не сел.

 Кеша оторвался от своего занятия, взял деньги и вышел. Надолго, как оказалось.

 Прошло около часа, Кеши всё не было. Гоша встал на тумбочку и попросил Петруху сходить в магазин, который располагался на территории части. Петруха вернулся через десять минут и сказал, что Кеша в магазин не заходил. Гоша задумался и поменявшись с Петрухой местами, вышел – таки на улицу. Дошёл до чипка, по пути пытаясь узнать у встречающихся бойцов что -то про Кешу. Батальончик у них был маленьким, поэтому все всё про всех знали. Кто – то сказал, что видел Кешу, который стоял возле магазина, но внутрь не заходил. Кто – то сказал, что Кеше кто – то дал денег по пути и попросил что – то ему купить. Всё. Пропал казах. Как испарился. Гоша прошёлся по двум постам караула – результат тот же. На КПП Кешу не видели. В общем, исчезнуть из части с концами, незамеченным, было практически нереально, но Кеша умудрился. Вечером, на поверке, Гоша по всей форме доложил начальству, в лице едва стоявшего на ногах и рыгающего помдежа, прапорщика Ящука,  об исчезновении рядового Умуркулова. Помдеж доложил об этом капитану Королёву, лежащему без явных признаков жизни на топчане в дежурке, вследствие чего был послан в хлам пьяным вышеозначенным ответственным лицом "к…и на…", да ещё и "в…". На этом, все воскресные "бдения" и "прения" закончились. А вот ротному, докладывать не стали, так как, зная о его вздорном характере, опасались принятия им идиотских решений, которые спустя короткое время, были всё – таки приняты. После доклада ему, разумеется. Стратега до понедельника не отважился известить никто… Были причины. В гневном состоянии, старший прапорщик Редько, Дмитро Гаврилыч, мог заехать в душу так, что тот, кому это перепадало, запросто отлетал метров на восемь… С отрывом ступней от земли.

 В понедельник, вторая рота построилась на плацу. Ротный, капитан Ганихин, был краток:

– Съе…лся один м…ак. Слушай мою команду. Бросили все дела и мухой в город. Чтобы к вечеру нашли! Кто придёт без него – сразу на гауптвахту! На девять, а то и двенадцать суток засажу! Всё! Исчезли!

 Стратег не успел ему сказать о том, что:

– Тики шо вин выдав двадцати пьяти оглоедам месячное денежное довольствие.

 Толпа с гиканьем сорвалась с места и мгновенно исчезла из поля зрения ротного командования. Ганихин с ужасом смотрел на Стратега, который именно в тот момент, когда исчезло из вида "копыто Чёрта", бежавшего за своим лучшим другом Колобком, начал ему докладывать о выдаче денег. Стратег замолчал. Им обоим было не по себе.

Побег Кеши Умуркулова. Часть 2

За воротами части, поисковая команда разбилась на несколько групп. В каждой из них, обязательно, присутствовал Кешин земляк – казах. К Чёртово – Колобковой группе присоединилось двое – Эдик и Обезьяна. К паре Гоши и Петрухи – Аяпыч. Даулбаша влился в команду под предводительством Собаки. Хоть Даулбаша и был из другой роты, но его старшина дал добро Стратегу на припахивание своего солдата. Всё. Бойцы разбежались по городу, как тараканы.

 Гоша, Петруха и Аяпыч двинули в сторону малой Родины одного из лучших пилотов Второй мировой войны. А именно – в село, под названием Абражеевка. В нём родился и провёл детские годы Иван Данилович Кожедуб. Топать пришлось по страшной жаре около пяти километров. В середине пути Аяпыч присел и снял сапог. Гоша глянул:

– Амба. Султан. Топай назад. Иди лучше босиком. Стёр ногу прилично.

 Аяпыч снял второй сапог, вздохнул и повернул назад. Гоша и Петруха потопали дальше. Шли мимо соснового леса, из недр которого шла жуткая химическая вонь. Дело в том, что отходы от производства фото и киноплёнки с комбината "Свема" вывозили в этот лес и выливали в вырытые гигантские песчаные карьеры. В общем – вся обстановка напоминала жуткое будущее. Высохшие деревья на несколько сот метров вокруг и два огромных чёрных озера, выглядели удручающе. Парни очень быстро проскочили этот отрезок пути и приблизившись к окраине села, увидели сидящего под забором, в виде плетня, аборигена, который держал в одной руке бутыль с мутной жидкостью, а в другой, круг домашней украинской жареной колбасы. Надо ли говорить о том, что два гвардейца сразу же положили глаз на съестное сокровище. О том, что находилось в самой бутыли, даже и гадать не приходилось. Настолько уверенный самогонный запах шёл от её обладателя. Поднялась лежавшая на груди патлатая нечёсаная голова, открыла глаза и после длительной паузы потресканые губы вытянулись уточкой и раздался первый звук:

– Уууууу....

 Затем, рот раскрылся и последовал хриплый, какой-то надтреснутый вопрос:

– Бойцы, пить будете?

 Гоша с Петрухой присели на жухлую траву. После того, как была прикончена эта литровая бутыль самогонки, вся троица пошла в центр села. Подойдя к памятнику солдаты сняли пилотки и постояли молча несколько минут в полной тишине.Раздался окрик:

– Гоша! Ты!?

 Гоша обернулся и увидел двух своих сельских приятелей – Сашко и Васю. Подойдя к ним, поздоровался и задал вопрос:

– Хлопцы, вы тут парнишку в форме, солдатика – казаха, не видели?

 Парни отрицательно покачали головами. Потом, Вася сказал:

– Если бы и увидели, напоили бы, покормили, а потом, один хрен, назад к вам отправили. Чего ему тут бегать? Сбежал?

 Гоша кивнул:

– Вот, послали искать.

 Сашко подмигнул:

– Да хай ёгхо бис! Пийдэм до ставка. У нас, учёра свадьба отгхуляла!

 И Гоша с Петрухой пошли с Васей, Сашком и шатающимся первым встреченным ими аборигеном, в сторону сельского пруда. И потом, всю ночь, они целой компанией предавались безудержному обжорству и пьянству. Благо и выпивки и закусок после свадьбы оставалось чуть ли не на целый полк.

 Утром, похмелившись, получив от парней целый вещмешок всякой съестной всячины, парочка двинула в обратный путь…

Побег Кеши Умуркулова. Часть 3

Дотопав до части, парочка зарулила на КПП. Дежурил Ванька из взвода связи. Он был изгнанным за какие – то прегрешения курсантом Киевского училища связи. Вообще, в батальончике собрался самый что ни на есть сброд со всего округа. Отребье, как думалось многим отцам – командирам. Но это отребье, на минуточку, занималось такими вещами, как: разминирование окрестностей (много было со времён войны в лесах Сумских и Черниговских всякой всячины разбросано) и строительством переправ, как временных, так и постоянных, для близлежащих городков и сёл и подрывами весенних рек, для ледохода. Да много ещё чем полезным. Но так уж повелось в Черниговской армии, что Шосткинский инженерно – сапёрный батальон, (количество около ста сорока человек личного состава) – это сборище откровенных раздолбаев. Ну да бог с ними, с хулителями. Дневальным же, к удивлению парочки полупьяных "ищеек", оказался Аяпыч. На недоумённый взгляд Гоши, Султан ответил:

– Все уже разбежались. Первая рота в карауле, третья – на дальнем полигоне НЗ, технику обслуживает. Вот меня, с натёртыми ногами, сюда к Ваньке и отправили. Гоша. Ганихин и Стратег на плацу стоят и всех, кто из города приходит, прямиком на губу отправляют.

 Гоша вздохнул, снял ремень, кивнул Петрухе "мол, снимай свой тоже" и посмотрев по сторонам, как бы прощаясь на время с относительной свободой, сказал Аяпычу:

– Султан. Здесь (он показал на вещмешок)жратва и бухло. Как только нас посадят, звякни Андрей Иванычу и скажи, чтобы он нам в камеру через окошко передал всё это.Себе отгрузите что – нибудь с Ванькой.

 Произнеся это, Гоша кивнул Петрухе и они, выйдя из КПП, направились мимо штаба в сторону плаца. На плацу стояли –  ротный Ганихин и старшина роты, по прозвищу Стратег. Лицо ротного было злым и колючим. Стратег же смотрел отстранённо. Он мыслями был ещё в своём родном селе, откуда его буквально вырвали. Не злой был, одним словом. Ганихин молча показал рукой в направлении батальонной (к тому же – гарнизонной) гауптвахты. И парочка, изобразив вид провинившихся собак, очень медленно потопала в глубь территории части. На губу.

Войдя во двор караулки, Гоша и Петруха были встречены начкаром, прапорщиком Петренко. Он коротко бросил:

– В общую. К тем м@дакам, которых менты всю ночь ловили!

 Зашли в камеру, в которой находилось уже тринадцать бойцов. Кто – то сидел на корточках, кто – то просто валялся на голом бетонном полу. Стоял жуткий запах перебродившего алкоголя, потных ног и кишечных газов. В общем – вонища была невыносимая. Гоша присел задницей на пол, облокотился спиной на стену и спросил подававшего признаки жизни Лёню, по прозвищу ТММ, спеца по сваебойным аппаратам, у которых была такая аббревиатура:

– Чего с вами приключилось?

 ТММ посопел и начал рассказывать:

– Мы выскочили на улицу. Деньги были. Получка, плюс ещё со склада НЗ кое – что толкнули сразу же. В общем – попёрлись в бар. Там попили немного. Потом Колобок решил в пивнуху пойти. Ну, мы туда. Там нагрузились уже основательно. Потом, пошли на озеро. Ну…, взяли бухла с собой. Там девки, короче, кусты, ну сам понимаешь. Ну, а потом прибегает Обезьяна и орёт, что Собаку с Уксусом менты замели. Уксус сначала их раскидал, но ему дали сзади по башке. Он отключился. На Собаку навалились и скрутили. Он заорал, чтобы я вас нашёл. Надо выручать своих. Ну мы и двинули к ментовке. Пошли мы в десять рыл выручать Собаку с Уксусом. По дороге завелись не на шутку. Ещё бы!? Наших бьют!? Ну, влетели туда с ремнями, на руки накрученными. Там ментов немного было. Блокировали оружейку. Дежурный хотел по телефону с кем – то связаться, ему шнур отрезали. Ну и до кучи – пульт вырвали из пола. Злые мы были. (Здесь Гоша почему – то вспомнил Гашека и Швейка. Представил сразу себе такую картину – идут десять пьяных старых сапёров Водичек выручать друзей, которых забрал мадьярский патруль. Ей богу – страшная картина!) Ну, а напоследок мы ещё стекло у них в дежурке вдребезги разнесли. Пуленепробиваемое. Забрали Собаку с Уксусом и свалили. Пришли ночью сюда. А тут – Ганихин сидит на табуретке. Прямо на плацу. Ну и нас сразу всех сюда. Выпить есть? Гоша, трубы горят.

 Гоша процедил сквозь зубы:

– Андрей Иваныч скоро самогонки передаст через окошко.

 Пока он это произносил, Колобок, Чёрт и Эдик зашевелились и повернув головы в сторону говорившего, попытались что – то промычать. Гоша достал из сапога пачку сигарет, из другог, спички и закурил. С трёх сторон к нему сразу протянулось несколько рук. Он прикуривал одну за одной и вставлял дымящиеся палочки в пальцы страдальцев.

Побег Кеши Умуркулова. Часть 4

Очень скоро, со стороны окошка, выходящего во внутренний дворик гауптвахты, послышался шорох. Потом раздалось покашливание. Андрей Иваныч сиплым шёпотом произнёс:

– А кто тут выпить и закусить желает?

Гоша встал, подошёл к окошку:

– Андрей Иваныч, я подсажу кого-нибудь. Погодь чуток.

Подошёл Чёрт. Гоша присел, положил ладони на колени. Чёрт поставил ногу и выпрямив её, оказался лицом аккурат вровень с окошком, которое хоть и было с решёткой, зато, без стекла. Лето, жара! Для доступа в камеру воздуха, стекло кто – то выбил, а пока новое вставят, да ещё, в армии… Одну за одной, Чёрт, сначала, очень бережно принял несколько бутылок с самогонкой. Съестное он просто кидал на пол. Не церемонясь. Народ в камере оживился. Все сели на полу    в один большой круг. По кругу стали передавать бутылку и закуску. Выпили по – первой, закусили, закурили. Потом, участники штурма милицейского отделения, начали наперебой, захлёбываясь от собственной значимости, громко рассказывать обо всех подробностях ночного приключения. Гвалт стоял неимоверный! Перебивали, ржали, кое – кого пришлось разнимать. Сами понимаете, каждый хотел приукрасить именно своё. Собака с Уксусом молчали. Они – то, в нападении, участия не принимали. Пошла следующая бутылка. Всё повторилось. Закуска, сигареты и трёп. Допили вторую и только приноровились запустить третью, как дверь открылась и все увидели стоящую в дверном проёме массивную фигуру Бу – бу… Это был он, Бу – бу, врио комбата, подполковник Яцук, собственной персоной. Бу – бу не стал орать. Он вытащил из кармана лист бумаги и начал называть фамилии. Зачитав список, приказал:

– Кого назвал, встали и вышли! Поедете извиняться и начнёте делать там ремонт!

Потом, он принюхался. На дым коромыслом Бу – бу внимания не обратил, но вот запах, да ещё "свежака", он учуял. Бу – бу оттопырил нижнюю губу, заложил руки за ремень сзади и выпятил брюхо."Всё, амба", – пронеслось в голове у Гоши. Дело всё том, что такая поза и оттопыренная у Бу – бу губа, могли означать только одно – "Ожидай от него любой гадости." Бригада, во главе с Колобком, вышла из камеры весело перебрасываясь словечками. В помещении остались двое – Гоша и Петруха. Они присели на корточки по разным углам.

Воцарилась тишина. Гоша и Петруха просидели так почти весь день, лишь,  время от времени вставая и разминаясь, до вечера. Вечером, трое бойцов принесли в камеру лежащее на плащ – палатке неподвижное и молчащее тело. Оно принадлежало батальонному киномеханику, а по совместительству – почтальону, уже дембелю, Лосю. Это не прозвище, а фамилия. Звали её носителя – Саня. Александр Лось. Гоша его называл Сохатым, на что Лосяра совершенно не обижался. Оригинальный был парень. Вырос он на лесном кордоне, где его батя служил лесничим. С младенчества рос дикой лесной жизнью. В школу, в село, которое находилось от кордона километрах в двадцати, Лосяра ходил пешком, или добирался на велике, а зимой, разумеется, прибегал на лыжах. Говорил на чистом украинском, но внятно, поэтому понять его было легко. Лося положили на развёрнутую шинель. Он спал крепким и здоровым алкогольным сном, иногда вздрагивая и покрикивая: "Нимиц гхнида." Немцем он прозвал замполита батальона, майора Дмитренко, который был наушником, стукачом, да к тому же, хроническим алкоголиком. Вид имел всегда затрапезный, помятый. Плюс – у него был постоянный тремор. Любил майор распекать солдат за всё подряд, сажать их на губу и мелко пакостить при любом удобном случае. Гоша имел на Дмитренко огромный зуб. Эта пьянь, запив по – чёрному на две недели, не отправила Гошины документы в приёмную комиссию Львовского военного училища. Гоша очень хотел поступить в это учебное заведение на факультет журналистики. Но – облом. Так Дмитренко, словно в издёвку, сказал ему:

– В Симферопольское могу успеть отправить. Тоже политическое.

Только, сволочь, забыл добавить, что оно стройбатовское. Когда Гоша резонно отказался, замполит с ухмылкой сказал:

– А какая тебе, на хер, разница?

Лосяра спал, Гоша ходил от двери до окна, Петруха сидел в углу на корточках. Ждали пробуждения Сохатого и его рассказ о том, как он умудрился напиться и оказаться здесь. На губе…

Побег Кеши Умуркулова. Часть 5

Лось начал подавать признаки жизни. Для начала он встал на карачки, а потом, заваливаясь набок, прислонился к стене и замотал головой. Простонал:

– Яка ж, Нимиц, падла. Шо вин зробыв, падлюка… Гхоша…

Тут Лосяра уставился немигающим взором на москвича, которого называл или Гхоша или – Москвалёк, на что Гоша совершенно не обижался. Гоша присел рядом, прямо задницей на бетонный пол и спросил:

– Сохатый, похмелиться хочешь?

Лось только мотнул головой. Гоша глянул на Петруху, тот протянул бутыль с остатками мутной жидкости. Лось, принявший своё первоначальное положение – на карачках, медленно взял бутыль и запрокинув голову, начал пить маленькими глотками свирепую самогонку, как воду. Потом он резко завалился на пол и мгновенно захрапел. Гоша аккуратно вытащил из Лосиной руки бутылку и отдал её Петрухе. Раздался лязг открываемого замка, дверь распахнулась и показавшееся лицо прапорщика Петренко, открыв рот, произнесло:

– Петрунин, на выход! Сейчас с тобой дознаватель общаться будет!

Петрухино лицо побелело. Он рукой дёрнул вверх, а потом резко опустив её вниз встал и на дрожащих ногах, очень медленно, поплёлся на выход. Обернулся, посмотрел каким – то жалобным взглядом. Исчез в проёме. Гоша прислонился к стенке и задремал.

Лось начал приходить в себя. Он порычал немного, потом резко сел и начал. Почесавшись в затылке Лось сказал (приведу наш разговор по – русски):

– Прикинь, сволочуга какая. Помнишь, мы у него на квартире обои клеили полгода назад? Ну, когда мы у него в погребе бутыли по двадцать литров домашнего вина нашли? Мы же втроём с ним и пили пару раз. А то, что мы без него, он и не заметил. Тут он меня припахать решил. Типа – подклеить низушки. Ободрал на кухне. Я пришёл, обалдел. Там, как будто, котяра когтями драл.

Гоша тут же язвительно заметил:

– Небось, полз он вдоль стены, когда до балкона добирался, вот ногтями своими и ободрал. Он их, скорее всего, не стриг, по моему, с выпуска из своего училища.

Лось мотнул головой:

– Да хер с ними, с когтями. Я обои достал с антресолей, клей развёл и начал обрезать. Он на балкон вышел, люк открыл и вниз полез (У майора Дмитренко, квартира находилась на первом этаже. В полу лоджии был вмонтирован люк, ведущий в маленький погреб под полом). Вылез с бутылью домашней наливки. Ну я, значит, быстренько обрезал, подклеил низушки и мы с ним обмыли. Первую прикончили, он отрубаться начал. Я за второй спустился. Выпил в одну харю. Не рассчитал. А потом, мы пошли в батальон. Кто кого вёл – не помню. Очнулись на КПП. И тут бац! Бу – бу!? А эта падла, Нимиц, как заорёт на меня: "Пьяный, сука, припёрся откуда – то!" Тут я от злости и отрубился. Помню, как меня кто – то уложил и понёс. Всё. Очнулся, а тут ваши рожи с Петрухой. Не, ну прикинь, вместе бухали, а он меня же и сдал. Ему – то что, он на дембель на днях уходит. Нам нового пи@добола пришлют. Мне же самому на дембель пора. Теперь Бу – бу ещё пару недель здесь продержит.

Гоша резонно заметил:

– Саня, никто тебя долго держать здесь не будет. Завтра же кино тебе показывать надо, а Васька, сменщик твой, пока не дотягивает даже и до половины твоего уровня. Сань, а какое кино привезли?

Лось как-то недоумённо сказал:

– Хрень какая-то про то, как бабы в баскетбол играют. Там про чудо света, кажется, говорят.

Гоша аж подпрыгнул:

– Восьмое чудо света!? Лосяра! Я ж в этом фильме в массовке был и меня там видно несколько раз! Ох, ёёё… Как посмотреть-то. Я тут, видать, не на один день.

Лось авторитетно сказанул:

– Гоша, это же вечером будет. Поговорим с начкаром. Вроде, Проценко будет. Ему пару пузырей дадим, ты и пройдёшь.

Тут, снова раздался лязг замка и вошёл побелевший Петруха. Вёл он себя странно. Тихо, молча, ни на кого не посмотрев прошёл в угол, сел на корточки и сложив руки на коленях, уткнул в них лицо. Замер. Тишина накатила недобрая. Петруха начал дрожать и всхлипывать. Лось и Гоша ничего не поняв, подошли к Петрухе. Тот задрожал ещё сильнее. Снова открылась дверь и выводной позвал:

– Гоша, теперь ты к дознавателю.

Гоша встал и вышел.

Побег Кеши Умуркулова. Часть 6

И пошёл Гоша с выводным, которым был, по иронии судьбы, только что вышедший  с губы Чёрт. Его не послали в милицию для ликвидации последствий налёта, а  засунули в караул. Выводным. Разлучили с Колобком. Чёрт и Гоша шли молча, но потом Чёрт чуть притормозил и сказал:

– Слухай, Гхоша. У штаби, шось Пэтруха на тоби набалакав. Шо ты Кешу отмудохав, оттогхо вин и втик з части. Ты, гхлавное, не ссы. Мы ж з пацанами, тоби отбрэшемо. Так шо – гхотовсь. Тики аккуратно. Сам соби не потопи.

Да уж, ситуация вырисовывалась паскудная. Они вошли в штаб, прошли мимо улыбающегося замполита и Бу – бу. Тот не улыбался. Губы уточкой, брюхо навыкат, руки за ремень сзади. Гоша вошёл в кабинет. Сидящий за столом старлей кивнул на стул, мол – садись. Гоша сел. Пауза. Старлей делал вид, что внимательно читает какой – то исписанный лист, Гоша делал вид, что, мол ему всё до фонаря и он не понимает причины визита сотрудника военной прокуратуры. Старлей вдруг резко откинул лист и достаточно громко произнёс:

– Сам всё расскажешь? Или я тебя буду показаниями твоих сослуживцев на чистую воду выводить? А материала, уж поверь мне, скопилось тебе на пару лет дисбата. Скажешь, как всё было, похлопочу, меньше получишь, но…, – тут старлей сделал паузу, – всё равно отбывать будешь. Это, уж поверь мне, точно произойдёт.

 Сказал, откинулся и стал ждать. Гоша не торопился. Он тоже тянул паузу. Потом он закинул ногу на ногу и произнёс:

– А мне не в чем признаваться. Да, это я дал Кеше деньги и отправил его в магазинчик. Вот, в общем – то и всё. То, что я и рядовой Петрунин искали его в направлении села Абражеевка, вам тоже известно. То, что мы были по прибытии в часть, отправлены ротным на губу, вам тоже известно. Это всё, что я могу Вам сказать.

 Старлей закурил, пустил струю дыма в направлении Гошиного лица. Тот поморщился и выдал:

– Ну и дрянь же вы курите. Да и пускать дым в лицо того, кто в силу обстоятельств не может ответить – меленькая пакость с вашей стороны.

 Старлей ухмыльнулся и протянул Гоше лист бумаги:

– Почитайте, тут ваш коллега по поискам и отсидке всё написал.

Когда ты не ожидаешь удара исподтишка, из – за угла, он бывает ошеломительным. Но благодаря Толику Наливайко, по прозвищу Чёрт, удар прошёлся по – касательной. Для вида Гоша начал хмурить брови, губами пару раз произнёс – «пидарюга и паскуда». И всё. Вернул лист, на котором синим по – белому было изложено рядовым  Петруниным следующее: "Москвич избил Кешу, нанося побои кулаками в область почек, печени и грудной клетки. Отчего рядовой Кеша резво (избитый вусмерть) рванул из казармы, перепрыгнул (!?) двухметровый забор и скрылся в неизвестном направлении с территории в/ч 45149 (это реальный номер). В чём рядовой Петруха божится и в дальнейшем готов подтвердить всё на очной ставке!" Вот так! Гоша заулыбался. Потом с коротким смешком бросил:

– Бред. Зачем это ему, я не понимаю. Вы, товарищ старший лейтенант, можете опросить втайне всю молодёжь батальона, и я уверяю Вас, каждый из них скажет только одно: "москвич никогда и никого не то, что не бил, он даже не давал для постирушек свою форму. Что у него принцип – не бить никого."

 Старлей криво усмехнулся:

– Показания рядового Петрунина идут вразрез с вашими словами. Ну ничего. Сейчас пойдёте в камеру, подумаете. Выводной!

 Показалось хитрое лицо Чёрта.

– Увести!

Гоша встал и вышел из кабинета.

Чёрт с Гошей вошли в камеру. Петруха не смотрел в их сторону. Гоша спросил:

– Слышь, ты, гнида, на хера ты наврал прокурорскому? Какая выгода? Говори, падла, чтобы все слышали.

 Лось удивлённо переводил взгляд с Чёрта на Гошу, а потом на Петруху. Петруха, так же сидя и пряча лицо хрипло произнёс:

– Ты же знаешь, я в дисбате год пробыл. А этот мне сказал, что если я на тебя настучу, то меня оставят в покое. А если я не скажу то, что мне приказано, то меня опять, но уже с тобой, туда отправят. Это замполит ещё ему в кабинете нашёптывал. Мол, этот москвич его уже задолбал окончательно и пора бы его определить в дисбат.

 Гоша подошёл к Петрухе. Тот весь сжался. Гоша произнёс:

– Никто тебя даже пальцем здесь не тронет. Смысл? Ведь тогда сто процентов я буду виноват. Так что, сиди, чмо, и исходи говном. А то, что тебе наплели и ты поверил, так ты полный мудак, что написал это. Тебя использовали, чтобы от меня избавиться. А теперь, тормоз, подумай о том, как ты будешь жить среди нас до осени. До дембеля. Ты ж с нами уйдёшь.

Гоша плюнул Петрухе под ноги и отошёл. Потом посмотрел на Чёрта:

– Толик. Соседняя свободна ведь? Отведи эту падаль туда. Боюсь, Лосяра не выдержит. Прибьёт гниду и загремит не на шутку. А ему домой надо. Его лес заждался.

 Сам Сохатый сидел с окаменевшим лицом. Только желваки играли. Кулаки он сжал и был похож на пружину, которая сейчас вдруг как разожмётся… Лось ненавидел несправедливость.

 Чёрт пнул Петруху:

– Вставай, вражина. Топай до другхий камеры. Не дывы на мэнэ. Бо пришибу тоби, падлюку.

 Петруха встал и с опущенной головой, бочком, вышел за дверь. Лось посмотрел вопросительно. Гоша ему всё подробно рассказал. Под конец повествования, Лось встал. Лицо у него было…, ну как у полководца перед решающей битвой. Он медленно произнёс:

– Что тебя отмажем, даже и не думкай. А вот как этот (тут Лось загнул такие словеса, которые я не решусь привести) дальше полгода здесь будет? Его же земляки всё в Днепропетровске всем расскажут. Такое никто и никогда не простит.

 Гоша плюнул на пол:

– Саня, у нас ещё спрятано. Будешь?

 Лось кивнул.

Побег Кеши Умуркулова. Часть 7

Гоша с Лосём добили остатки самогонки и сев задницами на пол, закурили. Через минут двадцать, снова раздался лязг засова, дверь отворилась и перед двумя бойцами предстали: Бу – бу, Дмитренко и дознаватель. Бу – бу стоял, как обычно. Брюхо вперёд, руки сзади, за ремнём, губы-уткой. На Дмитренко же, страшно было смотреть. Серого цвета лицо, мятая форма, трясущиеся руки, да прыгающие губы. Мучимый жёстоким похмельем, он попытался что  – то сказать, но его звуки слились в один сплошной хрип. Майор надрывно закашлялся и замахал руками. Дознаватель улыбнулся и обратясь к Гоше, произнёс:

– Везунчик ты. Пойдём. Всё в штабе объясню.

Бу – бу посмотрел на Лося, задумался и через паузу буркнул:

– Лось. Эт самое, на выход. Кино  кто у нас крутить будет? Ну и надымили тут. И рожи у обоих не очень…

Замполит снова пытался что – то вставить. Вновь зашёлся в кашле. Бу – бу коротко бросил:

– Иди отсюда, сморчок чахоточный. Топай домой. Завтра, с утра, ты поедешь со штрафниками на второй караул. Лось. Ты тоже готовься. Кино – кином, а пару БАТов солидолом пройти надо и пергаментом все узлы запечатать.

Бу – бу вышел. Замполит за ним. Лось задержался и сказал шёпотом Гоше:

– Чую, порядок с тобой. А вот Нимцу, надо отомстить. Сегодня в будке у меня покумекаем. Гоша, что-то у тебя рожа весёлая. Придумал?

Гоша кивнул:

– Есть мысль. Надо до Були из первой роты зайти. У него макет лягушки немецкой в учебном классе стоит…

Лицо Лося озарилось широченной улыбкой:

– Завтра Нимиц с нами едет во второй караул, так мы, значит этот макет…

Тут Лось прикрыл рот ладонью и зашёлся в беззвучном смехе.

Гоша с дознавателем зашёл в штаб. В кабинете, который на время превратился в допросную, сидел на стуле узбек, рядовой Хамраев. В батальоне – Костик. Увидев вошедших, Костик вскочил. Старлей жестом показал – "садись, мол". Костик сел. Старлей взял в руку исписанный  лист бумаги и дал его Гоше. Тот начал читать. Из написанного следовало, что возле магазина, Кеша узнал от Костика о том, что Костик уходит в суточный наряд по штабу и Кеше придётся одному, приготовить к утру шесть комплектов обмундирования. То есть – всю ночь стирать (вручную, в холодной воде), сушить, гладить, и подшивать свежие подворотнички, тереть до зеркального блеска пряжки на ремнях, чистить двенадцать сапог. Костик, ввиду того, что он будет в это время "шнуровать" весь штаб, ему уже не помощник. При всём, при этом, обязанности дневального по роте, Кеша обязан "тащить за всю мазуту". Со слов рядового Хамраева, рядовой Умуркулов от услышанного затрясся, побелел лицом и скрылся за углом магазинчика. После этого, его никто уже не видел. Всё. Гоша прочитал протокол, и улыбнулся. Прям – гора с плеч свалилась. Посмотрел на Костика, полез в карман и (неслыханное дело!?) вручил ему пачку сигарет. Хоть и начатую, но всё же. Дед – духу. Костик расплылся в широченной улыбке. Вошёл замполит. Лицо у него было с таким выражением, которое бывает только на похоронах рядом с гробом. Полная печаль. Дознаватель произнёс:

– Всё, свободен. Там твой старшина аж подпрыгивает. Ты ему, вроде как должен, конспект по политподготовке написать. Топай, везунчик.

И Гоша вышел и потопал в расположение.

А вечером, весь батальон собрался в актовом зале, чтобы посмотреть кино, в котором отметился их сослуживец. Гоша заглянул в будку, Лось сказал:

– После сеанса поговорим. Я уже с Булей перетёр. Макет у меня. Топай в зал.

Гоша вошёл в зал и сел на стул. Начался фильм. По мере приближения к его концовке, зал гудел всё громче и громче. Такого позора Гоша не испытывал в жизни никогда. Время тикало, а его, на экране, всё нет и нет. Лось вставил последнюю бобину, высунулся и заорал:

– Гхоша! Последняя! Гхотовься… (дальше непечатное)

"Звездобол", это самое мягкое, что услышал Москвич. Но тут…, один кадр с ним, второй, третий! В полный рост, черты лица чёткие. Всё было видно, как на ладони. Гоша радостно завыл, тыча пальцем в экран. Лось заорал:

– Хтось – нибудь, до мэнэ! Перекрутить надо!

Несколько человек рванули в будку. Раз за разом, не менее пяти заходов, все смотрели и выли от восторга! Гоша сидел с широченной, совершенно обалдевшей улыбкой. Потом, когда вышли на улицу, он много раз всё говорил и говорил и о месте съёмок, и о зарплате за три полных рабочих дня, и о том, кто из актёров находился рядом (он запомнил только Ахеджакову и Кравченко (ту самую, которая теперь Валюха из"Сватов")), кто был режиссёром…

В общем, до отбоя, Гоша купался в лучах славы местного масштаба. Но ему действительно это было чертовски приятно. Обсуждение деталей мести замполиту, он с Лосём обсуждал уже после полуночи, в святая святых, в Ленинской комнате.

Побег Кеши Умуркулова. Часть 8

Наутро, Гоша с Лосем, Хрон, Зуля, пара молодняка и начальник вещевого склада, прапор Аникин, загрузились в "ЗиЛ – 130" и поехали за город. Во второй караул, который располагался на въезде в город, в почти сельской местности. Майор Дмитренко выбил для себя командирский УаЗик. Доехали быстро. Без приключений. Макет немецкой мины – лягушки, в полную величину, Лось забросил на борт Зила, в вещмешке. Никто ничего не проверял. Хрон и Зуля, тоже были в курсе всего. Они, как Гоша с Лосем, так же испытывали к замполиту самые "тёплые" чувства. Хрон никак не мог ему не простил того, что замполит заставил его собственноручно разбить целый ящик свежего пива, которое ночью притащили с пивзавода. Хрон колотил со слезами на глазах шофёрской фомкой бутылку за бутылкой и вскипал внутри себя праведным гневом. В итоге, он обозвал майора старым чмошником, который – "ни себе ни людям" и присел на губу на неделю. Так что, Хрон заранее предвкушал и смаковал в своей голове подробности того, что должно было произойти.

Когда они спрыгнули с борта, то с удивлением уставились на Швили, который с чувством собственного достоинства медленно вылез из командирской машины. У всех сразу закралось подозрение в том, что Швили приехал не просто так, а для "ведения переговоров" с Вано, свинарем из хозвзвода, который так и не научился говорить по – русски. Что – то, видимо, майор решил у Вано "подрезать" для личного пользования. Швили, кстати, тоже всей душой ненавидел замполита. Лось незаметно вытащил макет мины из кузова и потащил его к пригорку, на который майор просто обязан был присесть и покуривая, наблюдать за работой приехавших бойцов. БАТы были, как на ладони, а пригорок находился в небольшой тени. Майор и Швили ушли в свинарник. Оттуда послышался громкий разговор на грузинском, переходящий, временами, в крик.

 Пока майор, Швили и Вано выясняли отношения, бойцы быстро прикопали макет в пригорок. Сверху водрузили свежий дёрн. Всё. Ловушка была готова. Потом, вся эта бригада пошла к БАТам и занялась рутинной работой. А именно – снять старый пергамент. Отскрести старую смазку. Протереть всё ветошью, смоченной в солярке, смазать по – новой и наложить на смазку свежий пергамент. Тоска. Но делать – то, надо. Начали. Когда дошли до солярки, появился Дмитренко, и, как Гоша с Лосём и предполагали, подошёл к пригорку, постоял, подумал, закурил, да и плюхнулся задницей на земляное сиденьице. Раздался щелчок, майор замер и побелел.

Все прекратили работать и уставились на Дмитренко. Тот попытался встать, но был осажен окриком Хрона: "Сидеть"! Майор вновь замер. Хрон очень осторожно (для вида, разумеется) обошёл пригорок сзади, наклонился, копнул ладонью землю и тихо прошептал:

– Бляяя…, откуда здесь немецкая лягушка?

Он произнёс это с такой зловещей интонацией, что абсолютно все, (а все уже знали о розыгрыше) чуть было не поверили в то, что под задницей майора самая настоящая мина, "эхо войны", да к тому же, в самом что ни на есть, рабочем состоянии. Тишина внезапно накрыла всех и слышно было даже как "кроты в земле трахаются". Прошла целая вечность. Молчание было каким – то звенящем изнутри. Наконец, майор тихонечко (как – будто от звука его голоса мина подпрыгнет и сработает) спросил:

– А шо делать – то…?

Тут уж настал черёд выхода Лося:

– Як шо? Яму сработаем прямо под носом. Руки обвяжем верёвкой и дёрнем. А вы, товарищ майор, в яму нырнёте, осколки вас и не заденут. Ну если только парочка жопу трохи обдерёт.

Если честно, до Гоши не доходило одно – как Дмитренко мог поверить во всю эту муть? Он реально мозги уже пропил окончательно и ничего, абсолютно ничего не понимал? Но он поверил. Сидел молча, пока прямо перед его носом копали яму. Со страхом смотрел на Хрона, который измерял его черенком лопаты (как гробовщик в старину). Лось только успевал прикуривать и передавать в скрюченные майорские пальцы сигарету за сигаретой. Хрон вдруг глянул неожиданно на Швили и кивнул. Швили медленно пошёл к свинарнику и исчез в темноте. Майор заёрзал задом от недопонимания ситуации. Хрон произнёс:

– Всё. Давайте руки, товарищ майор.

Тот вытянул руки вперёд. Хрон обвязал их верёвкой и направился в сторону свинарника. Майор заорал:

– Ты куда?!

-Хрон бросил через плечо:

– В укрытие. За стенку. Мало ли что? Зуля? Чего стоишь? Валите все в укрытие! За сарай. Оттуда и дёрнем.

Майор остался один на бугорке. Вдруг из глубины свинарника раздался скрежет лопаты и шлепки. Так продолжалось пару минут. Затем появился Вано с двумя вёдрами, которые показались Дмитренко на вид тяжёлыми. Вано с важным видом подошёл к яме, постоял, подумал и вытряхнул из вёдер их содержимое… Вонь тут же накрыла сидельца. Дерьмо! Он попытался что – то сказать, но от страха из его гортани вылетало лишь что – то нечленораздельное. Вано, всё так же не спеша, важно развернулся и вновь исчез в темноте свинарника. И майор снова услышал противный звук, скрежещущий и чавкающий. Несколько заходов сделал Вано. Яма наполнилась. По крайней мере-всё её дно было покрыто вязкой, дурнопахнущей массой. Наконец, Вано исчез и больше не появился. В этот момент Лось заорал:

– Тягхни резкааа!

Верёвку дёрнули и все увидели сначала отрыв задницы от земли, а уже потом, услышали смачный шлепок. Всё. Спасли!

 Как только над ямой показалась голова грифа – стервятника  (очень похоже было), Зуля долбанул ломом по пустой металлической бочке. Раздался громкий жутковатый звук и "птичья голова" вновь, со шлепком, исчезла в яме. Наконец, гриф выполз из ямы весь. Самостоятельно. Майор увидел солдат, которые лежали на земле и беззвучно бились в конвульсиях. Не знаю, о чём он подумал в тот момент, но всех поразил приступ молчаливого гомерического хохота. С обильным выделением слёз.

 Майор рванул в караулку. Оттуда, как ошпаренные, вылетели и бодрствующая смена и отдыхающая. Раскатав пожарный рукав, бойцы направили мощную струю на замполита. Отмывание "птичьих перьев" длилось минут десять. После экзекуции, майор подозвал к себе жестом командирского водилу, плюхнулся мокрым на сидушку и машина, взревев мотором, моментально скрылась за поворотом. Вся бригада молча смотрела на пыль и не думала о последствиях. Месть удалась на все сто!

Побег Кеши Умуркулова. Часть 9

Назад штрафники ехали немного задумчивыми. Ещё бы, замполита в свином дерьме "искупать". Но по прибытии в часть, они увидели такую картину. Сам начальник инженерной службы Черниговской армии, полковник Новичков, крыл благим матом вытянувшихся в струнку: Бу-бу, замполита, начштаба, комроты и старшину Редько (Стратега). Они молча проглатывали всё высказываемое в их адрес. Новичков метал громы и молнии! Наконец, он чуть приутих и уставился на замполита. Потянул носом, поморщился:

-Чё – то от тебя, Дмитренко, хлевом или свинарником, так и прёт. Ты бы себя хоть одеколоном обработал, что ли.

Постоял молча, а затем добавил, почти шепотом:

– Мог бы Шипра выпить. Тебе – то, какая разница, что лакать? Иди, майор, домой. Смени форму. Действительно, дерьмом каким-то пахнет от тебя.

Майор резво сорвался с места в карьер и скрылся за дверью КПП. А Новичков продолжил. Уже тише:

– Команду дали по всему округу, всем патрулям, милицию в курс дела ввели. Адьютанту моему фото беглеца дайте сейчас. Домой к нему, в Казахстан, бумагу розыскную отправили. Родителей, школьных друзей оповестили. Найдётся. Куда он денется – то? Всё. Разойдись.

Сказал это и сев в свой УАЗик, укатил. Ротный со Стратегом, посмотрели на приехавших солдат и молча двинулись в сторону КПП. Шли они понурыми, с весьма озабоченными лицами. Ушли…

 Прошло около трёх недель, с момента исчезновения рядового Умуркулова. За это время, произошла масса событий, которые были описаны автором в нескольких рассказах. Что ещё. Был торжественно отправлен на дембель Лось. Вслед за ним ушёл Шоколадный брат (Турат Абдылдаев). Но недалеко, оказывается, ушёл. Его, через пару дней, в попугайской парадке и в хлам пьяного, подобрали Фомка с Гансом на улице и принесли в одну из женских общаг, где киргиза двое суток приводили в чувство "гханры дивчины". Засобирались, наконец – то, домой Хрон и Зуля.

 Накануне, вечерком, они потягивали пивко, развалившись на травке в кустах за чипком. С недавних пор, это место обрело дурную славу среди личного состава батальона, потому, как довольно – таки часто, стали бойцы находить завёрнутые в газеты человеческие испражнения, появлявшиеся из ниоткуда. Были предприняты меры, в виде постоянных обходов "поражаемого участка". Частенько, бойцы по несколько часов сидели в кустах, в засаде. Но всё было тщетно. Нарушитель (или нарушители) не появлялся. Хрон и Зуля валялись на только что прибранной ими территории, пили пиво и похохатывая наблюдали за тем, как зампотыл "Стопик", орёт на продавщицу чипка Ирочку. Та, в свою очередь, будучи ещё и украинкой, уперев "руки в боки" и открыв рот на "ширину ружейного приклада ", издавала трубно – визгливые звуки, из которых было ясно одно – что она, Ирина, никакого отношения к недостаче конфет, печенья, хлеба и консервов не имеет. И потому, надо бы товарищу капитану заткнуться, ибо она, Ирина, не отвечает за эти свои, пока мирные руки, которые могут расцарапать рожу и нахлестать по морде! Стопик, ошарашенно достал из ящика бутылку лимонада, открыл её зажигалкой, и жадно запрокинув ёмкость донышком вверх, глотнул и… Фонтан из его рта вылетел внушительный по мощи и дальности. Стопик заорал:

– Какого х@я здесь моча?! Ты совсем офонарела!?

Он схватил ещё одну бутылку, открыл и понюхал. Его нос смотрщился и Стопик снова заорал:

– И в эту, бл@ть, нассали!

Он взял третью – там тоже была моча. Ирочка недоуменно произнесла:

– Я же этот ящик только что из подсобки принесла. Может, на заводе кто так баловался?

Они на время замолчали. Тут, Хрон и Зуля, в воцарившейся тишине услышали шелестящий звук, донёсшийся сверху. Затем хлопок и недолгое дребезжание стекла. От шлёпнувшегося прямо между ними газетного свёртка пошла жуткая вонь. Они тупо посмотрели на комок бумаги, а затем, оба, дружно глянули вверх. Уставились на слуховое окошко, которое находилось на чердаке магазинчика. Их обоих пронзила одна и та же догадка. Одновременно. В унисон мысли у них сработали. Парочка зашла в магазин. Хрон спросил у Ирочки:

– У тебя много пропало?

Ирочка начала перечислять. Оказалось – много. Хрон спросил:

– А на чердак, давно не заглядывала?

Ирочка замотала головой – "мол-давно". Затем Зуля спросил:

– А что это доски на потолке неровно как-то лежат? И грязища с потолка сыпется. Во, смотри, вроде там двигается кто – то. Видишь, из щели труха. О, посыпалась… Да там точно кто – то есть!

Зуля, а за ним и Хрон поставили несколько пустых ящиков друг на друга. Хрон поднялся на верхний и тронул доску на потолке. Она легко откинулась. Потом – следующую. Он просунул голову в отверстие… В тишине магазина раздался дикий крик, переходящий в визг. Он шёл сверху, с чердака. Затем раздался грохот. Это Хрон, в полуобморочном состоянии, шлёпнулся с верхотуры, упал на пол и затих. Наверху раздались звуки чего – то хаотично передвигающегося. Затем, там всё стихло. Ирочка и Стопик молчали в оцепенении. Зуля выскочил на улицу и увидев проходящих мимо Фомку с Гансом, замахал им руками. Те подошли. Зуля им:

– Там, на чердаке, хрень какая – то завелась. Надо залезть, посмотреть.

Пара, не долго думая, притащила лестницу и Фомка полез со стороны слухового окошка, а Ганс начал подъём по ящикам в том месте, откуда грохнулся Хрон.

Побег Кеши Умуркулова. Часть заключительная

– О, Виха, дыви, так это жешь Кеха! – Ганс орал, тыча пальцем перед собой. Фомка откликнулся:

– Ты ёгхо гхони на мэнэ, вин в викно сигханэ ще!

Фомка успел взлететь к окошку и тем самым перекрыть беглецу все пути к отступлению. Ганс вполз на чердак. Хрон, сидя на заднице, тёр затылок и не мог произнести ни слова. Зуля, под шумок, рассовывал по карманам консервные банки и только Стопик с Ирочкой, застыв как два сталагмита, не шевелились. Хрон, постепенно, начал приходить в себя. Он встал и снова полез по ящикам наверх. Исчез. Зуля решил не отставать от друга и тоже полез. На чердаке вся четвёрка уставилась на одинокую фигурку, сидящую ровно по центру. Это был пропавший Кеша. Он сидел на заднице, раздвинув колени и положив на них руки. Сначала, голова беглеца была опущена к низу. Потом, Кеша медленно её поднял,  и вся четвёрка, невольно, прыснула от смеха. На них очень пристально смотрел умудрённый опытом "тибетский монах". Приплюсуйте к этому жиденькую козлиную бородку, которая метёлкой свисала с его треугольного подбородка и обросшие виски, с которых свисали такие же тонюсенькие стрелочки. Кеша сидел молча и был похож в этот момент на янычара, который понял – бой проигран и он впал в ступор. "Кысмет", кажется так это называлось у Султанской гвардии. Человеку было ровным счётом, в такой момент, наплевать на последствия. Хоть голову ему руби, хоть аркан на шею накидывай и тащи волоком за конём. Полная апатия ко всему вокруг. Так же вёл себя и Кеша. Когда к нему медленно и очень        осторожно приблизились  (мало ли что он мог выкинуть), то Кеша даже не пошевелился.

 Снимали его через дырку в потолке в той же позе, в которой он и застыл. Под зад подложили крышку от тарного ящика, закрепили ремнями и так и спустили вниз, а потом, в той же позе, отнесли в санчасть, где лейтенанту Кабанову пришлось с ним повозиться несколько часов, выводя парнишку из стрессового состояния. А потом Кеша начал рассказывать…

В принципе, всё произошло так, как доложил рядовой Хамраев  (Костик). В общем – Кеша, который с Костиком целых полгода обслуживал взвод, состоящий из дедов и черпаков, устал настолько, что только и помышлял о небольшом отдыхе, малюсеньком, чтобы не: стирать, гладить, натирать, бегать ночами в столовку за хлебом и "бациллами" (так мясо называлось в батальоне), не совершать набеги на пивзавод, молокозавод (тоже ночами), не дневалить через сутки. В общем – парень находился на грани нервного срыва. А когда он услышал от Костика то, что и этой ночью ему придётся пахать как пчёлке, он, завернув за угол, увидел  валявшуюся лестницу, машинально приставил её к стене, залез на чердак и …, уснул. А когда очнулся, то понял, что уже глубокая ночь. Слез вниз. Набрал печенья, конфет, лимонада. Наелся. Перепугался. Ну а потом решил сидеть там до тех пор, пока его не обнаружат. О последствиях не думал вообще. По ночам спускался вниз, "за кормом" и залезал обратно. Ел. Писал в бутылки. Какал в газеты, которые использовались в магазине вместо обёрточной бумаги, комки выбрасывал ночами в окошко, аккурат в те кусты, где Хрон и Зуля пили пиво. Так он и провёл на чердаке три недели.

Депеша о счастливом обретении Советской армией своего блудного сына, рядового Умуркулова, понеслась в штаб Черниговской армии. Вновь приехал дознаватель и продолжил свои "глубокие копания", из которых были сделаны множественные выводы – "о дедовщине", "о возбуждении дела в отношении рядового Петрунина за дачу заведомо ложных показаний" (которое, по просьбе нескольких солдат, было тут же и прекращено), "о мерах по ...." и так далее. А вот в отношении рядового Умуркулова, дело даже и не возбуждалось. Он ведь "не покинул самовольно расположение части. Да к тому же, стал жертвой неуставных отношений". За сим – всё.

Вытрезвление Нефёда

Наутро, сержант Авдеев забрал Нефёда сразу после завтрака и отправился с ним на спортгородок, а именно – на полосу препятствий. Опохмелять, стало быть. К вечеру того же дня, "убитый напрочь" курсант Нефёдов Евгений Александрович, еле стоя на вечерней поверке, клялся, бубня себе под нос:

– Всё, завязываю до дома…

 Вторая рота заступила в суточный наряд по учебке. Разошлись воины – курсанты по своим объектам. Кто в дневальные по ротам и полигонам, кто в столовку, кто в караулы. Женька Нефёдов, прикомандированный с несколькими другими парнями в эту учебку, был определён в "доставщики пищи" по разным местам. Было Женьке на тот момент, аж целых двадцать семь лет (!?). В армию он попал совершенно случайно. Работал мастером по отделке помещений в родном Саратове, зарабатывал очень хорошо и никоим образом не мог и подумать что его, уже в принципе "старпёра", если применительно к новобранцам, смогут облачить в форму буквально за пару недель до спасительного непризывного возраста. Но так уж получилось, что ссора с парторгом стройуправления накануне ноябрьских, плавно перешедшая в мордобой с "кровопролитием" из носа и губы партийного вождя местного разлива, поставили Нефёда перед выбором. Безальтернативным. Либо зона, либо армия. Нефёд выбрал, разумеется, более мягкий вариант. Ну а потом – пьяные сопли на проводах, занос тела Нефёда на призывной пункт и дальняя дорожка на Украину. Прибыв в войска, его вместе с двумя другими бойцами, отправили в учебку связи под Киев.

 Когда эта троица была представлена учебному взводу курсантов, те не могли не улыбаться. Сами посудите. Боец Матросов был похож, как две капли воды, на Швейка. Героическая фамилия никак не вязалась с внешностью мальчишки – подростка с синими детскими глазками, круглым лицом и бочкообразной фигурой. Второй, Лопата, выглядел как заправский урка. А вот Нефёд… Ромбовидное бугристое лицо с малюсенькими поросячьими глазками, оттопыренные мясистые уши, внушительный рубильник – нос, не могли не вызывать смеха. Ну, и апофеоз – верхняя челюсть. Она целиком была "засажена" железными зубами. Вот такие типажи, украсили своим появлением учебный батальон связи.