Пиво, эльфы, два стрельца

Ольге Строй за почти полное отсутствие здесь орфографического позора.

Жанне DragonCharlie Фирчук за обложку – я именно так всех и представлял!

Андрею Кабирову и Елене Ловандо за вправленные на место мозги.

Всем, кому довелось видеть черновики еще в далеком 2018.

Пролог

Если вы бывали в тех местах, где открывается вид на город, особенно если город в меру большой, чтобы у хранителей правопорядка не было времени на перекур, то прекрасно знаете, что самое точное слово, которым можно описать город – «муравейник». А город во время большого праздника или работы налоговых инспекторов – развороченный «муравейник».

Такое описание подходит к абсолютно любому населенному пункту, кроме деревень, поскольку единственное, что в деревне можно сравнить с муравейником – это, собственно, муравейник. Жизнь в деревнях проходит тихо и мирно, все друг друга знают, всегда друг другу улыбаются. Если, конечно, корова не родит теленка на соседском поле, тут конфликт кончится дракой «стенка на стенку», никак не меньше.

В остальном все просто. Летом – посевная и купальная, зимой – снегоуборочная и каминная. По ночам жители деревни спят. Утро они встречают с первыми петухами, которых заблаговременно поставили на пять сорок пять, днем работают в поле и назначают свидание с кроватью сразу после последних лучей закатного солнца.

В деревне можно получить массу удовольствия не только от лицезрения верескового поля, но и от возможности поваляться в нем, или поплавать, в зависимости от того, насколько плотно оно засеяно. Или же вечером, когда бабушка достанет из кладовки баночку с вересковым медом и будет добавлять его к свежему хлебу, только-только из печи, а на столе уже будет ждать горячий чай. Главное – дождаться чая, потому как велик риск получить от бабушки мухобойкой по рукам.

В деревне радуются мелочам и не слишком-то требуют большего. По крайней мере, большинство не требует большего. Те же, что составляют меньшинство, в основном являются людьми [гномов, орков, даже эльфов и других рас это тоже касается, просто так вышло, что люди размножаются, как кролики, и составляют примерно семьдесят процентов населения], которых большинство не понимает. Оттого они склонны к разного рода рассуждениям, вроде «Почему меня никто не понимает?», «За что мне все это?» и «Мне не хватает цифр, букв и других закорючек, чтобы составить уравнение, описывающее движение кометы по гиперболической траектории».

Такие натуры и являются двигателем прогресса, хотя основной их талант – это усложнять то, что нормально работало ДО непосредственного вмешательства тех самых натур.

К примеру: крестьянин запрягал осла в плуг и пахал землю целый день, а вечером баловал себя тремя кружечками пива. Однажды кто-то посоветовал поставить два плуга, чтобы работа шла в два раза быстрее. Крестьянин попробовал. Вскоре оказалось, что работа вообще остановилась, поскольку советчик не сказал ни слова о том, что нужно было предварительно спросить разрешения у осла. Осел же такого издевательства не выдержал и потребовал оплачиваемый выходной – упал после двух рядов и как будто по-человечески проблеял что-то вроде «изверг поганый». Так осел был заменен на лошадь, которая к двум плугам отнеслась сносно, но и овса потребовала не в пример больше.

Потом крестьянин поставил еще одну лошадь и еще один плуг. Потом как-то внезапно стало три лошади и пять плугов, и появилось время на лишнюю кружечку пива, но только после того, как лошади будут отмыты, а стойла – вычищены. А когда в конце сезона крестьянин занялся своей бухгалтерией, у него не сошлись дебет и кредит. К тому же, согласно долгим вычислениям, выходило, что время работы почти не сократилось, еды на лошадей тратится больше, чем вырастает на вспаханном ими поле, а откуда берутся деньги на лишнюю кружечку пива – он так и не разобрался. О том, чтобы бросить пить, крестьянин думал, но отбрасывал эту мысль после легкого нервного смешка.

Большинство на его месте вернулось бы к одному ослу и одному плугу и жило бы себе спокойно дальше. Но этот крестьянин, после некоторых раздумий, решил, что технология требует доработки, и продолжил свои изыскания.

Это, конечно, дела давно минувших дней, но непонятное и не всегда уместное желание все усложнять никуда не делось из характера отдельных представителей разных рас, населяющих этот мир. Не приведи Алирана, эти любители усложнять вдруг задумаются, какой формы на самом деле мир, есть ли жизнь вон на той красной точке на ночном небе и почему бы не запустить в ту красную точку железный сундук с собакой, потому что, ну, вдруг там нет собак?

Именно такие, склонные к усложнению, люди, гномы, орки, вампиры и, как бы не хотелось это признавать, даже эльфы, впоследствии придумали институт благородных девиц, теорию суперструн лютни, целебное снадобье со вкусом жареной селедки и танцы полураздетых барышень в трактирах.

И, что хуже всего, – они построили города, ставшие большими кипящими муравейниками, на которые любуются с обзорных площадок, причем непременно с таким возвышенным видом, будто получают от лицезрения ни с чем не сравнимое удовольствие.

В одном таком городе, становящемся развороченным муравейником без, казалось бы, особого повода, регулярно происходят события, требующие внимания. И, зачастую, парочки бочек сердечных лекарств и успокоительного отвара.

К городу вели почти все торговые пути окрестных земель, раскинувшихся на полтысячи верст, а значит в местном банке всегда можно было обменять деньги, на местном рынке найдется покупатель на ваш товар, а в увеселительных заведениях в достатке и развлечения и, в определенных случаях, порции адреналина.

Этот большой город лежал у самого подножия Северных гор, радуя жителей сказочными видами. Совсем рядом, в двадцати минутах езды на карете от центра, на берегу Аметистовой реки, что впадет в Черное-как-черти море, расположился городской порт. Поговаривали, что если, находясь на территории порта, закрыть глаза и вдохнуть воздух носом шесть раз – можно потерять связь с реальностью примерно на двенадцать часов.

Построен город был очень давно, поэтому самым последним сбором, уплатить который обязали всех граждан, был взнос за капитальный ремонт. Конечно, из этих денег выделили небольшую сумму на ремонт таблички «Добро пожаловать в Несеренити». Надзор за ее сохранностью Ее Светлость принцесса Диана зачем-то поручила гвардии. Вероятно, она решила, что несколько свободных минуток в день у них обязательно найдется.

Этот мир еще молод, и, в основном благодаря двигающим прогресс [вечно все усложняющим] натурам, он регулярно оказывается по уши в чем-то непознанном. Если вам когда-то говорили что-то вроде «не наступай на мои грабли», вы вероятно [я очень надеюсь] знаете, что лучше бы не повторять чужих ошибок. Этому миру такого никто не говорил.

Это странный мир. Пусть таким и остается.

Глава 1

С обзорной площадки, расположенной на «Первой ступеньке» Северных гор – где-то в сорока метрах над уровнем Черного-как-черти моря – открывался чудесный вид на Несеренити и гавань. Обычно здесь не протолкнуться от желающих вдохнуть свежий горный воздух [особенно среди тех, кто прибыл на корабле и, соответственно, вынужденно посетил порт], но сейчас было на удивление тихо и немноголюдно. Конечно же, никто из присутствующих не решился сделать замечание эльфу, который распивал вино. В основном потому, что никто не любил эльфов и не имел ни малейшего желания лишний раз разжигать конфликт. Но на самом деле была и более веская причина. Пьяные эльфы не контролировали себя и завсегда норовили влезть в драку. А если влезать [по объективным причинам] было не во что – это что-то создавалось минимумом усилий. Поэтому посетители, заметив остроухого, старались спешно покинуть площадку.

Однако этот эльф вел себя тихо и не проявлял никакой агрессии. Он сидел на скамейке и небольшими порциями поглощал алкоголь. Его можно было легко принять за того, кто переживает некую личную драму. По озвученным ранее причинам, вылившимся в огромный список разного рода предубеждений, которые большинство испытывало перед остроухими, никому даже не пришло в голову поинтересоваться, нужна ли эльфу какая-нибудь помощь.

Эльф же не переживал никакой драмы. Он думал.

***

Гном с пышной рыжей бородой и в заляпанных чернилами нарукавниках постучал в дверь кабинета командира гвардии.

– Разрешите, господин капитан? – он приоткрыл дверь и просунул голову.

– Заходи, Безликинс, заходи, – кивнул капитан Игон Эрн. Он как раз закончил все неотложные дела и уделил немного времени, чтобы полюбоваться тем, как солнышко медленно ползет по небосводу, стремясь скрыться за припорошенными мягким снегом пиками Северных гор. Во-первых, это было отличное упражнение для разминки уставших от бесконечного чтения бумаг глаз. Во-вторых, капитан ужасно хотел сбежать из своего кабинета.

– Документы на подпись, – штаб-сержант Яр Безликинс, исполняющий обязанности главного в гвардии специалиста по работе с бумагами, просеменил к столу капитана и водрузил на него внушительную кипу. – Двенадцать рассмотренных жалоб, пять анкет впервые прибывших в город мигрантов, три прошения об отпуске, два отчета о поставке хозяйственно-материальных ценностей на нужды гвардии и письмо от главы эльфийской общины. На Ваше имя, господин капитан.

Эрн тихо застонал. День был не слишком-то радостный, но уже клонился к закату, а это означало, что капитан покинет штаб и совершит наконец свой личный обход города, о котором мечтал буквально… с самого утра. Последнее, чем Игон Эрн хотел заниматься в жизни – так это перекладывать бумаги, будто обезьянка, но выслуга и положение требовали иногда отвлекаться и на такую деятельность. Кто и зачем это придумал – ему было слабо понятно, однако все вокруг говорили о какой-то там политике. Все, мол, господин капитан, дослужился до высоких, не по статусу и не по званию теперь топтать землю, вот тебе уютный кабинет, вот личный безупречный секретарь. Да вот только стойкости и усидчивости для бумажной работы Эрну хватало ненадолго. Он всегда считал и усиленно доносил до каждого гвардейца, что настоящая работа гвардии явно не в бумагах. Она там, на улицах Несеренити. Так говорил его наставник и предшественник Гер Ладан. Кто, в конце концов, такой, и что, в конце концов, это за командир гвардии, если он не работает на передовой, плечом к плечу со своими подчиненными? Поэтому Эрн старался если не свести на нет, то хотя бы минимизировать всю бумажную работу в гвардии. Или отдать ее тому, кому хватает духу с ней совладать. А штаб-сержант Яр Безликинс, казалось, был просто создан для документоведения.

– Ты жалобы читал? – спросил Безликинса капитан. – Там все в порядке?

– В основном – ничего примечательного, – ответил гном. – Так, например, госпожа Лекма, жалоба под входящим номером тридцать один, требует привлечь к ответственности младшего офицера Кота, который произвел арест ее сына за кражу породистой коровы с городской фермы, последующее убийство животного и дальнейшую перепродажу в виде мяса. Ссылается на то, что, на момент производимых Котом действий у ее сына, цитирую, «не было ни мяса, ни вырученных за него денег».

Эрн нахмурился, а Безликинс продолжил:

– Однако младший офицер Кот действовал грамотно и быстро установил, что мясо коровы забрала сама госпожа Лекма, а деньги сыну не заплатила, потому как, цитирую, «целее будут». Оба под стражей в камере номер девять.

– Отлично, – на лице капитана заиграла легкая улыбка. – Хорошо идет младший офицер Кот! Так, Яр, подготовь к концу недели необходимые бумаги, ну, чтобы потом только цифры вписать. Повысим парня по результатам месяца.

«Дожил, – подумал про себя Эрн, замерев на секунду. – Уже говорю как какой-то… Политик?!» Его передернуло.

– Будет сделано, господин капитан, – Безликинс внес запись в свой блокнот. – А вот с последней жалобой я бы на Вашем месте ознакомился со всей внимательностью.

– Только не говори, что это опять…

– Коллективное заявление от жителей Пограничной улицы. Просят привлечь к ответственности Ее Светлость за, цитирую, «поразительную в своей наглости ложь», а в противном случае – грозятся голодовку устроить.

«Да чтоб их, Алирана…» – капитан Эрн закрыл лицо руками и пробормотал что-то не слишком приличное и членораздельное. Жители Пограничной улицы в последнее время словно с цепи сорвались и не упускают возможности припомнить городской ратуше обещанный, но, в силу непреодолимых обстоятельств, так и не начавшийся ремонт дороги.

– Все никак не уймутся… – устало промолвил Эрн, вытаскивая нужный документ из-под других.

– Именно так, – согласился гном.

– Хорошо, прямо сейчас и ознакомлюсь. Остальное, прошу тебя, – капитан умоляюще посмотрел на Безликинса и махнул рукой на документы, – забери и распишись за меня. Сил моих нет.

– Как скажете, господин капитан. О, и не забудьте, – гном перевернул назад страницу блокнота, – господин Жезла ждет Вас у себя, в четырнадцатой камере.

– Помню-помню, – кивнул капитан. – А…

– Ваша тетушка не приходила за Вашим братом, – сообщил Безликинс.

Эрн немного расслабился и в очередной раз поблагодарил штаб-сержанта за его учтивость и внимание к больным темам. Пан, старший брат Эрна, регулярно напивался до беспамятства, после чего его, чуть живого, находил или ночной патруль в канаве, или конюхи в куче лошадиного дерьма, или первый утренний прохожий посреди дороги, или его приносила Буня, медведица капитана. Эрн уже перестал записывать, где его находили. Он ненавидел пьяниц всех сортов и расцветок. Долг и разум говорили ему, что их всех надо изолировать от общества как социально-опасный элемент [говоря нечто подобное, Игон Эрн задумывался, не слишком ли он много общается с Иколой Жезла, гвардейским ученым], ум учтиво напоминал, что это невозможно, а сердце разрывалось на части. Каждый раз, когда он бросал Пана в камеру, тетушка смотрела на него, Эрна, как на врага народа. «Как ты мог?! Брата!» – стоял в ее заплаканных глазах немой вопрос.

Удивительно любовь туманит разум – человек не в состоянии перестать валять дурака и решить проблему «многолетний бесполезный идиот, живущий за родительский счет». Игона Эрна воспитывали иначе. Он видел, что все это неправильно, и не понимал, почему «три-четыре дня без алкоголя» стоят поощрительного праздника, в результате которого виновник «торжества» сбрасывал счетчик. И вот опять.

– Это радует. Он по крайней мере все еще в камере, – сказал капитан.

Безликинс пролистал блокнот:

– Без происшествий, господин капитан.

– Радует…

Однако радость была не столь большая, сколь хотелось бы. Капитану предстоял очередной разговор с братом, но он быстро отодвинул эту мысль в сторону и углубился в чтение коллективной жалобы.

***

Ближе к закату обзорная площадка совсем опустела, и эльф остался в гордом одиночестве. Ну, если быть точным, не совсем в одиночестве – компанию ему все еще составляла бутылка. На вид эльфу было лет сорок, и это была бы точная оценка, если бы он был человеком. На самом деле ему было крепко за двести семьдесят. Все прекрасно знали, что остроухие считают годы жизни как-то иначе, но формулу никто толком запомнить не мог, кроме небольшого количества ученых. Одежда эльфа знавала лучшие времена, но не было похоже, чтобы его этот факт хоть как-то волновал.

Он ДУМАЛ. Глядел на город и думал. Рассуждал, прикидывал варианты. И не забывал пить.

Вскоре к эльфу медленно подошел некто в черных одеяниях. Мантия была явно великоватой владельцу, потому висела на нем мешком и в некотором роде затрудняла движения. Лицо визитера скрывал капюшон.

– Ну, – спросил эльф и сделал еще глоток вина, – и к чему этот спектакль?

– Меня не должны здесь видеть, – резко ответил глухой голос из-под капюшона.

– Зрители разошлись, – остроухий обвел взглядом обзорную площадку. – А Вы, похоже, сильно вспотели, пока поднимались сюда.

Фигура молчала. Эльф снова хлебнул вина.

– Если ты такой умный, Антро, – вновь раздался голос, – то почему такой бедный?

– Потому что здесь на этом не заработать, – Антро отвел глаза в сторону. – Никто здесь не возьмет меня в советники или решалы. А стройкой и продажей овощей на серебряную карету не заработаешь. Вшивый городишко, этот ваш Несеренити.

Из-под складок черного балахона донеслась усмешка.

– Что же, отрадно, что ты это понимаешь. А раз есть желание изменить ситуацию… Заканчивай пить, ты нанят. Будешь решать мои проблемы. Платить буду достаточно, но работа, как ты понял, не слишком законна. Попадешься гвардии – сам виноват. Получится тебя вытащить – значит повезло. В противном случае закончишь дни очень быстро, особенно если будешь трепать языком.

Эльф залпом допил остатки вина и аккуратно поставил бутылку на скамейку, рядом с собой, а потом кивнул собеседнику:

– Идет.

Солнце коснулось горных вершин. На «вшивый городишко» Несеренити опускался теплый летний вечер.

***

– Я сыт по горло твоими выходками, Пан, – Эрн смотрел на старшего брата через решетку камеры предварительного заключения и старался не сорваться, как это обычно происходило.

– Мне все равно-о, – отвечал тот, не глядя в сторону клетки, за которой, на свободе, стоял Игон.

Разговор не задался с самого начала: Пан не слушал Эрна или не хотел слышать. Вот что бывает, когда пытаешься сдвинуть с места очень тяжелый предмет. В случае с Паном – предмет был еще и тупой.

– Ты отброс общества, понимаешь ты это или нет? Твоя мать едва концы с концами сводит, а ты пропиваешь все свободные деньги! У тебя никакой совести! – закипал капитан.

– Ой да заткнись ты, я не могу тебя слушать уже! Отброс, пропиваю, ни стыда, ни совести, да-да-да, новенькое что-нибудь расскажи! – отмахнулся заключенный. А немного погодя повелительно добавил: – Нет? Нечего сказать? Тогда принеси мне пива!

– Еще двое суток.

– Ну пожалуйста, Игон, братик! – взмолился Пан, в одно мгновение подскочив к решетке. – Выпусти меня отсюда! Тут темно, страшно и нечего пить!

Капитан схватил брата за ворот рубахи и резко дернул на себя. Пан впечатался лицом в решетку и заскулил от боли.

– Я – капитан гвардии, а ты – пустое место, – взревел Эрн. – Еще раз, ты, погань, заговоришь со мной в таком тоне – отправишься за решетку на веки вечные, я тебе это устрою. Ты меня понял?

Пан проныл что-то невнятное. Игон Эрн разжал кулак и дал алкашу рухнуть на пол.

– И никто меня не осудит, ясно?

Старший брат, казалось, вот-вот расплачется.

– Вообще-то давно надо было так поступить, – рявкнул капитан. – Я всегда думал, что старший брат должен быть примером и ориентиром в жизни, но тебя, пьянь мразотная, назвать такими словами нельзя в принципе. Мне даром не нужны такие родственники.

Каждое слово резало ножом, каждый звук причинял боль, будто в рану щедро сыпали соль. Пан не сдержался, из глаз хлынули слезы. Эрн смотрел на него с презрением и отвращением. Здоровенный мужик, безвольный и слабый настолько, что не может взять себя в руки. Капитан давно перестал задаваться вопросом, как так вышло. Какой был в этом смысл? Уже поздно, и теперь он имеет то, что имеет, – проблему. На то, что она решится сама собой или волевым решением тетушки, надежды давно уже нет. Она, эта самая надежда, умерла и никто не додумался похоронить ее с почестями. Поэтому она источает запахи на все камеры предварительного заключения.

– Я тебя прошу, – сбавил напор капитан, – подумай о матери. И прошу в последний раз. Перестань пить, найди работу и начни заботиться о ком-то кроме себя. Хоть раз в жизни сделай что-то по-людски.

– Я не все пропил! – всхлипнул Пан. – Я купил домой кресла! Эльфийской работы, между прочим! Их… Сегодня что?

– Среда, – сухо ответил Эрн. – Восьмое число месяца жары, если тебе вдруг интересно.

– Кресла же должны доставить уже послезавтра! Мне надо выйти отсюда!

– Выйдешь, не беспокойся. Когда я решу, – Эрн отошел от камеры. – Мне очень стыдно, что ты мой брат.

Капитан вздохнул. Это было жестко, но… он не припоминал, чтобы Пан когда-то понимал другие слова.

«Стыдно».

Об одном поросеночке Эрн позаботился, теперь самое время вернуться к делам насущным. Следующим пунктом в списке был господин Жезла, а за уходящий день по его вине капитан, казалось, обзавелся еще парой-тройкой седых волос.

Икола Жезла был одной из тех натур, что склонны усложнять все, до чего могут дотянуться. Он безоговорочно прописался на почетном втором месте в списке таких натур, проживающих в Несеренити. Поэтому самым верным решением было держать его [и не только его] под замком. К тому же, рассуждал Эрн, это было в принципе полезно для гвардии.

Ученого поселили в одной из камер предварительного заключения, где держали подозреваемых до установления всех обстоятельств совершенных ими, подозреваемыми, неправомерных действий. Расчет капитана был такой: если Жезла сможет сбежать, то он покажет, как это сделал, и сделает так, чтобы точно так же не смогли сбежать другие. Буквально за пару месяцев его присутствия в штабе гвардии количество побегов сократилось до нуля. Иногда талант просто необходимо направить в нужное русло, говорил капитан Эрн. Как минимум для того, чтобы пострадало меньше людей.

За время своей службы в гвардии Жезла усложнил несколько попавших в его пытливый взор вещей, чем резко продвинул гвардию на пару десятилетий в будущее. Сам он не знал, как кратко назвать свою работу так, чтобы это название отражало суть вещей, а еще звучало красиво. Однако барышня, занимающая первое место в списке ученых Несеренити, охарактеризовала это не иначе как «научно-технический прогресс», чем прельстила ум и похитила сердце ученого.

В остальное время Жезла был человеком тихим, скромным, непривередливым и испытывающим определенные сложности в общении с другими людьми. Поэтому работа на гвардию его вполне устраивала. Он мог заниматься любимым делом сколько угодно без чужих косых взглядов [в силу ряда удачных архитектурных решений косые взгляды соседей из других камер он просто не видел], упреков, давления общества и имея стабильное жалование. Еда, которой кормили задержанных, была, на его вкус, сносной, ночлег – сухим и уютным. А еще у Жезла был личный ключ от камеры. Чаще всего, когда ключ пропадал или оказывался в руках капитана, Жезла заводился по-настоящему и был готов свернуть горы, ну, или как минимум собственную шею – так активно озирался по сторонам в поисках решения.

Сегодня, и Эрн это точно знал, ключ никто не забирал. Однако утром, едва капитан перешагнул порог штаба, дежурный – младший офицер Бравс – сообщил, что господин Жезла ведет себя возбужденно: гоняет по камере пчелу и размахивает бутылкой горячительного от братьев Каберн.

А во время обеденного перерыва он носился по зданию и орал что-то непонятное. Потом несколько раз бегал в лес за пчелами и вот, наконец, напугал дежурного офицера до полусмерти. Собственно, дежурный доложил об этом всём, находясь в шкафу в кабинете капитана, куда спрятался в надежде скрыться от Жезла. Ожидания оправдались – Безликинса Жезла пройти не смог, но оставил записку, в которой просил о встрече. Немного погодя гном сообщил капитану, что ученый, в доску пьяный, завалился спать.

Эрн приложил немалые усилия, чтобы спустить на тормозах эту выходку высоколобого сотрудника гвардии. Но младшего офицера это никоим образом не касалось. Капитан выдержал некоторую паузу, встал из-за стола, подошел к шкафу и постучал в дверь.

– Как это понимать, господин младший офицер? – спросил он дежурного.

– Не могу знать, господин капитан! – протараторил Бравс с плохо скрываемой дрожью в голосе. – Что-то опять выдумал! Или, чего хуже, усложнил!

– Речь не про Жезла, а про тебя, господин младший офицер. Испугался безобидного ученого?

Бравс высунул голову из шкафа.

– Я не… – виновато начал он, но капитан резко поднял руку вверх, призывая к молчанию.

– Что это за гвардеец, который теряет самообладание при виде лица в состоянии алкогольного опьянения?

Дежурный опустил глаза в пол.

– Тест на стрессоустойчивость завален, – капитан указал молодому человеку на дверь. – Потом решим, что с тобой делать. Свободен.

С того момента, как дежурный закрыл за собой дверь, прошло несколько часов, три встречи и полдюжины неотложных дел, а Эрн так и не понял, надо ли ему бояться похода в камеру Жезла и как пишется «стрессоустойчивость». «Не бояться» было просто, и в основном потому, что господин Жезла – ученый. И, как любой ученый, он вел себя подобным образом исключительно в тех случаях, когда придумал что-то новое или усложнил что-то старое. И это «что-то» вполне может послужить на благо гвардии и общества. «Бояться» было еще проще: миновало всего несколько часов, поэтому вероятнее всего это «что-то» еще не имеет законченный вид, а потому – опасно. Возможно даже взрывоопасно, а у капитана лишь недавно снова отросла борода.

Впрочем, рассудил он, осторожность в любом случае не помешает, а вот пользы от Жезла было гораздо больше, чем вреда. К тому же – он выглянул в окно, чтобы убедиться – дым с нижнего этажа не шел, медведи из стойл испуганно не выбегали, а здание не трясется.

«Значит, все в порядке».

– Жезла, ты зачем напугал дежурного? – спросил Эрн, открывая камеру номер четырнадцать.

Икола Жезла вскочил с места, наспех затягивая пояс халата.

– Я не пугал, – ученый состроил удивительно честные глаза. – Он испугался самостоятельно, без моей помощи.

Эрн покачал головой. «Ну да, ну да, – подумал он, – надеялся получить вразумительный ответ. Молодец, гвардии капитан Эрн, так держать».

– Пуглив… – начал было ученый, но вдруг опомнился. – О! Капитан, я вспомнил! У меня же отличная идея!

– Прекрасно. А пил ты на работе из каких соображений?

Жезла осекся.

– Сегодня у моей покойной матушки день рождения… – пробубнил он. – Я пью в память о ней в этот день, но не люблю пить вечером, ну, вот и решил, что утром будет самое то, и… в это время в камеру залетела пчела и натолкнула меня на идею. Отличную идею!

Капитан поморщился:

– Ладно, – он махнул рукой и присел на угол койки, – только, очень тебя прошу, помедленнее.

– Утром я выпил стакан вина и внезапно обнаружил, – Жезла принялся расхаживать по камере и, активно жестикулируя, рассказывать о своих изысканиях, – что ко мне залетела пчела. Прогнать ее было нечем, поэтому я попробовал громко орать и бегать! Это… не помогло.

«Какая досада», – подумал про себя Эрн.

– Потом, – продолжил тараторить Жезла, – решил стукнуть ее бутылкой!

«Мудрое, основательное решение».

– Тогда пчела полетела прямо на меня, и я попробовал ее сдуть!

«Неожиданно».

– И, Вы не поверите! Она закачалась и упала, но не умерла!

– Общество защиты прав пчел подаст Ее Светлости на тебя жалобу, – машинально съязвил капитан.

– Э… Общество защиты прав пчел? – переспросил Жезла. – А разве такое есть?

– Не имею представления, – ответил Эрн. – Готов поклясться, что за день могло появиться. Сам же знаешь, эти общества появляются как грибы после дождя. Людей порой хлебом не корми, а что-то усложнить – дай.

Жезла согласно кивнул.

– Это все? – уточнил капитан.

– Нет-нет! – Жезла опомнился [уже пятый раз за день], похлопал себя по халату и достал из кармана небольшую прозрачную банку, в каких продают варенье или снадобья. В куске ткани, плотно закрывающем банку, была проделана дырочка, в которую Жезла вставил стебель репейника. Внутри кружила пчела. – Дыхните в трубочку, господин капитан?

Повисла неловкая пауза.

– Серьезно?.. – после некоторых раздумий уточнил Эрн.

– Дыхните!

«Будь проклят тот день, когда я принимал Жезла в гвардию и не приставил к нему переводчика с ученого языка на человеческий.»

Эрн взял в руки баночку, повертел ее, вопросительно поглядывая на Жезла – у того огоньки в глазах отплясывали чечетку. Пчела тем временем спокойно выписывала пируэты вокруг кончика стебля, порой безуспешно пытаясь пробраться через него наружу. «Ага, – подумал Эрн, – она там живая и здоровая. Значит, ничего смертельного внутри нет». Тщательно взвесив все происходящее и убедившись [по крайней мере, на глаз], что баночка не взорвется у него в руках, капитан медленно и аккуратно выдул струю воздуха в трубочку…

…и ничего не произошло. Пчела продолжила мирно выписывать узоры по только ей ведомой траектории.

– И… И что? – выдавил он наконец.

Жезла загадочно улыбнулся, достал из другого кармана халата бутылку вина, с которой носился весь день и, под неистово осуждающий взгляд капитана, сделал внушительный глоток. Потом он с шумом выпустил воздух, облизнул губы и взял баночку.

– Глядите, – и дыхнул в трубочку сам.

Пчела перестала кружиться и лететь ровно по намеченному пути, зашаталась, несколько раз ударилась о стенки банки и, наконец, рухнула на дно.

Они смотрели на пчелу, которая трепыхалась, не в силах подняться.

– Господин капитан, – выдал наконец ученый, – я не сразу понял, что дышал на пчелу своим – ИК! – перегаром! Как Вы только что заметили, пары алкоголя действуют на пчелу как сам алкоголь! Видите, упала словно пьяная! А когда дыхнули Вы – трезвый – ничего не изменилось!

Но до Эрна уже дошел смысл.

– Ты сделал из пчелы быстрый способ определить состояние алкогольного опьянения?

– Да что Вы такое говорите! Какой там тест? Это просто способ напоить пчелу. Я же даже не знал, пьют пчелы или нет! И не знал даже, чем они пьют! Назовем это…

И в этот момент Жезла начал обдумывать то, что сказал капитан.

– Да! – крикнул он, засияв от счастья, – ДА! Я сделал из пчелы быстрый способ определить состояние алкогольного опьянения!!!

Впервые за день капитан действительно искренне и широко улыбнулся, потирая руки в предвкушении работы.

– Жезла, ставлю боевую задачу, – капитан, преисполненный бодрости, будто не устал ни на грамм, пусть день и был долгим, соскочил с места. – Во-первых, у тебя десять секунд, чтобы протрезветь. Во-вторых, мне нужно три десятка таких банок минимум, по одной на каждый патруль и запасные. Даю два часа. Приступай.

– Но… – начал было Жезла.

– НЕМЕДЛЕННО!

Глава 2

Эго злился. Первой тому причиной была усталость – он провел в дороге всю ночь, заплутал, вернулся на нужную дорогу и прибыл к воротам Несеренити, когда солнце сияло в зените. Выбившись из сил, он рухнул под стоящее неподалеку дерево и сам не заметил, как задремал. Там, спустя несколько часов, сонного и совершенно вымотанного эльфа нашла городская гвардия. В течении последующих десяти минут выяснилось, что для того, чтобы эльфу пройти в город, нужно получить миграционную карточку на пункте учета вновь прибывших, что расположен у Северных врат. Чтобы попасть туда нужно было пройти еще шесть верст вдоль городской стены. Это явилось второй причиной злости Эго.

Третья причина, словно пиявка, впилась в мозг, когда гвардеец, уточнивший у гостя цель визита, рассмеялся в ответ. Эго не любил, когда над ним смеялись, он воспринимал этот жест как глубокое оскорбление. Каждому, кто над ним смеялся, он давал достойный, как он сам считал, равноценный отпор. В юношестве таким равноценным отпором была обыкновенная драка, что доставляло массу неудобств его родителям. Особенно если Эго выходил победителем.

Родители Эго были целителями, обладали авторитетом в обществе и искренне мечтали, что сын пойдет по их стопам. Но каждый раз, накладывая целебную повязку на сломанный нос очередного малолетнего эльфа, который «упал на ногу вашего сына», отец Эго все больше разочаровывался в наследнике. Он говорил жене, что, наверное, всему виной звезды, которые в ночь рождения Эго сложились как-то иначе. В ответ на это мать Эго закатывала глаза и грустно вздыхала. Она прекрасно видела звезды в ту ночь, и не только те, что на небе, но и те, что летели из ее глаз. К тому же она не разделяла убеждение мужа в том, что расположение разноцветных точек на ночном небе как-то влияет на жизнь. Но ей все же приходилось признать, что, создавая ребенка гениев, природа устала и решила взять отпуск.

Вместо изучения трудов умудренных опытом старцев Эго сбегал из дома и подробно изучал неприятности, к которым ведут его действия. Вся проблема заключалась в том, что Эго был музыкантом. А к музыкантам эльфы относились примерно так же, как относились во всем цивилизованном мире к эльфам.

– Эго, дорогой, тебе скоро семьдесят четыре, а ведешь ты себя как маленький! Будто тебе всего пятнадцать! – сетовала мама.

– В пятнадцать лет никто еще не играет на лютне, мам! – парировал сын.

– В семьдесят четыре никто уже не играет на лютне, – вздыхал отец.

В двадцать пять ты собирал бурные овации друзей родителей, зашедших на чашку чая. В сорок семь на подобный концерт друзья родителей сдержанно хлопали и с определенным беспокойством посматривали на мать и отца Эго, а они лишь улыбались, говоря о юношеском бунтарстве и что этот период вот-вот должен закончиться, уж они-то, целители со стажем работы в триста лет, знают как никто другой!

Время шло, Эго совершенствовал навыки игры на лютне и избиения лютней всех, кому смешно, а друзья родителей почему-то перестали заходить на чай. Никто так и не смог донести до Эго, что в обществе эльфов профессия барда – само по себе оскорбление. А вздорный характер молодого менестреля терпеть сил не было даже у стражников, которые с завидной регулярностью бросали того в темницу на несколько дней за дебош. В конце концов отец сказал, что Эго, с его, кхм, талантами, сможет чего-то добиться. Где угодно. Только не здесь. И Эго отправился на вольные хлеба.

Юный эльф был этому только рад, поэтому покинул отчий дом с высоко поднятой головой и стремлением вернуться известным и богатым. Конечно, он не знал, что после его ухода в родном городе устроили большой праздник, где отец Эго зачитывал вслух цитаты сына о музыке, чем смешил всех до слез и колик.

Эльфов вообще понять сложно, и большинство давным-давно оставило попытки. А меньшинству удалось провести невероятное количество исследований и распространить среди коллег несколько ученых текстов. И все равно найти причину того, что эльфам нравится комедия, но не нравится музыка, не удается. Большинству – не интересно, большинство из меньшинства – уходит в другие области науки, меньшинство из меньшинства – копают дальше. Когда-нибудь за их успехами будет наблюдать чуть больше народу, чем они сами, но произойдет это в том случае, когда они наконец узнают истинные причины. Или же наймут грамотного маркетолога.

Эго приехал в Несеренити в поисках богатства и славы. Именно так он и сказал гвардейцу. Что такого смешного тот нашел в этих словах, Эго не понял, но здравый смысл возобладал: он не дома. И, памятуя об этом, решил не разбивать лютню об голову представителя закона в первый же день. Он набрал в грудь побольше воздуха, задержал на секунду дыхание и выдохнул. Немного полегчало.

Старший офицер гвардии Литий между тем успокоился, отдышался, протянул новоприбывшему анкету и велел заполнить.

– В первой строчке имя пишите разборчиво, в шестой – цель визита. Умоляю Вас, не пишите там то, что сказали мне сейчас!

Эго сдавленно кивнул.

– В седьмой – сколько планируете находиться в городе. Стандартная карточка выдается на шесть месяцев, не позднее чем за неделю до окончания срока действия нужно будет продлить. Стоимость – двести серебряных, оплатите девушке в кассе, второе окно слева. Если хотите сразу на год оформить, то, соответственно, четыреста.

Эльф резко оторвал глаза от анкеты и воззрился на гвардейца глазами размером со спелую сливу.

– Так дорого! – воскликнул он и потянулся в карман за мешочком с деньгами.

– Вы оформляете не туристическую карточку, а миграционную, – пояснил старший офицер Литий. – Туристические оформляются у Центральных ворот.

Эго чуть не закричал – именно от Центральных ворот гвардейцы отправили его сюда.

– И чтобы получить туристическую карточку, – продолжил Литий, – Вам желательно подтвердить оплату комнаты в трактире на условленный срок пребывания. А еще Вас, как туриста, запрещено привлекать к трудовой деятельности, кроме наказаний за нарушение закона, и… Вы слушаете?

– Я… Э… – Эго закончил считать монеты в мешочке. – У меня только двести семнадцать монет…

– Это просто замечательно, поскольку рассрочек мы не даем, – улыбнулся гвардеец. – Анкету заполнили? Заполняйте живее! У меня нет времени возиться с Вами целый день!

Едва Эго поставил свою подпись в последней строке анкеты, дежурный офицер выхватил лист из-под пера и внимательно его изучил.

– Запрещенные к ввозу в город предметы? – уточнил Литий.

Эго отчужденно посмотрел на гвардейца. Тот вздохнул и пояснил:

– Что-либо запрещенное из списка на стене слева от Вас везете в город? Оружие, алкоголь, фрукты, табак?

– О… – Эго пробежал глазами по буквам. – Нет, ничего такого. Лютня, десяток-другой писем и одна посылка.

Осознав, что взаимное недоверие между ними и другими расами не исчезнет на ровном месте и будет в какой-то степени процветать, эльфы заново изобрели почту. Каждый, кто покидал родные места и отправлялся на поиски лучшей жизни, заранее озвучивал пункт назначения и получал в нагрузку письма и посылки, чтобы по прибытию раздать другим эльфам. Это было на порядок надежнее междугородних грузоперевозок и почтовой службы, поскольку опция «случайной» потери не входила в базовый набор. Теперь разносчиком писем стал Эго, и, несмотря на свои непростые отношения с соплеменниками, он прекрасно понимал ценность этих писем и исходящее от них тепло родственных душ.

– Что в посылке?

– Не имею представления, – сухо ответил эльф. – Мне надлежит вручить ее господину Крато.

Позднее Эго часто вспоминал взгляд Лития. В тот момент он не смог понять, что думал офицер, стоило ему упомянуть имя главы общины. Улыбка с уст никуда не исчезла, но вот в глазах образовалась странная смесь тревоги, усталости, презрения и страха. Спустя несколько долгих секунд Литий едва слышно усмехнулся махнул на посылку рукой.

– Ладно, везите, – офицер поставил свою подпись в анкете Эго и вручил бумагу эльфу. – Проходите в кассу, оплачиваете карточку, после – с документом об оплате и анкетой – в окно номер пять. Это напротив выхода в город. Вам выдадут карточку гостя – это ваше удостоверение личности, всегда носить при себе и предъявлять по первому требованию офицеров гвардии. В противном случае – Вы проведете несколько дней в камере до момента установления личности.

Когда Эго покинул пропускной пункт и наконец вошел в Несеренити, над городом правили бал сумерки. Ветер с моря разгонял летний зной, принося приятную прохладу. Солнце утонуло в пучине гор, а в домах зажигали первые лампы. Перед бардом раскинулась улица, по которой явно плакали восстановительные работы.

Все внутри эльфа кипело от четвертой причины злости. Теперь уже злости совершенно бессильной – в мешочке осталось всего семнадцать монет, а на это, как он слышал, даже на ночь комнату не снимешь. Не такой прыжок в новую жизнь он себе пророчил, ох не такой. Полет гордой птицы, намеревавшейся взмыть к вершинам музыкального творчества, в лепешку расшибся о потолок реальности. В какой-то момент, эльф готов был поклясться всем, во что он верит, в его ушах явственно зазвенел смех отца и матери. Злой смех, едкий, каждой высокой нотой вопрошающий «Понял наконец, что все ХА-ХА усилия были тщетны?», «Тебя ХА-ХА предупреждали!» и «Эй, бродяга менест-ХА-ХА-рель!». Эго гнал от себя этот воображаемый смех всю дорогу до дома почтенного господина Крато – главы эльфийской общины Несеренити и старинного друга отца Эго. Необходимо было засвидетельствовать свое прибытие и передать письма. А там… Господин Крато, как сказал ему отец перед тем как закрыть дверь, может помочь. Звучало это так: «Ты все равно потерпишь ХА-ХА неудачу. Уж лучше пусть тебе там хоть кто-то знакомый сможет помочь».

«Или, – подумал Эго, – пустит переночевать… было бы здорово…»

Дом господина Крато нашелся довольно быстро. Эго всего раз уточнил дорогу у случайного прохожего – очень милый рыжебородый гном, проезжающий верхом на роскошном седом медведе, в подробностях рассказал эльфу, куда и как пройти. Любезность горожанина даже немного успокоила и заглушила звенящий в ушах хохот, чтосо всей силой взял курс на деморализацию.

«Похоже, – подумал Эго, – не все здесь недолюбливают нашего брата. Это радует».

Буквально через каких-то полчаса его ждало очередное падение:

– Надо было при въезде оформлять туристическую карточку, ишак ты недоделанный! – рявкнул Крато, не испытывая к гостю ни жалости, ни какого бы то ни было стеснения в выражениях.

Обязанности главы общины – быть ментором для эльфов Несеренити. Направлять, помогать делом или советом, делиться опытом. Только вот за долгие и непростые годы работы у почтенного Крато сложилось стойкое впечатление, что в родных краях никто не рассказывает, как в Несеренити на самом деле обстоят дела. Иначе он совершенно не мог объяснить, по какой причине чуть ли не каждый эльф, который заявляется сюда «в поисках богатства и славы» – пустоголовый осел. Грезы, будто бы перед эльфом откроются ворота в город и сразу заиграет небесная музыка, посыплются деньги прямо на голову и за право пожать ему руку начнется настоящая драка на смерть, настолько прочно сидят в душах мигрантов, что недостаточно даже того теплого отрезвляющего приема, какой устроил Эго старший офицер Литий.

Обычно вступительного взноса за документ с лихвой хватает для понимания того, как в Несеренити все устроено и что никто не будет играть в детский сад.

Хочешь работать – пожалуйста.

Хочешь славы – добивайся.

Ты сам хозяин своей судьбы и твой успех или поражение зависят только от тебя. Тебе вручили карточку гостя и теперь ты сам по себе. И не мешай, пожалуйста, у нас свои дела. С каждым следующим земляком, несущим с собой пустую надежду на удачу и слепо жаждущим легких денег, Крато становился злее и циничнее. И вот он, Эго, очередной молодняк, мечтающий о чем-то баснословном, вжался кресло, оловянными глазами пытаясь схватиться за хоть что-либо.

Крато, несмотря на дружбу с отцом Эго, мало что знал о юном эльфе, и друг не вдавался в подробности. Но ему, Крато, не пришлось даже напрягаться, не пришлось шевелить ни единой мышцей, чтобы решить загадку Эго за первые секунды: парнишка ушел из дома, преисполненный надежд доказать всем, что он всего добьется, несмотря ни на что. Сентиментальная чушь, не имеющая с действительностью ничего общего.

А ведь всего-то и нужно – подумать немного и пообщаться с теми, кто уже был в Несеренити, и тебе скажут, на что обратить внимание. Да только зачем забивать этим голову, где спокойно гуляет ветер? Ветер ведь плохо гуляет по преградам, вечно меняет направление, скорость, это все ужасно неудобно.

Эльфу не нужен ментор. Ему нужна хорошая трепка, чтобы выбить всю дурь.

– Но туристов же запрещено привлекать к работе! – попытался парировать Эго.

– Ой, какие мы умные! – съязвил Крато, скрестив пальцы на груди. – Ну-ка, а кто знает, что ты турист?

– Ведь в карточке написано!

– Ага, верно, а кто твою карточку видел?

Эго открыл было рот, набрал воздуха и… осекся. В деле явно замешаны вещи, в которых он не разбирался.

– Я жду ответ, юноша, – напомнил о себе глава общины.

– Это же удостоверяющий личность документ, предъявляется по требованию гвардии, – начал было Эго. – И если…

– Вот именно – если! – снова рявкнул Крато. – Гвардейцев в городе чуть больше сотни, а эльфов – немногим меньше тысячи! А сколько преступников? Ты об этом подумал?

Новоиспеченный мигрант не ответил.

– Разумеется, не подумал. У гвардии, мой мальчик, и так хватает забот, они не станут проверять каждого встречного эльфа. Подзаработал бы немного за пару недель, оформил бы миграционную карточку. И все. А ты явился покорять город с тремя сотнями монет в кармане, не подумав даже, где будешь жить. Серьезный подход, основательный, снимаю шляпу!

– Но… – промямлил Эго. – Но ведь… Если бы мне кто-нибудь об этом рассказал…

– Да ты и не спрашивал. Ты свято верил, что тебе все подадут на блюдечке. Понятно теперь, почему отец столь скупо и неохотно о тебе упоминал.

Крато оперся на трость, встал и указал Эго на окно:

– Знаешь, сколько я наших соотечественников здесь повидал? Большинство после прибытия – как ты: растерянны, а из глаз слезами льется полное непонимание того, что делать дальше. Гордые корабли, явились в Несеренити в поисках мифических благ и самоутверждения, а спустя день – максимум два – выглядите так, будто разбились о подводные скалы и сели на мель, залатывать раны тем, что под руку попадется.

Эго опустил глаза в пол. Злость ушла, вместо нее остался стыд. Не подумал, не сообразил, кинулся во все тяжкие без запасного плана. Сам виноват. Он сам во всем виноват. Удивительно, но даже отец никогда не разговаривал с ним таким тоном и с таким посылом. А ведь господин Крато, когда бывал в родных краях по делам, обязательно заходил к родителям Эго на чай. Эго не особенно его помнил и не был с ним толком знаком. Он лишь слышал, что господин Крато занимается делами эльфов в Несеренити – огромном городе больших возможностей, а еще, что господин Крато мудр и знает жизнь. Теперь же Эго воочию увидел, что, помимо всего прочего, Крато – жесткий, твердый, не позволяющий себе сантиментов и глупостей эльф.

– Но ведь… У меня ведь все еще есть шансы?

– Оптимистично, – сказал Крато. – Ты ничем не лучше всех остальных. Ищи работу, и поскорее.

Он высыпал горсть монет из своего кошелька и вручил их эльфу:

– Разбогатеешь – отдашь, – ухмыльнулся глава общины. Потом взял с полки небольшую книжицу и вручил ее Эго. – А это свод правил для мигрантов, пригодится.

Крато помолчал, глядя в пустые глаза Эго.

– Все вокруг начинают изучать законы только тогда, когда кончаются деньги. Самое время.

– Спасибо… – ответил Эго. – Я очень Вам приз…

– Излишне, – оборвал его Крато. – Бери свою лютню и покажи, на что способен.

От неожиданности бард подпрыгнул. Услышать такие слова от своего соотечественника он не ожидал даже в самых смелых мечтах.

– Не прямо здесь. Я не потерплю этих глупостей в своем доме!

Эго смотрел на собеседника с нескрываемым удивлением, не решаясь что-либо сказать.

– Вы… Не смеетесь надо мной? – выдавил он наконец.

– Я? – непонимающе переспросил Крато. – Зачем мне над тобой смеяться?

– Но… – Эго вновь замялся. – Но ведь дома все…

– А здесь всех нет. Это значит, что ты свободен от осуждающих взглядов, разве не так?

Настал черед Эго улыбаться. Теперь он понял, что подумал Литий, когда услышал имя главы общины. Крато действительно был резким и не лез за словами в карман, или куда там за словами лезут чаще всего, но вместе с тем – действительно очень грамотным и мудрым. Юноша не знал наверняка, но после всего услышанного подумал, что эльфов вроде Крато местные власти ох как не любят.

И для властей это действительно было неудобной проблемой. Дело даже не в том, что Крато обладал достаточным умом и бесценным жизненным опытом, а в том, что он умел этим пользоваться по прямому назначению. Жалобы, что он направлял в городскую ратушу и гвардию, всегда – абсолютно всегда – составлены настолько безупречно, что ответ приходилось давать не менее грамотно. Там, где в иных случаях хватало сообщить заявителю «Ваше обращение рассмотрено, нарушений не выявлено» или «Ваше обращение рассмотрено, нарушения устранены», Крато, получив такой ответ, немедленно высылал следующее письмо с требованием разъяснений: кем рассмотрено, какие нарушения, как такое могли допустить, какие конкретно меры приняты, и так далее, и так далее, и так далее.

Переписка могла продолжаться достаточно долго, чтобы вывести из себя всех сотрудников отдела городской ратуши по работе с заявлениями граждан, но, пока глава эльфийской общины не получал ответ, который его устраивал, она не прекращалась.

В ратуше нехотя признавали, что на самом деле Крато все делает правильно, как никто другой, но… Ходили слухи, что существует тайник, куда складывают деньги, чтобы нанять громил, которые интеллигентно и с уважением объяснят Крато, что такое поведение недостойно мудрого эльфа.

Поговаривали даже, что капитан Эрн был вынужден в итоге проверить эти слухи, поскольку от писем господина Крато с просьбой сделать это в его кабинете стало крайне тесно. Нашел капитан этот тайник или нет, знают только сам капитан и глава города, Ее Светлость принцесса Диана. Однако поток писем прекратился, и капитан гвардии вздохнул с облегчением.

Обо всем этом Эго может быть когда-нибудь узнает, а пока же он, с улыбкой в половину лица, взирал на господина Крато.

– Только без лирики, парень. Теперь, – Крато вновь уселся в кресло, – полагаю, у тебя с собой письма?

Эго уже успел забыть о сумке с письмами и посылкой, столько всего навалилось. А ведь он в Несеренити чуть больше часа. Юный эльф хлопнул себя по лбу и полез в походный мешок.

– Да, конечно, – немного покопавшись, он виновато протянул письма Крато. После достал посылку. – А это отец велел передать Вам лично в руки.

Произошедшее дальше нельзя объяснить ничем, кроме безалаберности Эго, ну, или случайности, сыгравшей с ним дурную, по его скромному мнению, шутку. Он провел в дороге несколько долгих дней. Капризная погода чередовала прохладные дождливые ночи палящим солнцем. Спать приходилось где придется, и подходящее дерево, позволяющее не мерзнуть на земле, попадалось далеко не всегда.

Мешок же служил эльфу подушкой. Пару дней назад Эго проснулся по самые уши грязи и принялся искать место, где можно отмыться и высушить прихваченное из дома добро. Когда с этим было покончено, он осмотрел пострадавший в поединке с внезапной грязевой ванной мешок. Письма, на его счастье, оказались в целости и сохранности. Осмотреть посылку целиком он в спешке позабыл, а потому не заметил подмоченный пергамент в нижней части. Не заметил он его и сейчас, когда доставал посылку из мешка.

Одна случайность, одно неловкое движение, один ужасно косой взгляд господина Крато, одна оплошность и полученный за нее крайне чувствительный пинок под зад, придавший ускорение и позволивший установить своеобразный рекорд в деле скоропостижного ухода из гостей.

При передаче из рук в руки сырой пергамент разорвался и содержимое посылки оказалось на полу.

Пройдя несколько кварталов по наполненным мягким светом вечерним улицам Несеренити, Эго немного успокоился. Как там сказал господин Крато? Никто ведь не обещал, что будет легко? Да, так и сказал, а еще дополнил свои слова душевным пинком. Ушибленное место предательски ныло, как напоминание о халатности.

«Ладно, – сказал себе Эго. – Соберись, успокойся. Ты не дома. Ты теперь сам по себе».

Это не помогло. Вскипающая ярость с напором вынуждала руки что-нибудь поколотить, но эльф держался – без рук играть на лютне у него получалось… откровенно «так себе» [можно было подумать, что при обычной игре что-то существенно менялось]. Эго достал лютню и перебрал пальцами знакомый с детства мотив.

– Никто ведь не обеща-ал, что будет легко-о-о? – напел он. – Никто ве-едь не обеща-ал…

Мимо прошагал очередной наездник, под седлом которого был медведь еще красивее и еще роскошнее, чем у встреченного Эго гнома. Провожая взглядом шерстяного косолапого красавца, Эго вдруг замер. Его глаза зацепились за вывеску на другой стороне улицы и прочно к ней приклеились. Пожирая ее взглядом, он вдруг понял – вот оно. То, что нужно. Недолгие размышления и вот эльф уже не унывает, а сразу, как говорят люди, берет козла за бороду. Он перешел улицу, вошел в трактир и попросил официантку устроить ему аудиенцию с хозяином. И надо было такому случиться, что этим трактиром оказался именно «Винный бочонок».

Глава 3

«Винный бочонок» – тихое и мирное заведение, где никогда не бывает драк, кормят вкусно и недорого и всегда могут налить в долг. Да и вообще, атмосфера таверны располагает к спокойствию и умиротворению, и всем вокруг это ужасно нравится. Господин Аффект, хозяин таверны, относился к своему детищу очень бережно и трепетно, стремился к идеалам почти во всем. А после прочтения книги с невыговариваемым названием «Маркетинг» [за которую заплатил какой-то девице из Дальних пределов три золотых и одного барана] он не упускал возможности пообщаться с посетителями и всегда спрашивал их, что можно было бы улучшить в трактире.

– Оцените, пожалуйста, качество обслуживания по шкале от одного до десяти, где один это «отвратительно», а десять – «идеально», – взывал к посетителям господин Аффект, с умилением глядя, как те от его просьбы мгновенно давятся пивом. – Порекомендуете ли Вы наш трактир друзьям или знакомым? Ваше мнение очень важно для меня!

Посетители, не выдерживая такого, чаще впадали в ступор, нежели озвучивали что-то, что можно было счесть за вменяемый ответ. Спустя несколько недель неуемных расспросов завсегдатаев и случайных выпивох, которых хозяин очень внимательно выслушивал, записывая в свой блокнот все пожелания и критику, он обнаружил серьезную проблему – отсутствие музыкального сопровождения. Напротив второй проблемы – «хочется какого-то разнообразия» – господин Аффект поставил знак вопроса. Предстояло уточнить, решит ли эту проблему музыка в трактире. Или надо менять меню? Или нужно заказать у гномов катапульту, чтобы та по команде забрасывала в окно трактира свинью или пару куриц? Спустя пару-тройку подобных идей гном Глазомер, хороший друг господина Аффекта, очень мягко и тактично объяснил, что фразу «внести разнообразие» не нужно понимать настолько буквально. Того же мнения придерживались и гвардейцы, облюбовавшие заведение за полное отсутствие какой-либо суеты.

– Таким образом, Лекме и ее отпрыску светит немалый штраф за кражу, – рассказывал младший офицер Кот, преисполненный гордости за собственную работу, – и возмещение ущерба городу. Если признаются во всем сами и отзовут эту идиотскую жалобу – есть вероятность, что им удастся отделаться исправительными работами на общественное благо. Но это уже неважно!

Кот хлебнул темного бархатного пива, вытер салфеткой губы и продолжил:

– Я составил ответ к жалобе в письменном виде, потом штаб-сержант Безликинс отнес все это капитану. А как твои дела? Ты, вроде, должен был сегодня дежурить в штабе гвардии?

Бравс оторвался от созерцания своей кружки пенного, с которой все никак не решался сразиться:

– Гм? Извини, что ты сказал?

День младшего офицера Бравса не задался с самого утра. И дело вовсе не в дурных приметах [хотя Бравс готов был поклясться, что дорогу ему утром перебежала белая кошка с полными ведрами воды], а в том, что гвардеец… не справился. Он до такой степени испугался выходок Жезла, что спрятался в кабинете у капитана Эрна. Рассказывать об этом даже лучшему другу Коту было очень стыдно.

– Как прошло дежурство в штабе?

– Все… – начал Бравс, но задумался, подбирая слова. – Не слишком получилось.

– Гляди, – Кот снова отхлебнул пива и дернул носом, указывая другу в сторону стойки. – Хозяин с каким-то эльфом болтает. Страшный. Метр восемьдесят. Одет небогато. За плечами мешок и… это что, лютня?

– Я начинаю думать, – глядя в кружку, продолжал Бравс. – Может, мне не место в гвардии?

– Они жмут друг другу руки, Род. Это проблема.

– А сейчас найти работу – это проблема…

– Что?

– Что?

Друзья обнаружили, что не слушали друг друга. Кот, проявляя наблюдательность даже на отдыхе, уцепился глазами за господина Аффекта и эльфа неприятной наружности и совершенно забыл о том, что спросил, как прошел день Бравса. А Бравс, начав отвечать на вопрос Кота, ушел в свои мысли. Повисла неловкая пауза.

– Извини, – первым заговорил Род Бравс. – Что ты говорил, Ион?

– Эльф учит господина Аффекта играть на лютне.

– Правда? – Бравс с нескрываемым любопытством повернулся в сторону, где находился хозяин таверны.

– Нет! – гаркнул, ухмыляясь, Кот.

Смущенный собственной несообразительностью – какому трактирщику придет в голову чему-то учиться у эльфа? – Бравс повернулся к своей кружке, взглянул на нее и отодвинул в сторону:

– Будешь?

– Давай, – облизнулся Ион Кот, а потом окинул друга обеспокоенным взглядом. – В чем дело?

Настроение у Рода пропало окончательно.

– Ни в чем.

А потом он взорвался.

– Слушай, Ион, ты же умный? Ну вот скажи, куда я гожусь? Какой из меня гвардеец?

Кот несколько секунд внимательно смотрел на друга, сделал большой глоток пива из его кружки и наконец выдал:

– Посредственный. Зато друг, – очередной глоток пенного, – просто чудесный. Девушка! – крикнул Кот в сторону. – Еще две порции!

Чудесный друг грустно вздохнул и повернулся к окну. Кот, как всегда, прав. Он, в отличие от Бравса, сдал экзамены и физическую подготовку на отлично и был сразу принят в гвардию. Род же увязался за ним просто… Просто потому что не знал, что еще делать. Его попытки устроиться на нормальную работу чаще всего вели к несчастьям локального масштаба, а сам Бравс от страха оказывался дома, под одеялом, и тщетно пытался с собой совладать. О свободных деньгах речь практически нешла – даже всеми ненавистные эльфы зарабатывали больше.

Гвардия выглядела отличным вариантом: государственная служба, социальные льготы, оплачиваемый отпуск, повышения по выслуге лет. Только вот Бравсу недоставало ума и ловкости Кота, и вступительные экзамены он сдал лишь с шестого раза. Капитан Эрн отметил настойчивость, и Рода взяли в гвардию. Откровенно говоря, за настойчивость капитан принял глупость, из-за которой невысокий полноватый юноша раз за разом старался найти свое место там, где его не было. И место это совсем не собиралось там появляться.

О службе в гвардии Род знал разве что из слухов и новостей, и пока эти знания погибали в жестокой схватке с реальным фронтом работы, он все сильнее грустил. Вон он, младший офицер Бравс, от страха скрылся за плащ командира гвардии. А вот – младший офицер Кот, которому наверняка скоро светит повышение до старшего офицера. Ужасное чувство зависти разъедало Рода Бравса наравне с гордостью за друга, но зависть, похоже, побеждала.

– Я никуда не гожусь, – снова вздохнул он.

– Перестань, – попытался подбодрить друга Кот. – Ты пытаешься служить на благо обществу, это достойно похвалы. Не то что мой двоюродный дядюшка Лигош из Дальней Гавани – тот только языком трепал. Дармоед и бездельник, даже ремесло никакое не освоил.

– Что, серьезно? – с надеждой спросил Бравс.

– Конечно. Других в чиновники не берут.

С этого момента беседа разладилась совсем. Между тем на столе появилось еще две порции пенного, а «Винный бочонок» заполнялся посетителями и каким-то странным сочетанием звуков.

Хотя господин Аффект, хозяин заведения, с немалым подозрением относился ко всякого рода эльфам, полуросликам и прочим дриадам, выглядящим как внебрачные дети человека и Алирана пойми кого еще, он с радостью согласился на предложение эльфа с лютней развлекать посетителей. В качестве оплаты он предоставил гостю города завтраки ночлег.

К тому же, думал господин Аффект, у хлопца всегда будет возможность подработать на кухне. Там рабочие руки сейчас очень нужны, потому как барышня, что мыла посуду, взяла отпуск по уходу за ребенком, которым вот-вот должна разродиться. Уже четвертая юная дама, что работает у него в трактире, беременеет и оставляет его, господина Аффекта, один на один со службой занятости населения. В этом было что-то совершенно невразумительное.

Эльф, по внешним признакам похожий на певца, подвернулся крайне удачно. Господин Аффект был дюже доволен своим решением и велел распространить весть о том, что в его трактир заглянул бард с громким именем Эго и уже дает концерт! К глубочайшему сожалению, трактирщик не учел, что он был единственным, кто относился к эльфам с… подозрением.

Отношение большинства посетителей «Бочонка» к эльфам лучше всего описывалось на примере той новомодной заморской забавы, где нужно со всей силы ударить по мячу, чтобы он летел выше и дальше. По возможности – быстрее, выше и дальше. Эльфов не любил решительно никто.

Но даже в этой стройной и устоявшейся системе произошел сбой. Менестрель играл, словно в последний раз, и реакция окружающих давала понять, что играл очень хорошо. Многие посетители таверны даже придвинули столики поближе, чтобы насладиться музыкой вкупе с чудесными напитками. Несколько раз певец даже сорвал аплодисменты.

Однако мир, почуяв брешь, сквозь которую утекает здравый смысл, спешно принялся ее закрывать, пока не стало слишком поздно.

Гном Глазомер терпел присутствие эпатажного остроухого барда в благородном заведении из последних сил. Завсегдатай «Бочонка» рассчитывал посвятить вечер общению с господином Полевиком, обувных дел мастером, на крайне серьезную тему – близился юбилей госпожи Глазомер, а в таких вопросах супруг соблюдал все предусмотренные правила, что позволяло ему неизменно удивлять именинницу. Но беседа совсем не клеилась, потому как ее постоянно прерывало тошнотворное эльфийское звукоизлияние, которое назвать «пением» и «музыкой» было можно лишь с очень большой иронией. Господин Глазомер не обладал исключительным музыкальным слухом или вкусом, но он твердо знал: то, что делает этот эльф – неправильно и не имеет права на существование. Он даже не обратил внимания на то, что окружающим все вроде бы нравилось.

После очередных оваций кто-то из посетителей заказал певцу кружку темного пива. Тот раскланялся и сделал большущий глоток.

– Следующая песня, – сообщил певец, почувствовав, как пиво ударило в голову, – о кладе на дальнем острове!

Едва коснувшись струн лютни, он явственно услышал, как господин Глазомер усмехнулся и сказал «Туда тебе и дорога».

И грянул гром.

***

Звуки из трактира доносились примерно в следующем порядке: стук, хрясь, щелк, глухой стук, крик «Отпусти бороду, остроухий, или я тебя взгрею!», крик «Прекратите драку!», стук, хрясь, характерный звонкий треск ломающейся мебели, вжух, треск, крик «Да где же эта чертова гвардия?!».

Послушать концерт под названием «Драка в «Винном бочонке» довольно быстро собралась скромная толпа зевак, состоящая, в том числе, из тех, кто спешно покинул трактир во избежание личного участия в действе. На сцене выступали: эльф-менестрель Эго, имя которого запомнили немногие, гном Глазомер, хозяин «Бочонка» господин Аффект и господин Полевик, владелец обувной мастерской в самом конце Большой Улицы. Несеренити, окутанный молочными локонами Луны, тонул в объятиях ночи.

Спектакль, ласкающий уши зрителей, прервал слегка хрипящий бас командира гвардии Игона Эрна.

– Доброго вечера, госпо… – капитан осекся, увидев вылетающую из окна таверны пивную кружку. – Драка? Здесь, в «Бочонке»? Это что-то новенькое!

Бум, хрясь, шмяк, «Отпусти бороду, подлый сукин сын!».

– Сидеть, Буня, – капитан Эрн спустился с медведицы и похлопал ее по спинке. – Что они делали до того, как перешли к рукопашной?

– Не знаем, Ваше благородие! Мы тут только подошли!

Треск, хрясь, щелк, хрясь, бах, «ГВАРДИЯ!!!».

Эрн достал из сумки на седле медведя зеленую сигнальную банку, поставил ее на землю и поджег. Буня жалобно замурлыкала и ткнула Эрна носом.

– Ну-ну, девочка, все хорошо, – Эрн потрепал ее за ушком, после чего вошел в трактир.

Подожженный фитиль миновал края конструкции, запустив огонь внутрь. Банка взлетела в воздух, и через несколько секунд в небе рассыпались яркие зеленые искры. Буня поморщилась и принялась топтать попавшуюся под лапы палку. Спустя пару минут около «Винного бочонка» стояла карета лекарей и несколько гвардейцев во главе с сержантом Виром Смогом и Иколой Жезла.

Сигнальная банка была одним из первых изобретений гвардейского ученого, которое пришлось Эрну по душе. Капитан даже предложил ввести цветовую дифференциацию: зеленая – для драк, красная – для краж. И хотя Эрн подозревал, что можно придумать способ оповещения попроще – первый, пробный запуск стоил ему бороды – он все равно был жутко доволен новинкой.

В трактире все стихло. Дверь распахнулась, и первым на улицу вышел господин Аффект, потирая ушибленную ногу, следом капитан вывел эльфа, заломив ему руку за спину.

– Я не смогу играть! Отпустите руку! – кричал он.

– Еще раз тебя тут увижу, – рявкнул господин Аффект остроухому, – еще и петь не сможешь!

– Пьяная эльфийская погань, – вышел следом низкий господин Глазомер. Из его носа струилась кровь.

– Не выражаться! – повернулся к гному капитан.

Воспользовавшись секундной задержкой, пока командир гвардии отвернул голову, господин Аффект сумел отвесить барду смачного пинка под эльфийский зад. Тот взвыл, рухнув на колени. Капитан же не разжал хватку, поэтому плечевой сустав остроухого звучно хрустнул. Эго заорал во всю глотку.

– Господин Аффект! – рявкнул Эрн, и только после этого отпустил эльфа. – Ваше состояние понятно, но очень прошу – успокойтесь! Все получат по заслугам!

– Это точно! Все получат по заслугам! – донеслось из трактира.

Не успел никто опомниться, как из дверей вылетели три пьяных эльфа и драка вспыхнула с новой силой. Двое остроухих повалили господина Глазомера на землю, а третий набросился на капитана. Эрн ушел с пути атаки, оставив лишь ногу на месте – и, запнувшись об нее, эльф рухнул и уперся носом прямо в сапоги сержанта Вира Смога. Другие гвардейцы кинулись на помощь господину Глазомеру. Жезла копался в своей сумке, пока наконец не выудил зеленую сигнальную банку, и сразу же запустил ее в воздух.

– М-да, – спустя полминуты капитан оглядел поле боя. Четыре пьяных белобрысых засранца, пострадавшие господа Аффект, Глазомер и Полевик. Зрители уже поняли, что концерт окончен, и начали расходиться, обмениваясь монетами. – Ну что, господин Аффект, с почином Вас, – он грустно улыбнулся гному, с которым работал лекарь, и поглядел в небов поисках других банок. Было тихо.

Подоспел еще один патруль. Гвардейцы заковали в кандалы всех четырех эльфов и усадили их вдоль стены «Бочонка». Эго выл и визжал от боли, остальные сдавленно посмеивались. Выпивкой разило так, что глаза у некоторых участников действа начинали слезиться.

– Дерьмовый трактир, – сказал один из эльфов и плюнул в сторону хозяина. – И пиво у тебя дерьмо.

Господин Аффект считал себя человеком хладнокровным, его было крайне трудно вывести из себя. Но этот остроухий – молодец, ему все-таки удалось. Гном оттолкнул лекаря и пушечным ядром рванул к обидчику. Капитан и сержант в последний момент успели перехватить его, но удержать не смогли. Вложив в удар всю обиду и злость, господин Аффект сумел дотянуться ногой до лица эльфа.

– Получил, сволочь?! – орал Аффект, пока гвардейцы оттаскивали его от остроухого. Тому теперь было не до смеха, потому что очень сложно смеяться, когда выплевываешь зубы вперемешку с кровью. – Я тебя запомнил, мразь остроухая! Только сунься, остальное пересчитаю!

– Два успокоительных снадобья, – кивнул Эрн лекарям. – Сержант, проследите, чтобы выпил. Жезла! Давай своих пчел! Всех эльфов проверить на опьянение, задокументировать и тщательно обыскать! – он хлопнул в ладоши. – Работаем, господа гвардейцы, работаем!

– Слушаюсь и повинуюсь, тащ кап-тан! – вывалился из дверей «Винного бочонка» пьяный младший офицер Кот.

Наступила звенящая тишина. Бравс, все еще пребывая в оцепенении, остался в трактире последним. Выходить он благоразумно не торопился. Он заметил, как изменилось лицо капитана при виде неуставного состояния Иона Кота. Настрой капитана не предвещал ничего хорошего. Причем в основном – Коту. И, честно сказать, Бравс резко перестал завидовать другу.

«Это конец, – решил он, – это совсем-совсем конец. Если я выйду – мне тоже конец. Что же делать, что же делать, что же…».

Его глаза упали на дверь в кухню, из которой вышла официантка. Улучив момент, когда девица отвернется, Род Бравс проскочил в эту дверь и выбежал через задний ход. Отдышавшись и немного переведя дух, он попытался остановить бесконечный поток мыслей, заполонивших голову. Судорожно перебирая их одну за другой, Род взвешивал возможность фатального исхода, пока, наконец, не остановился на последней. Эта мысль была той единственной, что он нашел логичной. Он обежал трактир и крикнул:

– Господин капитан! – он отдышался. – Младший офицер Бравс прибыл на помощь, господин капитан!

Эрн медленно повернулся, пронзил Бравса грозным взглядом, от которого младший офицер захотел провалиться сквозь землю, и снова устремил взор на шатающегося Кота.

– Младший офицер Кот, если я не ошибаюсь? – нажал голосом Эрн.

– Так т-щна, гспдин каптан! – пошатнулся Кот.

– Вы все это время находились в заведении, младший офицер?

– Так точ-щна, гспдинкап – ИК! – тан!

– Тогда какого, разрази Алирана, черта Вы не исполнили свои должностные обязанности по сохранению порядка?!

– В силу ряда – ИК! – крайне удачно сложившихся – ИК! – обст… обста… о-бо-сто-ятельств, – заплетающимся языком ответил младший офицер Кот. И, на всякий случай, добавил: – Никак не связанных со мной.

– Господин Аффект! – крикнул капитан. – Сколько раз Вы…

– Состояние Аффекта оставляет желать лучшего, господин капитан, – ответил лекарь. – Он потерял сознание, мы везем его в лазарет. То же касается и господина Глазомера – у него сломано два ребра.

Эрн набрал полную грудь воздуха, шумно выдохнул и огляделся.

– Господин Полевик, сколько раз Вы звали гвардию во время потасовки?

– Не меньше четырех, – гном поднял глаза кверху. – Не меньше.

– Четыре раза, – слова Эрна раскатами грома прокатились по висящей в воздухе ледяной тишине. – Четыре раза, младший офицер Кот, Вы могли предотвратить все, что сейчас произошло. Четыре, черт бы вас побрал, раза. Жезла!

Ученый, возившийся с эльфами, в мгновение ока появился возле капитана и протянул ему банку с пчелой. Эрн взял ее и сунул Коту в рот. Нетрезвый младший офицер не успел ничего понять, а пчела перегара не выдержала и рухнула на дно банки.

– Задокументировать немедленно, – сказал капитан ученому. – Еще никто из моих гвардейцев не пил на посту.

– Все когда-то бывает в первый раз, капитан.

Буня перестала играть с палкой, зарычала, оскалилась, и шерсть у нее встала дыбом. Эрн повернулся на каблуках и встретился взглядом с главой эльфийской общины господином Крато.

– Могу я узнать, что здесь произошло, или предпочтете, чтобы я направил официальное письмо? – спросил почтенный эльф, перекинув трость из руки в руку.

– Господин Крато! – увидел Эго знакомое лицо. – Помогите! Мне руку сломали!

– Этот юноша говорит правду, Игон? – Крато указал тростью в сторону четырех эльфов в кандалах.

Мало кто называл капитана по имени. В круг тех, кому это было разрешено, входили близкие родственники, сержант Смог и штаб-сержант Безликинс. Даже Ее Светлость нечасто позволяла себе подобное. Но это было не про Крато. Эльф был умен, обладал положением в обществе [кто вообще придумал давать это эльфам?] и понимал, что капитан, даже если очень-очень захочет, ничего ему не сделает, о нет. Правда, Крато про себя добавлял «при свидетелях». Игра на публику всегда была прогулкой по очень-очень тонкому льду.

– Он знаком Вам лично, Крато? – Эрн не удостоил внимания остроухого, сидевшего у стены трактира. Он не сводил глаз с главы общины. – Хотя, не отвечайте. Мне иногда кажется, что все вы друг другу родня. Бледные, беловолосые, остроухие. Одно лицо на всех.

Ответным уколом в самолюбие по грани прошел и капитан. Едва заметнаядоселе жилка под глазом Крато проявилась и затряслась, но сам он демонстрировал достойную выдержку.

– Каждый эльф, – медленно выдавил он, – что приезжает в город, проходит через мой дом, Вам это известно. Не уходите от ответа.

– Что ж, – сказал Эрн. – В таком случае я предпочту, чтобы Вы не вмешивались до момента установления всех обстоятельств происшествия, поскольку Ваши личные мотивы мешают трезво оценивать ситуацию.

Крато открыл было рот, но тут же закрыл, щелкнув зубами.

– Хотите – пишите письма, – отрезал Эрн. – Это Вы умеете. А сейчас, прошу извинить, я вернусь к работе.

Эрн жестом подозвал ближайшего гвардейца.

– Старший офицер, – он указал тому на Кота, – препроводите коллегу в камеру. Пусть посидит до утра.

Род Бравс наблюдал, как гвардеец закинул руку Кота себе на шею и поволок того в штаб. Не в силах это терпеть, очередная светлая мысль, проскочившая через его особо одаренный среди умственно несовершенных мозг, попросилась наружу:

– Он не на службе!

Капитан повернулся Бравсу, и тот быстро понял, что конец стал еще ближе, чем пять минут назад.

– Мы, э… Мы после работы, господин капитан!

Эрн, сложив руки за спиной, медленно направился в сторону младшего офицера.

– Господин капитан, я и Ион, э… Младший офицер Кот, то есть… Мы пришли в трактир после работы, мы формально не на службе! – продолжал гнуть свое Род Бравс, хотя чувствовал, что земля под ногами вот-вот рухнет от железной поступи капитана.

Эрн подошел к нему вплотную. От одного его молчания Роду стало совершенно не по себе. Эльфы у стены таверны мерзко хихикали. Проверяющий их на опьянение Жезла закатил глаза.

– Он отдыхал, принял немного лишнего, это не стоит суровых наказаний, и, – он умоляюще посмотрел на командира, – не делайте со мной ничего плохого, пожалуйста!

Буня закрыла себе морду лапой. Последний из оставшихся на цирк зевак засмеялся и откланялся прочь.

– Гвардия всегда на службе, господин младший офицер, – проревел капитан Эрн. – Как только гвардеец надевает форменную куртку – он на службе. Гвардеец смел, честен и готов прийти на помощь горожанам в любой момент. Если Вы, господин младший офицер, и Ваш собутыльник этого не понимаете – вам не место в гвардии. – Эрн обвел взглядом окружающих. – ВСЕМ ЯСНО?! – рявкнул он.

– ТАК ТОЧНО! – в унисон ответили гвардейцы.

– Вы меня поняли, господин младший офицер?

Бравс не мог вымолвить ни слова.

– Вы меня поняли? – вновь повысил голос Эрн.

– Т-так т-т-точно…

– Господин капитан? – спросил оказавшийся рядом Икола Жезла.

– Дай мне банку с пчелой, Жезла.

– Но…

– Банку, Жезла. Я что, тихо говорю?

Ученый умолк и передал капитану банку, которую держал в руках. Пчела весело кружила внутри и продолжила это делать после того, как в нее дыхнул Род Бравс.

– Вы хотя бы не пьяны, в отличие от друга, – прошипел Эрн.

– Эм, господин капитан… – опять заговорил Жезла. – Тут проблема… Вон тот эльф, – он указал на крайнего остроухого, – в документах указано имя Драго… Он тоже трезв.

***

– Эй! Что видит твой эльфийский взор?

– Ничего хорошего. И давай без этих вот отступлений.

– Но я только…

– Заткнись. Приготовиться. Стрелять по моей команде.

***

Некоторое время все стояли молча и смотрели на Драго.

– Еще раз, – сказал капитан. – Дыхни.

Жезла снова сунул в рот эльфу трубку, но ничего не произошло. Пчела мирно кружила, пытаясь вырваться из вынужденного заточения.

– Другую банку, – мрачно велел Эрн.

– Это уже четвертая, господин капитан.

– Новое изобретение? – наблюдающий за гвардейцами Крато подошел ближе и оказался рядом с капитаном, на расстоянии вытянутой руки, и усмехнулся. – Какие-то проблемы?

– Ничего, что бы Вас касалось, Крато. Покиньте место происшествия, или Вас отсюда проводят, – Эрн повернулся к главе общины. Позади Крато оказалось несколько эльфов с отвратительными гримасами на лицах, а их белые [ну, когда-то они точно были белыми] патлы, казалось, не промыть даже за год. Капитан заметил, как те сжимали и разжимали кулаки. Буня взревела.

– Вы мне угрожаете, Игон? – спросил эльф.

– Это очень похоже на угрозу! – открыл рот Эго, но трость Крато весьма быстро воткнулась ему в ногу. Эго снова застонал.

Сержант Смог, почуяв напряжение, в мгновение ока встал так, чтобы все присутствующие видели его руку, готовую быстро и без колебаний обнажить меч. На всякий случай.

Трюк сработал безупречно: один из эльфов, что были за спиной Крато, бросился наутек. Буня рыкнула ему вслед.

Крато не стал оборачиваться. Он закрыл глаза и потер пальцами брови.

– Простите мне мою дерзость, господин капитан, – сказал он, но уже более спокойным голосом. – Я лишь желаю аудиенции с соотечественниками, чтобы составить свою картину событий, попрошу понять меня правильно. Смею напомнить, что согласно миграционному кодексу Несеренити, я имею на это полное право.

Взгляд Эрна оставался непробиваемым. Смог убрал руку с рукояти меча.

– Вы любите законы и правила, Крато, – ответил Эрн, – не меньше моего. Будет Вам аудиенция, но лишь после того, как мы тут закончим. Завтра приходите и с каждым побеседуете.

– Согласно закону номер…

– Вы имеете право на беседу в целях защиты интересов Ваших соотечественников, это так. Но в интересах гвардии и сохранения законности право посещения дается по моему разрешению, а не по Вашему первому требованию. Скажите спасибо, что я позволяю Вам посетить этих дебоширов, – капитан махнул рукой в сторону эльфов, – завтра, а не через месяц.

Крато уступил. Он не мог представить более подготовленного противника. Капитан не зря занимал свою должность и ел свой хлеб. Отойдя на пару шагов в сторону, глава общины что-то сказал своим подопечным, и те растворились в ночи так же внезапно, как и оказались за его спиной.

– Господин капитан, – позвал Жезла.

– Сработало? – спросил Эрн.

– Нет. Не знаю почему, но выясню.

– То есть, этот Драго трезв?

– Пчела говорит, что да, – ответил Жезла. – А я думаю, что нет. Я выясню.

– Господин капитан, – сержант Смог проверил карманы эльфа Драго и протянул Эрну скрученный тканевый мешочек, – у него было вот это.

Тот развязал узел: внутри оказался белый порошок. Эрн его взвесил. Принюхался и ничего не учуял. Затем передал его в руки Жезла. Тот повторил действия за капитаном. Эрн вопросительно посмотрел на ученого.

– Представления не имею, господин капитан.

– Так… – тихо прорычал Эрн и повернулся к «трезвому» эльфу. – Это что такое?

Не успел остроухий открыть рта, его грудь со свистом пробила стрела.

Глава 4

Игон Эрн жил достаточно насыщенной и полноценной жизнью и на скуку никогда не жаловался. События ждали его за каждым углом, за каждым поворотом, с каждым принятым решением, верным оно было или только притворялось таковым. Чаще, конечно же, бывали хорошие дни. Случались дни и не слишком хорошие, такие, которые хотелось забыть, словно дурной сон.

Дни из разряда «хуже некуда» можно было пересчитать по пальцам. В такие дни всегда случались события, которые ввергали его в глубочайший шок и в странное, отвратительное чувство, будто земля под ногами исчезает.

Одним из таких дней был день рождения Пана несколько лет назад. В нем не было ничего особенного – брат опять напился. Особенность была в реакции тетушки. Она выхлопотала себе выходной, весь день возилась на кухне, приготовила кукурузный пирог, картофельную запеканку с мясом и брусничный морс, а из подвала достала баночку соленых огурчиков. Чего-чего, а кулинарного таланта ей было не занимать. Эрн, тогда еще сержант, освободился ближе к вечеру. Он закончил работу в патруле и направился в гости, неся с собой шелковый платок тетушке и новые туфли брату, которые изготовил на заказ господин Полевик. А еще Эрн нес с собой надежду. Уж сегодня-то, думал он, все будет иначе.

Именинника дома не оказалось – еще днем был отправлен на рынок за продуктами и задерживался. Почти час тетушка причитала о дороговизне платка, порхая вокруг Эрна с тарелками, а внутри гвардейца зрело чувство неладного.

Он хотел ошибиться, искренне хотел, просто обязан был ошибиться. Но надежда таяла с каждой минутой, а тревога, обратно пропорционально, росла.

Когда виновник торжества наконец появился на пороге, он дышал перегаром, способным воспламенить всю улицу, и никаких продуктов у него, разумеется, не было. Он нес нечленораздельную околесицу, отталкивая от себя тетушку, и, в довершение ко всему, его живот оказался не в состоянии переварить залитое в него количество алкоголя. Пана вырвало прямо на праздничный стол. Тетушка, не стесняясь в выражениях, несколько раз хлестанула пьяницу полотенцем. На этом терпению Игона Эрна наступил конец.

Он выволок брата из дома за шкирку и швырнул на лужайку, куда того снова вырвало. Эрн выругался, схватил его за волосы, протащил к бочке с водой и сунул его голову внутрь. Спустя несколько секунд – брат все-таки – он рывком вытащил его, кинул обратно на лужайку и несколько раз со всей силы пнул ногой в живот. Пан выл и наконец, вместе кашлем выдохнул из себя остатки. Тетушка перестала злиться и начала громко переживать за здоровье Пана, призывая Эрна остановиться. Ее истерические крики привлекли внимание ночного патруля, слишком удачно оказавшегося рядом, но гвардейцы, увидев сержантские нашивки на куртке офицера, не решились встревать.

– Этого, – Эрн, не слишком хорошо скрывая радость, кивнул коллегам, – в камеру. Я буду в штабе через час, и… – он отдышался. – Можете доложить капитану все, что видели. Всю ответственность беру на себя. Так и передайте.

Офицеры приняли приказ к исполнению.

– Постойте! – кричала тетушка глядя им, волочащим Пана, вслед. – Изверги, у него день рождения! Так же нельзя!

– Нельзя? – сержант Эрн воззрился на нее ошеломленными глазами. – НЕЛЬЗЯ?!

Он подошел к дверям дома и указал на праздничный стол, залитый тем, чем вывернуло брата:

– А так можно, тетушка?! – спросил племянник. – Вы его отправляли за продуктами на месяц вперед, и он все это пропил – так можно?! Вы из сил выбиваетесь, чтобы хоть как-то продержаться, а Пан на это все хотел… Хотел… – он несколько раз указал на воспоминания о празднике, не в силах подобрать нужное слово. От стоящего в доме запаха его самого начало тошнить. – Плевать он на это все хотел! Оглянитесь вокруг! Я поражаюсь Вашему терпению, ему вообще есть разумные пределы? Когда Вы уже перестанете сквозь пальцы смотреть на пьяные выходки и выгоните это отребье из дома?!

Тетушка подняла на него застланные слезами глаза и произнесла – скорее даже проревела – магические слова:

– Ты нормальный или нет?!

Она сорвала с себя шелковый платок, всучила его Эрну обратно в руки и вошла в дом, хлопнув дверью. Больше она с племянником никогда не общалась без веского повода.

Некоторое время Эрн, потрясенный до самых границ всего, во что верит, стоял и не мог пошевелиться. Он несколько раз прокрутил в голове сцену, но так и не понял, что тетушка имела в виду, задавая этот вопрос. А еще он слышал, как тетушка за дверью плачет и как гремит посуда.

«Ты нормальный или нет?!».

Он постучал в дверь. Ответа не последовало. Он занес руку еще раз, но остановился.

«Нормальный или нет».

Великолепный в своей глупости вопрос. То есть, пытался понять ход мыслей Эрн, заблевать еду и пропить деньги на продукты – это нормально. Вести себя как последняя свинья – это нормально. А получить за это по заслугам, выходит, ненормально. Странная какая-то логика, ничего в ней не сходится. А сам он… Сам он с треском, огнем и болью разрывался пополам между здравым смыслом и любовью. Долгое время гвардии сержант Эрн был окутан противоречащими друг другу выводами о смысле жизни и о разных поступках. И он хорошо запомнил то ощущение: словно земля уходит из-под ног.

Сейчас, около стен «Винного бочонка», стоял гораздо более опытный и подготовленный ко всяким фокусам гвардии капитан Игон Эрн, но это слабо помогало – почва куда-то непослушно плыла. И не у него одного.

– Эй, Драго! – толкнул товарища эльф. – Вставай! Из тебя стрела торчит!

Драго не ответил. В основном потому, что был уже мертв. Гвардейцы, как и капитан, будто приросли к земле, совершенно не понимая, что делать дальше. На их глазах произошло убийство.

Первое убийство в Несеренити за несколько десятилетий.

По каким-то одной Алиране ведомым причинам только Икола Жезла не впал в ступор:

– Что Вы остолбенели, капитан?! – закричал он и запустил в небо три зеленых банки – сигнал к сбору всех свободных патрулей.

От звука взрыва внутри Эрна что-то щелкнуло, и он пришел в себя, но все еще пытался совладать с информацией. Он оглядел подчиненных.

– Его… убили, – медленно промолвил капитан.

– Да, господин капитан, – вернулся в реальность и сержант Смог.

– Берегитесь!

Неожиданный лавинообразный поток мыслей в голове Рода Бравса опять подсказал прекрасную идею – бежать. Однако мысли никак не напомнили глазам о необходимости смотреть, куда именно нужно двигаться. В результате, едва успев разогнаться, Бравс врезался прямо в капитана. Падая, он каким-то невообразимым образом ухитрился схватиться за ноги командира, и они оба оказались на земле. Буня заревела и бросилась было к Эрну и Бравсу, но мимо ее носа пролетела еще одна стрела. Причем аккурат там, где секунду назад находился капитан. Медведица попятилась и села, непонимающе оглядывая все вокруг. Гвардейцы практически мгновенно попадали на траву и отползли к ближайшим укрытиям – сержант Смог скрылся за бочкой с водой около стены таверны, Жезла остался лежать там, где упал, прикрыв голову руками, а еще двое офицеров отползли за медведей. Следующая стрела рассекла воздух и вошла в стену трактира возле головы Эго.

Секунды растянулись до минут, если не до целых часов.

– Кто-то еще видит или слышит врага? – спросил сержант Смог из-за бочки.

Эрн, все еще удерживаемый Бравсом за ноги, посмотрел на стрелы и повернулся в сторону, откуда они были выпущены. Было уже слишком темно, чтобы что-то увидеть.

Он выругался про себя, и сделал это настолько отборно, насколько умел. И окончательно оправился от произошедшего.

– Младший офицер, – обратился он к Роду Бравсу, – можете отпускать.

Бравс нехотя разжал руки и сел на землю. Капитан уселся рядом и положил руку ему на плечо.

– Молодец, господин младший офицер. Молодец, – Эрн указал рукой на стрелу, торчащую из стены «Винного Бочонка» у них над головами. – Спасибо.

Буня застонала.

– Тише, Бу… – Эрн внезапно замолк. Его глаза зацепились за стоящего в нескольких метрах напротив них господина Крато. Тот не шевелился. Даже лицо оставалось неподвижно. Эрн посмотрел на торчащую из стены трактира стрелу, от которой его спас Бравс, а потом снова на Крато и понял важную вещь – стреляли не в него, капитана, а в главу общины. Он встал и подошел ближе к эльфу, а потом подозвал Жезла.

– Знаешь, Икола, – сказал ему капитан, – нужна еще одна банка. Какого-нибудь, не знаю… синего, например, цвета.

– Зачем? – уточнил Жезла.

– Чтобы только лекарей вызывать, – ответил капитан.

Крато по-прежнему стоял, опасаясь двигаться. Стрела вошла ему в правую руку, чуть выше локтя, и застряла там ровно посередине древка.

На сигнал банок появилось еще пять патрулей и две кареты лекарей. Увидев место преступления, каждый из них пережил свой собственный удар по устоям. Целители взяли себя в руки быстрее гвардейцев и принялись работать с пострадавшими. Сперва пережали Крато руку и вытащили стрелу. Тот сдавленно прорычал. Его медленно усадили, чтобы промыть и обработать рану. После – оторвали от стены мертвого эльфа Драго, накрыли простыней и отправили на карете в лазарет. Эго тихонько выл, пока ему вправляли сустав и делали фиксирующую руку перевязку чуть ниже груди. Остроухий, которому господин Аффект сделал бесплатную коррекцию улыбки, от помощи лекарей, выплюнув очередной кровавый ошметок зуба, отказался. Три эльфа в сопровождении шестерых гвардейцев отправились в камеры предварительного заключения.

Всех оставшихся офицеров Эрн подозвал к себе:

– Осмотрите каждый дом и опросите его жителей вдоль всей улицы по направлению к городской стене, – он указал рукой туда, где должны были находиться стрельцы. – Ищите все необычное. О проделанной работе составить документы и к семи утра все это – не спрашивая разрешения Безликинса – мне на стол. Сержант Смог, Вы руководите группой.

– Думаете, стрельцов было несколько? – спросил Смог.

– Да. Слишком быстро стреляли. Так… Старший офицер Грог, побеседуйте с девушками, что работают в трактире, и все запишите. Удастся опросить кого-то, кто видел начало потасовки – отлично. Старший офицер Дирак, отправляйтесь в лазарет и выясните, кто такой этот Драго. Семья-друзья, чем больше информации, тем лучше, – Эрн оглядел озадаченные лица подчиненных. – Офицеры Час, Акт и Бор – немедленно на городские ворота: всех впускать – никого не выпускать! Эти гады не должны покинуть город. Если вопросов нет, приступайте и будьте осторожны, господа гвардейцы.

Бойцы немедленно отправились на боевые задания. Вслед за ними посеменил и Род Бравс.

– Постой, Бравс, – остановил младшего офицера Эрн. – Ты можешь идти домой.

– Но, господин капитан…

– Иди домой, отдохни. Завтра у тебя будет много работы.

И Род Бравс зашагал прочь.

Жезла в свою очередь направился в свой уютный кабинет в штабе гвардии.

К капитану между тем, шмыгая разбитым носом, подошел господин Полевик.

– Много живу на свете, господин капитан, – проговорил он, глядя на Эрна снизу вверх. – Всяких остроухих и всяких преступлений видывал. Но такое…

– Полностью согласен, – кивнул Эрн и сменил тему. – Кто драку-то начал, господин Полевик?

– А? – вздрогнул от вопроса башмачник. – О, этот… Певец. Вы его под руку выводили, Ваше благородие.

– А с чего вдруг?

– Не знаю. Мы с господином Глазомером все никак не могли толком пообщаться из-за его выступления и уже собрались уходить в местечко потише. Подозвали барышню, чтобы рассчитала нас, начали подниматься, да остроухий на нас вдруг ка-а-ак налетел!

Больше ничего господин Полевик не припомнил, посемуоткланялся восвояси. Эрн остался наедине с Буней и стал размышлять. Правильно ли он все сделал? Нужные ли указания раздал? Подумать только, убийство! В его смену! Сейчас, по прошествии некоторого времени, эта мысль не казалась такой уж страшной, но скоро наступит завтра и по городу расползутся слухи. Ее Светлость, само собой, вряд ли обрадуется, и пострадает целая куча тарелок. Буня мурлыкнула, ткнула его носом и полезла к нему под руку, требуя объятий.

В свои права вступила глубокая, темная ночь.

***

– Что будем делать?

– Почему ты меня спрашиваешь?

– Ты же умный.

– Да, шеф сказал, что ты умный, поэтому тебя и спрашиваем.

– Не злите меня, олухи.

– Так ты скажи нам, что теперь делать.

– Я думаю.

– Есть хочется.

– Хлеба. Как у мамы.

– И пива.

– Нет, от пива я больной.

– Ты еще и стрелять не умеешь.

– Заткнитесь вы. Мешаете думать!

– А ты умеешь?

– Да, раз умеешь, то подумай, пожалуйста, за меня, а то я не умею.

– Заткнитесь!

– Есть хочется.

– Придумал. Для начала устраним свидетелей.

– Кого?

– Тех, кто видел порошок.

– Его видел главный гвардеец.

– Вот и прекрасно. Устраним его.

– Можно спросить?

– А еще этот сумасшедший.

– И его устраним.

– А теперь можно спросить?

– Я все еще хочу есть.

– И другой гвардеец.

***

Поспать Игону Эрну толком не удалось. Он лежал, глядя в потолок, даже после того, как прикроватная свеча потухла. Само по себе убийство его уже не пугало. Преступление – оно везде преступление. Его загруженномусобытиями и вопросами разуму не давала покоя сама концепция убийства. Убивают на войне, думал он, но сейчас уже много лет мирное время. Вот кому понадобилось убивать одного пьяного эльфа? Или не пьяного, черт их знает, что там с банками Жезла произошло. Что вообще такое убийство? Это лишение жизни. То есть, все, убитый больше не оживет, никогда, совсем. Не будет ходить на рынок за продуктами и одеждой, не посетит театр, не увидит друзей или родных, а друзьям и родным это принесет только горе. Что этот Драго сделал не так? Теперь узнать вряд ли получится. Кому он так насолил?

Эрн повернулся на бок и укрылся одеялом поплотнее.

Драго задолжал кому-то денег? После смерти он их подавно не вернет.

Допросить бы этого Драго, но как это сделать после смерти? Было бы забавно, подумал он и усмехнулся, если бы немногочисленные верующие оказались правы. Те утверждали, что после смерти душа переродится в новом теле. Здорово, можно будет задать этому новому телу пару-тройку вопросов. Проблема в том, что механизма, описывающего работу этого явления, верующие предложить не могли, а просто верили, что такой процесс существует. Не имея никаких доказательств. Капитан считал, что это как раз тот случай, когда простые вещи усложняются до безобразия. Если на минутку представить, что они правы, то там, куда попадают души, стоит кто-то, кто контролирует очередь. Какой-нибудь местный Безликинс, педантичный и безупречный. За порядком присматривает, а то, не приведи Алирана, кто-то подерется из-за желания заполучить какое-нибудь тело.

Но главное, что в этой конструкции было неладно – это сама душа. Выходило, будто душа обладала способностьюкуда-то перемещаться и, самое главное, полноценно мыслить отдельно от тела. Тогда зачем нужны мозги? Ученые вроде бы доказали, что всеими думают, хотя на этот счет капитан очень – ОЧЕНЬ – сомневался. На его жизненном пути встречались многие люди, эльфы, гномы и даже орки, которые думали чем угодно, но не мозгами. Далеко ходить за примером Эрну не требовалось – старший брат Пан. Что умного в том, чтобы постоянно напиваться? Пан думает явно не мозгами, а животом. Да чем угодно, куда там в итоге попадает выпивка, но не мозгами [хотя мозгам тоже достается выпивка, и именно она отключает мозг окончательно]. Мир – место достаточно странное и в вопиющей степени нелогичное. Как и все, кто наделен разумом.

Младший офицер Бравс не блистал умом, припоминал его вступительные экзамены Эрн. И сегодня он нарушил несколько положений устава. Но в критической ситуации он проявил себя как настоящий гвардеец и… спас капитану жизнь?

Это был серьезный поступок, достойный уважения и поощрения. Но, припоминая «успехи» Рода Бравса, Эрн мог придумать всего один вариант, который устроит всех, и…

– О! – подумал он. – А это вполне разумно.

Это слово витало вокруг него, порхало бабочкой, что будет поймана – лишь протяни ладонь: «Разумно». Кто-то ведь этим самым разумом додумался убить эльфа.

«Додумался…»

Эрн просиял.

– Додумался! – воскликнул он в тишине дома. – Зачем убили Драго! Не «кто», а «зачем»!

Убийств в Несеренити не было с тех времен, когда кулинарных дел мастерица и феноменальная долгожительница госпожа Корицца Бублик была еще молода, то есть примерно тысячу лет. Значит это было сложное решение. Сложное потому, что по-другому не получалось. Значит, принято было совсем не на пустом месте. Драго что-то сделал, за что и был убит.

– Узнаем «зачем», узнаем и «кто»! – сказал он, поднимаясь с кровати.

Некоторое время Эрн стоял посреди комнаты в ночной рубашке и глупо улыбался пустоте.

– А зачем, интересно, в таком случае стреляли в Крато? – спросил он у стен.

Это шло вразрез с подозрением о намеренном убийстве Драго. Могли ведь и промахнуться. Или наоборот, все верно, и, целясь в Драго, стрельцы случайно попали в Крато. Эрн несколько раз измерил комнату шагами, прикидывая, какая из версийнаиболее вероятна. Вскоре он пришел к выводу, что для того, чтобыисключить один из вариантов, информации недостаточно. Осознав тяжесть текущего положения, он сел обратно на кровать и схватился руками за голову.

– Милостивая Алирана, – сказал он, скорее, по привычке. – Ну вот зачем все так усложнять?

Он поежился.

– Возможно, нам потребуется помощь.

***

Не спал в ту ночь и Эго. Он сидел на койке в камере предварительного заключения, скулил от тупой ноющей боли в руке и несколько раз плакал, полагая, что больше не сможет играть. Эта перспектива вгоняла в агонию гораздо сильнее того факта, что он начал драку, нарушив не меньше десятка законов. В результате один эльф – о ужас! – был убит, гном-трактирщик и господин Крато оказались в лазарете, а сам Эго… Он снова заплакал, решив, что вряд ли сможет играть на лютне. Дома так жестко, вспоминал он, не было никогда.

«Добро пожаловать в новый мир».

Новый мир оказался с зубами и норовил кусаться. Впервые за долгое время Эго стало по-настоящему страшно. Про то, что стрела вгрызлась в стену в каких-то десяти сантиметрах от его головы, он почему-то не вспомнил.

***

Не спал в ту ночь и Крато. Он смотрел в окно лазарета, держа руку на перевязи и периодически ругаясь про себя. Только вот интонация его подводила. Он думал о многом. В числе прочих были мысли о друге и его непутевом сыне. Это же надо быть настолько глупым: приехать в Несеренити практически без денег и первым делом устроить пьяную драку в таверне. Знает же, что все эльфы от алкоголя дурнеют! Нет, такую глупость Крато стерпеть не мог. Он устроит Эго хорошую взбучку.

Такую взбучку, что родные края содрогнутся.

***

Не спал в ту ночь и младший офицер Бравс. Он пребывал в абсолютном непонимании, что вообще произошло. Как он – ОН! РОД БРАВС! – эталонный неудачник, вдруг оседлал везение и сделал что-то хорошее?

Нет, что-то здесь не так. Может, дело вовсе и не в удаче, а в том, что глупость, умноженная на глупость, дает гениальность, но младший офицер сильно сомневался, что математика настолько связана с реальной жизнью. Эти мысли ему быстро надоели, и он задумался о судьбе Иона Кота, у которого утро будет, как минимум, незабываемым. А потом он вспомнил слова капитана Эрна и задрожал.

«Завтра у тебя будет много работы», – сказал ему капитан с улыбкой на лице.

– Милостивая Алирана, – прошептал Бравс. Он совсем не хотел много работы. Его пугало много работы. Нужно было срочно что-нибудь предпринять, иначе… он не хотел даже представлять это «иначе».

***

Икола Жезла спал, и ему почему-то снился младший офицер Кот. Он несколько раз слышал от Безликинса, что парень делает успехи, но вечерний карнавал глупостей в «Винном бочонке» свел все это на нет. Картина позора Кота со всех сторон сияла во сне ученого не менее десятка раз.

Жезла обожал свои сны и знал, что это значит: в этот момент произошло что-то очень важное, но он, Икола Жезла, это не осознал. А вот его воспаленный тысячами ученых текстов и опытов мозг это «что-то» уловил, но объяснить не мог, потому как разговаривать умел не очень хорошо. Зато он отлично умел показывать картинки и подавать различные сигналы, чем регулярно занимался в надежде, что ученый сопоставит все факты и сделает должные выводы.

В одной из последних сцен, просмотренных несколько раз, младший офицер Бравс говорил, что Кот принял лишнего. Сам Жезла относился к алкоголю спокойно. Откровенно говоря, он и лишнего принял всего раз в жизни – в минувший день, когда придумал банку для определения состояния опьянения, да и то лишь потому, что потратил алкоголь и время на работу над изобретением. Кот, похоже, тоже напился случайно, сам того не желая. Ну не мог одаренный и умный парень так опростоволоситься по собственной воле. Проклятая выпивка, застилает голову, нарушает двигательные функции и все – прощай, комедия, привет, трагедия!

И люди все равно пьют.

Зачем?

Ладно, выпил стакан. Ладно, два. Но зачем нужно до невменяемости-то напиваться? На эти вопросы у ученого ответа не было.

– Икола, дурень, – мозг создал образ Икола Жезла, который обращался к самому себе, – ответ прост: это, вообще-то, вкусно!

– И что с того, Икола? – переспросил сам себя спящий Жезла. – Вкусно. Было бы так вкусно, но вообще без алкоголя, цены бы пиву не было.

И тут Жезла резко проснулся и вскочил с койки, но, в силу некоторой неосторожности, со всего размаху ударился головой о решетку и рухнул на пол.

***

Младший офицер Кот, сквозь сон услышав звон клетки, перевернулся. Он спал в соседней камере. Потому что был пьян. Он еще не знал, что он натворил и что ему теперь за это светит. События вечера восьмого числа месяца жары ни на грамм не остались в его памяти, потому что он был пьян.

Зато всем остальным они запомнились надолго.

Глава 5

Они ползли и множились, меняли форму и содержание, проникали в умы и выворачивали их наизнанку. Толстыми и тонкими щупальцами они обвивали все вокруг, порождая смутную тревогу и неистовое желание отсидеться дома. Слухи объяли город плотным одеялом. Многие накануне видели, как у трактира «Винный бочонок» произошла потасовка. Многие видели, как одна за другой взлетали в воздух зеленые банки, и откладывали в голове мысль о том, что там произошло что-то совершенно невообразимое.

Но слухи!

Они придавали вид и форму, в конце концов, они пугали, нет, внушали страх. Их было не остановить.

Убийство!

Горожане из числа тех, кто осмелился выйти за двери домов, держались ближе к стенам. И все шептались, будто утренний Несеренити установил громкость на минимум.

– В него стреляли.

– Его зарезали.

– Его убили.

– Его насмерть сожрал медведь.

– Большой медведь, размером с дом!

– Да, я сама видела!

И это еще не все петухи пропели семь утра.

Когда же часы перешагнули восемь, гвардии капитан Эрн уже успел бегло ознакомиться с тем, что смогли накопать ночные патрули: поводов для радости не прибавилось. Еще меньше их стало к концу стопки документов: на последнем листе красовался приказ о повышении Иона Кота и присвоении ему звания офицера, без показателей, даты и подписи.

Капитан вздохнул. Он успел забыть, что сам же велел штаб-сержанту Безликинсу подготовить этот документ.

– Эх, младший офицер Кот… – грустно сказал Эрн и убрал бумагу в ящик стола. – Очень надеюсь, что это было в первый и последний раз.

Он в самом деле надеялся, что свой второй шанс Кот не проворонит.

В кабинет постучал Безликинс и сообщил, что гвардейцы явились на построение в полном составе и никто, кроме тех, кто в отпусках с выездом, не остался в стороне.

Это радовало. И означало, что Эрн в достаточной степени донес до них то, что гвардия – это те, на кого смотрят горожане, когда мир летит к чертям. Капитан поправил куртку и направился на задний двор штаба. В восемь тридцать в расписании была плановая утренняя разнарядка.

***

– За проявленную некомпетентность, – вещал капитан Эрн перед личным составом гвардии, – за умышленное уклонение от просьб о помощи горожан, находящихся в конфликтной ситуации, которая привела к причинению тяжкого вреда здоровью одному из них; за нахождение во время указанной выше конфликтной ситуации в состоянии алкогольного опьянения…

Капитан остановился, выдержал короткую паузу и повернулся к стоящему позади гвардейцу.

– Младшему офицеру Иону Коту, – с нажимом на имя сказал он, – объявляется предупреждение о неполном служебном соответствии.

Бравс, стоящий в ряду других младших офицеров, поежился.

– В дополнение, – продолжил Эрн, – с настоящего момента младший офицер Ион Кот на месяц отстранен от патрульной работы и переводится в штаб гвардии, в кабинет по работе с заявлениями граждан, то есть в непосредственное подчинение штаб-сержанта Яра Безликинса.

На сей раз Бравс в своих эмоциях был не одинок – по рядам гвардейцев прошла дрожь. Стремление Безликинса к идеальным, без сучка и задоринки, бумагам многим доставляло хлопот. Каково быть в подчинении безупречного документоведа – проверять на себе не хотел никто. Никогда. Совсем.

– Встать в строй, младший офицер Кот.

– Есть, – сдержанно ответил гвардеец и направился к товарищам.

– Господа гвардейцы, – обратился Эрн ко всем присутствующим. – Надеюсь это будет уроком для всех вас. Теперь о том, что произошло после. Для всех, у кого есть уши и кто уже слышал некоторые, кхм, искаженные факты, объясняю, чтобы не было недопонимания и разнотолков. Ситуация такова: вчера, поздним вечером, у стен трактира «Винный бочонок» было совершено убийство.

Некоторые гвардейцы так и ахнули. Многие начали переглядываться и шептаться между собой. Кот выпучил глаза. Едва он хотел спросить друга, что он пропустил, как Эрн поднял руку, призывая к тишине.

– Неизвестные выпустили несколько стрел, – продолжал капитан. – Убитый, некий Драго, тридцати восьми лет на человеческий возраст. Согласно миграционной карточке, проживал в Несеренити почти два года. При себе имел документы сотрудника городской пашни. Также пострадал господин Крато, глава эльфийской общины Несеренити, он находится в лазарете. На данный момент это все, что нам известно.

– Ты как вообще? – украдкой, не сводя глаз с командира гвардии и стараясь не пошевелить ни одной мышцей, спросил Бравс Кота.

– Отвратительно, – ответил Кот, едва двигая губами и не веря своим ушам.

– Все, кто дежурил ночью – на сегодня могут быть свободны. Всем, кто выходит в патруль и на места в городе, – Эрн остановил взгляд на рядах младших офицеров, – любой ценой сохранять порядок. Также требую сообщать о любой странности, особенно в поведении эльфов.

– Он сам, похоже, в шоке, – шепнул Кот, быстро проанализировав сказанное. – О любой странности, говорит. Не знает, за что хвататься.

– Явно не за пиво, – сказал кто-то из стоящих позади младшего офицера, и с разных сторон посыпались сдавленные смешки.

– Господа младшие офицеры, – рыкнул капитан, услышав перешептывания. – Кому-то из вас есть, что добавить?

В наступившей тишине никто не осмелился сказать ни слова. Капитан Эрн кивнул.

– Караулы на всех городских воротах и в порту переходят на усиленный режим. Досматривать каждого. Разойтись, – велел он.

– Что вообще такое вчера произошло, Род? – Ион Кот растерянно потер лоб.

***

В одном младший офицер Кот был прав – Эрн действительно не знал, за что хвататься. Капитан как раз обдумывал это по дороге в свой кабинет, но на пороге его прервал заливистый, глубокий и бархатный, и такой милый сердцу смех.

– Господин Хольм! – обрадовался он.

Краг Хольм, глава гномьей общины Несеренити, обменивался последними новостями с Безликинсом. Большой добродушный гном, хоть и был ниже капитана на две головы, обладал недюжинной силой и залихватским чувством юмора, поэтому во время своих визитов регулярно уточнял у Яра, не ущемляет ли гвардии капитан Эрн его прав и свобод, а затем обнимал капитана за ноги и поднимал вверх, приговаривая «Не то я его!». Этот раз не стал исключением.

– Ну полно Вам, Краг, – Эрн похлопал гнома по плечам. – Был бы повод радоваться.

– Вы в добром здравии, капитан, как тут не порадоваться? – Хольм поставил Эрна на землю. – Тут в городе такие слухи ходят – Вы бы слышали!

– Ничуть не сомневаюсь.

Капитан велел Безликинсу вызвать младшего офицера Бравса, а сам пригласил Хольма в свой кабинет.

– Как себя чувствуют господа Аффект и Глазомер? – Эрн уселся в кресло, предварительно усадив гостя.

– Бывало и лучше, чего греха таить, – ответил гном и погладил пышную бороду. – Аффект до сих пор не пришел в сознание. Такой шок пережить! Чтобы его пиво – и дерьмом назвали, вот уж! Я бы сам того остроухого убил, будь это законно!

– Убили другого, – поправил Эрн.

– Разве? Пресвятая горнодобытчица, они все на одно лицо!

– Тот, что назвал пиво… – капитан сделал рукой неопределенный жест, указывая куда-то на пол. – Вот этим вот, кхм, он в камере. Выясняем, как он связан с убитым.

– Живой! – обрадовался Хольм. – Так это же хорошо! Уж мы с него взыщем! И ущерб трактиру Аффекта, и господину Глазомеру за страдания!

– Это вряд ли, Краг, – Эрн выудил со стола документ, пробежал его глазами и поморщился. – Нигде не работает, с последнего места уволен за… – он ухмыльнулся. – Пьянство и драки.

– Еще лучше! – Хольм прямо-таки засиял. – Мы его на работу возьмем!

Эрн оторвался от бумаги и посмотрел на гнома широко раскрытыми глазами. Это было не совсем то, что капитан подразумевал под наказанием и возмещением ущерба.

– А что? Будет за еду и ночлег вкалывать, отрабатывать свое. А уж пить, обещаю, не позволим!

Капитану было приятно работать с гномами. В отличие от занозы в заднице, которую из себя являл господин Крато, вести дела с Хольмом было легко, и все всегда решалось наилучшим образом. Причем без порчи бумаги и чьих-то нервов.

Эрн улыбался, в очередной раз убедившись в исключительности смекалки и нестандартного подхода господина Хольма к проблемам. А сейчас ему особенно сильно был нужен такой друг. А другу требовался младший офицер для решения одного… деликатного вопроса.

В дверь кабинета скромно постучали.

– К слову о работе, – капитан подмигнул гному. – Войдите.

На пороге кабинета оказался младший офицер Бравс с листом бумаги в руках.

– В-вызывали, господин капитан? Я…

– Вот, – указал рукой на гвардейца Эрн. – Познакомьтесь, господин Хольм, младший офицер Бравс, участник вчерашних событий. Господин младший офицер, перед Вами – Краг Хольм, глава гномьей общины города. Господин Хольм, с сегодняшнего дня гвардеец Бравс отправляется в занятые Вашими соотечественниками торговые ряды на городском рынке.

У Рода Бравса отвисла челюсть. Господин Хольм же, казалось, лопнет от количества положительных эмоций. Он схватил и долго радостно тряс руку младшего офицера, несколько раз поблагодарил капитана и, попрощавшись, утащил гвардейца за собой. Тот не успел отдать капитану бумагу.

Эрн позволил себе развалиться в кресле:

– С этим разобрались… надеюсь.

В таком положении он провел несколько минут, обдумывая дальнейший план. Значит, ночные патрули ничего не нашли. Досадно… К Крато заявляться пока не стоит. Во-первых, нет желания, во-вторых, есть дела поважнее.

– Ну что же, – сказал он заглянувшему в кабинет Безликинсу. – Примемся за допросы!

– А подойдут ли методы, господин капитан?

– Убийство, кража, ограбление, похищение, разбой, введение в заблуждение, оставление в опасности, все одно – преступление. В любом случае подозреваемого или свидетеля надо допросить, дальше будет понятнее.

– А как же поставить в известность солнцеликую?

– Скажешь тоже, Яр, – улыбнулся капитан. – Солнышко встает рано. А принцесса – не раньше обеда.

– На наше счастье? – уточнил Безликинс.

– На наше счастье, – Эрн взял со стола бумаги и отправился в допросную комнату.

***

– Кем Вам приходился убитый? – тем временем спрашивал у эльфа сержант Смог.

– БВУК!

– Кем, простите?

– Б-В-У-К! – эльф Кинко, который довел господина Аффекта до белого каления, на собственной шкуре ощущал каково это – разговаривать без зубов. И не находил в этом ничего удобного и приятного.

– Бвук… – пробормотал Смог и сделал запись в листе допроса. – Это, на вашем, кто будет? Брат? Кум? Или, может быть, сват?

– Бвук ом мве! БВУК! – чуть не кричал Кинко.

– Говорите нормально, пожалуйста! Я по-эльфийски не понимаю! – усмехнулся Смог.

– Издеваетесь, сержант? – спросил Эрн, закрывая за собой дверь допросной.

– Ни в коем случае, господин капитан, – Вир Смог не смог сдержать улыбки. – Однако гражданин не желает сотрудничать. Даже не знаю в чем тут дело. Я бы сказал, язык прикусил, но ему, как видите, нечем.

Кинко упал головой на стол и зарыдал.

– Действительно, – капитан положил бумаги, а затем несколько раз демонстративно ударил кулаком себе в ладонь. – Но мы с Вами расколем этот орех, не так ли?

Там, у стен «Бочонка», пьяный Кинко был смелее многих. Что не так с эльфами, раз они, напиваясь, сходят с ума и теряют страх, совесть и инстинкт самосохранения, а затем норовят устроить потасовку – до сих пор неизвестно. Гвардии же оставалась только одно – борьба с последствиями. Справедливости ради, чаще всего бороться было толком не с чем: эльфы трезвели, раскаивались, проводили от трех до пяти дней в камерах, а потом все по новой. Люди и гномы же выпивали культурно, не устраивая разборок и драк. Хотя… разумеется, попадались экземпляры, что спивались и заканчивали жизнь в канаве. Но делали это тихо и никому, кроме своих родных и близких, не мешая.

Эрна это бесило. На все предложения гвардии ужесточить меры в отношении алкозависимых и ратуша, и принцессы лично отвечали отказом. Не хотели вставлять палки в колеса честным предпринимателям: виноделы, владельцы трактиров и пивоварен исправно платили налоги. Ситуация не двигалась с мертвой точки долгие годы, словно не существовало никакой проблемы, будто не было горя, которое пьяные несли в свои семьи.

Он хорошо помнил, как тогда, в день рождения Пана, ему было паршиво. И как единственным, кто его, сержанта Игона Эрна, в тот вечер несколько лет назад поддержал, оказался гвардии капитан Гер Ладан.

К моменту появления Эрна в штабе капитан Ладан уже узнал от старших офицеров все, что произошло. Но все равно усадил Эрна напротив себя и выслушал. Он не перебивал, только изредка задавал вопросы. Когда рассказ был окончен, Эрн, чьи эмоции переполнили чашу, но так и не помогли найти никакой вразумительный ответ, не сумел сдержаться и пустил одну-единственную слезу.

– Господин капитан, – спросил он Ладана, – гвардия служит во благо, во имя порядка. Но я не пойму, что делать в таких случаях, когда долг гвардейца идет вразрез с мнением родных. Я не пойму, что дороже? Перед кем я должен быть чист совестью? Перед семьей или перед законом?

– Таким вопросом задается каждый гвардеец, на чью долю выпадает подобное, – сказал Гер Ладан глубоким голосом. – Не ты первый, Игон, и не ты последний. Я лично считаю, что ты поступил правильно.

Сержант поднял на командира удивленные глаза.

– Бить людей, ясное дело, как-то нехорошо, – улыбнулся капитан. – Но брат ведь давно напрашивался на крепкую порку?

Эрн грустно улыбнулся.

– Бить людей, – повторил Ладан, – сам понимаешь, противоречит закону. Закон – это то, что отличает нас от животных. Это основа любой цивилизации. А все законы, – он вздохнул, – написаны болью и кровью. Они не согреют тебя ночью и не одарят добрым словом, когда ты того хочешь, и порой они несовершенны. Но они – меч спасения, который предотвращает беды в масштабах общества. Поэтому если ты не знаешь, как должен поступить — поступай по закону.

Эту беседу Игон Эрн сохранил в себе на всю жизнь. А еще именно тогда он понял, почему шел за командиром в бой. Гер Ладан был строгим, жестким, но вместе с тем – понимающим и добрым. Выдающейся Личностью, с большой буквы.

Спустя какое-то время Ладан покинул гвардию и переехал поближе к морю и подальше от порта, оставив после себя теплые воспоминания и образ гвардейца, к которому нужно стремиться.

Эрн старался соответствовать. Изо всех сил.

«Не знаешь, как должен поступить – поступай по закону».

А еще Эрн, понимая несовершенство, прикладывал усилия к тому, чтобы законы менять. Он предлагал и предыдущей Ее Светлости, и нынешней множество самых разных идей касаемо пьянчуг, но все они были встречены в штыки. Однако капитан продолжал настаивать. В конце концов, в будущем году изберут новую принцессу, и, может статься, лед и тронется. Надежда умирает последней.

А надежда, что еще теплилась в душе Кинко, с приходом капитана Игона Эрна в комнату допроса умерла и обзавелась неприятным запахом. Он раскололся и все, что знал, начал записывать на бумаге.

– Ты почему еще здесь, сержант? Я же отправил все ночные патрули по домам.

– Привычка, господин капитан.

– Излишне, – спокойно сказал Эрн. – Отдыхать до завтра. Это приказ.

– Я не устал, господин капитан.

– Вир, это не обсуждается, – Эрн положил руку ему на плечо. – Всем нужен отдых. А тебя мне заменить некем.

Вир Смог, как и капитан, не был обременен отягчающими жизнь обстоятельствами в виде брака и отношений с противоположным полом. Изо дня в день он возвращался домой в пустоту. Не в уютное жилье, а к месту ночлега с необходимым минимумом, чтобы скоротать время между часами работы. Кроме службы Вира не интересовало ничего, за исключением, пожалуй, вкусных мясных пирогов. Жаль, что госпожа Корицца Бублик, владелица самой большой и самой продвинутой пекарни в Несеренити, нечасто радовала горожан скидками.

Эрн вел схожий образ жизни и тоже не то, чтобы сильно страдал от заглядывающих в гости тоски и одиночества. Капитан был бы счастлив завести семью, но пока что приемлемые романтические отношения с дамами обходили его стороной, а достойных кандидаток на управление домашним очагом среди них не находилось и вовсе. В какой-то момент капитан перестал переживать на этот счет, рассудив, что всему свое время.

Сержант Смог справлялся с разбитым сердцем, тоской и грустью проще – выходил в патруль и работал. Вот и теперь рвался в бой, а у самого глаза едва не съезжались в кучу после бессонной ночи.

– Я в порядке, капитан, – врал он.

– Хорошо, – Эрн сдался. – Раз так хочется, сходи на городскую пашню, поговори с рабочими и руководством. Может, там удастся что-то узнать о нашем мертвеце. А после – ступай домой. С этим, – капитан кивнул на эльфа, – я уж закончу.

– Считая этого, остался последний, – доложил Вир, а затем достал из своих бумаг акт допроса и передал его Эрну. – С неким Эго, зачинщиком драки в трактире, я уже пообщался.