Отравленное очарование

ПРОЛОГ

Это был тот час, когда солнце почти скрылось за горизонтом, и остатки огромного оранжевого шара, тягучей массой, неторопливо растекались по улицам. Последние его лучи подкрашивали здания в разные оттенки красного, проникали ненадолго в окна и, наконец, растворялись в голубоватой серости осеннего неба. Еще не было темно, но свет уже угасал.

У окна полутемной гостиной, частью интерьера которой, и по цвету и по размерам, с легкостью мог бы стать тот самый шар, стояла Ивон, невысокая, крашеная блондинка лет пятидесяти. Безучастно глядя на Эйфелеву башню за окном, Ивон правой рукой прижимала к уху трубку телефона, а пальцами левой, размеренно и с силой выкручивала витой провод, пытаясь “заземлить” на нем свою злость, дабы та не просочилась в ее голос. Будучи женой крупного политика, она уже давно научилась скрывать свои эмоции, позволяя себе расслабляться только в кругу самых близких людей. Самых близких. Иногда. Впрочем, даже среди них было больше исключений.

Сейчас в разговоре она была даже учтива:

– Ну зачем вам это нужно? Я заплачу вам. Сколько вы хотите?

Ответ собеседника в очередной раз отобразился на состоянии бедного провода в руке Ивон, но ее голос был, по-прежнему, любезен, даже весел:

– Да бросьте. Ну кому не нужны деньги?

И снова ответ заставил провод натянуться так, что еще чуть-чуть и он оторвался бы от трубки, но голос Ивон не потерял спокойствия. Она нарочито отчетливо проговорила:

– Тогда валите, знаете, куда? И не звоните больше.

Ивон выпустила из руки провод и аккуратно нажала на кнопку рычага телефона, прекращая разговор. Еще некоторое время она отрешенно смотрела в окно держа палец на кнопке рычага, кажется, ее мысли были заняты красотой парижской осени. Внезапно она резко с отвращением отбросила трубку на пол:

– Сволочь! – это было сказано так тихо, что ее голос не мог заглушить даже звука прерывистых гудков, доносившихся из трубки на полу, но в тишине этого голоса слышалась явная угроза.

Всё еще инстинктивно сжимая кулак, Ивон постояла еще немного глядя в окно, потом подняла с пола трубку и небрежно бросила ее на аппарат. Она машинально поправила прическу там, где трубка могла примять искусно уложенные волосы и, сделав глубокий вдох, задержала дыхание. Резко выдохнув, она еще немного постояла, и быстро направилась в кабинет мужа.

Выйдя в коридор, Ивон увидела узкую струйку света, просачивающуюся через проем приоткрытой двери кабинета. Подойдя ближе, она услышала приглушенный голос мужа, излучавший игривую сладость, явно не предназначенную одному из его коллег в Национальном собрании:

– Зайка, ну ты же знаешь, что я не могу. Пока не могу. Ну не злись. Скоро всё решится. Обещаю. Я буду скучать по тебе. Целую. Пока-пока.

Было слышно, как трубка опустилась на рычаг телефона.

Ивон, стараясь не шуметь, быстро отошла от двери кабинета.

Глава 1

Часы на башне Гар-де-Льон1, показывали одиннадцать сорок. Утро было пасмурным и вот-вот мог начаться дождик. Кто-то шел, кто-то бежал. Кто-то стоял и возведя очи к небесам, крутил головой, читая расписание и пытаясь понять, где, черт возьми, в этой куче номеров затерялся их поезд, который, “по расписанию”, должен был быть подан минут двадцать назад?! Многие торопились. Некоторые даже метались, но, к счастью, большинство – успевало, и только самая малость – опаздывала.

У подъезда плавно затормозил черный “Ситроен Ди Эс”. Водительская дверь открылась и из машины вышел Тристан, молодой человек, лет тридцати, высокий, стройный, в строгом темном костюме. С осторожностью, присущей водителям хозяйских лимузинов или людям, которые очень любят свои машины, он закрыл за собой дверь и неторопливо обойдя автомобиль, остановился на обочине напротив входа в вокзал. Оглядев без особого внимания окружающих, он открыл заднюю дверь.

Из машины раздалось наигранное женское покряхтывание, затем тротуара коснулась нога, обутая в модный, по нынешним временам, белый сапог с квадратным носком, низким каблуком и голенищем облегающим стройную ногу до колена. Люси, хозяйка стройных ног, сапог, автомобиля и небольшого модного журнала среди прочего, легко вынырнула из машины, лишь из вежливости воспользовавшись помощью своего верного ассистента, который не замедлил подать ей руку.

– Ой, девочки, приехали, – сказала Люси вытянув перед собой руки и сладко потянувшись. Она улыбнулась “мастеру на все головы”, как она называла Тристана. Люси часто спрашивали, почему на все “головы”? “Потому что у него их несколько”, – отвечала она и поднимала вверх указательный палец.

На вид Люси лет сорок. Попробуйте дать ей сорок пять, и как бы вы не старались, у вас ничего выйдет. Она выглядела не старше своих сорока вот уже 17 лет. На вопрос, как ей это удается, она всегда отвечала одно и то же: “Smiling gives wrinkles. Rest a bitch face and keep young!2”. Недоброжелатели за глаза так и называли её – “Bitch face3”, впрочем, не сокращая до “Bitch4” то ли из страха, то ли из уважения, то ли, потому, что это было бы, просто, неправдой. Люси знала о своем прозвище и оно несильно ударяло по ее самолюбию. По ее самолюбию вообще сложно ударить. Она себя очень любит.

И вот сегодня, в коротком черном пальто с широкой белой оторочкой, белыми деталями на рукавах и воротнике, крупными накладными белыми карманами и огромными белыми пуговицами, она напоминала полицейского, а точнее, жезл регулировщика движения. Без особого усердия “жезл” привлек к себе внимание сразу двух носильщиков, которые, двигаясь с разных сторон, рванули к Люси и, едва не столкнувшись, тормознули свои тележки в опасной близости от ее ног. Она инстинктивно подалась назад.

– Чего это вы ансамблем-то подскочили? – сказала она, скорее с иронией, и поправила завершающую “жезловый” прикид белую шляпку-клош, смахивающую на шлем британского бобби5. – Нам и одного хватит.

Лишь доля секунды понадобилась носильщикам, чтобы переглянувшись, негласно договориться – кто должен уйти. Один из них развернулся и гордо подняв голову, деловито зашагал прочь, катя перед собой пустую тележку.

Тут открылась пассажирская дверь “Ситроэна” и из машины, подражая кряхтению Люси, выпала Николь – сонная красавица двадцати с лишним лет. Она именно “выпала”, оставшись сидеть на пассажирском сиденье и опершись ногами о бордюр тротуара. Николь ковырялась в сумке приличных размеров, развалившейся у нее на коленях.

– Ммммммм! – проскрипела она, – да где же они, черт возьми!

Наконец, “они” нашлись. Блеснул изящный портсигар. Николь достала сигарету, захлопнула крышку, и, нажав на кнопку сбоку, прикурила. Портсигар полетел обратно в сумку. Николь со смаком затянулась.

– Мммммм, – на этот раз промычала она, выпуская дым из носа. – Никогда, никогда, ни-ко-гда я больше не буду оставаться на этих дурацких вечери-ииии-нка-аааааах, – капризные интонации снова перетекли в скрип.

– Не ной, – в два голоса произнесли Люси и Каролина Жеральд, молодой адвокат, лет тридцати пяти, которая с мощью Тристана, выскользнула из машины, и сейчас, украдкой заглянув ему в глаза и чуть улыбнувшись, негромко сказала:

– Merci, Tristan6, – она кротко убрала из его руки свою.

Николь не упустила милые “переглядки” Тристана и Каролины и не преминула прокомментировать:

– Детский сад, честное слово, – выдохнула она, выпуская очередную порцию дыма.

– Не ной, – опять в два голоса, не оборачиваясь произнесли Люси и Каролина.

– Как всегда, – вздохнула Николь.

– Не ной, – повторили подруги, обернувшись на страдающую Николь и рассмеялись.

– Ты когда пить перестанешь? – смеясь, полюбопытствовала Люси.

– Кто бы говорил, – продолжала капризничать Николь.

Тристан в это время перенес из багажника на тележку носильщика четыре чемодана.

– Спасибо, Тристан. Поезжай, дорогой. Встречаемся во вторник, – сказала Люси.

– Хорошо, мадам Лемэр. Счастливого пути, – ответил Тристан закрывая багажник, потом посмотрел на Каролину и украдкой помахал ей одной ладонью.

– Детский сад, – на этот раз вздохнула Люси и улыбнулась. – Пойдем, горе, – с наигранным состраданием обратилась она к Николь.

Николь снова закряхтела, надела огромные солнцезащитные очки и, наконец, поднялась с пассажирского сиденья.

Есть люди, которых сложно не заметить. При росте в метр восемьдесят и соответствующих ее профессии внешних данных: ног до талии, ног до плеч и ног до головы – Николь была в их числе. Она была моделью. Вот уже десять лет она дефилировала, озаряла, украшала, влюбляла и покоряла, улыбалась и блистала, и, даже, снялась в одном фильме. В эпизоде.

– Куда едем? – вмешался носильщик с довольно-таки своевременным вопросом.

Правый “жезл” Люси взметнулся вверх и вперед:

– На юг, дорогой. На юг! – вдохновенно произнесла она и прозаично добавила: – Прямо, потом налево.

Глава 2

“Шато де Риборди расположилось в живописном, но труднодоступном месте на склоне небольшой горы французских Альп. Утопающий в осенних красках, древний замок XVI века, воссоздает атмосферу давно ушедших эпох. Это место, где время кажется остановилось, и каждый камень, каждый узор на стенах, хранит в себе воспоминания о веках, прошедших в этом уединенном уголке. Сейчас, когда деревья облачились в теплые оттенки огненных красок, шато приобретает особый, мистический вид. Его каменные стены пронизаны временем и тайнами, и каждый уголок сдерживает невысказанные истории, затаенные среди сводов и залов. Старинные окна изящно украшены изысканными коваными решетками, а каминные топки, заполняющие воздух ароматом древесины, создают атмосферу тепла и уюта.”

“Каминные топки…”, – взглянув на черновик статьи, с горьким сарказмом выдохнула графиня Элеонор де Жолли, хозяйка шато. Ей нужны были деньги. Ей нужно было любыми путями затащить в свой замок посетителей и постояльцев. Она прекрасно знала, что время не остановилось для водопроводных труб и канализации, которые, тут и там, норовили протечь и “пронизать” стены не “временем и тайнами”, а водой, в лучшем случае; что от каждого узора на стенах мог отвалиться фрагмент и угробить любого, кто окажется поблизости; что “каждый уголок”, который, “сдерживал невысказанные истории”, сдерживал истории о том, во сколько ей обошлось то, чтобы этот уголок вообще мог сдерживать что-нибудь; а “каминные топки, заполняющие воздух ароматом древесины”, должны были быть, сначала, заполнены этой самой древесиной, а на это нужны люди, нужны деньги… Она знала все это как никто другой. Она знала, что обязана до последнего продолжать дело по сохранению своего имения. Знала, что не сможет отступиться. Знала, что после развода это будет трудно. Понимала, что нужно что-то делать… “Я сделаю это!” – решительно прошептала она, и в ее глазах засветилась искра решимости.

На просторной провинциальной кухне шато, заполненной не только ароматом древесины, но и готовящегося обеда, за массивным столом сидела горничная Марьяна. Ей было чуть больше сорока, но выглядела она чуть моложе. Чуть моложе пятидесяти. Простоватой славянской внешности. Ее описание можно было подытожить одним словом – усталость. Отрешенный взгляд потухших глаз из-под отяжелевших от бессонницы век. Пальцы, быстрые и тщательные в обычные дни, теперь двигались медленно и утомленно, словно каждый жест был испытанием. Даже белый воротничок ее форменного платья был расстегнут, и, казалось, устало свисал набок. Впрочем, все это никак не вязалось со здоровым цветом лица Марьяны, и мимолетными улыбками, которые, время от времени меняли ее облик в лучшую сторону, словно слабый лучик солнца изредка пробивающийся сквозь тучи в пасмурный день.

Перед Марьяной на столе лежало столовое серебро. Она не глядя взяла очередной нож и начала усиленно, что опять-таки было странным для ее усталого вида, натирать его полотенцем. От резкого движения, нож выпал у нее из рук и звякнул о плитку пола.

На звук обернулся муж Марьяны, Жермен. Оторвавшись от плиты, он подошел к ней и обнял за плечи:

– Что случилось? – в голосе Жермена звучала забота.

Марьяна бросила на стол полотенце и в слезах уткнулась Жермену лицом в живот.

– Ну же, Марьяна, так нельзя. Ты так часто плачешь в последнее время. Что с тобой? – Жермен нежно погладил супругу по голове.

Марьяна фартуком вытерла заплаканные глаза и, взглянув на мужа, слегка улыбнулась:

– Ничего, дорогой, ничего. Это осень, наверное.

На плите что-то зашипело, и Жермен, заботливо поцеловав Марьяну в голову, поспешил вернуться к кастрюлям.

Внезапно на кухне будто повеяло свежестью и вместе со струей осеннего влажного воздуха, заносимого сквозняком, в нее впорхнула Элеонор. Ее длинное шифоновое платье, со множеством рюшечек и оборок, кажется, жило своей жизнью, не прекращая легко развиваться от ветерка, сопровождавшего Элеонор даже внутри замка. Цветы на легкой ткани жили полной жизнью, будто их срезали пять минут назад, а не нарисовали искусные руки художниц одного из домов высокой моды Парижа. Огромная шляпа, подстать платью, была увенчана цветами самых невероятных оттенков, а ленты и банты на ней, как странные птицы, развивались в воздухе, создавая вокруг хозяйки вихрь веселья и красок. Необычайных размеров шелковый шарф вторил стремлению платья и шляпы улететь, поднять хозяйку шато в воздух и закружить ее над замком: с его садами, парком, бассейном и конюшнями, гравийными дорожками и гаражами, остроконечными крышами и густым лесом, скрывающим всю эту красоту от альпийских гор. Ее лицо, раскрасневшееся на свежем воздухе, было полно вдохновения, глаза весело блестели, а улыбка была заразительна. И она надевала это платье, надевала эти шарф и шляпку, чтобы полететь вместе с ними, поделиться своей энергией и вдохновением со всем миром, поднимая настроение и даря надежду каждому встречному.

Ей пятьдесят девять. Она почти разорена. Муж бросил ее, уйдя к молодой любовнице, но она полна решимости путешествовать, учиться, влюбляться и наслаждаться каждым моментом!

Пропорхав до плиты, Элеонор, наклонившись к кастрюлям, рукой подтолкнула пар, чтобы вдохнуть аромат готовящегося обеда:

– Какая прелесть! Какая прелесть! Какая прелесть! Жермен, ты просто кудесник!

Нельзя было не заметить, как Жермен засиял с приходом хозяйки. Элеонор взяла его за руки и поцеловала в обе щеки. Сияние Жермена вот-вот перейдет в краску. Посмотрев на него, Элеонор снова поцеловала его в щёку. Он неловко улыбнулся и опустил голову.

Марьяна старалась улыбаться, наблюдая за сценой восхищения хозяйки ее мужем, но получалось это у нее довольно неубедительно.

Не выпуская рук повара, Элеонор обернулась к горничной:

– Mon petite7 Марьяна, у вас все готово к приезду гостей? – заботливо спросила она.

– Да, мадам. Все комнаты уже готовы, – ответила Марьяна и встала.

Элеонор заметила на полу нож. Она подошла к горничной, рукой мягко усадила ее на место и подняв нож, положила его перед ней на стол:

– Смотрите-ка, мужчина придет, – удивилась хозяйка шато, – а ждем-то мы, только женщин.

Глава 3

Люка, мажордом Элеонор, невысокий, полноватый шестидесятилетний добрячок, вглядывался в толпу шедших по перрону марсельского вокзала пассажиров. Над головой он пытался как можно выше поднять табличку с надписью “Элеонор”.

Из толпы пассажиров, выделялась Жаклин – бойкая журналистка лет тридцати в модном брючном костюме из твида в крупную клетку. Через плечо у нее висела довольно-таки крупная дамская сумка, а в левой руке – таких же размеров чемодан. Жаклин шла твердой, быстрой походкой, ее взгляд был смесью решительности и любопытства. Заметив издалека мажордома с табличкой в руках, глаза Жаклин сверкнули, в них появились предвкушение и ярость хищной птицы, увидевшей свою добычу. Ловко лавируя между пассажирами, Жаклин рванула в сторону Люки, не без того, чтобы не задеть кого-нибудь своим чемоданом. Впрочем, в порыве преследования, это мало волновало Жаклин, и недовольные возгласы жертв оставались без ее внимания.

– Джеки, ты куда так несешься-то? – едва поспевая за Жаклин, крикнула ей в спину Шанталь. Бедная брюнетка, обладала парой прекрасных длинных ног, но, словно запутавшись в собственной элегантности, и оказавшись на грани между модельным показом и реальностью, она явно уступала по скорости своей подруге, рвавшейся вперед.

– А черт его знает. Привычка! – не отрывая цепкого взгляда от приближающейся цели, бросила журналистка. – Здравствуйте, я Жаклин Одэт! – закричала она, еще не добежав до мажордома и затем, резко тормознув у него перед носом, ткнула большим пальцем себе за спину: – А это Шанталь.

Жаклин наконец выдохнула.

– Ты название газеты забыла добавить, – съязвила Шанталь, достигнув своей подруги именно в тот момент, когда та указала на нее пальцем.

– Здравствуйте. Добро пожаловать, – несколько опешил от такого напора Люка.

– Спасибо, – улыбнулась Жаклин и собралась продолжить гонку по перрону.

– Мадам, – Люка достал блокнот и полистав его начал сверяться со списком.

– Джеки, мы вероятно, еще кого-то ждем, – окликнула ее Шанталь махнув головой в сторону мажордома.

Жаклин вернулась к Люке и, как ни в чем не бывало, взяв его руку с блокнотом, заглянула в него. Ее гоночный пыл резко угас, сменившись раздражением:

– Не может быть! Вот черт! Отдых испорчен!

Невдалеке, сопровождаемая носильщиком, к ним приближалась компания Люси, Каролины и Николь.

– Вот дерьмо! – с досадой буркнула Жаклин, поставив чемодан на перрон.

– Ты что здесь делаешь? – сдерживая неприязнь, обратилась Николь к журналистке, едва поравнявшись с ней.

– Я к своей подруге приехала! – парировала Жаклин. – А ты что здесь делаешь?!

– Она к моей подруге приехала, – мягко вступила в разговор Люси, глядя на мажордома. – Привет, Люка. Как дела?

– Все в порядке, мадам. Как вы добрались?

– Феноменально! Можем двигаться?

– Люси? – неуверенно поинтересовалась Жаклин.

– Ну допустим, – Люси повернула голову в сторону журналистки, будто только сейчас заметив ее присутствие.

Поняв по нарочито спокойному тону Люси, что атмосфера как раз начинает накаляться, Каролина решила разрядить обстановку, обратившись к Шанталь:

– Я – Каролина.

– Шанталь, а это, – она указала на подругу, – Жаклин.

– Мы знаем, – холодно бросила Николь.

– Черт!!! – вскрикнула Люси, схватив Николь за запястье. – Я думала, она мимо пролетит, а она, похоже, прямо к нам приземляется!

Люси кивнула в направлении двух женщин, которые, в компании носильщика с двумя огромными чемоданами в руках, двигались в их сторону. Николь тут же узнала бывшую одноклассницу Люси – Ивон. Молодая, коротко стриженная брюнетка с сумкой фотографа на плече, была ей незнакома.

– Что так долго? Третьим классом? – нарочито заботливо встретила Люси подошедшую к ней Ивон с компанией.

– Да нет. Чья-то толстая задница перегородила нам проход, – небрежно парировала Ивон. – Это не ты ли впереди шла? – преувеличенно вежливо добавила она.

– О-о-о. Надо было через задний попробовать. Тебе не привыкать, дорогая, – уровень заботы в голосе Люси поднялся на единицу выше.

В это время Каролина заметила, что брюнетка с фотосумкой, встретившись взглядом с Шанталь, мягко ей улыбнулась, однако, Шанталь в ответ отделалась лишь намеком на улыбку уголком рта.

Мажордом, сверившись со списком и оглядев всю компанию, поднял руку:

– Уважаемые дамы, добрый день! Меня зовут Люка, я – мажордом графини Де Жолли. Прошу следовать за мной.

Он развернулся и направился к выходу с вокзала. “Дружный” коллектив двинулся за ним.

– Стоило тащиться в такую даль, чтобы здесь встретиться! – на ходу жаловалась Люси Николь.

– Вот и надо было сидеть в своем “модном киоске” дешевых тряпок! – не замедлила вставить Ивон, не удосужив Люси взглядом.

– Извините, но не у всех муж депутат Нац. собрания!

– Дело не в деньгах, а во вкусе! – не сдавалась Ивон.

– Кто воспитал твой вкус?! Бухгалтер или ассистент по покупкам?

– Он у меня врожденный!

– Я не верю в чудеса!

– Светофор купи!

Голоса продолжающих препираться Ивон и Люси утонули в шуме вокзала. Казалось, их даже забавляла возможность вспомнить молодость, и по-дружески (или скорее по-детски) потрепать друг другу нервы, находя в этом, как ни странно, способ для расслабления. Они то останавливались жестикулируя, тогда Николь брала Люси за руку и тянула вперед; иногда останавливалась только Ивон, тогда Люси брала ее за руку, и они двигались дальше.

В салоне микроавтобуса царила тишина, сопровождаемая гулом мотора, время от времени прерываемая щелчками камней под колесами. По узкой, в одну полосу дороге, “Фольксваген Т2” взбирался вверх по склону горы. За окнами проплывали уникальные виды на окружающий пейзаж, бурно расцветший осенними красками, но он абсолютно не вызывал никаких эмоций у пассажиров фургона.

Вторя настроению женщин, солнце решило отказаться от попыток произвести на гостей впечатление и скрылось за тучей. Стал накрапывать мелкий дождик, его капли забарабанили по стеклам “Фольксвагена”.

– Красиво. Очень, – подытожила Николь.

– Ну наконец-то! – с распростертыми руками появилась Элеонор в дверях парадного подъезда, когда из подъехавшего фургона уже вышли Ивон и Люси. За ними вышла Жаклин. – Скорее идите в дом!

Женщины пробежали под дождем до дверей и вошли внутрь.

Это был большой холл с грубоватой, от потертых и от того неровных ступенек, дубовой лестницей, ведущей на галерею второго этажа. Лестница занимала основную часть холла и была его доминирующим элементом. Казалось, весь замок был построен вокруг этой лестницы. Огромная, практически черная, с перилами начинающимися на плечах двух ангелов в доспехах, она, как будто говорила: “Поднимайтесь, гости дорогие, уж там-то, наверху, я с вами поиграюсь!”.

После последней реставрации замок помолодел лет на триста, но не потерял своего средневекового магнетизма и загадочности. Это был Замок. И хоть стены его были зашиты в дубовые панели – им было по 400 лет и легкий аромат сырости, не подвальной (Элеонор бы этого не допустила), не застоя, но скопившейся многовековой сырости времен, исторической, полной побед и поражений, трагедий, войн и эпидемий, рождения и смерти встречал вас; обволакивал с первого шага, давил и не отпускал, пока вы не покидали его владений. Этот “аромат Замка” окутывал вас в прямом и переносном смыслах, сколько бы каминов, свеч, лампочек и обогревателей вы не зажгли, не запалили, не включили.

– Как вы? Как добрались? Дорога была не очень ухабистой? – продолжала порхать Элеонор, совершенно выбиваясь из общего настроя, который задавали замок и дождь. Хозяйка расцеловалась с каждой подругой в обе щеки.

– Да все в порядке. Было пару моментов, я думала, меня в стиральную машину бросили, – Люси обвела холл рукой, – а у тебя здесь все красивее становится!

В дверях появились Каролина и Николь.

– Знакомься, это, Каролина и Николь. Ты о них уже знаешь.

– Еще бы не знать. Адвокат и модель. Очень приятно! – Элеонор порхнула к подругам и расцеловала их. – Чувствуйте себя как дома.

– Спасибо. У вас здесь очень красиво, – с восторгом глядя на графиню, сказала Каролина.

– Очень приятно, – Николь изобразила книксен.

– Ой, оставь это, девочка, – замахала графиня на девушку руками и улыбнулась, – мы не во дворце, а я не королева.

Николь украдкой пихнула Люси логтем в бок.

– Это я ее научила, – хохотнула Люси.

– Ну, Люси, ну как ты можешь, – пожурила Элеонор и опять улыбнулась.

– Хорошенький сюрпризик ты мне приготовила, – с усмешкой сказала Ивон бросив косой взгляд на Люси.

– Да бросьте, девочки. Ну сколько можно ссориться, – предложила Элеонор.

– Познакомься, это Арлен, – представила Ивон коротко стриженую брюнетку с фотосумкой. – Она фотограф.

– Очень приятно! – ритуал с поцелуями повторился. – Ко мне как раз Джэки приехала, чтобы написать о доме. Может, вы ей с фотографиями поможете?

– Замечательная идея! – вставила Жаклин и улыбнувшись, помахала Арлен.

– Я с удовольствием, мадам, – ответила Арлен.

– Нет, нет, Арлен. Давайте без “мадам”, – улыбнулась Элеонор, – Чего доброго, вы станете называть меня графиней. Имени будет достаточно. Договорились? – подмигнула Элеонор.

– Договорились, – улыбнулась фотограф.

– Джэки, а кто же это с тобой приехал? – повернулась хозяйка шато к Шанталь, ожидавшей своей очереди для приветствия, рядом с журналисткой.

– Боже! – стукнула себя по лбу Жаклин, сетуя на забывчивость. – Это Шанталь. Она…

Элеонор подошла к Шанталь, взяла ее за руки, и оценивающе пригляделась:

– Погоди, погоди. Модель?

– Да. Здравствуйте, Элеонор.

И снова Элеонор оставила поцелуи на обеих щеках гостьи:

– Добро пожаловать, дорогая!

– Спасибо!

По лестнице в холл спустилась Марьяна. В ожидании указаний хозяйки, горничная остановилась, не дойдя пары ступенек до конца.

Элеонор спохватившись подошла к Марьяне:

– Ой, да что ж это я вас на пороге-то держу. Девочки, познакомьтесь, это Марьяна, – Элеонор подошла к горничной и взяла ее за руку. – Она моя верная помощница. Поднимайтесь наверх, Марьяна покажет вам ваши комнаты, а Люка принесет ваш багаж. У него феноменальная память. Вы сейчас отдохнете с часок, а к восьми встречаемся в столовой. Это вот здесь. – Элеонор махнула сторону арки справа от лестницы. В проеме открытых дверей виднелся большой зал, с круглым, сервированным серебром столом, способным уместить за собой небольшой отряд рыцарей в полном обмундировании.

Стук каблуков смешался со скрипом деревянных ступенек, когда гостьи, увлекаемые Марьяной, понимались наверх. Элеонор провожала их теплым взглядом. Она была счастлива провести этот уик-энд со своими подругами; показать им, чего достигла в обновлении этой махины, этой, с детства нежно любимой “бездонной бочки” – шато и имения, которые, в конце концов и когда-нибудь, должны были начать возвращать вложенные в них средства; ведь у нее их оставалось все меньше и меньше.

Через пару минут, как только Марьяна показала Жаклин ее спальню, она, бросив вещи, легко сбежала вниз и нашла “телефонную кабинку”, оборудованную в маленькой каморке прямо под лестницей. Здесь уютно разместились стул и журнальный столик с лампой Тиффани и телефоном на нем. Зайдя в каморку, а точнее, в кабинку, Жаклин закрыла за собой треугольную витражную дверь с изящным орнаментом. “Милая идея”, – подумала она набирая номер. На другом конце ответили.

– Алё, Арманд? Привет. Добралась. Ты не представляешь, в каком цветнике я оказалась! Да. Ивон здесь. Кто, ты думаешь, еще приехал? Люси! Чувствую, назревает недурная история! Да, да. Я знаю. Может, и дурная… – Жаклин, кажется, услышала что-то снаружи. Она присмотрелась через стекло дверцы, потом приоткрыла ее и выглянула наружу. – Всё. Давай. Потом перезвоню. Бай! – Журналистка положила трубку и быстро дойдя до лестницы, поднялась, шагая через ступеньку.

Спальня, которую Марьяна предложила Каролине и Николь, представляла собой уютную комнату, оклеенную весёленькими обоями с нежными букетиками полевых цветов пастельных оттенков. Она была декорирована в провинциальном стиле: пара коренастых невысоких кресел вокруг кофейного столика, трюмо и стул. Вся мебель цвета топленого молока была искусно состарена, возможно, усердием мастера, но, скорее всего, временем. Две изысканные кровати, с облаками бесчисленных мягких подушек на высоких матрасах, покрытых воздушными перинами, представляли собой два настоятельных приглашения прилечь, от которых было невозможно отказаться.

Впрочем, у Николь были другие планы. Войдя в спальню, она небрежно бросила свою сумку на кровать у окна:

– Пойду, быстренько умоюсь – и по дому полажу.

Каролина войдя следом и бросив сумку в кресло, с удовольствием плюхнулась спиной на кровать распластав руки. Она тут же утонула среди подушек на перине, которая нежно обняв, повторила контуры ее тела:

– Тебе уже не терпится, – с притворным укором сказала Каролина.

– Да ладно, а что тут еще делать? – высунув голову из дверного проема ванной комнаты, бодро ответила Николь.

Каролина закрыла глаза.

В дверь постучали два раза. Второй стук пришелся уже на открытую дверь и в комнату бодро вошла Люси:

– Тук! Хорошенькая компания, ничего не скажешь. Нора со своими сюрпризами, – Люси огляделась, – А где Ники?

– В душ ушла. Ей уже по замку послоняться невтерпёж, – сонным голосом ответила Каролина.

– А ты где? Каро? Каро? – нарочито озабоченно, сложив руки рупором окликнула Люси, потом вздохнула. – Пить охота.

Из недр одеял и подушек поднялась рука и палец указал на столик между двумя креслами, где красовались милый графинчик с водой и два стакана.

– Издеваешься, – констатировала Люси, оценив предложение.

– Понятно, – рука Каролины упала обратно.

– Ладно, пойду тоже освежусь. Скажи Ники, чтобы без меня не уходила. Заблудится.

В подтверждение, из бездны кровати вынырнул кулак с поднятым вверх большим пальцем, и тут же снова утонул в мягкой белой пучине.

– Ну кто-то из нас должен это сделать?! – прислонив ладонь к микрофону трубки, Шанталь говорила сдержанно но настойчиво, – Это такой прекрасный случай! Кто бы мог подумать, что она здесь окажется! – ее тон сменился на игривый: – Ну котик. Да не беспокойся ты так, всё будет о’кей! Ты уже скучаешь? Точно? Ну ладно. Це-лууу-юююююю.

После нескольких, кажется, сотен поцелуев на обоих концах провода, Шанталь положила трубку. Вздохнула. Ее глаза блеснули. Она открыла дверь и вынырнув из “телефонной кабинки” быстро поднялась по лестнице.

В проходе, между гостевыми спальнями, царила тишина. Одна из дверей медленно открылась, и из нее выглянула Арлен. Убедившись, что снаружи никого нет, она вышла и аккуратно закрыла за собой дверь. Беззвучно прокравшись по ковровой дорожке, Арлен негромко постучала, или точнее, поскреблась в спальню напротив.

Через минуту история повторилась. Теперь из своей спальни выглянула Ивон. Убедившись, что в коридоре пусто, она мягко закрыла за собой дверь и быстрым шагом направилась к лестнице.

Стоя перед зеркалом Николь внимательно вглядывалась в свое отражение. За ее спиной, на необъятных просторах царства подушек и перин, дремала Каролина.

В спальню, на этот раз вообще не утруждая себя условностями, ворвалась Люси:

– Ники!

Николь резко развернувшись к Люси, прижала указательный палец к губам и кивнув в сторону Каролины, сложила ладони, показывая, что та спит.

Люси двумя пальцами красочно изобразила в воздухе шаги и решительно махнула головой в сторону выхода.

Николь, прихватив портсигар и стараясь не шуметь, вышла следом за Люси, и бесшумно закрыла за собой дверь.

Подруги прошли к лестнице и спустились в холл.

– Так, – в Люси просыпалась собака-ищейка. – Пошли в столовую, там обязательно будет прямой выход на кухню.

– Уверена?

– А как, ты думаешь, на стол попадают блюда?

Они вошли в столовую.

– О-ля-ля! – только и смогла вымолвить Николь. “Вид столовой поражал своим убранством” – штампануло у нее в голове. Нехотя она остановилась, заглядевшись на большущий букет цветов в центре необъятного круглого стола темного дерева, сервированного серебром и лебедями, искусно сложенными из накрахмаленных салфеток. В ожидании гостей вокруг стола были выстроены стулья с высокими спинками украшенными витиеватой деревянной резьбой. Зал был украшен гобеленами, а окна закрывали тяжелые бархатные портьеры пурпурного цвета. Колоссальная золотая люстра со множеством хрустальных подвесок была изящна. По размерам, она, кажется, не уступала столу, и поражала тем, что, до сих пор не рухнула, под тяжестью всего ее великолепия.

– А-а-а. Да, да, – остановилась Люси, заметив, что рот Николь постепенно открывался все больше и больше, пока она оцепенев, разглядывала и впитывала в себя окружившую ее красоту. – Нора, она такая! Она может!

– Как же она собирается пускать сюда людей? – удивилась сама себе Николь, но почему-то это первое, что пришло ей в голову. – Сюда ж без визы пускать нельзя.

– Это только для почетных гостей столовая. С другой стороны есть чуть поменьше и попроще.

Вдруг подруги услышали приглушенный женский смех, доносящийся из-за двери, как они предполагали, на кухню.

– О! Люди, – подняла указательный палец Люси. – Пойдем, спросим.

Дуэт следопытов направился на звук. Подойдя к двери, Люси хотела было открыть ее, но та резко распахнулась и из нее вылетела Ивон. Зацепив Люси плечом, Ивон быстрым шагом пересекла столовую и вышла в холл.

– Извиняться надо! – крикнула ей вслед Люси и повернувшись к Николь, заметила: – Горло пришла промочить. Не выдержала.

Николь развела руками, изобразив недоумение.

– Да! – указала Люси вслед убежавшей Ивон. – Но она-то – первая прискакала!

Пройдя по коридору, соединяющему столовую с кухней, подруги, наконец, достигли своей цели.

При их появлении Марьяна взяла луковицу и, не очистив ее, разрезала пополам.

– Марьяна? – обратилась Люси к горничной, стоявшей к ней с Николь спиной.

Марьяна обернулась. Ее глаза слезились.

– Лук? – Люси подошла ближе.

– Да, вот – мужу помогаю, – ответила Марьяна и попыталась улыбнуться.

Люси кивнула:

– Марьяна, скажите, а нет ли у вас чего-нибудь, вроде “Мартини”? Для души грешной.

– Ой, конечно. – засуетилась горничная. – Я вам сейчас приготовлю.

– Это совсем необязательно, – остановила ее Люси. – Нам главное, исходный продукт. Стакан, лед, “Мартини” и водка…

– Оливку или луковичку? – уточнила Марьяна.

Люси с восхищением посмотрела на нее:

– Наш человек!

Марьяна вытерла руки о передник и пошла к холодильнику.

Повеселевшие Николь и Люси, с длинными стаканами в руках, шли по коридору между гостевыми спальнями. Проходя мимо одной из них, они услышали доносящийся из-за двери возбужденный женский стон. Подруги остановились, подошли ближе к спальне, переглянулись.

– Ого! – тихо сказала Николь. – Не успели приехать.

Люси осторожно прислонилась ухом к двери, прислушалась и вдруг подзадоривая крикнула:

– Давай, девочка, давай!

Николь вздрогнула. Люси подхватила ее под локоть, и они, смеясь, побежали в спальню спящей Каролины.

Глава 4

Зажженная люстра наполняла и без того величественный зал столовой магическим светом. Блеск хрустальных подвесок создавал впечатление сверкающих бриллиантов, играющих на солнце. Переливаясь всеми цветами радуги и отражаясь в хрустале бокалов и серебре столовых приборов свет умножался, словно волшебный фейерверк, разгорающийся в каждом уголке зала.

Ужин был в самом разгаре.

Глаза гостей тоже блестели, но за этим блеском стояло отнюдь не волшебство люстры.

– Я такой утки сто лет не ела! – Люси откинулась на спинку стула. – А этот ягодный соус! Объеденье!

– Жермен закупает птицу у фермера в деревне, так что, утки эти – самые, что ни на есть, органические, – не без гордости пояснила хозяйка.

– И нежные. – Люси закатила глаза от удовольствия. – М-м!

– Наш сосед, художник, тоже берет у него птицу, несмотря на то, что находится довольно-таки далеко.

– И расплачивается рисунками8? – подмигнула Люси. – А Жермен – это повар?

– Замечательный повар! Он и кондитер, и пекарь! А Марьяна еще и соленьями занимается. Удивительная пара!

– Они женаты? – поинтересовалась Ивон.

– Лет двадцать, как она за него вышла, когда во Францию переехала.

– Откуда она? – вступила в разговор Жаклин.

– Из Словении. Ой девочки, с помощниками мне повезло. Люка, например.

Мажордом, следивший за гостями неподалёку от стола, услышав свое имя, взял с комода бутылку вина, подошел к Элеонор и остался стоять справа от нее.

– Он и водитель, и садовник, и плотник. Весь дом на нем держится! – Элеонор подняла глаза на мажордома. – Наш Люка – просто прекрасный работник. И человек.

– Вы очень добры, мадам, – слегка поклонился мажордом. Он добавил в бокал Элеонор вина, и вернулся на свой “наблюдательный пост”.

– Ох, подруга, какую ж работу ты провернула! Дом просто не узнать. Игрушка! Твой-то помог? – Люси потянулась за бокалом.

– “Мой”! – с ноткой иронии ответила Элеонор, – Мой теперь с другой! Ты же знаешь. И игрушки его другие интересовали.

– Да-а-а. Лихо они тебя с этой его секретаршей, – задумчиво сказала Ивон и в ее голосе прозвучала скрытая обида.

– Представляешь?!! Мне, говорит: “детей хочется”. Вдруг!!!

– Усыновили бы, – робко вставила Шанталь.

– Девочка моя, да разве ему дети нужны были? – кажется, что рана, нанесенная разводом, еще не зарубцевалась в душе Элеонор.

– Он себе секретаршу “усыновил”, – вздохнула Люси. Она отпила вина. Задумавшись, Люси продолжала крутить бокал в руке, глядя как бордовая волна оставляет маслянистый след на хрустале.

– Да что уж теперь, – уверенность возвращалась к Элеонор. – Трудное это дело – быть женщиной!

– Да. Приходится с мужиками общаться, – с иронией добавила Люси.

Секундная тишина взорвалась громким смехом.

– За это надо выпить! – подняла бокал Каролина.

– За нас, любимых! – провозгласила Элеонор и сделала хороший глоток.

Гости последовали ее примеру.

– Люка, – обратилась Элеонор к мажордому, поставив бокал на стол, – распорядись, насчет десерта, пожалуйста.

Мажордом поклонился:

– Да, мадам.

На кухне Жермен и Марьяна занимались подготовкой к подаче десерта. Пара подносов на столе и сервировочный столик могли бы побороться за место в энциклопедии кондитерского искусства. На них было, если не всё, то многое из того, что могло бы заставить любую женщину забыть, хотя бы на время, о диетах и проблемах; помочь успокоить детей и подружиться с соседкой; снова сесть на диету и снова забыть о ней; установить мир во всем мире.

Тут были эклеры, тарталетки с нежным заварным кремом и фруктами, профитроли с шоколадным ганашем, не меньше десятка разных цветов макаронов, брауни и рулеты, миндальные финансье, горячий яблочной пирог, мороженое и, цвета горелых сливок, флан под карамелью из жженого сахара в маленьких серебряных розетках.

Один взгляд на эту красоту мог запросто вызвать у человека послабее приступ тахикардии, но Элеонор любила сладкое и любила своих подруг.

В кухню заглянул мажордом:

– Графиня просила готовиться к подаче десерта. Все очень довольны едой, особенно мадам.

Голова мажордома исчезла из дверного проема.

– “Мадам” – саркастически передразнила Марьяна ушедшего мажордома. – Еще бы она не была довольна! Она только и делает в последнее время, что довольствуется тобой!

– Марьяна, что ты такое говоришь? – недоуменно посмотрел на нее повар.

– Ты думаешь, я не замечаю? “Жермен – то, Жермен – другое! Ах какой кудесник!” – с издевкой прогнусавила горничная.

– Марьяна.

– Ты думаешь, я не вижу, что она постоянно возле тебя околачивается?!

– Ей нравится, как я готовлю. Ты должна быть рада, что у нас есть работа, – повар был спокоен и надеялся, что его голос повлияет на его жену.

– К черту ее, эту работу, если из-за нее я должна потерять мужа! – выкрикнула Марьяна.

Она села за стол, и уткнув лицо в ладони, начала плакать. Жермен подошел к ней, мягко обнял за голову и нежно прижал к себе:

– Марьяна. Ну что происходит? Что с тобой случилось в последнее время?

Горничная уткнулась мужу лицом в живот:

– Я не знаю. Я так боюсь тебя потерять! – она подняла глаза на Жермена. – Скажи, что ты меня любишь!

– Я люблю тебя. Вот уже двадцать лет люблю и буду любить еще три раза по столько же. Ljubim te9, – произнес он с акцентом и нежно поцеловал жену в голову.

В столовой звучали приглушенные разговоры. Шумевший за окном дождь убаюкивал в атмосфере наполненной теплом и уютом.

Люка внимательно следил за бокалами гостей, то и дело подходя к одной из женщин, подливая вина.

Марьяна, с ловкостью, собирала последние ненужные тарелки, оставаясь при этом, как будто невидимой.

Ужин медленно подтягивался к концу и воздух был наполнен аурой удовольствия, которую создают изысканная кухня и хорошая компания.

– Ну Нора, ты накормила, – удовлетворенно выдохнула Люси, откинувшись на спинку стула и посмотрев на свой живот. – Я не знаю, куда в меня десерт втиснулся.

– Ты на нем сидишь, – сардонически заметила Ивон.

– Зато, я не бегаю после каждого круасана к своему фаянсовому другу, – спокойно заметила Люси. Ей не хотелось отказываться от вечернего наслаждения и расслабленного состояния.

Жаклин насторожилась и от глаз Каролины не ускользнуло, как внимание журналистки сосредоточилось на Ивон и Люси.

– Девочки, ну перестаньте. Я каждый раз как вас вижу, всё мечтаю, что вы помиритесь, наконец. Ведь, сто лет назад всё было, – миролюбиво предложила Элеонор.

– Кого-то только могила исправит, – как будто для себя пробубнила Ивон.

Люси услышала реплику Ивон, тем более, что “для себя” Ивон – было адресовано, естественно, ей:

– Я прослежу, чтобы твоя церемония прошла красиво.

Элеонор не сдавалась в битве за мир за столом (как и не сдавалась в борьбе за мир во сем мире в целом):

– Девочки! Давайте, я вас, лучше, с поваром познакомлю.

На лице Жаклин отразилась досада. Элеонор решила прервать начинающуюся перебранку, от которой журналистка получала профессиональное удовольствие.

– Люка, позови Жермена, пожалуйста.

Марьяна мельком взглянула на хозяйку, но, естественно, не выдала своего недовольства.

– Хорошо, мадам, – мажордом поклонился и вышел из столовой.

– Нора, я заметила, спальни не запираются, – Ивон взяла свой бокал.

– Ты знаешь, я об этом даже не думала, но обязательно решу этот вопрос, – Элеонор задумалась. – Но мы, ведь, здесь все свои?

– Конечно. Только у некоторых есть дурная привычка брать чужое, – Ивон с силой поставила бокал на место.

– Да не был он твоим никогда. Пойми ты, наконец. Не был! – Люси еще держалась в рамках приличия, но граница ее терпения была всё ближе, а шаги к ней становились все шире. – Ведь сколько лет прошло. Мишеля уже в живых нет, а ты, всё никак не успокоишься!

К счастью, на пороге столовой появились Люка и Жермен. Повар подошел к хозяйке и она взяла его руку в свои:

– Девочки, вот – маг и чародей, который нас так вкусно накормил, – Элеонор с благодарностью похлопала Жермена по руке.

В столовой раздались аплодисменты.

– Джеки, ты должна непременно отметить это в своем репортаже, – обратилась Элеонор к журналистке.

– Обязательно. Мы всё потом обговорим, – Жаклин жестом показала “ОКей”.

– Вот и славно, – Элеонор подняла глаза на повара. – Спасибо, Жермен. Всё было просто замечательно.

Горничная, глядя на хозяйку, ласкающую, по ее мнению, мужа – улыбалась, но улыбка эта была, скорее, оценивающей.

Элеонор подняла с колен салфетку и положила ее на стол. У нее за спиной моментально вырос мажордом. Люка слегка отодвинул стул, когда хозяйка шато поднялась:

– Девочки, я предлагаю кофе попить в гостиной, перед камином. Там мы сможем не отказать себе в паре-тройке дурных привычек, – Элеонор подмигнула гостям, потом обратилась к горничной: – Марьяна, подавайте, пожалуйста, кофе в гостиную.

Марьяна улыбнулась в ответ и присела в быстром книксене:

– Хорошо, мадам.

Глава 5

Просторная гостиная была окутана приглушенным светом торшеров и настольных ламп. Тяжелые бархатные портьеры едва сдерживали шум дождя, и в сочетании с доносившимся откуда-то легким джазом, создавалась атмосфера небольшого уютного кафе. Только мебель в стиле Людовика XV, пожалуй, ненавязчиво напоминала, что, если вы еще не в музее, то уже не в “Прокопе”10.

Центром внимания гостиной был солидный камин, обрамленный массивной мраморной отделкой. Полка над камином была настоящей сокровищницей изысканных безделушек и воспоминаний: пара канделябров по бокам, а между ними, бронзовые каминные часы в стиле того же Людовика, что и мебель, фотографии в рамках, фарфоровые статуэтки, вазочки и шкатулки. Пламя в камине ласково разгоняло холод осеннего вечера, наполняя гостиную приятным теплом и уютом.

Гости разбрелись по залу и рассматривали картины на стенах и безделушки на камине.

Войдя в гостиную, Жаклин не удержалась, чтобы не присвистнуть:

– Сколько же тут картин!

– О! Это только часть. Из последних, самых “молодых”, – весело ответила Элеонор. – Ранние картины уходят датой написания так глубоко в историю, что иногда мне кажется, если покопаться в округе, можно найти наскальную живопись, с портретом одного из моих родственников в набедренной повязке. Хотя, я не права, копаться пришлось бы в Бельгии.

– В Бельгии? – удивилась Шанталь. Модель рассматривала фотографии на камине.

– Да. Наш род берет свое начало в Бельгии. Это о-о-очень длинная история, но вкратце – в XVI веке, еще до восстания 1566 года, мои предки сбежали во Францию и со временем возвели этот замок.

– Вот это ты сократила! – весело восхитилась Люси.

– Опыт, – улыбнулась Элеонор.

– Как интересно! – казалось, что Шанталь действительно заинтересовала история хозяйки замка.

В этот момент в гостиную вошла горничная с подносом в руках, на котором стояли чашки, сахарница, кувшинчик со сливками и френч-пресс, наполненный свежеприготовленным кофе. Подойдя к рассматривающей на камине фотографии Ивон, Марьяна ловко, взяв поднос в левую руку, правой – наполнила кофе одну из чашек:

– Сливки, мадам?

– Нет, спасибо, – ответила Ивон и положила пачку сигарет с зажигалкой на каминную полку. Потом, бросила пару ложек сахара в чашку кофе на подносе и поставила ее рядом:

– Спасибо, Марьяна.

Горничная присела в непринужденном книксене и продолжила обход гостей.

– Девочки, это очень интересный кофе, – обратилась Ивон к присутствующим. – Называется “Копи-Лювак”.

– Ой, ой! Я слышала о таком! – прервала ее Элеонор, присаживаясь вместе с Люси за небольшой кофейный столик. – Это не тот ли кофе, который, маленькие зверьки, вроде хорьков, кушают, а потом, те зерна, что не переварили, как бы это сказать…

– “Отдают”, – дополнила Ивон. – Вот эти зерна потом собирают и обрабатывают.

– Надеюсь, их хорошо промыли?

Шутка Люси удалась, по гостиной прокатился смех.

Горничная подошла к Люси и Элеонор, наполнила две чашки. Ритуал “сливки, сахар, книксен” повторился.

– Спасибо, Марьяна, – сделав глоток, Элеонор причмокнула языком, чтобы полностью оценить вкус напитка. – Какой аромат! Какой мягкий вкус! – она поставила чашку на столик.

Марьяна, между тем, налила кофе Каролине и Николь. И снова: “сливки, сахар, спасибо, книксен”.

Элеонор предложила Люси сигарету. Они закурили и удобно расположились в креслах. Люси выпустила дым:

– Хорошо.

Заметив, что подруги курят, Ивон взяла пачку с камина, но обнаружив, что она пуста, бросила ее в огонь. Она подошла к столику Элеонор и расположилась в кресле напротив:

– Нравится? – Ивон закурила предложенную хозяйкой шато сигарету.

– Это великолепно! – Элеонор мечтательно закатила глаза.

В это время Марьяна, обслужив рассматривающих фотографии на камине Жаклин и Шанталь, и убедившись, что никого из компании не упустила, осталась стоять у входа в гостиную, поставив поднос на небольшой столик, стоящий неподалёку.

Вечер продолжался. Дождь и джаз сливаясь с неразборчивыми разговорами, доносящимися из разных уголков гостиной, создавали не монотонное, но уютное гудение, сопутствующее приятным вечерам в хорошей компании. Аромат кофе и сигарет бодрил слегка разомлевших за ужином гостей.

Жаклин заметила что Арлен, в полном одиночестве рассматривает картину в другом конце гостиной. Упустить такой момент журналистка была не в силах, профессия брала свое. Словно гончая, взявшая след, Жаклин целенаправленно, но сдержанно, стараясь не выдавать своего интереса, двинулась в сторону фотографа.

– Мрачноватый портретик, – произнесла Жаклин, остановившись за спиной Арлен.

Фотограф не обернулась:

– Да. Немножко света ему бы не помешало.

Из той части гостиной, где расположились хозяйка и Люси с Ивон, донёсся смех.

– Арлен, – стараясь говорить как можно более непринужденно обратилась Жаклин к фотографу, – ты не знаешь, что это произошло между Ивон и Люси? Почему они все время цапаются?

– Удивительно, что ты не знаешь, – Арлен продолжала смотреть на картину.

Журналистка придвинулась и встала сбоку от Арлен. Тоже всмотрелась в картину:

– Ну, так скажем, не до конца, – журналистка пригнулась. Ее голос звучал так, будто она описывала случайно найденный мазок художника, менявший смысл всего произведения и чрезвычайно заинтриговавший всё художественное сообщество, и ее лично. Жаклин чуть не вперлась носом в картину, стараясь показать, что именно она является предметом её интереса.

Арлен, наконец, обратила на нее внимание. Ее брови слегка сдвинулись, но в глазах играла ирония. Ее позабавила конспирация Жаклин:

– У них ссора еще с университета тянется.

– Они вместе учились? – Жаклин не выходила из образа художественного эксперта.

Арлен подняла взгляд на картину и безучастно продолжила:

– Да, Ивон и Люси дружат с детства. Они учились в одном классе, а затем поступили в университет, где познакомились с Элеонор, она старше них на два года. Там же учился и Мишель, который стал потом мужем Люси. Так вот, Ивон считает, что Люси увела у нее Мишеля.

Жаклин повернула голову и снизу посмотрела на Арлен:

– И что? Так оно и было?

Фотограф посмотрела на нее сверху и едва сдержала улыбку:

– Да кто его знает? Женился-то он на Люси, а Ивон так ей простить этого и не может.

– Все вынюхиваешь? – раздался голос Николь. Проходя к камину, она остановилась у Арлен за спиной и посмотрела через ее плечо вниз на сгорбившуюся журналистку.

– Кто бы говорил, – усмехнулась Жаклин разгибаясь.

– Согласна. Только цели у нас с тобой разные.

– А я думала одна – правду искать.

Разговор проходил так спокойно, что Арлен даже не думала отрываться от картины, воспринимая его, как легкое музыкальное оформление к просмотру, ну, или, объяснения экскурсовода, которые никто не слушает.

– Тоже верно, – улыбнулась Николь, – Только правда твоя – вся дерьмом облеплена, вот как кофе этот, когда из хорька выходит, – Николь поднесла чашку с блюдцем нарочито близко к носу журналистки. Очень близко. Модель продолжала нежно улыбаться:

– Но ни пользы от нее, ни удовольствия. Поэтому и цели у нас с тобой разные. Ты деньги делаешь, а я людям помогаю.

– Только не надо строить из себя золушкину крестную! – Жаклин на всякий случай, сделала пол-шага назад. – Не на халяву людям-то помогаешь!

– Каюсь. Денежную систему у нас никто не отменял, – бросила Николь через плечо, продолжив движение в сторону камина, где Каролина рассматривала часы.

– Кстати, зверек этот не хорьком зовется, а циветтой, – выдала вслед модели Жаклин.

– Какая разница? – не оборачиваясь бросила Николь, – хорек, циветта? “Оно”-то – всё одного цвета.

– Ты про нее писала? – посмотрела на журналистку Арлен.

– Циветту?

– Николь.

– Да поняла я, – Жаклин ухмыльнулась. – Было дело, – она задумалась. – Че-то, все злые такие стали.

– Так, ты ее не медом, наверное, мазала.

– Марьяна, пожалуйста, можно мне еще чашечку? – донесся голос Элеонор.

– И мне, пожалуйста, – добавила Люси.

Горничная подошла к столику хозяйки и забрала чашки:

– Я приготовлю свежего, мадам.

– Марьяна, и мне, пожалуйста. Я свой кофе так и не попробовала и он, наверняка остыл, – Ивон обернулась в сторону камина, где Николь и Каролина рассматривали фотографии. – Там – на камине.

– Хорошо, мадам, – горничная быстро присела в книксене и направилась к камину за чашкой Люси.

– Все хотела спросить, – повернулась Ивон к Люси, – Ты что, адвоката-то за собой всё время таскаешь? Своих мозгов не хватает?

– Чтоб от дураков защищала.

– Помогает?

– Похоже, не очень. Вот с тобой разговариваю.

Ивон хотела что-то ответить, но со стороны кухни донёсся звон бьющейся посуды, заставивший ее прерваться.

Гости насторожились.

– Веселенькие у тебя чашки Нора, – подмигнула Люси хозяйке. – Бьются – что колокольчики звенят.

– Может, случилось что? – Элеонор приподнялась в кресле и довольно громко спросила: – Марьяна? Марьяна, что случилось?

Ответа не последовало. Элеонор поднялась и направилась к выходу из гостиной.

Николь и Каролина переглянулись.

В это мгновение из коридора донесся сдавленный крик Элеонор.

Каролина бросилась на голос графини.

Глава 6

Оказавшись в коридоре, соединяющем гостиную и кухню, Каролина обнаружила лежащую на полу горничную. Странная поза, в которой она находилась, не оставляла сомнений – Марьяна была мертва. Невыразимая боль на её лице и глаза, расширенные от ужаса, несли в себе отражение последних моментов её жизни. Вокруг валялись осколки чашек и кофейник с подносом.

Элеонор стояла неподалёку, зажав рукой рот. Паника прибила ее к стене и не давала пошевелиться.

– Марьяна! – Каролина подбежала к горничной. Под ногой у девушки хрустнул осколок чашки. Каролина склонилась над Марьяной и взяла ее за запястье.

В коридор подтянулись остальные гости.

– Что случилось? Чашки дорогие были? – беззаботно спросила Люси, – Обморок?

Каролина поднялась. У нее в глазах читалось непонимание:

– Она мертва, – тихо сказала адвокат.

Элеонор приглушенно вскрикнула.

Женщины стояли в остолбенении, ничего не понимая.

Со стороны кухни в коридоре появился мажордом, следом за ним вошел повар.

Увидев лежащую на полу жену, Жермен бросился к ней:

– Марьяна!

Каролина попыталась остановить его и если бы не мажордом, пришедший ей на помощь, обхватив Жермена сзади, повар не задумываясь отбросил бы ее в сторону, чтобы подойти к жене.

– Сейчас ничего нельзя трогать! – Каролина продолжала держать руку поднятой.

– Нет! Нет! Нет! – пытался вырваться из цепких рук мажордома, Жермен.

Милосердие заставило Элеонор, оторваться от стены. Всё же держась за нее, она острожно подошла к мятущемуся в руках мажордома повару, и взяла его за плечи:

– Пойдем, Жермен. Тебе нужно успокоиться.

Из глаз повара текли слезы. Он вдруг перестал сопротивляться, словно все фазы: шока, отрицания, понимания и горя, в одно мгновение сменились в голове и в сердце; оставив тело полностью истощенным, морально и физически. Казалось, молния ударила его, только по чистой случайности оставив в живых.

– Пойдем, Жермен, – голос Элеонор звучал нежно.

Люка, почувствовав, что Жермен не сопротивляется, ослабил хватку. Элеонор попыталась развернуть его. Жермен поддался ее рукам, только его взгляд оставался прикованным к телу жены, неподвижно лежащему на полу. Но вот, поддерживаемый хозяйкой и мажордомом, он был вынужден отвернуться. Механически, без того, чтобы смочь сфокусироваться на чем-либо, он просто пошел туда, куда вели его заботливые руки графини и её верного слуги.

После того, как Жермен, Элеонор и Люка вышли из коридора, в воздухе еще минуту висела тяжелая тишина. Она была необъявленной минутой молчания, длившейся, казалось, вечно.

– Что с ней случилось? – осторожно спросила у Каролины Люси.

– Я думаю, ее отравили.

– Отравили?! – Николь сделала шаг в сторону Каролины.

Каролина указала на Марьяну:

– Посмотри на ее лицо. Оно слишком красное. Не буду утверждать, но похоже на цианистый калий.

У Ивон подкосились ноги. Она начала падать. Стоявшая рядом Арлен успела подхватить ее.

– Это…, – Ивон была не в силах говорить.

Арлен бережно придерживая Ивон, увела ее в гостиную.

– Кончился отпуск, – констатировала Николь.

– Он только начинается, – Каролина на секунду задумалась. – Идите в гостиную, я скажу Норе, чтобы вызвала полицию.

Ивон сидела на диване гостиной закрыв лицо руками, ее плечи дрожали от плача. Арлен одной рукой обнимала ее:

– Ивон, всё будет хорошо.

Ивон подняла на Арлен заплаканные глаза:

– Это же…, – ее голос срывался от плача. – Это же, меня хотели убить.

В гостиную вошли Николь, Люси, Шанталь и Жаклин. Заметив вошедших женщин Ивон резко встала:

– Это кто-то из вас хотел меня отравить!!!

Ошарашенные таким заявлением, женщины остановились. Ивон быстро приблизилась к ним:

– Кто-то из вас подбросил в мою чашку яд! Ведь, это из моей чашки пила служанка! Кто это сделал?!!

Ивон задержалась взглядом на Люси.

– Не смотри на меня так, – Люси прошла к своему креслу, села и взяла сигареты со стола. – Больно мне надо из-за тебя руки пачкать.

Люси достала сигарету из пачки и прикурила:

– Я вообще к твоей чашке не подходила.

– Да?! А может, это помощницы твои?!!

Арлен подошла к Ивон и взяла ее за плечи:

– Ивон, не надо так. Если на то пошло, мы тут все по комнате шатались.

Ивон задумалась, и оценивающе посмотрела на курящую Люси, которая, решив не принимать очередной вызов, лишь устало вздохнула и отвернулась. Ивон обратилась к Арлен:

– Я хочу прилечь.

– Я отведу тебя.

Ивон приподняла руку, ища у Арлен опоры. Фотограф поддержала её, продолжая другой рукой обнимать за плечи. Женщины медленно вышли из гостиной.

– Вот мы уже и подозреваемые, – Николь подошла к столику Люси и плюхнулась в кресло. Она взяла сигареты, закурила.

Шанталь присела в кресле неподалеку.

– Весёленький “уик-эндик” получается, – Жаклин подошла к Николь и указала на сигареты на столике. Николь одобрительно кивнула:

– Какой “хэппи-эндик” будет?

– Будет ли? – Жаклин присела к столу.

– Пить хочется, – Люси затушила окурок в пепельнице, взяла новую сигарету.

– Коньячку бы, – поддержала ее Николь.

В гостиную вошли Каролина и Элеонор. Вид у хозяйки шато был подавленный, однако, она не потеряла контроля над собой. Графиня села в предложенное Жаклин кресло у стола, взяла сигареты и закурила. Жаклин и Каролина взяли стулья и присели поближе к компании.