Девочка, которая замолчала

Пролог

Ребристый деревянный обломок покинул недра торфяного болота с чуть слышным хлюпающим звуком.

Усатый мужчина в зелёной шапочке и галифе, приподнял деревяшку на уровень глаз. Затем с великой осторожностью положил на расстеленный брезент. Только после этого мужчина позволил себе вытереть со лба тяжёлые капли пота – майское солнце палило нещадно. А в придачу к жаре от болота поднималась влажность и смрад. Они заставляли мучиться мужчину ещё сильнее. Но, как участник общества любителей естествознания, который, к тому же, инициировал эту экспедицию, отступиться от болота он не мог.

На шершавом куске брезента лежали ещё десятки деревянных обломков. На некоторых из них будто бы проглядывали квадратные насупленные лица. На других – симметричные геометрические узоры. Чуть дальше, на том же брезенте, лежали причудливой формы камешки и щепки.

Ветки ближайшего к болоту куста затряслись, и почти на самый брезент выкатился чумазый мальчишка лет восьми.

Помощник, парень в смешной вязаной панамке, сдвинутой на затылок, шикнул:

– Ты чего как оглашенный тут скачешь? Чуть нам всё не перевернул.

– Извиняйте, – мальчик швыркнул и провёл серым от пыли кулаком под носом. – Батя спросить велел: можа, для меня дело какое найдётся?

Усатый мужчина вздохнул:

– Игнат, если будет дело, я отправлю за тобой Якова.

Яков поправил панамку и насупился. Мужчина вытер платком болотную грязь с ладони.

– Пока работы нет.

Парень сник.

– Можа, пожевать чего есть?

Помощник взмахнул руками, будто отгонял назойливую птицу. Усатый мужчина остановил его жестом и сделал шаг к походной сумке.

– Хлеба тебе дам, и иди с богом.

Мужчина пошарил в сумке и достал небольшой ломоть. Мальчик приободрился и, выхватив хлеб, тут же принялся его жевать. Запихивая угощение в рот грязными пальцами, окинул взглядом брезент.

– А чегой это?

– Ничегой! Дуй отсюда. – Яков повернулся к мужчине. – Лександр Андреич, ещё в болото полезете?

– Полезу, – вздохнул Александр Андреевич. И прибавил, обращаясь к Игнату: – Мы за тобой придём, если понадобится.

С этими словами мужчина и помощник снова обернулись к пышущему смрадом болоту. И не заметили, как Игнат, с проворством маленького зверька, метнулся к брезенту и спрятал за пазуху гладкий камешек с дыркой посередине.

Глава 1

Плачь, детка, плачь,

Всё, что не убьёт тебя, будет плестись за тобой

И цепляться к ногам,

А ты просто иди по волнам

И начинай всё с самого начала

Курара «Капитаны»

– Больно тебе?

Максим кричит нечеловеческим голосом.

На бетонный пол толчками вытекает густая кровь.

Грузным мешком падает мёртвое тело.

Кристина резко села на постели и уставилась на жёлто-серые тени на стене. Сердце с неприятным чириканьем гулко бухало в висках, футболка прилипла к телу, горло саднило.

Пару мгновений понадобилось на то, чтобы понять: чирикают не в голове – это в прихожей надрывается дверной звонок.

Девушка бросила взгляд на телефон:

Час сорок два.

Кристина закусила ноготь указательного пальца правой руки, опустила ноги на пол. Звонок затих.

Но она знала, открыть всё равно придётся.

Тяжело шаркая, она побрела по коридору. Звонки возобновились.

– Кристина Викторовна!

Не глядя в глазок, девушка распахнула дверь. На пороге стоял полицейский примерно Кристининого возраста. За его спиной маячила седая тень соседки в фиолетовом халате.

– Вот! – торжествующе завопила женщина, едва Кристина показалась на пороге. – У неё опять там публичный дом, оргии!

– И вам здравствуйте, Марья Васильевна. С прошлой ночи не виделись, надо же, – Кристина оперлась плечом о косяк и несколько раз моргнула. В глазах стоял сонный туман. В ушах ещё звучал пронзительный крик падающего с телебашни человека.

– Каждую ночь, каждую ночь! – не унималась соседка. – Я спать перестала совсем! Всё время крики, стоны, бес пойми что! Уже и говорила…

– … Кристина Викторовна, – прервал тираду соседки полицейский, – мы слышали крики из вашей квартиры. Кто кричал?

Девушка вздохнула, исподлобья уставилась на полицейского. После секундной паузы монотонно начала:

– Кричала я, во сне. Живу одна, никого к себе не привожу. Вот, можете посмотреть.

Кристина сделала шаг вглубь коридора и махнула рукой в сторону комнаты. Полицейский и соседка прошли внутрь.

Чё за ментовской беспредел?

Мозг услужливо подкинул возможную реакцию Ника. Явный признак того, что Кристина проснулась не до конца. Девушка оперлась, на этот раз о стену коридора. Из её комнаты показалась соседка с мокрой простынёй. Кристина почувствовала, как изнутри поднимается колючая волна раздражения.

– Так, это уже слишком! – она вырвала из рук соседки влажную ткань.

– Нападение! Убивают! – заголосила та.

Из кухни высунулась голова полицейского. Соседка развернулась к нему:

– На меня напали!

Кристина закрыла лицо. На плечо ей опустилась мужская ладонь.

– Мы обязаны реагировать на все звонки. Даже если…

Не отнимая рук от лица, девушка кивнула. Полицейский мягко убрал ладонь с её плеча и тихо сказал:

– По-человечески советую вам, снимите другую квартиру. Всем спокойнее будет. – И уже громче, обращаясь к соседке, добавил:

– В квартире посторонних нет, Мария Васильевна.

– Она на меня напала! – Возопила в ответ соседка. – Рецидивистка, по ней же видно! Арестуйте её!

– Пойдёмте-пойдёмте, сейчас происшествие зафиксируем, – полицейский повлёк соседку за собой в коридор.

– Нападение было! Я в следующий раз всё на телефон сниму! – финальным аккордом прозвучал вопль, прежде чем дверь захлопнулась.

Кристина сползла по стене на пол.

Она заехала в эту квартиру ещё осенью. Осенью сильно болела нога, но кошмары были реже. С каждым месяцем в родном городе Кристина всё чаще просыпалась по ночам.

Она уткнулась лбом в колени. Непослушные, обрезанные теперь чуть ниже ушей волосы незамедлительно полезли в нос.

А чё ты хотела? Сидишь, как бобёр, одна в хате целыми днями. Вот крыша и течёт.

– Какой, нахрен бо… – Кристина осеклась. В последние месяцы ей казалось, что никакого Ника не было.

Вообще.

Никогда.

Что десять лет Кристина, потихонечку сходя с ума, беседовала сама с собой.

А если и сама с собой, то чё? – не сдавался фантомный собеседник – От этого проблема-то не уходит. Заведи себе живых друзей. Говори с ними, а не с голосом, которого уже нет. Мож, кошмары пройдут.

Да, на Ника не похоже, он никогда так здраво не рассуждал.

Кристина, поморщившись, поднялась на ноги и, доковыляв до кровати, напечатала в мессенджере:

«Спишь?»

Игорь Лысиков лежал прямо в одежде на незаправленной кровати. Комната тонула в ночном мраке и он не хотел включать свет – этот мрак казался ему даже уютным. Переодеваться тоже не хотелось. Он отстегнул протез правой руки. Сочтя это достаточным для акта домашнего переодевания, мужчина, как был, в ветровке, футболке и джинсах, перевернулся на бок. Достал из кармана и поудобнее перехватил телефон.

Вместе с холодным белым светом в его глазах отражалось счастливое Санино лицо.

Из историй предыдущего дня Игорь знал, что Санин новый муж – ярый фанат какой-то калифорнийской рок-группы, под названием «Лос-Анджелесские Ангелы». Новоиспечённые супруги поехали к ним на концерт в качестве медового месяца.

Инграм, как самую насыщенную событиями Саниной жизни сеть, он решил просматривать до последнего возможного рубежа. Ещё Игорь знал, что психолог запретил ему следить за Саней в соцсетях, но настойчиво это знание игнорировал. «Не всё сразу», решил он для себя.

Заскулила, заворочалась во сне косматая дворняга, которая до этого мирно дремала у мужчины в ногах. Отложив ненадолго телефон, Игорь дотянулся до косметического протеза правой руки, взял его. Силиконовыми пальцами пощекотал собачий бок.

– Тише, Целлофан, всё хорошо.

Дворняга прибилась к нему ещё щенком, на следующий день после гибели Ползина. Игорь посчитал это знаком и дворнягу взял. А потом, когда на занятиях психолог посоветовал для реабилитации завести животное, даже тайно возгордился собой.

Игорь бросил взгляд в окно, за которым прочно утвердилась серая весенняя ночь. Затем дотянулся до ноутбука, лежащего на прикроватной тумбочке. Сел, опершись на стену. Открыл анонимный браузер без аккаунта.

Игорь привычно вбил адрес веб-сайта. Зашёл на форум в им самим созданную тему:

«Кто-нибудь из вас встречался с демонами? Расскажите о вашем опыте».

Новых ответов нет.

Игорь создал эту тему год назад, когда пытался осознать всё, что с ним, Кристиной и Ползиным произошло прошлой весной. Тогда же он начал искать любую информацию по Молоху. Для того, чтобы глубже погрузиться в эту тему, ему пришлось даже возобновить давно разорванную связь со своей научной руководительницей. Та интересовалась демонологией ещё с советских времён.

Но, пока что, ни от неё, ни в книгах, ни на на форумах, Игорь не нашёл ничего даже отдалённо похожего на то, что произошло с ними. Это удручало. Но Игорь не терял надежды.

Зажужжал телефон. Игорь вернул протез на место и повернул к себе экран. Писала Кристина.

«Спишь?»

Игорь взглянул на время. Почти два часа ночи. Быстро напечатал:

«Я с Целлофаном гулял, а у тебя какое оправдание?»

Поверх Саниного улыбающегося лица всплыло окошко:

«Кошмары»

Игорь вздохнул.

Кристина с упорством, которое можно было применить и к более достойному делу, отказывалась говорить о своих проблемах.

– Ну а что я скажу твоему психологу? – обычно пожимала она плечами. – Что у меня десять лет был мёртвый друг, а после того, как мы победили злобный культ Бога удачи, он исчез, и теперь мне грустно? Да меня в дурку отправят после первого сеанса.

Игорь заблокировал телефон и сел на кровати. Он мог бы снова написать: «Я же говорил» и «Послушай старших». Но зачем? Кристина пока предпочитала другие способы борьбы со стрессом. Игорь нашарил ногами тапочки и подшаркав к шкафу, вытянул из него первую попавшуюся футболку.

Телефон на кровати коротко завибрировал.

«Кататься поедешь?»

Игорь одёрнул задравшийся до плеча рукав, приладил функциональный протез и отправил короткое:

«Уже одеваюсь».

***

Кристинина баклажанного цвета «Лада» четырнадцатой модели плавно вывернула на освещённую тёплым фонарным светом кольцевую дорогу. За окном проплывали тёмные силуэты деревьев. Из динамиков негромко шепелявил Саша Гагарин:

Кристина и Игорь молчали. Это было маленькой традицией – дослушать первую песню в полной тишине и только потом начинать разговор.

Прозвучали последние аккорды, Кристина перестроилась в другой ряд и снизила скорость.

– У тебя нет знакомых, которые квартиру сдают?

– Соседка буянит? – Игорь проводил взглядом дорожный знак.

Не отрывая глаз от дороги, Кристина сморщила нос.

– Она как будто у стены специально сидит и слушает. Я, конечно, не самый тихий сосед, но полицию зачем? Меня уже участковый по имени-отчеству знает. Кристина Викторовна, говорит, мы обязаны реагировать на каждый вызов. А у самого вид такой, как будто он скоро нас обеих прибьёт.

Игорь хмыкнул. Девушка бросила на него короткий взгляд.

– Вот вообще не смешно.

– Да не смешно, знаю. От меня так жена ушла. – Игорь задумался на пару мгновений и извлёк телефон. – Вроде сегодня кто-то пост писал про квартиру.

Он потыкал пальцем по экрану.

– Вот. Бывший одногруппник в Городке чекистов сдаёт.

Кристина бросила взгляд на экран.

– Коммуналка?

– Бывшая. Ты на дорогу смотри. – Игорь уже листал фотографии. – Ремонта, конечно, никакого…

– Да и хрен с ним, – Кристина снова покосилась на экран. – Там же стены толстые?

– Точно толще, чем в хрущёбе твоей. И по цене плюс-минус то же самое.

– В чём подвох? Хата в центре по цене юго-запада.

Игорь пожал плечами.

– Хочешь, напишу ему?

– А сам как думаешь? Если завтра сможет меня заселить – вообще идеально.

– Сегодня. Полтретьего уже. – Игорь отправил сообщение и посмотрел на уходящую вдаль дорогу. Ты поворачивать обратно когда собираешься?

Впереди показались фары встречного автомобиля. Кристина переключилась на ближний свет.

– Давай ещё три песни.

Глава 2

– А чего лицо такое кислое?

Игорь сморщился. На переднем сидении Кристининого автомобиля ему, с внушительных размеров картонной коробкой, размещаться было не очень неудобно.

– Всегда мечтал ранним утром перед работой перевозить вещи на другой конец города.

Кристинина машина мягко завернула в тенистый двор. Шины зашуршали по влажному асфальту.

– Знаешь, куда нам?

– Прямо до конца.

Автомобиль подкатился к выкрашенному в оранжевый восьмиэтажному зданию. Широкие окна и геометрически-брутальные трапециевидные балконы отсылали к архитектурным экспериментам начала века. Их идеально вымеренные углы нависли над баклажанной «четыркой» Кристины. Обнажённый тут и там скелет конструкций улыбался пассажирам «Лады» деревянными зубами.

– Говорят, окна раньше наружу открывались, – глухо пробубнил из-за коробки Игорь, – из них народу повыпадывало…

Кристина оторвалась от созерцания своего нового жилища и посмотрела на картонную стенку коробки, где предположительно находились глаза её собеседника.

– Спасибо, вот теперь я точно буду спать спокойно.

Коробка чуть качнулась.

– Это ерунда. Тут истории пострашнее есть. Вот, например…

– Так, стоп, – Кристина потянула на себя ручку двери. – Потом расскажешь. А лучше – никогда. Я сюда приехала, чтобы спокойно жить.

Она стремительно выскочила из машины, привычно поморщившись от тупого прострела боли в ногу, обошла автомобиль и распахнула дверь перед Игорем.

Игорь, чуть слышно хмыкнув, выбрался наружу. Перехватил коробку, высунул из-под неё крюк функционального протеза.

– Давай ещё что-нибудь. Быстрее разгрузимся.

Кристина открыла багажник и, вытащив чемодан и рюкзак, повесила на крюк небольшую спортивную сумку.

– Как, оказывается, удобно однорукого с собой на разгрузку брать.

Игорь, оставил это замечание без ответа и первым направился к подъезду. Кристина захлопнула багажник и потянула следом чемодан.

Приятный тенистый двор шелестел свежей майской листвой. Где-то вдалеке слышался детский смех, на скамеечке у соседнего дома сидела благообразного вида старушка в платке и телогрейке. Кристину всегда удивляла эта особенность пожилых женщин – даже в самый жаркий летний день одеваться как на северный полюс. Но от всей этой картины так повеяло беззаботным детским летом, что Кристина чуть не расплакалась.

Портили идиллию гаражи, которые неопрятным ржавым пятном громоздились перед подъездом. Возле одного из них стояла на удивление чистая недорогая иномарка.

У этих гаражей Кристину настигло почти забытое чувство чужого присутствия.

Она замерла на месте. Игорь, который уже успел подняться к двери подъезда, обернулся и вопросительно посмотрел на неё.

– Забыла что-то?

Ник?

Ощущение было похожее, но другое. Кристине вдруг невыносимо захотелось подойти поближе к железным, нагретым солнцем коробкам. Она выпустила из рук чемодан и сделала несколько шагов к ним.

Молча Игорь поставил свою поклажу на ступеньки и спустился к ней.

Зажатое между покрытыми ржавчиной боками позднесоветских гаражей, возвышалось кирпичное строение.

Кристине показалось, что откуда-то из глубины этого строения до неё донёсся плач.

– Слышишь? – она уже шуршала полуистлевшим мусором у его стены, заглядывала в зазор. – Плачет кто-то.

Через голову Кристины заглянул во тьму строения Игорь.

– Нет там никого.

– Но я слышу!

Игорь, тряхнув плечами, скинул с себя оковы страшного дежавю тридцатилетней давности и прислушался. Через мгновение покачал головой.

– Ничего.

– И что это мы там делаем, а?

Вкрадчивый голос заставил Игоря и Кристину вздрогнуть. Около подъезда стоял полный мужчина. Взмокшая на груди и подмышках футболка туго обтягивала его тело. Тёмные волосы, прилипшие ко лбу, влажно лоснились. Лицо мужчины исказила гримаса подозрительности, которая, впрочем, разгладилась, когда он подошёл чуть ближе.

– Игорь?

– Эдик?

Игорь поспешно отошёл от строения и протянул мужчине руку для пожатия. Замешкавшись на секунду, Эдик неловко протянул левую руку и сжал протянутую ладонь.

– Сколько лет, сколько зим. А это у нас…

Взгляд его остановился на всё ещё стоящую у строения Кристину.

– Кристина. Будет у тебя квартиру снимать, – предвосхищая немой вопрос бывшего однокашника, Игорь отпустил его руку и поспешно проговорил, кивнув в сторону, – услышали там шум какой-то. Думали, вдруг помощь нужна.

– Ага-ага, понятненько, – закивал головой Эдик. – Сюда голуби иногда заползают и шуршат. Крысы ещё.

Он хлопнул в ладоши, распространяя вокруг себя удушливые волны пота.

– Ладненько, что это мы тут стоим? Пойдёмте, квартиру покажу. Не хоромы, конечно…

«Не хоромы», по мнению Эдика, встретили их трёхметровым потолком и идеально натёртым паркетом. Игорь присвистнул.

Кристина протащила чемодан в первую по коридору комнату. Телевизор с кружевной салфеточкой, узкий раскладной диван, за которым гордо висит на стене цветастый ковёр, небольшой столик и стул у окна – вот и вся обстановка.

– Здравствуйте.

Кристина вздрогнула. Прямо за дверью, на диване, сидел интеллигентного вида сухой старичок. Его шерстяной костюм, несмотря на жару, был застёгнут на все пуговицы.

– З-здравствуйте, – промямлила Кристина.

Старичок сдвинул очки в тонкой оправе на кончик носа.

– Девушка, вас случайно не Анной звать?

Из коридора, отдуваясь, показался Эдик.

– Это… отец мой… хозяин… квартиры…

Эдик вытащил из нагрудного кармана блистер с таблетками и, освободив дрожащими руками одну от оболочки, закинул в рот.

Старичок протянул сухую руку-веточку:

– Лев Геннадьевич.

Кристина пожала шершавую ладонь.

Опа! А старикан-то настоящий!

– Кристина.

Показавшийся из-за Эдикова плеча Игорь кивнул старичку:

– Здравствуйте, Лев Геннадьевич.

Точняк, настоящий.

Кристина попыталась освободить голову от непрошенных реплик Ника и обратилась к старичку:

– Скажите пожалуйста, Лев Геннадьевич, почему так дешево сдаёте?

Тот качнул головой.

– Да меня сын к себе перевозит. Нам бы побыстрее сдать, чтобы от меня хоть какая-то польза была…

– Ну вот только не надо начинать! – поморщился Эдик. Он отдышался, но всё равно выглядел каким-то помятым. – Тут комнатка вторая закрыта, так что, по факту, живём только в этой. Устраивает?

– Более чем, – кивнула Кристина.

Игорь, который стоял, прислонившись к дверному косяку, бросил взгляд в сторону закрытой комнаты.

– А в ней что?

– Личные вещи. – с достоинством ответил Лев Геннадьевич. – Буду признателен, если позволите периодически мне брать оттуда вещицу-другую. Воспоминания, знаете ли…

Кристина пожала плечами. Её в квартире интересовало совершенно другое.

– А как у вас тут со звукоизоляцией?

Эдик подозрительно взглянул на Кристину.

– Я во сне кричу, – поспешно объяснила девушка. – Не хочу соседей беспокоить.

Лицо Эдика разгладилось.

– А-а, во сне кричим, значит, – он хитро зыркнул на Игоря, отчего Кристину немедленно затошнило. – Ничего страшного. С этой стороны, – рука Эдика простёрлась к стене с телевизором – пустая комнатка наша. А чтобы соседей слева побеспокоить, нужно в коридоре… – он подавил сальный смешок, – кричать.

При этих словах Эдика Лев Геннадьевич покосился на украшенную ковром стену за тахтой. Впрочем, почти сразу снова выпрямился по струнке, глядя на Кристину.

– А если за соседей сверху переживаете, – продолжил Эдик, – то не переживайте – там мы с супругой живём. С сегодняшнего дня ещё папа будет.

Кристина заставила себя улыбнуться.

– Большое… спасибо, – выдавила она.

Эдик снова хлопнул в ладоши.

– Так что, договорись, подписываем?

Кристина порылась в рюкзаке, достала паспорт.

– Подписываем.

– А ничего тут, уютненько, – Игорь выглянул в окно и проследил взглядом за играющими на площадке неподалёку детьми.

Кристина плюхнулась на тахту и тут же смачно выругалась: в ногу впилась торчащая пружина.

– В принципе, если сюда поставить раскладушку, то и Макс сможет у меня оставаться. Она потёрла ногу и оглядела пространство. Правда, до школы добираться, конечно…

– Он переживает? – Игорь присел на единственный стул.

Кристина пожала плечами.

– Переживает, конечно. Но, если трезво на вещи смотреть, родителям давно надо было разъехаться. Удивительно, что они только сейчас это сделали.

– А Макс с кем останется? – Игорь поискал глазами шкаф для посуды и, вспомнив, что кухня в коридоре, поднялся на ноги.

– Я тебя внимательно слушаю, – крикнул он уже оттуда.

– Хочет с отцом, – Кристина дотянулась до рюкзака, достала литровую бутылку воды и чайник. – Мать к хахалю своему съехала, он с ним жить отказывается. – Девушка встала с тахты и тоже пошла к импровизированной кухне.

– А к отцу сестра из Москвы приезжает, Аня. У которой я жила после школы. С хозяйством помочь. Вот и… чёрт!

Игорь, который с увлечением изучал содержимое кухонных ящиков, перевал своё дело и воззрился на Кристину. Она застыла на пороге с бутылкой воды в одной руке и чайником в другой.

– Твою мать! – Она метнула свою ношу на стол и поспешно вытянула из заднего кармана телефон. – Вот я тупая!

– Да что случилось-то? – не выдержал Игорь.

Кристина уже лихорадочно тыкала в экран.

– Я Ане обещала, что с поезда её встречу. Восьмого числа, в семь пятнадцать.

Игорь зыркнул на собственный смартфон. На экране горели цифры: «07.04».

– Новоселье отменяется, значит? Ты пока не опоздала.

– Отменяется, прости. – Кристина быстро сунула телефон в карман и метнулась в комнату за ключами, – могу тебя подвезти, только через вокзал.

– Да я уж сам. – Игорь потянулся к ручке входной двери.

– Что на новоселье тебе подарить?

Кристина хмыкнула.

– Снотворное. Или раскладушку, тоже неплохо будет.

Вслед за Игорем она выскользнула на лестничную площадку и, немного повозившись с замком, пошла вниз.

Она спустилась на один пролёт, когда соседняя с её новой квартирой дверь приоткрылась. Оттуда показался полноватый, похожий на шарпея мужчина в клетчатой рубашке. Поймав на себе Кристинин взгляд, он близоруко прищурился и неуверенно кивнул.

– Здравствуйте.

Кристина поздоровалась в ответ.

Их тут чё, всех по объявлению из Совка набирали?

– Вы к кому-то в гости?

Кристина очнулась от своих мыслей и поспешно замотала головой.

– Нет, я ваша новая соседка.

Она указала, на свою теперь дверь.

– А-а… – протянул сосед. Он, наконец, захлопнул дверь и тоже направился вниз по лестнице.

– А Лев Геннадьевич…

– С ним всё хорошо, он к сыну переехал, на этаж выше, – Кристина вспомнила, что, вообще-то, опаздывает, но никак не могла прервать этот вязкий акт добрососедского любопытства.

– А-а… – снова глубокомысленно протянул мужчина. – А он…

– Извините, пожалуйста, я очень опаздываю, – нашла в себе силы прервать его Кристина, – я, потом, когда вернусь вечером, всё вам обязательно расскажу.

– А-а… – в третий раз промолвил Кристинин новый сосед. – Вы бегите-бегите. Свидимся ещё.

Глава 3

Кристина зарулила на парковку около вокзала и сразу заметила тётю. Та мирно беседовала с какой-то женщиной ровно под «варежкой» – вытянутой вперёд мощной каменной рукой уральского добровольца. Припарковавшись, Кристина нацепила на лицо извиняющееся выражение, и направилась к монументу.

– Ань, прости, замоталась. Совсем из головы вылетело.

– Да ничего страшного. Бывает.

Женщина мягко улыбнулась и потянулась чмокнуть племянницу в щёку. Статная, в льняном брючном костюме. Чуть ниже ключицы матово лоснится вечная её подвеска – округлый камешек с дыркой посередине, подвешенный на чёрном шнурке.

Выглядящая максимум на сорок, хотя перешагнула уже рубеж в пять десятков лет Аня, всегда мягко относилась к племяннице. Возможно, из-за того, что Кристина переехала к тёте в глубокой депрессии и с аппаратом Илизарова на ноге. Возможно, из-за врождённых качеств.

Кристина вдохнула знакомый аромат Аниных духов и, внезапно зарядившись внутренним спокойствием, тоже клюнула чуть шершавую тётину щёку.

Анина собеседница, женщина примерно её лет в очках «стрекозах» и платье с крупными цветами, которая всё это время стояла неподалёку, всплеснула руками.

– Надо же, как похожи! Анечка, она точно не твоя?

Аня чуть заметно улыбнулась и покачала головой. Кристина, выкинув похабную реплику Ника из головы, тоже растянула губы в, как ей показалось, приветливой гримасе.

– Вити. Но мне тоже как дочь. – Аня, повернулась к Кристине:

– Это Марина. Представляешь, мы с ней вместе в библиотеке работали, пока я ещё в Свердловске жила. Двадцать пять лет не виделись, а тут – на тебе!

Марина взглянула на вокзальное табло и засуетилась.

– Ладно, Анечка, я побегу. Свекровь съест, если у вагона не встречу.

Она протянула тёте Кристины розовый прямоугольник.

– Позвони обязательно. Нужно встретиться, пока ты тут.

– Обязательно, – кивнула Аня, положила прямоугольник в сумочку и, так же коротко клюнула Марину.

Женщина поспешила к входу на вокзал, а Аня повернулась к племяннице.

– Селфи под варежкой, и можно ехать.

Кристина вскинула брови и рассмялась:

– Селфи? Аня, что за молодёжный сленг?

Тётя рассмеялась следом:

– Я очень молодёжная вообще-то. И мне ведь нужно что-то в чат бывших одногруппников отправить, – она бросила взгляд на телефон, который держала племянница. – И давай на твой, у него камера лучше.

Вздохнув, Кристина покачала головой. Но телефон всё-таки разблокировала, вытянула руку перед собой.

– Готово! Сейчас отправлю тебе.

Тётя выглядела вполне удовлетворённой.

– Поехали к родным пенатам?

Кристина чуть заметно поморщилась и кивнула.

– А он ещё такой мерзкий, Ань, ручки свои потные потирает, говорит «Можете сколько угодно кричать, тут стены толстые».

Кристина, не спеша, ехала прочь от вокзала. Она не ускорялась, потому что помнила, с какой жадностью сама год назад всматривалась в знакомые очертания зданий. Из динамиков лилась негромкая речь диджея местной радиостанции.

Аня проводила долгим взглядом театр Юного Зрителя и нарядную, стоящую на горке, усадьбу Расторгуевых-Харитоновых. Затем вернулась к прерванному разговору.

– Я надеюсь, ты не стала снимать у этого мерзкого Эдика квартиру? Мало ли что он задумал.

Кристина вздохнула и побарабанила большими пальцами по рулю.

– Вообще-то, стала, – отвечая на удивлённый Анин взгляд, поспешно объяснила:

– Там звукоизоляция правда хорошая, а мне это очень нужно. И квартира дешёвая, прямо в центре.

Она свернула на улицу Ленина и махнула в сторону возвышающейся вдали полукруглой махины:

– Где гостиница «Исеть», во дворах.

Аня пожевала губами, на секунду замолчав. Кристина бросила быстрый взгляд на тётю. Пальцы Ани теребили дырчатый камешек.

В автомобиле повисла тишина. Только начал играть чуть слышно какой-то бодрый радиохит.

«Лада» въехала в знакомый Кристине с детства двор. Среди зарослей виднелись скамейки с притаившимися на них старушками. Зелёные листья тополей лениво шевелились, бросая тень на ржавые бока детских качелей.

Аня разрушила натянутую тишину:

– Зайдёшь со мной?

Кристина заехала в парковочный карман, примыкающий к детской площадке, заглушила мотор и вздохнула.

– Нужно бы. Давай зайду.

Сзади раздался долгий, оглушительный звук клаксона. С деревьев вспорхнули испуганные птицы. Аня ойкнула и втянула голову в плечи.

Кристина опустила стекло и выглянула наружу. Сзади, из потрёпанного серого «Рено Логана» высунул голову темноволосый смуглый мужчина.

– Эй, это моё место!

Кристина вздохнула и потянулась к зажиганию. Аня остановила её руку.

– Что там?

– На чужое место встала. – Кристина завела мотор.

Аня оглянулась, на «Логан», потом снова уставилась на Кристину, как на маленькую:

– В каком смысле «чужое»? Это, вроде бы, не платная парковка. Места все общественные.

– Ой, Ань, не начинай… – Кристина уже положила руку на рычаг переключения скоростей.

Аня рванула дверь от себя и, одним лёгким движением выскочила из машины.

– Молодой человек, на этом парковочном месте не написано, что оно ваше.

Мужчина, которого, видимо, последние лет двадцать никто не называл «молодым человеком», вытаращился на Аню и ушёл в ступор на несколько секунд. Аня, посчитав это молчаливым согласием, продолжила:

– Можно прекрасно припарковаться в другом дворе. Думаю, вы в состоянии пройти пешком сотню метров.

Кристина в зеркало увидела, как наливаются кровью глаза мужчины.

Ща Анечке вломят люлей

И правда

Одновременно хлопнули двери «Логана» и «Лады». Кристина, развернувшись, с удивлением обнаружила у пассажирской двери иномарки собственную мать. Она обезоруживающе улыбнулась.

– Девочки, привет! Мы не хотим ссориться.

Бедром она придержала дверь автомобиля. Повернула голову к водителю.

– Да, Батыр?

Мужчина резко выдохнул и медленно, словно через силу, кивнул. Удостоверившись, что Ане больше ничего не грозит, мать сделала шаг ей навстречу.

– Анечка, привет. Сто лет не встречались.

Кристина увидела, как напряглась спина тёти. Помедлив секунду, Аня всё-таки положила руку матери на плечо и чуть стиснула в знак приветствия.

– Привет, Тань. Вы зачем здесь?

Кристина приблизилась к тёте, позволила матери чмокнуть себя в щёку, кисло улыбнулась. Мать вытащила с заднего сиденья «Логана» спортивную сумку, бросила взгляд на водителя.

– Я за вещами. А то ходить совсем не в чем.

Будто в подтверждение своих слов, тряхнула ей.

Аня указала пальцем куда-то вдаль.

– Я вам место парковочное нашла. Вон, у того дома.

Она улыбнулась матери и протянула руку к сумке.

– Вы там припаркуйтесь, а я тебе, Тань, вынесу всё, что нужно. Сфотографирую шкаф, а ты мне напишешь.

Мать колебалась несколько секунд, затем кивнула.

– Только мы спешим.

– А я быстро! – Аня приняла сумку из рук матери и повернулась к Кристине: – Правда ведь?

– Конечно, – заставила себя сказать Кристина.

Аня снова улыбнулась.

– Ну вот и славно. Паркуйтесь, а я через десять минут выйду.

Мать кивнула и снова села на пассажирское сиденье.

Аня подошла к багажнику и, открыв его, достала небольшой свой чемоданчик. Улыбка сползла с её лица. Она повернулась к Кристине.

– Вите не говори, что она не одна приехала. Я всё улажу.

Кристина кивнула

– Ясное дело.

Новая завуч нагнала Игоря в коридоре на предпоследней перемене первой смены. Шумные группки старшеклассников сновали туда-сюда, шаркая сумками по оштукатуренным стенам. Их одежда, причёски, сам тон их разговоров, возникающие тут и там взрывы хохота, лучше всяких слов говорили о приближающихся длинных выходных. А ещё – о совсем близких летних каникулах.

Завуч остановилась перед Игорем и строго взглянула на него из-под очков.

– Игорь Станиславович, вы знаете, что у вас результативность в этом учебном году страдает?

Сухая женщина чуть за пятьдесят с коротким ёжиком волос и в блестящих хромированной сталью очках-прямоугольниках, уже получила от учеников заочное прозвище «Жидкий металл». А ещё – показала себя очень въедливой сотрудницей. День за днём она, обложившись бумагами, приводила в порядок школьную документацию. А когда видела, недочёт – не боялась об этом говорить. Некоторые учителя уже успели невзлюбить её.

Игорь относился к женщине нейтрально, однако в груди неприятно кольнуло. От результативности зависела майская премия. Он мягко улыбнулся женщине.

– Каюсь, Алла Борисовна, первые две четверти не до результативности было.

Женщина чуть заметно поджала губы. Наверняка коллеги во всех подробностях рассказали ей, что приключилось с Игорем в прошлом году.

Игорю всё же удалось удержать улыбку на лице. Он забарабанил по протезу пальцами левой руки.

– Как я могу искупить свою вину? И добрать баллы?

Завуч поправила чуть сползшие очки.

– Шестой «А» в музей краеведческий собирался, а Татьяна Ивановна приболела. Второго сопровождающего педагога, получается, нет на выезд. Подхватите их завтра, а я вам баллы доставлю в отчёт.

Прозвенел звонок. Игорь обернулся. Одиннадцатый класс, с которым у Игоря сейчас был урок, постепенно заползал в кабинет. Мужчина поспешно кивнул.

– Отличная идея. Можно я к вам в пересменку зайду, и мы подробно это обговорим? Сейчас просто одиннадцатый класс у меня. Там есть те, кто литературу сдаёт. Хочется им побольше материала дать.

Взгляд Аллы Борисовны потеплел. Она кивнула, блеснув очками.

– Договорились. Вы только не забудьте, Игорь Станиславович.

– Ни за что! – уже на ходу крикнул Игорь и потянул на себя дверь кабинета.

Шумные одиннадцатиклассники всегда неуловимо напоминали Игорю о собственной юности. Поэтому он снисходительно относился к их максимализму и несмешным шуткам во время урока.

– Очень быстрая перекличка и начинаем. Абашева

Светловолосая, вся какая-то бесцветная Софья Абашева, которая всегда сидела на первой парте, прямо перед столом Игоря, робко улыбнулась. Учитель растянул губы в ответной улыбке.

– Бекметьев?…

Игорь подцепил стопку тетрадей левой рукой и положил на протез, прижатый к боку. Неровная гора с шелестом рассыпалась по полу около учительского стола. Игорь чертыхнулся.

От двери метнулась к нему Софья.

– Игорь Станиславович, давайте я вам помогу!

Присела, показав Игорю розоватую, как у младенца, макушку.

– Спасибо, Софья! – от души сказал Игорь и опустился на корточки рядом. Перед его мысленным взором стояла Алла Борисовна, нетерпеливо посматривающая на часы в учительской.

Вместе они молча собрали тетради в аккуратную стопку и Игорь, на этот раз надёжно прижав их к животу, поднялся на ноги.

– Софья, будь добра, подай рюкзак.

Софья подошла к другому краю стола, наклонилась, скрывшись на секунду из вида, и поставила рюкзак Игоря на стол. Мужчина кивнул, накинул лямку на плечо и направился к выходу из кабинета. Софья, торопливо семеня, пристроилась рядом.

– Я вот что хотела спросить… Про часть «це»…

– А что ты можешь не знать про часть «це»? На тестовых всё замечательно написала.

Софья вспыхнула и улыбнулась.

– Я… я хотела спросить, как проверяющие отнесутся к тому, что я, например, сравню себя с героем книги?

Игорь придержал дверь, выпуская Софью в коридор, и достал из кармана ключ.

– Это, например, как?

Софья принялась колупать ногтем щербатую створку двери.

– Ну, например, попадётся мне вопрос по «Евгению Онегину», и я себя с Татьяной Лариной сравню.

Игорь, вынув ключ из скважины, поднял бровь.

– Звучит интересно. Хотелось бы знать в каком контексте сравнение, конечно.

– Ну… – Софья ещё усерднее заковыряла отходящие от двери хлопья краски. – Можно… можно я потом скажу? Мне бежать надо.

– Конечно, беги, – Игорь положил ключ обратно в карман.

– До свидания, Игорь Станиславович.

Софья оставила, наконец, в покое дверь и почти вприпрыжку помчалась по коридору. Игорь же направился к учительской.

– Так что там про экскурсию, Алла Борисовна?

Игорь хлопнул тетради на стол учительской. Завуч уже была здесь. В руках она держала не менее увесистую стопку бумаг.

– Завтра в десять отправляетесь от школы. Тут все разрешения на сопровождение, они подписанные уже. Я вас ниже Татьяны Ивановны вписала и печать поставила. Вам расписаться нужно.

Игорь кивнул и пошарил глазами по столу в поисках ручки. Не найдя, расстегнул передний карман рюкзака. Вместо ожидаемой россыпи ручек, пальцы наткнулись на свёрнутый вчетверо прямоугольник бумаги.

– Витя!

Аня лучезарно улыбнулась, чмокнула в небритую щёку Кристининого отца и поставила чемоданчик около вешалки. Кристина нерешительно переминалась с ноги на ногу в дверном проёме. Аня, мягко втянула её внутрь за плечо, закрыла дверь и, по-хозяйски оглядев заросшую пылью квартиру, потёрла руки.

– А Максимка где?

Отец Кристины кивнул на дверь детской.

– Рисует, наверное. Или к экскурсии готовится, они завтра с классом в музей какой-то едут.

Дверь детской распахнулась, и в коридор выглянул Кристинин брат. За этот год он вытянулся вверх, поэтому пижамные штаны со смешными лисицами теперь доставали только до щиколоток, а футболка еле прикрывала живот. Тёмно-русые, как у Кристины, волосы почти скрывали его льдисто-серые глаза. Максим откинул со лба непослушную чёлку, улыбнулся одними глазами и, неслышно ступая босыми ногами, подошёл к стоящим в коридоре взрослым.

– Здравствуйте. Вы тётя Аня, да?

До событий годичной давности, Кристина видела брата лишь дважды. После того, как она вернулась в Екатеринбург – не проходило и пары дней, чтобы они не встречались. И поначалу, когда родители говорили, что брат изменился, она отмахивалась от них. А потом присмотрелась.

Максим стал очень закрытым. Забросил теннис, на который ходил несколько лет, и почти перестал общаться со сверстниками.

Нет, он по-прежнему оставался одиннадцатилетним парнишкой, который смотрит дурацкие каналы на Ютьюбе и придумывает комикс с собой в главной роли. Просто куда-то из него ушёл весь детский задор, который Кристина успела заметить в их единственную встречу в Москве.

Почти сразу Кристина узнала причину странного отчуждения Макса. И, честное слово, лучше бы она не знала об этом никогда.

Аня тем временем принялась рыться в сумочке.

– Тётя Аня, да. Можешь звать меня просто по имени, как Кристина.

Женщина достала оттуда небольшой пластиковый пенал.

– Папа сказал, что ты рисуешь. Вот, это художественные маркеры. Я, правда, не знала, какие цвета купить и телесные приобрела. Они ведь всегда нужны, правда?

Она протянула Максиму набор. Тот, улыбнувшись, взялся за гладкий пластик и опустил глаза.

– У вас упало.

На полу лежал розовый прямоугольник. Аня всплеснула руками, присев, подняла его и положила в передний карман чемодана.

– Чуть не потеряла ведь! Спасибо, Максимка. Нужно будет в телефонную книжку занести, пока не забыла.

Отец уже поставил чайник и доставал из холодильника нехитрую снедь: хлеб, масло, сосиски. Движения его, как у водолаза, сковывала какая-то невидимая глазу тяжесть.

Аня резво поднялась на ноги и скинула босоножки.

– Я сейчас руки помою и помогу, Вить. Кристина, ты на чай останешься?

– Да, посижу. – Кристина помедлила пару мгновений, но всё же спросила: – Помочь на кухне?

– Мы там втроём не вместимся, – звонко рассмеялась Аня. – Позовём вас с Максом, как всё готово будет.

Будто наконец-то дождавшись упоминания своего имени, Максим потянул Кристину в сторону детской.

– Хочешь, рисунок новый покажу?

– Конечно хочу.

Вместе они прошли в бывшую когда-то Кристининой спальню, теперь переделанную под мальчиковую детскую. Кристина редко заходила к родителям – чаще заезжала за Максимом, и они ехали куда-нибудь гулять, или сидели у Кристины дома.

Стены комнаты были густо увешаны рисунками. В прошлом мае у Максима появился постоянный персонаж – явно альтер-эго самого мальчика. И теперь именно он смотрел на Кристину с каждого второго рисунка. Вот он, с помощью теннисной ракетки, раскидывает каких-то безлицых монстров, вот он за рулём машины, вот – прыгает на мотоцикле через пропасть.

Кристина сделала пару шагов в комнату и без труда отыскала глазами тот самый рисунок.

В прошлом мае родители затащили её в гости «на чай». В свежеснятой квартире особо нечего было поесть, поэтому она согласилась. Пока мать хлопотала на кухне, а отец щёлкал кнопками пульта, Кристина проскользнула в комнату к брату. Тот, сидя за столом, возил кисточкой по акварельной бумаге.

Кристина тогда тихо подошла сзади, потому что ни разу не видела брата за рисованием.

На этом рисунке, выполненном в акварельной технике, одинокая темноволосая фигура мальчика сидела на скамейке амфитеатра – необычного каменного двора, находившегося буквально через дом отсюда.

Тогда Кристина впервые увидела постоянного персонажа Макса.

– Красиво!

Сквозь сырую ещё акварель, проступали еле набросанные карандашом силуэты.

Она указала на один из них пальцем.

– А это ещё дорисовывать будешь, когда высохнет?

Макс мотнул головой.

– Они такие и были. Это законченный рисунок.

– Они?

– Ну да. – Макс взял карандаш и аккуратно по очереди дотронулся до каждого из силуэтов. – Это Рома, это Петя, а это Костя. Он тоже рисовать любил. Там были ещё другие, но они давно умерли, я их плохо видел.

В ушах Кристины тогда, кажется, тонко-тонко зазвенело.

– Видел?

– Да, – Макс буднично залез в ящик стола и достал оттуда клейкую ленту с изображениями тиранозавров, – они ушли, когда мы с тобой на башне были.

Кристина до сих пор помнила это ощущение – как будто разом весь воздух выкачали из комнаты.

Тогда, с трудом облизав пересохшие губы, она заставила себя спросить:

– Только… только они ушли?

– Ещё парень, большой. Он к тебе подходил. Но потом тоже ушёл. С Костей.

Так Кристина узнала две вещи:

Первое – Ник не вернётся.

Второе – её брат видит мёртвых людей.

Максим подошёл к письменному столу, который был завален разнообразным хламом: от рабочих тетрадей до сломанных карандашей. Кристина, задержавшись глазами на рисунке, приклеенном клейкой лентой с ти-рексами к стене, присела на краешек кровати.

Макс кивнул на лист, который лежал на ближнем к Кристине углу стола.

– Нормально ведь?

Рисунок изображал зал «Шигирская кладовая» краеведческого музея. Вокруг заточённого под стеклянный купол деревянного идола, похожего на гигантских размеров посох с лицом, стояла толпа детей. Дети были набросаны размытыми акварельными пятнами, а вот у идола была выписана каждая деталька. Каждая линия, трещина и блик, играли за нарисованным стеклом какими-то особенными красками.

Кристина изогнула губы и поднесла к ним сложенные в щепотку пальцы.

– Белиссимо, как всегда. Я думала, вы только завтра в музей едете.

Макс открыл Анин подарок и кивнул.

– Завтра. Но нас всё равно потом заставят впечатлениями своими делиться, сочинения всякие писать. Вот, я решил загуглить заранее и нарисовать.

Максим достал из ящика стола плотную бумагу и принялся аккуратно расчерчивать её на прямоугольники.

Кристина разглядывала рисунок. Где-то на просторах Ютуба ей попадалось видео про то, что двенадцать лиц на Идоле символизируют двенадцать бесов.

Ты нафига вообще такую фуфляндию смотришь? Бесы какие-то.

А кто, интересного, Каневского и криминальную Россию целыми сутками смотрел?…

Оборвав себя на половине мысли, Кристина энергично тряхнула головой. Максим оторвался от изучения фломастеров и внимательно посмотрел на сестру:

– Опять Ник?

Кристина скорчила кислую гримасу и пожала плечами.

– Нет никакого Ника, – и, чтобы перевести тему, быстро ляпнула:

– Мы с Аней сегодня тоже думали, что давно нигде вместе не были. Может быть, тоже завтра с вами сходить?

Максим с укоризной глянул на Кристину. Та рассмеялась и подняла ладони.

– Мы можем делать вид, что тебя не знаем, если ты этого боишься.

– Тогда давайте. Мы в одиннадцать выезжаем.

В Кристинином кармане коротко завибрировал телефон. Она дотянулась до него и открыла мессенджер.

Игорь прислал фото какой-то смятой бумажки.

Кристина уже собиралась напечатать «Это что?», как выведенные на листке буквы сложились в слова, а потом в строчки стихотворения. Кристина вчиталась, коротко охнула, а потом всё-таки набрала:

«ЭТО НАХРЕН ЧТО???»

«Хочешь сказать, это первая школьница, которая тебе стихи пишет?»

«Первая!!! По крайней мере, такого содержания»

Игорь отложил в сторону смартфон и глубоко вздохнул. Уже почти час он сидел в учительской перед открытой тетрадью. Пересменка заканчивалась.

В рюкзаке лежала записка со стихотворением от Софьи. Напрасно она сравнивала себя с Татьяной Лариной, потому что её умению писать эротические стихи позавидовала бы сама Лолита. Смартфон коротко завибрировал.

«Ты же из стихолюбцев. Так что она всё правильно сделала»

Игорь отложил телефон и потёр пятернёй лицо. В нём боролись учительский долг и сочувствие к Софье. Он быстро напечатал:

«Не смешно»

«Меня посадить могут»

В голову настойчиво лезла прошлогодняя громкая ситуация с тренером, который сидел на одном диване с несовершеннолетней ученицей. После неё к мужчинам-учителям родители стали относиться с огромным подозрением. Нужно стало думать о каждом своём движении на уроке, каждом слове.

«Буду тебя шантажировать»

Игорю захотелось швырнуть телефон о стену. Кристина явно не понимала всей серьёзности ситуации.

Пересилив себя, он подошёл к двери, за которой находилось рабочее место завуча и робко стукнул в дверь:

– Алла Борисовна?

Новая завуч, блеснув очками, подняла голову.

Игорь на секунду, как школьник, испугался предстоящего разговора с завучем.

«От трёх до пяти, Лысиков. Ты же не хочешь сидеть?»

И, не давая себе передумать, проговорил:

– Хочу с вами посоветоваться по одному… щепетильному вопросу.

В комнату к Максу заглянула Аня. В руках она держала уже наполненную сумку матери.

– Кристин, поможешь Вите на стол накрыть? Я отойду минут на двадцать.

Кристина оторвалась от созерцания записки на экране смартфона и кивнула:

– Ты двадцать минут собираешься вещи передавать?

Тётя махнула рукой, избегая ответа.

Кристина поднялась на ноги, подошла к тёте. Прикрыв дверь в коридор, она вполголоса проговорила:

– Если собираешься уговаривать её вернуться, то не надо. Им порознь правда лучше будет. И… – она кивнула в сторону Макса, – ему тем более.

Аня добрых десять секунд не мигая, в упор смотрела на Кристину. Затем медленно кивнула.

– Я и не собиралась уговаривать. Мне со старинным поклонником повидаться нужно. Пару вопросов обсудить.

– Ого-о! – протянула Кристина. В руке завибрировал телефон. – Тогда отпускаю, улыбнулась она, проводя пальцем по экрану.

Аня щёлкнула Кристину по носу и как-то особенно нежно посмотрела на племянницу.

– Обещаю долго не ходить. Поздороваюсь – и домой.

Кристина улыбнулась в ответ.

– Я засеку время.

Она вчиталась в буковки всплывшего прямоугольника. Вероника Шарова писала ей о митинге в защиту сквера у Театра Драмы.

Софья никак не могла сосредоточиться. Она слепым взглядом смотрела на открытую книгу с тестовым заданием уже полчаса.

В небольшой, но светлой комнатке, которую до недавнего времени Софья делила с неходячей бабушкой, было совсем немного мебели. Письменный стол, в ящиках которого идеальными стопками покоились принадлежности для учёбы. Позади стола – застеленная зелёным советским пледом кровать. В её изножье, к углу приткнулся узкий шкаф для одежды. На противоположной стене – полка с книгами, забитая, преимущественно, поэтами Серебряного Века.

Софья чуть слышно выдохнула, не сводя глаз с расплывшихся букв.

Она решилась. Она сделала это.

У Софьи было много стихотворений про Игоря Станиславовича. Она сочиняла их почти после каждой литературы, не забывая надёжно прятать исписанные тетрадки от матери. В пакет, потом под подоконник, закрыть до щелчка – так, чтобы не было видно.

А вчера Софье приснился сон. Такой яркий, как в жизни. И такой неприличный, что Софья, проснувшись, ещё несколько минут боялась пошевелиться, чтобы не спугнуть это странное новое ощущение.

Едва поднявшись с кровати, она придумала это стихотворение. Написала быстро, пока мать гремела тарелками на кухне. Засунула листочек за лямку спортивного топика, который носила вместо бюстгальтера. И целый день заветная бумажка жгла ей ключицу.

А после занятий она решилась. Потому что ещё немного и, кажется, её разорвало бы изнутри.

В комнату вошла мать. Софья вздрогнула. Она всегда боялась, что мать может прочитать её мысли, хотя и знала – это глупости.

– Опять ворон считаешь?

Софья зашелестела страницами:

– Я… нет, я думаю просто…

– Долго думаешь! – стальным голосом сказала мать, – ты на этой же странице была, когда я вышла. И не надо сейчас листать, я всё прекрасно вижу!

С кухни затренькал стандартным рингтоном телефон. Мать нахмурила брови:

– Это ещё кто?

Быстрым шагом ушла прочь из Софьиной комнаты, не закрыв за собой дверь. Телефон прекратил звонить. Через мгновение раздался нетерпеливый голос:

– Алло?

И тут же, гораздо более тихое и вежливое:

– А, здравствуйте, Игорь Станиславович. Что случилось?

Сердце Софьи затрепыхалось так, что она подскочила со стула. Боясь даже дышать, подошла к приоткрытой двери комнаты. Прислушалась.

Мать тем временем забрасывала телефонного собеседника вопросами:

– А вы зачем звоните? Софья что-то натворила? Вы мне только скажите! Я на неё повлияю.

Софья вздрогнула. Меньше всего на свете ей хотелось, чтобы мать на неё «влияла».

Игорь Станиславович, судя по всему, смог вклиниться в монолог и что-то рассказывал. Пальцы Софьи, сжимающие ручку двери, похолодели.

После, кажется, бесконечной паузы, мать протянула:

– Поня-ятно. Позвоните мне тогда сегодня, в конце дня. Мы с вами о встрече договоримся.

Не дожидаясь, пока разговор закончится, Софья бесшумной молнией метнулась к письменному столу. Она успела выровнять дыхание прежде, чем мать ворвалась в комнату.

– Ты почему меня перед учителями позоришь?

Софья вспыхнула и почти уткнулась носом в страницы книги. Мать позади неё расхаживала от кровати до окна. Каждый раз, когда она приближалась к подоконнику, Софья задерживала дыхание.

– Что ты натворила? Признавайся!

Софья молча всхлипнула. Мать остановилась.

– Не реви мне тут!

Горячие слёзы уже закапали на страницы. Мать взяла Софью за шиворот и тряхнула. Голос её стал выше. Как всегда, когда она собиралась «влиять».

– Что там такого, что он мне даже учитель по телефону не говорит?

Он не сказал.

Слёзы Софья уже остановить не могла, но почувствовала горячую волну облегчения. Она сжала губы.

– Говори, чего затихла?

Софья прикусила нижнюю губу так, что почувствовала солоноватый привкус крови во рту.

Она тоже не скажет.

– Молчишь?

Софья молчала. Рука матери отпустила воротник Софьи.

– Молчи-молчи. Сегодня из комнаты не выйдешь. И тестовые задания прорешай до конца. Приду – проверю.

Тяжёлые шаги прошагали прочь из комнаты. Захлопнулась дверь. Щёлкнула щеколда с другой стороны.

Софья выдохнула. Разжала губы. Провела указательным пальцем по подбородку, и, увидев кровь, неожиданно рассмеялась.

В голове стучало:

«Он не сказал. Он. Не. Сказал».

Глава 4

Кристина ждала Аню около гранитных ступенек музея. Та опаздывала, что для неё было несвойственно. Празднично-возбуждённые толпы народа с георгиевскими лентами, проходили мимо и становились совсем крохотными точками. Точки сливались в одну цветную реку, текущую по перекрытой в честь праздника улицы Ленина в сторону сцены на площади 1905 года.

Кристина не любила людей. Она уже сто раз пожалела о данном тёте обещании и мечтала только о том, как закроет квартиру на все замки и, накрывшись одеялом проигнорирует все праздничные дни.

В кармане завибрировал телефон.

Писал Максим:

«Мы скоро уйдём!»

Кристина вздохнула. Беспокойство Макса заставляло её нервничать ещё больше.

«Сейчас будем»

От Макса пришёл смайл с оттопыренным вверх большим пальцем. Прямо напротив входа в музей мягко остановилось такси, из которого вышла тётя.

Кристина подняла глаза от телефона. Сегодня Аня сменила льняной костюм на тёмно-синюю водолазку и юбку-миди. Кристина нервно оправила рукав огромной толстовки, в которой пришла и заправила за ухо непослушную прядь. Она даже и не подумала как-то принарядиться на встречу – просто надела то, что попалось под руку.

Выпрямив по струнке спину, тётя посмотрела в окна-ленты, которые вели на винтовую лестницу, а потом на Кристину. Мягко улыбнулась, привычным движением теребя кулон.

– Прости, что опоздала, Кристиночка. В праздничный день всё везде закрыто, а мне нужно было… – она замялась, подбирая слова, – срочно решить вопрос.

Мимолётом подумав о том, что же это был за вопрос, но не вдаваясь в подробности, Кристина дёрнула плечом и улыбнулась.

– Ничего страшного. Готова погрузиться в историю города?

Тётя улыбнулась, не переставая теребить кулон.

– Да, я готова.

Вместе они поднялись по ступенькам и вошли в прохладный мраморный кассовый зал.

– У Макса уже экскурсия заканчивается.

Будто по заказу выше по лестнице хлопнула одна из дверей. Всё пространство музея сразу же наполнилось ребячьими криками и топотом ног.

Пытаясь перекричать какофонию, смутно знакомый мужской голос вещал:

– А сейчас мы с вами направляемся к жемчужине нашего музея – шигирской кладовой. Нет-нет, не на этот этаж… Ребята, вниз и налево.

Аня и Кристина переглянулись. В кармане Кристины снова дзынькнуло оповещение мессенджера.

«Мы у идола»

– Максим нас ждёт у идола, – одними губами улыбнулась Кристина.

Аня кивнула на скучающую над кассой женщину.

– Тогда нужно быстрее билеты покупать.

Шигирская кладовая встретила Кристину и Аню прохладным сумраком. В ближайшей к двери половине зала, возвышаясь над витринами, почти всю стену занимала старинная фотография: высокий усатый мужчина в клетчатой шапочке и галифе, и смешной круглощёкий паренёк в сдвинутой на затылок панамке. Стояла эта парочка на фоне редких кустов, которые совершенно не прикрывали мутный водоём за их спинами.

Подробнее зал Кристина рассмотреть не успела, потому что её чуть не сбил с ног Макс. Девушка поймала его за плечи.

– Воу, ты куда бежишь?

Из-за небольшой перегородки, отделяющей экспозицию с фотографией от идола, высунулся Игорь. Начал:

– Шевцов, куда это…

Но, встретившись глазами с Кристиной, молча кивнул и скрылся за перегородкой

Макс тем временем потянул сестру за рукав, заставив её наклониться. Торопливо, жарко зашептал на ухо:

– Кристина, с идолом что-то не так!

Девушка в недоумении посмотрела на брата:

– В каком смысле не так?

Макс пожал плечами и закусил губу, пытаясь подобрать определение:

– Вокруг него как будто… туман клубится.

– Туман? Это вряд ли, – тётя оторвалась от изучения экспозиции и подошла к брату с сестрой. – Тут поддерживают определённую температуру и влажность. Потому что туман может разрушить хрупкую древесину.

Кристина подняла бровь:

– Ты прямо как экскурсовод шпаришь.

Тётя улыбнулась.

– Помню кое-что… из курса истории родного края.

Она направилась за перегородку. Туда, где, перекрикивая гомон школьников, экскурсовод вещал о «старейшем культовом объекте в мире». Макс снова дёрнул Кристину за рукав и та, повиновавшись, последовала за братом.

За перегородкой стоял гул множества голосов. Чуть пройдя вперёд, Кристина поняла, что голосов гораздо больше, чем народу в зале.

Перекрывая гомон, по залу разносился голос экскурсовода:

– Шигирский идол относится к эпохе, так называемого, голоцена. Это значит, что идолу уже больше двенадцати тысяч лет…

Экскурсовода не слушали. Гомонящая толпа детей всё время норовила расползтись из маленького зала. Многие болтали между собой или смотрели в экраны телефонов. Пробивая эту людскую толпу, прямая как струнка Аня двигалась к стеклянной витрине с идолом.

Макс потянул сестру за подол толстовки

– Видишь?

– Слышу, – чуть слышно прошептала Кристина и уставилась на идола.

Аня тем временем подошла почти вплотную к витрине:

– О, это плохо, – Макс стиснул Кристинину руку и потянул её к тёте.

Кристина не успела сообразить, что плохого Макс усмотрел в Анином поведении, но послушно пошла следом.

Один из одноклассников Макса тем временем прильнул к стеклу, отделявшему идол от внешнего мира.

Стоящий до этого в тени экскурсовод, сделал шаг вперёд. У Кристины вырвался негромкий возглас удивления, потому что им оказался Лев Геннадьевич.

– Молодой человек. Так делать нельзя, это стекло… – и осёкся, уставившись через прозрачный купол на Аню.

Пальцы тёти слишком сильно дёрнули кулон. Верёвка с чуть слышным звуком лопнула и камешек выскользнул из Аниных пальцев. С тихим стуком подкатился к Кристининым кроссовкам. Она быстро нагнулась и подцепила его пальцем.

Как только шершавый медальон оказался в её ладони, в голове раздулся такой знакомый, но, вместе с тем, такой забытый красный шар боли. Закатив глаза, Кристина повалилась на пол выставочного зала.

Ната

Эй, я бегу к тебе – отстал

Тем, кем хотел я быть не став.

Нам оставлен счёт – до ста

Дым костра в ночи искать

Сова, Сансара «Жаль»

День у меня не задался с самого утра.

Сначала опоздала на занятия, потому что Валька с Галькой никак не хотели собираться в сад. Валька прыгала по всей комнате в одних трусиках, а Галька и вовсе вставать не хотела – притворилась, что спит. Конечно, после ковша с водой она проснулась. Но пришлось ещё и вытаскивать подушку с одеялом на улицу – чтобы просохли до вечера.

В общем, к техникуму я подошла только в десятом часу. Зинка-староста этого просто так не оставит.

На последнем занятии за окном зарядил мелкий противный дождь. Естественно, ни зонта ни плаща у меня с собой нет.

И, как будто всего этого мало, по пути домой, возле площади Народной Мести, на правой туфле порвалась перепоночка. А ведь это единственные мои хорошие туфли!

Я засунула оторванную перепонку в сумку и, стараясь ступать так, чтобы туфля не слетела, поплелась в сторону нашего жилкомбината.

– Натка! Натка, погодь! – раздалось сзади.

Это Борька-кочегар, которого я грамоте учу. Я обернулась, чтобы подождать его.

Борьке тринадцать. По документам. Но выглядит он младше. Как-то он мне говорил, что не знает точно, в каком году родился. Так что, наверняка прибавил себе пару лет, когда на стройку жилкомбината просился.

Естественно, всё время он ходит перемазанный угольной пылью, потому что спит тоже в кочегарке. Я как-то пыталась его отмыть, но без толку – на следующий день точно такой же чумазый и пришёл. Подраные штаны перехвачены на поясе верёвочкой, засаленный картузик лихо заломлен на затылок.

Я, как почти каждый раз при появлении Борьки, невольно улыбнулась. Ну до чего забавный!

Борька улыбнулся в ответ, обнажив белые зубы и ускорил шаг. Шёл он со стороны школы, которая в бывшей вознесенской церкве сейчас находится.

Я всплеснула руками:

– Неужели наконец-то в школу записался?

Борька остановился рядом со мной и вытер кулаком правой руки нос.

– Даром мне шаромыга эта. Ты меня и то влеготку читать настропалила. Там книжки выкидывали, опосля церквы, – Боря с гордостью потряс зажатыми в левой руке листами, – я и подобрал. Баско?

– Баско, – вздохнула я.

Сколько Борьку не учи, говорит он всё равно не по-людски. Я бросила взгляд на часики. Нужно торопиться, не хватало ещё на разнос еды опоздать.

Я поёжилась, откинула со лба отсыревшую прядь волос и завернула за угол массивного, похожего на жёлтый трактор, клуба пищевиков. Удобно, что серую подкову общежития, нашего жилкомбината видно отовсюду – всегда знаешь, куда идти.

Борька вертелся под ногами и всё пытался меня своими бумажками от дождя закрыть. Только мешался, если честно.

– Опнисься в кочегарку опосля обеда? Я ужо алфавит без букваря настропалился калякать!

– Ага, я зайду, а потом на собрании опять будут про перебои с отоплением говорить.

Борька перехватил свои листы в другую руку и шмыгнул носом:

– Дак мы мусолить не бум же. И там дядь Вань буит же.

Борька очень настырный. И кобыле надоест.

Борька ускорил шаг и пошёл теперь прямо передо мной, спиной вперёд. Таракан натуральный, ей-богу.

Медленно но верно, мы приближались к жилкомбинату. Скрылись позади ленточные окна «Уральского рабочего». Осталось только площадь Парижской Коммуны пройти и будем дома.

Дождь усилился. Я подумала о том, как после обеда нужно будет спускаться к Борьке в душную кочегарку и снова вздохнула.

– Чегой ты, Натка, всё охтимнечаешь? – он привычным движением намотал на палец замызганный шнурок амулета.

Борька говорил, что амулет этот – камешек с дыркой посередине – ему от отца достался. Борька, когда в малолетстве из деревни своей от голода бежал, только этот амулет с собой и взял. Думал, ценный он какой-то.

Я вздохнула в третий раз. Подкова общежития серела уже совсем близко.

– Да ничего. Взрослые проблемы. Будет тебе шестнадцать – поймёшь.

Борька так долго смотрел на меня, что я занервничала: может у меня на лице что-то или на платье?

Борька остановился и левой рукой, через голову, стянул с себя засаленную верёвку с амулетом. Протянул.

– На. Для счастию.

Я никогда не видела, чтобы Борька снимал с себя камешек. Помедлив, я всё-таки взяла его из Борькиной ладони.

– Одёвай, – Борька кивнул на мою ладонь. – Он робит, когда на тебе одет.

Я поднесла амулет к лицу. От шнурка попахивало чем-то тухлым. Я, помедлив, посмотрела на Борьку. Задержав дыхание, всё-таки просунула голову в шнурок. Если что, сниму, пока он не видит. Сейчас Борьку обижать не хотелось, потому что этот камешек – самое дорогое, что у него было.

Борька с деловым видом ткнул грязным пальцем в собственную щёку.

– Чомкай.

От такой наглости я остановилась посреди дороги:

– В смысле, «чомкай»?

Борька был непреклонен.

– Чомкай, говорю. Токма так сила перейдёт.

– Я комсомолка вообще-то, и во всякое такое не верю. – Я продолжила путь к общежитию, – и тебе не советую. Хочешь, чтобы я тебя поцеловала, на свидание пригласи.

– Натка-а! – обиженно протянул сзади Борька, – я же для тебя как лучшее, а ты вона какая…

Я остановилась и обернулась. Борька стоял позади меня и обиженно шмыгал носом. Вид у него при этом был такой потешный, что я не выдержала и расхохоталась. Затем очень быстро чмокнула его в чумазую щёку.

– Токма для того, чтобы сила перешла, – передразнила я его и побежала через дорогу – к пропускному пункту.

Борька перестал шмыгать и, догнав меня, расплылся в улыбке.

– Теперя все напасти уйдут!

Я снова невольно растянула губы в улыбке, глядя на него. «Теперя». Зачем его учу – непонятно.

Громада общежития уже высилась перед нами. Борька повернул налево – в сторону хозяйственных ворот. Я пошла прямо – к главному входу, от которого до столовой идти было ближе.

– Уже и так на обеденный разнос опоздала, – пояснила я остановившемуся Борьке.

Он с пониманием кивнул – часто мать распекала меня за опоздания прямо при нём – и унёсся в сторону хозяйственного двора.

Я подошла к главным воротам. Около закрытой калитки, как всегда, стоял один из сотрудников Народного Комиссариата. Сегодня это был очень молодой парень с узким лицом и смешной рыжей щетиной над верхней губой. Раньше я его на воротах, да и вообще в жилкомбинате не видела.

– Предъявите пропуск.

– Я живу тут.

Парень остался непреклонным.

– Пропуск.

Я принялась копаться в сумке. Пальцы перебирали тетрадки и перья, даже злосчастная перепоночка пару раз попалась. А заветной бумажки всё не находилось. Через минуту я решила это дело прекратить – всё равно не найду.

– Я его, наверое, в комнате оставила. Дайте пройти, мне ещё еду разносить.

Часовой покачал головой.

– Без пропуска – никак.

Я скрипнула зубами. А десять минут назад я, глупая, думала, что хуже этот день стать уже не может.

– Послушайте, – я постаралась обратиться к неизвестному мне часовому максимально вежливо, хотя внутри всё уже бурлило, – меня тут все знают, я в столовой работаю. И мать моя в столовой работает. Мне нужно разносить еду, иначе кто-то из ваших старших останется без обеда. Понимаете, что хуже будет только вам?

На бледном щетинистом лице не дрогнул ни один мускул.

– Без пропуска не имею права.

– Да что ты заладил-то, «без пропуска, без пропуска?» – вырвалось у меня.

Я быстро прикусила язык и опустила глаза вниз, с досадой разглядывая испорченную обувь.

С той стороны забора, во дворе, возник чумазый Борька.

– Натка! А ты чегой всё тут?

Я провела пятернёй по мокрым уже насквозь волосам и поджала губы:

– Люблю, знаешь ли, Борька, около ворот стоять просто так.

Во время этих слов я постаралась просверлить взглядом новенького часового. Тот, кажется, не обратил на это ни малейшего внимания. Он снова отчеканил своё:

– Без пропуска не могу.

– Да чтоб тебе провалиться, – чуть слышно пробормотала я.

За спиной часового появился седой пучок Варвары Лианозовны. Вся мягкая и расплывчатая, Варвара Лианозовна отвечала за выдачу пропусков, назначение часовых и за что-то ещё, наверное, отвечала. Она всегда была занята записыванием чего-то в огромные тетради. Тетради эти высились гигантской стопкой в углу её комнатки на втором этаже общежития и каждый день их будто становилось всё больше.

Чаще всего Варвара Лианозовна из своей комнатки не отлучалась. Но, когда на ворота становился новенький, она, кряхтя и охая, каждый час ковыляла проверять, хорошо ли он выполняет свои обязанности.

– Ревдит, хороший мой, – Варвара Лианозовна остановилась около часового и, взявшись за бок тяжело выдохнула, – как дела у тебя?

Я мысленно поблагодарила старушку за своевременное появление и, как можно громче сказала:

– Варвара Лианозовна, он меня не пропускает! А время обеда уже кончается!

Варвара Лианозовна посмотрела на меня, сощурилась и, через секунду, улыбнулась:

– Натуся, деточка, ты?

Я кивнула и скроила жалобное лицо.

– Можно я пробегу? Мать очень злиться будет.

– Беги, деточка моя, беги, – махнула рукой Варвара Лианозовна.

Злорадно ухмыльнувшись часовому, я скользнула за ворота и так быстро, как позволяла порванная обувь, заковыляла через задний двор подковы-общежития к лесенке, которая вела в столовую. Лучше взять первую партию бидонов и переобуться по дороге, чем сейчас ещё больше опаздывать к матери.

Как и ожидалось, только я перешагнула порог столовой, меня остановило громогласное:

– Тебя где носило?

Мать – настоящая русская женщина. Как там: «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдёт»? Если бы какой-то конь посмел ускакать от матери, она бы ему хребет перешибла одной левой.

Я невольно втянула голову в плечи, хотя разделяло нас всё пространство столовой. Некоторые обедающие офицеры отложили в сторону ложки и с интересом наблюдали за нашим с матерью диалогом.

Около матери стояла уже заготовленная батарея судков и коромысло. Без лишних слов, я проковыляла к ним и взвалила на себя деревянную дугу. Ещё не хватало тут представление устраивать.

– Быстро обед в триста вторую и четыреста третью неси. Потом за остальными вернёшься.

Мать повесила на лопасти тяжёлые железные котомки. Коромысло больно резануло шею, и я повела плечами, чтобы переместить его поудобнее. Не впервой. Главное сейчас – не споткнуться на лестнице и туфлю не потерять.

Будто прочитав мои мысли, мать опустила взгляд.

– С туфелью чего?

Я сделала вид, что вопроса матери не услышала. Повернувшись, пошла к выходу. Авось, обойдётся.

Вот и нет. Через пару шагов я почувствовала, что тяжёлая пятерня опустилась на одну из дуг коромысла.

– С туфелью, говорю, чего сделала?

Я поморщилась. От материного раскатистого голоса звенело в ушах. Он зычно отразился от стен столовой, заставив уже всех сидящих в столовой завертеть головами.

– Я починю, – торопливо пробормотала я.

Лишь бы скорее покинуть эту душную, пропахшую кислыми щами столовую, скорее уйти от позора.

– Ясен день, починишь, – голос матери вылетал из открытых настежь окон и, казалось, даже пешеходы на противоположной стороне улицы теперь знают об испорченной обуви. – Других-то я тебе не достану.

Будто назло, в столовую зашёл давешний парень с проходной.

– И года не проносила – продолжала громко отчитывать меня мать. – Хорошая обува, в ней бы ещё ходить и ходить…

– Я пошла, – перебила я мать и, шаркая, поспешила к выходу из столовой. В спину мне неслось:

– И больше не опаздывала чтобы мне. Из-за тебя люди обеда час ждали, посмотри ты!

Я вышла во двор и, опустив на секунду тяжёлую ношу, швырнула носом.

Уеду отсюда, уеду! Не знаю куда, но уеду точно. Попрошу в техникуме, чтобы меня в Ленинград распределили. А лучше – в Москву. Заживу там!

Глава 5

Кристина открыла глаза и упёрлась взглядом в деревянный профиль идола. Чуть размытый, он величественно возвышался над головами склонившихся к ней людей. Она лежала на боку на банкетке, у стены круглого зала «Шигирская кладовая». Чьи- то пальцы разжали ей веко. В глаз ударил слепящий свет фонарика.

– Жить будет. Водички ей дайте. А лучше, сладкого чая.

Луч впился в сетчатку второго глаза. Кристина дёрнулась и попыталась встать. Её мягко, но настойчиво уложили обратно на банкетку.

– Нет уж, лежи.

Кристина моргнула несколько раз и наконец, смогла сфокусировать зрение. Ближняя размытая голова оказалась усатым мужчиной-фельдшером лет пятидесяти. Чуть позади него стояли обеспокоенные Аня, Игорь и Макс. Вокруг, игнорируя требования о спокойствии, скакали взбудораженные шестиклассники.

– Ну что, – ласково спросил фельдшер, – жива?

Кристина медленно кивнула. К ней возвращались воспоминания. Она в музее. Пришла сюда с Аней. А кто такая Ната?

– Какая Ната?

Она и не заметила, что сказала это вслух.

Кристина оперлась на локоть. Голова гудела так же, как и после вторжений Ника.

Она подняла глаза на Игоря:

– Обезбол есть?

– Это какой такой обезбол ты собралась без назначения принимать? – почти угрожающе надвинулся на неё фельдшер. – Пойдём-ка госпитализацию оформим, а там разберёмся, нужен тебе, как ты выражаешься, «обезбол» или нет.

Кристина помотала головой.

– Не надо госпитализацию.

– Если что-то болит, то надо, – наставительно, как маленькой, объяснил Кристине фельдшер, попутно защёлкнув на пальце «прищепку» для измерения пульса и сатурации.

Кристина снова тряхнула головой.

– Ничего не болит. Отказываюсь от госпитализации.

Фельдшер тяжело вздохнул и достал из сумки бумаги.

– Тогда подпишите.

Кристина, наконец, приняла вертикальное положение.

– Может всё- таки в больницу? Вдруг инсульт, или ещё что серьёзное? – Аня выглядела обеспокоенной.

Кристина скользнула по ней взглядом и снова уставилась на Игоря.

– Нет. Это… это другое.

Игорь вытаращил глаза. Впрочем, это не помешало ему попутно поймать несущуюся прямо на витрину девочку.

Кристина черкнула закорючку на бумагах врача и поднялась на нетвёрдые ноги.

– Наверное, на сегодня с культурной программой закончим, – через силу улыбнулась она.

Игорь проводил взглядом удаляющихся во дворы Кристину и Аню. С винтовой лестницы – главной достопримечательности Краеведческого музея, которая досталась ему от конструктивистского клуба тридцатых, открывался отличный вид. Из этого окна проследить за двумя удаляющимися женскими фигурками можно было почти до Кристининого подъезда.

– Игорь Станиславович?

Игорь вздрогнул и обернулся. Сзади неслышно материализовался Макс. Игорь через силу растянул губы в улыбке.

– Всё хорошо будет, Макс.

Мальчик, казалось, не услышал последней реплики Игоря.

– Вы ведь в курсе, да?