Критическое отклонение

Небо без дна и без края. Щедрая россыпь песчинок мерцает на нём бриллиантовым блеском. Одна из песчинок качнулась и стронулась с места, царапая фиолетовый бархат, – малая оспинка на лике неба, досадное отклонение от идеала…

Пять…

«…лет как белка в колесе. Масса дел – незаконченных и тех, что срочно необходимо начать. А время-то не резиновое: оно не сжимается и не растягивается по желанию. И тем более не ждёт…»

Кое-как украшенный к Рождеству невзрачный ресторанчик был, вопреки ожиданиям, наполовину полон. Стиснутый широкими плечами своих более удачливых конкурентов, ярких и нарядных, с наглыми глазищами панорамных окон, внутри он оказался гораздо просторнее, чем выглядел снаружи, и те счастливчики, которые нашли в нём спасение от предпраздничной вечерней суеты (наверняка завсегдатаи), явно наслаждались относительной изоляцией, тишиной и полумраком – главными ингредиентами здешней атмосферы. Обратной стороной подобных мест, правда, является то, что десятка минут без дела достаточно, чтобы мозг завис в состоянии сенсорной депривации. Тусклые гирлянды и чудом проникавшие в ресторан отсветы уличной рекламы добавляли от силы пару минут.

«Двенадцать минут псу под хвост», – кисло отметил Максвелл и крутанул запястьем, поправляя часы. Изучив к этому времени всех присутствующих, теперь он разглядывал входящих, пытаясь угадать того, кто назначил ему встречу: вот полная женщина с ошалелым взглядом, кучей пакетов и малышом на руках конвоирует пару диковатых близнецов-малолеток… трое подростков, скрывающих за наигранным безразличием хитрые переглядки… двое парней в дешёвых пальто и офисных костюмах под ними – распущенные галстуки и раскрасневшиеся физиономии… расхристанный донельзя бородатый мужик в бейсболке… Никто из этих нелепых персонажей даже близко не соответствовал предполагаемому образу. Зато обнаружилась математическая последовательность – чересчур, однако, очевидная и невероятно примитивная, как всё здесь, и лишь подпитала собой убийственную скуку.

Недостаток пищи для ума раздражал, выплёскиваясь в недоумение: почему потребовалось назначать встречу именно здесь, в удивительно унылом, несмотря на близкие праздники, месте? К тому же вечером, в самые пробки? Почему, вообще, нельзя было всё обсудить по телефону… ну или хотя бы намекнуть о теме разговора? «Пусть вас не смущает отсутствие информации», – так сказал Максвеллу незнакомый голос из телефонного динамика. И эта всплывшая в памяти фраза теперь парадоксальным образом настраивала ум на самоедство…

«…По большому счёту, неимение информации тоже является своего рода информацией, когда можно предположить: либо её действительно нет вследствие объективного несуществования, либо она просто недоступна. Во втором случае её можно попытаться получить… Но если об отсутствующей информации нет ни единого намёка, то какие методы можно использовать, чтобы узнать хотя бы, существует она в принципе или нет? Хм-м…»

Максвелл с раздражением и надеждой глянул в сторону входа, постучал пальцами по столу, почесал подбородок и снова погрузился в свою реальность, не такую однообразно-безысходную, как вовне.

«Ну ладно, вот, скажем, не привязываясь к конкретной ситуации, а с точки зрения общенаучного аппарата, да и развития науки в целом: как найти то, не знаю что? В таких условиях невозможно даже толковую гипотезу выдвинуть, ведь без наличия предварительно накопленного массива первичных фактов всякая гипотеза является просто измышлением сущностей. С другой стороны, без хоть каких-либо предположений дело вообще не сдвинется с мёртвой точки. В таком случае, не начать ли с предположения о том, что мы что-то упускаем? Хм-м… Как-то слишком притянуто за уши… Однако начало, если так можно сказать, положено.

И всё же… Не возникает ли парадокс в том, что отсутствие информации требует искусственного её создания? Явно нелепость какая-то! Напоминает ситуацию, когда отсутствие Вселенной заставило Высшую сущность самолично её сотворить. М-м-да-а… Однако… если уж закралась такая мысль, что мы действительно в упор чего-то не видим, то почему бы не проверить, так ли это на самом деле?

Вообще говоря, научные открытия происходят последовательно и весьма постепенно, и, допустим, Ньютон даже вообразить не мог существования конденсата Бозе-Энштейна или, к примеру, квантовой жидкости – не имелось ещё предпосылок для того, чтобы подобное вообразить. А значит, не является ли безумная идея обнаружить то, о чём мы не подозреваем, всего-навсего попыткой перескочить через некоторое количество этапов познания мира? Очень на то похоже. Но возможно ли проделать такое? Ответ очевиден…»

Явная авантюра хоть чем-то занять мозг, похоже, зашла в тупик. Максвелл обвёл тоскливым взглядом беспросветное нутро забегаловки с вялыми, как несвежая рыба, посетителями (он буквально чувствовал исходивший от них отравляющий дух интеллектуальной апатии), выдохнул в голос.

– Так ведь попытка – не пытка… – справедливо рассудил он.

«Ну хорошо, вот мы сформулировали исходное допущение – теперь его необходимо проверить. Эксперимент, доказывающий или опровергающий наше допущение, мы провести не можем – опять же, в отсутствии материала для эксперимента. Аналогичная ситуация с наблюдениями – поскольку наблюдать-то, собственно, нечего. Возможный выход (сомнительный, но раз уж начал жечь – пали дотла) – снова заняться «творчеством»: сгенерировать необходимый объём информации – широчайший спектр предположений, в том числе самых невероятных, даже откровенных фантазий. Далее путём анализа попытаться выяснить, что сии данные объединяет, какие общие рамки, а уже исходя из результата – что может отсутствовать, оставшись за рамками. И добиться в итоге ответа на вопрос: какого принципиально значимого незадействованного аспекта не хватает в нашем взгляде на мир? Полученное знание, в свою очередь, позволит задать более направленные вопросы – хотя бы о методах выявления до сих пор даже не предполагаемого существования… чего всё-таки? Чего-то не просто непознанного, а лежащего до сих пор за гранью познания? Или вовсе непознаваемого?..»

Неизвестно, к чему таким образом пришёл бы оголодавший и вовсю самоедствующий интеллект, но дверь опять распахнулась. Мужчина лет тридцати пяти в костюме мотоциклиста и со шлемом в руках окинул взглядом зал и уверенно двинулся к столику Максвелла.

Подойдя, мужчина протянул руку.

– Зовите меня Рэй. Друзья обращаются ко мне именно так.

«Слишком молодой… – недоверием окатила Максвелла промелькнувшая мысль, и тут же вторая уцепилась за неё: – „Слишком“ – для чего?..»

Действительно – для чего? Что понадобилось от него этому человеку – Максвелл не представлял. Какого поворота событий сам Максвелл ожидал от встречи с незнакомцем? И этот вопрос он бессилен был прояснить.

Сотрудник кафедры теоретической физики местного – не последнего, надо сказать, по престижности! – университета, Максвелл не быстро, но вполне уверенно следовал стезёй научной карьеры. Например – почти свершившийся факт: вскоре после того, как, знаменуя начало нового года, на центральной площади традиционно коснётся земли хрустальный шар, его ожидало давно обещанное повышение. Так что же заставило востребованного специалиста ответить согласием на странное приглашение непонятно от кого, неизвестно зачем?

Странное ещё и тем, что Максвелл с недавних пор начал ждать чего-то подобного: некой встречи, поворотной точки. Сначала, уловив, должно быть, очень тонкие, едва заметные признаки, породившие в подсознании настолько же неясные отголоски, Максвелл не мог отделаться от внутреннего дискомфорта – он как будто чувствовал на себе чьё-то внимание. Затем Максвелла вызвал в свой кабинет ректор и представил высокому и высокомерному, как египетский обелиск, мужчине – не назвавшему своего имени сотруднику Правительственного отдела безопасности стратегических разработок. Представил и удалился бочком, а у Максвелла с агентом состоялся полный недомолвок разговор, в котором тот «настойчиво рекомендовал» Максвеллу отнестись с вниманием к предложениям, которые, возможно, поступят в ближайшее время, и незамедлительно передать их содержание агенту. Максвелл скоро позабыл бы этот мутный случай, но вот на днях…

«У меня есть к вам предложение, которое не оставит равнодушным ни одного учёного. Настоящего учёного, я имею в виду, суть стремлений которого – исследовать и создавать», – сказал ему уверенный голос по телефону. Важная деталь, заставившая Максвелла отнестись к звонку серьёзно: номер, на который позвонил ему незнакомец, был известен лишь небольшому кругу лиц – весьма неортодоксальных учёных, истинных энтузиастов науки. Всё это, надо сказать, интриговало…

Максвелл улыбнулся для проформы, поднялся и пожал протянутую ему ладонь – она оказалась крепкой и неожиданно горячей.

– Максвелл. Рад познакомиться. А я уже собирался вам звонить…

– О, номера уже не существует! – сказал, улыбаясь, назвавшийся Рэем и уселся напротив Максвелла. – Кроме того, я оставил телефон снаружи, вместе с мотоциклом. Не ношу электронику на важные встречи. Но всегда выполняю свои обещания. Кстати, могу я попросить вас отключить телефон и положить его в шлем? – мотоциклист указал на соседний стул, где устроилась чёрная глянцевая сфера.

Максвелл хмыкнул и через секунду раздумий всё-таки последовал просьбе Рэя – частично: телефон выключил, однако демонстративно убрал его к себе, во внутренний карман куртки.

– Ну пусть так, – с некоторой неохотой согласился Рэй.

– Теперь мы можем говорить? – спросил Максвелл, и оттенок иронии в его фразе, похоже, не ускользнул от внимания собеседника – по крайней мере тот растянул край губ в полуулыбке.

– Вам наверняка тесно в рамках одних лишь теоретических изысканий, вот что я подумал, когда изучил ваше досье, – взял с места в карьер Рэй.

– Ну… у меня ещё всё впереди. В конце концов, наша судьба во многом зависит от нас самих, – сказал Максвелл.

Незнакомец, однако, был прав.

– Ваши таланты требуют гораздо больше степеней свободы, чем определены занятиями теоретической наукой, – продолжил Рэй. – Обладание этими дополнительными степенями даст вам неимоверную скорость.

– Что, простите?

– Скорость конвертации теоретических построений в практику, в материальное воплощение. И если вы не станете замыкаться в мире одних лишь формул и цифр, это может кардинально изменить вашу жизнь.

– Но зачем мне… – начал было Максвелл – и остановился.

И снова незнакомец как в воду глядел – неплохо, видно, «изучил досье»: именно этого Максвелл и желал на самом деле – изменить свою жизнь. А всё, чего, оказывается, не хватало ему для решающего поступка, – не размышлений и анализа ситуации, не раскрытия истоков этого своего желания, не планирования действий, в конце концов, – нет! – не хватало всего лишь предлога! Вот и обнаружилась действительная причина того, почему на самом деле Максвелл явился на совершенно невнятную встречу! Он вдруг так ясно понял это, что не удержался от усмешки: как не дошло до него раньше? Ну что ж, пусть этот «Рэй» для начала раскроет свои карты, а там…

– Вы что-то хотите предложить? – задал он прямой вопрос.

Рэй широко улыбнулся – в глазах хитринка.

– Слишком торопиться тоже нехорошо. Для начала я предлагаю выпить по чашке кофе. Вы же любите кофе? – полуутвердительно спросил он. – Знаете, я вот всегда любил чай, но с некоторых пор пристрастился к его альтернативе. Сей ароматнейший напиток бодрости помогает мне принимать решения. Делать выбор, минимизируя случайность. Такой вот менетекел… К тому же здесь подают кофе в нормальной посуде. Берите, я угощаю.

Рэй подозвал крутившегося рядом официанта и сделал заказ.

– Я физик, я знаю, что такое выбор, – дождавшись внимания собеседника, сказал Максвелл. – И что такое случайность.

– Знаете? – в мнимом удивлении приподнял брови Рэй. – Ну, это пока случайность и необходимость сделать выбор не коснулись вас лично!

– Несомненно, я многого не вижу и потому что-то упускаю… однако это ведь не случайность, что вы пригласили на встречу именно меня? – спросил Максвелл, ожидая в ответ объяснений.

– Это – нет, – и Рэй расплылся в лукавой улыбке.

Принесли кофе. Рэй сказал официанту что-то по-испански – тот рассмеялся, покивал и ушёл обслуживать другого клиента.

Рэй обхватил чашку ладонями, посидел так, глядя на тёмную, исходящую душистым паром поверхность, словно высматривал в ней что-то… Наконец, поднёс чашку к губам и сделал глоток. Поставил чашку на стол. Максвелл наблюдал за этим ритуалом не вмешиваясь.

– Вы верите в Бога? – вдруг огорошил его вопросом Рэй.

– Ну, строго говоря… верю в научные доказательства. Таковых, однако, в отношении Бога не имеется.

– Прекрасно. Мне не нужны в проекте верующие – как в Бога, так и в Его отсутствие. Мне требуются максимально объективные, аналитические умы.

Самомнение нахала вызвало у Максвелла внутреннюю усмешку. Но тому, видимо, было не впервой индуцировать у собеседника подобную реакцию, и он легко угадал проскользнувшее на лице Максвелла недоверие, понимающе кивнув.

– Как вы думаете, – ни капли не смутившись, продолжил Рэй, – можно ли доказать существование Бога с помощью науки?

– Это проверка? – Максвелл вскинул брови. – Странная, однако. Любой школьник знает, что такое принципиально невозможно, и если вам пообещают обратное…

– А если отбросить все «школьные» знания и просто представить, как бы это можно было осуществить?

– Я думаю, если вы задаёте подобный вопрос, вам должен быть известен термин «космологический аргумент». Надеюсь, вы понимаете, что это всего лишь рассуждения, которые при желании легко опровергнуть? Наука в принципе не может ни подтвердить факт наличия Бога, ни оспорить…

– …А гипотеза, которую нельзя проверить доступными учёным способами, ими же считается ненаучной! – перехватил инициативу Рэй. – Теперь вы меня проверяете, Максвелл? Знаете, были времена, когда наука и вера не спорили друг с другом и не игнорировали, как, например, сейчас. Сама формулировка о наличии причины существования Вселенной, внешней по отношению к самой Вселенной, – это ведь формулировка именно научная, из тех самых времён. Слабой, правда, её стороной является то, что критерием истинности «космологического аргумента» выступает человеческое сознание, которое не в состоянии охватить настолько масштабные понятия, как Вселенная или Бог, а следовательно, подобные рассуждения не могут считаться неоспоримым доказательством существования Создателя. Однако и противоположного эти рассуждения тоже не доказывают. Как видите, я не идиот и не религиозный фанатик.

Максвелл скептически хмыкнул.

– Ну а вы, Максвелл, – не фанатик ли от науки? – отплатил Рэй той же монетой. – Всё же вы так цепляетесь за «школу»!

– Я просто опираюсь на знания. А что касается веры – я верю в объективную реальность, подтверждённую неоднократно проверенными знаниями о мире.

– Прекрасно! Именно этого я от вас и ждал! Я ведь и сам такой… О, сколько сомнения в ваших глазах, Максвелл! Ну… я бы и сам не поверил когда-то… Но – ближе к делу. Вы, конечно, в курсе, что в научной среде сейчас говорят о близком открытии пятой фундаментальной силы, наравне с гравитационным, слабым, электромагнитным и сильным взаимодействиями? Новый элемент реальности, о котором и не подозревал никто, проявляется на наших глазах! Наш взгляд на Вселенную расширяется! Так почему бы не сказать так: Создатель – это фундаментальная сила, главная и единственная. И вот вам теперь вызов как учёному – обнаружить эту силу!

Максвелл разочарованно выдохнул. Ну а на что, в самом-то деле, он рассчитывал? Вот явится Санта и заключит с ним контракт мечты? К тому же, если подумать, сделки – епархия отнюдь не этого представителя массовой культуры с богатым религиозным прошлым, а скорее его антипода. Впрочем, мотоциклист равно не тянет ни на Санту, ни на Сатану…

– Обнаружить некую сущность, чудесным образом заменившую отсутствие всего – наличием всего? Я правильно понял? – проговорил Максвелл таким тоном, чтобы отнявший у него столько времени шарлатан уяснил всю тщетность своих потуг в отношении него, в чём бы те ни заключались.

– А чем лучше возникновение всего из бесконечно-плотной точки? – отнюдь не смутился Рэй.

– Ну, знаете… Даже и объяснять как-то…

– Вас, видимо, смущает наличие разума и воли у первопричины этого события. А своих разума и воли вы стесняетесь так же? Нет? Но в чём разница? Почему вы считаете допустимым наличие самоосознания лишь у себя, представителя человеческого рода? Не слишком ли самонадеянно для только что появившегося, по меркам продолжительности жизни Вселенной, существа? Вы же не думаете, я надеюсь, что человек окончательно достиг вершины эволюции?

– Эволюция – длительный процесс, кто же спорит, – снизошёл до согласия Максвелл. – Однако самоосознание – не причина её, а результат.

– А вам никогда не приходило в голову, что самоосознание – это не конечный результат, а только начало эволюции разума? А возможное его продолжение, к примеру, – осознание наличия самоосознания у Вселенной?

– Ну, нам ещё многое предстоит выяснить и о себе и о мире, в котором родились и эволюционируем, – нехотя произнёс Максвелл, – но ваши утверждения о сверхсуществе в начале зарождения мира, они, знаете ли, как минимум…

– Не делайте поспешных выводов, вы же человек науки, – разглядел собеседник выражение лица Максвелла. – Выслушайте меня до конца. И пейте кофе, – Рэй кивнул на нетронутую чашку.

– Пока что я услышал лишь семантические манипуляции, – покачал головой Максвелл.

– Ну хорошо… – Рэй на секунду задумался. – Вы, Максвелл, и теоретик, и практик. Один из методов в вашем арсенале – мысленный эксперимент. Давайте проведём один? Представьте, что вера и наука оставили распри. Вера подтолкнула знание к действиям, а те превратили главный постулат веры в объективную реальность – учёным удалось создать аппарат, который таки добыл доказательство существования Творца…

– Фантастика. Причём совершенно антинаучная.

– И всё же представьте, что это не фантастика. Представьте, что людям уже не надо верить – они знают! Всё человечество знает, целиком! Споры на тему существования Бога позади! Да, начнётся нелёгкий переходный период, когда всем необходимо будет привыкнуть к новой реальности – даже верующим. Но зато после…

– Вы считаете, это то, что им нужно, – Максвелл поворотом головы указал на посетителей кафе, – верить в Высшую сущность?

– Хотите, спросим?

– Уверен, что ответы будут не в вашу пользу, – Максвелл снисходительно улыбнулся.

– Вот именно! А знаете, почему? Они никогда по-настоящему не всматривались в небо!

– Их совершенно справедливо волнуют реальные проблемы, а не абстрактные Небеса.

– И снова – почему?

– Ну и почему же?

– Им не с чем сравнивать! Им не из чего выбирать!

– Так чего вы хотите добиться, Рэй? – Максвелл начал терять терпение.

– Дать людям надежду.

– На что?

– На то, чего они достойны: на уважение, гармонию и развитие – на лучший мир! Надежду – а затем и уверенность!

– Судя по вашему виду, вам и так неплохо живётся. Однако голод далеко не побеждён, как и смертельные болезни. Посмотрите новости: что ни день – то ураган, или потоп, или засуха, а то и вовсе пандемия. Да, пожалуй, и телевизор смотреть не нужно – помните недавние подземные толчки? Дома, поля, дороги, электростанции – сколько всего разрушено, сколько пострадавших? И сколько их будет ещё, когда потеря урожая и дефицит электроэнергии дадут о себе знать? Восстановить разрушенное, выплатить пособия и компенсации, смягчить рост цен на продукты… – Максвелл покачал головой. – А вот ещё: буквально саранчовое нашествие самых… э-э… как бы помягче… причудливых сект, виной которому недавние поправки к законам. Ну и терроризм, опять же… Так вот, если вы хотите «лучшего мира» – не стоит ли начать с решения этих, более насущных, проблем?

– Вы ловко меня поддели, – Рэй скривил угол рта и кивнул. – Прямо времена пришествия антихриста обрисовали.

– Но разве это не правда – то, что я сказал?

– Я ценю вашу приверженность правде, Максвелл. И, раз так, предлагаю взглянуть на неё шире. Крайнее социальное расслоение, голод, болезни, загрязнение окружающей среды и прочее, прочее… – всё верно, эти бичи современного мира хорошо освещены, их видят все. Главная же опасность скрыта в другом: богатые или бедные, здоровые или больные – подавляющая часть человечества не стремится ни к чему, кроме сытости и личного комфорта. Дело в том, что, открестившись от принадлежности к животному царству, человечество в то же время не имеет чёткой, не основанной на животных инстинктах идейной базы, включающей в себя цель и пути движения к ней. И вот, несмотря на невероятные научные достижения, едва поднявшись над уровнем прочих приматов, человек неуклонно скатывается обратно к первобытному идеалу: набить поплотнее брюхо и ничего при этом не делать и не замечать. Наш невероятный мозг, способный вместить знания об устройстве Вселенной, подчистую проигрывает желудку! Человек как вид, оказавшись на высшем уровне трофической сети и провозгласив себя царём горы, без возможности двигаться вверх балансирует теперь на грани деградации! Таким образом, невидимый большинству кризис – кризис обоснованного понимания мироздания, места человека в нём и его, человека, дальнейшего развития, – таит для нас сейчас значительно большую опасность, чем голод, болезни и даже терроризм. В то же время, реши мы его – и остальные проблемы без особого труда будут устранены.

Рэй перевёл дух – Максвелл ждал.

– Вы и без меня, Максвелл, должны понимать, что для стабильного существования и развития цивилизации необходима крепкая мировоззренческая основа, – продолжил Рэй. – Ещё совсем недавно роль подобной основы и духовного стержня выполняла религия. Однако теперь она, пропитавшаяся на пути своего существования «ценностями» рабовладения и феодализма, уже не может поддерживать изменившееся глобальное мироустройство. Помимо того, всеобщий доступ к информационным ресурсам – информационная независимость личности – не оставляет ей шанса. Таким образом, прежний фундамент цивилизации практически утрачен, вытеснивший его – научный – не сформирован должным образом, пребывая на уровне тех же религиозных мифов. Теоретически, в условиях единого информационного поля человечество само могло бы договориться, как ему существовать дальше, однако – всё те же первобытные, шкурные интересы….

– Для того и создан Комитет глобального планирования, чтобы…

– В отсутствие объединяющей всех цели, добровольно и осознанно принятой всеми идеологии мы никогда друг с другом не договоримся. Комитет это понимает, но ему нечего предложить.

– А вам, значит, есть, что предложить. И итог реализации этого предложения – «золотой век», вы это хотите сказать?

Рэй проигнорировал очевидный сарказм Максвелла.

– Мир без войн! Мир без рабства! Мир без унижений! Ясное понимание своей сути, своего места в мире и своей цели! – с убеждённостью отчеканил он.

– Утопия… – покачал головой Максвелл.

– Отнюдь. Предпосылок более чем достаточно – но «всё в конечном итоге зависит только от нас самих», ведь так? Это же ваши слова?

Максвелл снова обвёл взглядом посетителей ресторана (столики были заняты уже почти все, словно разговор о судьбе и надеждах человечества притягивал его представителей какой-то неведомой и неодолимой силой), всмотрелся в лица… Маленькая девочка неожиданно улыбнулась ему.

– Хм, ну допустим, – как будто согласился Максвелл. – А наука? Что после… кхм-м… обретения Бога будет с ней?

– А что с ней может случиться? Всё так же будет познавать мир во всех аспектах проявления Создателя. Изменится только концепция её развития, появится чёткая база, непререкаемая основа, независимая от чьих-либо желаний и взглядов, и – понимание невероятного уровня ответственности за всё содеянное. Вот на этой основе, на этом фундаменте и будет стоять наука и всё, что с её помощью станет создавать человек, все его действия и бездействия. Появится чёткая моральная граница, которую человечество уже не сможет игнорировать – и тем более перейти! Такой вот менетекел!

– Но это только в случае положительного результата, – Максвелл пожал плечами. – А вот вам то, что и представлять не надо: доказательство не будет найдено.

– У меня есть все основания быть уверенным! Однако это только моя личная уверенность, я же хочу поделиться своей убеждённостью со всеми. И, как вы понимаете, проповеди – не вариант.

– Видите ли, Рэй, в любом случае необходима чёткая теоретическая основа – которой наука на данный момент не располагает. Да и в принципе не может…

– Вы говорите о бессилии науки, Максвелл? А как же ваш дух исследователя? Что ж, придётся, наверное, мне, профану, помочь вам, эксперту! – Рэй глянул с усмешкой, Максвелл хмыкнул в ответ. – Ну, давайте посмотрим, что можно предложить, исходя из современных научных представлений о Вселенной… М-м… Я бы, например, обратил внимание на тот факт, что всё в мире – сам мир – стремится принять наименее энергозатратное и наиболее просто достижимое положение – то есть рассыпаться в прах. Так что же, какая сила заставляет материю организовываться и усложняться, занимая при этом столь «невыгодное» положение? Положение весьма и весьма неустойчивое, без внешней силы не достижимое?

– Существуют объяснения…

– Предположения, без внятных доказательств.

– Всё впереди. Возможно даже, что неоткрытый пока закон…

– Закон механический, безличный – или Закон, обладающий собственной волей?

– Закон есть закон… – неуверенно проговорил Максвелл.

– Неужели у вас нет никакого желания выяснить?

– Уф-ф… – Максвелл помотал головой. – Я вот никак не пойму вас, Рэй. Вы вроде бы верите… простите, убеждены в существовании Бога. И в то же время настолько доверяете науке…

– Наука многое может. И она должна использовать все свои возможности, чтобы в самом скором времени выложиться по полной и таки найти следы Создателя, пусть для этого придётся один за другим обыскать все уровни Мироздания. Да хоть вверх дном перевернуть!

– Перевернуть, чтобы вытряхнуть на свет божий, простите за каламбур, того, кто этот свет сотворил? Разве вы не считаете, что, манипулируя по собственному произволу законами природы, человек идёт против Него?

– Законы природы – чисто технический аспект Мироздания. Используя данные нам Создателем способности, мы находим лазейки на технические этажи, с которых не только открывается вид на внутреннее устройство Вселенной, но и возможность манипулировать этим устройством – в разумных пределах, конечно.

– Вы рассуждаете странно, Рэй. Я бы сказал, как учёный, но всё же…

– Но всё же мы отвлекаемся от темы. Поиск Создателя.

– Ну хорошо, хорошо, – сдался Максвелл: день всё равно был потерян. – Пожалуй, это даже забавно… Что если начать от противного? Бог существует. Где он в таком случае находится?

– Ну, скажем, на Небесах.

– Небеса – что это? Иная размерность нашего мира? Или совершенно иной Мир – вне нашей Вселенной?

– И ещё один интересный вопрос: как этого Мира достичь? Как заглянуть на Небеса – в область, где можно воспринять Создателя непосредственно?

– С научной точки зрения? – всё ещё не веря в то, что поддался на явную провокацию, спросил Максвелл.

– Вы же человек науки, – усмехнулся Рэй.

– Что ж… Создатель, значит… Создавать, в фундаментальном смысле, – значит делать окружающий мир более упорядоченным. Можно предположить, что уровень упорядоченности по направлению к подобному источнику будет увеличиваться, а уровень хаоса, соответственно, уменьшаться… И если взять этот след… Правда искать придётся не из нашего трёхмерного мира – так мы ничего не найдём, увидим всего лишь общий, ничего конкретного не утверждающий эффект. Та же история, что и с расширением Вселенной: процесс происходит в каждой точке пространства, и направление на источник Большого взрыва принципиально невозможно определить… В то же время для математики подобных ограничений нет, и если выявить комплекс эффектов в физике Вселенной, на который следует обратить внимание, то по ним, как по узловым точкам кристалла, можно попробовать выстроить модель самого кристалла… Затем рассчитать вектор…

– Вот видите, для вас нет ничего невозможного, Максвелл! – то ли в шутку, то ли всерьёз восхитился Рэй. – Вы почти обнаружили…

– Отнюдь. Для обнаружения понадобится специфическая «ищейка», которая «возьмёт след». М-м… Вам знаком термин «демон Максвелла»? Переосмысливая второе начало термодинамики, Джеймс Клерк Максвелл предложил мысленный эксперимент, в котором использовал некую вспомогательную сущность, сортирующую молекулы по определённому признаку и уменьшающую тем самым энтропию окружающего пространства. Нам понадобится похожий «демон», только второго рода – способный обнаружить изменения уровня упорядоченности во Вселенной и отследить источник – «демона» первого рода.

– Вот вам и очередное подтверждение истины, что решение открывается тому, кто его ищет!

– Погодите радоваться, Рэй. Это вовсе не решение. Это даже не гипотеза или мысленный эксперимент – всего лишь общие рассуждения…

– Теперь погодите вы, Максвелл. Вы уходите в сторону. Не будем пока тормозиться о детали, давайте дальше. Допустим, «ищейка» указала нам нужное направление – теперь новая задача: переместиться к обнаруженному источнику.

– Уф-ф… Ну-у… даже не знаю, что сложнее…

– На основании теории изготовить устройство… – подсказал Рэй.

– Вы знаете, сколько энергии сжирает коллайдер? А он имеет дело всего лишь с отдельными частицами! И я уже прямо сейчас могу сказать, что для работы подобного рода устройства необходимо огромное… нет, не огромное – невероятное количество энергии! Ну вот если навскидку…

Максвелл быстро почеркал ручкой в блокноте. Остановился, нахмурился и взялся что-то высчитывать более тщательно. Наконец он отложил блокнот, взглянул на Рэя.

– Видите ли, что получается… М-м… Вопрос-то стоит даже не о том сколько, а – откуда? Мы не можем изъять такое количество энергии из нашей области Вселенной без того, чтобы не повысить в ней критически уровень энтропии, что грозит распадом находящейся в этой области материи… м-м… вплоть до фундаментальных частиц, пожалуй.

– Ну а если взять необходимое из другой вселенной?

– Я просто… – Максвелл взялся за голову, взъерошил волосы, покачал головой. – Я… – и фыркнул, рассмеялся. – Я восхищён, Рэй, с какой наивной лёгкостью профана вы оперируете космически-масштабными понятиями!

– Ну а всё-таки?

– Всё-таки?! Другая вселенная?! Никто пока не открыл ни одной!

Бородатый мужик в бейсболке, привлечённый слишком громким возгласом, уставился на Максвелла мутным взором.

– Значит, надо создать такую вселенную, – заявил Рэй.

Бородач с энтузиазмом кивнул.

– Уф-ф… Да вы же меня разыграли! – осенило Максвелла, и он снова расхохотался, однако, наткнувшись на пристальный взгляд Рэя, поперхнулся, захлопал глазами. – Это невозможно! По крайней мере при нынешнем уровне знаний… – и вдруг задумался. – М-м… Но если поразмышлять… Рассмотреть пару идей…

Он что-то порисовал в блокноте, вырвал и смял страницу, снова принялся рисовать. Рэй не торопил, отхлёбывал маленькими глотками кофе, наблюдая.

– Ну-у… – Максвелл вырвал ещё один листок и уставился в него с сомнением. – Опять же, потребуется чёртова уйма вложений…

Рэй отставил чашку.

– Об этом не беспокойтесь. Ваш ресурс – интеллект, мой – доверие. И не стоит недооценивать мой ресурс. Я достану всё, что будет необходимо.

Максвелл, уже с удивлением, даже с толикой страха, воззрился на собеседника, будто тот – джинн из волшебной лампы! – возник перед ним только что прямо из ничего.

– Да вы всерьёз? Это же… – он помотал головой, развернул, взглянул и снова скомкал опальный набросок. – Это всего лишь интеллектуальная акробатика, игра ума!

– И я готов всеми доступными мне средствами поддержать эту игру.

– Вы действительно не шутите… – до крайности огорошенный этим «открытием», выговорил Максвелл.

– Но только одно условие, – Рэй наклонился вперёд, глаза блеснули. – Начать надо прямо сейчас!

И он слегка прихлопнул ладонью по столу.

***

«…Начать надо прямо сейчас!»

Сидевший в машине неподалёку от ресторанчика ничем не примечательный мужчина болезненно сморщился и вскинул руку к затылку, как будто его кто-то ударил. Он подержал ладонь на голове, то ли усмиряя боль, то ли прислушиваясь к чему-то внутри себя, затем осмотрелся одними глазами. Почесал ухо и незаметно спрятал в карман оказавшийся в пальцах наушник. Повернул ключ зажигания. Невзрачный лендровер с забрызганными грязью номерами стронулся с места и ловко влился в общий автомобильный поток.

Четыре…

…цвета окрасили мир: лазурный, белый, грязно-бурый и серо-голубой. Четыре цвета – две пары стихий: вверху небо с палящим солнцем посерёдке, внизу далёкий океан и – горы!

Измятый, весь в гребнях и складках, куда ни глянь морщился каменный покров Земли. Можно было подумать, что в далёкие времена, когда камень был молодым и податливым, некий могучий и голодный зверь тащил и тянул с бедной планеты шкуру, хватая как попало, сминая, разрывая – пытаясь добраться до нежной и сочной сердцевины. Возможно, тогда ему это всё-таки удалось: в подёрнутой нежно-голубой дымкой дали истерзанная поверхность обрывалась окончательно, неровными лоскутами сползая в океан.

Гул двигателя и вибрация перемалывающих воздух винтов наполняли кабину списанного армейского коптера, а заодно и всё тело Максвелла, дрожью. Несмотря на шумоизоляцию, было полное ощущение, что сидишь внутри барабана. А за бортом «барабана»… Максвелл поёжился, глядя в окно.

«Застывшие в камне сотни миллионов, миллиарды лет, – размышлял он. – Слепок вечности. Творение стихий. А ведь время, пожалуй, тоже стихия! Созидающая, разрушающая… Интересно, какой её цвет?»

Максвелла озадачил этот неожиданный вопрос, но то, что не отпускало его взгляд, полностью владело и мыслями.

«Удивительно. Красиво и страшно. И снова удивительно: сколько ни постигало Землю катастроф, казалось бы необратимо-смертельных для всего живого, а всё ж таки появился на ней человек – зацепился, выжил! Сейчас вот опять замаячила подобная опасность: недалеко от Земли должен пронестись „убийца планет“. Сколько их ещё там, в запредельной космической бездне, этих намертво привязанных к своим орбитам и ожидающих только случая сорваться с привязи небесных камней?.. Случая?! Случайностей не бывает! И человек тоже, говорят, существует отнюдь не случайно…»

Максвелл любил эти рейсы к «большой земле» и обратно: любил неспешные размышления – в какие непредсказуемые дали и глубины, бывало, заносили они! – любил застывшую в камне невероятную прорву времени, любил неуёмную дрожь – эту сжимающую сердце смесь восторга и страха! Те же чувства – восторг и страх, будто смотришь вниз с огромной высоты, он ощущал и при мысли о том, что должно было произойти на задворках этого искорёженного древним катаклизмом края в ближайшие дни.

Коптер заложил вираж, огибая скальную гряду, и взгляду открылась узкая долина, выходящая к побережью.

– …На берегу океана, чтобы брать воду для охлаждающего контура. Именно ради этой цели возведена насосная станция с резервуарами и опреснителем, – сидевший впереди Рэй указал своему соседу, доктору Матиасу Химмельману, на ряд серебристых, выглядевших с высоты совсем игрушечными, цилиндров. – Там, – он снова ткнул пальцем, – жилые модули для персонала и их семей, лаборатория, медпункт…

Максвелл не был знаком с Химмельманом, да и не слышал ни от кого этого имени до сих пор. Рэй появился с доктором прямо перед вылетом и едва успел их с Максвеллом познакомить. И позже, когда коптер оторвался от земли и взял курс на «исследовательскую лабораторию», как безлико-расплывчато именовался строжайше засекреченный объект «в миру», тоже ничего не рассказал о нём толком, лишь обронив между прочим: «Мой очень давний приятель. Нас многое связывает». Высокий, с проницательным взглядом, доктор Химмельман не чертами своими, а общим впечатлением напомнил Максвеллу его собственного знакомого, тайного, – того агента из Правительственного отдела безопасности стратегических разработок…

– А там что? – спросил Химмельман. – Сверкает, как огранённый алмаз!

– Кто-то из сотрудников попросил устроить оранжерею – не с практической целью, а скорее ради удовольствия покопаться в земле, вырастить какой-нибудь необыкновенный экзотический цветок, угостить товарищей свежими овощами прямо с грядки. Многие поддержали просьбу, и я согласился. Людям надо отдыхать, расслабляться. Кроме того, мы поощряем содержание домашних животных. Забота о зависимых от тебя существах не только стабилизирует психику, но и поддерживает в тонусе важные социальные качества человека, что весьма не лишне здесь, в отрыве от цивилизации, а нас ведь тут больше сотни – самая настоящая община! – Рэй улыбнулся. – Ну и… мы можем себе это позволить. Оранжерею, я имею в виду.

– Не боитесь разориться на счетах за электричество? – пошутил Химмельман, должно быть разглядев опоры линии электропередачи с нитками кабелей, наподобие гитарных струн протянувшихся между ними.

– У нас собственная электростанция, дальше, в глубине массива. Шутки шутками, но ты не представляешь, сколько потребуется энергии на период испытаний! Каждый запуск – как небольшой атомный взрыв! Но дальше – проще…

– Погоди-ка… – не дослушал Химмельман. – Это… то самое?

Пологий купол, словно провалившееся под землю яйцо, от которого снаружи осталась виднеться только макушка, скромно белел своей матовой скорлупой в стороне от сверкающего на солнце кристалла оранжереи.

– То самое, – кивнул Рэй. – То, что мы видим – защитный кожух, точнее – надземная его часть.

– Не сказать, что на вид впечатляет… А почему под землёй? Ведь это дополнительные сложности и, соответственно, расходы? В целях маскировки?

– Маскировка тоже, конечно… Но больше на случай аварии.

– И насколько велика вероятность аварии? – заинтересовался Химмельман.

– Никто не знает, что ждёт там, вовне нашего мира… Вернее, – поправился Рэй, – каковы будут эффекты взаимодействия наших технологий с неизвестной нам средой, последствия контакта нашего мира с тем, что вне его…

– Ты боишься, что… кхм-м… то, к чему так стремишься, не примет тебя?

Рэй задумался.

– Я много размышлял об этом, – произнёс он, наконец, – и ни к чему конкретному в итоге не пришёл. Просто подобного ещё не бывало – мы первые. И никто не знает… – Рэй покусал губу, качнул головой. – Никто…

– Так надо ли…

– Надо, Мэт. Уж в этом я уверен.

Химмельман вздохнул, ничего на это не сказав.

– Не зная, чего ожидать, мы постарались предпринять некоторые меры предосторожности, – счёл необходимым дать пояснения Максвелл. – Собственно, идею предложил Рэй. Три сферических базальт-бетонных капсулы одна в другой, наподобие китайских «шаров дьявола», соединены между собой так, чтобы, в случае любой критической нештатной ситуации, перемычки между ними разрушились и сферы оказались бы независимыми друг от друга, обеспечив тем самым полную изоляцию того, что внутри.

– Похоже на ловушку, – сказал Химмельман.

– Ловушку? Нет, мы больше опасаемся взрыва, аннигиляции или подобного…

– Больше, чем чего? – Химмельман повернулся и уставился Максвеллу в глаза.

– Это всего лишь предосторожность, Мэт, – Рэй успокаивающе похлопал доктора по плечу, и тот отвернулся.

Только теперь Максвелл понял, что сидел какое-то время под взглядом Химмельмана совершенно оцепенев. Он потряс головой, размял окаменевшие мышцы шеи.

– А вы знаете, – думая о чём-то, проговорил Химмельман, то ли к одному Максвеллу обращаясь, то ли к обоим своим попутчикам сразу, – в древнем Китае существовала связанная с «дьявольскими шарами» легенда. Один мастер, раб своего господина, дабы выкупить себя из неволи и обрести свободу, решил воспользоваться помощью демона, который и научил его, как создать немыслимый шедевр – шар-загадку. Однако господин не захотел отпускать столь ценного умельца… Хм-м… В итоге мастер был убит, так и не получив свободы. Более того, его душа оказалась заточена в собственном изделии.

– Ну… – не зная, чем ответить на этот пассаж, Максвелл пожал плечами, – мы не в древнем Китае, слава богу…

– Так что же внутри? – запоздало поинтересовался доктор Химмельман.

– Машина, – ответил Рэй. – Которая доставит того, кто будет находиться в зоне переноса, прямиком к Создателю и обратно.

– На самом деле всё несколько сложнее, – не смог удержаться от комментария Максвелл. – Происходит не столько перенос, сколько конвертация…

– Вот так вот просто – «машина»? – не стал вникать в детали Химмельман.

– Секретность, Мэт. – ответил Рэй. – Мы ничего из принципиально значимых вещей не называем своими именами. Табу. Прямо как в языческие времена, – Рэй хохотнул, – только причина иная.

– И как же… э-э… и как же это всё работает?

– Максвелл расскажет тебе. Я вижу, ему невтерпёж, – Рэй повернулся к сидевшему позади Максвеллу и кивнул ему с усмешкой. – Это его детище.

– Мои маленькие демоны только входят в жизнь, делают первые шаги, – с ответной, несколько натянутой, улыбкой произнёс Максвелл.

– Демоны? – удивился Химмельман.

– У Максвелла сын, скоро год, – пояснил Рэй. – И мы не всегда понимаем, когда Макс говорит о машине, а когда о Дэймоне – это имя сына. Он обожает обоих.

– А сколько сейчас Альберту? – спросил Химмельман у Рэя.

– Скоро десять, представь себе! Ты увидишь его и Мэй, если задержишься на пару недель: я обещал показать им здешние горы и океан – это гораздо круче забитых туристами субтропических пляжей, куда они так рвутся каждый год.

Химмельман широко улыбнулся.

– Я бы дождался, дружище, но что мне делать здесь целых две недели? Так что там с… – обратился он уже к Максвеллу.

– Сейчас не слишком удобно, – позволил себе маленькую месть за уязвлённое самолюбие Максвелл. – Давайте позже, на земле.

Химмельман кивнул, кажется не заметив едкого тона. Рэй тоже решил не настаивать – глянул коротко на Максвелла и продолжил экскурсию:

– Первые испытания будем контролировать из внешнего центра управления, временного, на период пуско-наладочных работ. Во-он там, за скальным выступом, видишь? Небольшая такая, приземистая бетонная коробка с антенной спутниковой связи.

Химмельман вроде бы снова кивнул, хотя причиной кивка могла оказаться очередная воздушная яма – специфика восходящих и нисходящих воздушных потоков в горных районах, к тому же вблизи побережья.

– Нас ждут три этапа испытаний, – говорил между тем Рэй, – и машина выйдет на проектную мощность. Сейчас запуск, «прогрев», проверка систем. Коррекция и отладка по итогам. Затем ещё раз и ещё – всё должно быть безупречно, ошибки недопустимы. Если испытания пройдут успешно, можно приступать к реализации программы, первым пунктом которой идёт сбор данных из места назначения, затем – отправка зонда, а после… Уф-ф, даже не верится… А после, наконец-то, наступит черёд основной фазы. Началом её станет этап «Соло».

– Отправка человека? – Химмельман, казалось, был не столько удивлён, сколько встревожен.

– Верно.

– Ты считаешь, это действительно необходимо?

– Выход в околоземное пространство был, несомненно, скачком для человечества, так же, как и последующая высадка на Луну, затем на Марс… Но достаточно уже скакать по кочкам, как лягушки в болоте! Теперь у нас есть кое-что получше, чем нелепые детские кораблики, переделанные из феерверков и консервных банок, – у нас есть крылья! Космос – просто бескрайняя лужа! Небеса – вот куда на самом деле стоит стремиться!

Химмельман промолчал. Максвелл не видел лица доктора и не мог предположить, о чём тот думает, но, судя по тому, как резко он прекратил разговор, мысли его не были полны того же энтузиазма, что распирал Рэя.

Наконец, Химмельман снова заговорил – задумчиво и, как всё ещё казалось Максвеллу, с тревогой:

– Неужели это реальность? Даже трудно поверить…

– Три года – просто невероятный срок для такого, – по-своему понял слова Химмельмана Рэй. – Подобные проекты воплощаются в течение десятилетий. У нашего, однако, есть безусловное преимущество: мировые ресурсы, лучшие специалисты и все накопленные человечеством знания – без ограничений. За всю историю цивилизации подобных вложений ещё не бывало!

– И подобного уровня секретности, по-видимому, – добавил Химмельман.

– Секретность беспрецедентная, верно. Причин тому много, но если объяснить одной фразой: всему своё время. И лишь благодаря исключительному таланту Макса, – Рэй повернулся к Максвеллу с улыбкой, – это время наступит очень скоро: машина в его интерпретации оказалась не так уж сложна. Большая часть срока ушла на создание защитных сфер…

Рэй умолк, не договорив: долина за окнами съехала набок, и пассажиры невольно схватились за подлокотники кресел. Описывая пологую дугу, коптер пошёл на снижение.

На посадочной площадке, придерживая рукой кепи, к прибывшим быстро пошагал ожидавший поодаль начальник службы безопасности. За ним поспешил, срываясь на бег, глава инженерной группы.

– В принципе, у нас всё готово, – не поздоровавшись, с места в карьер взял главный инженер, умудрившись-таки обогнать безопасника. – Можно поужинать и отдохнуть, а завтра, прямо с утра…

– Я не голоден, – сказал Максвелл.

– А я, боюсь, не засну… – добавил Химмельман.

– Это доктор Матиас Химмельман, – спохватился Рэй, – которого я пригласил наблюдать запуск.

– Мэтью, – кивнул Химмельман.

– Питер, – шагнул к доктору главный инженер, протянув руку. – Питер Подвижник. Командую, так сказать, экипажем машины боевой.

– Хорошая фамилия, – краем губ усмехнулся Химмельман. – Достойная праведных начинаний.

– Вы знаете русский? – удивился главный инженер.

Он задержал ладонь Химмельмана в своей, ожидая от того пояснений, и, не получив их, озадаченный, отшагнул обратно. Начальник службы безопасности, всё это время глядевший на незваного гостя с подозрением, не представившись, неохотно пожал Химмельману руку.

– В таком случае, – подытожил Рэй, – если никто не против, то по чашке кофе – и начнём. Командуйте, Питер.

Главный инженер замялся, взглянул на безопасника. Тот хмуро доложил:

– Прямо сейчас не получится: матрицу детектора ещё не доставили.

– Почему задержка, Айзек? – удивился Рэй. – Матрица должна была прибыть час назад.

– Выясняем. Пока нет внятной информации… – ответил безопасник.

– Что значит «нет информации»?

– Коптер не прибыл, и я связался с пунктом отправления. Транспорт вылетел в соответствии с планом. В данный момент поисковая группа отрабатывает маршрут.

– Почему мне не сообщили?! – повысил голос Рэй.

– Вы сами приказали сохранять радиомолчание во время рейсов, – подобрался, готовясь к взбучке, Айзек.

– Тьфу… Ладно. Тогда ждём. И держите меня в курсе!

Начальник службы безопасности кивнул, однако отнюдь не облегчённо, и в этот момент в его нагрудном кармане раздался сигнал. Айзек вынул тактический коммуникатор, прочитал сообщение и стал ещё мрачнее.

– Перевозивший матрицу коптер был атакован и сбит, – напряжённой скороговоркой произнёс он. – Мы потеряли пятерых…

– Что с матрицей?

– …Трое, по-видимому, после падения остались живы, в их числе и курьер. И все были застрелены в упор. Курьеру, к тому же, отстрелили кисть…

– Айзек… – угрожающе проговорил Рэй.

– Кейс отсутствует, – выпалил тот.

Рэй побледнел, губы его дёрнулись…

– Нужно было организовать нормальную охрану! – взорвался Айзек. – В том числе для сопровождения людей и грузов! Я говорил это всегда, и каждый раз моё мнение игнорировалось! Чтобы обезопасить территорию с воздуха, требуется минимум четыре ракетных установки – и это ничто по сравнению с затратами на машину! Вы же разрешили установить только одну, и ту законсервировали! И коптеры, кстати, тоже требуют соответствующей оснастки! Как минимум, оборонительного характера!

– Больше людей – сложнее сохранить секретность, – не сводя обжигающего взгляда с безопасника, произнёс Рэй. – Тем более это касается транспортировки и монтажа ракетных установок…

– Где сейчас ваша секретность, Рэй?! Кому она нужна?! А вот вооружение необходимо! Не сегодня завтра атаке подвергнется электростанция, а то и сама машина! А вместе с ней – посёлок, люди! Которым плевать на вашу секретность, если их жизням, жизням их семей угрожает смерть!

– Вы считаете, Айзек, если бы мы не скрывались, то нападения бы не произошло?

Безопасник проглотил ответ.

– Мы должны начать прямо сейчас, – покусав губу, сказал Рэй.

– Что начать? Эвакуацию? – встрепенулся Айзек.

– Что планировали, – с нажимом произнёс Рэй.

– Вы в своём уме?! Под угрозой нападения?!

– Без матрицы?! – одновременно с начальником службы безопасности воскликнул главный инженер.

– У меня есть идея.

– Но что мы можем в такой ситуации? – развёл руками Максвелл.

– Мы перенастроим детектор…

– Без матрицы никакие «перенастройки» не имеют смысла! – возразил Подвижник.

– Мы могли бы, наверное, найти другой артефакт подобного рода… – Максвелл потёр нахмуренный лоб, – но… вряд ли человечество располагает хотя бы ещё одним настолько же древним…

Рэй не дослушал, обратился к Химмельману:

– Мэт, мне необходима твоя помощь.

– Доктор Химмельман? – удивился Максвелл. – Он физик?

– Лучше.

– Вообще-то, область моих знаний касается… эм-м… внутреннего мира человека, – не очень уверенно проговорил Химмельман..

– Вы… психолог?

– Ну… И это тоже…

– Но как… – Максвелл в недоумении обернулся к Рэю. – Чем психолог сможет заменить матрицу?

– Собой, – Рэй посмотрел на Химмельмана, тот ответил ему таким же пристальным взглядом.

– Я не понимаю… – покачал головой Максвелл.

– Мэтью гораздо лучше, чем просто слепок информации, пусть и невероятно древний, которым мы располагали. Он живой проводник.

– Какой проводник? Что он может сделать?

– Бред! – поддакнул главный инженер.

– В такой ситуации остаётся молиться разве что! – Максвелл развёл руками.

– Макс, послушай…

– Понимаю, что это не смешная шутка, но на данный момент весь мой юмор… – и Макс покачал головой, будто вместе с юмором закончились и слова.

– Некоторые шутки основаны на парадоксальном решении проблемы, – сказал Рэй.

– Ты… серьёзно? – Максвелл оторопел. – Это же…

– Хочешь сказать, антинаучно? Всё, что мы здесь делаем, всё, что ты делал до сих пор, – на сколько это вообще наука, а на сколько – иррациональная материя: стремление, надежда, вера? Помнишь, я говорил о сотрудничестве науки и веры? Это оно, Макс!

…Максвеллу на мгновение почудилось первое Рождество с сыном: разноцветные огоньки, пёстрые гирлянды, восторг ребёнка, передающийся всем вокруг… Однако происходившее здесь и сейчас, во внешнем центре управления, несмотря на затейливую игру огней приборной панели, вовсе не было праздником. И человек в белом комбинезоне на экране – отнюдь не радость он испытывал, а был, скорее, напряжён и растерян.

Мониторы показывали с разных точек сферический зал, в сердце которого разместилась машина. От окольцевавшей машину галереи выдавалась к центру зала площадка инженерного пульта, экстренно приспособленная для нежданного – и не ожидавшего такого поворота – «проводника»: в её середине жёлтой краской был аккуратно нарисован круг, расчерченный наподобие некой магической фигуры линиями, в пересечениях которых, однако, стояли не колдовские свечи, а мигающие индикаторами конические кожухи волновых излучателей; по периметру замысловатой схемы расположились высокие вертикальные стойки, унизанные сотовыми антеннами детекторов, опутанные соединяющими их проводами и накрытые сверху крышкой – полной копией «магического круга» внизу. Вся эта конструкция отдалённо напоминала огромную клетку для птиц.

Химмельман вошёл в «клетку».

– Мэт, тебе нужно встать в центр круга, – сказал Рэй в микрофон.

Проникнув в зал, голос Рэя отразился эхом от сферических стен и вернулся хаотичной разноголосицей через обратную связь в центр управления. Похожий на белую шахматную фигуру в человеческий рост, Химмельман сделал полшага, оказавшись точно на центральной отметке.

– Я думал, будет нечто вроде… – Химмельман поводил руками вокруг головы, – сетки с датчиками…

– Не было времени сделать что-то покомпактнее, – ответил Рэй. – Да и дело вовсе не в мозге, ты сам знаешь.

– Да, конечно.

– Мы вообще не планировали для настройки вектора использовать… э-э…

– Человека, ты хотел сказать?

Рэй кивнул со странным выражением лица: то ли замешательство, то ли чувство вины проскользнуло и исчезло. И хотя Химмельман не мог видеть этот исполненный недосказанности безмолвный ответ, Максвеллу показалось, что «проводник» прекрасно уловил ускользнувший от самого Максвелла смысл.

– Ты готов, Макс? – обратился Рэй уже к Максвеллу.

Максвелл скептически покачал головой – «Авантюра…» – и молча взялся за калибровку аппаратуры. Главный инженер и ещё двое сотрудников, отлучённые на время от своих постов за пультом, тихо переговариваясь, со стороны наблюдали за действиями ведущего специалиста.

– Можно начинать, – сказал Максвелл через минуту и посмотрел на Рэя, всё ещё не веря, что тот всерьёз.

– Мэт, твоё слово, – произнёс Рэй в микрофон.

Химмельман закрыл глаза.

Как безумные замигали вразнобой индикаторы на приборах, по инженерным экранам побежали цифры, вскинулись и принялись изгибаться цветные линии и формы на трёхмерных графиках. Максвелл заметался пальцами по клавиатуре, выводя данные на основной экран, и на лице его росло удивление. Выбрав момент, он взглянул на Рэя.

– Что это? – спросил, поражённый. – Медитация? Молитва? Таким способом ты собираешься отследить путь к Создателю?

Рэй собрался было ответить, но вздохнул и сказал, по-видимому, совсем другое:

– Просто поверь мне, Макс. И делай то, что умеешь.

***

Неровная кромка гор вдалеке парила на жидком голубоватом мареве, как будто от края неба у горизонта оторвали кусок и бросили тут же, на иссохшую поверхность пустыни. Появляясь словно из ниоткуда и так же загадочно исчезая, между пологими холмами петляла грунтовая дорога, на одном из изгибов которой жарился под солнцем лендровер с приоткрытым капотом. Из-за холма показалось облачко пыли. Через несколько минут мимо страдальца протрясся расхристанный грузовик, свернул на обочину и заглушил двигатель. Из грузовика вылез, по всей видимости, автомеханик в испачканном машинным маслом мешковатом комбинезоне и фетровой шляпе, потянулся, помахал, разминаясь, руками, затем сунулся обратно в кабину и вытащил большую спортивную сумку, с которой подошёл к внедорожнику. Не дожидаясь приглашения, приезжий открыл дверь и плюхнулся на пассажирское сиденье рядом с водителем…

– Уф-ф! – Зеенборг снял шляпу и рукавом вытер лоб. – Тяжеловато даются в этих краях всего каких-то полсотни миль без кондиционера… Почему вы, кстати, не включите у себя климат-контроль, Форман? Ах, да, у вас же «серьёзная поломка»…

Форман убрал руки с руля (как приехал и открыл капот, обозначив «проблему», он так и сидел до сих пор неподвижно за баранкой) и обратил-таки взгляд на раскрасневшуюся от жары физиономию Зеенборга.

– Не актёрствуйте, Зеенборг, это не ваше, – проговорил он. – Вы же не собираетесь закончить жизнь клоуном в дешёвом балагане?

Зеенборг хмыкнул и расстегнул свою сумку, в которой оказался матово-серый металлический чемоданчик в размазанных бурых пятнах. Форман забрал его и положил к себе на колени. Пристёгнутые к кейсу наручники брякнули о крышку.

– Простите, нечем было срезать, – пояснил, заметив недовольную мину на лице Формана, Зеенборг. – Очень спешил доставить…

– Вы заглядывали внутрь? – скользя ладонями по кейсу, будто сканируя его содержимое, спросил Форман, не дослушав.

– Заперто же, – дёрнул плечами Зеенборг.

– Ясно. У вас не было времени…

Зеенборг с подчёркнутым безразличием отвернулся.

– Так что там? – не удержавшись, всё-таки полюбопытствовал он.

– Боюсь, вам не понять.

– Ну куда уж мне, – Зеенборг хмыкнул, явно задетый за живое.

– Просто… – Форман замялся, – мало кто на земле способен уразуметь ценность этой вещи…

– Кстати о Земле, – Зеенборг демонстративно сменил тему. – Слыхали, тот астероид, что должен скоро пролететь неподалёку… как его… античное какое-то имя… ну, к которому ещё отправили исследовательский зонд… Так вот, он, похоже, сошёл с орбиты, и астрономы прикидывают теперь, врежется ли он в нас…

Форман непроизвольно дёрнул углом рта.

– Страшно? – спросил он, не стараясь скрыть насмешки.

Зеенборг фыркнул.

Тем временем, закончив оглаживать кейс, Форман провёл пальцами по кодовому замку и поморщился, покрутил головой, разминая шею. Головная боль, возникшая незадолго до приезда Зеенборга, никак не отпускала.

– С вами всё в порядке? – поинтересовался Зеенборг.

– Что-то не так…

Форман нахмурился, растёр виски.

– Дать вам таблетку? У меня в машине хорошая аптечка.

– Я в норме… Дьявол! – Форман со злостью встряхнул кейс. – То, что там находится… – и раздражённо хлопнул ладонью по крышке.

– С ним какие-то проблемы? – насторожился Зеенборг, и пальцы его будто невзначай легли на ручку двери.

– Похоже, ваши старания оказались бесполезны.

– Я всё сделал в точности, как вы сказали! – с вызовом отчеканил Зеенборг. – В коптере больше не было ничего другого, хоть отдалённо похожего на описанные вами параметры контейнера. Кроме того, курьер…

– У меня нет к вам претензий, Зеенборг…

Не договорив, Форман вдруг зажмурился, а голова его мотнулась, словно попала под кулак невидимого боксёра.

– Всё-таки началось… – пробормотал он.

Когда Форман открыл глаза, Зеенборг смотрел на него с опаской.

– Я решил было, вас хватил удар!

– Просто бездна остроумия… – приходя в себя, выговорил Форман.

– Я и не думал, – открестился Зеенборг.

Исподлобья глянув налившимися кровью глазами на Зеенборга, Форман достал из кармана коммуникатор. Оказавшись в руках, словно ждал этого момента, тот вдруг издал прерывистый писк. Форман открыл поступившее сообщение. «Запуск сегодня», – прочитал он и заметил, что Зеенборг внимательно смотрит на его шевельнувшиеся губы.

– Что, депеша запоздала? – как ни в чём не бывало поинтересовался тот.

– Задержка – плата за меры, не позволяющие отследить сигнал, – буркнул Форман.

Зеенборг пристально разглядывал лицо Формана, словно пытался прочитать его мысли, и, видимо, что-то прочёл.

– Но вы уже заранее знали, что… – вкрадчиво начал он.

Форман вдруг уставился Зеенборгу в глаза, и тот дёрнулся, будто попавший в капкан зверь, не в силах отвести взгляд и даже двинуться с места. Форман подержал так не в меру любопытного наглеца пару секунд, наблюдая растущую в нём панику, и отпустил. Зеенборг рывком отвернулся, голова его заметно тряслась.

– У вас будет новая цель, – процедил Форман. – Ждите указаний, Зеенборг.

Боль монотонно буравила мозг, больше, однако, не усиливаясь.

Три…

…невысоких ступеньки. Вход с блоком считывателя карт и мультибиометрической идентификации. Максвелл приложил палец к окошку сканера, шагнул в открывшийся проём и от порога бегло осмотрел коридор: тихо, пусто, идеально чисто.

«Надо бы проверить кабинет…»

Но это только в модуль он мог попасть по одному лишь отпечатку, а оказаться в святая святых руководителя проекта, не имея его личного допуска… Взгляд Максвелла нашёл нужную дверь. Створка оказалась приоткрыта – внутри кто-то был. Поколебавшись, он прошёл по коридору и уже за пару шагов до цели различил знакомые голоса.

– …Как ты думаешь, Мэт, у нас получится?

– Ты сомневаешься, дружище?

«Рэй и Химмельман», – сразу определил Максвелл.

– Не то чтобы… – в голосе Рэя, тем не менее, явственно звучало сомнение.

– Будь уверен, со своей стороны я делаю всё, что могу. Мне удалось выявить ряд контактов Вершителя, и я подготовил несколько сюрпризов, которые если не остановят его, то как минимум задержат. Первое, конечно, маловероятно, но второе…

– Спасибо, Мэт, в тебе-то я уверен…

– Ты не уверен в правильности того, к чему стремишься?

Взявшись было за ручку, Максвелл остановился.

– Однажды приняв решение, я никогда уже не сомневался, Мэт, ты знаешь. Именно потому машина построена и я здесь. Но… сейчас я вот-вот достигну точки невозврата. Это заставляет ещё раз взглянуть на всё, что привело меня к ней.

– И что же ты видишь?

– Некоторые вещи вспоминать больно… И что если это боль привела меня сюда, где я сейчас? Что если болью руководствовался я всё это время, и теперь именно она станет основой нового мира?

– Хочешь остановиться?

– И бросить всех на краю пропасти?! Всех, кто не способен взлететь без моей помощи?!

– Так чего же ты хочешь?

Рэй молчал. Наконец, сделал глубокий вдох, словно перед нырком в ледяную воду, и произнёс:

– Если я знаю, если могу – то должен. Должен, Мэт. Больше некому, – он с шумом выдохнул. – И ничто не сможет меня остановить.

Максвелл, так и не войдя, осторожно прикрыл дверь.

Он уже сделал несколько шагов к выходу, как его окликнули:

– Макс?

Возле своего кабинета стоял Рэй и смотрел на него.

– А-а… Да я вот… – застигнутый врасплох, растерялся Максвелл.

– Всё в порядке?

– Да знаешь, где-то оставил ключ-карту и вот подумал, что я же был у тебя недавно… Хотя… Возможно, кто-то уже нашёл её, и я зря бегаю по посёлку…

– Заходи, заходи. Может, твоя карта и вправду здесь.

– Кхм-м… Я услышал случайно ваш разговор…

Рэй как будто напрягся и молча ждал продолжения. И Максвелл, неожиданно для самого себя, произнёс:

– В последнее время меня занимает отвлечённая, но вполне закономерная мысль: хоть кто-нибудь за всю историю человечества был так близок?.. – и он запнулся, отчего-то не решаясь закончить фразу.

– К Небесам? – помог Рэй.

– К тому… хм-м… чтобы заглянуть туда, – сказал Максвелл не совсем то, что хотел.

– Ну-у… Если судить по священным текстам, такое уже бывало. Конечно, до нас дошли не все свидетельства: святые, готовившие себя к подобному подвигу, далеко не всегда афишировали…

– А нынче их просто не найти, – из кабинета показался Химмельман.

– Значит, чисто теоретически… – начал было Максвелл.

– Ни искать, ни ждать, когда появится уникум такого рода, времени нет, – опередил его с ответом Рэй, – человечеству жизненно необходим Бог. И не абы кто, а первопричина всего сущего – Творец, Создатель. Допускаю, что в первую нашу встречу ты не принял мои слова всерьёз, но, пройдя весь этот путь… А кроме того, принимая во внимание в прямом смысле нависшие над миром обстоятельства… К чему твой вопрос именно сейчас?

– Для меня как учёного с самого начала было крайне странно заниматься настолько парадоксальной в своей явной иррациональности проблемой. Да, я делал то, что хорошо умею – форсировал свои интеллектуальные ресурсы, выжимая из них даже больше, чем, казалось, они способны были дать. Я решал поставленную тобой весьма нетривиальную задачу. К собственному удивлению, успешно решал! Я добивался невероятной цели… но вместе с тем чувствовал раздвоенность, которую, несмотря на неимоверное напряжение ума, до сих пор никак не смог привести к гармоничному единству. И вот я едва не распадаюсь надвое… Эта, личная, задача оказалась за пределами моей компетенции – и как человека науки, и как просто человека…

– Так дело в этом? Да уж… Однако нам всем сейчас не по себе. Твоя дихотомия – не смертельная болезнь. Поверь, совсем скоро от неё не останется и следа.

– Честно говоря, – вклинился в диалог Химмельман, – я бы воздержался от того, чтобы брать Небеса вот так, штурмом. Не лучше ли для начала собрать данные, не прорываясь непосредственно к… к самому источнику?

– Вы тоже боитесь, Мэтью? – спросил Максвелл.

– Боюсь ли? – Химмельман задумался. – Скорее… я тоже чувствую раздвоенность – правда, несколько иного плана. Это связано с тем, что человечество, в массе своей, не вполне готово, как бы это сказать… проявить свободу воли, сделать осознанный выбор.

– Свободу воли?

– Видите ли, в чём дело: вера вдохновляет, а доказательство принуждает, авторитарной сутью своей заставляя подчиняться.

– Странная вещь выходит… – Максвелл нахмурился и потёр виски. – Мы все сомневаемся. Каждый по-своему, правда… Но разве все мы не хотели абсолютной уверенности? Доказательства, ясного и однозначного? Разве не к этому упорно шли? Почему сейчас, когда осталось сделать последний шаг – действительно последний! – сомнения только сильнее?

– Этап «Соло» – возможность поставить, наконец, точку во всех вопросах, – не желая, по-видимому, спорить сказал Рэй.

– И всё же, – Химмельман вопросительно и, как показалось Максвеллу, с затаённой надеждой взглянул на Рэя, – не слишком ли это механически-грубо – то, что вы… мы собираемся сделать?

– А что ты предлагаешь? – Рэй посмотрел Химмельману в глаза. – Ещё раз попытаться реанимировать веру? Сколько этим занимались религиозные институты? И каков результат? Религия выдохлась, как оставленное в открытой чаше на два тысячелетия вино. Выдохлась и высохла – остались только липкие разводы на дне. Теперь не вера спасёт – убеждённость! То, чего не смогла сделать ни одна религия, сделаем мы!

– Ну пусть «Соло», а что затем? Продемонстрировать людям Создателя? Устроить мировую трансляцию? Или запускать к Нему всех желающих потоком, в порядке живой очереди, как в зоопарк или картинную галерею? – Химмельман покачал головой. – Это ведь всегда был особый путь для человека – восхождение души. И душа сама должна стремиться к Нему, двигая в избранном направлении человеческую жизнь целиком. Технологии же, насколько бы развиты они ни были, не означают и не гарантируют этого движения. Будет ли толк в подобном… хм-м… шоу? Чем оно обернётся в итоге?

– Что ж, современная эпоха располагает тем, чем располагает… – с неохотой вынес нелицеприятный вердикт Максвелл.

– Так или иначе, мы почти пришли! – твёрдо заявил Рэй. – Да, последний шаг, возможно, поспешен – мы многое не успели проверить, толком проанализировать полученные данные, и с зондом вышла накладка… но времени, я повторяю, нет: астероид-убийца нацелился на Землю, и вероятность столкновения велика, как никогда раньше. Подобная информация не афишируется, однако по сути это секрет Полишинеля. Ну а что касается нас, нашей работы… Мы все стремились к этому порогу, мы все прилагали усилия – разве это не восхождение? Ну пусть только для немногих! Тем большая на этих немногих лежит ответственность – миссия! – подтянуть и всех остальных! И никто не освободит их… нас от этой ответственности! Да, именно нас! Если бы не ты, Макс, мы бы так и стояли соляными столпами вместе со всеми, глядя на небо в ожидании смерти, не в силах ничего изменить, не способные даже молиться! А ты, Мэт? Ты сам показал нам дорогу! И даже более того… – Рэй внезапно остановился, не договорив.

– Верно, верно, Рэй, моя доля ответственности велика, – поспешил согласиться Химмельман. – И всё же я бы рекомендовал ещё раз подумать, взвесить. То, что ты собираешься сделать… это тот шаг, который уже не обратить. «Точка невозврата», – ты сам так сказал.

– Зачем ты…

– Я не пытаюсь тебя остановить! Как и оспаривать последний шанс человечества: во все времена последнее упование всегда было только на Него. Однако непредсказуемость результата… Хм-м… Имеет ли смысл…

– Имеет, Мэт! – почти выкрикнул Рэй. – Для меня имеет! Я хочу видеть! Я хочу быть там, и воспринимать сам, своими чувствами, или что там будет у меня на той стороне! Я хочу видеть и… и я хочу задать вопрос! – он выдохнул, посмотрел на Химмельмана. – Я должен сделать это сам, Мэт. Уж ты-то мог бы понять.

Химмельман ответил Рэю долгим взглядом… и сдался, кивнул.

– Я понимаю, дружище. Мене, текел…

– Мене, текел… – эхом отозвался Рэй.

***

Настигнутый авангардом осенних холодов, парк замер – ни шороха, ни щебета птиц – тихий и почти безлюдный. Населяющее его племя многоруких великанов в заметно поредевших лиственных шевелюрах тщетно пыталось закрыться тонкими сплетёнными пальцами от яркого пятна в чуть размытом ореоле, зависшего прямо посреди окроплённого дрожащими брызгами звёзд небесного свода. На аллеях тем временем зажигались другие светила, земные, неживым сиянием лишь подчёркивая ощущение паники во вскинутых к темнеющему небу изломанных великанских конечностях. Фонари вспыхивали один за другим, и, следуя этому сигналу, мгновенно обретавшие чёткость и глубину, тут же падали на землю ажурные сети теней, поджидая цепляющихся за подошвы своих хозяев двухмерных призраков редких прохожих.

Зеенборг прогуливался по скрытой в гуще деревьев дорожке, непроизвольно стараясь держаться подальше от становившихся всё более непроглядными теней.

– Зеенборг! – высокая фигура в пальто шагнула от дерева, не выйдя, однако, на свет.

Зеенборга даже тряхнуло от неожиданности, а в руке будто сам собой появился направленный на тёмную фигуру пистолет.

– Вы с ума сошли, офицер?! Уберите сейчас же! Вам нужны неприятности?! – отчитал Зеенборга человек в пальто.

– Да так же вас перетак, Форман! – со злостью прорычал Зеенборг, неохотно пряча оружие. – В который раз вам удаётся меня напугать, застав врасплох!

– С вашим опытом, Зеенборг, вы уже должны бы научиться чувствовать, когда за вами наблюдают.

– А вы, значит, чувствуете?

– Больше, чем вы можете себе представить.

– И при этом утверждаете, что не имеете специальной подготовки!

– Этого я никогда не утверждал. Но что я не имею отношения к государственным силовым ведомствам и потому не ограничен идиотскими условностями и бюрократией – это верно.

– Вы не боитесь, что таким манером я вас когда-нибудь пристрелю? Не со зла – чисто рефлекторно?

– Вы слишком нервный, Зеенборг. Я был лучшего мнения о вас как о профессионале.

Зеенборг хотел было сказать что-то, но, наткнувшись на взгляд Формана, не стал.

– Ну? – требовательно бросил Форман. – Да прекращайте уже дуться, как обиженный младенец, не усугубляйте! – раздражённо отреагировал он на заминку Зеенборга: того явно беспокоило что-то, помимо очевидно задевающих его за живое придирок Формана. – Каковы результаты?

– Мы обнаружили этот объект именно там, где вы и сказали, – сообщил, наконец, Зеенборг. – Его действительно очень постарались засекретить. У вас хорошие осведомители Форман. Не поделитесь?

Форман лишь скривился в ответ, и Зеенборг, хмыкнув, продолжил доклад:

– Однако найти – полбеды, а вот попытаться приблизиться… В том районе, в очень, надо сказать, стратегически выверенном месте, расположена «геологоразведочная база». Появилась недавно – явно как реакция на нашу прошлую атаку. По округе снуют коптеры и наземные группы. Понятно, что и со спутников контролируется вся прилегающая территория. Кроме того, чем ближе к объекту, тем плотнее местность напичкана электроникой, и весьма незаурядной – защищённой от воздействия всякого рода импульсов и помех. Проникнуть действительно сложно. Но кое-что нам всё же удалось…

– Мне не интересны ни ваши жалобы, ни похвальбы, Зеенборг. У вас есть исполнитель, способный справиться с очень непростой и крайне важной задачей?

– Уничтожить объект?

– Объект, само собой, необходимо похоронить. Но как вы считаете, главная проблема в вещи или в человеке, который манипулирует ею? – Форман вложил во фразу максимум обжигающего холодом сарказма.

– Я понимаю вас, однако же… – испарина выступила у Зеенборга на лбу.

– Никаких компромиссов и полумер, – жёстко отчеканил Форман. – Дело необходимо довести до конца.

– Дамокл приближается, – Зеенборг непроизвольно взглянул вверх, где сквозь подвижную сеть ветвей было хорошо различимо доселе не принадлежавшее небесному своду сияющее пятно, – и, если верить прогнозам, конец скоро сам придёт к нам. По крайней мере, вероятность велика…

– Не увиливайте от ответа!

– Вряд ли вы найдёте кого-нибудь, кто… – Зеенборг смахнул повисшую на ресницах каплю.

– В этом регионе что, перевелись все профессионалы? Возьмитесь, в конце концов, сами – у меня нет времени искать где-то ещё!

– Форман, у вас же есть связи среди политиков. Неужели нельзя решить вопрос сверху? Остановить проект! Прекратить снабжение, запретить – предлог найдётся! Как вариант, армия может просто блокировать объект, объявив его…

– Состояние объекта, созданного под видом осуществления невразумительного «проекта фундаментальных исследований», весьма чутко контролируется определёнными личностями в самых верхах, и чтобы закрыть «исследования», а тем более захватить физически место их реализации, что и так, оказывается, далеко не просто, придётся сначала совершить захват власти. Как вы, должно быть, понимаете, это совершенно невозможно. Не те времена, к сожалению, не те люди…

– Ну, как вариант, хотя бы…

– Стратегия – не ваш конёк, Зеенборг! – теряя терпение, повысил голос Форман. – Так что не лезьте вы, Бога ради, солдафонским рылом да в трюфельный мадлен! Это вообще очень тихий и незаметный проект. И вопрос надо решить настолько же тихо и незаметно. Без армии, без политиков. Тихо – и радикально.

– Это, по-вашему, тихо?! Устранить самого исполняющего обязанности председателя Комитета глобального планирования?!

– Вам всё надо разжёвывать, Зеенборг? Это минимальное воздействие. И наиболее эффективное в то же время. Общественность не в курсе, что исполняющий обязанности председателя слишком часто бывает на сугубо научном объекте, сердцем которого в действительности является весьма специфическая «машина», об истинной цели создания которой не положено знать никому, даже тем, кто над ней работает. Более того, я вам скажу, о самой возможности существования подобного устройства даже мысли допускать нельзя! Даже о том, что в принципе оно способно существовать! Ни полунамёка! Потому что если информация эта просочится во внешний мир… О-о… Вот тогда-то и начнётся настоящая буря, абсолютно не нужная, однако, ни сторонникам проекта, ни его противникам! И вот важный момент: машина и её духовный создатель – не просто тандем, а в чём-то симбиоз. Но если создатель худо-бедно может обойтись без своего детища, то машина существует, пока существует он – тот, кто вдохнул душу в неё и вообще в весь этот дикий проект. В отсутствие хозяина-симбионта устройство просто законсервируют, если не уничтожат, сами же кураторы проекта. Так что, по всему выходит, загвоздка – в единственной ключевой фигуре. Вот она, точка, в которую и надо нанести удар, главное лицо этого дьявольского балагана! – и Форман со злостью пнул валявшуюся возле ноги ветку.

– Но фигура-то далеко не проходная!

– Пока машина не заработала – это просто фигура, из многих прочих. А функция фигуры, смысл её существования – служить стратегии господина. Её судьба – быть битой, разменянной, подставленной. И не важно – пешка, конь, ферзь: есть действующее лицо – и нет его. А может, и не было никогда на самом-то деле. Миф, легенда – слишком невероятная, чтобы быть правдой. Информационный фейк. А то и мошенник. Кем ещё может оказаться личность, пользующаяся таким уровнем доверия всех без исключения мировых держав? Это же явная манипуляция!

– Манипуляция или нет, однако именно этому «фейку» удалось погасить все крупные военные конфликты. Уже несколько лет человечество не уничтожает себя в войнах.

– С каких пор вы стали пацифистом, Зеенборг? Вы же больше ничего не умеете, кроме как воевать!

– Ну, на мой-то век ещё хватит… Но я знаю, по крайней мере, что моя семья не сгинет в не так давно казавшейся неизбежной глобальной заварухе!

– О, у вас даже имеется семья! – с сарказмом произнёс Форман. – И вы даже переживаете за неё! – и он многозначительно посмотрел на Зеенборга.

У того дёрнулась щека, зрачки расширились.

– Вы представляете, какой будет резонанс? – Зеенборг отвёл глаза и с сомнением покачал головой. – Мирового масштаба причём…

– Волнения постепенно улягутся, а вопросы получат должные ответы, – заверил Форман, не очень, правда, убедительно. – Соответствующие мероприятия, давно, кстати, отработанные, уже готовы к проведению. А вам бы всё толпы военных да журналистская шумиха на весь мир. Узколобый дилетантизм.

– Но лишать мир лидера сейчас, – попытался возразить Зеенборг, – когда сама планета на грани гибели…

– Отчего столько ужаса, офицер? Не этого надо бояться! Вы же не зелёный неофит в Ордене и прекрасно понимаете, что означает, когда человека с подобным потенциалом натаскивает сам Светоносный! Он один – всего один человек! – своими идеями, своей деятельностью, самим своим появлением на свет – перечеркнул тысячелетние старания духовных пастырей человечества! Он – Разрушитель! Именно он, а не камень небесный, ни души, ни разума не имеющий! Он, отвративший душу от Господина нашего и направивший разум свой против замысла Его! Машина, которую создал этот деятель, – предательство Отца нашего и безвозвратное падение рода человеческого! Такого не прощает даже Всемилостивый! Но есть шанс остановить святотатство, пока Господин окончательно не отвернул свой лик от людей! Последний шанс!

– Но… он же старается спасти… Он дал всем надежду!

– Дал надежду, вы говорите?! Взгляните в небо: только чудо Господне способно остановить неминуемую катастрофу! Однако мы должны ещё заслужить это чудо! Так исполните же свой долг, Зеенборг!

Зеенборг явственно колебался.

– Или вы готовы отказать и сполна насладиться последствиями своего отказа? – с угрозой нажал Форман.

– Я не отказываю! – в неподдельном испуге отшатнулся Зеенборг. – Но поймите… Нет-нет, я не отказываю! – увидев, как едва заметно сощурился глаз Формана, он замотал головой, словно это могло убедить в его абсолютной лояльности. – Я готов… э-э… помочь внедриться, даже сопроводить к нужной точке… Но убивать… Поймите меня…

Его начал бить озноб.

– Господи, что за люди… – произнёс Форман. – В очередной раз убеждаюсь, что надёжнее всё сделать самому.

– Я предоставлю всё необходимое! Назовите время и место! – заторопился Зеенборг, однако вряд ли ему стало легче от этого поспешного обещания: уже не озноб – крупная дрожь колотила его, мешая держать голову прямо.

– Предавать – это всё, на что вы способны… – подвёл черту Форман.

Лицо Зеенборга задёргалось, словно две разных сущности боролись за обладание им.

– Прекратите уже корчиться… – бросил Форман презрительно и не иначе как чудом успел отклониться: в горло едва не воткнулся зажатый между пальцами Зеенборга тычковый нож.

Рефлекторный ответ Формана кулаком в висок прошёл мимо цели: его противник отнюдь не был кабинетной крысой. И вновь последовала атака Зеенборга: несколько молниеносных ударов профессионала, привыкшего не драться, а убивать.

Каждый из этих ударов действительно вполне мог убить, но первый, самый ценный, момент был упущен, а нечеловеческая реакция Формана и взорвавший нервную систему адреналин сделали его тем, с кем не стоит связываться даже профессиональным убийцам…

…– Раса предателей…

Форман отдышался, поднялся с трупа и сплюнул. От пота и брызг человеческой крови зверски чесалось лицо, и Форман поднёс было руку утереться, но остановился, поморщился досадливо и тряхнул ею, сбрасывая налипшие ошмётки чужой плоти: кажется, он проломил Зеенборгу череп. Потом осмотрел себя и вовсе скривился: пальто было безнадёжно испорчено. Форман выпрямил спину, покрутил головой, разминая шею. Пристально наблюдавшая из основания черепа за каждым шагом Формана, мозг начала заполнять боль – его наказание за этот бездарный провал. Дальше будет сильнее – боль начнёт торопить его, понукать, требовать… Потом заставлять… Форман выдохнул.

– Всё надо делать самому…

Два…

…океана – сиамские близнецы, сросшиеся у горизонта боками, ёжились неуютно, морщинились – один водяной рябью, другой длинными полосами облаков.

Поди угадай, что их гложет. Наверное, если зайти в эту отразившую саму себя синеву, погрузить в неё руки, нырнуть с головой – станет ясно, в чём причина тревоги. Жаль, до неба не достать. Зато можно шагнуть в прибой…

Волны с шумом накатывали на берег, неслись по гальке пузырящейся, шипящей лавой и, потеряв напор, неохотно ретировались, чтобы тут же вернуться с новой попыткой. Мальчик-десятилетка, дождавшись, когда вода начнёт отступать, преследовал её по стремительно исчезающему следу, но мчался стремглав прочь, едва океан отправлял в атаку свежие силы. Отбежав, парнишка разворачивался, чтобы, замерев, наблюдать, как пенный язык приближается к его сандалиям. Если тот останавливался у самых ног, почти лизнув пальцы, то от восторга озорник пускался в пляс. А затем, спохватившись, скакал вприпрыжку соревноваться с очередной волной.

Поодаль, там, где волны точно не могли замочить ног, расположились на пляжных раскладных креслах Максвелл и Мэй. Тут же, на расстеленном одеяле, устроилась Элен с маленьким Дэймоном и кучей игрушек.

Максвелл смотрел на жену и сына с улыбкой, но умиление лишь усугубляло тревогу. Старт этапа «Соло» – и трое суток напряжённого ожидания в абсолютном бездействии. Вынужденном бездействии – Максвелл сделал всё, что мог, и от него уже ничего не зависело. Всё зависело от…

– Вы давно знакомы с Элен? – прервала невесёлые раздумья Максвелла Мэй.

– Года… четыре уже, – кое-как собрался с мыслями Максвелл. – Настоящее имя Элен – Елена. У Елены русские корни: её прапрадед был из старинного аристократического рода. Он эмигрировал из России, когда та полыхнула революцией.

– Надо же… – изумлённо качнула головой Мэй.

– Неужели это настолько необычно? – в свою очередь удивился Максвелл.

– А вы знали, что у Рэя в роду тоже есть русские, ставшие эмигрантами в те же самые времена? Прадед и прабабка. Или, наверное, прапра… Не помню, по какой причине, но они вынуждены были бежать, а поженились прямо на корабле, уносящем их через океан. В старости бедняги жалели, что покинули родину в трудные для неё времена. Считали, что если бы остались, история могла сложиться по-другому. Глупо, конечно. Мне кажется иногда, что глубоко скрытая тоска и стремление изменить то, что изменить невозможно, едва ли не самую суть мира исправить, передались Рэю по наследству, как часть русской крови.

– Действительно, занятное совпадение…

– Вообще говоря, в жизни много совпадений, если копнуть. Иной раз даже сомневаешься, совпадения ли это.

– Пожалуй… Слушай-ка, Мэй, а ты начинаешь размышлять, как настоящий учёный! – усмехнулся Максвелл.

– Могла бы ответить, что положение обязывает… однако всё далеко не так.

– А что насчёт доктора Химмельмана? Сомнительно, что он имеет близкое отношение к науке. Ты давно его знаешь? – поинтересовался Максвелл.

– Никто не знает, откуда он появился в жизни Рэя, – вот это я знаю точно.

– Да уж, Рэй бывает невероятно скрытен, когда дело касается определённого периода в его прошлом.

– Он… вернётся? – спросила Мэй, помрачнев.

Максвелл замешкался, вздохнул: врать не хотелось.

– Я думаю… есть шансы, – вымучил он, наконец, приемлемый ответ.

– Шансы…

– Мы первопроходцы, мы ничего не знаем точно. Но если он вернётся… когда он вернётся – мир сразу станет совсем другим.

– Мир уже другой, – Мэй прищурилась, всматриваясь в небо. – Сколько осталось ему? Этому небу, облакам, волнам? Нам всем?

– Рэй – наша надежда… последняя. Возможно, ему удастся спасти это всё.

– Он всегда рвался ходить по воде… – сказала Мэй резко – и осеклась, замолчала. – Добраться до Небес… – произнесла она после паузы. – Возможно ли подобное вообще?

– Рэй научил меня, что если поставить себе цель, то достичь её – всего лишь дело времени.

– Всего лишь?

– Именно так.

– И именно так была создана машина? Вы с Рэем просто поставили себе цель?

– Настоящий творец, конечно же, Рэй. Его заслуга в том, что он сумел вдохновить меня и других участников проекта. А без подобного вдохновения…

– Поэтому именно он первым ринулся в открытый машиной омут?

– Я понимаю твои чувства, Мэй, но это действительно очень важный проект.

– С этим я не спорю. Однако мои чувства не способен понять никто, кроме него, вдохновителя… всего этого…

– Что между вами не так? Вы вроде бы вместе, у вас прекрасный сын, который любит вас и которого обожаете вы оба, но ты и Рэй… Что не так?

– Рэй… Когда мы встретились, мне казалось, что он всегда искал именно меня. О! Этот свет в его глазах!.. Много позже я поняла, что он всё ещё ищет – во мне кого-то другого. А однажды, когда он всё-таки уяснил, что кроме меня во мне никого нет, разочарование погасило свет его глаз. Да, он всегда любил меня, однако это была не та любовь, которой он желал, а я, как ни старалась, не смогла дать ему желаемого…

– Да, Рэй довольно странный человек, – смутился Макс от подобной откровенности.

– Одержимый.

– Возможно, ты права, – смял разговор Макс, жалея, что начал его.

«Кто там сказал, что каждая несчастная пара несчастна по-своему?» – подумал он.

Да, не всем везёт так, как ему: замечательный сын, прекрасная жена… Максвелл посмотрел на Элен: она, кажется, вовсе не слышала состоявшегося разговора – сидела себе на одеяле, с улыбкой наблюдая, как играют мальчики. Идиллия…

Дети не скучали – вовсю наслаждались выпавшей свободой, и, несмотря на разницу в возрасте, им было совсем не скучно вместе. Малыш ковылял неуверенно за старшим, а тот с сияющим лицом указывал руками на небо, на берег, на волны и говорил что-то… Вот Дэймон подобрал голыш, поразглядывал его, затем, следуя «презентации» Альберта, поднял лицо к небу, засмотрелся. Очарованный, видно, невероятным зрелищем, он выпустил камушек и протянул ручонку, пытаясь достать эту синеву с плывущими по ней белыми комьями облаков! Где-то там, за этой синевой и за этими облаками, притаился Дамокл…

Максвелл сжал зубы, помассировал глаза. Усталость от нервного напряжения последних дней снова навалилась на него.

Элен заметила мучения мужа.

– Дорогой, тебе надо поспать, – обеспокоенная, сказала она.

– Да, пожалуй, – Максвелл кивнул, соглашаясь. – Извини, Мэй.

– Ну что ты, – Мэй пожала плечами. – У тебя и вправду неважный вид.

Максвелл поднялся и, взглянув ещё раз на сына, пошагал к посёлку.

…Он бросился бежать сразу, как только получил сообщение: сигнал коммуникатора, слишком настойчивый, чтобы заявить о каком-нибудь пустяке, вытащил Максвелла на свет из сумбурной тьмы, в которую он провалился, едва сомкнул веки. На бегу же и проверил, который час: всё-таки поспал минут сорок. Сонная одурь отлипала неохотно. Толком ещё не соображая, Максвелл прибавил скорости, проскочил через входные люки и галереи… и только потом понял, что очутился не во внешнем центре управления, куда собирался, а внутри купола, перед площадкой инженерного пульта с установленной на ней «клеткой».

Очутился, однако, вовремя: в центре расчерченной жёлтым мандалы, где в своё время медитировал доктор Химмельман, буквально из ничего начал возникать зыбкий силуэт.

– Господи… – вырвалось из динамика внутренней связи.

– Господи… – непроизвольно повторил еле слышно Максвелл. – Рэй…

Максвелл почти не верил, но кто ещё это мог быть?!

– Рэй! Рэй! – окликал он тихонько издалека, не решаясь подойти ближе, опасаясь неловким вздохом, случайным движением воздуха развеять медленно обретавшую плотность туманную фигуру.

– Рэ-э-й… – облегчённо выдохнул он, когда индикаторы излучателей засветились синим, перейдя из рабочего режима в режим ожидания, и уже не призрак, а человек стоял посреди «клетки» – совершенно нагой и неподвижный, лишь едва подёргивались пальцы.

Человек открыл глаза.

– Рэй! Ты как?! – не удержался от возгласа Максвелл.

– Я? – Рэй очнулся, бросил взгляд по сторонам, набрал полную грудь воздуха так, словно отвык от самого процесса дыхания, подержал его в лёгких и отпустил.

– Ты исчез! – боясь, что пропавший и внезапно вернувшийся путешественник снова растворится в воздухе, поторопился сообщить Максвелл. – Тебя не было несколько дней – слишком долго, и мы не представляли, что делать! Мэй сходит с ума!

– Мэй? – повторил механически, будто спросонок, Рэй, всё ещё не понимая, где очутился.

– Мы ждали! Мы боялись отключать машину! – рвались из Максвелла слова – он больше не мог сдерживать их. – Слава богу, ты вернулся!

Вторя Максвеллу, из динамика внутренней связи тоже доносилось что-то: то ли смешавшиеся в неразборчивую скороговорку возгласы, то ли речитатив молитвы.

– Рэй! Рэй! Дружище! – запыхавшийся доктор Химмельман оказался тут же – в глазах замешательство и испуг, будто ожившего покойника увидел. – Вернулся… – выдохнул он уже совсем обречённо, словно так и не поверил в счастливое завершение едва не превратившегося в трагедию эксперимента.

– А-э-эм-м… – кажется, начало доходить до Рэя. – Вернулся… – и он шагнул нерешительно, пробуя ногой поверхность, на которую ступил, словно подозревал, что та окажется иллюзией.

– Где ты был, рассказывай! – Максвелл поймал взгляд Рэя и нахмурился, всматриваясь в глаза. – Ты… помнишь, где был?

Рэй неуверенно качнул головой – то ли имея в виду «нет», то ли озадаченный самим вопросом. Он покинул «клетку», сделал несколько шагов, как сомнамбула, и остановился.

– Ничего не вышло, – глухо произнёс он.

– Как?.. – растерялся Максвелл.

Рэй отстранил оказавшегося на его пути Химмельмана и, ни слова больше не произнеся, направился к выходу.

Незамеченным сгустком тени так и осталась стоять в стороне не решившаяся окликнуть мужа Мэй.

***

…Информатор из окружения Разрушителя был крайне лаконичен при выходе на связь. Осторожничал. И правильно делал, впрочем. А может, и сам не знал подробностей. Но одно было совершенно ясно: у почти завладевшего миром величайшего в истории еретика и святотатца серьёзная проблема с воплощением его планов. Ещё до сеанса связи Форман понял это: боль, к присутствию которой он давно привык, сроднился даже, перестала его донимать. Правда, и расслабиться не позволяла – затаилась на самых кончиках нервов, покалыванием напоминая, что в любой момент готова дать сигнал, которому не пойти наперекор.