Идеальное оружие

Глава 1

Я нервно покусывала губы, застегивая последнюю пуговицу своего серого комбинезона. От волнения пальцы отказывались слушаться, и этот каждодневный процесс грозился занять гораздо больше времени, чем когда-либо. В металлических створках шкафа мне удалось поймать собственное отражение: кожа выглядела бледнее, чем обычно, кровь отлила от лица и лишила его всяких красок, голубые глаза опасливо распахнулись, а взгляд, прежде гордый, потух. Роба цвета тумана мешком висела на моем худом теле, грозясь соскользнуть вниз при любом неосторожном движении. Думаю, со стороны я выгляжу даже болезненно. Только волосы не пострадали от нескольких лет заточения на этом треклятом острове, оставшись по-прежнему густыми и шелковистыми. Они белоснежным водопадом спадали вниз, струясь по лопаткам и закручиваясь сильнее у самой талии.

– Заключенная пятьдесят два, построение через пять минут! – услышала я грозный голос своего надзирателя.

Со вздохом подхожу к двери и в последний раз осматриваю крохотную комнатушку, служившую мне домом последние десять лет. «Да уж, по этим обшарпанным стенам, низкой кровати с продавленным матрацем, узкому шкафу и пошатывающемуся столику из ледяного металла я точно не буду скучать», – твердо решаю я, прежде чем сделать шаг в коридор, где уже начали появляться мои товарищи по несчастью.

В просторном холле медсестра по очереди подзывает новоприбывших к себе, выдает порцию таблеток и без особого интереса справляется о нашем самочувствии.

– Как тебе спалось, Лилит? – спрашивает она, когда подходит моя очередь занять скрипучий стул в стерильном кабинете с большим окном.

Пожалуй, это единственное место в интернате, где можно увидеть деревья и лучи солнца сквозь мутное, защищенное решетками стекло. Забавно, что это место они именно так и называют: «Интернат». Хотя любой из здесь находящихся с уверенностью скажет – это тюрьма.

– Отлично, – вру я, зная, что этой невысокой, хрупкой блондинке глубоко до лампочки, как я на самом деле себя чувствую.

– Лилит, а что ты думаешь по поводу сегодняшнего аукциона? Волнуешься? – не отрывая взгляда от карточки с моим именем, произносит медсестра.

Помимо окна этот кабинет обладал еще одним чудом: здесь и только здесь можно было услышать свое настоящее имя вместо набора цифр. Кроме, конечно, общения с друзьями, которых я, к сожалению, сегодня еще не видела.

– Я знала, что когда-нибудь это произойдет, – пожимаю плечами я. – Я готова.

– Сегодня к тебе будет приковано много внимания. Если почувствуешь себя плохо, немедленно подойди ко мне. Я буду вас сопровождать, – закончила наш короткий прием девушка, проследив, как я запиваю водой три красные таблетки.

Выйдя из кабинета, я прислонилась затылком к холодной стене: нужно было переждать, пока пройдет первая волна воздействия препаратов на мое тело. Зажмурившись, я сосредоточилась на воспоминаниях, отрывками сохранившихся в моей покалеченной памяти. Побочным действием от приема этих лекарств была частичная амнезия, хотя, возможно, они делали это специально. Я прогоняла в голове заученные обрывки истории, чтобы выжечь их в своем сознании навсегда. Чтобы мой гнев никогда не ослаб.

В 2045 году на нашей планете случилась мощнейшая радиационная катастрофа. Никто не знает, что послужило тому причиной, но в один миг во всех уголках Земли пропало электричество, и перестали работать все электронные приборы. Справившись с первой волной шока, человечество тут же подверглось второй. Медленно и мучительно, задыхаясь и выплевывая собственные органы, один за другим начали погибать животные, а вслед за ними и люди. Уцелевшие медики трудились не покладая рук в поисках антидота, но спасения не было. Через пару лет население Земли сократилось примерно до трех миллионов человек. На выжженных ядом радиации землях невозможно было выжить и прокормить себя, поэтому оставшееся население сосредоточилось на бывших землях Швейцарии, под защитой гор, способных сдерживать все еще блуждающие радиационные облака.

Через несколько лет семейству Эвансов, в прошлом успешным военным, удалось захватить власть и хоть немного упорядочить жизнь людей. Новое государство было названо Афир. Однако нельзя было не заметить, что высшие должности занимали лишь члены руководящего семейства или их близкие друзья. Мнение окружающих ничуть не учитывалось. Одним словом, тоталитарный режим был на лицо. В достатке жили лишь те, кто владел пахотными землями, угольными шахтами или служил непосредственному лидеру. В Берне, а ныне Иллидии, столице Афир, жили лишь самые обеспеченные семьи. Удивительные улочки бывшей столицы Швейцарии сейчас выглядели мрачнее и тоскливее. Многие ранее величественные церкви, модные рестораны, дорогие бутики, школы, сады и библиотеки оставались заброшенными. Однако старейший и красивейший собор Мюнстер всегда был озарен тысячами свечей. Здесь ежедневно заседало правительство во главе с уже пожилым Омером Эвансом. Насколько я помнила из детства, функционировала и старая часовая башня, немым стражем возвышаясь над городом. Все фонтаны, возведенные на набережной, давно пересохли, но сконструированные в форме скульптур из библейских сцен они придавали немноголюдной столице особый шарм. Река Ааре, пронзающая своим течением город, все еще была пригодна для водоснабжения и питья. Основная же часть населения расположилась в альпийских предгорьях, где удавалось вырастить картофель, зерновые и свеклу. Тут каменные многоэтажные дома сменялись низенькими деревянными постройками, покосившимися от старости. Другие регионы страны были заняты добычей сырья и мануфактурой. На юге же располагались военные лагеря, где велась активная подготовка молодых людей к службе.

Жизнь текла своим чередом, пока все чаще не начали отмечать, что некоторые дети, появившиеся на свет после катастрофы, обладают необычными сверхчеловеческими способностями. Уничтожив бесчисленное множество людей, радиация наградила избранных мальчиков и девочек, рожденных в новом мире, невообразимыми силами. Общество именовало отмеченных этим даром “Велиарами”, падшими ангелами. Кто-то был крайне полезен государству. Способности владения всеми языками, исцеления и управления погодой высоко ценились властью. Однако были и те, кто мог разрушить имеющийся строй. Уничтожали каждого, кого хоть на миг могли заподозрить в телепатии, видении прошлого, гипнозе, левитации или подчинении стихий. Своих же чад Омер Эванс, конечно же, не трогал, как и детей своих ближайших советников.

Новым же ударом для измученных граждан стало осознание, что не все, кто выжил, готовы подчиняться установившейся деспотии. На землях бывших европейских стран образовывались новые колонии, уцелевшие стекались с обломков разрушенного мира, и многие были завербованы повстанцами. Все чаще вспыхивали стычки, битвы на границах за еду и оружие. Среди них также были люди, обретшие сверхсилы. Однако бесконтрольное их использование приводило к безумию. Упоенные столь могучей властью парни и девушки теряли контроль. Сила порабощала их разум, заставляя творить жестокие вещи. Порой в желании достичь цели они убивали и своих союзников. Таким образом, Афир регулярно терял часть трудоспособного населения. Избежать кровопролития с каждым годом становилось все тяжелее. Тогда-то Омер Эванс и принял неожиданное решение: прекратить убийство детей со сверхспособностями, запереть их на острове Бриссаго, в специализированном интернате, наблюдать и контролировать их силы путем медикаментозного, принудительного лечения, а по достижении ими двадцати одного года передать армии. Так как разгуливать на свободе «этим уродцам» было бы рискованно, каждого из них выставляли на торги, где богатейшая молодежь Афир, желающая присоединиться к армии, могла купить себе подчиненного с какой-либо силой. Таким образом, армии доставалось неожиданное, разрушительное оружие, находящееся под полным контролем. А нам же предоставлялся шанс служить стране, проявлять свою преданность, патриотизм, и тогда Афир мог наградить возможностью жить обычной жизнью, не боясь смерти.

– Лилит, посмотри на меня! Как ты? – послышался откуда-то знакомый голос.

Я пару раз моргнула, и расплывчатые пятна перед глазами рассеялись, позволяя мне разглядеть Мию, мою подругу.

– Да, – прошептала я, потирая виски. – Просто новая порция таблеток от нашей заботливой докторши.

– Если они продолжат пичкать тебя ими в том же духе, ты не доживешь до этого поганого аукциона! – вспылила девушка, придерживая меня под локоть и ведя к шеренге из других заключенных.

– Что с ней? – подбежал к нам Алан, закидывая мою вторую свободную руку себе на плечо.

– Все в порядке, я сейчас приду в себя, – пробормотала я, слабо сопротивляясь.

– Чем ближе к торгам, тем больше они ее накачивают, – зашипела Мия, куда-то убегая.

– Я могу отнести тебя в комнату, – с тревогой проговорил Алан.

– Нет уж, в эту консервную банку я больше не вернусь, – улыбнулась я, обретая почву под ногами.

– Шутишь – это хороший знак, – усмехнулся мой спаситель.

Алан был добродушным, всегда готовым прийти на помощь парнем. С ним и Мией мы сразу нашли общий язык, оказавшись в интернате. В свободные часы мы всегда вместе читали или играли в карты. Оказавшись здесь в одиннадцать, я только и делала, что молчала и сидела в своей комнате. Но однажды Мия и Алан ворвались ко мне со странной просьбой, заявив, что им не хватает человека для игры в вышибалы. Ребята чуть ли не силой выпихнули меня наружу, заставив сражаться на их стороне. Нас было всего трое против шестерых. После сокрушительного проигрыша Алан с улыбкой достал из заднего кармана шоколадное печенье, сознавшись, что с помощью силы стащил его у охранника. Не печенье тогда растопило мое сердце, а осознание, что этот белокурый мальчишка с задорными карими глазами доверил мне секрет, за который его могли закрыть в комнате на десять, а то и пятнадцать дней с одним куском хлеба, кувшином воды и горстью таблеток, которые врачи с усмешкой называли “Конфетами”. С Мией же мы стали подругами, когда я увидела ее рисунки, на которых она упорно изображала свою семью, Алана и меня. Не имея воспоминаний о собственных родителях, я так растрогалась, что Мия подарила мне этот чудесное изображение, которое я до сих пор бережно хранила в нагрудном кармане комбинезона. Этим двум ребятам я обязана всем. На протяжении долгих десяти лет мы поддерживали друг друга. Конечно, будучи запертыми в четырех стенах, не обходилось и без ссор, но мы всегда мирились и приходили друг другу на выручку. “Есть еще один дорогой тебе человек”, – напомнило жестокое сердце, но я яростно затрясла головой, отгоняя надежды, что уже завтра я могу его увидеть. Сегодня Алан, Мия, я и еще шестнадцать ребят, достигшие двадцати одного года станут лотами на унизительном аукционе.

Пересчитав каждого из нас и взяв кровь на анализ, строгий надзиратель Митч нервно стучит пяткой своего до блеска начищенного сапога. Он отвечает головой за то, что каждый из нас может выкинуть. Я оглядываю остальных собравшихся. Девушек почти столько же, сколько и парней, все в одинаковой унылой униформе. Каждый растерянно стоит, потупив глаза в пол. Многие из них уже забыли, как пользоваться даром, преподнесенным им при рождении. “Даром или проклятьем?” – пронеслось у меня в голове.

– Все анализы замечательные, – с облегчением констатировал наш угрюмый надсмотрщик, получив от лаборанта в голубом фартуке заветную бумажку.

У нас ежедневно брали кровь, чтобы отслеживать, не выплевываем ли мы таблетки. Наказание за проступок – прилюдная порка.

– Через десять минут катер заберет нас отсюда и доставит в ближайший порт. Уже через несколько часов вам посчастливится предстать перед самыми важными семьями нашей страны. Не облажайтесь!

– Счастливчики! – хохотнула Мия, покинув свое место в строю.

В руках у девушки был пластиковый стаканчик с водой, который она протянула мне.

– Спасибо, – пробормотала я, жадно пригубив.

– Девочки, прикроете меня? Хочу попрощаться с Келли.

– Уверен, что сейчас лучшее время? – закатила глаза Мия.

– Я не увижу ее еще год, а если нас отправят в точку военных действий, то, может, вообще никогда, – Алан обреченно вздохнул.

– Беги, – кивнула я, – если будет нужно, мы что-нибудь придумаем.

– У тебя три минуты, придурок! – толкнул его Мия. – Дальше будешь отвечать своей шкурой.

– Спасибо, девочки! – крикнул уже на ходу Алан, направляясь в сторону комнат.

– Знаешь, тебе стоило ему признаться, – говорю я, допивая последние капельки воды.

– Этот осел никого кроме своей Келли не видит. Неужели я должна так унижаться?

– Лучше сейчас, потом может быть поздно.

– Не говори так, – грозно бросила подруга. – Да, нас купит очередная напыщенная дура, возомнившая себя героиней войны, но мы все также будем вместе. И пусть они делают, что хотят, но нас они не разлучат!

– Ты права, – заявила я, побеждено поднимая руки.

Хотя не существовало закона, запрещающего мужчинам покупать на аукционе напарника противоположного пола, это негласное правило исправно соблюдалось. Надо заметить, это, хоть немного, но радовало. Мы не достанемся Адаму Эвансу, бездушному наследнику Омера Эванса. Все знали, что сегодня он будет присутствовать на торгах. Достигнув двадцати пяти лет, младший сын главы государства решил вступить в армию, чем несказанно порадовал своего кровожадного отца. Каждый заключенный здесь ненавидел Адама. По указке его отца умерли десятки нам подобных, нас отняли у родителей, лишили детства, а в завершении насильно заставят вступить в армию. А теперь его сыночек захотел приручить одного из нас и вступить в ряды военных на благо нашего великого государства. Тошнота снова подкатила к горлу.

– Лилит, ты тут?

– Да, просто задумалась, – успокоила я Мию.

– Следуйте за мной к южному выходу, – прогремел над нами голос Митча.

– Блин, где Алана черти носят?

– А вот и я, девочки, соскучились? – лицо парня сияло.

– Ты слишком счастливый после разлуки с любовью всей твоей жизни. Неужели ты понял, что Келли – бездушная стерва, и сам бросил ее? – выдала Мия, от чего я чуть не поперхнулась смехом.

– А вот и нет, зануда. Просто меня ожидал очень неожиданный и крайне глубокий подарок, если вы понимаете, о чем я, – заулыбался друг.

– Не хотим ничего знать! – запротестовала я, заметив помрачневшее лицо Мии.

Я незаметно сжала руку подруги. Ответом мне была благодарность в ее больших темных глазах. Девушка заправила темную прядь коротких черных, как смоль, волос за ухо и гордо подняла подбородок, шагая навстречу прохладному ветру. Впервые за десять лет мы оказались на свежем воздухе. Легкий бриз ласкал кожу, заставляя волоски на затылке встать дыбом от удовольствия, солнце нежно согревало лицо, от чего приходилось щуриться, а шум воды завораживал. Кажется, мое сознание взорвалось, осознав, сколько вокруг звуков: щебет птиц, писк грызунов, шелест листвы, жужжание пчел.

Усадив нас в каюту и завязав глаза, был дан сигнал к отплытию. Некоторые устройства все же удалось запустить после катастрофы благодаря аварийным генераторам. Сквозь плотную материю невозможно было разглядеть хоть что-то, но я радовалась, что могу чувствовать легкое покачивание волн, слышать скрежет руля капитана и хлопки крыльев чаек. Не знаю, сколько именно времени прошло, но, когда нас высадили на небольшой тихой пристани и высвободили органы чувств, уже смеркалось. Небо окрасилось пурпурным, оранжевым и фиолетовым, солнце могучим раскаленным обручем уходило за горизонт, а кожу немного покалывало от прохлады. Двигаясь по узкой мощеной дорожке к поджидающему нас микроавтобусу, я уловила всплеск энергии. Сначала он был слабым, но с каждой секундой разрастался, силясь вырваться наружу. Синие языки силы сплетались перед моими глазами.

– Алекс, нет, не надо! – крикнула я, но было уже поздно.

Алекс, сильная и боевая девчонка, не щадившая свое тело ни днем ни ночью и регулярно тренировавшаяся при каждом удобном случае, вскинула руки. Вода, окружающая нас, в эту же секунду забурлила, запенилась и выросла в огромную, мощнейшую волну. Алекс побежала ей навстречу, желая скрыться, отступить под защиту повинующейся ей стихии, но седативные сделали свое дело. Девушка не была достаточно проворна для придуманного ей маневра, не была достаточно быстра для того, чтобы спрыгнуть с помоста и достичь края причала. Надзиратель одним отрепетированным движением достал черную коробочку с номерами на ней и нажал на кнопку. Алекс упала навзничь, будто ей по голове ударили чем-то тяжелым, пара ребят сделали выпад в ее сторону.

– Стоять, если не хотите быть следующими! – прокричал надсмотрщик.

Все остолбенели, глядя, как медсестра подошла к бездыханному телу девушки, приложила два пальца к вене на ее шее и покачала головой. Мия в ужасе закрыла рот руками, а Алан обнял ее за плечи, привлекая к себе и заслоняя от развернувшейся трагедии. Они с Алекс были хорошо знакомы, так как первые годы жизни росли на одной улице, у них были хоть и обрывочные, но зато общие воспоминания из детства.

Нас часто пугали рассказами, что в случае нападения или побега персонал имеет право активизировать капсулу с ядом, вживленную нам под кожу при поступлении в интернат. Однако никто из ребят в это не верил, но и проверять не желал.

– Хватит стоять! Двигаемся дальше! – услышали мы новую команду и обреченно поплелись вперед.

В автобусе нам снова завязали глаза, но это было весьма кстати: помогало сдерживать слезы, ведь правительство снова убило одного из нас. По ухабистой, неровной дороге водитель даже не старался ехать тише. Машину все время подкидывало и кренило то вправо, то влево, заставляя нас заваливаться друг на друга или падать в проход.

Наконец, после нескольких тошнотворных часов прозвучал приказ встать. Нас по одному запустили в Тюремную башню. В прошлом это было местом заключения под стражу, позже архивом, библиотекой, музеем. Сейчас, судя по всему, новое правительство использовало это старинное сооружение для проведения встреч, банкетов и аукционов. Снаружи здание выглядело огромным. Его светлые стены были отделаны светлым камнем, фасад украшали красные часы с позолотой, а на вершине сверкал колокол, призванный предупреждать жителей об опасности. Внутреннее убранство помещения совсем не вязалось с его прошлым предназначением. Высокие потолки украшались витражами и фресками, стены сверкали золотистыми росписями, а полы покрывали изумительные ковры с замысловатыми узорами. Мебели было немного: только царственные кресла из красного бархата, столы из цельных пород дерева и несколько диванов для самых важных гостей. Это просторное помещение, выполненное в лучших традициях античного декора, совсем не вписывалось в современные реалии разрухи, голода и нищеты. Столы ломились от хрустальных бокалов, наполненных шампанским, блюд с сыром, орехами и виноградом. Мы были первыми, кто вошел этим вечером в величественные двери башни помимо официантов, бегающих по всему залу в накрахмаленных рубашках. В самом дальнем углу, у огромного панорамного окна, я разглядела сцену, где и выставят “экспонаты” для продажи.

Перед прибытием основной четы нас завели в небольшую каморку, где уже в сотый раз проинструктировали о правилах поведения: не дерзить, не хамить, не смотреть в глаза, не использовать силу.

– Ты кого-нибудь видишь? – прошептала Мия, указывая на приоткрытую дверь.

Я вытянулась, но обзору мешала тучная фигура какого-то мужчины. Зал стремительно наполнялся людьми, это можно было понять по оживленным, громким голосам, доносящимся ото всюду. Наконец толпа затихла, и к микрофону подошла женщина лет пятидесяти в атласном красном платье. Я так давно не видела красивой одежды. Ткань облегала ее фигуру, словно вторая кожа, а яркий оттенок безумно подходили к ее огненно-рыжим волосам.

– Добрый вечер, дамы и господа. Меня зовут Лидия Палмер, и сегодня я буду вашим аукционистом. Прошу приветствовать наших велиаров. Всего на торги сегодня будет выставлено девятнадцать молодых мужчин и женщин.

“Восемнадцать”, – мысленно поправила я женщину, вспоминая тело Алекс, брошенное всеми где-то на пристани. Толпа же в свою очередь одобрительно заревела. Нас начали медленно выводить на сцену в порядке увеличения наших способностей. Я замыкала эту процессию.

– Первый лот! Брук Никсон. Она обладает способностью видеть вещие сны.

Брук сделала неуверенный шаг вперед, глядя себе под ноги. По толпе собравшихся прошелся ропот, и послышались первые ставки.

– Двести ратт!

– Двести пятьдесят.

– Четыреста…

Руки покупателей взлетали вверх, а их бодрые, здоровые голоса спорили наперебой. Осмелев, я оторвала взгляд от мраморного подиума и оглядела собравшихся. В зале присутствовало как старшее поколение, активно советовавшее, на какой лот стоит потратиться, так и более молодые, но уже приобретшие велиаров. Большинство же, как и стоило ожидать, потенциальные покупатели. Человек пятьдесят молодых парней и девушек в невероятно красивых и дорогих нарядах стояли и во все глаза смотрели на нас. В выражениях их лиц читался азарт, желание урвать лучший экспонат. Скользнув взглядом чуть дальше, я заметила знакомое лицо, и сердце взволновано затрепетало. В числе уже купленных в прошлые года велиаров стоял Итан. На нем была просторная белая рубашка, выгодно подчеркивавшая накаченные руки, и темные джинсы. Волосы, прежде очень короткие, отросли и карамельными волнами прикрывали высокий лоб. Карие глаза парня с нежностью смотрели на меня. Я не знала, как давно он заметил мою фигуру на сцене, но сейчас хотелось лишь плюнуть на все, сорваться с места и утонуть в его объятиях.

– Лот номер четыре, Остин Блейк, может дышать под водой, – твердила Лидия, но я уже не слышала ее.

Перед глазами был только Итан, его мягкая улыбка, ямочка на подбородке, искрящиеся глаза. Впервые он со мной заговорил, когда мне было семнадцать. В библиотеке я с упоением читала “Унесенные ветром”, когда ближе к концу второго тома обнаружила, что последние страницы безжалостно вырваны. Моему разочарованию не было предела, когда я узнала, что Мия и Алан и вовсе не читали книгу. Узнать, чем закончилась волнительная история Скарлетт, мне было не дано. Днем позже под металлической дверью комнаты я увидела сложенный вдвое листок. Там аккуратным почерком был описан конец книги. А на обратной стороне дрожащей рукой выведено примечание: “Если интересны детали, приходи завтра в десять в медкабинет”. Написанное заинтриговало меня, особенно учитывая, что медсестра уходила в обед и тщательно запирала кабинет на два замка. Тем не менее я рискнула и после отбоя, крадучись, пробралась в нужное место. Дверь была открыта. Тогда перед окном в свете полной луны я и увидела Итана. Он был годом старше меня, именно поэтому мы никогда не пересекались на построениях, но, наводя порядок в библиотеке по приказу надсмотрщика, он заметил меня, мучащую товарищей историей об испорченной книге. Всю ночь мы сидели на кушетке и обсуждали роман, смеялись и додумывали новые детали, удивлялись укладу жизни в столь далекое время. Позже мы стали больше времени проводить вдвоем, сбегая из своих корпусов и рассказывая друг другу о себе, о своих мечтах и скрытых желаниях. Так прошли три года. Между нами ничего не было, кроме легких, будоражащих касаний и жарких взглядов. Он поцеловал меня всего однажды, ровно перед тем, как отправиться на аукцион и пропасть из моей жизни на один мучительный год. В тот момент я так переживала, что даже не поняла своих чувств, возникших при мягком касании его губ. Из потока воспоминаний меня выдернуло знакомое имя.

– Лот номер одиннадцать, Мия Паркер, может создавать свою астральную проекцию.

Завладеть столь редким и необычным даром мечтали многие, поэтому за Мию развернулась ожесточенная битва. Девушки в изысканных платьях и дорогих украшениях перебивали ставки друг друга, бросая убийственные взгляды на соперниц. Цена достигла девятисот ратт, и моя подруга досталась некой Дебре Купер. На девушке вместо платья был брючный серый костюм, а сама она была на голову выше окружающих ее девиц. Стянутые в тугой пучок темные волосы и плотно сжатые губы говорили о том, что с этой дамой шутки плохи. Она была рождена для армии.

Еще несколько лотов разошлись как горячие пирожки. Калеб, управляющий льдом, Софи, заклинательница молний, Рози, создающая иллюзии, ушли с молотка по заоблачным ценам. Пятнадцатым был Алан. Его способность к телекинезу высоко ценилась на войне, ведь с ее помощью можно за секунду поднять в воздух тысячи орудий и обратить их в сторону врага. Он достался парню в первом ряду с эмблемой семьи Уордов на пиджаке. Они были близкими друзьями Эвансов, помогая строить нынешнюю империю много лет назад. Перед аукционом нас заставили выучить гербы всей знати Афир.

Передо мной оставалось еще два парня: один управлял огнем, а второй мог читать мысли. Я нервничала, ладони вспотели от неприятного предвкушения быть выставленной на всеобщее обозрение. Однако сквозь пелену волнения я отметила, что Адам Эванс не участвовал в торгах. Я вообще его не видела. Похоже, нашему военному отряду повезло: жестокий принц проигнорировал сегодняшнее мероприятие.

– И последний лот в этом году! Лилит Фостер! Ее способность – поглощение энергии. Этот велиар может впитывать силу как обычных людей, так и силу себе подобных и использовать ее. Предположительно, может транслировать ее окружающим.

А мне отвелось гораздо больше времени, чем другим ребятам. Похоже, миссис Палмер рекламировала меня, желая продать как можно дороже. Когда я вышла вперед, голоса на минуту смолкли, погрузив зал в гробовую тишину. Несколько сотен глаз жадно осматривали меня, оценивали крепкость костей, обтянутых кожей и лишенных какой-либо мышечной массы, быстроту ног, готовых подкоситься в любой момент от усталости, вызванной таблетками, ловкость рук, тонкими плетками повисшими вдоль корпуса. По их лицам читалось недоверие: как в таком хрупком, изможденном теле может таиться такая мощь? Ранее на торги никогда не выставлялся ни один велиар со способностями, хоть немного похожими на мои. Во мне вскипел гнев, а кулаки непроизвольно сжались. Ничего, я им всем покажу. Как известно, самые мелкие создания и являются самыми смертоносными: скорпионы, кобры, птицееды. Пробудившаяся злость мгновенно активизировала мои дремлющие инстинкты. Я могла разглядеть энергию каждого в этом зале: мощную, но спокойную силу Алана, пылкую и страстную Мии, мерцающую и тихую Брук. Аура толпы была слабой. Подавляющее большинство здесь были обычными людьми. Исключение составляли несколько парней в первом ряду. Я не могла не обратить внимания на девушку, буравящую меня глазами. Ее энергия была гадкой, извивающейся и слабой. В голове будто щелкнул переключатель, поток гнева увлек, заставив напрячь каждый мускул и пропустить сквозь себя весь окружающий меня объем силы. Ветер вихрем пронесся по залу, увлекая в смертоносный танец каждого, кто позволил себе расслабиться, раскаты грома оглушили собравшихся, а молнии, которые я позаимствовала у Софи, заискрились под самым потолком, бокалы с шампанским поднялись к люстрам благодаря телекинезу, украденному мной у лучшего друга. Свет зловеще мигал, стоп-кадрами отражая ужас на лицах людей. От очередного раската грома окна в рамах задрожали и пошли трещинами. Только тяжелые занавески спасли близстоящих от миллиона ран, исполосовавших бы их лица, когда стекло не выдержало и с оглушительным звоном вылетело, впуская в помещение холодный ночной воздух. Митч уже потянулся к пульту смерти, когда моя астральная проекция одним точным движением выбила эту темную коробочку из его рук. Спасибо Мии за ее дар. Торнадо кружил, задирая вверх красные ковры и заставляя девушек с криками снимать высокие шпильки, чтобы не упасть. А парни закрывали головы руками, опасаясь, что следующий разряд молнии может быть для них смертельным.

Однако я была слишком слаба, чтобы долго контролировать этот водоворот сил в своем теле. Руки предательски затряслись, и я пошатнулась, стараясь сохранить равновесие. Фужеры с грохотом посыпались под ноги, застилая пол, словно иней. Что я натворила? Какая муха меня укусила? Пелена безумия спала, и я не могла поверить в произошедшее.

Спустя мгновение зал погрузился в хаос. Представление пришлось по вкусу этим избалованным детишкам. Никто не думал убивать меня. Не только девушки, но и парни выкрикивали свои ставки, бранились, если у них не хватало денег, кричали на соседей, злились и отчаянно всплескивали руками, когда приходилось выйти из игры.

– Полтора миллиона ратт!

– Миллион семьсот!

– Два миллиона! – выкрикивала темноволосая девушка с золотым колье на шее, весом, наверное, в пять килограмм.

– Два с половиной! – не мог ей уступить парень, стоявший рядом.

– Три! – не сдавалась девушка.

По ее натянутой улыбке, немного писклявому голосу и манере быть всегда первой я поняла, что с ней мне жизни не будет. Именно ей и принадлежала та липкая, тяжелая энергия. Я стану ее маленькой собачонкой, одной из тех, что женщины в прошлом носили в брендовых сумочках. Меня захлестнуло отчаяние, а слезы готовы были предательски выбраться наружу. Но я твердо решила, что не доставлю этой толпе негодяев такого удовольствия. Когда цена дошла до невероятной цифры в пять с половиной миллионов ратт, было очевидно, что я достанусь той самой настойчивой брюнетке.

– Пять с половиной миллионов раз, пять с половиной миллионов два, – скандировала Лидия, – Пять с половиной…

И тут я почувствовала в зале новую ауру. Она отличалась от всех видимых мною раньше. Густая, обволакивающая, тягучая и безмерно темная она пугала своей мощью. Я мгновенно поняла, что именно она и нашептывала мне показать себя, разгромить зал, выплеснуть накопившийся гнев. Щупальца этой силы скрывали своего владельца, притаившегося в дальнем углу зала.

– Десять миллионов, – донесся спокойный, но уверенный голос мужчины, делающего шаг из-за своего темного щита.

Разглядеть я его не могла, потому что со всех сторон его тут же обступила толпа людей. Но Лидия, судя по всему, обладала более острым зрением: она, не задумываясь, застучала судейским молотком по столу, оповещая, что лот продан, и аукцион официально завершен.

“Что он со мной сделал? Как заставил поступить столь безрассудно?” – не могла поверить я. А молодой человек тем временем приблизился к нашему подиуму и остановился всего в метре от меня. На его губах играла самоуверенная нахальная улыбка, его черные, как самая беззвездная ночь, глаза сверкали самодовольством. Он был похож на пуму, притаившуюся среди зарослей и высматривающую очередную добычу. Бледная кожа, высокие скулы и темные волосы придавали ему опасный, хищный вид. Подтянутое, рельефное тело было облачено в черную шелковую рубашку, на которой алым пятном расплывался герб семьи Эвансов.

– Ты не разочаровала меня, Лилит, – произнес Адам ледяным голосом.

Минуту я смотрела на его безупречное лицо. Похоже, его, помимо невообразимых способностей, высшие силы решили наградить еще и внешностью божества. Темного божества, дьявольски притягательного и чертовски опасного. А потом мир поплыл перед глазами, я почувствовала, как слабеют ноги, и замедляется сердцебиение. “Сейчас я упаду в груду осколков, которые сама же и разбросала” – подумала я, проваливаясь в небытие. Но последним ощущением была не боль от стекла, врезающегося в спину, ноги и ладони, а ласка. Сильные руки подхватили меня с такой легкостью, будто я вовсе ничего не весила. А потом наступила темнота.

Глава 2

Густой туман окутывал мой разум, не позволяя мыслям собраться воедино. Я ничего не чувствовала: ни боли, ни тревоги, ни усталости. Никаких проблем больше не было, все переживания казались несущественными, недостойными внимания. Ощущения были такими, словно я была на лодке посреди океана. Волны мерно покачивали мое тело, унося далеко-далеко от спасительного берега. Здесь правила ночь, тихая и спокойная. Состояние невесомости завладело телом настолько, что идея пошевелить пальцами или открыть глаза казалась абсурдной. Иногда мне чудилось, что я слышу голоса. Но откуда в океане могут быть голоса? Иногда мою правую руку пронзала острая боль, напоминая, что я все еще состою из плоти и крови. В такие моменты сознание отчаянно старалось пробиться сквозь пелену беспамятства, но тьма каждый раз оказывалась сильнее. Я понятия не имела, сколько я плыву: день? два? целый месяц? год?

Однажды мой дрейф прервало видение. Мне было лет пять, и я играла в саду. Яблоня укрывала меня от знойного летнего солнца, пока я переодевала куклу, сидя прямо на траве. Мама мирно читала книгу в кресле-качалке, изредка поглядывая на меня с улыбкой. Ее каштановые волосы красиво блестели при каждом повороте головы. Я с грустью намотала на указательный палец локон: и почему он такой белый? Время неумолимо бежало, приближая закат. Я захотела есть, но решила потерпеть и не говорить об этом маме, устало задремавшей под легким пледом. Внезапно идиллия нарушилась громким топотом. Глаза мамы распахнулись, она испуганно огляделась, схватила меня и понесла, срываясь на бег, в сторону сарая.

– Мышонок, ты должна сидеть очень тихо, – прошептала она, опуская меня на некое подобие скамейки.

Затем дверь тяжело захлопнулась и все, что мне осталось – наблюдать за происходящим через небольшую щель между досками старой постройки.

К маме подошел офицер в сопровождении папы. Я радостно подпрыгнула: наконец-то он вернулся домой. Несколько дней назад родители поругались, и отец ушел, не взяв ни одной вещи. Причину ссоры я не помнила, но давящее чувство в груди намекало, что это случилось из-за меня.

Трое разговаривали, иногда крича и жестикулируя.

– Как ты мог? – раздался мамин отчаянный всхлип. – Лучше бы ты просто исчез!

– Нора, посмотри на себя! Она убивает тебя, выкачивает все силы. Ты сама на себя не похожа. Дорогая, я волнуюсь за тебя…

– Она наша дочь!

– Она монстр!

– Миссис Фостер, вам необходимо передать велиара властям, – вмешался офицер жестким, бескомпромиссным голосом.

– Убирайтесь! – преградила ему путь мама.

Офицер смерил ее презрительным взглядом, а потом наотмашь ударил. Слабое женское тело рухнуло на землю, голова запрокинулась и с неестественным звуком ударилась о каменную дорожку. Папа подбежал к ней, начал трясти за плечи, звать, но было уже поздно. Слезы душили меня, и я потянулась к двери.

– Стой! – раздался голос за спиной.

От испуга я забыла, как дышать, в горле пересохло, а тело застыло в ужасе.

– У меня всего несколько минут, – из тени вышел молодой мужчина с темными волосами и не менее темными глазами. – Лилит, послушай меня, ты должна очнуться! Они собираются убить тебя. Меня хотят перестать к тебе пускать, я не смогу сдерживать их вечно.

Откуда он знал мое имя? И как оказался в нашем сарае? Что за бессмыслицу он говорил? Парень сделал шаг вперед и схватил меня за плечи, не позволяя отступить. Густая энергия, которую, казалось, можно захватить рукой, обступила меня. Она была смертоносной, разрушительной и опасной. Но мне она не желала вреда, наоборот, стремилась уберечь, окутать. Каждая пора моего тела наполнялась ей, ослабляя при этом мужчину. Но он не сопротивлялся, а с готовностью отдавал. Мне сразу вспомнилось, как отец всегда ругался на меня, когда я неосознанно занимала у него силы, чтобы подольше поиграть вместо сна.

– Кто ты? – одними губами спросила я.

– Я Адам.

– Ты тоже меня бросишь? Как папа?

– Ни за что, – парень нежно погладил меня по голове. – Ты только будь умницей, просыпайся, Лилит.

Его глаза цвета индиго притухли, а щеки побелели, похоже, я снова забирала слишком много. Силуэт Адама начал расплываться, он покидал меня.

– Нет, нет, пожалуйста, останься! – завопила я, хватая пустоту вместо его руки.

В этот момент дверь сарая отворилась, впустив свет в это крохотное, мрачное пространство.

– Попалась, – проговорил офицер, злобно скаля зубы.

Я зажмурилась, выпуская энергию, пожертвованную мне Адамом, и крича, что было мочи. Мир раскололся, разорвался. Меня будто выдергивали с самого дна Марианской впадины, заставляя преодолевать кубометры воды. Головная боль раздирала сознание, в висках пульсировало, воздуха катастрофически не хватало, сердце грозилось прорвать плоть и вылететь наружу. А потом я открыла глаза.

Яркий свет ламп сначала ослепил меня, но, моргнув несколько раз, я быстро к нему привыкла. Стерильное помещение больничной палаты было пусто. Вокруг меня стояли непонятные мониторы, отображающие показатели моего сердечного ритма, дыхания, пульса. Справа расположилась капельница, она то и являлась причиной невероятной боли в руке. Прилагая немыслимые усилия, я приподнялась на предплечьях и выдернула иглу из вены. Готова поспорить, это точно не витамины. Я старалась дышать ровнее, чтобы не запаниковать. То, что я все еще жива – хороший знак. Однако слова Адама в моем сне не давали покоя. И как, черт возьми, он смог пробраться в мое сознание?

Свесив ноги с кровати, я сделала попытку встать, но лишь с грохотом упала на холодный белоснежный пол. Похоже, кто-то услышал меня, потому что за дверью раздались шаги. Однако никакой энергии вокруг я не чувствовала, что свидетельствовало о том, что меня все это время держали на транквилизаторах. От них же у меня кружилась голова, во рту был привкус железа, а окружающие предметы расплывались перед глазами. За десять лет жизни в интернате я наизусть выучила эти симптомы.

В палату ворвался грузный мужчина в белом халате. При виде меня его маленькие жабьи глазки расширились, а рука потянулась к какому-то предмету на металлическом столике возле двери. Буравя меня взглядом, доктор натянул латексные перчатки с таким видом, будто мог заразиться чумой, прикоснись он ко мне голыми руками. Спустя мгновение в комнату вошел еще один человек. Это оказалась молодая девушка с распущенными темными волосами, на которых красовался высокий медицинский чепец. Судя по всему, ассистентка. Она шарахнулась к дальней стене, поняв, что я пристально наблюдаю за ней.

– Но как она могла очнуться? Мы же ввели ее в кому, – еле слышно спросила она.

– Что вы сделали? – тихо прозвучал мой шокированный голос.

Мужчина яростно зыркнул на свою подопечную, готовую сбежать отсюда в любую секунду.

– Шприц, – скомандовал он.

Неестественно скрючившись, девушка встала рядом с ним и дрожащими руками попыталась снять колпачок ампулы.

– Только попробуйте, – прошипела я, поднимаясь на ноги.

От резкого перемещения тела в пространстве тошнота подступила к горлу, а в глазах резко потемнело, но я не подала вида. Если они догадались вогнать меня в кому, из которой я чудом выкарабкалась, то одному Богу известно, что за инъекцию мне собирались вколоть. Перебирая в голове все возможные варианты спасения, я пришла к пугающему заключению: в этом мире сейчас был всего один человек, способный мне помочь и не желающий моей немедленной кончины. Я подняла подбородок повыше и угрожающие вскинула руки. Конечно, пользоваться силой после тех злодеяний, что со мной совершили, я не могла, но нужного эффекта добиться удалось. Девушка вскрикнула и от страха выронила пузырек с прозрачной жидкостью.

– Дура, она слишком слаба, чтобы что-то сделать! – прорычал мужчина.

– Хочешь проверить? – рявкнула я, направляя правую ладонь в его сторону. – Насколько я поняла, я и проснуться-то не должна была.

Трус в белом халате скривил губы и облокотился всей тушей на стену, сдаваясь.

– Так-то лучше, – улыбнулась я. – А теперь немедленно свяжитесь с Адамом Эвансом и скажите, что его велиар очнулся и готов приступить к службе.

– Он отказался от тебя! – сдавленно прохрипел мужчина.

– Хорошая попытка, – произнесла я, делая уверенный шаг в его сторону, – но я почему-то тебе не верю.

Гнев исказил старое морщинистое лицо врача, брови сдвинулись, превратившись в одну линию, а глубокая морщина разделила лоб на две части. Он судорожно шарил глазами по комнате в поисках решения. Как же мне хотелось стянуть скальпель с нижней полки стеклянного шкафа, стоящего слева от меня, и собственноручно перерезать глотку этому жалкому человеку. Но надо было держать себя в руках, иначе он догадается, что свою истинную силу я не могу использовать.

– Ты, – бросила я девчонке, – быстро сделай, что я сказала, иначе твоего босса ждет самая мучительная смерть, и никакие мольбы не помешают мне испепелять каждый его орган, один за другим, пока в моих руках не останется только его еле бьющееся сердце.

Действовать нужно было быстро, пока в голове доктора Франкенштейна не созрел какой-нибудь план. И похоже, я была убедительна: девчонка пулей вылетела из кабинета. Оставалось надеяться, что ей не хватит ума позвать подмогу.

– Ты ничего этим не добьешься, – устало проговорил врач. – Сам Омер Эванс против твоего существования. Его жалкий сынок день и ночь плясал возле твоей койки, но его желания никого не волнуют. Прихоть мальчишки, у которого есть все.

– Мне казалось, он отказался от меня, – ядовито произнесла я, желая заткнуть старого ублюдка.

Минуты текли невероятно долго. Руки затекли от статичного положения над головой, да и все тело предательски ломило. Миллионы мыслей роились в голове, мешая сосредоточиться. Я совершенно не понимала, что именно происходит, и почему меня упекли сюда, чем мотивировался Адам, вторгаясь в мое сознание, и зачем пошел против отца в попытке сохранить мне жизнь… Не знаю, сколько времени мы с этим инквизитором провели в кабинете, молча буравя друг друга взглядом, но наконец послышались голоса и шаги, переходящие на бег. “Боже, пожалуйста, пусть это будут не офицеры”, – взмолилась я, пока стук ботинок о пол становился громче с каждой секундой.

На пороге возник Адам. Он тяжело дышал и выглядел так, будто его только что подняли с постели. Под глазами на бледной коже залегли синяки, острые скулы выделялись на осунувшемся лице. Казалось, парень похудел килограмм на десять с нашей последней встречи. Рельефная грудь прерывисто поднималась и опускалась в прорези широкой белой рубахи, на плечи было небрежно накинуто пальто. Он больше не был таким собранным как на аукционе или в моем сне. Однако подобный вид вовсе не показывал его со слабой стороны. Наоборот, нетерпение, с которым он мчался сюда, страсть, с которой он рушил все барьеры, чтобы вытащить меня из комы, делали его восхитительно опасным. Синий огонь его глаз испепелял зажавшегося в угол врача, обещая скорейшее возмездие.

– Твое разрешение, урод, – сказал Адам, бросая какую-то бумажку прямо в лицо побледневшего мужчины. – Отец подписал несколько минут назад.

Затем он подошел ко мне, пропуская вперед своего спутника, не замеченного мною ранее. Он был почти таким же высоким, как и Адам, но выглядел немного старше и больше. Мышцы игрока в регби бугрились под черной кожаной курткой, правую щеку пересекал длинный сиреневый шрам, показавшийся мне знакомым. Я напрягла память, всматриваясь в эти высеченные из камня черты. С этим человеком стоял Итан на аукционе. Значит, они вместе служат в армии. Я сосредоточилась, пытаясь почувствовать энергию друга, но безрезультатно: я все еще была слаба.

– Нам надо поговорить, – сказал мужчина, обращаясь к врачу.

Они вышли, притворив за собой дверь и оставив нас с Адамом наедине. Парень устало запустил пятерню в короткие шелковые волосы, закрыл и очень медленно открыл глаза. Его взгляд презрительно скользил по палате, пока не остановился на мне.

– Садись, – приказным тоном скомандовал он, указывая на кушетку.

– Не хочу, – настороженно ответила я.

– У тебя кровь идет, – Адам кивнул на мою руку.

Очнувшись, я плохо соображала, а потому выдернула иглу капельницы настолько яростно, что повредила руку. Я даже не заметила этого. Густая красная жидкость тем временем уже струилась от локтевого сгиба к запястью, мелкими каплями усеивая пол. Я ахнула и осела на кровать. Адом ухмыльнулся кончиками пухлых губ и подошел, сжимая в руке перекись и бинт. Его длинные пальцы были обжигающе холодными, но сами прикосновения удивительно трепетными и осторожными. Моя кожа покрылась мурашками, и я отвернулась, пряча внезапно возникший румянец за волосами. Уже год ко мне никто не прикасался кроме Мии и Алана. Место укола обожгло целебным раствором, но я не сдвинулась с места, позволяя чутким рукам колдовать над моей раной.

– Ты принес меня сюда после аукциона? – первой заговорила я.

– Да. Это королевская больница, думал они помогут тебе.

– Почему меня хотели убить?

– Наше маленькое шоу не всем пришлось по вкусу.

– Мне оно, знаешь ли, тоже не понравилось, – с упреком сказала я.

– Да? А вот я был в восторге. Ты могла бы положить весь мир к своим ногам.

– Думала об этом. Но не могла подобрать правильный момент. Ты бы что выбрал: когда меня продавали с молотка или когда вводили в искусственную кому? – я возвела глаза к небу, делая вид, что задумалась.

Адам внимательно изучал мое лицо. Он был так близко.

– Почему решил помочь мне? – прервала я неловкую паузу.

– Разве, заполучив самого сильного велиара, я мог так просто от него отказаться? – парень вопросительно изогнул бровь.

– Похоже, твой отец считает иначе.

– Меня не волнует его мнение.

– Да как же, – усмехнулась я, уверенная, что Адам и пополнить ряды военных решил только потому, что хотел угодить папочке.

Парень ничего не ответил, а лишь продолжил утирать разводы крови на моей руке.

– Ты обладаешь даром внушения. Очень мощным. На отца ты тоже его применил?

– На него не действует ни одна сила, – резко произнес Адам.

– Я не могу находиться рядом с тем, кто может принудить меня делать то, что я не хочу. Завтра ты прикажешь мне убить всех велиаров, и я не смогу не повиноваться твоим силам, – медленно произнесла я, осознавая весь ужас нашего союза. – А что самое страшное, мне хватит способностей их убить.

– У тебя нет выбора. А твое мнение по поводу правильности моих действий меня также совершенно не волнует. Мы не друзья, Лилит. Я купил тебя. Ты мое оружие.

Его слова были холодными, отстраненными, они были призваны задеть, в отличие от его рук, возящихся с перевязкой. Не разобравшись со своими мыслями на этот счет, я решила не продолжать разговор, хотя количество вопросов в моей голове перевалило за двузначную цифру. Когда Адам сделал последний оборот бинта вокруг моего локтя, в комнату вошел его спутник.

– Можем ехать, – кивнул он.

– Идти сможешь? – обратился Адам ко мне.

Я сделала несколько неуверенных шагов в сторону двери, покачиваясь и придерживаясь за стены.

– Я готова ползти, лишь бы убраться отсюда, – пробормотала я, покидая палату, чуть не ставшую моей могилой.

Оказалось, что меня держали в заброшенном крыле больницы, куда кроме врача и его помощницы не допускался никто. На входе в это полуразвалившееся здание стояли два охранника с автоматами наготове. Их лица были такими же суровыми, как и зачинавшийся день. Солнце едва касалось своими лучами неба, пытаясь окрасить его в персиковый цвет, но ночной туман еще не успел окончательно рассеяться и угрожающе нависал над низенькими домами с коричневыми крышами. Воздух был тяжелым и влажным, от чего мои белоснежные локоны тут же начали завиваться и лезть в глаза. На траве поблескивали капельки росы, маня провести рукой по этим сочным зеленым стебелькам. Я не удержалась и наклонилась погладить один. Бархатный лист фиалки пощекотал пальцы, заставив улыбнуться ощущениям, забытым за десять лет нахождения в бетонной коробке. На мощеной дорожке был припаркован автомобиль черного цвета с тонированными окнами.

– Шон, отвезем Лилит в воинскую часть, а потом вернемся в город, у меня есть кое-какие дела. Пусть Итан все ей покажет, – раздавал указания Адам, садясь на заднее сидение.

– Без проблем, – кивнул второй мужчина, занимая место водителя.

Знакомое имя пригвоздило меня к месту, позволив предвкушению от долгожданной встречи разлиться в душе.

– Долго будешь стоять? – поинтересовался Адам, приоткрыв окно.

Я уселась справа от него, вдыхая приятный запах кожаного салона. Наверное, в прошлом мире эта машина стоила целое состояние. Я с интересом вытянулась вперед, изучая четыре серебряных кольца, пересекающих друг друга, на руле. Приборная панель замигала, когда Шон повернул ключ зажигания, а сам автомобиль взревел, лишний раз подчеркивая свою дороговизну.

Я во все глаза наблюдала за открывающимся пейзажем, в то время как Адам, скрестив руки на груди, откинулся в сидении и просто-напросто уснул. Мы стремительно пересекали бывшую столицу Швейцарии, оставляя позади паутину из пыльных улиц, дома из мрачного песчаника, маленькие церквушки и еще закрытые продуктовые лавки. Шон не обращал на меня никакого внимания, словно помимо него и Адама в салоне больше никого не могло и быть. Двигаясь вдоль бирюзовых вод Ааре, я задумалась, насколько был удивителен этот клочок земли. Он пережил ужасную катастрофу: над миром расплылось ядовитое облако, каждый новый ливень выжигал гектары лесов и полей, из-за многочисленных людских смертей приходили в негодность и горели заводы, нефть разливалась по океанам, убивая тех немногочисленных существ, что пережили первый радиационный удар. Но страна уцелела, она стала пристанищем, оазисом для тысяч людей, бережно защищала их и кормила.

– Почти приехали, – декламировал Шон.

Густые ресницы Адама затрепетали, и он лениво потянулся. На его лицо упал луч света, напоминая окружающим насколько прекрасен его профиль. Мраморная кожа резко контрастировала с черными волосами, упавшими на лоб, приоткрытые пухлые губы возбуждали интерес. Я поймала себя на мысли, что неплохо было бы провести по ним кончиками пальцев, чтобы убедиться, правда ли они были такими мягкими, как выглядели.

– Мы пропустили неделю тренировок, – сказал он, обращаясь ко мне. – Сегодня можешь отдохнуть, я предупрежу командиров. Приступим к подготовке с понедельника.

Машину повело, когда асфальт сменился грунтовкой, извилисто ведущей вглубь леса, петляя между вековыми елями. Проходной пункт показался через несколько минут. Шлагбаум сразу открылся, пропуская явно знакомый автомобиль. Огромная территория, окруженная металлическим забором с колючей проволокой, поражала зловещей аурой, накатившей на меня буквально сразу. По периметру спиралью закручивались дорожки для бега с миллионом различных препятствий, зелень, очаровывавшая меня всю дорогу, здесь не росла, уступая место песку, гравию и асфальту. Казармы располагались на западной стороне. Проезжая мимо них, я заметила, что свет в окнах еще не горел. Армейские корпуса раскинулись немного левее, бетонными одноэтажными блоками рассыпавшись вдоль дальней стороны забора, а тренировочные здания занимали центральную часть этого царства страданий. Все постройки выглядели одинаково мрачно, их обшарпанные стены, покрытые плесенью, серые лестницы и унылые подъездные дорожки говорили лишь об одном: здесь из вас сделают солдат, но перед этим вытряхнут всю душу. Сердце болезненно сжалось от осознания, что интернат, возможно, был не так уж и плох.

Машина остановилась у главного корпуса. Это было идентичное всем остальным здание с одним единственным отличием: над его входом развивался герб семьи Эвансов. Адам вышел, жестом приказывая мне стоять снаружи, а сам скрылся за тяжелыми дверьми. Вокруг стояла оглушительная тишина, даже насекомые не издавали ни звука. Туман так и не рассеялся, став еще гуще и пугающе. От этого утро показалось еще более холодным, и я поежилась в своем тонком сером комбинезоне. Адам вернулся в сопровождении Итана. Мне чудом удалось сдержать улыбку от появления родного лица. Его глаза лучились светом, движения были спокойными и уверенными. Мужчина был одет в темно-синий дождевик и свободные черные брюки, видимо, военную форму здесь носили не всегда. Шон и Итан кивнули друг другу, и мне показалось, что отношения между ними весьма сносные.

– Проводишь ее в казарму и покажешь все, – бросил Адам, открывая дверь автомобиля. – Лилит!

Я обернулась в ровно тот момент, когда черный тяжелый ком врезался в мое лицо.

– Какого черта…– начала было бурчать я, но потом поняла, что он кинул мне свое пальто.

Я хотела было что-то сказать, но машина уже сорвалась с места, оставив меня с чувством вины стоять на обочине. Черный кашемир укрыл меня от утреннего мороза и подарил неожиданное чувство уюта. Аромат горького шоколада и табака приятно защекотал нос. Это был запах Адама.

– Я так рад тебя видеть, – выдохнул Итан, держась, тем не менее, немного поодаль.

– Я думала, что умру раньше, чем смогу с тобой поговорить, – улыбнулась я.

Мы побрели по дорожке так близко, что наши руки соприкасались.

– Ты весь город на уши поставила.

– Этим буржуям слишком спокойно жилось, – усмехнулась я.

– Поклянись, что больше не будешь выкидывать ничего подобного, – взмолился Итан, а в его глазах я заметила тревогу. – Понятия не имею, что Адам пообещал отцу, но уверен, цена твоей жизни была очень высокой. Никто уже не верил, что ты вернешься.

– Но я тут, с тобой, – нежно проговорила я и попыталась взять его за руку.

– Не здесь, – шепнул парень, ускоряя шаг.

Мы обогнули добрую половину всей военной части, приближаясь к казармам. Однако Итан свернул у тренировочного корпуса направо и повел меня вдоль забора, увлекая к старому, выжженному дереву без листьев. Он нежно коснулся моих плеч, будто все время до этого не верил, что я настоящая.

– С тобой все в порядке? – озабоченно спросил он.

– Да, конечно. Итан, я так скучала, – призналась я, а к глазам подступили неожиданные слезы.

Он обнял меня, поглаживая ладонью вдоль спины, его сильные плечи напряглись, когда я повторила жест. Уткнувшись в его шею, я хотела растаять, раствориться в этом моменте. Каждый день в интернате я боролась с собой, стараясь не думать о его заботливой улыбке, забыть крепкие объятия, трепетные прикосновения. Ведь мы оба могли погибнуть, так и не дождавшись встречи. Но вот я могла дотронуться до него, а он поймать большим пальцем скатившуюся по моей щеке слезу. Безжалостная буря эмоций грозилась поглотить меня целиком. Я привстала на цыпочки в поисках его губ, но Итан увернулся, аккуратно оттолкнув меня.

– Здесь повсюду глаза, – покачал он головой. – Мне и прикасаться к тебе не следовало. Отношения между двумя велиарами, как и между велиаром и каким-либо покупателем здесь строго запрещены.

– Сегодня я уже избежала смерти, молния не бьет два раза в одно место, – попыталась пошутить я, но лицо Итана оставалось отстраненным.

– Я не подвергну тебя такой опасности. У нас будут выезды, я всегда буду рядом, но делать это здесь – слишком опрометчиво.

Мне будто дали пощечину. Я так долго этого ждала, так мечтала о нашем воссоединении, а все, что получаю – пятисекундные объятия и лекцию о жизни в военном лагере. Итан всегда был слишком заботливым, его чрезмерная опека ощущалась даже в интернате. Когда я пыталась уговорить медиков давать мне меньше таблеток, он одергивал меня, напоминая, что они в любой момент могут расправиться со мной. Когда Мия бунтовала против камер-одиночек, он просил меня держаться от нее подальше, чтобы не навлечь на себя беду, когда Алан во всю развлекался с Келли, он осуждал влюбленных, утверждая, что их обоих могут наказать. Единственное, чего не касались правила – наши ночные посиделки в медкабинете. В последнюю нашу встречу он сказал, что я самое дорогое, что есть в его жизни, сказал, что каждый день будет ждать меня и вынесет все испытания в военном училище ради нашей встречи. Именно поэтому я была уверена, что сейчас он пошлет куда подальше весь свой самоконтроль и наконец прижмет меня к себе и поцелует так, что я забуду о том ужасном годе, проведенном без него. Так что же произошло?

Я не стала спорить, как бы то ни было, он делал это ради меня, переживал за меня.

– Отведи меня в казарму, я немного устала, – честно призналась я, возвращаясь на вымощенную камнем дорожку.

– Прошу, пойми меня. Я не перенесу, если из-за меня, из-за моих желаний пострадаешь ты.

Мои щеки мгновенно вспыхнули, когда я услышала это отчаяние в его голосе, когда он говорил о “его желаниях”. Мой гнев сменился на милость.

– Все в порядке, Итан. Я все понимаю.

По славам моего спутника, сейчас было пять утра. Подъем всех кадетов обычно осуществляется в шесть, но так как сегодня было воскресенье, разрешалось продлить время отдыха до восьми утра. Мы преодолели несколько лестничных пролетов, оказавшись на пятом этаже общежития. Тут жили исключительно велиары, находясь под круглосуточной охраной вооруженных армейцев. Таблетки здесь никто не отменял, поэтому свои способности использовать на все сто процентов не мог ни один кадет, кроме тех счастливчиков, кто был в милости у Омера Эванса. Женская сторона отделялась от мужской лишь условной линией посреди узкого зеленого коридора. Итан показал какую-то бумагу охраннику, и тот пропустил нас на половину для девушек.

– Первогодки занимают верхние этажи, второгодки живут ниже, первый этаж для тех, кто служит в армии больше трех лет, – объяснял Итан, продвигаясь прямо. – Это сделано для того, чтобы в случае нападения, они могли покинуть здание первыми и вовремя подоспеть на помощь пограничным войскам.