Тьма и Свет. Ветеранам психотронных войн посвящается…

I

В жаркий летний день солнце ярко слепило глаза и шпарило в безоблачной погоде. Мне исполнилось прошедшей зимой четыре годика, и я со своей мамой шли креститься в церковь. Ещё совсем недавно на нашу семью будто бы напал злой рок. У мамы начались почти смертельные приступы бронхиальной астмы, а в начале лета отца сбил грузовик и папа находился в госпитале. Видно, потому что матери не с кем было меня оставить этим летом, она нашла в себе силы и состояние её здоровья улучшилось. А в стрессовой ситуации переживаний за папу приступы астмы у неё практически прекратились, после чего её выписали из больницы, и она Елена Михайловна уже продолжала работать заведующей педиатрическим отделением в городской детской поликлинике.

Коллега по работе матери медик Наталья Павловна, бывавшая не раз у нас дома, предложила Елене Михайловне крестить меня в православной церкви, мотивируя это тем, что вполне возможно якобы на нашу семью кто-то наводил или наводит порчу, раз стали случаться неблагоприятные жизненные напасти.

Как-то раз во время рабочего дня она пришла к ней в кабинет.

– Знаешь Леночка, тебе срочно нужна помощь, необходимо крестить твоего сына Сашу и как можно быстрее.

– Наташ, я, правда, не знаю, да и в церковь не хожу.

– Ну, это не беда, я всему научу и всё покажу, что и как надо делать могу даже стать крёстной матерью Саши, если, конечно, захочешь.

Елена Михайловна, ничего не говоря, с удивлённым видом взглянула на Наталью Павловну.

– Ты подумай сама, мы же с тобой подруги, сначала проблемы со здоровьем начались у тебя, сейчас муж в больнице, а ведь следующим может стать Саша. Ты просто обязана крестить сына. Чтобы не дай бог не случилось ничего нечто плохого.

Несколько дней Наталья Павловна упорно и настырно дискутировала на тему, что меня надо крестить, и доверявшая ей Елена Михайловна согласилась.

И вот в обыденный выходной день мы с мамой направлялись в церковь, близ которой встретили Наталью Павловну Берёзову.

II

– Здравствуй Леночка! Сашенька, какое ты милое, доброе и хорошее дитятко! Давай сюда свою руку, и мы пойдём тебя крестить.

Я и моя мать поздоровались с Натальей Павловной. Она настоятельно утверждала, что в церковь нужно зайти сначала мне с ней и только по истечению пяти – шести минут Елене Михайловне, объясняя это тем, чтобы крещение прошло успешно. Не зная церковных правил поведения, моя мама послушала Берёзову и отпустила меня с ней, намереваясь идти следом за нами, повременив пять, шесть минут.

Когда мы с Натальей Павловной подошли к дверям храма, она сказала, – Смотри Сашенька, перед тем как заходят в церковь все крестятся левой рукой сверху вниз и слева направо. Показав как это надо делать, Берёзова достала из своего кармана немного земли и небольшую верёвочку, напоминающую обычные швейные нитки.

– Вот Саша, чтобы тебя в жизни всегда ждал успех, и была удача, надо положить это в правую руку.

Ничего не понимая, я слушал Наталью Павловну.

– Поверь мне. Это очень важно…

Берёзова схватила меня за правую руку и положила в мою ладонь землю.

– Это ещё не всё, как зайдёшь в церковь, ты должен аккуратно бросить землю и верёвочку на пол, и так, чтобы этого никто не увидел.

В недоумении я смотрел в глаза моей будущей крёстной матери, а Наталья Павловна моментально намотала мне на пальцы и запястье правой руки маленькую верёвочку, говоря, что про землю и верёвочку нельзя никогда никому рассказывать.

Окрестив себя несколько раз левой рукой, я зашёл в церковь и по настоянию Берёзовой тихонько сбросил веревочку и землю на пол в церкви. Резко мне стало холодно, дрожь начала пробирать до костей, появилось состояние рвоты, голова закружилась, перед глазами всё поплыло, и я держался из последних сил, чтобы не упасть и не потерять сознание. Но по истечению нескольких минут моё самочувствие улучшилось. От Натальи Павловны и след простыл, поблизости её нигде не было, я увидел свою маму, мы купили с ней крестик с иконой, к нам подошла Берёзова и сказала, что ей пора по делам. Наталья Павловна удалилась из храма, а меня в тот день крестили в русской православной церкви.

Время, совершая бег, двигалось вперёд. Я учился в начальных классах средней общеобразовательной школы, и как многие дети получал лишь положительные отметки, не имея троек. В свободное время слушал хорошую музыку, песни со смысловой нагрузкой, в том числе классику, любовался шедеврами мировой живописи и мечтал стать писателем.

Однажды, взяв в руки тетрадь и ручку, я приступил к написанию приключенческого рассказа про то, как мои двоюродные братья, будучи взрослыми людьми, потерялись в Америке, и мы с моим родным братом отправились на поиски родственников, нашли их и спасли. Но написав несколько предложений, я понял, что у меня не хватает авторской зрелости для написания объёмной, нужной и полезной приключенческой истории, да и сюжет беден и скуп или его вообще нет как такового.

– Полноценная информационная база для написания литературных произведений, наверняка, появится, – думал я, и отложил на время ручку с тетрадкой.

В выходной день я прогуливался по родной улице и зашёл в магазин, где увидел небольшую модель военного самолёта времён Второй мировой войны. Она продавалась вместе с клеем и инструкцией для сборки. Я непременно захотел собрать этот самолёт. Сбегав домой к матери за деньгами, после чего купив модель самолёта, я пришёл домой и принялся его склеивать, внимательно изучив инструкцию. У меня достаточно хорошо получалось собирать детали в единое целое, практически собрав всю модель, я оставил небольшие доработки по сборке на следующий день.

У моей матери наконец-то совсем прекратились приступы бронхиальной астмы, а выживший после травмы отец был сильным, крепким и здоровым мужчиной, и он продолжал служить офицером в рядах российской армии.

Утром я проснулся и показал родителям почти полностью склеенный мною самолёт. Мы позавтракали, и они отправились на дачу, что находилась в отдалённой черте города.

Мои родители любили меня, давали мне тепло и уют кои присутствуют в счастливых семьях.

Сидя за столом в своей комнате я заканчивал работу по сборке самолёта, как вдруг что-то темноватое проскользнуло мимо меня и спряталось под диван.

– Что это? – Подумал я, – не уж что померещилось?

В этот же момент это тёмное вновь проскочило возле меня и уселось на диван. Внешне очень похожее на что-то среднее между волком и лисой.

– Ты кто?

– Не пугайся Сашок! Я Вульф.

Вульф сидел как сказочный персонаж, неизвестной мне сказки, закинув задние лапы одна на другую.

– А чего ты хочешь Вульф?

– Давай дружить Саня, я далеко ни ко всем являюсь и уже давненько за тобой наблюдаю, знаю, тебе нравятся военные самолёты.

– Да, я только что собрал один из них.

– Молодец Сашок ты хочешь быть лётчиком?

– Пока не знаю…

В передних лапах у Вульфа, немного походивших на руки, появились красочные рисунки военных самолётов разных стран мира. Вульф показывал мне эти картинки и про каждый самолёт обязательно что-нибудь рассказывал, было интересно, прошло так около двух часов, пришли мои родители, я открыл им двери, вернулся в комнату, но ни Вульфа, ни изображений самолётов нигде не было. Тогда я решил никому не рассказывать про Вульфа, думая, что всё равно никто мне не поверит.

III

На протяжении нескольких лет Вульф очень редко наведывался ко мне, и когда он появлялся, мы играли с ним в разные игры, где, кстати говоря, не всегда добро побеждало зло. Вульф пытался разложить меня, немного, в нравственно-духовном плане при этом всегда прикидывался верным и хорошим другом, желающим самого лучшего для Саши Батурина, и я доверял ему, пологая, что Вульф действительно реальный сказочный персонаж, нуждающийся в общении и моей дружбе.

В декабре, когда я учился в пятом классе, мой двоюродный старший брат, занимающийся профессионально спортом, посоветовал мне начать тренироваться дзюдо. Я записался в спортивную секцию и начал регулярно посещать тренировки с полной самоотдачей борьбе. Буквально через месяц я стал неоспоримым лидером в средней группе тренирующихся дзюдо. Старший тренер часто говорил, – Ну Батурин, во даёт! Я только сегодня показал ребятам новый болевой приём, и он тут же его применяет на вольных схватках рандори. Батурин пойдёт гораздо дальше своего брата, если будет тренироваться, потенциал борца у него колоссальный!

Учёба в школе давалась мне без особых проблем и сильных напряжений, светлая и чистая моя голова хорошо работала. Многие говорили, что я расту не по дням, а по часам, семиклассники и восьмиклассники, учащиеся на два – три года старше, удивлялись, видя Сашу Батурина с одногодками, наверное, потому что я был на вид как почти взрослый мужичок, хотя учился только в пятом классе. Постепенно я становился как формальным, так и неформальным лидером среди учащихся в школе, девушки ассоциировали меня с мощным, сильным, крепким и добрым богатырём. Я никогда никоим образом не обижал тех, кто были физически слабее меня, частенько заступался за несправедливо униженных и оскорблённых ребят перед их обидчиками школьными хулиганами, исходя из просьб о помощи невиновных одноклассников.

На протяжении начальной школы и пятого класса почему-то я не имел особо близких друзей среди сверстников, наверное, потому что каждый из нас жил и учился, находя опору и истинную дружбу в семейном быту, почитая родителей. Правда, сын завуча Алик Барбиджанов всё время набивался ко мне в друзья. Он любил задираться на ребят из школы, в том числе старших, а потом убегал в кусты и прикрывался матерью Рахилью Валентиновной Барбиджановой, когда его пытались поставить к ответу за непристойно – мерзкое поведение. Благодаря подлостям Алика некоторых школьников ставили на учёт в полицию. Мать Алика сама и через преподавательский состав школы прессинговала ребят якобы обидевших её сына и пыталась сделать невыносимыми жизни тех детей и подростков, на кого Алик жаловался ей. Я многократно заступался за Алика перед его запугивающими обидчиками, и он хотел со мной дружить, потому что меня вокруг все уважали, а Алика в большей степени презирали за его поступки и придуманные истории про ребят, оклеветанных им перед его матерью завучем. Я не прогонял Алика, когда он пытался дружить со мной и вполне по-дружески к нему относился, хоть и понимал что в любой момент от него можно ожидать какое-нибудь недоразумение или подлость.

Мать Алика Рахиль не раз твердила сыну, чтобы он держался возле Саши Батурина, и, чтобы я дружил с ним. Рахиль всегда была хитрой, корыстной и завидущей женщиной. Она бесилась, если видела что кто-то в жизни успешнее неё самой или её семьи и порой колдовала, используя приёмы чёрной магии, дабы навести порчу на людей вызывающих зависть у Рахили, желая: «Были удачливые, успешные, счастливые, а теперь будете мучиться и страдать!» Семья Батуриных попадала в поле зрения её зависти, ведь муж Рахили служил в подчинении отца Саши Батурина и был младше его по званию. Ну, а пятиклассник Саша вызывал просто одно сплошное негодование Рахили.

– Саша Батурин умный, добрый, хороший, а мой сын разве чем-то хуже? Страдать они должны! В муках страдать! – Думала Рахиль Валентиновна Барбиджанова.

IV

Обычным будним днём после уроков я с Аликом шёл из школы, и нам по дороге встретились два малолетних жулика и вора. Один из них по кличке Татарин был старше нас с Аликом, а второй по прозвищу Фоня примерно одногодка с нами. Фоня подошёл к Барбиджанову и слегка его ударил.

– На, получи Барбиджан!

Алик промолчал и начал пятиться в сторону.

– Ты чего? Зачем ты нападаешь на моего друга, – сказал я.

На что Фоня с немного напуганным видом ответил, – Саня зря ты с ним общаешься и дружишь, Алик же всем в округе делает подставы и тебя он тоже подставит, а как скоро, это лишь вопрос времени, вот увидишь.

– Ты попытался унизить Алика, а значит и меня, давай-ка извиняйся и немедленно.

– Когда Барбиджанов учинит подлость в отношении тебя, ты вспомнишь мои слова Саша, – промолвил Фоня.

Татарин и Фоня не хотели со мной связываться, Фоня извинился перед Аликом, после чего Барбиджанов был очень мне благодарен. Татарин и Фоня отошли в сторону, а мы с Аликом продолжали идти к местонахождению улицы, на которой располагались наши дома. Я сразу же сказал Барбиджанову, что нельзя позволять себя обижать, потому что сегодня ударили и если не спросить за это, то завтра об тебя могут начать вытирать ноги, на что Алик молчал, опуская голову и было видно, что он просто испугался и струсил в тот день перед Фоней.

Через несколько дней в фойе школы на меня напал старшеклассник Артурян. Он проходил мимо и резко попытался поставить мне щелбан, я ответил ему колкостью и неповиновением, и мы схватились в драке. Алик Барбиджанов наблюдал из-за угла, как мы дерёмся в интересе кто же победит. В достаточно длительном десятиминутном поединке я выиграл, и Артурян больше никогда не задирался на меня.

После того как прошла неделя я узнал от своего отца будто бы на его сына Сашу напали старшеклассники и хотели изрядно избить, но Алик Барбиджанов вступился за Батурина и с ним спина к спине раз и навсегда проучил старшеклассников. В ответ на слова отца я улыбнулся и спросил его, – А кто тебе такое сказал?

– Отец Алика Барбиджанова, Алик ему рассказывал, как ты с Аликом дали отпор старшеклассникам, только я ему не поверил, говоря, мой Сашка может и дрался, а вот твой Алик, скорее всего только наблюдал, да и то где-нибудь из кустов. И отец Алика был крайне недоволен после моих слов.

– Да папа, всё так и было, Алик наблюдал из-за угла, он всегда был трусом и в этот раз тоже испугался.

– Саш, а то, что Алик врёт перед своим отцом, оно будет на его совести, ведь ты же знаешь правду и не переживай.

Рахиль Валентиновна Барбиджанова помимо того, что работала завучем в средней общеобразовательной школе, ещё преподавала русский язык и литературу. Она очень не любила оценивать учащихся у неё на пятёрки даже тогда, когда они вполне этого заслуживали и, как правило, самые высокие отметки, что она ставила учащимся у неё детям, были четвёрки, пятёрки же являлись крайней редкостью. Я учился у Рахили Валентиновны на твёрдые четвёрки, правда, иногда получал пять, за сочинения или выразительное чтение стихов.

V

На уроке русского языка Барбиджанова объясняла нашему классу новый материал и вдруг резко отступила от него и спросила, – Ребята скажите мне, что означает слово страсть?

Все в классе молчали.

– Детки, ну смелее, я же не кусаюсь, высказывайте свои предположения страсти.

Ученица Марина подняла руку.

Барбиджанова смотрела на ребят, и вид у неё был такой будто бы она злая колдунья, стоявшая у доски в красном платье с одетой на лице маской притворного дружелюбия, искавшая себе новых жертв для колдовских дел.

– Давай Марина, расскажи нам, что такое страсть.

Марина встаёт из-за парты.

– Рахиль Валентиновна в словаре есть такое понимание, что синоним слову страсть это страдание, мучение, душевные переживания и муки.

– Садись Марина! На самом деле ребятки страсть это то, без чего ваша жизнь никогда не станет полной. Без страсти жизнь пустая, серая, никчёмная и поверьте мне, что страсть это синоним слов удовольствие и наслаждение, и вы сами всё это поймёте со временем.

Барбиджанова посмотрела на меня.

– Ах, деточки мои поганцы. Какие же вы маленькие несмышлёные поганцы! Я вижу каждого из вас насквозь, и вы должны впитывать и принимать знания, что я вам даю, поэтому слушайте меня всегда внимательно.

И Рахиль Валентиновна продолжила урок, объясняя учебный материал классу. После того как русский язык закончился, начался урок английского языка. Ребята из моей подгруппы перешли в другой кабинет, где сели за парты, прозвенел звонок на урок, пришёл учитель, и мы приступили к учёбе. Во время урока у меня начала холодеть ладонь, а затем щека, я практически перестал их ощущать, моё самочувствие напоминало состояние перед крещением в церкви, только не кружилась голова и в глазах не мутнело.

– Что за бесовщина? – Подумал я.

Казалось что-то подобное змеи, невидимо, ползает по моему телу, обвивая руку и шею. Через несколько минут онемение и холод прекратились, и думалось мне, что всё в порядке.

Вульф всё чаще появлялся. Порой от него дуло холодком и каким-то странным, ненужным притязанием. Как-то раз я находился один дома и увидел его в комнате.

– Привет Сашок! Что нового расскажешь?

– Да особо ничего. Недавно соревнования были по дзюдо, я на них занял второе место, получил диплом и приз за волю к победе.

– Молодец, бесспорно, молодец! Смотри, что я тебе принёс.

В передних лапах Вульфа я увидел видеокассету, и он вставил её в магнитофон.

– Что это?

– Забавные сцены для удовольствия и наслаждения, – ответил Вульф.

Вульф нажал воспроизведение, и в экране телевизора начался показ эротических и порнографических роликов с содержательным характером классического секса между женщиной и мужчиной.

В груди моей затрепетало, и я немного возбудился от увиденного.

– Нравиться?

– Конечно! Интересно поглядеть Вульф.

– Хэ… э… это только начало Саша. В жизни можно найти бесчисленное множество удовольствий и наслаждений.

Мы с Вульфом посмотрели несколько роликов, и он направился к балкону.

– Вульф ты куда?

– Пойду, покурю.

– Ты разве куришь?

– Сейчас все курят, это очень модно.

Вульф достал из кармана своих штанишек пачку сигарет, протягивая её мне.

– Не пугайся Саша, пойдём на балкон, и я научу тебя курить, если не понравится, ты всегда можешь отказаться от табака, тем более что от одной выкуренной сигареты не будет никакого вреда.

– А зачем вообще курить?

– Для удовольствия Саша, пойдём, затянись хоть пару раз табачным дымком или мы с тобою не друзья? И ты мне не доверяешь?

– Идём, – ответил я.

Мы вышли на балкон. Вульф закурил, я затянулся табаком, так как это объяснял мне Вульф, резко закашлялся, голова закружилась.

– Передохни чуть-чуть Сашок, сейчас всё нормализуется.

Не желая больше курить, я держал сигарету в руках, но когда ещё до фильтра у неё не испепелились табак с бумагой, мне стало лучше, и я докурил эту сигарету.

– Понравилось табачное наслаждение?

– Да, нормально Вульф.

– Вот так-то Сашок! Слушай своего друга Вульфа по жизни и никогда не пропадёшь, а сейчас мне пора.

Вульф поспешно удалился, а я с тех пор иногда стал покуривать, да посматривать эротику с порнографией.

Наступило лето. Частенько в хорошую погоду я ездил на дачу родителей, где работал в саду, великолепно проводя время. В один из дней на даче я встретил Вульфа.

– Привет Санёк! Пойдём, покурим.

– Только аккуратно, чтобы никто не заметил из соседей.

Мы закурили с Вульфом. В передних лапах у него я увидел какой-то свёрток.

– Что у тебя в лапах Вульф?

– Это Сашок потрясающее средство расслабления.

Вульф развернул свёрток, достав из него бутылку водки, ноль семь литра.

– Давай выпьем Саша, я очень не люблю пить один, помоги… выпей со мной.

Вульф говорил это таким голосом, как будто всерьёз нуждается в моей помощи, что должна была заключаться в распитии с ним его бутылки. Мне стало жалко Вульфа и искренне желая, чтобы он не расстраивался и не переживал, я решил выпить с ним водки. Зайдя в дом родителей на даче, из шкафа я достал две рюмки, немного чёрного хлеба и, выпивая, временами покуривая, в компании Вульфа, тикало время.

Поздним вечером я проснулся на полу веранды, собрался и отправился домой. Вид у меня был вполне нормальный, наверное, поэтому отец с матерью ничего не заметили касательно моих выпивок и курения, добродушно встретив меня дома.

Обеденным часом буквально через несколько дней Вульф вновь явился.

– Саша мне нужна твоя помощь.

– Чем я могу помочь тебе Вульф?

Вульф держал в лапе три золотых монеты.

– Вот Саня, сохрани их, а я как пройдут две недели, приду и заберу у тебя эти монеты.

– Хорошо я спрячу монеты у себя в столе.

– Знаешь, лучше их припрятать на даче там монеты никто не похитит, а дома в столе монеты могут найти твои родители или, например, воры домушники, если залезут к вам в квартиру.

– Как хочешь можно и даче.

Вульф улыбнулся.

– Молодец Санёк ты настоящий друг! Будь готов по истечению двух недель, я наведаюсь за монетами.

Вульф исчез, а я почти сразу же отправился на дачу, где в маленьком только мне известном тайнике, как я думал, спрятал золотые Вульфовы монеты, после чего поспешно вернулся домой.

Удивление моё было чрезмерным, когда прошло четырнадцать дней. Я пришёл взять из тайника монеты, но в тайнике и даже нигде поблизости их не было. В крайне расстроенном состоянии я приехал домой на квартиру родителей, а там, сидя на диване, меня уже поджидал Вульф.

– Привет Санёк! Давай-ка монетки.

– Вульф, они пропали из тайника на даче.

– Как пропали? Не шути так Саня, это не смешно.

– Правда пропали, я не шучу.

Вульф начал в бешенстве бегать по комнате и повторять, – Что же теперь будет? Пропали! Монеты они пропали? Что же теперь будет?

– Вульф извини…

– Извини? Да как же ты не понимаешь Саша, что эти монеты мне тоже дали на хранение, как я стану теперь отдавать их своим друзьям?

– Не знаю… извини Вульф.

– Ты меня подставил, серьёзно подставил, а я-то думал мы с тобою друзья.

– Но я же не специально и хотел как лучше.

Вдруг Вульф перестал припадочно бегать по комнате и замер.

– Есть одна идея Саша.

– Какая?

– Сегодня вечером твоя мама придёт с работы и оставит свою сумку в прихожей.

– Ну и чего?

– Саша ты должен незаметно залезть к ней в сумку и вытащить деньги из кошелька, но не все, а только часть.

– Это же воровство Вульф!!!

– А как, по-твоему, я должен рассчитываться за утерянные золотые монеты? У тебя нет другого выхода Саша, своруешь сегодня немножко денег, и никто ничего не обнаружит.

Я не хотел тайком вытаскивать деньги из кошелька матери, но Вульф убедил меня, что это необходимо якобы для всех так будет лучше. Когда я принёс часть денег вытащенных мной из маминого кошелька Вульфу, он сказал, что этого мало и надо бы ещё, и ещё повторить, воровство. Так я начал порою тайком таскать деньги у родителей, оставаясь не обнаруженным ими в этих внутрисемейных преступлениях.

VI

Вечером летним выходным днём мои отец и мать были на даче, я же сидел дома и смотрел фильм, что показывали по телевизору. В перерыве между сериями картины я вышел покурить на балкон и увидел Вульфа.

– У меня есть сюрприз для тебя Саша.

– Да? И какой же?

Вульф достал папиросу.

– Держи-ка, затянись скорее.

– Вульф у меня есть сигареты.

– Это Саша волшебная травка и вреда здоровью от неё меньше чем от табака.

С Вульфом мы выкурили папиросу наполненную марихуаной и стали хохотать заливным, припадочным смехом. Когда смеяться больше не было сил, вдруг на меня нахлынуло чувство грусти и тоски, видимо, от лёгкого состояния наркотического опьянения продолжающегося ещё около сорока-пятидесяти минут.

– Смотри и учись Саша!

Вульф держал в лапах пакетик с зелёной, высушенной травкой.

– Погляди, понюхай и навсегда запомни запах безобидной марихуаны.

Ничем, на первый взгляд, не устрашающая трава имела обыкновенный вид и характерный запах слабых наркотиков. Вульф показал, как нужно выбивать табак из сигареты и заколачивать вместо него марихуану для курения.

– Санька! Хочешь снова курнуть?

– Нет, Вульф больше не надо.

– Ну, тогда бывай. И кстати скоро ты, наверняка, пойдёшь на дачу. Мой тебе совет насуши там крапивы.

– Зачем?

– Осень и зима впереди будут долгие. Насуши да побольше, оно тебе обязательно пригодится, вот увидишь.

Вульф снова исчез, я а к концу лета заготовил пару мешочков сушёной крапивы по его совету – просьбе.

Осенью ко мне пришёл Алик Барбиджанов и предложил купить у него небольшой настольный приёмник «Вега». Приёмник нормально улавливал радиостанции, но имел разбитый, очень сильно поломанный корпус.

– Сколько ты за него хочешь?

– Да сущую малость, всего две бутылки пива.

Я достал из своего кармана деньги и по эквиваленту двух бутылок пива, купил у Барбиджанова приёмник, придя домой немного послушал по нему музыку и убрал его в шкаф, положив рядом с детскими игрушками.

Откуда Алик взял этот радиоприёмник, я не знал и не стал его расспрашивать, даже не предполагая, чем может в дальнейшем для меня обернуться моя покупка.

Учебный год проходил в обычном режиме, я хорошо учился и регулярно посещал секцию дзюдо. Правда, иногда покуривал сигареты с табаком. Алик частенько заходил за мной перед школой, и мы шли на учебные занятия. Ранним утром, идя на уроки дворовыми закоулками, Барбиджанов достал пачку сигарет.

– Покурим Саша?

– Алик ты куришь?

– Конечно же, курю и уже давно, всегда почти из пепельницы отца достаю окурки и докуриваю за ним.

– А мой папа не курит, зато я порой балуюсь табачным дымком.

На улице ещё не рассвело, и мы с Аликом покурили в одной из подворотен, что находилась по пути в школу. Последующими днями регулярно стали курить перед учёбой и по окончании уроков на веранде детского сада, что располагался близ нашего среднего общеобразовательного учреждения.

Однажды я взял с собой в школу насушенную летом крапиву и под видом травки предложил её попробовать Алику. Барбиджанов обрадовался и с удовольствием хотел покурить травки. Как Вульф учил меня, я выбил табак из двух сигарет, наполнил их крапивой, и мы раскурили крапиву с Аликом. Никакого наркотического опьянения не происходило, но Барбиджанов стал то орать, то хохотать будто бы он под наркотиком. Зачем Алик это делал, я не знаю, он уже частенько в повседневном быту вёл себя не совсем адекватно и не вполне нормально, на что его мать завуч получала многократные жалобы от учащихся школы.

В знак благодарности за курение крапивы Алик предложил мне выпить пива, мы сходили в магазин, Барбиджанов купил нам по бутылке пива, вернувшись на веранду детского сада, я и Алик пили пиво и курили сигареты.

К зиме по завершению уроков почти каждый день я накуривал Алика крапивой и лишь один раз покурил с ним настоящую марихуану, любезно предоставленную мне Вульфом. Алик же всегда после курения крапивы покупал нам пиво, думая, что крапива это и есть настоящие наркотики.

В одну из таких посиделок Барбиджанов интересовался.

– Саша, а у тебя много такой травки?

– Да хватает, а что?

– Где ты её раздобыл?

– Один криминальный авторитет подогнал, – с улыбкой ответил я, хорошо понимая, что про Вульфа говорить никому нельзя.

– А ты мог бы дать мне пару пакетиков?

– Конечно, завтра принесу.

Когда я шутил, утверждая Барбиджанову, что траву мне отдал криминальный авторитет, я даже подумать не мог, что Алик будет болтать своей матери, будто бы Саша Батурин знается с бандитами и мафией и хочет быть жуликом по жизни. Но это ещё куда не шло, а вот что Алик начнёт продавать ребятам помладше данную ему мной крапиву, называя её марихуаной, повергло меня в шок, после того как я узнал об этом от ребят из соседнего двора.

Никчёмная болтовня и поступки Алика раздражали Сашу Батурина, а вскоре я узнал, что Алик Барбиджанов занимается токсикоманией. И желания общаться с ним никакого не было.

В шестом классе наш учебный коллектив пополнили несколькими учащимися девушкой примерного поведения без всяких сомнений умницей, отличницей и двумя ребятами Хомой Мелковоровым и Алексеем Бойчухой. Не знаю почему, но так получилось, что я начал почти как с друзьями общаться с Бойчухой и Мелковоровым. Хома пришёл к нам в класс как второгодник, вечный бездельник и тунеядец не желающий учиться, отец его был директором районного автобусного парка, а мать трудилась на заводе в цехе. Родители Алексея Бойчухи имели интеллект ниже среднестатистического и малую профессиональную образованность, отец Бойчухи являлся много раз спивающимся алкоголиком и всю жизнь проработал конвоиром при тюрьмах, лагерях для осуждённых, а мать младшим обслуживающим персоналом в местах лишения свободы граждан преступивших закон.

Свободным временем от учёбы с Мелковоровым и Бойчухой мы собирались на квартире родительского дома Хомы, употребляли спиртные напитки, курили сигареты и вели разговоры о жизни, мечтая вырасти и встать взрослыми успешными людьми. Несмотря на пьянство и, казалось бы, общие интересы всё-таки в шестом классе я не очень-то много общался с Бойчухой и Мелковоровым, они же видели во мне бесспорного лидера и авторитета среди сверстников и даже частенько сознательно подражали моему повседневному поведению.

На досуге, будучи, в восторженно-положительном озарении от трудов самых разных творческих личностей поэзии я потихоньку пытался сочинять стихи и записывать их в тетрадку. Не всегда и не сразу у меня получалась красивая рифма с однозначным размером и со смысловой нагрузкой в словах, но я старался, думая в скором будущем научится играть на гитаре и петь свои стихи под её сопровождение.

Летом в этом же году, гуляя по улице, я зашёл на веранду детского сада, чтобы покурить и встретил учащегося со мной в одной параллели жулика и вора по кличке Костик.

– Привет Саш, присоединяйся к нам.

Я поздоровался с Костиком, и он проводил меня на веранду к его друзьям и подругам. Компания Костика оказалась весьма шумная и балагурная, любившая крепко выпить и хорошо расслабиться. Девушки из неё, немного постарше меня по возрасту, регулярно курили, пили спиртные напитки, вели развратный образ жизни и всегда безудержно орали матом, надрывая голосовые связки, когда напивались. А вот ребята составляющие компанию Костика занимались воровством, впрочем, как и Костик, часто говоривший мне, что у него скоро будет суд. Познакомившись с друзьями и подругами Костика, я почти всё большинство наступивших летних дней провёл в их окружении, правда, воровать и участвовать в делах криминального характера я не хотел и не стал.

Девушкам, моим новым подругам нравился Саша Батурин, и они считали его своим другом, я же кое с кем из них играл в эротические игры, целовался, обнимался, но ни к одной из них не испытывал сильного и глубокого, взаимного чувства.

Гуляние и употребление алкоголя, а также расхоложенный образ жизни сказывались в новом учебном году. Я вовсе не снизил свою успеваемость в школе, но постоянные табачные перекуры между уроками во время перемен отрицательно сказывались на учёбе. Да и тренировки в секции дзюдо я уже иногда пропускал, не осознавая, что если ты работаешь на результат в спорте, то пропускать не одно занятие ни в коем случае нельзя.

В учебном году седьмого класса я очень крепко сдружился с Мелковоровым и Бойчухой, а Костика практически не видел, наверное, потому что лето закончилось и вся компания Костика, любившая погулять на верандах детского сада, разбежалась до новых тёплых весенних времён.

Саша Батурин в школе и за её пределами находился в бесспорном почёте и уважении в сознаниях у многих его окружающих людей с ним хотели общаться и дружить. Легко и непринуждённо я общался с Фимой по фамилии Щербина и его приятелем Витей Белозёровым, учась с ними в одной параллели, мы собирались в свободное время и играли в футбол, а ещё выпивали водку и курили сигареты. Мои одноклассники отличник Зубанов и кое-как успевающий в школе Серёжа Кустиков заходили за мной домой, после чего мы шли в наши соседние дворы играть в пинг-понг.

Вот уже второй год как я не видел и не встречал Вульфа, не думая и не вспоминая о его появлениях, я достаточно спокойно жил и учился, покуривая табачок, занимался спортом, выпивал алкогольные напитки с Мелковоровым и Бойчухой, как правило, по субботам перед посещением дискотеки в местном дворце культуры.

Ближе к весне мои родители и я переехали в квартиру улучшенной планировки, что располагалась в соседнем доме. Смена привычной атмосферы радовала меня, внушая оптимизм и веру в самое лучшее.

Не ради блаженства или оттого, что иногда нечего делать на досуге я продолжал писать стихи и постепенно овладевал рифмой стихосложения, и похоже, тогда у Саши Батурина уже потихоньку формировалось мировоззренческое восприятие и отношение к общественным проблемам.

Весна в этом году не заставила себя долго ждать, в мае месяце я шёл домой, и, подходя к подъезду, заметил, что на меня пристально, не отводя глаз, смотрит девушка, гуляющая с большим белым псом. Это была Фая Малопузова. Она жила в квартире, в соседнем подъезде и училась в школе на два года старше, чем моя параллель. Не знаю почему, но её соблазнительные и ещё не раз повторяющиеся взгляды на меня, видно, оказали влияние на подростка Батурина, он начал думать о ней, хотеть её как женщину, она ему очень нравилась.

Почему Фая обратила на меня внимание, я не задумывался. Может быть потому, что на внешний вид я всегда был опрятен и чист, по-спортивному сложен, не по годам взрослел и выглядел постарше, нежели ученик, закончивший седьмой класс, ходил всегда в джинсах и в рубашке, а в прохладное время носил короткую кожаную куртку, был в формальном и не формальном авторитете.

VII

С переездом в другую квартиру при распаковке перевезённых вещей мой отец нашёл радиоприёмник «Вега», что я купил у Алика Барбиджанова и подошёл ко мне для разговора.

– Саша, откуда это взялось?

Отец указал на приёмник.

– Я купил его у Алика Барбиджанова.

– Починить бы корпус надо. Саша он тебе нужен?

– Да особо нет, бери себе, если хочешь.

Капитально отремонтировав корпус, отец унёс приёмник к себе в гараж, чтобы, когда он находится в гараже, слушать музыку.

Как-то раз мой отец с несколькими коллегами по работе выпивали в гаражах, и отец Барбиджанова увидел отремонтированный приёмник «Вега». Отец Алика стал расспрашивать моего папу про приёмник «Вега» и понял, что Алик украл у него из дома радиоприёмник и продал его мне. Ничего не говоря ни Саши Батурину, ни его отцу Барбиджанов старший ремнём выпорол Алика и надавал ему хороших втыков.

В надежде получить назад радиоприёмник, Алик пришёл домой к Батуриным, выбрав и подкараулив момент, чтобы Саша был один дома.

– Саша отдай мне «Вегу», его же моему папе подарили.

– Алик, ты же продал мне приёмник.

– Ну и что? Отдай.

– Он уже давно у моего отца в гараже, и вряд ли мой папа тебе его отдаст.

Алик увидел на столе в моей комнате аудио-плеер.

– Что это?

– Плеер, – ответил я.

– Хорошо тебе Саша.

С большим недовольством на лице Алик ушёл на улицу и, наверное, с тех пор начал вынашивать хитрый и подлый план как бы насолить Саше Батурину,

Алик злился, что его вокруг все презирают и не уважают, а Саша для многих авторитет, нормальный по жизни человек. Ситуация с «Вегой» стала дополнительным толчком в ещё полностью непридуманных и нереализованных злодеяниях Барбиджанова касательно Саши Батурина. Мысль терзала Алика: «Он получит у меня, я его растопчу!» И не давала ему покоя ни днём, ни ночью.

В городском парке отдыха летним днём я встретил одноклассника Пешу. Он жил в близлежащем микрорайоне и ездил учиться в нашу школу. Мы с ним не особенно-то дружили, но и, как говорится, не ссорились. Пеша рассказал, что его обижает двадцатилетний пацан из Пешиного двора и попросил о помощи. Я решил заступиться за Пешу, чтобы его больше не обзывали и не били, вдвоём с Пешой мы поехали в микрорайон, где жил Пеша, намереваясь найти обидчика моего одноклассника и поговорить с ним. В привычных местах обитания, избивающего Пешу, Айрана не оказалось, и мы отправились к нему домой. Ничего не боясь и ни в чём, не сомневаясь, я нажал дверной звонок у жилища Айрана. Дверь открыла молодая женщина.

– Здравствуйте! А Айран дома?

– Его нет.

– А когда придёт? Надо бы мне с ним поговорить.

– Не знаю… может, что-нибудь передать Айрану?

Понимая, что дальше вести диалог бессмысленно я сказал, – Передайте, пожалуйста, Айрану, что если ещё хоть раз тронет Пешу Зиндалина, то Айрану придётся плохо, очень плохо. Я вышел на лестничную площадку, этажом ниже прятался Пеша. И мы направились на остановку общественного транспорта, потому как я собирался ехать домой. И хоть Айрана в тот день мы с Пешой не нашли, слова мои по заступничеству за одноклассника, похоже, подействовали, ведь Айран с тех пор больше никогда не бил и не унижал Пешу Зиндалина, как в дальнейшем показало время.

Идя небольшой лесной дорогой до остановки, что показал мне Пеша, говоря, что это самый короткий путь, время от времени повсюду валялись пакеты с содержанием зелёно-голубого вещества.

– Пеша, что это за пакетики?

– Токсикоманы нюхают в них клей и ацетон, а потом выкидывают.

– Понятно.

Я достал пачку сигарет.

– Покурим Саша.

– Я так и знал Пеша, что ты куришь.

Когда я открыл пачку с сигаретами и угощал Пешу, он увидел в моей пачке сигарет патрон, что вставляют в сигарету вместо фильтра для курения травы.

– Саня ты кумаришь?

– Балуюсь порой, в основном крапиву курю ради шутки.

– А у тебя есть с собою шмаль?

– Нет, конечно.

– А мог бы ты её раздобыть для меня?

– Не знаю, попробую.

Я приехал в родной микрорайон, пришёл домой, посмотрел свои запасы крапивы и нашёл средь них полкоробка Вульфовой марихуаны, и вскоре принёс их Пеше. Он был очень доволен и начал предлагать деньги, но я их не брал и тогда в знак благодарности за полкоробка марихуаны, Пеша купил мне пачку хороших сигарет.

В восьмом классе из-за курения, пьянства и вечно дружеских посиделок с Мелковороым и Бойчухой я перестал тренироваться дзюдо, не думая о том, что спорт требует постоянных и интенсивных занятий, с самых юных лет, регулярных физических и морально-волевых усилий. И не было в том вины ни Бойчухи, ни Мелковорова они стали мне скорее компаньонами сверстниками по общению и времяпровождению.

Буквально в первую неделю наступившего нового учебного года Бойчуха хотел самоутвердиться и доказать Мелковорову, что умеет драться. Хома начал стравливать нашего одноклассника Петина и Бойчуху, а позже, они решили подраться просто так, чтобы помериться силой. Я вообще не понимал, зачем им драться, но и Бойчуха, и Петин твёрдо утверждая, что они будут драться, позвали всех ребят из класса после уроков в безлюдный лог немного удалённый от школы. И вот примерно по полудню Хома Мелковоров, Дима Зубанов, Серёжа Кустиков, Алик Барбиджанов, Пеша Зиндалин и Саша Батурин отправились смотреть драку Петина и Бойчухи.

Когда мы шли до лога, находясь как обычно в приподнятом настроении, я шутил, – Мы идём смотреть схватку, настоящий бой! Гладиаторский бой! Да победит сильнейший!

Все улыбались и радовались как будто и вправду желали видеть драку.

Петин и Бойчуха совсем ещё неокрепшие физически подростки не то, чтобы не смогли подраться, они даже кулаков сжимать не умели и ударяли друг друга по плечам, произнося при этом: «Ты чё! Ты чё!» разошлись миром, так и не подравшись. Я и наблюдавшие это ребята не жаждали на самом деле ни крови, ни драки и преспокойно разбрелись по делам свободного времени.

Следующим днём на перемене Алик Барбиджанов сдёрнул бейсболку с головы Димы Зубанова и, убегая от него, стал дразнить Диму, – А ну-ка! Попробуй, догони, не догонишь, не поймаешь ха-ха-ха! Зубанов ученик примерного поведения, учащийся практически на одни пятёрки, мог вмиг догнать, поймать, да и поколотить Алика, чтобы впредь прекратить задиристые нападки сумасбродного токсикомана Барбиджанова, но не делал этого, наверняка, только потому, что не хотел конфликтовать с его мамашей – завучем Рахилью Валентиновной, хорошо понимая, что Алик ей нажалуется. Дима, не прилагая особой силы, бегал за Барбиджановым и кричал скромным, тихим, неуверенным голосом, – Алик отдай. Отдай мою кепку, ну что ты перестань, отдай мою кепку.

Видя бесцеремонную наглость Барбиджанова, я забрал у него Димину бейсболку и отдал её Зубанову. Алик, ехидно улыбаясь, сел за парту, я подошёл к нему.

– О! Я Алик, я крутой! Я очень крутой! Хоть на кого могу задираться, а потом в кусты убегаю и мамочкой своей прикрываюсь, да я крутой, – с иронией сказал я.

Барбиджанов сидел и молчал, оскалившись немного, начал издавать звук похожий на шипение.

Саша Батурин продолжил, – Ну что? Кто может потягаться с Барбиджановым? Если я захочу, любого из школы моя мама уроет, она всегда за меня заступится, как только я ей нажалуюсь на учащихся обидевших её сыночка.

Все находящиеся в классе слушали монолог Саши Батурина от лица Алика и смотрели на нас, удивляясь моей дерзости и смелости, ведь в душе многие из них хотели приструнить придурковатые выходки Барбиджанова.

Алик злился на меня, сгорая от ненависти, регулярно он говорил Рахиле Валентиновне будто бы Саша Батурин кровожадный, сумасшедший недочеловек, курящий траву и продающий её ребятам в школе. Исходя из его слов, с подачи Барбиджановой ко мне стали присматриваться из отдела районной полиции по работе с несовершеннолетними. В канун этих событий отец Пеши Зиндалина нашёл у сына марихуану, и Пеша рассказал своим родителям, что взял её у меня, а дабы сгладить вину перед ними добавил, – А что такого? Батурин может её достать и продать кому угодно. Мать Пеши работала санитаркой в больницах, и, наверное, была человеком совсем недалёкого ума, пустословной сплетницей и болтуньей. Она начала всем вокруг даже тем, кого не знает говорить, что Саша Батурин – сын Елены Михайловны распространяет наркотики и торгует ими, а чуть позднее информация такая доносилась до полиции.

Муж одной из старших сестёр Алика по фамилии Соплежуйко, работающий в рядах полиции, писал письма на имена руководителей верхов МВД, ФСБ и чиновникам из кремлёвской администрации, надеясь, что его возьмут на работу в Москву. Потому как перспектива службы в провинциальном городском отделении полиции, куда он попал по распределению, видимо, его не устраивала. Вообще-то хитроватый проныра Соплежуйко мнил себя очень всем нужным и значимым. Он хвалился родственникам и знакомым, что скоро его возьмут на службу в Москву и частенько до серьёзных синяков избивал жену – сестру Алика, объясняя это тем, что она ведёт блудливый образ жизни.

Насмотревшись на поведение Соплежуйко относительно его просьб-писем, Алик смекнул, что ему тоже можно написать письмо и попросить самого заветного у высшего эшелона власти. Хорошенько подготовив информационные материалы про Сашу Батурина, он слёзно просил в письме, что написал Мартине Иосифовне – супруге кремлёвского сановника, избавить не только класс и школу от изверга Саши Батурина, но и всё общество на перспективу, клятвенно стараясь убедить, что Батурин потенциальный кровожадный преступник и маньяк. Слова эти он подтверждал тем, что Батурин курит и продаёт наркотики, держит всю школу в страхе, устраивает посреди уроков гладиаторские бои, где ради забавы избивают иногда до смерти ни в чём не повинных ребят и якобы Саша постоянно психологически насилует всех тех, кто слабее его физически. Барбиджанов думал, – Если про Сашу начнут наводить справки, то официально ни в школе, ни в районной полиции не скажут ничего хорошего и мало того в школе с помощью его мамы – завуча даже подтвердят, что Алик абсолютно прав касательно Саши Батурина в письме адресованном Мартине Иосифовне.

А мне уверенному в себе подростку в полных всего тринадцать лет хотелось просто жить, учиться и по-своему быть счастливым.

В школе регулярно с Бойчухой и Мелковоровым мы курили сигареты на перерывах от учебных занятий. Как обычно, хорошо прокурившись табачным дымком, в один из дней я пришёл домой, время слегка перекатилось за обеденное, и я думал, что дома у меня никого нет, намереваясь преспокойно перебить запах табака до вечера, дабы не быть замеченным в курении. Но в этот раз моя мама была дома, и как только я зашёл в квартиру, она почувствовала, что от её сына пахнет куревом.

– Саша, что-то табаком пахнет, а ну-ка дыхни.

– Это не от меня, на лестничной площадке очень накурено вот я и пропах.

Отступать было некуда. Я подошёл и дыхнул на маму.

– Саша ты куришь?

– Нет, не курю.

– Ну ладно, сейчас мне пора на работу, но вечером мы с тобой поговорим.

Мама ушла на работу, она и заходила буквально на две-три минуты, чтобы взять какие-то документы. Когда я остался один дома, мне стало очень стыдно перед ней за моё курение, я даже начал думать, что может быть, вообще, бросить курить. А вечером меня ждал серьёзный разговор.

Мои родители пришли домой. Отец позвал на кухню сына – Сашу Батурина для диалога. Он сказал ему, что курить в подростковом возрасте совсем не обязательно и тут же перевёл тему в русло того, что у матери из сумки время от времени пропадают деньги. Папа просил признаться меня в воровстве и впредь так не поступать. Я поначалу отпирался и говорил, что будто бы не крал у мамы денег из сумки. Но хорошо понимая, что родители мне доверяют и желают только добра, я сознался во внутрисемейных преступлениях, искренне раскаявшись, попросил у них прощения, обещая, что больше никогда не утащу втихаря деньги ни у матери, ни у отца.

Мама и папа не ругали сына, а сказали, – Делай выводы Саша, а если для чего-либо тебе понадобятся деньги, ты всегда можешь попросить их у нас. Разговор с отцом очень сильно на меня подействовал, несколько дней я испытывал угрызения совести и мучился в душе о содеянных проступках и в будущем никогда не таскал тайком деньги у родителей, хоть иногда всё же покуривал сигареты с табаком.

Фая Малопузова беспрестанно мне нравилась. Я вспоминал её образ, думая, что она настоящая красавица. Малопузова притягивала Сашу Батурина своим внешним видом, и он часто думал о ней, не зная на самом деле, что это за Фая, светла ли она душой? Добра ли… и как она относится к противоположному полу, ведь они не были знакомы и даже ещё ни разу не общались. Правда, если понаблюдать за повседневным поведением Фаи, можно было заметить, что эта девушка испытывала определённые симпатии к Саше.

Осенними выходными днями родители уехали на дачу, предупредив меня, что вернуться к вечеру воскресенья. Я, привычно покурив табачку, хотел подсластить себе настроение просмотром эротических сценок по видеомагнитофону, но услышал, – Саня ты что? Зачем тебе ролики? Это шептал рядом стоявший Вульф, а в лапах он держал огромный и, похоже, тяжёлый чемодан.

– Ром? Виски? Бренди? Чего желаешь Саша? Давай выпьем!

Вульф достал из чемодана бутылки. После того как я с Вульфом выпили чрезмерное количество алкоголя, он стал шарить в принесённом им чемодане.

– Вот Саня, это куда интереснее и полезнее, чем проглядывание порнографии.

Вульф достал из чемодана то ли фотографии, то ли картинки красивых сексуальных женщин одетых лишь в нижнее бельё. Я начал их рассматривать, вдруг одна из них улыбнулась и подмигнула мне. В глазах моих слегка двоило от действия выпитого алкоголя, и я подумал, что улыбка с подмигиванием мне привиделись как обман зрения.

– Не волнуйся Саша, я же немного волшебник, тебе ничего не показалось, они любят улыбаться и подмигивать, хочешь, кто-нибудь из них предстанет перед тобой в реальности прямо здесь и сейчас для ваших общих физически-плотских удовольствий, – произнёс Вульф.

Я думал, что Вульф шутит, но он взмахнул передней лапой, и одна из молодых женщин с изображений появилась в комнате. Из одежды на ней были только дамские трусики, бюстгальтер и чулочки чёрного цвета. Она подошла ко мне и принялась целовать Сашу Батурина, я коснулся её груди. И плавно, непринуждённо мы оказались на кровати. От неё пахло духами, именно поэтому я не придал значения тому, что настоящие представительницы женского пола всегда обладают характерным для них запахом и благоуханием, как показывал мне опыт моих эротических игр с девушками из компании Костика. Но обнажённые формы её женской груди развевали мои сомнения касательно обоняния, и думалось мне, что она молодая женщина, чуть-чуть переборщившая с духами.

Вульф предложил выпить, втроём с Вульфом мы ещё выпили. Вульф удалился, я лёг на кровать, она вновь начала меня обнимать и целовать, но алкогольное опьянение сказывалось, и я погрузился в сон.

Наверное, потому что Алик Барбиджанов написал и отправил письмо-просьбу Мартини Иосифовне по уничтожению Саши Батурина, он решил перевестись в другой класс. Дабы остаться не при делах, ежели жена высокопоставленного кремлёвского чиновника поверит Алику, положительно отреагирует на его прошение и примет меры, дав команду по нейтрализации изверга Саши Батурина, как ей информационно преподносил Барбиджанов.

Алик опять плаксиво говорил своей матери, что в классе его психологически прессингует Батурин, рассказав про случай с бейсболкой Димы Зубанова, где приврав, выставлял себя ни в чём неповинной жертвой нападок Батурина, и Рахиль Валентиновна перевела сына в другой класс, полностью отказавшись вести русский язык и литературу в нашем классе.

Прошло не очень много времени, и я начал замечать, что люди вокруг косовато на меня поглядывают, ощущение было такое будто бы я потихоньку теряю уважение и авторитет кои всегда и везде сопутствовали мне по жизни. Моя соседка по парте Нина Щербаковская уже к первому зимнему месяцу, идущего учебного года, разговаривала со мной с пренебрежением. И я бы сказал даже с небольшим отвращением, но ведь ещё несколько месяцев до этого и с самой начальной школы, девчонки из класса всегда уважали меня, восхищаясь Сашей Батуриным как сильным, добрым, красивым и храбрым человеком. Почему сейчас стало так происходить, я не понимал.

Когда я разговаривал с Щербаковской и произносил в словах шипящие звуки, она почему-то повторяла некоторые из этих звуков, что присутствуют в обычных словах и специально поднимала при этом губы, так что у неё были отчётливо видны два верхних передних зуба. У меня возникало впечатление, что она, таким образом, подразнивает Сашу Батурина. Что же это? Неужели я становлюсь уродливо-страшным, – думал я.

Занятия спортом в прежние годы не прошли бесследно для моего физического тела, я был строен и подтянут, но иногда земля будто бы начинала уходить у меня из-под ног, походка становилась безобразной, ноги мои, мягко говоря, заплетались. И не всегда теперь я мог шагать твёрдо и уверенно.

VIII

День за днём, как в народе говорят, я начал приближаться к краю, наверняка, качество моих стихов от этого могло только улучшиться, и я продолжал их писать. Это была единственная моя радость тех дней, если не учитывать того, что мне нравилась Фая, и я питал надежду на знакомство с ней и взаимную любовь между нами.

В январе месяце, на уроке русского языка новый учитель, заменившая нам преподавателя Барбиджанову, женщина средних лет Алёна Александровна Воришкина вызвала меня к доске. Она дала задание по учебнику, исходя из него, я стал писать мелом текст на доске согласно изученным мной правилам русского языка.

В классе раздался смешок за ним второй, третий, пятый, седьмой… все шептались и посмеивались, а к концу, когда я завершил выполнение задания, атмосфера шушуканья за моей спиной переросла в громкий гул заливного смеха.

Я посмотрел на Алёну Александровну, она, пытаясь сдержать свой хохот, высмеялась и сказала, – Саша иди, садись за парту, четыре тебе. Почему Воришкина поставила Батурину четвёрку, волновало, тогда, меня меньше всего, хоть я и выполнил всё без единой ошибки.

Почему они смеются? – Спросил я Алёну Александровну.

Она молчала, улыбаясь, и тут же заорала на класс, – Ну всё хватит уже смеяться, а то за дверь буду выставлять.

Подходя к учебному месту, где Саша сидел на уроке помимо ответа у доски, он спросил у друзей Бойчухи и Мелковорова, – Что смеётесь? Почему смеётесь? Но они отнекивались и говорили, да так просто ничего.

Чуть позднее я понял, что ребята и девчата из класса, находившиеся за спиной Саши Батурина на уроке русского языка смеялись над видом его ягодиц, что имели небольшие неровности около шва моих штанов. А одет я был, тогда, в недавно купленные слегка большие мне по размеру джинсы, да рубашку и обычные мужские ботинки.

Вечером дома я перебирал одежду и заметил, смотря в зеркало, что в спортивном костюме и в брюках у меня нет никаких неровностей в области ягодиц. И в последующем я, не унывая, ходил в школу, учился и так сильно надо мной больше не смеялись, но иногда кое-кто похихикивали за спиной и распространяли сплетни, и слухи о Саше Батурине.

Формальное и неформальное уважение к Саше Батурину ещё не было исчерпано среди учащихся в школе, но частенько он теперь начал встречать насмешки и ухмылки в свой адрес и очень переживал по этому поводу.

Я почти, как и раньше в свободное время общался с Мелковоровым и Бойчухой, мы курили, выпивали на квартирных посиделках, ходили на дискотеки, правда, край и предел для меня становились всё ближе и ближе, начинали появляться бессонные ночи, жизнь переполнялась беспокойством, что отрицательно сказывалось на учёбе в восьмом классе.

С Аликом Барбиджановым я практически уже не общался, но как-то, раз зимним вечером он зашёл ко мне домой и попросил дать ему посмотреть аудио-плеер, что он видел однажды в моей комнате. Я без всяких подозрений в адрес Алика показал ему плеер, находившийся в полном рабочем состоянии, но без наушников.

– Какай же он хороший! Саша.

– Да нормальный, правда, старенький уже.

Алик любовался плеером и приговаривал при этом, – Как же… как же мне хочется такой же, это очень нужная и полезная вещь.

– А ты Саша им пользуешься?

– Давненько не слушал, а что?

– Дай мне его на время.

– Зачем тебе плеер Алик?

– Пожалуйста, ну пожалуйста, я очень тебя прошу, одолжи мне его на время.

Алик говорил эти слова таким жалобным голосом со слёзно-просящим видом, что мне показалось ещё немного, и он заплачет. Мне стало жалко Алика, и чтобы он не расстраивался, я ответил ему, – Ну, если сильно надо, могу дать плеер на время.

– Да Саша! Пойдём ко мне домой, покажем плеер моему отцу.

– А для чего?

– Идём! Скорее идём Саша! Я всё по дороге объясню.

Поведение Алика, в данном случае, походило, я бы сказал на некое бешенство или помешательство и по доброте души, дабы Алик не бесновался, я быстро собрался, и мы с Аликом направились к его отцу, взяв с собой аудио-плеер.

По дороге до квартиры Барбиджановых Алик предложил мне продать ему плеер, я категорически возражал, не соглашаясь продавать аудио-плеер, хотя бы потому, что он был куплен моими родителями.

– Саша, ты подумай, он же тебе не нужен, а я всегда мечтал о таком плеере.

– Вот ты хочешь, чтобы твой отец через тебя купил у меня плеер, – сказал я.

– Да, хочу, продай, пожалуйста, умоляю тебя Саша.

Алик опять захныкал.

– Дело даже не в том, что плеер не мой, а моих родителей и продавать его некрасиво и неэтично с моей стороны, но и в том, что наши с тобой отцы встретятся на работе, и мой папа узнает, будто бы я продавал плеер из его дома тебе.

– Саша, мой отец старый склерозник, и он всегда всё забывает, отвёртку дома куда-нибудь положит, потом два дня её ищет, он всегда всё забывает, склерозник старый! И ничего он твоему папе про плеер не скажет, а я буду говорить, что плеер ты выиграл на соревнованиях по дзюдо и что он твой.

Слова Алика не убедили меня, и я хотел только ненадолго в пользование дать ему плеер, тем временем мы уже подошли к квартире Барбиджановых, где в дверях стоял отец Алика.

– Папа, Саша плеер продаёт, давай купим!

Алик держал в руках плеер из моего дома и назвал небольшую цену в денежном эквиваленте.

– Он его на соревнованиях выиграл, теперь продаёт, давай купим!

Я хотел было сказать, что ничего я не продаю, и Алик врёт, но отец Алика сразу и резко ответил Алику, что у них есть магнитофон и никаких аудио-плееров им не надо.

Саша Батурин забрал у Алика плеер и ничего не говоря, в досаде, ушёл к себе домой, а позднее, анализируя поведение Алика, я понял, что Алик пытался создать ситуацию с плеером, чтобы, как ему, думалось, отомстить Саше Батурину. За что? Ответ был очевиден. Ведь ещё не так давно Алик утащил у родителей приёмник «Вега» и продал его мне. Отец Алика узнал об этом и хорошо наказал сына. Видимо, исходя из этого Алик захотел доказать своим родителям, что Саша Батурин ни чем не лучше Алика и тоже может взять вещи из дома, и как Алик Барбиджанов продать их.

В школе наша параллель начала учиться во вторую смену и через несколько дней, как Алик бессовестно выставлял Сашу Батурина с аудио-плеером, я узнал от ребят, что Барбиджанов, как и прежде, задирается на учащихся, и что хулиган по прозвищу Ларик хочет его проучить.

Ларик подошёл ко мне, мы поздоровались.

– Слушай Саня, Барбиджан уже давно всех достал.

– Да, этакое подлое создание – сыночек завуча.

– Я ему подраться предложил со мной, чтобы он хоть как-то ответил за оклеветанных им и подставленных пацанов.

– И что?

– Барбиджан согласился, говоря, что изуродует меня в драке так, что мало не покажется… Я ему за всё отомщу, вечером после уроков вашей смены.

– Будь осторожен, несмотря на то, что Алик по возрасту старше тебя, он наверняка, как обычно, захочет убежать и проблем только наделать с помощью мамы – завуча.

– А я нисколько не боюсь! Мне все равно. Сегодня в пять тридцать хапнет горя Барбиджан!

На перемене в этот же день я увидел Алика и спросил его, вправду ли он собирается сегодня драться с Лариком, на что Алик с величавым видом твердил, – Да я буду Ларика избивать! Но после уроков.

Когда уроки закончились, и Барбиджанов с Лариком должны были идти драться, в школу пришёл отец Алика. Он схватил каких-то двух старшеклассников, сидящих на лавочке у школьной раздевалки, и повёл их в учительскую. Увидев это, я разыскал в школе Алика.

– Зачем ты нажаловался отцу и позвал его в школу?

В ответ на мой вопрос Алик молчал. Ларик и другие ребята подошли к нам.

Я вновь спросил Барбиджанова, опередив Ларика, – Ты будешь драться?

– Нет, не буду, – вымолвил Барбиджанов и начал пятиться по направлению к учительской.

– А зачем обещал и выделывался? Трус! Подлый трус! – сказал я и не больно, а скорее для обозначения слегка пнул Алика.

В слезах Алик убежал в учительскую, а на следующий день во время уроков Сашу Батурина вызвали к завучу Барбиджановой.

IX

Рахиль Валентиновна сидела за столом индивидуального кабинета завуча и предложила мне присесть в мягкое кресло. Сама она уселась рядом со мной на точно такое же шикарное и удобное мебельное сидение.

– Саша, хорошо, что ты пришёл.

– А разве мог я не прийти?

– Я позвала тебя для разговора. Для вас, для ребят Алик стукач, а ты бы представил на мгновение, как тяжело ему живётся.

– Я вам так скажу, что Алика без повода никто и никогда не трогал, он, как правило, сам на всех задирается, а потом прикрывается вами, да в кусты убегает.

– Саша ты никто! Слышишь никто! Ты вообще никто!

Я не стал отвечать колкостью на унизительные слова Рахили Валентиновны в мой адрес, а она продолжала,

– Поверь, что я жизнь любого из этой школы могу сделать невыносимой, невыносимой и мучительной!

Барбижданова улыбнулась, зная, что при произношении шипящих звуков у Саши Батурина поднимается верхняя губа. Подосланная змея даёт о себе знать физическому телу Батурина, – с радостью думала она.

– Ты болен Саша! Слышишь болен! И я хотела рекомендовать Елене Михайловне показать тебя психиатру.

Я промолчал. Рахиль Валентиновна и дальше стала унижать и оскорблять меня, вдруг она заревела и всю её затрясло.

Мне подумалось, что у Барбиджановой начались истерические припадки, тем более что в школе многие говорили, якобы, она временами болеет и уже не раз ложилась в клинику для душевнобольных на лечение.

Саша Батурин, сострадательно, сочувствуя Рахиле Валентиновне и не желая увеличивать её расстройство, вежливо ушёл, сказал до свидания и отправился на урок литературы.

Я хорошо понимал, что теперь завуч – Барбиджанова будет стараться досадить мне, делая различные гадости на территории школы как сама, так и с помощью преподавательского состава, что находился практически весь под её полным влиянием. Надо быть осторожнее и не давать повода для различного рода негативных склонений имени Саши Батурина, – думал я. Но теория и правильное, примерное поведение это одно, а практика жизни, к сожалению, не всегда её подтверждает, бывая зачастую местами необъяснимой и непредсказуемой.

Ближе к концу января мне исполнялось четырнадцать лет. И очень хотелось отметить день рождения в кругу друзей. За друзей, прежде всего, я тогда считал Мелковорова и Бойчуху. Хома предложил мне посидеть у него дома перед учебным днём, исходя из того что мы учились во вторую смену это было актуально. Я попросил у мамы денег на газировку и печенье, чтобы угостить друзей по случаю моего дня рождения. И часа за три до начала уроков мы купили с Бойчухой водки, газировку и пришли домой к Хоме. Мы сидели, курили и выпивали, я принимал поздравления, а чуть позднее к нам присоединился Пеша Зиндалин.

Время подходило к началу уроков.

Вся компания из четырёх человек была в слегка одурманенном состоянии от алкоголя.

– Саша, зачем нам сегодня идти в школу? Давайте не пойдём, – сказал Хома.

– Да, можно не ходить, – вымолвил Пеша.

– Ты пойдёшь на уроки? – Спросил Мелковоров Бойчуху.

Бойчуха боялся, что если он прогуляет учебный день в школе, то наш классный руководитель нажалуется его родителям, и так как Бойчуха пытался быть учеником примерного поведения в глазах окружающих, он не поддался на уговоры Мелковорова прогулять в тот день уроки и оправился в школу.

Я же с Пешой и Мелковоровым продолжали употреблять спиртные напитки запас коих уже завершался.

Прошло около получаса, в прихожей раздался звонок.

Мы с Хомой открыли двери и увидели Сережу Кустикова с его другом по стакану Петиным. Кустиков и Петин перед школой уже частенько попивали пиво. И в этот раз после пропущенных нескольких бутылочек пива на улице возле школы встретили Бойчуху, он рассказал им про моё день рождение и местонахождение Хомы, Пеши и меня, пригласив их к нам. Зачем Бойчуха позвал Петина и Кустикова на наше вместо учебное мероприятие, ведь его самого там уже не было? Наверное, только потому, что хотел казаться многим в классе лучше всех, как перед ребятами, так и перед учителями, думая пусть они все пьянствуют, а я на их фоне буду очень даже неплохо выглядеть.

Мы посадили Петина и Кустикова за стол, правда вся выпивка к их приходу закончилась. Видя это, Кустиков достал деньги из кармана.

– Вот Саша, это моя сдача, я сегодня отдавал печатать фотографии, и у меня осталась сдача.

– И чего? – Ответил я Кустикову.

Серёжа утверждал, что на его сдачу надо купить водки, а если кто-либо спросит, то Саша Батурин должен будет сказать, что Кустиков подарил Саше деньги на день рождения ту самую сдачу с фотографий. Я особо не возражал, Пеша сбегал в магазин, принёс водку, впятером мы выпили по рюмочке. Всем курить в небольшой квартире Мелковорова Хома не разрешал, Кустиков с Петиным и Пешой ушли покурить на лестничную площадку. Я же с Хомой закурили в квартире, и опять раздался дверной звонок.

– Кого ещё там чёрт несёт? Хома ты кого-то ждёшь?

– Да это эти олухи чего-нибудь забыли.

– Пойду, открою, да так, чтоб больше неповадно было забывать сигареты с зажигалками, – сказал я Хоме и подошёл к входной двери.

– Кто там?! – Грозно крикнул я басом.

– Х-х-х-… озяин, – неуверенно ответил мужской голос.

Я поглядел в дверной глазок.

– Хома у тебя батя пришёл.

– Да не гони Саня, он только через два дня должен приехать.

– Иди, сам открывай.

Хома открыл дверь, я поздоровался с его отцом и, понимая, что далее оставаться у Мелковоровых неэтично, мы с Хомой вышли на лестничную площадку, где увидели валяющегося без сознания Серёжу Кустикова. Пеша рассказал, что Кустиков лишь два раза затянулся табачным дымком и сразу упал. Мы все надели верхнюю одежду с зимней обувью и понесли Серёжу к нему домой. Необходимо передать Кустикова его родителям, – думал я, волоча Серёжу по тридцатиградусному морозу, а Петин тем временем бесшумно убежал никому ничего не сказав, остались только я, Мелковоров и Зиндалин, да самостоятельно не стоявший на ногах Серёжа.

Дорога к дому Кустиковых проходила мимо школы. В тот день, когда мы с Мелковоровым и Пешой тащили перепившего товарища, под окнами учительской нас заметили преподаватели. Алевтина Юрьевна Пономарёвская – завуч по воспитательной работе среди учащихся с подачи Барбиджановой молниеносно сделала вывод, что мы избили Серёжу и куда-то его несём. Пономарёвская отправила вослед нам хулигана по кличке Татарин, чтобы он остановил изверга Батурина в устроенной Сашей сегодня кровожадной драке и вернул всех в школу. Татарин бегом догнал меня и ребят, я с ним поговорил, и он сказал, что проинформирует Пономарёвскую будто бы не смог добежать до нас, и мы скрылись из его поля зрения. Когда до квартиры Кустикова оставалось буквально двести-триста метров Хома начал пытаться убедить меня в том, что Серёжу нужно оставить под дверью его жилища, затем позвонить в дверной звонок и убежать.

– Хома, а зачем убегать? Принесём его и сдадим родителям.

– Саша, ты подумай, нас же заругают.

– А если убежим? Думаешь, лучше будет.

– Конечно, никто же не узнает тогда, что мы выпивали у меня дома.

Эти слова Хомы воспринимались мной крайне неубедительно, но я понимал, что Мелковоров очень не хотел, чтобы кто-либо узнал, про пьянство устроенное им в квартире его родителей.

– Ладно, Хома, если дверь откроют и Серёжу заберут с лестничной площадки его отец или мать, то мы не станем им показываться.

Мы принесли Кустикова к дверям квартиры, где он жил, аккуратно положили на пол, позвонили в звонок, дверь начала открываться, и Серёжу забрала его мать, а мы с Мелковоровым и Пешой остались незамеченными ей.

Вечером мне домой звонила, завуч Пономарёвская и говорили моей матери, что якобы я устраивал днём драку возле школы, где до потери сознания избили Серёжу Кустикова. Я сказал маме, что это не правда и скорее всего непристойные информационные происки Барбиджановой, мечтающей унизить Сашу Батурина перед его окружающими людьми.

Проспавшийся Серёжа Кустиков протрезвел и стал говорить своим родителям, что его били, качали алкоголем, и что он ничего не помнит. Его мать вызвала полицию, Сережу свозили на медицинскую экспертизу, и она опровергла следы каких-либо физических побоев, подтвердив лишь достаточное алкогольное опьянение.

В следующий день Серёжа рассказал полицейским, что выпивал в компании сверстников и очень не хотел пить алкоголь, но Батурин его заставил и силой забрал его деньги – сдачу с фотографий. К этим показаниям по просьбе Барбиджановой и её сына Алика приплюсовали слова Серёжи о том, что он очень сильно боится Сашу Батурина, Петин также добавил, будто бы его вообще тошнит от запаха спиртного, и если бы Саша не заставлял, то Петин никогда бы не попробовал алкоголь.

Зачем Петин и Кустиков врали в данном случае? Наверно потому, что испугались и боялись честно признаться, что уже не первый раз прогуливают уроки и выпивают, решив оклеветать Батурина, что он принуждает их употреблять спиртное, прогуливать учебные занятия, а то, что Кустиков сказал про сдачу лежит вне рамок совести и элементарной порядочности Серёжи. Точно так же как и то, что Петин и Кустиков боятся Батурина. Они клеветали на меня забыв обмолвиться словом, о том, что всегда хотели дружить с Сашей. И ещё недавно Батурин заступался за Кустикова перед его обидчиком по просьбе Серёжи, не говоря о том, что Кустиков регулярно заходит за Сашей и зовёт гулять, как и было, к примеру, в минувшие выходные дни.

Этим же учебным днём меня и Мелковорова со строевой подготовки урока основ безопасности жизнедеятельности вызвали к директору школы.

Барбиджанова с учителями, на коих практически всегда оказывала колоссальное влияние, на протяжении двух недель дёргала меня с уроков в кабинет директора школы и унизительно требовала признать, что я держу в страхе всех ребят в классе и не только. Будто бы я забрал деньги у Кустикова, а ещё устраиваю гладиаторские бои средь учащихся и заставляю пить сверстников алкоголь, и вообще, что я просто очень кровожадный изверг.

Помимо этого мать Кустикова, Бойчухи, Петина, Мелковорова, Пеши и мою вызывали в школу, и перед ними Рахиль Валентиновна закатывала свои циничные концерты, где выставляла Сашу Батурина психически нездоровым подростком.

X

После надуманного инцидента с моим днём рождения многие учителя в школе, наверное, желая выслужиться перед завучем Рахилью Валентиновной и угодить ей, что она приветствовала и одобряла, порою требуя от них, если они и дальше хотели работать в этой школе, стали пытаться укусить меня либо как-то высмеять перед классом, опозорить, упрекнуть или как минимум оскорбить в учебном процессе на уроках.

Помню, только что начавшая работать в школе преподаватель биологии по фамилии Губастая вела у нашего класса урок, она меня не то чтобы не знала, а вообще первый раз видела, как и я её. Губастая стала говорить, всем в классе на уроке, что Батурин подлый, бессовестный человек, высокомерный хам, и что она с удовольствием выгнала бы меня с урока, но боится, что если со мной что-нибудь случится во время её учебного занятия, то Губастую могут привлечь к ответственности. Поэтому она не будет удалять Батурина с урока. Чуть позднее к ней пришла преподаватель химии Авакумова, и они вдвоём продолжили свои унижения и оскорбления в мой адрес перед всеми присутствующими учащимися.

Ещё, к примеру, на уроке алгебры преподаватель Мансурова, с ехидным и надменным видом говорила мне, – Ты позоришь не только себя, но и всю свою фамилию! Подобные реплики учителей повторялись всё чаще, а ещё завуч по воспитательной работе Пономарёвская и Барбиджанова устроили нашему классу встречи с психологом, наверняка, для того чтобы внушить Саше страх, боязнь, неуверенность в себе и пошатнуть его психическое состояние здоровья.

Батурин же учился, успевал не ниже пределов нормы по предметам и, конечно же, в свободное время продолжал писать стихи, и как ему думалось песни, твёрдо решив со следующего учебного года пойти в музыкальный кружок, дабы научиться игре на гитаре.

Наступила вторая половина февраля учебного года восьмого класса. Вульфа я уже давно не видел, не общался с ним и нисколько не переживал по этому поводу. Всё было казалось бы хорошо, мирно, тихо и перспективно, правда, иногда я стал испытывать неуёмное нахлынувшее времена чувство тревоги, частенько беспокойно спал по ночам и продолжал думать, мечтать о Фае Малопузовой, как о идеале красоты противоположного пола, одна только мысль о её образе будоражила Сашу Батурина и добавляла будто бы керосина в уже пылающий в его груди огонь симпатии к ней. Но этот февраль нёс в себе не только радость и перспективу. С Хомой Мелковоровым, Ниной Щербаковской и ещё пятью-шестью ребятами из класса мы записались во внеурочное время на посещения платных курсов по информатике, наши родители заплатили за своих детей деньги, и мы ходили, занимались на компьютерных курсах в утреннее время, потому что всё также учились в школе во вторую смену.

В этом месяце нервы мои стремительно натягивались словно тетива лука или арбалета перед выпуском стрелы. Утром, собираясь на курсы по информатике, я думал, – А может сегодня не ходить? Я уже настолько нуждался в покое и отдыхе, что часто просто хотел посидеть или полежать в одиночестве и тишине, врачуя тем самым своё состояние предкрайности, но хорошо знал, что за курсы были заплачены деньги и регулярно посещал их, как и занятия в школе. И вот вдруг я начал попадать в напряжённость. Казалось, будто бы это делает кто-то извне и не имеет ни ко мне, ни к окружающим меня никакого отношения. Что это такое? Почему так происходит? Я не знал и не понимал, но напряжённость эта доходила до того, что я не мог смотреть в сторону рядом стоящих или сидящих вокруг меня людей и даже просто говорить с ними. Начался твориться настоящий ужас и кошмар для Саши Батурина, и самое страшное было в том, что он был абсолютно бессилен превозмочь эту напряжённость, заставляющую его страдать, но помимо этого походка Батурина времена становилась безобразной, а верхняя его губа теперь уже очень сильно поднималась при произношении шипящих звуков. От Саши стали отворачиваться сверстники, он стремительно терял уважение и авторитет в школе, да и вообще среди всех, кто его уважал. А те, из ребят, кто буквально вчера заискивали перед ним, ныне смеялись и хихикали над Сашей, плевали в его сторону и распускали различные сплетни про Батурина, представительницы противоположного пола теперь, как Саша мог не раз замечать, относились уже к нему с холодком и прохладцей.

Каждый день, несмотря, на состояния крайности и напряжённости я находил в себе силы ходить в школу и учиться, всё больше и больше надеясь на поддержку и помощь бога. Для меня стало абсолютно верным изречение, – Дойдя до края и предела последней черты, все мы обращаемся к господу и верим, что нам помогут. У Саши был образ спасителя и одна из молитв, к сожалению, в неполном её содержании, и он регулярно читал её перед тем, как выходил на улицу. Спокойствие сил Батурина молниеносно иссякало, а нервенный запас всё больше давал знать о своём минимуме. Друзья Саши Хома и Бойчуха тоже похихикивали над Батуриным, но исходя из прежнего его авторитета, всеобщего уважения, что растворялись на глазах и оставались лишь кое у кого в памяти, посещали вместе с ним дискотеки. На дискотеках в выходные дни я видел и понимал, что мне становится трудно удерживать лидерство в неформальных общениях и даже в танцах, в отчаянии, находясь в дискотечном зале, я приседал на мебельный пуфик и смотрел на танцующих окружающих из темноты, где практически меня не было видно. Фая Малопузова тоже посещала эти дискотеки и пускалась в пляс, казалось бы, не обращая на Сашу внимания, но похоже, что в душе по старой памяти всё же симпатизировала мне. Я мечтал к ней подойти и познакомиться, но в тех эмоциональных состояниях и физической форме сделать это и не опозориться было очень сложно и практически нереально, и дело было не в каких-либо комплексах Батурина, а просто в его безобразном внешнем виде и испытываемой им уже повседневно напряжённости. Саша смотрел на Фаю всё чаще, а когда она танцевала в хороводе подруг, не сводил с неё глаз. Фая и её подруги заметили, что Малопузова частенько попадает в поле зрения подростка Батурина и, наверное, не понимали, почему он всё смотрит и смотрит, а подойти, хотя бы завести разговор не решается.

Очень трудно было Батурину, и только мысль о возможной взаимной любви с Малопузовой грела его и питала в нём силы жизни.

Весенний месяц март сменил апрель, а в мае месяце во дворце культуры, где проходили дискотеки, было объявлено, что скоро состоится последняя дискотека и до осени их больше не будет. – Это мой шанс! Быть может один из последних шанс подойти и познакомиться с Фаей, – думал Саша Батурин, правда, он замечал, что за Малопузовой ухаживает её сверстник, и она временами с ним гуляет.

В тот день, когда до дискотеки оставалось несколько часов, Хома позвал меня в центр города на квартиру своего друга, где собиралась шумная компания из ребят и девчат для выпивки и разговоров, а также потенциальных занятий сексом. Саша не желал ехать с Хомой, всей душой мечтая оказаться на дискотеке, но знал, что Бой-чуха в этот день на дискотеку не пойдёт, и одному идти во дворец культуры Батурину представлялось крайне неловким и, быть может, даже невыносимым без подстраховочного дружеского плеча. Хома всё убеждал Сашу, – Поехали со мной! Интересно там! Зачем тебе эта дурная дискотека? И вспомнив, что вчера вечером Фая из соседнего подъезда обнималась со своим новоиспечённым другом прямо на глазах у Саши. Батурин махнул рукой и поехал с Мелковоровым на посиделки к людям, коих ещё ни разу не видел и даже не слышал, забыв о том, что накануне предстоящей дискотеки весь его подъезд был изрисован губной помадой – красными сердечками с надписями: «Я тебя люблю!» Когда Саша первый раз увидел эти рисунки и надписи, ему хотелось думать, что это для него сделала Фая, как намёк на предстоящее знакомство, но, конечно же, не знал этого точно, потому что в подъезде было много квартир и надписи с рисунками вполне могли не иметь к нему никакого отношения.

В квартире друга Хомы я познакомился с его другом и весёлой компанией, мы немножко выпивали, курили, в общем, хорошо проводили время, я вполне прилично вписался в этот круг общения. По истечению примерно полутора часика молодая девушка постарше Саши позвала его в ванну, понимая её намёки, Саша не мог ей отказать в физических ласках, но думал тогда только о Фае. Мы зашли в ванную комнату, она принялась целовать и обнимать меня. Но видно не суждено нам с ней было заняться сексом в тот день, потому как у неё начались месячные, и я, слегка, испачкал свои светлые брюки. Вернувшись за стол, Батурин выпил пару рюмок водки и твёрдо решил покинуть это общество, чтобы успеть к концу дискотеки, что полным ходом шла во дворце культуры. Попрощавшись с легкомысленной и необязательной компанией, я на автобусе приехал в родной микрорайон.

Батурин подошёл к входным дверям дворца, прекрасно понимая, что на дискотеку его не пустят, потому что у него нет входного билета. Билеты уже не продавали, а дискотека вот-вот должна была закончиться. У дверей стоял знакомый Саше старшеклассник с подругой Фаи Малопузовой.

– Ну чего Санёк, за девочками пришёл? – Сказал мне старшеклассник.

Я растерялся, они вдвоём смотрели на меня в упор.

– Да я сейчас из города приехал, сегодня уже отработался, – сказал я. И тут же подумал, – Зачем? Словно бестия мной завладела в тот миг.

При произнесённом слове сейчас, верхняя моя губа так оттопырилась и поднялась вверх, что они поглядели на меня будто бы я не от мира сего. Мне стало не по себе, вновь ударила ошеломляющая напряжённость, сущий ад продолжался. Я ещё подождал, но так и не встретил в тот день Фаю и в полноте разочарований отправился домой, где мои родители сообщили мне, что в новом учебном году, я, скорее всего, буду учиться в лицее в соседнем микрорайоне города.

XI

Перевестись в лицей из общеобразовательной школы оказалось не слишком просто. Во-первых, школа, где я закончил восемь классов, была далеко не самая лучшая не только в городе, но даже и в нашем районе, слабоватый преподавательский состав в ней никогда не являлся полностью укомплектованным, а иностранного языка в моём классе вообще не было как такового. Во-вторых, знания, что давали учащимся в этой школе, мягко говоря, оставляли желать лучшего, за исключением всего нескольких преподавателей профессионалов по математике, физике и черчению. Мне предстояло весь июнь ходить на курсы при лицее и сдавать вступительные экзамены для возможного зачисления в девятый класс учебного заведения, находящегося в соседнем микрорайоне.

На курсах Саша Батурин познакомился с костяком будущей группы предстоящего ему девятого класса. Он произвёл хорошее впечатление, приобрёл небольшую симпатию в глазах подростков, в том числе у противоположного пола. Девушка Лера приглашала его в гости в дом её родителей, правда, ненастойчиво и всё намёками, но Батурину становилось приятно от того, что он всё же не до конца утратил задатки лидера и хорошее отношение окружающих к нему. Домой с курсов Батурин ездил на автобусе с Васей Кузьмичёвым. Вася Кузьмичёв жил в соседнем доме от Батурина, до этого он учился в гимназии и вот теперь тоже собирался поступать в лицей. В обычный день по завершению курсов Саша и Вася на остановке ждали автобус. На Сашу вновь напало состояние крайности и предела, ему очень тяжело, стало стоять на остановке среди людей, хотелось убежать, уйти, да хоть сгинуть лишь бы прекратить это безудержное мучение, что раздирало душу и пробирало до костей. Вася начал говорить Саше, что их дома расположены на одной улице, и что визуально они знакомы уже давненько. Саша согласился с Васей, – А чего? Наш ведь микрорайон – это одна большая деревня, все каждого в лицо почти знают.

– Да знают, и болтают про многих иногда всякую чушь, – произнёс Вася.

– Ну, так это человеческий фактор, а без него ни в одном обществе не бывает, – ответил я.

– Да Саня, всё верно.

Короткий диалог Васи и Саши сменился презрительным взглядом Кузьмичёва в сторону Батурина. Опять Саша стал выглядеть словно чудовище, губа его верхняя поднималась при произношении шипящих звуков так, что ему казалось будто бы, видны у него зубы, всё это крайне омерзительно характеризовало Батурина перед Васей. Но Саша ещё всё же находил в себе силы в общениях с окружающими, а напряженность временами, как и в этот раз, становилась для него мучительно-невыносимой.

Приехал автобус, подростки сели в него и поехали. На одной из остановок зашёл знакомый Васи студент колледжа по прозвищу «Прыщ». Он был постарше, чем Кузьмичёв с Батуриным и смотрел на всех свысока.

Прыщ поздоровался с Васей и уселся на противоположно развёрнутое сидение перед Сашей и Васей.

– Вчера с мамой говорил, – сказал Прыщ.

– Со своей? – Спросил Кузьмичёв.

– Ну а с чьей же? Конечно с Валентиной Петровной. Она мне сказала, что у неё для меня две новости. Одна хорошая, вторая плохая. Плохая… а чёрт с ней, а вот хорошая, что права – водительское удостоверение мне уже сделали, завтра привезут.

Я почуял неодобрительный взгляд Прыща.

И тут же он крикнул глядя на Васю.

– Беспонтовый лох!

Кузьмичёв засмеялся, слегка стремясь угодить Прыщу. Батурин понимал, что эти слова выкрикнутые Прыщом направлены в его адрес. Саша всегда был горд и самодостаточен и никому никогда не давал спуска, для него не было важно старше ли его потенциальный неприятель или нет, он всегда и практически любого мог поставить на место и прижать к стенке, но вот уже почти полгода с февраля месяца с ним творилось неописуемое. Потерю уважения и авторитета Батурин воспринимал драматично, а появляющаяся время от времени напряжённость лишала его если не жизни, то опускала потихоньку на самое дно пренебрежений и презрений тех, кто вокруг. А подняться с этого дна с каждым днём становилось всё труднее.

Батурин встал с сидения, в этот момент автобус остановился, ему надо было выходить.

Саша вышел, не спросив с Прыща и не предъявив ему. Досада закралась в душу Саше, а Вася и Прыщ остались в автобусе и поехали дальше. Саша Батурин шёл и думал о том, как бы скорее оказаться дома в уединении и покое, чтобы прекратить этот прилюдный ад, испытываемый им, по дороге домой, совсем не думая о том, что Прыщ должен был ответить за выкрикнутые им слова.

Июньская жара давала о себе знать, в день, когда Саша Батурин собирался сдавать вступительный экзамен по физике, в небе не было ни облачка, солнце с самого утра грело раскалёнными лучами, ослепляя ярким светом и даже возможный ветерок, со своей освежающей прохладой, отсутствовали. Подросток собирался на учёбу и с восторгом надел новые дедовские полуботинки, подаренные ему родственниками. Дедовская обувь очень нравилась Саше, в ней было удобно и комфортно, при этом она всегда имела хороший и состоятельный вид. Нервы Батурина были натянуты. Завязывая шнурок у правого полуботинка, Саша в порыве отчаянья разорвал его, но аккуратно, расправив и завязав шнурок, отправился на сдачу экзамена.

На автобусной остановке время ожидания автобуса казалось вечностью для Саши и не потому, что автобус и вправду не приезжал дольше обычного, а потому что в груди Батурина вновь становилось тревожно до невыносимости, но деваться было некуда. И вот наконец-то приехал автобус, Саша, оказавшись в автобусе на сидении, закрыл глаза, чтобы хоть как-то сгладить своё напряжённое состояние. По истечению семи-восьми минут Батурин почувствовал, что автобус то резко спускается с горы, то быстро поднимается в гору. Странно, – подумал Саша. Ведь больших гор по дороге в лицей не имелось. – Что такое? Куда я еду! – Подумал Саша. Батурин открыл глаза и увидел через окна автобуса и справа, и слева густой лес. Какой это автобус? – Спросил незамедлительно я близ присутствующих, и, исходя из ответа кондуктора, понял, что он перепутал номер автобуса, уехав в ненужном ему направлении, правда, номера маршрута у этого автобуса на лобовом стекле вообще не было. Саша попросил водителя остановиться и вышел, очутившись посреди густых елей, благо дорога, где Батурин стоял, вела к дачам, он остановил попутку, и пенсионер абсолютно бесплатно, бескорыстно довёз его до города, после чего Батурин добрался в лицей и сдал вступительный экзамен на твёрдую четвёрку.

Вскоре по всем экзаменам при поступлении в лицей Батурин имел положительные оценки, но баллов для его зачисления в новое учебное заведение оказалось недостаточно. В лицее практиковали разные схемы по выуживанию денег из родителей учащихся, и семья Батуриных не являлась исключением. Родителям Саши предложили внести спонсорскую помощь в денежном эквиваленте, утверждая, что это разовая плата за поступление их сына в лицей.

Справедливости ради, надо отметить, что с многих родителей учащихся руководство лицея неформально получало временами денежные вознаграждения.

Начинался учебный год девятого класса. Мне предстояло учиться в лицее, и я надеялся, что всё будет хорошо, а музыкальные курсы по игре на гитаре пойдут на благо моим стихам, и что я вскоре смогу их петь под её сопровождение.

Но многое оказалось сложнее, чем мне думалось и хотелось…

XII

Начавшиеся сентябрьские дни девятого класса били напряжённостью и безудержным холодом, я вставал, шёл умываться, не чувствуя в себе не только жизненных сил, но и почву под ногами как будто кто-то вырывал у меня словно обыкновенный листок бумаги формата а четыре из-под нескольких книг. Нервы стали натянутыми до запредельного уровня и порою думалось, что я уже далеко зашёл за грань жизни, а смерть только ждёт момента, чтобы захапать мою душу, но всё чего-то не решается и выжидает, чтобы добавить мне страданий поглядывая иногда с ухмылкой, мол, всё равно некуда ты не денешься. Сущий ад творился, а состояние жизни манило в бесконечностях проявлений, но было очень трудно не то чтобы преумножить светлость и теплоту жизни и её порывов, но даже и просто удержать их. Как-то я пришёл домой из лицея и писал стих, дрожь пробирала до костей, а слёзы туманили взгляд, и первый раз появилось ощущение, что я пишу кровью, своей кровью как автор.

Сентябрь выдался сухим и по-осеннему солнечно-тёплым. Пожелтевшая, красноватая листва лежала на дорогах городских аллей, временами ветер кружил и чуть-чуть приподнимал её от земли. Сухая, золотая осень, когда до морозов ещё далеко, но и жары особой уже нет. Это было самое любимое время года Саши Батурина.

К концу первого учебного месяца во время уроков я выходил из стен учебного заведения и шёл в берёзовую рощу, близ спортивного стадиона, сидя там, на лавочке в уединении, задавался вопросом, – Что же такое происходит? Почему и зачем? Мне все эти мучения, что с февраля гложут меня и психически, и физически. Солнце улыбалось, но ответа на такие вопросы не было, лучше не становилось, страдания и переживания продолжались, словно кто-то регулярно примеряет на меня маску зверя в охоте на лис ещё только слегка подтравленного и не имеющего возможности скрыться от егерей. А егеря беспощадно, зная все возможные ходы потенциальной жертвы, идут по следу в предчувствии якобы возмездия и травят лиса всё сильнее.

В октябре я не выдержал и, уйдя с уроков, пришёл домой.

Дверь открыла моя мать.

– Саша, почему ты домой пришёл? Что случилось?

– Знаешь мама, я очень плохо себя чувствую, мне трудно, тяжело и невыносимо… В мою сторону многие плюют, надо мной все смеются, но главное мне кажется, что кто-то поиздевался и продолжает издеваться над твоим сыном.

– Ничего не пойму, – ответила Елена Михайловна.

– Веди меня к психиатру! Может хоть там, мне помогут.

Два-три дня после короткого диалога с матерью я пролежал дома, практически не вставая с постели. И вот собравши силы, в полные четырнадцать лет, явился в психиатрическую лечебницу на приём к психотерапевту. Врач сначала переговорил с матерью, а потом пригласил меня.

– Как вас зовут?

– Саша Батурин.

– Очень хорошо. Так в чём же проблема?

– Мне кажется, что кто-то издевался и продолжает издеваться надо мной.

– А женские ноги тебе Сашенька нравятся?

– Естественно.

Врач сделал небольшую паузу и вымолвил, – Многое в этой истории не сходится Саша.

Я не хотел уходить из кабинета психотерапевта в надежде, что мне помогут, но меня отправили домой, и врач не стал больше со мной говорить.

Следующими днями мои родители настаивали, чтобы я больше не пропускал уроки в лицее, потому что могу отстать от учебной программы, а догонять её будет сложно. Как подросток я не мог ослушаться родителей и в ближайший понедельник вновь поехал на учёбу в лицей.

XIII

Наступившим учебным днём я увидел лёгкое чувство волнения на лицах практически всех окружающих меня взрослых людей преподавателей лицея. Начался урок физики, учитель чётко и внятно объясняя материал урока, вдруг, резко отклонился от темы, поглядел на Сашу Батурина и сказал, – всякое конечно бывает в жизни, но вам необходимо будет объясниться и чем раньше, тем лучше. Ничего не понимая, я смотрел на него, обычно я сидел не за последней партой на уроках, а за предпоследней, но в данный момент совершенно случайно, как мне думалось, моё учебное место располагалось на второй-третьей парте. Потому что урок был спаренным с параллельным классом и за одной двухместной партой сидели по три-четыре человека. Преподаватель физики подошёл к окну, поглядел в него, будто бы выискивая кого-то взглядом, стукнул ладонью по подоконнику и сказал, – Это уже не смешно! Чёрт побери.

За своей спиной я услышал шмыганье носами, складывалось такое впечатление, как будто меня проверяют на безумие и больше половины класса чуть не плачут, потому что я молчу и никак не реагирую на слова физика. А учитель вновь продолжил говорить какую-то белиберду, не связанную с темой урока. Я хотел закричать, – Стойте! Стойте! Я же всё слышу. Что тут происходит? И зачем эти непонятные речи преподавателя, для чего вообще это надо? Вновь с задних парт доносилось почти слёзное хлюпанье моих сверстников, но я молчал, и хотелось думать, что это только разовое явление, но в дальнейшем оказалось всё ещё хуже.

Несколько недель продлились в режиме, где Саши Батурину словно вмешивался кто-то в сознание и преподаватели на уроках временами вели себя, примерно как учитель физики в первый день учёбы Батурина после обращения им в институт психиатрической помощи. Саша ничего не понимал, он думал, – Да было тяжело, невыносимо, напряжённость давила меня и психически, и физически, но сейчас начался твориться полный беспредел, вынести такое невозможно, меня же с ума сводят такими штучками и приёмчиками, зачем? И кому это надо? А ответов и понимания не было. Родители мои требовали, чтобы я ходил на учёбу, и не верили мне, когда я пытался объяснить им своё восприятие происходящего в стенах лицея. И деваться Саши Батурину было абсолютно некуда, он продолжал ходить на учёбу и пытался учиться, хорошо понимая, что долго не выдержит устраиваемых фокусов над ним, правда, помыслы его были чистыми и светлыми, а образ Фаи Малопузовой не давал ему покоя ни днём, ни ночью.

Этой же осенью я два-три раза сходил на курсы игры на гитаре, преподаватель женщина почтенного возраста отнеслась ко мне как к неадекватному человеку и не хотела меня учить. Она показала мне простенький этюд, я его разучил и играл. Всё эта учительница навязывала Саше фразу, – А ты баты шли солдаты, а ты баты на Восток! И всем своим поведением и отношением преподаватель музыки показывала Батурину, что ему не стоит у неё заниматься. В тисках происходящих событий Саше было совсем не до музыки, и он перестал ходить на курсы игры на гитаре, конечно же, как и в другой любой учёбе, если не всё зависит от преподавателя в обучении, то очень многое и определяющее для учащегося у него человека.

В лицее на уроке литературы мы проходили произведение Данте Алигьери «Ад» и когда разбирали, что держит главного героя в этом мире среди людей, напрашивался вывод, что это любовь, любовь к женщине. В этот же миг Саша словно загорелся, и ему очень сильно захотелось жить. Он по юности детской думал, что влюблён в Фаю и искренне надеялся на ответную взаимность Малопузовой, закрывая глаза на то, что она давно дружит и гуляет с другим парнем. Фокусы с Батуриным в лицее продолжались, и он уговорил родителей перевести его обратно в школу, где закончил восемь классов. Саша думал что, несмотря на множество злопыхателей и недоброжелателей касательно него в школе родного микрорайона, прежде всего завуча Барбиджановой, хуже уже, чем в лицее быть не может и хотел думать, что в общеобразовательной школе наконец-то перестанут донимать его психически и вмешиваться ему в сознание.